Ватник Солженицына

Лицедей на сцене истории

Отправляясь из Степлага в вечную ссылку, Солженицын захватил с собой потрепанный ватник. Уже в Кок-Тереке, пригласив к себе фотографа, он попросил сделать несколько снимков: портрет со страдальческой, затравленной миной; постановочную зарисовку «Обыск на проходе» и несколько других. Эти снимки впоследствии будут широко растиражированы, будут использованы как иллюстрации к «Архипелагу», а ватник будущий писатель-нобелиат заботливо сохранит, чтобы щеголять в нем перед благодарными зрителями и описывать его в мемуарах: «Моя жизнь в Рязани идет во всем… по-старому (в лагерной телогрейке иду с утра колоть дрова)»1.

Этот ватник упомянут в своих воспоминаниях бывший генерал Петр Григоренко, геолог Анна Гарасева, журналист Виктор Буханов и многие другие. В этом ватнике запомнят его сотрудники московских журналов и соседи писателя по рязанской квартире и подмосковным дачам. В нем он будет напрашиваться на постой к своим знаменитым друзьям.

Осенью 1969 года опальный, но несгибаемый Солженицын попросится к Мстиславу Растроповичу и Галине Вишневской пожить на их даче в номенклатурном поселке Жуковка. Великая певица позже напишет в своих воспоминаниях: «В шесть часов утра приехал Александр Исаевич, оставил свои вещи, а сам уехал в Москву поездом… Заходим в дом, и я хозяйским глазом вижу, что ничего не изменилось, никакого нового имущества нет. Лишь на кровати в спальне узел какой-то лежит… Что же за узел такой? Оказывается, это старый черный ватник, стеганый, как лагерный, до дыр заношенный. Им обернута тощая подушка в залатанной наволочке, причем видно, что заплаты поставлены мужской рукой, так же, как и на ватнике, такими же большими стежками… Все это аккуратно связано веревочкой, и на ней висит алюминиевый мятый чайник. Вот это да. Будто бы человек из концентрационного лагеря только что явился и опять туда же собирается. У меня внутри точно ножом полоснуло»2.

В этом ватнике – весь Солженицын. Мастер самопрезентации, творец и главный редактор собственной жизни. Мостырщик, если выражаться в терминах из «Архипелага», лепила.

Огромное количество фотографий, на которых запечатлен Солженицын в кругу семьи, на отдыхе или в других непубличных обстоятельства, дают, однако, понять, что кроме стеганой фуфайки у писателя было немало опрятной и вполне приличной одежды. Однако когда ему было необходимо произвести впечатление на людей, особенно при первом знакомстве, он надевал именно ее.

В свой ватник Солженицын облачился и при задержании 12 февраля 1974 года. Первый зам Генпрокурора СССР Михаил Маляров потом рассказывал корреспондентам Агентства печати «Новости», мол, сразу же обратил внимание на то, что всемирно известный «борец за свободу» был одет в старую, потрепанную одежду – видимо, по замыслу Солженицына, его одежда должна была изображать рубище. «Даже рыбак, – сказал Маляров, – возвращающийся с рыбалки в ненастный день, выглядит изысканнее»3.

Когда Александру Исаевичу был зачитан текст указа о лишении его гражданства, он объявил свою последнюю просьбу: «Я не хотел бы появиться за границей в маскарадном костюме, который надел при задержании»4.

Просьба писателя была удовлетворена. «Репортеры многочисленных западных газет и агентств, встретившие самолет из Советского Союза, на борту которого находился Солженицын, единодушно упомянули в своих сообщениях прекрасную коричневую меховую шапку нежданного гостя и прочие детали его гардероба»5.

Подобный маскарад, впрочем, любили устраивать и другие знаменитости, любившие напустить на себя флеру простонародности.

Лев Толстой, говорят, любил дождаться у себя в Ясной Поляне московского экспресса и в ту самую минуту, когда поезд следовал мимо его тульского поместья, выйти босиком да в рубахе навыпуск в поле с плугом. «Барин пашет», – с удовольствием отмечали прильнувшие к окну пассажиры.

Показная скромность была отличительной чертой Мао Цзэдуна. Во время «Великого похода» 1930-х годов он демонстративно подбирал брошенные солдатами изорванные сандалии: «Починю и буду носить»; в Яньани он наряжался в куртки с огромным количеством заплат и питался простой чумизой. Да и его быт в Запретном городе не отличался особой прихотливостью – большую нужду он справлял прямо в саду, на глазах у своего референта, стоявшего с лопатой за спиной Великого Кормчего.

Что ни говори, а то, какими вещами окружает себя человек, может сказать о его натуре, намерениях, мотивах его поступков больше, чем любые из его слов, ведь вещь – это просто временно отчужденное «я», кусочек души, отбывающий ссылку в мире грубой материальности.

Вы можете молчать – все скажут за вас ваши вещи.

Фарс, водевиль, трагикомедия с переодеваниями – вот, чем была жизнь Солженицына. Ватник и стоптанные ботинки были тщательно продуманным реквизитом к спектаклю его жизни. Скитания по чужим дачам в поисках «укрывища» от якобы страшной опасности – частью детально разработанного сюжета. Громкие воззвания и «письма вождям» – ключевыми сценическими монологами.

Роль же его была аллегорическая – весь русский народ.

От этой роли Александр Исаевич не отступался даже наедине с собой и своей любимой пишущей машинкой «Рене». Играть – так играть каждую минуту. В конце концов, лицедей он или банщик?

«Лицедейство», кстати, на древнегреческом – ὑπόκρισις, что также означает «лицемерие», «притворство».

«Не верю!» – кричал Станиславский, когда видел фальшивую, неорганичную игру актера.

Солженицыну – верили. Им восхищались, его жалели, его почти боготворили, называли титаном и светоносцем, голосом миллионов, не догадываясь, что все, за что его любят и чему сочувствуют – всего лишь хорошо продуманный образ, что все это сделано на продажу.

И все бы ничего, если бы свой талант актера, режиссера и собственного антрепренера Солженицын использовал как-нибудь безвредно, во имя чистого искусства. Так нет же – свою жизнь и свою лиру Солженицын посвятил дискредитации советской власти и разрушению своей страны. И вот ведь какое дело – у него это получилось! Забодал теленок дуб!

Все советские диссиденты вышли из бутафорского ватника Солженицына, чтобы рвать на части свою родину.

Нет, не джинсы и батник развалили СССР, как принято считать, а кирзачи и ватник…