Vanitas

Глава 16. Вылазка

В выходной день сразу после завтрака Люция переоделась в охотничий костюм, взяла лошадь и направилась в город через главные ворота.

У неё было разрешение Изы и полученный от неё же пропуск с подписью камердинера. Не передать словами, какое это удовольствие — не прятаться по кустам и не бояться быть пойманной с поличным, ехать рысцой по центральной дорожке, с гордо поднятой головой.

Конечно, Люция могла бы сбежать через потайной лаз в стене, который ей показал герцог и через который ей уже доводилось ускользать, но девушка опасалась выдать свои знания о скрытых ходах соглядатаям первого принца. А ещё, дело ей предстоит времязатратное: на полдня, а то и на весь. Изабель наверняка бы заметила «исчезновение» дочери и подняла панику на весь замок.

Началось бы прочёсывание комнат и территорий, которое не принесло бы плодов. После такого любые оправдания внезапно объявившейся блудной дочери прозвучат не убедительно и подозрительно.

А подозрения — это последнее, что ей сейчас нужно.

Потому Люция отпросилась в город под благовидным предлогом покупки подарков на Самайн.

Первые три часа она честно занималась этим на крупном столичном базаре. Осматривала товары в лавках, раздумывала, что порадует домочадцев, прикидывала, считала. Себя тоже подарком не обделила: прикупила набедренную портупею, которую могла носить под платьем и не бояться, что кинжал из близара выпадет из-под юбки в самый неподходящий момент.

Благо статэры у неё теперь водились и в серебре, и в золоте: герцог платил за службу не только уроками магии.

А недавно Люция вовсе обнаружила у себя на кровати крупный мешок монет и записку от неизвестного:

«Он мой! — гласило послание. — Даже не думай лезть к нему, мерзавка! Иначе однажды не проснёшься».

Что ж… Люция дурой не была и сразу смекнула откуда ноги «тайного мецената» растут. Из коронованной пятой точки неблаговерной супруги.

Похихикала немножко: вспомнила, как упрекала Сесиль за то, что та не попыталась откупиться от пассии брата деньгами, а сразу перешла к угрозам — но мзду взяла. А чего добру пропадать? У них с герцогом лишь деловые отношения, да разве ж ревнивице объяснишь?

Так что Люция теперь зажиточная горожанка, а не нищая приживалка.

В итоге Изе она купила красивые серебряные серьги-висюльки с сапфирами, а брату мизерикорд. Не из близара, конечно (из него только под заказ куют и цены на материал кусачие), но тоже неплохой. Изящный, лаконичный, из необычной тёмной стали, без финтифлюшек и ненужных каменьев на ножнах. Смертоносность возведённая в искусство.

Торговец уверял, что сделано сие творение в Гномьих горах, из какой-то новой, экспериментальной руды, и потому клинок обладает особыми свойствами, и…

Дальше Люция не вслушивалась, да и не особо мужику верила. Чего люди только не придумают, чтоб выгоднее продать свой товар!

Торговались до хрипа, и всё же Люц, скрипя зубами, выложила за подарок кругленькую сумму.

Во время прогулки по многолюдному рынку она ни на секунду не забывала о своей конечной цели и отмечала, кто из прохожих мог оказаться шпионами Кейрана, приставленными к ней.

Как говорится, если у вас мания преследования — это ещё не значит, что за вами не следят.

Особых результатов поиски украдкой не принесли, но расслабляться или менять свои планы Люция не собиралась.

Ближе к обеду она направилась в таверну, где оставила в стойле свою лошадь. Заказала покушать, всё ещё стреляя глазками по невзрачным лицам посетителей, особенно тех, что входил в зал после неё, подозвала подавальщика и выспросила, где находится «Дом Цветов».

Сначала парнишка отнекивался, говорил — не знает, пыхтел, ссылался на занятость, но серебрушка развязала ему язык. Запинаясь да краснея, как невинная девица в мужской бане, он поведал, как пройти к искомому заведению.

Люция так и не поняла, почему на вопрос о цветочной лавке получила столь странную реакцию.

Ведь это же цветочная лавка, да?

Народ прибывал в таверну. Неспешно поев, чтоб соглядатаи успели расслабить булки и потерять бдительность, Люция расплатилась и улизнула в конюшню, оттуда — на задний двор, пробежала мимо туалетных кабинок и через забор выбралась на улицу.

Никем не замеченная, она скользнула в лабиринт узких улочек и короткими перебежками двинулась по адресу.

Строение, к которому она явилась, не было цветочным магазином. Хотя, если женщин считать цветами жизни…

— Тьфу ты!.. — сплюнула девушка и с досадой сжала кулаки.

На фасаде большого дома похожего на таверну из красного дерева и темного кирпича красовалась огромная яркая вывеска «Дом Цветов», а под козырьком крыши у двустворчатых дверей висели пока незажжённые алые фонари.

М-да. В таких местах Люция ещё не бывала и надеялась никогда не побывать. Насколько безопасно одинокой девушке туда заходить? Вербуют ли в «кокотки» прямо с порога? Или сначала опаивают, похищают, запирают в комнате, угрозами заставляют работать и удерживают в здании силой?

А ведь, случись что, её даже не подумают искать здесь. Может, стоило взять с собой на хвосте прислужников Кейрана?

Люция мотнула головой, отгоняя бредовые идеи, стиснула зубы и решительно толкнула створки.

— Мы ещё закрыты! — тут же донеслось от барной стойки возле небольшой сцены в конце зала.

— Я по делу! — крикнула Люция и с интересом да опаской осмотрелась.

Внутри оказалось сумрачно, просторно, прилично и чисто, как в дорогой таверне. Два этажа, две лестницы справа и слева, ведущие в гостевые комнаты. Крепкая мебель из лакированного дерева, многочисленные круглые столики, стулья с бордовой обивкой на сидушке и спинке, багровые гардины на окнах, под потолком — люстра с хрустальными висюльками.

Свет не горит, но всё в зале в каких-то теплых тонах, от чего создается иллюзия уюта. И пахнет моющим раствором с нотками лимона и кедра, а не как обычно в едальнях — жжёным луком, горелым салом и сивухой.

— И что привело вас, юная несса? — спросила женщина у бара. Она разгружала ящики с бутылками, какие-то сосуды ставила на стеллаж позади себя, какие-то расставляла под стойкой. Когда Люц остановилась передней ней, дама отложила дела, выгнула подкрашенную смоляную бровь, прошлась по девушке оценивающим взглядом и выдала: — Ищешь работу?

— Что? — осипла Люц. — Нет! Боги, нет! У меня послание для Ирис!

— Да не истери ты! — хрипло рассмеялась кокотка неопределённого возраста. — Не скрутим мы тебя насильно. Хотя ты симпатичная. Есть у нас богатый лэрик, который чернявых любит. Да мало их. Сам он тоже чернявый и красиииивый, платит щедро. Не передумаешь?

— Несссссса, — гневно засопела фарси.

— Ну что ты над девочкой глумишься, Астра? — из подсобки вышла искомая Ирис, у Люц точно камень с души упал. — Не видишь что ли, как покраснела? Она невинная совсем.

Астра фыркнула, насмешливо блеснула глазками и шепнула доверительно:

— Так такие дороже продаются.

— Вот охальница! — замахнулась полотенцем Ирис и хулиганку, как ветром сдуло, только хохот её ещё отражался от стен. Рыжеволосая тяжело вздохнула, подбоченилась и обратила всё внимание на «посланницу»: — Так что у тебя, прислужница нелюдя?

Люц с лёгким сожалением поняла — шутки кончились. Пришло время разыграть партию, и делать сие аккуратно.

— Я к вам с ответом, — сказала и вытащила из-за пазухи знакомый им обоим мешочек с монетами. Положила на стойку. — Господин выслушал вашу просьбу… — пауза. — И менять ничего не собирается. Возьмите деньги.

— Да пошёл он к Тырху! — ожидаемо взъярилась женщина. — Пусть подавится своими подачками. Не нужны они нам! Они не вернут жизнь! Эмилии только хуже становится! Пусть забудет уже сюда дорогу!

— Но почему? — забросила удочку Люция. — Не думаю, что вы шикуете. В вашем, да в любом, положении деньги лишними не бывают.

— Думаешь, деньги не пахнут? Думаешь, если я продаю тело, то и совесть заодно? — она зло усмехнулась и с силой мотнула головой. — Он пытается откупиться. Искупить грехи статэрами. Но это не возможно! А я не хочу, принимая его кровавую дань, давать ему даже иллюзию прощения. Хватит. — Она закусила губу и отвела взор. — С меня хватит.

Девушка хмыкнула.

— Совесть замучила?

Ирис промолчала.

— Что он сделал? — Люц с интересом подалась вперед. — Кто такая Эмилия?

Но женщину, как водой холодной окатило. Она вздернула подбородок, скрестила руки на груди и подозрительно сощурилась.

— Почему ты спрашиваешь, девочка? Твой предшественник ни о чем не спрашивал. Либо знал, либо благоразумно не совал нос в дела господина. Не боишься, что он прознает о твоем интересе и накажет? Так накажет, что родная мать тело в канаве не опознает.

— Не боюсь, — уверенно солгала Люция. У неё ледяной пот градом катился по спине, а в горле пересохло.

Она с самого начала знала, чем грозит ей сотрудничество с герцогом против Кейрана, поздно трястись осиновым листком и падать в обморок.

Но… разве ж страх поддаётся доводам разума? А инстинкт самосохранения? Увы и ах!

— Не боюсь, — повторила, убеждая себя. Подняла решительный взор. — И мне казалось — вы тоже не боитесь. Чуть ли не всему свету готовы поведать о прегрешениях первого принца.

— Я-то готова, — передернула плечами Ирис. — Мне нечего терять. Да только «свет» не готов услышать правду. Мне никто не поверит. А даже если ты поверишь, что толку? Ты слуга Кейрана и приносила ему клятву верности.

— Нет, — бросила Люция. Понимала, что признаваться опасно, но другого выхода не видела. Облизнула сухие губы. — На самом деле я ему не служу. И… что если я скажу, что есть способ добиться справедливости? Наказать его за всё «хорошее»? Лишить всего?

Лицо женщины озарилось алчным торжеством.

Фарси решила дожать:

— Если то, что ты знаешь способно навредить его репутации…

— Способно, — шёпот на грани слышимости.

— …тогда расскажи мне всё. Я собираю компромат на Кейрана. Хочу, чтоб он понёс заслуженное наказание за все свои преступления.

И Люц вдруг осознала, что желает этого от всего сердца.

Хочет, чтоб он поплатился за участие в войне и истреблении невинных кланов. Хочет, чтоб он ответил за шрамы на спине Далеона, за его искорёженное детство. За её страх перед ним.

И, видимо, горящий праведным гневом взор её был столь убедителен и красноречив, что Ирис сдалась.

— Я покажу, — твердо кивнула она. — Я всё тебе покажу. И расскажу. Пойдём, э-м…

— Люция, — оскалилась в улыбке фарси.

— Ирсия Вандалес, — представилась полным именем несса и протянула ладонь для рукопожатия. — Ирис — мой псевдоним здесь. Теперь пошли. Познакомлю тебя с Эмилией и… её горем.

Корабль «Ночной разбойник» вблизи оказался ещё внушительнее, чем Далеон представлял.

Массивный трех ярусный деревянный корпус покрывала чёрная краска, по влажным бокам скользили солнечные блики. Резные мачты устремлялась в небо, и были такими высокими и острыми, что, казалось, пронзали облака. Матросы, перекрикиваясь, поднимали паруса полуночно-синего цвета. На ветру развивалось два флага — пыльно-голубой с чёрным гербом и темно-фиолетовый с серебристым. Знамена Империи Ригель и составного королевства Исида — родины спригган.

«Разбойник» собирался отчалить.

Об этом, как и том, что капитаном корабля является Кларисса Террамор, рассказал батрак в небезызвестной Далеону таверне, где он в последний раз так задушевно расстался с тётей и её прихвостнями. Да… Она бы задушила его, если б руки не занимали ножи.

Но принц не обижался на неё. В конце концов, он стал свидетелем заговора мятежников, и сам не знал, почему даже не почесался рассказать об этом старшему брату или Императору. Наверное, слишком уверен в их победе и здраво убеждён, что заговорщики обречены на провал.

Ванитасы никому не по зубам.

Древний род, древняя кровь, древняя магия в жилах. Всеобщий страх и уважение.

Один Далеон бракованный.

Шестой скрипнул зубами и решительно отбросил самоуничижительные мысли. Сегодня он обязательно выяснит, почему родился таким, какой есть.

Далеон ступил на деревянный причал и, не обращая внимания на снующих туда-сюда матросов, двинулся прямо к тонкой фигуре, одетой в изумрудный мужской камзол, подпоясанный кушаком, и узкие кожаные штаны с ботфортами.

Фиолетовые волосы, заплетенные в мелкие косички, были забраны в высокий хвост, в них позвякивали на ветру и посверкивали в солнечных лучах серебристые колечки, монетки, цепочки и крошечные перья.

Как Далеон недавно выяснил из книг в библиотеке, этот тип причёски у спригган — национальный. У них даже мужчины ходят с косами и блестяшками в шевелюре, и это не делает их менее мужественными. Возможно, ему тоже стоит отращивать волосы?

Принц замер за плечом тёти.

— Красивый корабль, — сказал он, с жадным восхищением рассматривая «Ночного разбойника», на который грузили ящики разных размеров. Свой товар команда уже сдала заказчикам, что торгуют на столичном рынке, этот повезёт в другие королевства. — Я мечтаю посмотреть мир. Изведаю наш материк и однажды обязательно доберусь до рек и морей, посмотрю острова и другие королевства.

— Ты смелый, — не глядя бросила Кларисса. — Или полнейший идиот. — Далеон вспыхнул негодованием, но спригганка продолжила: — Ты, принц, не приспособлен к жизни без слуг. За тобой ходят, убирают, стирают, готовят, сопли подтирают. Тепличный цветок. А ещё явно не в курсе, что творится за стенами родимой «оранжереи».

Она криво усмехнулась, он насупил брови.

— И что же?

Кларисса хекнула и уперла руку в бок.

— Вас, Ванитасов, боятся, ненавидят и презирают. Если не все террины, то подавляющее большинство. Только и ждут, когда кончится один королек, а на смену придёт другой. Тогда все соглашения, клятвы и прочая пурга канут в Бездну. И террины смогут вам отомстить.

— Не верю! — заявил Далеон. — Ты врешь мне.

— Сам спроси своего папашу. Все клятвы завязаны лично на нем. Наследнику придётся заново собирать «присяги» королей и подписывать договоры, чтоб не развалилась Империя. Процесс затяжной и напряженный и, если Магнус не дурак (а я таковым его не считаю), то начнёт собирать новые клятвы для наследника, ещё до того как оставит трон. Впрочем, вряд ли сие случится в этом столетии, наш век долог.

— Не понимаю, — проговорил Далеон. — Ванитасы сильные, а террины уважают и признают только силу. За что нас ненавидеть?

— Наивный мальчишка, — с жалостью глянула него Кларисса, принц стиснул зубы и сжал кулаки. — Вы развязал войну. Ты хоть представляешь, сколько существ погибло в этой бессмысленной бойне? А они ведь чьи-то сыны и дочери. Сколько слез было пролито, сколько судеб сломано… А все ради чего? Ради мести одного злобного слепца.

— Не оскорбляй моего отца! — рыкнул Далеон, трясясь от едва сдерживаемого гнева. — Это звероморфы развязали войну. Они отравили императрицу! Они во всем виноваты!

— Ты так ничего и не понял, — покачала головой женщина.

— Ты ничего не объясняешь, — парировал принц.

Кларисса закатила глаза.

— Ладно, оставим полемику. Ты явно не политику и историю так дерзко явился со мной обсуждать. Чего хотел?

— Всё того же, — буркнул. — Расскажи мне о матери. Почему она убила себя?

— Я похожа на гадалку? — с издевкой выгнула бровь тётя. — Кто знает, что творилось в её двинутой башке?

Далеон упрямо поджал губы, Клариса смерила его испытующим взглядом и тяжко вздохнула.

— Не отстанешь же?

— Не отстану, — подтвердил сурово. — И не успокоюсь, пока не узнаю правду. Ты не в курсе, но многие в замке винят меня в её смерти. Я и сам так считал, пока не начал в этом копаться. Новые факты совсем не сходятся с придворными толками.

— Значит, ты пытаешься избавиться от чувства вины? — проницательно подметила она. — Ужель у кого-то из Ванитасов появился атавизм в виде совести?!

— Хватит ерничать! — вспылил юноша и отвернулся.

— Ты обиделся? — лицо её притворно вытянулось, но тут же посерьёзнело. Тётя скрестила руки на груди и поежилась от порыва зябкого ветра с реки. — Ладно, глупое дитя, слушай, что я об этом думаю. Кассандра… Нет, не так. Мать Кассандры была полукровкой. Да не простой, а из племени фарси.

— ЧТО? — выпучил глаза Далеон, голос упал до шепота: — Полукровка? С королём? Как? Да это же скандал!

— Как-как? — скривилась капитан. — Каком кверху! Как будто не знаешь, как бастарды делаются от случайной интрижки. — Взъерошила пятерней волосы, прикрыла веки. — Любовница нашего папаши умерла, Тырх знает от чего — кажется, зарезал её собутыльник — а дочура осталась, вот папик и забрал кровиночку в отчий дом.

Как сейчас помню, вошла в зал оборванка под руку с королем, босая, вся в крови и грязи, чумазая, особенно белый сарафан, и все равно страшно красивая. До зубовного скрежета. Черты лица, глазищи эти синие, кошачие, и чёрные косы, как шелк… Террины в истинном обличии редко такими бывают. И красавице-Кассандре многое позволялось…

Отец признал её. Хоть и безрогая, но магии хватило, чтоб зваться террианкой. Но сейчас не об этом! — встряхнулась тётя. — Вернёмся к нашим баранам. То есть — к овцам.

Мать Кассандры из фарси была, а у них какие-то особенности с даром. Он всегда дитю передается, сильная кровь. Сильнее всех на планете, наверное.

Кассандра, как все фарси, могла видеть будущее. Подробностей не знаю, но иногда её способности отца нашего сильно выручали…

— Так к чему я это? — тётя глянула на растерянного и озадаченного Далеона. — Я считаю, она в будущем увидела что-то такое жуткое из-за чего и убила себя. А может и не жуткое. Касс никогда не была трусихой, ей хватило бы ума кокнуть себя из-за пророчества. Но как же это тупо. — Кларисса горько усмехнулась, глядя вдаль. Показалось, на её ресницах блеснули слезы. — Кончать с собой ради будущего других. Дурочка.

Далеон молчал. В душе всё перевернулось, а что сказать тёте он не знал. Да и надо ли? Утешения явно будут неуместны, они не нужны Клариссе. Они унизят её.

Речные волны тихо бились об толстые балки причала и днища кораблей. Гудели голоса матросов. Кричали чайки.

— И все же вы любили её, — всё-таки озвучил принц.

— И всё же надо уметь вовремя заткнуться, — огрызнулась капитан торгового судна и резко повернулась к племяннику всем корпусом. — Ты Ванитас, и за твою тушку в любом королевстве дадут такую награду!.. Закачаешься. Как истинная спригганка, я должна сейчас схватить тебя, засунуть в клетку, отчалить на корабле и продать за бугром, как раба. Да повыгоднее. На торгах.

— Но… — уловил Далеон и впился когтями в ладони.

— Но ты сын моей сестры, — холодно отчеканила Кларисса, — и похож на неё, как две капли. Ничего общего с мерзким Магнусом. Поэтому я даю тебе шанс спастись. Беги.

Далеон попятился, нисколько не сомневаясь в серьезности её намерений. Сердце испуганно грохотало в груди, а происходящее не укладывалось в голове.

Тетя издевательски рассмеялась и вытащила из-за пояса странную продолговатую штуку, похожую на трубу с ручкой.

— Беги, Леон, беги! А мои парни будут догонять!

И она выстрелила из своего странного оружия в воздух. Залп огласил округу, пробежал мурашками по коже, оглушил, и Далеон сорвался с места, как испуганный заяц.

А в спину ему полетело:

— Схватить шестого принца! Поймать! Кто приведёт его живым, получит мешок золота!

Небольшой сад на заднем дворе публичного дома встретил их холодным сухим ветром, скрипом облетевших чёрных веток, карканьем ворон и тихим мелодичным напевом:

…Не минуло года

Родился сын.

В муках до восхода

В зимнюю стынь.

Только вот не волком,

Львом или котенком —

Летучим мышонком он был.

Принц волков взъярился,

Ослеп в пылу.

И убил на месте

Свою жену.

Взял дитя во свертке

И оставил в поле

На откуп Луне.

О, Луна, в небосводе!

Ты же так далека и так холодна.

Как дитю на природе

Расти без призора, ласки, отца?

А-а-а-а… А-а-а-а…

Пела Эмилия. Она сидела на кресле-качалке под засохшим вишнёвым деревом и баюкала на руках чёрный сверток. Он сливался с её таким же тёмным мешковатым платьем, и потому Люция не сразу его заметила.

Помогла колыбельная.

Девушка сразу узнала известный мотив: мама пела для неё в детстве, да и сама Люция недавно исполняла его ночью с балкона для таинственного пианиста.

Кажется, за основу колыбельной взята реальная легенда звероморфов. По крайней мере, «Луна» — дух-прародитель, которому они доселе поклоняются. Подробностей их веры, обычаев и фольклора Люция не знала: Магнус не успокоился выигранной войной и стёр с лица Империи почти все записи о звероморфах, и знания девушки о них складывалось лишь из известных всем фактов, провластных лекций мэтров и того, что мама давным-давно рассказывала.

Они с Ирис замерли на пороге, вслушиваясь в нежный, хрипловатый голос Эмилии, от чьей песни сквозило любовью, дикой тоской и… отчаянием.

От недоброго предчувствия засосало под ложечкой.

Кокотка поджала губы и жестом предложила Люции подойти к Эмилии ближе. Она пошла, а сердце её с каждым шагом сжималось всё сильнее.

Эмилия была красавицей, когда-то уж точно. Длинные и густые каштановые волосы, вострый подбородок, пухлые губы, маленький носик, высокие скулы. Люц даже заметила заостренные кончики ушей, характерные для полукровок. Она вот, свои укоротила.

Однако, всё это мелочи, тень былой «роскоши».

Цельная картина вогнала в грудь Люц спицу жалости и боли.

Девушка походила на мощи, отощавшую после снежной зимы птичку. Костлявые пальцы, угловатые плечи, торчащие ключицы и впалые щеки. Глаза большие, бледно-голубые и лихорадочно, как-то безумно, блестят. А ещё… глядят в пустоту.

Она смотрела на Люцию и Ирис, стоящих плечом к плечу, но словно не видела их. И всё пела под нос, пела, пела. А кресло её зловеще протяжно скрипело.

Холодок пробежал по спине.

— Эми, — осторожно позвала Ирис. Ирсия Вандалес. И заботливо укутала подругу в упавший на спинку кресла плед. — Уже осень, холодает, а ты так беспечно поёшь. Охрипла совсем. Может, вернёмся уже в дом?

Эмилия что-то невнятно промычала и продолжила напевать, укачивая наглухо завёрнутого в пелёнки младенца и глядя в пространство.

Люция зябко поежилась.

— Что с ней?

— Сошла с ума, — выдохнула Ирис. — От горя.

Фарси выразительно подняла брови, и несса начала свой печальный рассказ:

— Как ты могла заметить, Эми — полукровка. Она жила здесь, на окраинах столицы, вместе со своим человеком-отцом и чуть ли не с пеленок работала в таверне, где он был вышибалой. В ней мы и познакомились. Мне тоже довелось поработать подавальщицей прежде чем… Но это уже другая история.

И так, это случилось почти десять лет назад. Из похода вернулись наши бравые вояки с радостной вестью — война окончена, Ригель победил, наш король стал Императором всей Терры! Столица гуляла всю неделю. Пирушки, музыка и тосты не смолкали круглыми сутками. Мужики не успевали просыхать, кочевали по пабам, поздравляли друг друга и возносили кружки за наших героев.

В таверне, где работала Эмилия, остановился на попойку небольшой отряд во главе с первым принцем. Никто, конечно, даже не представлял, что это он. Пьяная банда вела себя разнузданно и похабно. Распускала руки и… Эмилия приглянулась Кейрану.

А как не приглянуться? Она одна такая во всей таверне была. Яркая, стройная, красивая, как почти любая полукровка. Сияла в этой задрипанной едальне, как алмаз в куче грязи и, разумеется, выделялась на фоне невзрачных подавальщиц. За ней даже ухаживать пытался наш конюх, милый светленький юноша. Он смотрел на неё восторженными и совершенно влюбленными глазами.

Кейран глядел совсем не так. С порочной страстью, тёмным желанием голодного хищника, углядевшего аппетитную добычу.

Он подкараулил её у винного погреба, толкнул туда и!.. Взял, что хотел. Бросил рыдающей девчонке золотой и ушёл с усмешкой пировать дальше. О, всём том, Эми плакалась мне лично. Я поддержала её, и горький «первый опыт» не свёл девочку с ума, не уничтожил надежду на светлое будущее и веру в любовь.

Никто не думал тогда, что чудовищная в своей обыденности история обернётся трагедией…

Ирис покачала головой и продолжила:

— Эмилия долго оправлялась, а этот гад, ещё и наведывался к ней. Понравилась ему полукровка. «Разнообразила досуг»! — передразнила кого-то женщина и сморщила нос. — А потом Эми узнала, что беременна. Обрадовалась, несмотря ни на что, и рассказала этой мрази.

— И он?.. — сглотнула Люц и глянула на кулёк в тощих руках девушки.

— Приказал избавиться от дитя, — кисло усмехнулась Ирис. — Он же наследник престола! Будущий Император! Ему не нужен был бастард от полукровки. Это же скандал. Позор. А если ребёнок родится немощным? Если о нём прознают? В общем, позиция у него была однозначная.

— Но?.. — заметила Люция.

— Эмилия ослушалась его. Ей хотелось стать матерью. И тогда я предложила исчезнуть. Спрятаться на видном месте, но там где принц не додумается её искать. В публичном доме. Здесь в «Доме Цветов». Я уже работала там и дружила с хозяйкой. История Эми её растрогала и несса позволила ей остаться, затеряться среди беременных куртизанок. За нас обоих платила я, и дела шли хорошо пока…

Ирсия смолкла. Тяжело дышала, сжимала кулаки и жмурилась. Пыталась успокоить клокочущую внутри бурю. Люция ещё не понимала полностью её причин, но молчание начало беспокоить, теребить без того натянутые нервы.

— Так это его ребёнок? — не выдержала фарси и кивнула на свёрток. — Какой-то он… слишком тихий.

Ирис бросила на неё болезненный взгляд и сипло произнесла на грани слышимости:

— Загляни… туда.

С нарастающим дурным предчувствием Люция протянула руку и откинула край пелёнки.

Там лежал череп. Детский. И косточки.

— Красавец, правда? — радостно улыбнулась ей Эмилия.

Люция отшатнулась и закрыла рот ладонью, чтобы сдержать вопль ужаса.

«Как? Что? Почему?!» — бились вопросы в голове.

А Ирис начала тараторить ей на ухо, будто испугалась, что Люц сейчас сорвется с места, убежит и так и не донесет миру страшную истину.

— Эмилия была на шестом месяце, когда шпионы Кейрана обнаружили её новое место жительства, а с ним и живот. Принцу доложили. А следующей ночью к ней в комнату проникли его приспешники, скрутили беременную Эми и насильно влили в рот какое-то абортирующее зелье. Почти сразу у неё начались схватки. Она кричала, выла от боли, истекала кровью. Мы с местной повитухой боялись — Эми не переживёт ночь, сгинет с дитём в утробе, но… обошлось. Она разродилась к рассвету. И что ты думаешь, мы увидели? — взгляд полный горечи, всхлип. — Эми родила террина. Мертвого. Он упал нам в руки окровавленным комочком, маленьким, как котёнок, и тут же рассыпался прахом, до костей. Так мы, собственно, и поняли, что малыш — террин. А для них…

— Дети — священны, — вымолвила Люция побелевшими губами и сжала их в линию.

Терринов на планете мало, они неплодовиты и неукротимо вымирают, как вид, потому появление на свет дитя — великое счастье для всех бессмертных. Навредить или — о, ужас! — убить ребёнка — тягчайшее преступление. Ведь убийца не просто ребёнка убивает, он ставит под удар существование всех магических созданий.

Это преступление против всех терринов.

И Кейран…

Конечно, он мог не знать, кто родится у полукровки-Эмилии. Особенно, если девушка была ближе к человеку, чем к бессмертному. В таких союзах нередко рождается очередной слабый «полукровка», и его существование, если б о нем кто-то прознал, опорочило бы первого принца, сделало посмешищем в глазах высших лэров, подорвало авторитет, помешало бы успешной женитьбе и далее по списку.

Он бы многое потерял.

Для Кейрана, как наследника, подобное — катастрофа. Неудивительно, что он хотел избавиться от ребёнка любыми путями. И даже так…Как он мог? Как решился? Как смел?

Ведь имелся большой шанс, что дитя родится террином.

У Ванитасов сильная кровь. Сильные гены. Много магии в роду…

И всё равно, нет этому бездушному поступку оправданий! Человек, полукровка или террин — каждый достоин жизни!

— Тырф хэк! — отчаянно выругалась Люция и закусила ноготь большого пальца. — Это за гранью даже для Ванитасов!

Да даже Магнус не кажется таким чудовищем на фоне сынка.

Крест клятвы на груди предупреждающе потеплели, и Люция быстро взяла себя в руки.

Мстить Императору она будет по любому. Но теперь и сыночка его «прикопать» — дело чести.

— Эмилия сошла с ума от горя, когда увидела скелетик своего долгожданного дитя, — закончила рассказ Ирис. — Вот уже девять лет она баюкает его под деревом в этом саду и не может выбраться из иллюзии, что он живой. А Кейран шлёт мне деньги на содержание Эми. Но они не вернут ей разум! Не воскресят дитя! Ничего не исправят!

Она смахнула с щёк злые слезы и уставилась на Люцию.

— Ну что, этого достаточно, для наказания императорского сынка?

— Более чем, — медленно кивнула девушка. — Но тебе придётся явиться в замок и свидетельствовать о его преступлении. Вместе с ребёнком. Террины умеют определять родство по остаткам родовой магии в костях. Ты же придешь? — цепкий взгляд.

Ирис сжала руку у сердца в кулак и посмотрела с глухой застарелой болью на молодую безумную мать с детскими косточками в простынях. На свою подругу. Семью.

И скрипнула зубами.

— Приду, — твердо заявила она. — Всё, как скажешь, сделаю. Лишь бы этот ублюдок получил по заслугам.

— Получит, — пообещала Люция. — И когда придёт время нашего триумфа, я дам тебе знать.

В тот момент она и не подозревала, какую беду своим решением навлечёт на всю Империю…

Далеон несся по широкой улице, лавируя между людьми и ловко огибая телеги, грузчиков, всадников. Позади по мостовой стучали тяжёлые ботинки, бряцало оружие, в спину неслась ругань и задорные улюлюканья охотников, пустившихся за раненной дичью по следу.

Н-да… Не думал принц, что когда-нибудь ощутит себя в роли добычи. Удовольствие, признаться, ниже среднего.

Пульс грохочет в ушах, страх парализует извилины, и все о чем он может думать: бежать! Бежать, как можно скорее, и прятаться.

Поведение не достойное террина из рода Ванитас. Но когда Далеон вообще оправдал чьи-то надежды?

Задыхаясь от бега, он выскочил на рыночную площадь, в самую гущу народа.

Но затеряться это едва ли помогло.

За ним волной хлынули матросы бандитской наружности и, потрясая оголенными саблями да ножами, влились в людской поток, озираясь в поисках Далеона.

Бесстрашные! Или просто идиоты. Ведь кто-то из прохожих обязательно вызовет стражу!

Но стража усмирять нарушителей порядков пока не спешила. И как бы не колол бок, шестой принц побежал дальше, проталкиваясь сквозь толпу к просвету в конце улицы.

— Вон он! — гаркнул кто-то слева из переулка. — Держи его!

Далеон резко свернул вправо и теперь бежал без четкого ориентира, как придётся.

Прохожие шарахались от него, как от прокажённого, косились с презрением и любопытством. У принца закралась нехорошая мысль, что его приняли за преступника, воришку или ещё кого, за кем вполне справедливо могли толпой ломанутся матросы.

И городская стража в таком случае не будет ему помощником. В побеге от бугаев уж точно. До выяснения обстоятельств. А пока их выясняют, его успеют под шумок скрутить и умыкнуть на корабль, где быстренько заделают рабом.

На городской башне затрезвонил колокол, объявляя полдень. Далеон свернул за угол и чуть не сбил с ног ребёнка с матерью. Отскочил на чистых инстинктах, налетел плечом на телегу и ощутимо толкнул, от чего на землю посыпались ящики. Лошадь с громким ржанием встала на дыбы, извозчик разразился смачной бранью.

Вдруг удар хлыста обжег лопатки, принц охнул и отшатнулся, мужик с пеной у рта завопил:

— Распоясались совсем! Детишки! Охламоны! Носятся, по сторонам не смотрят. Всех вас стегать надо, как скотину!

И замахнулся снова.

Далеон успел лишь прикрыть голову локтем. Очередной удар ужалил предплечье, и снова. Юноша стиснул зубы, чтоб сдержать вскрик.

От хлыста фонило магией! А извозчик оказался гномом.

И всё это — свист хлыста, магия и мерзкая жгучая боль — напомнило ему другую порку. Кейрановскую. И тело привычно оцепенело, ноги налились свинцом. Воспоминания наслоились. Принц видел то гнома, то брата замахивающегося и опускающего стек на его тело.

И Далеон снова, как запуганный ребёнок, не мог ничего сделать, возразить, защититься, закрыться, только молча терпеть и каяться в своей никчёмности и слабости.

Из подворотни выскочили его преследователи, а над головой прогремел строгий женский и до боли знакомый голос, что вывел его из ступора:

— Прекратить! — Ладонь в лайковой перчатке перехватила толстое запястье торгаша. — Что вы себе позволяете?!

Люция пылала негодованием.

Средь бела дня какой-то зарвавшийся гном решил отстегать простого парня, случайно задевшего его повозку. Куда смотрит городская стража?!

Она с силой впилась ногтями в его дряблое запястье, и мужик тоненько взвыл, одёрнул граблю.

Люц отпустила. Лошадь под ней нервно всхрапнула.

— Как смеешь ты поднимать руку на свободного имперца?! — тихо, но чётко вопросила фарси таким тоном, что гном сбледнул, сглотнул и затрясся на козлах. — Кто дал тебе право вершить самосуд? Для наказаний есть стража!

Тут он окинул её липким взглядом и заметно расслабился.

— Ну и где твоя стража, человечка? — осклабился премерзко. Откуда-то сбоку донеслись возгласы: «Это он!.. Хватайте!.. Награда!..». — Не смертной указывать мне!

И замахнулся. Люция мгновенно резанула кинжалом.

На пальцах гнома выступила красная линия, заставившая его застыть с распахнутыми глазами, а миг спустя брызнула кровь.

— Близар! — взвизгнул он и выронил хлыст. Забаюкал ладонь на груди, тихонько подвывая, но это зрелище вызвало в душе девушки лишь брезгливость. Она окинула округу цепкими взором и заметила, как к ним поспешили какие-то бугаи с саблями наголо.

На стражу они не смахивали и в пьяном угаре.

— Какого?.. — нахмурилась девушка и поймала слева от себя усталый, печально-смиренный взгляд пронзительных синих глаз. — Далеон?..

Она б присела от шока, если б уже не сидела.

— Почему ты?..

«Здесь» — застыло на губах. Её перебил гадкий злорадный выкрик:

— Ну, все, царевич, попался!

На них пошли полукругом. Вернее — на Далеона.

Время словно замедлилось.

Принц проследил, как Люция отправила кинжал в ножны на поясе и невозмутимо выпрямилась, дёрнула поводья.

В жилистой фигуре его сквозило напряжение, а вот во взгляде — откровенное отчаяние. Он верил, что Люция оставит его на растерзание бандитам.

И… она протянула ему ладонь и приказала:

— Запрыгивай!

Даже в самые худшие годы их вражды, Люция бы не бросила его в такой ситуации.

Осознание было внезапным, как вспышка молнии, пробирающим до дрожи, как удар грома, и чётким.

Глаза принца раскрылись в изумление, но он не стал мешкать: схватился за теплую и сухую ладонь и ловко вскочил в седло позади фарси.

Тело прижалась к телу, крепкая рука обвила талию, и это поразило Люц, как удар под дых.

Она ударила пятками, и лошадь с ржанием сорвалась с места без страха затоптать матросов. А вот они с криками и бранью рассыпались в стороны, как и случайные свидетели сцены.

За спиной Люции Далеон свёл брови и взмахнул свободной рукой. Повозка наглого гнома перевернулась, а все тяжёлые ящики и тюки посыпались на бандюков.

Подковы лошади стучали по мостовой, в ушах свистел ветер, волосы раздувались парусом, в душе пел восторг от быстрой скачки и удачного побега. Но на смену им, вместе с переходом галопа на рысь, пришла запоздалая клокочущая злость на беззаботного принца, который, очевидно, сбежал из замка без ведома и сопровождения!

Хотелось настучать шестому по его острым ушам, но вместо этого Люция отрывисто и холодно спросила:

— Почему ты в городе один?

— Дела, — скупой ответ и равнодушный взгляд вдаль. Но вот, в очах зажглись искры сдержанного любопытства. — А ты?

— Дела, — буркнула и отвернулась.

Вот и поговорили.

На горизонте показались серые башни крепостных стен.

— Высадишь меня пораньше? — спросил принц с деланной беспечностью, но Люция-то уловила, как сжались его длинные пальцы на её талии.

— Нет, — мрачно отрезала она и обхватила свободной рукой его холодную ладонь. Принц дрогнул. — И не вздумай бежать. В следующий раз меня может не оказаться рядом, чтобы спасти тебя.

Он притих. И даже не вырывался. Так они, держась за руки, и доехали до главных ворот в странном, неловком молчании. Вернее, это Далеон ощущал неловкость, и как тепло растекается в груди от волнительной близости девушки; а вот Люцию распирал ледяной гнев, и сложно было объяснить, чем именно он вызван.

Принцевой глупостью? Дурацкой ситуацией? Её сумбурными чувствами? Непонятными порывами?

Сложно, все слишком сложно. И как же она устала от самокопаний и этого дня!

В сторожке Люция хладнокровно сдала принца изумленной страже и, не прощаясь, отправилась в замок.

«Наконец-то отдых!».