Веселые каникулы мажора

Глава 31

Лето 1998 год. Василиса.

Я узнаю когда-то, наверно,

Что уйти до безумного сложно.

Можешь быть ты прелестной и скверной,

Но тебя не любить невозможно,

Но тебя не любить невозможно…

Я узнаю, как лгут эти губы,

Но во лжи той себя же погубишь.

Можешь быть ты нелепой и грубой,

Но тебя никогда не забудешь…

© гр. «Рок-острова» — «Не любить невозможно»

Моё сердце сжимается внутри до размера самого мизерного зёрнышка, когда от бока блестящей чёрной машины отделяется мощное тело бритоголового мужчины.

Мама, конечно же, приехала не одна. Да и как бы она приехала, если не умеет водить? И машины у неё нет. Она есть у маминого мужа.

— Андрей, — тяну время и замедляю шаг, видя напряжённое лицо Барса. — Ты чего?

Губы Андрея сжаты в тонкую линию, а на лице выделяются желваки. Выглядит это… опасным. Да, Барс сейчас полностью оправдывает свою фамилию, когда стоит посреди дороги и раздувает ноздри, сжимая и разжимая кулаки.

В голове мелькает мысль, что он мог догадаться, но я её прогоняю. При всей прозорливости Барсика, она бы не смог понять, что именно я скрываю. Когда-нибудь, возможно, я бы нашла смелость рассказать, но больше «нет», чем «да».

— Ты знала? Василиса, ты знала?

Глухой и словно бы даже чужой голос заставляет вздрогнуть. По мере того, как Пётр приближается к нам, Андрей буквально свирепеет. И его злость, она… направлена на меня?

— Скажи мне, ты серьёзно думала, что я никогда… Зачем, Цветочек? — шёпот, сбивающийся на свист или шипение…

Я растерянно перевожу взгляд с отчима на Андрея и обратно. Ничего не понимаю. Между нами остаётся шагов пять, когда я отмираю и также шёпотом задаю свой вопрос:

— Что я должна была знать? Что, Андрей?

Неужели всё-таки догадался?

Пётр первым сокращает расстояние и протягивает руку Барсу. Они примерно равны по росту, Андрей чуточку выше, но отчим шире в плечах и раза в три толще. Ненавижу его гадскую фигуру и мерзкое брюхо, которым она меня несколько раз прижимал в углу.

— А вот и моя любимая дочурка, — отвратительно веселым голосом, в котором только глухой не услышит издёвки, тянет наглая сволочь, — со своим другом.

Я шарахаюсь в сторону и прячусь за спиной Барса. Андрей ответно руку не протягивает. Наоборот демонстративно прячет кисти в карманы шорт.

— Друг детства, я правильно понимаю? Андрей? А я Пётр. Будем знакомы, — отчим всё ещё держит руку на весу и рассматривает нас с усмешкой.

Клянусь, мне не чудится: он прекрасно считывает нашу реакцию и просто забавляется сейчас, играя на публику. Мама — моя любимая и любящая нас в детстве мамочка — хватается за сердце и начинает громко вздыхать, жалуясь бабуле на то, как я отбилась от рук.

Вика широко улыбается, прижимая к груди объёмный пакет. Сто процентов в этом пакете подарки для всех, но она, как обычно, вскроет первой и выберет себе то, что захочет. Я лично готова уступить ей право забрать всё, и знаю, что Танюшка меня поддержит. Она, как и я, не переносит Петра.

Мне кажется, что он распускал руки с ней тоже, поэтому она уехала в село.

Старшие сёстры смотрят в разные стороны, делая вид, что вышли погулять, и кроме них никого у дома нет.

А вот дедушка неодобрительно крякает и машет рукой, сообщая во всеуслышание, что ему срочно нужна моя помощь:

— И Андрюху захвати, подсобит тоже, — скрывается в сарайке, громко хлопая дверью.

— Извините, — прихожу в движение, хватая Барса за локоть, — нам срочно. С приездом, — спохватываюсь и киваю, стараясь бочком обойти неопрятную фигуру.

Барс позволяет себя увести, но у самого сарай вдруг прижимает к дощатой стенке и наклоняется к моему уху.

— Вась, это важно. Скажи, какая фамилия у твоей мамы сейчас? Она же меняла фамилию?

— Да, — удивлённо смотрю на него. — А о чём ты говорил на дороге? О чём я знала и молчала?

— Потом, — прижимает сильнее, — какая фамилия, скажи?

— Смирнова. Он Смирнов, и мама взяла его фамилию, а что?

Барс ведет себя очень странно. Я некоторое время вопросительно смотрю на Андрея, и даже дёргаю его, но он уходит в себя.

Перестаю активничать, открывая двери и запуская нас в тёмную прохладу дедушкиного гаража, который бабуля именуют сараем за бардак.

Понятно же, что причину дедуля выдумал, чтобы увести нас. Но я так благодарна ему за небольшую отсрочку, что беспрекословно хватают пахнущую бензином воронку, и крепко её удерживаю, пока Андрей льет бензин.

Потом протираю тёмные лужи, раскладываю винтики и инструменты, терпеливо протирая их тряпками. Тяну время, и совершенно не хочу отсюда уходить.

Барс полностью отключается от нас и реагирует короткими «да» или «нет», когда мы к нему обращаемся.

Переглянувшись, разговариваем с дедушкой на самые отвлеченные темы: рыбалка, погода, урожай. Обсуждаем даже новости, которыми я особо не интересуюсь. Точнее, не интересовалась. Утром жадно читала свежий выпуск районной газеты, забытой кем-то в туалете.

Смешно, конечно, но прессу мои домашние обожают изучать исключительно в отдельном домике для раздумий. Бабушка несколько лет назад шутки ради даже обклеила старыми выпусками «Вперед» все стенки. Так дед и их умудрился перечитать заново.

— Андрей! Андрей, уронишь же! — зову своего Барсика, и он, очнувшись, отходит от ящиков с опилками. — Да что с тобой такое? М?

* Исп. — Рок-острова «Не любить невозможно»