Vanitas

Глава 3. Причина ненависти

Далеон очнулся резко и сел в кровати.

Сердце колотилось, как бешенное, спину холодил пот, длинная ночная рубашка неприятно облепила тело. Его пробудил очередной кошмар, но на удивление, принц не помнил деталей. И даже порадовался. Возможно, микс снотворных лекарств и алкоголя не так безнадёжен.

За окном ещё стояла мутная, туманная ночь, ни зги не видно. Чёрная бездна. Кажется, оттуда в любой момент протянет щупальца какой-нибудь монстр и прилипнет присосками прямо к хрустальным витражам.

Далеон читал о таких тварях — они водились в морских пучинах. Давно, очень-очень давно, ещё во времена Духов, и практически не уступали им в силе.

Принц мотнул головой, прогоняя жуткие образы, явно навеянные кошмаром, и встал с громадной кровати.

Он всегда становится таким чувствительным и впечатлительным, после этих идиотских снов, а самое скверное — поделать ничего не мог. Слишком они бьют по нервам, слишком они яркие, слишком… Всё это слишком для него!

Столько лет каждоночной борьбы с кошмарами… любого вымотают. Даже сына всемогущего Магнуса Ванитаса.

Война не может длиться вечно — это знает каждый образованный террин — и однажды один из бастионов падёт: просто силы армий закончатся. И Далеон очень надеется пережить этот момент и выйти победителем. Однако… разве можно победить себя?

Он сдернул мокрую рубаху, небрежно бросил на спинку стула и, как остался нагишом, подошёл к круглому столику у окна, где всегда припасён графин с вожделенной влагой. Снял хрустальную заглушку и плеснул тёмно-фиолетового вина в любимый серебряный кубок.

Хотел приоткрыть сворку окна, чтоб впустить ночной прохлады в затхлые покои, но передумал. Туманная чернота настораживала. Глупый страх, детский, навязанный бурной фантазией. Но под ложечкой неприятно сосало, и какое-то шестое чувство свербело изнутри: «Не лезь».

И Далеон впервые не полез, хотя всегда стремился идти наперекор страху. Чтобы вытравить его. Чтобы избавиться от слабости. Чтобы всё тайное сделать явным. Так Кейран его приучил.

Принц вернулся к кубку, протянул руку и замер. Из-за бокала вылезла змея. Гладкая и блестящая, как Осеннее вино. Она обвилась тугими кольцами вокруг ножки и замерла, уставившись на Далеона горящими багровыми глазами.

Чешуя гадины переливалось во мраке от изумрудного до темно-синего цвета. Пасть раскрылась и с двух смертоносных резцов прямо в вино закапала ядовитая слюна.

Дыхание перехватило, но Далеон не боялся.

Обычный яд не способен убить террина, это каждый ребёнок знает. И принц наблюдал за змеёй скорее с научным интересом: впервые видел такой окрас шкуры. И сейчас мысленно перебирал знакомые образы из учебников.

И… нет. Не мог припомнить такого вида.

Кто же решил подшутить над ним и подкинул змеюку прямо в покои? Наверняка кто-то из свиты, лишь они и слуги имеют доступ сюда. Но последние не решатся глумиться над принцем. Пусть опальным, пусть нелюбимым и несносным. О его жестоких расправах с неприятелями слишком большая слава гуляет по замку.

А вот свита может подшутить. Не со зла, по-дружески. Знают ведь, как он к ним снисходителен. Вот только кто может быть хозяином сувенира?

Точно не Миридия, она всякую гадость, да ещё и живую, кусачую в руки не возьмёт. Орфей слишком хороший мальчик и пакостить исподтишка не станет, он скорее бы поймал змеюку в кустах и сунул прямо под нос, мол, смотри что нашёл!

А вот его сестра-близнец Сесиль могла бы подкинуть тварюшку. Чтоб, когда у принца случился сушняк посреди ночи, он наткнулся спросонья на подарочек и вздрогнул. Или взвизгнул или подпрыгнул или матюгнулся. В общем, нервишки себе потрепал. С Сесиль бы сталось.

Далеон не знает, что творится в её дурной голове. Иногда она мудрец, иногда — чокнутая. Иногда ребёнок, а иногда — коварная ведьма. Она бывает добра, а бывает невероятно жестока, и в такие моменты в своих «шутках» переплюнет и Далеона, и Меридию вместе взятых.

Сесиль непредсказуема, и, если хочешь общаться с ней, не ищи смысла в поступках, просто принимай как должное. Она вот такая. Стихия. Разве можно всерьёз злиться на гром, шторм или ураган? Нет. Вот и Далеон не злился.

Он фыркнул и невозмутимо коснулся кубка, собираясь сбросить надоедливую змеюку и наконец выпить. Ночь длинна, а блаженное беспамятство так просто не наступит.

Но змея не пожелала убираться. Она зашипела, скаля острые клыки и сверкая жуткими кровавыми глазами, и бросилась на Далеона.

Далеон сел в кровати и схватился за горло. Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в глотке. За окном палило солнце и чертило золотые дорожки на полу покоев. Где-то пели птички, зеленелись сады.

Свет слепил, и принц зажмурился, растёр веки.

Кошмар. Ему снова приснился кошмар. Да ещё и такой реальный. Отголоски болезненного укуса ещё отдавались в шее, а в жилах стыла кровь от осознания: «Умираю».

Так чётко и ярко вспыхнула эта мысль, что отрицать её казалось просто бессмысленно. Хоть и логично. Яды терринов не берут. Змеюки (в исконном своём виде, а не коварные представительницы прекрасного пола) способны принести лишь мелкий дискомфорт, никак не угрозу жизни. Так откуда взялась паническая мысль?

К чему бы этот бред? Сначала кони, теперь — змеи. Что дольше? Полуголые девы-каннибалки?

Далеон тяжело вздохнул и отправился приводить себя в достойный принца вид. Приказал слугам наполнить таз и принести лёгкий завтрак. Умылся у зеркала, облился в ванной студёной водицей, от чего тут же взбодрился, и принялся собираться.

Свежая пыльно-голубая туника с разрезами по бокам и золотой оторочкой, относительно свободные штаны, высокие сапоги с острыми загнутыми носами. Широкий пояс из мягкой кожи, такие же — защитные наручи.

Скучное одеяние, ненавистные ранние подъёмы и физические нагрузки. Принц мог игнорировать, что угодно, отлынивать от уроков, нарушать правила этикета, хамить всем, кто бесит, но не пропускать тренировки «Танца мечей».

Это миссия его Двора, дарованная Магнусом: изучать искусство дикарей и показывать его лэрам по праздникам.

Не удивительно, что аристократы воспринимают их, как переодетых в военных шутов. Забавный фарс. Танцульки с зубочистками. Никакого уважения.

Иногда кажется, папаша специально дал Далеону такую «цель», лишь бы лишний раз поглумиться, унизить. Показать, как ненавидит шестого сынулю.

Далеон застёгивал ремешки наручей, когда раздался короткий стук в дверь, а следом, не дожидаясь ответа, с широченной улыбкой вошёл Орфей. Бодрый, сияющий и до неприличия счастливый.

Что б его… кошмары навестили!

— Славных дней, Леон! Как спалось? — будто издеваясь, спросил он и тут же увял под хмурым взглядом принца. Всё понял. — Опять кошмары?

Далеон неопределённо отмахнулся и сел за ажурный столик. Тот самый, злосчастный, из сна. Даже хрустальный графин стоял на прежнем месте и серебристый кубок. Змеи нет и то хлеб.

— Очередной бред, — процедил принц и на зло всем страхам наполнил бокал и отпил вина. Привычный кисловатый вкус приятно растёкся по языку, согрел нёбо и горло, успокоил нервы.

— Расскажешь? — попросил Орфей и присел напротив, на соседний стул с изящными серебристыми ножками и кованой спинкой. Подался вперёд и приготовился внимать с таким преданным и участливым видом, что впору пустить слезу — так это трогательно.

Но принц не пустил. Острая жалость во взгляде друга его раздражала.

Террину не пристало быть жалким, а в особенности принцу. Даже дефектному. И все всё равно на него смотрели либо так, либо с презрением. Уж лучше бы только с презрением.

— Глупости, — буркнул он и принялся за лепёшку с ломтиком сыра, салатные листы, виноград. Налегать на еду не собирался — завтрак ещё впереди — но до тренировки подкрепиться стоит. Их всех ждёт непростой соперник. Соперница… Одна конкретная и наглая. — Змея снилась. Прямо здесь, в моём кубке. Укусила меня, зараза. Бредятина в общем. Ни линялого хвоста не понял.

Орфей задумчиво постучал пальцем по гладкому подбородку.

— Н-да, загадка… А таблетки?

— Не помогают, — мрачно подтвердил Далеон и осушил кубок до дня. Поморщился, но вино проглотил, потянулся за добавкой.

— Эй-ей! — всполошился друг и отодвинул от принца графин. — Не налегай с утра пораньше. Тренировка впереди.

Далеон криво усмехнулся.

— Потому и налегаю. На будущее.

— Горе ещё не случилось, а ты уже его заливаешь, — укоризненно покачал головой друг и отвернулся к окну.

Они помолчали, каждый думал о своём. Тихо стучала по тарелке с зеленью вилка. Вдруг, Орфей весь подобрался, улыбнулся, всё также глядя наружу, и выдал каким-то заговорщицким шёпотом:

— Смотри, Люция уже вышла!

И правда. Она быстро шла по протоптанной тропинке к конюшням.

Стройная, гибкая словно хлыст и неуловимо напряжённая, будто готова отражать атаку в любой момент. Чёрные волны волос, забранных в высокий хвост, струились по ветру. Выгоревшая коротковатая зелёная туника, узкие брюки, туго затянутый пояс — всё подчёркивало осиную талию, округлые бёдра, тяжёлую грудь.

Женственность, которой лишены террианки.

Далеон тяжело сглотнул.

Люц не похожа на них. Круглые уши, тупые ногти, кожа с налётом загара и мягкое тело. И в то же время их с Далеоном можно спутать с братом и сестрой. Типаж один, пусть детали разны.

И это неимоверно бесит! Чтоб он, принц терринов, походил на какую-то смертную выскочку… У-у-у!

Когда Люц только появилась в замке и по милости Магнуса начала обучаться с детьми-джентри пошли слухи, что она его незаконнорожденная дочь, заделанная во время войны. И Ванитас не афиширует это, потому что плоды смешанных с людьми браков у терринов не в чести.

Но теория быстро увяла — Люц слишком взрослая, да ещё и типичная смертная на внешность. В ней ничего от террина или полукровки. Ни звериных черт, ни совершенной красоты, ни острых ушей, ни магии.

По крайней мере, Далеон не видел, чтоб она колдовала. А критических ситуаций, когда сила вырывается неосознанно, в виде защитного рефлекса, он предоставил ей кучу. И ни разу — НИ РАЗУ — Люция не проявила способностей к магии.

Смертная. Жалкая, гадкая смертная.

С жизнью короткой как у бабочки-однодневки.

Неожиданное расположение Императора к Люции сплетники объясняли по-всякому. Политикой: он хочет в очередной раз показать свою благосклонность к людям. Благодарностью: няня принцев — Изабелла, верной службой снискала для приёмной дочери хорошее отношение.

А может… Магнус просто растит себе новую наложницу?

Далеон скрипнул зубами и вгляделся под ноги спешащей Люц. Нахмурил брови, став мрачнее тучи, обратился к внутреннему источнику.

Энергия забурлила вокруг него невидимым потоком и хлынула вперёд, Орфей подался к окну, желая узреть задумку вассала. И узрел.

Почва под сапогом Люции внезапно сдвинулась вверх, образовав кочку, и девушка споткнулась. Полетела вперёд и упала на четвереньки. Тряхнула головой и, судя по злому шевелению губ, смачно ругнулась на исконно орочем.

— Вот так, — нахально ухмыльнулся принц. — Эта поза ей отлично подходит.

Девушка встала, отряхнула колени и ладони, огляделась и безошибочно нашла виновника беды в окне его покоев. Нахмурила тёмные бровки, поджала пухлые губки и презрительно сплюнула.

Улыбка Далеона стала шире. Люц бросила беззвучное проклятие и ушла.

— Леон, — выдохнул Орфей и неодобрительно покачал головой. — Что за детский сад. Вам не надоело враждовать? Иногда мне кажется…

— Мне не интересно, что тебе кажется, — прервал его шестой и предупредительно посмотрел.

Орфей поднял руки в сдающемся жесте.

— Как скажешь. — Принц взялся за еду и блондин добавил: — А она красивая.

Далеон поперхнулся. Орфей заботливо похлопал его по спине и, будто не заметив, продолжил мечтательно:

— В детве я не обращал внимания, она казалась другой. Слишком необычной. Непохожей на нас. Нос не самый ровный, ресницы тонкие, на коже загар и родинки, любая террианка затмит её красой. И всё равно что-то в ней цепляло. А сейчас Люция подросла и стала такой… будоражащей. Не находишь?

Сердце забилось быстрее.

Ухмылка тронула губы Далеона, и он в лучших традициях Ванитасов, вместо ответа спросил ехидно:

— Неужели запал на неё?

— А почему, нет? — поднял бровь Орфей. — В отличие от «наших» у неё есть за что подержаться.

Придурковатая улыбка на восторженном лице химера вызвала у принца необъяснимое раздражение, и он охладил:

— Как у всех человечек. — Нервно постучал когтями по подлокотнику. — И разве тебе нравились боевые девчонки? — резко посмотрел на друга. — Она же мутузит нас на поле, как погонщик скотину.

— Зато как мутузит, — коварно улыбнулся Орфей и задорно подмигнул. Принц закатил глаза, а друг продолжил уже серьёзнее, задумчиво: — Когда она сражается, я не могу оторвать глаз. Её танец, техника… дыхание перехватывает. Словно какие-то чары.

— Не чары, — рефлекторно возразил принц. — Она смертная.

Нахмурился.

— Знаю, — со стоном выдохнул Орфей и откинулся на спинку стула. — Просто… Люция совсем на другом уровне. В сотни раз лучше нас, понимаешь? Словно для неё это не просто «танцульки с кинжалами», а… не знаю. Реальное сражение?

Далеон задумчиво покрутил в пальцах пустой кубок.

Он понимал чувства друга. Сам не раз ловил себя, на том, что залипает на Люцию во время тренировок. На точные движения, текучесть подтянутого тела, женственные изгибы, сверкание клинков в тонких руках, ритмичность выпадов, жестов, взглядов.

Внутри всё сжимается и трепещет.

Но Далеон обязан её победить. Переломить. Подчинить.

Брат-Кейран ждёт этого. Ждёт от него успехов, ибо в искусстве своего Двора принц должен быть лучшим. Это непреложный завет. Все без слов это понимают. Но Люция… Люция всё портит. Точно специально желает опозорить его, уязвить. Борется, не подчиняется.

Но в этот раз!.. В этом проклятом Турнире он поставит её на место. Превзойдёт. Обязан. Обязан!

Война не может длиться вечно.

— Так ты, — заговорил принц, ещё строя в мыслях безрадостные планы. — Решил приударить за ней?

Орфей хитро сверкнул глазами.

— А почему бы нет?

Далеон поднял брови. Не ожидал, не ожидал. И внутренности почему-то неприятно скрутило. Но он натянул ленивую усмешку и потянул:

— Отец прибьёт тебя.

— Если узнает, — поправил химер и лукаво ухмыльнулся. — Если узнает…

Предложение Виктора Грейвана — выйти замуж за лэра и таким образом повысить статус — легко объяснить.

Во-первых, он считает, что женщинам не место на поле брани, а единственным оружием в её руках может быть лишь иголка да пяльцы с вышивкой. Во-вторых, здесь, на Севере империи, к людям и смешанным бракам относятся терпимее, чем везде.

И даже если Люц не родит детей от благородного мужа-террина — а он не даст родить из-за общественного осуждения полукровок — у неё появится статус лэры, дворянки, а это в разы лучше, чем зваться нэссой — простой смертной девушкой.

Лучше… с позиции Виктора. Ведь не ему придётся ублажать неизвестного высокомерного мужика. А он точно будет высокомерным, ведь все террины такие. Высшая раса, чтоб их!

И не Виктору придётся укатить в фамильное поместье мужа, а в имперском замке объявляться, в лучшем случае, по праздникам на балах.

Не Виктор принёс магическую клятву, которая даже мысли в голове Люции не допускает о её нарушении. Не Виктору мстить императору, а опосля думать о возрождении целого клана.

В общем, сводный братец и половины всей ситуации не ведает, и потому раздаёт такие «полезные» советы. Хотя… его нельзя за это осуждать. Виктор прав. Для обычной человечки-Люции, коей она претворяется, совет выйти замуж — дельный. И способ для повышения статуса — самый простой.

Но она полукровка и последняя фарси на континенте. И ей нужна власть. Не через брак, а так…

Сложная ситуация. Очень сложная. И как её разрешить с максимальной пользой?

Мысли бродили по кругу, не находя ответ, всё то время, что Люция добиралась до полянки, где планировали провести сегодняшнюю тренировку.

Погодка шептала. Светило яркое тёплое солнышко, столь редкое в конце лета в этих суровых краях. Ветерок играл в волосах, одежде, листве и свежей зелёной траве. Мягко стучали копыта, фыркала лошадь, где-то неподалёку журчал ручей.

Люция прибыла на место первая. Спешилась и привязала кобылку к дереву в ближайшей рощице. Пока возилась, подъехал шестой принц в окружении свиты.

Он точно великий полководец гордо восседал на своей любимой вороной кобыле Дарси. Ретивой и крайне злющей зверюге. Под стать хозяину.

Она никого, кроме Далеона, не слушалась, не позволяла себя седлать, не давалась гладить. Могла подпустить близко, разрешить угостить, прикинуться послушной девочкой, но стоило отвернуться — кусала за зад, отпрыгивала и ржала, как!.. Как самая настоящая лошадь. Хотя Люции иногда казалось, тварь эта вылезла из глубин Бездны, не иначе.

Вот и сейчас, она чуть не цапнула Орфея за нос, когда он перехватил брошенные Далеоном поводья и попытался увести её с поляны к деревьям. Но после тихого шепотка принца и ласкового хлопка по крупу, Дарси, фыркнув, покорно поцокала за настороженным придворным.

Шестой тем временем встал посредине широкого поля и окинул округу взором короля-градостроителя. Подбородок вздернут, нога отставлена, рука упёрта в бок.

Хищное лицо, высокие скулы и капризная линия рта, изогнутая в ленивой усмешке. Кожа отливает серым, как гранитный камень, клыки и уши — острые, на пальцах чёрные когти.

У Далеона проблемы с магией, особенно — с иллюзорными чарами.

В отличие от всех Ванитасов и придворных терринов, он не может скрыть свой истинный облик. Вот этот. Полузвериный. А то, что даже в нём он ослепительно хорош собой, говорит далеко не в пользу принца. Наоборот, кричит о слабости.

Чем сильнее террин — тем меньше он похож на человека.

Однако у них не принято демонстрировать истинное обличие. Умение создать красивую и устойчивую оболочку-иллюзию высоко ценится.

Что за противоречивые создания…

Холодные синие глаза Далеона наткнулись на Люцию и зажглись в жестоком предвкушении. Видно, задумал Его Высочество очередную гадость. Что ж, вперёд. Кочку на дороге она ещё припомнит.

Дав себе мысленный зарок, Люция с трудом оторвалась от гипнотического взора принца и переключилась на дела насущные. Отточенным движением сдернула с седла кожаный свёрток, развязала бечёвки, отстегнула ремешки, развернула.

На «холстине» не больше двух локтей в длину и локтя в ширину в кожаных петлях фиксировались ножны, а в них — чуть изогнутые клинки без гарды и с тупыми лезвиями (специально для тренировок). Красивое оружие, лёгкое и изящное, улучшенная версия кинжалов фарси. Хотя, по правде сказать, ни удлинённым кинжалом, ни коротким мечом сие творение не было. Скорее, чем-то средним. И оттого особо подходящим для «Танца мечей».

Жаль сталь самая обыкновенная. Такая на коже террина даже царапины не оставит, максимум — синяк. И то, от силы удара зависит. Для убийства «бессмертных» нужен клинок из «Голубой стали» — Ас близаре.

Близар — особая руда, что добывается только в Гномьих горах. Магические потоки мироздания, все силы природы, почему-то особо концентрируются именно там, в горных массивах, в шахтах, где и проживает этот приземистый, крайне скупой и сварливый народец.

Клинки из близара способны убивать терринов. Клинками из близара рубились в войне 10 лет назад. Ими истребляли кланы. Ими полнится армия Магнуса под предводительством первого принца Кейрана. Двор Войны…

Ей надо туда.

Люция глубоко вдохнула, прикрыв глаза, и вытащила тренировочные мечи из ножен. Привычно взвесила на ладони, покрутила, разминая запястья. Сталь засвистела, запела.

Она готова. Размялась ещё в покоях после умывания. В отличие от этих повес из Двора Мечей Люц всегда готова к бою. Нет, не так. Она всегда в бою. Весь замок — место сражения, военный полигон(!), и каждая секунда в нём наполнена борьбой за выживание, как физическое, так и моральное.

Террины могут согнуть её, поставить на колени, унизить, но не сломить. По крайней мере, за семь лет им это не удалось.

Далеон тоже вооружился. В отличие от Люц ему достаточно поманить оружие пальцем и оно само прилетит ему в руку. Такова его уникальная магия. Пусть слабая и нестабильная. Но понятная.

Телекинез.

Иногда осознание, что будь принц одарённее и жёстче, переборол бы любого из братьев и даже неуязвимого папашу, стал бы могущественнее любого из терринов, холодит Люции душу.

У телекинеза слишком много путей применения. Вот бы ей его силу. Сколько бы проблем решилось одним махом!..

Ладно, сейчас не до пустых мечтаний.

«Сосредоточься» — приказала себе Люц и вышла из-под сени деревьев на залитую солнцем короткостриженую поляну. Сапоги легко пружинили по траве, но и скользили из-за росы в два раза сильнее. Что совсем не на руку.

Но чем сложнее тренировка, тем лучше выйдет выступление перед зрителями — это каждый артист знает. Потому остается лишь смириться с трудностями и постараться их преодолеть.

Сесиль вытащила из сложенных подле лошади вещей небольшой круглый футляр, а из него — шкатулку. Прикоснулась к крупному камню на крышке, и выплела элементарные чары. По округе полилась ритмичная мелодия. Барабаны, лютни, скрипки.

Музыка наполняла энергией каждый мускул, толкала в пляс, в бой. Кровь кипела в жилах, а руки подрагивали от нетерпения, но Люц прикрыла глаза и заставила себя дышать ровно. Слушать.

«Прежде всего, поймай ритм» — так учила покойная мама.

Но едва ударил нужный аккорд, Люцию настиг удар. Она едва успела отклониться: Далеон подло напал сбоку, не дожидаясь правильного мотива, и снизу вверх разрезал клинком воздух. Паскудно ухмыльнулся, и девушка вскипела.

Она ушла в сальто назад и тут же прыгнула на противника из приседа. Клинки столкнулись и зазвенели в быстрых выпадах. Удар, удар, вращение, удар в прыжке, стойка, удар, удар… И снова, и снова. Мир перед глазами вращался, в ушах молотили барабаны, и лязгала сталь.

Дрались азартно, быстро, на пределе человеческой скорости, но не забывали о театральности всего действа.

Вероятно, Далеон мог двигаться быстрее, но Люция не позволяла, да и уступать не собиралась. Не в родимом Танце мечей. Не ненавистному шестому принцу. Ни за что.

Казалось, противники равны, и бой их может длиться бесконечно. Обоим пора отступить, дать второй паре место, сменить партнёров, не продолжать бессмысленную борьбу в ненастоящем состязании.

Но никто не желал уступать.

Взмокли и запыхались, но продолжали биться с каким-то одержимым упрямством. Будто «победой» хотели что-то себе или друг другу доказать, донести. И не могли.

Лицо Далеона исказилось от ярости, выдвинулись звериные клыки, круглый зрачок сжался в змеиную линию. Хотел испугать? Так вот — Люция не впечатлялась. И оскалилась в ответ, от чего принц подавился воздухом.

Она не упустила заминку и пнула его в грудь. Шестой отшатнулся, потирая ушиб и сверля Люцию злобным взглядом. Мимолетно глянул в сторону, подавая кому-то непонятный знак.

Ну, как «непонятный»? Люц поняла его мгновение спустя, когда злобная гадюка Меридия прыжком вписала колено ей в живот.

Фарси задохнулась, из глаз искры посыпались.

«Гадина! Сволочи!» — ругалась в мыслях. Значит так он с ней? Так?! Вот его задумка?! Об этом они договорились у неё за спиной и потому опоздали? Подло… очень подло! Хотя чего ещё ожидать от шестого и его шайки шакалов?

Впрочем, Люция сама виновата: зачем расслабилась? Сосредоточилась на одной цели и перестала следить за окружением. Теперь, Тырх знает сколько, будет лечить синяк.

«Турхва обтырханная!» — обругала себя на орочем Люц и вступила в новый бой. Теперь уже против двух терринов. Оба улыбались, как голодные пираньи, и улюлюкали.

Ну что ж, «танцульки» кончились, теперь они отведают силушки фарси!

Люц ударила внезапно: отбила пару режущих атак Меридии, парировала выпад принца и с разворота шарахнула амфибию пяткой по башке. Та оступилась, выронив кинжалы, Далеон опешил, и потому Люция легко её «добила»: схватила за волосы и впечатала лицом в колено.

Характерный хруст показался самой дивной музыкой. О, сколько раз Люц мечтала так сделать! Но законно избивать недоделанных наследничков можно лишь на тренировках. Просто раньше повода для грязного стиля не было, теперь же принц дал. Первый нарушил правила, чем развязал руки. Благословил, так сказать!

Позади привиделось движение, и Люц инстинктивно пригнулась. Клинок просвистел над головой. Девушка откатилась от скулящей амфибии и поднялась рывком, удобнее перехватывая длинные кинжалы.

Перед ней стояла платиноволосая Сесиль и хитро улыбалась поигрывая оставшимся клинком. К ней присоединился Орфей с виноватой улыбкой на губах и тренировочными мечами в руках. Чуть в стороне от них хмурился Далеон, и он же выплюнул:

— Хана тебе, чужачка. Нападаем!

И пусть приказ явно не к ней относился, Люц напала. Первая. На троих.

Бой вышел жуткий. Сложный. Неравный. Театральщина осталась где-то на задворках. Каждым из противников движило лишь одно — жажда крови.

Сесисль, эта вёрткая кошка, гораздо более искусная в «танце» и хитрая, чем её подружка, даже тупыми лезвиями умудрилась расцарапать Люцию. Не критично и не смертельно, так… пара кровавых ссадин на теле и прорех на тунике, и всё равно неприятно и жутко бесит.

Особенно жаль одёжку — лишних денег на новую нет, придётся зашивать в ручную. И ладно бы Люц шила — она в этом полная кретинка — придётся просить Изу.

Орфей… Его стиль боя тоже не плох. Легкие движения, высокие прыжки, точные рывки. Он словно парит. Но не ставит своей целью навредить Люцие (что удивительно) и потому не может её одолеть или серьёзно задеть. Не пытается.

Он нежен. И, наверное, единственный сейчас участвует в «тренировке», а не схватке бешеных кошек за территорию.

Что о Далеоне… Он наступает Люц на пятки. В смысле — почти не уступает в мастерстве. И сражаться с ним всегда не просто. И интересно. Их битвы полны азарта, непримиримой вражды и желания растоптать друг друга, переломить, подчинить.

Кто одержит верх? Кто повелитель, а кто раб? Кто будет править?

Глупое соперничество, бессмысленное и детское. Им нечего делить. Кому и что они хотят доказать? Все роли известны. Он террин, она смертная. Он принц, она простолюдинка. Он маг, она бездарность.

И всё равно не могут отказаться от непонятного спора.

Потому, раскидав придворных, Люция взмыленная и побитая, с дикими глазами, словно одержимая идёт на Далеона. И он встречает её без страха с привычной ненавистью, пылающей в синих очах.

Он уже чует, что будет. Звериная интуиция кричит, вопит во всё горло! И всё равно упрямо поджимает чувственные губы и сжимает перед собой кинжал.

Люц бежит, бросает ножи. Далеон отбивает, но отвлекается от девушки. Она исчезла с линии атаки — юркнула в бок. Удар ладонью в рукоять — и принц обезоружен; хват за плечо, ловкий прыжок — и она уже сидит у него на шее. Тонкие пальцы почти нежно обхватывают щёки и… сворачивают шею.

Хрясь!

Принц падает как подкошенный, а Люц уходит в сальто и мягко пружинит на ноги.

Немая сцена.

Ветер шумит в листве, кони жуют траву.

— Леон! — первой опомнилась Меридия, уже исцелившая раны на лице, и бросилась к возлюбленному. Или любовнику? Или другу? Люц не была уверенна на счет их отношений. Слухи среди слуг ходили разные. Возможно, они друг для друга всё вместе взятое.

Губы непроизвольно скривились.

— Что ты натворила, человечка?! — завопила принцесса амфибий, пылая праведным гневом. Принц на её коленях лежал неподвижно. Серый как труп, как могильный камень, с неестественно вывернутой шеей. Напоминал сломанную куклу. Такую хрупкую. Мёртвую. — Он!.. Он!..

— Он жив! — рявкнула Люция. Её запоздало начало трясти, и нервы почему-то сдавали. Какой-то иррациональный страх холодил душу, и она поспешила его отвергнуть: — Далеон бессмертен! Такие травмы для него — пшик! Сейчас очухается. Лучше скажи, что вы натворили?! Зачем весь этот цирк? Срыв тренировки?

— Мы преподавали урок… — невнятно ответила Меридия, но подбородок держала высоко и в глаза смотрела нагло, высокомерно и злобно. Будто мстила Люции и имела на то полное право. Но за что? — А ты так подло…

— Я подло?! — У Люц глаза на лоб полезли. — А нападать вчетвером на одного не подло?

Принцесса упрямо поджала губы и отвернулась. А Люц негодовала, но постаралась успокоиться, опомниться, пока не наговорила лишнего в порыве вдохновения. Потому следующие слова вырвались относительно ровно, с усталым вздохом:

— И какой к, Тырху лысому, «урок»?

Посмотрела на Сесиль, на Орфея, в поисках ответа, но близнецы переглянулись и неуверенно пожали плечами. А вот Меридия взвилась на месте.

— Ты ничего не понимаешь или делаешь вид? Мерзкая человечка, из-за тебя Леона опять!..

— Умолкни, — тихо оборвал её принц. Он поднялся, каким-то текучим движением, словно поднимал себя телекинезом, и невозмутимо, со смачным хрустом, вправил шею. И одарил Люцию таким убийственным взором…

Она бы умерла на месте, но зенками, к великому сожалению, нельзя убить.

— Сейчас ты, смертная, извинишься, — размеренно начал он. — Как надо. Подойдёшь, встанешь на колени, поцелуешь мой сапог и извинишься за всё «хорошее». За дерзость, за тупость, за неблагодарность. Признаешь свою никчёмность, раскаешься в ошибках…

— А задницу тебе не поцеловать? — едко усмехнулась Люц и смягчила: — Ваше Высочество.

Ладони тряслись. Ей конец.

Принц, на удивление, хмыкнул.

— Можно и задницу, но после.

Люция скрестила руки на груди.

— Обойдусь без первого и без второго.

Взгляды пересеклись, и в обоих пылало упрямство. Смертельное, тёмное. Шутки кончились.

— Я не буду извиняться за вашу слабость, — сказала она. — Я победила. В неравном бою. Всё честно. Смиритесь с поражением и прекратите спектакль. Надо уметь проигрывать.

Далеон рыкнул и стремительно приблизился, схватил её за ворот туники и дёрнул к себе. Их носы почти столкнулись, дыхания сбились. От бешеной ярости в синих глазах принца у Люц внутри всё сжалось, а язык прилип к нёбу.

— Ты не смеешь мне указывать, пигалица, — процедил он, не моргая. — Думаешь, если одеваешься как мы, учишься с нами и ешь за одним столом, становишься ровней нам? — Далеон недобро усмехнулся. — Совсем зарвалась? Ты смертная. Значит — жалкая и слабая. Ты должна ползать у нас под ногами, как сородичи, трепетать от страха и восторга и молить о снисхождении. Если я приказываю пить «зелёное» вино — ты пьёшь, даже если сдохнешь. Если я приказываю раздеться — раздеваешься без лишних вопросов. И если я говорю извиняться — ты извиняешься, и не важно, за что. Потому что я принц этой империи, твой принц, твой господин. Но ты продолжаешь противиться, дерзить, вставать поперёк горла. Неужели думаешь одолеть меня? Меня — деймона из рода Ванитас?!

Люция с усилием сглотнула.

— Нет.

Далеон неприязненно оскалился и отшвырнул её как надоевшую букашку. Люция упала на четвереньки, длинные волосы выбились из хвоста и прикрыли лицо чёрной вуалью.

— Видимо, тебе не чуждо людское коварство, omnes homines aequales sunt[1], — холодно отчеканил он и велел: — Ползи к ногам и моли своего принца о прощении.

Не шелохнулась. Вот так взяла и не шелохнулась. Напрочь проигнорировала прямой приказ и статус шестого. Только глянула на него зло, исподлобья, и привстала.

— Нет, — ударил жёсткий ответ. Люция окончательно поднялась, распрямила плечи, уставилась в глаза. — Ты не мой принц. А может, вовсе не принц? — злая усмешка тронула губы. — Ведь Император не хочет видеть тебя. Он не спрашивает о твоих успехах, Дааалеееон. Не хвалит, избегает месяцами. Он не признаёт твои достижения в «Танце мечей», а мои признал! — Люция ударила себя в грудь, и сапфировые чётки выпрыгнули из-за кожаного наруча. Они и есть доказательство. Они — подарок Магнуса Ванитаса за прекрасное первое выступление. — Поэтому ты бесишься. Не умеешь мириться с поражениями, и вечно кичишься тем, что принц. А что остаётся? Но мы-то оба знаем, — она придвинулась к его острому уху и понизила голос до доверительного шёпота: — это ничего не значит. Я всё равно лучше тебя. Не в силе, не в скорости, и упаси Великая Дея, не в магии. Но в Танце мечей. В «цели» твоего Двора. И за это я извиняться не буду.

Далеон не двигался, и, кажется, даже не дышал. А Люция развернулась и, стараясь держатся с достоинством, побрела к своей лошади.

Ноги подкашивались, зубы лязгали, всё тело бил озноб, словно её прокляли. Но защитные чётки от Магнуса ещё на запястье. Пока на нём.

Но кто знает, что случится через минуту, когда опальный принц выйдет из ступора и ринется мстить. Ему хватит ума сорвать амулет и наложить какие-нибудь поганые чары подчинения, чтобы с треском унизить Люц и втоптать в грязь всю её пафосную речь. Остаётся надеяться, что Далеон о них не вспомнит.

Люция протянула руку к лошадиной уздечке, обмотанной вокруг толстой нижней ветки, но не успела окончательно отмотать — кто-то схватил её за шкирку туники и грубо дёрнул назад, а второй рукой вцепился в живот и оторвал тело от земли.

Люция взвизгнула и засучила ногами. Горячие губы коснулись её щеки, обожгли дыханием ухо, и заставили притихнуть.

— Бесишь, — прошипел Далеон дрожащим от избытка чувств голосом. — Как же ты меня бесишь, дикарка! И как я ненавижу… всё это. Ты бы знала. Ты бы знала… — будто помешанный твердил он, пока волок, её Тырх знает, куда.

Люц вырывалась и чертыхалась, но разве ж этот зверь недоделанный выпустит? Он выше на голову, нечеловечески силён и, на удивление, твёрд в мускулатуре. А как когтями вцепился? Медвежья хватка! И не скажешь, что жрёт, что попало, ленится сутками и не просыхает от выпивки.

Терринские гены, чтоб их!

Журчание воды стало громче и чётче, и Люц поняла, куда он её тащит. И страх калёным свинцом поразил вены. Сковал. Парализовал.

— Пусти…

Перед взором предстала кромка быстрой прозрачной водицы, и память услужливо подкинула картинки из прошлого: сначала «расправу над ведьмой» одним зимним днём, затем из недалёкого отрочества…

Мальчишеская ладонь на затылке.

Фонтан с водой.

Пожар в лёгких.

— Пусти! — взвизгнула Люц, послав от ужаса к прадедам гордость, честь и достоинство. Она снова была там, в морозном утре, в знойном вечере, в ледяной реке и в теплом фонтане, без воздуха. Без воздуха.

Люция задыхалась, цепляясь скрюченными пальцами за руку принца, и готова была умолять, лишь бы отпустил. А он корчил рожи, сурово глядя только вперёд; глухой и слепой к её истерике. Хотя… скорее не корчил, а просто позволил обычно спрятанным за бесстрастной маской эмоциям проявиться: злость, негодование и… досада.

Нет. Быть не может.

— Отпусти же! — Люц извернулась ужом и куснула его в предплечье. Далеон выругался сквозь зубы.

— Не смей приказывать мне!

И отбросил её в воду.

Студёный ручей обжёг кожу. Облил лицо, голую шею, волосы, начисто промочил сапоги, штаны до бёдер и половину туники. В общем, не глубоко здесь, зря панику разводила, но расслабляться рано.

Люц сбросила с лица мокрые чёрные локоны, выдавила ироничную усмешку.

— Что, топить в этот раз не будешь?

Далеон мотнул головой, словно отмахивался от бреда, и посмотрел на неё сверху вниз, уже осознанно, со всей возможной неприязнью. Гневно поджал губы.

— Ты ничего не знаешь обо мне, человечка. Ни-че-го, — выплюнул и ушёл.

Люцие оставалось сидеть в «луже» и хлопать ресницами. И только когда его крепкая спина окончательно скрылась за деревьями, она позволила себе выдохнуть и расслабится.

Из позвоночника, будто невидимый штык вынули, на котором вся конструкция держалась: плечи ссутулились, руки повисли по швам, ноги отказывались шевелиться.

Ну и денёк выдался. Сумасшедшая тренировка, скандалы, истерики и непонятные слова принца. Их не хотелось анализировать. О нём вообще не хотелось думать. Но это было выше неё.

Люция всегда думает о Далеоне. Вот уже семь лет, с момента её появления в замке. Он не позволяет о себе забыть. Ни на миг. Он стал её дневным кошмаром; мысленной тенью, следующей по пятам. И, наверное, только во снах она может освободиться от его влияния. Однако и эта территория весьма спорная…

— Ты задела его за живое, — вдруг раздалось с берега.

Люц вскинула голову.

Орфей Диметрис. Сидел на песочке, жевал травинку. Салатовые одежды, хорошенькое личико в обрамлении светлых кудряшек, лучистые светло-зелёные глаза. Он очарователен, напоминает ангелов с полотен новой людской веры. Вот только заостренные уши и лукавый огонёк в очах выдают терринскую суть, а по людской логике — демоническую.

Он моргнул и поднялся с корточек. В пару шагов настиг Люц и даже сапоги не побоялся намочить — ступил в ручей и протянул ей руку.

Девушка оценила, и после секундной заминки, полной подозрений и колебаний, приняла помощь и поднялась.

— Неужели великого Далеона можно задеть? — фыркнула она, возвращаясь к теме. Осмотрела свой мокрый прикид, прорехи в ткани, подсохшие царапины и новые синяки.

Изабель снова будет ругаться, что Люц не заботится о себе, а Виктор — пилить колючим взглядом. Ещё и дорогущую лекарскую мазь придётся намазать, чтоб шрамов от порезов не осталось, а гематомы затянулись быстрее.

Н-да… Сложно быть «идеальной» в окружении неуязвимых и слишком красивых тварей.

— Можно, — с грустной улыбкой подтвердил Орфей. — Но только у тебя получается вывести его из себя.

— О-о-о, — протянула Люц. — Это мой главный талант.

— Неправда, — резко возразил химер и улыбнулся. — Сражаешься ты лучше.

Щёки Люц потеплели, на губы полезла непрошенная улыбка, но она не позволила себе растечься в польщённую лужицу и вырвала ладонь из его руки. Потёрла прохладные и влажные пальцы, на кончиках которых ещё ощущалось чужое тепло.

— Почему Далеон? — вдруг спросила она, и Орфей озадаченно склонил голову на бок, словно птица. Люц прочистила горло и пояснила: — Почему ты в его свите? Ведь столько Дворов кругом и куда престижнее этого. Да и принц такой… такой несносный, едкий, жестокий.

Орфей сложил руки за спиной и поднялся с мысов на пятки, с мысов на…

— У каждого из нас свои интересы. Просто Далеон может удовлетворить все. Меридия жаждет быть в центре внимания, Сесиль хочет самых безумных развлечений.

— А ты?

Нет, ей правда интересно. Ведь Орфей и сестричка из семьи «пожалованных». То есть близнецы и их родители не рождены терринами, а сделаны.

После войны Магнус сполна наградил верных сторонников, среди которых попадались и люди: богатые и хитрые, храбрые и умелые в воинском искусстве. Они сыграли не последнюю роль в завоевании мира. А когда пришло время раздавать почести, у них уже было всё, кроме… терринского бессмертия.

Но Магнус со своими учёными-алхимиками нашёл способ дать им желаемое. Создал «химер».

Так чего же хочет молодая химера от опального принца?

— Секрет, — Орфей лукаво сощурился, и Люц едва не отвесила ему подзатыльник. Кулаки прямо чесались.

Вот зачем так делать? Интриговать и обламывать? Или доводить окружающих до белого каления — отличительная черта всех членов Двора Мечей?

— Признаюсь в одном, — погодя, добавил Орфей. — Далеон меня восхищает.

«Да что там может восхищать?» — так и читалось в скептическом выражении лица Люции. Уж не помутился ли Орфей рассудком? Хотя солнышко припекает, даже мокрую одежду слегка подсушивает.

— Una hirundo non facit ver, — философски изрёк он, и со снисходительной улыбкой перевёл: — Одна ласточка не делает весны[2]. У Леона, как у всех, есть свои недостатки и достоинства.

Люция упёрто покачала головой. Волосы окончательно растрепались и тяжёлым каскадом накрыли спину и грудь, оставляя на ткани мокрые пятна. С кончика локона на песок срывались капли, как слёзы.

Она ни за что не поверит, что Далеон лучше, чем хочет казаться. Он ужасен. Он издевался над ней. Он сын ненавистного врага, Ванитаса, которому Люц поклялась отомстить.

Ей просто нельзя искать в нём положительные черты.

— Знаешь, — вновь заговорил Орфей и начал обходить её по кругу, разглядывать, как хищник добычу. Люц оставалось только вертеть головой и нервно комкать край туники. — Контракт «хозяина-слуги» всегда строится на взаимообмене. Ты приносишь клятву служения, обещаешь преданность, поддержку, защиту, а взамен получаешь что-то. И… — он замер напротив, в непозволительной близости — меньше полушага. Нагнулся к её уху и горячо зашептал: — Вместо того чтобы враждовать с Далеоном, подумай чего бы хотела получить. Уверен, у него найдётся, что тебе предложить.

Люция глянула на придворного с прищуром.

— Клятвы не властны над людьми, — напомнила простую истину. — Мои «клятвы служения» ничего не стоят, — вот здесь уже нагло лгала. — Да и вряд ли они сдались шестому. На кой чёрт я ему?

Она осеклась, поняв, что выдала людское ругательство. Н-да, несколько лет скитаний по глухим деревням, где о терринах и не слыхивали, расширили её кругозор и словарный запас, а вот не посвящённый в новую веру Орфей мог частично её не понять.

Но основную мысль уловил:

— Придворные лишними не бывают. Не в нашем случае. Далеон примет тебя. Побесится, конечно, поглумится, но в итоге примет и успокоится. Ты перестанешь быть объектом насмешек. Каким бы ужасным не казался тебе принц, он не будет издеваться над своими верными слугами, над друзьями, и другим в обиду не даст.

Люц недоверчиво хмыкнула. Скрестила руки на груди и отступила на шаг.

— Слабо верится. Я не такая, как вы, и никогда не буду равной в ваших глазах. А доверие и дружба строятся именно на равенстве, на уважении. Да и сколько обид висит между нами…

— Террины мстительные, но не злопамятные, — поспешно вставил Орфей.

«Зато я!..» — мысленно взвыла Люция, а вслух высказала последний аргумент:

— Далеон ненавидит меня. А я его. Не бывать между нами мира и гармонии.

— Ты заблуждаешься, — устало вздохнул Орфей, но на удивлённый взгляд Люц махнул рукой. — Впрочем, как знаешь. Просто подумай над моим предложением.

И он двинулся к роще. Люц осталась на месте, но не могла не спросить:

— Зачем тебе всё это?

Она обвела пространство рукой, но имела в виду, конечно, не замок, придворную жизнь или принца, а их странный разговор, совет, попытку убедить.

Орфей замер у дерева на мгновение и ответил, едва повернув голову:

— Просто мне надоело смотреть, как вы оба мучаетесь.

[1] Все люди одинаковы (лат.)

[2] Знач.: Не следует судить поспешно, по одному поступку.

Далеон стоял на общем балконе, облокотившись на перила балюстрады, и смотрел на двор у чёрного входа в его часть замка.

Солнце садилось сбоку, и огненно-рыжие лучи красиво подсвечивали ближайшие дикие сады, больше похожие на леса, широкую тропинку, вытоптанную лошадьми и слугами, и двух женщин бредущих по ней из пролеска к замку.

Люция и Изабель. Дочь и мать. Обеих легко узнать.

Люц в выгоревшей тунике и тренировочной амуниции, с чёрным вихрем из кудрей на голове. Нянька ниже на полголовы, в скромном коричневом платье служанки и чепце на пшенично-русых волосах.

Они совсем не похожи. Люц знойная брюнетка с диким нравом и внешностью. Иза хрупкая женщина с тихим характером и посредственными данными. Обе, разумеется, не родные и не обязаны быть отражениями, но раньше Далеону казалось — все люди на одно лицо.

Это знакомство с Люцией и течение времени всё переменили.

Теперь он отчётливо видел — все смертные разные: простые и чудаковатые, симпатичные и неприглядные, опрятные или грязные. С живыми несовершенными лицами и телами. А вот террины…

Одним словом — под иллюзией.

Иза суетилась вокруг девчонки, ругалась, но не забывала с тревогой промакивать её влажную одежду кухонным полотенцем и заботливо гладить по плечу, по спине, по голове. Люция покаянно вжимала голову в плечи, кивала на все упрёки и просьбы, но не могла скрыть нежной улыбки.

Далеон не жалел, что оставил её мокрую на поляне без лошади и заставил возвращаться в замок пешком, с риском, что она простудится. Он вообще не жалел ни об одной сделанной кому-либо пакости.

Он поступал верно. Всем обидчикам отвечал соразмерной платой.

В обществе терринов вообще по-другому не выживешь. Не будешь ставить зарвавшихся шавок на место, и однажды они тебя загрызут. Свой авторитет всегда приходится утверждать либо умом, либо силой.

Только с Люцией что-то вечно идёт не так. С первого дня. С первого мига.

В тот знаменательный день он, четырнадцатилетний пацан, вернулся из Летнего дворца на берегу моря, где проживают все наложницы Магнуса, и сразу ринулся к любимой няне. Чтобы объявить о своём возвращении; похвастаться, как здорово провёл лето без старших братьев с их удушливой учёбой, и как познакомился на приёме с Меридией.

Вот только в покоях Изабель оказалась не одна. Рядом с ней стояла маленькая и очень худая девчонка в большом, и потому крайне нелепом, платье служанки с чужого плеча.

Востренькое личико сердечком, пухлые губы, большие синие, как сапфиры, глаза, вздёрнутые бровки и невероятные чёрные волосы, вьющиеся крупными кольцами аж до талии. Симпатичная и хрупкая как статуэтка.

У Далеона перехватило дыхание. И какое-то странное волнение поселилось в груди.

Девочка удивилась, завидев его в дверном проёме. Но стоило Изе с благостной улыбкой их представить, как детское любопытство в синих глазках сменилось леденящим мраком. Ненавистью. Презрением.

Взгляд в точности как у его отца. Неприкрытая враждебность и холодная брезгливость.

И что-то внутри принца оборвалось. Перегорело. И распалилось заново, с новой яростью.

За что эта дрянная девчонка его невзлюбила? Он красив, он принц, он террин! И ничего плохого ей не сделал! Они только встретились, впервые… Так за что? Почему? Зачем?

Разве он заслуживает ненависти?

Душу раздирала боль, но вскоре её сменила тлеющая злость. Она-то и привнесла в мысли ясности.

Далеон решил выяснить правду. Выбить из чужачки, коль придётся. А если и это не принесёт плодов — даст повод к ненависти.

Ведь нет ничего хуже, чем быть без вины виноватым.

Даже у отца есть причина его ненавидеть, пусть и догадывается о ней принц лишь из слухов. А за что Люция его невзлюбила — загадка по сей день.

И желание докопаться до правды, да выяснить отношения, лишь усугубило всё. Вот уже семь лет они беспрерывно враждуют, соперничают и ненавидят друг друга.

А ведь всё могло сложиться по-другому…

Но она всё испортила! Она! Вредная, непокорная девица!

Чем он так не угодил ей с первого взгляда? Тем, что террин? Но к остальным лэрам Люция относиться куда почтительнее и дружелюбнее.

Может проблема в его высоком положении? Но оно — повод для лести, уж явно не для ненависти.

Все знатные вельможи да слуги только и делают, что подлизываются к нему, угождают, и это не смотря на статус «нелюбимого сына» Императора. Конечно, помощи от них ждать не приходится, но в глаза никто слова дурного не скажет: знают, чем всё закончится. Нет не казнью, и даже не выговором от Магнуса, а раскрытием на очередном банкете какой-нибудь грязной, порочащей тайны.

Стыд, позор, глумливые смешки от бывших друзей, знакомых, врагов. От всего высшего общества. Вот что ждёт глупцов, рискнувших «укусить» Далеона.

Всем ведомо, что с шестым принцем шутки плохи. Ещё ребёнком он познал, что такое всеобщая неприязнь, игнорирование, унижение, а подростком отстоял себя. Вырвался из порочного круга, научил всех считаться с собой.

Получилось отлично!

В конце концов, не из воздуха он Двор Мечей собрал, а из верных сторонников, в чьих сердцах нашла отклик его история. Кого вдохновила храбрость, кого привлекла наглость и дерзость.

А что до Люции?

У Далеона нет на неё управы.

«Что жутко бесит» — подумал принц, стискивая зубы.

Он глядел на мирную картину под балконом: мать заботится о приёмной дочери — и чувствовал в груди досадную, тупую боль.

И причины не в ревности Далеона к няне, как можно решить со стороны (он разучился этой скверной эмоции ещё с появлением Руби, ведь понимал, что младенцу нянька нужнее). Не в том, что Люц окончательно отняла внимание его единственного «родного человека», когда объявилась в замке. И дело даже не в её дурацком характере, дерзости, ненавистном презрительном взоре — впрочем, и они сыграли немалую роль в их непримиримой вражде.

Далеон просто… страшно завидовал.

Люция человечка без роду и племени, сирота, а приемная мать любит её, как родную, и старший сводный брат не поучает жестоким образом, не учит убивать и не требует быть лучшим, а заботится и смотрит с нежностью.

На другой же чаше весов — Далеон, сын императора. У него много золота, роскошные покои, лучшая одежа и еда, все слуги и лэры к его услугам. Магия в крови и вечная, беззаботная жизнь в перспективе. Но нет главного…

Любви.

— Далеон, — с беспокойством позвал Орфей, замерший рядом с ним. — Идём?

Принц оторвался от примерной семейки и посмотрел на друга.

Видимо, что-то из обуревавших эмоций отразилось в лице или глазах или в сжатых до побеления кулаках, потому что взор химера стал жалостливым.

Но — о, слава Великой Прародительнице! — он промолчал и вообще сделал вид, что не заметил, куда ранее пялился вассал. И хорошо, иначе бы Далеон ему врезал.

Ветер растрепал светлые волосы Орфея, подёргал полы бархатного фиолетового дублета, чистую рубашку, штаны, заправленные в высокие сапоги. Отличная одежда для выхода в город. Не привлекает внимание простотой кроя, но подчёркивает наличие денег качеством ткани.

То, что надо, для детишек-джентри, ищущих развлечений.

Далеон выглядит почти так же. Разве что куртка полуночно-синяя и штаны чёрные, а не серые. Впрочем, не суть.

Солнце почти полностью скрылось, глубокие сумерки сгустились над столицей, тени удлинились, а значит…

— Пора.

В разгар ночи в известном публичном доме Поляриса не стихало веселье.

На первом этаже, в харчевне, с небольшой сцены работницы демонстрировали разнузданные пляски в пошлых и пёстрых, как перья попугаев, нарядах. Натягивали улыбки, подмахивали юбками, оголяли ноги, привлекали клиентов, разносили закуски и хмельные напитки.

Поддатые посетители, в основном мужского пола, щедро сорили деньгами, шумно болтали с товарищами за круглыми столиками, подбадривали свистом девчонок на сцене, гремели пинтами и тарелками по столу, расплескивали эль.

Пылали цветные огни в круглых светильниках. Примитивная, заводная музыка вырывалась за стены дома, доходила до второго этажа вместе со взрывами смеха и общего гомона, но разбивалась о двери приватных комнат.

На них были начертаны магические знаки, что при должной энергетической подпитке подавляют любой шум. Потому ни подслушать важных персон извне, ни нарушить их покой не представлялось возможным.

Отличное место для тайных встреч и отдыха.

В одной из таких комнат и засели Далеон с Орфеем.

Принц полулежал на широченной кровати в окружении подушек и полуголых девиц в слишком откровенных и легких для конца лета пеньюарах. Придворный почти в том же составе развалился на малиновой кушетке со спинкой и потягивал из бокала какой-то фруктовый напиток.

Между ласками, девицы тихо ворковали, улыбались, подавали лёгкие закуски и то и дело норовили подлить в деревянный кубок вина. Терринского, разумеется, другое бессмертных не берёт. И главное, понятия не имели, что обслуживают принца империи и его ближайшего друга.

Почему? Встретить террина в подобном месте — не редкость. Это же Полярис — столица империи Ригель, здесь смертные и бессмертные живут, работают и торгуют бок о бок. Отдыхают, разумеется тоже, но тут уже всё зависит от личного достатка.

Если статэров в кошеле с гулькин нос — сиди в общем зале и довольствуйся малым. Если достаточно — добро пожаловать в комфортную приватную обстановку с лучшим сервисов.

Вкусы у всех, конечно, разные, но столичные террины обычно — лэры с высоким статусом и достатком — предпочитают сохранять анонимность, а отдыхать — спокойно. И от «простых» бессмертных их легко отличить по качеству одежды. Ну и, манерам.

Вот и Далеон с Орфеем ничем от местных повес не отличались, а в лицо их знали лишь вхожие в замок.

Хозяйка заведения — хитрая дородная сприганка — встречала их любезно. Смертные и бессмертные девчонки чуть не подрались за право их обслужить (ибо платили друзья щедро, блистали красотой и даже не били). И все «избранницы» ластились к ним как влюблённые кошки, хвалили, угождали, в рот заглядывали.

Вот нормальная реакция девчонок при виде Далеона! Так какого Тырха, эта Люция выделывается?!

— Как же она меня бесит, — говорил он, бессмысленно глядя в потолок. Орфей внимал. — Она простая смертная, а позволяет себе!.. Ведёт себя!.. — принц не мог подобрать цензурных слов и прикусил губу.

Да химер и так его понимал, сам же всё видел: и как «ведёт» и что «позволяет» и как «смеет».

— Да что она о себе возомнила?! — Далеон резко сел в кровати, сбив с себя кокоток. Они чуть кубарем с постели не летели вместе с тарелками и чашами. Некоторые из них поспешили усмирить негодование принца, начали что-то поддакивать, массировать плечи, гладить руки, впаривать еду и напитки, от которых шестой отмахивался. — Никто не смеет так обращаться со мной! Тем более — человечка. Почему она такая… неправильная! Где страх, любовь и уважение? Что с ней не так?!

Орфей тихонько вздохнул и решился ответить:

— А может причина не в ней?

— Намекаешь, что во мне? — гневно фыркнул принц и отпил тёмно-фиолетового вина. Но привычный ягодный вкус не принес прежнего расслабления. Далеон сжал пальцами переносицу и попытался успокоиться. — Давай объективно. Я молод, красив, богат и при статусе…

— У тебя характер не сахар, — с жалостью вставил Орфей, — знаешь же.

— Так и она не святая Лучиана! — парировал принц.

— Но имена похожи.

— Ты, видимо, оглох на оба уха, — насупился Далеон.

Химер беззвучно рассмеялся, откидываясь на спинку кушетки, и расплескал часть вина на светленькую террианку у своих ног. Но она ничуть не обиделась, улыбнулась и игриво облизнулась. Шаловливая ручка скользнула вверх по его бедру к пряжке ремня.

Хорошо, что всё постыдное нытьё Далеона останется в стенах комнаты. Кокоткам затуманит память чарами, как только они перешагнут порог, амулетов-то они не носят, не положено. Это один из плюсов приватных покоев.

— Какая-то она… — продолжил Далеон, глядя в мутную гладь внутри кубка и не обращая ни на что внимания. — Сломанная. С самого начала. И это не даёт мне покоя.

— Леон, — серьёзно позвал придворный, принц вскинул голову. — Ты сам «ломал» её многие годы. Чуть ли не с первой встречи. Не отрицай! А однажды, вовсе… перегнул палку. Ты приложил руку к тому, что мы имеем сейчас.

— Я пытался починить… — выдавил он неубедительно.

— Ты не часовщик, чтоб чинить треснутые механизмы. Не лекарь, чтоб лечить тела и души. Не великий магистр, чтобы управлять с помощью чар чужими чувствами….

— С последним ты точно подметил, — прошипел принц, сминая в кулаке кубок, как бумажку.

Несколько фруктов лопнуло, девчонки вскрикнули, вскакивая на ноги. Столешница треснула, запрыгали блюда, звякнуло стекло на мутном окне, по нему поползла трещина. И всё это результат неконтролируемого магического всплеска.

— Я паршивая овца! — выкрикнул Далеон, отбрасывая в стену негодный бокал, и соскочил с кровати. — Не могу толком контролировать силы, наносить многие чары… да я хвост спрятать не способен! — оный сейчас зло бил его по ногам. — А это умеют даже дети! Я не открыл свой дар и не представляю каким он может быть! Я ущербный и слабый. Не удивительно, что родной отец, братья и какая-то человечка меня презирают.

— Далеон, Далеон! — запричитал Орфей и за мгновение вырос возле него. Взял лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза. Принц вырывался, но вскоре перестал и смиренно поглядел на друга, в чьём взгляде сквозило сочувствие напополам с нежностью. — Я не хотел тебя обидеть. Прости, пожалуйста. С магией ты научишься управляться, какие твои годы! Чары — не столь важны, для них у тебя всегда буду я и Двор Мечей. А по поводу дара… — Орфей задумчиво покусал нижнюю губу, припоминая лекции и сведения из учебников, и ответил тише: — Он передаётся от родителей. Отца или матери. Смотря чья «кровь» окажется сильнее. Если ты не получил дара Его Величества, значит унаследовал от матушки. И… — химер вздохнул и нехотя добавил: — твои сны могут быть с этим связаны. Но это лишь моё предположение. Тебе нужно выяснить больше о лэре Кассандре и её предках.

Блондин отстранился и прошёл к столу, чтобы с благодарностью принять из рук расторопной кокотки новый бокал с выпивкой. Далеон помолчал, переваривая информацию.

Ему не верилось, что на свете мог остаться вид с генами сильнее, чем у деймонов. Нереально. Сравнимы с ними только сиды, но те уже многие века и носа не кажут из своего летучего города.

Однако подтверждение иного отпечаталось в чёрном цвете волос Далеона, в окрасе кожи и синеве глаз. «Шестой» совсем не похож на отца и братьев. Они все светлые, с шевелюрами белее снега и оттенками радужек от кровавого до фиолетового. Тот же маленький Руби внешне — копия Императора.

А Далеон… как от соседа.

И если б не его телекинез, как у далёкого прадеда, и куча доказательств целомудрия и верности мужу покойной матушки, его бы вышвырнули из замка без зазрения совести. Или нет? Нашли бы применение, как Люцие?

Тырх знает этих терринов — у них нет совести! А решения нередко принимаются в порыве. Вот, наверное, ещё одна из причин, почему расчётливый и холодный Магнус сумел быстро завоевать весь мир.

«Меня опять понесло» — обругал себя Далеон и попытался собрать мысли в кучу. Запустил пятерню в шелковистые волосы.

— Это и от Люции поможет отвлечься, — чуть погодя добавил Орфей и приобнял за талию блудницу с тёмными локонами. Она растянула алые губы в улыбке и жеманно захлопала густо накрашенными ресничками. — Пора уже оставить её в покое.

— Ты прав, — пробормотал Далеон и побрел к койке, где его дожидалась тройка безумно симпатичных брюнеток, ни чета одной злобливой, сразу видно — без амулетов с гламором не обошлось. От предложенного кубка отказался и просто упал в девичьи объятья. Те умело заскользили по телу, избавляя его от оков одежды и будоража. — Ты совершенно прав.

— Но от чего же ты не пьёшь, друг мой? — театрально усмехнулся Орфей и шлёпнул по попе свою шатенку с кувшином, подталкивая её к принцу. Она ахнула и наигранно-возмущённо погрозила пальцем. Химер подмигнул и махнул рукой, мол, поторопись, красотка, тебя уже заждались. Девчонка захихикала и двинулась к Далеону. — Твой первый кувшин почти полон.

Расторопная девица подхватила со столика пустой бокал и наполнила золотистым вином, которое всё это время цедил придворный. Да, в отличие от вассала, он не ценитель тяжёлых напитков.

Этот «нектар» Далеон принял, задумчиво посмотрел в чашу на своё кривое отражение и растянул губы в ленивой усмешке.

— Боюсь найти там змею.

Орфей вернулся на кушетку и притянул к себе блондинку, которую ранее случайно облил. Она принялась медленно целовать его в шею и гладкую грудь в вырезе шёлковой рубахи.

— Ты о том сне? — сразу догадался он и заметно напрягся. — Он тебя беспокоит?

Далеон шумно вздохнул и закатил глаза.

— Ты же знаешь, все сны меня беспокоят.

— Но ещё ни один не заставил отказаться от выпивки, — метко подметил друг и продолжил настойчиво глядеть на него, ожидая каких-то пояснений, подробностей, мыслей.

Переживает.

А как тут не переживать, когда видения так или иначе сбываются? Правда, по большей мере, все они — бред сивой кобылы. Орфей в курсе деталей, Раф… Рафаэль знает о бессоннице, кошмарах, том, что могли доложить шпионы. Больше никто не ведает об истинном уровне «проблемы» и хорошо. Не хватало ещё прославиться очередной слабостью.

Далеон начал рассказывать химеру о своих тревожных снах не сразу. Так, случилось разок, после «рокового шестнадцатилетние», он поделился видением как забавной историей. Ведь пригрезилось, что какой-то моложавый лэр, достопочтенный член совета, прославленный на всё королевство своей завидной золотой гривой до колен, носит парик, а сам лысый, как коленка, и умело скрывает это от всех, даже от жены.

А позднее выяснилось, что сие — истина.

На одном балу Двор Мечей замыслил очередную пакостную шутку, дабы немножечко так… сорвать торжество любимчику-Рафаэлю. Орфей припомнил рассказ Далеона и предложил попробовать дёрнуть лэра за шевелюру, авось правда. И подбили они на проделку одного простофилю-фавна.

Кончилось всё плохо. Для фавна и лысика. Парик слетел, смех поднялся, жена лэра в шоке, королева в шоке, главный виновник торжества почти забыт. Всех больше волнует как блистательный красавец, террин и член совета, умудрялся столько лет водить всех за нос.

Вскрылась и его слабая магия, не способная подолгу удерживать частичный морок. И раннее облысение из-за затесавшихся в роду гоблинов. И название лавки, в которой он купил парик из гривы вымирающих единорогов.

В общем, сон сбылся. Шалость удалась. Никто не пострадал. Только фавна поймали и отходили плетью, да лысик стал посмешищем до следующей выходки шестого принца. А так не пострадал никто. Из Двора Мечей, конечно. Хоть все и знали чьего ума это дело.

С того дня Далеон стал делиться с Орфеем многими снами. Только вот далеко не каждый был понятным или радужным. Скорее уж трагическим. Смерти знакомых, детские травмы, душераздирающие воспоминания, моменты одиночества, боли и глубокой тоски, от которой выть хотелось.

А когда он видел свою мать в её последний миг…

Бледная улыбка.

Кинжал.

Шёпот.

Об этом он не рассказывал никому.

Далеон подавил тошноту и мотнул головой, возвращаясь к реальности, к ласкам продажных девиц, ядовитым парам алкоголя, благовоний и снеди. Хватит с него мыслей. И химеру ему нечего ответить, чтобы развеять тревоги, разве что:

— Я разберусь, Орфей. Обязательно разберусь. В предках, в даре, в сне — во всём.