Vanitas

Глава 6. Когда она умерла

Люция стояла у кромки леса и глядела на знакомую заснеженную тропинку, ведущую прямиком к их временному палаточному городку, и счастье грело душу вместе с облегчением.

Она наконец-то выбралась из чащи!

Матушка отправила за хворостом, а Люция умудрилась заблудиться в двух соснах и пробродить в опасном бору несколько суток. С ночёвками! Под открытым небом!

Как выжила? Не ведает. Духи Прародителей её оберегали — не иначе. Была встреча с каким-то терринским хищником из «низших», — а такое, поверьте, не всякий опытный боец переживёт — были посиделки у костра, но, хоть убейте, с кем — Люц вспомнить не могла.

Видно, от нервов память совсем отшибло.

В животе поселилась приятное тепло и сытость, но, как завтракала, она опять же помнила смутно.

И — Люция тронула косу из тонких косичек, перевитых серебряной нитью, колечками и перьями, — кто её заплёл — тоже.

Девочка никогда не умела делать причёски. Все пряди в пальцах рассыпались или путались ужасно. А тут, такой шедевр! пусть и не привычный по местным меркам.

Решив со странностями разобраться позже, она поправила ремень сумы, перекинутой через плечо, отряхнула заячий тулупчик, перехватила удобнее вязанку хвороста и бодрой рысцой потрусила к лагерю. Пухлые губы её растягивала шальная улыбка.

Вот Матушка обрадуется! Наверняка, ужасно волновалась. Панику подняла, ночи не спала. Да Люц и сама перетрухнула не на шутку, когда поняла, что ушла далеко от лагеря и направление назад позабыла, а, пытаясь найти, заплутала ещё больше.

Теперь же худо позади. Всё позади…

Погодка выдалась чу́дная, солнечная, ни ветра, ни метели. Снег озорно блестел и хрустел под сапогами. На язык просилась победная песня, и Люц не стала себе отказывать: замурлыкала под нос знакомый с младенчества бойкий мотивчик.

Она и не заметила сразу, что привычная дорога сильно расширилась, и кроме колеи от саней по ней тянулась цепочка (да что цепочка — целый полк!) выбоин и рытвин от копыт и тяжёлых ботинок. Ведь всё это припорошил снег.

Единственная странность заставила насторожиться и поселила в душе тревогу — из лагеря не доносилась никаких звуков.

Тишина. Мертвая.

И чем ближе девочка становилась, тем отчетливее улавливала запах металла, гари и чего-то сладковатого.

У Люции неприятно засосало под ложечкой, и она ускорилась, сорвалась на бег.

Она отчаянно гнала от себя любые страхи и леденящие выводы и неустанно твердила: «Всё хорошо, всё хорошо, всё…».

Люц представляла, как выбежит на стоянку каравана и с радостным визгом кинется в теплые объятья матери. Самой красивой женщины на свете, с самой лучезарной улыбкой. И та разведет рукой её тревоги, успокоит и согреет ласковым поцелуем в макушку.

Но сердце дёргалось в груди, разрывалось от дурного предчувствия.

Люция выскочила на степные просторы и…

Осеклась.

На месте лагеря…

— Хах, — нервный смешок сорвался облачком с пересохших губ.

…остались лишь руины.

Вместо могучих шатров — одни обугленные остовы, что напоминали скелеты больших и страшных обглоданных рыбин. Вместо телег, тентов и палаток — сломанные балки да рваные тряпки, втоптанные в грязь. Вместо больших костров — кучки золы. Вместо центральной юрты…

— Нет, — одними губами вымолвила Люц и, спотыкаясь об обломки привычной жизни, двинулась вперёд, к огромной яме в центре лагеря. — Нет, нет, нет…

Она замечала засохшую кровь в почерневшем от копоти и смерти снегу, осколки мечей, бесхозные кинжалы и пробитые доспехи. Бездумно переступала части тел и чьи-то головы, не покинувшие шлема, потому что могла сойти с ума, если бы начала принимать действительность, задумываться.

А так… шла себе и шла к сердцу выжженного бивака и в голове крутила лишь одну мысль:

«Мама… Где мамочка? Где она спряталась?».

Люц знала — мама решит все проблемы. Мама всё объяснит. Мама утешит. Мама не пропадёт и с ней никто не пропадет. Мама умная. Наверняка, затаилась где-то и переждала с дядями и тетями весь этот ужас. А трупы… Трупы не их, трупы — чужаков. Да, да…

Ведь фарси сильные. Они легко могли отбиться от разбойников. Они искусные мечники, хоть и не желают никому вредить.

— Мааам! — хрипло, с опаской позвала малышка, озираясь по сторонам. — Маамааааа!

Рядом, затрещала и с грохотом провалилась крыша очередного шатра. Люция вздрогнула и отскочила в сторону. Из «кратера» перед ней с оголтелым воплем взметнулись вороны, целые тучи, и разлетелись по небу, зловеще клокоча.

Девочка задрожала, обхватив плечи руками. Вязанка с ветками давно сгинула где-то позади.

Люц боялась приблизиться к яме, увидеть, что там. Сладостная вонь подкопчённой плоти забивала ноздри вместе с запахом горелой древесины, металла и льда и вызывала рвотные позывы.

Хотелось развернуться и бежать, бежать, бежать без оглядки, подальше отсюда, подальше от этого кошмара.

Всё это неправда.

Дурной сон.

Она не желала знать, чем он обернётся, чем закончится. Она желала проснуться, и чтоб всё было как прежде. Тёплая мама рядом, её нежный голос и руки. Добрые и искренние улыбки соплеменников. Шумные застолья, вкусная еда и забавные истории.

Да-да, ужас вокруг — фальшь! Сейчас она проснётся. Переживёт этот кошмар и проснётся в объятьях матушки. Но чтобы сон кончился, его нужно досмотреть.

— Всё хорошо, всё хорошо.

Она заткнула нос краем пушного рукава и решительно шагнула к краю.

Завывал степной ветер. Звенел колечками и монетками в её волосах. А на белом, как холст, лице выделялись одни большие темные глаза.

Люц подалась вперёд, впитывая в память, мозг, плоть и кровь Ад, разверзшийся перед глазами.

Гора трупов в небрежно вырытом неизвестной тварью котловане. Все свалены в кучи.

Полуобглоданные

Кости.

Полуобугленные

Тела.

Их пытались сжечь.

Спалить,

Растолочь,

Развеять пеплом.

Но халтурно, кое-как.

Впопыхах.

И в почерневших силуэтах угадывались полукровки, их раззявленные в агонии рты и распахнутые глазницы. Среди них были даже дети. На ком-то сохранились клочки одежды и следы расплавленного металла на запястьях и шеях.

Возможно, в клане оставались раненые, но живые. Оставались, пока их сбрасывали в общую яму, обливали горючим. Но после огненного дождя, поджога, не выжил никто.

Коленки подогнулись, земля под ступней треснула, и Люц кубарем полетела в братскую могилу.

Она думала — умрет на месте. Умрет с ними — раз! и конец. Сердце просто остановится в один миг.

Но Люц почему-то дышала, почему-то спокойно села, почему-то отделалась лишь синяками и царапинами.

Почему-то выжила.

Она бессмысленным взором обвела неузнаваемые тела своих знакомых, друзей, товарищей, соклановцев.

И наткнулась на руку под грудами мертвых тел, утопающих в саже. Что-то на персте сверкало звёздочкой в лучах солнца.

Ведомая непонятно каким чутьем, али злым роком, Люц подползла к ней и разглядела на безымянном пальце до боли знакомое золотое колечко с сапфиром и гравировкой, которое владелица никогда не снимала.

Мамино обручальное кольцо.

Люция оглохла от собственного крика.

Слезы струились по щекам, рыдания душили.

«Не может быть. Этого не может быть!».

Она отказывалась верить.

Люц трепетно огладила ледяную и жёсткую, как камень, ладонь с родинкой на мизинце. Родную и чуждую одновременно. Пыхтя и глотая слезы, стянула кольцо… Стянула, чтоб убедиться, чтоб понять — это не мама.

Астрид Сальватор не может умереть. Она сильная фарси. Она не оставит свою любимую дочку на произвол судьбы. Она обещала всегда быть рядом.

Рядом, рядом, рядом!..

Яростно утерев слезы испачканной сажей и кровью ладошкой, Люц вгляделась в золотистый ободок и прочитала плывущие буквы:

— Моей… дорогой Астрид… — шмыгнула носом, — самой красивой пташке… поднебесья.

Рыдания взорвались с новой силой. Слезы вперемешку с соплями бежали по щекам. Люц задыхалась в судорожных всхлипах, но ещё не теряла надежды. До синяков, до вскриков, щипала себя за запястья, шею, бедра — куда придётся, лишь бы проснуться. Очнуться.

И не могла.

Это не сон.

Люц начала остервенело откапывать маму, выходило плохо, почти никак. Но в какой-то момент ей удалось перехватить остывшую руку Астрид поудобнее и со всех скудных силенок потянуть и… выдернуть плечо да… череп.

Он выкатился под ноги. Пустые глазницы в сукровице. Острые обнаженные зубы. Куски серебристого скальпа над виском.

Люция взвыла раненым зверем на одной надрывной ноте и упала на спину, с оторванной рукой в обнимку.

Она корчилась на черной земле, блевала, обливалась слезами и выла, выла, выла.

Боль рвала душу в клочья, прокручивала в жерновах, выжигала каленым железом. Люц загибалась изнутри, как скукоживается и мертвеет в огне растение, и так хотела жить, но словно какое-то неведомое чудовище сжало её цепкой лапой и насильно удерживало в этом пекле, желая помучить и убить.

Люц металась по жёсткой земле, обламывая ногти об грунт и камни. Ей словно выкручивали кишки и наживую вырезали сердце.

Она не знала, сколько длилась её агония, просто в какой-то момент осознала, что лежит без сил и смотрит на обугленные, изуродованные тела под слоем копоти и инея. Внутри — тянущая пустота, на языке — привкус соли и пепла.

С неба сыплет снег.

Люц умерла в тот день. Вместе со всеми.

И, размышляя над случившимся с кланом, возродилась вновь, с новой целью в жизни.

Она вспомнила внушительного, пугающего террина с белыми волосами и жуткими алыми глазами. Вспомнила его предложение матушке и всему племени. Её отказ, его мрачное предостережение.

И зверская гримаса исказила детское лицо. Яростная, лютая ненависть и злоба вспыхнули в мёртвой душе от осознания: мужчина выполнил угрозу. Пришел со своей армией. Убил всех. Стариков, женщин и детей.

Истребил весь клан.

Сила напитала жилы, магия заструилась по венам, воздух вокруг Люции затрещал от напряжения.

Она впервые ощущала в себе такую мощь, впервые почувствовала, что наследие терринов в ней есть. И, на удивление, знала, что делать сейчас.

Словно сами Древние Духи направляли её в тот момент.

Дрожащей рукой Люция сорвала с воротника тулупа фибулу, откинула ткань, чтоб добраться до обнаженной кожи.

Холод укусил грудь, Люц стиснула зубы. Пальцы легли над сердцем, источая голубоватый свет, и прочертили под ключицей крестик. Он горел звездой и пульсировал, как живой.

— Клянусь, — дрожа от ярости и полыхая синими очами, процедила Люция. — Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу!

Крест ослепительно вспыхнул, принимая клятву, и впитался в кожу, кости, магию.

Остаток дня Люция потратила на то, чтоб завершить дело убийц и сжечь тела товарищей. С силу своих крохотных возможностей она не могла подарить им достойное погребение в земле. Только общий костер, в общей могиле.

Оставить их как есть Люц тоже не могла, даже мысли не допускала: звери сбегутся со всего леса на запах гниения и устроят пир, окончательно осквернив останки фарси и память о них.

Только на рассвете, когда костёр в котловане прогорел, оставив после себя лишь тлеющие угли, она собрала в наплечную сумку, всё полезное, что смогла найти на разграбленных развалинах: закоптелый кинжал, плотная ткань, мелкие монеты, кое-какие уцелевшие припасы, мамино колечко (повязала на шею, на пеньковую верёвку) — и отправилась в путь.

Ни разу не обернувшись.

Странствие её было долгим и тернистым, пролегало по звериным тропам, потому что на главных дорогах обитали разбойники, и по мелким деревням.

С людьми Люция старалась знаться по минимуму: только на рынках при покупке еды или обмене ценностей на деньги.

Она ведала из рассказов товарищей — существа бывают разными и не все из них добрые.

Тем более, в ней могли узнать полукровку и навредить — всё же внешность приметная и яркая, а полукровок не жалуют ни террины, ни уж тем более люди.

Её могли поймать и продать в рабство. Что может необученный магии девятилетний ребёнок противопоставить жадности и гневу взрослых? Ничего.

Вот она и не нарывалась, старалась быть тихой и юркой как мышка.

Люц также опасалась, что Магнус может знать о ней, и попытается убить, довершить истребление, ведь в начале пути она пыталась исподтишка выспросить торговцев и трактирщиков о фарси: не проходили ли они мимо, не засветились ли где своими ярмарками и представлениями?

Она хотела присоединиться к ним, предупредить о деймоне и, возможно, найти союзников в своей мести. Но слухи, что доходили до неё, не радовали:

Магнус Ванитас всем встречным фарси (да и не только им) предлагал присоединиться к его войску, получал неизменный отказ и безжалостно уничтожал всех в племени.

Через полгода скитаний, в таверне возле торгового тракта, она услыхала, что Король Севера разбил звероморфов и их союзников и объединил все королевства под своей эгидой.

Стал Императором всего мира.

И вернулся с победой на родину.

Так Люция поняла, что двигаться ей предстоит на Север, в столицу империи — Полярис, в бывшее королевство Ригель.

И, раздобыв карту, пошла.

Больше не уповала на фарси и взрослых — глупо и бессмысленно. Все мертвы. А если кто и выжил — скрываются, как пить дать.

Магнус Ванитас постарался на славу…

Люция путешествовала два года. Без страха, без оценки происходящего, без какого-то далеко идущего плана «великой мести».

Сейчас, оглядываясь назад, она понимает, как сильно рисковала и неразумно поступала. Только юношеский максимализм и врождённое ослиное упрямство довели её до имперского замка.

Если бы тогда она начала мыслить критически — не добилась того, что имеет. Струсила и сдалась бы ещё в самом начале.

Путь её пролегал через всю Западную равнину, по степям, лугам, лесам, сёлам и городам.

Ей везло. Неприлично везло всю дорогу. Не нарвалась ни на одного хищника, даже если слышала по ночам их жуткие завывания, не умерла от укуса песчаной змеи или гадких лесных комаров. Не сгинула от банального холода, голода или жажды: ей всегда удавалось отыскать ручей, речку, озеро. Всегда находилась пушистая живность, готовая стать её завтраком, обедом и ужином. Или случайно поутру под рукой обнаруживались яйца из птичьих гнёзд и съедобные ягоды, будто ночью, пока Люц спала, какой-то добрый лесовичёк незаметно подсунул их.

Даже в самые тяжкие времена ей было чем перекусить и где укрыться. Не попасть в болота, не заблудиться.

Будто Духи Прародители направляли её.

И всё же лезть напрямик, через горы, Люц не решилась. Не настолько верила в свои силы и помощь богов. Пришлось сделать большой крюк, чтоб попасть на окраину Северного королевства.

В густые, высокие и тёмные леса.

И… вымоталась.

Перегорела, ко всем троллям, и ужасно устала. Одержимость, что двигала её — сошла на нет. Скалы и драки с горными кошками выпили последние соки.

Люция устала.

И впервые позволила страхам пустить корни в душу…

Без условий и компании путешествовать трудно, невыносимо, страшно. И Люц слаба. Ужасно слаба, как любой ребёнок без мудрого и сильного взрослого рядом. Иди за местью в столицу, к императору, в том измочаленном состоянии, в котором она вышла из-за хребта, — глупо.

«Надо осесть где-нибудь», — решила.

Набраться сил. Научиться драться.

Конечно, Люц не забывала практиковать боевое искусство своего клана, но тренировки проходили в дороге, украдкой, с опаской и второпях. Что не приносило особых результатов.

Даже благоволение духов, что сопутствовало ей, не поможет расправиться с тираном. Люция всё это понимала.

И первый раз за год сделала остановку. Поселилась в глухой деревне, в заброшенной халупе, на окраине. Попыталась влиться в общество.

И провалилась.

Удача оставила её.

В Люции мигом узнали полукровку и тут же погнали прочь с вилами и факелами.

Народ в глухих поселениях оказался тёмный. О терринах слыхивали, но не уважали и боялись до состояния суеверной отупелой агрессии.

И чем глубже Люц забиралась — тем хуже.

Север огромен. Смертных там испокон веков селилось да жило очень-очень много, гораздо больше чем терринов. А всё почему?

Клан, сформировавший королевство Ригель, — клан деймонов — один из самых мощных и… малочисленных. С десяток особей. На целый вид!

И в отличие от многих сородичей они очень терпеливы к людям. Если не сказать — равнодушны. Правили фактически номинально: установили законы, поставили наместников из доверенных людей и жили закрыто да обособленно в стенах древнего фамильного замка.

Они не трогали смертных, не лезли в их дела, покуда те не начинали касаться их напрямую, вредить казне или целостности земель.

Такая политика «невмешательства» сильно выделяла их на фоне прочих правителей-терринов. Те, другие, долгие годы угнетали человечество: пользовали как рабов, крепостных, скотину. Принижали, издевались, продавали. А затем воевали с бунтовщиками.

Воевали, воевали, воевали, пока не установилось условное равноправие, а рабство не отменили на официальном уровне по всей Терре. Как раз во время тех войн люди и обнаружили, как защититься от вредоносных чар с помощью украшений с сапфирами.

В общем, смертным, в окружении гор и непролазных лесов Ригеля, жилось хорошо. С годами они вовсе позабыли, что правят ими нелюди. Особенно патовой ситуация была в «глуши».

В большинстве мелких деревень о существовании условно-бессмертных «колдунов» знали лишь из слухов, сказок, страшилок, что доносились из-за границы сильно искажёнными. Мнение у простого люда о терринах сложилось крайне скверное.

Как о злой и подлой нечисти.

Плюс к тому забылись старые «боги», забылась история создания и основания мира и нынешних порядков.

Смертные забыли: на Терре изначально существовало двое — Человек и Дух.

Они создали себе новую веру, в Единого. Терринов теперь величали не иначе как «дияволами». А всё магическое считали скверным, злым, греховным и проклятым. Видно, пошло это из историй о подлостях, морах и поветриях, творимых терринами во время войны с людьми.

Поскольку Люция имела черты «дияволов» и дар предсказания, которым активно помогала ближним, девочку обвинили в колдовстве и окрестили ведьмой.

И гнали, гнали отовсюду.

На второй «стоянке» её приютила в избушке древняя старуха, что ещё ведала о старых порядках и реальном мире. Она-то объяснила, как нынче дела обстоят в Северных деревнях, И указала, как все узнают в Люц нелюдя.

Люцие пришлось сотворить с собой ужасное.

Она потеряла много крови, долго билась в лихорадке, плавилась в жаре и бреду, вновь и вновь страдала в мучительном кошмаре о Магнусе и маме, о выжженном лагере.

Молила о смерти и… выжила.

Снова.

Болезнь прошла, раны зажили, а Люц стало проще претворяться человеком. Уже никто не мог в её внешности уличить полукровку.

Но счастье не продлилось долго…

За старухой пришли местные «инквизиторы», обвинили в «ведьмовстве» и приговорили к сожжению. Люцию приписали следом, как ученицу ведьмы.

Это была первая попытка неприветливых северян убить её.

После — состоялось бесчисленное множество.

Но что-то всегда мешало людям довершить дело. То ливень начнётся и затушит костёр, то ураганный ветер подымится, то верёвка на виселице порвётся, то животные взбесятся и нападут на зрителей и конвоиров, то у палача остановиться сердце, то кто-то сбросит ей ключ от темницы в решётку окна…

И всякий раз Люция плохо помнила, как спасалась. Всё словно в тумане. Ярка оставалась лишь боль от раскалённой на груди клятвы.

Зимнее утопление в глубокой реке стало последним штрихом.

Опосля Люция очнулась на берегу рядом с лесом, на подтаявшем снегу, во влажном платье, возле потухшего костра и твёрдо решила следовать в столицу. Хватит с неё деревень.

Однако в Полярисе везение окончательно оставило её.

Столицу наводняли террины. Много терринов. В основном странствующие аристократы и приезжие из разных королевств купцы.

Торговля процветала. Денно и нощно шумели базары, кабаки и таверны. Не стихала музыка, пляски, гул голосов и задорные возгласы зазывал.

А цены… Цены на всё стояли дикие! Особенно для девочки-голодранки.

Мамино кольцо она скрепя сердце заложила ещё в ближайшем городе после «худо утопления», чтоб купить сапоги и тёплый плащ — зимой, увы, без них никуда. Остальные статэры ушли на еду и путь к столице.

В Полярис Люция вошла с парой грошей в кармане.

И они быстро улетели за пищу и питьё.

А ещё начал трещать по швам давний план, а точнее — его отсутствие…

Люция совершенно не представляла, как попасть в замок Ванитасов.

Он стоял на гигантской заповедной территории величиной, если не с город, то с село точно. Окружали её неприступные крепостные стены и караульные, из людей и терринов.

Мышь без пропуска не проскочит, не то, что безродная девчонка.

Проникнуть туда служанкой Люц и не мечтала. После двухмесячного путешествия без должного сна, одежды, ванны и ухода выглядела да и пахла она безобразно. Не брали даже подавальщицей в самый захудалый портовый кабак.

А вот в проститутки чуть не упекли.

Тырховы матросы, посетители кабака, смекнули, что Люц без роду и племени, совсем одна в городе и попыталась поймать и продать.

Благо за годы она научилась быстро бегать, а юркой и ловкой была от рождения. Да и противники оказались человеками.

Но навыки не помогли ей, когда кончились деньги.

Охотиться в городе не на кого — разве что на крыс — а с воровством не склеилось сразу. Все купцы, сплошь и рядом — террины и умеют чаровать. А если за прилавком вдруг оказывался смертный, то товар и лавка его были увешаны защитными артефактами, амулетами и чарами, как дворовая собака блохами. Вообще не подступиться!

У людей-покупателей красть нечего: жалкие крохи и за теми — пристальный надзор. Террины разгуливали по рынку вальяжно и за деньгами не следили, но где найдётся смельчак дурак, готовый рискнуть здоровьем ради их кровавого золота.

Все знали, что лэры периодически накладывают на свои кошельки пакостные чары, от которых у вора, в лучшем случае, откажут руки, в худшем — кожу разъест до кости. Или ещё какая гадость случиться — фантазия у «бессмертных» богатая.

Но только мгновенную смерть они не даровали. О-о-оо, нет, это было бы слишком милосердно. Только мучения. Только боль.

В общем, в жизни Люции с приездом в столицу наступила чёрная полоса.

Уже почти две недели она ночевала на улице, в занюханном переулке, на картонке, завернувшись в дырявый плащ и нахохлившись. Перед ней стояла ржавая железная кружка. Мостовую сковывал иней, с неба сыпал колючий снег.

Сил совсем не осталось. Живот крутило от нестерпимого голода, голова кружилась, глаза слипались.

Люц умирала. Чувствовала, как по капле утекает в ледяную землю жизнь. Твердила себе: «Только не спи! Не спи!..» — но противиться тяжёлой дрёме, уж не было мочи.

Клятва снова припекала кожу, но как-то тускло, блекло, как едва тлеющий уголёк. Кажись, она тоже сдалась.

Магия угасала с жизнью.

Люция смирилась со смертью, и в этот момент, будто луч солнца вырвался из-за тучи — из-за угла появилась Изабель.

— Девочка, ты жива? С тобой всё в порядке?

Тёплая, нет, обжигающе горячая ладонь дотронулась до полуобнажённой тонкой шеи, и Люция распахнула глаза.

Сердце зашлось в испуге. Кровь взбурлила.

— Н-нет, — тихо, скрипя как старуха, вымолвила девочка пересохшими губами. — Плохо…

Морщинка пролегла меж светлых бровей.

— Давно здесь сидишь? — женщина оглянулась по сторонам, а Люц отметила, что одежда у неё простая, но опрятная и чистая. — Где твои родители?

— Нет, — мрачно ответила Люция. Она, на удивление, не опасалась эту незнакомую нессу. Та была человеком, с открытым лицом и живыми эмоциями и… ей хотелось доверять. Против воли. Она чем-то напоминала маму, хотя внешне — полная противоположность. — Ничего и никого у меня нет… Больше нет. Только я сама.

Кривая и горькая усмешка исказила заляпанное девичье лицо. Щекам стало жарко и мокро, и только когда сердобольная незнакомка начала промакивать под её глазами платком, Люц поняла, что плачет.

Впервые после похорон матери.

Несса громко шмыгнула носом, косынка съехала с её тонких светлых волос, пальцы подрагивали.

— А хочешь… — она замялась, будто набиралась храбрости. Сжала в кулаке платок. — Хочешь пойти со мной? У меня уже есть сын, но я всегда мечтала о дочке и… Ах! Точно! Прости, где мои манеры… — неловко улыбнулась и приосанилась. — Меня зовут Изабель Грейван. Я работаю няней в замке.

И протянула руку.

Из последних сил Люция схватила её сухую мозолистую ладонь и прошипела, сквозь вымученный оскал:

— Хочу, несса. Очень хочу. Спасибо вам. Я обязательно оплачу за доброту. Меня зовут Люция…

«Спасибо за возможность отомстить!».

«Отомщу, — дрожа от злобы, думала Люция, когда её рвало в ведро возле кровати. В очередной раз. — Только оклемаюсь и сразу отомщу!»

Эти мрази… террины из Двора Мечей поплатятся за её унижения!

Опоили своими мерзкими колдовскими винами, накормили дурман-ягодами и… всласть порезвились!

Стыдно вспоминать, что творилось на их «закрытой ассамблее» в кустах! Тьфу!

Сначала Сесиль и Орфей приволокли её к Далеону, заставили лобызать его руки, а после утащили на расстеленный на травке плед и принялись целовать во все места и трогать, целовать и трогать. И гладить…

Жаркое дыхание на шее, томный поцелуй на затылке. Пальцы сжимают груди и скользят ниже, забираясь под юбку. Поцелуи жалят позвонки и дорожкой спускаются к копчику. Крепкие ладони на бёдрах, тонкие пальцы внизу живот, через ткань…

Тело пылает, дыхание срывается.

Губы не могут сдержать порочный стон.

Далеон смотрит.

Смотрит своими гипнотическими змеиными глазами. Смотрит безотрывно, будто хочет сожрать.

Люция истерично рассмеялась и захныкала без слёз, закрывая лицо ладонями. Умылась прохладной водой и посмотрела в своё отражение в фигурном зеркальце над маленькой раковиной.

Лицо бледное, как у мертвеца, с опухшими глазами, под ними — фиолетовые мешки, губы красные и измученные, на скулах румянец толи стыда, толи лихорадки.

Н-да. Хороша девица! Будто всю ночь квасила не по-детски, залихватски отплясывала на столе, валялась под кустом, отрубилась на рассвете и проснулась через час в постели и с больной головой. Ах, да! Так и было.

— Позорище, — проскрежетала Люция, вцепившись в волосы. — Стыдобище.

Хорошо хоть никто не пошёл до конца и девичью честь проверять на наличие не стал.

Вот был бы номер! С врагами, на глазах у ненавистного придурка-принца, в саду…

— Тэрх штварх! — выругалась она. — Вонючие тролли!

«Лучше сразу сдохнуть!».

Как же она их ненавидела в этот момент. Всей душой. До трясучки. До рези в глазах и боли в стиснутых зубах. Какое-то мгновение в ней жила только ненависть. Ненависть и ярость, в пламени которой сгорали все прочие чувства.

Голова трещит, тело, словно телегой переехали, а во рту — скунсы нагадили, к горлу подкатывает тошнота — вот они, прелести отката от чистых терринских вин. Без водички и разбавки соком.

Ими травить можно. Насмерть. Чистокровных людей — уж точно.

Это в начале, с первых глотков, яд кажется амброзией, но стоит увлечься — протянешь ноги. От пары глотков «Зелёной феи» смертные умирают.

Люц повезло родиться полукровкой. И «Осеннее вино» пережила и ягоды год-ши. Вроде пережила.

Но… умей она управлять магией — сумела бы противостоять чарам, как и все террины. С ней бы тогда ничего этого не случилось. Ни мерзостного похмелья, ни радостного унижения.

Как вспомнит свой щенячий восторг от любых их команд, так сразу блевать тянет.

— Тырх вас побери! — рыкнула Люция, упала на колени и опустошила желудок в ведро возле кровати.

Её потряхивало и подзнабливало, может от злости, может от лихорадки.

Последний раз ей было так плохо в тот день…

Люц скользнула пальцем по шраму на кончике уха и отдернула руку. Взяла стакан с холодным ромашковым чаем, заботливо приготовленным Изабель ещё прошлым вечером, и опрокинула в себя. Мелкие чаинки заскрипели на зубах.

Какая же она никчёмная, слабая!..

Ей нужна сила. Нужна, нужна, нужна! Чтоб прикончить Магнуса, чтоб поквитаться с Далеоном и его шайкой, чтоб всех обидчиков поставить на колени. Она обязательно им всем отплатит. Отомстит.

Но где взять силу?

Выжидать ей надоело. Сыта по горло. Хватит!

Но опять же — что делать? Где взять магию?

Надо что-то придумать. Надо…

Прежде всего — поправиться.

С мыслью, что день вечера мудренее, а свежая голова лучше тухлой, она залезла в кровать без балдахина и накрылась одеялом с головой.

Сон должен помочь ей. Исцелить, хотя бы чуть-чуть, до прихода Изабель. Чтоб Люц могла ответить ей вполне бодро и наврать, что приболела. Изе лучше не знать, что сотворила с ней свита: опять начнёт переживать попусту (а седых волос ей и так хватает), всполошит Виктора. А это лишнее.

Никому лучше не знать о её позоре.

Слабости.

В обществе терринов такое порицают и высмеивают.

Люц погружалась в тяжелую дрёму, решив пропустить занятия с мэтрами, тренировки, домашку. К чёрту всё это. К «дияволам». К Тырху.

Она устала. Слишком устала…

И впервые за семь лет объявила себе выходной.

Сон не принёс желанного облегчения. По правде сказать, иного у фарси быть не может.

Кошмары в мечтах и наяву — вот их удел.

Ей вспоминалось путешествие до замка: по непролазным и жутким чащам, по пустынным степям под палящим солнцем, по ледяным пустошам и заснеженным дорогам. Как она охотилась на мелких зверей, пыталась выживать в деревнях, и в бегах, и не загнуться в очередной раз от людской «приветливости».

Кажется, в комнату заходила Изабель и вопрошала что-то с тревогой и с этим своим слезливым взглядом. А может Люции это только снилось? Она пыталась что-то скрипеть в ответ, просила не звать врача, но не могла полностью вынырнуть из тяжёлой дрёмы.

Колючий озноб сотрясал тело, Люц металась по подушкам, хныкала и звала кого-то. Маму? Молила не уходить, не бросать её. И крепко, до побелевших костяшек, стискивала руку Изабель.

В какой-то миг глубоким вечером, али ночью, Люция очнулась.

На лбу холодное полотенце, длинная ночная рубашка промокла от пота и неприятно облепила спину и грудь. Постельное бельё сбито, одеяло комком валяется в ногах.

Девушка села со скрипом и тут же схватилась за лоб и щёки. Температуры нет, а вот пустыня во рту нуждается в поливе. Люц поспешила утолить дикую жажду. Благо на тумбочке нашелся стакан и графин с водой — Иза позаботилась.

Тошно. Плохо. Безумно болит голова.

После сна ей не стало лучше. Наоборот.

И, возможно, единственное, что спасёт теперь — придворный лекарь, целитель. Уж он должен знать, какие лекарства дать смертному от похмелья бессмертного.

— Надеюсь, знает, — пробормотала она и, шатаясь да натыкаясь на все углы, побрела к выходу их покоев.

Что ждало её там? Тьма.

Едва проглядная темень узкого и тихого коридора.

Но Люция никогда не боялась темноты.

Монстры яви, представлялись ей опаснее и страшнее монстров из буйных фантазий. Казалось, она повидала достаточно, чтоб навсегда уяснить — бояться стоит дневных «чудовищ», что улыбаются тебе в лицо, а за пазухой держат нож.

Люция шла на ощупь, опираясь на стену и не боясь заплутать. Она прожила в этой части самка достаточно, чтобы ориентироваться даже с закрытыми глазами.

И всё же, в какой-то момент явно свернула не туда.

Замок огромен. Его части, сады, башни и пристройки распределены между слугами, принцами, принцессами, их придворными, императорской четой и временными гостями. Что говорить об «общих помещениях», где проводят балы, званые обеды/завтраки/ужины, встречи, заседания, концерты. Купальни, конюшни, каретный двор, тренировочные полигоны, казармы, оранжереи и дикие леса. И это лишь малая часть…

Владения Далеона располагаются ближе всего к башне-флигелю, где обитают слуги. Люция живёт где-то на стыке: не служанка и не придворная — плохенький гость невысокого статуса. И желая, избежать любой встречи с Двором Мечей она выбрала не совсем привычный маршрут.

И заблудилась.

Каменные «мешки» с тусклым освещением как-то резко сменились мраморными колоннами, багровыми коврами, красивыми гобеленами, старинными вазами и золотыми канделябрами с полыхающими свечами. Их яркий свет резал по глазам.

За стрельчатыми окнами клубилась мглистая ночь.

Вот куда она пошла? Где искать в столь поздний час лекаря? В казармах? В целильне? В алхимическом домике? А может, он, как разумный индивид, вовсе в покоях, на кроватке и видит десятый сон?

И спросить как назло некого. Ни одного случайного слуги или придворного в коридоре, ни гостя, ни Ванитаса. Никого. Словно все вымерли. Зато откуда-то снизу доносится из бального зала нежная мелодия.

Но тащиться туда, в таком разбитом и непотребном виде, не разумно. Люция просто станет посмешищем.

И не видать ей места во Дворе Войны, как своих ушей.

Так что лучше будет постучаться в чьи-нибудь покои и спросить дорогу к лекарю, или попросить позвать лекаря. Сейчас не до гордости и политесов. Возможно, Люц уже в шаге от Дороги духов и готовится отлететь к праотцам.

Идея просить терринов о помощи идиотская, но тогда показалась ей отличной.

Люц слишком дурно было, чтобы размышлять здраво: мысли разбегались и тянулись патокой, а она с упрямством белки собирающей орешки сгребала их в кучу, которая всё время рассыпалась.

Прикрывая глаза от яркого света, она толкнула первые попавшиеся боковые двери и очутилась в гостиной неизвестного лэра или лэры.

Всё в багрово-лиловых тонах, гардины задёрнуты, горит лишь пара свечей на низком столике с недоеденными закусками. Цветные тарталетки на трёхъярусной этажерке, две полупустые тарелки с размазанным по центру кровавым соусом, хрустальные бокалы.

И ополовиненная бутылка золотого игристого.

Люция тяжело сглотнула кислую слюну и скривилась. Пошлёпала по мягкому ковру дальше, к прилегающей спальне, из которой доносился женский хохот и тихий говор. Какая-то возня. Судя по скрипу остова и шорохам тканей — на кровати.

«Лэры устроили девичник?»

С этой невинной мыслью Люц толкнула дверь и застыла с раскрытым ртом.

С постели, голой спиной к ней, приподнимался платиноволосый красавец, атлет. Длинные волосы струились по лопаткам до средины крепких бёдер, и… выглядели очень знакомо.

До шевеления волосков на загривке.

— Схожу за вином, дорогая, — слезая с кровати, томно прохрипел он, видимо, женщине, над которой нависал и с которой проводил вполне однозначный, удачный, вечер.

С обречённой неотвратимостью Люция наблюдала, как обнаженный герцог Рагнар Ванитас повернулся к ней и замер.

Немая сцена.

Как в каком-то дешёвом балагане: она жена, что вернулась с работы раньше времени и застукала мужа с любовницей.

«Ну и дурь в голову лезет», — нервно подумала фарси. И с усилием не опуская глаза ниже его напряжённого лица, разомкнула пересохшие губы, собираясь извиниться за вторжение, но её опередили. К всеобщей беде.

— Любимый, — промурлыкала «любовница» и села в постели. Королева. Жена императора. Магнуса Ванитаса. Его младшего брата. — Только давай быст…

Она осеклась, выпучив глаза. Всю негу смело моментом. Женщина подпрыгнула на месте, накрывая голую грудь атласным одеялом. Попыталась встать, запуталась в белье, упала на бок и завопила:

— Убей её, Рагнар! Она нас видела! Убей, убей скорее!

Люц словно хлыстом подстегнули. Адреналин хлынул по венам, сметая туман в мозгах и слабость в теле.

Она схватила длинный подол ночнушки и кинулась прочь.

Дверь хлопнула за спиной.

Люция заметалась.

Куда бежать? Где прятаться? Везде же найдут. В замке ей нет спасения! Семь лет неустанного труда, учёбы, тренировок и работы на репутацию — коту под хвост! И всё из-за того, что она попала не в то место и не в то время.

И узнала порочную тайну двух любовников.

Им грозит… Им грозит «лишение магии», а это для терринов равносильно мучительной смерти. Если, конечно, Магнус узнает.

И пусть Люция не собиралась разбалтывать чужую тайну, вполне ясно, как поступит с ней любой здравомыслящий высокородный террин.

Есть всего два способа сохранить секрет: не разглашать его или убить того, кто раскрыл секрет.

Но, даже понимая безнадёжность своего положения, Люция побежала. Ага. Пока кинжал не снёс дверную ручку прямо у неё перед носом.

Девушка вскрикнула и метнулась к другой двери. Ввалилась в гардеробную, отбиваясь от дорогих тряпок и лихорадочно ища, чем бы защититься. Вешалка легла в руку — к Тырху! Ботинок? — туда же! Шкатулка? — полетела в ворога.

Глухой удар; матерный орочий. Звон брызнувших в стороны драгоценных камней.

По центру каменного пола тянулась цепочка золотистых магических светильников. Люция врезалась в конец комнатки и зашарила по гладкой деревянной стене, в поисках дверной ручки или скрытого рычажка. Но ничего не нашла. Ничего, ничего!..

Второго выхода нет.

Паника подступала к горлу.

Люц метнулась влево, в ворох костюмов, дублетов, камзолов, фраков, не замечая, как неприятно они царапают застёжками кожу. Снова зарыскала по стене…

Мимо!

Задыхаясь от ужаса, она села на груду сваленной одежды и забилась в угол, сдвигая перед собой то, что осталось висеть.

Пот градом катился по спине, зубы отбивали чечётку.

Шаги приближались. Люц сжалась, по-детски надеясь, что противник слеп, глух и туп и пройдёт мимо. Что раз она не видит его, то и он её не видит. Но, разумеется, надежды остались пусты.

Герцог не идиот.

Его босые ступни с аккуратными ноготками на пальцах замерли чётко напротив укрытия Люции. Лэр развернулся на пятках и рывком раздвинул вешалки.

Люц зажмурилась и накрыла голову руками. И!..

Боли не последовало.

— Так-так-так, — размеренно и чуть насмешливо прозвучал сверху голос герцога. — Кто это у нас тут завелся? Мышка? Таракашка? Или моль?

Люция приоткрыла один глаз. Рагнар улыбался, но фиолетовые глаза смотрели холодно и цепко.

— Человек, — брякнула она.

— Че-ло-век, — вдумчиво протянул он. — И что этот человек забыл в моих покоях?

— Случайность, — выдавила, полыхая щеками. — Я просто искала лекаря.

— Лекаря? Среди ночи? В герцогском крыле?

Рагнар скептически выгнул бровь.

Люц поджала губы. Понимала, как дико это звучит.

— Я заблудилась и…

— Хватит оправданий! — холодно отрезал он. — Они для слабаков, а я считал тебя сильной девочкой.

Сел на одно колено и молниеносно приставил кинжал к её горлу. Люция тяжело сглотнула и гордо задрала подбородок, смело глядя ему в лицо. Ей почему-то не хотелось упасть в глазах герцога ещё ниже.

— Я такая, — заявила нагло.

— Дерзкая, — усмехнулся Рагнар и придвинулся ближе. Дыхание коснулось губ, голос упал до шёпота: — Честно — ты нравилась мне, Люция Грейван. Единственная из «Двора клоунов», кто действительно заслуживает внимания. Умная, талантливая, смелая и амбициозная. Я совсем не хочу тебя убивать.

— Так не убивайте, — Люция подалась вперёд с шальной ухмылкой. Острие упёрлось в плоть и чуть пропороло, но фарси не поморщилась, не отпрянула от боли. Тонкая струйка крови побежала на белое жабо, герцог резко отшатнулся.

Девушка перехватила его руку, вывернула кинжал и наставила острие ему под подбородок. Мышцы взвыли от натуги.

Брови Рагнара взлетели на средину лба.

— Убьёшь? — Люция не ответила, но он по взгляду и мрачному лицу всё понял. — Это не близар, милая. Клинок обломаешь.

Фарси цыкнула, а он рассмеялся, как мальчишка. Счастливо и слегка безумно. И так же внезапно смолк и посуровел.

— Я в тебе не ошибся, — сказал довольно и оттолкнул пальцем клинок. — Ладно. Поиграли и хватит. Я тебе не наврежу. И у меня есть предложение…

Люция убрала кинжал и глянула на Рагнара исподлобья. Он, как и все Ванитасы, не мог лгать, но и доверять ему до конца она не могла. Не в том положении.

Накрыла жгучую царапину на горле ладонью. И, к дикому изумлению Люц, герцог положил свою изящную руку сверху.

От его кожи пошло тепло и легкое бело-золотое свечение. Свет потёк к её шее. Ранку защипало, защекотало.

— Исцеление, — охнула девушка, спустя миг ощупывая совершенно здоровую и гладкую кожу.

— Мой дар, — с кривоватой невесёлой усмешкой объяснил Рагнар. — Совсем не подходит старшему брату и наследнику престола, да? — он помотал головой, словно отгоняя горькие воспоминания. — И себя я исцелять не могу — только других. Так что «лекаря» ты нашла, Люция.

— Всё равно удивительно, — искренне похвалила она.

Мужчина вздохнул и неожиданно потрепал её по макушке. Люц замерла испуганным кроликом, но вскоре расслабилась: тепло снова окутало её, и похмелье с тяжестью в теле окончательно схлынули. Голова прояснилась, мышцы наполнились силой.

Рагнур отнял ладонь и нахмурился.

— Ты же понимаешь, что узнала… что не должно, и я не могу просто так тебя отпустить? — дождался неохотного кивка и продолжил: — Я предлагаю тебе стать моими глазами, ушами и руками. Моим шпионом.

Люц часто-часто заморгала, открыла рот и не смогла ничего сказать. Облизнула пересохшие губы.

Ясно же, как день, что выбора у неё нет. Либо преданная служба, либо смерть.

Но Люция ненавидела безвыходные ситуации и никогда покорно не плясала под чужую дудку. О чём герцог не подозревал и продолжил нагнетать:

— Прошёл слух, что Магнус совсем плох и скоро на совете начнут выбирать преемника. Самые большие шансы у старших детишек, но я не вижу на троне ни чересчур жестокого Кейрана, ни мягкотелого Рафаэля. Остальные принцы и принцессы вовсе никуда не годятся. Думаю, ты понимаешь, к чему я клоню?

У Люц перехватило дыхание, и она кивнула.

— Твоё решение? — спросил он, вставая и протягивая ладонь. Его огромная рогатая тень целиком накрыла Люцию.

Девушка затрепетала.

«Смерть или служба? Смерть или служба? Смерть или…»

Она выпустила кинжал, что со звоном упал на кафель, и схватила Рагнара за руку.

— Я буду служить вам, Ваша Светлость герцог Рагнар. Изо всех сил, верой и правдой, — запальчиво выдала и заявила: — А взамен вы обучите меня магии.

Его фиолетовые глаза вспыхнули. Губы растянула дикая изумлённая улыбка.

— Ты не перестаешь приятно удивлять, несса Грейван. — Он сжал пальцы крепче, и, показалось, по ним к Люции пробежал ток. Свет. Магия. — Надеюсь, и впредь ты не подведёшь. Я обещаю сделать из тебя мага.

Короткий росчерк, и крестик вспыхнул на его груди.