Кард с хрустом проломил башку здоровенной мохнатой восьминогой тварине, во все стороны брызнула вонючая зеленая жижа, я тут же присел, пропуская над головой еще одного арахна — и обратным ходом клинка вспорол мягкое подбрюшье монстра.
Следом за крупными паскудами хлынул поток паучат, которые норовили вцепиться в ноги, запрыгнуть на спину, ухватить жвалами за рожу… Фу! Приходилось крутиться и вертеться, и сечь мечом во все стороны, и пинать ногами восьминогих засранцев со всей возможной скоростью, потому что проверять способности моего метаболизма по детоксикации после паучиных укусов мне не улыбалось.
— Три-браво, четырнадцать-виски, двадцать девять-чарли! — орал Розен, и его бойцы принимали одно из множества тактических перестроений, подходящих для ситуации. А потом наводил огонь артиллерии: — Квадрат бэ-семнадцать, беглым, три фугасных, а-а-а-агонь!
Чудовищно громко грохотали разрывы снарядов где-то там, за стеной деревьев, над самым ухом стрекотали автоматы опричников, завывал ветер, плескали во все стороны струи огня… Мы с Бахаром и Хурджином выполняли роль тех самых идиотов последней надежды, добивая самых прытких пауков, которые выжили после артобстрела и сумели пройти сквозь заградительный огонь и магические техники опричников. Я прекрасно понимал — ребята примерялись к своим новым способностям, и мы в два меча и один фонарный столб давали им такую возможность.
И выглядело это привыкание в боевых условиях довольно эффектно, да. И работало — эффективно. Подлесок из терна, боярышника и шиповника горел, от частых выстрелов из стволов елей во все стороны летели щепки, весь лес трещал и гудел, проснувшись от долгой хтонической спячки.
Пока мои долбоящеры под руководством есаулов где-то в паре-тройке километров за нашими спинами в буквальном смысле этого слова врубались в подернутую скверной Хтони чащобу, высекая огромную просеку шириной в километр и продвигаясь к Парашке напролом, мы пошли другим путем. Точнее — тем же, но впереди и быстрее. Ордынские маги — а я теперь с чистой совестью мог их так называть, — действительно стали потрясающей приманкой. Арахны лезли со всех сторон! Если не тысячами, то сотнями — точно!
— Эх, трофеев будет! — радостно вопил Бахар.
Он вообще был весь в приподнятом состоянии духа. И я подозревал, что визит дрэдастого к Заславской всё-таки состоялся. Не, ну а чо? Женщина пусть и взрослая, но очень даже видная! Хотя и пьющая, м-да. А он — урук, то есть по определению не очень-то разборчивый парень. Может там и срослось что-то… Наверное, потому он и был так воодушевлен, и мощно размахивал мечом и топором, рубил в капусту арахнов. И дрэды на его башке разве что искры не пускали! Ало-золотые, понятное дело. Татау борнейского колдуна и мои художества причудливым образом взаимодействовали, превращая Двухголового в настоящую машину для убийства. Паучьи ноги и жвала летели во все стороны!
Ох и тяжко будет гоблинско-кхазадским трофейным командам выискивать среди всего этого безобразия паучиные железы с ядом…
Коля Воронцов, в отличие от знакомых мне боевых магов из «Муската», не дрался кулачками. Он использовал стрелковое оружие: два пистолета-пулемета чудовищного калибра, напоминающие УЗИ-переростки. С жуткой скоростью этот интеллигентный юноша перемещался по полю боя и — БАХ! БАХ! — дырявил артефактными пулями арахнов. Только пылевые смерчи оставались на месте, где его силуэт виднелся за секунду до смены позиции.
Если скорости не хватало — он телепортировался. Не как его отец, а на короткие дистанции, метров на двадцать или тридцать. Иногда — за боекомплектом, к Хурджину. Иногда — туда, где являлись шелобы — чудовищные паучеллы величиной с хорошую корову, полностью бронированные и атакующие не только лапами и жвалами, но и дистанционно — плевками ядом и паутиной из жопы. Отвратительно! А иногда — чтобы метким выстрелом сбросить с моего затылка особенно прыткого мелкого паучонка!
Я понятия не имел, как светлейший князь Георгий Михайлович отреагирует на тот факт, что его сынок нынче — ордынец… А он ведь узнает, это к гадалке не ходи! Но зато теперь мне не нужно было объяснять, по какой причине урукам не дозволяется пользоваться огнестрельным оружием. Тот же Бахар с двумя такими пушками в руках натворил бы ужасов в сопоставимых с Коленькиными масштабах!
Роксана и Текели работали по площадям. Филипп Абрамович, тот самый огненный мальчик, делал замысловатые пассы руками, и из крохотной искорки меж его ладонями загорался охренительно здоровый огненный шар. Состроив зверскую рожу и высунув язык от усердия, он швырял его, например, в воронку от недавнего взрыва фугасного снаряда, выпущенного ермоловским «Питоном», а теперь заполненную мелкими паучатами. Паучата жарились и потрескивали.
Роксана ничего нового не выдавала: плющила тварей воздушными прессами, отшвыривала их прочь порывами ветра или, если вдруг они наваливались слишком сильно, выпускала свой рукотворный торнадо.
— Скотобойня, однако, — сказал Хурджин и перебросил из руки в руку заляпанный чем-то мерзким фонарный столб, который выдернул где-то в Сколе. — Так-то пауки скоро закончатся и мы пойдем вперед…
Отряд у нас получился действительно мощный. По лягушкам из пушек? Да, да, да, тот самый случай. На самом деле арахны были серьезным противником: жутковатый облик, физическая сила, яд, скорость, скрытность, огромная численность — Сколевские Бескиды не даром считались одной из самых опасных Аномалий Восточной Европы… Просто воевал с ними сейчас контингент с избыточным магическим и огневым превосходством. Стоило признать — благодаря всем принятым мерам прогулочка вышла довольно легкая. Необременительная такая прогулка по горящему лесу, в сотне метров от накрывающих скопления хтонического противника снарядов, в компании с одуревшими от новообретенных невероятных способностей соратниками. И без всякого шанса совершить завалящий подвиг для экстренного пополнения запаса маны… Адски легкая прогулочка, я бы сказал.
Ну да, дурака я свалял, понабивал татау сверх всякой меры… Так что, товарищ Сархан, сцепи зубы, поудобнее перехвати кард и вперед — крошить недобитков! Смахнув с лица кровь и паучьи внутренности, я огляделся, увидел новую волну мохноногих и лупоглазых паучелл, и зарычал, шагая им навстречу под аккомпанемент автоматных очередей и матерщины опричников:
— Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за ордынско дело!
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу!
Нам оставалось пройти километра четыре, не больше, и я старался не думать о том, что впереди наш мощный и великолепный отряд поджидала капитальная срака: Хранитель Хтони!
Следы пребывания в Хтони Михаила Гределя и вампирской эльфийки Исилиэль, а точнее — их охраны, мы увидели у подножия Парашки. Туда мы добрались в весьма измотанном состоянии, заляпанные в паучьих ошметках, грязи, хвойных иголках и кровище. Основную массу тварей удалось покрошить, спровоцированный массовых заходом в Хтонь магов Инцидент был задушен, и теперь Орда в почти полном составе собирала трофеи, а мы — двигались дальше.
И когда я уже всем нутром чуял биение сердца Аномалии — Эпицентра, мы увидели эти замечательные гирлянды. Точь в точь как в в кино про хоббитцев и кольцо: эдакие уютные коконы продолговатой формы, идеально упакованные, как багаж в аэропорту. Только вместо пластиковой пленки — паучья паутина.
На ветвях высоченной березы болталось что-то около дюжины таких сверточков. Конечно я спел, куда ж без этого:
— Висит на березе,
Колышется ветром…. — и потыкал концом карда в один из них.
— Заткнись, Бабай! И хватит тыкать! Это же люди! — вызверилась Роксана и снова запустила свой торнадо, который довольно бережно стряхнул паучьих пленников с веточек и опустил их на землю.
Опричники принялись за дело: орудуя уставными тесаками, они взрезали коконы и обнаружили там мужчин и женщин в милитари-комбезах и остатках доспехов. На лицах у них застыли странные гримасы, рты были искривлены, глаза — выпучены. Наверное — побочный эффект от домашней консервации… Хотя, у меня самого рожа была, наверное, не лучше, когда ко мне на спину тот паучонок запрыгнул! Ну вот гидосно мне от них, хотя уруки сами по себе народ небрезгливый, но есть в этих тварях что-то эдакое, прям передергивает. Лучше по Большой Клоаке часок-другой шляться.
Когда гределевских дружинников освободили от пут, Роксана и фельдшер Поликарпыч занялись медицинскими манипуляциями. Нельзя сказать, что все было быстренько и запросто, реанимационные процедуры длились довольно долго. Применялись традиционные для местной высокотехнологичной медицины средства вроде автоматического инъектора и этой странной коробочки, которая ползала по телу и билась током… А еще, судя по потокам эфира, Ртищева конденсировала ману из воздушной стихии и направляла ее по энергетическим каналам пациента. «Дружинник» практически всегда равно «пустоцвет», или — маг-слабосилок, поэтому такая подпитка служила прекрасным дополнением к медикаментозному лечению. И в общем-то понятно, почему воздушники-аэроманты работали в этом направлении лучше всего… Воздух — вот он, повсюду! Филипп Текели даже и не подходил к раненым, хотя тоже был полностью инициированным магом. Ему для того, чтобы подпитать пострадавшего, пришлось был лес вокруг поджигать!
— А-а-а-а!!! — заорал дурным голосом один из реанимированных, приходя в себя. — О, Боже! А-а-а-а! Ох! Русские? Скажите что вы — русские, Господи!
— Слово и Дело Государево! — откликнулся Петенька. — Ротмистр Розен, Кавказский светлейшего князя Воронцова опричный полк!
— Господи, Господи! Немедленно, немедленно нужно сравнять с землей… Тактический ядерный удар, господа! — дружинник попытался вскочить, но тело его не послушалось, и он только нелепо дергался среди ошметков своей одежды и паутины.
— ША! — гаркнул я. — Давай спокойно: что за дерьмо там творится? Ты ведь Эпицентр в виду имеешь? Вершину Парашки?
Все немедленно заткнулись. Всё-таки этот «выход силой» — отличное подспорье. Самоучитель что ли какой-то по ментализму почитать? Или Риковича назначить ордынским внештатным репетитором? Хрен же отвертится если пан-атаман прикажет!
Дружинник — этот крепкий взрослый мужчина лет тридцати, с бледным лицом и красными глазами, шумно сглотнул, с кряхтением, при помощи Поликарпыча сел и проговорил задумчиво:
— Горазды вы голосить, ваше орчейшество, — он выпил воды из протянутой фельдшером фляжки и наконец оформил свою панику в связные фразы: — Дерьмо первостатейное, господа. Та эльфийка — ведьма, и не из последних… Мы-то знали что она упыриха, но что ведьма — вот это только потом стало ясно. Она нас одурманила, вот что. Мы как роботы стали. Бездумные! Эта сволочь и Мишаня, сукин сын, чтоб его черви живьем сожрали, сговорились нашего брата-дружинника погубить! Они принялись потрошить ребят, а? Каково? И мы ничего не могли сделать, потому что наш господин предал нас! Это неслыханно — приносить в жертву личную дружину…
— В жертву? — глаза Розена сузились. — Что значит — в жертву?
— Ритуал призыва, — сказал воин. — Холм сейчас — центр гексаграммы. Я видал, как призывают духов и демонов — та же дрянь, только в разы сильнее. Нас вышло двести человек из Сколе, мы шли как нож сквозь масло, отстреливая редких пауков, потеряли двоих убитыми и шестерых — ранеными, тащили их на себе. Представьте — двести одаренных… Пускай — пустоцветов, что скрывать, я и сам — неинициированный гидромант, но… Две сотни — под нож!!! Кого или что они собрались призывать?
— Ять… — раздался общий вздох.
Мы переглядывались. Судя по всему — этот неплохой в целом мужик не врал. Да и зачем ему было врать, он ведь практически с жизнью попрощался! Из него консерву сделали, всё, аллес капут! И если человек только-только очнувшись сразу вываливает такие свои соображения своим спасителям — это чего-то да стоит. Но была тут одна несостыковочка, один — или даже не один, момент.
— А Хранители Хтони? — спросил я. — Никогда не поверю что у такой крупной и жирной Аномалии как Сколевские Бескиды нет дикого стремного Хранителя. Он или они точно не стали бы смотреть, как кто-то мутит что-то в самом Эпицентре.
— Она, — сказал дружинник и его передернуло от ужаса. — Вдовушка. Она нас всех и спеленала. Тут вы чертовски правы, ваше орчейшество. Она смотрит, смотрит и потихонечку подбирается поближе… Осторожничает, потому что ведьма — сильна, это и люди чувствуют, и твари. Но заполучить такую добычу для Вдовушки — лакомая задача, и я не знаю, кто с кем сладит — эльдарка с паучихой или паучиха с эльдаркой, по мне так — сожрали бы они друг друга и дело с концом.
— Имела жаба гадюку, однако, — хрюкнул Бахар Двухголовый и вдруг взгыгыкнул низким басом. — Имела жаба гадюку!
Мы с Хурджином тоже криво поухмылялись: ну надо же, оркам выпал шанс ввернуть эту расхожую фразочку! Остальные наше веселье не поддержали. Розен явно анализировал ситуацию: его зрачки дрожали, он опустил забрало шлема и теперь на экране мелькали диковинные формулы и пиктограммы, опричники помогали ожившим консервам, волшебники, похоже, используя специальные магические практики пополняли запасы маны. В пользу этой версии свидетельствовал тот же Филипп Текели, который уселся по-турецки напротив небольшого костерка и мычал что-то под нос, а эфирные вихри так и кружились вокруг него… Остальные одаренные тоже творили нечто подобное, только каждый на свой лад.
Только мы — орки остались не при делах. Правда — ненадолго.
— А-а-ай! — вдруг возопил Хурджин и топнул ногой.
— Нет, — сказал я. — Ну тебя нахрен. Не сейчас.
— Ох, латюкио патюкио макарена… — не успокаивался тролль, приплясывая. — Эх, шуры-муры трали-вали пасадена!
— Хурджин. Не надо… — взгляды окружающих были более чем красноречивы, и я пытался остановить великого ордынского шамана, но тщетно. Он вошел в раж!
И орал, зараза, очень громко, и отплясывал заразительно. Огромным синим великанам — троллям, вообще присуща удивительная пластика движений, они — прирожденные танцоры!
— Ой, да хер с ним, Бабай! Погнали! — Бахар Двухголовый хлопнул в ладоши. — Потанцуем! Давай, давай! Эх, шуры-муры, трали-вали, чтоб меня!
И, лихо притопнув, погнал: ладони на затылок, ладони на плечи, на жопу — ну, вот это вот всё. И рожу корчил зверскую, как положено. Покруче чем маори во время хакку.
Если подумать — это было не самой плохой идеей. Хурджин все-таки шурупил в потусторонней хренотени больше нашего, и если уж решил, что без духов тут не обойтись — к его мнению прислушаться, пожалуй стоило. Так что я сунул кард за спину и воздел руки к небу:
— А-а-ай! — и погнал выплясывать следом за товарищами-орками.
Плевать, что подумают опричники, еще этих я не стеснялся! Если товарищу-ордынцу нужна макарена, значит — будет макарена!
— Эх, не дура бандура у мучачи! — орали мы в три дурных голоса. — Ох! Как-то сел на диво конь амигос! Э-э-э-э макарена, а-а-ай!
— Они в край стебанулись, — Роксана хлопнула себя по лбу. — Это же бред сивой кобылы. Петя, я думаю, что…
— А мне тоньше лезвия, что ты сейчас думаешь, — холодным как сталь голосом сказал Розен и вдруг рубанул воздух ребром ладони, и рявкнул самым командирским тоном: — Внимание всем! Слушай мою команду! Шагом марш танцевать! Это приказ.
— Но… — прохрипел Талалихин, однако Козинец ткнул его локтем в бок и тот заткнулся.
Уже через секунду на поляне плясали все, вертели бедрами и корчили рожи как положено. Даже Роксана. Потому что приказы не обсуждаются, особенно — приказы прирожденного командира, каким был Розен. Дружинники Гределей, бывшие еще пять минут назад паучиными консервами, похоже, совершенно обалдели от происходящего. По крайней мере, им так могло показаться, потому что буквально секунд через пятнадцать они обалдели еще больше.
— Любо, любо, — сказал высоченный полупрозрачный витязь в расколотом надвое шеломе, и с окровавленными лицом. — Плясать горазды потомки!
— Козлопение, — фыркнула статная женщина в богато украшенном средневековом платье. В груди ее торчало несколько стрел, но неудобства призрачной мадам они, похоже, не доставляли. — Орут аки оглашенные. Хотя синий волот клыкастый зело лепо чреслами-то…
— Параскева! Стыдоба-то какая! — одернул ее витязь. — Что, воины, почуяли скверну-то? Вот-вот уже баба мерзкая народу навьего Хладный Мост наладит, и сюда ее товарищи и слуги кинутся! И ничего вы своими вот этими огневыми палками не сделаете, ибо не выбухнет ничего в этих горах, пока Хладный Мост стоит…
— Сука, — сказала Роксана. — Сука, сука, сука. Мост между Аномалиями, да? С взаимопроникновением эффектов?
— Всё так, чаровница. И по мосту этому навьи со своими присными живо сюда идут, и встретить их некому будет, потому что народец измельчал и… А, погодите-ка, воины, это что же — вы с урхаями в союзе? — витязь ткнул пальцем прямо в меня. — Ну, коли тысчёнка урхаев с этими кочерыжками железными у вас найдется — может и дождетесь великой рати, может и сдержите навьев…
— Ой ты гой еси Святослав Владимирович, — вдруг сказал Розен и поклонился в пояс, и рукой бронированной махнул у самой земли. — И вы, государыня-княгинюшка Параскева! Благодарность вам от нас великая, за советы да за внимание ваше… Сделайте милость, скажите — что на вершине горы творится?
— Вот, какое вежество, Параскева! Не перевелись еще добрые мужи на земле русской! Такому и помочь не грех! Что знаю — обскажу, — Святослав прислонил руку в перчатке ко лбу, за каким-то хреном делая вид что заслоняет глаза от солнца. — А! Ну всё, ирода этого она ко пню привязала и сосать у него будет, а к ней со спины Вдовушка подбирается, гадовка эта восьминогая. Но Вдовушка не успеет, и вы не успеете. Хладный Мост уже тут…
— Но мы же должны как-то…?
— А вот Вдовушка ее оприходует, замотает и на дерево повесит. Если найдете и убьете авалонскую навью — будет верное средство, Мост сломается. Но с теми, балканскими навьями, которые через часок уже полчища свои приведут, тут решать придется… Много слуг с собой ведут, тысченок с пяток или с десяток, вон уже по небесам торопятся, отсюда видать! Ну, потомки, не посрамите памяти наших побед…
— Ой, Слав, какие победы? — возмутилась Параскева перед тем как раствориться в воздухе. — Святополк победил, а мы — померли, хватит брехать, побойся Бога!
— Ох, и правда, и правда… — смутился Святослав Владимирович. — Ну, справляйтесь, потомки…
И исчез.
— Охренеть теперь, — сказал я. — Навьи это что — упыри? И что значит — выбухов не будет?
Розен крутанул ус:
— Нам чертовски повезло, Бабай. Всей группе армий «Прут» повезло, всей Подолии и всему Государству Российскому. Такой шанс выпадает один раз на миллион. Понимаешь ли, у нас тут, за спиной, единственная сила, которая совершенно точно сохранит боеспособность, когда огнестрельное оружие перестанет работать и вообще — больше ничего не будет взрываться.
— Орда, — сказал я. — Орда, чтоб меня! Чтоб я сдох, если это случайность!
— Разворачивай боевые порядки, твое превосходительство походный атаман! — мрачно проговорил ротмистр. — Пять или десять тысяч новообращенных во главе с носферату — жуткая сила, и сомневаюсь я, что победа будет на нашей стороне… Мне понадобиться что-то около получаса — я поищу подходящее подкрепление, есть у меня пара мыслишек… Может и сладим с напастью. А потом мы двинем на Парашку, но чтобы найти эту Исилиэль и убить нам тоже нужно время, и…
— И орки будут стоять и умирать, однако… — Хурджин слушал очень внимательно. — Столько, сколько потребуется. Так-то мы это умеем.
И, не сговариваясь, мы втроем — два урука и тролль — рявкнули:
— Лок-тар огар! — и я совершенно точно знал, что на сей раз совершать великие подвиги придется кому-то другому, потому что свою Орду я не брошу. Я буду стоять и умирать вместе с ними.
а вот вам альтернативная версия макарены, как раз в стиле юридик и сервитутов, где два старых орка под аккомпанемент оркестра долбанутого на всю голову эльфа фигачат как положено)) https://www.youtube.com/watch?v=MMRVbhbIkjk