Великий и Ужасный 5

Глава 12 Сеанс массовой психотерапии

Бахар привел сибиряков, когда мы стояли огромным табором в какой-то балке недалеко от реки с эпичным названием Сарматская. Ну как — привел? Мы воспользовались старыми подвязками на железной дороге, и пять эшелонов, состоящих из теплушек с орками и людьми, довезли дикую толпу сюда за несколько дней. Да, да, людей на удивление оказалось тоже довольно много: что-то около четверти из всех рекрутов. Всё-таки Орда стала узнаваемым брендом, а мои способности Резчика тайной больше не были. Так что перспектива заслужить кровью и потом нечто, могущее если и не поставить вровень с магами, но — по крайней мере — дающее шанс держать голову высоко поднятой при общении с пустоцветами, привлекало в наши ряды амбициозных и отчаянных парней с сервитутских окраин и даже кое-кого из земщины.

Ну, и деньги, конечно, тоже манили. Все знали — в Орде всё делится на всех, никто добычу не зажимает. Сколько добудем — столько и заработаем, никакой фиксированной ставки жалованья! На кой черт нам те, кто собирается получать зарплату? Нам нужны были те, кто готов был добывать и зарабатывать!

О войне пока не говорили. Считалось, что нашу ЧВК наняло государство для зачисток Хтони на южных рубежах, пострадавших от прошлогодних столкновений с балканцами и от восстания упырей в Буковине. Об этом трепались по телеку и в Сети, именно это мы говорили всем встречным-поперечным. Орки идут отвешивать трындюлей чудовищам!

«Имела жаба гадюку!» — радостно потирали руки обыватели.

Итак, с новобранцами Бахара наша численность перевалила за пятнадцать тысяч, а еще к нам на встречу торопились колонны Щербатого, который собирал отряды с Поволжья…

— Если с поля боя бежит один — десятку смерть! — Двухголовый объяснял принцип ордынской децимации, тряс дрэдастой башкой и ходил меж рядов отрабатывающих удары алебардами бойцов, тыкая суковатой палкой в тех, кто чего-то там делал неправильно. — Если бежит десяток — сотне смерть! Бежит сотня — тысяче смерть! Бежит тысяча… А ну, ты, молокосос в желтой майке, скажи-ка, что будет, если побежит тысяча?

— Всей Орде — смерть! — выкрикнул урук-подросток со зверским лицом.

Майка-безрукавка кислотного цвета торчала из-под элементов урук-хайского национального костюма, пацан был жилистый и крепкий. Этот молодой был мне откуда-то знаком, совершенно точно. Но вспомнить обстоятельства нашей встречи мне никак не удавалось. Имя еще у него такое, легендарное… Не то Азог, не то Тралл, а, может, и вовсе Аспарух… Что-то такого уровня.

— Молоде-е-ец! — Бахар одобрительно постучал по голове палкой легендарной Желтой Майке. — Умеешь проводить логические цепочки, надо же! Но ты не прав, желтая майка! Не будет такого, чтобы тысяча ордынцев сбежала! Если нас будет тысяча, и пойдем мы даже долиною тени смертной, то не убоимся зла! Потому что мы и есть самое страшное зло в любой долине, а? Мы всё сожжем, всех убьем, и всех оттрахаем! А, ять… Не, после того, как сожжем, мы никого трахать не будем. Мы сначала оттрахаем, а потом сожжем. Мы же адекватные, а не какие-нибудь там…

И набрался же, засранец Двухголовый, от меня изречений! Оно, с одной стороны, льстило, а с другой — пугало. Чем больше сила, тем больше ответственность? А ну, как не справлюсь со всей этой массой долбоящеров? Или своей философской дичью заведу их куда-нибудь не туда… Орду срочно нужно было куда-то применить, направить кипучую энергию в… Нет, не в мирное русло. В русло самое что ни на есть агрессивное и разрушительное — но при этом прибыльное и эффектное!

— Бабай, кончай мечтать, пошли кофе пить! Телик посмотрим, там Кузя настроил, говорит — по новостям твою эту цыпу-дрипу показывают, она теперь настоящая ведущая, а не погодная! — Евгеньич махал мне рукой от штабной палатки.

Что характерно — даже в походе наши предпочитали Первый Черноморский телеканал, а не всякие там московские топовые конторы. Вот она — любовь к малой родине?

— Иду, иду! — я отвлекся от занимательного зрелища тренирующихся в поте лица своего ордынцев и зашагал через лагерь, к шатру, с крыши которого в небеса смотрела спутниковая антенна, а изнутри раздавался бархатный голос Маргариты Рошаль.

Похоже, ей приключения в Хтони и пожар в «Мускате» пошли на пользу: Марго вела новости! Это, насколько я знал, куда как выше в телевизионной иерархии, чем прогноз погоды! И очечки эти в золотой оправе на ее носике смотрелись очень провокационно-элегантно, и жакетик этот — тоже, да и пуговичку можно бы застегнуть, а то и две, а то народ мужескаго полу больше не новости слушал, а в ложбинку ту самую пялился… Какая разница, что она говорила? Главное — как она это говорила!

— А Бабай ее трахал… — раздался откровенно завистливый голос Кузи откуда-то из-под лавки, но я даже среагировать не успел!

Потому, что Маргарита на экране неожиданно вздрогнула, дотронулась до уха, в котором явно располагался микронаушник, и звенящим голосом произнесла:

— Мы вынуждены прервать новостной выпуск в связи с экстренным обращением Государя к войскам и народу Российскому… — она даже договорить не успела, трансляция перебилась, на экране крупными складками заполоскалось алое знамя с двуглавым орлом и зазвучали торжественные, суровые григорианские мотивы.

Меня пробрало, честное слово. Ничего маршевого, бравурного, такого, к чему мы привыкли у нас на Земле. Совсем другой настрой! «Творение царёво» — гимн Государства Российского. Слова и музыка Великого Князя и Государя всея Руси Иоанна IV Васильевича Грозного. Да, да, этот многогранный персонаж был не только великим деспотом, но еще и поэтом, и композитором, что в нашей, что в местной истории…

Заслышав первые ноты гимна, народ повскакивал со своих мест, все замерли, как оловянные солдатики, и слушали так — стоя. Орки, люди — ни следа глумливости и злого веселья, что царили в палатке несколько секунд назад, заметить на их лицах было теперь нельзя. Я тоже встал — из уважения, и принял приличную позу. Как-то не доводилось мне до сих пор местный гимн слушать в торжественной обстановке…

Картинка на экране сменилась. На фоне храма Василия Блаженного стоял крепкий, широкоплечий, немного сутулый мужчина с непокрытой головой. Он был обрит наголо, носил густую рыжую бороду треугольной формы. Одежда на нем напоминала вицмундир, в котором я видал Воронцова в свое время: эдакая смесь строгого официоза, роскоши и старорусской, почти средневековой стилистики. Нахмуренные брови, породистый нос, горделивая поза и более всего — глаза, разных цветов — голубого и зеленого, один чуть больше другого, яркие и как будто горящие огнем, ясно давали понять, кого именно я сейчас наблюдаю.

— Соотечественники! Верноподданные! Народ Российский! Братья и сёстры! К вам обращаюсь я, друзья мои! — заговорил он, и я почувствовал, как встают дыбом все волосы у меня на теле, а татау на предплечье горят огнем и сияют яростным золотым светом.

Кое-кто из моих соратников, у кого имелся ловец снов на коже или — другой из моих антиментальных экспериментов — тоже ощутимо вздрогнули. Остальные же смотрели на экран не мигая, замерли, как кролики перед удавом! Нихрена себе — мощь! Кашпировский нервно курит в сторонке! Это вам не воду по телевизору заряжать…

Государь лупил по площадям тяжелой психической артиллерией, и маны у него явно хватало — вон, ни один мускул на лице не дрогнул, чеканит каждое слово, которое раскаленными гвоздями впивается в мозг, заставляя верить, внимать и проникаться! А масштабы ого-го какие: двадцать миллионов квадратных километров!

— Три недели назад Османская Турция нарушила Трабзонский пакт и корпус янычар по приглашению правительства Балканской Федерации перешел границу в Румелии и двинулся на подавление восстания храброго и свободолюбивого племени горанцев, поднявшегося на борьбу с преступным и противоестественным режимом упырей Батори. Наличие на территории Балкан вооруженных сил Высокой Порты само по себе является прямым вызовом Государству Российскому и законным поводом для войны. Однако мы были сдержанны и лишь вручили ноты послам враждебных государств, и призвали вернуться к статусу-кво договора, заключенного в Бендерах. Нашим предупреждениям не вняли, помощь от осман была использована упырями для высвобождения войск и подготовки вторжения на территорию пограничных с Федерацией земель нашего богохранимого Отечества. С прискорбием вынужден сообщить, что к агрессивным действиям упыри приступили сегодня ночью: по черноморским базам нашего военно-морского флота, объектам инфраструктуры и приграничным городам были нанесены комбинированные удары с использованием современных военно-технических средств, магических заклинаний высшего порядка и террористических рейдовых групп. Посеять панику, хаос, доказать нам, всему миру и самим себе в первую очередь, что Государство наше и народ наш слабы и могут быть биты. Не бывать тому! Сегодня же я уведомил послов Османской Турции и Балканской Федерации о том, что отныне мы находимся в состоянии войны. Посему мною отдан был приказ о немедленном ответном ударе всеми имеющимися средствами по местам сосредоточения вооруженных сил неприятеля и переходе наших войск через пограничную реку Прут! В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своими злейшими и коварнейшими врагами — кровопийцами-упырями и властолюбивыми османами… Прежде всего, необходимо, чтобы наш народ, российский народ, понял всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешился от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим…

Дальше я уже не слушал. Всё и так было понятно.

Соратнички боялись пошевелиться, как будто тот, из экрана, смотрел персонально на каждого из них. Разве что я и Бахар — переглядывались. На нас эта престидижитация и гипноз работали гораздо в меньше степени. Моя настоящая Родина была в другом мире, а Бахар Двухголовый — родом с Борнео. Да и вообще — уруки к ментальной магии все-таки довольно устойчивы. Особенно — когда на расстоянии тысячи километров и через телевизор.

— Так что, война, братцы? — рожа Желтой Майки всунулась между задернутым пологом шатра. — Война? Война-а-а-а!!!

Лурц! Лурц его звали, вот почему мне был знаком голос этого молодого балбеса, который как-то стал Царем Горы на Орском чемпионате по боям без правил! И теперь этот кровожадный малолетний говнюк носился по всему лагерю и провозглашал благую весть. Ага, для этих гребаных папуасов именно так все и обстояло. Кому война, а кому мать родна — точно про уруков. Особенно — про мелких.

— Война! — орал он. — Война!

— Вой-на! Вой-на! Вой-на! — ор двадцати тысяч рыл был подобен грому.

Даже люди и немногочисленные кхазады заразились орочьим неистовством. А потом ударил великий бубен Хурджина, выбивая знакомый всем ордынцам ритм, и раздался вопль синекожего шамана:

— А-а-ай!

Государь в это время уже договорил, снова отзвучал гимн, и верноподданные отклеились от экрана и выскочили наружу, ну, и я — вместе с ними. На лицах всех этих матерых бойцов я видел искреннее воодушевление, и это было для меня странным: для нас-то ничего не менялось! Мы как шли чистить Хтонь — так и идем. И хорошо, и правильно!

Ринулись бы сейчас мои добровольцы на призывные пункты и пополнили бы батальоны солдат-амбразурщиков. То есть — легкой иррегулярной пехоты, понятное дело. Орочьих войск Государства Российского. И стали бы генералы ленточной пилой огороды вскапывать, м-да… Всякий ресурс нужно применять подходящим образом, иначе вероятность успеха будет крайне мала!

— … а латюкио патюкио макарена!

Эх, шуры-муры трали-вали пасадена!

Э-э-э-э, макарена! А-а-ай!

Огромная толпа в двадцать тысяч долбоящеров во главе с двумя сотнями троллей фигачила в поле «Макарену!» Луженые глотки ревели во всю мощь, это был их боевой священный танец, и, танцуя, они призывали предков и самого Бога на помощь в войне против кровососов и османов и верили — эти движения и строчки наполняют мышцы силой а сердца отвагой!

Как умели, да. Как я их научил. Какой же я негодяй, однако, как бы не заржать-то, а? Фу таким быть, Бабай Сарханович! Хорошо, что мы расположились на пустынном берегу реки Сарматской, а не на окраине какой-нибудь Юзовки или Ногайска! То-то местные бы прифигели.

— А-а-ай! — клыкастые орки крутили бедрами как положено!

Коленька Воронцов — вот кто прибыл в качестве представителя командования. Его высадили со специальным оборудованием с конвертоплана во чисто поле перед нашим лагерем. Молодой опричник должен был передавать Орде приказы и координировать наши действия со штабом и соединениями регулярных войск. И жутко от этого бесился.

— Я боевой маг! — треснул по столу кулаком он, когда мы оказались один на один в палатке. — Боевой маг, Бабай! Почему отец так поступает со мной? Бережет? Не верит в меня? Парни там, за Прутом! Розен, Нейдгардт, Козинец, Талалихин, Док — все там! Громят врага! А я тут…

— Не надо паники, Фукс! — сказал я. А потом почесал затылок: — То есть, какой, нахрен, Фукс? Почему — Фукс?

На секунду затормозив и стараясь понять, что происходит с моей нервной системой, если я вспомнил картежника из капитана Врунгеля, я оглядел младшего Воронцова с головы до ног. А что — хорош! Тяжелая черная броня, двуглавый орел на плече, волосы длинные, лицо бледное, аристократическое. Характер стойкий, нордический. Не женат.

— Га-а-аспадин Ва-а-аранцов! — рявкнул я. — А-а-атставить панику! Как старший по званию — приказываю обозначить боевые задачи ЧВК «Орда» и предложить варианты по их выполнению!

Он аж каблуками щелкнул от удивления. И выдохнул:

— В смысле — старший по званию⁈ Ты же не военный!

— Креативный директор и собственник ЧВК «Орда», походный атаман Бабай Сархан к вашим услугам! — мотнул шевелюрой я, почему-то вспоминая «Свадьбу в Малиновке» и едва сдерживаясь, чтобы не добавить ко всему этому великолепию именование «Таврический».

Надо будет над какой-то фамилией адекватной подумать, что ли… Такой же звучной. Через тире с Сарханом.

— Походный атаман… А я, выходит, как боевой маг — эстандарт-юнкер, а значит… Действительно, ниже по званию рангов эдак на семь! Стремительная у тебя карьера! — удивленно смотрел на меня Коля.

Он ведь был примерно моего возраста, тоже — двадцать, двадцать один год.

— Так что там с приказами? — нетерпеливо пошевелил пальцами я.

— Да вот — тут все отмечено, — он извлек какой-то толстый, чуть ли не бронированный планшет чудовищно-армейского образца и вывел на экран карту. — Вот тут и тут — Хтонь. Три Аномалии, один Прорыв. Их нужно зачистить.

— Ярловац, Бакота, Таракановский Прорыв, Сколевские Бескиды… — присмотрелся к карте я. — Ого! Расстояния приличные! Нужно разделять Орду, оперативно охватить все не успеем. А дробить силы сейчас бы не хотелось, не притерлись еще… Какие там сроки?

В голове моей уже стрикали шестеренки: что я знал об этих Хтонях, какие твари там водились, какие ингредиенты можно было достать?

— Вот, крайний срок — три недели. Но, Бабай, скажу откровенно: на фронте сейчас резня, а я тут с вами… — начал Николай.

Но я его безбожно перебил:

— Резня — значит, потери. Значит — много раненых. Значит — нужны медикаменты и эликсиры. Значит, друг мой — чем больше мы убьем тварей и чем больше добудем ингредиентов, тем больше жизней спасем! Хочешь спасать жизни — помогай. Уверен, ты знаешь, кто сможет выкупить оптовые партии… Плюс ко всему — почти все наши объекты находятся в непосредственном тылу действующей армии. Обезопасим тылы — приблизим победу. Представь только: упыри провоцируют Инциденты, твари атакуют коммуникации, места постоянной дислокации войск, госпитали, склады… Ты ведь знаешь, что эти гады устроили в Сан-Себастьяне полтора года назад!

— Ого! — Коленька был явно впечатлен. — А я-то думал, за каким чертом такой правильный парень, как Бабай, решил откосить от армии, почему в Гренадерский Корпус не пошел, когда порохом запахло… ЧВК какое-то снажье, фургоны с шаурмой…

— Коля, — сказал я житейским тоном. — Еще раз поднимешь эту тему — и я засуну тебе твою башку в твою же жопу, веришь? И не посмотрю на то, что ты опричник, боевой маг и сын Георгия Михайловича, которого я несказанно уважаю.

— Но… — он явно не привык к такому обращению, но, кажется, воспринял мои слова вполне серьезно, даже на шаг назад отступил.

— Башку-то твою я потом из жопы выниму и подлечить тебя — подлечу, но жизнь твоя после этого точно не будет прежней! Моя, однозначно, тоже. Но ты ведь правильный парень и не будешь больше говорить такие неприятные вещи, да? — широко улыбнулся я. — Потому что я очень и тебя уважаю тоже, и мне не хотелось бы принимать такие радикальные меры. А хотелось бы мне вместе с тобой делать крутые дела. Так что давай-ка мы сейчас сядем за планшеты и обзвоним Пироговых, Боткиных, Лестоков. Думаю, этим ты займешься, как аристократ. Клановые целители тебя охотнее выслушают, чем такое чудовище, как меня. А я свяжусь в Верой Павловной, ее точно никакими чудовищами не напугать, она в Сан-Себастьяне всей экономической базой Орды рулит и сможет посоветовать и подсказать, кто из буржуев-простолюдинов сможет нам организовать приличный сбыт. Заодно скажет, на какие именно ингредиенты стоит обратить самое пристальное внимание. Она на этом деле собаку съела…

— Зачем? — удивился Коля, проникаясь всё больше.

— Что — зачем? — настало мое время удивляться.

— Зачем собаку съела? — искренне спросил Воронцов-младший.

— А… Поговорка такая… — откликнулся я. Никогда Штирлиц не был так близок к провалу. Тут что, никто не использовал такого оборота? — Корейская поговорка! Так говорят, когда человек или не человек в чем-то досконально разобрался. Мол, собаку съел!

— А-а-а… Странная поговорка. Давай планшет обратно, Лестокам наберу. У них точно фармакология — на первом месте! Нет, каково — планировать войсковые операции, исходя из объемов возможного сбыта гипотетической добычи! Надо будет отцу рассказать! — кажется, младший Воронцов на меня не обиделся. Его тон был вполне доброжелательным и полным жизни. — Я начинаю понимать, зачем он меня к тебе приставил!

— Учись, студент! — усмехнулся я. — Если не помру — в старости книжку напишу: «Как помочь богохранимому Отечеству одолеть супостатов, спасти солдатские жизни и набить карманы!»