Глава 32

Лето 1998 год. Андрей.

Смелый, как ветер, свободный я делал все, что душе угодно.

Жил для себя год за годом, крутой проявляя нрав.

Сколько девчонок хороших влюбилось в меня неосторожно,

Всех сосчитать невозможно — попробуй меня исправь!

И одна лишь ты много, много лет говорила: «Нет».

Ты одна, ты такая, я тебя знаю.

Больше в мире таких, таких не бывает…

© Дмитрий Маликов — «Ты одна, ты такая»

Не отвечаю, погрузившись в свои мысли. Василиса ещё что-то спрашивает, но, к счастью, нас уже окликает её дед.

На автомате выполняют простейшие действия: придержать, наклонить, налить. Ясно же, что дедушка просто хотел избавить внучку от неприятного типа, за которого выскочила замуж его невестка. Невестка же? Я чё-то путаюсь в родственных связах, и особо ими не интересовался, если быть честным.

С родственных связей плавно перехожу на Кейса, у которого тоже связи. Да такие, что не каждый позавидует.

С одной стороны отец у него, конечно, крут, но с другой. Быть держателем общака, своеобразным бухгалтером местной группировки, конечно, круто, но…

Но с другой стороны это же постоянно ходить с ощущением дула у виска: любое неверное движение, и от семьи останутся только воспоминания. В этом деле не щадят никого.

И, как показало недавнее происшествие, границ для отморозков тоже не существует.

Серёга, конечно, не признался, от кого узнал про орудующую банду, но оговорился, что просчитал их. Правда, он думал, они поедут по другой дороге, и появятся в его деревне.

— Наклоняй, — командует Василиса, и я послушно наклоняю канистру, продолжая размышления.

Что не поделили главари, остаётся тайной, но посвященному человечку нетрудно догадаться. За право «крышевать» бизнесменов, наперсточников и угонщиков и раньше забивали стрелки, на которых решали, кто сильнее. А эти же ребята решили взять под себя другую сферу — заказные убийства.

Кейс прямо не сказал, однако намёк я понял. И вот тут слишком уж странным кажется появление Савельева.

То, что он скрывается под чужой фамилией, фигня. Уверен, у него паспортов на каждый город хватит. Интересно, а его жена в курсе, что у Савельева есть другая семья? Вполне себе может быть и не одна.

Что касается самого Петра, то даже по меркам преступного мира его головорезы отличаются особой жестокостью и считаются беспредельщиками. Слышал от Маринкиного бати, что несговорчивых коммерсов по приказу лидера нередко вывозили в лес и закапывали живьем.

И лидер этот в нескольких метрах от меня ухмыляется, пожирая глазами мою любимую девочку.

Увезти бы её… Но найдет…

При всех своих возможностях, я здраво оцениваю шансы на вынужденный побег. Смысла в нём нет. Если захочет, достанет из-под земли, а там…

Ладно, я — убьют или прикопают, или утопят. Но вот Вася… Своим Цветочком я рисковать не могу. Как и не могу её бросить: я обещал быть рядом, а слово надо держать.

Значит, надо думать, как избавляться от проблемы в корне.

Если одному из братьев сейчас не до нас, то с Петром такая же схема не сработает. Эта птица более высокого полёта…

* * *

От Морозовых поздно вечером ухожу с тяжёлым сердцем, как выразилась бы бабушка. Сам я не могу объяснить неприятно сосущего чувства где-то за рёбрами, поэтому пользуюсь чужими фразочками.

На самом деле даже попытка пошутить с самим собой выходит жалкой.

Я никак не желаю расцеплять наши переплетенные пальцы. Не могу отстраниться, чтобы уйти даже на ночь. Но и остаться не могу: ни старики, ни мама Васи не поймет моего желания. Сомневаюсь, что Василиса хоть кому-то рассказала о нашей ночи. Она так тряслась и переживала, что кто-нибудь заметит…

Да нет, не рассказала и не расскажет. Это наше с ней, личное.

Вот я и стою, обдумывая, как утащить Цветочек с собой.

Наверное, я себя накручиваю, и Пётр ничего не сделает Васе при других: все же на веранде она спит не одна, а с сёстрами. Но точит… Точит червячок сомнений.

Ещё и молчит ведь, даже намёками не показывает, что Савельев-Смирнов к её ранам причастен. И обо мне явно думает, что не догадался. По глазам читаю, которые она отводит.

Так и топчемся у калитки, каждый о своём молчим.

— Василиса, домой! — из окна спальни второго этажа выглядывает мама Цветочка, неодобрительно посматривая в сторону нашей пары.

Яркий фонарь под коньком дома прекрасно освещает всю территорию, и лица в том числе.

— Мама, — дёргается Васька, но я крепко держу и не даю отойти.

Свои намерения обозначил, баба Шура с дедом меня приняли. Мои родители вообще в Ваське души не чают, а до её матери… Буду откровенным: на её мнение плевать. Надеюсь, что когда Цветочек узнает всю правду, она будет думать также.

А пока… Пока приходится взять себя в руки и отпустить.

Отойти на шаг, вернуться.

Поцеловать. Снова отойти.

Снова вернуться, чтобы обнять и пообещать приехать с самого утра за ней. Готов выполнять работу во дворе в двойном размере, лишь бы была на виду. Петру я не доверяю. Матери Васи не доверяю. И ухмылки Вики мне тоже не нравятся. Она-то смотрит так, будто победила. Но вот в чем? Вопрос…

Ещё один вопрос, который нельзя игнорировать.

Над каждым надо подумать и понять, как действовать. Для этого придётся опять потревожить отца, который вряд ли придёт в восторг. Только его приезд брата Савельева тоже касается.

— Не торопись, — Пётр возникает из темноты неожиданно, когда я сворачиваю из тупичка на основную сельскую дорогу. — Успеешь.

Останавливаюсь, заложив руки за спину. Сжимаю кулаки, готовый в любую минуту дать отпор.

За то время, которое мы не виделись, Савельев-Смирнов еще больше поправился, отяжелел…

— Значит, ты, — медленно сокращая расстояние, мужик кривит губы в усмешке. — А я сначала не глазам не поверил… И надо же, не уточнял, куда это с тобой племяшка единственная улетала. А ты, оказывается, везде успел, а, Андрюх? Чего молчишь?

— Что надо? — выжимаю из себя, не собираясь слушать бред.

— Грубишь… Нехорошо, Андрей. Нехорошо. Мы же с тобой родня почти. Смешно вышло, да? Куда не посмотри, а родня, — Пётр начинает негромко смеяться, продолжая разыгрывать из себя роль добродушного родителя. Только вот глаза его не улыбаются. — К Василисе чтобы соваться не смел, понял?

Веселье прекращается также неожиданно, как и началось.

— Если нет?

— Если нет… Ты же умный парень, Андрюха. Ууумный… Не захочешь проблем такой красивой девочке, правда? А я, ты знаешь, могу не просто уничтожить тебя… Я могу превратить её жизнь в кошмар наяву. Хочешь проверить?

Кровь приливает к голове. Издевательский и какой-то дребезжащий смех проходится тупой пилой по нервам. Считаю про себя до пяти и выбрасываю вперед кулак, с удовлетворением слушая характерный хруст.

— Только попробуй, — моя очередь наступать, — её тронуть.

Быстрым шагом возвращаюсь к дому. Дергаю калитку и перехватываю Василису, бегущую по тропинке от бани к веранде.

— Утром вернёмся. Мама твоя переживёт, — тяну за руку, прикидывая, что планы меняются…


* Исп. — Дмитрий Маликов «Ты одна, ты такая»

Загрузка...