Vanitas

Глава 5. В лабиринте

Торжество в Рубиновой Зале Люция покинула спешно. Поприветствовала императорскую чету, перекусила и смылась под первые музыкальные аккорды.

Она не любила балы, сутолоку, высокомерных лэров и их презрительные, а то и откровенные, взгляды; плюс к тому ужасно вымоталась за день и, стыдно признать, избегала Двор Мечей.

Глупо и по-детски — знает. И ничего с собой поделать не может.

Стыдно. Стыыыдно! Это дурацкое чувство ещё знакомо ей. Ещё не выгорело в тлетворном окружении терринов-охальников.

Как ей вести себя теперь, после выходки Орфея? Как расценивать её? Это шутка, очередная попытка поглумиться или?.. Что «или» Люц даже додумать себе не позволила.

— Нет никаких «или» и быть не может, — шикнула она и захлопнула дверь в спальню.

Но что теперь будет? К чему готовиться?

Неизвестность нервировала, толкала грызть кутикулы. Дурная привычка.

Надо остановиться, переварить и спокойно подумать.

Люция скинула опостылевшее платье с ужасно узким корсетом, больно передавившим грудь, вынула шпильки из волос и погрузилась в горячую ароматическую воду в огромном деревянном корыте. Спасибо Изабель за своевременную заботу.

Блаженный стон сорвался с губ, мышцы расслабились, ранки приятно защипало. Девушка жадно втянула носом любимые запахи луговых трав и ещё каких-то целебных сборов и откинулась на полотенце, перекинутое через бортик.

Ночь за широким окном уже раскинула по небу свои тёмные крылья и нависла над Полярисом хищной, выжидающей птицей.

Ночь — опасное время, особенно за пределами крепостных стен. Но и в замке нельзя быть абсолютно уверенным в своей сохранности. Ибо всё чёрное и грязное, что есть в терринах, высвобождается под покровом тьмы. Жажда крови, страха, насилия и чувственных удовольствий.

Они напиваются зачарованных вин и пускаются в разгул да оргии.

Ещё и по этой причине она так стремительно покинула бал.

Люция привыкла к борьбе, но иногда и ей хочется покоя.

Она взяла с тумбочки жёсткую мочалку, хорошенько намылила пахучим мылом и принялась усердно натирать тело, особенно ступни и подмышки.

Это от терринов в любой непонятной ситуации будет пахнуть цветами, орехами, травами, да даже мхом! А от Люции, если она не помоется, будет нести потом.

И приходиться мыться каждый вечер, а то и по два раза на дню, чтобы не вызывать новую волну насмешек.

Люция резко дернула мочалкой по руке и случайно рванула браслет. Бусины угрожающе стукнулись, и сердце ухнуло в пятки. Люц перепугалась, что порвала нитку, но — слава Предкам! — нет.

Аккуратно сняла сапфировый шедевр и переложила на тумбочку.

Пусть она ненавидела Магнуса и мечтала убить — подарок приняла. Он слишком полезен, необходим! для выживания в кругу терринов.

Раньше, когда Люция только появилась в замке, у неё, как и у всех слуг, был кулон с крохотным сапфиром на кожаном шнурке. Им всем выдавали такой, дабы уберечь от вредоносных чар не добрых гостей и уменьшить количество покушений на Ванитаса с семейкой.

Поскольку дружба у Далеона с Люцией с первой минуты не заладилась — принц с друзьями всячески издевались над ней.

Однажды в сомнительных «догонялках» (где Люция играла роль дичи, а шестой с шайкой стреляли в неё ветками из самодельных луков), она споткнулась и упала, а из-под ворота платья вывалился кулон.

Далеон заметил это — ибо именно его стрела метко подбила лодыжку девчонки, он настиг её первым — и сорвал защитный амулет.

Для Люции история кончилась ужасно. Хлыщ заставил её бегать за ними на четвереньках по всему замку с подвываниями и лаем. Свите было весело и хорошо, Люц — гадко до слез и больно.

Конечно, взрослые пожурили шестого за такой выверт и даже лишили сладкого на месяц. Но Люция почти столько же выводила синяки и царапины с коленей и ладоней. И совсем не чувствовала удовлетворения от его наказания.

Далеон ещё долго зубоскалил, завидев её, и парадировал собачий вой.

С тех пор Люция осторожно относилась к защите от чар. И периодически меняла расположение амулета на теле.

Люц намылила волосы и опустилась в воду с головой. Тишина и глубина не успокаивали, скорее тревожили, напоминая о прошлом. Девушка быстро смыла пену, расчесала шевелюру пальцами и вынырнула.

В полумрачной комнате стояла сонливая тишина, трещали поленья в камине, горели свечи в канделябрах, и густой запах масел и воска окутывал её. Она любила этот запах. И тепло, что дарил огонь.

Её разморило. Приятная нега поселилась в теле, веки потяжелели. Люция привались к бортику корыта и не стала противиться сладкой дреме.

Не знала, сколько так пролежала, когда сонная дымка развелась в миг.

Ледяные пальцы сжали плечи, жаркий шёпот обжег ухо:

— Отдыхаешь, дикарка?

Люция вздрогнула и метнулась к четкам на тумбочке, но звучное: «Sathe!» — настигло её раньше.

Пальцы замерли в полуногте от спасительных бусин, тело сковало чужое заклятие. От ужаса волосы на загривке зашевелились.

Это конец. Не вырваться. Не спастись.

Люция увязла в чарах, как бабочка в паутине, бессильно билась о клетку родного тела и ощущала такой же одуряющий, парализующий мозги страх от своего бессилия.

— Тебе это сегодня не понадобится, — промурлыкала за спиной Сесиль и перехватила браслет. Рассмотрела игру огня на гранях, коротко хмыкнула и спрятала драгоценность в ящик тумбочки.

Сердце Люции дергалось пойманной птицей где-то в горле. Дыхание с приоткрытых губ срывалось рваное, с хрипом.

— Орфей, — приказала близнецу химера.

Сбоку появился светловолосый юноша в коротком алом хитоне с золотой вышивкой. Как они вошли? Когда успели?!

В руках он держал бокал и какую-то белую простынь или хламиду, лицо светилось улыбкой, но резкие тени комнаты делали её какой-то дьявольской, жуткой.

За его медленным приближением скованная Люция могла наблюдать лишь краешком зрения. Однако ощутить всю неловкость от наготы и наклонной позы чары не мешали.

Орфей остановился рядом и прошёлся по ней откровенным взглядом.

— Красивая, — заключил. А зелёные очи вспыхнули и потемнели от вполне однозначного желания.

Щеки Люции запылали, как два костра.

— Да-да, — отмахнулась Сесиль и собрала в горсть её влажные вьющиеся до самой попы волосы, небрежно отжала. Скользнула холодной ладонью по мокрому чуть загорелому плечу на выпирающие ключицы и ниже к…

Люция задохнулась, а Сесиль бесцеремонно, с каким-то научным интересом, сжала её правую грудь и взвесила в руке.

— Настоящая, — выдала задумчиво и посмотрела на свою, почти плоскую, в смелом разрезе багрового хитона.

— А ты сомневалась, — съязвил Орфей и перехватил её запястье.

— Ну, знаешь! — фыркнула лэра и отдернула руку. — У нас с Меридей таких… «апельсинов» нет. Ни у кого из придворных террианок. Мы думали, дикарка подкладывает в корсет что-то. А оказалось… — Сесиль нервно кивнула на грудь Люции и скривила губки. — Какая вульгарность!

— Но ты возбудилась, — рассмеялся Орфей.

Сесиль озорно блеснула лисьими глазками.

— Не отрицаю.

И она выхватила из его пальцев кубок и придвинулась к Люц почти вплотную. Девушке было жутко, стыдно и дико, но в глазах враги могли прочитать лишь настороженность и презрение.

— Не бойся, дорогуша, — сладко запела Сесиль, ведя холодным краем кубка по её пухлым губам. Дыхание сбилось, во рту пересохло от волнения. — Сегодня мы не навредим тебе… больше обычного. Лишь поиграем, тебе даже понравится, обещаю. — И она мимолетно чиркнула заточенным ноготком над своей левой грудью, там голубоватым светом вспыхнул крестик клятвы.

Сесиль не сможет нарушить обещание, даже если захочет — магия в её жилах просто не допустит этого. Но оговорка «больше обычного» совсем не успокоила Люцию, как и упоминание игр.

Ей ли не знать, какие жестокие у них бывают забавы.

— А чтобы точно понравилось, и ты не была весь вечер такой напряжённой, мы принесли тебе вина.

Люция втянула носом воздух, и голову точно обухом огрело от дурманящих сладких паров колдовского Осеннего вина.

Зрачки расширились.

«Ужас! — возопила мысленно, в панике: — Нет, нет, нет, НЕТ!».

Ей до безумия не хотелось повторения той ночи. Ей не хотелось терять память и связь с мыслями и телом. Убегать от собак, просыпаться в лесу в порванной одежде и в синяках. С холодящим ужасом в душе и привкусом земли и гнилых фруктов во рту.

Предчувствие вопило дурниной, да и логика подтверждала: в этот раз всё будет хуже.

Люция попыталась преодолеть чары Сесиль. Вырваться из магического плена. Шевельнуться. Хоть пальцем, хоть мускулом, хоть моргнуть!

Мышцы свело от напряжения, на висках выступил пот, и…

Не получалось!

Предательское тело не сдвинулось ни на фалангу.

И магия в крови внезапно не проснулась.

Сесиль внимательно разглядывала её лицо, а затем громко, заливисто рассмеялась. От неподдельной издёвки в голосе, на языке стало кисло.

— Что ты так перепугалась? Я даже разбавила напиток специально для тебя!

— Ага, разбавила. Золотистым вином! — отметил её братец и тоже рассмеялся.

Но это Люция уже слышала, как свозь вату: Сесиль с каким-то маниакальным удовольствием поднесла к её рту кубок и приказала пить.

Не управляя собой, Люц жадно глотала напиток, захлёбываясь и обливаясь, словно неделю умирала от жажды и наконец дорвалась до живительной влаги.

Как зверьё. Как… дикарка.

Дьявольски хохот близнецов становился глуше, смешался, и наступила блаженная тьма.

«Это не моя спальня» — сразу поняла Люция, ощутив под голым животом влажную траву, а на коже — ласку холодного тумана. И задрожала.

Близнецы над её головой не заметили пробуждения пленницы и продолжили жаркий спор:

— Я просила подержать её, пока надеваю платье, а ты что сделал? — возмущалась Сесиль.

— Я держал, — возразил Орфей, — но она выскальзывала! Говорил, надо было её обтереть после ванны. Она ж вся в масле!

— Говорил он, — буркнула сестрица. — Ничего вам, мужикам, доверить нельзя. Всё самой делать, всё самой! Давай, я держу, ты одеваешь.

— Я вообще-то по снятию платьев, а не по натягиванию, — проворчал юноша, но послушно зашуршал тканью.

Сесиль взяла Люц подмышки и приподняла. С губ фарси сорвался жалкий полустон. В голове шумело, в теле поселилась дикая слабость.

— Очнулась? — обрадовалась химера.

Люция стояла на коленях перед её братом и не могла ответить: сил даже на смущение не осталось. И если блондинка решит её сейчас выпустить, Люц просто упадёт лицом в землю, окончательно теряя человеческое достоинство.

— Не переживай, скоро станет ещё лучше, — по-своему расценила молчание лэра.

Орфей покачал головой и присел напротив Люции. Отыскал в струящемся безобразии (у которого от платья — одно название) вход и выход и нахлобучил ей на голову.

— Давай, моя хорошая. Ещё немного, — ласково приговаривал он, вдевая безвольные руки в лямки. Поправил чёрные ещё влажные локоны, нежно погладил обнажённое бедро в смелом разрезе юбки. — Напомни-ка, Сесиль, зачем мы это делаем?

— Чтоб порадовать Леона, — в голосе послышалась коварная ухмылка. — Он так расстроился из-за турнира! Так поник! Да и какой праздник без почётной гостьи?

— Издеваешься, — понимающе усмехнулся братец и принял игру: — Голая Люция порадовала бы его больше.

И придирчиво осмотрел откровенный хитон.

— Фу, какая пошлость! — гнусаво протянула химера. — Ничего-то ты не понимаешь в эстетике. Какая наука в раздетой бабе? Голая баба — подарок без обёртки: приятно, но не цепляет. Гораздо интереснее разворачивать обёртку, ведь всегда будоражит неизвестность. «Что за конфетка в этом фантике?», «Что прячут в этой пестрой коробке?», «Что подарили мне родители на этот Самайн[1]?». Да и у нас сегодня костюмированная ассамблея!

Орфей зафыркал и, когда сестрица отпустила, приобнял Люцию за плечи, запустил пальцы в мягкие кудри и втянул воздух у виска.

Сердце Люции заполошно билось от непривычной и неприличной близости красивого мужчины. Даже туман в голове отошёл на второй план, зато касания кожи к коже стали какими-то болезненно-острыми, обжигающими.

Невыносимыми.

— Она пахнет почти как Далеон, — пробормотал химер, и… горячий язык коснулся щеки, затем — лёгкий поцелуй. Какие мягкие губы.

Дыхание сперло.

— Они пользуются одними средствами, — беспечно обронила Сесиль.

«Всё, меняю мыло» — подумала Люц, невольно принюхиваясь. Но почуяла лишь густой запах сырого сада.

Лэра плеснула вина из бутылки в единственный кубок и звучно отхлебнула.

— Какая гадость! — поморщилась и ещё отпила. — А в этом что-то есть. Пикантные нотки мёда и ягод… Надо и Леона угостить нашей бурдой! Так о чём я? Ах да! Наш принц не заморачивается с банными штучками — пользует, что дают. Мне Меридия жаловалась на его «приземлённость». Когда приезжают торговцы он просто оставляет выбор за нянькой, этой… Изабель. Ну, она и берет ему то же, что и дочери. Ничего ж не смыслит — простая смертная.

«Не буду ничего менять, — раздражённо решила Люция. — У Изы отличный вкус и меня устраивает!».

Видно, и принц оценил, раз ей доверяет, а вот его придворные — зажрались.

— Если ему всё равно, — начал Орфей, поглаживая её затылок, — Меридия могла бы подарить ему что угодно.

— Она дарила, — притворно вздохнула Сесиль. — Он не пользовался и сбагривал слугам.

— Н-даа.

Подул холодный ветер, Люц покрылась колючими мурашками, вся сжалась в комок и невольно притиснулась к тёплой груди террина. Он обнял её крепче, кажется, тоже не осознанно.

— Замёрзла? — заметил Орфей. Какие у него тёплые ладони…

— Д-д-да, — простучала зубами Люц.

Сесиль зловеще оскалилась.

— Сейчас станет жарко, — и протянула кубок брату.

Он с нежной улыбкой сгрёб со спины девушки волосы и перекинул вперёд, на полуголую грудь. Взгляд задержался в ложбинке и вернулся к сапфировым испуганным очам.

— Выпей, малышка, полегчает, — приставил к губам тлетворный напиток.

Люц не хотела пить, не собиралась и под страхом пыток, и лэр напоил её силой… через поцелуй:

Орфей глотнул вина и приник к её устам.

Он целовал упоительно, раскованно и жарко и, казалось, совершенно не стеснялся своей сестры, стоящей над душой и кусающей губы, дабы сдерживать злорадную ухмылку.

Голова закружилась, веки закрылись, тело запылало от умелой ласки сильных пальцев, что сжимали талию, скользили по спине и очерчивали ореолы груди. А стыд… стыд вместе с сопротивлением куда-то испарились под напором жадных губ и верткого языка.

Мучительно. Мучительно сладко.

Сознание заволокло какой-то багровой туманной пеленой и пьяным безразличием.

Быть может, дело в вине? Да, только в вине. В терринском, зачарованном вине. Этом проклятом вине, а не в мужчине. Потому что так будет лучше. Лучше…

Он отстранился от неё и лукаво усмехнулся, видя, как заполошно вздымается её грудь под лёгкой, ненадёжной накидкой, где больше прорезей, чем ткани; как раскраснелись щёки, а синие глаза покрылись поволокой.

Люция нахмурилась, пытаясь собрать себя по кусочкам.

— На! — Сесиль сунула ей в рот пару зелёных ягод, и хитро сощурилась. — Закуси.

Фарси, едва соображая, вяло шевельнула челюстью. Ягоды лопнули, и по языку растёкся и побежал в горло их приторный, кисло-сладкий сок с привкусом счастья, дурного восторга и дикого безрассудства.

Знакомый. Ужасный. Незабываемый.

«О нет, нет!», — хотелось закричать.

Девушка согнулась, начала отплёвываться, но было поздно. Яд уже проник в неё.

Она сунула два пальца в рот и… забыла зачем. Ужас стёрла упоительная радость. Тепло разлилось по телу бодрящей волной, всё вокруг расцвело, засияло, заиграло новыми красками.

Забытые Боги, как хорошо! Так хорошо ей не было никогда. А как очаровательно всё вокруг!

Она подняла лицо и узрела в сияющем ореоле Орфея с его дивными золотистыми кудряшками и нежными чертами. Перевела взгляд на его сестру-близнеца, понимая как миру повезло, что у него аж два настоящих ангела, и вымолвила едва дыша:

— Как вы красивы!..

Сесиль совсем неизящно загоготала и чуть не опрокинулась на спину. Брови Орфея смешно полезли на середину лба. Люция сама не заметила, как губы растянулись в улыбке, а внутри начали распускаться цветы.

Она рассмешила Сесиль! Она такая молодец!

Химер вгляделся в её расширенные зрачки и подскочил. На высоких скулах заиграли желваки.

— Ты чем её накормила?! — он гневно схватил сестру за руку и вздёрнул на ноги. — Что за отрава?

— Ничего не отрава! — обиделась она, отпихивая брата. — Это дурман-ягода, год-ши, из которой варят Зелёное вино. Знаешь, как сложно было её украсть из мастерской!

Он запустил пятерню в кудри, силуэт мигнул, и Люции показалось — его тело — кора и по ней, как живые ползут корни с листочками и бутонами, готовыми лопнуть.

Моргнула — ничего. Стройный юноша в коротком хитоне.

— А это не опасно? — спросил он, расхаживая из стороны в сторону. — Она не умрёт? Не заболеет? Люди такие слабые…

— Ой, да ну тебя, зануда! — отмахнулась Сесиль и поправила вырез алого платья. — Ничего с ней не будет. Ягоды даже не сушёные, концентрат маленький. Да если и заболеет, что с того? Позовём целителя или этого… императорского алхимика! Нестор и мёртвого поднимет. Тем более Его Величество не даст помереть своей игрушке.

Орфей замер.

— Игрушка императора? — как-то сипло и настороженно спросил. — Это точно?

— Ну не наша же! — закатив глаза, фыркнула Сесиль и понизила голос: — Его Величество щедрый, вот и позволяет Леону да нам играть с ней, — пауза, — до поры до времени. И поговаривают, «пора и время» уже подходят.

Она многозначительно смолкла и поглядела на сидящую на коленях Люц, что с неподдельным восторгом новорождённого дитя изучала мягкую траву под ладонями и высокие стены-кусты вокруг.

Орфей тоже посмотрел на неё, задумчиво и с неожиданным сочувствием.

Вдруг взгляд его переменился, и весь он подобрался, как пёс почуявший дичь.

— Что у неё на спине?

Сесиль выгнула бровь и обошла девушку кругом. Люц завертелась, тоже пытаясь понять, что он такого там увидел.

— Шрамы, — странно хмыкнула химера и сощурилась. Золотисто-зелёные глаза её впервые не смеялись. — Откуда они у тебя, дикарка?

Две симметричные серебристые полоски на загорелых лопатках.

Люция не хотела огорчать подругу, но и солгать не могла:

— Не знаю.

— Хм-м, — протянул Орфей, — Никогда не замечал. Они словно… — и наклонился, чтоб рассмотреть поближе, потрогать. Сесиль шлёпнула его по пальцам и закрыла спину фарси волосами.

— Ничего удивительного, — обычным тоном с ноткой брезгливости выдала она. — Люди слабы и часто ранятся.

— Ты права, — выдохнул химер и, задрав голову к небу, напомнил: — Время.

[1] Праздник сбора урожая. Местный Новый год.

Они уверенно пробирались по саду-лабиринту — высокому, извилистому и жутковатому даже при свете дня, не то что ночи — и ни разу не попали в тупик.

«Всё дело в их остром слухе, — с завистью думала Люц, разглядывая подвижные спины терринов. — И в ночном зрении».

Но истинной причиной их «везения» была банальная магия Орфея. Магия дриад, которую ему и его семье когда-то пожаловал Магнус Ванитас.

Она позволяла управлять растениями, выращивать их до колоссальных размеров или губить. И с её помощью Орфей просто раздвигал перед ними стены-кусты.

Если бы Люция не витала в ядовитом дурмане год-ши, то заметила бы… и принялась завидовать по другой причине. Её-то магия беспробудно спит.

А пока… Люц мелела от ощущений.

Как остро и сочно, оказывается, пахнет ночной сад: свежестью и влажной землёй. Как невыносимо приятно ощущать шелковистость травы под голыми ступнями, ласковую игру ветра в волосах и одеждах, и бодрящую прохладу росинок на коже.

Мрр-р! До мурашек.

Как громко стрекочут кузнечики, шумят кроны, курлычут ночные птицы и шелестят в кустах мелкие звери с мерцающими во тьме глазами.

А как ярко горят светлячки! Точно крохотные зеленые фонарики. Их так много в саду и, чем ближе сердце сада-лабиринта, тем их больше. Сидят гроздями прямо на кустистых стенах, в их листочках и бутонах, и ничего не опасаются.

Они мерцают, ширятся и сжимаются, нестерпимо горят и гаснут, плывут и обретают четкость.

С ними что-то не так… Или со зрением?

От их света у Люции слезились глаза. Ещё и пол ускользал из-под ног, как палуба в шторм; высокие кусты ездили в стороны: туда-сюда, вверх-вниз. Всё кружилось и качалось, будто в бредовом сне.

Люц тошнило, но губы до сводящих скул растягивала улыбка. И фарси не могла это остановить. Да и не понимала — зачем останавливать?

Всё прекрасно! Всё очень-очень хорошо!

В теле немыслимая лёгкость, в животе приятное тепло и словно бабочки порхают. А эта лихость в душе? Это упоительное ощущение всемогущества?

Да, она может всё! Вот сейчас как прыгнет, взмахнет руками и взлетит к звёздам. Они заразы спрятались за тучами и не хотят порадовать её друзей своей холодной красотой. Равнодушные фифы!

Ну, она им задаст! Сейчас, сейчас! Только земля перестанет крениться на бок, Орфей снова поднимет её с травы, отпустит локоть…

Ан нет, не отпустит.

Люц снова потеряла равновесие и на сей раз утянула химера за собой. Они упали бутербродом, то есть

маслом

Орфеем вниз, и дружно охнули.

Он чертыхался, поднимаясь и отряхивая короткий хитон, под которым совсем ничего не было, и что-то ворчал про каких-то неуклюжих смертных, но Люц решительно не понимала его. Не вникала даже. Она залилась звонким хохотом, да так заразительно, что вскоре и лэр хохотал, и его сестрица.

Так они, взявшись за руки и хохоча как три заговорщика или дурака, вывалились в центр сада у круглого каменного фонтана, поросшего светящимся мхом, и вдохнули упоённой влагой и густым запахом цветов воздух.

В сердце лабиринта есть такая просторная, круглая площадка, выложенная камнем, в которой сходятся все извилистые тропки сада, и в которой довольно часто проводит время Двор Мечей — Люция знала, но никогда не бывала там прежде.

А теперь узрела воочию.

Она вообще боялась заходить в лабиринт. Боялась заблудиться и с тоскливой обречённостью осознать — никто не будет искать её. Никому она не нужна.

Одна во всём мире.

Чужая для всех.

И бесконечно одинокая.

Люция тряхнула головой, отгоняя непрошеную грусть. Это совершенно не то, что сейчас нужно! И музыка, что лилась непонятно откуда, такая тягучая и тоскливая, совершенно не подходила её настроению.

Даешь веселье, пляски, праздник!

Люц не заметила, когда близнецы отпустили её в свободное плаванье, но совсем не растерялась и пружинисто зашагала вперёд, восторженно озираясь на статуи прелестных нимф с кувшинами или фруктами в руках. На них были похожие струящиеся балахоны, что и на ней, просто гораздо целомудреннее.

Но чего стесняться Люции? Она наслаждалась прохладой и непривычной свободой движений: ни что не сжимало в тисках полные груди, да рёбра; не облегало ноги второй, явно лишней, кожей.

А ещё она поняла, почему террины предпочитают ходить без белья, и заговорщицки хихикнула, словно узнала неприличную тайну.

Привлечённая воркованием голосов, Люц вышла из-за скульптуры и застыла, поражённая в самое сердце.

На плетеном из веток ложе с поднятым полупрозрачным белым навесом, среди сочной зелени, бутонов, покрывал и пёстрых подушек расположился Далеон с кубком в изящных перстах. Сероватая кожа его сияла, почти ослепительно, а над головой нимбом растекался свет.

Принц не сменил парадной одежды, как его придворные. Просто скинул где-то ботинки и дублет, расстегнул шёлковую рубашку и взъерошил волосы. Даже сурьму с глаз не удосужился смыть и золотистую пудру с мраморных скул.

В вырезе его белой блузы с игривым жабо можно было разглядеть крепкую грудь и жилистый торс. Выпирающие ключицы, длинную шею, резкий кадык, что вдруг дрогнул.

Люция столкнулась с принцем глазами, синими-синими, как сапфиры её чёток, оставленных в комнате, как ледяные моря, которых она никогда не видела, но мечтала посмотреть, и зрачок его сузился в линию.

Раньше принц ей не нравился, а теперь… она чувствует себя дурой.

Духи-Прародители, как он хорош! Прекраснее всех терринов в мире!

О нет, Далеон не совершенен, как все они, сотканные из гламора и иллюзий фальшивки. Нет. Его облик — истинный. Звериные черты открыты взору, словно специально выставлены на показ, наперекор моде и правилам, принятым в высшем свете. И это дерзкое «несовершенство», дарованное природой — его дикая красота — делает шестого бесподобным, уникальным. Живым.

Он — живой. Настоящий.

И как же Люц хочется потрогать его шелковистые, волнистые волосы цвета воронова крыла. Пальцы так и зудят.

Но Далеон наблюдает за ней настороженно, из-под насупленных бровей, как дикий лесной кот за охотником из засады кустов.

Люции не хочется его спугнуть и она, медленно, почти крадучись, начинает продвигаться вперёд.

Тут её коварные планы рушит Меридия:

— Что эта дрянь здесь забыла?! — взъярилась она и выскочила из-за балдахина, как ужаленная. По гибкому телу струился голубой хитон, подпоясанный золотой цепочкой. В откровенных вырезах на бедрах мелькали длинные голубоватые ноги. Красно-рыжие волосы амфибии вспыхивали огнём в свете круглых магических ламп, и завораживали одурманенную фарси. — Никуда без неё! Трухва! Теперь ещё и в наш уединенный сад припёрлась. Проваливай, смертная, или я выволочу тебя вон за волосы!

— Тише Меридия, — выступила из-за кустов Сесиль с примирительной улыбкой. — Не ругайся. Это мы её пригласили…

За спиной Люции, точно из неоткуда, вырос Орфей и положил ей руку на плечо в покровительном жесте. Ободряюще подмигнул.

— …пригласили без амулетов и во хмелю, — закончила химера и заливисто рассмеялась на вытянувшиеся лица друзей. Но их изумление быстро сменилось хищным любопытством.

— И что, она сама согласилась? — недоверчиво спросила Меридия.

Сесиль ощерилась в зловещей улыбке:

— Мы помогли.

И по-кошачьи, виляя бёдрами, двинулась к хмурому сюзерену. Принцесса амфибий провожала её гневным взглядом.

— Ты же не против, Леон? — мурлыкнула химера, оставляя призрачный поцелуй на его щеке.

Он молча, щурясь, посмотрел на неё, будто подозревал в чем-то или уже разгадал её коварный замысел и не одобрял, затем — на Люц. Доооолго смотрел с нечитаемым выражением и… медленно кивнул.

Орфей воодушевился.

— Давай, малышка, — он подтолкнул её вперед. — Поприветствуй нашего принца!

Под перекрестьем взоров Люц сделала робкий шажок и ещё один, наблюдая за господином из-под веера ресниц.

И он наблюдал за ней, жадно, ловя каждый вздох, и лениво потягивая вино. Но леность была лишь ширмой: сглатывал принц тяжко и ноздри его подрагивали, принюхиваясь.

Он уже сильно пьян. Едва сдерживается.

Люц вся затрепетала от кого-то сладостного томления внизу живота, и невольно замедлилась, Меридию это разозлило. Она взмахнула рукой, одними губами выплетая чары, и Люция запуталась в ногах и рухнула на четвереньки с немым возгласом.

Попыталась подняться — ведь принц ждёт, нельзя терзать его ожиданием — но снова упала. Коленки просто подгибались, словно разом обессилили, а ещё дрожали, как после интенсивных нагрузок.

Но упрямая Люция не сдавалась: приподнималась и падала, пыжилась, пыхтела и пробовала снова. И… падала. Как бабочка с перебитыми крылышками.

Придворные гоготали, только Далеон не смеялся. Люция лучезарно улыбнулась ему, но принц не ответил тем же, наоборот — лицо его стало ещё более замкнутым и мрачным. Но девушка не обиделась: не стоит всё принимать близко к сердцу.

— Сегодня ты будешь только ползать, смертная, если хочешь остаться с нами, — по-доброму объявила Меридия.

— Хочу, — вымолвила Люц. Она впервые за всю жизнь чувствовала себя так прекрасно, и не хотела покидать расчудесную компанию столь рано. Все здесь ей рады, все улыбаются, и Люц не желала опять сидеть сычом в своей комнатушке пока ровесники здесь резвятся.

— Тогда ползи сюда, поцелуй мои туфли, — приказала принцесса амфибий и выставила вперёд ступню в аккуратной балетке с заострённым мыском.

И фарси дернулась к ней, желая угодить, порадовать. Поделиться своим счастьем…

Вдруг Далеон с звучным щелчком отставил кубок и сел, свесив с каменного ложа ноги.

— Нет, сначала она уважит меня, — веско произнёс он и протянул когтистую длань, унизанную перстнями. — В конце концов, я здесь сын Императора! — И совсем другим тоном, почти ласково поманил: — Ко мне, Бабочка.

Люция тихо рассмеялась, не понимая, почему раньше так редко это делала. Бодро закивала и поползла на четвереньках к шестому, но на полпути запнулась о длинную юбку и шмякнулась на живот. Грудь едва не выскочила из низкого декольте.

Заохав, Люц приподнялась на руках и глянула на принца жалостливо, закусив губки. Он понимающе усмехнулся и покачал головой:

— Сама, Бабочка. Давай. Я не стану помогать тебе чарами.

Она притворно-тяжко вздохнула и с робкой улыбкой наконец подползла к нему.

— Какая ты оказывается хитрая, — белозубо улыбнулся он, сверкая острыми клычками.

— Другой быть в замке нельзя, — проворковала она чистую правду и оперлась пальчиками на край ложа меж его бёдер.

Принц сглотнул и толкнул свою руку ей под нос. На его скулах проступил непривычный румянец.

— Она это запомнит? — тихо спросил Орфей, незнамо у кого.

Люц хотелось прижаться щекой к длани шестого, зажмуриться и замурчать.

— Если только кто-то не наложит чары забвения, — ответила Сесиль и с подозрением покосилась на Далеона. — Как в прошлый раз.

— О-оо, нет, — насмешливо протянул принц. — На этот раз никто не подарит ей такой милости.

И это прозвучало жёстко, приказом.

Он удерживал руку на весу с бесконечным терпением, но Люция не решалась что-либо сделать.

— Ну же, — слащаво подбодрила Меридия и подпихнула её ногой под зад. — Поприветствуй нашего принца, как подобает жалкой смертной.

Люция в совершенстве владела этикетом — впрочем, как и другими придворными науками — и понимала, что принцесса имела в виду вовсе не реверансы и книксены. Их недостаточно, чтоб восхвалить Далеона.

Амфибия требовала исполнить старую, древнюю и отчасти ритуальную традицию полного признания власти владыки над собой.

Но как она ничтожная полукровка смеет коснуться него?

— Смелее, — поддакнула Сесиль, и Двор Мечей затаил дыхание в алчном предвкушении.

Люция не стала их расстраивать.

Глядя в пылающие синевой глаза, она осторожно взяла сухую и тёплую ладонь и с трепетом поцеловала кончики длинных пальцев.

Принц выдохнул с рыком сквозь сжатые зубы, словно касание причинило ему невыносимую муку.

Но руки не отнял, значит, Люц всё делает верно?

Желая удостовериться, она прикрыла веки и начала увлечённо целовать каждую его костяшку, каждое колечко, что обжигало уста холодом драгоценного камня. Ей нравились непривычные ощущения: шершавая кожа под губами, её солоноватый привкус, едва уловимый запах мяты и ягод.

Неловкая тишина повисла между придворными в саду, только пронзительно-печальная мелодия играла из шкатулки, да ветер шумел в листве.

Террины наблюдали за действом и странно переглядывались, весело уж никому не было.

— Люц… — глухо позвал Далеон и запустил свободные пальцы в её кудри. Слегка сжал у корней и отстранил от себя.

С ним что-то неладное творилось. Лицо напряжённое, по скулам гуляют желваки, а в очах стыд и дикое…

Он накрыл её глаза ладонью и глубоко вдохнул.

— А что же все приуныли? — внезапно бодро и насмешливо спросил друзей. — Мой старший брат вернулся с нуднейшей службы, а мы не празднуем? Орфей, ну-ка заведи шарманку повеселее. Сесиль, налей всем вина. Меридия, иди ко мне!

Придворные засуетились.

Орфей подошёл к шкатулке и начал колдовать над ней. Сесиль взяла с ажурного столика две бутылки разных цветов и щедро плеснула из одной и другой во все имеющиеся кубки. Меридия юркой змейкой нырнула к шестому под бочок, и принялась самозабвенно водить пальчиком по его торсу и хаотично целовать в обнажённую грудь, шею, крепкий подбородок, расстёгивать пуговицы.

Зрения Люцию больше никто не лишал.

Губы нашли губы. Меридия пылко, со всем усердием и очевидной любовью отвечала на поцелуй, а Далеон…

Далеон не сводил глаз с Люции.

И она, не мигая, глядела в ответ. Между ними будто протянулась смутная, ещё неоформленная толком связь. Но уже с пугающей неотвратимостью нависла над ними страхом потери, разрывом этого контакта взглядов и душ, коль хоть один отвернётся.

Люция смотрела на него, и незнакомые сильные эмоции поднимались в ней, распирали грудь, сжимали горло.

Она захлёбывалась, тонула в едком тумане щемяще-сладких, мучительных чувств. А когда принц начал ощутимо массировать её затылок, сжимая волосы до бликов боли перед глазами, Люц, казалось, вовсе сошла с ума.

Грудь ходила ходуном от поверхностного дыхания, пульс грохотал в ушах, перекрывая бойкий ритм волынок и флейт, внизу живота кипела кровь. Невыносимо. Внутри, как в кратере, бурлила, готовилась взорваться и выплеснуться наружу лава, всё сжигающая и воспламеняющая.

Эта эмоциональность пугала Люцию. Она никогда такой не была и просто не знала, что с ней творится, как всё прекратить. Ей хотелось толи прижаться к принцу сильнее, толи отпрянуть и сбежать.

— Мой принц… — сипло взмолилась она, перехватывая его запястье. Ёрзала, не знала, чего просила, но точно знала, что он может это дать.

— Не твой, — резко оборвала Меридия, оторвавшись от Далеона. Поймала его пронзительный взгляд, поджала фиолетовые губы, сжала кулаки и с какой-то обречённой решительностью добавила: — Пока не твой. Присягни ему на верность, дикарка. Ему и Двору Мечей. Здесь и сейчас. Поклянись покорно исполнять нашу волю, служить со всем рвением и почтением, обожать нас и быть преданной. Поклянись любить и делать всё во благо Далеона и нашего Двора. Клянись отдать жизнь за него, если потребуется. Клянись умереть, если прикажут. Клянись быть нашей общей рабыней, Люция Грейван!

Люция поднесла руку к груди, с искренним желанием и вдохновением исполнить всё, открыла рот, набрала воздух и…

— Скука, — хлестнула Сесиль, остановив непоправимое.

Она всучила Люц кубок и чарами приказала пить. И, пока та одержимо осушала сосуд, раздала всем напитки и встала перед пылающей праведным гневом Меридией, заслоняя полукровку.

— От её клятв нет проку, — лениво напомнила простую истину химера. Люц хотелось возразить, но кубок у губ мешал. — Ну, поклянется она и что с того? В этом нет смыла. Только потешить твоё самолюбие до завтрашнего утра. — Она издевательски фыркнула и выгнула светлую бровь. — Серьёзно, Дия? Я ожидала от тебя большего.

«Какое у неё милое сокращённое имя», — с восхищением подумала Люц.

Меридия поджала пухлые губки и высокомерно отвернулась, скрестив руки на груди.

— Дия, — ласково позвал её Далеон и привлёк к себе в объятья.

Принцесса сложила бровки домиком и насуплено пропыхтела:

— Я хотела, как лучше…

— Мы знаем, — мягко улыбнулся он и заправил коралловый локон за её острое перепончатое ухо. Коротко и чувственно чмокнул в уголок рта.

Его лицо сияло, как будто весь внутренний свет выбрался наружу. И смотрел он на амфибию таким влюблённым взглядом, что у Люции сжималось горло, точно кто-то сдавливал его ледяной рукой, и ноги подкашивались от дурноты.

Она никогда не видела принца таким. Чёрт! Да она вообще не видела, чтобы кто-то в замке так на кого-нибудь смотрел! Далеон выглядел таким… счастливым и расслабленным, каким не был даже после чарки «Зелёной феи».

Люц хотелось закричать. Она и сама не понимала этого желания. Просто… просто знала, что их нужно прервать, отвлечь, остановить этот контакт взоров, оторвать руки и развести их по разным углам сада.

Она почти сделала к ним шаг, но тут Сесиль схватила её за запястье и отняла пустой кубок.

— Пойдём, — приказала и потащила за собой, к Орфею, и прошептала коварно в самое ухо: — За тобой должок, «человечка».

Орфей встретил их на середине пути и перехватил руку Люции у сестры. Фарси было всё равно. Она задумчиво осматривала красоты сада: свежие ровно стриженые кусты; мраморные статуи; светлячки; булыжные тропинки; магические фонарики, лежащие на земле и испускающие тёплый золотистый свет.

…и не видела ничего.

Перед глазами продолжала стоять сладкая парочка, от которой горчило на языке. Даже винный дурман не спасал от неприятной, тупой боли под рёбрами — просто не позволял разобраться в причине муторных чувств.

Орфей кидал на девушку долгие взоры и колдовские зелёные глаза его становились всё темнее и темнее — наполнялись страстной поволокой, и заставляли щёки Люции пылать.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — в полголоса, доверительно поделился он и продолжил загадочно: — Скажу, по секрету, — зря переживаешь. Он может не признаваться в этом, но расклад давно изменился. Это же очевидно!

Люция мотнула головой, рассыпав чёрные локоны по плечам. Поджала губы.

— Не понимаю, о чём ты.

Орфей хитро сощурился.

— Скоро сама убедишься.

Он усадил её на плед, разложенный на травке недалеко от фонтана и… Далеона. Можно сказать — почти напротив него.

Мозолистая ладонь химера скользнула по скуле и заправила короткую прядку ей за ушко. Девушка перехватила его взгляд и снова покраснела, поежилась.

— Волнуешься? — он присел рядом и мягко поцеловал в лоб, веко, краешек рта. Девушка затрепетала в его лёгких объятьях. Его уста ощущались на коже, как порхание крыльев бабочки. Такие нежные…

— Ты такая сладкая, малышка, — сипло шепнул он ей в губы. Люция потупилась, не зная, куда деться от смущения. Никто прежде ей такого не говорил.

А от его вкрадчивого тона сердце ускоряло ритм.

— Мы не навредим тебе, — Сесиль присела за её спиной и бросила на брата предостерегающий взгляд. — Я же обещала.

Её тонкая рука легла на девичье плечо и скинула лямку белого платья. Ткань упала с полной груди.

Орфей шумно втянул носом воздух.

— Пусть я уже видел тебя обнажённой, такие неспешные прелюдии всегда будоражат. — Он глянул на сестру. — Всё же ты права, подарок с «обёрткой» интереснее, чем без.

Сесиль залилась звонким смехом.

Но резко смолкла, когда Орфей подался к Люции.

— Доверься нам, — сказали они хором.

И началось…

Горячие тела зажали её с двух сторон. Чьи-то жаркие ладони накрыли и страстно сжали чувствительные холмики грудей, срывая с губ Люции судорожный вздох. Другие юркие пальцы двинулись по талии, на копчик, жадно смяли попку через ткань, скользнули к коленям и задрали к поясу и без того откровенную юбку.

Руки легли на внутреннюю часть бёдер и развели их чуть в стороны. Орфей вклинился между, и девушка промежностью ощутила его твёрдое естество ещё прикрытое набедренной повязкой.

Сердце загрохотало в ушах.

— Нет, — невнятно вымолвила Люц и попыталась оттолкнуть его. Но слабые руки просто бессмысленно бились в скалу мускулов. Год-ши сильно ослабили её тело и волю, но картина с Далеоном и Меридией слегка отрезвила её.

— Что случилось? — Офрей сцапал её запястья и попытался поймать затуманенный взгляд. Люция тяжело дышала и смотрела на него одурело и с мольбой.

Пыталась собрать мысли в кучу и ответить, но слова рассыпались, забывались.

Она замычала в бессильной злости и заелозила под ним, не понимая что делает хуже.

Ей надо… надо сказать, что она девственница, что ещё ни с кем… и не хочет… Страшно.

Но язык едва ворочался.

— Я ещё… — промямлила она, крутя головой, и Орфей, на удивление, понял.

— Тише, тише, — зашептал он ей в висок и погладил по голове, как маленькую. — Мы не зайдём дальше, если не захочешь. Просто поиграем. Тут нечего бояться, тебе понравится. Расслабься.

И убаюканная его нежным голосом, она попыталась сделать как велено. А может, и он незаметно накинул какие-нибудь чары спокойствия.

Сам Орфей был крайне напряжён, взбудоражен. Светлые волосы растрёпаны, на скулах лихорадочный румянец, в глазах — голодная тьма похоти.

— Не смотри, — хрипнул он и осыпал её лицо жадными, жалящими поцелуями. Спустился на шею, оттуда — к груди, продолжая ласкать кожу языком и мять тяжёлые полушария с тёмными бусинами. Люция откинула голову на плечо Сесиль и та, лукаво улыбнувшись, тоже подарила ей долгий поцелуй, затем помогла лечь на её колени.

Орфей поймал губами сосок, и Люция выгнулась в спине толи в попытке сбежать, толи стать ещё ближе к придворному.

И заметила Далеона.

Он полулежал на своей плетёной кушетке, заваленной покрывалами и шёлковыми, цветными подушками. Меридия оседлала его бедра, приспустив верх хитона так, что вся её спина была обнажена, и медленно раскачивалась на нём вперёд-назад.

Амфибия прижималась ртом к его кадыку и, кажется, шептала что-то или тихо стонала, а принц…

Принц смотрел только на Люцию. Трогал взглядом припухшие от поцелуев губы, открытую шею, обнажённую грудь. Люц ощутила, что задыхается.

Синие очи Далеона полыхают — видно даже отсюда — и зрачок в них — тонкая нитка. И ничего человеческого в этом взгляде не осталось. Только звериное желание.

Голод.

Ненависть.

Он бы бросился к близнецам и разорвал ей горло, если б не Меридия.

Люция насуплено отвернулась. Пусть на свою «рыбёшку» так пялится!

— Не смотри на него, — сипло выдавил Орфей, наблюдая за ней из-под веера ресниц. Люция выгнула бровь не в силах даже рукой шевельнуть. Химер улыбнулся краешком рта. — Ты сейчас со мной. Я ревную.

Он поднял с бордового покрывала её чёрный локон и заворожённо выдохнул:

— Мягкие…

Ощущение чужого настойчивого взгляда на затылке усилилось, но Люц не обернулась. Орфей же просил. Ему неприятно. Он…

«Ревнует, ревнует, ревнует», — крутилось в голове, и глупая улыбка наползала на лицо. Её опять повело.

Внезапный голос Сесиль заставил вздрогнуть:

— И правда, — лэра задумчиво потрогала волосы. — А выглядят, как пружины…

Люция успела о ней позабыть. Слишком захватил её Орфей с его смелыми ласками и искренним восторгом. А так не делается. Сесиль ведь тоже здесь.

А ревнует ли он к сестре?

Вопрос задать не успела, наглая ладонь Орфея забралась под подол и накрыла, то, чего она сама лишний раз избегала касаться. Люция задохнулась.

— Продолжим? — плутовски сощурился химер и прильнул устами к её устам.