Глава 30

Лето 1998 год. Андрей.

Я боюсь твоих губ, для меня это просто погибель.

В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума.

И все это хочу навсегда, навсегда я покинуть.

Только как это сделать, ведь жить не могу без тебя.

Потому что нельзя, потому что нельзя,

Потому что нельзя быть на свете красивой такой.

Потому что нельзя, потому что нельзя,

Потому что нельзя быть на свете красивой такой.

© гр. «Белый орел» — «Потому что нельзя»

— Бабушка! Мама! Мама в выходные приедет!

В оконном проёме бурно радуется Василисина сестра Вика, а мой Цветочек нервно дёргается и перестаёт улыбаться.

Напряжённо поджатые губы мне совершенно не нравятся, но я благоразумно решаю не лезть с расспросами. Всё, что нужно было, я понял. Сопоставил факты и сделал выводы.

И теперь с нетерпением жду приезда Морозовой, а точнее, её нового супруга, чтобы окончательно понять, верны ли мои домыслы и догадки. Почти на сотню процентов уверен, что да. А это значит, что мужику не жить. Тот, кто посмел обидеть моё… Мою девочку… Мою любимую…

— Андрей, — пищит Василиса, и я сам вздрагиваю, сообразив, что излишне сильно прижимаю к себе.

Наверняка сделал её если не больно, то неприятно. Тут же наклоняюсь и начинаю целовать тонкие пальчики, переходя на животик. Василиса откидывается в гамаке навзничь и отбивается, а главное, начинает улыбаться.

Цель достигнута, и я успокаиваюсь, не думая дальше провоцировать. Хочется, конечно, но не при всех же. То один выглянет, то другой мимо пробежит. То теперь баба Шура начинает метаться между клумбой и сараем, убирая какие-то инструменты.

— Давайте помогу, а вы пока отдохните, — искренне предлагаю, оторвавшись с трудом от Васи.

Но и валяться, когда женщина что-то таскает, не могу: воспитание не позволяет.

— Да я сама, Андрюш, — баба Шура пытается отнять у меня пирамиду из вёдер, да только я сильнее и проворнее.

Перехватываю старушку за талию и переставляю поближе к внучке, а сам отношу в сарай вёдра, грабли, вилы. Убираю ящики, в которых бабушки любят хранить что-то цветочное. Потом ещё и воду таскаю в бочки, обнаружив, что они пустые.

Целый дом девчонок, а дедушка Васин не поспевает за всеми. И в детстве внучки помогали бабе, пока наши деды работали, рыбачили или охотились. Так что и я привычные действия выполняю, тем более, пру́дка с водой у Морозовых ближе, чем у нас. А яркий фонарь прекрасно освещает двор.

Закончив с огородными работами, ополаскиваюсь тут же, в бочке с холодной водой, и прячу улыбку, когда ловлю Василисин взгляд. Её интерес здорово повышает самооценку, хотя и не страдал никогда комплексами. Но тут другое: любимая девочка смотрит иначе, не так, как смотрели другие. В её глазах я вижу своё отражение. И это… Наверное, это и есть та любовь, та взаимность и та вера друг в друга, которую ищет каждый человек.

Подмигиваю Цветочку и нарочито поигрываю мышцами, по которым стекают капли воды. Судя по яркому румянцу, я на правильном пути.

Некстати приходит в голову мысль, что в пещере было темно, и я не видел Василису. Чувствовал, вдыхал её запах, слышал её голос, но не видел выражения глаз. Не видел, краснеет ли она в момент финиша, кусает ли губы и прикрывает ли глаза… Так хочется всё повторить и увидеть, что из груди вырывается сдавленный стон. Приходится взять ковш и облиться ледяной водой, чтобы отогнать опасные мысли.

К счастью, Вася отвлекается на сестру, зовущую всех попробовать свежезаваренный чай с какой-то травой. Моя бабуля тоже увлекается собирательством, поэтому особо не удивляюсь: делятся рецептами, потом ходят пробовать одна к другой.

Цветочек терпеливо ждёт, пока я вытрусь и накину футболку. В обнимку с ней возвращаемся в дом, где уже разлит ароматный напиток. Баба Шура при виде нас подхватывается и приносит из кухни блюдо с блинами.

Я, откинувшись на диване, громко смеюсь. Она неисправима! Что она, что её внучка! И блины у них бесподобные.

С набитым ртом отвечаю на какие-то пространные вопросы, прикидывая, где найти Кейса. Беседа так или иначе все равно крутится вокруг ночи. Даже Вика подключается и строит предположения. Одна Василиса молчит, съежившись у меня под боком.

Ей, пережившей наяву весь кошмар, явно не хочется слушать и вспоминать.

— Андрюш, — Василисина бабушка прикладывает палец к губам, когда разговоры становятся громче и громче.

Я машинально поглаживаю спину Цветочка, припивая чай, в сотый раз повторяя подробности.

— М? — отвечаю, сообразив посмотреть вниз.

Ответа не требуется: моя маленькая рыжая вредина мирно спит, подложив под щёку ладонь, как в далёком детстве.

— Отнесу и вернусь, — шёпотом сообщаю, аккуратно встав и подхватив Васю.

На веранде зажигаю настольную лампу, и опускаю Василиску на подушку. Она моментально поворачивается, продолжая тихо сопеть. Кофточка, которая на ней надета, задирается и на загорелой коже отчетливо проступают шрамы.

В венах закипает не кровь, а нечто более сложное и тяжелое, побуждающее рвать зубами за эти отметины на нежном теле.

«Ты ответишь», — посылаю пока ещё неизвестному врагу и выхожу, так и не погасив лампу.

* * *

Следующее утро выдается безумным и напряжённым. Домашние дали передышку, но не забыли о моих «подвигах». Об изувеченной машине молчат, но отец не забывает наградить меня подзатыльником, после которого крепко сжимает в объятиях.

Принимаю, опустив глаза. Да, сейчас мне стыдно перед ними за нервотрёпку и за каждый час, наполненный переживаниями.

Они ведь узнали ещё ночью, когда участковый постучал в дом, обнаружив нашу машину возле дички. Решил, что её угнали, но когда услышал, что на ней уезжал я…

Короче, весело не было никому.

— Пап, прости, — каюсь, чувствуя, что подвёл всех. — Это казалось самым разумным. Ты пойми: они могли расстрелять клуб, если бы мы не увели их.

Это вроде бы логичный довод, но всё-таки не очень. Могли бы расстрелять всех, но почему-то поехали за нами. Кейс был прав, что инстинкт охотника «убегают — догоняй» сработает, а мог ведь и дать осечку.

— После драки кулаками… — папа сам себя обрывает и качает головой: — Мать поседела. Бабка с сердцем чуть не слегла. А Васины… Её-то куда потащил, Андрюх? Головой думал?

Не думал. Признаю. Во мне адреналин шарашил убойной дозой. Потом тоже, хотя и контролировал себя. Вроде бы.

В общем, мне достаётся. Прощение прошу у своих искренне, даю клятву никуда не влипать и, пообедав, уезжаю искать Кейса. По-любому мне нужны подробности от него, ну и убедиться, что с ними всё в порядке. Сашка дома не объявлялась, а я Василисе обещал узнать про её подругу.

Гоню в соседнюю деревню, где когда-то родители Сергея купили землю. Нахожу без проблем, проехав по дороге до последнего дома. Там, у колодца, замечаю сладкую парочку: усадив на край бревенчатого ограждения, Кейс буквально пожирает Сашу. Нарушаю их уединение, посигналив.

Сашка прячется за широкой спиной, а Серёга красноречиво ухмыляется, показывая мне кулак. Принимаю, но раз уж приехал, прошу уделить мне время.

Первым делом отправляем девчонку в дом, а сами устраиваемся на лавке у забора. Тень от нависших кустов создает приятную прохладу, не давая солнечным лучам обжигать кожу.

Срываю лист и скручиваю его, не зная с чего начать.

— Вас ищут, в курсе?

— Знаю. Сашку отвезу домой, съезжу, чтобы утрясти вопрос. Вас сильно доставали?

— Терпимо. Обещали вызвать.

Замолкаем, каждый думая о своём.

— Ты знал? — не выдерживаю и спрашиваю прямо.

Кейс раздумывает, методично ощипывая лепестки ромашки, которую поднял с земли.

— Скажем так…

Откровения заставляют задуматься. Сергей не просит не распространяться, но я и сам не собираюсь ни с кем обсуждать. Это его жизнь и его дело, а у меня своя проблема.

И эта проблема принимает вполне реальные очертания, когда вечером следующего дня мы с Василисой спешим домой, чтобы встретить её родителей.

Чёрная машина у калитки, Васина мама и здоровый мужик, со спины показавшийся смутно знакомым.

Когда мужик поворачивается, я сжимаю зубы до скрипа. Передо мной он — враг.

Отчим Василисы.

Пётр Савельев.

Тот самый брат Маринкиного отца…


*Исп. — группа Белый орел «Потому что нельзя»

Загрузка...