Веселые каникулы мажора

Глава 34

Лето 1998 год. Мама Василисы.

Дорогие мои, я решила вставить эту главу,

чтобы стало немного понятнее поведение мамы.

И обозначить то, что произошло после драки во дворе.

Мама, это небыль, мама это небыль,

Мама, это не со мной!

Неужели небо, неужели небо

Задеваю головой?

На ковре-вертолёте

Мимо радуги

Мы летим, а вы ползёте,

Чудаки вы, чудаки.

© гр. «Агата Кристи» — «Ковёр-вертолёт»

Успев задремать, подскакиваю от криков, которые доносятся с улицы. Выглядываю в окно и замираю в ужасе, когда среди двигающихся фигур узнаю своего мужа и мальчика Василисы.

Юный Андрюша, такой славный и добрый мальчишка, наносит удары моему мужу.

Была бы моя воля, присоединилась бы к нему, поддержала… помогла добить, но…

Мне приходится переставлять свинцовые ноги и спешить вниз, чтобы каменной статуей вновь замереть у порога.

А я ведь просила… звала Василиску бежать домой, догадываясь, что Пётр не просто так пожелал прогуляться.

Ненавижу.

Каждой клеточкой тела ненавижу. Каждой молекулой души желаю ему сгинуть, исчезнуть, раствориться.

Только это невозможно. Не сразу поняла, не сразу покорилась. За то и страдаю сейчас.

И ладно я — жизнь прожила, счастье увидела… А дочери наши. Наши обожаемые с Юрой девочки… Им-то за что терпеть рядом это чудовище?

Они ведь думают, я не замечаю. Думают, что не знаю, какие мысли водятся в их головах.

Думают, предала мама, бросила…

Только я ради них же терплю. Молча выношу все перепады настроения, молча принимаю недовольство мужа.

Век бы его не видеть!

Самым страшным днём считаю тот, когда в магазине у кассы мы встретились. Сколько уж лет прошло, а он никак не оставил в покое.

Знаю, доходили и до меня слухи о Вике. О девочке моей, которую считают родной Смирнову. Но нет же, нет! Наша она — моя и Юрина. Ревнивая только, слишком ревнивая…

А Вася… Моя боль. Самая большая моя боль… Приглянулась Петру. Знаю я, что он творит, знаю. Сколько раз сжимала за спиной нож, мечтая всадить в рыхлое тело урода.

Но не смогла. Была бы одна, даже не задумалась бы. А я не одна. Мои родные кровиночки, всех их достанет Петя. Каждой обещал мучения адские, если посмею рыпнуться.

Я уж всё сделала, чтобы Васенька моя к родителям мужа сбежала. В голову ей мысли украдкой вкладывала, намеками и оговорками. По ночам, когда она после истерики лежала, рядом была. Гладила тонкую руку моей девочки и молила Бога избавить семью нашу от мерзости.

Он не человек. Убийца… Мучитель… Насильник…

Ударить, чтобы овладеть, чтобы унизить, как того требует животное внутри Петра… В этом весь он. Жестокий со всеми: родными и близкими, если они у него вообще есть. О своей жизни и родственниках Пётр никогда не говорит, хотя он и женат на мне несколько лет.

Именно женат…

Я не давала добровольного согласия. Пока он не переубедил…

И зачем ему я, не знаю… Не знаю…

Драка набирает обороты и становится всё страшнее. Всем сердцем переживаю за мальчика, который не побоялся бросить вызов чудовищу. Истинному чудовищу, не знающему пощады.

Перестаю дышать, когда бывший свекор обливает дерущихся из ведра, улучив момент. Подготовленные для поросят объедки попадают исключительно на Смирнова, и…

Я бросаюсь к нему, предполагая, что может быть дальше. Ударит! Так пусть уж лучше бьет меня, я уже привыкла. Привыкла скрывать, играть роль и притворяться в ожидании момента. Только бы спасти моих девочек. Только бы не тронул их!

Пощечина прилетает в тот самый момент, когда широкая спина Андрея закрывает Василису. Он буквально уносит мою дочь, и я с облегчением выдыхаю, пропуская боль, что отдается, кажется, в позвоночнике.

Новая пощечина, крик свекрови и мои мольбы всем уйти. Мы здесь сами… Сами… А им этого видеть не нужно.

На моё счастье Петру становится плохо. Его шатает и выворачивает на углу дома, пока я, стирая слезы, сбившимся шёпотом прошу родителей Юры увести девчонок. Лишь Вика с презрением окидывает всех и уходит последней. Старшие дочери, будто под гипнозом, скрываются в доме, подгоняемые бабушкой.

— Урою, — рычит мой муж и, мотаясь из стороны в сторону, подходит к машине.

Долгие минуты сидит без движения, а потом срывается вперед, едва не снося ворота.

А я… До утра сижу на диване, поджав под себя ноги, и рассказываю… Рассказываю всё двум старикам, молча принимающим мои откровения.

*Исп. — гр. «Агата Кристи» «Ковер-вертолет»