Ведьмина внучка (СИ)

Начало

4:20 Тёмный перрон. Худенькая девушка с шапкой огненно-рыжих кудрявых волос кутается в теплый шарф. За спиной небольшой серый рюкзак, через плечо дорожная сумка.

"Какое право они имеют, так со мной разговаривать, я им что, игрушка?» — мысленно возмущалась она. — «Я теперь совершеннолетняя, сама буду строить свою жизнь".

Вчера Меланье исполнилось восемнадцать. Родители как всегда постарались: стол, свечи, даже фейерверк. Но Милке ничего из этого не было нужно. Очередной скандал разразился вечером, когда вместо ожидаемого восторга, родители увидели в глазах дочери полное равнодушие.

"Мы стараемся для тебя, из кожи вон лезем, а ты…" — мать как всегда сразу истерила фонтаном слёз. Отец тут же бросался её успокаивать и осуждал свою "любимую доченьку" за неблагодарное отношение к родителям.

Но хотя бы раз, один единственный разочек они спросили бы у своей дочери — что она хочет? Нужны ли ей их мечты? У неё своих может быть вагон. Но это же никому не интересно, гораздо важнее сделать из Милы хорошую девочку, устроить в соответствии со своими представлениями о жизни, а если ей не удастся оправдать их ожидания, то при каждом удобном случае "тыкать носом".

Девушка стояла на перроне в полном одиночестве. Влево и вправо длинной вереницей выстроились фонарные столбы, которые ярким светом освещали заснеженную платформу маленького захолустного городка. Вдали послышался свист приближающегося поезда. Меланья посмотрела на свой билет. Москва. Там её точно не найдут. Нет, она не будет вредничать, будет звонить, писать, рассказывать о своей новой жизни, но… Жить она теперь будет сама, без их вечных советов.

— Прощайте, надеюсь не скоро я сюда вернусь, — Мила махнула рукой в пустоту и вошла в подъехавший серый вагон.

Одинокая девушка стоит в переходе метро, прислонившись к стене, и строчит сообщения в телефоне. В ногах дорожная сумка, на плече рюкзак. По виду сразу можно определить, что приезжая. Исходные данные быстро нарисовали в голове пацанов схему действий. Имитация ссоры, драка, толчок в сторону жертвы, отвлечение внимания, бегство. По этому сценарию без напряга получалось добывать телефоны и сбывать их местному дельцу и барыге Славику.

— Пошли, — махнул Серый, и двинулся по коридору в сторону жертвы.

Нарочито громко троица начала перепалку, двое нападали на третьего, а тот отбивался, как мог и пытался уйти от обидчиков. Поравнявшись с девушкой, парня сильно толкнули прямо на неё. Та вскрикнула от неожиданности и выставила вперёд руки с телефоном, инстинктивно защищая себя. Цепкие вороватые пальцы быстро вырвали мобильник из ладони девушки и потопали ботинками по тоннелю к лестнице наверх. Тот, кого толкнули, по плану должен был задержать жертву и не дать ей пуститься в погоню.

— Стой! — громко и властно закричала девушка и сделала шаг в сторону убегавших. Отвлекающий, будто невзначай, схватил её за ногу и потянул, стараясь уронить на пол. Но неожиданно получил хороший пинок прямо в предплечье.

— Эй, ты чего, больно же, — парень сел прямо на холодный пол и растирал ушибленное место. Девушка осталась рядом и не убежала, всё по плану. Теперь сделать вид, что он тоже жертва обстоятельств и спокойно уйти. Но утро не задалось.

— Вставай и пошли, — скомандовала рыжая, зло таращась на Лёху.

— Куда? — не понимающим голосом ответил он.

— К дружкам твоим, которые только что сбежали, и не делай вид, что не с ними, я вас насквозь вижу, — рыжая закинула рюкзак за спину и подняла сумку с пола.

— Да пошла ты, — Лёха сплюнул и быстрыми шагами стал удаляться в другую сторону перехода, но вдруг ужасная, дикая боль пронзила ушибленное предплечье. — Вот сука, — обернулся он на девчонку. Та стояла на месте и в упор глядела на пацана.

— Пойдёшь дальше, ещё больнее сделаю.

Лёха не понял о чём она и сделал ещё несколько шагов. Боль накрыла молниеносно, не только предплечье, но и вся рука горела так, что ноги подкосились и парень упал, в глазах плясали искорки.

— Ты кто такая? — сквозь зубы процедил Лёха.

— Не твоё дело, поднимай свою ленивую жопу и пошли за моим телефоном, — командовала рыжая.

Парень превознемогая боль направился к девчонке, с каждым шагом, приближающим его к ней, боль отпускала, рука обретала силу, и он решился попробовать снова сбежать. Но и двух метров хватило, чтобы разразиться отборным матом и проклятиями.

— Не набегался ещё? — ехидно спросила девка.

— Набегался, — вернулся к ней Лёха и они вместе пошли в сторону, куда убежали его сообщники, рука ещё болела

— Набирай их и звони, пусть навстречу идут и телефон мой несут, у меня встреча намечена, а по ваше милости, может и отмениться.

Лёха выудил из нагрудного кармана пуховика мобильник и, быстро набрав номер, коротко сказал:

— Пацаны, отбой, непростая.

Тут же из-за киоска союзпечати вышли дружки парня и протянули ей мобильник. Черный смартфон привычно лег в ладонь и зажёгся от прикосновения пальца к сканеру.

— Свободны, — бросила рыжая и снова направилась к подземке.

— Кто она? — шепотом спросил Серый.

— Ведьма, — процедил сквозь зубы Лёха, ощупал руку и, убедившись, что боль не возвращается, сообщил пацанам, — у меня сегодня больничный, работайте вдвоем, встретимся вечером, где обычно.

Парни молча кивнули и растворились в толпе, а Лёха пошёл за рыжей, кто она такая?

---

Мелана спустилась в подземку. До встречи с Лерой было ещё три часа, гулять по городу — не вариант: на улице ветер и снег, магазины и кафешки ещё закрыты. Оставалось метро, куда и собиралась пойти Мила, но тут эти воришки отвлекли. Девушка вошла в подземку, купила билет и спустилась на станцию. Какая тут была красотища, будто в картинную галерею попала. Своды Киевской украшали огромные фрески с жизненными сюжетами. Девушка медленно переходила от одной, к другой, рассматривая картинки.

— Сержант Рыжов, предъявите документы, пожалуйста, — за спиной оказался мужик в полицейской форме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мила вытащила из рюкзака свой паспорт и протянула стражу порядка.

— С какой целью прибыли в столицу, — дошел полицай до странички с пропиской.

Но девушка не успела ответить, сзади подлетел её недавний обидчик, сгреб её в охапку и весело кинул:

— Рыжов, кончай, это девушка моя, иди себе другую поищи, — и, выдернув из рук полицейского паспорт, подтолкнул Милу в направлении платформы.

— С ними лучше не контактировать, — быстро сообщил он и вместе с толпой, увлекая за собой Милу, влился в вагон поезда. — Меня Лёха зовут.

— Ты что о себе возомнил, бессмертный что ли? — Мелана попыталась отодвинуться от парня, но вагон был настолько переполнен, что попытка оказалась безуспешной.

Со всех сторон давили спешащие на работу и учебу пассажиры, так что Мила стояла крепко прижатая к широкой груди Лёхи. Задрав голову вверх, она зло сверкнула на него глазами и стала пробираться к выходу. На остановке, еле успела выскочить из вагона и с облегчением выдохнула, увидев, что парень поехал дальше. Мила прошлась по коридору с белыми сводами, провела пальцами по гладкому серому мрамору стен, рассмотрела барельефы и села на лавку на платформе. Нет, она никуда не собиралась ехать, она просто убивала время.

В Москву она приехала не просто так, недавно она познакомилась в интернете с девушкой Лерой. Та была молодой художницей, имела собственную студию и давно приглашала Милу к себе. Мелана хотела рисовать, но все её рисунки оставались только в голове, перенести изображение на бумагу она не умела, а так хотелось. Лера любезно согласилась дать пару уроков, она вообще была такой неземной, воздушной, что Мила просто с ума сходила от противоречий. В её мире нужно было всё время что-то делать, добиваться, стремиться, а Лера просто жила и наслаждалась. Студия была на Красной Пресне, но так как времени до условленного часа было ещё достаточно, Мила никуда не спешила, а просто сидела, наблюдая за подходящими поездами, нетерпеливыми, спешащими людьми и потоком нескончаемых пассажиров. После маленького города масштаб Москвы вдохновлял, здесь была сила, движение, мощь.

Погруженная в свои мысли Мелана не сразу заметила, что кто-то присел рядом.

— О чём задумалась? — спросили справа.

Девушка повернула голову и простонала от бессилия:

— Опять ты? И чего ты ко мне привязался? Что тебе надо?

Рядом сидел Лёха и довольно лыбился.

— Сам не знаю, понравилась ты мне, необычная такая, как тебя зовут?

— Мелана, — ответила она безразличным тоном, похоже ей сегодня от него не отвязаться.

— А почему тут сидишь? Идти некуда?

— Есть куда, только рано ещё, у меня встреча через два с половиной часа, а на улице гулять холодно, вот и сижу.

— А где встреча? — не унимался парень.

— Вот любопытный то, неужели у тебя своих дел нет? Иди телефоны воруй, — бросила девушка.

Лёха на время замолчал, но не ушёл. Он взвешивал обиду и интерес. В конце концов любопытство перевесило, и он предложил:

— Тут недалеко Макдак есть, уже открылся, пойдём кофе попьем, поболтаем.

У Милки во рту нарисовался отчётливый привкус горячего бодрящего напитка. Она вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела и молча кивнула Лёхе головой. Парень обрадовался, повесил себе на плечо её сумку, и по хозяйски схватив за руку, потащил по коридорам метро к нужному поезду.

Доехав до станции «улица 1905 года», ребята вышли из метро и тут же попали в настоящую февральскую метель. Ветер порывами рвал воздух на части, услужливо насыпая холодной снежной крупы везде, куда только мог дотянуться. Милка стянула с шеи широкий теплый шарф и накинула на голову, как платок.

— На Марфушу похожа, — хохотнул Лёха, но сразу осёкся и добавил, — да шучу я, не злись.

Макдоналдс был совсем рядом, пара пешеходных переходов и ребята уже внутри теплого помещения. Даже в ранний утренний час у кассы толпилось много людей. Мила пошла занимать столик, а Лёха отправился покупать кофе.

— Расскажи о себе, — спросил парень Мелану, откусывая большой бургер. — То что ты сделала с моей рукой, что это было?

— Это моя сила, — спокойно ответила девушка, — я ведьма.

— Да ладно, гонишь, ведьмы все старые и страшные, а ты вон какая…

— Какая? Ну какая? — переспросила Милка.

— Красивая, молодая, — парень немного замялся и замолчал.

— Ведьмы разные бывают, — звонко засмеялась девушка. — Я такая!

— Докажи, — не унимался Лёха, — ну сделай что-нибудь ведьминское, пожалуйста.

— Ты мне не веришь, жалкий человечишко, вот твоя расплата, — Мила в шутливом театральном жесте провела руками над столиком и дунула на Лёхину еду.

— И чего? — не понял пацан, глядя на весело смеющуюся рыжую девчонку.

Её огненные мелкие кудри длинными прядями рассыпались по плечам. Холодная бледная кожа, пухлые губы, а в серо-зеленых глазах плясали искорки демонята.

— Я по серьёзке попросил, а ты ржёшь, — Лёха поднес бургер ко рту, с намерением откусить, но тут же бросил его обратно в коробку, — вот чёрт, реально ведьма, офигеть.

Булка и котлета были полностью покрыты плесенью. Парень испуганно посмотрел на Милу:

— А то что я уже съел? — видно было, что его подташнивает.

— Там всё нормально, успокойся и ешь дальше, тебе показалось, — девушка с удовлетворенной улыбкой продолжала свой завтрак.

Лёха недоверчиво рассматривал свой бургер, аппетитная свежая булочка чуть съехала со свежепожаренной котлеты, хрустящий салат, лук колечками, соус, всё было в порядке. Но он явно видел плесень, она полностью покрывала бургер, ему не могло показаться, что за ерунда. Аппетит был потерян. Дальше он пил только кофе, предварительно сняв со стакана крышку и проверив внешний вид содержимого.

— А что за встреча? Ведьминский шабаш? — в тишине сидеть было некомфортно, и Лёха решил продолжить разговор.

— Нет, — спокойно, не обращая внимания на его провокацию, ответила Мила. — Я встречаюсь с художницей, мы познакомились в интернете, она обещала мне пару уроков по рисованию.

— Зачем? — искренне удивился парень. — Тебе не рисовать надо, тебе надо…

— Колдовать? — закончила за него фразу Милка, — ты как мои предки, они тоже мне весь мозг своими наставлениями изгрызли. А я хочу рисовать, и буду рисовать, и идите вы все лесом, — девушка посмотрела на часы и разочарованно вздохнула, до встречи ещё полтора часа.

— Ладно-ладно, успокойся, я не хотел тебя обидеть, ну просто это же очевидно, есть сила — надо пользоваться.

— Согласна, надо, но быть в деревне целительницей — это совсем не то, о чём я мечтаю. У меня другие планы, и даже не спрашивай какие, не скажу, — Мелана уставилась в окно, всем своим видом показывая, что тема закрыта.

— Давай номерами обменяемся, — неожиданно предложил Лёха, — может тебе после встречи захочется погулять или ещё что, я составлю тебе компанию. Приставать с расспросами больше не буду, обещаю, — он достал свой мобильник и, набрав номер, который продиктовала Мила, сделал прозвон. — Сохрани, я тут много кого знаю, смогу помочь если что.

— Спасибо, если что — позвоню.

Лёха нехотя попрощался и, поняв, что ловить здесь больше нечего, пошёл по своим делам. Мелана осталась, она достала смартфон и полезла в соцсети коротать время.

Встреча с Лерой

— Лера, привет, ты просила позвонить за полчаса, напомнить о встрече, — Мила нашла на Яндекс картах нужный адрес, прикинула сколько по времени туда добираться и теперь звонила знакомой художнице.

— Да, привет, а что, уже сегодня? — почему-то удивилась Лера, хотя только вчера они списывались в ВКонтакте и обо всём договаривались. — Приходи, только у меня индивидуальный будет на занятии, ну ладно, что-нибудь придумаем.

Мелана вышла на улицу, метель закончилась, ветер утих, щёки обжигал небольшой морозец. Мила шла по брусчатому тротуару и разглядывала витрины и вывески. Москва. Она понимала, что здесь всё по-другому, но не думала, что так разительно. Ей нравилось всё: высокие здания, огромные дороги, быстрое движение всего вокруг, шум, яркие краски, энергия. Девушка кончиками пальцев чувствовала невероятное количество силы в этом городе. Она бурлила, кипела, поднималась и опускалась, но ни на минуту не утихала.

Мила наслаждалась. Пропуская сквозь себя суету огромного мегаполиса, она заряжалась его энергией, напитывалась, становилась сильнее, резче, агрессивней. Да, агрессии тут было очень много, она чёрным покрывалом стелилась по дорогам и тротуарам, скапливалась густыми клубами в укромных подворотнях, выплескивалась из бесконечно открывающихся и закрывающихся дверей. И если обычному человеку видеть это было неподвластно, то Миле картинка представлялась во всей красе.

Было и хорошее, светлое, доброе, но меньше и редкими островками. Меланья не боялась, совсем, ни капли. Она знала, что прекрасно сможет за себя постоять. Ей не давала покоя мысль, что здесь, в столице, гораздо ярче проявляется её ведьминская сущность, хохочет, радуется внутри, пытается вырваться из рамок, в которые девушка её определила. А ведь она приехала сюда не за этим. Цель противоположная. Мелана хочет стать "светлой", помогать, направлять, лечить души.

В своем родном городе про девушку знали все. Если к ней прийти, то проблема обязательно решится: больные выздоравливали, потерянные возвращались, поссорившиеся мирились. Многим Мила помогла, много ответной благодарности получила, но это всё было не то. Сущность девушки требовала, чтобы та помогала тем, кто не знает о ней, и не придёт сам. Ей было важно научиться направлять заблудших, тех кто ещё не нашёл или же уже ступил не на свой путь, у кого всё хорошо снаружи, но мёртвая тоска внутри. Именно к ним она приехала. Именно их ей нужно было направить. Именно таких она сама будет искать.

За этими размышлениями Мелана подошла к нужному зданию. Там, на девятом этаже была студия Леры. Сейчас она поднимется наверх и начнется новый отсчёт её жизни. "Во благо!" — пожелала девушка сама себе и нажала кнопку девять на блестящем циферблате лифта.

Лера открыла дверь и застыла в немом изумлении.

— Привет, это я! — помахала ей Мила, не понимая реакцию. — Ты что призрак увидела?

— Обалдеть, это просто шедеврально, я срочно должна это нарисовать, — и юная блондинка, забыв про гостью, про незапертую дверь, про всё на свете убежала к мольберту. Она быстро сменила холст и вдохновенно начала смешивать краски. Взгляд сосредоточенный, на губах блаженная улыбка, мазки крупные и хаотичные.

Мила вошла в квартиру и прикрыла за собой дверь. Разувшись в прихожей, она пошла по подобию коридора с серыми, покрытыми штукатуркой стенами, к комнате, из дверей которой лился яркий свет. По сути никаких дверей не было, был просто проём, войдя в который Мила увидела всё туже серую штукатурку на стенах. Огромное нежилое помещение с кухней, о которой напоминал только гарнитур, никакой кухонной утвари не было. Да и сами поверхности гарнитура были покрыты слоем пыли, что ярко сообщало о их невостребованности.

Большие пустые окна с широкими подоконниками, никаких штор и жалюзи. В середине студии два мольберта: за одним вдохновенно работала Лера, возле второго сидел на стуле пухлый мальчишка лет десяти и со скучающим видом играл в телефоне. Вдоль стен стояли готовые картины в подрамниках. Мелана медленно рассматривала те, что были видны. По работам был сразу виден почерк художника, быстрые мазки, нечеткое, слегка размытое изображение, похожее на отражение в луже. Картин было много, очень много, любопытство пересилило, и Мила начала переставлять передние работы, чтобы рассмотреть те, что были под ними.

Часто, когда пытаешься сделать аккуратно, получается совершенно наоборот. Одна из переставленных картин поехала по пыльному паркету, углом подрамника задела ещё несколько и потянула их за собой. Раздался громкий грохот падающих на пол работ. Валерия будто вынырнула из глубины, взгляд с мольберта переместился на Милу и медленно сфокусировался.

— А, это ты, не парься, пусть лежат, они у меня часто падают, — бросила она, и снова собралась рисовать.

— Валерия Сергеевна, за мной папа скоро приедет, а у меня груша не получается, — улучив момент начал ныть парнишка.

Лера сморщилась, но быстро взяла себя в руки и переместилась к мольберту пацана. Несколькими мазками его кисти она подправила его изображение:

— Вячеслав, ты снова забываешь про объем, у тебя груша плоская, я же тебя учила уже, блики, тени, структура, почему каждый раз всё заново? — голос совершенно ровный, даже с едва заметными нотками ласки, но внутри Леры бушевало негодование, Мила издалека чувствовала этот пожар.

— Я забыл, — произнес в свое оправдание мальчик и, закусив губу, начал что-то быстро малевать. Лера стояла рядом и иногда поправляла его, обозначая важные нюансы.

Улучив момент, Мила прошла по студии и заглянула в мольберт художницы. На большом белом холсте была она, вернее не сама она, а её огненно-рыжие кудри. Нарисовано было так мастерски, что казалось, сейчас изображение оживёт и повернется.

— Как тебе? — Лера неслышно оказалась за спиной у Меланы. — Думаю нужно добавить света, если его пустить сзади, то можно изменить тон волос по краю, сделать их более воздушными, выделить отдельные пряди, — и не дожидаясь ответа, она быстро начала добавлять цвета на картину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У меня так никогда не получится, — восхитилась Мила, — ты настоящий талант.

В коридоре раздался настойчивый звук дверного звонка. В квартиру зашёл широкоплечий, высокий мужчина лет сорока, с короткой стрижкой.

— Славик, что сегодня? — он уверенным шагом прошёл к сыну, оставляя по паркету мокрые следы от уличной обуви.

— Вот, — мальчик указал на желто-зеленую грушу на холсте, Мила заметила, как парень втянул голову в плечи, ожидая критики отца.

— Ну, уже лучше, — неумело похвалил тот и обвел квартиру взглядом. — Валерия Сергеевна, когда вы уже начнёте рисовать что-то побольше, ну какие-нибудь пейзажи, лес, поле. Груши и яблоки — это скучно. Да и на стену не повесишь эту мазню, — совершенно не заботясь о реакции сына, он подошёл ближе к Лере и взял её за руку. — Вот Вам за урок, в следующий вторник надеюсь на нормальную картину. Славик, пошли.

При выходе из комнаты, взгляд мужчины зацепился за Милу, он сунул руку в карман и достал визитку.

— Позвони мне, — просто и без прелюдий он вложил эту белую карточку в карман черного худи Меланы и ушел даже не попрощавшись.

— Кто это? — спросила она у Леры, но та не отвечала, самозабвенно уйдя в работу.

На карточке было лаконично написано:

Герман Иван Николаевич

генеральный директор ООО "Луч".

Внизу адрес электронной почты и несколько телефонов. Накрыв визитку ладонью, Мила закрыла глаза и попыталась прочувствовать хозяина, но на удивление увидела только серую груду камней, больших бесформенных валунов, сваленных в беспорядочную кучу.

"Интересно", — подумала она и подойдя к мольберту, сняла с него грушу пацана, заменив на чистый холст. Что ж, она приехала сюда рисовать, этим и займётся, а раз Лера ушла в себя, ну и ладно. В таких рассуждениях Мелана взяла кисть и палитру мальчика. Неумелыми движениями она начала смешивать краски.

Скучный тип

Мелана, задумавшись о чём-то своем, рисовала на холсте серые камни. Сначала нижний ряд из пяти неодинаковых кругов, потом ряд выше из четырёх, дальше три, два и один. Получилась пирамида. Рисунок был похож на детский, неровные линии, неуверенные мазки, никаких взрослых деталей и элементов. Как дать объём, как оживить композицию, как пустить свет и наложить тени, она ничего не знала. Мила сделала пару шагов назад и с расстояния оценила свой рисунок.

— Полный отстой, — выругалась она и пошла к Лере, та как раз закончила и, с довольной улыбкой на губах, вытирала кисти. — Как живая, такое ощущение, что сейчас обернётся, — восхитилась Мила работой Валерии.

— Ой, да ладно, — с напускной небрежностью отмахнулась художница, — ты мне льстишь. Но если честно, то я реально кайфанула от твоих волос, они просто очуметь какие рыжие. Картину я тебе дарю, на память. Ну а ты, что нарисовала? — подошла Лера ко второму мольберту.

Мила сразу заметила сморщенный носик и тактичный взгляд.

— Да я сама знаю, что лажа, можешь не сдерживаться в выражениях, — махнула она рукой.

Но Лера, на удивление молчала и задумчиво разглядывала нарисованную пирамиду из камней.

— Знаешь, я не понимаю почему, но я смотрю на твой рисунок, и вспоминаю Ивана Николаевича, будто он рядом стоит и своим жёстким голосом меня направляет. Терпеть его не могу.

— А зачем тогда терпишь? — задала неудобный вопрос Мелана.

Валерия опешила. Она много раз говорила сама себе, да и другим, что Иван Николаевич жестокий тип, что когда он входит в студию, у неё внутри всё переворачивается, что даже деньги брать от него ей неприятно. Её жалели, сочувствовали, приводили примеры аналогичных партнеров. Но никогда не предлагали прекратить с ним сотрудничество. Да и сама она о таком даже не задумывалась.

— Кто он такой? Как ты с ним познакомилась? Почему он вручил свою визитку мне, даже не узнав кто я? — Мила достала из кармана именной кусок плотной белой бумаги и повертела им перед носом Леры. — Почему он тебе не нравится?

Валерия продолжала тупить, было видно, что в голове у неё рой мыслей, но ни одна не подходит для озвучивания. Художница подошла к окну и, опершись локтями на подоконник, молча уставилась на улицу.

— Ну хотя бы кто он, можешь ответить? — не унимался Мелана.

— Без понятия, — тихо проговорила Лера. — Ты знаешь, он, как хозяин жизни, появился, быстро сказал, что ему нужно, обозначил цену и, не спрашивая согласия, начал водить ко мне сына по своему расписанию. Я даже с ним не разговариваю, просто выполняю его требования и получаю за это деньги. А вдруг он заколдовал меня, — глаза Леры широко раскрылись от невероятной догадки, — ты знаешь, я читала, что есть люди, которые реально умеют колдовать и воздействовать на других своей силой.

Из коридора призывно раздался громкий звук мобильного Леры, девушка посмотрела на Милу и в нерешительности направилась к телефону. Оттуда донёсся короткий разговор, состоящий в основном утвердительных фраз: "Да, хорошо, постараюсь, обязательно, конечно…"

Лера вернулась в комнату и вплотную подошла к Меланье:

— Он точно колдун. Видишь, мы только о нём заговорили, а он сразу звонит.

— А чего хотел то? — уточнила Мила.

— Сказал: "Напомни рыжей, чтобы она мне обязательно позвонила".

— Вот хамло, — рассердилась Мила, — я тебе покажу "рыжую". Он ещё не знает, с кем связывается. Сейчас я ему позвоню.

Девушка достала из кармана телефон и, увидев огромное количество пропущенных звонков от родителей, вспомнила, что ставила беззвучный режим. Отложив разговор с незнакомцем, Мила позвонила матери, спокойно выслушала тираду обвинений, объяснила, где она, уточнила, что у неё всё в порядке и волноваться не стоит, пообещала перезвонить вечером и нажала на отбой. То же самое она проделала с отцом, а потом заметила смс-ку от Лёхи. Он был рядом и ждал окончания её занятия. Ну что ж, весьма кстати, может он знает, что за фрукт этот Герман.

— Лера, я пойду, не задался сегодня урок. Давай позже созвонимся, может получится, — по темному коридору Мила дошла до прихожей, оделась и на прощание помахала рукой.

— Ты картину забыла, — Лера вложила ей в руку свёрнутый холст. — Позвони, пожалуйста, Ивану Николаевичу, а то он меня достанет.

— Разберусь, не переживай, — и она направилась к лифту.

На улице её ждал Лёха. Парень замёрз и кутался в пуховик, глубже натягивая капюшон.

— Я думал, не выйдешь, — обрадовался он. — Хотел ещё полчасика подождать и уходить.

— Ты знаешь, кто это? — вместо ответа Мила протянула ему визитку Германа.

— Не, не знаю, но могу пробить, а зачем тебе?

— Очень ждёт моего звонка, а с какой целью — не сообщил. Короче, если можешь — узнай, что это за человек, а там я разберусь, звонить ему или не звонить. Я сейчас в хостел, поможешь добраться, чтобы по картам маршрут не прокладывать, — Мила назвала адрес, и Лёха согласно кивнул.

— Пошли в метро, это на другой ветке, — и парочка отправилась в подземку. По дороге парень сделал пару звонков и разочарованно сообщил Мелане, что удалось узнать. — Это какой-то предприниматель, владеет антикварным магазином, ни в чём серьезном замешан не был, имеет жену и сына, со всех сторон положительный. Всё что удалось узнать, скучный тип, — подытожил Лёха.

— Спасибо и на этом, мне уже спокойнее, — улыбнулась девушка.

— А где ты успела с ним познакомится, тебя ни на минуту оставлять нельзя без присмотра, — пробурчал пацан, он шутливо приобнял Милу за талию, стоя вместе с ней на одной ступени эскалатора, и притянул ближе.

— Но-но-но, — сверкнула на него глазами Мелана. — Ничего такого я тебе не обещала, руки не распускай.

Но Лёху было уже не остановить, не получив сразу жёсткого отпора, он продолжал невзначай прикасаться, брать за руку, гладить волосы. А Миле было приятно, ну и пусть они только утром познакомились, ну и пусть он не из приличного общества, она чувствовала, что Лёха надёжный и не врёт. Была в нём простота и притягательность. Мила расслабилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Добравшись до хостела, девушка пообещала, что если потребуется встреча с антикваром, то она предупредит Лёху, и тот её подстрахует. Парень несколько раз повторил страшилку, про то, что в Москве доверять никому нельзя, что ждать от незнакомцев можно всё что угодно, что не имея связей, глупо надеяться на удачный исход, и всё здесь делается только ради денег. Получив на свои наставления согласные кивки рыжей головой, он обхватил её лицо ладонями, приподнял и нежно поцеловал в холодные от мороза губы.

— Теперь ты моя, — и, не дожидаясь гневных возмущений, Лёха махнул рукой и скрылся за углом здания.

В Мелане дыбилось возмущение от такой наглости, но одновременно с ним теплая волна нежности, как прибой, накатывала и отпускала. С мечтательной улыбкой на губах она зашла в здание хостела. Комнату она себе выбрала ещё неделю назад, чуть подороже, но отдельную. Душ и туалет на этаже, комната отдыха с кухней в холле. Для молодой девушки вполне приемлемый вариант. А там будет видно.

Бросив на пол сумку и рюкзак, Мила сняла верхнюю одежду и завалилась на узкую металлическую кровать в джинсах и толстовке. Пружины матраса скрипнули, тонкая подушка приняла уставшую голову, и девушка закрыла глаза. "Немножечко вздремну и позвоню этому гаду", — пообещала сама себе Мелана и тут же провалилась в сон. Снился Лёха, его поцелуй, весёлые глаза и крепкие объятия. Белый снег, сугробы, они, взявшись за руки, гуляют по аллее какого-то парка. Хорошо, легко, приятно. Вдруг чья-то тяжелая рука легла на плечо Милы, обернувшись, она увидела Ивана Николаевича. "Позвони мне!" — властным голосом сказал он и Мила проснулась.

— Точно гад, даже во сне достал, — вслух выругалась Мелана, разглядывая белую потрескавшуюся краску на потолке. Она дотянулась до мобильника и посмотрела время. Половина четвертого, не день и не вечер, голова пульсировала от резкого пробуждения. — Пойду посмотрю здешнюю кухню, глотну кофе и решу, что делать дальше, — Мила порылась в сумке, достала домашние тапочки и направилась в холл.

На диванах сидели молодые люди уткнувшись в телефоны, никто даже не посмотрел на неё, ну и ладно. Это тебе не деревня, где все друг с другом здороваются, привыкай. В углу стояла кофемашина-автомат. Достав купюру из кармана, Мила вставила её в купюроприёмник и получила картонный стаканчик горячего и ароматного американо. Отпив пару глотков, чтобы не расплескать по дороге, она поднялась к себе на второй этаж и достала визитку Германа.

Набирать номер не хотелось, но Мила понимала, что чем дальше оттягиваешь момент, тем хуже, поэтому она быстро понажимала пальчиком на нужные кнопки и поднесла трубку к уху. После непродолжительных гудков в трубке раздался приглушенный шипящий голос:

— Нужно встретиться, срочно, ты должна мне помочь, пожалуйста.

У Меланы закололо в кончиках пальцев. Так было всегда при общении с теми, кто приходил для снятия порчи и всякой гадости. Значит он под силами зла.

— Когда? — коротко спросила она.

— Сейчас, приходи ко мне в магазин, адрес на визитке, пожалуйста, поторопись, — звонок оборвался, оставив девушку в раздумьях. Идти неподготовленной — опасно, отложить на время — может стать поздно. Что же делать? Мила достала бабулины карты…

Надо идти…

Когда Мила брала в руки бабулины карты, то глаза самопроизвольно наполнялись слезами. Родной бабушки Марфы не стало уже давно, а боль утраты не покидала. Это был подарок на день рождения, с тех пор она их ненавидит. Девушка снова вспомнила свое восьмилетие, друзей-одноклассников, стол с именинным тортом, подарки. Был такой радостный день, с самого утра до позднего вечера. А когда гости разошлись, и в доме наступила тишина, Милу позвала к себе в комнату бабуля. В тот месяц она жила с ними в городе, в квартире. Хворь совсем одолела, боли изводили, только Мила справлялась. Бывало посидит с бабушкой рядом, а той полегче становится, засыпает. Вот и в этот вечер Милка зашла к любимой старушке, прилегла с ней рядом, обняла родную:

— Сейчас, сейчас, — ласково приговаривала девочка, поглаживая морщинистую руку, — сейчас полегче станет, поспишь, а утром новый день.

Но Марфа начала приподниматься на подушках, пока не села:

— Слушай меня внимательно, Милаша. Я сегодня к тебе во сне приду, не пугайся. Мы с тобой в путешествие пойдём по разным местам, много увидишь, ничему не удивляйся, всё правда. Я тебе буду силу передавать, а ты бери, ни в коем случае не отказывайся. Чтобы не произошло, обязательно прими, иначе застряну я здесь и не выберусь.

— Бабулечка, милая, не надо, — Мила, понимая, куда клонит старушка, зарыдала в голос, прижавшись к Марфиной груди. — Ничего не приму, не надо мне, пусть застрянешь, только живи, не надо умирать. Я тебя лечить буду, я с тобой все дни просижу, не уходи, бабушка, пожалуйста.

На рёв ребенка прибежала Галка с Мишкой, но Марфа быстро спровадила родителей строгим многозначительным взглядом, не проронив в их сторону и слова. Около часа бабуля объясняла Миле важность этого шага, вкладывала в голову девочки понятия о жизни и смерти, успокаивала, жалела, целовала сухими губами буйные рыжие кудри внучки.

— Ну, полно, поговорили и будет, спать тебе пора, иди в свою комнату. И про разговор наш не забудь, просьбу мою выполни, как и обещала. Прощай милая, спокойной тебе ночи, — мягким отталкивающим движением Марфа отправила Милу спать, а потом ещё долго разговаривала с Галкой и Мишей. Дедушки Савы тогда уже не было. Он ещё год назад погиб в аварии на предприятии. Несчастный случай. Бабушка Марфа сильно переживала, винила себя, что сына не уберегла, вот тогда то её и подорвала болезнь. Сначала понемногу, незаметно, потом всё сильнее и быстрее бабушка старела, худела, становилась слабее, пока совсем не слегла. И вот настал этот день.

Перед сном мама и папа зашли к Миле в комнату и долго молча сидели, обнявшись втроём. Далеко за полночь в их квартире погас свет, а Меланья очень боялась засыпать. Но. в конце концов, веки отяжелели, глаза закрылись, и девочка оказалась в деревне.

— Ну, готова? — бабушка сидела за столом в кухне здоровая и весёлая, как в прежние времена.

— Готова, — грустно ответила Мила.

— Тогда садись за стол, давай руки и смотри мне прямо в глаза.

Милка сделала всё, как и просила Марфа. Вскоре началось длинное путешествие по разным местам, это была не деревня, не город, и даже не наш мир. Это были какие-то нереальные образы знакомых мест, искаженные до полной неузнаваемости. Нереальные цвета, отсутствие закона гравитации, свет, то яркий, а то такой тусклый, что приходилось выставлять перед собой руки для безопасности передвижения. В месте каждой остановке Марфа находила светящийся шарик, маленький, размером с горошину, и прижимала его к сердцу Милы. Шарик волшебным образом погружался в тело и теплом разливался внутри. Иногда на их пути возникали непреодолимые преграды, иногда сгустки мрака нападали и мешали найти свет, но взявшись за руки бабушка и внучка справлялись со всеми напастями. Наконец они оказались у длинной лестницы, уходящей так высоко, что конца её не было видно.

— Ну вот и всё, родная, теперь моё у тебя в сердечке. Даже если забудешь, оно обязательно напомнит. Будь счастлива, — попрощавшись, бабушка ступила на лестницу и, поднимаясь выше и выше, скрылась в синеватой дымке. Милу со страшной силой потянуло вниз, было непередаваемое ощущение падения в бездну.

Девочка проснулась. В окне ещё черная темень, но часы показывали шесть утра. Сорвавшись с кровати Мила побежала в комнату к любимой бабушке, увидев заплаканную мать и утешающего её отца, всё поняла. Она не испугалась, тихо зашла в комнату и взяла холодную руку бабулечки:

— Я не забуду тебя… — девочка тихо заплакала.

Расклад получился тяжёлый, черные масти преобладали. Не к добру. Бабушка ещё при жизни учила Милку раскладывать карты, и всегда говорила: "Не смотри на них, ощущай, лови состояние. Не можешь поймать, снова вытягивай карту и слушай внутренние ощущения. Не в мастях и картинках подсказки, карты лишь атрибут, всё внутри тебя, прислушайся".

Вот и сейчас, вспоминая наставления старушки, Мила закрыла глаза и сосредоточилась. Идти опасно, это прямо обжигало, клубилось в сознании, заставляло сомневаться и подпускать к себе страх. Но там же, за густой пеленой этих сомнений горело ровное пламя необходимости этого шага. Надо идти. Надо идти одной. Нужно помочь.

Мила оделась и, не раздумывая более ни минуты, направилась по адресу антикварного магазина.

Антиквар

Магазин был в самом центре, на Арбате. Выйдя из метро, Мелана попала на ярко освещённую улицу бурлящую жизнью. Не смотря на февральский мороз, здесь гуляли люди, играли музыканты, рисовали художники, продавали всякую всячину торговцы. Мила во всю глазела по сторонам, после её захолустных Сухиничей, Арбат с его иллюминацией и шумным наполнением был просто параллельной реальностью. Несколько раз её хватали за рукав, пытаясь что-нибудь всучить; она еле выбралась из плотного кольца слушателей уличной музыкальной группы; буквально за пару минут, пока она разглядывала расставленные картины, художник нарисовал её карикатуру и настойчиво убеждал купить на память.

Наконец девушка дошла до нужного дома. Через окна было отлично видно богатый антикварный магазин, витрины с различными статуэтками, картины, иконы, украшения, посуда. В центре и по дальней стене стояли старинные мебельные гарнитуры. А чуть в глубине роскошно выделялся коричневый кожаный диван. На диване, откинувшись на спинку, полулежа, расположился Иван Николаевич. Возле него хлопотала ухоженная женщина лет сорока с красивыми каштановыми волосами. Женщина держала в руках стакан воды и, похоже, давала мужчине лекарство. На этом же диване, но ближе к окну, сидел Славик, сын владельца магазина, и самозабвенно играл в игру на телефоне, не обращая никакого внимания на родителя.

Мила дернула дверь на себя, но она оказалась запертой. Шатенка обернулась на звук, жестами показала девушке, что магазин закрыт, и снова начала что-то говорить Ивану Николаевичу. Мелана уйти не могла, она пришла сюда по зову и намеревалась довести дело до конца. Не смотря на злобу в глазах шатенки, она колотила в дверь, пока та не открыла.

— Ты что, больная совсем, что долбишься? Понятно же показала, уходи! Табличка висит для кого? Написано — закрыто. Читать тоже не умеешь? — набросилась она на Милу, выйдя на порог.

— Скажи Ивану Николаевичу, что рыжая пришла, он меня звал, — не обращая внимания на нападки, спокойно сказала Мила.

— Звал? Тебя? Да кто ты такая? — женщина обернулась и в окно посмотрела на сидящего на диване мужчину. — Видишь, ему плохо совсем, не до тебя, иди уже.

— Просто скажи ему, что я пришла, — настойчиво повторила Мила. Но шатенка уже заперла дверь и пошла к мужчине. Мила увидела, как тот дернулся, в попытке встать, после того, как она ему что-то сказала. После, не открывая глаз, он махал ей рукой, жестом указывая немедленно открыть дверь. Звуков изнутри слышно не было, но по недовольному выражению лица шатенки, Мила поняла, что той было приказано впустить гостью.

Девушка вошла в магазин, но сделав пару шагов в направлении дивана, она схватилась за голову. Здесь было столько энергетически заряженных вещей, что срочно нужна была защита. На минуту закрыв глаза, она досчитала до десяти и прочитала нужную молитву. Боль и фоновый шум отступили, стало легче, теперь можно сконцентрироваться.

— Зачем звал? — Мила стояла перед мужчиной. Шатенка, которая, оказывается, была его женой, вместе с сыном быстро оделись и ушли на улицу.

— Помоги мне, — еле выдавил тот, просящим тоном, — пожалуйста.

— Чем я могу тебе помочь? — поинтересовалась Мелана.

— Избавь меня от этого шума, я уже с ума схожу, в голове постоянно будто кто-то молитвы читает, у меня мозг раком становится, думать ни о чем не могу. Ощущение будто в обморок падаю, слабость, тошнота.

— Откуда про меня узнал? — Мила прислушивалась к тому, что витало вокруг мужчины.

Рваные облака сглаза окружали его голову и при каждом вдохе и выдохе попадали внутрь и вылетали обратно. Слабый докучающий заговор, но видно уже давно на нём. Кто-то разозлился и хотел таким путём вынудить поступить по-своему. Но почему он позвал её?

— Мне про тебя пёс сказал, — слабым голосом ответил Иван Николаевич.

Милу аж подбросило от удивления, неужели уже поздно, совсем крыша съехала, он с собаками разговаривает. Но, отбросив рациональные мысли, переспросила:

— Какой пёс?

— Вон там, возле кассы на полу сидит, — мужчина махнул рукой в нужном направлении.

Девушка подошла ближе и увидела на полу настоящее чучело таксы. Черная гладкая спина, рыжий живот, такса сидела как живая. Мила протянула руку и провела рукой по собачьей шерсти. Словно разрядом в голове замелькали картинки из жизни животного, среди толпы незнакомых людей Мелана увидела мать и бабушку Марфу. Этот пёс её знает, вот почему указал.

— Как ты с ним разговариваешь? Где ты его взял?

— Принёс один чудик, втирал мне, что это ведьмин пёс, денег много за него просил. Ну а мне этот зверь приглянулся, подумал, если и не купят — себе оставлю, — рассказывал Иван Николаевич. — А потом пёс мне прямо в голову мысли вкладывать стал, когда я его гладил. Я попробовал раз, два, дело говорит, торговля в гору пошла, с поставщиками наладилось. И вдруг это… — мужчина потыкал пальцем в висок.

— Вдруг? — хитро прищурилась Мила, поглаживая чучело таксы.

— Ну не знаю, может не совсем вдруг, постепенно, но всё сильнее и сильнее. Поможешь? Сколько хочешь, заплачу. Это он мне сказал: "Увидишь сегодня рыжую, она поможет".

— А больше ничего не говорил? — Мелана смотрела мужчине прямо в глаза. Тот отвёл взгляд и отрицательно помотал головой. — Врёшь! За обман двойная цена, — заключила юная ведьма.

Иван Николаевич испуганно заводил глазами, внутри у антиквара шла битва "за и против". Наконец он выдохнув, признался:

— Говорил, про эту икону говорил, она меня изводит, вернуть её надо хозяйке. Но я же не знаю кому? Мне её принесли чужие люди, как хозяйку искать? — тут же начал юлить и оправдываться мужчина.

— Тройная цена, — сказала, как отрезала, Мила. — Я вижу тебя насквозь, — улыбалась она. — Ты сейчас ради наживы себе хуже делаешь. Ещё немного, и это на твоих близких перекинется, представь как твой невинный сын страдать будет и жена тоже. Верни икону хозяйке.

— Пошла ты к чёрту, — антиквар вдруг резко сунул руку за пояс и, вынув пистолет, направил на девушку. — Снимай этот чёртов сглаз и вали из моего магазина. У меня тут всё схвачено, пристрелю — искать никто не будет. Будет она мне тут условия ставить. Давай, колдуй, считаю до пяти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мелана такого поворота не предполагала, она опешила и замерла. Иван Николаевич тяжело дышал и яростно сверкал глазами.

Неожиданно сзади раздался звук колокольчика на входной двери магазина:

— Дядя, мне б подарочек невесте купить, побогаче, — знакомый голос заставил Милу обернуться, в магазин зашёл Лёха.

Не учи меня колдовать

Лицо антиквара изменилось в доли секунды. Рука скрыла пистолет за полами пиджака. Доброжелательная улыбка и приятный голос мгновенно сменили яростный взгляд. Теперь перед Меланьей стоял милейший хозяин магазина, во всём готовый помочь своему покупателю.

— Добрый день, молодой человек! Вы обратились точно по адресу. Чего желаете для невесты? Вещицу интересную или украшение старинное? Я могу Вам показать много стоящих экземпляров, а если Ваша девушка разбирается в этом, то точно будет в восторге, — за разговорами Иван Николаевич приглашал Лёху вглубь магазина, к витринам с украшениями, а за его спиной махал Миле рукой в направлении двери, выгоняя прочь.

— А мы сейчас у девушки поинтересуемся, чтобы бы ей больше понравилось? Девушка, поможете мне? — Лёха хитро подмигнул.

— Девушка уже уходит, она приобрела то, что ей было нужно и очень спешит, — ответил за Милу Иван Николаевич.

"Ах ты, старый козёл", — выругалась про себя Меланья и, отряхнув с себя остатки страха после направленного в её сторону пистолета, принялась колдовать. Она решила пронять этого жадного до денег хитреца пронзительной болью.

В упор смотря на мужчину, Мила начала шёпотом читать заговор. Его действие наступало мгновенно, вместе со словами тысячи невидимых острых игл вонзились антиквару в спину. От неожиданности тот выгнулся дугой и громко вскрикнул. Но тут же раскрытый в крике рот будто обожгло огнем, голос пропал, мужчина судорожно хватал воздух, держась двумя руками за шею. Но Мила не останавливалась, суставы на плечах прострелило так, что руки плетями повисли вдоль тела, одновременно скрутило живот, жгло в груди. Антиквар повернулся к Меланье и упал на пол от ломающей боли в коленях. Он сидел на полу, прислонившись к витрине, и, не в силах произнести ни звука, умоляюще смотрел на рыжую ведьму.

— Кивни, если согласен на мои условия, — приказала она.

Превознемогая боль, Иван Николаевич старательно закивал. По звонкому хлопку ладоней девушки боль мгновенно отпустила. Везде. Он ощущал себя вернувшимся из ада. Подвигал руками, встал, прокашлялся, ничего. Боли не было.

— Икону вернёшь, сегодня же, хозяйка уже пришла. Сглаз с тебя сняла, больше он тебе докучать не будет. В плату за помощь беру твою сегодняшнюю выручку и пса. У меня всё, упакуй мне чучело.

Мила подождала, пока Иван Николаевич завернул в бумагу и положил в пакет таксу, приняла от него увесистую стопку купюр и спокойно пошла к выходу. Лёха галантно открыл ей дверь, пропуская вперёд себя.

— Не забудь про икону, — бросила на прощанье Мила и магазин опустел.

--

Иван Николаевич устало опустился на любимый кожаный диван. "Вот стерва", — подумал он. В одночасье он лишился выручки, любимого чучела, да ещё икону вернуть надо. Сплошные убытки. За окном антиквар снова увидел худую сморщенную старушку. Месяц назад её сын продал Ване старинную икону за бесценок, видно понял, что вещь дорогая, а реальную цену не узнал. А Ване это на руку, купил за тридцать, продаст за пятьсот. Теперь старушка приходила к нему каждый вечер, но после его доходчивых объяснений, что икону он не вернёт, а денег на покупку ей не хватит, бабушка просто подолгу стояла возле окна, а потом уходила.

В голове Ивана Николаевича было тихо и спокойно, никакого шума, молитв и хорового пения. Значит ведьма действительно сняла сглаз, а может тогда и не отдавать икону? Откуда она узнает? Откуп получила, вряд ли ещё сюда сунется. Ваня думал. Старушка всё еще стояла возле окна. Вдруг зазвонил телефон, это была жена.

— Ванечка, приезжай домой, я не знаю что делать, — кричала она в трубку в панике. — Славик плачет, зажимает уши руками и жалуется, что слышит какие-то молитвы.

— Давно?

— Минут пять, он не может объяснить толком, говорит в ушах будто кто-то поёт хором, как в церкви. Что мне делать? Его нужно срочно ко врачу, ему плохо, — жена плакала и умоляла его приехать как можно скорее.

— Сейчас закончится, подожди минуту, — Иван Николаевич повесил трубку и пошёл к полке с иконой. Он взял её в руки, со вздохом в последний раз посмотрел на дорогую антикварную вещицу и, положив в пакет, вышел на улицу. Старушка с недоверием следила за каждым его движением, а когда он вручил ей пакет, беззвучно заплакала.

— Спасибо, милок. Спасибо. Я за тебя молиться буду, дай Бог тебе здоровья.

Ваня её не слушал, он пошёл обратно в магазин, заперся изнутри и направился к бару в своем кабинете. На ходу он позвонил жене, удостоверился, что с сыном всё в порядке и, сказав, что переночует на Арбате, достал бутылку коньяка. В полном одиночестве он распечатал её и налил янтарную жидкость в тяжёлый стакан. Денёк сегодня выдался напряженный. Ване хотелось расслабиться.

--

Мила вышла из антикварного магазина и заметила неподалёку худенькую старушку в сером драповом пальто. Бабушка стояла, укутанная шерстяным платком, и тоскливо смотрела на светящиеся витрины.

— Бабуль, это ты за иконой пришла? — Мелана подошла ближе.

Старушка вздрогнула, будто вышла из оцепенения, в котором пребывала. Заморгала, утёрла носовым платочком слёзы и подняла голову на девушку.

— Я, — голос её был тихим и таким тёплым, что на Милку нахлынули воспоминания о её родной бабулечке. Баба Марфа хоть была не маленькой и худенькой, а голос очень похож. Бывало прижмётся Милка к бабулечке, а та по голове гладит и приговаривает: "Ты мой огонёчек, рыжик мой кудрявый, Бог тебя храни".

— Никуда не уходи, подойди ближе к окнам и жди, сегодня он тебе её отдаст, — пообещала девушка старушке.

— Так у меня денег нет, он говорит дорогая она больно, не накопить мне с пенсии. Я так молюсь, через окошко, — она тяжело вздохнула, перебирая сухими сморщенными пальцами уголок пухового платка.

— Хорошо, что молишься, только больше не колдуй, ни к чему хорошему это тебя не приведёт, — Мила назидательно посмотрела прямо в глаза бабушке.

— Да знаю я, милая, знаю. Не хотела же, а Нинка соседка настояла. Говорила мне постоянно, что только это и поможет, иначе ничем его не пронять. Вот она мне и заговорила пепел, а я уж его сюда и высыпала. Каждый день у Бога прощения за это прошу, не знаю, поможет ли?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если крепка в тебе вера, то поможет. Жди, никуда не уходи, пока икону обратно не получишь. Храни тебя Бог, — и Мелана с Лёхой направились в сторону метро.

Только сейчас Мила поняла, как она устала. Нахлынули одновременно пережитый стресс от направленного на неё пистолета и потеря сил от заговора на боль. Не обращая внимания на снег и холод, девушка села на ближайшую лавку и откинулась. В голове гулким эхом пульсировали фразы, куски молитв, какое-то хоровое пение. Мила закрыла глаза, нужно было почиститься и выдохнуть. Наплевав про то, что она не одна и на сильно оживленной улице, девушка быстро погрузилась в транс.

Со стороны это выглядело странно и даже подозрительно, ровное покачивание головой из стороны в сторону и тихое мычание. Опасаясь за то, что Милу примут за наркомана под хорошей дозой, Лёха сел рядом, готовый в любой момент прикрыть полюбившуюся ему ведьмочку. Напротив них сидела на раскладном матерчатом стульчике художница и рисовала. Рядом на импровизированной полке из куска картона стояли уже готовые работы. Маленькие картинки в рамочках для фотографий примерно 10*15. Люди периодически останавливались возле неё, смотрели и шли дальше. Лёха разглядывал рисунки с трёхметрового расстояния, но никак не мог понять, что там изображено.

— Блин, Лёха, ты так громко фонишь, никак не расслабиться, — Мила открыла глаза и толкнула парня в бок.

— Ты чего, я вообще молчал. Просто сижу рядом, а то подумают, что ты под кайфом, ментов вызовут.

— Да ты извилинами скрипишь громче, чем поёшь: «Что это? Что это?» Что ты там такого интересного увидел?

— А ты что, мысли читать умеешь? — опешил парень.

— Не всегда, но если так навязчиво гонять одну и ту же, то могу.

— Ты бы лучше научилась мысли читать у антикваров, прежде чем к ним в магазин соваться. Хорошо адрес фартовый, а так бы я может и не запомнил. Что бы он с тобой сделал тогда? Вовремя я успел. Почему ты его сразу не заколдовала?

Мила обиженно надула губы. Ей не нравилось, когда тыкали в её непрофессионализм. Она сама прекрасно знала свои пробелы, училась, старалась. Но такие как Лёха, увидев немножечко из её арсенала, сразу начинали учить жизни. Сами бы попробовали с этим жить, наверняка уже в дурку загремели бы.

— Это магические ритуалы. Но делать их можно из состояния спокойствия и уверенности в силах. А он меня своей пушкой из равновесия вывел. Я занервничала. Растерялась. Что тут непонятного.

— Вот-вот. А я тебе говорил, зови меня, сразу примчу. Почему не позвонила заранее? — он выжидающе смотрел на её полные упрямства глаза.

Посверлив его взглядом, Мила фыркнула и встала со скамейки.

— На тебе плату за спасение, и больше меня не ищи, — тряхнув рыжими кудрями, девчонка вынула из кармана дневную выручку антикварного магазина и вложила Лёхе в ладонь. — Не люблю обязательства, а отчитываться ещё больше не люблю. Пока!

Парень смотрел то на деньги, то на удаляющуюся спину Меланы. Потом вскочил и помчался её догонять.

— Мил, да я не хотел обидеть, я за тебя реально волновался, постой, — он догнал её и, схватив за локоть, повернул к себе лицом. Тут же пронзительная боль заставила руку повиснуть вдоль тела. Стиснув зубы и стараясь не обращать внимания на боль, Лёха схватил её за рукав другой рукой. — Давай поговорим, — с натугой выдавил он.

Мила молча ждала, когда он её отпустит, усиливая интенсивность боли. Парень терпел, было видно, что ему плохо, но он упорно держал рукав и смотрел прямо ей в глаза. Минута тянулась, как целый час. Взгляд Лёхи потерял чёткость, вторая рука слабела, и девушка освободилась от его хватки. Её губы тронуло еле заметное удовлетворение от победы, но тут же глаза наполнились глубокой задумчивостью, и она примиряюще сказала:

— Ладно, не злюсь, — боль испарилась мгновенно, и у Лёхи вырвался громкий вздох облегчения. — Только пообещай мне, что не будешь учить меня, как колдовать. Ты в этом не разбираешься, вот и не лезь.

— Хорошо-хорошо, не буду, обещаю, — парень радостно закивал головой и протянул ей обратно стопку купюр. — И это я не возьму, я тут не при чём.

— Ты появился в нужный момент, ты перетянул на себя внимание, не вызвав подозрение, ты страховал меня, пока я восстанавливала силы. Это нормальная плата за твои действия. Если ты откажешься от денег, то я останусь должна тебе на ментальном уровне. Так что бери, и будем считать, что мы в расчёте.

— Понял, — подмигнул он, — может тогда в ресторанчик? Время для ужина самое подходящее.

Мила оглядела себя снизу вверх, тяжелые ботинки, джинсы, теплый свитер.

— Давай что-нибудь попроще, без пафоса, — предложила она.

— Окей, есть тут заведение неподалёку, мы там бывает с пацанами хаваем, там просто и на любой вкус. Пойдём?

— Пойдём, — и Лёха, взяв её за руку, потащил в подворотню с ярко освещенного Старого Арбата.

Лёхина история

В кафе было тепло и очень людно. Лёха быстро нашёл столик в углу, подозвал официанта и стал деловито изучать меню. Мелана тоже раскрыла кожаный блокнот, пробежалась взглядом по красочным картинкам и, вслед за Лёхой, заказала роллы и чай. Официант ушёл, а затянувшаяся молчаливая пауза осталась.

— Мил, — первым начал парень, — давай договоримся. Я уже понял, кто ты, и в полной мере ощутил, что ты умеешь. Я хочу попросить тебя впредь не применять ко мне свои приёмчики. Я понимаю слова, а твои слова понимаю ещё и быстро, хорошо? Это реально очень больно, — он невольно поморщился, будто снова ощутил острую резь в руке.

Мила картинно округлила глаза, показывая изумление:

— А что же ты меня за руку схватил, когда я уходила? Я вроде понятно сказала — не ищи больше. Или ты не расслышал?

— Это не считается, разговор был не окончен, ты ничего не объяснила, психанула с полуслова, побежала. Я не мог просто уйти, не выяснив причину. Да и деньги эти… Короче, я тебя прошу, не делай так больше, — серые глаза парня смотрели на девушку, ожидая утвердительного ответа. Взгляд был прямой, без тени лукавства.

Мила не удержалась и заглянула чуть дальше. Алёшенька — милый вихрастый малыш на руках у мамы, Лёнька — быстроногий пацан с ободранными коленками, Алексей — смурной, в одночасье повзрослевший подросток. И вот теперь он Лёха, снаружи твёрдый как камень, умный, цепкий, хлебнувший лиха, а внутри прячется всё тот же вихрастый мальчуган. Она заглянула туда всего лишь на мгновение, на секундочку, просто из интереса, а он будто почувствовал, закрылся, отвёл глаза и спрятался за тарелкой с едой.

— Кто ты? Расскажи о себе, пожалуйста, — попросила Меланья, обмакивая в соус роллы. — Я не могу тебе точно обещать, но я постараюсь больше так не делать, — подмигнула она парню, — просто иногда это из меня вырывается неожиданно, бесконтрольно.

— Ну и на этом спасибо, — усмехнулся Лёха. — А что тебе рассказать-то?

— Про свою жизнь расскажи, кто ты сейчас, чем занимаешься и как к этому пришёл? Просто смотрю на тебя, и у меня в голове никак не складывается картинка, твоё внешнее и внутреннее такие разные, почему ты телефоны воруешь?

Лёха громко расхохотался, а потом придвинулся совсем близко и шепотом сказал:

— Я на самом деле шпионом работаю, но это тайна, никому не говори. А телефоны это так, баловство.

— Ну и шуточки у тебя, ладно, не хочешь — не говори, сама узнаю, — тут у Милы загорелся экран телефона, определился номер мамы. Перевернув смартфон экраном вниз, девушка продолжала жевать.

— Не возьмёшь? — Лёха с укором наблюдал за её спокойствием. — Вдруг важное?

— Перезвоню потом, — отмахнулась она.

— Потом может быть поздно, бери сейчас, это же мама.

Нехотя Мила послушалась и нажала зелёную кнопку на экране. Поднеся трубку к уху, она односложно отвечала матери. На том конце бушевали эмоции, Лёха краем уха уловил гневные нотки в голосе, а здесь, в уютном кафе, царило спокойствие и неспешность.

— Мама, в который раз повторяю тебе, я не приеду ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Валентине Петровне так и передай. Я теперь в Москве и беспокоить меня по этим вопросам больше не надо. У меня всё хорошо, папе привет, — тонкий девичий пальчик отрубил связь, разговор был окончен.

— Почему ты так с ней разговаривала? Это же мама, она за тебя волнуется, — попытался надавить Лёха.

— Моя мать за меня не волнуется, она меня с детства боится. А звонила она, потому что так нужно, для галочки, понимаешь?

— Нет, — искренне удивился Лёха, — не понимаю.

Мила тяжело вздохнула, она и сама не понимала, почему так. Но с самого раннего детства, насколько она себя помнила, её мама Галя была образцом ледяного равнодушия и отстранённости. Все родительские обязательства по уходу и заботе о дочери она выполняла, и даже иногда перевыполняла, но никогда у мамы и дочки не было душевной теплоты и близости. Папа был другим, он баловал с улыбкой, гладил по головке, брал на руки и крепко обнимал. Мама же наоборот, при малейшем намёке на сближение, сразу же убегала, отстранялась, находила миллионы поводов и причин не прикасаться к дочери.

У Милы сформировалось уверенное ощущение, что мать её реально боится. Много раз она пыталась заглянуть Галине в глаза, понять, есть ли там любовь, где она прячется, почему невинные поцелуи, которыми родители во дворе щедро осыпают своих малышей, ей, родной дочке Милочке совершенно не доступны. Но мать была закрыта, будто сто преград скрывали от Меланьи сердце её родительницы. Папулю она видела насквозь, часто сидела у него на коленях, держа детскими ладошками щетинистые щёки и разглядывая искорки в родных глазах. С мамой такое было недоступно. Мама её любила только словами и действиями. Контакта не было.

— И не поймёшь, там всё сложно, я сама не знаю, почему так. У тебя с мамой хорошие отношения? — задала она вопрос, переводя разговор в другое русло.

— Моя мама погибла, когда мне было пять. Отца изначально не было. Я с бабушкой рос, а потом и она умерла. Пять лет в детдоме, теперь улица, у меня нет родных. Никого.

— Прости, — пожалела Мила Лёшку. Теперь она понимала, почему он так напрягся по вопросу её отношений с родителями. — Теперь у тебя есть я, — улыбнулась ему Мелана, — не зря же я тебя встретила в первый же день приезда. Не переживай, мы справимся.

— Конечно, — бодрым голосом отозвался Лёха, — мне с тобой ничего не страшно. Антиквар нас уже накормил ужином, хотя тут ещё и на вечерний киносеанс хватит, и на мороженое, пойдём кутить? — его серые глаза вопрошающе хитро улыбались и ждали ответа.

— А почему бы и нет? Только давай я собаку в хостел завезу и свободна.

— Она нам может помешать?

— С ней будет не очень удобно, — ребята дружно расхохотались, заплатили по счёту и повезли сумку с чучелом таксы в хостел.

Оттуда Лёха повёл Милу в кинотеатр, стоящий неподалёку. Накупив попкорна и газировки, они пошли в уютный кинозал на самый последний ряд. Народу в этот час было совсем мало, показывали боевик про какого-то супергероя, но ребятам было не до фильма. Там, на самой галёрке, они прекрасно провели время, а после сеанса Лёха проводил Милу до её временного пристанища.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У меня квартира свободная, я сейчас один живу, — сказал парень как бы невзначай.

— Вот и иди в свою квартиру, — в шутку толкнула его Милка и захохотала. Лёха накрыл её рот прощальным поцелуем и, помахав вслед рукой, подождал, пока она скроется в дверях хостела.

Мелана прошла по пустому холлу, с мечтательной улыбкой. На лестнице на второй этаж её нагнала вахтерша и сразу накинулась с обвинениями:

— Это ты сегодня в одноместный заселилась? В тридцать первый на втором этаже?

— Я, — не понимая с чего такой агрессивный тон, ответила девушка.

— А с того, что собаки в хостеле запрещены, а ты похоже свою без разрешения протащила, — пожилая женщина в синем форменном халате злобно сверкала глазами, не желая даже и слушать оправданий.

— Но у меня нет собаки, это какая-то ошибка, — Мила попыталась вставить своё слово, но вахтерша, как танк двигалась к её номеру.

— Открывай, сейчас посмотрим, что у тебя там за псина.

Пожав плечами Мила достала ключ из кармана и, отперев замок, впустила женщину вперёд себя. Комната была пустой. Дорожная сумка и рюкзак на полу, чёрный мешочек с картами на кровати, тапки возле двери. Вахтерша проверила шкаф, в который Мила ещё не успела ничего повесить, заглянула под кровать, под стол, даже выглянула в окно.

— Странно, — удивлённо заключила она, — ну извини тогда, завтра с твоими соседями поговорю, это они на вой собачий жаловались. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — пожелала в ответ Мелана и закрыла дверь за женщиной.

Девушка сняла верхнюю одежду, взяла гигиенические принадлежности и вышла в душ, который был в конце коридора. Здорово, что она так поздно пришла, никакой очереди, практически все спят. Мила встала под горячие струи воды, смывая с себя насыщенный событиями первый день в столице.

Ведьмин пёс

Ночью Мелану разбудило непонятное шуршание, ворчание и поскуливание. Она открыла глаза и прислушалась. Ничего. «Показалось», — подумала девушка и, повернувшись на другой бок, снова начала проваливаться в сон. И тут неожиданно раздался долгий протяжный вой. Мила подскочила на кровати и обвела взглядом маленькую комнату. В том углу, куда она вчера поставила сумку с чучелом, явно кто-то был.

— Иди сюда, ну иди же, — позвала она.

Шуршание и возня прекратились, но никто не вышел. Тогда Мила встала сама и присела возле пакета. Оттуда на неё смотрели черные глазки пса-призрака. Полупрозрачное тело, свисающие вдоль морды уши и наполненный мольбою взгляд явно говорили о реальности происходящего. Девушка уже встречалась с призраками, и не один раз. Призраки были совершенно не страшные, но всех их объединяло одно — им нужна была помощь, чтобы уйти в другой мир.

— Ну и что же нужно тебе? — вслух спросила Мила у пса.

Тот посмотрел по сторонам, понюхал для верности воздух и решился выйти из своего укрытия. Но, не пройдя и нескольких шагов, он дернулся, будто к нему была привязана веревка, которая не давала пойти дальше.

Мила наклонилась к пакету и увидела, что пса и чучело связывает призрачный поводок. Она ещё раз спросила у призрака, что он хочет, и чем она ему может помочь, но тот упорно молчал. Вспомнив, что она испытала в антикварном магазине, Мила принялась гладить чучело таксы, возможно, так он передает информацию. Но тут тоже было абсолютно тихо.

Мила взяла чучело в руки и, сев на кровать, зажгла свет. Призрак пса скрылся, но девушка чувствовала, что он здесь, рядом, просто очень слаб, поэтому совершенно не может объясняться. На животе у чучела Мелана разглядела шов, который, не задумываясь, начала распарывать маленькими маникюрными ножницами. Внутри были опилки. Мила высыпала всё содержимое на пакет и нашла тонкий кожаный ошейник, который похоже принадлежал этой собаке ранее. Повинуясь какому-то внутреннему ведению, она надела ошейник на шею чучела и задумалась.

Призрак привязан к чучелу, это ясно. Что сделать, чтобы разорвать эту связь? Самый лучший и простой способ — сжечь чучело, но оно большое. В деревне с этим гораздо проще — кинул в бочку, плеснул бензина и готово, а здесь? Где в Москве найти бочку для сжигания, чтобы не привлечь к себе внимания? Требовалась помощь Лёхи.

Мила посмотрела на часы. Стрелки показывали половину третьего ночи. Решение этого вопроса откладывается как минимум до утра.

— Я тебе обязательно помогу, — выключив свет, сказала Мила призрачному псу. — Просто тебе придётся ещё немного подождать. Хорошо?

Такса наклонила прозрачную голову набок, будто пыталась понять, о чём ей говорят. Умные глаза смотрели на Мелану и чего-то ждали.

— Дождись утра и не буди меня больше, — строго погрозила пальцем девушка. — А то не высплюсь и никуда не пойду.

Пёс тихо заворчал, принимая условия, и исчез. Мила легла спать дальше.

-

Утром, вместо будильника Мелану разбудил настойчивый звонок телефона. На экране светился номер Леры.

— Привет, — сонным голосом поздоровалась Мила.

— И тебе привет, — в интонации Валерии чувствовалась паника и страх. — Ты чего натворила? Мне сегодня Иван Николаевич звонил, расспрашивал про тебя всё, кто ты, откуда, как со мной познакомилась. Я ему конечно ничего не рассказала, но блин… Он похоже на тебя зуб имеет, и не маленький.

— А что ты ему вообще сказала? Про меня, — сев на кровати и протирая глаза, спросила Мила.

— Сказала, что ты мне по объявлению звонила, приходила на пробный урок по рисованию. Я его уверила, что первый раз тебя видела и ничего про тебя не знаю.

— Ну и молодец, спасибо, — зевая, похвалила художницу Мелана.

— Молодец, — передразнила её Лера, — он наказал сразу же сообщить ему, если ты ко мне ещё на урок придёшь. Злой был, как чёрт.

— А ты знаешь, как черти злятся? — засмеялась Мила, представив яркую картинку со сморщенными от злости пятаками чертей.

— Вот ты ржешь, а он между прочим на полном серьёзе говорил. Деньги имеет, связи есть. Найдёт тебя, мало не покажется.

— Ладно, я поняла, спасибо, что предупредила, — Мелане совсем не хотелось развивать эту тему дальше, и она обрезала разговор. — Я позвоню тебе на днях, я всё-таки хочу пробный урок. Так что готовь краски, скоро будем рисовать.

— Хорошо, смотри аккуратней, — напоследок пожелала Лера и повесила трубку.

Мила задумалась. Что ей может сделать этот антиквар? Если у него есть пушка, то возможно он попытается ей отомстить за унижение и боль, которыми она вчера его помучила. Как он её найдёт? Наверное это несложно, он знает её номер, значит сможет найти хостел. Засада. Нет, она конечно не трусиха, но против пушки не пойдёшь. Нужен Лёха.

Долгие гудки в трубке действовали раздражающе. Наконец, после третьего звонка Лёха взял телефон и быстро ответил:

— Говорить не могу, перезвоню через час, — и отключился.

Первой реакцией было обозвать его козлом, но потом она всё взвесила и напомнила себе, что парень ей ничем не обязан, и у него могут быть свои дела. Нужно выселяться, так будет безопаснее. Новый хостел она найдёт по адресу и заселится, не указывая свой номер телефона. На душе отлегло. Теперь надо прибрать опилки от чучела, взять кофе и начинать искать новое место жительства. Жаль, что деньги уплаченные вперёд вернут только наполовину. Ну ничего, переживём.

Переезд

Мила пила кофе из картонного стаканчика и искала в интернете хостел с удобным для неё расположением и условиями. Тут позвонил Лёха:

— Мил, привет, у тебя что-то срочное? — голос был запыхавшийся и глухой, будто говорили из замкнутого маленького помещения.

— Ну не то чтобы горит, но для меня важное. Мне нужно найти место, где можно беспалевно сжечь чучело собаки — это первое. А второе — я переезжаю, правда пока не знаю куда, но срочно.

— Как переезжаешь? Зачем переезжаешь? Ты же только вчера приехала? Можешь подождать до вечера, я приеду и мы с тобой всё разрулим. У меня сегодня денёк бешеный выдался, освобожусь только после восьми, а может немного позже. Подождёшь?

— Лёш, меня антиквар похоже ищет, а я, если честно, боюсь. Я заселюсь в другое место, а вечером созвонимся. — Мила уже хотела повесить трубку, но парень быстро предложил решение проблемы.

— Пиши адрес и езжай туда, это моя квартира. Сейчас там никого нет. Я позвоню соседке, чтобы она тебе ключ дала. Жди меня там, пожалуйста, не отказывайся, — на заднем фоне слышались приглушенные голоса. Лёха продиктовал адрес, сказал номер квартиры соседки и быстро попрощался. В трубке послышался громкий шёпот: «Харэ трепаться, валить пора!» Связь прервалась.

Мелана посмотрела на картах адрес квартиры, ехать далеко, от метро не близко, но зато квартира. Отказываться от того, что само благополучно идёт в руки плохая примета, в следующий раз судьба может так не побаловать и пройти мимо.

— Ладно, на сегодня подойдёт, а там решим что-нибудь, — подмигнула она чучелу таксы и начала собирать сумку.

-

Почти час в метро и пятнадцать минут пешком. После Сухиничей, где практически всё в шаговой доступности, Москва поражала своей бескрайностью. За час в родном краю Мила уже бы доехала до деревни и попила чаю с бабулей. Нет, не попила бы. Нет бабули. Тряхнув рыжими кудрями, словно смахивая тяжёлые мысли, Мила подошла к нужному подъезду. Набрав на табло домофона номер квартиры соседки, она стала ждать ответа.

— Кто там? — раздался хриплый старушечий голос из динамика.

— Это Мила, Вам Алексей должен был позвонить, предупредить насчёт меня, — ответила девушка.

— Ах, Алёшенька, да, звонил, открываю, — раздались короткие гудки, дверь открылась.

Мила поднялась по лестнице на четвёртый этаж, подъезд был чистый, со свежим ремонтом, очень аккуратный. На площадке, высовывая голову в открытую дверь, её уже ждала милая старушка с реденькими седыми волосами, собранными под ободок.

— Заходи ко мне, милая, — будто прочитав недавние мысли девушки, позвала старушка в гости. — Алёшенька сказал, что ты с дороги, давай я тебя чаем напою, поболтаем маленько, — отказать такой милой бабульке было бы грубо, подумала Мила и, улыбнувшись в ответ, согласилась на приглашение.

Положив на пол в прихожей свои сумки, Мила прошла за соседкой на кухню. В ногах у старушки путался большой чёрный кот, похоже этот толстяк выпрашивал что-нибудь поесть, но бабуля привычным движением ноги оттолкнула его от себя и вдогонку прикрикнула:

— Ух, охломон бестолковый, всю пенсию мою проедает, растолстел как бочка, иди отсюда!

Кот обиженно покинул кухню и принялся деловито обнюхивать вещи гостьи. Кошачья чуйка быстро определила, что съестного в сумках ничего нет, и черный толстяк завалился спать прямо на коврике возле двери.

— Красивый у вас кот, — вежливо сказала Мила, чтобы как-то поддержать разговор.

— Красивый то красивый, да только бестолковый, — усмехнулась старушка, — гулять не ходит, мышей не ловит, только спит да ест, эх.

Бабушка поставила чайник на плиту и присела рядом с Милой за стол.

— А ты откуда же такая красавица к Алёшке? Ух рыжая, прям огонь в глазах, — внимательные глаза разглядывали девушку с головы до ног.

— Я из деревни, учиться приехала, — ответила Мила.

— Как-то ты поздно, февраль, уж вторая половина года учебного, на кого учиться то? — любопытство бабули немного напрягало.

— Я приехала учиться рисовать, это не зависит от времени года.

— Тьфу ты, невидаль какая, художницей что ли будешь? Это ж не профессия, а так, баловство, — фыркнула старушка, — вот я в своё время на заводе работала, на настоящем станке детали вытачивала, — она мечтательно витала в воспоминаниях. — Там же и своего Петеньку встретила, эх любовь, молодые годы.

— А потом Петенька к подружке ушёл, а вы так всю жизнь в одиночестве и прожили. А ведь хотели швеёй стать, даже сами себе платья шили, и получалось хорошо, — закончила за старушку Мелана.

У той от неожиданности глаза на лоб полезли, нижняя губа затряслась, а голос от возмущения осип:

— Откуда знаешь? Я никому этого не рассказывала?

— Бабушка, у тебя же в глазах тоска тяжёлая, да и по квартире видно — одна живёшь. А про швею — это я так, ляпнула, что первое в голову пришло, — попыталась выкрутиться Мила, рассказывать о том, что она может видеть судьбу в глазах человека, не хотелось. Старушку это успокоило, и она продолжила:

— А ведь и правда к подруге ушёл стервец, Ленка то покрасившее меня была, да наряжаться любила. А я, дурёха, всё героем труда хотела стать, чтобы на доску почёта повесили. Вот и натрудилась на одинокую старость. Теперь вдвоём с Тимохой живём. Это же мне кота Алёшка принёс, однажды звонит в дверь и просит: «Возьми, баба Клава, пожалуйста. И ему хорошо, и тебе не так скучно». Обещал помогать, не обманул, всегда и корм покупает и деньги даёт. Хороший парень, добрый.

Старушка поднялась, чтобы налить чаю, достала с полки вазочку с конфетами, и поставила чашки на стол. Дальше разговор не особо клеился, бабуля всё расспрашивала, кем Мила Алёшке приходится, но получив стандартное «сестра», поняла, что ей ничего не расскажут. Пока пили чай, баба Клава рассуждала о жизни, о несправедливости, но когда разговор съехал на медицину, Мила засобиралась.

— Баба Клава, спасибо большое за чай, я пожалуй пойду, надо сумки распаковать, в магазин сходить, — вежливо попрощалась она со старушкой и, получив заветный ключ от Лёхиной квартиры, ушла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

-

Открыв входную дверь, Мила попала в настоящую мужскую берлогу. С порога было видно, что здесь никогда не было женщины. Нет, грязи и хлама не было, всё было чисто, но никакого уюта, не квартира, а номер в гостинице. Только самое нужное и совершенно безликое.

— А тебе то что, — вслух рассуждала Мила, — тебе тут может одну ночь переночевать, а потом съедешь. Нечего в чужую жизнь лазить, со своей ещё не разобралась, — она села на диван и достала бабулины карты, надо бы посмотреть, что ей ближайшее будущее готовит.

Кто ты?

Лёхи не было целую неделю. Мила сначала нервничала, звонила по тысяче раз на день, потом успокоилась и просто стала ждать. Заявлять в полицию было бессмысленно, сразу появились бы вопросы: кто она ему и почему проживает в его квартире, да и вообще возможно у него дела, и он совершенно не пропал, а находится в другом месте. Телефон был вне зоны действия сети.

Карты, сколько бы она не делала расклада на парня, упорно молчали. Просто тупик, темнота и ноль информации. На себя Мила тоже делала расклады, там подсвечивало, что-то очень глобальное и непонятное, но явно то, что перевернет её относительно спокойную жизнь.

Мила, чтобы постоянно не гонять разные мысли в голове, старалась себя чем-нибудь занимать. Ей понравилось ходить в парк, который располагался рядом с Лёхиным домом. Утром она гуляла, а днём ходила в студию к Лере. Сначала художница опасалась, что инцидент с антикваром повлияет на её деятельность, но тот похоже ей поверил и больше не искал Милу в студии. Лера учила подругу передавать красками объем и глубину, Меланье было всё равно, что она рисует, ей было важно передать в картине именно эти два аспекта.

Устраиваться на работу Мелана пока не собиралась, накоплений, которые она себе сделала, принимая людей в Сухиничах, хватало. В её планах было найти первого в Москве, кому она сможет помочь. Именно поэтому она училась рисовать, нужный человек, увидев её картину, обязательно обратится, он почувствует, что ему нужно, а потом всё пойдёт как по маслу.

Призрак пса доставал девушку каждую ночь. Как только Мила ложилась в кровать, так начинался скулеж и подвывание. Как объяснить мертвой собаке, что она не может пока её сжечь и освободить от этого чучела? Приходилось затыкать уши берушами и как-то пытаться заснуть.

В одну из ночей в голове у Милы сквозь сон ярко всплыло одно единственное слово — Становка. От этого девушка резко проснулась и открыла глаза. Призрак пса сидел рядом и неотрывно смотрел на неё.

— Наконец заговорил, чего так долго молчал то? Силы все растратил? Ну и что теперь делать будем?

Сон сразу покинул девушку, она посмотрела на часы, было половина третьего ночи. Становка — это деревня её бабушки Марфы. Дом её так и не продали, но ездили туда очень-очень редко, порядки проверить. Не то чтобы воровства боялись, в деревне все помнили сильную ведунью, но просто дом без хозяина всегда начинает разваливаться.

Включив ночник, Мила потянулась к колоде. Вытащив карту, она точно удостоверилась, что надо ехать. Ок. Карты ей никогда не врали, надо значит надо. Слава интернету, сидя на диване, девушка выбрала и купила билеты на поезд.

— Не грусти, сегодня вечером к моим родителям заедем, а завтра уже в деревню, — вслух сказала она псу. На душе стало спокойно от принятого решения, все последующие действия встали в ровную шеренгу, и Мила решила лечь спать дальше.

-

Из коридора донеслись глухие удары, мат и звук открывающегося замка. Она узнала голос Лёхи, но он, похоже, был в полном неадеквате. На часах шесть утра, на улице ещё совсем темно. Парень ввалился в квартиру и шумно запер за собой дверь. Потом он долго и громко разувался и, кинув вещи на пол, протопал на кухню. Мила слышала звук открывающегося холодильника и довольное жевание. Накинув на плечи плед, девушка пошла смотреть, в каком состоянии её друг.

— О, рыжая, привет, — язык заплетался, глаза слащаво поблескивали, — иди ко мне, обниму, — Лёха потянулся навстречу Милке, но она быстро выставила ладони перед собой.

— Тронешь, пожалеешь, — коротко предостерегла она.

— Ой-ой-ой, какие мы грозные, — парень плюхнулся на стул, не рискуя ввязываться в перепалку с юной ведьмой. — А котлетки вкусные готовишь, чуть язык не проглотил.

— Лучше бы ты его проглотил, он у тебя всё равно лыка не вяжет, — девушка взяла с полки стакан, налила туда воды из под крана, отхлебнула большой глоток и, погоняв во рту воду, плюнула её обратно в стакан. — Пей!

— Не буду я это пить, — лицо Лёхи скривилось от отвращения.

— Пей, сказала, быстро, — глаза Милы загорелись яростными огоньками, она заставила парня взять стакан и выпить воду до дна. — Теперь свободен.

Лёха сорвался с места и побежал к туалету, было отчётливо слышно, как его долго и мучительно выворачивает наизнанку. Наконец он вернулся на кухню с побледневший лицом и усталыми глазами. Он хорошенько промыл стакан и налил в него чистой воды. Выпив несколько глотков, он спросил:

— Что ты мне там наколдовала? Я думал, Богу душу отдам, все котлетки уплыли.

— Ничего, абсолютно. Это сработал рвотный рефлекс, зато теперь в желудке чистота и можно принимать абсорбент, есть у тебя дома что-нибудь?

— Не знаю, башка болит, — Лёха держался за виски, — аптечка вон там, на холодильнике.

Мелана нашла активированный уголь и аспирин, заставила парня принять лекарство и отправила на диван.

— Сейчас ты поспишь часика два, а потом поговорим.

— А ты куда?

— В кресле посижу пока, всё равно уже не засну.

— А может ко мне, под бочок, — Лёха широко улыбнулся и тут же резко скривился от боли крепко сжимающей голову.

— Иди спи, герой-любовник, — махнула на него Мила и, устроившись поудобнее в кресле, открыла недочитанную книгу в телефоне.

Лёха захрапел практически сразу, как коснулся головой подушки. Читать при таком звуковом сопровождении было невозможно. Что делать, куда пойти? В парке ещё темно, магазины закрыты. Мелана пару раз сильно толкнула Лёху, но это ситуацию не исправило. Парень перевернулся на другой бок и снова захрапел.

Девушка ушла на кухню, прихватив с собой скетчбук, закрыла за собой дверь и начала самозабвенно рисовать. Мила полностью отдалась потоку и проводила линии, наносила штрихи и раскрашивала, практически не думая о том, что она рисует. Выйдя из своеобразного транса, в который она окунулась, Мелана увидела на листе большое яйцо. Местами оно было прикрыто дымкой, а на передней стенке красовалась большая неровная трещина, расходящаяся в разные стороны. Это явно неспроста. Что это яйцо для неё значит? Почему на нём трещина? Что или кто оттуда вылупится?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мила потянулась к картам, но тут произошло что-то необъяснимое. Рука не смогла прикоснуться к бархатному чёрному мешочку, в котором лежала колода. Сначала рука несколько раз промахивалась мимо, а потом и вовсе ладонь так прижгло, что девушка чётко поняла — карты ей здесь не помогут.

Мила продолжала смотреть на нарисованное яйцо, в какой-то момент ей показалось, что там на рисунке, появляется задний фон, который она не рисовала. Чёрный лес, высокие ели, небольшая круглая поляна. С краю стоял дом, обычный деревянный деревенский дом с резными наличниками, выкрашенными в белый цвет. Занавеска на окне шевельнулась, и за стеклом Мила увидела женщину средних лет с такими же, как у неё рыжими кудрями. "Кто ты?" — мысленно спросила Мелана.

"Я твоя мать", — не раскрывая рта, произнесла женщина.

Ты мне не мать

Мила сидела за кухонным столом и ладонями закрывала изображение на рисунке. В её глазах до сих пор отражалось окно с ситцевой занавеской и рыжая женщина. «Я твоя мать. Я тебя жду» Это было настолько неожиданно для девушки, что буквально выбило её из равновесия. Мелану трясло. Эти слова, как набат громыхали в её голове, эхом отзываясь на кончиках пальцев. Она не понимала, что значит для неё это послание.

Схватив со стола рисунок, она, не медля ни секунды, сожгла его в раковине. Кухня наполнилась едким дымом. Мила открыла окно и вдохнула свежий, морозный воздух февраля. На улице уже рассвело, люди спешили по своим делам, собачники выгуливали своих псов, по двору туда-сюда проезжали автомобили.

— Ты чего делаешь, простудишься ведь! — Лёха вошел на кухню и сразу же, схватился за раскрытую фрамугу. — На улице не май месяц, чтоб полуголой в окошко дышать.

Парень назидательно пожурил Милу и только сейчас заметил её испуганное лицо. Он обнял и прижал её к своей груди, согревая холодные пальцы.

— Давно ты так стоишь? Тебя же всю трясёт. Что случилось? — Лёха пытался заглянуть в глаза девушки, но они были будто стеклянными и совершенно ни на что не реагировали. — Мил, Мила, Мелана, — он потряс её за плечи, приводя в чувства.

— Мне нужно поговорить с родителями, мне нужно всё узнать, это не может быть правдой, — шептала она, но внутри была абсолютная уверенность, что видение её не обманывает.

— А что случилось то? — Лёха налил чайник и, включив тумблер, уселся за стол.

Медленно переведя взгляд на молодого человека, Мелана начала возвращаться в реальность. Взгляд сфокусировался. Мысли собрались.

— Я сегодня к родителям поеду вечером, — сообщила она, — билет уже купила.

— Как поедешь, а я? Я с тобой! — Лёха аж подскочил от такой новости.

— Зачем? — не поняла Мелана.

— Ну как зачем, помочь, поддержать, рядом быть, — отвечал парень.

— А где ты целую неделю был? Я весь телефон оборвала, волновалась, думала, что-то случилось? Почему ты пропадал? — Милу прорвало. — Заявился пьянющий в дугарину и теперь меня поддерживать будет. Сама справлюсь.

Лёха вздохнул и долгим взглядом посмотрел на девушку. Конечно, он не прав, но теперь то не вернёшь время обратно.

— Мил, понимаешь, у меня работа такая. Нельзя светиться пока дело делаешь. Номер у меня теперь другой, я тебе дам. А пьяный, ну так мы это… удачный исход с пацанами отметили. Не злись. Со мной вот так. Кофе будешь? — Он достал чашки и банку растворимого Нескафе. — Тебе с сахаром или без?

— Без, — ответила она. — Ладно, проехали.

Кто она ему, чтобы устраивать разборки и учить жизни. Никто. У него такая жизнь. У неё другая. У всех свои тайны и сундуки. Хорошо хоть он не расспрашивает её о способностях и даре. Узнал, принял, живёт дальше. И ей нужно также поступить: вернулся, всё в порядке, ну и хорошо.

— Лёш, я к родителям поеду, разговор у меня к ним очень важный, а потом в деревню — чучело сжечь нужно. Думаю, за пару тройку дней управлюсь и вернусь.

— Ну как хочешь, я б тебе компанию составил. В разговоры бы не полез, а в деревню бы съездил. Тысячу лет там не был, со времён как бабушка умерла, — парень грустно вздохнул, вспоминая своё детство.

— А как же работа? — напомнила она ему про обязательства.

— Так мы в этот раз на месяц вперёд наработали, — хитро подмигнул он. — Теперь у меня считай отпуск, могу себе и деревню позволить.

— Хорошо, тогда бери билет до Сухиничей на утренний поезд послезавтра, покажу тебе деревню.

***

Мила задумчиво сидела в своей комнате в квартире у родителей. Приехала уже поздно, отец встретил с поезда, мать приготовила ужин, посидели, поговорили. Попытки уговорить дочь вернуться домой Мила сразу пресекала, переводила разговор на завтра, прикрывалась усталостью. И вот она в постели, а заснуть не может.

В углу в темноте Мелана уловила еле заметное движение, будто дымка сгустилась. Бабуля, родная, пришла правнучку поддержать. Мила закрыла глаза и увидела её рядом.

«Не ходи туда, внученька, забудь о том, что видела. Много бед тебе эта встреча принесёт» — говорила Марфа.

«Бабушка, но скажи — это правда?»

«Правда или неправда, как увидишь, так и истолкуешь. Сердцем почувствуй, помнишь, как я тебя учила. Сердце тебя никогда не обманет»

«Я уже чувствую, бьётся оно как бешеное, как думаю о ней, манит, как магнитом тянет, а куда не могу разобрать», — Миле хотелось заручиться поддержкой Марфы, чтобы она пообещала помочь, направить.

«Это твой путь, милая. И тебе выбирать тропинку. Слушай своё сердечко»

Мила открыла глаза. Бабуля ушла. Ничего толком и не сказала, не помогла. Предостережение её было как пророчество, но Мелану оно вовсе не пугало. Приказав буйным мыслям успокоиться, девушка заснула.

***

— Мама, расскажи мне, пожалуйста, как я родилась? — начала издалека Меланья.

Галина даже растерялась, Миша ушёл на работу, они остались вдвоём, позавтракали, сели поболтать, и тут на тебе.

— Обычно родилась, как все рождаются, не маленькая уже, чтобы мне тебе объяснять.

— То есть ты меня рожала? Сама?

— Конечно сама, чуть Богу душу не отдала, трудно ты мне далась, — вспомнила ту ночь Галина.

— В роддоме? — Мила внимательно смотрела на мать, отслеживая её эмоции.

— Мил, ты мне чего тут за допрос учинила? Родила, вырастила, в люди вывела, что ты хочешь узнать. Говори прямо, не юли, — Галя начала нервничать.

— Хорошо, не буду юлить. Мне показали, что ты мне не мать… — Мила продолжала в упор смотреть на Галину. — Как вы меня зачинали? Это твоя яйцеклетка? Отец — это мой родной папа?

Словно обухом по голове, сердце учащенно забилось, во рту пересохло, Галя потянулась за водой. Сделав несколько глотков, решила не говорить правду и невозмутимым голосом ответила.

— Ну и вопросики у тебя, дочка. Как зачинали, любовь у нас была, вот ты и родилась от этой любви.

— Мама, скажи мне, пожалуйста, правду. Я не затем сюда приехала, чтобы сказки слушать. Ты же знаешь, я всё чувствую. И сейчас я не услышала ни единого правдивого слова, — Мила начинала психовать, глаза подёрнулись слезами, но она упорно их прятала за ресницами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Какую тебе нужно правду? Какую? — у Гали сдали нервы. — Уехала, приехала, теперь свою историю рождения расспрашиваешь? Кто там тебе что показал? Я твоя мать, я тебя рожала, мучилась, что ты ещё хочешь услышать?

— Ты ничего не сказала про папу, — осипшим голосом проговорила Меланья. — Он не мой отец?

Галина закрыла лицо руками и молчала, громко всхлипывая. Потом она опустила ладони и обреченно ответила:

— Мы с Мишей встретились, когда я уже беременная была. Физически он не твой папа, но он принял тебя как родную и никогда меня не попрекал этим.

Изо рта Милы вырвался тяжёлый протяжный стон, земля уходила из под ног, комната кружилась, слова матери «он не твой папа» били со всех сторон. Её любимый папуля, совсем ей не отец. Он чужой мужчина, воспитавший её как родную. Нужно собраться, нужно успокоиться, нужно выяснить всё до конца.

— Кто мой отец? Кто он? — дочь смотрела на мать.

— У тебя нет отца.

— Такого не может быть, у всех есть отцы, мне нужно знать это, скажи! — Мила перешла на крик.

— У тебя нет отца. Это проклятие нашего рода, я забеременела тобой сама, без участия мужчины, — удивляясь сама себе, Галя говорила ровно и холодно. Она рассказала Миле про свой сон, про странную историю зачатия, про встречу с Марфой, про их борьбу с проклятием. С каждым словом ей становилось всё легче и легче. Страшная тайна, которую она скрывала от дочери много лет, теперь вышла наружу. Галю покинул страх перед Милой, теперь она её совершенно не боялась. От внутреннего понимания, что она не её мать, и что больше этого скрывать не нужно Галина разразилась истерическим хохотом, переходящим в рыдание.

— Теперь ты рада? Узнала что хотела? Стало тебе легче?

Мила встала, собрала свои сумки, и, оставив мать плачущей на диване, вышла из дома. На улице была метель, колкая снежная крупа билась в лицо, ветер раздувал рыжие огненные кудри. Мила шла на автобусную остановку. Она поедет в деревню, оставаться здесь ей совершенно не хотелось. Ей нужно всё хорошенько обдумать.

Какая же ты дура…

Михаил вернулся с работы пораньше. В планах был тихий семейный ужин. Нужно расспросить Милу, как она устроилась в Москве, чем занимается, какие у неё планы. Может он дочке помочь чем сможет. Настроение было приподнятое, и он захватил в магазине возле дома небольшой тортик к чаю.

— Дома есть кто? — Миша открыл дверь и удивился гробовой тишине.

Он разделся, поставил торт в холодильник и зашел в комнату. На диване, уставившись немигающим взглядом в стену, сидела его жена Галина. Милы нигде не было. Михаил задернул шторы, включил свет в комнате и сел рядом с женой.

— Что произошло? — он нутром почувствовал неладное. — Где Меланья?

Галя повернула к нему опухшее от слёз лицо и потерянным голосом ответила:

— Она ушла.

— Куда ушла? Галя, что у вас тут произошло, расскажи толком. Почему ты плачешь? Не молчи! — Миша начал заметно нервничать, случилось что-то серьезное. Вчера ещё всё было хорошо, а сегодня…

— Ну что ты, милая? Ну, перестань, — он привлёк к себе жену и, успокаивая, поглаживал по спине. — Ты мне просто расскажи, что случилось, почему ты в таком состоянии, и где наша дочь?

— Миш, она не наша дочь, — резко отстранилась Галина. — Она никогда не была нашей дочерью, она нам совсем чужая, она ведьма.

— Перестань, — в голосе Михаила послышались стальные нотки. — Не наговаривай на Милку, я её с рождения воспитывал, любил и баловал. Она моя дочь и точка. А ещё будешь так говорить, я не знаю, что с тобой сделаю… — пригрозил мужчина. — Куда она ушла? Обратно в Москву поехала? — Миша набирал номер дочери, но абонент был недоступен.

— Она не поставила меня в известность, собралась и ушла. — Галя устало поднялась с дивана и направилась в кухню. — Ужинать будешь? Я разогрею.

— Галь, какой ужин, ты в своём уме? И не смей уходить от разговора, выкладывай, что вы тут друг другу наговорили, — Михаил схватил жену за руку и властным движением вернул обратно на диван. Галя привычно закрыла лицо ладонями и замерла. — Я тебя ни в чём не виню, просто расскажи по порядку, что тут было? — пытался он достучаться до Гали. И прикрикнул приказным тоном, — не молчи!

Припёртая к стенке женщина, понимая, что отвертется не удастся, коротко ответила.

— Она расспрашивала свою историю рождения, я ей всё рассказала.

— Насколько «всё»?

— От начала и до конца, со всеми подробностями, — ответила Галина.

— Дура, — Михаил будто выплюнул это слово, — ты вообще понимаешь, что ты наделала? Она ещё ребёнок, что сейчас у неё внутри? Галя, блин, какая же ты дура, — Миша, схватившись за голову, мерял шагами комнату. В глазах бессилие, на шее вздулись вены. — Мы даже не узнали, где она живёт, сменит телефон, и не найдём её. Полиция искать тоже не будет, учитывая обстоятельства. Галя, ты лишила меня дочери, какая же ты эгоистка.

— Это не твоя дочь, — на всю квартиру закричала Галина, — не твоя, пойми это. Ты ей никто, теперь она это знает. Пусть хоть сквозь землю провалится, лишь бы не возвращалась. Ей там мать родную показали, она и побежала со всех ног, а на нас с тобой ей наплевать!

— А вот это ты зря, — Михаил схватил Галю за плечи и крепко тряхнул, — не смей так о Милке, поняла?

Галя кивнула. Он отпустил её и быстро одевшись, вышел из дома. Куда идти не знал, мобильник дочери был недоступен, Миша просто шёл по улице, не разбирая дороги. Вдруг ему показалось, что его окликнули. Михаил обернулся и увидел Артёма, своего старого друга.

— Куда бежишь, брателло? — Тёма крепко пожал руку и разглядел убитый взгляд друга. — Что случилось? Серьёзное?

— Милка пропала.

— Когда?

— Сегодня, с матерью повздорили. Она вчера на несколько дней приехала погостить, а сегодня уже уехала. Даже не попрощалась. И телефон не отвечает.

— А почему ты думаешь, что пропала. Поехала обратно, и всего делов. Успокоится, отойдёт и сама тебе позвонит.

Спокойная уверенность Артёма подействовали на Мишу отрезвляюще. Паника отпустила, на смену ей пришла холодная логика. И чего он так всполошился, ну и что, что Галка там наговорила. Мила умная девочка, успокоится, взвесит, подумает и позвонит.

— Тёмыч, пойдём выпьем, а? — умоляюще посмотрел он на друга. — Так расслабиться охота.

— Пошли, братан, я сейчас только Светке звякну, и свободен.

* * *

Мелана доехала до деревни на автобусе. Вдоль пролеска была протоптана тропинка, местные ходили. В деревне дорога трактором расчищена, а вот калитка и дорожка в дом были одним сплошным сугробом. Об этом она не подумала. Лёху нужно было брать сразу. Самой ей здесь не справиться. Девушка стояла возле дома бабули и судорожно пыталась что-нибудь придумать.

— Милочка, ты что ли? — с соседнего участка на неё смотрела старушка Егоровна. — А я смотрю-смотрю в окошко, никак не узнаю, кто там стоит. Вот решила выйти на крыльцо.

— Здравствуйте, — вежливо ответила Мила. — Баб Лид, дайте мне пожалуйста лопату, а то мне в дом никак не войти.

— Какая тебе лопата, милая. Сейчас сыночка мой на обед придёт, так он тебе дорожку то и расчистит. А ты иди пока в гости, чаю попьем. Красавица, какая стала, — Егоровна призывно махала рукой. Милка решила не геройствовать, а принять приглашение. На улице мороз, в доме сейчас тоже мороз, пока протопится, а в деревне все свои, родные.

— Спасибо, баб Лид, что бы я без вас делала, — и девушка пошла к соседке.

Чай был вкусный, с сушеной малиной. Старушка по-доброму хлопотала, открывая банки с разным вареньем, и тараторила не переставая. Буквально за полчаса Милка узнала все местные новости, кто, с кем и как живёт, у кого какая жизнь и достаток. Вспомнили бабушку Марфу, и Егоровна всё жаловалась, что после смерти ведуньи в деревне холоднее стало, добра меньше, душевности не хватает.

— Милочка, а ты к нам надолго приехала? — как бы невзначай спросила старушка. — Может, подсобишь людям то? Поколдуешь немножко, как бабушка твоя?

— Не знаю пока, — уклончиво ответила Милка, — пару дней точно здесь буду, может больше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тут пришёл сын Егоровны, бородатый дядя Игорь. Бабулька выпроводила его из дома с лопатой, помогать приезжей. Пятнадцать минут, и Мила уже открывает ключом дверь.

— Спасибо большое, — поблагодарила она старушку и её сына.

— Пожалуйста, милая, пожалуйста.

* * *

В печке горели берёзовые поленья, Мила сидела рядом, укутавшись в теплую Марфину шаль. До вечера протопит, спать в тепле будет. Фоном в голове плыли мысли о матери. Почему она с ней так. Почему вместо ласки и любви — дикий ор и истерика. Нет, она не отказывалась от мамы, она просто хотела узнать правду, это для неё было очень важно, ведь только зная правду можно не попасться на обманные речи в видениях. Но мама не просто рассказала, Мила нутром почувствовала, как она в этот момент отреклась от дочери. Мать выдохнула из себя всю её без остатка, Мила ей больше не нужна. Что дальше?

Девушка давно отключила телефон, чтобы не ляпнуть ничего сгоряча. Она подумает, взвесит, а потом позвонит. Но не матери. Мамы у неё больше нет.

Может ну её, эту Москву

Ночь прошла как в сказке. Мила легла в бабулиной комнате, на высокой старинной кровати с пуховой периной. Провалившись в окутывающую мягкость, Мила вспоминала, как бабушка ей здесь сказки рассказывала, когда не спалось. Лягут рядышком и внучка в момент засыпает. Даже призрак пса сегодня не беспокоил, понял, наверное, что нужно дать ей отдохнуть. Сны снились плавные, добрые, детские.

Проснулась Милка с петухами. Живя в городе, привыкаешь к постоянному шуму от транспорта за окном. Здесь же всю ночь была волшебная тишина, и лишь под утро со всех дворов начало доноситься громкое кукареканье. Решив, не валяться в кровати за зря, Мелана встала и пошла растапливать печь, за ночь она остыла, и в доме было свежо. Сухая береза быстро занялась пламенем, удостоверившись, что огонь не погаснет, девушка закрыла печную затворку.

Включив мобильник, Мила увидела море пропущенных звонков от отца и Лёхи. «Да уж», — подумала она, — «навела я шороху, нужно разруливать».

Но вчера она не могла поступить никак иначе. Зная свой характер, Мила просто напросто боялась наговорить лишнего, да ещё и посыл со словами отправить, который на эмоциях мог вырваться. Вчера нужна была тишина. Одиночество и тишина. А сегодня уже новый день, всё что в душе горело, то утихло. Трезвый разум говорил помириться с родителями и успокоить Лёху. Первому набрала именно ему, парень уже должен был проснуться, обещал утренние билеты на поезд брать.

— Привет, — поздоровалась она в трубку.

— Ура, девочка ответила, — съязвил Лёха, — я тут весь извёлся, ехать — не ехать, куда ехать, как тебя там искать? Ты почему телефон отключила?

— Причины были веские, сейчас всё нормально. У тебя билет на какое время?

— На семь десять, три часа в поезде и потом, как ты говорила, час на автобусе. В двенадцатом часу у тебя буду, не отключайся больше, ок? — отрапортовал парень.

— Хорошо, не волнуйся, буду на связи, пока.

Мила поставила чайник и решила сделать себе бодрящий настой по бабулиным рецептам. Она вернулась в комнату и открыла комод, где хранились душистые травы. Только Мила их заваривала, она же каждое лето их и сушила. Основную часть с собой в город увозила, но немного оставляла здесь, на всякий случай. Открывая тугую берестяную коробку, девушка неосторожно рассыпала Иван-чай. Теперь нужно всё собрать. Ладонью сметая траву, она нащупала что-то в глубине ящика. Что-то было приклеено к задней стенке ящика скотчем. Мила с усилием оторвала липкую ленту и вытащила на свет маленькую чёрную книжечку.

На первом развороте корявым подчерком бурыми буквами было написано «Васса», ниже стоял неаккуратный отпечаток пальца такого же цвета. «Кровь» — догадалась Мила, — «и это точно не бабушкино». Положив книжечку в карман, Мила закончила с просыпанной травой, вернула ящик на место и пошла на кухню. Чайник уже закипал. В большой кружке она заварила травы и села к столу. Найденная книжечка была не на русском языке. Буквы были странными, даже непохожими на английские. Интуитивно Мила поняла, что перед ней заклинания. Некоторые были подчёркнуты красной ручкой, где-то стояли пометки с цифрами, в книжке было много закладок разных цветов. Интересно, чьё это, и почему спрятано у бабушки. «Ну ничего, подожду ночи, а там бабулю спрошу», — мысленно решила она.

Когда Марфа передавала Миле свою силу, то говорила: «Если захочешь узнать, что я знала, обращайся ко мне внутрь себя, ответы придут сами. Расслабься и доверься». Мила так и делала. Иногда ей казалось, что бабуля рядом, и сама ей рассказывает. Иногда перед глазами возникали нужные картинки. А порой, просто из ниоткуда, возникали правильные мысли.

Чай закончился, за окном рассветало. Мила подошла к окну. Как красиво. Пушистые сугробы, покрытые морозным инеем ветви деревьев, дома и от каждого струйка дыма из печной трубы. На востоке красно оранжевая полоса, небо светлое, скоро выйдет солнышко. Может ну её, эту Москву. Остаться здесь, как бабуля, и наслаждаться природой. Но тут же настойчиво постучала другая мысль, совершенно противоположная первой. «Решила — иди. Получишь результат, тогда и вернёшься».

На столе зазвонил телефон. Отец. Разговор был коротким. Мила успокоила родителя, сказав, что с ней всё в порядке, и она в сейчас деревне. Извинилась за отключенный телефон и передала привет маме. Отец пообещал приехать вечером, после работы. Мила согласилась.

Просто сидеть в доме не хотелось. Девушка прибралась, разложила карты, выпила ещё чаю и пошла во двор. Сегодня нужно сжечь чучело, бочка возле сарая, там же и снеговая лопата. Наплевав на всё, Милка прямо по сугробам двинулась в нужную сторону. Она проваливалась в снег выше колена, падала, вставала, смеялась сама над собой и, наконец, добралась до пункта назначения. Отперев замок, она попыталась хоть на немножечко открыть деревянную дверь, думала в щёлку пролезть, но сугроб хоть и сверху пушистый, в глубине был слежавшимся и не давал осуществить задуманное. Пришлось вернуться обратно. Стоя на тропинке и отряхиваясь от снега, Мила заметила у калитки несколько человек. Старушки в валенках и пуховых платках переминались, ожидая, когда на них обратят внимание.

— Милочка, здравствуй, — наперебой начали они, — а нам Егоровна сказала, что ты приехала. У неё ты в гостях побывала, приходи теперь к нам, ждём на чай, на обед, на ужин. Не откажи, приходи посидеть.

Бабушки помнили, что Марфа всегда раньше Милку в гости отправляла, кому «погоду в доме» подправить нужно. Девчонка бывало попьёт чайку с угощением, потрещит всякую ерунду детскую, а в доме будто легче дышать становится, жизнь налаживается. Те животные, с которыми Милка играла и ласкалась, обязательно выздоравливали. А если Милу в огород за ягодой отправить, так осенью урожай — не оберёшься. Любили в деревне девчонку, угодить пытались, задобрить. Вот и сейчас, как узнали, что приехала, сразу засуетились.

— Ладно, бабушки, чаю уже напилась, а на обед приду. Только не одна, кому нужнее? — улыбнулась Меланья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Бойкая толстая Игнатова отозвалась первой:

— У меня борщ наваристый, да пироги горячие, приходите хоть всей семьёй, на всех хватит.

— Хорошо, бабуль, придём к часу. А вечером сюда отец приедет, дома будем. Завтра зовите, кому ещё нужно.

На том и распрощались. В половине двенадцатого приехал Лёха. Мила ходила его встречать на автобусную остановку. Парень молча шел вдоль пролеска, погруженный в свои мысли. А как деревню увидел, так и вовсе замер. Чистая, красивая, тёплая.

— Мил, спасибо тебе, прям как у бабули, так на душе легко, будто в детство вернулся. Даже не думал, что я так скучаю.

— Рано благодаришь, — засмеялась девушка, — я тебе работу приготовила, снег нужно почистить до сарая. А как закончишь, так борщ и пироги будут.

— Сама напекла? — облизнулся Лёха.

— Нет, к соседям в гости пойдём, помочь нужно. Я им благодать, а они нам хлеб насущный.

— Не понял, — удивился парень.

— Да и не надо тебе ничего понимать, — потянула она его за руку, — чего замер, пошли. Снег сам себя не раскидает.

Марфино кружево

День промчался незаметно. Сначала с Лёхой двор от снега расчищали, потом они пошли обедать к Игнатовым. Старушка неумолкая расхваливала Милу перед парнем, вспоминая времена, когда ещё была жива её бабушка. Лёха слушал и ел, две тарелки деревенского борща с густой сметаной, а сверху чай и пирожки с разными начинками. Парень плотно накушался и с нескрываемым восхищением поглядывал на рыжую ведьмочку.

А Мила сидела, погруженная в приятные воспоминания, о которых напомнила баба Настя, и мысленно украшала избу белым кружевом, этому приёму её научила Марфа. Ничего плохого тут не было, никаких злобы и зависти, просто старушки привыкли к Марфиному волшебству, к её определённой частоте, к лёгкости. Вот и хотели вернуть всё как раньше. А Марфы нет, к кому обращаться? Конечно же к Милочке.

— О, я такой вкусной еды тысячу лет не ел, — нарушил старушечье повествование Лёха, шумно откинувшись на спинку стула. — Спасибо вам большое, это просто рай на земле.

Старушке сравнение понравилось, и она парню парного молочка козьего пообещала с собой дать, если ребята в сарай сходят козочек погладить. За столом сидеть больше не хотелось, и было решено идти к козам. Лёха уже наглаживал острые спины Белки и Стрелки, трепал их по твердым лбам и чесал между рожек, а Мила всё ещё стояла на пороге, не решаясь войти.

Сделать шаг мешал пронзительный черный взгляд маленьких блестящих глазок. В дальнем углу сарая, под самым потолком, в клубах паутины прятался он. Кто это был, Мила ещё не поняла, но особенно ярко ощутила холодную пустоту идущую оттуда.

— Баб Насть, что у тебя в углу, что там висит, — Мила указала туда, откуда её рассматривали эти противные глазки.

— Так это датчик, от дыма. Тут у нас жил пару лет назад мужичок один, комнату у Зориных снимал. Говорил, что всегда мечтал в деревне пожить. Постоянно в лес шастал. Дома его почти не видели, никому до него дела не было. А в один день он по дворам ходить начал и хвалить эти датчики. Показывал как они на дым реагируют. Говорил, что от любого пожара уберегут. Даром отдавал. Ну я и взяла тогда один в сарай. А что, бывает в сильный мороз я тут обогрев моим мохнатым включаю. А с таким датчиком всё безопаснее.

— Бабуль, так он уже давно не работает, твой датчик, — вставил Лёха, подойдя ближе к тому углу. — Небось батарейки сели, ты же не меняла?

— Какой там меняла, скажешь тоже, я ж до него и не дотянусь, лестница нужна.

— Дай веник, паутину смести, сейчас я его достану.

Баба Настя подала Лёхе веник, и тот, встав на перевернутое ведро, достал с потолка нехитрый прибор. Он покрутил его в руках и, найдя отсек для батареек, открыл пластиковую крышечку.

— Странно, — пробормотал он и быстрым шагом подошёл к Милке. — Смотри.

Девушка до сих пор так и стояла на пороге, лишь прикрыв за собой дверь, чтобы холод не впускать. Приближающийся с датчиком Лёха заставил её непроизвольно отступить и выйти на улицу. Яркое солнце и мороз сразу же рассеяли наваждение, больше черных глаз не было, а на ладони у парня лежала белая коробочка с черной тряпицей и иглами скреплёнными воском.

— Похоже это по твоей части, — протянул ей подарочек Лёха.

— Баб Насть, а кто ещё такие датчики брал? И кстати, как твои козы? Не болели? — Мила жестом отказалась брать датчик в руки и попросила Лёху его не выкидывать.

— Да всё вроде нормально было, никто не хворал, молоко как обычно: летом больше, зимой меньше. А кто брал, так почти все брали, только не знаю, куда кто вешал.

— Понятно, — задумчиво протянула девушка. — Походи по соседям, пусть снимают эти чудо коробочки и мне приносят. Во дворе возле сарая бочку приготовлю, туда пусть и бросают. Лёш, покажи ей.

Парень подошёл к старушке и открыл перед ней крышку датчика. Баба Настя охнула и запричитала, ругая на чём свет стоит того мужика.

— Вот Марфушки не стало, так в нашу деревню и повалили эти черти. Кто ж мог подумать такое. На вид — обычный мужик, и вроде дарил так натурально, говорил, на заводе по производству этих штук работает. А мы то уши развесили. Поверили.

— А что, не один такой в деревню заявлялся? — переспросила Мила.

— А после него какие-то живодёры в перелеске селились. В палатке жили. Всех псов переловили, хорошо мой Серко на цепи привязан. А так, какая собака сбежит со двора, так не возвращается боле. Мы на них участкового натравили. Слава Богу уехали.

— Ладно, баб Насть, пойдем мы. Ты про датчики не забудь, вечером жечь буду.

— Хорошо, Милочка, хорошо. Сейчас всех обегу, не переживай.

* * *

Звонил отец и сказал, чтоб его не ждали. Мама приболела, и он решил побыть с ней. Мила не особо расстроилась. Весь день деревенские заходили в гости и приносили белые коробочки с иголками вместо батареек. Заходила и Зорина Ирина. Посмотрела на Милку, похвалила, какая та красавица выросла. Девушка хотела поговорить с местным фельдшером и пригласила её в дом.

— Тетя Ира, скажи, это же у тебя тот мужик жил, который всем датчики раздавал? — спросила Меланья, разливая по чашкам чай. Лёха уже за сегодня наслушался «всякой мистической ерунды», как он обозвал разговоры с местными, и ушел погулять в лес. Женщины были дома одни.

— Да, Милочка, у меня. Вроде ничем не примечательный, вел себя тихо, не пил, не буянил, никого в свою комнату не водил. А вон чего вышло-то, — Ирина вздохнула, будто была виновата в том, что сразу не раскусила нехорошего жильца.

— А ты комнату после него хорошо проверяла? Ничего там не находила?

— Так что там проверять-то, стул, стол да кровать. У меня там сейчас пусто, я эту комнату только летом использую, а в зиму закрываю, чтобы лишнего не отапливать. Хотя… — Ирина будто вспомнила, — я когда полы мыла после него, замучалась прямо. Везде воском накапано было, оттирала с ножиком. Я ещё тогда подумала, чем же он занимался здесь. А он… Вот чёрт!

— Тёть Ир, — пожурила Милка Зорину. — Ты ж знаешь, будешь поминать его, он и явится, не чертыхайся зазря. Буду жечь всю эту гадость, я узнаю, зачем он это делал. А сейчас можешь мне рассказать, как я родилась? Мать сказала, что меня в бане рожала, а ты роды принимала, так?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Так, точно так. Марфа ко мне с вечера приходила, просила помочь. Почему-то говорила, что Гале в больницу нельзя, не спасут её там, помрёт. Вот я и принимала тебя на свет Божий, — Ирина погрузилась в воспоминания. — Галка действительно чуть не померла, я видела, как она лежала с открытыми глазами и не дышала. Марфа её подняла. Спасла.

— Как? — с жадностью спросила Мелана.

— А так, как заорёт на неё: «Вставай!» И всё крестит, крестит, водой святой кропит, та и поднялась, прокашлялась, и всё в порядке. А мне жуть как страшно было. Там же ещё и грохот был как в преисподней, и свет вырубился. Хорошо, бабуля твоя догадалась заранее свечи везде зажечь. А то бы я не знаю, что делали.

— Этого мне мама не рассказывала, — пробормотала девушка.

— Может пугать тебя не хотела? — предположила Ирина.

— Может… Спасибо, хоть ты мне поведала. Это важно.

* * *

Лёха переживал и упрашивал Милу разрешить ему присутствовать при обряде. Но девушка строго настрого запретила ему выходить из дома и смотреть в окно пока она жжёт собранные датчики. Парень поскулил, поворчал и пошёл спать. За день он намахался лопатой, в лесу по сугробам находился, да и сытная деревенская еда приятно клонила в сон. И как только он коснулся головой подушки, то тут же заснул.

А Мелана дождалась полуночи и, собрав всё необходимое, вышла во двор. В одной руке у неё были пучки травы и пакет с бурым порошком, а в другой сумка с чучелом пса. Мила не чувствовала от пластиковых коробок особенной угрозы, от них было ощущение, что за тобой просто пристально наблюдают. Зачем и кому это было нужно? Непонятно. Тем не менее, лучшим решением было сжечь эту гадость, а потом, пока бочка не остыла, сжечь и чучело. Так она и планировала поступить. Но как говорится: «Мы предполагаем, а Бог располагает».

Возле бочки Милу ждал целых хоровод теней. Они то вытягивались в человеческий рост, то наклонялись, заглядывая безликими головами в бочку. Почувствовав приближение человека тени резко уменьшились и будто втянулись под землю, только на белых сугробах виднелись хаотично перемещающиеся неровные серые пятна.

— Брысь отсюда! — смело подошла Мила и рассыпала вокруг бочки бурый порошок. Тени завизжали и выскочили из круга, не в силах его пересечь. Девушка бросила в бочку пучки трав и, плеснув заранее подготовленный бензин, чиркнула спичкой. Полыхнуло знатно. Возле бочки стоять было очень жарко и Меланья, позабыв про защитный круг, отошла подальше. То, что началось дальше, совершенно не укладывалось в голове у юной ведьмы. Тени начали её тянуть в разные стороны и кружить вокруг с таким визгом, что уши закладывало.

Мила попыталась бороться, читать молитвы и заговоры, но тени не унимались. Они брали её количеством. Их было слишком много. Объединившись они стали сильнее и агрессивнее. Они обдавали её холодом, лезли ей в голову, щипали за тело, туманили взгляд. Мила, что есть мочи закричала: "Прочь!", вложив в крик всю свою силу. Тени на пару секунд замерли, и девушка успела сделать шаг в защитный круг. Уже оттуда она наблюдала, как корчатся от её молитв и рассеиваются дымкой безликие. По мере догарания пластиковых коробок, утихали и их визги. Вскоре на дне бочки остался только черный блин несгоревшего пластика.

Дело сделано, результат есть, а причина не выявлена. Какая же она ещё глупая, отругала сама себя девушка. Самонадеянная и глупая. Бабуля бы так не сделала, она бы хорошо подготовилась, предусмотрела бы разное, не паниковала и действовала бы по плану. Как теперь понять, для чего были призваны эти тени? Мила устало пошла в дом, чучело она поставила в сарай, не до него, силы кончились.

Иди ко мне, доченька

Мила уже неделю жила в деревне. Мать заболела пневмонией. Отец не дал дочери её лечить и отправил в больницу, состояние было тяжёлое. Меланья приезжала пару раз в город, но в терапию её не пускали, с матерью она разговаривала по телефону, читала молитвы за здравие, но чувствовала стену. Высокую, толстую стену, которую ничем не пробить.

Слухи о том, что Мила в деревне не одна, дошли и до города, наконец-то приехал отец. Он смурным взглядом оценил Лёху, сухо пожал руку парню и, немного поговорив с дочерью, уехал обратно в город. Конечно же Мила расстроилась, не так она представляла их первую встречу, но… Обстоятельства, всё из-за них. Мама поправится, и всё наладится, успокаивала она сама себя.

Горелый блин из пластиковых датчиков лежал в сарае. Юная ведьма часто заглядывала посмотреть, может осталась какая-нибудь информация. Но оплавленный кусок упорно молчал, ни дымки, ни искорки. Оставила до весны, как землю мороз отпустит, так закопает поглубже.

Чучело сожгла на следующую же ночь, после хоровода теней. Пожалела тут же. Горело то оно хорошо и спокойно, на дне только пепел остался, никаких эксцессов. Да только получив свободу, призрак пса стал охаживать её с удвоенной силой. Теперь Мила никуда не могла от него скрыться. Видела, слышала, так ещё и ощущать начала. Постоянно в ногах крутился. Спасу нет. А как во двор выйдет, так всё норовит её к калитке позвать и на край деревни увести. Причём от времени суток ничего не зависело. Хоть ночью в ноги на кровать ложился, хоть утром до сарая с дровами провожал.

С Лёхой у них любовь закрутилась, парень был сильный, не отступал. А Мелане хотелось заботы, расслабиться, побыть любимой девочкой. В конце концов, плюнула на всё и осталась с ним на диване в передней. Больше у бабули в комнате не ночевала.

* * *

— Мил, меня пацаны на сход зовут, нужно быть, — сказал парень утром, уплетая за обе щеки деревенскую яичницу на сале.

— Когда? — спокойно спросила Меланья.

— Сегодня на вечернем поеду, завтра днём перетрём всё что нужно, ну и там позвоню тебе. Слон дельце новое нашёл, будем роли распределять.

— Хорошо, — согласилась девушка, — поаккуратней там. Хотя… — Милка вспомнила, как однажды в предрассветный час видела ангела Лёхи. Высокий, сильный, серый. Такой не даст парню пропасть, но и путь верный не укажет, просто будет оберегать.

— Что хотя? — переспросил Лёха.

— Ничего, всё будет хорошо, не переживай, — успокоила его Мила. — Билеты уже купил, во сколько поедешь?

— Поезд в семь вечера, так что попрощаться успеем, — парень вытер салфеткой рот и, притянув к себе на колени девушку, жадно её поцеловал.

* * *

— Пап, как там мама? — проводив Лёху Мила позвонила отцу.

— Плохо, дочь, плохо. Врачи говорят, что состояние стабильное, но в палату не пускают. Я по телефону слышу, как ей трудно разговаривать… — между ними повисла долгая молчаливая пауза.

— Она не принимает мою помощь, — грустно сказала девушка. — По телефону со мной сухо говорит, будто я чужая. Я извинялась, просила прощения, за тот разговор, но…

— Подожди, дочь, не торопи её, болеет же.

— Пап, молитвы тоже не доходят, я чувствую, — Мила говорила почти шёпотом. — Я не смогу её спасти, прости меня…

— Так, — строго прикрикнул в трубку отец. — Это кто там сопли распускает. Соберись, не ной, врачи делают всё необходимое. И вообще не думай о плохом, всё будет хорошо. Ты там всё со своим москвичом живёшь? — перевёл он разговор в другое русло.

— Ты опять начинаешь? — Мила злилась. — Лёха нормальный парень, пап, ты же сам видел.

— Видел, видел, — обречённо выдавил отец. — Просто я ревную, ты этого не поймёшь. Пусть он хоть супермен будет и тысячу раз Землю спасёт, всё равно тебя не достоин. Ты у меня самая лучшая. Пока, дочь. Завтра позвоню ещё.

— Пока.

Милка повесила трубку и хотела пойти прилечь, голова как-то странно гудела, и немного мутило. Но сделав пару шагов в направлении дивана, она снова наткнулась на таксу.

— Ну что же тебе от меня нужно-то? Я уже чего только не перепробовала, когда же ты исчезнешь? — устало простонала на неё девушка.

Такса бегала возле ног и звала на улицу. Мелана надела валенки, старое бабулино пальто и закуталась в пуховую шаль. Здесь все так ходили, тепло и ладно. На улице уже было темно, редкие фонари освещали одинокую улицу. Такса звала в конец деревни.

— Да иду я, иду, — ворчала Мила, шагая по скрипучему снегу. От белизны зимнего покрова, даже в неосвещённых местах было светло. На небо уже вышла луна и ярко светила. Вот уж улица закончилась, а такса всё скулит, подвывает, зовёт за ней идти.

— Куда ж я за тобой по сугробам полезу? Иди сама в свой лес ночью, я домой, — решительно заявила ей Мила и развернулась обратно.

Такса громко взвизгнула и протяжно завыла. Девушка обернулась и увидела в лес ровную протоптанную тропинку, хорошо освещенную луной. В голове заметались мысли о возможном исходе незапланированной прогулки. Если пойдёт, то совершенно неподготовленная. Никакой защиты она с собой не брала. В кармане только телефон. Идти или не идти? Призрак пса ей уже порядком надоел, может проводить его немного, уйдёт наконец.

Мила сделала шаг в направлении тропинки. Призрак вертелся от радости волчком, подпрыгивал и отбегал всё дальше и дальше. Ещё пара шагов. Он носится то глубже в пролесок, то снова возвращается к ней. Если бы пёс был настоящим, он наверное давно бы схватил зубами её за пальто и физически тянул за собой. Наконец она сделала пару шагов по тропинке.

По ушам резко ударила тишина. Всё вокруг будто погрузилось в какой-то серый туман. Стало нечётким и глухим. Мила обернулась. Деревни сзади не было. Как? Она сделала шаг туда, откуда только что пришла, но нога по колено провалилась в сугроб. Вместо деревни мутный ельник. Девушка закружилась на месте, вглядываясь в туман. Только черные деревья и тропинка впереди.

— Бабулечка, — зашептала испуганно Милка, — не оставь меня, помоги чем сможешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пёс успокоился. Он стоял чуть впереди и ждал её, будто знал — теперь она никуда уже не денется.

Мила медленно выдохнула. Взяла себя в руки и обреченно пошла туда, куда её вели. Она ни о чём не думала, ничего не просила, просто шла. В какой-то момент ей показалось, что она слышит пение. Тихий приятный голос тягуче выводил колыбельную. Слова были странными, а мелодия такой знакомой, что у девушки заныло сердце и из глаз потекли слезы.

На небольшой полянке перед ней стоял тот самый дом из видения, и рыжая женщина, улыбаясь в окно, звала: «Иди ко мне, доченька, иди ко мне. Я тебя так ждала»

Ты знаешь, кто я

В теле было непонятное чувство скованности. Мила посмотрела на свои ноги — они шагали. Но то, с какой скоростью к ней приближался дом рыжей женщины, совершенно не соответствовало скорости её ходьбы. Ощущение полёта во сне. Всё ближе и ближе огонёк в окошке, бревенчатые стены, белые резные ставни. Громкий щелчок в ушах, и Мила уже внутри избы. Она пролетела сквозь стену. Это сон! Неожиданная догадка встряхнула её и обдала волной жара сверху до низу. Мозг начал потихонечку искать зацепки, чтобы выскочить из этого состояния.

— Расслабься, — прозвучало рядом.

Мила повернула голову на звук. Она. Девушка будто увидела своё отражение, но на много лет старше. Рыжеволосая стояла рядом и протягивала Мелане свои руки.

— Иди скорее, обниму тебя, — на ней было длинное в пол платье из грубого льна. Вышитый пояс подчёркивал тонкую талию, на груди длинные чёрные бусы. — Не сопротивляйся, я не причиню тебе зла. Доверься мне.

От завораживающего голоса Милу покинули все мысли. В голове звучал только призыв: «Доверься мне!» Девушка сделала шаг навстречу, руки самопроизвольно поднялись в принимающем объятия жесте. Ещё секунда и они сольются в единое целое. Неожиданно громкий настойчивый звук остановил это мгновение. Перед глазами Милы будто замельтешили помехи, как при плохом сигнале антенны телевизора. Связь терялась. Звук становился всё громче и громче, он вырывал из видения, не давал прикоснуться к рыжеволосой, оглушал и дико нервировал.

— Хватит! — изо всех сил крикнула Мила и зажмурила глаза. Когда она их снова открыла, перед ней была черная непроглядная темень пролеска, а сзади слышался лай деревенских собак. Девушка развернулась. Деревня была на месте, горели фонари, тихо падали мелкие снежинки.

Погруженная в свои мысли, она тихо побрела обратно к дому. Призрака пса нигде не было видно.

— Ну хоть от этого хвостатого избавилась, — вслух проговорила Мила.

Машинально сунув руки в карманы, она нащупала телефон и включила экран. Десять пропущенных от отца. Вот что вырвало её из видения. Надо перезвонить. Мелана набрала знакомый номер и поднесла трубку к уху.

— Ты почему не отвечала? Что случилось? Ты где? — взволнованно кричал отец.

— Пап, извини, я задремала, а телефон в другой комнате был, — слукавила Мила, — а что у тебя случилось?

— Дочь, меня сегодня к маме наконец-то пустили, буквально на несколько минут. Она очень хотела с тобой поговорить, а ты трубку не брала. Как нарочно. В общем, я уже домой иду. Завтра вечером заеду к ней в больницу, будь пожалуйста на связи.

— Может я сама ей позвоню? Как думаешь?

— Не получится, у неё телефон сломался, а другой я завтра привезу. Просто не спи завтра в это время, я сам тебя наберу.

— Хорошо, пап. Договорились.

Мила повесила трубку. Вот и бабулин дом. Только сейчас она поняла, как сильно замёрзла. Выходила из дома около шести, а сейчас уже семь. Где она была? Час пролетел совершенно незаметно. В доме тепло. Милка вскипятила чай и отогревалась в кресле под пледом, с горячей кружкой в руках. Мысли текли вяло, накрыла дикая усталость и непомерное желание залезть под тёплое одеяло и заснуть. Знобило.

— Чего я себя мучаю, больше мне никто сегодня не позвонит. Лягу спать, а остальное всё утром.

Мила переоделась в теплую пижаму, натянула шерстяные носки и улеглась в передней на диване. Толстое ватное одеяло укрыло приятной тяжестью. Отключилась мгновенно.

* * *

Снова та тропинка. Снова тот дом. Снова быстрое сближение, проход через стену и рыжая женщина. Сейчас она сидит на лавке и жестом приглашает подойти ближе. Мила расслаблена, она точно знает, что это сон, поэтому не паникует и просто наблюдает за развитием событий. Женщина на что-то показывает пальцем. Проследив направление, Мила видит подвешенную к потолку плетёную люльку. Внутри, на мягкой подстилке лежит большое красное яйцо.

— Это ты, — женщина смотрит на девушку и улыбается.

Рыжая подходит к люльке и бережно берёт яйцо на руки. Покачивая, напевает знакомую колыбельную на непонятном языке.

— Смотри, — она будто протирает стенку яйца и Мила видит внутри настоящего младенца. Маленькая девочка с огненными кудряшками. — Я могу тебе дать гораздо больше того, чем ты знаешь. Могу научить тому, что непонятно. Я наполню тебя до самых краёв. Хочешь?

— Кто ты?

— Ты знаешь, кто я. И ты знаешь, кто ты. Вопрос, готова ли ты принять саму себя?

Рыжеволосая ласково смотрела на Милу, не прекращая баюкать яйцо. Она нежно гладила его гладкие стенки, прижимала к груди, целовала. Девушке казалось, что баюкают её, она ощущала прикосновения этой женщины через скорлупу. Приятное тепло разливалось по телу от поцелуев.

— Что я должна сделать? — всё больше поддаваясь искушению, спросила Меланья.

— Ты должна родиться, прорвать оболочку, сбросить скорлупу, — ответила женщина.

— Как это сделать? — Мила чувствовала, что всё, что она сейчас видит и слышит, это истинная правда. Бегать от себя можно бесконечно, но правильнее остановиться и принять свою истинную сущность. Возможно, будет трудно, возможно легко, но однозначно уже не будет по-прежнему.

— Ты готова?

— Да, — голос прозвучал тихо и хрипло.

— Повтори громче, ты готова?

— Да, — Мила сделала усилие и крикнула, но женщине и этого было мало.

— Ещё громче, ты должна вложить в ответ, всю свою силу, ты должна сказать это так громко, чтобы оболочка лопнула. Отпусти её, забудь, она тебе больше не нужна. Теперь у тебя есть я. Я дам тебе всё, что нужно. Ответь, ты готова к этому?

— Да, я готова, готова, я принимаю тебя!

Крик получился таким громким, что Меланья проснулась. Всё тело знобило. Голова горячая и ужасно болит. Жар, сильный жар. Добравшись до аптечки, Мила нашла жаропонижающее и, приняв его, вернулась в постель. Трясло от холода даже под одеялом. Терпи, нужно потерпеть. Спустя минут двадцать лекарство начало действовать. Стало легче. Девушка посмотрела на часы, они показывали половину пятого утра. Ещё рано, подумала она и снова погрузилась в сон. Больше рыжая не снилась, вообще никто не снился. Было ощущение, что она блуждает в лабиринте, постоянно натыкаясь на препятствия и стены. Даже сквозь сон Мила ощущала тяжёлую головную боль. Казалось, что черепная коробка сейчас лопнет. «Помогите, помогите», — шептала Мила, шагая по лабиринту вперёд. С каждым поворотом проход становился всё уже и уже. Вот она уже не идёт, а буквально протискивается сквозь стены коридора. Повернуть назад невозможно, там сплошная стена. Впереди из-за очередного поворота прорываются лучи густого янтарного света. Ещё немного, последние шаги, только бы пролезть…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кто-то подал руку, крепко схватил её за запястье и вытянул из этого безумного лабиринта. Мила вскрикнула от резкой боли и проснулась. За окном уже светило солнце. Голова была чистая и светлая. Жар прошёл. Тело будто заново родилось. От переполняющей силы Меланья выскочила из-под одеяла на холодный пол, раскинула руки навстречу солнечным лучам и радостно засмеялась. Внутри было распирающее ощущение счастья и наполненности. Как хорошо!

Это я виновата, прости…

Мила решила съездить к матери в больницу. Раз отца вчера пустили, вдруг и ей повезёт. Она чувствовала, что Галина затаила обиду, нужно воочию увидеться, заглянуть в глаза, взять за руку. Мать оттает, она конечно не будет доброй и ласковой, но хотя бы перестанет дуться. А как обида уйдет, так Милка её враз вылечит, заговорит её тело от болезни и дело в шляпе.

Не к месту вспомнился сон про рыжую, Мила как наяву ощутила её нежные поцелуи и ласковое покачивание. Вот бы меня так мама обнимала… "Ты знаешь, кто я. И ты знаешь, кто ты" — эхом прозвучали в голове слова рыжей.

— Знать то знаю, — вслух произнесла Мила. — Только какой в этом толк? Как в этом всём разобраться? Что дальше то делать? Как с этим жить? Что мне это даст?

Вдруг в голове яркой вспышкой загорелась одна единственная фраза: «Призови меня».

— Как? Я даже не знаю её имени, чтобы позвать. В любом ритуале по призыву сущности нужно знать имя того, кого хочешь вызвать. А здесь что? Ни имени, ни фамилии. Как мне тебя звать-то? Рыжая?

Размышляя, девушка собиралась в город. Она приняла душ, позавтракала, собрала сумку, на случай непредвиденной ночёвки у родителей и пошла на остановку. По дороге звонил Лёха, говорил, что соскучился и спрашивал, когда Мила в столицу собирается. Получив совершенно невнятный ответ, решил, что завтра вечером приедет сам на пару дней погостить. А потом уедет уже на долго.

Автобус подошёл чётко по расписанию, Меланья села сзади и, чтобы скоротать время поездки, решила полазить в интернете. Она искала информацию, как призывать того, чьё имя неизвестно. Когда до города оставалось минут десять езды, позвонил отец.

— Мил, — интонация, вздох, молчание, всё говорило о том, что случилось что-то серьёзное.

— Папа, что у тебя? Ну не молчи, говори уже, — непонятное предчувствие заставило сердце ускорить темп.

— Ты в дороге? — услышав характерный шум мотора в автобусе, папа попытался оттянуть главное.

— Да, я еду к вам в город, минут пять осталось. Что случилось?

— Я тебя встречу, жди меня на остановке, никуда не уходи, сейчас буду, — короткие гудки оборвали разговор.

Хорошо, пять минут она подождёт. Пять долгих минут, наполненных тягостным предчувствием чего-то плохого. То, что это плохое, Мила даже не сомневалась. В голову начали просачиваться картинки с информацией, одно за другим появлялись видения. Мелана не хотела узнавать это так, не хотела предчувствовать. Пусть отец расскажет, пусть она услышит из его уст. Она зажмуривала глаза и затыкала уши, но ничего не помогало. Сдержать натиск информационной волны уже было невозможно. Её блокировки были слабыми и совершенно не помогали.

Когда она вылезла на остановке из автобуса и увидела поникшего отца, картинка уже ярко стояла перед глазами.

— Пап, она умерла? — хотя скорее это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Мила прижалась к груди Михаила и заплакала. Отец гладил рыжие кудри, целовал в макушку и молчал. — Как это случилось? — дочь подняла на него полные слёз глаза.

— Она просто не проснулась. Врач сказал, что пневмония дала осложнение на сердце, и оно не выдержало, остановилось. Нет у нас больше мамы, ох Галя-Галя.

— Когда? Когда это случилось, ты спрашивал у врачей?

— Сегодня утром. Примерно в половине пятого. В палате в это время все спали, а когда утренний обход начался, тогда и обнаружили. Мне позвонили сразу, я пока в больницу, в морг, документы, то да сё… А ты уже знаешь… Увидела?

— Да, сразу после твоего звонка… Пап, это я виновата, прости…

— Даже не смей такое говорить, — отрезал Миша. — Как говорила бабуля: «На всё воля Божья». Не бери на себя вину, значит, так надо было.

Дочь с отцом пошли в машину. Михаил завёл мотор и поехал знакомой дорогой к дому. В пути они молчали, каждый сидел погружённый в свои мысли. Михаил пытался отогнать удушающее чувство тоски мыслями о похоронах и помине, вспоминал, что нужно делать и кого звать. Галя была сиротой, кроме мужа и дочери у неё никого. Подруга Светка с Артёмом, вот и все знакомые.

Милка складывала свой сон, жар и время смерти в логическую цепочку. Если она яйцо, как говорила рыжая, то Галина — это оболочка. Тогда, при её рождении мать должна была умереть, именно это Галя рассказывала про проклятие. Бабуля поспособствовала преждевременным родам, сдвинула дату и тем самым спасла и маму и ребенка. Мила должна была родиться пятого марта.

— Пап, сегодня какое число? — сама не веря в свою догадку, спросила Мила у отца.

— Пятое.

— Уже март?

— Он самый. Хоронить седьмого будем, прям перед праздником. Как нелепо, — они подъехали к дому. У Михаила завибрировал телефон. — Мил, иди сама, я тебя догоню, агент звонит, нужно поговорить.

Мелана не возражала. Она взяла сумку и пошла в квартиру. Как же это жестоко. Фоном в голове пульсировала заезженная поговорка: кому суждено сгореть, тот не утонет. Но грудь сдавил тяжёлый камень её вины перед матерью. Она должна была догадаться, почему она так легко согласилась… Эгоистка. Хотела стать собой, силы новые получить, купилась… А может быть тогда, восемнадцать лет назад бабуля уже знала про оболочку, что её нельзя рвать. Она всеми силами учила Милку добру, правильному выбору, передала свой дар, предупреждала… А ведь предупреждала же, прямо говорила — не ходи туда…

Мила открывала дверь ключами и ревела в голос, это всё она, она. Своими собственными руками погубила родную маму. Убийца. Зачем теперь всё это, зачем? Как она будет помогать людям, когда родного человека на тот свет отправила, как? Она не достойна жизни, она не сможет жить с этим, она себя убьёт. Прямо сейчас. Сегодня. Пусть всё закончится, ничего не нужно, она просто ничтожество, она не достойна жизни…

Мила нашла на полке коробку со швейными принадлежностями, взяла лезвие и закрылась в ванной. Она слышала, как пришёл отец, он вежливо постучал в дверь и уточнил, что она там делает. Громко текла вода, и наверное он подумал, что не расслышал ответа дочери. Мелана как в тумане слышала далёкий свист закипающего чайника, а потом наступила тишина…

Принимая дар, принимаешь и грех

Мелана стояла босая на холодном деревянном полу. Оглянувшись кругом, она поняла, что снова оказалась в том доме из видения. Рядом за столом сидела уже знакомая рыжая женщина. Она спокойно вышивала что-то на серой тряпице красными нитками.

За окном раздавался непонятный шум, возня и громкие крики. Девушка различила голоса отца и тёти Светы. Откинув тонкую белую занавеску, Мила увидела родительскую квартиру. Отец, вскрыв замок в ванную, достает её тело, мокрую несёт на диван и начинает полотенцами заматывать ей кровоточащие руки. Тётя Света вызывает скорую по телефону и параллельно старается успокоить Михаила. Отец держится из последних сил, Мила видит, как сильно у него стиснуты зубы. Он слушает её дыхание, просит держаться и ни в коем случае его не бросать. Он разговаривает с ней там, будто она ещё его слышит.

— Я умерла? — Мелана задала вопрос рыжей.

— Пока нет, но если ты действительно этого хочешь, то я тебя отпущу, — женщина, не прерываясь втыкала в тряпицу иглу и снова вынимала её, высоко вытягивая руку.

Красная нить образовывала хаотичные линии и зигзаги. Почему-то Милке очень захотелось узнать, что это за странный за узор, но ей показалось, что сейчас этот вопрос вообще неуместный. Она бросила взгляд в оконце и, не желая больше видеть тягостную картину, задвинула занавеску.

— И что мне теперь делать? — здесь, в тускло освещённом помещении с большим крепким столом у окна и лавками вместо стульев, нерешительный голос Милы звучал глухо и невнятно.

— Для начала определись, хочешь ли ты умирать или останешься жить?

— Я не знаю, — честно ответила Мила. Когда она была там, в квартире, мозг пульсировал одной единственной мыслью — умереть. А сейчас у неё не осталось ни единой эмоции. Она была спокойна и совершенно безразлична ко всему.

— Ты должна решить это сейчас, нить на исходе. Есть только один вариант: или я её обрываю, или связываю узелок. Думай, это твоя жизнь, — рыжая продолжала вышивать.

Посмотрев на нить, Мила заметила, что та стала гораздо короче. Стежки плотнее друг к другу, рука уже не вытягивается кверху, а поднимается максимум сантиметров на пятнадцать над узором. Если нить — это её жизнь, то решаться нужно быстрее. Девушка снова посмотрела в окно. Отец на коленях стоял возле дивана и ласково гладил щёки и волосы своей дочери. Его лицо выражало такую тоску, что казалось, он сейчас просто завоет от безысходности. Вот приехали врачи. Осмотр, капельница, попытки реанимации. Папа в кресле обхватил голову обеими руками. Тётя Света рядом, обнимает его за плечи и просит крепиться и надеяться.

— У тебя осталась одна минута, — раздался голос рыжей.

Мила вздрогнула, одно дело, когда тебя просят решить, и совсем другое, когда на это дают одну минуту. Что выбрать? Что же выбрать? Стало безумно жалко отца. Ведь у него кроме дочери никого не осталось. Он её любит. Что будет если он останется совсем один? От нахлынувшей волны паники у Милы затряслись руки, в глазах горели слёзы и сквозь прерывистое дыхание она крикнула:

— Я не хочу умирать, я хочу жить!

— Вот и умничка, — рыжая закрутила иглой петлю и закончила узор толстым узлом. Маленький кончик красной нитки так и остался на грубой льняной тряпице.

Мила огляделась по сторонам, она всё ещё в доме. Рыжая сидит за столом и аккуратно складывает вышивку в деревянную шкатулку. Там в квартире, за которой она наблюдала из окна, её тело перекладывали на носилки. Отец уже не выглядит таким удручённым, в его глазах теплилась надежда.

— Почему я ещё здесь? Разве я не должна была вернуться в своё тело? — Мелана удивлённо уставилась на рыжую.

— Ух, какая быстрая, — улыбнулась та. — Время ещё не пришло. Пока со мной побудешь, а там и в тело вернёшься.

— А разве так можно?

— Всё можно, если знать как. Вот скажи мне, разве можно было себя резать? — хитрый прищур зелёных глаз внимательно наблюдал за Милкой. — Увидела? Поняла? Самоубийство — это грех большой, нет от него спасения, одна маята.

— Накладывать на людей проклятие тоже грех, — парировала Милка.

— Прыткая, палец в рот не клади, — засмеялась рыжая, тряхнув кудрями. — Грех признаю, немало за него уже вынесла. Покоя до сих пор нет. А хочешь я тебе расскажу, как дело было.

— Хочу, — согласилась Милка.

— Ну тогда слушай, всё что говорить буду, всё правда. Можешь даже не сомневаться, мне уже врать незачем.

Рыжая начала свой рассказ:

"Ведьмин дар мне от бабушки достался, но знаешь, радости от этого я не испытала, совсем. Как у вас сейчас я не знаю, а раньше ведьм гнали. Почему я в лес ушла? Потому что в деревне житья не было. Не делала я никому гадостей, жила свою жизнь тихо, да тем, кто обращался, помогала. А люди начали мне грехи приписывать, сочинять про меня истории, за все несчастья на меня ответственность перекладывать.

Я не выдержала и ушла в ельник. Нашла там поляну подходящую, да мужиков дурманом заманила. Они мне дом да печь сложили, я их и отпустила. Сначала жила горя не знала, бабкины навыки помогали, в лесу себя хозяйкой чувствовала, а потом затосковала. Перемолвиться не с кем, одна да одна. Задумала себе дочку родить. Дашеньку. Чтобы росла кровиночка, да маму радовала.

Родила, растила, радовалась. Да только не уберегла своё дитятко. Сколь не запрещала я ей, а она всё равно в деревню ходила. А там у неё любовь приключилась. И нашла то себе одинокого мальчишку, пастушонка местного. На него никто из деревенских не претендовал. Ни красавец, не умен, не богат. А Дарья с ним расцвела, косы распускать стала, сарафаны вышивала, прихорашивалась подолгу.

Я конечно от этой любви не в восторге была, но, понимая, что ничего лучше не найти моей девоньке, чем могла, помогала. Благо им творила, берегла их любовь.

А потом Дашуля мне призналась, что беременна. Крепко мы тогда задумались, отпускать её в деревню за мужем — заклюют девку там. Оставлять пастуха в лесу — вся деревня узнает, что он с ведьминой дочкой поженился, и работы лишится. Что делать. Решили всё в тайне держать. Пастух мне пообещал верность хранить, дочь не бросать. Я тоже в свою очередь помудровала немножечко, чтобы наверняка было. Ну и стали мы жить спокойно дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Время шло, у Даши уж больше полсрока прошло, живот наметился, а тут эта…

Что уж ей в голову взбрело, какая дурь напала, неизвестно. Наговорила она моей доченьке, про связь их с пастухом. Про беременность свою. Про любовь их горячую. А моя и поверила… Конечно, если б жили вместе, ничего бы и не было, а так…

Я в тот день полынь готовила, занята была, не следила за Дашкой. А уж вечером, как не вернулась она домой, я тревогу забила, искать отправилась. Нашла. Да только поздно уже было. Утопилась.

Ох какая меня ярость взяла. Такая, что зубы скрипели, мозг туманило, ничего соображать не могла, кричала, металась, рвала и проклинала. Пастуху порчу на смерть наслала, в деревню мор на скотину отправила. Но мысли о мести не утихали. Искала я причину, прощупывала всех вокруг, пока до самой дочки старосты не добралась. Тут и увидела всё её глазами. Поняла, кто в смерти моей дочери виновен.

Долго я её выслеживала, а как добралась, то прокляла её до седьмого колена. Муки ей наслала, и всем дочерям её, и внучкам, и правнучкам. Ритуал сделала, ножом идолов вытачивала. Сделала дело. Успокоилась немного.

А деревенские сопоставили мор скотины и смерть пастуха, да дочка старосты им про его связь с ведьминой дочкой рассказала. Нашли меня. Припёрли к стене и кол осиновый прямо в сердце забили. Даже со стены не сняли, так и висела я колом к стене пригвожденная. Вот такая история…"

Рыжая замолчала и посмотрела на свою юную копию. А Мила сидела на деревянной скамье и будто всё рассказанное своими глазами видела. Странное ощущение было внутри, двоякое. Вроде как и обидно за свой род, а вроде и ведьму жалко. Примерив ситуацию на себя, девушка удостоверилась, что поступила бы точно так же. Ну, может быть мор бы не насылала, но в гневе мы все немного рассудок теряем, так что тут тоже не точно.

— И что дальше? — Мелана чувствовала недосказанность.

— Дальше твоя мать вмешалась, совершенно случайно ей на вокзале ляпнула цыганка, что смерть за ней ходит. Вот она и начала по бабкам ходить, чтобы в живых остаться. А тут ей Марфа подвернулась. Сильная она была. Решила матери твоей помочь, чтобы замену себе проще было найти. Да только она не сразу поняла, что от меня так просто не отвертеться. Перед самыми родами только догадалась, что так и не сняла проклятие до конца. Но было уже поздно. Её дар тоже очень древний, только она похитрей меня была. Жила в деревне и деревенских приваживала, кружева им плела, чтобы те её в худом не заподозрили.

— Какие кружева? — вспыхнула Милка, вспомнив, чему её бабуля учила.

— Всё правильно ты поняла, именно те, которые и ты недавно в деревне по углам да полкам развешивала. Силы такое колдовство почти не отнимает, а люди к нему привыкают, плохо им без него становится, зависимость образуется. Вот люди и любили Марфу. А я по лесу неупокоенная слонялась. Но я дождалась, семь проклятых колен сменились, а ты родилась чистая. А так как связь наша была сожжена вместе с идолами, то пришлось мне тебя искать. Пса подсылать, наблюдение в деревне ставить.

— Так это всё твоих рук дело?

— Люди делали, я только указывала что и куда, да жизнь сладкую обещала, чтоб трудились лучше, — рыжая хитро подмигнула.

— И теперь твой дар во мне? — тихо спросила Милка.

— Да, в тебе, ты его приняла.

— А почему же ты не ушла? — недоумевала девушка.

— Собиралась уже, а тут ты с глупостями своими, так нельзя. Либо ты берешь мой дар и несёшь его до конца, пока следующей не передашь. Либо мне дальше с ним маяться.

Мила думала. Когда бабушка ей передавала свою силу, то такого разговора не было. Что-то ведьма темнит.

— Что включает в себя твой дар? — на секунду Милке показалось, что рыжую аж передёрнуло от её вопроса. Она явно не хотела отвечать, но вначале разговора обещала говорить только правду.

— Мой дар — это и сила моя, и знания, и долги. Принимая дар, принимаешь себе на душу и мой грех. Сможешь замолить — хорошо, не сможешь — передашь по наследству. Теперь ты всё знаешь, — на лице рыжей было явное недовольство, — будешь возвращать?

Меланья смотрела на ведьму. Сколько она уже промаялась. Жалко её стало.

— Справлюсь, — смело решила девушка. — Расскажи мне только, что да как. С бабушкиной силой то я давно разобралась, а твоя с ней будет уживаться?

— Я не чёрная ведьма, сила у меня сродни Марфиной. Но есть знания и поглубже, подревнее. В печи котёл стоит, как будет что непонятно — мешай зелье в нём длинной ложкой, в голове само всё раскроется и по полкам расставится.

— А я что теперь всегда здесь жить буду? — в глазах Меланы промелькнул страх.

— Почему же всегда? Вот там тело твоё, можешь за ним из окошка наблюдать. Как позовёт тебя, так возвращайся к людям. А эту избу запомни, потом во сне всегда сможешь прийти сюда, да из котла подпитаться. А теперь прощай! Больше не увидимся.

Рыжая подошла ближе, протянула Миле свои руки и ласково её обняла. Меланья закрыла глаза и, ощутив сильный прилив нежности, тоже хотела обнять в ответ. Но ведьма будто растворилась в воздухе. Мила осталась в избе одна.

Возвращение

Похороны Галины прошли быстро и скомкано. На церемонии, кроме Михаила, были только Артём и Светлана. После кладбища приехали домой и сели поминать. Вдовец сидел за столом с отсутствующим видом. Жену было очень жаль, но больше хотелось в больницу к дочери. И хотя врач с участливым видом просил не надеяться на скорейшее выздоровление, Миша верил в Милку. Раньше она была хорошей ровной девочкой, были проблемки, столкновения поколений, подростковые психозы, но обычно всё заканчивалось хорошо. А тут… После этой Москвы всё кувырком. Только бы выбралась, только бы удержалась.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Переглянувшись с гостями, Михаил пошёл открывать. На пороге стоял Лёха. От одного взгляда на этого молодого человека у мужчины непроизвольно сжались челюсти, и в кровь ворвалась доза адреналина. Это он во всём виноват, из-за него Милка так круто изменилась, он что-то ей наговорил по поводу матери. Точно он.

— Чего тебе? — злобно рыкнул он на пацана.

— Добрый день, — не понимая к чему такие нападки, поздоровался парень. — Милы в деревне нет, на телефон не отвечает. Мне подсказали ваш адрес. Что-то случилось?

— Случилось? Ты ещё спрашиваешь, что случилось, я тебе сейчас объясню…

Горе, безысходность, обида на судьбу, всё смешалось в голове Михаила. Добрая доза алкоголя отпустила тормоза, и мужчина с криками обвинений набросился на ничего не понимающего Лёху. На шум из комнаты подоспел Артём и с усилием оттащил вырывающегося Мишу от пацана.

— Успокойся! Да успокойся же ты! — он крепко вдавил друга в кресло, не давая встать. — Свет, брызни на него водой.

Светлана от испуга не нашла ничего лучше, как полить на макушку Мише минералки из бутылки, стоящей на столе. Вода остудила пыл убитого горем папаши, и он в последний раз дёрнулся, освобождаясь от жёсткой хватки Артёма:

— Пусти, всё, спокоен.

На несколько минут в квартире воцарилась тишина, Михаил сходил в ванную за полотенцем и вытер голову. Вернувшись к столу, он молча налил всем присутствующим и Лёхе.

— Иди сюда, или ты так и будешь там в прихожей стоять? Галю помянем, у Милки мама умерла.

Парень молча разулся и прошёл в комнату. Сев рядом с Михаилом, он взял в руки рюмку. Молча выпили.

— Я Артём, это Светлана, — протянул руку для знакомства друг Михаила. — А ты знакомый Милы?

— Да, — коротко ответил тот.

— Мила сейчас в больнице, она в коме, у неё была большая кровопотеря. Сейчас состояние стабильное.

Артём рассказывал, а у Миши щемило сердце, он уперся в стол локтями и обхватил голову. Светлана сидела, грустно потупив взгляд. Интуитивно поняв, что никто не хочет говорить самого главного из-за состояния Михаила, Лёха тоже молчал. Чуть позже Артём позвал его на балкон покурить и там уже рассказал во всех подробностях события последних дней.

— Так что ты на него не обижайся, он сейчас сам не свой. Понимаешь ведь, такие дела… Ты б с ним переночевал, а утром вместе в больницу поехали. Поддержать его надо, поговорить… А нам со Светкой домой пора, а то там наша младшенькая извёлась. Держись парень… — Артём по-дружески похлопал Лёху по плечу. — Светка, собирайся, домой пойдём.

— Тёмыч, как так? Уже домой? Бросаете меня одного? — у Михаила в глазах промелькнула тень страха одиночества.

— Ну почему же одного? Лешка с тобой сегодня останется, ты уж с ним не дерись больше. Хороший же парень.

Михаил бросил взгляд на сидящего неподалёку пацана. Убил бы. За что? Да просто так. За то, что его здесь не было в тот момент. За то, что он не спасал его дочь. За то, что так поздно приехал.

— Дядь Миш, — заговорил с ним Лёха, когда Артём со Светой ушли, — я не понимаю, почему Вы меня во всём обвиняете. Вернее я понимаю, что, скорее всего это из-за того, что Вам тяжело, но я реально ни в чём перед вами не виноват.

Мужчина махнул на парня рукой, понимая свою неправоту.

* * *

Мила ходила по избе, обследуя каждый уголок, каждую полочку, в надежде найти там что-нибудь стоящее внимания. Она здесь уже третий день и совершенно не понимает, что делать. Тело её не зовёт, да и как оно позовёт, непонятно. Полное одиночество сводило её с ума. Она часто смотрела в окно на своё тело. Отец приходил и подолгу сидел рядом с ним, держа его за руку. Он что-то говорил, смахивал украдкой скупые мужские слёзы, потом наклонялся, обнимал и с любовью целовал в лоб. То, что он говорил, не было слышно. Да и вообще здесь ничего не было слышно. Как в космическом вакууме. Мелана как-то со злостью стукнула по столу кулаком, но не почувствовала ни удара, ни звука, ни боли. Много раз она пыталась открыть дверь, чтобы посмотреть, что там снаружи. Но дверь не поддавалась.

Не смотря на то, что здесь она уже не первые сутки, голода не было, вообще. Спать она тоже не ложилась, совершенно не хотелось. То что сменяются дни, она понимала по освещению в палате, где лежало её тело. А освещение в избе всегда было одинаково тусклым. Скучно. Тоскливо. Раздирающе обидно.

Милка постоянно ходила, внутренне она ощущала облегчение от этих шагов. Ей казалось, что раз она передвигается, значит ещё жива.

Заглянув в печь, девушка увидела пузатый чугунный котёл, о котором говорила рыжая. Котёл стоял далеко в глубине, достать его руками было невозможно. Рядом с печью Мила нашла ухват и, приложив немалое усилие, достала чугунок из печи. Внутри была густая зеленоватая жижа, абсолютно без запаха. Теперь нужно найти длинную ложку.

Перерыв весь ящик с кухонной утварью, она отыскала нужную вещь и снова подошла к котелку. Теперь нужно это перемешать. Осторожно погрузив в вязкую взвесь деревянную ложку, Мила почувствовала дно котелка. Там в глубине жижа была очень густой. С трудом девушка начала поднимать со дна осадок и смешивать его с остальной массой. Цвет жижи менялся, он становился всё темнее и темнее, будто там на дне была абсолютная чернота. С каждым оборотом мешать было легче, вместе с цветом менялась и плотность. И тут Милка ясно увидела своё отражение в котелке. Она бросила ложку и внимательно осмотрела себя. Ничего необычного, всё то же лицо, рыжие крутые локоны, цепкий взгляд зелёных глаз. Нахмурились, скорчила яростную гримасу, расслабилась, улыбнулась. Лицо меняло маски, а внутри происходила яростная борьба. Нет, я это не она… Совсем не похожи… Ну разве чуть, подумаешь одинаковый цвет волос и глаз, у кого не бывает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зеркальная гладь в котелке начала медленно старить Милу, взгляд более серьёзный, первые морщинки у глаз. Из котелка на девушку смотрела та самая рыжая женщина.

— Мама, — попросила её Мила почти беззвучно, — помоги мне.

Отражение поплыло, смазалось и вот уже на Милу смотрит Галина. Девушка от неожиданности закрыла глаза руками, но любопытство заставило снова посмотреть туда. Галина улыбалась. Её улыбка была такой нежной, такой ласковой, какой Мила никогда не видела у неё при жизни.

— Прощай, будь счастлива! — беззвучно сказала Галя, но Мила её поняла, будто прочитала по губам.

— Прощай!

Изображение Галины удалялось, оно становилось всё меньше и меньше, пока не превратилось в точку. Буль… Из глубины котелка что-то вынырнуло и показалось на поверхности ярко оранжевым цветом. Что это? Буль… А вот белый кусочек, ещё и ещё… Мила наклонилась ниже, чтобы хорошенько это рассмотреть, и вдруг ощутила густой горячий аромат куриного бульона с овощами. Желудок тут же отозвался требовательным урчанием, дикий голод заполнил каждую клеточку тела и Мила зачерпнула в ложку побольше, чтобы поесть. Дальше темнота, светящиеся искорки, кружение и, наконец, светло-бежевые стены палаты.

— Видишь, дядь Миш, что супчик куриный делает, — услышала Милка рядом голос Лёхи.

Лечение провальное

Меланья открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света лампы. После тусклой атмосферы ведьминой избы, здесь было просто ослепительно. Проморгавшись, Милка оглянулась по сторонам. Больничная палата, та которую она наблюдала из окна, рядом отец, сзади него Лёха. Ноздри приятно щекотал насыщенный аромат куриного бульона.

— М-м-м, — Мелана начала приподниматься на кровати, чтобы сесть ровно.

— Погоди-погоди, — придержал её отец, — не вставай. Сейчас придёт врач, он тебя осмотрит и разрешит встать.

Милка послушно откинулась на подушку и посмотрела на папу. Вокруг него пульсировала еле различимая радужка. Она была светло голубой, но будто в пыли, местами совсем серая и тусклая.

«Боится», — подумала Мила, — «за меня боится».

Сзади отца стоял Лёшка, его радужка была светло красной с розовым облачком в области сердца.

«Любит», — улыбнулась парню девушка.

В палату быстрым шагом вошел довольно молодой доктор и сразу начал осмотр больной.

— Как себя чувствуете? — обратился он к Миле.

Как она себя чувствует? Нормально, даже хорошо. Есть небольшое ощущение сонливости, но оно очень похоже на утреннее, когда только проснулся и собираешься вставать. Да и вообще, как она себя должна чувствовать? Мила молчала.

— Рефлексы в норме, — сделал вывод доктор, — заторможенность отсутствует, зрачки хорошо реагируют на свет. Ещё пару дней понаблюдаем, и можно на выписку. Сидеть можно, если не будет головокружений, можно походить с поддержкой. В целом, всё очень хорошо.

Врач подмигнул Меланье и снова задал свой вопрос:

— Как себя чувствуешь, красавица?

Мила улыбнулась и хотела ответить, но изо рта вырвалось невнятное мычание. На её лице отобразился сильный испуг. Она снова и снова пыталась произнести хотя бы слово, но не получалось ни единого членораздельного звука. В полной растерянности пациентка уставилась на врача, крепко ухватив его рукой за полу халата. Доктор нахмурился, присел рядом и попросил открыть рот. Осмотрев ротовую полость и язык, он взял Милу за руку и, глядя ей в глаза, спокойно сказал:

— Так бывает. Ты три дня была в коме. Возможно, в твоём организме произошли метаболические нарушения и структурные изменения в центральной нервной системе. Мы проведём все необходимые обследования. Ты молодая и сильная, я уверен ты с этим справишься.

— Док, ты чего там чешешь? — первым не выдержал Лёха. — Что с Меланкой, можешь по-русски сказать?

Врач покачал головой и жестом указал парню на дверь, указывая тем самым, что состояние больной он не намерен обсуждать в палате. Лёха двинулся за доктором, а Михаил остался с дочерью. Милка беззвучно плакала. По щекам бежали два ручейка солёных слёз, а взгляд выражал полную безысходность.

— Всё будет хорошо, — папа сел на край больничной койки и притянул к себе дочку, крепко обняв. — Ты не переживай, доктор сказал, что ты справишься, ты сильная. Это всё временно, последствия комы. Главное, что ты жива, а со всем остальным мы справимся. Хорошо? — он нежно поцеловал Милу в заплаканные глаза.

То, что сейчас происходило у него в душе, было не передать словами. Мише хотелось разнести к чёрту всю эту клинику с их грёбанным оборудованием и обследованиями. Ему хотелось заставить всех врачей немедленно заняться его малышкой, и не отходить от неё пока она снова не заговорит как раньше. Но умом он понимал, что всё это пустое. Что врач прав и нужно время. Миша нежно прижимал к себе свою любимую дочурку и ласково гладил по спине, стараясь успокоить.

Мелана отстранилась от отца и жестами попросила его дать ей бумагу и ручку. Девушка хотела проверить, не разучилась ли она писать. Нет, не разучилась. С облегчением выдохнув, она написала и передала папе листок.

«Я нормально, не переживай, выдержу»

Михаил заулыбался, смахивая выступившие в уголках глаз слёзы:

— Ну и хорошо, ты молодец, я в тебе не сомневался, — выдох облегчения. — Мил, мы тебе тут бульончика принесли, может попьёшь?

Но девушка отрицательно покачала головой, аппетит пропал.

В палату вошёл Лёха. Скрывать своё эмоциональное состояние парень не умел вообще. По удручённому выражению лица Мила поняла, что врач не сказал ничего утешительного.

— Я с ним поговорил, — со злостью произнёс Лёшка, — короче, они тут будут всё делать, чтобы тебя вылечить. Не переживай, если здесь не получится, я тебя в Москву отвезу. Всё будет хорошо.

Милка снова попросила у отца бумагу и передала Лёшке записанную ранее фразу.

— Дядь Миш, можно я с ней немного наедине побуду? — Лёха просил, Михаил всё понимал и не противился. Он поцеловал Милку в макушку и вышел в коридор. Сам был молодым, знал, что любовь делает. Может ей сейчас с этим неотёсанным балбесом и лучше будет. Разозлится на него и заорёт.

По коридору в направлении к палате шла медсестра, толкая перед собой инвалидное кресло. Увидев в коридоре Мишу, она пояснила, что врач просил привезти больную на МРТ для обследования. Мужчина согласно кивнул и пошёл на выход из больницы. Спустя минуту его нагнал Лёха.

— Сказали, на сегодня посещений хватит, завтра приходить.

— Да, — устало ответил Михаил.

— Дядь Миш, а можно я пока у вас поживу? Ну, пока с Милкой всё наладится, — попросил Лёха.

— Живи. Только когда это всё наладится? Тебе на работу не нужно что ли, кто ты по профессии?

— Нет, я в отпуске, — ушел от ответа Лёшка и молча потопал за отцом своей девушки в машину. По дороге до дома ни один не проронил ни слова, ехали, погруженные каждый в свои мысли.

* * *

Мила ехала в кресле на МРТ и думала. Она потеряла голос, полностью. Язык отказывается её слушаться и звуки, которые она может произнести, похожи на мычание больной коровы. Но! Теперь она видит ауру людей. Раньше, чтобы разобраться в человеке и его проблемах, Милке нужно было погружение, лёгкая медитация, настрой. А теперь этого не нужно. Совсем. Она едет по коридору и видит за пару метров дыры в энергетической оболочке каждого пациента. Она различает разные оттенки и пятна, разрывы и выпуклости, толщину и структуру ауры. И самое интересное, она совершенно точно знает, что всё это значит. Как?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Там в избе, её мать ведьма говорила про котёл. Милка мешала это странное варево, мешала достаточно долго. Теперь уровень её знаний и умений повысился. Интересно, если вернуться в ту избу снова, как говорила рыжая, может получится вернуть голос. Достанет снова зелёную жижу, повозюкает в ней ложкой, а утром проснётся как новенькая.

«Точно, сегодня же ночью попробую!» — решила девчонка и спокойно отдалась на манипуляции врачей.

Но, чуда не произошло. По рекомендации лечащего невролога Мелану посадили на уколы. Какое действие оказывало лекарство на организм девушка не знала, но оно точно мешало ей погрузиться в осознанный сон и найти ведьмину избу с котелком знаний. Это её жутко бесило, и Мила неоднократно требовала отменить это издевательство над её организмом. Но папа и Лёшка горой стояли за врачей, умоляя потерпеть временные неудобства. Терпела. Голос не возвращался. Лечение провальное.

Спустя почти неделю Милка не выдержала. Она дождалась, когда отец и её парень уйдут и перестанут полоскать ей мозги. Дошла до кабинета лечащего врача. Написала отказ от лечения и поехала домой.

Меня ждут великие дела…

Хорошо, что она тогда попросила Лёшку привезти из дома одежду. Ей хотелось гулять, а не постоянно лежать в палате. Все тогда только обрадовались, а сейчас оказалось очень кстати. В кармане пуховика Милка нашла свою банковскую карту и немного мелочи. Домой в квартиру? Или сразу в деревню? На часах начало четвёртого, пожалуй сразу в деревню. Сегодня к ней в больницу уже никто не придёт, а утром, когда хватятся, Мила уже будет разговаривать, как прежде.

Она была на сто процентов уверена в своём плане, что даже не допускала и мысли о проигрыше. Бабулина перина, особые молитвы, свечи и травяной настой обязательно сделают чудо. Она найдёт во сне ведьмину избу, снова достанет котёл и всё встанет на свои места. Ожидая своего автобуса, Милка приплясывала на остановке. Середина марта, а зима никак не хотела отступать. Мороз и пронзительный ветер взъерошивал волосы даже в капюшоне и леденил пальцы рук и ног. Наконец, старая газель подъехала, и все пассажиры, нетерпеливо толкая друг друга локтями, ринулись в теплый салон маршрутки.

Примерно через час Милка отогревала озябшие пальцы возле открытой затворки печи. Дрова занялись быстро, пламя гудело, огонь ласково облизывал сухие поленья березы. Тёплый родной запах, глаза от удовольствия закрывались, и в голове мелькали приятные детские воспоминания. Хорошо. Тихо. Спокойно.

Чайник вскипел. Крутой кипяток струёй, бурлящей пузырьками, заполнил пузатый заварочник с приготовленным сбором трав. По кухне разнёсся густой тяжелый запах разнотравья. Мила подождала определённое время и налила себе отвар в большую толстостенную кружку. Блаженство, нега, эйфория — это всё не то, Милу наполняло тягучее, заполняющее каждую её клеточку, спокойствие. Она делала глоток, и вместе с чаем в неё входила уверенность и ощущение огромной внутренней силы. Будто сейчас в ней сосредоточена вся вселенная и осталось только найти нужный тумблер, чтобы нажать на него и включить трансляцию в мир. Непередаваемое чувство принадлежности всем и всему. Её самой нет, каждая частичка её души и тела давным-давно отдана миру и служит ему во благо.

Открывать глаза не хотелось, она светила, расходясь лучами далеко за пределы избы, деревни, да и вообще этой планеты. В ноги от центра Земли заходила обжигающая яркая энергия и, проходя сквозь всё тело, вырывалась белым столбом чистейшего света через открытый рот, обращенный к потолку. Что это? Как? Вопросы терялись в беззвучном рёве светового потока. И вместе с вырывающимся из неё светом ревела и она. Гортанный долгий выдох, как оглушающий крик звенел в её ушах, когда воздух в лёгких закончился, и она без сил опустила голову на стол.

Сколько она так пролежала, неизвестно. Силы встать появились, когда уже за окном была непроглядная темень. Немного покачиваясь Милка дошла до бабулиной комнаты и рухнула на пуховую перину не раздеваясь. Сон накрыл мгновенно. Хаотичные вспышки, искры, ветер. Мила вспомнила во сне, куда она хотела попасть, и всячески пыталась найти правильный путь. Но белая крупа колючего снега не давала ей сделать и шага. Стоя на одном месте Меланья оглядывалась по сторонам, но плотная тьма окружала её со всех сторон.

Становилось жутко. Краем глаза она уловила движение в свою сторону справа, потом и слева. Чёрные тени мертвой хваткой вцепились в кисти её рук и потянули в противоположные стороны. Усилий с её стороны не хватало, чтобы отцепиться от этих тварей. Руки буквально вырывали из плечей. Мила услышала хруст ломающихся костей и разрывающейся плоти. Дикая боль. Крик. Пробуждение.

За окошком только-только начинало рассветать. О том, чтобы снова заснуть не было даже и речи. Милка внимательно осмотрела свои руки, на запястьях были черные синяки от чьих-то пальцев. Сняв толстовку, на плечах она также обнаружила обширные кровоподтёки.

«Это уже не шутки», — подумала девушка. — «Если всё и дальше будет происходить так стремительно, то меня просто разорвут во сне, и я не проснусь. Что со мной было вчера?»

Вопросов было больше, чем ответов. Точнее ответов не было вообще, были только смутные предположения. Встав с кровати, девушка полезла в комод, чтобы достать и зажечь свечи. Пламя всегда успокаивало её, уравновешивало, дарило лёгкость. Вот и сейчас, наблюдая за покачивающимися из стороны в сторону огоньками, она перестала гонять в голове дурные мысли. Взгляд пробежал по старинным иконам, стоящим на полке, и зацепился за маленькую чёрную книжечку. Это она её туда положила, в надежде потом разобраться с непонятным языком.

Протянув руку, пальцы коснулись холодной кожаной обложки. Вот первый разворот с подписью «Васса». То, что написано выше, она прочесть не могла, или могла… Мила несколько раз моргнула и посмотрела на надпись ещё раз. «Обязуюсь служить до окончания жизни и после передаю душу в полное твоё распоряжение». Клятва на крови, интересно. Полистав немного книжечку, Мила увидела много различных заговоров, записанных от руки. Большинство из них она знала, но были и те, о которых она никогда не слышала. В некоторых местах были закладки для удобства, какие-то строки обведены красным карандашом. Зачем бабушка хранила эту книжку, если она не её. Это явно чёрная магия, Марфа её знала, но не использовала. И Милку ей учила лишь вскользь, для полноты картины мира. Нужно найти эту Вассу, кто она, жива ли?

Рука на автомате потянулась к телефону и набрала номер отца:

— Пап, привет, ты не знаешь, кто такая Васса?

В трубке было мертвое молчание, а потом раздался восторженный возглас отца:

— Милка, ты говоришь! Боже, как я рад, наконец-то, как это произошло? Я сейчас же к тебе еду, мы едем, — поправился он от ворчания Лёхи на заднем фоне.

— Папа, — с удивлением произнесла она, будто пробуя на вкус озвученное слово. — Пап, я в деревне.

— Как в деревне, в какой деревне? — не понял Михаил.

— В бабушкином доме, — ответила она и повесила трубку.

Боже, она снова говорит. Ей даже не понадобился котёл с мутной жижей. Она сама. У неё получилось. Это реально чудо. Когда это произошло? Вчера, после того как она пропускала сквозь себя поток света. Или ночью, когда её рвали на части. Теперь это неважно, важен результат. Меланья вдруг ощутила всеохватывающее ликующее чувство превосходства. Грудь вздымалась от восторженного дыхания, глаза горели, сердце хотело творить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Меня ждут великие дела, — засмеялась от радости девушка, с улыбкой глядя на себя в зеркало

Всё кувырком

Всё кувырком. Мать умерла, сама она тоже чуть не умерла. Мужчины это мужчины, она их пока вообще не понимает. Если отец дочку в любом случае поддерживает и успокаивает, то Лёха повёл себя совсем не так, как она от него ожидала.

Хотя зачем на него обижаться, он молодой активный парень, не будет же он вечно сидеть с ней в деревне и помогать разбираться с играми разума и свалившимся даром. Она много сканировала парня. И если изначально чувствовала его любовь и страсть, то позже это чувство начало остывать. У Лёхи постоянно были дела в Москве, сходки с дружбанами, весёлые посиделки. Милка изначально его зацепила своей яркостью и необычностью. Потом же он понял, что почём, и скорее боялся её реакции на правду. А девушка прощупывала себя, нужен он ей или не нужен? Оставить или отпустить? В конце концов, в последний его приезд она завела разговор о бесполезности их отношений. Лёха сначала вспылил, начал оправдываться, но когда понял, что Милку не обмануть, то затих. Юная ведьмочка пожелала парню счастья в жизни и пообещала не преследовать его, а полностью забыть.

Несколько раз звонила художница Лера, но Меланье было не до рисования. Заточив себя в бревенчатой избе бабки Марфы, Милка совершенно не хотела выходить в люди. И если днём было всё более менее нормально: дом, быт, изучение себя и своих способностей, она даже принимала тех, кто нуждался в помощи. То ночью начинался её личный кошмар.

Плотная темнота окутывал её сразу же, как только она погружалась в сон. Со всех сторон нападали скользкие холодные сущности. Её толкали, пинали, глушили громким криком, хохотали над её беспомощностью. Котёл, про который тогда говорила рыжая ведьма, совершенно не помогал, Мелана так и не смогла найти путь в ту избу. Бабуля, сколько не просила и не звала Милка, тоже не появлялась. Везде был блок. Помощи не было. Всё сама.

Она научилась во сне светить, тем самым заставляя тьму отступать и не касаться её тела. Она научилась мгновенно просыпаться, когда уже не хватало сил противостоять тьме. Методом проб и ошибок она боролась с ненавистной чернотой, становилась сильнее, но этого всё равно было мало. Теперь каждую ночь к ней заявлялся ОН сам. Высокий чёрный мужчина крепкого телосложения. Он садился рядом на массивный стул и просто сидел, заставляя Меланью внутренне сжиматься под взглядом ледяных глаз. Он ждал, когда она сдастся.

Иногда сны принимали яркий и весёлый настрой, появлялись скоморохи в клоунских нарядах, люди в роскошных одеждах, музыка, смех. Милу всячески пытались затянуть в пёстрый хоровод, задурманить вкусной едой, напоить неизвестными винами. Но девушка всегда отказывалась и уходила. Эти сны были как передышка, не такие страшные и не такие изматывающие, но ощущение опасности было и в них. Милка понимала, стоит лишь немного ослабить контроль, и она попадёт в ловушку. Краем глаза в глубине толпы мелькающих людей она видела того чёрного мужчину, сидящего на массивном стуле.

За два долгих года изматывающих кошмарных ночей, Мила осунулась, потеряла блеск в глазах, превратилась в худую ссутулившуюся серую мышь. Ярко-рыжую копну волос она всё чаще прятала под платки и шапки. Понимая, что самой ей не справиться, Мила начала искать помощи у Бога.

Первый её визит в церковь был просто отвратительным, не успев перешагнуть порог Божьей обители, девушку обуяла ужасная тошнота. Успев выбежать за ворота, Милка наклонилась над первым же попавшимся кустом. Она чувствовала осуждающие взгляды в спину, тихие оговоры, обрывки неприязни и ненависти, но поделать с собой ничего не могла. Когда рвотные позывы утихли, она вернулась домой. По деревне пошёл слух, что Марфина внучка настоящая ведьма. Бабка то её в церковь каждую неделю ходила, важные службы не пропускала. А эта впервые пошла, да даже войти не смогла. Местные к Милке ходить перестали, начали бояться.

Но не в её правилах было так просто сдаваться. Если здесь не получилось, то может получиться в другом месте. Мила начала ездить по монастырям. Один не принял её совсем. Настоятельница выслушала и даже не впустила. Молча закрыла дверь. Во втором она смогла походить по территории для посетителей. Зайти в часовню, поставить свечи. Снова рассказывать о своей проблеме ей не захотелось. Из разговора прихожан узнала о ещё одном монастыре. Подумала про себя, что в сказках всё трижды делается, значит и ей на третий раз повезёт. Собралась, поехала.

Белёные высокие стены ограды, башенки с деревянными крышами, малюсенькие окошки, массивные кованые ворота. Маленькая калитка была приветственно открыта. Никакой охраны. Вообще никого на входе. Мила прошла по мощеной дорожке и оказалась в большом тенистом парке. Там дальше виднелся храм, а здесь стояли удобные скамейки. Девушка присела и, закрыв глаза, подняла лицо к небу. Светило солнце, небо было ярко голубым, в тени деревьев обнимала прохлада.

— Боже, благодарю тебя! Не зря шла, нашла, спокойно здесь, — вслух произнесла Мелана.

— Что, девонька, потрепала тебя жизнь, отдохни, успокойся.

Рядом кто-то присел, судя по голосу — старушка, наверное монахиня этого монастыря. Но Милке совсем не хотелось открывать глаза и поддерживать разговор. Она молчала, не меняя своей позы. Именно здесь ей действительно стало спокойнее внутри, будто защита уже стоит сама и поддерживать её своими силами не нужно. Хотелось расслабиться и заснуть, прямо здесь, прямо на лавочке, не обращая ни на кого внимания.

Мила расположилась поудобнее, почувствовала спиной твердые крепкие рейки скамейки и отключилась. Вместо привычных блужданий по коридорам и напряжения, сон обнял Меланью пушистыми клубами белого облака. Сначала девушка напряглась, ожидая какой-нибудь засады, но потом, вспомнив в каком месте она спит, полностью расслабилась. Так хорошо. Безопасно. По-доброму.

Вдали она видела золотой диск солнца, а его лучики тянулись к ней, желая потрогать неожиданную гостью. Мила медленно ступала по пружинистым облакам и осматривалась. Вокруг не было никого, она совершенно одна. Облака постоянно двигались, меняя форму, то загораживая, то снова пропуская солнечный свет. Завороженная этими непрекращающимися метаморфозами, девушка любовалась местом, в которое попала. Такого на земле не встретишь, неужели она в раю? На ад точно не похоже. Но почему нет родных? Почему вообще никого нет? Странно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рядом на плотный изгиб белой дымки села птичка. Она была небольшая, как синичка, только перья у неё были полностью белыми. Птичка смотрела на девушку, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Потом взлетела, покружилась вокруг и села Милке на плечо. Только сейчас Меланья обратила внимания, что она совсем босая и одета в длинную белую сорочку. Волосы распущены по плечам. Птичка щебетала, прямо возле уха, и Миле казалось, что она её понимает. Птичка просила не стоять долго, а идти вперёд. Меланья пошла.

Она шла и шла, стараясь не останавливаться. Птичка на плече не замолкала ни на секунду, а уж если Мила решала передохнуть и замедляла шаг, то эта неистовая невеличка дергала клювом за мочку уха.

«Странная какая-то?» — думала Милка, — «Вроде беленькая, к месту, а ведёт себя совсем неподобающе, тут тишине быть должно».

Стараясь не спугнуть громкую певунью, Мелана медленно приблизила к ней руку, осторожно одним пальцем погладила по гладким перьям, а потом резко схватила в кулак. Птичка такого не ожидала, она испуганно вертела головой во все стороны и вопила, что есть сил.

— Сейчас я тебя отпущу, — спокойно говорила ей Меланья, осматривая спинку, грудку и крылышки. Когда девушка захотела развернуть крыло, то увидела между перьев знакомую, пугающую ночами черноту. Птица поняла, что её раскрыли, она стала стремительно увеличиваться в размерах и превращаться в настоящего ворона с огромным клювом и острыми когтями. Милка выпустила его из рук, упала на белое облако и насколько могла вжалась в его мягкие клубы, пытаясь спрятаться.

— Кар-кар, — ворон прекрасно её видел, он сделал два больших круга, а потом стремительно полетел вниз, целясь когтями и клювом прямо в лицо.

Чем закончится этот сон, Мила досматривать не захотела. Она быстро проснулась и, тяжело дыша после кошмара, огляделась по сторонам. Рядом с ней сидела всё та же старушка-монахиня.

«Интересно, сколько же я спала?» — девушка полезла в сумку за телефоном, чтобы посмотреть время.

— Проснулась? — не поворачивая головы, спросила старушка.

— Да, — коротко ответила Мила.

— Отдохнула хоть?

Милка внимательно посмотрела на свою соседку по скамейке и только сейчас поняла, что та совершенно слепая. Лицо её было всё покрыто морщинами, глаза открыты, но зрачки с белёсой радужкой, смотрели в одну точку.

— Извините, я не из вашего монастыря, — встав со скамьи, Мелана собралась уходить.

— Я знаю, — ответила старушка и добавила, — я просто хотела сказать тебе, если здесь тебе легче становится, то не чурайся. В любое время приходи. Силы подкопишь, а там глядишь и справишься со всеми невзгодами. Храни тебя Бог!

Мила не знала, что ответить старушке, да и хотела ли отвечать? Но то, что сил у неё добавилось, с тем не поспоришь. Часы показывали, что она спала час с небольшим. За время блуждания по облакам немного отдохнула. Беспокоил её чёрный ворон во сне, надо же и сюда добрались, нигде покоя ей не дают. А как обмануть то хотели — белой птичкой. Милка про себя усмехнулась. Место намоленное, но бдительности терять не стоит.

— Спаси тебя Бог! — в порыве благодарности ответила она старушке и бодрым шагом отправилась к воротам.

* * *

Уже две недели Меланья ежедневно ездила в отдалённый от Сухиничей монастырь отсыпаться. Сил действительно становилось больше. Теперь она могла ночью не ложиться вообще, чтобы не видеть этого чёрного мужчину и не испытывать леденящий ужас, от его холодного взгляда. Но и днём до неё постоянно старались дотянуться. Прогулки по облакам юная ведьма закончила. Теперь, вместо того, чтобы идти, она садилась на колени и просто смотрела на золотой диск солнца, моля о прощении. В глубине сердца ей казалось, что нужно делать именно так, и предчувствие её не обмануло.

— А ты не хочешь с нашей матушкой познакомиться? — спросила как-то Милу старушка.

Эта слепая монахиня волшебным образом всегда оказывалась рядом с девушкой после пробуждения. Мелана старалась не шуметь, меняла места своего сна, уходила глубже в деревья и спала сидя на земле, опершись о ствол. Но даже там старуха её находила и задавала свои ничего не значащие вопросы. То спрашивала о самочувствии. То интересовалась о завтрашнем дне. То рассказывала что-то своё. Милку удивляло, что старушка ни разу не спросила чья и откуда девушка, зачем и почему она сюда приезжает. Будто это было совсем неважно, важнее пустая ерунда.

— А кто ваша матушка? — решила она просто поддержать разговор.

— Игуменья Серафима. Наидобрейшей души человек. Пойдёшь к ней с вопросом, без ответа не выйдешь. И даже если она сама не даст тебе ответ, то сердце твоё точно поймёт, что правильно.

— Спасибо, за совет, — задумчиво произнесла Меланья. Она и впрямь подумала, а что если сходить к матушке, вдруг, хоть путь покажется, надоело уже без цели маяться. — Бабушка, а тебя то саму как зовут?

— Монахиня Василиса. По простому Васса, — улыбнулась беззубым ртом старушка.

— Васса, — переспросила Милка, — а ты давно в этом монастыре монахиней?

— Давно, лет уж двадцать точно здесь обитаю. Сначала трудницей сюда пришла, а потом в послушницы и дальше. Покой я здесь нашла, да и чувствую, что не зря жизнь прожила, помирать уж не страшно.

Мила молчала, боясь спросить, но спросить очень хотелось.

— Бабушка, а у тебя в миру раньше не было подруги Марфы?

Вопрос повис в воздухе, будто, вырвавшись наружу, он на мгновение остановил время.

— А я то думаю, чего это меня к тебе так тянет. Будто что-то знакомое, а что забыла. Это ж Марфина доброта. Только она так греть умела. Вроде и молча сидит, или ругает даже, а тепло от неё такое, аж душа поёт. Тепло её у тебя, внучка ты Марфина, верно говорю?

— Верно, — Мелана снова села рядом со старушкой. Это же та самая Васса, хозяйка черной книги, которую она у бабули нашла. Тогда она у всех спрашивала, хотела найти эту женщину, но никто ничего не знал. А теперь сама к ней пришла. Вот судьба.

— Ну раз так, то рассказывай, жива ли Марфушка? — Васса приготовилась слушать, но Милка её сразу расстроила.

— Бабушка уже двенадцать лет как на кладбище, она же тогда в больнице сына нашла, а после потеряла. Винила себя очень, заболела, не поднялась.

— Горе, горе, — тихо прошептала Василиса. — Царствие ей небесное. У всех свой путь. Не долго она ходила, ну да ладно, как Галюня? Она же мамка твоя?

— Мама тоже умерла, — от перечисления смертей у Милы потекли слёзы. Стало невыносимо жалко родных, один папка остался.

Старушка нащупала худой сморщенной рукой руку Меланьи и взяла её.

— Бедное дитё, намучалась, не пущу никуда пока с игуменьей не поговоришь. Вот увидишь, на душе сразу полегчает.

— Бабушка, я другое у тебя хотела спросить. Я у бабушки книжечку твою черную нашла, что с ней делать? Привезти тебе?

— Ох ты, надеюсь ты её не читала. Хотя не на том она языке, чтоб прочесть её. Сожги и не думай о ней.

— Я её читала, я умею, — виновато призналась Мила.

— Это плохо, но не смертельно. Грехов то смертных на тебе точно нет, надеюсь никого убить не успела?

— Я с даром матери-ведьмы долги приняла, там смертей немало было, — выстреливала Мелана факты своей биографии.

— Ой-ой-ой, значит, он пришёл к тебе? Оттого сюда бегаешь?

— Пришёл. Расскажешь мне о нём? Расскажи бабушка, Христом Богом молю…

Всё будет хорошо

— Ну, тогда слушай, — начала Василиса. — Этот демон очень терпеливый, меня саму долго охаживал, всё момента подходящего ждал. Ему нужно, чтобы ты оступилась, чтобы сделала зло другому, специально, с явным намерением. А показался он тебе, потому что ты за грехи взятые вину испытываешь. Не надо. Не твои они, и винить себя не смей. Можешь молить о прощении твоей прародительницы, Бог милостив, простит. Но от вины по её грехам избавься, а лучше стену между собой и ей поставь, чтобы она со своими убийствами по ту сторону осталась.

Сделать этот демон тебе ничего не сможет, пока сама к нему не обратишься. В его планах так тебя измучить, чтоб ты попросила о пощаде. Ни в коем случае так не делай. Как только между вами договорённость появится, то всё. Пиши пропало. Ты полностью в его власти будешь. А там уж он с тебя не слезет, в рабу превратишься, все его прихоти будешь исполнять.

— А если откажусь? — спросила Меланья.

— Даже не думай об этом. Пока ты с ним не договорилась, ты в безопасности.

— Бабушка, какая безопасность, я спать по ночам не могу, эти кошмары меня с ума сводят. Хорошо хоть здесь немного отдыхаю, — Милка тяжело вздохнула.

— А ты меня слушай, когда говорю. Вину с себя скинь и моли Бога о прощении. Как перестанешь про грехи ведьмины вспоминать, так он и не сможет тебе больше показываться. Быстро конечно не получится, но если постараться, то забудешь всё это как страшный сон. Справишься?

— А что мне остаётся, постараюсь, — в голосе Милы звучали обречённые нотки. — А ты сама, как с этим демоном связалась?

— Ох-ох-ох, глупая была, неопытная. Мне тогда сила случайно досталась, от соседки по коммуналке. Её сын в пьяном угаре порезал, а она не выжила. Донимала меня, прими силу, жизнь сказкой будет, всё как пожелаешь исполнится. Ну я и приняла. А с её силой и демон этот ко мне перешёл. Мучилась я с ним, кто бы знал.

Вначале он также как и к тебе подступиться не мог, а потом обманом взял. Я силу то когда приняла, пообещала сама себе, что только на добрые дела. А вышло по-другому… Упросила меня одна женщина помочь, дочь у неё в плохую компанию ввязалась. Отворот нужно было сделать. Я то думала, что благое дело делаю, расспросила, как сама девка думает. А мать её клялась, что та хочет бросить, да не может, будто привязанная к главарю той шайки. Ну я и отвязала. И в эту же ночь ко мне этот чёрт явился, так меня вертел, что я без сил клятву кровью подписала. Вот как.

— А дальше что, бабушка, расскажи? Как ты от него избавилась?

— Долго пыталась найти, как от него отказаться, искала заклинания, к чёрным магам ходила. Бабушку твою просила помочь. А всё бестолку. Марфа мне тогда нашептала на травы, сказала пить и год ничего худого не делать, никому. А я не смогла. Погрязла уже в этом сильно, люди просили и за добро и за худое. Никому не отказывала. Деньгами за работу брала, зависеть от них стала, всё больше и больше хотелось. Так и жила с чёртом этим.

А однажды пришли ко мне за помощью, порча сильная. Я посмотрела со всех сторон, того кто делал не увидела. Задор меня тогда взял, понимала, что сильный человек сделал гадость, хотела его пересилить, победить, — Василиса замолчала.

— Победила? Сняла порчу? — с интересом поторопила её Мила.

— Победила, — грустно усмехнулась Васса. — Ещё и гадость эту в обратку послала, чтоб не повадно было. Быстро до отправителя дошло.

— А откуда знаешь?

— Да потому что отправителем я сама была. Когда порчу наводила, защиту поставила сильную, постаралась на славу, сама себя не увидела. А как обратка прилетела, так я сразу обо всём догадалась. Тряхнуло меня не слабо, но врачи вовремя приехали, спасли, подлечили. А силу я потеряла, да и демона того вместе с ней.

— Вот это история, — задумчиво проговорила Меланья. — Спасибо, что поделилась.

— Спешишь сейчас? — спросила Васса и, получив отрицательный ответ, продолжила. — Пойдём к Серафиме, поговорим с ней.

— Бабушка, я что-то боюсь. Неужели мне ей про демона рассказывать придётся? — напряглась девушка.

— Конечно же нет, глупышка. Расскажешь ей, что чувствуешь на себе вину за чужие деяния. Расскажешь, что от этого спать не можешь спокойно, что изводишь сама себя. Она поймёт. Пошли.

Василиса поднялась со скамейки и медленным шагом, опираясь на палку, пошла по дорожке. Мила взяла старушку под руку и пошла рядом.

Разговор с игуменьей Серафимой был недолгим, но трудным. Опытная женщина поняла, что девочка сильно запуталась и не туда пошла. Расспросила Милу о планах и предложила на неделю другую остановиться у них.

— Келью тебе выделим, есть свободные. Будешь вместе со всеми на службах присутствовать, распорядок соблюдать, трудиться во благо. Всё подскажем, поможем, поддержим. Наша жизнь не так проста, как кажется, но тебе на пользу точно пойдёт. Навстречу тебе иду, потому как Василисушка за тебя просит. Согласна на такие условия?

Меланья согласилась. Она предупредила отца, чтобы он её не искал, и погрузилась в новую жизнь. Первая неделя прошла туго, не хватало привычного комфорта. Мила терпела и старалась хорошо делать всё, что ей говорили. Вторая неделя пролетела быстрее и легче первой. За молитвами очищалась голова, приходили неожиданные мысли, идеи. Третьей неделей Мила своё пребывание в монастыре завершила. Сама почувствовала, что достаточно, домой захотела. Внутренне умиротворение, уверенность в своих силах и правильности намерений стали результатом проживания в святых стенах. Меланья изменилась.

Вернувшись домой в деревню, она первым делом сожгла книгу Вассы. Кошмары больше не мучили. Демон не беспокоил. Теперь Милка каждую неделю посещала ближайшую церковь, стояла службу и читала молитвы. Местные перестали её чураться и всё чаще приходили за советом и помощью. Меланья не отказывала, но чувствовала, что пора дальше. Силы она накопила. От ненужного избавилась. Пора делать шаг в новую жизнь.

Мила разложила карты. Всё будет хорошо.