Вармастер. Боярская стража. Книга II

Глава 16

Следственные действия затянулись еще на неделю. Все это время я жил и мыслил, не испытывая ни чувств, ни эмоций. Вел себя как обычный человек просто потому, что так правильно себя вести.

Потом нас наконец выпустили из-под надзора и начались тренировки. В отсутствии князя Барятинского капитаном-инструктором на первое время нам поставили мичмана Егорова. В первый день, критически осмотрев и опросив свою новую команду, он повел нас на пирс, знакомиться с яхтой. Половина опыт хождения под парусом имели, половина море первый раз видели. Ну и я примерно посередине — самый умный и красивый, как в том самом анекдоте про обезьяну.

После того, как ближе к обеду капитан-инструктор закончил с теорией и расставил экипаж по местам, распределив роли, вышли на открытую воду. Едва засвистел ветер в ушах, как я ощутил себя настоящим морским волком. Вот только капитан-инструктор, топорща бакенбарды, смотрел предельно критически и выглядел так, как будто съел лимон. Не знаю, что ему не нравится — на мой взгляд выглядит все вообще прекрасно.

Выглядело все прекрасно до первого поворота — там даже я понял, что экипаж наш не совсем слаженный и пока не готов покорять олимпийские вершины. Но после второго был третий поворот, четвертый, пятый, десятый и пятидесятый — в общем, дело пошло. Когда — ближе к вечеру, возвращались в порт, снизу раздался легкий, но все же заметно ощутимый удар. Мичман Егоров, нахмурившись бакенбардами, прислушался.

— Чувствуете, как лодка по-другому поехала?

Я, если честно, разницы вообще не ощущал, как и другие предельно сухопутные члены команды.

— Мы поймали пучок водорослей на киль, сейчас будем учиться его снимать, — сообщил Егоров.

Вот теорию я знал хорошо и сейчас понял, о чем речь. У нас под водой, на нижнем конце киля, прикреплена обтекаемая и заполненная свинцом болванка полтонны весом — бульб. Когда при сильном ветре или волнении яхта заваливается на борт сильным креном, он работает как противовес, возвращая лодку обратно, не давая лечь на воду или перевернуться.

Сейчас же этот обтекаемый полутонный снаряд не давал соскользнуть с киля пойманному пучку водорослей. На скорость яхты в серьезных соревнованиях влияет даже свисающая с борта в воду веревка, поэтому водоросли нужно снимать. Для того, чтобы это сделать, нужно пройти немного задним ходом, чему капитан-инструктор решил научить нас прямо сейчас. В теории все просто — рулевому нужно поставить яхту носом ровно против ветра и зафиксировать руль прямо, а шкотовым двинуть гик большого паруса вперед, ставя его перпендикулярно линии корпуса. Если все это сделать слаженно и одновременно, яхта поймает ветер обратной стороной паруса и поедет задом и назад.

Звучало просто, вот только со слаженностью и одновременным действием у нас выявились серьезные проблемы. Примерно такие же испытывает впервые севший за руль новичок-водитель, когда ему нужно научиться трогаться на ручной коробке передач. Казалось бы, ничего сложного — включить передачу и плавно отпуская педаль сцепления, одновременно так же плавно нажать на газ. Когда научишься переключать передачи — становится невероятно сложно заглохнуть, даже не всегда специально получается это сделать, машина все равно едет, как ни бросай педаль. Но вот для начала этому нужно научиться…

После получаса попыток мне уже казалось, что проще кому-нибудь нырнуть, в попытке счистить с киля этот пучок водорослей. К таким мыслям пришла и Мария — правда, решение она нашла совсем в другой стороне. Передав мне штурвал, она встала на самой корме, расставив руки в стороны. Вода вокруг яхты забурлила, и на бурлящей большой волне мы прокатились назад на пару десятков метров.

— Неплохо, ваша светлость, — прокомментировал Егоров, с заметным трудом сохраняя спокойствие, Мария его явно впечатлила. — Только лодка-то наша сейчас вместе с волной перемещалась, а смысл в другом. Водоросли с киля должен встречный поток воды снять.

— Merde! — услышал я, как под нос себе выругалась уже предельно злая великая княжна. Она, все же, была капитаном и разыгрывающуюся сейчас комедию бессилия воспринимала своей личной неудачей.

По команде Марии управлять ветром попробовали мастера воздуха Гусев и Делайла. Задумка была хороша, исполнение подкачало — им просто не хватило сил. Не все в команде гении, как Мария — даже в условиях недостатка энергии способная чудеса показывать. Но на помощь пришла Мари-Анна, выполняя своё основное предназначение. Мария активировала свою силу, принцесса вейла перенаправила ее мастерам воздуха, ветер надул поставленный и удерживаемый как надо парус. Лодка наконец-таки поехала задом, к облегчению и радости всей команды. Хотя на мой взгляд, все же было проще Федора фалом обвязать и бросить в воду, чтоб нырнул и водоросли счистил.

Незадолго до темноты — предельно усталые, но довольные собой, мы пришвартовались в порту опустевшего городка. Жители отселены на время тренировок олимпийских команд, не на всех улицах даже фонари горят. Завтра бухта не наша, можно продолжать тренировки в открытом море, но по плану рано утром предстоял еще ознакомительный выезд на равнину для тренировок на пегасах, поэтому ночевали мы в городе, а не на императорской яхте.

Встретившая нас у пирса Селиверстова — с группой сопровождения на двух машинах, отвезла команду в отель. Ужин предстоял на открытой террасе — за освещением которой непроглядная южная ночь, ни огонька вокруг. Кроме заметного переливающегося ярким синим отблеском высокого обелиска вдали. Стационарный накопитель, заряженный силой воды и воздуха, первый раз такой вижу.

— Он без охраны? — спросил я Марию, сидевшую со мной за одним столиком.

— А зачем ему? Украдут?

— Ну не знаю. Вандалы повредят, кенгуру напрыгнет или собака-динго пометить попробует…

— Там непроницаемая защитная сфера. Удар в пару сотен Больцманов держит, не каждый магистр за день пробьет, какие вандалы, — только отмахнулась Мария.

— А ты можешь с ним синхронизироваться? — появилась у меня вдруг идея.

— Зачем? А, замерить силу твоего выстрела? — сразу догадалась Мария.

— Да.

— Нет, одна не могу. Господин профессор! — обернулась Мария к сидящей за соседним столом Селиверстовой. — Господин профессор, поможете нам с небольшим экспериментом?

— Суть? — коротко поинтересовалась Селиверстова.

Исчезновение Барятинского ее заметно подкосило. Как и я, она больше не улыбалась, вот только причины выжженных эмоций у нас совершенно разные.

Мария, в ответ на взгляд серо-голубых глаз Селиверстовой показала на меня.

— В последнее время я провел несколько экспериментов и очень похоже, что мое эфирное тело увеличилось. Поэтому хотел бы замерить выдачу энергии с выстрелом по нижней отсечке. Мария говорит, что вы можете помочь ей синхронизировать потоки с защитной сферой обелиска, чтобы примерно понять мощность моего выстрела.

— Зачем обелиск? Я поставлю щит, стреляй в меня. Скажу совершенно точно, а не примерно.

В Скобелеве я именно так и делал. Стреляя в Зверева на минимуме, я выдавал одним выстрелом один Больцман. На максимуме — больше десятка. Зверев тогда не опасался за себя, потому что щит у него легко держит полусотню. У Селиверстовой наверняка не меньше, если не больше, как у адепта льда, противоположной огню стихии. Вот только Мария, когда пыталась сделать замер, говорила об увеличении в тридцать-сорок раз. Маловероятно, конечно, мне кажется она ошиблась — не может быть такого огромного скачка значений. Хотя даже если это так, зазор есть, но все равно рисковать профессором я не хочу. Но и раскрывать все карты не хочу тоже.

— Профессор, там сложносочиненный эксперимент. Долго объяснять, но именно обелиск важен. Поможете?

— Хорошо, пойдемте.

Селиверстова согласилась невероятно легко и быстро. Случись подобный разговор еще десять дней назад, не успокоилась бы, не вынув из нас информацию по самым мелким деталям, а сейчас с ее апатией ей было абсолютно все равно что там у меня за сложносочиненный эксперимент.

Оставив остальную команду ужинать, сказав, что придем через пятнадцать минут, втроем вышли из отеля. Под призрачным светом полной луны, в полной тишине, дошли до сияющего голубым обелиска. Сейчас, в темноте, была едва заметна сотканная из шестиугольников накрывающая его полусфера. Мария с профессором встали от нее по сторонам и некоторое время настраивались на отзвуки эманации силы.

— Готово, стреляй! — крикнула Мария.

— Куда стрелять?

— Прямо в обелиск, на уровне глаз.

Кивнув, я достал маузер из кобуры. Оружие в руке сияло заметно ярче, чем обычно в таких случаях — эфирное тело мое действительно увеличилось. Поставил барьер — отсекая потоки энергии, чтобы выстрел пошел по самому минимуму.

Выстрел на открытом пространстве раздался как-то скромненько. Но ударив в защитное поле, заряженная энергией пуля вспыхнула ярким пламенем, на краткий миг ярко высвечивая сотканную из гексагонов сияющую синим полусферу, а потом я полетел спиной вперед.

Летел долго, потом приземлился и еще долго ехал по земле. Остановился лежа на спине и глядя на темнеющее вечернее небо. Вокруг протяжный гулкий звон… А, нет, это у меня в ушах гудит.

Поморгал, поднялся, осмотрелся. На месте обелиска — огромная яма глубиной метров в десять. Неровная, грушевидной формы — продолжаясь рвом, уходя вдаль на полусотню метров. От обелиска, кстати, ни камушка не осталось.

Мария неподалеку справа, стоит на коленях и трясет головой. Селиверстова, немного шатаясь, подходит ближе, обхватив голову и запустив руки в спутанные волосы. На ноги встала, но пока в себя не пришла — смотрит в пространство широко открытыми глазами. Я пошел к Марии, помог подняться. Жмурится, с трудом фокусирует взгляд, но вроде приходит в себя. Оперлась на руку, вместе пошли навстречу Селиверстовой.

— Господин Морозов, — чуть растягивая гласные, с трудом и звенящим от злости голосом проговорила профессор. — Вы меня крайне разочаровали! Собираясь использовать новое сильное оружие, врать мне о том, что будете использовать стандартное по нижней планке…

— Нет.

— Что нет?

— Я вам не врал.

Селиверстова зажмурилась, как пытающийся осмыслить что-то важное глубоко пьяный человек.

— Я вам не врал, господин профессор. Нижняя планка барьера, выстрел пулей, сопряженной с накопителем янтарь-один.

— И на выходе больше трех сотен Больцманов?

— Сам удивлен, профессор.

На самом деле да, удивлен, но не очень сильно. Три сотни — примерно столько же каратов было в бриллианте Маргарет, силу которого она полностью выплеснула в меня с расчётом на полную аннигиляцию. В иной ситуации и мое отражение могло не сработать, вот только я ведь еще до этого сроднился с камнем. Именно с его помощью наставник Альберт фон Вартенберг сделал из меня владеющего силой в ходе жертвоприношения; сроднился — если можно так сказать, я и с Маргарет, долгими вечерами «заряжая» камень. Так что вместо того, чтобы меня уничтожить, камень перестал существовать, а результат получился совершенно неожиданный.

Эксперимент, более невозможный к повторению — учитывая смерть души прежнего обладателя тела. И эксперимент, в конечном результате которого, если взять более крупный накопитель, например, я одним движением руки смогу сносить целые города.

Это просто что-то невероятное, это надо было обдумать. И не только мне — Мария и Селиверстова находились в полнейшей прострации, глядя на огромную, оставшуюся от обелиска воронку. Вскоре послышался шум моторов — со стороны города к нам несется больше десятка машин.

— Давайте подумаем, что им скажем, — произнесла Мария.

— Пришли к обелиску для дополнительной лекции о стационарных накопителях, но едва подошли, как он взорвался, — сходу предложил я.

— Сам взорвался? — уточнила Мария.

— Ну да, а как иначе?

— Действительно, — кивнула княжна. — Наверное, брак какой-то.

— В стационарных накопителях не бывает брака, — покачала головой Селиверстова.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — пожала плечами Мария, бросив на меня почему-то смущенный взгляд.

Вечер и остаток ночи провели в созданном оперативном штабе Организации Тринити — собралась целая комиссия мастеров воды и воздуха, дабы понять причину взрыва обелиска. Все конечно поняли, что это мы каким-то образом обелиск уничтожили, но сделали вид, что поверили, будто он сам взорвался.

После долгих опросов и написания объяснительных, уже под утро мы отправились в отель, где наконец поужинали легким завтраком. Во время которого — лениво ковыряясь вилкой в яичнице с жестким как резина беконом — чувствуя раздражение от его неподатливости, я вдруг понял, что ко мне понемногу возвращаются живые эмоции.

Осознание было настолько неожиданным, что я замер. Потом встал из-за стола, не реагируя на вопрос Марии, дошел до своей комнаты, и обхватив голову руками сел в дальнем углу.

Именно сейчас я начал не только понимать, но и чувствовать, что именно потерял.

Несколько часов просидел без движения, потом сумел найти в себе силы и добрался до кровати. Завалившись на спину, лежал глядя в потолок и незаметно заснул. Спал почти сутки. Когда на следующее утро проснулся и чистил зубы, глядя в свое отражение понял, что эмоциональный шок, вызванный вспышкой заряда энергии обелиска, прошел.

Прошлое снова вижу обычными картинками, практически не вызывающими чувств и эмоций. И в этот момент, остатками человечности осознавая свои перспективы, я почувствовал самый настоящий страх.