Лето 1998 год. Андрей.
Мы были не разлей вода
С тобой так много лет.
Тебе я верила всегда, —
Другой похожей нет.
Мы вместе плакали навзрыд,
Делили боль мужских обид.
И вышло так, что нам с тобой
Пришлось делить его любовь.
© гр. «Стрелки» — «На вечеринке»
— Ааандррееей? — звучит слегка истерично, но больше удивленно, конечно.
Так-то и я не ожидал подобной подставы. Василисины плечи под моими руками напрягаются, она хочет отстраниться, но я не даю. Прижимаю к себе крепче и шепчу в слегка припухшие губки:
— Вась, я разберусь.
Савельева после возмущенного выкрика зыркает сверху, но молчит. Даже странно, что не кинулась в драку. Хотя нет, это не её методы. Батя её прилюдно казнить любит, а сама Маринка тихушница. Но Василису я ей не отдам. Пусть только посмеет хоть пальцем дотронуться…
— Не надо, — пока я сверлю взглядом бывшую, Вася умудряется вывернуться и отойти к стене.
Теперь я её не вижу, только слышу.
— Ничего не надо, Андрей. И подарок… это лишнее.
Моей руки касается что-то прохладное, и в следующую секунду я уже сжимаю в кулаке кулон. Сама же Васька, крутанувшись, убегает за угол.
Смотрю на кулон, Маринку… На пацанов, что с интересом наблюдают за нами. На Сашку, которая поджала губы, но не может пройти, потому что Савельева выставила руку, не пропуская.
— Не смей, — несётся в спину, но я уже принял решение.
Принял раньше, а сейчас снова подтверждаю, давая понять, кто для меня главнее при любом раскладе.
Ориентируюсь чисто интуитивно: бегу по дороге и сворачиваю за здание старой школы. Там, на полуразрушенных ступеньках, раньше собирались местные любители самогона. Не знаю, как сейчас, но в данный момент до слуха доносятся тихие всхлипы.
Не ошибся. Почему-то сразу понял, куда решит спрятаться.
— Василис, — подхожу ближе, но не касаюсь, — не надо. Ничего не произошло…
Не умею успокаивать, а Васькины слёзы с самого детства вводили меня в ступор.
— Слышишь? — всё-таки присаживаюсь на корточки и протягиваю руку, касаясь худенького плеча.
Она не отвечает, сбрасывает ладонь. И плачет громче, разрывая мне душу. Готов рядом сесть и завыть, как волк на луну.
— Вась…
— Уйди, — глухо и с раздражением, но это уж явно лучше молчания.
— Не уйду. Я к тебе пришёл.
— К невесте иди, Андрей, — прогоняет.
Трогательная такая. Мне её обнять хочется крепко, прижать к себе…
— Ну какая невеста, Вась? Это она себя так называет, — оправдываюсь, осознавая, как тупо звучу.
Ага, привёз деревню девку, и, мол, я — не я, кобыла не моя. Василиса-то права, но она просто не знает всех обстоятельств.
— Я тебе позже объясню. Всё объясню, Вась. Она не моя невеста и никогда ей не была. Там сложно, короче. Но я не вру тебе. Слышишь? Посмотри на меня, а?
С силой отрываю руки от лица, чтобы перестала закрываться. Не хочу, чтобы пряталась. Не хочу, чтобы не верила, хотя и имеет право.
— Если я успокоюсь, уйдешь?
— Неа, — качаю головой, улыбаясь — не уйду.
Глаза уже блестят от злости, а мне нравится. Злая Василиска тоже красивая.
— Ударю!
— Ударь.
— Сильно ударю, — она вскакивает, а меня уже конкретно смех разбирает.
— За каждый удар — поцелуй. Согласна?
— Не… нннет…
— Жаль, — фыркаю, — я настроился уже.
Наверное, не полез бы целоваться сейчас, хотя… не уверен. Целью было отвлечь, и я вроде как справился.
— Андрей, я хочу побыть одна, — новая попытка прогнать меня.
Снова безуспешно.
— Не уйду, сказал же. С тобой хочу быть, — звучит, как будто я сейчас озвучиваю желание поддержать и успокоить, но на самом деле на перспективу тоже говорю.
Я уже понял, что не просто целоваться хочу с ней, не просто провести весело время. Надолго хочу себе. Чтобы просыпаться вместе, чтобы узнавать новое о ней, чтобы просто подойти и зарыться носом в волосы в любой момент…
Сердце ёкает от нарисованной перспективы. Не только сердце, если честно, но там я не виноват. Акклиматизация пройдена типа, проблемы устранены.
— Если в клуб не хочешь, давай пройдёмся? Или я тебе домой провожу, м?
Знаю, что она с детства боится темноты, но в страхах своих никогда не признаётся. Может, кстати, общее воспоминание нам сейчас поможет разрушить барьер?
— Помнишь, ты на спор в бабы Симин сарай залезла? Ты с Генычем поспорила, что не сможешь…
— С тобой вообще-то, — шмыгает носом, как маленькая. — Ты кричал, что я ни за что не войду и не просижу там ни одной минутки.
— Точно, — подхватываю. — А сама просидела час, и потом несколько ночей не спала. Тебя баба Шура сдала моей бабушке.
— Угу. Сами бы попробовали!
— Мы бы попробовали, если бы ты от страха не уронила инструмент, и не наступила на мышеловку.
Смеюсь, когда представляю Васькино лицо. Выскочила тогда, дрожащая, но подбородок вверх задран. Типа, крутая.
Я потом ей тройным одеколоном порез промывал и бинтовал при свете фонарика.
— Шрам, наверное, остался? — подношу к глазам левую кисть, но под звездами, хоть и яркими, не рассмотреть.
— Почти незаметный. А вот одеколоном я несколько дней воняла.
— Я тоже. Мы ж тогда толкались, и я им облился.
Пользуюсь расслабленным состоянием Василисы и притискиваю к своему боку: дышать становится легче. Могу стоять с ней, или идти… Что скажет, то и сделаю, если будет вот так, рядом.
— Домой?
— Не хочется.
— Понял. Пройдемся. Расскажешь мне, как всё изменилось, пока я не приезжал?
Не столько интересуюсь, сколько хочу слышать голос. Ну и опять же отвлекающий манёвр.
Последние дома улицы остаются сзади, а мы всё идём вперёд. В принципе, тут особо потеряться негде: либо море, либо лес, либо само село.
Мы, не сговариваясь, выбираем море. Идти по песку приятно, но не очень удобно, потому что набивается в обувь. Останавливаюсь и стаскиваю сначала кроссовки, а потом дотрагиваюсь до Васиной ноги, расстегивая босоножки.
Вздрагивает она, вздрагиваю я…
— Оставим здесь? Обратно пойдем, заберем.
Кладу обувь на плоский камень, который местные именуют седлом. Типа похоже, но больше на кресло. Впрочем, неважно. Приметное место и ладно. Не пропустим.
Беру Василису за руку и веду к воде. Лёгкий ветерок треплет волосы, волны набегают на босые ступни, и уютная тишина, разбавленная шумом прибоя.
— Искупаемся? — нарушаю молчание.
Не с каким-то подтекстом предлагаю, а для продолжения волшебных мгновений, которыми сам проникаюсь.
— Я… Нет, у меня не купальника.
— Давай… — хочу предложить окунуться в майке, но понимаю, что она не согласится. — Давай я дам тебе свою футболку? Потом скинешь и наденешь сухое?
Скорее чувствую, чем вижу сомнение, поэтому стягиваю вещицу и отдаю Васе, демонстративно отвернувшись.
— Переодевайся, я не буду смотреть.
Василиса шуршит за спиной, а я прям представляю эти картинки: как брюки торопливо стаскивает, как от маечки избавляется, как поло надевает.
— Я всё, — объявляет, подняв руки вверх, чтобы собрать волосы.
— Что? — сглатываю, перестав понимать слова.
— Я готова купаться, — поясняет Вася, и я снова глотаю собравшуюся во рту слюну.
— Ты это… Иди… Я тоже… Сейчас… Только разденусь.
Туплю, пока соблазнительная русалка не заходит по пояс в воду. Тогда только отмираю, и, бросив джинсы в песок, с разбегу ныряю в вовремя подоспевшую волну.
Выплываю достаточно далеко от берега, но Васька тоже хорошо плавает.
Дожидаюсь, когда приблизится, чтобы спросить, нравится ей или нет, но она опережает. Убирает со лба прилипшие пряди, переворачивается на спину и улыбается.
— Так красиво! Я никогда не купалась ночью, представляешь?
Представляю… но кое-что другое…
Нащупываю ногами дно и подтаскиваю русалку к себе.
Смотрю только на её губы, удивлённо приоткрытые.
— Вась, — вдыхаю, наклоняя голову, — я… Прости меня, Вась…
— За что? — я вдыхаю, она выдыхает: — За что простить, Андрей?
* Исп. — Стрелки «На вечеринке»