Происшествия, на самом деле, бывают на протяжении всего года. Но почему-то особенно запоминаются те из них, которые происходят в канун Нового года или в течение новогодней ночи. Вот, например, случай — знакомые рассказали.
…Было это давненько, в Пангодах. Если кто до сих пор не знает, так это населенный пункт такой, недалеко от Надыма. Так вот. В те годы значительную часть этого поселка составлял самострой, который имел неоригинальное, но меткое, распространенное по всей стране название, — «Нахаловка». Что касается электроснабжения этих «нахальных», цепляющихся за нормальную жизнь домиков, балкОв, бочек, — то с этим был, как сейчас модно говорить, полный беспредел. А именно: пристроила какая-нибудь маленькая, допустим, строительная фирмочка к «Нахаловке» небольшой рядок бочек, навтыкало вдоль несколько опор, бросило провод-времянку, — готовы свет и тепло для работников. Фитмы-то нет давно, а рядок стоит, да и не на окраине уже, а в гуще таких же самопалов. Чьи сети — опоры, провода? — а ни чьи. Стоят себе и висят, снабжают. Пока все нормально, никто про их принадлежность и не вспоминает. (С учетом тогда было, кто помнит, — совершенный коммунизм, который, как известно, есть… плюс электрификация.)
Итак, в один из предновогодних вечеров что-то на такой ничейной опоре случилось. Провод, что ли, отгорел или изолятор лопнул. Словом, кратковременный фейерверк — и несколько балкОв без света остались. Приезжают оттуда мужики в ту самую организацию, которая круглосуточно электрические сети обслуживает. Так и так, почините, согласно должности. Им в ответ: извините, мужики, сети-то — не наши. Как так? А вот так (в схему тычут): наши-то вот до сюда идут, а уж эти, которые вас питают, их и на схеме-то нет, кто-то нелегально к нашим прицепил. Не имеем права в чужом, тем более в нелегале, копаться, ПТЭ и ПТБ не позволяют. Котельная вас обогревает, не замерзнете, после праздников начальство разберется.
«Нахалы» с «нелегалами» свое гнут: мол, войдите в положение, Новый год на носу, электрокозлы не работают, готовить не на чем, шашлыки возле балков на дровах жарим. Оно, конечно, хорошее дело, но как детишкам объяснишь, что телевизоры не кажут, куранты не бьют, а генеральный секретарь речь не толкает. Электрики руками разводят: сочувствуем, но…
Обиделись те, которые с нахального района: дескать, уезжаем, но если по-хорошему до Нового года свет не дадите, тогда мы к вашей бригаде наших женщин зашлем, мало не покажется. Они, хохлушки наши, покажут вам Варфоломеевскую ночь с митингом протеста, без когтей на опоры позапрыгиваете!
И уехали.
Электрики всей бригадой призадумались: покоя ведь все равно не дадут. Ладно, говорит пожилой бригадир, езжай дежурный электрик, допустим, Федя, в Нахаловку. Прикрути им там то, что отгорело. В конце концов, они тебя за это отблагодарят, магарыч вручат, шашлыком облагородят.
Федя согласился, представил уже себя обласканным, ошашлыченным, омагарыченным. Курит, шапка набок, мечтает в потолок, улыбается. Ладно, говорит, но нужно время выждать, чтобы окончательно для максимальной благодарности созрели. Ему пожилой бригадир резонно указывает: как бы не перезрели… А Федя: кашу маслом не испортишь! — и следующую «приму» курит. Так, значит, максимально подождал-подождал, и поехал на дежурной машине.
А оставшийся персонал на стол уже накрывает, тоже ведь люди, хоть и электрики. Новый год, все-таки, куда денешься.
Через час приезжает Федя. Злой, перепуганный, бледный. «Приму» не курит, а жует сгоряча, весь рот в махре. Ему немой вопрос, а он только вместе с дымом выпыхнул-выплюнул: «П-пе-перезрели, варфоломеи!..»
Оклемался, рассказал.
«Подъехал, — говорит, — к „Нахаловке“. Смотрю, часть балков, действительно, „безглазая“, света нет. Но личный состав к бою готов. Во дворе мангалы дымят-пылают, в сугробы бутылки, как гранаты в бруствер, воткнуты. У меня сразу желудочный сок, сами понимаете… Мужики на весу в рюмки разливают, песни горланят. Детишки рядом крутятся. Бабы только угрюмые, вроде. Туда-сюда, как тигры в валенках, гуляют. Хоть и бабам, по ним уже видно, тоже наливают. Я к опоре, вразвалочку. Когтями монтерскими бренчу. Где, мол, тут у вас неисправность. Думаю, сначала к мангалу пригласят, соскучились ведь без меня. Бабы, значит, окружают, видно, что соскучились. И недобро в небо тычут. Мне нет, чтобы сразу на опору, так я еще стал шапку в районе затылка чесать, закуривать, глаз щурить, сомневаться. Цену, значит, набиваю… В это время одна, руки будто поршни, как замахнется. Я даже присесть не успел, только зажмурился. Короче, сигарету вырвали, шапку с головы долой. Ругань! — слов таких давно не слыхал. Общий смысл: „А ну, брысь наверх! Там тебе виднее будет!..“ Кое-как ноги унес».
Умолк Федя.
«А свет-то им сделал?» — коллеги спрашивают смятенно.
Федя только посмотрел на спросившего. Все одинаково расшифровали его многозначительный взгляд: «На глупые вопросы не отвечаю. Конечно, сделал».
Ладно, Новый год, в конце концов, наступает. Куранты и прочее. Ухнули, значит, электрики по чайку всей бригадой. Заморгали, огурчиками рыжими из зеленой банки захрустели. Феде опять кто-то вопрос: а ты, когда на опору залазил, когти какие применял — монтерские или собственные? Федя жевать перестал обиженно. А пожилой бригадир примирительно Федю потчует: ты мол, не обращай внимания, на картошечку вареную налегай. Да маслица-то — побольше, побольше. Кашу ведь маслом не испортишь!.. И лукаво так остальным подмигивает.
Вот и все. Не знаю, как вам, а по мне история — так себе. Ни соли, ни морали. Мне кажется, что она и запомнилась-то людям только потому, что под Новый год приключилась. Точно. Да и рассказывают все по-разному. По другой версии, например, конец почти счастливый был: принесли все же те «варфоломеи» в монтерскую шашлыка на всю бригаду в знак благодарности, с магаром даже. Правда, уже поздно утром, когда другая смена работала, а Федя дома спал. И шашлык, соответственно, холодный был.