Вернуть красоту

1

С утра дождь лил как из ведра, но к десяти часам он начал стихать, и сквозь затянувшие небо тучи стало украдкой проглядывать солнце. Его, впрочем, было слишком мало, чтобы назвать утро теплым и солнечным. Наверное, весь день будет пасмурно, подумала Флоренс Кларк, садясь в машину.

Холодные, унылые дни в начале мая – привычное явление для жителей Северной Ирландии. Флоренс, или, как все ее называли, Флой, положила мокрый зонт на сиденье рядом с собой и села за руль. Ей пришлось несколько минут посидеть в машине, пока ее старенький «форд» разогревался.

Она посмотрела на часы. Десять минут одиннадцатого. Опаздываю, подумала она и завела мотор. Поднялся сильный ветер, и брызги дождя попадали в машину, обдавая Флой колючим холодом. Она подняла стекло и выехала на центральную улицу Ньюри.

Дома, сдавшись погоде, уныло смотрели на дорогу, наблюдая, как в город приходит очередной серый и пасмурный день. Глядя из окна, Флой думала о том, что погода сегодня соответствует обстановке. Она с грустью размышляла о скоротечности человеческой жизни и бренности бытия, пока ее машина подъезжала к месту назначения – кладбищу на окраине Ньюри.

Еще издали Флой увидела толпу народа, в которой сразу же разглядела свою мать и двух сестер. Выйдя из машины, она раскрыла маленький, элегантный зонтик и направилась туда, где стояли люди, пришедшие проститься с Роджером Троу – отцом ее матери и ее дедушкой. Дедушка. Флой вслушалась в это слово. Оно звучало по-родственному нежно и тепло и никак не ассоциировалось у нее с холодным и суровым Роджером Троу, которого она видела всего лишь несколько раз в жизни.

Мужчины и женщины в черном стояли под широкими зонтами, низко склонив головы. Флой встала неподалеку, и, пока священник монотонным голосом произносил привычные слова, стала рассматривать пришедших.

Кто-то плакал, но большинство стояло с непроницаемыми лицами и безжизненными глазами. Взгляд Флой перебегал с одной фигуры на другую в поисках знакомых. Сколько чужих, равнодушных людей, подумала Флой. Зачем они пришли сюда?

Роджер Троу был одним из самых богатых и влиятельных людей города, поэтому на его похороны собралась вся элита Ньюри. Из-за этого похороны больше напоминали официальную церемонию, а не прощание с близким и дорогим человеком.

Порывы ветра сбрасывали с зонта ей за воротник струйки холодного дождя, но она не обращала на это внимания.

Наверное, так и должно было быть, продолжала размышлять Флой. В высшем обществе, к которому она принадлежала, никто никому не был близок, за редким исключением. Ее семья таковым не являлась.

Флой посмотрела на свою мать – высокую брюнетку с темными глазами и хищным лицом. Сейчас она произносила длинную и пафосную речь о том, какую огромную утрату понесла не только их семья, но и весь город. Элла, так звали мать Флой, всегда умела произвести нужное впечатление и заставить слушателей поверить в искренность ее слов. Она вообще была одаренной личностью и, казалось, обладала всеми талантами. Кроме одного, с горечью подумала Флой и перевела взгляд на младших сестер: Шарон и Джессику.

Пышные, медно-рыжие, такие же, как у Флой, волосы Шарон были покрыты черной косынкой. Сестра была ярко накрашена, и, приглядевшись, Флой увидела, что она потихоньку жует жвачку. Ну, Шарон, мысленно возмутилась Флой. Неужели она совсем ничего не чувствует? Ведь, в отличие от нее самой, сестра была очень дружна с дедушкой. Флой старалась рассмотреть выражение ее глаз. Шарон усталым, равнодушным взглядом смотрела на мать. Флой на секунду закрыла глаза и вздохнула.

Рядом с Шарон стояла Джессика. Ей было всего четырнадцать лет. Было видно, что ей холодно и очень неуютно в компании трех десятков малознакомых людей. Не отрывая взгляда от земли, она, наверное, молилась, чтобы все это поскорее закончилось. Скромная, застенчивая, совсем непохожая на мать, Джессика нравилась Флой, но разница в возрасте – десять лет – мешала им сблизиться.

Чьи-то громкие рыдания больно ударили по нервам, и Флой, встрепенувшись, посмотрела туда, куда были направлены все остальные взоры.

Несколько мужчин стали опускать в яму тяжелый дубовый гроб. Флой опять посмотрела на своих родственников, но их лица были бесстрастны. Мать закрыла лицо платком, делая вид, что плачет. Элла никогда не плакала. Рядом с ней стоял мрачный мужчина с жесткими чертами лица – отчим Флой. Он обнимал жену за плечи и что-то говорил ей, словно пытаясь успокоить.

Флой усмехнулась про себя. Больше всего ее раздражало, когда Элла начинала устраивать спектакли. Не в силах смотреть на это лицемерие, она опустила глаза. Кому, как не ей, было знать, что в семье Кларков и Троу все были озабочены только деньгами. Что скрывать, все, особенно младшее поколение, видели в Роджере Троу в первую очередь хороший источник дохода, а потом уже близкого человека, если вообще видели, в чем Флой сильно сомневалась. Лично она никогда не была близка с дедушкой. Все, что их связывало, это банковский счет, который он открыл на ее имя.

В таких семьях, как ее, горечь потери родственника часто сопровождалась радостью получения его наследства. Флой догадывалась, с каким нетерпением все члены ее семьи ждут оглашения завещания. А как они волнуются!

Дедушка Роджер был известный чудак и любил выкинуть какой-нибудь номер. Никто не знал, какой сюрприз он мог приготовить для своих наследников перед уходом в мир иной. Но сейчас все тщательно скрывали свое волнение и терпеливо ждали назначенного дня, когда вскроют маленький конверт и прочтут завещание.

– Будучи в здравом уме и твердой памяти, – звучал голос нотариуса в полной тишине, – я, Роджер Троу, завещаю все мое имущество и деньги, включая банковский счет, который я открыл на имя Флоренс Кларк, своей дочери Элле К. Рэйнальдс. Своей внучке Флоренс Кларк я завешаю особняк на Мэйджер-стрит.

В комнате поднялся гул голосов, и на мгновение лицо Эллы озарила вспышка радости, которую она тут же погасила, напустив на себя скорбный вид и закрыв лицо платком. При оглашении завещания присутствовало около десяти человек, и Флой почувствовала, что все взоры обращены на нее.

Она хорошо умела скрывать свои чувства и сейчас гордо сидела на стуле, задрав вверх подбородок, чтобы подступившие слезы ненароком не покатились вниз по лицу. Такого удара она не ожидала! Дедушка фактически сделал ее нищей. Это было ясно всем.

Особняк на Мэйджер-стрит. Сколько раз она проходила мимо него! Уже долгие годы он был позором всего города. Старое, полуразрушенное здание, расположенное почти в центре города, портило своим уродливым видом картину благополучия центральных улиц. Флой прикинула, во сколько обойдется ремонт этого дома, и ужаснулась. На это уйдет целое состояние. Конечно, она может продать это чудовище и получить приличную сумму. Так, наверное, она и поступит. А что дальше? Она привыкла всякий раз, когда нужны деньги, обращаться к своему банковскому счету, который, казалось, был бездонным: дедушка постоянно переводил туда деньги.

Флоренс нигде не работала, не была замужем и жила отдельно от матери. Теперь она могла рассчитывать только на себя.

Все уже расходились, когда Флой встала и направилась к выходу.

– Флой, – услышала она голос матери и обернулась.

Элла пересекла комнату и подошла к ней. Сердце Флой затрепетало. Может быть, она вернет ей ее банковский счет?

– Флой, я хотела сказать, если надумаешь продавать дом, обращайся ко мне. У меня уже есть относительно него кое-какие планы.

Послышалось несколько сдавленных смешков. Родственники, выходя, бросали в сторону Флой насмешливые, презрительные взгляды.

Флой вспыхнула.

– Я не собираюсь продавать этот дом. У меня тоже планы. Дедушка сделал мне настоящий подарок. – Она заставила себя улыбнуться.

– Да? – изумилась Элла. – Ты собираешься в нем жить?

– Я завтра же в него переезжаю, – почти воинственно произнесла Флоренс.

Здание, законной владелицей которого теперь являлась Флой, было построено в начале века. Типичный особняк викторианской эпохи: множество укромных уголков, щели здесь и там, по два или три окна в каждой комнате и в коридорах. И везде характерный дух старины, который прежние хозяева пытались сохранить тем, что всячески избегали инноваций, которые мог принести ремонт. Сказать, что дом разваливался, значило не сказать ничего. Обшарпанные стены снаружи, никуда не годная внутренняя отделка, слезшая со стен краска, старые электропровода. В прошлом году прорвало трубу, что окончательно погубило стойко державшуюся десятилетиями старинную деревянную мебель.

На втором этаже особняка располагалось несколько просторных комнат, одну из которых и заняла Флой.

Она уже месяц жила здесь и начинала привыкать к своему наследству.

Закрыв на ключ дверь своих покосившихся апартаментов, Флоренс спустилась вниз и вышла на улицу.

День близился к полудню, но было прохладно. Летние месяцы в Ирландии, где температура воздуха в самый разгар сезона едва достигает двадцати градусов, не утомляют жарой и духотой. Флой нравилось здесь.

В свободное время жители Ньюри ходили в театр, сидели в маленьких гостеприимных кафе или прохаживались в парках.

Гуляя по улицам, Флой мечтала о том дне, когда ее новый дом будет отремонтирован, и она сможет сдать внаем несколько комнат.

Мэгги займет часть первого этажа под свой офис. Они уже обговорили условия и даже установили плату. Какое облегчение! Поначалу этот дом будет ее единственным источником дохода. Однако на вторую часть нижнего этажа пока никто не претендовал, и Флой подумывала о том, чтобы дать знать о себе организациям, которые ищут помещение под офис. Деньги от аренды позволят ей жить безбедно. Но этим мечты Флой не ограничивались. Она лелеяла надежду в один прекрасный день открыть в доме свой собственный магазин.

Но это получится только при условии, что останется хотя бы часть антиквариата, который она активно распродавала, чтобы оплатить ремонт здания. С грустью в глазах Флой посмотрела на обогнавших ее девушек. Они весело рассмеялись, оживленно обсуждая что-то, а потом исчезли за дверью ювелирного магазина. Флой вздохнула. Было время, когда и она проводила так время, а потом ей в голову пришла эта глупая идея, приехать сюда и заняться домом – наследством дедушки. Сама себе создала проблему. Нет! Сегодня она не даст воли грустным мыслям. О делах она станет думать завтра, когда в доме начнется ремонт.

Побродив по городу чуть больше часа, Флой повернула на улицу, где находился ее дом. Неожиданно ее слух неприятно поразил резкий, отвратительный звук: кто-то усиленно работал молотком. Видимо, не она одна затеяла начать ремонт…

Чем ближе она подходила к дому, тем сильнее стучал молоток. Сердце Флой упало. Неужели этот звук доносится из ее дома? Но ведь рабочие должны были приступить к ремонту только завтра!

Флой потянула на себя входную дверь и громко чихнула, вдохнув пыльный воздух. Шум тут же прекратился, и пару секунд она стояла в полной тишине, приходя в себя, как вдруг раздался низкий мужской голос:

– Вы мне мешаете!

Флой обернулась. Клубы пыли постепенно улеглись, и она увидела молодого мужчину. Он стоял в метре от нее, держа в одной руке увесистый молоток, а другую, положив на бедро. От неожиданности Флой не сразу поняла, кто это. Окинув его недоумевающим взглядом, она невольно залюбовалась стройным телом и мускулистыми руками, в которых тяжелый молот небрежно покачивался из стороны и сторону, словно игрушка.

Неожиданно ее осенило. Клод Уиллис, начальник бригады, с которой она заключила контракт о ремонте дома. Несмотря на то, что большинство переговоров они вели, обмениваясь письмами и телеграммами, она видела его раньше. Только чистого и прилично одетого. Сейчас на нем была рабочая одежда, которая и сбила ее с толку.

Среднего роста, красивый, уверенный в себе, он молча стоял перед ней, пронизывая ее внимательным, изучающим взглядом. В его темно-голубых глазах мелькнуло раздражение, но за этой минутной вспышкой Флой разглядела в них нечто другое: страстность и горячий темперамент. Темные волосы, чуть приподнятые надо лбом повязкой, были слегка взъерошены, что добавляло его мужественному облику сексуальности. Все это делало его более чем опасным для женского сердца.

От этой мысли мурашки пробежали у нее по спине. Да! Не надо бы ей сейчас вспоминать о том, что она, хоть и поклялась не выходить замуж, не давала обета целомудрия. Она вообще восхищалась всем, что являлось воплощением вкуса и гармонии. А этот мужчина – хорошо сложенный, строгий и серьезный, такой, каким он был сейчас, был очень красив и ладен. Великолепный представитель своего пола, один из тех, кто заставляет играть каждый гормон в теле женщины.

Но Флой была не из тех, кто легко поддается мужским чарам. Не ускользнуло от нее и то, что Клод Уиллис очень ответственно относится к своему делу и, видимо, проводит четкую грань между работой и личной жизнью.

Осознав это, Флой сказала себе то, что всегда твердила на аукционе, когда видела потрясающе красивую вещь, но не могла ее себе позволить… Уходи, просто уходи. Повторяя в уме эти слова, словно заклинание, она осторожно отступила назад, все же украдкой кинув взгляд на ноги мужчины.

Сильные, сексапильные бедра… Их не портят даже рабочие штаны из грубой хлопчатобумажной ткани. Ткань так сильно полиняла, что уже невозможно догадаться, каков ее первоначальный цвет. Рабочие ботинки были поношены, подошвы стерты… Данное самой себе обещание не смотреть на Клода не спасало. Она уже успела заметить его большие руки, руки мастера, широкие плечи, мускулистую грудь, которую футболка облегала как вторая кожа… Стройный, поджарый, с мужественными, даже жесткими чертами лица… Именно такие мужчины нравились Флой.

– Вы мне мешаете, – повторил он.

– Доброе утро, мистер Уиллис.

– Клод, – буркнул он.

– Простите?

– Можете называть меня Клод. Это мое имя.

– Да? – Флой не смогла сдержать кокетливую интонацию. – А я думала, что ваше имя «Мистер Строгость».

Клод ухмыльнулся.

– Я лучше откликаюсь на Клода.

– А-а! Что ж, договорились, Клод.

Он с нетерпением уставился на нее, как будто ждал чего-то. Когда он приподнял одну бровь, Флой сообразила – ждет, чтобы она ушла. Она слегка улыбнулась. Он плохо знал ее. Флой всегда поступала только так, как хотела она, а не другие.

– Мне не нравится, что вы начали ремонт сегодня.

– Вы подписали контракт.

Да, она подписала. И продала маленький бюстик королевы Анны – одну из любимых своих вещей, – чтобы заплатить ему первый гонорар. Но согласно контракту, работы должны были начаться только завтра. Сегодня она хотела отдохнуть в тишине и покое.

Очевидно решив, что вопрос исчерпан, Клод резко развернулся и отошел от нее раскопанной, неторопливой походкой человека, знающего себе цену.

Медленно, спокойно он поднял молот, размахнулся и стал равномерно бить им по стене. Мускулы на его руках вздулись, став мощными и округлыми, будоражащими женское воображение. Ему, похоже, не было никакого дела до Флой, неотрывно следящей за гипнотическими движениями его рук.

– Гм… Извините, – начала она.

Но, увлеченный своим делом, Клод не услышал. Молот продолжал взлетать и обрушиваться на стену с поразительной регулярностью. Какой он сильный, могучий, подумала Флой, наблюдая, как его мускулы то вздувались, то опадали. Мурашки снова пробежали у нее по спине, но холодно ей от этого не стало. В комнате было достаточно тепло, и Флой тоже было тепло, хотя, странное дело, это тепло начало жечь ее тело, пока она не почувствовала, что вся горит.

Это состояние удивило Флой. Наверное, она слишком давно не испытывала никаких сексуальных ощущений.

– Клод?

Он даже не взглянул на нее, и неожиданно ей стало очень обидно. К своим двадцати четырем годам она уже вполне созрела и оформилась, и ее тело было вожделенной мечтой многих мужчин. До сих пор ей всегда удавалось привлечь к себе внимание, если она этого хотела. А этот Клод, казалось, совсем не замечает ее красоты. Печально. Флой отвернулась и услышала, что в соседней комнате звонит телефон.

Взяв трубку, она зажала второе ухо рукой и громко крикнула:

– Алло! – На другом конце что-то быстро проговорили, но ничего нельзя было разобрать. Не понятно было даже, кто говорит, мужчина или женщина. – Подождите секундочку! – Флой пыталась перекричать грохот молота Клода.

Прикрыв дверь в коридор, где невозмутимый Клод, словно робот, в том же ритме доламывал стену, она снова подбежала к трубке.

– Я слушаю!

– У меня для вас плохие новости, мисс Кларк. – Это была миссис Глоувер, владелица дорогого антикварного магазина.

– Плохие новости?

Неожиданно шум смолк, и Клод вошел в комнату. Их взгляды встретились. Все произошло, как химическая реакция. Само собой. У него были удивительные глаза, и впервые в жизни Флой совершенно выключилась из разговора, который вела по телефону. Прикусив нижнюю губу, она пыталась собраться с мыслями, но окончательно потеряла над собой контроль, как только взгляд Клода скользнул вниз и задержался на ее губах. На секунду в его глазах зажегся огонек…

Нет! Этого не могло быть. Он не был увлечен ею, она не грезила им. Что же происходит? Семь лет назад она пообещала себе, что больше никому не отдаст свое сердце. Слишком велика была потеря, которую ей довелось пережить. А сейчас оно трепетало, готово было вырваться из груди при виде почти совсем незнакомого мужчины.

Как ни старалась Флой быть равнодушной к противоположному полу, она не была монахиней. Тело ждало мужчину, просило его. При этом она смутно ощущала, что хочет большего, чем секс, который тоже давно уже был для нее только мечтой.

Она судорожно облизала губы – признак того, что сильно нервничает. Дурацкая привычка! – подумала она. Между тем взгляд Клода скользил все ниже, а Флой становилось все жарче. О Боже! Усилием воли она заставила себя вернуться к разговору с миссис Глоувер.

– Какие плохие новости?

Клод продолжал стоять в дверях, положив молоток на пол. Не хотел мешать разговаривать? А может, просто закончил?

– Очень сожалею, – сказала миссис Глоувер, – у вас перекупили тот канделябр девятнадцатого века.

В ту же секунду она забыла о существовании Клода. Сжав трубку так, что пальцы побелели, она возбужденно закричала:

– Что? Перекупили канделябр? Кто?

– Перекупила… – Раздался шелест бумаги. – Элла К. Рэйнальдс.

Флой и сама догадывалась. В городе только одни человек кроме нее жаждал получить этот старинный канделябр – ее собственная мать.

Флой уже давно мечтала приобрести его, и ее мать прекрасно знала об этом. Элла была очень образованна, невероятно умна и, казалось, видела все. Как результат, она все знала и все имела.

Единственное, чего она не знала, это как быть матерью, с горечью подумала Флой, Ей никогда не нравился этот безумный кураж Эллы, ее амбиции, умение справляться с несколькими вещами одновременно. Но когда дело касалось ее дочерей, все эти качества исчезали. Со своими детьми Элла чувствовала себя не в своей тарелке. Не могла дать им ни любви, ни ласки, ни заботы.

Когда Флой окончила колледж, она решила уехать из дома и начать самостоятельную жизнь. Тогда состоялся ее первый откровенный разговор с матерью. Она сказала ей, что уезжает навсегда и прощает ей все: забытые дни рождения, равнодушие, черствость. Она была готова к любому концу их разговора, но только не к такому, каким он оказался на самом деле.

Элле тогда позвонили. Она взяла трубку и, решая по телефону какие-то деловые вопросы, протянула дочери руку, рассеянно поцеловала ее мимо щеки и полностью переключилась на телефонный разговор, как будто до этого они беседовали о сущих пустяках. В изумлении, простояв возле матери минуту с мокрыми от слез глазами, Флой пожала плечами и молча вышла.

Не каждой матери дается талант любить своих детей. В тот день Флой окончательно смирилась с этим.

Четыре года спустя Элла удивила всех, выйдя замуж второй раз и бросив все ради такого же холодного, такого же амбициозного, как и она, человека – доктора Джеймса Рэйнальдса, нейрохирурга. Флой приехала на свадьбу, и, если бы она не увидела все своими глазами, она никогда не поверила бы в это.

Элла сделала мужа объектом своего обожания. Она то и дело целовала его, обнимала, ласкала и снова целовала. Теперь она жила только для этого мужчины, отдавая ему всю свою, неизвестно откуда взявшуюся, любовь и нежность.

Несколько секунд Флой молчала. Воспоминания жгли ее сердце. И вот теперь мама нанесла ей новый удар.

– Спасибо, – сказала она.

На том конце послышались короткие гудки.

Боже! Она так хотела купить этот канделябр! Так тебе и надо, раздраженно подумала она, слишком сильно хотеть вредно.

Ладно! У нее достаточно других забот. У нее дом в ужасном состоянии. Она взглянула на Клода. Он отставил в сторону свой молот, и теперь в руке у него была лопата, которой он интенсивно сгребал обломки стены в большую телегу.

Флой сузила глаза, как дикая кошка, и положила руки па бедра.

– Так вы не ответили мне, почему так рано начали ремонт.

Клод продолжал нагружать телегу, пока она не наполнилась доверху. Затем он медленно выпрямился и внимательно посмотрел на Флой своими синими глазами, совершенно спокойный, без малейшего намека на какой-либо мужской интерес по отношению к ней.

Неужели ей тогда только показалось?

– Я не думал, что двадцать четыре часа такая большая разница, – наконец произнес он.

Отбросив в сторону лопату, он взялся за ручки телеги и покатил ее к выходу. Мышцы сильных рук напряглись.

Флой отвернулась.

– Вы не представляете, как мне нужен был этот день перед тремя месяцами нескончаемого грохота и шума. А вы все испортили.

Клод провел рукой по мокрому лбу. Он выглядел усталым, был весь в поту и очень разгорячен.

– Да? А может быть, не я, а этот телефонный звонок все испортил?

Флой вспыхнула.

– Между прочим, подслушивать нехорошо, – заявила она строгим голосом учительницы.

– Я не подслушивал! – Замечание Флой его явно задело. – Но вы так кричали, что и мертвый услышал бы.

– Потому что вы долбили так, что я свой собственный голос не слышала. У меня голова даже заболела.

– Ах, извините! – язвительно произнес Клод. – Я вообще-то стену ломал не для своего развлечения. Я работаю, представьте себе! – В его голосе слышалось раздражение.

– Послушайте, я хочу, чтобы вы сейчас ушли и продолжили работу завтра.

– Вы, верно, шутите? – Клод мрачно посмотрел на нее, взял тележку и снова покатил ее к выходу.

– Нет. – Флой последовала за ним.

Клод остановился и сурово посмотрел на свою хозяйку.

– Я встал в семь, полтора часа ехал через весь город, чтобы начать ремонт вашего дома, а вы тут же выставляете меня.

– Извините, что так получилось, но в контракте все оговорено.

– Хорошо. – Он резко оттолкнул от себя телегу. – Как вам будет угодно, принцесса. Завтра так завтра. Но только не надо мне говорить завтра, что вашему высочеству опять нужен тихий день. Я не собираюсь и дальше откладывать работу.

– Мы начнем работу, как договорились. – Флой не понравилось, что он назвал ее принцессой. В его устах это прозвучало издевательски. – Только я лучше откликаюсь на Флой, чем на принцессу.

– Да? – Клод усмехнулся, вспомнив собственные слова. – Но капризны вы как настоящая принцесса. Думаете только о себе. Так всегда случается, когда мамочка с папочкой слишком опекают. Потом вырастают кисейные барышни. – Он с осуждением оглядел ее нежное кремовое платье, туфли на высоких каблучках, шляпку. – Мать с вас, наверное, пылинки сдувала. Тяжелее дамской сумочки, видать, ничего и не поднимали.

Словами о матери Клод, сам того не зная, задел Флой за живое. Она чуть не задохнулась от возмущения. Откуда у него такое неверное представление о ней? Из-за того, что она носит шляпку? Так разве она виновата в том, что у нее нежная кожа и на солнце она легко может обгореть? Принцесса! Она экономит каждый шиллинг, не может позволить себе снять даже самую маленькую комнатку на время ремонта в доме. Она вдруг вспомнила о навсегда потерянном для нее канделябре и почувствовала, как ее возмущение постепенно переходит в агрессию. Агрессию по отношению к деду, который, наверное, сидит сейчас на облаке и смеется над ней, к матери, которой лучше было бы ею не становиться. Нищенский банковский счет, вечное одиночество, Клод, считающий ее белоручкой…

Флой готова была разрыдаться, переполнявшие ее эмоции требовали выхода. Не поднимала ничего тяжелее дамской сумочки? Сейчас она ему покажет! Флой быстро нагнулась к молоту, схватили его двумя руками и (откуда только силы взялись?) со всего размаха ударила им по стене, которую Клод еще не трогал.

Казалось, весь дом задрожал. Сверху посыпалась старая штукатурка. Отбросив молот, Флой отряхнула руки, поправила шляпку и гордо вышла, оставив изумленного Клода переваривать увиденное.