До рокового праздника оставались вечер и ночь. А потом для тех, кто сможет выжить в этой заварушке, которую затеяли сильные мира сего, уже ничего не будет прежним. Король Серого двора предпочел бы, чтобы его собственный «народ» держался подальше от знати, выясняющей отношения, но здесь была другая ситуация.
Во-первых, Его Величество, король Максимиллиан Третий, да пошлет Единый ему здоровья, предпочитал не ссориться с соседями. В этом миролюбии Король Серого двора его полностью поддерживал.
Во-вторых, правящий монарх Трезеньеля, хоть и не стремился помочь обездоленным, не мешал им жить. Если не считать, конечно, периодические облавы и заключение в работные дома, но о таком Король Нищих уже наловчился узнавать заранее. Этот порядок вполне устраивал и его самого, и остальных обитателей Серого двора.
В-третьих, Рауль Дегремон был приятно удивлен тем, сколько его подопечных любит и поддерживает Андри. Сам Король Нищих за свою жизнь успел повидать всякого, и к магам относился вполне спокойно, но считал себя скорее, исключением, чем правилом. Но за те два года, что Андри у них прятался, жители Серого двора успели не только полюбить его самого, но и начать гораздо дружелюбнее относиться к магам в целом. Они приняли в свои ряды Секретный Ковен, не без страха и настороженности, но приняли. В школу, устроенную магами, теперь ходили не только дети, но и взрослые. А к мэтру Орсэлю обращались за советом едва ли не чаще, чем к самому Раулю.
Так что Андри мог бы волне гордиться собой: он начал выполнять свою клятву, еще не успев дать ее. Возможно, именно так и было бы проще изменить положение вещей для людей с магическими способностями: убедить народ в том, что чародеи вовсе не так опасны, как их рисуют. А там и сильным мира сего пришлось бы это признать. Но Рауль Дегремон всерьез боялся, что всей жизни его друга Андри на это не хватит.
За такими мыслями Короля нищих и застал целитель. Андри совершал свой привычный вечерний обход Серого двора, навещая тех, кто болел дома.
— Уютного вечера, твое величество! — с улыбкой поздоровался маг. Он был в своем обычном расположении духа.
— И тебе того же, мой придворный чародей! — в тон ответил Король Нищих и показал на стул напротив. — По кружечке?
— Нет, — покачал головой Андри, усаживаясь. — У меня свидание, не хочу, чтобы от меня пахло спиртным.
Рауль усмехнулся:
— Вот оно что… — взгляд Короля стал серьезным, когда он поднял свои карие глаза на мага. — Позволь мне кое-что тебе сказать.
Чародей кивнул, молчаливо соглашаясь. Король Серого двора продолжил:
— Андри, друг, тебе совсем не обязательно быть завтра на этой бойне.
— Значит, ты тоже, как и я, считаешь, что это все-таки будет бойня? — перебил его маг, но Король Нищих жестом остановил его:
— Дай мне сказать. Я человек простой, но я вижу эту… алхимию между тобой и Эссой. Я знаю, что если завтра с ней что-то случится, ее гибели ты себе никогда не простишь. А если что-то случится именно с тобой, ее сердце навсегда разобьется. Поэтому прошу тебя, как друг: бери Эссу и бегите, бегите отсюда, пока можно. Уезжайте в Глерон, найдите там себе домик, заведите кота, родите детишек. А знаешь, что? — глаза Рауля вдруг загорелись. — Я своей королевской властью могу вас даже поженить! Жрецы, конечно, обидятся, но что нам до них?
— Спасибо, друг, — Андри печально улыбнулся. — Но я дал клятву. Да и не могу я бросить Ковен в такую минуту. А свадьба… для меня твое предложение — большая честь! Но позволь попросить тебя перенести церемонию. Я не могу оставить Эссу вдовой после первой брачной ночи. А вообще, ты полностью прав, твое величество. Поговорю с ней и попробую убедить уехать.
— Да не уедет она без тебя… — махнул рукой Король Нищих. — Ладно. Установлю за вами двойное наблюдение. И только попробуйте мне погибнуть, вы оба!
Целитель невесело улыбнулся.
— Я ведь зашел поблагодарить тебя, Рауль. За то, что дал мне приют, прятал от Ордена, помогал с лазаретом. О таком друге, как ты, можно только мечтать, а у меня он был настоящим.
Король Серого двора шутливо нахмурился и хлопнул кулаком по столу:
— Почему это — был?! Я есть! И собираюсь впредь им оставаться. А ты давай, иди отсюда, не заставляй девушку ждать.
Андри поднялся и подал Раулю руку. Тот в ответ протянул свою.
Чародей ушел. Глядя вслед уходящему другу, Король Серого двора отогнал от себя мысль, что этот их разговор, вполне возможно, был последним.
***
Андри вынул из чехла лютню и взял несколько аккордов. Накануне он провел много времени, настраивая инструмент. Лютня, на которой давно не играли, сейчас прямо пела под руками своего хозяина, как будто радуясь, что о ней, наконец, вспомнили.
Маг стоял у таверны «Пьяная ветка» и хорошо видел окно мансарды, в которой жила его избранница. В отличие от маленьких и подслеповатых мансардных окон в большинстве городских домов, папаша Жакло не поскупился, когда строил свое заведение. В маленькой комнате под самой крышей таверны, где теперь ютилась девушка, было обычное большое окно, такое же, как в других комнатах. Весеннее солнце по утрам врывалось в мансарду и заливало ее своими лучами едва ли не до самого вечера. Именно этим маленькая дешевая комнатка и привлекла Эссу. Андри улыбнулся: его избранница, как и он сам, любила много воздуха и яркого света. Полумрак и теснота нагоняли на них обоих смертельную тоску. Эсса была дома и еще не спала. Окно гостеприимно манило чародея теплым желтым прямоугольником. Как будто это были врата в другой мир, туда, где его любили и ждали, где всегда радовались его приходу.
Андри выбрал место, где его будет хорошо видно. Теплый свет окутывал его, вызывая улыбку. Маг слегка прокашлялся, снова тронул струны и приятным голосом запел. Эта была очень старая весперада — вечерняя песнь, которую влюбленный пел предмету своей страсти, прося о свидании. Имя того, кто написал ее, было забыто уже в Древней Империи. Но сама песня была настолько нежной, что влюбленные, независимо от происхождения, пели ее под окнами избранниц до сих пор.
В начале говорилось о том, как девушка красотой и грацией пленила поющего, исцелила его истерзанную душу своей благодатной улыбкой, а ее нежный голос растопил лед, которым была скованы его мысли, и заставил сердце пылать от любви. Магу даже не приходилось притворяться, настолько эти слова были созвучны с его собственной жизнью.
Сначала ничего не происходило. Андри начал петь второй куплет. В нем влюбленный признавался, что умирает от любви, и призывал девушку обнять его и успокоить его томление поцелуем. Певец рассказывал, что когда он обнимает свою возлюбленную и целует ее нежные губы, он настолько счастлив, что готов тут же умереть.
В окне мансарды показался знакомый силуэт. Эсса была в одной рубашке. Гибкая и стройная фигура девушки просвечивала сквозь тонкую ткань. Полупрозрачная сорочка не скрывала ни одной округлости и ни одного соблазнительного изгиба ловкого тела, но возлюбленную мага, похоже, это ничуть не смущало. Девушка грациозно, по-кошачьи потянулась и задумчиво присела на подоконник, чтобы дослушать посвященную ей песню. Ее возлюбленный неплохо владел инструментом и не был лишен слуха. Да и голос у Андри был приятный.
Маг ухаживал за ней по всем правилам «Веселой науки» — так называли в Трезеньеле утонченные любовные игры аристократов. Девушка улыбалась. Андри не зря выбрал эту очень старую, еще времен Древней Империи, веспераду. Эсса ее прекрасно знала и оценила выбор.
Вдохновленный маг продолжил петь. Теперь он вложил в свой голос всю трепетную нежность, которую испытывал к этой девушке. Песня заканчивалась традиционными клятвами в том, что скорее солнце перестанет всходить на небе, чем любовь поющего уменьшится хоть на немного. В этот куплет чародей вложил всю свою нежность.
Когда Андри закончил петь, Эсса поднялась и отошла от окна. Маг растерялся, но девушка тут же появилась снова. В руках у нее была «кошка» — тот самый стальной крюк, похожий на якорь, с привязанной к нему веревкой, который Эсса использовала для того, чтобы перебраться через ограду Пале-Де-Фреллон, когда они втроем с Матеосом спасали Виэри.
Девушка укрепила крюк на подоконнике, проверила, насколько хорошо он держится, и сбросила другой конец веревки наружу, прямо к ногам Андри.
Маг закончил песню и растерянно посмотрел вверх. Эсса послала возлюбленному воздушный поцелуй и сделала приглашающий жест. Глаза девушки смеялись.
— Может, я все-таки лучше по лестнице? — нерешительно спросил чародей.
— Ну уж нет, — покачала головой Эсса и засмеялась. — Раз уж ты пришел искать моей благосклонности по всем правилам любовного этикета, вот тебе, тоже по всем правилам, мой знак согласия. Ты четырежды бежал из Калагурриса, чародей Андри Мак Глейс. Так поднимайся, покажи, на что способен!
— Ох, женщины… — простонал маг, закрывая ладонью лицо.
Но Эсса была неумолима. Сложив руки на груди, девушка смотрела на избранника, лукаво приподняв левую бровь, и молча ждала.
Андри вздохнул, спрятал лютню в чехол, повесил его за спину, еще раз обреченно вздохнул и начал забираться по веревке наверх. Вскоре маг уже сидел верхом на подоконнике. Не дожидаясь, пока ее избранник совсем переберется в комнату, девушка крепко обняла возлюбленного, и их губы слились в жарком поцелуе.
***
— Нет! — Матеос, задыхаясь, резко сел в кровати, сбросив с себя шелковое одеяло. — Нет, пожалуйста, нет!
На плечо гладиатора легла прохладная женская рука. Кларис села рядом и нежно обняла его:
— Что случилось, Мати? Опять кошмар из твоей прошлой жизни?
Успокаиваясь, бывший телохранитель прикрыл глаза и привычно сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов:
— Да. Прости. Опять этот сон.
Гладиатор спустил ноги на пол и, согнувшись, сел, опираясь локтями в колени и обхватив голову ладонями. Вся его сгорбленная поза выражала отчаяние и мрачное раздумье.
Долго терпеть такое Кларис не могла. Подруга гладиатора зажгла свечу, поставила ее на маленький столик около кровати и села рядом с Матеосом, прислонившись щекой к его плечу и нежно гладя по спине:
— Опять эта огромная волна, да?
Гладиатор почувствовал, как легкие прохладные пальцы его подруги перемещаются вдоль рубцов от плетей на его спине. Он не любил, когда кто-то к ним прикасался, но Кларис всегда делала это нежно и осторожно. Бывший телохранитель ощущал легкое покалывание кожи в тех местах, которых касались пальцы девушки. Сейчас он не видел лица подруги, но знал, что каждый раз, когда Кларис вот так водит пальцами по его спине, на глаза девушки наворачиваются слезы.
— Да, — глухо ответил бывший телохранитель. — Как мы с Мигуэлем плывем по океану в бочке, и очень высокая волна накрывает меня с головой, вырывает брата из моих рук и утаскивает вниз, на дно. Я слышу его крики, но не могу спасти. Третий раз подряд за эту ночь.
Кларис покачала головой:
— Выпьешь вина?
— Да, пожалуй, — ответил Матеос.
Девушка поднялась с кровати и, не даже потрудившись накинуть на себя что-нибудь, дразняще покачивая бедрами, пошла к столику за бокалами и бутылкой.
Гладиатор невольно выпрямился, наблюдая за грациозными движениями стройного тела своей изящной подруги. Матеос в очередной раз поймал себя на мысли о том, что громоздкие придворные платья прячут тоненькую фигурку, как кокон, из которого должна вот-вот появиться прекрасная бабочка. Правда, скоро мысли Матеоса перескочили совсем на другое: даже простые несколько шагов к столу и обратно его веселая подружка ухитрилась превратить в завораживающий эротический танец.
Кларис уселась рядом с Матеосом, протянув ему бокал:
— Это всего лишь сон, Мати.
Бывший телохранитель тяжело вздохнул:
— У меня плохое предчувствие. В последний раз, когда мне вот так же, несколько раз подряд снился этот сон, на арене случайно погиб…
Девушка приложила тонкий пальчик к губам друга и покачала головой:
— Не надо. Просто ты суеверен, как все гладиаторы. Смерть постоянно где-то рядом с вами… Возможно, из-за этого меня так влечет к тебе.
— Эта ночь может оказаться для нас последней. Неужели это тебя совершенно не беспокоит? — прошептал Матеос.
— Послушай меня, — улыбнулась девушка.
— Что? — Юноша вопросительно посмотрел на подругу. Кларис продолжила:
— Да, мы затеяли опасное дело. Да, скорее всего, без жертв не обойдется. Но это совершенно не обязательно должны быть кто-то из нас. Мы с тобой оба хорошо знаем, чего ждать, а кто предупрежден, тот вооружен.
— Но это может оказаться Андри! Или Эсса. Или Рауль.
— Или любой другой наш друг и знакомый. Но, Мати, мы не можем ничего сделать с будущим. На все воля Единого. Зато мы можем кое-что другое. Давай выпьем за наш успех?
Бывший телохранитель молча кивнул. Бокалы зазвенели. Кларис сделала глоток и ласково погладила Матеоса по щеке:
— К тому же я знаю отличный способ не видеть плохих снов… — она лукаво подмигнула гладиатору.
— Это какой же? — усмехнулся Матеос. Он уже успел хорошо изучить свою подругу и теперь забрал у нее бокал, аккуратно поставив оба на столик рядом с кроватью.
Бывший слуга снова поймал себя на мысли о том, как он благодарен Кларис. Юная аристократка изо всех сил пыталась научить его если не мириться с тем, что он, Матеос, не может изменить, то хотя бы легко к этому относиться. Кларис радовалась мгновению и жила сегодняшним днем. Иногда гладиатору казалось, что у него тоже почти получилось.
Девушка откинулась на подушки, обольстительно выгибаясь, и промурлыкала:
— Могу тебя научить…
— А ну-ка?.. — рассмеялся бывший телохранитель.
— Не спать вовсе. До рассвета, — томно прошептала девушка и протянула к гладиатору руки. — Иди ко мне, мой эньеро…
Матеос задул свечу и упал на широкую кровать в объятия Кларис.
***
Скайлар убрала свечу от лица спящего Орсэля и поправила ему подушку.
Сон пожилого чародея был беспокойным, старик метался, стонал и вскрикивал. Успокаивался маг только тогда, когда сидевшая рядом ученица гладила его по голове. Крепкий сон пришел, наконец, к Верховному чародею уже под утро.
Сейчас мэтр Орсэль лежал на кровати, заботливо укрытый шерстяным одеялом, и дышал ровно и глубоко. Лицо мага было спокойным. Разгладились вертикальные морщины на лбу, исчез трагический излом бровей, который появился на лице мага в последние пару месяцев и с тех пор не покидал его. Теперь, когда Орсэль крепко спал, это был все тот же величественный маг, предводитель Секретного Ковена, мудрый и опытный чародей, который всегда знал, что делать в сложных ситуациях.
Девушка выпрямилась и откинула со лба прядь непослушных рыжих волос.
— Заснул, — прошептала Скайлар Арману Де Греллю, который стоял за ее спиной. — Пойдем, дадим ему отдохнуть.
Парень и девушка с тревогой посмотрели на наставника. Молодые маги молчали, но думали об одном и том же: стоит только наступить рассвету, и Орсэль проснется все тем же убитым горем стариком, который казнит себя за какую-то ошибку, в которой никому не сознается.
Арман осторожно взял возлюбленную за руку. Тихо затворив за собой двери, они вышли из бывшей тюремной камеры, переоборудованной обитателями Кор-Де-Гриз под вполне уютное жилище. Спустившись по лестнице, влюбленные устроились на скамейке во внутреннем дворе. Подданные Короля Нищих разбили там небольшой садик, в котором выращивали лекарственные травы для Андри. Сейчас некоторые из них цвели, наполняя прохладный ночной воздух тонкими ароматами.
Полная луна все еще была видна, но небо уже светлело: приближался рассвет.
Скайлар прислонилась головой к плечу Армана.
— Ты всю ночь не сомкнула глаз, — молодой чародей погладил возлюбленную по копне ярко-рыжих волос.
— Учитель беспокоит меня, — вздохнула девушка. — Он полночи кричал, волновался, пытался уговорить меня бежать из Орбийяра как можно дальше и взять тебя с собой. Потом рыдал и говорил, что из-за его стариковской глупости мы все обречены. Успокоился только когда я дала ему выпить то, что для него приготовил Андри. И лишь потом Орсэлю удалось заснуть.
— Он напугал тебя? — сочувственно спросил Арман. Бывшему узнику Калагурриса и самому было не по себе, но он старался не подавать виду, чтобы еще больше не испугать свою подругу.
— Да, — коротко ответила девушка. — Ты не представляешь, Арман, как мне страшно. Но я не могу оставить Орсэля. Он мне как отец.
— Я думаю, мы почти ничем не рискуем, — Арман обнял Скайлар за плечи и прижал к себе. — Подумай только, завтра мы побываем там, куда никогда в жизни не смогли бы попасть при других обстоятельствах: в королевский дворец, да еще и на такой большой праздник.
— О да! — подхватила девушка. От слов любимого ее тревоги мигом улетучились. — Я посмотрела, как выглядит традиционная одежда баронии Ориж. У женщин такие миленькие платьица! И букетики живых фиалок за корсажами! А еще говорят, король на этом празднике объявит будущую королеву. Представляешь, мы будем в числе первых, кто узнает, на ком он женится!
— А еще там наверняка будут мои родители, граф и графиня Грелльские… — задумчиво произнес Арман. — Я их не видел двадцать два года и очень по ним тосковал. Интересно, они скучали по мне?
— У тебя наверняка очень хорошие родители, — улыбнулась Скайлар. — и они будут рады тебя повидать!
— Больше всего я грустил о маме, — грустно улыбнулся Арман Де Грелль. — Она — самая добрая женщина на свете. Я познакомлю тебя с ней. Уверен, вы понравитесь друг другу.
— Расскажи мне, какая она… — сонным голосом попросила девушка.
— Во-первых, она очень красивая, — начал вспоминать Арман. — У нее золотые волосы, длинные и густые. Они вьются, почти как у тебя, но не мелкими колечками, а крупными волнами. Во-вторых, она очень умная. Когда я был совсем маленьким, она учила меня писать, считать, рисовать, понимать нотную грамоту. Вместе со сказками она читала мне историю Каэрона, написанную простым языком, для детей, конечно. Рассказывала мне о Пророке, о том, как он всех спас. Знаешь, в ее рассказах Пророк всегда был очень добрым. Когда я сам научился читать, мама давала мне книги о животных, о растениях… Она всегда говорила, что дворянин должен уметь не только владеть оружием, но и очень много знать. Благодаря ей я полюбил книги. Знаешь, Скайлар, если бы не она, мне было бы еще сложнее привыкнуть к внешнему миру после того, как вы забрали меня из Касте̇ло Дел О̇рдо. Если бы не она и если бы не… ты.
Ответом Арману Де Греллю было ровное, спокойное дыхание девушки: Скайлар тихо уснула, прислонившись головой к плечу мага. Арман улыбнулся, осторожно поцеловал возлюбленную прямо в непослушные рыжие волосы и застыл, чтобы случайно ее не разбудить.
***
— Ну, что, мэтр Оллорнас, выпьешь со мной за последний день нашей прошлой жизни? Что бы ни произошло завтра, ни мы, ни весь Трезеньель никогда не будем прежними.
Великий Герцог Гильом Де Тайер устроился в кресле перед камином, с наслаждением вытянув ноги. Перед ним стоял столик с бутылкой вина и двумя серебряными кубками. Герцог поднял руку и сделал жест, подзывая к себе своего сообщника.
Оллорнас бесшумно приблизился к герцогу, взял бутылку и застыл в низком поклоне, наполняя кубки:
— Буду потом рассказывать, что был последним собутыльником герцога Де Тайера, пока он еще был всего лишь Великим Герцогом, — тонко улыбнулся он.
Гильом усмехнулся:
— Возможно, тебе повезет, и ты окажешься первым собутыльником короля Гильома Шестого.
— Я не осмеливаюсь метить так высоко, — Оллорнас скромно опустил голову. — Больше того, зная твою, мой принц, неприязнь к магам, я готов к тому, что окажусь за решеткой или на виселице, едва только ты получишь корону.
— Верно, магу рядом с королем не место, — кивнул Гильом. — Но если ты так в этом уверен, почему ты мне все-таки помогаешь?
— Я не только маг, но и аферист, — тонко улыбнулся чародей. — А для любого уважающего себя афериста важно помочь своему патрону достичь как можно больших высот. И если с моей помощью ты добьешься короны, мой принц, я навек прославлюсь. Даже если после этого ты решишь меня убить.
Гильом Де Тайер от души расхохотался:
— Клянусь мечом Пророка, мэтр Оллорнас, ты еще тщеславнее, чем я!
Чародей низко поклонился и промолчал.
Великий Герцог сделал еще глоток и вопросительно посмотрел на мага:
— Как там наш Секретный Ковен, мэтр?
— Готов выполнить свою задачу, мой принц, — коротко ответил чародей.
— И тебе их не жаль? Они же все погибнут, а ведь это твои собратья! — испытующе прищурился Гильом Де Тайер.
— Слабые неминуемо погибают, мой принц, это закон природы, — холодно отозвался Оллорнас. — А они слабые. Только совсем обессиленный и отчаявшийся человек позволил бы увлечь себя такими иллюзиями, которые мы им предложили, мой принц. Значит, они обречены.
— И поэтому ты уверен, что они в последний момент не сорвутся с крючка? — улыбнулся Великий Герцог. — Настолько, что решил не оставаться с ними в Сером Дворе?
— Им некуда деваться, мой принц, — пожал плечами чародей. — Они между двух огней: тобой и Орденом. И, уж будь уверен, они предпочтут тебя. Ты дал им хоть совершенно призрачную, но надежду. Орден же отнимет последнее — свободу. Когда маги переместились в Кор-Де-Гриз, я позволил себе ослабить поводок. Но только для того, чтобы у них создалась иллюзия, что ты относишься к ним не как к орудию, а как к полноценным партнерам. Как видишь, я не прогадал.
— Ты страшный человек, чародей Оллорнас, — с усмешкой покачал головой Гильом. — Ты не щадишь никого и готов пожертвовать любой из фигур в этой игре. Но больше всего меня тревожит то, что это не твоя игра.
— Разве не стремления исполнить твои желания ты от меня ждешь, мой принц? — снова поклонился маг. — Разве тебе от твоего покорного слуги не нужна прежде всего готовность идти на все ради достижения цели? Я лишь скромно следую твоему примеру.
— Это так, — величественно кивнул Великий Герцог. — Но посмотри в окно — уже светает. Я должен хоть немного поспать перед тем, что ждет нас днем. А ты отправляйся в Серый двор. Ковен должен быть на празднике в полном составе.
— Это рассвет нашей новой жизни, мой принц, — в голосе чародея проскользнули иронические нотки. — И похоже, что грядущий день обещает быть солнечным и ясным. С твоего позволения, я отправлюсь к магам. В той партии, которую мы сегодня разыграем, мое место — именно среди этих фигур.
Гильом милостиво махнул рукой, отпуская Оллорнаса. Тот снова низко поклонился и вышел.
Оказавшись за дверью, маг оглянулся на комнату, из которой только что вышел и едва слышно прошептал:
— Как может кто-то жертвовать фигурами в партии, которую он не играет? Похоже, мой принц, ты забыл, что герцог — тоже всего лишь одна из фигур игры в осаду. Но ничего, сегодня тебе представится хороший случай об этом вспомнить.
***
— Рубины или сапфиры? — задумчиво произнесла леди Де Верлей,
Несмотря на раннее утро, баронесса была уже полностью одета. Ее праздничный наряд был скромным и в то же время изысканным. Бархатное платье цвета красного вина подчеркивало великолепную фигуру с тонкой талией и пышными формами. Высокий воротник платья выгодно оттенял длинную стройную шею женщины, а глубокое декольте щедро демонстрировало молочно-белую кожу, матовую и бархатистую. С цветом кожи могла соперничать только полураспустившаяся белая роза, бутоньерка с которой была приколота к корсажу в качестве украшения.
Густые темные волосы леди Одиль были подняты наверх и уложены в замысловатую прическу — настоящий шедевр, вышедший из-под рук лучшего из столичных мастеров. Сложное сооружение было перевито гирляндой благоухающего жасмина с вплетенными в нее жемчужинами. Несколько длинных, тщательно завитых локонов ниспадали с затылка на правое плечо.
Сейчас Одиль Де Верлей сидела в своей гардеробной перед зеркалом, придирчиво оглядывая себя. Позади нее стояла ее личная горничная Сабина и держала в руках два раскрытых бархатных футляра: синий и красный. В первом роскошно блестел гарнитур сапфировых украшений; во втором благородно сияли рубины.
Баронесса Де Верлей повернулась к служанке и оценивающе посмотрела на украшения.
— Сапфиры, — наконец, сказала леди Одиль, и горничная послушно убрала второй футляр.
Надев с помощью Сабины драгоценности, баронесса Де Верлей помедлила и взяла со стола позолоченную серебряную коробочку, инкрустированную перламутром, открыла ее и извлекла из нее маленький черный кружочек ткани — мушку, фальшивую родинку, которые были постоянно в ходу у трезеньельских дам. При дворе существовал даже тайный язык. Мушки, приклеенные в определенных местах на лице, могли многое сказать посвященным, в особенности, конечно, тому, для кого они предназначались.
Одиль ловко приклеила мушку с правой стороны лба, ближе к виску. Подумав, прилепила вторую на правую щеку.
Сабина хихикнула, как девчонка:
— Ого, желание пленить любовью и готовность к флирту! Моя леди, а тот, кому предназначено это послание, умеет ли вообще читать этот язык?
— Вот и посмотрим. Если умеет, он меня достоин, — кивнула Одиль. — А если нет, мне ничего не грозит.
Аристократка поднялась и, шелестя платьем, подошла к большому, во весь рост зеркалу. Баронесса медленно повернулась, оценивая наряд. Леди Одиль подняла руки к прическе, в очередной раз нащупывая удерживавшую ее шпильку, головка которой была украшена крупным жемчугом. Шпилька была грозным оужием: под безобидной с виду жемчужиной в золотой оправе в густых блестящих волосах баронессы прятался длинный, остро отточенный стилет.
— Веер, — сказала Одиль Де Верлей, протянув руку в сторону.
Сабина, повинуясь приказу, передала хозяйке изящный перламутровый веер.
Леди Одиль удовлетворённо кивнула и повернулась к горничной:
— Послушай меня внимательно, Сабина. Мы с тобой знакомы с детства и, пожалуй, ты единственная, кого я могу назвать подругой. Не перебивай, — баронесса сделала повелительный жест. — Поскольку вы с мужем уже давно свободные люди, я хочу, чтобы вы ни в чем не нуждались, если со мной что-то случится. Поэтому я переписала на тебя свой домик в Греньяне. Теперь он твой. Кроме того, я указала в завещании, что в случае моей смерти вам с мужем будет пожизненно выплачиваться ежемесячная рента. Сейчас я отдам тебе бумаги, там неплохая сумма.
Горничная присела в реверансе.
— Благодарю, леди Одиль, — покачала она головой. — Но я бы предпочла, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Спасибо, милочка, — продолжила баронесса Де Верлей. — Но на все воля Единого. Еще вот что: если произойдет самое страшное, позаботься о моих девочках. Легат Айкерона Эрмано Солер — старый друг семьи. Я написала ему письмо. Думаю, легату Солеру можно доверить Ноэль и Виолет. Вот вроде бы и все.
— А твоя племянница?
— Эсса? — переспросила леди Одиль, поморщилась и покачала головой. — Спуталась с магом, дурная кровь… Если она выживет, а он — нет, проследи, чтобы Эсса добралась до своего дяди по отцу, в Глерон, куда мы отправили ее младшую сестру. Если выживут оба, пусть поступает, как знает. Ну а если я сама останусь в живых, я найду, как разорвать эту связь, у которой нет совершенно никакого будущего.
— Я поняла тебя, моя леди, — согласилась Сабина.
— Вот и прекрасно, — кивнула баронесса. — И прекрати с этого момента называть меня «моя леди». После всего, что мы вместе пережили, я для тебя — просто Одиль. Иди сюда, обнимемся.
Женщины крепко обнялись. Сабина смахнула непрошеные слезы. Леди Одиль направилась к двери:
— Скажи кучеру, чтобы готовил карету. До начала представления — всего каких-нибудь два часа. Если судить по тому, как мы все сбились с ног, готовясь к нему, Его Величество просто обязан быть впечатлен.
Сабина выскользнула за дверь и, убедившись, что баронесса ее не слышит, тихонько хихикнула:
— Его Величество просто обязан быть впечатлен! А я почему-то уверена, что тот, второй, для кого поставлены эти тайные знаки, будет восхищен не меньше!