Ведьмина доля

Вы заметили, что в сказках ведьмы

носят дурацкие чёрные шляпы,

тёмные одежды и летают на мётлах?

Но наша история – не сказка.

Мы расскажем о ведьмах настоящих.

Роальд Даль «Ведьмы»

Пролог

Ведьма стояла на крыше и смотрела на ночной город.

Город, который должен был стать её новым домом. А стал западней. И тюрьмой – из-за тюрьмы. И месяца не пройдёт, как тонкие слои мира, полные призраков, выплюнут из своей жуткой утробы самое страшное порождение прошлого – древнюю тюрьму с нечистью. Место, где запирали то, что не поддавалось уничтожению.

Ведьма втянула носом воздух.

Пока несчастьем и не пахло – но лишь пока. Скоро осенние улицы затопит тьма, сводящая с ума всех обитателей – и людей, и ведьм, и нечисть. И Круг, конечно, встанет на защиту. Весь. Кроме неё. У неё – иная задача: найти клад. Потерянное сокровище стародавних ведьм, скрытое в недрах тюрьмы. Давняя мечта. И проклятье, искалечившее множество жизней. С которым пора покончить. Раз и навсегда.

Ведьма склонила голову набок, убрав за ухо длинную прядь волос.

Прошло почти двести лет, и о тюрьме, конечно, давно забыли. Почти все. Лишь один человек знает о сокровище и способен помешать завладеть им – Верховная ведьма Круга. Если, конечно, она не будет занята другим, более важным делом. У всех есть слабые места. Отсутствующая преемница. Строжайший надзор. И – родная кровь. Главное – занять Верховную важным делом. Любым. Но осторожно, не привлекая лишнего внимания к своей персоне. Слишком многое стоит на кону. Слишком многим она пожертвовала.

Осенний город спал. Нежился в рыжей листве, впитывал последнее тепло ускользающего лета, слушал шуршащие колыбельные южного ветра. И не понимал. И месяца не пройдёт, как он уснёт навсегда. И найдётся ли тот, кто не позволит истории повториться? Снова?

Резко отвернувшись, ведьма медленно побрела вдоль края крыши.

И почти всё готово – нужная нечисть, нужные люди, нужные ритуалы, нужные места. И необходимая нежить. Не прибыл лишь основной объект, но его появление в городе – дело времени. Очень короткого.

А ещё…

Часть 1: Осенние обострения

Глава 1

Настоящие ведьмы одеваются в самые обычные платья

и похожи на самых обыкновенных женщин.

Они живут в таких же домах, как и все мы,

а иногда даже ходят на работу.

Роальд Даль «Ведьмы»

– …а ещё он должен быть красивым, как Брэд Питт, понимаете? И таким же сексуальным! А ещё – с чувством юмора, как у Светлакова! И умным! Да, умным – это обязательно! Вот как… как… ну, обязательно! А ещё…

Подперев ладонью правую щёку, я уныло внимала пожеланиям клиентки, а она трещала без умолка, перечисляя качества вожделенного суженого. С фантазией у неё имелись очевидные проблемы. Как и с чувством меры.

– А ещё… – клиентка возбуждённо навалилась на стол, предъявляя веснушчатое содержимое глубокого декольте. – Ещё он должен быть… – и запнулась. Голубые глазки лихорадочно бегали по тёмной комнате в поисках желанного «его», но находили лишь зажжённые свечи. – Ещё…

…губозакаточную машинку, пуговицу на лоб и таблеток от жадности. И побольше-побольше.

– Ещё он должен быть хорошим человеком, и неважно, какого цвета у него «лексус»? – подсказала я терпеливо.

– Как это неважно? – она выпрямилась. – Важно! Красный! Как джип!

Я закатила глаза. Очень, до дрожи в руках, хотелось превратить её в жабу, но… Это хороший психотерапевтический приём, кстати. После пары дней кваканья люди так радуются, вновь становясь людьми, что забивают на прежние комплексы и недостатки. И начинают любить себя хотя бы за то, что они люди, а не жабы. Но… Но! К сожалению, я «превращенческой» магией не владею. Зато знаю, кого можно попросить.

– А ещё…

Я едва не зажала уши. Терпение, только терпение… Я поёрзала, подперев ладонью левую щеку и вытянув под столом ноги. У тётки случился приступ вдохновения, и она усердно продолжила выносить мне мозг. Необъятная блондинистая старая дева, пережаренная в солярии и наряженная «розовым» подростком, – что может быть хуже?.. И не гадалка ей нужна, а психолог, стилист, диетолог и год занятий в фитнес-клубе с личным тренером. Но иногда проще один раз поверить в чудо, чем каждый день работать над собой.

– А ещё… – клиентка задумалась, покусывая длинный алый ноготь.

– Я гадалка, – напомнила вежливо и для солидности наконец взяла карты таро, – и предсказываю будущее, а не создаю его.

– А создать можете? – её глаза фанатично заблестели. – Создать и… привести?.. И приворожить?.. А? Я заплачу! И за привод, и…

– За приводами – в милицию. Вернее, в полицию, – видит бог, я терпела ажно целый час. – А за приворотом – к бабкам. Мы здесь шарлатанством не занимаемся. У нас серьёзная контора и серьёзные клиенты. И мы занимаемся лишь тем, о чём сказано в рекламе. Ни больше ни меньше.

Она сникла и скуксилась. Надулась, как мышь на крупу. Голубые глазки подозрительно выпучились, и на жирафьих ресницах блеснули слёзы. Я равнодушно наблюдала за сменой роли. Да-да, энтузиазмом не заразила, значит, будем давить на жалость…

Я глянула на часы и сухо напомнила:

– Время. У вас осталось полчаса. Гадать будем или хватит на сегодня?..

…издевательств.

Чёрт, ещё и от сандаловых палочек голова болит и в носу свербит до чиха… Я тоскливо посмотрела по сторонам. Крошечная каморка, тёмные шторы, аромосвечи по углам, струйки тонкого дыма и вязкий, душный воздух. Невозможно работать. Но Томка считала, что атмосферу надо блюсти. И меня для конспирации заставила цыганкой нарядиться. Антураж – наше всё.

– Будем… – клиентка, выдержав театральную паузу, хлюпнула носом. Но не на ту напала.

– Чудно.

Что такое полчаса для гадания? Ни о чём. Из-за спешки сакральный и таинственный ритуал был скомкан, и клиентка удалилась недовольной и надутой, хотя я честно нагадала, что у неё всё хорошо. И будет ещё лучше, если она бросит хотеть невозможного и обратит внимание на ухаживания шефа. И к стилисту сходит. И спортом займётся здоровья для. Но, опять-таки, «но».

Закрыв дверь, я резко отдёрнула штору и распахнула настежь окно, с удовольствием вдыхая терпко-пряный ветер осени. Что за народ пошёл?.. Говоришь, что всё хорошо, – не верят и ждут подвоха. Говоришь, что всё плохо, – оживляются и верят на слово. Я перегнулась через подоконник и зажмурилась, часто-часто дыша. Хочу на волю… Надоело. В мире столько необычного и чудесного, а им всё одно – подавай гибрид Питта со Светлаковым на «лексусе», который красный, как джип. Какая пошлость…

Тихие шаги за спиной. Я втянула носом воздух, ловя запах и сплетая образ. Мы все дышим одним воздухом… Крошечная миражная фигурка осуждающе глянула на меня с подоконника. Чёрное платье-футляр, туфли на каблуках, длинный высокий хвост вьющихся волос и узкое смуглое лицо в обрамлении мелких тёмных завитков.

– Узнаёшь?

– Балуешься? А к тебе ещё одна клиентка, – Томка встала рядом и дунула на фигурку. Мираж сделал ручкой и развеялся.

– Ты меня ненавидишь, – сказала я убеждённо. – Люто и извращённо.

– Только сейчас поняла? – тёмные глаза смешливо прищурились.

– Увы, – я грустно вздохнула. – Ты отменно прикидываешься лучшим другом, змея.

Томка усмехнулась:

– Пригрела – терпи. Мы в ответе за тех, кого приручили, – и пообещала: – Ульяш, попозже отпущу. На дело.

– На какое? – я вдохновенно насторожилась.

– К пострадавшей. Она в истерике и панике. В квартире не то домовой шалит, не то полтергейст завёлся, а это по твоей части.

– Кто по моей части? – я подняла брови. – Тётка в истеричной панике или домовой с полтергейстом?

– Выбирай, кто больше нравится, – Томка пожала плечами. – Нам заплатили только за одну проблему и за одно дело. Решать тебе, – добавила великодушно. – Но прежде…

– Ненавижу…

– Уль, а у тебя есть мечта? – спросила она неожиданно и серьёзно.

– Ну… – я перебрала браслеты.

– И у меня давно нет. Только работа, дела, обязанности… Ведьмина доля. А у людей – есть: мелкие, несуразные, но всё же мечты. Они счастливее нас. Не осуждай. И не суди, да не судима будешь.

Я нервно дёрнула плечом. Ничего не могу с собой поделать… Как в одной народной присказке: не люблю расизм, шовинизм и негров. Всё понимаю. И поэтому предпочитаю не связываться. Я поправила цыганистый парик и косынку, подтянула шаль и собралась с духом. Ладно. Ещё одну.

– Зови, – и закрыла окно.

Томка кивнула и вышла, притворив дверь. Сама-то не наряжалась чучелом, оправдываясь должностью администратора… Я зажгла погасшие свечи и снова села за стол, рассеянно перебрав карты. Очень не вовремя обеих постоянных гадалок унесло по делам: одну – рожать, а вторую – помогать с родами… Иначе ноги бы моей здесь не было. Да и Томкиной тоже. Но и Валя, штатный администратор, уехала на свадьбу к сестре в область. Все такие занятые, одним нам делать нечего…

Дверь тихо скрипнула и открылась, являя девицу лет двадцати пяти. Джинсы, светлый джемпер, синий шарфик, короткая мелированная стрижка. Ничего особенного. Если не считать внимательных карих глаз, обшаривающих гадальню в поисках… информации.

– Добрый вечер, – я натянула на лицо приветливую улыбку. – Присаживайтесь.

Она села на краешек стула и завертела головой по сторонам. А я смотрела на неё – и читала. Про тени, которые пляшут на стенах, про свечи и собственную странную персону со вздёрнутым носом, огромными кольцами в ушах и съезжающим (да чтоб его…) париком. Профи. Уважаю. Не успела к допросу приступить, а уже статью сочиняет. С места в карьер.

– Слушаю, – я откинулась на спинку стула, ненароком поправляя парик.

– Нет, это я вас слушаю, – девица уселась удобнее и выжидательно уставилась на меня. Только что за диктофон не схватилась. – Вы же ведьма? Так расскажите, зачем я пришла.

– Зачем? – я взялась рассматривать собственные ногти. – По легенде – работать. Писать разгромную статью – о том, как ведьмы дурят общественность и зарабатывают на этом многомиллиардные состояния. А втайне – за тем же, зачем все девицы приходят. Замуж хочется. И так хочется, что четырехлетнего сына вы сбросили на мать, а у неё больное сердце. И больное – по вашей вине. Волнуется, переживает, недосыпает. Внучок, опять же, не ребёнок, а электровеник на атомном двигателе – измотает на раз. А у вас даже в мыслях нет позвонить и предупредить, что поздно придёте. Хотя бы. Мифический мужик важнее родной семьи?

– П-почему м-мифический?.. – спесь с неё как ветром сдуло.

– П-потому ч-что, – я по-прежнему изучала собственный маникюр. – Замужество вам не светит и не греет. Пока сыном не займётесь. Или через его дошкольные дела с мужчиной познакомитесь, или пролетите мимо, и сами будете виноваты. Ещё вопросы?

Журналистка молчала, а в её мыслях царил полный швах. Я вздохнула. Не гожусь я на эту роль… Мои дела – дороги, улицы и подворотни: дежурить и присматривать за нечистью. Осенний ветер срывает крыши не только у людей, и в столь опасное время ведьмам необходимо быть наготове. Чтобы нас видели. Чтобы понимали – мы рядом, мы не позволим. И сидеть сейчас здесь, вправляя мозги кукушкам, которые подкидывают детей матерям, а сами шатаются по гадалкам и делают вид, что работают… Ой, мне же нельзя злиться, я же добрая ведьма…

– Я п-пойду? – девица неловко встала.

– Всего доброго, – я сухо кивнула, а сама едва удержалась, чтобы не рвануть вперёд неё. Смыть грим, переодеться и – на свежий воздух… Посчитав до десяти, я задула свечи и выпорхнула в коридор.

– Уля, тётка!.. Адрес – на столе! И оденься прилично!

В соседней комнате, она же гримёрная и костюмерная, я стряхнула килограммы бижутерии на столик и смыла косметику. А Томка уже тут как тут. Зарылась в костюмы, громко передвигая вешалки.

– Том, я сама!

– Ещё чего, – отозвалась она. – За тобой не проследишь – так и сбежишь бомжом.

– Вообще-то моя настоящая работа не предполагает офисный прикид и… Том! Не позорь меня! Убери с глаз моих!..

– Почему? Оно вполне себе и очень даже…

– Для стриптизёрши! А ждут как бы экстрасенса!

– Одно не получится – другое изобразишь, – флегматично заметила подруга, но раздражающе-открытое платье убрала.

Издевается, разумеется. По старой дружбе.

– Уйди, противный…

Оговариваемая и попрекаемая на каждом шагу, я переоделась, застегнула короткое пальто, перекинула через плечо сумку и посмотрелась в зеркало. Оттуда на меня с подозрением прищурилась загорелая девица с копной коротких светло-каштановых кудрей и «антуражными» ядовито-зелёными глазами. Ладно, линзы менять уже некогда…

– Дай хоть твои «поросячьи хвостики» в порядок приведу…

– Во сколько к тётке-то надо?

– Да лишь бы сегодня, – Томка достала из кармана платья ежедневник и сверилась. – Красноармейская, тридцать пять. Третий подъезд, пятый этаж.

– А квартира не тридцать пятая? – я обувалась.

– Нет, пятьдесят третья. А что?

Я хмыкнула:

– Да так… Всё, сконнектимся.

Но Томка, не настоявшая на своём, – это не Томка. Едва я вышла на крыльцо, закрыла дверь и с удовольствием расправила плечи, как… Пальто из черного стало красным и укоротилось до длины пиджака, джинсы мутировали в юбку, а каблучки ботинок значительно прибавили в сантиметрах. Я пошатнулась и взмахнула руками, ловя равновесие. И рассеется этот ужас в лучшем случае к утру.

Ладно… Я, не принявшая вызов, – это не я.

Глубоко вдохнув и задержав дыхание, я посчитала до десяти, в деталях представляя рабочий кабинет Вали, забитый договорами, чеками и прочей бюрократической радостью. И резко выдохнула. Бумаги взметнулись до потолка и разлетелись по кабинету. Приятного вечера и доброй ночи, подруга. Даже тебя Валя убьёт за малейшую путаницу в бумажках. Ухмыльнувшись, я сползла с крыльца и, довольная, поковыляла на дело. Подумаешь, две остановки по разбитым дорогам подворотен…

У нужного подъезда я решила собраться с мыслями перед тем, как. И передохнуть. Спасибо, дражайшая подруга не догадалась в отместку сделать обувь на пару размеров меньше… или больше. Я села на лавку и вытянула ноги. Осень расползалась по дворам тенью ранних сумерек, разлеталась по городу опавшими листьями и прощальными криками птиц. Ветер взъерошивал волосы и пах свежестью близкой реки. На балконах третьего этажа громко переговаривались соседки, развешивая бельё. А отбитые пятки и подвёрнутые щиколотки приятно пощипывало лечебное тепло. Всё, теперь – хоть на войну… То есть на пятый этаж хрущёвки пешком.

На звонок дверь открыла женщина лет пятидесяти. Русые с проседью волосы всклокочены, цветастый халат полурасстёгнут, в серых глазах – глухая тоска и страх.

– Ульяна Андреевна, ведьма, – представилась я, украдкой переминаясь с ноги на ногу. – Добрый вечер. Вызывали?

– Проходите, здрастье… – она распахнула дверь.

Первым делом я разулась и с удовольствием пошевелила пальцами ног, оглядываясь. Крошечная прихожая с единственной стойкой-вешалкой, облезлые обои. И ни следа потустороннего. Ни единого. Даже домовой дух не ощущался. Я прошла дальше, бегло изучив обе смежные комнаты со старой мебелью и диким беспорядком.

– Вы, простите…

– Катерина Аркадьевна я, – тётка топала за мной шаг в шаг и смотрела умоляюще.

– Рассказывайте, Катерина Аркадьевна, – я принюхалась и нахмурилась. Пахло только пирожками. И котом. И всё.

– Чего рассказывать-то?

– Чего происходит – того и рассказывайте.

– Так… вот, – она запахнула старый халат и торопливо обвела руками комнату, показывая.

На полу – одежда вперемешку с книгами, стульями, сумками, обувью и одеялами. С люстры свисают объёмный лифчик и колготки. Створки шкафов приоткрыты и зияют пустыми полками. На подоконнике – опрокинутые цветочные горшки. Из щели между диваном и стеной настороженно сияют «фары» беспокойных глаз.

Я снова сосредоточенно принюхалась, изучая воздух. Нет. Не пахнет нечистью, ни разу. Может, конечно, она к коту присосалась и под его запах маскируется… Духи нечисти любят подселяться к животным, и уже через сутки-другие вычислить их сложно. Но одна реальная зацепка есть. Нечисть до психа не любит чужие руки. А животные неравнодушны к светлой магии.

– Кузя, кис-кис-кис! – я присела перед диваном. – Иди-ка сюда, рыжик…

Крупный «перс» пугливо высунул мордочку из щели и живо был схвачен за шиворот. Я взяла его на руки, почесала за ушком, и кот расслабленно запел, перебирая коготками по вороту пальто.

– Нечисти дома нет, – я обернулась к хозяйке хаты. – Ни доброй, ни злой.

– Как… нет? – не поверила она.

– Так… нет, – я пожала плечами. – Вы, Катерина Аркадьевна, лунатик. Дело к полнолунию, вот и буяните по ночам. Разгром учиняете и кота обижаете. А утром просыпаетесь и ничего не помните. И не понимаете.

– А как же проверки, ритуалы…

– Я – потомственная ведьма, а не шарлатанка из цирка, и прыгать с кадилом и посохами не собираюсь, – я сверкнула глазами. – Я вижу и чувствую. Здесь только вы и кот.

– Но ведь раньше не было… – тётка явно расстроилась.

– Но и проблем у вас таких раньше не было. На работе сокращения. Сын почти месяц в Москве и ни разу не позвонил. Дочь с мужем разводится и делит совместно нажитое. И на вас весь негатив сливает. Вот и результат. И раньше приступы случались, но безобидные – встали, побродили из угла в угол и спать легли. Стакан воды можно?..

…а то так есть хочется, что переночевать негде…

Катерина Аркадьевна засуетилась, пряча влажные глаза. Пригласила на кухню, выделила табуретку, налила горячего чаю и пододвинула блюдо с пирожками. И грузно села за стол напротив меня. Я не стеснялась. Устроила кота на коленях, живо умяла пару пирожков с мясом и почувствовала себя человеком. Кузя облизывался, шевелил носом и урчал на всю кухню, но не клянчил. Воспитанный. Я украдкой скормила ему пирожковую начинку. Бедный, два дня голодом, пока хозяйка в шоке и трансе…

– Что ж делать-то?.. – всхлипнула она. – Что ж будет?..

– Уйдите в отпуск или на длительный больничный, – посоветовала я с набитым ртом. – По трудовому законодательству не уволят – не имеют права. И уезжайте в санаторий, за город, где роуминг и дорогие звонки. И дочь без вас быстрее справится, раз ныть некому будет. И сын позвонит. Обязательно. Всё у него хорошо. Работает с утра до ночи, да и разница во времени стесняет, – я взяла четвертый пирожок. – Очень вкусно, спасибо… Отдохните, успокоительное попейте. Лунатизм не лечится. И покормите наконец кота, он ни в чём не виноват.

Вырваться домой я смогла только через два часа. С пакетом пирожков и после сотни заверений в том, что всё хорошо и будет ещё лучше. Катерина Аркадьевна плакала, крестилась и благодарила. Похоже, нечисти она боялась больше своего лунатизма. И зря. Нечисть-то изгнал и живи спокойно, а вот от своих странностей не удрать. А жить и мириться с ними тяжко. По себе знаю.

Напоследок я вручила ей визитку и предложила прийти в наш офис за «лекарством», то бишь за успокоительным. Подмигнула довольному Кузе и сбежала. Вернее, уковыляла. До остановки, на автобус и домой. Совесть и Ответственность требовали переобуться и на обход, а уставшие от каблуков ноги – ванны и покоя. И с небольшим перевесом победили «ноги».

На остановке я позвонила Томке и доложилась, заодно предупредив про «лекарство». Подруга туманно намекнула на завтрашнее гадание, но не на ту напала. Теперь меня в офис не затащить даже под угрозой прилюдного четвертования. У всего есть конец, только он – для чего-то начало, и терпение кончилось, сменяясь досадой и тихой злостью. А злиться мне нельзя.

– Завтра Валя закончит со своими делами и пусть гадает, – я, ворча, забралась в автобус и села на одиночное сиденье. – Том, нет! На мне городской нечисти толпа… человек. И за всеми глаз да глаз. Я Кыса и мастера Сима уже две недели не проверяла, а они – самые опасные из моих. Кто проверит? Ты? Да ты Кыса в жизни не найдёшь, а мастер Сим тебя за километр учует и сбежит. И мне доверять перестанет.

Впередисидящий парень с любопытством обернулся. Автобус ехал медленно и печально, зависая по пять минут на каждой остановке. Я улыбнулась парню и, прикрыв ладонью трубку, поинтересовалась:

– Ролевыми играми не увлекаетесь? Нет? Жаль. Мы каждый месяц играем в охоту на ведьм. Вернее, в охоту ведьм на нечисть. Не хотите присоединиться? А то нас, ведьм, много, а нечисти для охоты мало.

Парень почему-то решил пересесть.

Я быстро закончила неприятный разговор, не дослушав стенаний подруги, и достала из сумки книгу. Час езды до дома – час покоя… Размечталась. На втором абзаце позвонила Надя и спросила, не смогу ли я подменить её завтра на «кухне». Заказов на зелья – гора, а её племянник уезжает учиться в Питер, и надобно проводить. Дня на три. Я отказалась, сославшись на гадальный салон и Томку. А Римме, заведующей архивными делами, рассказала про Надю и «кухню». Занята, да. Очень. Ещё же моя нечисть с гаданиями.

А когда я вышла, вернее выпала, едва наступая на пятки, из автобуса, снова позвонила Томка и предупредила, что Верховная крайне недовольна моим враньём и эгоистичным поведением, и неприятному разговору быть. Я пожала плечами и пошла к киоску за шоколадкой. Подумаешь… Первый раз, что ли.

На улице давно стемнело, и «свечи» домов лучились многочисленными огоньками. Три улицы шестнадцатиэтажек, тенистые аллеи и тишина после десяти часов вечера. Яркие детские площадки, единственный крошечный сквер с фонтаном, пара магазинчиков и торговый центр. Я жила на краю города в спальном районе с единственной автобусной остановкой, и до дома мне топать минут пятнадцать. Я везучая, да. У нас с Томкой вечер определённо удался.

Я доковыляла до фонтана и села на бортик. Отдохнуть и подышать. Не могу долго находиться в помещениях, задыхаюсь… Народу не было, и я разулась, опустив ноги в прохладную воду. Красота… Тихо, спокойно, лишь шепчутся с ветром листья рябины… Фонтан работал слабо – тонкая струйка едва поднималась над тёмной водой, но её журчание расслабляло, и я почувствовала себя почти счастливой.

Почти. Ложку дегтя никто не отменял.

Едва меня накрыло расслабленностью, как резко похолодало. Сильный порыв ветра едва не столкнул с бортика, а вода стала обжигающе ледяной, как в горной реке. Я живо подняла ноги и замерла. В воде появилось… отражение. Невысокий округлый портал входа, зияющий пустотой, провалившиеся ступени, потрескавшийся медальон на треугольной крыше, крылья колоннад, по шесть колонн в каждой…

Подобрав под себя ноги, я с интересом всматривалась в зыбкое, подёрнутое рябью отражение. Похоже на старинный некрополь… Видения меня посещали редко, но метко. Наверно, не помешает помочь Римме с разбором архива, совмещая необходимое для себя с полезным для общества…

Отражение дрогнуло и растаяло. Испарилось. Вода булькнула, и от неё повалил пар. Я спрыгнула с бортика и обошла фонтан по кругу, но тщетно. Пар вытек из чаши и туманом уполз в кусты, а по воде поплыли кораблики жёлтых листьев. Шустро он… Символ-то на медальоне толком не рассмотрела. И пахнет… странно. Не канализацией, но чем-то близким.

Я проверила кусты, но заметила лишь холодную морось на ветках и траве. Покрутившись у фонтана, но ничего больше не дождавшись, я подобрала обувь, оправила пальто и босиком пошла прочь. Что мне, ведьме, человеческие простуды… Однако явление необычное. Видения никогда не оставляют следов.

К дому я брела в раздумье. Ветер тихо шуршал в осиновых ветвях, мерцали оранжевые фонари, и по дорожке расползались костлявые тени. Ступни покалывали мелкие камушки, и я свернула на кромку, к скоплению опавшей листвы. Видение не отпускало. Я перебрала всё, что знала, но зря. Ни о чём подобном никогда не слышала. Маловато знаю для ведьмы, конечно, – пока мои сверстницы практиковались, я хипповала по округе, не желая оседать на одном месте… Но всё-таки. Видения я изучала плотно. И это… странное. И интригующее.

Поднявшись по лестнице, я достала ключи, открыла домофонным брелоком дверь и вошла в тёмный подъезд. Нажала на кнопку лифта и терпеливо прислонилась плечом к стене. Я обитала на последнем этаже, в «скворечнике», в двушке, которую родители подарили на окончание ведьмовской учебы. В надежде, что я осяду, возьмусь за ум и займусь делом. Но не сложилось. Я сбежала при первом же (не)удобном случае и автостопила, подрабатывая гаданиями (да, и с тех пор их ненавижу). Возвращалась по праздникам и снова удирала из города куда глаза глядят…

Лифт приехал, и я вошла в кабину, нажав на кнопку шестнадцатого этажа.

…а за ум заставил взяться случай. Как раз в одно из моих возвращений, под Рождество, маме через Круг поступил срочный сигнал о несанкционированной волшбе. Мама взяла меня в охапку – и разбираться. Мы едва не опоздали. Нечисть, вызванная одной доморощенной ведьмой, уже собиралась отужинать бесчувственной «хозяйкой».

«Пришельца» мама уняла быстро, а во мне неожиданно проснулись Совесть и Ответственность. Я вдруг поняла, сколько людей страдает от лап потустороннего (и не всегда по глупости), что многих смогу спасти, если перестану валять дурака… У всех ведьм есть движущие силы, толкающие в Круг. У кого-то – Терпение и Сочувствие, у кого-то – Доброта и Отречение. Объявились и мои, несказанно удивив собой всех, включая меня.

– Чего угодно ждала, – изрекла тогда Верховная задумчиво. – Ладно совесть, но ответственность…

С тех пор я сижу на попе ровно и работаю с нечистью. Тоскую и нервничаю, когда осенью или весной слышу крики перелётных птиц, и чёрные клинья вспарывают закатные небеса, покидая или возвращаясь… Но крупную нечисть без подпитки Круга не унять, а его сила не выходит за пределы подконтрольной Верховной области. И уж коли выбрала…

Я вышла из лифта, повернула к своей квартире и прислушалась. Из-за двери донеслась возня. Я улыбнулась. Ждут. Открыла дверь и перешагнула через порог, прищурившись на вспыхнувший свет.

– Привет, Кирюш.

Скелет кособоко поклонился, протянул руки за пальто и радостно уронил пластмассовую челюсть.

Это чудо досталось мне после школьной охоты за мелким и безобидным духом нечисти. Оный тусовался в кабинете биологии и ухитрился срастись с наглядным пособием. Скелет пришлось конфисковать, и с тех пор он обосновался в моей прихожей. Дух являлся подселённым и подлежал развоплощению, то бишь смерти, но я, пользуясь некоторыми семейными связями, всегда старалась помочь тому, кого ощущала стопроцентно безопасным. Конечно же, под свою Ответственность.

Заполучив пальто и сумку, Кирюша аккуратно надел первое и перекинул через плечо второе. И замер у зеркала. Подозрительно смирный. Наверняка начудил.

– Жор, я дома!

Небольшая прихожая, напротив – гостиная, рядом с ней – коридор в спальню, ванную и прочие санузлы, а справа от входа – кухня. Без двери, которую давным-давно, изучая жилплощадь, снёс Кирюша. В большом коридорном зеркале отражались кухонный стол и табуретка.

– А то ж не чую, – в гостиной зашелестела газета, – не глухой поди!

Я поставила обувь на пол, отнесла пирожки на кухню и устремилась в ванную. Ноги в тепло, и будет мне счастье… Жорик нарисовался на пороге, едва я сняла колготки и села на край ванной, включив воду.

– Уль, вести последние не слыхала, нэ? – он оперся о дверной косяк и махнул газетой.

– И не хочу слыхать, – я заткнула слив пробкой и блаженно зажмурилась. – Я после гаданий, «шпилек» и лунатиков. И очень злая.

– И зря, – осудил он, – не зная… Як по-русски? – броду?..

– Не из той оперы.

Всё, я в нирване…

– Трэба, Уля! Надо знаты, що в свыти робыться.

– Вот поди за любопытство тебя и придушили, – я закрыла кран. – Полезу, куда не надо, – кончу хуже тебя.

– Нокаут, – призрак картинно вздохнул. – Чаю?

– Буду благодарна. И захвати блокнот с ручкой.

Жорика я встретила в немецком замке. Дух шарахался по подвалам, умирая от тоски и пугая туристов, и нарвался на троицу бесстрашных русских. Наши бравые ребята приняли его за ряженого и с улюлюканьем гоняли по катакомбам, пока не засняли во всех ракурсах. С удавкой на шее и колом в сердце. Хозяин же замка, увидев фотки, побледнел и помчался искать ведьму. А тут я, мимо проходила. Гадала туристам, как обычно. И не смогла отказать испуганному замковладельцу. За сто евро кто ж откажется? Но развоплощающее заклятье духа только обидело. Он недовольно заматерился по-русски, и я сообразила, что столкнулась с духом колдуна. Иначе бы прибила. Да и призраком Жорик оказался материальным и видимым.

– Я-а-а – ка-а-ароль Георг! – заявил он возмущённо. – Я-а-а есть… жив!

По-русски Жорик изъяснялся преимущественно матами, а я не знала ни одного иностранного языка – почему-то мой мозг с детства отказывался запоминать всё неродное. Так, на пальцах, объяснила, что сто евро мне очень-очень надо. Взамен убивать больше не буду. Жорик также на пальцах показал – дескать, возьми с собой, тут скучно. На том и порешили. На глазах у хозяина замка я «развоплотила» вредное привидение, заодно перерезав Жорикову привязку к месту смерти. И все довольны, и все счастливы.

– Прошу.

И мне на колени водрузили поднос. Чашка чая, пиалка с медом, печенюшки и блокнот с ручкой.

– Спасибо, Жор.

Никакой он, разумеется, не король. Скорее, ушлый дворецкий или управляющий. Больно аккуратен, внимателен, услужлив и учтив. И непомерно любопытен. И умён. Русский язык освоил за полгода, попутно зацепив перманентный украинский акцент и лексикон. Я подозревала, что от собственной родни, но дух в этом не сознавался. Как и в колдовстве и возможном вампиризме. Лишь кол теребил да глаза опускал. Но лишь остаточная магия даёт призраку такой эффект… присутствия. Почти живого.

– Цэ що ж, а? – Жорик тоже присел на край ванной.

– А вот, – я закончила рисовать видение, – сегодня вечером в воде увидела по дороге домой.

Дух задумчиво разгладил седые бакенбарды:

– Що бачиш – всэ твое, и для тэбэ…

– Некрополь? – я передала ему блокнот и взяла печенюшку.

– Храм ще такый можэ буты. Старый-старый.

– Жор, – я неодобрительно поморщилась, – ты столько читаешь, что по-русски давно говоришь лучше меня. Не надоело придуриваться?

– Я есть иностранец! – открестился он напыщенно. – В чужой страна и с чужим…

– …языка?

Призрак ухмыльнулся:

– Спать иди, ведьма. Утро вечера… мудрёнее.

Однако да.

И, как показало утро, насчёт «мудрёнее» Жорик не ошибся. Он, зараза, имеет феноменальное чутьё на неприятности. И порой как ляпнет…

Глава 2

Плакат у входа был ехиден и вызывающ:

«Приветствуем участников традиционного съезда феминисток,

работающих в сферах геронтологии, косметологии,

ботаники и межличностных отношений».

Это, конечно, было длинновато, но довольно хорошо передавало

суть того, чем занимаются ведьмы.

Сергей Лукьяненко «Шестой Дозор»

Над ухом что-то надрывно щёлкало и жужжало. Щёлкало и жужжало. Снова щёлкало. И опять жужжало. Я усердно прятала голову под подушкой, но вредные звуки лишь меняли диспозицию. И снова щёлка…

– Кирюш, сгинь!.. Я сплю!

Конечно же, кости скелета…

– Отстань! И отключи сотовый! Меня нет! И ещё нескоро будет!..

Зря не выключила вечером…

Кирюша покружил у постели, нашёл щель между одеялом и матрасом и ловко впихнул туда сотовый. И радостно клацнул челюстью. Я со вздохом села и уныло посмотрела на незнакомый номер. И на часы. Твою ж мать, шесть утра… И пять пропущенных вызовов с одного и того же номера. Сотовый заткнулся, помолчал секунду и разразился очередной жужжащей трелью. Какая настойчивость… Или что-то важное, или… страшное. В шесть утра по другим причинам не звонят.

– Алё?.. – я зевнула.

– Ульяна? Ты спишь?

– Уже нет, – я снова зевнула и протёрла глаза.

Голос подозрительно знакомый… Где же мы с его обладательницей пересекались?..

– Это Алла, мы пять лет назад познакомились на Ночи ведьм, помнишь?

А. Ну да. Невысокая полноватая шатенка с потрясающим чувством юмора. Она так уморительно изображала напыщенных старших ведьм, что я хохотала весь вечер. Где он сейчас, этот юмор?.. В надтреснутом голосе – лишь взволнованное беспокойство. И страх.

– Помню. Привет. Что стряслось?

– Нужна помощь для… – она запнулась и тихо попросила: – Приезжай на вокзал. Я через два часа буду в городе. Надо… поговорить.

Чёрт. Мне же до вокзала больше часа добираться… И опять эти проклятые «левые» дела… для выполнения которых, между прочим, есть специально обученные люди. И я в их число не вхожу.

– Я подожду, у меня обратный билет на вечер, – тем временем тараторила Алла. – Собирайся спокойно и…

– А сейчас не можешь сказать, в чём дело? – я сползла с постели.

– Тоннель скоро, не успею. Приедешь?

– Приеду. Номер поезда и вагона?..

– Отправила в сообщении.

– Тогда до встречи.

Я отключилась и уныло посмотрела на Кирюшу. Тот стоял довольный, только что не пританцовывал.

– Жор, будь другом, вызови такси! Скажи, на железнодорожный вокзал надо!

– Слушаюсь, моя госпожа.

– А где же «…и повинуюсь», мой джинн?

– Утро доброе. Машину на ближайшее, будьте любезны…

Так, зубная щётка, полотенце, ледяная вода, линзы…

– Уль, а метла шо?.. – напомнил из коридора Жорик.

– Лётные права же на полгода отобрали, забыл? Ещё две недели пешком, – я быстро одевалась. Джинсы, водолазка, куртка, кроссы…

– Из-за фокусника, якого ты из окна… тудыть? С десятого этажа… полетать?

– Угу, – я открыла шкатулку с амулетами. Предчувствиям надо доверять. – Жор, не зли меня с утра, говори нормально.

– А отобрали-то почему? – дух просочился в комнату и ткнул пальцем в пару тонких колец, подсказывая. – Потому шо дело до конца не довела и живым оставила или уроком на будущее?.. О, вот и такси.

– Из любви к искусству.

Верховная часто прощала ошибки и просчёты, но вот за мелкие… шалости карала безбожно. «Чтобы силу почем зря не транжирили, идиотки малолетние!», цитирую. Кстати, если бы убила – прав бы не лишилась. Сила-то не зря потрачена. Но убийство человека – это статья, а уж убийство наблюдателя… В общем, легко отделалась.

Я выскочила из квартиры, на ходу дожёвывая вчерашний пирожок. Сбежала вниз по лестнице, чтобы проснуться. И на выходе из подъезда сообразила. Почему Алла заранее не предупредила, что приедет? Зачем ставить перед фактом? Что-то везёт, от чего необходимо избавиться, или?.. И этих «или» может быть сколько угодно. И все такие… чтобы получилось наверняка. И ведь добыла же где-то мой номер телефона. Кто сдал?..

Таксист смачно зевал каждую минуту и, вырулив на проспект, спросил насчёт бодрой музыки. А я, да, не против. Я перебирала смс-сообщения и искала среди спама номер поезда. В салоне радостно грянуло рамштайновское «Мутер!..». Таксист опустил стекло и закурил. Я нервно поёрзала. Лет пять как бросила курить, но стоит только нагрянуть неожиданности… По тёмным улицам брели редкие прохожие, мимо нас с рёвом проносились машины.

– А можно побыстрее?

– Штраф сама платить будешь, – невозмутимо отозвался таксист и газанул.

Вокзал, в отличие от меня, давно проснулся. Из летних кафешек пахло шашлыком и самсой. По привокзальной площади гремели тележками приезжающие и уезжающие. Толпа «бомбил» перебегала от одного путешественника к другому и хором интересовалась: «Вас куда?..» Когда добрались до меня, я честно ответила, что надо «к пятьдесят третьему поезду, второму вагону». Желающих подвезти не нашлось. А жаль.

Пройдя фейс-контроль на входе в здание вокзала, я зависла перед табло, соображая, что к чему. Так, поезд придёт через пять минут, путь первый, а основное правило ведьм гласит – всегда и везде помогай своим. Бескорыстно и безотлагательно. Точка. Я поправила сумку и уныло потопала встречать поезд. Третью неделю не могу выспаться, а всё из-за осенних обострений у некоторых… личностей. Скорей бы зима…

На перроне объявили про нумерацию с головы состава, и я поспешила за гудящим поездом. В душе трепыхнулась тоска по дальним дорогам. Запахи шашлыка и креозота, грохот чемоданов и возбуждённый гомон провожающих, намарафеченные девицы в спортивных костюмах, молодые ребята в форме и бабульки с кульками огурцов и варёных яиц… Пять лет на одном месте. Ужас. Я остановилась напротив второго вагона. От вокзальных запахов – и запаха странствий – срывало крышу. Но…

Алла вышла из вагона последней. Волосы, собранные в пучок, длинная клетчатая юбка, чёрный пиджак, объёмный «ридикюль» на плече. Спустилась по железным ступенькам и подала руку девочке. Крысиный хвостик светлой косы, джинсы, красная ветровка, тощий цветастый рюкзачок. И огромные глазищи, серые… странные. Словно туманной дымкой подёрнутые. И я наконец поняла, зачем меня выволокли из постели в такую рань. Обратный билет на вечер, значит…

– Привет, – Алла нервно улыбнулась. – Прости за беспокойство и… Это Зоя, моя крестница. Зоя, это Ульяна, ведьма Круга.

Я с интересом посмотрела на девчонку, а она – на свои кроссовки. И буркнула под нос что-то приветственное, когда Алла ненароком сжала её плечо, ссутулилась.

– Так, все за мной. Хочу кофе, – решила я.

Вернее, кофе с коньяком. Такого, где в коньяк добавляют пару капель кофейного ликёра. Но никто же не нальёт. Да и не действует на ведьм человеческий алкоголь.

В кафешке было тихо и безлюдно. Мы сели за столик в углу, и сонная официантка принесла меню. Алла удалилась в уборную, а мы с Зойкой минут пять играли в гляделки и молчанку. Однозначно ведьма. И лет должно быть… одиннадцать-двенадцать. Мелкая, но взгляд внимательный, умный.

Официантка принесла кофе, два чая и тарелку пирожных. Алла нервно взялась за «картошку», а девочка нехотя заковырялась в «корзинке». А я пила ужасный растворимый кофе и вспоминала. Где-то я уже видела похожие глаза… Где-то у кого-то и когда-то. Зрительная память у меня неплохая, за исключением одного «но»: деталь запомню, а сопутствующие время, место или человека – не всегда. Или давно дело было… или очень давно.

– Алла, не томи. Говори, зачем приехали.

– Зойке скоро тринадцать, через месяц, – она глянула искоса. – Ульян, покажи её Верховной.

Что такое «скоро тринадцать», я помнила прекрасно. Играй, гормон, и кто не спрятался – я не виноват. Внутренняя сила то ищет выход так, что крышу сносит, то замирает на несколько недель, что ещё страшнее. А потом – тринадцатый день рождения, выбор сферы силы, подключение к стихии, постепенное высвобождение накопленного и долгожданное равновесие. Но до того как…

– Ритуал выбора может провести любая ведьма, – я поставила на стол пустую кружку. – Зачем тебе Верховная? Ты в курсе, сколько у неё дел? И сколько таких же девочек и их… опекунш жаждет попасть именно к Верховной? У неё нет времени на всех, она одна на целый округ.

– Знаю, – Алла кивнула, продолжая сверлить меня упрямым взглядом. – Но Зойка… необычный ребёнок. А ты…

Начинается…

– …ты – внучка Верховной. Тебе проще.

– Вообще-то внучатая племянница, – я скривилась. – Она – троюродная бабушка маминой двоюродной тетки. Седьмая вода на киселе.

Но мы с мамой – её единственные живые кровные родственники с ведьмовской силой. И нас родство с Верховной ужасно тяготило. Мы, конечно, старались его не афишировать, но шила в мешке не утаишь.

– Тебе проще, – повторила Алла.

– У нас отвратительные отношения.

Она посмотрела с упрёком и снова взялась за «картошку». Я заказала вторую чашку кофе и уставилась на Зойку. Необычная? Да мы все необычные. За последние восемьдесят лет в нашем округе не родилось ни одной нормальной ведьмы, только… необычные. Как мрачно шутила Томка, мы – люди Х колдовского мира и являем собой новый виток магической эволюции. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– А тебе сколько лет?

На вид – слегка за тридцать, но раз нет видимых признаков…

– Восемьдесят два.

Повезло. Значит, «необычность» может и напугать. Хотя нас растили и учили, как обычно, по старым методикам и принципам.

Девочка тем временем забросила «корзинку» и, сопя, поглядывала на дверь с очевидным желанием удрать, но не решалась. Я присмотрелась к ней и привычно втянула носом воздух. И что ж в тебе такого… О. Стена. Всё прошлое перекрыто. Я прищурилась. Зойка покраснела. Я повторила попытку, но вместо привычных образов из прошлого – зыбкая стена густого тумана.

– Сама ставила или кто помог? – я наклонилась к девочке через стол.

– Что «ставила»? – удивилась Алла. – Ты о чём, Ульян?

Я проигнорировала Аллин вопрос, а Зойка – мой. И с такой тоской посмотрела на входную дверь…

– Родители есть?

– Отца никто никогда не видел, – Алла обняла крестницу за плечи. – Мать – ведьма, но слабенькая, из потухшего рода. Быстро утратила силу и спилась. Пять лет назад пропала без вести. Мы – дальние родственники, и я оформила опекунство. Больше у неё никого нет.

Зойка повернулась и неожиданно заявила:

– Нет, у меня тётя есть! Родная! – голосок тонкий, звонкий, музыкальный. – Она ко мне приходит и всё рассказывает! И я её найду!

Я вопросительно посмотрела на Аллу, а та пожала плечами и негромко ответила:

– Нет у неё никого. Грустно одной, вот и выдумывает. У её матери была сводная сестра, но о ней уже лет сорок никто ничего не слышал. Наверно, тоже «потухла» да сгинула где-то.

– Не выдумываю! Тётя жива! Они просто с мамой сильно поругались! Но она меня всё равно нашла! И когда я сплю, она…

– Зоя! Хватит!

Девочка резко отвернулась, Алла виновато улыбнулась, а я задумчиво прищурилась на Зойку. В чём-то её рассказ наверняка правдив. Туманная стена же откуда-то взялась. И обязательно надо вспомнить, у кого я видела похожие глаза. Может, и тётю таинственную найду.

Я посмотрела на часы. Однако время. Почти десять утра и пора разбегаться. Дел невпроворот. И балласт. На пару дней, надеюсь. С детьми я ладила… не очень, с нечистью – лучше. Но мама с высоты своего опыта замечала, что между ведьмами до тринадцати и нечистью невелика разница. Значит, договоримся.

– Хорошо, свяжусь с Верховной.

…и она будет в восторге оттого, что ей опять мешают работать.

– Спасибо, – Алла улыбнулась с очевидным облегчением. – Если и от меня что-то понадобится… Жизнь же непредсказуема.

– Что верно, то верно. Прощайтесь, – я встала и пошла к кассе.

Да, надеюсь, не больше чем на пару дней… А если тётя Фиса решит, что девочке лучше остаться среди нас, в Кругу, то пусть сама с ней возится. И договаривается об этом с Аллой. Но до тех пор… Я представила реакцию Жорика, которого придётся попросить с любимого дивана: визг, писк и объявление голодовки. Ничего, перекантуется пару дней на кухне. Или пойдёт в разведку. Давно из дома не выходил, лентяй.

Прощание было коротким. Алла, присев, поправляла на Зойке то куртку, то рюкзак, и что-то тихо-тихо говорила. А та молчала и смотрела почему-то на меня. Беспокойный взгляд, настороженный. Укусит – не укусит… поверит – не поверит? Вот бы стеночку-то приподнять…

– …буду звонить, ладно? И не бойся, я же сто раз говорила, что ведьмы своих не бросают. Тебе обязательно помогут. А после ритуала выбора сама решишь, домой вернёшься учиться или здесь останешься, – чмок в щечку: – Уже скучаю…

Зато девочка расставанием не расстроена нисколько. Не всё у них гладко в отношениях-то…

Наконец Алла встала, натянуто улыбнулась и вышла из кафе. А мы с Зойкой нерешительно посмотрели друг на друга. Ситуация, да. Ребёнок после ночи в поезде, в огромном городе, наедине с малознакомой и явно подозрительной тёткой. А малознакомая и явно подозрительная тётка уже третью неделю спит по четыре часа и плохо соображает, что делать дальше. Ах, да, Верховной позвонить надобно…

– Пойдём? – я протянула руку, а Зойка посмотрела на меня эдак… выразительно и свысока.

Разумеется, мы же взрослые, чтоб за ручку-то ходить…

– Вокзал – место шумное, людное и небезопасное, а город – огромный и незнакомый, – сообщила я дружелюбно.

Она кивнула, соглашаясь, и на выходе из кафе взяла меня за руку. Ладошка – влажная, холодная, а пульс бешеный.

– Да ладно, не такая уж я страшная.

– Вы тоже мне не верите, – спокойно, констатируя привычное.

Я решила пройти пару остановок пешком. Чем ехать с пересадками, лучше прогуляться до прямой маршрутки. Да и погода чудная: синее небо, яркое солнце, терпкий ветер. Ускользающее тепло сибирского сентября.

– Почему же, верю, – я остановилась на перекрестке на сигнал светофора. – Такую стену ребёнку не поставить, а значит, кто-то тебе помог. До тринадцатилетия и выбора сферы мы ничего создать не можем. Знаешь же?

Молчит.

– И не выкай. «Ты» и по имени. Не такая уж я старая.

– А сколько вам… тебе лет? – смотрит застенчиво.

– А вот… – я таинственно улыбнулась.

У ведьм Круга нет понятия возраста. Мы не праздновали дни рождения и не знали, сколько лет коллегам. И никакой возрастной дискриминации. В Кругу ты просто ведьма. И, как говорила мама, глядя в зеркало, мы пожизненно двадцатипятилетние. А возраст души и силы никого не интересовал.

По пути я купила Жорику свежие газеты и журналы с кроссвордами. К технике дух относился с предубеждением, заявляя: «Картинки врут!», а вот читать любил. В маршрутке Зойка сразу же уснула, а я всю дорогу пыталась дозвониться до тёти Фисы, но абонент был недоступен. И по приезде, волоча сонную девочку на буксире, я с пятой попытки, через ужасные помехи в связи, прорвалась к Томке. Она – правая рука Верховной как-никак.

– Том, привет. Не знаешь, где тётя? За городом? – я удивилась. – По какому делу? Не знаешь? Сейчас к ней летишь? – удивилась ещё больше. Обычно Томка знала всё. – Ладно, расскажешь… Передай, что у меня к ней срочное дело. Да, очень срочное. Потом объясню. Ага, пока.

«Дело» чутко навострило уши, по-прежнему изображая сонную муху. Бедное создание.

Дома всё прошло на удивление гладко. Кирюша на радостях привычно уронил челюсть и, кланяясь и приседая, едва не рассыпался на запчасти. Жорик, смущённо теребя полу старой сорочки, попенял мне, что не предупредила о гостях, и повёл Зойку показывать «свои» хоромы. На наивно-сочувствующий вопрос: «За что тебя так?..» он лишь поправил удавку-«галстук», покраснел и охотно уступил «свой» диван. Девочка, ни разу не испугавшись домашней нежити, оттаяла и заулыбалась. Будто нежить и нечисть ей ближе людей. И в этом я её понимаю.

– А почему «Кирюша»?

– В школе так назвали. Руки мой. За обедом расскажу.

Борщ ещё «жив», котлеты вроде тоже…

Томка не звонила, тётя не объявлялась. Зойка клевала носом, и я вместе с ней. И после обеда поняла, что никуда не пойду. Вернее, пойду, но не «куда-то», по архивным или гадальным делам, а в постель. По прямой – до подушки, и гори всё синим пламенем. Иначе вечером от меня толку будет ноль.

– Уль, она странная, – увязался за мной Жорик.

– Да мы все не без греха, – я расправила одеяло.

– Ни, нэ розумиеш, – дух тактично отвернулся, пока я переодевалась в пижаму. – Она… не просто странная. Она и тебя постраньше.

– Чудно, – я закуталась в одеяло. – Разбуди меня часа в четыре, ладно? Нет, в пять… Короче, к шести я должна быть на ногах. В восемь у меня встреча.

– Добре, – кивнул Жорик и снова взялся за своё: – Ни, Уль, ну нутром же чую…

…кажется, он так и гундел, сидя на краешке постели, пока я спала…

– …а ещё шо – она сидит и повторяет: «Сбегу, сбегу! Как только ночь…»

Я зевнула.

– О, а уже пять, – спохватился он.

Моргнула и не заметила… Я сладко потянулась, просыпаясь.

– Ничего не поняла, да? – упрекнул призрак.

– Разберусь, не маленькая, – отмахнулась я беззаботно.

Ни Верховная, ни Томка признаков жизни не подавали.

Я умылась, выгнала Жорика на кухню чай греть, оделась и осторожно заглянула в гостиную. Зойка тоже проснулась, причём давно. На стеллаже передвинуты книги и безделушки, из ящика комода выглядывает маленький розовый носок, на ковре – пульт от телевизора и горка колечек для плетения. Зойка же сидела на одеяле, обняв коленки, и смотрела перед собой. Ну, раз рюкзак разобрала – не драпанёт на поиски тёти. А может, глаза отводит.

Я кашлянула. Она глянула на меня искоса и завернулась в одеяло.

– Мне по делам надо…

Ответственность немедля завопила: «Не смей подвергать ребёнка опасности!», а Совесть – «Не смей бросать одну!». Я в таких случаях всегда прислушивалась ко второму ощущению. Будь первое единственно верным, второе бы не появилось.

– …хочешь со мной?

Зойка недоверчиво подняла светлые брови. Я ободряюще улыбнулась:

– Ну? Считаю до пяти. Нет – останешься дома, да – познакомишься с новой нечистью.

Её с постели как ветром сдуло. Живо полезла в комод за одеждой, сверкая жёлтыми труселями.

– Но сначала – ужин. И в душ сходить не забудь. С поезда всё-таки.

…а ещё я не успела ничего убрать. У меня ж и в спальне, и на верхних полках стеллажа – амулетов и зелий горы, и не дай бог, доберётся…

– Жор?

– Ау?

– Как только мы уйдём, собери в гостиной всё колдовское – и под мою кровать, – попросила шёпотом, быстро делая бутерброды.

– Понял. А ведёшь зря.

– Может, и зря, – согласилась я, вытирая стол. – Но одну дома оставлять не хочу.

– Что значит «одну»? – обиделся призрак. – А я? А Кирюша? А мы?..

– Жор, всё, решено. На тебе – амулеты. Договорились?

Он надулся, но кивнул. Зойка примчалась одетая, с курткой под мышкой, и села за стол. Глазищи так и сверкают. Да, у всех есть слабые места.

– А что за нечисть? А как ты с ней работаешь?

– Всякая нечисть, – я налила ей чаю. – В городе живёт порядка пяти тысяч… личностей различных… национальностей. Капля в море. В двухмиллионном городе им легче затеряться и наладить быт, чем в деревушке, где всё про всех знают. Те, кто имеет полноценный человеческий облик, живут большими семьями или общинами. А кому легче в родном облике… где придётся.

Я зажевала бутерброд, беспокойно посматривая на сотовый. Не нравится мне Томкино молчание…

– А ты?..

– А я бдю. Обхожу, смотрю, чтобы не было стрессовых признаков. Если нечисть долго не использует силу… то сходит с ума. Люди не замечают, а мы видим. Глаза сияют ярче, клыки прорезаются, родовые знаки и символы на коже проступают. Если нечисть самостоятельно не справляется с приступом, едем вместе за город и выпускаем пар. Дня-другого в привычном облике и свободной среде хватает, чтобы год жить спокойно.

– И всем в городе жить можно?

– Нет, конечно. Каждого перед заселением проверяем, вручаем свод законов и советуем жить с людьми дружно. За новичками слежка каждый день. Если больше года без происшествий, то выдаем патент, договариваемся об условиях сопровождения и… Раз в месяц своих я обязательно обхожу. Проверяю, чтобы не было конфликтов с людьми, чтобы не было делёжки территории между разными расами. И признаков усталости, конечно. И беспризорников беспатентных ищу и выслеживаю.

– А… убивать приходится? – Зойка отложила бутерброд.

– Редко, – я допила чай и встала помыть посуду. – Обычно пришлые быстро идут на контакт и на всё согласны, лишь бы им дали спокойно жить и детей рожать. Пока на моей совести – пара тёмных духов…

Кирюша недовольно бряцнул костями.

– …изгнанных из города. Да пара призраков…

– Брешет, – авторитетно сообщил Жорик из любимого кресла и зашуршал газетой.

– …пристроенных к месту и делу – в Барских развалинах достопримечательностями подрабатывать и туристов развлекать. С любым можно договориться, если сходишься в цене, – подытожила я, выключая воду и вытирая руки. – На выход?

Зойка помчалась к двери вперёд меня. Интересное создание…

– Алла про Круг рассказывала? – я влезла в кроссовки, надела куртку и глянулась в зеркало. Двухдневный зомби и то краше…

– Да, и много, – девочка быстро обувалась. – Говорила, что вы и с людьми работаете, и с нечистью. И что это интересно.

От воспоминаний про «работу с людьми» меня передёрнуло. Благо это не по моей части… Я с обычными людьми ладить не умею. Другие ведьмы на правах «экстрасенсов» с ними возятся, поддерживая «круговое» финансовое благосостояние, приятельствуют… но не я. Не умею притворяться и скрывать истинную силу. Я помогаю людям иначе.

…одна из наших сказок гласила, что нечисть появилась от ведьм – сущностью, тёмным осколком не то души, не то силы. Но поначалу на неё не обращали внимания. Пока одна нечисть не вырезала под корень человеческую деревню. И тогда впервые собрался Круг, чтобы сделать важный выбор – защищать мир людей. Спасать от порождений собственной силы (или души). Желающие объединили знания, принесли клятву и обзавелись общим знаком принадлежности к Кругу, и по сей день мы соблюдаем заветы стародавних. Кто-то – ибо Совесть и Ответственность, кто-то – ибо Круг вырастил, и нет иной семьи, кто-то – ибо стадный инстинкт «все побежали, и я побежал», а кто-то – ибо древние знания, доступ к которым открывают лишь клятва плюс знак.

Одно время люди ещё помнили о нас – когда нечисть была шибко буйной, но проходило время, подписывались договоры, и она успокаивалась. Или уничтожалась. А люди стали забывать. Технический прогресс, войны, революции и прочая политика стали важнее старых чудес. И ведьм это устраивало. Нам на ту же, например, политику работать не хотелось совершенно. Других проблем хватало.

– И Алла говорила, что меня обязательно будет учить Верховная, – добавила Зойка, вмешиваясь в мои мысли.

Я неопределённо хмыкнула и посмотрела на свою случайную подопечную:

– Не боишься? Что ничего не выйдет?

Неожиданно взрослый и серьёзный взгляд:

– А это что-то изменит?

– Вряд ли, – я взяла ключи и решилась сказать правду: – Но всё может быть. Может, в тебе нет ничего особенного. Может, сила так и не найдёт выход. Может, поток магии окажется слабым, и никто не возьмётся за твоё обучение. И ты вернёшься домой, в родной городок, ни с чем.

Зойка помолчала, сосредоточенно застёгивая куртку, и вздохнула:

– Я только тётю найти хочу.

Ох уж эти глаза… напротив.

– Удирать не вздумай. Всему своё время. Обещаешь?

Она зыркнула исподлобья и нехотя кивнула. Я сделала вид, что поверила.

– Жор, мы ненадолго. И открой пока окна, дома дышать нечем.

– А к кому пойдём? – и вновь, как только речь зашла о нечисти, Зойка загорелась и расцвела. – Далеко?

Крайности притягиваются. Удивительное рядом.

– Нет, минут десять пешком, – некстати запищал сотовый: – Алё?

Молчание. В трубку кто-то надрывно посопел, но чего-то застеснялся и отключился. И номер не определился. Томка, что ли, развлекается?.. Я втянула носом воздух, следуя за звонившим, и споткнулась на входе в лифт. «Паук»? Да ещё и мелкий, молодой да ранний. На прошлой неделе только их общину проверяла, и всё было в порядке. Неужели что-то случилось?

Мы вышли из лифта, и я зарылась в длинный список контактов. Так, Арчибальд Дормидонтович, не к ночи будьте помянуты и тьфу на вас с вашими шуточками… Имя, разумеется, вымышленное, а отчество – для поржать. Но данная… нация к смеху не располагала: мозги заплетала так, что и люди, и ведьмы себя теряли, попадаясь в сладкоречивые сети.

Зойка выпорхнула из подъезда и нетерпеливо обернулась.

– Погоди, вперёд не лезь. Один звонок, – я остановилась на лестнице.

Ночь растекалась по двору чернильными кляксами, тени стелились под ноги дырявыми и плетёными поло… Стоп. Кольца вспыхнули, и пальцы обожгло мимолётной болью.

Кажется, вечер перестаёт быть томным…

Я ухватила девочку за шиворот, затаскивая на ступеньки. Одно кольцо расползлось густой паутиной, указывая на врага, второе покрылось ледяной коркой, подсказывая, как одолеть. Жорик, моё ты счастье…

Тени на дороге зашевелились, вздуваясь бугристыми нитями. Зойка стояла столбом и зачарованно изучала магию нечисти. Я присела на корточки и быстро ощупала её штаны и кроссовки. Нет, не вляпалась…

– Ни шагу, – шепнула сипло.

Тени, напитываясь силой ночи, уже дрожали над дорогой. Узловатые нити свивались паутиной и затягивали пространство рыбацкой сетью. Приди мы на минуту позже – угодили бы в западню на раз… да телефонного звонка мало, чтобы отвлечь меня и задержать. Спалились, конспираторы недоделанные. Один – на скамейке у соседнего подъезда, второй – за углом дома. Осязание указывало и на третьего, который плёл ловушку, но он слишком далеко – удирал из города со скоростью сто пятьдесят километров в час.

– Но ты ведь обещала познакомить…

– Эти не знакомиться пришли. Жить хочешь? Домой. Только тихо.

Я успокоилась лишь тогда, когда почувствовала, что она под защитой квартиры. Паутина к тому времени полностью перекрыла выход из подъезда. Открытый мешок: край – за угол дома, край – за берёзу под окнами. Я стянула с левого плеча куртку и закатала рукав водолазки. Спасибо вам, Арчибальд Дормидонтович, за иммунитет, но если вы замешаны… я не виновата.

Среди многочисленных защитных татушек на предплечье быстро нашёлся красный паучок, и я, выдохнув и зажмурившись, «раздавила» насекомое. Капля яда в кровь – и руку свело судорогой, земля качнулась, перед внутренним взором вспыхнул фейерверк. Раз, два, три… Всё. В темноте они ни черта не видят и, как и любые пауки, не понимают, кто попадается в их сети. Только ощущают трепыхание жертвы. И вряд ли сети расставлены для меня. Одно нападение, одна провокация – и на тропу войны выйдет весь Круг. Мы за своих горой. Так зачем?..

Я спустилась с лестницы и шагнула прямиком в паутину. Мир сразу крутанулся, смазываясь, и завонял горелой листвой. Сети свернулись коконом, «пауки» очутились рядом, и «мешок» затянуло, подбрасывая над землёй. Темнота, мгновение полёта, и кокон потёк с меня водяными струями. В лицо ударил прохладный свежий ветер. Россыпь звёзд над головой. Запахи леса. И…

– Ведьма!.. – разочарованное, испуганное и звучит как ругательство. – Без девчонки!

…и, надо же, магия перемещения… На ведьму или колдуна работают, однозначно.

– Предпочитаю, чтобы незнакомцы ко мне обращались «Ульяна Андреевна», – я села, повела плечами и размяла кисти рук. – А ну, стоять! Вы, трое!.. – и зарылась пальцами в высохшую траву.

Воздух сгустился и замерцал ледяными кристаллами. Самый шустрый врезался в морозную стену и сполз на землю, второй усердно тормозил, но нос всё равно расквасил, а третий замер на подлёте и обернулся. Господи, совсем мальчишка… Едва-едва третья пара глаз на щеках проклёвывается и тело недоформировано – кряжистый торс и длинные паучьи лапы. Наверняка даже человеком оборачиваться не может. А первый и второй – ещё младше: на открытых участках кожи тёмный пушок, ростом – не выше Зойки…

Кстати, о птичках. Кажется, у меня дома завелась ещё одна нечисть. Такая мелкая и безвредная, что пробралась сквозь защиту. И слушала, и сливала информацию. Значит, «сбегу, как только ночь…»? Значит, звонок – чтобы отвлечь.

– Говорил же тебе, идиот, звони и тяни время! – заорал третий на второго, подтверждая мою догадку.

– А давайте вы расскажете, в чём дело, и я вас отпущу, – внесла я конструктивное предложение. – Зачем вам девочка и кто вас нанял?

Третий злобно сверкнул жёлтыми глазами и поднял голову. Я резко вскинула руку, и воздух над нашими головами сгустился и заледенел, захлопывая крышку холодной «банки». А в мой мозг настойчиво и ласково запросился тихий, убаюкивающий голосок бедного сиротинушки: отпусти, дескать, мы тут мимо проходили и вообще не при делах…

– А шиш, – я встала и отряхнула джинсы. Чёрт, сумку посеяла… – Ладно, не хотите по-хорошему…

Плохого они дожидаться не стали. Я едва успела накрыться воздушным пологом, как в него врезался тёмный клубок паутины. Прилипнув, он расползся чёрной кляксой, закрывая видимость и кислотно шипя. Я выругалась и соорудила внутри второй полог. И третий – сверху, сооружая «гамбургер». И быстро стряхнула его на землю. Быстро, чтобы увидеть. И слишком медленно… чтобы успеть спасти.

«Пауки», припёртые к стенке, всегда убивают друг друга или кончают с собой, но не выдают чужих тайн.

Сердце кольнуло тупой болью. Три дымящиеся кислотные лужи – три личности, ещё жить да жить… Знаток нечисти, мать твою… Я осторожно обошла периметр и убрала морозные стены. Потёрла замёрзшие ладони и мрачно констатировала собственный провал. Ничего не узнала, пацанов не спасла и… И ко всему прочему застряла за городом. Без лётных прав, сумки, денег и сотового. На небольшой полянке посреди шуршащего осеннего леса, на холодном ветру и в ста пятидесяти километрах от города как минимум.

Я внимательно обшарила поляну, но ничего интересного не нашла. Где третий машину-то оставил? Правда, толку от неё, если прав нет и водить не умею… Кислотные лужицы уже не дымили, и ветер заносил уродливые земляные впадины сухой листвой. Приходилось ли мне убивать?.. Похоже, в нашем отечестве завёлся ещё один… пророк.

Вздохнув, я застегнула куртку и потопала через лес к шоссе. Пять километров – и попутка. Если повезёт, то сразу. А дуракам, как гласит народная мудрость, везёт.

Глава 3

Основная проблема ведьм заключается в том,

что они никогда не бегут от того,

что по-настоящему ненавидят.

А основная проблема с загнанными в угол

пушистыми зверушками состоит в том,

что один из этих невинных зверьков

на поверку может оказаться мангустом.

Терри Пратчетт «Ведьмы за границей»

Лифт пришёл быстро. Входная дверь открылась сразу, но сказать никто ничего не успел. Я злобно зыркнула на Жорика, и тот поперхнулся нотацией. Все три часа в дороге я честно старалась успокоиться, но подвозивший меня дедуля ехал так медленно… И так нудно излагал факты своей непримечательной и изначально мне известной биографии…

Сумка обнаружилась на привычном месте – на Кирюше. Молодцы, подобрали… Я достала сотовый и села на пуфик. Пальцы ломило, и левая рука чесалась жутко и очень некстати.

– Уля, не злись, – Жорик нервно поправил удавку и скомандовал: – Вдохнула – выдохнула – расслабилась! Погоди звонить! Лекарство наперёд!

– Убью, – я съёжилась и стиснула ладони коленями.

– Так уже ж. Иль нэ? – дух зазвенел на кухне склянками.

Я вспомнила дымящие лужицы и скривилась:

– Арчибальда убью.

– Без суда и следствия не имеешь права, – Жорик протянул рюмку с зелёной жижицей. Одуряюще запахло мятой. – До дна.

– Твое здоровье, дружище.

Он ухмыльнулся:

– Шуткуешь, ведьма?

Зойка несмело выглядывала из гостиной. Я поставила рюмку на тумбочку и с минуту выбирала, что первее – попытать девчонку или наорать на Арчибальда. Выбралось второе. Знак, который я оставила на поляне, недолговечен, и надобно лужицы ещё раз изучить – тем, кто умеет работать с останками своих.

– Алё, Арчиба…

– А-а-а, Ульяна Андреевна! Вечер добрый! – перебил меня густой баритон. И замурлыкал, успокаивая и убаюкивая, затягивая разум в сонную дремоту: – Ульяна Андреевна, что ж вы беспокоитесь-то про нас? Вы не волнуйтесь, всё хорошо! Лишних никого нет, налоги ведьмам исправно заплачены и патенты в порядке, ребятки мои все на месте…

– Арчибальд Дормидонтович, хватит! – рявкнула я, и он послушно заткнулся. Я устало добавила: – Скажите, какого лешего трое ваших несовершеннолетних шатаются ночью по городу, нападают на ведьм, а после убивают друг друга, потому как во что-то вляпались, а признаваться не хотят?

– Где, когда, кто? – спросил он сухо.

Я вкратце рассказала, опустив Зойкино присутствие.

«Паук» помолчал и сообщил:

– Мои все по домам, а чужих мы с год не видели. Вы не ошиб…

– А амулеты с патентными метками у всех есть?

Минутная пауза, и деловитое:

– Перезвоню чуть позже.

Я положила сотовый на тумбочку и снова посмотрела на Зойку. И вспомнила. Разулась, скинула куртку на Кирюшины руки, вооружилась тапкой и побежала обшаривать квартиру. Либо у меня паранойя, либо… Паучок нашёлся на подоконнике в гостиной – плёл себе тихо паутинку, прячась за фикусом. Я отодвинула горшок и безжалостно прибила насекомое. На подошве осталась красная клякса. Я снова проверила хату, но ничего подозрительного не нашла. Вернулась в коридор, села на пуфик и посмотрела на Зойку. Та замерла у дверного косяка и не сводила с меня настороженного взора.

– Зоя, детка, – я фальшиво улыбнулась, – а ты ничего не хочешь рассказать? Почему за тобой охотятся? Откуда знают, что ты здесь? Кто ты, чёрт побери, такая?

Она помолчала, неловко теребя край майки, и посмотрела на меня с вызовом. Я бы села, если б не сидела. Серые радужки стали абсолютно белыми, без признака зрачков, а из уголков глаз потекли ручьи тумана.

– Ой, ёж твою ж маму, бляха муха! – испуганно заматерился Жорик. – Я ж сказав, шо она не то, за шо показывается!.. – перекрестился и зашептал: – То ж не людь, Уля, то ж бисово дитё, адово семя, демонское…

– Жора!.. – я поёжилась. В квартире враз стало сыро и мерзко.

– Ой, що будэ, матиньку мою… – он снова перекрестился и на дикой смеси русского, украинского и немецкого зашептал матерную молитву.

– Жорик, ты же атеист.

– Так времена-то, Уль, нынче…

Зойка криво улыбнулась. Призрак очень хотел забиться в любимое кресло и накрыться газетой, но мимо девочки пройти не решался. Кирюша вопросительно бряцал костями, переступая с ноги на ногу. А я приходила в себя и понимала, что ожидала подобного. Не зря ж она так жадно интересовалась нечистью. И как же в ней всё… нечисто. Или… не дочищено. Тумана – визуальной и материальной силы – быть не должно. Это как послед у нечисти – неусвоенные клочья переданной силы. Но она же ведьма, откуда такое явление?.. И кто что ей передал – как это возможно?..

– Внешне меняешься?

Она отрицательно качнула головой. Губы побелели и сжались в тонкую полоску, почти слившись с кожей лица.

– Совсем? Только глаза?

Зойка кивнула. Ещё и немота при изменениях…

Я вытянула ноги и призадумалась. Потомки нечисти и людей – нонсенс, если только нечисть не высшего порядка. И даже с высшей нечистью дети случались крайне редко. А выживали – ещё реже. И если она почти не менялась внешне, значит, кто-то в семье был одержимым. Причём долго, едва ли не с рождения. Тогда магия нечисти пропитывала кровь и передавалась по наследству. Маму можно смело исключить – она ведьма, а у нас иммунитет от одержимости. Значит, неизвестный папа, ведь сила так и хлещет. Родство очень близкое. Правда, ещё есть вариант врождённой необычности…

– Дай-ка лапку, – я протянула к ней руку ладонью вверх.

Зойка подошла и положила свою ладонь на мою. Я пошевелила пальцами, выплетая связующую нить, и едва не навернулась с пуфика. Её сила била током, ошпаривала крутым кипятком. Кирюша едва-едва успел подхватить меня под мышки. Я судорожно втянула носом воздух, чувствуя, как опять чешется левая рука, как дрожат колени и спазмом сжимаются внутренности.

– Жор, а налей-ка ещё…

Призрак послушно скрылся на кухне, девочка села на пол, обняв колени, а я с минуту просто дышала, успокаивая организм. Нет, необычность – мимо. Однозначно потомок. Струящийся из глаз туман уже собирался небольшими облачками и устилал пол, пропитывая воздух сыростью. Жорик принёс мне рюмку, испуганно крякнул и отправился открывать окна.

– Раньше нападали?

Зойка кивнула и показала два пальца.

– Два года назад?

Качает головой – нет.

– Два месяца назад?

Кивает.

– Похитить или убить?

Показывает – первое. Логично. Убить бы хотели – давно бы убили. Живой нужна зачем-то.

– Алла знает? И хотела не только показать тебя Верховной, но и… спрятать? Защитить?

Зойка кивнула, отвернулась, сжалась в комок.

– Жор, дай и ей рюмку. Не алкоголь же, а от… нервов. Да не трясись ты так, бояка! Самое страшное с тобой уже случилось – ты умер. Дай сюда.

Я забрала у призрака рюмку и села рядом с Зойкой. Обняла её за плечи и притянула к себе. Бедное создание… Та управилась с успокоительным и вернулась в привычный облик – упрямые серые глаза, дрожащие губы.

– Извини, – попросила тихо, – но я должна знать… Алле надо было сразу всё рассказать, и я ещё стрясу с неё объяснения. Знай я раньше… не случилось бы того, что случилось. Я бы приготовилась и… Всё-всё, успокойся…

Зойка хлюпнула носом и расплакалась, глухо, рвано, хрипло. Как плачут взрослые, не умеющие плакать. Не желающие плакать у кого-то на плече. Отвергающие понимание и сочувствие как нечто недостойное. И так некстати запищал домофон… Кирюша снял трубку, молча выслушал говорящего и показал мне на сотовый.

– Спасибо, дружок, я знаю, – устало кивнула. – Арчибальд, собственной персоной. Передай, чтобы подождал.

Скелет укоризненно клацнул нижней челюстью. Я подняла брови:

– Что? Как похабные сообщения писать и рассылать всем подряд – так ты мастер, а как написать «подождите десять минут, пожалуйста» – так сразу «говорить не умею»?

Кирюша грустно покачал головой, пожал плечами и отвернулся. Костяшки пальцев бодро забарабанили по клавиатуре сотового. Зойка, хлюпая носом, тихо хихикнула. Я с облегчением улыбнулась. Схлынуло.

– Пойдем-ка в ванную, – я помогла девочке встать. – Умоешься, переоденешься и в постель. Хватит на сегодня приключений.

Она последовала за мной послушным зомбиком. Умывальник – полотенце – пижамка – постель. Подоткнув одеяло, я провела указательным пальцем по ледяному лбу, шепча наговор-колыбельную, и ещё несколько минут сидела рядом с Зойкой, прислушиваясь к её сонному дыханию. Однако, дела…

– Жор, если боишься – пойдём со мной, – я быстро обувалась.

– Негоже трусити, коли мертвий, – сухо отозвался призрак из кухни и красноречиво зашелестел газетой: – Уль, а шо есть – «самая длинная сторона прямоугольного треугольника, противоположная прямому углу»? Десять букв.

– Гипотенуза, – я взяла ключи и отобрала у Кирюши сотовый. – Закройся.

Спускаясь – для разнообразия пешком – я позвонила и извинилась за сорванную встречу. Форс-мажор, да. И снова намечать встречу пока отказалась. Сунула в карман джинсов телефон и запрыгала через ступеньку, глупо улыбаясь. Мне было хорошо. Отлаженная «трясинная» жизнь на глазах ломалась и комкалась, а я смотрела на это со стороны и ловила кайф.

Сумбур и неожиданности для меня – как свежая кровь для акулы. Это азарт, экстрим и эйфория от движения. В распланированной жизни ты идешь пешком, от одной метки в еженедельнике к другой. Лишь опасность и неизвестность заставляют не бежать – лететь вперед. И дышать жизнью. И пусть осенний ветер чужих обострений и дальше ломает планы – впервые за пять лет я наконец снова чувствую себя живой. И летящей. Как на метле – на скорости двести километров в час, когда неважно, что впереди падение. И неважно, уцелеешь ли. Важно лишь ощущение движения. Непрерывного. Безоглядного. Свободного.

Арчибальд Дормидонтович, глава городской общины «пауков», сидел на скамейке и наслаждался свежим воздухом. Невысокий сухонький старичок – божий одуванчик. Тёмные брюки, светлая рубашка, серый пиджак, щегольские остроносые туфли, очки в тонкой оправе, шляпа, седая шевелюра и усики с бородкой в стиле французских мушкетёров. И не скажешь, что это хитрая и безжалостная нечисть. А на непропорционально длинные руки и заострённые жёлто-чёрные ногти кто ж внимание обратит?

– Ульяна Андреевна, – он встал и вежливо снял шляпу. – Прошу простить мой поздний визит, но я готов объясниться.

Я села на скамейку и опустила полог тишины. Тёмный осенний воздух замерцал и потеплел. «Паук» остался на ногах, и первым делом я предъявила ему доказательство слежки – тапку с пятном прибитого членистоногого.

– Объясняйтесь. Ваше?

– Не серчайте, – кротко попросил Арчибальд Дормидонтович. – Я только хотел быть в курсе возможных… интриг.

– Это я-то плету интриги? – я недоверчиво подняла брови.

– Простите за грубость, но того, кто имеет совесть, всегда имеют те, кто её не имеет, – пояснил мой собеседник мягко и примиряюще. – Вы, Ульяна Андреевна, – добрейшая ведьма, душа нараспашку, но вот тётя ваша… – он прикрыл глаза и мечтательно цокнул языком: – Какая женщина… – и очнулся: – …весьма непроста. И через вас на всех нас влияет. Я, так сказать, предохранялся и…

– …ещё «предохранители» имеете? – уточнила я сухо.

– Не нашли – значит, нет, – «паук» обезоруживающе улыбнулся.

– Ах вы… нечисть, – протянула я уважительно. – Ах вы, гнусный… хитрец, Арчибальд Дормидонтович.

Он небрежно поклонился.

– Ладно, к делу, – я положила тапку на скамейку. – Ребята ваши? И сядьте уже, артист…

– Ребята не мои, – заговорил он деловито. – Вы правы насчёт амулетов – трое моих парней их лишились вчера ночью. Напились в каком-то баре – где и с кем, разумеется, не помнят. Не помнят и того, как дома оказались. И скрыли от меня потерю патентных амулетов – самостоятельно найти надеялись, остолопы… – и оскалился, а его щеки задёргались, зарябили веками многочисленных жёлтых глаз. – И через амулеты-то пришлые и получили доступ к делам общины. И слежки.

– А останки?..

– Убились по всем правилам – не поднять, – Арчибальд вздохнул. – Машину нашли, но там ничего особенного. И амулеты сгорели вместе с тайной. Кто, зачем?.. – посмотрел на меня искоса: – Провокация?

– Может быть, – откинувшись на спинку и скрестив руки на груди, я напряжённо смотрела перед собой. – Может, кто-то подставляет городскую нечисть, прикрываясь вами. А может, – и прямо взглянула на своего собеседника, – вы темните, уважаемый.

– Не больше, чем вы, Ульяна Андреевна, – проговорил «паук» доброжелательно. – Без толку же на вас нападать да сети ставить, даже пришлым. Жизнь-то всем мила, а от Круга пощады не жди.

Мы замолчали. Никто не хотел раскрываться первым.

– Пора мне, пожалуй, – он встал и оправил пиджак.

– Стойте, – я серьёзно посмотрела на него снизу вверх. – Вы же понимаете, что не имею права спускать это дело на тормозах. При всём моём к вам уважении, но… я обязана сообщить Верховной.

– Понимаю, Ульяна Андреевна, прекрасно понимаю, – Арчибальд склонил голову. – И свою ответственность понимаю. Виноват. И готов к наказанию.

– Наказание определит Верховная… – я поколебалась, но озвучила свое мнение: – Подстава это, точно подстава. Я замолвлю за вас словечко, но…

– У вас иммунитет закончился, – заметил он, втянув носом воздух. – Давайте обновлю.

Я сняла куртку и закатала рукав водолазки. «Паук» задумчиво провёл когтем по моему левому предплечью:

– Вероятно, только вы нам и верите…

– И, надеюсь, не зря.

Мой собеседник с минуту молчал, только смотрел в упор. Жёлтые нечеловеческие глаза слабо мерцали в темноте, скрывая мысли, острый коготь царапал кожу, вырисовывая паучий узор. Стремительный укол – темнота – и сиплый шепот на ухо: «Девочка – ключ. Ключ к древней, тёмной и страшной истории. Смертельно опасной истории. Рядовые ведьмы давно забыли, но Верховная помнит. И она всё знает, запомните. И мы помним о тайне. А ещё мы жить хотим. А ребятки пришлые вашими, местными, купленные. Среди своих ищите. Доброй ночи, Ульяна Андреевна. Сладких снов».

Когда я очнулась и проморгалась, он уже ушёл. Невысокий, прихрамывающий и сутулый старичок – умная и опасная нечисть, едва ли не сильнейшая в городе.

Я встала, подобрала тапку и вздрогнула. Сотовый из кармана джинсов завопил так надрывно, что я сразу поняла, кто обо мне «вдруг» вспомнил.

– Ульяна! – рассерженный бас. – Где тебя черти носят?! Живо домой, ты мне нужна!

О, не прошло и года…

– Вообще-то это ты мне нужна, – проворчала я сварливо. – И с утра…

– Домой! – рявкнуло на весь квартал, и тётя Фиса бросила трубку.

Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа…

У Верховной был шикарный оперный голос, и по его звучанию мы наловчились определять, с какой целью нас хотят. Если она пела сопрано, значит, настроена мирно, если тяжелым низким контральто – злилась и готовилась задать перцу, а уж если орала басом… То дело дрянь.

Наверх я взлетела за минуту. Открыла дверь, вошла и сразу же попала под прицел строгих карих глаз, смотрящих из зеркала. На вид тёте Фисе – не больше сорока лет, а её реальный возраст точно не знал никто. Но ста пятидесяти вроде нет. К этой сакраментальной дате ведьма начинает стремительно дряхлеть, усыхать и умирает в свой сто пятидесятый день рождения. Так гласят легенды. В реальности же нам не хватало живучести и спокойствия в мире, дабы опровергнуть слух или подтвердить. В настоящее время. А стародавние ведьмы, говорят, доживали.

– Привет, тёть, – я закрыла дверь и сняла куртку.

На людях я, конечно, величала её Анфисой Никифоровной с уважением и подобострастием, как положено по уставу и регламенту. Но дом есть дом.

– Рассказывай, – она оперлась локтями о туалетный столик и закурила электронную сигарету.

Я чуть слюной не подавилась. Нет, я бросила… Многоточие. Я собралась с мыслями. Зойка спит, Жорик по-прежнему шуршит газетами (и слишком уж громко и возбужденно шуршит…), Кирюша поддерживает нижнюю челюсть и усердно делает вид, что его нет. Передвинув пуфик, я села напротив зеркала и рассказала. Всё, начиная с утра и заканчивая разговором с Арчибальдом.

Тётя молча внимала, курила и рассеянно смотрела мимо меня. Высокая, сухощавая, стриженая почти «под горшок». Светлые волосы, загорелая кожа и мудрые, очень старые тёмные глаза на пол-лица. Она даже в домашнем халате и тапочках производила давящее впечатление. На тонких длинных пальцах искрилось десять колец, от каждого из которых тянулись цепочки к узким браслетам на запястьях. Регалии Верховной и проводники силы Круга.

– Вот, собственно… – мне очень хотелось чаю… или чего покрепче. Но «покрепче» на нас не действовало вообще и дома не держалось.

Оставив Верховную переваривать услышанное, я пошла на кухню за чаем. Жорик глянул на меня из-за газеты виновато и вновь уткнулся в статью. Главной ведьме Круга он показываться боялся. А поскольку входной проём кухни находился прямо напротив зеркала, призрак забился в угол диванчика, придвинул стол и накрылся газетой. И даже чайник включить не рисковал. Я подмигнула духу и с чашкой пошла в коридор.

– Значит, Арчибальд побывал на месте? – Верховная по-прежнему смотрела мимо меня. – И не сказал, что в сотне шагов от этой поляны вчера ночью убили ведьму?

Я чуть чаем не поперхнулась.

– Что?..

– Мы нашли мумию, а мумифицируются, как ты знаешь, только умершие не своей смертью, – невозмутимо сообщила тётя, привычно стряхивая с сигареты несуществующий пепел. – Ведьма иногородняя, и при ней было это, – она подцепила с туалетного столика небольшой амулет.

Пятирублевая монетка, нанизанная на тёмный шнур. Приглашение в город от Круга. Такие по всему офису лежат в свободном доступе. Едет в гости родственник или друг с силой – вручаешь на десять дней. Временная регистрация, чтобы в случае чего найти и отследить. И взять амулет может кто угодно, без бумажек и росписей. Верховная ненавидела бюрократию. Кажется, зря.

– Рядом с той же поляной? – повторила я.

– Весьма глупая попытка подставы, – тётя Фиса положила амулет и задымила, как паровоз. – Твои следы – поздние и защитные. Зато на нечисть убийство списать можно. Нарвалась ведьма в своём городе на неприятности и сбежала. Получила приглашение и амулет, но не спряталась. Нашли и договорились, с кем надо. Выманили и…

– Нет, не «и»! – возразила я горячо. – Арчибальд тут ни при чём! Я работаю с ним…

– …всего-то пять лет? – иронично приподнятая бровь.

– …и ручаюсь за него, – я пропустила колкий вопрос мимо ушей. – У «пауков» сильнейший инстинкт – выжить и оставить потомство. И если нечисть нашла удобную норку, то будет её защищать. И рисковать непонятно зачем…

– Вот именно, Ульяна, – она удовлетворённо кивнула. – Вот именно. И если ты знаешь, чем их можно купить, неужели никто другой не догадается?

Я промолчала. Я подкупала нечисть пониманием их проблем и желанием помочь. И знала лишь одну сторону. А кто-то предложит цену больше.

Однако…

Нет. Конечно, со всей городской нечистью не сладить даже Кругу, но и им без нас не выжить. Перегрызутся из-за своей территории, принципов и мировоззрения. А уцелевшие попрячутся по лесам и болотам, дрожа над своими яйцами… в смысле, над будущим потомством, – я поставила пустую чашку на пол. – Конечно, и среди них есть ненормальные и идейнопомешанные… Но большинство нечисти гораздо умнее и мудрее людей. И ценят нас и нашу работу. Нет, тёть Фис, не трогай «пауков». Арчибальд виноват лишь в том, что недосмотрел. Как и мы.

– Слишком расслабились, – неожиданно согласилась Верховная и откинулась на спинку стула. – Давно больших неприятностей не видели.

– «Ищите среди своих», – я вспомнила прощальные слова «паука». – Среди Круговых, или всё-таки периферийные воду мутят?

– Амулет наш, – Верховная снова задымила. – Периферийных ведьм пока не трогай.

На лице – ни следа эмоций, но по частым затяжкам было ясно, как она нервничает. И я не удержалась от шалости. Клубы дыма свились в корону, обволокли прямую спину мантией и обвились вокруг стула «троном».

– Ульяна! – резкий бас. – Ты можешь быть серьёзной?

– Я очень серьёзна, тёть, – отозвалась я кротко. – И, кстати, Арчибальд признался, что давно в тебя влюблён.

Верховную это, разумеется, не тронуло. Она снова наклонилась к зеркалу и сухо поинтересовалась:

– Тогда скажи-ка мне, дорогая, какие последствия нас ждут?

Я прикинула. Убийство ведьмы, попытка меня подставить и добраться до Зойки, а за двумя зайцами погонишься – провалишься по обоим фронтам…

– Наблюдатели?

– Верно, – тётя криво ухмыльнулась. – Свора наблюдателей. Слетятся завтра же, как вороньё, стервятники.

– А ты им давно не нравишься.

И я – тоже. Одному конкретному – особенно.

– Что-то затевается. Или против нас. Или против волшебного мира. Или против наблюдателей, – Верховная отложила сигарету и посмотрела на меня в упор: – Никаких выкрутасов, поняла? Кто бы ни приехал. Если хоть один волосок упадёт с головы наблюдателя…

…не говоря уж о нём самом – да с десятого этажа… Полетит наблюдатель – полетим и мы. Начиная с Верховной. В прошлый раз… меня откровенно простили. Почему-то. Что удивительно.

Обычно эта организация, курирующая работу Круга и соблюдение нами законов магического мира, впивалась в ведьм зубами за малейшую ошибку. Полномочия наблюдателей начинались от слежки за подозрительной ведьмой и заканчивались костром под оной; законы (не)использования силы, конкретных заклятий и всевозможных ритуалов, прописанные ими в стародавнем Договоре, были для Круга всем; наша стихийная магия – не чета их «интеллектуальной», психоподавляющей и мозговыносящей. А уж работающие на наблюдателей ведьмы – особенно палачи…

И я, признаться, после приснопамятного окна долго, потеряв покой и сон, ждала «в гости» того самого палача, но… Жертва моей импульсивности смолчала и мстить не стала. Или тёте Фисе удалось с ним договориться, или…

– А Зоя? – я попыталась перевести тему на главное. – С ней-то как быть? И Арчибальд сказал…

– А ты меньше слушай, – резко перебила тётя. – И довольно верить кому попало.

Слишком резко. И басом. Я мысленно поставила галочку. Меня куда-то не хотят пускать. Но она же знает: чем упорнее закрывать передо мной двери, тем больше вероятность, что я наверняка просочусь, суну нос во все углы и разнюхаю, где собака зарыта. И пойму, чем и как давно она воняет. И кто прикопал. Я же воздух.

– Круг собирается послезавтра вечером. Придёшь и приведёшь девочку. Пока пусть поживет у тебя. Защиты квартире я добавила. Но смотри, чтобы не сбежала к родственнице.

Я кивнула.

– И займись нечистью. Расскажи и предупреди. Чтобы по сторонам смотрели, амулеты берегли и чужаков искали. Оповести всех. В ближайшее же время. И сходи в бар, где ребята амулеты посеяли.

– В какой именно? – я скептично подняла брови. – Их в городе штук двадцать.

Не говоря уж о пятитысячной армии нечисти. Из которой далеко не все жили общинами и умели пользоваться сотовыми и интернетом.

– У тебя есть две ночи и два дня до общего сбора, – Верховная безразлично пожала плечами.

Я снова покладисто кивнула. Работа есть работа.

Тётя Фиса помолчала, покурила и задумчиво произнесла:

– Не так важно, кто, Ульяна. И не так важно, зачем. Важно – почему сейчас. Почему именно сейчас. О крысе я догадывалась давно. Важно понять, почему она начала действовать именно сейчас.

А я вспомнила о фонтанном видении. Но оно показалось столь незначительным по сравнению с недавними приключениями и новостями…

– Блажь, – небрежно отмахнулась Верховная, выслушав. – Ерунда. Забудь. На тебе – оповещения и бар. И девочка. А с нашей крыской, с тайнами «паука» и Аллы я сама разберусь. А ты… Смотри в оба и будь осторожна.

– Да кому я нужна…

Особенно в свете недавних событий. Надобно оглядеться. Меня многие не любят, но не с них спрос. Спрос наверняка с тех, кто делает вид, что любит. Чует моя чуйка… Алла-то мой номер телефона не знала. Но кто-то добрый подсказал.

– Действительно, – тётя Фиса неожиданно развеселилась. – Половина городской нечисти тебя ненавидит и мечтает содрать с живой шкуру, зато другая половина – душу за тебя продаст. Не говоря уж о том, что ты – моя племянница. И опекаешь девочку, за которой идёт очевидная охота.

Я фыркнула. Да уж…

– Ладно, хватит, – Верховная глянула на часы. – Доброй ночи, Ульяна.

Зеркало сверкнуло и пошло крупной рябью, поглощая тётино отражение и являя мою встрепанную особу с шелестящей газетой за спиной. И с минуту я неподвижно сидела на пуфике, зажмурившись, и усваивала услышанное.

– Заметь, девке-то не подивилась, – Жорик выглянул из-за газеты. – И ейной силе. Потомки погани – шо дождик восени, само собой, да?

– Нет, конечно, – я встала и вернула на место пуфик. – Но что не удивилась – это ты верно заметил. Будь другом, включи чайник.

– Зелье?..

– Не, всё нормально.

На всякий случай я заглянула в гостиную, но Зойка спала, зарывшись лицом в подушку и выпростав из-под одеяла пятки. Я осторожно закрыла дверь и отправилась на вечерние процедуры. Быстро в душ и в домашний костюм, снять линзы, перекусить и по уши залиться кофе. И заняться важным делом, пока дело не занялось мной.

Жорик с вопросами и новостями не приставал, молча окопавшись в углу дивана с газетой. Я достала списки своих подопечных, поставила на кухонный стол ноутбук и до утра оповещала. Рассылала электронные письма и смс-сообщения, рассказывая и предупреждая. Примерно каждый пятый перезванивал и интересовался, не Кирюша ли это опять прикалывается. Скелет радостно клацал челюстью, осчастливленный вниманием. Шаловливый подросток – это шаловливый подросток, и как сердиться?..

И лишь к шести утра, одурев от работы, но всё закончив, я уползла в постель. И долго ворочалась с боку на бок, унимая мыслительный процесс и предвкушение скорых авантюр. Жизнь, рыча, рвалась с цепи, как гончая, почуявшая запах крови и приключений. Готовая взять с места в карьер и нестись сломя голову.

Главное – уследить, чтобы не под откос.

Глава 4

– Это у вас профессия такая – ведьма? Или характер тяжелый?

– Профессия. А характер как раз у меня очень даже симпатичный.

К/ф «Старая, старая сказка»

Я долго просыпалась и ещё дольше собирала своё сознание по кусочкам, вспоминая, что, зачем и почему. И с минуту лежала, таращась в потолок. Выпнуть себя из постели не получалось. Организм вдруг вспомнил, что он любит иногда расслабляться и отдыхать, нежась под одеялом. И, дотянувшись до сотового, я решила немного поваляться, совмещая приятное с полезным. Дома тихо, никто не боится и не ругается…

– Ты – шулер! – раздалось из кухни тонкое, звонкое и возмущённое. – Ты козырного туза из рукава достал! Я видела! Кирюша, подтверди!

Жорик довольно захохотал.

– Так нечестно! – запищала Зойка.

– Нечестно не пользовать то, шо дано природой, – изрёк дух снисходительно. – Ну, дивчина, ещё по разочку, э?

– Чур, я карты сдаю!

– Изволь, красуня.

Кажется, призрак одолел свой первобытный страх перед нечистью. Сам давным-давно нежить, но нечисти боялся по старой памяти как чёрт ладана.

Я поудобнее устроилась в постели и включила мобильник. Удивительно, но меня никто не хотел. Ни одного сообщения, ни одного пропущенного вызова. Поразительно. Зато я кое-кого хочу.

– Том, привет. Да, день добрый. Есть минутка? Слушай, а расскажи про убитую ведьму. Не, про мумию и амулет я знаю. Кстати, про гостевой амулет. Может, всё-таки подкинули? Не то бы забрали, чтоб не спалиться. Что было? – я резко села. – Точно?

Затёртые следы ритуала и никаких остатков магии…

– Потрудилась она на зависть, – хмуро резюмировала Томка. – Всё делала вручную, без заклинаний и ведьминой силы.

– Но почему вы решили, что «она»? Почему не предположить сбрендившего колдуна? Осень же, обострения. А мужики – народ обидчивый. На своей территории гадить побоялся…

– А ты про осень, мужиков и обидчивость в связи со своим наблюдателем поминаешь? – хмыкнула подруга.

– Тьфу на тебя! – я чуть не перекрестилась. – Надеюсь, пришлют кого-нибудь другого… Так почему «она»? И при чём тут я? Зачем использовать подставу и давать нам понять, что что-то затевается?

– Ульяш, ты же знаешь, у Верховной паранойя, – Томка понизила голос до шёпота. – Она боится потерять место и власть именно сейчас, когда не готова её преемница. Я уверена, что ты – случайность. И случайно же у Аллы оказался именно твой номер телефона. И забрать хотели девчонку, и нацелилась на неё наша охотница-убийца, потому и знакомая полянка. Свято место пусто не бывает. Не удивлюсь, если девочка понадобилась… для тех же целей, что и наша жертва. А Анфиса Никифоровна всё вывернула так, чтобы тебя припугнуть и к делу пристроить. Преемниц она, конечно, муштрует, но хочет-то на своё место тебя.

И снова тьфу… Эта набившая оскомину тема уже в печёнках сидит… Но в общем и целом… Ребята-то удивились, обнаружив в сетях другую добычу. Ждали бы меня… не стали бы ждать. Ударили бы так, чтобы напасть захотелось. Эх, тётя-тётя, вечно ты со своими несбыточными мечтами карты путаешь…

– Почему «она»? – я вцепилась в Томку, как терьер.

Дражайшая подруга помялась, помолчала, посопела недовольно, но раскололась:

– Запах. Запах «Озёрной глади». Он был повсюду. А это зелье варится…

…с примесью крови ведьмы. Женской крови. И действует только на ведьм.

– На кой чёрт ей «Озёрная гладь»? Это же обычное успокоительное.

– А я знаю? – флегматично отозвалась Томка. – Может, трясло перед ритуалом. Только, Ульяш, между нами…

– Конечно-конечно, – я таки отскребла себя от постели. – Спасибо, Том. Ты, если что… держи в курсе, ладно?

– Обязательно, – пообещала она и отключилась.

Тётины потуги всучить мне Пламя Круга вместе с должностью Верховной точно до добра не доведут… Я заправила постель, влезла в домашний костюм и побрела в ванную. А раз Томка не спросила, зачем я вчера её искала, то уже всё знает. Ещё бы с амулетом гостевым разобраться… Я почистила зубы, умылась и пошла на кухню. Оттуда по хате расползались запахи кофе, гренков и омлета и неслись азартные выкрики.

– Доброе утро, страна.

Троица во главе с Кирюшей оккупировала стол и резалась в «дурака».

– Якый же ранок, Уль? – Жорик добродушно улыбнулся. – Друга годына вже.

– Чего? – не поняла Зойка. И украдкой разгладила голубую майку пижамы, пряча жирное пятно на шортиках.

– Это второй час дня, – я посмотрела на часы. – Надо было будить.

– Да на кой? – призрак положил на стол карты. – Не убегут твои дела. А с уставшей тебя якый толк?

– А мы омлет приготовили, – похвасталась Зойка, вскакивая со стула. – А… у тебя глаза… разные… – добавила растерянно.

Да, разные. Правый – ярко-синий, левый – блеклый, светло-голубой. Привыкла, что дома все свои… А теперь уже точно все свои.

– Чудачества природы, – пояснила я философски. – Если неприятно, сейчас линзы надену.

– Да я не… А почему так?

Я пожала плечами и взялась за завтрак. Жорик наблюдал за мной с очевидной завистью – он ужасно скучал по простым жизненным радостям. Зойка посмотрела на меня и тоже села есть. А Кирюша, пользуясь всеобщей занятостью, помечал карты, спрятав колоду под стол.

Омлет был очень вкусным. Я съела две порции и за кофе задумалась, как бы сказать Зойке, что с нечистью она познакомится… не сегодня. Оставлять её дома неудобно, но с собой брать – опасно. Плюс она наверняка меня задержит, а я хочу обернуться до утра. Чтобы завтра нормально выспаться, подумать и прийти на сбор Круга со свежей головой.

– Зой, – начала я осторожно, глядя в кружку, – побудь сегодня дома, ладно?

– Почему? – она нахохлилась. – Ты же обещала нечисть!.. А я не буду мешать!

Я замялась, подбирая слова, и мне на помощь пришел Жорик. Снисходительно посмотрев на взъерошенную девочку, он «педагогично» вопросил:

– Дитё, як думаешь, тебе живой с поганью встречаться пользительно иль когда помрешь?

Я поперхнулась кофе и украдкой показала призраку кулак. Дух ухмыльнулся. А Зойка серьёзно уточнила:

– Всё так… страшно?

Я обрадовано закивала.

– И тётя говорила, что я в большой опасности, – она уныло наморщила веснушчатый нос.

– Ты за компьютером работать умеешь? – да, куй железо, пока горячо. – В игры поиграть хочешь?

Зойка грустно шмыгнула носом, но глазки заблестели. Игры – это, конечно, не так увлекательно, как нечисть, но тоже кое-что.

Я сбегала в магазин за продуктами и свежими газетами, на скорую руку приготовила бигус, показала девочке игры и снова собралась на выход. Галя, моя наставница, постоянно твердила, что, даже встречаясь с нечистью, ведьма должна выглядеть «культурно». Я старалась следовать её советам, но получалось плохо. Слишком часто оказывалась в ситуациях, когда «культурные» юбка, блузка или каблуки могли стоить мне здоровья. А переделывать одежду, как Томка, я не умела – это другая сфера силы. Так что… джинсы, кроссы, свитер, кожаная куртка и сумка через плечо. «Поросячьи хвостики» – в «крабик» и… И, само собой, линзы. И список адресов с ФИО неоповещённых. Да, девичья память, мутирующая в склероз. И амулеты.

– Жор, что говорит твоё чутьё?

– Ну, не знаю, Уль, кажись, всё погано, – предрёк Жорик, нещадно «гэкая», и зазвенел амулетами. – День дурной, а ночка – ещё краше… На, эти бери.

Тьфу-тьфу-тьфу, и по голове…

– Эй, а я-то чего? – возмутился призрак. – Поди ж не дерево!

– Зой, обещай не убегать, – собравшись, я заглянула на кухню. – Если хочешь, помогу тебе с поисками тёти… потом, только не убегай, ладно? – и торопливо попросила: – Давай договоримся: я верю тебе, а ты веришь мне.

Да, Совести очень… беспокойно. И Ответственности – не лучше.

Она отвлеклась от изучения игры и посмотрела на меня через плечо.

– Ладно, – и её взгляд посветлел. – Не убегу, – и уткнулась в игру.

Я поманила Жорика и жестами показала, что с ним сделаю, если недосмотрит. Призрак нервно поправил «галстук» и понятливо кивнул. Кирюша покивал за компанию и протянул мне колоду карт. Я вытащила одну не глядя. Пиковый туз, перевёрнутый. И леший с ним.

По основным адресам – к главам общин – я поехала на такси. Двое жили недалеко от меня, ещё пятеро – в центре, с десяток – по окраинам. Но мой берег – левый, а дело… правое. Под началом у общинных глав – тьма народу, а за такси по копиям чека потом деньги стребую. И, садясь на заднее сиденье очередной машины, я уныло посмотрела на ванильно-закатное небо. Коврик бы сейчас, лётные права – и вперёд, на крыльях ветра… Приземлиться на крышу – и вниз по квартирам. А то, что крыши запирают – ерунда, и то, что решётками забирают выходы, – тоже. Я же воздух и при большом желании просочусь куда угодно.

Троих пришлось искать по подвалам, двоих – отлавливать на крыше, а за одним юрким лешаком я до темноты гонялась по центральному парку. Паразит решил, что я поразвлечься приехала. Поймала, морально накостыляла и выслушала обещания. У всей нечисти есть удивительная штука – ментальная связь с братьями по силе, и предела её дальности я не знала. И преград для неё не было. Интернет с сотовой связью отдыхают. Лешаку достаточно накарябать на древесной коре «SOS!», и всё, все в курсе.

Договорившись с лешаком, я устремилась к выходу из парка – успеть до закрытия купить поесть. Давно стемнело, и в жёлтой листве сияли серебристые фонари. На скамейках, то щебеча, то целуясь, зависали парочки, а одиночки неспешно бродили по аллеям, уставившись в экраны сотовых. Я же шла строго на запах хот-догов. Омлет был вкусным, но… быстрым.

Набрав пакет еды, я с кофе и хот-догом села на скамейку передохнуть. И на всякий случай повела носом. Кыс где-то здесь, совсем рядом. Уникальный вид нечисти и редкой полезности тип. Отличный наводчик и осведомитель – без зазрения совести сдавал всех, и своих, и чужих. Да, и у меня тоже были свои «паучки». Мне велели беречь его как зеницу ока, и я старалась, заодно подкармливая при случае. Найти Кыса – дело нелегкое, но не для меня. Мы же все дышим одним воздухом.

– Девушка, а давайте-ка я вам погадаю!

Я едва не подавилась сосиской. Подкравшаяся мадам, звеня килограммами бижутерии, сочувственно похлопала меня по спине.

– Ну, что же вы так неосторожно-то, – и пытливо заглянула в мои глаза: – Вы ведь не замужем и совсем-совсем одна, бедняжечка…

А домашняя нечисть не в счёт, да?

– Неужели? – выдавила я и глотнула кофе. Проклятая осень…

– Погодите, я вам всё сейчас расскажу! – она таинственно улыбнулась и закатила глаза, «впадая» в транс. – Ведь это порча!.. Да-да, землицы с могилки с чужой взяли да вам под кровать, и… Толя… Кто такой Толя?.. Из-за него у вас одиночество в глазах?..

– А у вас – камни в почках. И хронический гастрит, – да, я тоже немного смыслю в экстрасенсорике. – И дочь дома, на третьем месяце беременности, брошенная парнем. И вами. И лучше ей помогите, чем мне про могилки сочинять.

Видит бог, я стараюсь быть добрее, но люди сами нарываются. И моё отношение к окружающим всегда зависит от того, зачем они меня окружили.

Мадам резко выпрямилась и вспыхнула:

– Откуда вы…

– От верблюда, – я встала и подхватила пакет с едой. – Всего хорошего.

И, сунув в рот остатки хот-дога, сбежала, оставив мадам в шоке и расстроенных чувствах. Одиночество в глазах… Я презрительно фыркнула. Да я уже года три мечтаю побыть в одиночестве и без срочного дела, хотя бы денёк… Выйдя из парка, я пошла вдоль ограды, поводя носом. Кыс-Кыс-Кыс, где же прячешься, морда пятнистая?.. А время – к десяти, и мне ещё по барам…

Потягивая из трубочки кофе, я перешла через дорогу, нырнула в тёмный проём между домами и углубилась в подворотни. Внимательно смотрела под ноги, обходя разбитый асфальт, и мысленно составляла диалог. Влажный ветер шуршал в кронах старых тополей, роняя жёлтые листья. В зашторенных окнах горели редкие огоньки. И как там Жорик, справляется ли?.. С тех пор как мы познакомились, призрак почему-то считал себя обязанным за мной присматривать. То есть активно лезть в мою жизнь и совать любопытный нос во все дела. А я разрешала, взамен нещадно его эксплуатируя. А что, близкие должны (быть использованы по назначению) чувствовать себя нужными.

Кыс нашёлся на высоченном тополе. Я быстро осмотрелась. Сталинские пятиэтажки, квадратный двор, заросший старыми деревьями, сломанные качели и разбитая песочница. На единственной скамейке с единственной же доской-сидушкой – знакомое клетчатое одеяло. И ни души. За исключением пары зеркальных «фар» меж густых ветвей.

– Кыс, сползай, – я положила на скамейку пакет с едой. – Дело есть, – и отошла, отвернувшись.

Позади меня завозились. Кыс частенько выбирал кошачий облик – говорил, так легче и затеряться, и ноги унести, и на жалость надавить, чтоб подкормили. Но я его видела и птицей, и змеем, и даже – по большим праздникам – человеком. Он, конечно, уверял, что может обернуться кем угодно, хоть слоном, но я подозревала, что массы тела ему хватит от силы на плюшевого слоника. И пес-кавказец – его потолок.

– Привет, Улька, – сиплый голос и шуршание пакета. – Я поем, а ты вещай.

Я села рядом и глотнула остывший кофе. Кыс же, укрывшись одеялом, залез в пакет, доставая беляши и бутерброды. Тощий и мелкий, едва ли мне по плечо, с плюшевым подшёрстком по всему телу, совершенно седой парень с рыжим родимым пятном на пол-лица, носом «уточкой» и умными зелёными глазами.

– Лучше бы сырого мяса принесла, – он недовольно скривился. – И как люди эту гадость жрут, а?

– Как они едят, так и ты съешь, – я пожала плечами. – Слушай, у меня времени в обрез…

И быстро пересказала случившееся. Предупредив, чтобы никуда не лез.

– А лучше вообще уезжай, – попросила я серьёзно. – Кыс, что-то затевается…

– …и не только это, – он повёл длинными острыми ушами, быстро проглотил очередной беляш и достал из пакета минералку. – Не чуешь разве? У меня со вчерашнего дня шерсть дыбом. И в городе неспокойно.

– В смысле? – озадачилась. – Я сегодня с главами общин встречалась – никакого беспокойства. Излишнего. Из-за подставы «пауков» волнуются, конечно…

– Нет, Улька, нет, – Кыс сморщился. – Ты же видящая, неужто ничего подозрительного не замечала, а?

– Вообще-то… было видение, – я встряхнула бумажный стакан и с сожалением констатировала отсутствие кофе. От долгих разговоров ныли связки и хотелось пить. – Дай-ка глотнуть… Только Верховная сказала, ерунда…

– А Анфиса Никифоровна, разумеется, истина в последней инстанции? – едко ухмыльнулся он.

Я передёрнула плечами и рассказала о видении.

– Говоришь, погода менялась?

– Угу.

– Плохо, Улька.

Стыдно уточнять, но что делать… Я с такими видениями никогда не сталкивалась и от наставниц о подобном не слышала.

– Почему? – пожалуй, да, в архивы надо…

– Потому что если погода не меняется, то ты погружаешься в видение – и идёшь навстречу будущему сквозь ткань настоящего. А если мир меняется – то будущее идёт к тебе, комкая настоящее.

– Не поняла… – призналась я смущённо.

– Время, – Кыс посмотрел на меня, не мигая. Вертикальные зрачки – живые язычки белого пламени, на зелёной радужке вспыхивали серебристые искры. – Время, Улька, подобно воде. И имеет свой путь – и свой круговорот. Иногда оно бежит живой рекой, иногда – застывает кристаллами вечного льда, а иногда… испаряется, словно его и не было, – мой собеседник откусил от последнего беляша и рассеянно проглотил, не жуя. – Но время никогда не пропадает бесследно – оно всегда возвращается. Проходит осенним дождём. Сыплется снегом. Гейзером рвёт землю. И оно помнит – всегда помнит – старые русла рек, старые выемки и щербинки. И бежит знакомыми дорожками заполнять их. Снова. И тогда оживает то, что спало в старых руслах и высохших водоёмах тысячелетиями.

– И?.. – я вернула ему бутылку.

Кыс поёжился, ссутулился и промолчал. Встряхнул пустой пакет, сложил туда обёрточную бумагу и допил минералку.

– Я тебя услышал, – он встал, придерживая одеяло. – Надеюсь, ты меня тоже.

Как же нечисть любит говорить загадками…

– Случатся ещё видения – разберёшься, – Кыс красноречиво махнул рукой: дескать, всё, проваливай. – У меня пока только предчувствия… и страх.

– Это будущее… оно за мной идет? – я встала.

Мой собеседник хихикнул:

– Не льсти себе, Улька. На кой шут ему молодая, недоученная и не шибко умная ведьма, а? Ты просто видишь. Ты – единственная видящая в городе. Вот и всё. А вот зачем оно воскрешает то, что когда-то убило время… – он нервно прижал уши. – Не знаю. Но если узнаю – расскажу. Ночи, Улька. Спать пора.

– Ночи, – я отвернулась. И сделала вид, что поверила его сонливости и инертности. Наверняка за мной по пятам рванет, любопытный.

Скрипнула скамейка, зашуршали ветки, и с дерева осыпался дождь из жёлтых листьев. Я достала из сумки распечатку адресов. Да, пора по барам… Ближайший находился в полутора остановках, и я для разнообразия пошла пешком. Вернулась к парку, заглянула в круглосуточный «Подорожник» за кофе и отправилась по делам. По пути вертела Кысовы слова и так, и сяк, но поняла одно: гадости быть. А тётя Фиса просто вывернула ситуацию так, чтобы я делом занималась, а не призраков гоняла. За призраками-то интереснее бегать, чем по сомнительным заведениям шляться в ожидании чуда.

«Чудо» не явило себя ни в первом баре, ни в пятом. Полнейшая тишь и никаких следов пришлых «пауков». И после седьмого бара я забеспокоилась. Первый час ночи – самое время для разгула нечисти, а в барах пустота. Хозяин восьмого бара, налив мне коньяку, посетовал на некую «непогоду». Я выпила с ним за компанию и попросила копию чека. Эдак я за сутки проезжу и пропью всю зарплату…

У десятого бара я зависла, борясь с соблазном поискать сигарету. Чтобы сесть на крыльце, вытянуть ноги, протопавшие пятнадцать остановок, и собраться с мыслями. Красно-жёлтая неоновая надпись «У чёрта на рогах» разгоняла сумрак ночи, а соответствующая вывеске морда жутко скалила острые зубы и, зараза, подмигивала. Владельца данного заведения я знала плохо, но достаточно, чтобы… да, побаиваться. Формально он к моим подопечным не относился, но судьба сталкивала, к сожалению.

Случайных прохожих не было вообще. И тишина царила подозрительная – ни проезжающих машин, ни шороха листвы. Я помялась на крыльце, покосилась на «глазок» камеры, пошарилась для вида в телефоне и, вздохнув, пошла на дело. Открыла тяжёлую кованую дверь с выгравированными на створках оккультными символами и прислушалась. Никого лишнего. В небольшом полутёмном помещении, в одиночестве расположившись у барной стойки, протирал чистейшие бокалы хозяин кабака.

– Доброй ночи, Аспид.

Он грубо и картинно повернулся ко мне спиной. Длинная чёрная коса змеёй метнулась по тёмному жилету. Полумрак стал гуще и плотнее, а свечи на столах – ярче. Завоняло ароматическим воском.

– Я только спросить и…

– Да пошла ты, ведьма, – буркнул «змей» глухо, – вместе со своим гадюшником…

Аспид относился к той половине нечисти, которая мечтала содрать с меня шкуру. А если не с меня, то с любой зазевавшейся ведьмы. Ненавидел нас люто и, по слухам, небеспричинно. И насчёт гадюшника – это он в точку.

– Проваливай, говорю! – его плечи ссутулились и раздались, ткань светлой рубашки затрещала.

Поздно. Я учуяла. Запах. Чужой воздух. Люди, живущие в одной местности, пахнут похоже. Заводы, марки бензинов, дым от ТЭЦ, растительность, еда, вода – всё это постепенно формирует один городской запах, по которому я опознавала своих. И отличала чужаков.

Я проигнорировала грубый окрик и, обогнув барную стойку, устремилась к нише. Небольшой закуток, один стол и четыре стула с высокими спинками, дверь в туалет. Холодный сквозняк от кондиционера. И запах. Очень чёткий.

Сев на стул, я провела рукой по столу и закрыла глаза.

Знакомая троица пришлых «пауков» склонилась над столешницей и почти соприкасается головами. Шепчутся, размышляют, обсуждают. На столе – ничего, кроме салфеток и солонки. На официанта и желающего облегчиться «пауки» зыркнули так, что вопросы и желания отпали сами собой. А потом один поднял голову и в упор посмотрел на меня.

И в моей голове взорвалась, туманя сознание, боль.

– Я сказал, проваливай! – «змей» тряхнул меня за плечо.

Моргнув, я тупо посмотрела на стол. Всё. Кино закончилось, не успев начаться, а пиратской версии нема… Я снова провела дрожащими ладонями по столу, но – никаких следов информации. Вообще. Даже о том, кто здесь сидел до и после «пауков». Я потёрла виски и встала со стула. Чёрт, что это за магия?.. На руке запоздало пульсировал браслет, намекая на опасность.

– Что, обломали, видящая? – хмыкнул Аспид.

Я досадливо сморщилась. А он паскудно заухмылялся. Жёлтые глаза горят, восточное лицо довольное, на левой щеке вздулся ожоговый шрам, усы подрагивают, бородка, заплетённая косой, топорщится. Видимо, придётся допрашивать… Боюсь только. Себя боюсь. Как бы не занесло. Очень не люблю упёртых хамов. Бесят.

– Аспид, – я присела на край стола, – выбирай одно из двух. Или ты перестаёшь хамить и говоришь, что ничего не знаешь – и убедительно говоришь, чтобы я поверила. Правда, нечисть не умеет врать, но ты попробуй. Или – перестаёшь хамить и честно отвечаешь на вопросы. И так отвечаешь, чтобы я поверила.

– Иначе что? – «змей» подобрался, и за его спиной мелькнула тень скользкого хвоста. Ударила по барной стойке, бесшумно поползла по полу.

– Понятно… – я наморщила нос.

Терпеть ненавижу, но ради дела… Я вздохнула и опустила плечи, «сдаваясь», а он расслабился, растворяя змеиную тень в полумраке бара, и победно оскалился.

Я сложила руки на коленях, привычно уставилась на свой маникюр и спокойно спросила:

– Аспид, как думаешь, что случится с твоими лёгкими, если я выстужу в них в воздух? А потом нагрею? Градусов так до трехсот? И сорву защиту? И память наизнанку выверну?

– Не посмееш-шь… – и снова тень хвоста замаячила на полу, подбираясь к моим ногам.

– Посмею.

– Против правил работы с нечистью и Верховной? – напрягся Аспид.

– Первым правила нарушаешь ты, отказываясь сотрудничать, – надо бы ногтями заняться, а то смотреть стыдно… – А Верховная – моя тётя, и я – её единственная и любимая племянница, – я равнодушно пожала плечами. – Она мне всё простит. И от чего угодно отмажет. А вот кто тебя от пола отскребать будет…

Он дёрнулся, но я успела раньше. Резко вскинула руку, и его впечатало в барную стойку, выгнуло дугой.

– Убью… – просипел «змей», схватившись за горло. Хвост безвольно распластался по полу, придавленный «плитой» вязкого воздуха. Тьма пугливо загудела, заметалась из угла в угол, тревожа огоньки свечей.

– Вряд ли, – я сжала пальцы, и Аспид задёргался, захрипел. Из его открытого рта повалил пар. – Сам расскажешь или мне смотреть? Считаю до пяти: сам или помочь? Да или нет? Раз…

Сиплое «да» порадовало чрезвычайно. Ибо высунулась недовольная Совесть и предъявила следы угрызений. Я разжала руку, и Аспид сполз на пол.

– У тебя минута. И без глупостей, – предупредила я, соскакивая со стола. – Иначе по стенке размажу.

Хочу выпить. И пусть без толку. Я по-хозяйски перебралась через стойку и ухватила бутылку ликёра. Судя по этикетке, жутко дорогого.

– Чего добро переводишь? – буркнул Аспид. Жёлтые глаза горели ненавистью, но в руки он себя брал быстро. – Потом не рассчитаешься.

– Копию чека выпиши, – я села на стойку и откупорила ликёр. – Итак? Пару дней назад здесь объявились трое незнакомых и чужих «пауков», о которых почему-то никто не доложил, куда следует…

– На них не написано, что чужаки! – ощерился он.

– А то ты своих постоянных клиентов в лицо не знаешь, – фыркнула я. – И чужака по запаху не отличишь. Так и скажи, что заплатили. Сколько, кстати?

– Штуку, – неохотно выдавил он и сел на стул, нервно расправляя ворот рубахи, – баксов.

Да уж… Нам, нищим ведьмам, только пытки и остаются…

– Сказали, посидят полчаса, встреча какая-то, – Аспид отвёл глаза. – А после… Ушли. Трое сами, троих пьяными унесли. Как обычно.

– Куда ушли?

Он пожал плечами. Я поставила бутылку на стойку:

– Точно не знаешь?

– Сама посмотри, – «змей» ощетинился, оскалился.