Мглистое небо скалой нависло над амфитеатром. Дул пронзительный ветер, что ерошил песок, раздувал парусом юбки и путал уложенные волосы. По коже бежали колючие мурашки, но никто из зрителей не роптал.
Все обитатели и гости замка от мала до велика собрались на трибунах дабы наблюдать казнь.
И все вырядились, как на праздник. Потому что казнь — это праздник. А если думаешь иначе — ступай на плаху.
Люция надела кроваво-красное атласное платье с пышной юбкой, безбожно узким корсетом и укороченными до локтя рукавами, украшенными пеной чёрных кружев. На шее — ажурная бархатка и чётки из сапфиров. Волосы заплетены в сложную причёску, лишь крупный локон у лица выпущен и спадает на неприлично выступающую грудь.
Дорогие наряды девушке доставались от принцессы Эстель. Та управляла Двором Моды, потому часто меняла одежду, а старую, чтоб не сжигать, — отдавала слугам. Многим помпезные платья были ни к чему: работать в них неудобно и странно. А вот Люции, как жителю с неопределённым статусом, они приходились впору.
Да и роста они с принцессой одного.
Жаль Эстель, как и все террианки, — худая, с узкими бёдрами и почти плоской грудью, и у Люции вечно возникают проблемы с декольте и со штанами. В первом случае — грудь неприлично вываливается из выреза или болезненно утягивается, во втором — ткань обтягивает ноги, как вторая кожа, и места для фантазии просто не остаётся.
Вся эта «красота» доставляет немалые трудности. И привлекает сальное внимание
озабоченных
темпераментных лэров.
Даже в такой безрадостный день.
Но и отказаться от дорогой одежды Люция не может. Двор Мечей, да и высшее общество, засмеют. Им только повод дай поглумиться над смертной выскочкой.
Ропот бесчисленных голосов стих.
На круглую арену Главного Военного Полигона стражники вывели двух узников. В цепях, рваных обносках, засохшей крови и синяках. Измождённые, измученные, едва переставляющие ноги.
Один — спригган, судя по землисто-серому цвету кожи, каштановым волосам, витым рогам и копытам вместо стоп. Второй — звероморф с головой тигра. Только их братия, звероморфов, никогда не прячется под мороками и не скрывает свою звериную ипостась.
Крупная рыжая кошачья голова в чёрную полоску, могучая волосатая шея, громадные лапы-руки, мощное туловище, ноги.
Звероморф был в два раза больше тонкокостного сприггана и в отличие от него, несмотря на раны, кандалы, унизительную позу на коленях, не выглядел сломленным. В жёлтых звериных глазах пылало упрямство, непокорность и презрение.
— Сегодня! — зачитывал приговор Нестор Беркули. — Мы собрались здесь, чтобы казнить преступников, изменников родины, глупцов, возомнивших себя судьями и палачами самого Императора. Они обвиняются в покушении на жизнь Вседержателя и правителя Терры, Неустрашимого, Непобедимого Магнуса Ванитаса из рода деймонов и приговариваются к смерти.
В абсолютной тишине Магнус поднялся со своего роскошного кресла в центральной ложе и не спеша спустился по лестнице прямо на арену, к горе-ассасинам и безразлично спросил ближайшего:
— Последнее слово?
Звероморф оскалился и рявкнул:
— Долой слепого тирана!
И Магнус молниеносным движением руки снёс ему башку.
Тигриная голова бахнулась на песок, разбрызгав кровь.
Изабель придушено вскрикнула в абсолютной тишине и прикрыла рот. Люция крепче сжала её холодную ладошку.
Император глянул на них с непроницаемым лицом и повернулся ко второму осужденному. С его чёрных когтей капала кровь.
— Последнее слово?
Бледный спригган затрясся всем телом, из глаз покатились слезы.
— Пощадите!..
Ванитас хмыкнул.
— А меня вы пощадить собирались?
Не дожидаясь ответа, он дорвал рубашку на груди сприггана, и на свет показался кристалл. Прямо посредине, в солнечном сплетении, в сетке тёмных быстро пульсирующих вен. Размером с кулак подростка.
Завораживающий.
Он сиял сине-фиолетовыми гранями, как аметист, только ещё более драгоценный, ещё более красивый, горящий изнутри каким-то инфернальным светом.
Так выглядела кристаллизованная магия.
Чтобы извлечь из террина прирожденную магию, его несколько недель опаивают специальным алхимическим зельем, созданным Нестором. Оно не позволяет магии свободно циркулировать по венам, собирает её и концентрирует в одной точке. В центре тела. В солнечном сплетении.
Террин слабеет на глазах, чары теряют силу, не слушаются, а затем вовсе исчезают. Под конец — жертва не может колдовать. А магия её принимает форму кристалла и прорывает плоть. Чем сильнее террин, тем дольше его надо опаивать и тем больше будет конечный камень.
Дальше дело за малым…
Спригган дернулся в отчаянной попытке спастись от неизбежного, но стражники крепко держали его за руки и плечи. Он захныкал, кусая клыками губы.
Из-за тучи выглянуло светило.
Магнус спокойно протянул руку. Когти, как острые лезвия, беспрепятственно проникли в плоть и сомкнулись на кристалле. Осуждённый вскрикнул, и Магнус вырвал камень его жизни.
Спригган завопил от боли и рухнул на колени, дрожа и скуля, как смертельно раненный зверь. Больше его никто не держал.
Магнус сощурился и повертел «аметист», разглядывая его в лучах солнца. Любовался? Оценивал потенциал? Подбежал лакей с раскрытой шкатулкой, и правитель опустил драгоценность на бордовую подушечку.
Кейран с центральной ложи подал знак страже и те, подхватив подмышки стонущего сприггана, уволокли его в закуток с поднятой решеткой. Видимо, бросят в темницу под амфитеатром.
Голову звероморфа насадили на пику и, словно знамя, понесли к выходу, где уже дождались воины Кейрана на конях. Они повесят «тигра» на главных воротах при въезде в город, в назидание другим ассасинам.
Тело же погрузили на носилки и понесли к повозке. Его скормят собакам.
Магнус молча ушёл с арены и скрылся в одном из внутренних коридоров. За ним потянулась императорская семья. Нестор что-то буркнул в артефакт-граммофон, и зрители тоже начали расходиться.
Толпа загудела. Кто-то шёл молча, кто-то обсуждал увиденное и даже звонко смеялся, кто-то беспечно строил планы на день, словно ничего необычного не случилось.
Изабель потряхивало, в глазах блестели непролитые слезы. Ей всегда тяжело наблюдать расправы над живыми существами. А ведь она работает тут больше двадцати лет.
Люция же сохраняла внешнее спокойствие. Но не потому, что очерствела душою или привыкла. Просто… все её мысли занимал леденящий жилы страх.
С ней случится то же самое, если Магнус узнает, что она фарси. Если попытка «отомстить» провалится. Если выяснится её не лояльность к нынешней власти.
«Фэй великий, защити меня!» — мысленно взмолилась она, глядя в небо.
Вдруг кто-то схватил её за локоть и грубо дёрнул на себя.
— Всё ещё хочешь во Двор Войны? — прошипела ей в ухо Виктор.
— Напугал, дурак! — рыкнула Люция и оттолкнула его.
— Так что? — не унимался сводный братец. — Мы казним преступников, подчищаем арену от трупов, развешиваем головы на воротах. Убиваем. И, если разразится новая война, пойдём убивать и умирать. Всё ещё хочешь служить Кейрану?
— Меня таким не напугаешь! — тихо фыркнула Люция. — Я не нежная фиалка и мертвых не боюсь. Как и грязной работы. Не стоит путать меня с Изабель.
— Мама — нормальная человеческая женщина с нормальными реакциями, — нахмурился он. — А вот ты — странная.
Люция вздрогнула, впилась ногтями в ладони.
— Я просто пытаюсь выжить, — сквозь зубы, тихо ответила она, и в неё врезался слуга.
Виктор рефлекторно поддержал Люцию, не дав упасть с крутой лестницы. Слуга рассыпался в извинениях, раскланялся и побежал дальше, не дав никому опомниться или разглядеть его.
Девушка озадаченно потёрла пострадавшее плечо и задела в вороте платья бумажку. Записку.
Сердце пропустило удар. Люц сглотнула и незаметно, делая вид, что поправляет корсаж, спрятала вещицу в кулак.
— Ну и, слуги пошли, — проворчал братец, поддерживая Люцию за талию и локоть. — Носятся и по сторонам не смотрят.
— Пошли? — переспросила она со смешком. — Так говоришь, будто наняли новых. Зачем, когда все «свои», знакомые и преданные?
Виктор ничего не ответил, и Люция с тревогой обернулась. Поймала его напряжённый взгляд, морщинку меж хмурых бровей.
Он резко отвернулся.
— Виктор, — осторожно позвала фарси, касаясь его плеча. — Почему замок меняет слуг? — адъютант первого принца притворился глухим. — Ладно… Кто отдал приказ?
Виктор долго молчал, прежде чем нехотя, глухо ответить:
— Кейран. — Остро, как-то зло, глянул на сестру. — И прошу тебя, не лезь в это.
Они покинули Полигон в числе прочих зрителей, болтая на безобидные темы: о казни и слугах впредь не заикались.
В основном говорила Иза, ей не часто удаётся пересечься с сыном и позадавать типично материнские вопросы: «Как ты ешь? Хорошо ли спишь? Отдыхаешь вообще?..».
Виктор отвечал коротко и по существу, как истинный военный. А ещё мило смущался от её бестактной и чрезмерной заботы. Но замечала это только Люция, так как шла с ним под руку и видела, как сильно он кривил губы на очередную нотацию про здоровый сон и пылал щеками даже через естественный загар, когда Изабель невозмутимо спрашивала, видится ли он с дамами хоть раз в неделю?
У главного входа в замок, мужчина спешно распрощался с ними и стремительно пошел прочь, будто за ним блохи гнались.
Люция невольно улыбалась, глядя ему в след, как и Иза.
Они обе заговорщицки переглянулись и тихо прыснули. Затем простились: приёмной матушке нужно было возвращаться к обязанностям няни и служанки при Руби.
Когда её прямая спина, скрылась в служебном коридоре среди прочих, Люция нырнула за портьеру ближайшего подоконника и развернула записку.
«Полдень. У входа в Башню Памяти. И убедись, что за тобой нет хвоста».
В легкой задумчивости Люция приложила послание к губам, даже не сомневаясь, кто позвал её на «свидание» в местный акрополь.
Главный вопрос — зачем?
Она сложила бумажку в декольте и решительно направилась в свою спальню. До назначенного времени оставался всего час, а ей ещё предстояло избавиться от вызывающего и неудобного платья.
А в комнате её поджидал неприятный сюрприз.
— Ну, наконец-то! — воскликнула Сесиль, отбросив скромное украшение в шкатулку. Люциину, простую, деревянную шкатулку. — Где ты ходишь, я устала ждать!
Она подошла так внезапно и стремительно, что Люц даже среагировать не успела — получила смачный поцелуй в уста. Химера тут же отстранилась, вернулась обратно к столешнице у окна.
Задумчиво облизнула розовые губки.
— Год-ши…
Люция передернула плечами и оскалилась:
— Не говори, что опять притащила эту дрянь.
Если так — она готова драться и плевать на последствия. Больше Люция разум не потеряет. Не позволит себя унижать.
— Что ты! — насмешливо фыркнула Сесиль. — То было разочек, и Далеон уже устроил мне нагоняй. Просто твой… вкус напоминает мне вкус год-ши. А тот в свою очередь похож на смесь кислой ежевики, сладкой морошки и лайма, и…
— Какой ещё «вкус»? — нахмурилась Люция.
— Поцелуя, — невозмутимо ответила химера. — Ты не знала? У всех существ есть свой неповторимый вкус. Мы, террины, чувствительны к таким штукам. Разве ты не ощутила ничего особенного, когда целовалась с моим братом, м? — она с любопытством подалась вперед: — Какой он, его вкус?
Лепестки розы, свежая роса, лесной ветерок.
— Не знаю, — лениво усмехнулась фарси. — Ты мне скажи. Я человек не восприимчивый.
— Человек, — Сесиль натянула угол рта, скрестила руки под грудью и уперлась бедром в стол. — Как скажешь.
Многозначительность её тона и не прозвучавшее: «Ну-ну!», вызвали у Люции глухое раздражение и тревогу. Но она никак этого не выдала.
— Говоришь… все существа разные на «вкус», — почти непринуждённо поддержала беседу и направилась к платяному шкафу. Ей всё ещё надо переодеться для встречи в башне. Времени в обрез. Но глаза не видят в упор, ладони бессмысленно перебирают наряды и предательски потеют. — Значит, и Меридию ты лобызала? — насмешка. — И как оно?
Сесиль прикрыла веки, вспоминая:
— Морская вода, сладкий лимон и розмарин.
Люция скривила губы.
— А я думала — тухлая селёдка.
«И как шестому не противно её целовать?» — мелькнула мысль. — «Да какая мне, к Тырху, разница?!».
Неожиданно химера рассмеялась, вместо того чтоб обидеться за подружку и вспылить хоть для вида. Странные у них отношения в свите. Толи друзья, толи заклятые друзья.
— А вот Далеон на вкус, как мята, дождь и предгрозовой бриз.
Люция, как наяву представила всё это, воскресила в памяти: и свежий воздух в поле перед грозой и первые холодные капли дождя на губах, и нежный привкус дикой мяты, сорванной в лесу возле стоянки каравана. И как чудесно на душе. Волнительно и в то же время спокойно до истомы в каждом мускуле.
Словно наконец-то вернулась домой…
Она сдернула с вешалки невзрачное синее платье с кожаным корсетом и бросила его на кровать.
— Я про него не спрашивала.
Глянула на химеру колко, исподлобья.
— Но тебе же интересно, — хихикнула та. Люц хотела возразить, но лэра опередила: — Ладно, не волнуйся, я на него не претендую. И кстати, зря переодеваешься. Тебе идёт это старое платье.
— А тебе — эта ночная рубашка. Ой, прости! — притворно извинилась Люция, прижав ладонь ко рту. — Неужели это новая мода?
— Какая же ты ссссс… стерва! — с улыбкой восхитилась Сесиль и хитро сверкнула зелёными глазками.
— Благодарю за комплимент, — коротко поклонилась Люц и принялась снимать опостылевший тяжёлый наряд. А теперь шутки в сторону: — Зачем ты пришла, Сесиль?
Химера тут же напряглась, а улыбка сползла с миловидного лица.
— Оставь моего брата в покое.
Люц замерла и подняла бровь.
— Я, вроде, его и не трогаю.
Сесиль скривилась.
— Ты знаешь, о чем я… Брось его, перестань флиртовать, реагировать. Знаю, это сложно, — она начала нервно расхаживать по комнате, шурша бледно-салатовым шлейфом струящейся юбки. — Орфей красивый и яркий. Умеет играть словами и очаровывать. Бывает излишне добрым, но не обольщайся, — она шаркнула каблуком и резко повернулась к Люции. — Он с детства испытывает слабость ко всяким жалким зверушкам. — Химера передёрнула плечами и скривила губки, будто нет ничего омерзительнее сочувствия. — Ты ему не пара.
Она выразительно смолкла, а Люц и не знала, что ответить.
Их общение с Орфеем и так явление не частое. Он только в этом году начал какие-то активные поползновения в её сторону: комплименты, адекватное общение, поцелуи. Но так бывает и между друзьями и между знакомыми на одну ночь.
Люция не строила никаких иллюзий на его счёт. Орфей лёгкий и приятный, как ветер, и так же быстро сдулся бы из её постели (коль до неё б дошло) к другой красотке.
Химер ей даром не нужен.
Его внимание скорее напрягает, чем льстит. Так что пусть катится.
И она бы со покойной душой объяснила это Сесиль, но… заклятая подружка Меридии сравнила её с «жалкой зверушкой». А Люция себя не на помойке нашла, чтоб такое проглотить. Она пашет в поте лица на свой внешний вид и репутацию.
И какая-то высокородная гадина не смеет её обесценивать.
А потому желанного ответа не получит.
— Что, даже откупиться не попробуешь? — насмешливо спросила Люция. Хотелось позлить её, поддеть, оставить в неопределённости и помучить. — Не швырнёшь в меня мешок с золотом, как в бульварном романе? Я бы взяла.
И окинула выразительным взглядом свою довольно бедную обстановку в комнате. Простая деревянная мебель без излишеств и вензелей, холодные каменные стены, старые тяжёлые гардины у мутных стрельчатых окон, обычная двуспальная кровать без балдахина, застеленная чистым, но ветхим бельём. Камин с закоптелой решеткой. Линялый серо-бур-малиновый ковер под ступнями. Пол с несмываемыми коричневыми и жёлтыми пятнами. Единственное сокровище — некогда рубиновый гобелен на стене, но слишком уж он старый и пыльный…
Химера в своём новеньком, роскошном платье с жемчугом смотрелась здесь инородно, как принцесса в грязном хлеву.
Лэра сморщила носик и фыркнула:
— Ты и так мне должна.
— За что же? — удивилась Люция. — За унижения?
— За то, что не дала тебе принести Меридии клятву, — начала причислять близняшка, загибая изящные пальцы. — За то, что храню твою тайну. За то, что не выдала тебя Далеону, страже, Императору… Мне продолжать?
Люц скрипнула зубами и сжала кулаки.
— Не понимаю о какой «тайне» речь. Мне нечего скрывать.
Сесиль шумно выдохнула.
— Пойми, дело не в том, что ты мне не нравишься. Просто Орфею, как наследнику семьи Диметрис, нужно искать пассию среди «своего круга», и проблемная влюблённость тут ни к чему. Тебя наш отец никогда не одобрит. А если встанешь на пути — убьёт.
У Люц мушки побежали по коже, но она подавила желание зябко поёжиться.
— Почему всё так строго? — недоумевала она. — Аристократы часто заводят любовниц, да и у Диметрисов ещё есть ты.
— Не тупи, дикарка, — прошипела химера и воззрилась на неё с какой-то застарелой злобой.
Люция задумалась и выдохнула:
— Террины не плодовиты…
И если мужики могут оплодотворять женщин круглый год направо и налево, и наделать кучу наследников от разных лэр, то террианки, дай Боги, за всю свою вечную жизнь способны забеременеть и родить лишь раз. Если повезёт.
Природа позаботилась, чтобы бессмертных на Терре оставалось мало. Потому каждый чистокровный малыш для них дороже близара.
Дороже всего.
Сесиль тряхнула светлой гривой и вновь, гордо распрямив плечи, изобразила на лице безмятежность и скуку.
— В общем, ты меня поняла, — не спрашивала, а утверждала. Направилась к выходу, но у самой двери обернулась и добавила: — А коли не поняла — пожалеешь.
И вышла, хлопнув дверью.
Сменив платье и обувь на более удобные, Люция покинула спальню и быстрым шагом направилась к Башне Памяти. Она знала, как туда пройти, но решительно не представала зачем. Ведь вход в башню всегда закрыт…
Слова Сесиль ещё крутились у Люц в голове. Они её не напугали. П-ф-ф! Будет она бояться каких-то шестёрок Далеона! Просто огорошили.
С чего химера взяла, что их чахлый флирт с Орфеем закручивается во что-то большее? Настолько большее, что ей пора дергаться и спасать брата-близнеца из лап коварной «не-человечки». Ну не за жизнь же Люции та переживает! Бред. Они даже не приятельницы.
Мог ли лэр сболтнуть ей что-то? Или его страстные поцелуи, долгие томные взгляды и смелые ласки в саду показались близняшке излишне пылкими? Какими-то особенными?
Проигрывая воспоминания злополучного вечера…
Дорожка жалящих поцелуев вниз по шее. Жаркие губы и жадные пальцы смакуют грудь. Рука заскользила от тонкой лодыжки к бедру, задрала юбку. Предвкушающая хитрая ухмылка. Светлая кудрявая голова опускается между разведённых ног. Дыхание перехватывает.
…Люция не находила в его поведении ничего такого. В смысле, его взбудораженное состояние и откровенные действия были продиктованы страстью и обыкновенными желаниями плоти здорового парня. Террина. А они твари темпераментные и ненасытные — все знают.
Хотя кого она обманывает! Для неё всё, что случилось в том несчастном саду, было особенным. Новым. Запретным.
Она никогда раньше не испытывала ничего подобного ни с женщинами, ни с мужчинами. Сладостное томление в груди, сбитое дыхание и грохочущий в ушах пульс. Пружина нервов внизу живота, что закручивается, закручивается и резко разжимается! И наслаждение простреливает тело, а с губ срывается сиплый стон.
Тема интимных отношений раньше казалась ей чем-то постыдным и скверным. Вокруг царил разврат, но она никогда не заостряла на нём внимания или, скорее, избегала, свои мысли, фантазии.
Запрещала себе представлять, чем занимаются лэры за портьерой в коридорной нише, не прерывая поцелуя. О чём мечтают высокородные террины, лупя глаза в низкое декольте её бального платья. Почему причёска Меридии растрепана, а щёки горят, когда она покидает покои Далеона ближе к ночи…
Она тряхнула головой и ускорила шаг.
Благодаря Орфею интимная часть жизни приоткрылась Люции. Сама бы она, по доброй воле, вряд ли на такое пошла. Не в ближайшее время, не… через годы.
Да, стыдно признать. Она планировала однажды, после мести, завести детей, возродить клан фарси. Но это всё казалось таким далёким и туманным, что она и не задумывалась, как будет их делать и с кем.
Люция благодарна ему за новый опыт. За то, что именно он стал её «первым мужчиной» — пусть и в не совсем привычном понимании — а не какой-то незнакомец-проходимец. За то, что он подарил ей удовольствие.
Но…
На этом всё.
Не надо продолжений.
Они не пара.
И не потому что какая-то Сесиль так рассудила — так решила Люция.
Орфей слаб. Мягкотел. Труслив. И как бы он не сочувствовал ей — ни разу за семь лет не остановил издевательств Далеона. Ни разу не защитил от нападок Меридии. Ни разу слова поперёк им не сказал.
Зато смиренно и активно принимал участие во всех их забавах с «человечкой».
Это говорит о многом.
Обо всём.
Так за размышлениями фарси достигла заветной двери и толкнула тяжёлые створы.
Тугие холодные струи ветра ударили в лицо и взметнули юбки. Дыхание перехватило от красоты пейзажа.
Люция стояла на «внутренней» крепостной стене, служившей мостом между башней с колоколом и замком, и любовалась на раскинувшиеся у горизонта леса и поля. Ближе, подпирая замок, расселись серокаменные пристройки с острыми крышами, такими же чёрными, как и черепица на их «большом брате». Множество башен, флигелей, садов, статуй и фонтанов.
Замковый комплекс отсюда — как на ладони. А слуги, мельтешащие внизу, кажутся муравьями.
Если упадёшь с такой высоты — костей не соберёшь.
У Люции закружилась голова, и она придержалась за каменные зубцы.
Она, конечно, смелая, но не безумная, и рисковать безопасностью под таким шквальным ветром не станет. Лучше идти медленно, по стеночке.
Люц заправила за уши выбившиеся прядки и наконец заметила, что на балконе не одна.
Герцог Рагнар стоял на другом конце дорожки, облокотившись на зубья невысоких перил, и задумчиво глядел вдаль.
Высокий, стройный. Суровый, благородный профиль; скульптурная челюсть с ямкой на подбородке; тонкие губы и фиолетовые глаза с затаённой на дне печалью. Волосы — платиновый блонд, как у Рафаэля.
Ясно, на кого четвёртый принц с возрастом станет похож.
Если, конечно, этот облик лишь частичная иллюзия.
Как она и думала, зачинщик встречи — брат императора. Но зачем он позвал её сюда, да ещё и таким таинственным образом? Обсудить дела они могли бы и в его покоях, как в прошлый раз, без риска, что кто-нибудь решит прогуляться по «мосту» и заметит их.
А не вызвал ли он её, чтобы сбросить с балкона?
Люц нервно усмехнулась и сглотнула, заметив на себе тяжёлый и решительный взгляд господина. Он направился к ней.
Случайная мысль уже не казалась бредом. Её смерть действительно решила бы многие проблемы. Все знают, что лучше всех хранят секреты — трупы. А она хлебнула его тайн с лихвой и то ли ещё будет!
Вдруг колокол на башне оглушительно затрезвонил, объявляя полдень. Слуги внизу, на дорожках, засуетились точно испуганные муравьи, и совсем скоро скрылись в стенах замка. Двор опустел.
Люции стало совсем не по себе.
Герцог замер в шаге от неё и спросил:
— Хвоста нет?
Девушка смотрела только на его изящные запястья, спрятанные в карманах брюк. Она готовилась к внезапной атаке.
— Нет, — ответила и подняла глаза. — Как видите у меня только четыре конечности.
Попытка разрядить обстановку не удалась. Мужчина всё так же пытливо вглядывался в неё, даже голову на бок склонил, точно размышлял, как с ней поступить.
Бисеринка пота скатилась у Люции по загривку за ворот невзрачного пыльно-синего платья. Она до хруста сжала кулаки, но лицо оставалось спокойным.
Рагнар усмехнулся углом рта.
— Пойдем! — он развернулся на пятках и зашагал к входу в Башню Памяти.
Люция стряхнула оцепенение и поспешила следом.
«Похоже, убийство отменяется».
Если бы он напал, она бы постаралась столкнуть его раньше, и плевать на последствия. Она не смеет умереть, не отомстив.
Герцог подошел к запертой двери и положил ладонь на тяжёлые кованые створы. Неуловимо, одними губами, сплёл какое-то заклинание, и на поверхности вспыхнул синий круг из узоров, они завращались, загудели магией, и со скрежетом засовы открылись.
Врата распахнулись.
— Родовая печать, — не без гордости объяснил Рагнар удивлённой Люции. — Никто кроме кровных Ванитасов не сможет её снять.
— Но разве… здесь есть, что взять? Кроме костей.
Герцог загадочно улыбнулся.
— Увидишь.
Он первым шагнул в тёмный проход, а вот девушка замедлилась, приметив над аркой двери надпись:
— Здесь мёртвые — живы…
Нахмурила брови:
«Что за чёрт?».
Ноги перешагнули порог, и створы за спиной с грохотом захлопнулась, отрезав дневной свет и погрузив гостей акрополя во мрак.
— Это напоминание, — услышал её бормотание старший Ванитас и снял с петлицы факел. Огнь вспыхнул и озарил его бездушно-идеальное, точно слепленное из воска, лицо.
Люц поёжилась.
— О чём?
Но продолжения не последовало — где-то сверху, тихо и мелодично зазвенели колокольчики, и Люция запрокинула голову.
Под перекрестьем сводов, под потолком, висел на цепи громадный колокол. Старинный, золотой, в окружении колокольчиков поменьше, это они запели на сильном ветру.
Значит, вот как выглядит махина, что каждый день будит львиную долю замка по утрам и знаменует конец её личной тренировки ночью. Девушка ещё не разглядывала его вблизи.
А посмотреть было на что!
По краю колокола ободом тянулась искусная гравировка в виде воинов с крыльями летучих мышей. Они сражались друг с другом копьями и мечами, а также магией, и Люц с уверенностью могла сказать — там изображены деймоны. Древние.
Говорят, у них были крылья, как у сидов, что ныне безвылазно живут в своём парящем под облаками городе, только не белые и без перьев.
Они умели летать…
Магия переполняла их тела настолько, что вырывалась из спины в виде перепончатых крыльев.
Нынешнее поколение Ванитасов им в подмётки не годится (хотя кто знает, что прячет Магнус под мороком? Кто видел его истинный, боевой, облик — долго не жил).
Впрочем, это касается не только деймонов — террины по всему миру слабеют и мельчают. Магия вырождается.
В этом винят прошлое поколение, что активно, по примеру Духов-Прародителей, смешивалось со смертными и плодило полукровок, пока террины не сообразили, что наследнички получаются слабыми, и не ввели негласный запрет на потомство с человеками.
И если столетия назад — полукровки считались полноценными терринами, то на сегодняшний день — нет. Их сила — пшик, а облик мало чем отличается от людского. Что доказывает Люция на своём примере.
Не факт даже, что она получила от предков долголетие.
А ей бы тоже хотелось магии и крыльев… Ага. И хвоста, и когтей, и клыков. А может, ещё чешую бронированную, чтоб ни одна стрела из близара не пробила?
«Фантазерка» — усмехнулась над собой Люция, и обошла площадку по кругу.
Башня делилась на два уровня.
Отсюда, с переходного этажа, по спирали бежали вверх и вниз две лестницы. Одна — к колоколу, вторая — в акрополь. Во тьму.
Из прохода туда веяло лютым холодом и затхлостью, какая бывает в давно заброшенных склепах. Дна башни разглядеть не получалось, только пугающую бархатистую тьму, что колыхалась, точно живая, в дрожащем мерцании факела.
И тянулось оттуда какое-то неуловимое напряжение, поднимающее дыбом волоски на руках и спине.
Герцог приподнял светоч и смело ступил в бездну. Люции оставалось лишь бросить прощальный взгляд вверх, к колоколу, блестящему в тусклом свете дня из больших арок-окон, и последовать за лэром.
— У нас, Ванитасов, есть пророчество, — тихо заговорил он, но голос отскакивал от темно-каменных стен и усиливался зловещим эхом. — Оно высечено прямо здесь, на стенах, — он постучал свободной ладонью по крепкой кладке. — На древнем, почти забытом, языке магии.
Где-то над головой ударил колокол, и Люц вздрогнула.
— И что же там говорится? — спросила она, лишь бы не вязнуть в гнетущей тишине.
— Однажды в замке появится маг, способный воскрешать мертвых. И поднимет бессмертную армию Ванитасов. Мертвые здесь ждут своего часа. Ты думала, почему мы тысячелетиями сидим на Севере материка, в Ригеле, в этом холодном замке, когда, с нашей силой и амбициями, могли бы жить в центре империи, в более теплом и мягком климате? Жить там, где земля ломится от урожая, а фрукту растут на деревьях круглый год без всяких оранжерей? — он насмешливо хмыкнул. — Всё дело в пророчестве. Только в нем. Предки завещали нам следовать традиции. Хоронить в семейном акрополе всех Ванитасов и ждать, ждать. Встречать новых послов, нанимать с улицы слуг, дозволять наемным убийцам проникать в замок….
У Люции мурашки побежали по коже.
Так вот в чем дело… Вот почему ассасины продолжают беспрепятственно попадать в покои Магнуса. Вот почему Изабель — няне седьмого принца! — без вопросов позволили удочерить девчонку с улицы и приблизить её ко двору.
Всё только ради пророчества.
— Безумие, — вырвалось у неё. Люц прикусила язык и с опаской глянула на затылок герцога.
Но он даже не обернулся.
— Соглашусь, — спустя мучительную паузу произнес Рагнар, и Люция выдохнула. — Я и сам не знаю, насколько правдиво это пророчество и стоит ли затраченных усилий да нервов. Вряд ли на моем веку случится долгожданное «воскрешение», а я верю только в то, что видел сам. Но… — он задумался. — Здесь лежит наш прадед, наш дед, наш отец, здесь будет лежать Магнус и лягу я, когда придёт время.
— То есть, — помедлила Люция, подбирая слова. — Даже когда, — голос сорвался на шёпот, — станете императором не нарушите традицию?
Разнар резко замер, и Люц чуть не врезалась носом в его лопатки.
Повернул голову.
— Нет. Я предпочитаю играть по правилам. Все придворные, если ты не заметила, это делают. Одно исключение — племянник. Далеон. Он вечно идёт всему наперекор. И ты видишь, как к нему относятся.
Люц закусила губу.
— Как к шуту.
— Потому и не трогают.
Герцог степенно кивнул и объявил:
— Мы пришли.
Они ступили на каменный пол, и не успела Люция обрадоваться надёжной опоре под ногами, как её пошатнуло. В глазах на миг потемнело, в уши забился противный писк.
Девушка согнулась пополам, схватившись за висок.
— Какого Тырха?!
Череп точно сдавливало в тисках, волоски на теле зашевелились, а воздух вокруг показался каким-то густым и тяжелым, тягучим как патока. Дышать не возможно.
— Магические эманации, — сухо объяснил герцог, с интересом учёного наблюдая за её муками. — Я думал, человек отключится сразу, как ступит сюда. Слышал что-то такое. — Вот же экспериментатор Тырхов! — А ты сильная. Я не ошибся. Даже спуск спокойно перенесла. Значит, и остальное выдержишь…
Хотелось уточнить, о чем он, но следующие слова отвлекли внимание:
— А теперь расслабься и впусти энергию этого места. Пропусти через себя. Почувствуй, как чужеродная магия наполняет тебя и уходит дальше. Не противься. Будь её частью и станет легче.
Сжав зубы, Люция постаралась последовать совету. Она не проходила уроки управления магией вместе с остальными детишками-джентри. Как человеку ей такие занятия не полагались, а настаивать и напрашиваться Люция не рискнула. Боялась вызвать подозрения.
И теперь она радовалась, как дитя, ведь получила своё первое, долгожданное наставление.
Неужели для этого её позвал герцог? Чтоб провести занятие? Вспомнил-таки об обещании!
Люция быстро совладала с ненужными сейчас эмоциями и опустила веки. Медленно вдохнула и выдохнула и ощутила, как невидимая магическая энергия волнами окатывает её и омывает всё пространство, наталкивается на стены и откатывается назад.
Точно море в бутылке.
И главный источник его, «ключ», бьёт прямо из-под земли. Да такой мощи, что ступни гудят в совсем не ментальном плане.
Там словно…
Словно древний магический источник. Или… несколько «источников»?
— Боги! — Люц охнула от догадки и распахнула ресницы. Вокруг смыкалась холодная темнота, прерываемая редкими всполохами факела у герцога в руке. — Что ж это за место?
— Башня Памяти, — тонко улыбнулся мужчина. — Акрополь. Наш фамильный склеп…
— Вы поняли, о чем я, — нахмурилась Люция. Ей действительно стало лучше, когда она прекратила интуитивно закрываться и отторгать чужую магию и взяла звериные терринские инстинкты под контроль. Всё же в ней самой магия есть, и она резонирует с этой. Вибрирует в груди. Кстати, об «этой»: — Вы же не только кости здесь храните, я права?
Герцог притворно тяжко вздохнул.
— Даже интригу подержать не даёшь! — он направился к ближайшей стене, опустил факел в чашу с водой, и с едким шипением огонь потух. Запахло дымом. Всё погрузилась во тьму, но лишь на мгновение — Люц даже занервничать не успела.
Кирпич под ладонью герцога вспыхнул уже знакомым синим светом, и от него по всей стене, точно клякса по бумаге, поползла причудливая вязь неизвестного языка. То самое пророчество?
Оно опоясывало всю башню и устремлялось спиралью вверх, к древнему колоколу.
Теперь в загадочном мерцании магической письменности отчетливо виделись прямоугольные углубления в стенах. Рядами, столбцами. Они тянулись вереницей от пола до самого потолка.
И в них лежали кости.
— Разумеется, — заговорил Рагнар, и сияющий кирпич под его ладонью распался на блестящие частички. Лэр протянул руку в чёрный проем. — Как ты уже поняла, мы содержим здесь не только останки предков. Но и… магические кристаллы.
Он вынул кулак с зажатым в нем драгоценным камнем фиолетового цвета. И Люция с замиранием сердца признала «аметист» с сегодняшней казни.
Значит, вот где хранится вся извлеченная магия.
Огромная мощь. Жуткий магический фон. Стены, не пропускающие звук и энергию. Тайная сокровищница.
И ещё один секрет, который ей не следовало знать.
— Зачем мы здесь? — тихо и напряжённо вымолвила Люция, отступая от лэра. — Зачем показываете мне всё это?
— Ты разве ещё не догадалась? — приподнял бровь Ванитас. — Я обещал сделать из тебя мага. Но как я исполню клятву, если ты человек?
Внутри Люции всё похолодело; от дурного предчувствия ощутимо заломило в висках.
— Сегодня ты удостоишься великой чести, — подтвердил наихудшие опасения лэр. — Станешь новой химерой!
Сейчас, по логике террина, она должна возликовать и рассыпаться в низких поклонах и благодарностях, но Люция не шелохнулась.
Обмерла на месте и побелела лицом.
На уровне чутья свербела настойчивая мысль: вживление силы в уже наполненный магией «сосуд» кончиться плохо для любого существа. Герцог считает её человеком, но она — полукровка…
— Боишься? — расценил по-своему её замешательство и подошёл ближе. Понизил голос. — Не стоит. Молодым людям проще адаптироваться под силу. Выживают почти все. А вот со старикам — проблемы. Мать близнецов Диметрис трансформацию не пережила.
— А… — Люция лизнула пересохшие губы. Она рисковала, задавая этот вопрос, но по-другому не могла: — Что случиться, если террин попытается вживить в себя чужую магию? Он станет сильнее?
Глаза невольно скосились на кристалл у герцога в руке и уставились, как на поганую гадюку. Роскошный блеск и красота предмета больше не вызывали в девушке восхищения.
— Он умрет, — убил надежды брат императора. — Две полярные силы разорвут его тело на части. Думаешь, наши предки не пытались такое проделывать? — он цинично усмехнулся. — Пытались. И погибли. Это Прародители-Духи могли высасывать из недругов силу и увеличивать собственную мощь, без какого либо риска. Мы, их дети, утратили «пластичность» во всем. Взгляды закостенелые, тела неизменчивы. И я не про человечий облик, навеянный частичным мороком, а про истинный. После определённого возраста — его не трогает время, а годы выдают лишь глаза. Люди другие, — с затаенной печалью отозвался Рагнар. — Живые. Смертные. И могут приспособиться к чему угодно. Они не цепляются за магию и никогда не вымрут, в отличие от нас. Так что тебе нечего бояться.
Он взял её за запястье и вывел в центр зала, к выжженной в полу сложной пентаграмме. Люция покорно брела за ним, как бычок на заклание. Даже мысли не возникло взбрыкнуть, отказаться, сбежать.
Куда она побежит? Впотьмах, по крутой лестнице…
Да и герцог не даст ей улизнуть. Он поклялся «сделать мага» и исполнит это даже насильно. Одна возможность избежать незавидной участи — признаться, что она полукровка и уже имеет дар. Что семь лет водила всех за нос. Что она… фарси.
Тогда быстрая смерть покажется ей милостью.
«Что делать? Что?!».
Пока Люция паниковала, Рагнар подобрался неприлично близко: на расстояние поцелуя.
— Ты готова? — спросил он и поднял кулак с кристаллом на уровень её солнечного сплетения.
— Нет, — сглотнула Люция.
Улыбка мелькнула на тонких губах.
— Правильно. К боли нельзя быть готовым.
Между ними точно промелькнула искра. Губы герцога зашевелились, но девушка не слышала ни слова: камень сиял звездой, и из него к Люции тянулись едва заметные фиолетовые потоки. Точно перышком коснулись груди, растеклись по рукам, впитались в кожу, кровь, кости, наполнили всё удивительным светом, тёплым, терпким и сладким, как игристое вино…
Как год-ши.
— Не надо!
Она отшатнулась, выгоняя чужую магию, но Рагнар схватил её за горло, вжал пылающий булыжник меж грудей и запел заклинание быстрее. Приятное тепло сменилось жаром, обожгло внутренности, раскалило добела. Кристалл ушёл под кожу, кости засияли, фиолетовая вспышка рванула по телу выжигающим пламенем, и Люция закричала.