Веселые каникулы мажора

Глава 10

Лето 1998 год. Андрей.

Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,

Всё того же ждут самолёты

Девочка с глазами из самого синего льда

Тает под огнём пулемёта.

Должен же растаять хоть кто-то!

Скоро рассвет, выхода нет!

Ключ поверни и полетели.

Нужно писать в чью-то тетрадь,

Кровью, как в метрополитене.

Выхода нет.

Выхода нет…

© «Сплин» — «Выхода нет»

Несколько дней не могу найти себе места: сон не идёт, а если и идёт, то можно ли нормально высыпаться в гамаке?

Дед шутит по этому поводу, а бабушка недовольно качает головой, сооружая на завтрак очередной шедевр. Старается угодить Маринке, которую аж крутит от общей обстановки.

Ей здесь не нравится.

Только пляж и море, а всё остальное вызывает недовольную гримасу.

Комната — не нравится.

Еда — не нравится.

Развлечения… Их здесь нет в том объёме и том виде, в которых она себе представляла, когда собиралась со мной.

Каблуки, яркие наряды, косметика, и духи для разного времени суток не про Орск

.

Всё чаще по утрам я думаю о том, что хорошо бы отправить свою девушку домой.

Всё чаще по вечерам я думаю о том, что Марина давно перестала быть моей девушкой.

И только сегодня, проснувшись в очередной раз в неудобном положении, я понимаю, что по дням-то прошло всего ничего, а жизнь успела сделать крутой вираж. Тот самый, который с чудесами и непредсказуемым финалом в конце полёта.

Только если Балу ещё мог хоть как-то выбраться из западни, то у меня странное ощущение, что я сам себя в неё загоняю. А всё дело в том, что я превращаюсь в ненормального следака, который не может выпустить из поля зрения единственного человека.

Да, блин… Да, блин, да! Я слежу за Васькой!

Услышав от бабушки, что она через день ходит за хлебом после обеда, я тоже езжу в магаз. Ставлю бэху за углом склада и наблюдаю, как рыжая с подружкой тащат домой сетки с буханками. Каждый раз по рукам себя мысленно бью, чтобы не выскочить и не помочь. И выскакивал бы, но Марина…

Марина сидит рядом и палит меня. Для неё мы «просто пропускаем очередь». И я надеюсь, она в это верит.

Сегодня, проковырявшись с дедом в сарае до обеда, я снова на боевом посту. Савельева кривит губы и ноет, что устала уже от деревенского отдыха, а я нервно отбиваю по рулю «Сплина», который фоном звучит по радио.

Выбор радиостанции Маринке не нравится тоже. Вообще причина её недовольства прозрачнее некуда: я ночую во дворе, а не с ней. И хоть неоднократно пояснял, что в доме родных я не могу позволить совместные ночёвки, Савельева понимать отказалась. А я, чёрт побери, в натуре не могу! Она же орёт, как раненая кошка! Перепугает домашних, потом сама же краснеть будет…

Перевожу взгляд в бок, где Савельева развалилась на сидении, выставив ноги в открытую форточку.

«Нет, такая и краснеть не будет», — делаю однозначный вывод, стискивая руль пальцами.

После открытия магаза прошло уже полчаса, людей нет совсем. Но и Василисы тоже нет, как и её подруги.

— Мы долго ещё?

— Иду, — недовольно отвечаю, злясь больше на себя. — Сейчас приду.

В самом деле захожу в прохладное помещение, отвечаю на дежурные вопросы бабы Симы. Раньше она жила за Морозовыми, а теперь, оказалось, перебралась в дом к дочке.

Прошу дать лимонад, набираю конфет деду, для Маринки беру её любимые батончики.

— И чупсы, баб Сим, вот те, рыжие, — прошу, хотя конфеты на палочке у нас никто не любит. Просто…

— Сколько тебе?

— Все.

Сгребаю последние четыре штуки и убираю в карман шорт.

— Василиса расстроится, её любимые. Или ты для неё, а, Андрюш? — хитрый прищур совсем не старческих глаз и едкая ухмылочка заставляет меня ухмыльнуться в ответ.

— А как же! Сейчас поеду да отдам.

— И то верно. Невеста невестой, а старинных друзей забывать негоже. Хорошо, что вы с Васенькой общаетесь, хорошо. А конфеткам она обрадуется, точно знаю. Они как раз с Санечкой на дикий пляж поехали. Я на обеде во дворе ковырялась, так Сашу и расспросила…

Словоохотливую бабку хочется расцеловать, но я прошу её дать мне еще любую шоколадку. Расплачиваюсь за покупку и забираю все, оставив сладкую плитку на весах.

Со словами «Это вам!» выскакиваю на улицу, которая тут же обрушивается удушающей жарой. Пока дохожу до машины, футболка прилипает к спине, а лоб покрывается испариной.

— Слушай, Марин, тебе не жарко в них? — пальцами подцепляю тонкий капрон, в который снова упакованы ноги Савельевой. — Это ж парилка настоящая!

— Красота требует жертв, — фыркает… эээ… девушка.

«Моя» язык уже и не поворачивается назвать.

— Уверяю тебя, без них тоже очень красиво. А главное, понятно. Бабушка уже косится на твои колготки.

— Бабушка, — фыркает Савельева. — Что она понимает в моде? В этом твоем селе вся красота в калошах. Калошах, Андрюш! Или стрёмных платьях, которые вышли из моды лет пять назад.

— Тебе виднее, — завожу машину, выезжая на общую дорогу. — Но платья хотя бы не потеют так сильно…

Не, я согласен, что выходит грубо. И по роже получил заслуженно. Наверное.

С другой стороны, сама она не чувствует, а кто ещё скажет? В другой обстановке и при другой погоде её колготки действительно смотрятся прикольно, но не когда столбик термометра завис на отметке тридцать пять в тени.

Высаживаю всё ещё поливающую меня проклятиями Савельеву у дома и машу деду, что прокачусь. Надо же отдать сосучки, пока не растаяли в кармане… Да и подумать тоже надо.

На дичок попадаю не с первого раза. Сначала промахиваюсь дорогой.

С трассы к пляжу ведет наезженная колея, которая резко обрывается у самого спуска. Кто не знает, рискует, разогнавшись, улететь вниз, как не фиг делать. На деревьях вон таблички множатся, а лихачи из залётных все пополняют список жертв.

Я же колею проскакиваю буквально на метр, удивленно сворачивая в свежий заезд. Думаю, что устроили новый подъезд, но попетляв между деревьев, понимаю: к скалам не выеду, а грибов при известном везении могу набрать. В сезон, не сейчас.

Кое-как развернувшись среди стволов, возвращаюсь и сворачиваю уже в привычном месте. Торможу у двух великов, заботливо прислонённых к сосне.

Закрыв бэху, прислоняюсь к тёплому капоту и смотрю вниз, на расстилающееся море. Спокойное, уютное и такое родное.

Так, стоп! Спокойное⁈

Не рассмотрев на пляжном пятачке девчонок, дергаюсь в сторону тропы. Наплевав на безопасность, скатываюсь по ней, попутно оцарапав все открытые участки тела.

Выдыхаю только тогда, когда вижу брошенные в стороне за валуном полотенца, но самих…

А нет, вижу.

Приваливаюсь к валуну спиной и скрещиваю на груди руки. Рыжая макушка приближается, покачиваясь на неторопливых волнах. Когда Василиса выпрямляется во весь рост, я успеваю скинуть кеды и оказаться по колено в воде. Действую тихо и незаметно, готовясь напугать. Знаю, что звучит по-детски, но мне жизненно необходимо услышать визг Цветочка. А ещё лучше увидеть суженые глаза, мечущие молнии. Это прям отдельный кайф!

Бесстыжими глазами лапаю стройные ноги, когда Васька опустив голову поправляет юбочку. Длинные, бесконечные… Ух!

— Идеальная, — вырывается у меня, а Василисин визг, как по заказу, оглушает.

— Барсов! Ты… Ты! Да ты…

— Я, — посмеиваясь, протягиваю руку, чтобы разъяренная рыжая кошка не свалилась обратно в воду. Мелкие камушки, конечно, хороши, но падать на них приятного мало. — Выбирайся на берег, здесь удобнее злиться.

— Ты…

— Я, — не дождавшись, сам дёргаю девчонку, а потом и вовсе подхватываю её под колени, и выношу на песочек. — Теперь можешь орать.

— Идиот!

— В корне не согласен. Я разрешил орать, а не обзываться.

Васька фыркает и разворачивается, ударив меня мокрыми волосами по руке.

Собрать бы их в кулак, да прижать…

Стопэ! Тормози, Барс! Не иначе, как перегрелся…

Допускаю, что из ушей тоже идёт дым. Тоже — потому что определенные части тела однозначно дымятся от прекрасной картины.

Я даже не хочу спрашивать, где Сашка. Не видно, и хорошо. Скорее всего, девчонки плавали за скалу, на которой в своё время мы с Генкой обожали рыбачить.

— Вась, — дергаю красную и сердитую подругу детства. — А Вась?

— Отвали.

— Ваааась… Не злись, м? Я ж не просто так, у меня вот…

Запускаю руку в карман и достаю чупсы в оранжевых фантиках. Протягиваю раскрытую ладонь Василисе, но она не была самой собой, если бы молча взяла.

Подбитая снизу, рука пружинит, и конфеты падают в песок.

— Дважды идиот!

Мне смешно, но я старательно хмурю брови, типа, не ожидал.

— Повтори!

— Ты слышал!

— А я говорю…

Как-то неловко дергаю Василису за локоть, и она поддаётся. То ли не ожидала, то ли я не рассчитал силы… Уже неважно. Мы замираем в паре сантиметров друг от друга. Она жарко дышит мне в шею, а я склоняюсь к её лицу, чтобы сказать, какая она противная, когда злится, но что-то идёт не так.

Розовая кожа отвлекает внимание, а белые зубки, которыми Васька по привычке кусает нижнюю губу, лишают меня разума. Как заколдованный тянусь к ней и повторяю её жест: прихватываю губку зубами, а следом оттягиваю на себя и целую…

Я. Целую. Василису.

Жадно. Глубоко. С напором.

Я — точно клинический идиот.

А она толкает меня в плечи, и, освободившись, пряча глаза, свистящим шёпотом выдаёт:

— Аааандрееей⁈…

* Исп. — Сплин «Выхода нет»