Veritas

Глава 19. Львица

Тронный зал в тёмных тонах исчерчен резкими, острыми, как зубья, тенями.

Факелы трепещут на ветру.

Вой.

Вьюги и чудовища.

Черная тварь крадётся из-за колонны.

Горящие глаза цвета крови на плитках пола.

Разруха.

Магия щекочет нёбо.

Ужас сдавливает кишки.

Острая боль в плече.

Крик рвётся из горла.

Пантера скалится в багровой улыбке, тает в тенях.

Левая рука дрожит, лезвие кинжала звенит, зубы стучат.

— Явись! — яростно кричит Люция.

Черный комок когтей и кровожадной злобы бросается на неё.

Мизерикорд падает со звоном.

Вопль захлебывается в сдавленной зубами глотке.

Люция с силой тряхнула головой, прогоняя ночное ведение. Предостережение. Страх. Сейчас не до этого, ей нужно сосредоточиться.

Полдень. Толпа звероголовых терринов гудела возле входа в оазис — тропический островок посреди бесплодного песчаного океана. Они добирались сюда несколько часов на повозках, запряжённых верблюдами.

И хотя прошлой ночью Люция освежилась и поспала, после повторяющихся кошмаров и утомительного пути по нарастающей жаре чувствовала себя ужасно. Навалилась усталость прошлых дней, сказалось бесконечное напряжение и страх «не успеть» спасти Далеона. Теперь ещё и сны.

То и дело фантомные боли дёргали левую руку, бесконечно ныли шрамы, а в глаза, точно песка насыпали.

Ужасно. В таком состоянии у неё ещё меньше шансов против Баст, но ничего поделать Люц не могла.

Как и сдаться.

Ни за что.

Она никому не отдаст своего короля.

Люция смахнула со лба горячий пот и крепче сжала рукоятку мизерикорда на поясе брюк — единственного послабления, которое ей позволили звероморфы. Ведь у них для защиты и атаки были когти и вторая ипостась, у фарси — ничего.

— Твоя задача, — напомнил девушке Вожак, пока она пристально всматривалась в тропическую рощу, — набрать воды из Священного Озера в центре оазиса, принести сюда до захода солнца и напоить своего избранника. Как ты это сделаешь не важно. Испытание на скорость и смекалку, но драки между самками обычно неизбежны. Я бы посоветовал тебе избегать Баст, взять воду и без оглядки бежать обратно, — очень тихо добавил он. — Не вступай в бой, девочка, тебе не победить «зубочисткой» львицу. Она просто порвёт тебя.

— Учту ваш совет, Альфа, — мрачно покосилась на него Люция и сжала-разжала кулак на прохладном эфесе клинка. Стиснула челюсти. — Но если придётся, я не стану сдерживаться и спущу с неё шкуру. Она узнает, чем прославился мой клан. Не обессудьте.

Он печально улыбнулся уголками рта и отошел в сторонку.

— Начинаем по сигналу! — объявил толпе Вожак. — Участницы состязания отправиться к озеру с разных сторон…

Люц выхватила в толпе знакомую тёмную макушку и встретилась с распахнутыми синими очами полными надежды и тревоги. Спесивый, упрямый и насмешливый король переживал за неё, хотя ещё недавно ненавидел и всячески портил жизнь?

Так странно. Непривычно.

Приятно.

В груди отчего-то разлилось тепло.

Грубый толчок в плечо заставил её очнуться и пошатнуться.

— Приготовься сдохнуть, чужачка! — прошипела ей в лицо Баст и двинулась к своему старту.

Люц цыкнула и потёрла травму. Хуже всего, что она пришлась на больную руку и теперь та мелко дрожала.

— Гадство!

Это состязание точно не будет лёгким.

Затрубил рог.

— Беги, — донёс ветер насмешливый голос Гора.

И она побежала, что есть мочи. Игнорирую песок, в котором вязли сапоги, беспощадное солнце, слепящее глаза, и непослушный локон, выбившийся на лоб из высокого хвоста.

Её дыхание быстро сбилось, чистую льняную тунику пропитал пот, ноги устали. Благо пустыня вскоре кончилась: почва стала твёрже, тени пальм упали на лицо, воздух наполнился влагой.

Люция вошла в тропический лес.

Фарси сбавила темп и теперь бежала рысцой, зорко глядя под ноги и по сторонам. Она никогда не бывала в тропиках, новый опыт восхищал и опьянял, но девушка не позволяла себе расслабляться. Опасность могла подстерегать под любым кустом, корягой, пальмой или деревом. На неё могла напасть Баст, ядовитая змея или любой другой дикий зверь.

В теории, из уроков географии, Люция знала, какая живность обитает в округе, и запрещала себе очаровываться. Потеря бдительности может стоить ей жизни, и тогда уже ничто не вызволит Далеона из лап звероморфов.

Никто в Ригеле никогда не узнает, что он застрял тут. Они даже в самом бредовом сне не представят, что Ванитас стал частью племени своих естественных врагов. Женился на звероморфе. Львице!

В горле Люции зародился рык, и она крепче стиснула зубы.

Нет. Она не позволит какой-то драной кошке наложить на него свои лапы. Она не умрёт сегодня! Не проиграет!

Спустя почти час или вечность воздух стал заметно прохладнее и тяжелее. Он испариной оседал на чуть загорелой коже, заставлял волосы виться ещё сильнее и дарил лёгкое успокоение разгорячённому жарой и бегом телу.

Люция взобралась по торчащим из влажной земли корням и лианам на небольшой пригорок, раздвинула крупные листья куста и застыла в благоговении.

Прямо перед ней раскинулось огромное бирюзовое озеро с чистейшей водой. Его ребристая гладь искрилась в лучах солнца, как грани бриллианта, и подрагивала на легком ветру.

От пекла в глазах мутилось, и Люция едва сдержалась, чтоб не кинуться в воду с разбега. Только остатки здравомыслия и врождённая осторожность удержали её на месте.

В озере могли водиться хищные рыбы, звери, змеи, чудовища. Да что угодно! Кидается в него без оглядки равносильно самоубийству. Что говорить о возможных подводных скалах и течениях, которые могли быть для неё не менее смертельными.

Однако… она достигла точки назначения. Видимо. Вода здесь должна быть питьевая, чистая, раз её конечная цель — «напоить суженого». И Люция может немножко опустить барьеры и сама напиться.

Девушка огляделась по сторонам в поисках удобного спуска, но пригорок, на котором она стояла, оказался крутым, а почва под сапогами сырой и скользкой. Тогда Люция схватилась за длинную и довольно крепкую зелёную лиану и уже с её помощью, как по канату, спустилась на песчано-каменистый берег.

Зорко смотря по сторонам и под ноги, фарси перебежками двинулась к озеру. Полюбовалась песчаным дном с редкими камушками и пучками водорослей, видневшимися через лазурную гладь, и жадно умылась прохладной водицей. Быстро попила, как воришка при исполнении, и снова осмотрелась.

Сейчас был бы подходящий момент для нападения Баст. Ведь любое млекопитающее наиболее уязвимо в моменты приёма пищи.

Но сколько бы десница не вглядывалась в линию кустов и деревьев позади себя, сколько бы ни вслушивалась в шелест листвы, пение птиц и лёгкий шум прибоя — следов крадущегося хищника не находила. Это в равной степени настораживало и дарило облегчение.

Неужели Люц пришла раньше львицы? Или наоборот сильно позже? Что если та решила не драться с ней, а просто победить в состязании? Что если она уже победила?

Эта мысль заставила кровь в жилах Люции вскипеть. Она поднялась и сжала кулаки.

— Надо ускориться, — пробормотала и потопала к ближайшему кусту.

Нести воду в ладонях показалось полнейшей глупостью и абсурдом. Во-первых, всё утечет, не успеет она и пару десятков шагов сделать. Во-вторых, с занятыми руками не сможет обороняться, карабкаться, раздвигать кусты. А если упадет? Всё — пиши пропало и заново топай к озеру. А ей время тратить на лишние хождения никак нельзя.

Это у звероморфа почти безграничная выносливость. Люция уже чувствует себя как выжатый лимон. Жара изматывает не хуже переживаний и кошмарных ночей.

Срезав кинжалом крупный и плотный лист с низкой банановой пальмы, Люция осторожно набрала в него воду, повернулась к лесу и сглотнула.

Капля холодного пота выступила на загривке и пробежала меж лопаток.

Теперь ей нужно вернуться, пройти по своим следам и выйти к «зрителям». Осталось совсем немного. Финишная прямая. Вот только одна рука её теперь будет занята и придется следить за драгоценной водой, набранной в лист, чтоб не разлить.

Будет сложно.

И, кажется, главное испытание начинается прямо сейчас.

Вокруг тихо, опасностью не пахнет.

От чего ж сердце трепещет от дурного предчувствия?

Решительно задрав подбородок, с тревожно грохочущим пульсом, Люция зашагала в лес.

Кроны и тени снова сомкнулись над ней. Десница старалась бдеть за окружением, но минуты шли, шаги её гулко стучали по земле и листве (усталость и незнакомая месть брали своё) и это убаюкивало её. В купе с клекотом пестрых птичек и шелестом крон.

Держать концентрацию становилось всё труднее и мысли её отвлекались то на непривычных представителей летающей фауны, то на красочную флору, о которой она могла лишь читать в учебниках, то на Далеона, к которому она опасалась не успеть.

А еще не могла Люция не думать о звероморфах и Магнусе. О том, кто на самом деле стоит за разжиганием и розни, а впоследствии — Мировой Войны. О том, кто, скорее всего, придумал похитить Далеона и продать на рынке рабов. Но зачем ему это? С какой целью? Почему просто не убить короля? Зачем он вытащил его из замка, увез, сохранил жизнь?

Это что-то личное? Месть? Кому Далеон мог так насолить? Или за этим скрывается нечто большее?

Люц вышла на широкую тропу, изборожденную крупными конями, задумчиво кусая губу, и услышала, как сбоку хрустнула ветка.

Вскинулась — сердце зашлось в груди в безумном такте — поздно.

С раскидистого дерева на неё с рыком кинулась львица.

Баст сбила Люцию с ног. Удар оземь выбил из легких воздух, дикая боль пронзила правое плечо, пальмовый лист вылетел из пальцев, вода пролилась и впиталась в почву.

— Нет! — вскрикнула девушка и отчаянно дёрнулась.

Взвыла из-за раны. Когти львицы впились в плоть крепче.

Алые брызги пропитали тунику и песчаную шерсть.

Крупная кошачья туша нависала сверху.

Плечо ныло.

Злобно сверкали жёлтые зенки, клыки скалились.

Сердце Люции заходилось от страха.

Пусть детали и отличаются, происходящее слишком жутко напоминает её вещий сон. Неужели он предупреждал об этом дне? Этой атаке?

Неужели она сегодня умрёт?

Баст победно ухмыльнулась и замахнулась второй лапой размером с голову ребёнка.

— Сучка! — выругалась десница, выхватила из-за пояса мизерикорд и полоснула им наотмашь.

Алая линия перечеркнула тёмные подушечки. Кровь брызнула на лицо. Львица взвыла и отскочила назад, поджимая лапу.

— Гадина! — прорычала она, брызжа слюной.

— Вот и познакомились, — хмыкнула Люция, встала рывком и приняла боевую стойку. Рану дернуло от резкого движения, фарси зашипела сквозь стиснутые зубы.

Она точно помнила, из-за чего погибала во всех своих снах, связанных с «черной пантерой», и не собиралась повторять ошибку. Да, здоровая рука ранена и едва шевелится. Да, дрожащая рука со шрамами держит клинок. Но пошла в задницу к Тырху эта судьба, где её укокошат!

Фарси дано видеть будущее, как раз для того, чтобы его изменять!

Львица, порыкивая, начала обходить её кругом. Люц не выпускала её из виду и не опускала оружия. Предплечье затекало, пальцы подёргивало, свежие синяки на спине ныли — плевать.

Она выживет.

Обязательно.

От этого зависит судьба Далеона.

— Зачем напала на меня? — спросила хмуро. — Шла бы своей дорогой…

— Ты бросила мне вызов! — зашипела Баст, бесшумно передвигаясь на четвереньках в своей звериной ипостаси. — Ты покусилась на моё, чужачка!

— Далеон не твой! — рявкнула Люция и оскалилась. Она б тоже зарычала, если бы умела. В её жилах кипел страх, адреналин и ярость. И магия. Искристая, как шампанское, взрывная.

Стоило подумать о ней, как рубцы на левой руке заныли.

Люция стиснула зубы.

— Может, решим всё мирно?

— Ты дважды отказалась от «мира», — с рыком напомнила львица. — Теперь убить тебя и забрать самца — дело чести! Не терплю, когда мой авторитет в клане ставят под сомнения всякие тупые выскочки вроде тебя, девчонка. Готовься сдохнуть!

На глаза десницы упала мрачная тень. Она убийственно посмотрела на Баст. Источник под рёбрами раскручивался, кипел, готовясь к всплеску.

— Сама напросилась.

Рванула вперед.

— Стой!

Энергия облила опешившую кошку волной, парализовав конечности. Но заминка длилась лишь миг. Клинок Люции приблизился к шерстяному горлу, Баст припала на задние лапы и отскочила. Лезвие прошлось по касательной, срезало мех на брюхе, что рассеялся по ветру, как семена одуванчика.

Львица мягко вскочила на пригорок. Шерсть на холке топорщилась, глаза дикие.

— Магичить вздумала, полукровка? — она лающе расхохоталась и воззрилась на девушку с угрозой. — На звероморфов не действуют ваши подлые чары!

Люция цыкнула. Шрамы на руке предупреждающе сжались. Чуть переусердствует и они лопнут. Тогда уже обе её конечности будут ни к чёрту.

— Что ж ты убежала? — усмехнулась фарси. — Струсила?

Люц била дрожь. Из них двоих именно она боялась и рисковала больше всего. А как не бояться, когда стоишь с одним кинжаликом, смертная и ослабленная, против разумной твари в животной шкуре размером в две тебя? Ещё и с когтями, мощными и острыми, как ножи, и клыками.

Злить Баст — не лучшая идея, но в ярости противник становиться опрометчивым, движимым лишь одной слепой идеей — уничтожить, и меньше следит за защитой. Это может дать Люции шанс для успешного выпада.

Хватит даже одного. Чёткого и быстрого.

Другое дело, что это будет первое её убийство в драке. Кейрана и обнаглевшего виконта она зарезала без боя, одним ударом. Сумеет ли она в этот раз? Решиться ли?

«Только не дрейфь, — повторяла себе девушка, крепче сжимая дрожащей рукой мизерикорд, Холодный пот струился по спине, дыхание участилось. — Не дрейфь».

Баст кинулась на неё с яростным рёвом. Люц отскочила, и они сошлись в серии быстрых атак. Летела кровь, сталкивались когти и кинжал, разносились жутким леденящим эхом крики.

Подшёрсток сложно прорезать, сложно дотянуться до плоти под ним, потому фарси била по лапам, запястьям, локтям, где шерсть короче, но это лишь изматывало и злило противницу. Ничего смертельного. Особенно с быстрой регенерацией звероморфов.

Люц подобным похвастаться не могла. Со жгучих царапин на предплечьях и торсе дорожками бежала горячая кровь. Мочила пыльно-синюю тунику, заставляла пальцы скользить на рукояти, возбуждала голод и злое торжество в звериной сути Баст. Глаза кошки пылали алчным восторгом, язык скользил по пасти и чёрному носу.

— Я чую страх в твоей крови, полукровка, и силу, — проурчала львица, мягко подкрадываясь. — Я сожру тебя, когда всё закончиться, и присвою твою сущность. Ты сделаешь меня ещё могущественнее! Я стану Альфой общины!

Кровь застыла в жилах Люции.

Духи Милостивые! Только людоеда ей не хватало! Неужели все звероморфы такие? Поедают врага и становятся сильнее? Да бред же суеверный! Или нет?

Поджилки затряслись, но Люц крепче сжала зубы. У неё был сон. Предупреждение. В её силах изменить судьбу. Избежать гибели. Правда же? Правда?!

Она запнулась о корягу и на миг выпустила противницу из пола зрения. Этого хватило. С невероятной скоростью львица подскочила к ней, оттолкнулась от земли, раззявив челюсти, метя клыками в глотку.

Мир сузился до этой точки, замедлился, как бывает в критический момент. Понимаешь, что вот-вот случиться и решительно не можешь ничего изменить. Мозг работает быстрее тела, измотанного дракой, ранами и жарой.

Надвигается смерть.

«Нет», — ужас парализовал конечности.

Её горячее, зловонное дыхание обжигает шею.

Источник плеснул к горлу, как тошнота.

— Стой!

Магия окатила Баст, заставив оцепенеть на секунду. Руку со шрамами прострелила судорога, клинок выскользнул из пальцев с глухим стуком.

Безумное сердце застряло в глотке.

— Нет, — выдохнула Люция, падая навзничь.

Львица взрыкнула, и продолжила смертельный прыжок. Люц отклонила голову, зубы вцепились в больное плечо и начали трепать как куклу. Дикий вопль прорезал лес. Вопила Люция, задыхаясь от боли, ужаса и слёз.

Она лихорадочно шарила левой рукой по земле и палой листве в поисках мизерикорда, едва соображая, что делает. В мозгу билась лишь одно: «Кинжал, кинжал, кинжал!».

Пальцы сомкнулись на окровавленной стали. Дыхание замерло. Собрал последние силы, подавив дрожь и отстранившись от боли, Люция решительно пырнула Баст в брюшину. Как кобра пыряет свою добычу. И ещё раз, ещё.

Кровь брызгала, заливая кусты и землю. Лицо девушки в алых брызгах, было холодно как маска Железной Девы, а удары столь же беспощадны. Баст отпрянула с леденящим воем и пошатнулась, обзывая девушку по-всякому. Её лапы заплетались, в очах помимо гнева, отразился страх.

Этот страх подпитал что-то тёмное в глубинах души Люции, точно дрова, подброшенные в костёр, предал ей сил, едва ли не вознёс на пик томного блаженства.

Она села, удобнее перехватывая клинок. Правая рука болталась плетью, кончики пальцев немели и не слушались. Вероятно у неё вывих, если не перелом. Но всё потом. Потом она оценит ушибы и пожалеет себя. Сейчас ей нужно прикончить соперницу.

Спокойствие накатило на неё. Не осталось ни гнева, ни страха, ни других эмоций. Пустота внутри. И такой же пустой взор она остановила на багровой пасти львицы. У той перехватило дыхание.

— Я думала звероморфам слишком дороги самки, чтоб позволять им драться на смерть, — ровно произнесла десница.

— Это так, — сглотнула Баст и нервно облизнулась, тупясь в землю. Она пыталась пятиться, скользя на пушистой заднице, но лапы тряслись и едва держали её. Из пробитого бока потоком выливалась кровь.

Дыхание срывалось с уст Баст судорожными хрипами, золотистые глаза мутнели. Она умрёт если ей не помочь. Она умрёт, если Люция сейчас впустит ей кишки.

— И ты всё равно напала на меня с целью убить.

Баст промолчала, упрямо глядя под ноги.

— Язык проглотила? — Люция встала и, пошатываясь пошла к ней. С лезвия на листья падала багровая капель.

— Ты чужачка! — процедила львица и глянула яростно, исподлобья. — Не звероморф. Не наша. Пришлая! Тебя не жалко пустить в расход. Никто не стал бы меня упрекать!

— Ты первая пролила мою кровь, — спокойно сказала десница. — Первая высказала намеренье. Я имею право тебя прикончить.

— Тебе не простят этого! — зашипела она и попыталась встать. Но задние лапы покосились, снова плеснула из ран кровь, из глотки вырвался скулёж. — Тебя накажут за меня. Убьют!

Губы Люции растянулись в недоброй ухмылке:

— Посмотрим, на чьей стороне правда.

Она расставила ноги и занесла клинок, метя львице вниз живота. Баст захлебнулась ужасом, застыла.

Рядом громко зашуршали кусты, Люц вздрогнула и выставила клинок на новую опасность. Из тропических зарослей с криками: «Нет! Не надо! Стой!» — высыпали косолапые щенки и котята. Или, точнее, волчонок, два тигрёнка и пума.

Десница отпрянула, мечась глазами между ними. Ждала нападения, но они окружили ошеломлённую Баст. Скуля, принялись ластиться к ней, тереться об неё пушистыми башками и зализывать раны. Львица с тихим ворчанием пыталась отпихнуть их, прогнать, они не слушали.

Дурное предчувствие закралось у десницы и через пару секунд оно подтвердилось…

Тигренок — самый крупный из «котят», и, видимо, старший — выскочил перед ней, заслоняя Баст, и дрожа, как осиновый листок, оскалился:

— Не убивай нашу маму, человек!

У Люц оборвалось сердце.

— Пожалуйста! — завыли другие «котята». — Не трогай её! Отпусти нашу мамочку! Пожалуйста!..

То ли дело в «пожалуйста», то ли в слезливом тоне и отчаянии в блестящих детских глазках, толи во всём вместе, но у Люции опустились руки.

— Духи Милостивые! — воскликнула она и запустила пальцы в слипшиеся от пота волосы. Провела рукой по лицу, пытаясь стереть увиденное, эмоции, мысли. Поняла, что размазала кровь и рискует порезаться кинжалом и одернула ладонь.

Боги Забытые, она чуть не убила чью-то глупую мать!

— Ты что совсем идиотка?! — взъярилась она, глядя на упавшую на бок Баст. — У тебя четверо детей! Трое мужей! А ты вступила со мной в схватку. Зачем? Боги, зачем?! Зачем тебе ещё один муж? Ты из-за своей жадности, чуть не оставила детей сиротами! Ладно, тебе себя не жалко, но о них ты подумала? Ты могла умереть, глупая кошка!

Жёлтый глаз яростно сощурился.

— Я не собиралась умирать, — прошипела она сквозь оскаленный клыки. — Не в драке со слабым человеком…

Люция замотала головой и указала на неё клинком, как бы намекая, кто оказался слабее и теперь пыхтит в землю. Баст недовольно рыкнула, тяжело вздохнула и продолжила:

— …и дело не в жадности. Я первая заметила этого самца. Я купила его и привела в общину. Только традиции не позволили мне сразу его взять. И тут появилась ты. Наглая!.. нахалка, которая бросила мне вызов. Пожелала присвоить моё. Я не могла так просто отступить. Другие самки посчитали бы меня слабой и начали зарываться. Никто не смеет вставать у меня на пути! Я самая сильная в племени! Я!..

Люция рассмеялась. Горько, заливисто, с кислым привкусом истерики. Затем утёрла выступившие в уголках глаз слезы, заправила волосы за уши и с кривой улыбкой спросила:

— Ты «первая заметила этого самца»? — покачала головой, словно одна мысль об этом была чертовки нелепой. — Да я знаю его с детства! Я росла вместе с ним, наблюдая, как он взрослеет, меняется, обретает силу. Терпела его идиотские заскоки и жестокие шутки. Я знаю о его похождениях, успехах, поражениях. Знаю его привычки, какое вино он предпочитает, какие конфеты любит, какие цвета в одежде носит, что ест на грёбаный завтрак и каким мылом моется. Тырф хэк! Я даже знаю, что он не носит белья! Я знаю, что его огорчает и о чём он мечтает. Видела его жестоким, ранимым, циничным и нежным. Страстным и отчаянным. А ты знаешь? Ты хоть что-нибудь из этого знаешь, чтобы утверждать, что «заметила его первой», что он твой?!

Люция перевела дыхание, глядя в распахнутые очи ошалевшей кошки и продолжила:

— Далеон… он как мой хвост. Со стороны кажется, что не нужен, бесполезен, но это не так. Он моя конечность. Неотделимая часть. Плоть, кость, кровь. Я не могу без него. Из нас двоих — я первая заметила его. Он мой с первой секунды, с кончиков пальцев до самой последней волосинки. МОЙ!

Выкрик разлетелся по лесу эхом и спугнул птиц с ближайших деревьев. Они вспорхнули с крон с оглушительным гвалтом и разлетелись. В воцарившейся тишине Люция запоздало осознала, в чём только что призналась не только львице — самой себе.

Уже давно, уже очень давно, она безнадёжно зациклена на шестом принце. Как бы ненавидела она его прежде только за то, что он сын её врага и невыносимый придурок, Далеон умудрился запасть ей в душу. Возиться занозой в сердце. Проникнуть в мысли, отравить разум и чувства.

Их связали крепчайшим узлом взаимная ненависть и безнадёжное желание обладать друг другом.

Как до этого докатилось? В какой момент они оба переступили черту обыкновенной неприязни и полетели в бездну? Сложно сказать.

Ясно одно — её чувства к Далеону далеки от нормальных. Она всё ещё злится на него и в то же время жаждет. Жаждет унижать и подчинять, пикироваться колкостями, сражаться с ним, вызывать эмоции: гнев, ярость, обиду, печаль, мучительную безответную страсть. Всё сгодиться! Лишь бы он никогда не забывал о ней. Лишь бы она, точно так же как он, проникла в его душу и сознание болючей занозой, которую невозможно вытащить. Чтоб он думал о ней, думал, думал…

Как она думает о нём. Всегда.

Чтоб он принадлежал ей, как она принадлежала ему, императорскому засранцу, что обращался с ней как с игрушкой, слугой, рабыней.

Сейчас всё так. Люция добилась желаемого. Он — её, почти со всеми потрохами.

Её хозяин и раб.

Глубокое чувство удовлетворения растеклось теплом в груди девушки. Она признала свою темную, порочную сторону, и теперь точно не позволит какой-то вшивой львице вмешаться в её отношения с Далеоном.

— Так ты любишь этого самца? — удивилась Баст.

Неприятная ухмылка искривила губы Люции.

— Вряд ли это можно назвать любовью.

Она приподняла кинжал, остриё снова смотрело на львицу. Котята в страхе затаили дыхание и тихонько заскулили.

— Где твоя вода, Баст? — резко и требовательно спросила десница. Звероморфа в ступоре моргнула, как и её детишки. — Где твоя грёбаная вода из озера? Ну?! Отвечай! Только не говори, что не взяла её, прежде чем на меня напасть…

Она стиснула зубы и затряслась от гнева. Баст оскалилась и злобно прорычала:

— А если так? Что ты мне сделаешь, а?

— Да я тебя!..

— Не надо! — завопили детёныши. Волчонок метнулся в кусты и выскочил обратно с половиной расколотого кокоса в зубах. Опасливо потрусил к Люции, не сводя с неё настоженных синих глаз. Девушка напряглась и крепче стиснула рукоять мизерикорда.

— Ники! — возмущённо воскликнула Баст и попыталась встать. Лапы подкосились, и она снова рухнула на бок. — Несносный детёнышь, вернись назад! Не смей отдавать ей это!

— Хватит, мама! — осадил её тигренок. — Пусть она возьмёт воду. Пусть уйдёт, только не трогает тебя. Нас.

— Ты же не тронешь? — с подозрением и робкой надеждой спросила маленькая пума, подходя к братцу-волку. — Обещай, что не тронешь и оставишь нас в покое, если мы отдадим мамину воду.

Взгляд Люции метался по ушастым головам, левая рука начала уставать, клинок — дрожать.

— Ладно, — решительно выдохнула она. — Ладно! Обещаю.

Опустила лезвие. Волчонок подскочил к ней, слегка напугав, и осторожно протянул коричневую чашечку из кокоса. Люция неловко взяла её пальцами и увидела, что там плескалась вода.

И как она сама не додумалась расколоть кокос и воспользоваться им как тарой? Наверное, всё дело в новой местности, тревоге и недостатке практических знаний. Совсем её выбило из колеи это дрянное, утомительное путешествие, жуткий сон и дурацкое испытание.

Движение отвлекло её от созерцания мутноватой глади. Баст окружённая пушистыми детьми снова пыталась подняться. Она кряхтела от боли и порыкивала на суетящихся котят. На землю и золотистую шкуру из ран выплёскивалась яркая кровь.

— Не дёргайся, кошка, — предупредила фарси. — И не преследуй меня. Иначе я с тобой покончу. Я ухожу, как обещала, но если ты сотворишь очередную глупость — нападёшь на меня со спины — сделке конец. Ты поняла?

Баст что-то несогласно рыкнула, но её детишки тут же завопили, заглушая её слова, умоли не вставать и не преследовать Люцию. Умоли не оставлять их.

Боль кольнула в грудь.

— Я позову лекарей, — пробормотала десница и двинулась в путь, прочь из джунглей, прижимая к сердцу драгоценную мисочку с водой.

Она не запомнила дорогу назад, не запомнила, как несколько раз споткнулась на торчащих из земли лианах и раз упала, едва не расплескав всю жидкость. У неё перед глазами плясали тёмные круги, голова кружилась, раненое плечо онемело, шрамы дёргало. Реальность всё больше походила на бред. Ноги заплетались.

Возможно, у неё началась лихорадка. Возможно, сказалась потеря крови и переутомление. Возможно, рана от когтей оказалась слишком серьёзна и сведёт её в могилу. Возможно…

Но дойти до Далеона и вручить ему свободу она обязана. Только эта мысль и продолжала толкать её вперед и крепко прижимать к себе кокосовую половинку.

Начало смеркаться, когда Люция ступила на прохладный песок. Звероморфы с караванами переместились ближе к границе леса и зажгли факелы да костры. Они все пристально всматривались в темнеющие заросли, и стоило фарси выступить из них — разразились возгласами. Удивлёнными, радостными или просто бессмысленными.

Темнеющее зрение девушки выхватило из шерстистой толпы знакомое бледное лицо с синими очами и черными вихрами на голове, словно он солнце, а она — подсолнух, что всегда следует за ним.

Далеон… Он хотел кинуться к ней, но его грубо придержала за плечо чья-то полосатая лапа и заставила опуститься на колени, в позе рабской покорности. Словно Люция госпожа, а он просто какой-то крестьянин, пришедший просить её милости.

Мысль позабавила и вызвала тонкую улыбку на устах, но усталость тут же её смыла. Люция доковыляла до своего короля в абсолютном молчании, только пламя факелов трещало.

Замерла. Обвела взором толпу, взирающую на неё с жадным нетерпением, посмотрела на глоток, оставшийся в кокосовой скорлупке, на подошедшего сына Вожака. Она забыла что-то. Что-то важное…

— Напои его, — сказал Гор и взглядом указал на коленопреклонённого короля. — И он станет твоим мужем.

Брови Люц взлетели на середину лба.

Далеон глядел на неё с легким испугом, неподдельной тревогой, затаившейся во взоре, и легкой печалью. Жилка на его крепкой мраморной шее билась нервно, ноздри раздувались, чуя запах крови, пота и пыли, губы идеальной формы пересоли. Он судорожно лизнул их, стиснул кулаки и отвёл взгляд. Такой безнадёгой от него пахнуло, что у Люц сердце защемило.

Далеон решил, что она передумала его спасать. Что она настолько не хочет, чтобы он был её мужем даже фиктивно, что Люция оставит его в лапах звероморфов. Бросит, не закончит обряд, сойдёт с дистанции на последнем шаге к финишу.

Но он ошибался.

— Посмотри на меня, — хрипло приказала она королю. Юноша перемялся на месте, глянул на неё неуверенно и тут же снова уронил взор. Болезненная морщинка пролегла меж его бровей.

Люция шумно вздохнула. Поднесла к своим губам чашу, опрокинула залпом, под охи окружающих, откинула скорлупку в сторону, схватила Далеона за подбородок освободившейся ладонью и требовательно поцеловала.

Синие очи изумлённо распахнулись, рот приоткрылся, и девушка влила в него воду. Кадык дёрнулся, глотая. Безвольные губы дрогнули и пришли в движение. Поцелуй начинался робко, неуверенно, словно Далеон боялся, что она оттолкнёт его, отвергнет в любой момент и причинит боль. Люц не собиралась. Не в этот раз.

Она стала напористее, скользнула языком по его клыкам, и король сорвался с цепи. Накинулся на её губы со всем остервенением и жаждой, в которой она сама себе недавно призналась.

Люция поработила Далеона. Так, как он поработил её.

Это ужасно? Или прекрасно?

Насколько она извращена, если мысль владеть кем-то без остатка, быть предметом чей-то одержимости приводит её в восторг?

От мыслей её отвлек настойчивый зов:

— Люция! Люц! — её трясли за плечо. — Что с тобой? Не теряй сознание. Слышишь?!

Девушка поморщилась от резкой боли, отозвавшейся а ране, и с удивлением обнаружила что полулежит на коленях Далеона. Совсем не помнила, как на них оказалась, а король таращился на неё дикими глазами, трогал пульс. Перепуган не на шутку.

Точно!..

— Лекаря, — прохрипела она. — Там Баст в лесу. Ранена. И дети… Лекаря…

Далеон что-то отчаянно прокричал в толпу. Поднялась суматоха, всё зашумело, завертелось, и Люция потеряла сознание.

Люция барахталась в мутном кошмаре, как в вязком болоте, пока тупая боль в плече не выдернула её на поверхность.

Глаза фарси распахнулись и уставились в деревянные своды лекарского шатра. Она всё ещё в лагере звероморфов. Жива. Даже двигается. Неплохое начало. Но тревога от недавнего дурного сна не отпускала. Сердце колотилось, как после быстрого бега, туника, пропиталась потом и холодила спину.

Люц ощутила движение подле себя и резко села. Боль тут же пронзила рану, исказила в гримасе лицо, но девушка оттолкнула всё это, пытаясь нащупать на подстилке и под подушкой кинжал.

Нет. Здесь тоже. Пусто.

Страх передавил горло. Люция из тех, кто от ужаса не может даже пикнуть не то, что завопить.

Она шумно дышала и металась испуганным взглядом по комнате. Надо найти оружие. Надо… А зачем? Не помнила. Не могла объяснить. Просто чувствовала, что в опасности. Что нужно бить или бежать.

Она попыталась встать на колени. Слишком медленно, неуклюже, через «не могу», о котором вопило побитое тело, и застонала. Кто-то осторожно, но непреклонно придержал её за здоровое плечо, вызвав у Люц паническое желание вывернуться, укусить, освободиться.

— Куда? — прозвучал удивлённый и встревоженный голос. Знакомый. Люц встретила пару синих глаз, таких же, как у неё, пробежала взором по резкой линии скул, тонкому носу, запнулась о чувственный изгиб губ и снова взволновалась. Уже по другой причине. — Лежи. Здесь мы… в безопасности. Пока.

Люция тяжело выдохнула и отвернулась, пряча за распущенными волосами заалевшие щёки. Далеон попытался уложить её обратно, но десница перехватила его руку и покачала головой:

— Не надо. Лучше расскажи, что случилось, пока я… пока я спала.

— Ну-у, — протянул король с не слишком довольным видом, однако послушно перестал давить. — Баст с детьми нашли и успели подлечить. Она бессмертная, как все террины, так что несколько дырок в боку для неё — ничто, за неё не беспокойся. А вот тебя не слабо потрепало. Синяки по всему телу, ссадины, а больше всего досталось правому плечу. Каиру пришлось накладывать швы. Глубокая рана от когтей поверх совсем свежей… В таком состоянии глупо и опасно было состязаться со звероморфом. Почему ты никому не рассказала, что уже ранена? Почему мне не сказала?! — возмутился он и вдруг невесело усмехнулся: — А собиралась ли?

Люц с преувеличенным интересом разглядывала свои ногти, обстановку, что угодно, только не господина.

— Не собиралась, — понял он и сжал кулаки до трясучки. Рыкнул: — Я настолько не заслуживаю твоего доверия?! Так невыносима мысль — показать мне свою слабость? Ты думаешь, я бы воспользовался этим? Причинил вред? — он горько хмыкнул и мотнул головой, словно в неверии. — Высокого же ты обо мне мнения!

— Хватит! — оборвала Люция и воззрилась на него гневно. Юноша отвечал не менее свирепо. — Дело не в тебе. Просто… Просто времени на это не было. Надо было спасать тебя из лап львицы, спешить обратно в замок. Не до возни со мной и моими травмами. Не до пустых разговоров.

Она привстала на колени. Бинты натянулись и неприятно стиснули раны. Тонкое шерстяное одеяло соскользнуло, и Люц заметила, что вся её верхняя часть от запястий до рёбер покрыта бинтами. И какой-то мазью. Фарси чуяла от себя лёгкий запах трав.

Голова закружилась, накатила тошнота. Десница тронула себя за лоб и прикрыла веки.

— Сколько я валялась в отключке?

— Не долго, — проворчал Далеон, скрестив руки на груди. Всё ещё дулся. — Пару часов. Сейчас ночь.

И так странно он протянул последнюю фразу. С какой-то невыразимой интонацией, которая заставила Люцию насторожиться. Но не слишком. Ноющая боль по всему телу отвлекала.

— Ночь, — повторила она и поднялась на нетвёрдые ноги. Чистые хлопковые штаны прикрывали их, ступни оказались босы. Люц попыталась разрядить обстановку однобокой улыбкой: — Почему мне кажется, что дальше следует «и»?

Далеон передёрнул плечами и отвернулся, высокомерно задрав нос.

— Каир оставил для тебя обезболивающее зелье, — проигнорировал вопрос. — Оно в кружке на столе. Возьми, если надо.

— Надо, — нахмурилась девушка и поковыляла к указанному месту. Ей не нравилось, что они с Далеоном снова затевают сору. Сейчас вообще не до этого. Надо собираться в путь и отчаливать обратно в Ригель, спешить домой. Враг добился своего — продал Далеона, как раба, — а значит, второй ход не заставит себя ждать. Если он уже не свершен.

Люц боролась с отчаянным ощущением, что они безбожно опаздывают. И самое худшее — она не знала, куда и на что.

Каким будет следующий удар врага? Куда он прилетит? Достаточно ли защищён замок и его жители? Беспокойство за Руби, Изу, Виктора, да даже за Рафаэля с Меридией, охватило с новой силой.

Девушка тряхнула волосами и попыталась сосредоточиться на насущном. Не до уныния и пустых волнений. Проблемы стоит решать по мере поступления, а не всей кучей сразу.

Перед ней на трухлявой столешнице, уставленной мисочками, пучками трав, склянками и засаленными бумагами стояла две глиняные кружки без ручки. В одной плескалась зеленоватая жидкость с кусочками плохо процеженных травинок, в другой — мутно-коричневая, похожая на чай.

Возможно, это и правда чай. Для Далеона.

Она взяла свой напиток. Понюхала раствор — его душистый цветочно-ягодный, словно у парфюма, запах ничего о составе не сказал — и осторожно отпила. Холодная жидкость прокатилась по нёбу и ударила в голову, как резкие духи. Вкус оказался горьким, сладковатым и вяжущим на языке.

Люц передёрнуло. Странное зелье, и всё же бывают лекарств похуже. Настолько горькие и кислые, что плеваться тянет. Это терпимое. Напоминает, конечно, душки придворных дам, но терпимое.

Лекарь звероморфов вероятно использует местные, и потому не знакомые Люции, растения.

Десница опёрлась бедром о край стола, потому что устала стоять прямо, и продолжила пить снадобье большими глотками с перерывами на глубокие вдохи. Ну, не возможно такую гадость опрокинуть залпом!

Попутно следила за Делоном. По красивому лицу его гуляли желваки, ногти впивались в мускулистые предплечья до побелевших костяшек. Темно-синяя туника облегала тренированное тело, а кожаные штаны — крепкие ноги. И узкие бедра.

Юноша расхаживал по шатру, из угла в угол, как тигр загнанный в клетку.

И тут-то её осенило: он за злостью пытается скрыть напряжение, тревогу, неуверенность.

— Что тебя беспокоит? — спросила Люция. — Ты же сам сказал — мы здесь в безопасности.

Он замер и посмотрел на неё недоверчиво. Как бы говоря: «Ты что дурочка? Не понимаешь очевидного?». Она не понимала, что, похоже, ясно отразилось на лице, так как Далеон разозлился.

— Мы прошли обряд, — произнёс он с намёком.

— Да, — моргнула Люц. Она этого ни на мгновение не забывала. Но к чему он клонит?

— Это свадебный обряд. В глазах местных мы — муж и жена.

— Ага. Ты не рад? В этом дело?

Очи Далеона сузились, на виске запульсировала жилка, так сильно он злился.

— Ты правда не понимаешь? — проскрежетал.

— Что? — уже начинала закипать Люция. — Мне надоели эти шарады. Скажи уже прямо! Ты недоволен, что больше не соберешь гарем девиц? — она нервно хохотнула. — Недоволен, что связался именно со мной, ненавистной тираншей? Или дело в том, что тебе не оставили выбора? Ну, простите, я единственная из толпы вызвалась тебя спасти. Или что там тебе не по душе? Моя смертность? Грубость? Гордость? Упрямство? Ну?!

— Замолчи! — рявкнул он. — Да мне к Тырху лысому никакой гарем не нужен, я уже говорил! И о единственной лэре, которую я желаю видеть подле себя ты знаешь. Не прикидывайся.

Злость его как-то резко сдулась. Взгляд стал прямым и настойчивым. Ожидающим ответа. Он нервировал. Люц не выдержала и потупилась. Поджала губы.

— Тогда к чему ты клонил? — трусливо соскочила с темы она. Боль в плече после зелья начала утихать, в желудке поселилось приятное тепло, как после выпитого алкоголя. И оно росло, растекалось по телу и скапливалось пылкой тяжестью внизу живота.

— Сегодня наша первая брачная ночь, — с тяжёлым вздохом ответил Далеон. Прикусил губу. — И звероморфы ожидают…

У Люц участился пульс. Неприятная догадка пронзила её:

— А если нет?..

— Тогда брак не действителен, — мрачно отозвался король. — Ложь они учуют, прямо от наших тел, и Баст получит меня уже утром. Я узнал это, пока ты спала.

— Тырф хэк! — выругалась она и схватилась за волосы. Ужаснулась: — А если бы я не очнулась?

Далеон горько усмехнулся углом рта.

— Мне предложили взять тебя сонную. Разбудить таким… оригинальным образом.

Люция выругалась снова. И ещё пару раз.

— Это ещё не самое страшное, — «обрадовал» развеселившийся супружник. — Сын вожака и ещё парочка зверей вызвались наблюдать за выполнением супружеского долга. Они не стыдятся публичного проявления… г-м, страсти. Не видят в этом ничего такого.

— Как и многие террины, — хмуро добавила Люция. — У вас ни стыда, ни совести. Не забывай, какие оргии устраивала в нашем замке королева Сильвия чуть ли не в бальном зале. Как какое-то театральное представление. Ты в стороне не оставался. У вас, терринов, разврат в крови.

Далеон ухмыльнулся и небрежно пожал плечам.

— Что поделать — мы большие ценители удовольствий и красоты. В нас много… — он замялся подбирая слово, — дикого, звериного, инстинктивного. Как бы мы не притворялись людьми, не игрались в цивилизацию, не отделялись от звероморфов — мы гораздо ближе к животным. А животные не стесняются ни наготы, ни секса при зрителях.

Люция скривилась, а он насмешливо сощурился.

— Посмотреть мы тоже любим. А ты разве нет?

Щёки девушки вспыхнули.

— Нет.

— Врёшь.

— Имею право, я не Ванитас.

Она хотела уколоть его, но король рассмеялся. Таким красивым, игриво-ласкающим, как перышко, смехом. Спина покрылась мурашками и далеко не от холода.

Жар обжигал лицо, дыхание стало глубоким и прерывистым, бинты стягивали грудь, мешали нормально вдохнуть. Голова слега кружилась.

«Какого Тырха?», — мелькнула мысль, но её смыло приливной волной жара. Люц втянула носом воздух и захлебнулась в аромате жасмина, ночи, меха и дождя, исходивших, казалось, от Далеона, но он стоял слишком далеко, чтобы это оказалось правдой.

Она сходит с ума? Или это сказывается потеря крови и непривычный состав зелья? Что же туда лекарь добавил?

Люция прикрыла веки, чтобы сосредоточиться, угомонить разбушевавшийся пульс, и произнесла:

— Я не вижу развесёлую толпу зрителей. Значит, ты их отвадил?

— Отвадил, — довольно подтвердил король. Ноздри его слега раздувались, точно он принюхивался, неосознанно. — Сказал, что когда ты проснёшься — застесняешься и разозлишься. И всё равно всех прогонишь. Только уже с тумаками и криками.

— Ты хорошо меня выучил, — заметила с удивлением.

— Было время.

Он снова посмотрел на неё в упор. Из облика исчезла вся притворная весёлость: спина напряглась, как перед броском, взгляд наполнила тяжесть и… голод.

— Что ты выпила? — хрипло, и будто с усилием, спросил король. Грудь его раздувалась, ноздри трепетали, рот приоткрылся, показав кончики клыков, нижних и верхних. Где-то в горле зарождался рокот.

Люц заёрзала бёдрами по столу. Её нервировал опасно красивый и угрожающий вид Далеона, но ещё больше волновал его пылкий, чисто мужской взор. Он обладал знанием того, что сейчас случиться с ними; что происходит между мужчиной и женщиной под покровом ночи в уединении в спальне; и предвещал ей муки. Да совсем не те, что испытывает смертник на дыбе.

От него что-то внутри сладостно сводило.

— Лекарство, — хрипнула Люц, скрещивая ноги, и приподняла пустую глиняную кружку. — Я выпила лекарство Каира. Как ты мне сказал.

Не сводя с неё глаз, словно просто не мог этого не делать, Далеон по-кошачьи грациозно прошел к столу. Бросил мимолётный взгляд на оставленную чашку с чаем и снова посмотрел на Люцию. Зрачки его сузились в змеиные линии, лицо наполнилось ужасом и тут же сменилось жаром.

— Духи Предков! — тихо, бессвязно простонал он. Втянул приоткрытым ртом воздух, как собака, словно пробовал его на вкус. Захлопнул, точно опомнился, вцепился пальцами в предплечья, замотал головой и разразился бранью.

— Что такое? — свела брови Люция. Попыталась коснуться плеча юноши, но тот отшатнулся, как от пугала. Осмысленность уходила из его распахнутых глаз. — Ты пугаешь меня, Далеон. Скажи, в чем дело?

— Не так я представлял нашу первую ночь, — пробормотал он, словно не заметив вопроса.

— Далеон! — от тревоги разозлилась десница. — Да что не так?!

Он перестал бессвязно бормотать и посмотрел на неё. Во взоре застыла жалость и безумная потребность. Жажда.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил довольно спокойно, однако не переставал всматриваться в неё, следить за каждым мимолётным жестом, движением горла, взмахом ресниц.

Она и сама поймала себя на мысли, что разглядывает каплю пота, скользящую по его крепкой шее на впадинку ключиц, и у неё пересыхают губы. Тяжело сглотнула.

— Нормально, — ответила каким-то чужим, слишком низким и с придыханием голосом. — Жарко только. Возможно, у меня температура. Из-за раны. Или зелья. Это нормально. Нормально…

— Кого ты пытаешься убедить? — невесело хмыкнул Далеон.

Люц облизнулась и подвила, внезапно охватившую её дрожь. Навались руками на стол. Раны кольнули, как далёкое эхо, — зелье подействовало.

— Всё плохо. Ты прав. И ты заешь почему, — она не спрашивала, посмотрела на него пытливо. — У меня аллергия на лекарство? Или это побочный эффект?

Слова давались трудно, дыхание перехватывало, в венах кипела лава, пот струился меж лопаток, марая битны, выступил над губой, зрение мутилось. Внутренности сводило судорогой от неясной потребности.

— Что со мной? — испугалась Люция.

— Ты выпила не лекарство, — осторожно произнёс юноша, разглядывая её с головы до ног с жадностью. Неприкрытой. Пугающей.

— Что же? — тихо сипнула и бессильно соскользнула на локти. Далеон навис над ней хищной птицей. Во взоре нетерпение, почти безумие, но кулаки прижаты к бедрам, дрожат. Он сдерживается. Как может, из последних сил.

Сердце Люц затрепетало.

— Снадобье для… мужской силы, — на грани слышимости ответил король. — Каир оставил его для меня на случай… с Баст.

Дыхание перехватило то ли от ужаса, то ли от новой волны жара и колких мурашек, пробежавших вверх по позвоночнику.

Люция упала на спину и захныкала, заелозила по столу, без слов умоляя прекратить это. Тело ломало от внутренней пустоты и жажды заполнить её хоть чем-нибудь. Потушить пожар между бёдер. И она знала, кто может ей помочь. Смотрела на него, одичавшего от страсти, ужаса и восторга, снизу вверх и ощущала, как горячие капли вытекают на брюки.

— Помоги, — выдохнула слабо и раздвинула колени.

Из горла Далеона вырвался бессильный отчаянный стон. Он прижался лбом к сгибу её шеи и осторожно, боясь навредить, коснулся дрожащими пальцами её предплечий и легонько сжал. Дыхание опалило кожу, и десница выгнулась с громким гортанным стоном.

— Что же ты делаешь со мной, малышка? — скулил Далеон, осыпая жалящими поцелуями длинную бледную шею. — Бабочка, моя, вреднючка… Что же ты делаешь?..

Она не отвечала. Не соображала, не слышала. Она вся превратилась в одну дрожащую, жадную потребность. В ласке, в страсти, в касаниях и поцелуях. Её ладони судорожно скользили по крепкой спине, пытаясь нащупать голую кожу, содрать тунику, ноги обвивали узкие бёдра, притягивали к себе. Плотнее и плотнее.

— Нет, нет, — безнадёжно бормотал Далеон, пытаясь вразумить её, притормозить. — Ты пожалеешь об этом завтра, Люц. Возненавидишь меня. Я не хочу так. Не хочу…

Он поймал её тонкие запястья и попробовал отстраниться, но девушка зарычала и дёрнулась за ним, не желая прекращать, отпускать. Синие глаза её потемнели почти до черноты. Не осталось в них ничего внятного, человеческого. Мозолистые пальцы сжимал его пальцы.

— Помоги, помоги, — шептала Люция и тянулась к нему, как утопающий к спасательному тросу.

Юноша бессвязно захныкал, обхватил ладонями милое сердцу лицо и жадно поцеловал. Губы столкнулись, языки сплелись в страстном танце.

Они пятились от стола, пока король не запнулся о край подстилки. Его затуманенный разум озарила идея.

— Я помогу, — пообещал тихо между поцелуями в щеки, подбородок, скулы, и присел на колени, утягивая девушку за собой. — Ты доверяешь мне?

Люц неопределённо повела здоровым плечом и взмахнула ресницами, поверхностно дыша. Далеон грустно улыбнулся и медленно уложил её на покрывало и пёстрые подушки, скользя ладонями вверх по обнажённой талии, чем вызвал у десницы мурашки. Тёмные кудри её расплескались по красному и зелёному атласу, как чернильные змейки.

Руки короля легли на забинтованные груди. Дыхание перехватило.

— Не представляешь, как это напоминает мне о прошлом. О нашей глупой охоте на тебя, ночью, в лесу. — Он прикусил губы и окинул её алчным взглядом.

— Не помню, — нахмурила бровки Люц. Тряхнула головой. — Не помню.

— Конечно, — горько усмехнулся Далеон — Я хорош в стирании памяти.

И принялся раздвигать повязки. Его била дрожь нетерпения, а чресла сводило от желания, но он не торопился, чтобы не потревожить раны Люции больше нужного.

Белые груди с темными ореолами выпали из-за ткани и затвердели на воздухе в жаждущие бусины. Рот юноши наполнился слюной. Он взвесил полушария в ладонях, с ликованием отмечая, что они всё так же идеально ложатся в его руки, всё так же созданы специально для него. Склонился ближе, жадно втянул носом тёплый аромат её кожи, перемешанный с травянистым запахом мази, и обхватил тугую вершинку губами. Слегка прикусил зубами.

Люция застонала, выгибаясь в его объятьях, и зашарила ногтями по его спине, подаваясь вперед бёдрами.

— Сними, — выдавила мучительно, сквозь зубы. — Сними это.

Он не совсем понял, имела она в виду: его одежду, или свою, или бинты, но с готовностью схватился за край темно-синей туники и сдернул с себя одним ловким движением.

Отточенное тренировками обнажённое великолепие предстало перед взором.

Очи Люц полыхнули тёмным восторгом и вожделением, ладони легли на торс, игриво задели большими пальцами соски и заскользим вниз по ребрам, кубикам пресса, к пряжке ремня. Далеон обрывисто выдохнул и закатил глаза, наслаждаясь её лёгкой, порочной лаской.

Люция схватила его за ремень и вплотную притиснула к своему паху. Ахнула от ощущений. Юноша вторил рычанием.

— Терпение, жена моя, — с улыбкой шепнул ей на ушко и с упоением провёл ладонью по мягким кудрям, обхватил точёное личико ладонью и запечатал на губах сочный, собственнический поцелуй. — У нас вся ночь впереди. Я сделаю тебе приятно.

Его ладонь жадно огладила грудь и уверенно двинулась вниз, по ребрам, мягкому животику под завязки штанов, где не было никакой преграды в виде белья. Люция задышала чаще, вцепилась в его запястье и впилась в лицо жаждущим и слегка испуганным взглядом.

— Всё в порядке, — осторожно заверил король. — Я не сделаю больно. Доверься мне, Люц. Хотя бы сегодня. Прошу…

Она медленно разжала пальцы, поджала припухшие губы и робко кивнула. Далеон улыбнулся ей ободряюще и сместился ниже, встал на колени между её ног и схватился за её брюки.

Девушка сглотнула, но не отвернулась, когда он с порочной усмешкой и неподдельным напряжением в теле, потянул ткань вниз. Обнажая, оставляя беззащитными прохладному воздуху шатра и своим алчущим глазам, места, которые прежде не видел ни один мужчина. Даже сам Далеон.

Когда он подростком поймал её в лесу и поддался слепой похоти, ему не до разглядываний было. Он тогда превратился в безумное животное, инстинкты и жажду. Сейчас же… Сейчас он пылко огладил её бледные бедра, разводя их шире, лизнул пересохшие уста и вымолвил, глядя в её раскрасневшееся лицо:

— Ты такая красивая.

— Ты всем своим любовницам так говоришь? — поддразнила десница с ноткой ревности.

Далеон тихо рассмеялся и замотал головой:

— Нет. И это делаю далеко не для всех.

И прежде чем она успела спросить: «Что?» — он подался вперёд и накрыл ртом её нежную сердцевину. Всхлип застрял в горле. Люция откинулась на подушки, выгнулась дугой и заелозила ступнями по сбитому покрывалу.

Она сходила с ума от ощущений, металась в горячке вожделения, не понимала, чего ей хочется больше: вырваться и отстраниться или податься вперед, ещё теснее к Далеону, ещё ближе к наслаждению. Король решил за неё.

Он удерживал её за бёдра властно и непреклонно. Жадно пировал на её податливом теле; пил влагу, как живительный нектар; и тихо постанывал, порыкивал, как злой пёс над миской с едой. Звук вибрацией отдавался внутри и сладостные вскрики Люции становились лишь громче. Неистовее.

Далеон усилил напор, подключил свои ловкие пальцы и зубы, и вскоре десница взорвалась криком наслаждения. Юноша не переставал сосать и лизать, глубоко и протяжно, продлевая её оргазм.

Когда Люция, запыхавшись, упала на постель, Далеон приподнялся над ней с довольной улыбкой и смачно поцеловал, чтоб она ощутила свой солоноватый вкус. Глаза фарси расширились. Король отстранился со смехом. Влага блестела на его губах и подбородке, синие глаза хитро сверкали.

Он чмокнул внутреннюю сторону её бедра, колено, икру. С упоением потёрся носом о кожу, по-хозяйски огладил её вторую ногу и глянул на девушку томно, из-за полуприкрытых ресниц.

— Тебе стало легче?

Щёки Люции вспыхнули. Она нервно кивнула и потупилась. Попыталась свести колени и прикрытья, но король не позволил. Перехватил руку и подался вперед, укладывая её ногу себе на плечо. Кончики их носов нежно соприкоснулись, дыхания смешались.

— Не подаришь ли тогда облегчения мне? — соблазнительно прошептал он и положил её ладонь на свой твёрдый пах.

Брови Люц взлетели.

Король, не отрываясь, смотрел в её лицо: наблюдал за реакцией, тщательно выискивал любые намёки на неприязнь, отвращение, испуг. Он бы с горем пополам отступил, если бы

трепетная ромашка

Люц ужаснулась… На удивление она выказала лишь любопытство с толикой лёгкого предвкушения.

У Далеона камень с души свалился. Десница сомкнула пальцы сквозь брюки, и юноша зашипел.

— Сними, — прохрипела она.

Пульс короля участился. Недоверчиво глядя на жену, он осторожно тронул ремень и вытащил пряжку из застёжки. Расстегнул пуговицы ширинки, и брюки соскользнули, оставив Далеона во всей природной красе.

Люция сглотнула и трепетно коснулась его длины.

— Не бойся, он не кусается, — через силу улыбнулся юноша и тут же посуровел. Скулы свело от напряжения, кадык дрогнул. — Сожми крепче.

Она сжала, и из горла Далеона вырвался низкий стон. Он навис над десницей, упираясь руками в пол, ткнулся носом ей в макушку, шумно жадно вдохнул и процедил:

— Погладь. Смелее.

Он обхватил её ладонь своей и направил по пути к своему наслаждению. Освобождению.

Ему хотелось смеяться от восторга, стонать и ругаться от удовольствия. Он бился в её кулаке и просто не верил, что это происходит. Что эта гордая и едкая девчонка, разгорячённая почти невинными ласками, извивается в его объятьях. Касается его так, как он давно не грезил, и сама наслаждается процессом. Целует его в шею, покусывает жадно, слизывает пот.

Духи Милостивые!.. Она же теперь его жена!

Да, по обычаям звероморфов, и всё же…

Люция с силой прикусила его тёмный сосок, зажала между пальцами розовую головку и разрядка настигла Далеона неожиданно, как удар молнии. Низ живота свело сладостной судорогой. Он с глухим стоном выплеснулся ей на живот и грудь тёплым, вязким потоком. Рухнул, поражённый негой, и прижался губами к потному лбу.

— Спасибо, — счастливо произнёс Далеон, переводя дыхание, и покрыл лихорадочными поцелуями её щеки, веки, брови, нос, распухшие уста — всё до чего мог дотянуться из своей полулежачей позы. — Спасибо, дорогая. Моя… жена. Люция. Моя, моя…

Она похлопала его ладошкой по голой груди.

— Ты тяжёлый. Слезь… муж, — Люц не сдержала смущённую усмешку.

Король беззвучно рассмеялся и приподнялся на локтях, окидывая её радостным и предвкушающим взором.

— Что такое? — насторожилась десница.

— Ты же не думаешь, что это конец? — насмешливо выгнул бровь Далеон и отвёл влажную прядку с её скулы. — Чтобы звероморфы поверили нам, до рассвета придётся хорошенько запачкаться. Ещё раз.

— Тырх их етить!