© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Горячие струи воды били прямо в лицо. Ванная медленно наполнялась паром, прогревая роскошный, но при этом неуютный интерьер. Все здесь было чересчур вычурно, напоказ, из категории «дорого-богато»: золоченые краны, вензеля на унитазе, мраморные херувимчики по углам, слепо взирающие гипсовыми глазенками на мир. Работать в таких хоромах невыносимо, жить – тем более, на это способны лишь люди с тотальным отсутствием вкуса. Я к таковым не принадлежу, но в данном случае выбирать не приходилось. Приходилось терпеть. Я даже подумал: не спеть ли мне что-нибудь для удовольствия? Но от этой затеи пришлось отказаться. Я и без того немузыкален. На уроках пения мне одному велели молчать и загадочно улыбаться, хотя душа рвалась наружу. Учительница затыкала уши, приходила жаловаться, загадочно объясняя все научным словом «мутация», а потом уходила, окрыленная успехом, напившись чаю с булками. Мама плакала и пила валокордин, отец фальшиво сокрушался, радуясь, что теперь точно отдаст меня в Суворовское училище. В результате мечты родителей не осуществились. Я не покорил музыкальный олимп и не стал военным. Так что сейчас вокальные экзерсисы стали бы перебором. Внутренний голос подсказал: никто их не оценит.
За дверью что-то тихо звякнуло. Я поспешно выключил воду, обмотал бедра полотенцем и вышел.
У дверей стоял чемодан. Хорошенький такой чемодан, веселой розовой расцветки, с золотистым брелоком на ручке. На кровати валялась легкая белая курточка, а у окна лениво расстегивала платье рыжеволосая красавица, томно потягиваясь, словно сытая кошка. Платье слезало неохотно, прилипая змеиной кожей к округлостям, которых было слишком много.
Весна на сегодня словно забыла, что календарно уже пришла. Расставленные по холлу отеля букетики мимозы ненавязчиво намекали мужчинам, что главный праздник женщин вот-вот наступит, но на фоне непогоды намеки выглядели неубедительно. За окном снова падал снег, да такой сильный, что редкие вороны в нем вязли, отряхивая тяжелые крылья. Красавица снимала платье, не обращая внимания ни на ворон, ни на меня, что даже обидно, учитывая мой рост, пресс и мужественный подбородок с ямочкой. Я шаркнул ножкой и кашлянул.
Красавица обернулась, взвизгнула, сделала двойной тулуп, умудрившись моментально влезть в платье и застегнуть его до самых бровей, как арабская жена.
– Вы кто? – спросила красавица испуганно. Я выразительно помолчал, глядя на красиво вздымающуюся грудь. Когда молчание стало совсем неприличным, ответил без особого любопытства, дабы показать свою значимость:
– А вы?
Девушка выразительно поглядела на мое полотенце, нахмурилась и строго осведомилась:
– Какого черта вы делаете в моем номере?
– Это не ваш номер.
– Не мой? А чей? Неужели ваш? – издевательски протянула она и повела подбородком, охватывая территорию номера по вытянутой синусоиде. Я снисходительно улыбнулся.
– Ну… Не то чтобы совсем мой, но вы к нему точно никакого отношения не имеете.
Кажется, эта фраза ее если и не сразила наповал, то явно заставила призадуматься. Девушка осторожно села на краешек кровати, придерживая платье, рассеянно огляделась по сторонам, а затем, ловко вывернув руки, умудрилась застегнуть молнию на спине. Я даже хотел поаплодировать такой элегантной ловкости, но она вновь заговорила, и на этот раз в ее тоне не было прежней нахальной уверенности.
– Ничего не понимаю… – медленно произнесла девушка, с сомнением поглядев на мое полотенце, из-под которого торчали волосатые ноги. – Что вы все-таки тут делаете, и где мой Пусик? Какого черта я ехала в такую даль, отменила маникюр, укладку… Господи, да разве вы это поймете? Так вот, я притащилась к черту на рога, чтобы увидеть Пусика, и вместо этого вижу в его номере голого мужика…
Голос красавицы начал медленно вздыматься до визга, и, как только у меня засвербело в ушах, я подхватил валяющийся в кресле халат, неторопливо размотал полотенце и стал медленно одеваться. Девушка захлебнулась криком и посмотрела на меня не без интереса.
– А вы ждали увидеть тут Пусика? – лениво спросил я.
Она поморгала, а глаза налились слезами, крупными, как орехи, и от этого мне стало ее невероятно жалко, а гипотетическому Пусику, которого знать не знал, сразу захотелось дать в морду, но потом до меня дошло. Я сел рядом и даже погладил ее маленькую ручку. Она ее не отдернула, что уже было хорошо.
– Кажется, я начинаю понимать, – произнес я.
Вот теперь она руку выдернула, посмотрела с ехидством и с таким же ехидством сказала:
– Ну, наконец-то. Может, попутно и мне объясните?
Ехидство в обмен на протянутую руку помощи было обидно, потому я завалился поперек постели на бок, подпер голову рукой и с любопытством поинтересовался, разглядывая ее спину, узкую и красивую, переходящую в длинную шею с двумя родинками у самой границы курчавых волос:
– Как вас зовут?
– Анжелика, – ответила она и тут же ощетинилась. – А вам зачем?
– Видите ли, Анжелика… Кажется, мы с вами собратья по несчастью, ну, или коллеги, если так вам будет приятнее.
Поскольку она сидела спиной ко мне, выражать таким образом гнев было затруднительно. Пришлось развернуться, что она и сделала, не потеряв элегантности. Свет бесконечного весеннего неба заливал ее, превращая в богиню.
– Какие коллеги? Какое несчастье? Что вы несете? – сварливо спросила богиня.
Я пожал свободным плечом и улыбнулся:
– Видите ли… Я тоже прибыл сюда на крыльях любви, мечтая, так сказать, слиться в экстазе. Сами понимаете: весна, гормоны хлещут через край…
Тут она и вовсе вытаращила глаза, а на меня посмотрела с ужасом.
– Гормоны? С Пусиком? – произнесла Анжелика, хватая ртом воздух, а потом добавила с возмущением: – Ну, знаете ли…
Я позволил себе оскорбиться:
– Ну почему же с Пусиком? За кого вы меня держите? Я что, похож на таких?
Анжелика скривилась.
– Вообще, не очень, но я слышала, что «такие» очень ловко это скрывают. У меня вот визажист из «таких», по нему очень заметно, а вот его бойфренд вполне себе брутальный бородач, этакий лесоруб на выпасе. Ручищи – как канаты…
На этот раз она замолчала вполне себе мечтательно, видимо восторгаясь руками лесоруба, а потом перевела взгляд на меня и нахмурилась, вспомнив, что вообще-то тут не одна. Я немедленно воспользовался ситуацией:
– Милая Анжелика, давайте отвлечемся от ваших лесорубов. Я приехал не к вашему Пусику, а к своему, точнее, своей. И, если я правильно понимаю, к супруге вашего.
– К супруге? Но…
Вот тут ее повело. Анжелика захлопала ресницами, а глаза мгновенно налились слезами, крупными, как тунгусский метеорит. Ее губы затряслись от обиды, и выглядела Лика в этот момент такой потерянной, что мне захотелось прижать ее к груди и утешить всеми доступными способами.
– Как же так? – прошептала она и всхлипнула. – Он же говорил, что развелся…
– Не знаю, что он вам говорил, но в отель он въехал вместе с ней и именно сейчас повел ее обедать в ресторан. Так сказать, предварительно отметить Международный женский день.
Наверное, в моем голосе прозвучало чуть больше самодовольства, чем следовало в такой ситуации, поскольку Лика моментально перестала расстраиваться, прищурилась и, криво улыбнувшись, осведомилась:
– Тогда что здесь делаете вы? Ведь они вернутся, верно? И застукают вас в натуральную величину, да еще и в собственной постели.
– Ну, мне проще, – снизошел я. – После обеда моя Бубочка сообщила: Пусик отбыл на совещание, а оно затянется как минимум до полуночи. Но в случае, если супруг решит вернуться в номер раньше, меня предупредят.
– Да неужели? – скептически дернула бровью Анжелика. – И каким образом? Бубочка будет стоять на вахте у стойки ресепшена?
– Ну, зачем же сразу Бубочка? Я кое-кому приплатил. Так что меня в любом случае известят.
Она отвернулась, оставив меня любоваться безупречной спиной, и расплакалась, отчего ее лопатки затрепетали, приводя меня в смятение. Когда красивая женщина плачет в твоем присутствии, это всегда выглядит плохо, неважно – ты виновен в ее истерике или кто-то другой. И рецепт тут один: утешение, просто способы разные. Можно по плечу погладить, можно дать организму выжать из себя всю жидкость. Хорошо действуют заверения, что никому не отдам, буду любить всегда, и прочее, но с незнакомками это работает плохо. Потому я придвинулся ближе, стараясь контролировать вулкан страстей под халатом, уселся рядом и начал гладить ее по голове, как маленькую. Анжелика всхлипывала, привалившись к моему плечу, и, кажется, совершенно не стеснялась всплеска своих эмоций. Если бы сейчас где-то поблизости играла сентиментальная музыка, а еще лучше – грустным голосом пела Шаде, я бы Лику в два счета утешил.
– Боже мой, какая я дура! – пробулькала она в перерывах между всхлипами. – Ведь знала, что он подлец. Мурыжил меня почти полгода, все говорил: Анжелочка, потерпи, я уже вот-вот разведусь, подарками задаривал, на море возил… Говорил: моя старуха ни на что не годна, не любит, не ценит, ласковых слов не говорит, а ты – одна моя ягодка, никому тебя не отдам… А сам… Сюда… С Бубочкой…
Анжелика взвыла и рухнула на кровать лицом в подушку, яростно колотя постель кулачками. Я осторожно погладил ее по спине, стараясь не пересекать невидимой границы, где жалость перерастает в вожделение.
– Не плачьте, прошу вас! – неуклюже попросил я.
– Да как мне не плакать? – приглушенно ответила подушка ее голосом. – Он говорил: секс жену не интересу-у-у-ует, а у нее вон какой самец в шифоньере прячется!
– Не расстраивайтесь так. Мне ведь тоже непросто.
– Вам-то что? – пробурчала Лика. – Не вас обманули, использовали и выкинули на помойку.
– Почему же? – пожал я плечами. – У меня ситуация схожая. Если еще не выкинули, то это дело времени. Сладкие песни о грядущем разводе я тоже слышал. Правда, о женитьбе на Бубочке речь не шла, но, признаться, ее статус меня не устраивал. Я предпочитаю иметь дело со свободными женщинами. В таких ситуациях выход всегда один: бросать первым, всегда и всех.
Лика поднялась, яростно вытерла слезы и ехидно спросила:
– Боитесь, что лесорубы попортят вам фотокарточку?
– С чего вы взяли?
– По вас видно. Вон у вас все какое… накачанное, гладенькое, насинтепоненное, прямо гладиатор в стрингах. Как с картинки. Только масла не хватает, чтобы блестел лучше. И ведь не обнимешь такого – выскользнет. Лицо у вас – рабочий инструмент, его холить и лелеять надо. Типичный альфонс!
Попытка оскорбить показалась смешной, но я не стал заострять на этом внимания. Пусть девочка потешится, ей полезно отвлечься от причины своего расстройства.
– Ну, я и не скрываю. Да, я альфонс. А вы?
Вот тут Лика рассвирепела, подскочила и зашипела разъяренной кошкой:
– По какому праву вы меня оскорбляете? Я – порядочная девушка, и за своего Пусика хотела замуж! – рявкнула она и, подумав, запальчиво добавила: – В конце концов, может быть, сейчас он в ресторане с вашей Бубочкой не подснежники нюхает, а обсуждает предстоящий развод.
– Это вряд ли, – фыркнул я, вернув ее с небес на землю. Лика гневно поглядела на меня глазищами Одри Хепберн и уточнила:
– Почему?
– Не хочется вас расстраивать, Лика, но мне кажется, вы у него не одна, кому он обещал золотые горы и небо в алмазах.
Она открыла рот, закрыла и вновь села на кровать.
– Откуда вы знаете?
– Ну… понимаете, когда двое часто лежат в постели, рано или поздно они начинают рассказывать о своих тайнах. Бубочка рассказала: муж ходок, она даже детектива нанимала, который докладывал о его похождениях, фотографировал девиц… Бубочка говорила, там целый рой прекрасных бабочек. Возможно, среди этого великолепия были и вы.
– Подонок!
Лика взвилась вверх разъяренной фурией, и на мгновение я подумал, что ее ярость сейчас выльется на меня, но, оказалось, под подонком она подразумевала любовника. Подлетев к комоду, Лика принялась швырять разложенные на нем коробочки с украшениями, духи, косметику прямо в сумку.
– Я здесь ни минуты больше не останусь! – воскликнула она и добавила не без яда: – А вы можете передать своей Бубочке пламенный привет! А если повезет – мои благодарности Пусику.
– Тихо, тихо, не кричите, иначе сюда сбегутся горничные, – предостерег я, поднимаясь с кровати. – Вы же не хотите, чтобы нас с вами застали в чужом номере? Начнутся объяснения, вопросы…
– Ну и пусть! Я все скажу! Всем! – выпалила Лика.
– Лика, ваша прямота, конечно, достойна восхищения, но неужели вы думаете, что Пусик признается, что привез любовницу?..
Я замолчал и поглядел на нее с подозрением. Лика утихла и ответила мне таким же недоверчивым взглядом. Мы помолчали. Она не выдержала первой:
– Что? Почему вы на меня так смотрите?
– Как вы попали в номер? – спросил я. – Вряд ли ваш кавалер дал вам ключ, зная, что в любой момент вернется жена.
Лика мотнула головой. Я обернулся и увидел на пуфике сложенное белье.
– Видите полотенца?
– Да. И что?
– Я вошла вместе с горничной, которая их принесла, дала ей на чай, – пояснила Лика. – А перед тем спросила у портье, в каком номере остановился мой муж, и спокойно поднялась наверх. Откуда же я знала, что в самый интересный момент из ванной вывалится голый мужик… Кстати, а как сюда попали вы? Неужели в кармане альфа-самца, покорителя престарелых дам, имеется полный набор отмычек?
– Ну, у меня все куда проще, – усмехнулся я. – Без всякого криминала. Я прибыл раньше, дождался, когда Бубочка с Пусиком выйдут из номера, а потом в холле она незаметно отдала мне ключ.
Скепсиса в ее взгляде не убавилось, скорее наоборот.
– Вам что, не хватает денег на отдельный номер? Попросили бы в долг у старушки, вряд ли она бы отказала кавалеру с манерами кавалериста.
– Хватает. Но заниматься любовью на супружеском ложе куда пикантнее. Это, знаете ли, тонизирует. Кстати, я забыл представиться. Меня зовут Филипп.
– Потрясающее имя. И главное – редкое, – сварливо прокомментировала Лика голосом старушки из новогодней комедии. А затем, помолчав, добавила: – Знаете, Филипп… меня терзают смутные сомнения…
Я нахмурился. Ход ее мыслей мог завести слишком далеко, и я поймал себя на мысли, что именно сейчас игры кончились, и продолжать дискутировать бесполезно и даже опасно. Часики тикали, оставляя все меньше времени для возможных маневров. Я это понимал, и, кажется, понимала она, продолжая гнуть свою линию. Я нахмурился на всякий случай и спросил:
– По поводу?
– Вы давно знаете свою Бубочку?
– Где-то месяц, а что?
– А то, что, если она решила порезвиться на супружеском ложе с любовником, среди ее родственников наверняка был Дункан Маклауд.
Признаться, этот неожиданный вывод меня слегка выбил из колеи, поэтому я глупо протянул:
– Лика, я вас не понимаю…
– Филипп, – мягко ответила Лика, и даже свою ручку положила на мою, мол, дурачок ты, дурачок, – мне не хочется вас пугать, но Пусик… Он… как бы вам помягче сказать… Словом, не сырая вафля. Он страшно ревнив. Однажды мне сделал комплимент мужчина в ресторане, так Пусик потом устроил драку. Вы не смотрите, что он маленький и плешивый. Между прочим, у Пусика какой-то там дан в дзюдо, а еще эта восточная кровь… Вы знаете, что у него при себе кинжал?
После ее слов Пусик представился мне этаким отцом Федором из незабвенного опуса о великом комбинаторе: диком, с торчащими усами, кинжалом и колбасой в зубах, – застрявшим где-то на скалах Тифлиса. Картина была настолько комичной, что я фыркнул, а вот Лика веселиться не думала, лишь посмотрела на меня с жалостью.
– Что вы говорите? – сказал я.
– Да-да, я не шучу. Какой-то подарок от турецкого партнера, вещь дорогая, красивая. И он, чуть что, за кинжал хватается. Про пистолет я вообще молчу.
– У него еще и пистолет?
Ее любовник приобретал новые очертания. Не очень приятные, надо сказать.
– А вы думаете? Пусик оружие очень любит, мы с ним на стрельбище ездили столько раз и на охоту тоже… И после всего, что вы рассказали, я подумала: ваша Бубочка не так проста, как кажется.
– Что вы имеете в виду?
– Господи, да ведь все просто! – разозлилась Лика, озверевшая от моей тупости. – Вы приходите в номер, готовитесь к сладкой прелюдии, едва ли не обвязав себя бантиком, но вместо Бубочки в номер возвращается Пусик, видит в койке голого мужика, рубит с двух ног в ваше красивое лицо, а потом хватается за нож. В итоге вас фасуют по черным пакетам, Пусика сажают в тюрьму до скончания веков, а Бубочка остается свободной и богатой.
– Почему же по черным?
– Не хотите по черным, будет по синим. Лично мне без разницы.
Мы помолчали. Она, уже совсем успокоившись, схватила курточку и стала натягивать ее на плечи, но без особого энтузиазма, словно ожидая, что я ее вот-вот остановлю. Именно это я и сделал, схватив ее за руку.
– Лика, вы рисуете какую-то мрачную картину. Да и не верю в коварство Бубочки. Я ей слишком нравлюсь.
– Я тоже думала, что слишком нравлюсь Пусику, – с горечью ответила она, – а оказалось, что не одна такая счастливица. Я, конечно, буду рада ошибиться, но, Филипп, подумайте! Что, если я права? По-моему, пахнет подставой. Не знаю, как вы, а я бы подстраховалась. Что вам стоит снять другой номер? Не облезет ваша ненаглядная, если придет к вам, пусть даже номер будет скромным.
Она обвела взглядом апартаменты класса люкс и, вздохнув, взяла сумку и решительно направилась к дверям. Я перегородил дорогу. Лика остановилась и уставилась в пол, с преувеличенным интересом разглядывая ковер и мои босые ноги.
– Знаете, Лика, – тихо сказал я, – а в ваших словах есть смысл. Сейчас подумалось: а действительно, с чем связано странное желание предаться греху именно на брачном ложе? Мы ведь никогда не встречались у них дома: все гостиницы да съемные квартиры.
– Вот и у нас та же история, – криво и безрадостно усмехнулась она.
– Идиотская ситуация, – вздохнул я.
– Вот именно, – подтвердила Лика, не поднимая взгляда.
– Неужели у этой парочки относительно нас какие-то иные планы?
– Вне всякого сомнения.
– Вы абсолютно правы, Лика… И знаете что?
– Да?
Вот теперь она на меня посмотрела, а я, приподняв ее подбородок двумя пальцами, ответил самой отчаянной улыбкой:
– Давайте мы им отомстим?
Мы, разумеется, отомстили. Прямо на роскошной двуспальной кровати величиной с футбольное поле. И, если бы не поджимало время, отомстили бы еще пару раз. Но часики тикали, тикали, а Время, суровая старуха, чопорно сжимая губы, грозило пальцем, мол, пора, братцы, пора, вы и без того тут засиделись. Дикий март вдруг разбушевался неурочным снегопадом, который все не думал прекращаться, и только в воздухе витал тонкий цветочный аромат, не то духов, не то увядающих первоцветов в вазе на столе.
Она собиралась быстро, я – еще быстрее. Запихав в чемодан висящее в шкафу соболиное манто, Лика притормозила лишь у дверей, глядя, как я забираю из сейфа вещи, принадлежащие мне по праву.
Из номера вышли вместе, загрузились в лифт и, словно чужие люди, проехали вниз. Выйдя из кабинки деревянным шагом, мы проследовали к дверям, словно поссорившиеся супруги, и вывалились в сырую слякоть. Снег кончился и растаял. На асфальте подмерзали лужи. Швейцар махнул рукой, и, словно по волшебству, к дверям подъехала машина. Водитель помог загрузить в багажник чемодан и открыл дверь.
Перед тем как сесть в машину, Лика обернулась.
– Приятно было познакомиться, Филипп, – мягко сказала она. – Возможно, еще увидимся?
Я поцеловал ее в щеку. Она на миг прижалась ко мне, скользнув рукой по пальто. Я улыбнулся.
– Наверняка. Этот мир так тесен.
Лика прищурилась, а затем, решительно вздернув подбородок, уселась в машину. Подождав, пока она отъедет, я, меся ногами растаявшую шоколадную жижу, пошел в противоположную сторону, в тихий переулок, где был припаркован мой неприметный автомобиль.
Спустя пару дней Лика ответила на мой звонок и согласилась встретиться. Показалось, что она давно ждала звонка и была рада, а вот чему – предстояло выяснить. Лично меня просто разбирало от желания еще раз взглянуть в эти бесстыжие лисьи глаза.
На этот раз с погодой повезло. Воробьи грелись на карнизах, устраивали шумный гвалт на радость Пришвину и юннатам. Навстречу солнцу вылуплялись почки, а также женские ножки, смело проклюнувшиеся из-под пальто. Сидя у окна, я с удовольствием разглядывал их, деля на удачные и неудачные. Удачными ноги считались, если начинались прямо от талии и заканчивались каблуками где-то в бесконечности, иные категории были безжалостно забракованы.
Когда Лика вошла в кафе, я даже не узнал ее. От прежней женщины-вамп ничего не осталось. Передо мной появилась скромняга в кургузой курточке (кстати, довольно дорогой, но ничем своей дороговизны не демонстрирующей, у меня самого была куртка той же фирмы), а когда она ее скинула, оставшись в джинсах и вязаной кофте на трогательных пуговках, впечатление только усилилось. Волосы из пламенно-рыжих стали неброско-русыми. Ансамбль довершали квадратные очки в тонкой оправе. И только глаза, лисьи, с золотыми крапинками, были прежними, лишь слегка притушенными стеклами.
Я поднялся навстречу, отодвинул стул и, чмокнув в щеку, весело сказал:
– Привет. В образе скромной учительницы начальных классов ты выглядишь излишне…
– Какой?
Она снова дернула бровью, как тогда, но теперь не приходилось ничего изображать. Лике тоже было весело, и я поймал себя на мысли, что не знаю, как ее зовут на самом деле. Анжелика? Слишком вычурное имя, подходящее к тому образу, но не к этой стильной девушке: не то фрилансеру на выгуле, не то секретарше средненькой конторы.
От прежнего меня тоже ничего не осталось. Я коротко постригся, вынул линзы, сменил дорогой костюм на простые синие джинсы и свитер с глухим воротом. Мачо канул в Лету, утонув в лужах вместе с образом роскошной красавицы, еще недавно так изящно раздевающейся у окна.
При мысли об этом у меня загорелось лицо.
– Сексуальной. До неприличия, – ответил я. – Кофе?
Лика побарабанила пальцами по столу и предложила:
– Может быть, сразу уладим наши дела?
Ее улыбка была безупречной, но моя ничуть не уступала. Сунув руку в карман, я вынул изящный клатч и положил на стол. Лика кивнула, повторив мой жест. Рядом с клатчем появилось портмоне. Мое портмоне, конечно. Наверное, в жизни каждого афериста и мошенника бывают ситуации, когда он оказывается в глупом положении. Именно так случилось и с нами.
Я пас эту парочку довольно давно. Высокий, статный мужчина и его слегка поплывшая в формах жена прибыли из столицы. Судя по прыти, развитой в первый день, чета отдыхать не собиралась. В городе проходил съезд представителей крупного бизнеса, приехали делегации из всяческих заграниц, работать с которыми одно удовольствие. Иностранцы наших порядков не знают, облапошить их ничего не стоит, но эта чета была нашей, так сказать отечественного разлива. Но меня никогда не волновали предрассудки. Утром, как только они отбыли на очередной прием, я забрался в оставленный ими номер. Не успев выпотрошить сейф, я услышал, как пискнул электронный замок, а затем щелкнула дверная ручка.
Я успел спрятаться в ванной, надеясь, что это горничная, но гость не собирался уходить, включать пылесос и застилать постель. Оставалось разыграть полудурка. Откуда мне было знать, что не я один нацелился на богатый куш?
– Признаться, я тогда, в номере, очень испугалась, когда ты вышел из душа. Думаю – ну все, вляпалась, – призналась Лика.
– Я тоже подумал: мне конец, – признался я. – Решил отыграть свой любимый финт – путаницу в номерах. Извинился бы, ушел. Правда, пришлось бы оставить всю добычу. Если бы ты пригляделась, то увидела, что у меня только один бок мокрый. Когда ты догадалась обо всем?
Официантка принесла кофе для Лики и минеральную воду для меня. Поблагодарив скупой улыбкой, Лика весело произнесла:
– После вопроса, как я попала в номер. Что-то такое кольнуло, а когда ввернула историю о кинжале на поясе, восточной крови, удостоверилась окончательно. А ты?
– О, в своем спектакле ты была очень убедительна. Но я сразу понял, что ты врешь, когда зарыдала и стала швырять в сумку цацки хозяйки. К тому же ты так старательно игнорировала имя Пусика… Я понял: ты просто не знаешь, как его зовут на самом деле. Более того: никогда не видела его. Признайся, тебя навели на этот номер?
– Можно подумать, ты знал, как зовут Бубочку, – фыркнула Лика, предпочтя оставить мой вопрос без ответа. Я развел руками.
– Представь себе, знал… А потом тебя понесло в бредни о ревности Пусика. Тогда я понял: эту бодягу пора заканчивать.
– У тебя действительно был свой человек в гостинице?
– Нет, конечно, – соврал я, также не собираясь выкладывать на стол все карты. Незачем ей пока об этом знать. – Я не собирался проводить в номере столько времени.
– Зачем тогда остался?
Ее огненные глаза тянули к себе, словно омут. Я ответил не сразу. Лика была еще очень молода, но потенциал виделся мне впечатляющим. Тогда, в гостинице, она не моргнув глазом упаковала в хозяйский чемодан соболиное манто, оставленные драгоценности – пусть не самые дорогие (самые эффектные достались мне), и напоследок умыкнула мое портмоне. Правда, при этом не заметила, как лишилась своего, получив в качестве сувенира смятую бумажку с номером телефона. Учить ее и учить… Но все-таки хороша чертовка…
– Из-за тебя, – признался я. – Ты гениальна в импровизации. Хотелось понять, куда тебя заведут эти истории, ну, и еще… Ты мне элементарно понравилась. Захотелось повторить наше рандеву и, может быть, поработать в паре. Как ты на это смотришь?
Лика помешала ложечкой остывший кофе и, с сомнением оглядев меня с ног до головы, кивнула:
– Я согласна… Только одна маленькая просьба, раз уж мы решили стать партнерами…
– Все что угодно, дорогая, – ответил я с улыбкой. Лика рассмеялась.
– Ты не мог бы вернуть кошелек, который только что вытащил из моей сумочки?
Я расхохотался так, что от стойки обернулись две официантки и бармен, поднял вверх руки, а затем вынул из кармана кошелек. Отдавая его хозяйке, я вкрадчиво произнес:
– Держи. Может, теперь вернешь мой телефон?