Ветер Дивнозёрья

Глава первая. Выходной для Бабы Яги

Избушка на курьих ножках была окружена высоким частоколом, увенчанным черепами, — в основном звериными, но Тайка не поручилась бы, что среди них нет человеческих. Эх, надо же было так влипнуть! Она-то думала, что Алконост доставит ее до столицы Дивьего царства, прямо в объятия бабушки и дедушки, но вредная птица высадила пассажирку на самой границе миров и, похохотав, улетела прочь.

Солнце уже скрылось за деревьями, и небо окрасилось в закатные цвета. Позади простирался непролазный лес, и впереди тоже. Что ж, похоже, тут без вариантов — придется к Бабе Яге на постой проситься. (Тайка не сомневалась, что избушка принадлежит именно Яге — ну а кому же еще?) Вот только как туда войти? Ворота-то закрыты.

Она подошла ближе, и тут глаза черепов полыхнули синим светом — таким же, бывало, горели глаза Марьянки-вытьянки.

— Пугают, — сказала Тайка сама себе, сжав кулаки. — Испытывают, наверное.

Ох, как непривычно-то одной, но что тут поделаешь? Все друзья остались в Дивнозёрье, и сейчас Тайка могла рассчитывать только на себя.

Она подобрала с земли скатку со спальным мешком, решительно шагнула к воротам, и те — бах! — с треском распахнулись прямо перед ней.

Избушка переминалась с ноги на ногу, поскрипывая, словно чего-то ждала.

Тайка стукнула себя по лбу:

— Ну конечно! Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне — передом! Кажется, так принято говорить в сказках?

Присказка (а может, заклятие) сработало! Домик, пританцовывая, повернулся, и Тайка ахнула: на крылечке, подперев щеку, сидела седовласая хозяйка в красной юбке и душегрейке, отороченной белым мехом, — нарядная, напомаженная, будто на праздник собралась. Баба Яга улыбнулась гостье широко, но как-то хищно. Хотя, может, так казалось из-за кривых острых клыков, похожих на волчьи.

— Ну наконец-то! — хлопнула в ладоши старуха. — Я уж и не чаяла, что догадаешься. Сказывай теперь: кто такова, как звать? Каким ветром тя занесло? Дело пытаешь али от дела лытаешь? А проще говоря, чё приперлася?

— Меня зовут Тайка, я из Дивнозёрья. Хотела попасть в столицу Дивьего края, но… как видите, что-то пошло не так…

— Ишь ты! Сталбыть, ветром Дивнозёрья и принесло. Давненько такого не случалось. А в Светелград зачем намылилася? С Матреной-гуленой вертихвостничать?

— С какой еще Матреной? — Тайка захлопала глазами.

— Да энто нашу алконостиху так кличут. — Яга облизнула сморщенные губы. — Ух, сделаю я однажды из нее суп!

— Спасибо, хоть не из меня… — Тайка пробормотала это себе под нос, но Яга услышала — зыркнула на нее черными, как угли, глазищами и расхохоталась:

— Не кажи гоп! Может, и тя сожру. Я покамест не определилася. А ну, подойди ближе, коли не боишься.

Нет, ну точно испытывает! Тайка сделала шаг, другой — и так, не дрогнув, дошла до нижней ступени крылечка.

— Фу-у-у! — Яга зажала крючковатый нос. — Человечьим духом пахнет! Стой там, ближе не лезь. Сперва сказывай — тока честно, без утайки: чё дома не сиделося? На кой те, дурехе малолетней, в Светелград?

— К дедушке с бабушкой. Да вы, наверное, про них слышали: это царь Радосвет и царица Таисья.

Бабка в сомнении поскребла подбородок:

— Чё-та не похожа ты на царевну. Замарашка какая-то…

— И вовсе я не замарашка! — От обиды Тайка аж ногой топнула. — Ну, спешила, умыться не успела. Обязательно надо придраться, да?!

— Ты на бабушку не вопи! — Яга топнула в ответ костяной ногой. Получилось не в пример громче.

— Ой, простите… — смутилась Тайка. — Я вообще никого не хотела беспокоить. Наверное, мне лучше уйти. Вы только подскажите: в какой стороне тут дорога?

— А никакой дороги-то и нет. Сплошной лес кругом. Волки там бегают, зубами щелкают. — Для наглядности бабка и сама щелкнула зубами. — Оглянуться не успеешь, останутся от тя одни косточки. А коли хочешь, чтобы я те помогла, сперва сама мне подсоби.

— Смотря что делать надо,

С этой Ягой стоит держать ушки на макушке. Мало ли чего попросит? Но просьба оказалась незамысловатая:

— Меня тут давеча на шабаш позвали, а избушку оставить не на кого. Ты уж будь добра, последи за хозяйством, покамест я не вернуся. Можешь поесть-попить, в баньке попариться, коли хочешь. Главное — не спи.

— Ну, это вроде не сложно, — улыбнулась Тайка. — А почему спать-то нельзя, бабуль?

Яга понизила голос до шепота:

— Избушка обидится. Вытряхнет тя и сбежит. Ищи ее потом по всему лесу.

— Так вы что, сами никогда глаз не смыкаете?

— Че? А, не. Есть у меня котик Васисуалий, верный страж. Да тока ему тоже погулять охота. С собой его возьму. Ух, покутим! Вернемся, отоспимся — тады и поговорим о деле. Но знай, Тайка-царевна, коли упустишь избушку — пеняй на себя. Съем и черепком частокол украшу! Поняла?

— Да я не упущу, не бойтесь. А выходные всем нужны.

Ей даже жаль стало Бабу Ягу. Это ж сколько лет они с Васисуалием вместе не отдыхали? Тут любой от усталости зубами щелкать начнет.

— Ну, бывай, Тайка-царевна! — Старуха поднялась в рост. Ух и высоченная — рост как у девицы-поленицы, а пока сидела, сморщенной бабулькой казалась. — Носом не клюй, ворон не считай, а не то проворонишь свою удачу. Кыс-кыс-кыс! — А вот это уже, конечно, не Тайке предназначалось.

Из-под крыльца выпластался черный котяра — толстый, громадный, даже больше Пушка. Одарив гостью презрительным взглядом, он буркнул: «Шантрапа какая-то», — и запрыгнул хозяйке на руки. Яга свистнула — на зов подлетела ступа, а в руку сама прыгнула метла из ивовых прутьев.

Миг — и они взмыли в небо, обдав Тайку земляной пылью. Ступа быстро набрала высоту и затерялась среди закатных облаков, а избушка призывно скрипнула дверью: мол, заходи.

Тайка решила воспользоваться приглашением. Внутри ее встретил полнейший мрак и беспорядок: свечи в костяных плошках еле-еле горели из-за нагара, паутина свисала со стен клочьями, под ногами валялись соломенный сор и мышиный помет, на столе высились горы немытой глиняной посуды, противни у печи аж блестели от толстого слоя жира, в воздухе витал запах прогорклого масла.

М-да… кто бы мог подумать, что баба Яга окажется такой неряхой? Тайка схватила стоявший за дверью веник:

— Настало время генеральной уборки!

Избушка встревоженно скрипнула, но возражать не стала. Вряд ли она умела разговаривать, но Тайка рассудила так: если у тебя имеются куриные ноги и сила растрясти тут все до основания, то выразить недовольство ты сумеешь не только смущенным скрипом.

На всякий случай в процессе уборки она рассказывала вслух, что собирается сделать:

— Смотри, сперва включим поярче свет. Да не бойся ты — это всего лишь фонарик. Он на батарейках. Ярко светит, правда? Сейчас воды принесу, посуду перемою. Как вы тут это делаете? Песочком, по старинке. М-м-м, я вроде прихватила мыло. Потом вытру пыль и уберу паутину. Надеюсь, эта табуретка подо мной не рухнет? Так, я бабкины колдовские штуки просто переложу аккуратненько. Не нервничай, ничего не сломаю. У меня у самой бабушка ведьмой была, да и я вроде тоже… Апчхи! Слушай, вы что, эту перину вообще никогда не взбивали? А подушки? Хотя да, кого я спрашиваю…

Так мало-помалу жилище бабы Яги преображалось. Напоследок Тайка протерла зеркало в тяжелой деревянной оправе, вытерла со лба пот и села на лавку, обмахиваясь рушником.

— Уф, кажись, все. Теперь можно и чайку.

Огонь в печи радостно загудел, будто услышал ее слова. А замызганная салфетка, которую Тайка постирала и повесила сушиться, вдруг сама собой перелетела на стол и развернулась, явив взгляду серебряное блюдо с пирогами (увы, немного подмоченными).

— Надеюсь, бабушка Яга не будет ругаться, что я тут порядок навела. — Тайка заварила себе травяной чай с медуницей. — Хотя она ведь сама сказала: присмотри за хозяйством. Вот я и присмотрела. У хороших хозяев порядок должен быть.

Ей показалось, что пробежавшая мимо мышь, подмигнув, кивнула.

— Ну вот, даже мыши согласны. — Девушка надкусила пирожок. — Кстати, где тут у вас баня? А то я и правда какая-то чумазая…

В деревне считалось, что париться на ночь — плохая примета. Мол, банник серчать будет, может кипятком ошпарить али напустить дурного газу так, что угоришь. Однако если у Яги и жил какой-то банник, то Тайка его не встретила. Но на всякий случай оставила у порога баньки пирожок и мисочку с молоком и представилась: мол, гостья, пришла издалека, не серчай, дедушко, дозволь помыться.

По возвращении из бани недоеденный пирожок куда-то пропал (мыши сперли, что ли, зато салфетка-самобранка предложила Тайке новое угощение.

— Ого, да это ж целый комплексный обед! Ну то есть ужин.

Она пристроила кроссовки и одежду на печку сушиться и, оставшись в одной футболке, села за стол. Чего тут только не было: и свежевыпеченный хлеб, и чечевичная похлебка со свиными ребрышками, и всякие соленья. А на сладкое — печеные яблоки, брусничное варенье и вдобавок большущий леденец! Настоящий петушок на палочке!

И все бы ничего, но после баньки и сытного ужина Тайке так сильно захотелось спать, что впору было вспомнить любимую поговорку Пушка про закон подлости.

Она и за уши себя щипала, и щеки растирала, и губы кусать пробовала. Потом затянула песню — ну а вдруг поможет?

— Пусть прячут тучи бледную луну, пусть заплутать легко на тропках лисьих, но старый вяз откроет вход в страну, где свет играет на хрустальных листьях…

Казалось, волшебная страна совсем рядом, манит, словно огонек в ночи. К добру приведет или к худу — пока неведомо. Ну так и Тайка пока что ни там ни здесь — застряла на границе между Явью и Дивью.

— Судьба затянет нить — не расплести. Но ты не сомневайся ни минуты: не каждому дано туда дойти, там ждут лишь тех, кто правда верит в чудо!

На подоконник села ворона, прислушалась и начала постукивать клювом по раме — в такт песне. И до того усыпляющим был этот стук, что Тайка сама не заметила, как начала клевать носом. Ох, и правду говорят: скольких врагов ни победи, а сон все равно сильнее сильного…

Девушка открыла глаза, только когда почувствовала, что кто-то трясет ее и бьет крыльями по лицу:

— Тая! Эй, соня-засоня, очнись! Ну же!

— Пушок?… — пробормотала она, зевая. — Тебя здесь нет, ты мне снишься…

— Я не снюсь, я в спальнике спрятался. А вот ты сейчас свою удачу проспишь!

Тут уж пришлось продрать глаза:

— Так вот кто спер мой пирожок!

— А тебе что, жалко, что ли? — надулся рыжий коловерша. — Я тут, понимаешь, спасаю ситуацию! Несчастный. Полуголодный. Но все равно на страже!

Насчет своих страданий Пушок преувеличивал: все, что оставалось на салфетке-самобранке, он уже успел подъесть и даже мед с усов не счистил.

— Я так рада тебя видеть, Пушочек! — выдохнула Тайка.

И это была чистая правда. Она-то думала, что очутилась в чужом краю совсем одна, но верный коловерша отправился следом. Наверняка ему тоже было очень страшно…

— Вот так бы сразу! — повеселел Пушок. — Ты не думай, я бабы Яги не испугался. Это была стра-те-ги-я! Ты ж меня знаешь.

Тайка не стала спорить, просто обняла его.

— Теперь мы точно со всем справимся. Я уверена!

— А то ж!

Коловерша подцепил когтем солененький огурчик и отправил в пасть. Спасибо, что не в мед макнул, гурман мохнатый.

Они проговорили всю ночь: вспоминали свои приключения, общих друзей. Пушок опять сватал Тайке Яромира, но та была такой сонной и усталой, что даже почти не сопротивлялась и не грозилась оборвать хвост неумелому своднику.

А ворона все расхаживала по подоконнику, мерно постукивая в стекло. Сколько ни гоняли ее, опять возвращалась, подлая. Под утро еще и дождь начал накрапывать: шуршал листьями, обволакивал, шептал-убаюкивал…

Ну как тут противиться?

— Чё не встречаешь, Тайка-царевна? Али заснула?

Скрипучий голос Яги раздался словно гром среди ясного неба, и Тайка аж подскочила, ударившись о лавку копчиком.

— Не сплю, бабушка!

Вторая попытка встать увенчалась успехом. Пушок сделал страшные глаза и, муркнув: «О-ой, я, пожалуй, пойду», — юркнул обратно в спальник и затаился. А Тайка выбежала на крыльцо — второпях даже кроссовки не надела.

Да-а, вечеринка у Яги, похоже, удалась на славу. Вместо душегрейки на ней красовалась лисья шубка явно с чужого плеча, в распущенных седых волосах застрял серпантин, ступа слегка покачивалась, шерсть Васисуалия аж сияла от блесток, в лапе кот держал коктейльный стаканчик с бумажным зонтиком и соломинкой.

Завидев Тайку, он отсалютовал ей стаканчиком и подмигнул:

— А ты вроде ничего, ведьма! Не шантрапа!

Потом вручил коктейль Яге и прошмыгнул за дверь.

— Ну как там, Васянь? — икнула бабка.

Из избы донеслось:

— Порядок! Ягусь, я на полном серьезе. Все сияет, аж глазам больно!

Пошатываясь, бабка выбралась из ступы и скомандовала:

— Лети-лети, чай, знаешь, где у тя стойло.

А затем вошла в дом — и давай ахать.

Тайке даже неудобно стало: ну подумаешь, прибралась немного.

— Ты мне вот что скажи, Тайка-царевна, — наконец вымолвила Яга, — спала али нет? Только честно отвечай, как на духу!

— Спала, бабуль, — покаялась Тайка, опустив глаза. Внутри все сжалось: а ну как Яга ругаться начнет? Еще и впрямь сожрать вздумает.

— А избушка, стало быть, не убежала… — Бабка в задумчивости почесала подбородок.

— Не-а…

А вот это было действительно странно. Ладно, в первый раз хоть Пушок бодрствовал, но потом-то они вместе отрубились.

— А я тебе говорил, — промурлыкал Васисуалий, — это она бардак не любит. Убирайся почаще али хозяйственных смертных в гости приглашай, и будет тебе щастье, Ягусь.

— Твоя правда. — Яга опустилась на лавку. — Да чё уж там, мне и самой так больше нравится. Скушна тут, панимаешь. Сидишь сиднем, кругом лес, одни волки шастают. Вот руки сами и опускаются — тут уж не до уборки. Одна отрада у меня в жизни — с бабульками до ночного клубу слетать, на дискотеку.

— Это вы у нас, что ли, были?

— Агась, в райцентре. Ну а где ж нам еще развлекаться? Не с волками же плясать? — Яга смущенно отмахнулась. — Ну, каюсь, грешна: оченно люблю энту вашу музыку. Ну, такую: тынц-тынц-тынц! Сразу силушки будто прибавляется. Ух, молодухой обернусь — и скачу до утра. А чё, скажешь, нельзя?

— Почему сразу нельзя-то? Можно! — Тайка, не удержавшись, улыбнулась. Ай да Яга!

— Вот то-то… Эх, поспать бы таперича!

Бабка, кряхтя, вскарабкалась на печь и ухнула в перину, раскинув руки в стороны.

— Сперва гостей выпроводи, Ягусь, — напомнил Васисуалий. — Обещала же.

— Ах да. Тока я уже влезла. Васянь, выдай Тайке-царевне клубочек. Ну, помнишь, тот, путеводный. Бери, царевна, не тушуйся. Он тя из леса на дорогу выведет. А там уж чапай, пока ноги зудеть не начнут, — как раз и дотопаешь до Светелграда.

Яга зевнула. Через мгновение с печи донесся раскатистый храп. Ну вот! А Тайка еще о стольком ее расспросить хотела!

Кот подошел и, сунув ей в руки клубочек, муркнул:

— В добрый путь, царевна. Чую, он тебе долгий предстоит.

— Спасибо! — Тайка с поклоном приняла дар.

А Васисуалий мягкой лапкой без когтей подтолкнул ее в спину:

— Иди-иди, пока Ягуся не проснулась. Спросонья она ух и злющая бывает. Сожрет как пить дать. Так что ты лучше у нас не задерживайся.

— А вы ей почаще выходные устраивайте, подобреет!

Тайка оделась, взяла рюкзак и скатку со спальником, вышла за частокол, обернулась в последний раз и, помахав коту рукой, углубилась в лес.

Она не видела, как серая ворона, сидевшая на подоконнике, сорвалась с насиженного места и полетела следом.

Глава вторая. Ворон Воронович

— Мне кажется, за нами следят. — Пушок, прищурившись, завертел головой.

— Ой, да ладно тебе! — на ходу отмахнулась Тайка. — Опять решил поиграть в детектива?

Сейчас ей было не до коловершьих фантазий: тут бы клубочек не упустить. Ну до чего же прыткий, а!

Ей казалось, они уже бегут по лесу целую вечность. Спина вся взмокла. Сперва Тайка спрятала куртку в рюкзак, потом туда же отправилась толстовка. Холода отступали, осенне-зимняя слякоть осталась далеко позади. Теперь ей приходилось перепрыгивать через весенние ручьи и обходить полянки подснежников, чтобы случайно не затоптать. Вскоре солнышко начало изрядно припекать — а это значило, что она уже ступила на земли своего деда: ведь в Дивьем краю царило вечное лето. А все благодаря волшебному перстню, из-за которого однажды разразилась война…

Наконец Тайка не выдержала и, на бегу утирая пот со лба, крикнула клубочку:

— Да постой же ты! Дай дух перевести!

Клубочек тотчас же остановился. А что, так можно было? Уф…

Они с Пушком устроились на поваленном бревне, набрали воды из родника, и Тайка поделилась с коловершей бутербродами с сыром, приготовленными еще дома.

— Маловато будет, — буркнул Пушок, в мгновение ока заглотив свою порцию.

— Тебя проще убить, чем прокормить, — усмехнулась Тайка. — Ну потерпи немного, вот дойдем до столицы, там нас бабушка с дедушкой угостят всякими разносолами. А пока припасы экономить надо. Кто знает, сколько времени займет путь?

Ворона на соседнем дубе согласно каркнула.

А Пушок вдруг вытаращился так, будто колбасой подавился, потом — шурх — взмыл на ветку и заорал:

— Тая! Полундра! Волки!!!

— Ну что ты меня пугаешь, глупенький?

Она понадеялась, что коловерша шутит. Даже хотела рассказать ему байку о мальчике, который кричал: «Волки!», — мол, первый раз поверят, второй поверят, а на третий… но слова застряли в горле: тощий облезлый волчара в самом деле вышел на поляну. Его глаза горели голодным огнем, а оскаленная пасть с очевидностью намекала, что серый явился отнюдь не с добрыми намерениями.

— Мамочки! — Тайка побросала вещи и вскарабкалась на дерево следом за коловершей.

— Я же говорил, что за нами следят! — простонал тот.

— Прости-прости, я тебе не поверила, а ты был прав.

Волк закружил под деревом, обнюхал рюкзак и спальник, потыкался носом в пакет из-под бутербродов, а затем сел, не спуская с добычи немигающих глаз.

— Может, ему скоро надоест и он уйдет? — понадеялся Пушок.

Ага, как же! Вон как облизывается! И взгляд злющий, но умный…

Тайка покачала головой:

— Нет, Пушочек. Боюсь, тебе придется дальше самому. Лети в Светелград, передай дедушке — ну, или Яромиру, кого первым встретишь, — что мне помощь нужна. Пускай высылают дружину с луками и копьями.

Она нарочно говорила это громко, чтобы волчара услышал. Ну а вдруг испугается? Но либо тот не понимал человеческой речи, либо Тайка говорила не слишком убедительно.

Коловерша отчаянно захлопал крыльями:

— А как же ты?! А вдруг заснешь? И упадешь?

— Не упаду. Я себя ремнем от штанов к ветке привяжу.

— Так я же не знаю, куда лететь!

— Возьми клубочек.

— А вдруг он потеряется-а-а?!

Так, это нужно просто пережить. Сейчас Пушок еще немного попаникует, потом осознает, что, кроме него, больше некому, — и начнет действовать. Сколько раз уже так было.

Тайка собиралась продолжить уговоры, но этого не потребовалось. Помощь пришла откуда не ждали: здоровенная серая ворона сорвалась с ветки, налетела на волка и как начала его клевать! А клюв-то там был о-го-го — еще и в глаза метил!

— Да! Да! Так его!!! — Пушок на радостях запрыгал, аж ветка затряслась.

Волк сперва пытался отбиваться и уворачиваться, потом заскулил и, поджав хвост, рванул в кусты. Нежданная защитница каркнула — и на этот раз Тайка отчетливо разобрала: «Тепер-рь пор-рядок!» (спасибо Грезе, научившей ее понимать язык животных) — и бросилась в погоню. Ну и дела!

Подождав немного для верности, они слезли с дерева, собрали вещички и поспешили убраться с поляны, пока еще кто-нибудь из лесного зверья не счел их легкой добычей. И хоть клубочек мчался быстро, но больше Тайка с Пушком привалов не делали — до самого выхода на тракт.

— Выходит, ворона-то была на нашей стороне? — Тайка шагала по дороге, по обе стороны которой росли кудрявые рябинки, сплошь усыпанные спелыми ягодами. — А я думала, она вредит. Ну, иначе зачем бы ей стучать клювом в стекло и нас усыплять?

— А ты уверена, что это та же самая ворона? — Пушок, восседавший на ее плече, топорщил перья на загривке и озирался по сторонам.

— Угу, ты не заметил разве? У нее в крыле одно белое перышко виднелось. А это редкость вообще-то.

— Хм… — Коловерша призадумался. — Ну, значит, это хорошая ворона. Может, она вовсе не усыпляла нас, а, наоборот, пыталась разбудить? Если так подумать, то стук усыплять не должен. У Яги, наверное, что-то там наколдовано было… Тай, а как думаешь, бабка тебя правда съесть хотела?

— Да кто ж ее знает? Это же Яга, она даже в сказках всегда себе на уме.

— Я бы защитил! — Пушок пощекотал усами ее щеку. — Ты ведь знаешь, я за тебя — за тебя!

— Ну конечно. — Тайка в ответ почесала коловершу за ухом.

Пусть ее маленький друг не так силен и храбр, как ворона, напавшая на волка, но уж хитрости ему точно не занимать. Как же хорошо, что Пушок увязался следом: страшно подумать, как грустно было бы остаться в чужом краю без единого друга!

Тем временем дорога становилась все шире, в пыли виднелись отпечатки подков и следы тележных колес, а справа и слева простирались бескрайние поля с травой по пояс и фиолетовыми соцветиями диких люпинов. Над головой сияло солнце, в вышине пели птицы. Пейзажи напоминали привычные, деревенские — только если уйти куда-нибудь подальше от жилья. А так и не скажешь, что это Волшебная страна.

Долго ли, коротко ли — они дошагали до распутья. Клубочек подкатился к камню, стоявшему прямо на развилке, обежал его кругом и закончился — одна тоненькая ниточка осталась. Ну вот и все, дальше, стало быть, самим придется выбирать путь. Сердце екнуло: уж Тайка-то точно знала, что такие камушки на перекрестье дорог неспроста ставятся. Она огляделась по сторонам: а вдруг уже где-нибудь вдалеке виднеются белокаменные стены дедушкиного дворца? Но вокруг были только поля, да вдалеке маячила нескончаемая кромка леса.

На камне было что-то выбито (ну конечно, куда же без этого!), и Тайка подошла ближе, чтобы посмотреть. Да, это определенно были дивьи письмена. Прежде ей доводилось видеть похожие, когда они с Яромиром за живой и мертвой водой летали. Тогда дивий воин научил ее использовать узри-траву. Жаль, заклятие со временем рассеивалось, и теперь Тайка могла разобрать лишь отдельные слова вроде: «Направо пойдешь… налево пойдешь…» Этого было маловато: тут и ежу понятно, что есть три пути. А вот что на каждом из них случится?

— Надо найти травку, Пушок. Такую, с круглыми листиками. Тогда сможем прочитать, что тут написано.

Но, сколько они ни ползали вокруг камня, ничего похожего на узри-траву не нашлось. Тайка только зря джинсы зеленым соком перепачкала.

— Эх, наверное, придется выбирать наугад. Как думаешь, Пушочек, куда лучше пойти: налево, направо или прямо?

— Хочешь, чтобы я выбрал? Потому что я удачливый? — Коловерша потер лапы, поднял коготь, чтобы указать направление, и вдруг призадумался. — Ой, а вдруг я ошибусь? Ведь по теории вероятностей…

— Какая уж тут теория, — отмахнулась Тайка. — Это же Волшебная страна! Как там в сказках говорится: от судьбы не уйдешь.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. — Пушок закатил глаза, словно собираясь упасть в обморок. — Тая, я так не могу. А можно как-нибудь этого… того… миновать все-таки?

— Дорогу все равно выбрать надо, хошь не хошь.

— Ну, тогда я пойду подумаю.

Он юркнул в спальник.

Ладно, может, коловерша и прав. Тайкина судьба — значит, ей и выбирать. Лучше налево пойти? Или нет. Прямо? Куда сердце-то ведет, чего подсказывает? Она еще долго стояла бы в нерешительности, но тут на камень спланировала ворона. Да, та самая, с белым пером в крыле.

— Э-э-э… Здравствуйте! — первой опомнилась Тайка. — Спасибо, что помогли там, в лесу.

— Ой, ер-рунда! — Ворона взмахнула крыльями, будто бы плечами пожала.

— А вы кто? Вас дедушка послал, да? Или, может быть, Яга? — Наверное, не очень вежливо задавать сразу столько вопросов, но как тут удержаться? — Простите, а вы еще разок не поможете? Прочитайте, пожалуйста, что тут написано.

Ворона покосилась на Тайку, а потом вдруг — бах! — ударилась оземь и обернулась добрым молодцем: черноглазым да черноволосым, только с одной белой прядью у виска.

— Я Вор-рон Вор-ронович, — поклонился он. — А ты — Тайка-цар-ревна, знаю, знаю. У нас тут о тебе наслышаны.

— И что обо мне говорят?

— Да р-разное болтают, — отмахнулся новый знакомый.

Он был смешной, взъерошенный и совсем не страшный. Может, так казалось потому, что роста Ворон был не слишком выдающегося, а еще — забавно вращал головой по-птичьи и пытался смотреть искоса, будто бы одним глазом. Наверное, нечасто в человека превращался.

Он подошел к камню, сложил руки на груди и протянул:

— Так-с, посмотр-рим. Тут пишут: напр-раво пойдешь — коня потер-ряешь.

— Но у меня нет коня, — пожала плечами Тайка.

— Налево пойдешь — голову потер-ряешь.

— Ой…

А ведь она как раз туда и думала идти поначалу. Хорошо, что не пошла.

— Пр-рямо пойдешь — в Светелгр-рад пр-ридешь.

— О, а мне как раз туда и надо! — Тайка захлопала в ладоши. — Спасибо тебе, Ворон Воронович, что бы я без тебя делала!

— Р-рад помочь, — поклонился он.

— Кстати, а почему ты мне помогаешь?

— Пр-росто нр-равишься, цар-ревна-кр-раса.

Тут Тайка, признаться, смутилась: в каком это смысле? Но уточнять она не стала. Уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, однако Воронович, словно застеснявшись неосторожных слов, обернулся птицей и дал деру.

— Эй, ты так и не ответил, откуда ты обо мне узна-а-ал!

Но поздно. Ворон уже улетел. Эх… Ну что ж, прямо так прямо. Она шагнула вперед, и тут из спальника высунулся Пушок и начал дразниться:

— «Цар-ревна-кр-раса»! Я смотрю, Тая, ты даром времени не теряешь. Уже и тут завела поклонника. А как же Яромир?

— Отстань, сводник. И не болтай попусту.

— Ага, боишься, что дивий кавалер узнает?

— Ой, подумаешь! Ворон просто комплимент сказал, из вежливости. А с Яромиром у нас ничего не было — да ты и сам все знаешь.

Она надулась. Эти коловершьи шуточки начинали ее доставать. Сразу хотелось ответить что-нибудь едкое — назло. Ну чего он лезет? Тайка еще сама не определилась, что чувствует к дивьему воину. Может, это уже и правда нечто большее, чем дружба, да только как поймешь, коли сравнить не с чем? Правда, что, она часто думала о Яромире. И скучала по нему сильно — чего греха таить? Вроде вот недавно расстались, а уже снова увидеться тянет. А когда дивий воин едва не умер, Тайке вообще показалось, что от нее живьем кусок отрезали. Но любовь ли это?… Кто знает? И даже посоветоваться не с кем. Не с рыжим же негодяем? Засмеет ведь!

Тайка так крепко задумалась, что совсем перестала смотреть под ноги и, конечно, споткнулась о корень какого-то дерева.

— Ой!

Она полетела кувырком. Земля и небо поменялись местами, из легких от удара вышибло весь воздух, в глазах потемнело. Кажется, девушка на миг потеряла сознание, потому что очнулась от хлопков крыльев по лицу и встревоженного голоса Пушка:

— Эй, Тая! Тая!!! Ты жива? Ответь мне!

— Вроде жива…

Она приподнялась на локте, огляделась. Кругом были земляные стены, и только где-то в вышине виднелся кусочек синего неба.

— Где это мы?

— Кажется, в яме. Или, может, в колодце.

Тайка только теперь поняла, что лежит на спине в какой-то грязной луже, а Пушок восседает сверху.

— Откуда яме взяться посреди дороги?

— Думаю, это западня. — Коловерша понизил голос до шепота. — Этот корешок, об который ты споткнулась… он непростой. Дерево будто бы нарочно подножку поставило. И столкнуло! Тая, я думаю, этот вран ощипанный тебя обманул. Может, дорожка-то не та была? А другая, где «голову потеряешь».

— Ну, ты сразу-то не наговаривай, параноик. Никто не обещал, что дорога на Светелград будет прямой и безопасной. Всякое случается. Я сама хороша — замечталась. Надо было под ноги лучше смотреть.

— Слетаю-ка я на разведку. Не бойся, я мигом.

Пушок лизнул ее в щеку шершавым языком и взмыл ввысь. Хорошо хоть один из них мог выбраться из ловушки. Эх, еще никогда она так сильно не мечтала о крыльях…

Заскучать Тайка не успела: коловерша вернулся быстро и доложил:

— Знаешь, по-моему, этот твой Воронович все наврал. Заманил — и смылся. Дороги там и нет, только бурелом какой-то. И следы от чьих-то сапог. Это не просто яма — а самая настоящая разбойничья западня.

— Как это нет дороги?! — опешила Тайка. — Мы же по чему-то шли.

— Ага, по полюшку напрямик. А потом в лес свернули. Это точно злые чары, Тая! Чтобы ловить путников. Ох, что же теперь делать?

— Как это «что»? Есть только один путь — наверх!

Тайка встала, поплевала на руки. В конце концов, она все детство в деревне провела, где только не лазила. Неужто из ямы не сумеет выбраться?

После нескольких бесплодных попыток стало ясно: нет, не сумеет. Склоны словно нарочно вырыли таким образом, что не уцепишься. Да еще земля рыхлая так и норовила осыпаться под ногами.

— М-да, нужен другой план. — Тайка дернула себя за косу — верный признак глубокой задумчивости. — Знаешь что, Пушочек? Придется тебе вернуться к камню, а потом слетать в обе стороны и привести подмогу. Одна из дорог обязательно в Светелград приведет.

— Но как же я тебя тут оставлю? А вдруг те, кто ловушку устроил, тебя раньше найдут?

Признаться, Тайка тоже этого боялась, но Пушку говорить не стала, а то он ведь от волнения в обморок хлопнулся бы. Она постаралась принять самый беззаботный вид:

— Ой, не нагнетай! Наверняка это обычная волчья яма. А если ты видел свежие следы, значит, охотник сегодня уже проверял ловушку и в следующий раз явится только завтра утром. Так что давай, работай крыльями! В Светелграде нас, должно быть, уже ждут: пирогов наготовили.

— Пироги… — Мордочка коловерши стала мечтательной. — В общем, сиди тут, никуда не уходи! Я мигом!

— Да куда уж я уйду?… — вздохнула Тайка ему вслед.

Оставалось надеяться, что этот балбес не заблудится и все сделает как надо.

Она успела и поспать, и доесть последний бутерброд, и даже допить остатки холодного чая из термоса, а коловерши все не было. От последнего глотка во рту стало горько: будто бы ниточка, связывавшая ее с домом, оборвалась. Губы предательски задрожали. Пришлось сказать себе:

— Так, спокойно! Еще не хватало из-за чая плакать! Подумаешь, провалилась. Придется чуть-чуть посидеть. Отдохну вот, бабушкину тетрадку почитаю. Пушок справится, он быстро летает. А Яромир, как услышит, что я в беду попала, сразу же примчится.

Увы, ждать пришлось долго. Только когда начало смеркаться и строк в тетрадке стало совсем не разобрать, снаружи послышались шаги и мужской голос задумчиво произнес:

— Ну-с, что это тут у нас?

— Яромир! — Тайка сперва выкрикнула это и лишь потом поняла, что голос принадлежит вовсе не Яромиру, хоть и похож.

В тот же миг с края ямы свесилась чья-то лохматая голова (лица в сумерках разглядеть не удалось), и незнакомый охотник всплеснул руками:

— Оп-пачки, девица! Ну и добыча попалась!

Глава третья. Вольные волкобои

— Отпусти меня, ты, мордоворот!

В высшей мере возмутительно, когда тебя просто берут, закидывают на плечо и куда-то тащат, точно мешок с картошкой. И молотить связанными кулаками по спине не очень помогает — в такой позе даже не размахнешься нормально.

Тайка все же исхитрилась: сорвала с шеи кулон с Кладенцом, но тот взял да и превратился в ложку. Мол, расхлебывай сама, дивья царевна, те щи, которые наварила.

— Да не трепыхайся ты, коза, — буркнул похититель, перехватывая ее покрепче.

— Куда ты меня тащишь?

— Куда надо. Там разберутся.

Ага, значит, этот тип еще и не сам решает? Час от часу не легче. Ну как ее теперь Пушок с Яромиром найдут?

Впрочем, Тайку вдруг осенило, что дивий воин — знатный следопыт. Лисицу-то, помнится, они легко отыскали. А похититель даже не очень таился — топал себе сапожищами по глине.

Интересно, какая это все-таки дорога была? На которой коня потеряешь или голову? Ух, и пообрывала бы она перья некоторым воронам-шутникам…

Ладно, по крайней мере, убивать ее вроде пока никто не собирался. Отпускать, впрочем, тоже. Пришлось на время смириться со своей участью и повиснуть — будто бы сомлела. Но на самом деле Тайка пыталась примечать: вот они прошли мимо лесного озерца, обогнули его слева, а от приметной раздвоенной березы свернули резко вправо. В ночном лесу все было отлично видно: из-за туч как раз вышла полная, похожая на бабушкин блин луна. Тайка надеялась, что сможет отыскать обратный путь, когда сбежит.

Долго ли, коротко ли, они дотопали до избушки в лесу. И кому только взбрело в голову строить дом в такой глуши? Или разбойникам, или охотникам — больше некому.

Шкуры, натянутые во дворе для просушки, как и вялившееся под навесом мясо, еще ничего не доказывали: бандиты тоже могут добывать зверя, им же надо чем-то питаться.

Во дворе послышался птичий пересвист, похититель остановился и тоже засвистел. Ага, значит, условный знак.

Они вошли с темной улицы в теплую избу, пропахшую мехом, травяным духом и вощеной кожей. В глаза ударил свет, а когда Тайка проморгалась, ее уже сгрузили на лавку в сенях.

— Кого это ты нам принес, Мох? — спросил недовольный женский голос.

— Вишь, какая лиса-краса в ловчую яму угодила, — хмыкнул похититель. — Одета не по-нашенскому. Посмотри, Душица, может, энто навья соглядница?

Послышался топот ног по скрипучим ступеням — Тайка и оглянуться не успела, а в сени уже набежала толпа. Она насчитала семерых мужиков, включая своего похитителя, и одну девицу в мужской одеже — видимо, Душицу. Имена у них были какие-то странные. Больше похожие на клички.

Девица подошла ближе и приподняла Тайку за подбородок, бесцеремонно разглядывая.

— Не, — качнула она русыми косами. — Эт не навка. Ты слепой, что ли? Девчонка — смертная. Уши-то видел?

— Эка незадача… — Мох принялся мять в руках шапку. — И чё теперь делать? Может, обратно отнести?

— Ох и дурак ты, братец… — вздохнул кто-то из парней.

Теперь, присмотревшись получше, Тайка поняла, что охотники (ну, или разбойники) приходятся друг другу родичами — очень уж похожи: все одной масти, рослые, широкоплечие, румяные. Мама про таких говорила: словно горошины из одного стручка.

— Просто отпустите меня, и я уйду. — Она через силу попыталась улыбнуться. — Вы убедились, что я не из навьих. Так, может, разойдемся по-хорошему, а? Я никому не скажу, что вас видела.

— Да мы вроде и не прячемся, — пожал плечами тот, что упрекал Мха в дурости. — Нас каждая собака в округе знает.

— А ты, Соловей, помолчи. Тебе я слова не давала! — Русоволосая красавица уперла руки в бока — ну чисто как Марьянка.

Ага, Соловей, значит? Ну, этот-то точно разбойник! Значит, тут целая банда орудует. С девицей Душицей во главе.

— Сперва сказывай, кто такая, откуда идешь, куда путь держишь? — Атаманша нахмурилась, а Тайкино сердце вдруг дрогнуло от предчувствия. Почуяла вдруг — не стоит говорить всей правды. Но и лгать тоже не след.

— Я из Дивнозёрья. Иду в столицу. Вы бы хоть руки мне развязали, раз уж разговариваем.

Душица сделала знак, и Соловей перерезал ножом веревку. Тайка принялась разминать затекшие кисти.

— Зачем тебе в столицу?

Ну прямо допрос устроили.

— Потому что я воительница. — Про деда-царя Тайка решила не упоминать. Мало ли, вдруг выкуп захотят?

— Ты-ы-ы?! — расхохоталась атаманша, хлопнув себя по ляжкам.

И Мох еще добавил:

— Ну, козявка, насмешила!

— Это кто еще тут козявка?! — Тайка вскочила с лавки — вроде как обиделась. А сама стрельнула глазами в сторону приоткрытой двери. Может, удастся унести ноги?

Только Соловей заметил и путь загородил. Ишь, еще и лыбится, подлец.

— Допустим. — Душица сплела руки на груди. — Ну и где же твой меч, воительница?

Тайка, насупившись, молчала. Про Кладенец рассказывать не хотелось. Атаманша расценила это на свой лад и хлопнула в ладоши:

— А ну, несите девчонке добрый клинок. Пущай покажет свою удаль! — И сама выхватила меч из ножен. — Сразимся, лиса-краса?

Ох… Вот этого-то Тайка и боялась. Ну кто ее за язык тянул, а? Чего стоило прикинуться обычной бродяжкой?…

Семеро братьев высыпали во двор, расселись по пенькам, словно воробьи. Соловей сунул Тайке в руку кружку:

— Испей кваску перед боем, лиса-краса. Кто знает, доведется ли потом? Душица ай могуча, любому из нас трепку задать может. Волка кулаком валит!

— Я уж поняла, что она у вас за старшую.

Тайка приняла угощение, глотнула: ух и холодный, прямо с ледника!

— Почему «за старшую»? — не понял Соловей. — Она и есть нам старшая сестра. Прежде у самого царя в дружине служила, десятком командовала, да, вишь ты, с воеводой характерами не сошлись.

— С Яромиром? — Тайка сперва ляпнула, а потом прикусила язык.

Соловей подался вперед.

— Ты что, знаешь его?

Пришлось отмахнуться:

— Ну а кто ж его не знает-то?

— Хм… Не ожидал, что даже у смертных о нем наслышаны. И что у вас говорят? Суров?

— Не то чтобы суров… Просто вредный. Иногда. А чего они с твоей сестрой-то не поделили?

Тайка не ожидала, что ей вдруг так обидно станет. Значит, еще какая-то девица, о которой она и слыхом не слыхивала, а Яромир и не рассказывал. Вроде ничего такого, а сердце заныло.

— Ты у нее потом сама спроси, коли жива останешься. — Соловей, подмигнув, толкнул ее в круг.

Мох захлопал в ладоши, отбивая ритм, остальные подхватили. Меч атаманши блеснул в свете луны — тонкий, опасный. Ну что тут поделаешь, пришлось доставать ложку. С чужим-то клинком ей точно было не справиться.

Мысленно Тайка взмолилась: «Мечик-Кладенечик, не подведи! Мы тут с тобой, кажись, по-крупному влипли».

И Кладенец отозвался теплом, ткнулся рукоятью в ладонь, словно щенок, и явил на свет острое — без единой зазубринки — лезвие.

— Ого! — прищурилась Душица. — Добрый меч. Знакомый какой-то…

Ее братья одобрительно загалдели, и Тайка встала в стойку — припомнила, как Яромир учил: ноги в коленях согнуть и расставить пошире, носки чуть внутрь развернуть, кончик клинка в горло противнику направить, а самой — глаза в глаза глядеть. Ох, как страшно-то! Одно дело — учебные поединки, коих в ее жизни было раз-два и обчелся, и совсем другое — взаправдашнее сражение.

— Ну, понеслась! — рявкнул Мох.

И Тайка именно что понеслась, на ходу вспоминая наставления Дивьего воина: силы у тебя, дивья царевна, маловато будет, зато ты мелкая и вертлявая, как ящерица. Уклоняйся. Знаешь, как ваши охотничьи лайки нападают? Кусают и отпрыгивают. Вот и ты так делай.

Поначалу все шло даже неплохо. По крайней мере, отпрыгивать получалось, а вот кусать — не очень. Тут не до того — живой бы остаться. Лишь единожды их мечи со звоном столкнулись, и Тайка, охнув от такого напора, отлетела назад, точно перышко. Чудом на ногах устояла. Тяжело дыша, она приготовилась скакать и уворачиваться вновь, но Душица больше не нападала. С неподдельным удивлением она смотрела на обломок клинка в своей руке.

— Эй! У тебя никак Кладенец?

— Ну… да. А что?

— Предупреждать же надо, — фыркнула атаманша. — На тебя мечей не напасешься. Тайка пожала плечами:

— Вообще-то раньше с ним такого не случалось. А то бы я обязательно предупредила.

Тут светлые глаза Душицы расширились еще больше:

— Ты что же, прежде не сталкивалась с ворогами, которые тебя всерьез ранить или убить хотели, а не просто в поле сойтись, потешиться?

— Вообще-то сталкивалась. Только у них мечей не было. Горыныч вот, например…

— Вот это да! — Кто-то из зрителей присвистнул. Кажется, Соловей.

— А не заливает ли? — усомнился другой разбойник.

— Видать, ты и впрямь воительница. Не обманщица негодная, а сестра мне по делу ратному. — Душица со вздохом вложила обломок меча в ножны. — Что ж, будет мне наука впредь не судить по одежке. Открой уж, лиса-краса, откуда у тебя Кладенец? Знаю я, что прежде он кое-кому другому принадлежал.

Ну конечно. Если Душица когда-то состояла в царской дружине, она могла видеть волшебный меч в руках Радмилы.

— Он меня выбрал. И я получила воинское посвящение от его предыдущей владелицы.

В подробности Тайка решила не вдаваться.

— Ты-ы? От самой Северницы? — В голосе Душицы мелькнуло не только удивление, но и зависть. — А мечу тебя кто учил? Тоже она?

Тут уж скрывать правду не захотелось:

— Нет Учил Яромир, царский воевода.

— Как же, знаем, знаем! — хохотнул Соловей, заправляя за ухо русую прядь.

А Душица, опять уперев руки в бока, напустилась на Мха, втянувшего голову в плечи:

— Кого ты к нам притащил, дурья твоя голова?!

— Не ругай его, он же не знал! — Тайке вдруг стало жалко незадачливого разбойника. Похоже, его тут шпыняли все кому не лень. — И, кстати, раз уж мы вроде как закончили, может, откроешь, чего вы все-таки не поделили с Яромиром?

— Сперва скажи: это ведь он тебя послал по наши души?

Атаманша шагнула прямо к Тайке, Кладенец дернулся, насторожился.

— Нет, я сама пришла. Я вообще не знаю, кто ты такая.

Душица отступила, и меч, дрогнув в Тайкиной руке, обвился змейкой вокруг ее запястья. Уф, пронесло. Ну, теперь-то они наконец сумеют поговорить?

— Пойдемте в дом, сестренки, — предложил Соловей. — Мне кажется, эту беседу лучше продолжить за столом. Наша гостья наверняка голодна.

Тут у Тайки, как назло, заурчало в животе. Грянул смех, и даже Душица, улыбнувшись, махнула рукой:

— Твоя правда, братец. Мы же не разбойники какие!

— А кто? — Тут уже пришла очередь Тайки таращить глаза. Ответом ей снова стал дружный смех.

— Мы вольные волкобои, понимаешь?

— Честно говоря, не очень.

Теперь, когда до Тайки дошло, что опасность миновала, колени затряслись, руки заходили ходуном, она даже ложку в руке нормально удержать не могла. А тут и суп принесли.

— Ну, вроде как охотники. Но при этом воины. Но война закончилась, поэтому мы больше никому не служим. — Душица, похоже, раздражалась, когда ей приходилось втолковывать прописные истины.

— То есть никого не грабите?

— Ну, вообще-то грабим иногда, — встрял неугомонный Соловей. — Но только плохих людей. А все добро раздаем бедным, ничего себе не оставляем. Ну, если это только не доброе оружие. И с припасами селянам помогаем.

— А, поняла. Вы как вольные стрелки. Ну, типа Робин Гуда.

— Кого?

— А, не важно. Был у нас один такой. Давно, еще в средние века. Занимался примерно тем же, чем и вы.

Тайка, отложив ложку, обмакнула хлеб прямо в мясную похлебку, решив, что так оно будет сподручнее.

— Значит, хороший был человек, — улыбнулся Соловей.

Душица кивнула:

— Хотела бы я с ним познакомиться.

— Ой, это вряд ли возможно. Он уже умер давно, и вообще это легенда. А ты обещала рассказать о Яромире. — Тайка торопилась, потому что чувствовала: еще немного, и ее сморит после всех волнений: она уже зевала, не сдерживаясь.

Воительница сжала губы в линию:

— Да че там рассказывать? Он из знатных. А знать вечно нас, простой люд, ни в грош не ставит. Когда я служила под началом Яромира, из-за него мой брат погиб.

— Ох, сочувствую… — Тайке было горько это слышать. Она-то считала Дивьего воина непогрешимым. Может, вышла какая-то ошибка или недопонимание? — А как это случилось?

— Теперь уже не важно. Не один воевода был виноват. Эта его Огнеслава противная тоже постаралась. Вижу, ты тоже ее не любишь? — От Душицы не укрылось, что Тайка поморщилась от одного упоминания имени Яромировой невесты.

— Не то чтобы не люблю… Я, честно говоря, ее вообще не встречала. Знаю только, что она целительницей была и что попала во время войны в навий плен.

— Это они так говорят? Ха! Да она же наполовину навка! А значит, наверняка перебежчица. Предала всех, понимаешь? И воеводу облапошила.

— У тебя есть доказательства?

— А, это же ясно, как день, — отмахнулась Душица. — В общем, не любим мы их. И Северницу тоже. Ее — в особенности. Впрочем, говорят, судьба ей отплатила за все. Сгинула вместе с Кощеевичем. Выходит, есть справедливость на свете.

Тайка прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Вольным волкобоям совсем не обязательно знать, что Кощеевич и Радмила были заодно. И что, скорее всего, оба сейчас находятся где-то в Волшебной стране. Ну, по крайней мере, она на это надеялась.

А Душица продолжила гневные речи:

— Жаль, не всем пока судьба отплатила. Как представлю, что мои недруги спят на мягких перинах да мед-пиво пьют, такая злость берет, ух! А простые люди страдают. Только-только от войны начали оправляться, и на тебе — новые напасти. То град, то навьи набеги, еще оброк непомерный.

— Какой еще оброк?! — ахнула Тайка.

— Да знамо какой: царский. Радосвету надо своих дружинничков содержать, оружие ковать, хлебом кормить целую ораву. А простому народу оно только в тягость. Теперь новая у царя причуда: зеркала делать повелел, чтобы с Навью воевать. Только, думаю, враки это все и зеркала энти ему для роскоши нужны. Черепицу-то видала на дворце? Во, небось, для того мастеров собирают. А с тех деревень, которые мастера послать не могут, берут пшеницей али овсом для коней. Люди скоро голодать начнут, а он никак не успокоится! — Воительница стукнула кулаком по столу.

— Постойте, зеркала царю и правда нужны, чтобы с Навью воевать. Иначе с Доброгневой не сладить!

Всю сонливость вмиг как рукой сняло — Тайка аж привстала.

— А ты откуда знаешь?

— Да так… По правде говоря, это мой совет был.

Вольные волкобои притихли. Кое-кто зашушукался, но сестрица-Душица прикринула:

— А ну цыц! — И вперила в Тайку внимательный взгляд. — Ох, чего-то ты недоговариваешь, лиса-краса. С чего бы царю тебя слушаться? У нас свои люди при дворе есть. Так вот, что-то тебя никто там не видывал.

— Это потому, что прежде мы с царем только во снах встречались. А теперь моя помощь понадобилась — вот я и иду.

Ох, как хорошо, что она в момент знакомства не ляпнула, кто ее дедушка! Похоже, Радосвета здесь тоже не очень-то любили…

— Хм… — Воительница подперла рукой подбородок. — Нешто тоже с Доброгневой воевать собралась?

— Ну, кто-то же должен, — развела руками Тайка.

— Это по-нашему! — обрадовался Соловей. — Мы тут тоже, знаешь ли, собрались потому, что кто-то же должен о простом народе подумать. Царю-то до этого дела нет.

— Он просто не успевает за всем уследить. — Тайке очень хотелось в это верить. — Сперва врага надо победить, а потом всем вместе поговорить.

— Ха! Так он к нам и прислушался. — Мох шмыгнул носом. — Мы для него — никто.

— Прислушается, если я попрошу!

— Обещаешь? — Душица прищурилась.

В ее взгляде Тайке почудился недобрый огонек. Неужели воительница начала догадываться, с кем имеет дело? Если у них шпионы при дворе, то царицу они наверняка видели. А дальше-то их с бабушкой по одному описанию запросто сличить можно: много ли тут чернокосых да темноглазых девиц из Дивнозёрья бегает? Свои-то все белобрысые и остроухие.

Но что поделать: сказала «а», говори и «б».

— Обещаю! — выпалила Тайка. — Только и ты мне тогда дай слово, что вы не будете царю препятствий чинить, пока мы с Доброгневой не поквитаемся. А если помощь ваша понадобится, то с нами против нее воевать пойдете. Мне кажется, это будет честно.

— С вами — это с кем? — Душица закусила губу и, не дожидаясь ответа, добавила: — С царем не пойду, под руку воеводы ни за какие коврижки не встану. А вот ежели с тобой, лиса-краса, — мы согласные.

— Ну хотя бы так… — вздохнула Тайка. — Значит, по рукам?

Вот уж никак не ожидала, что ей придется дедушку еще и с подданными мирить.

— По рукам.

Душица протянула мозолистую ладонь. Ох, ну и хватка у нее оказалась! Медвежья!

— Тогда я дам вам знать, если понадобитесь. Пришлю письмо. Читать-то вы, надеюсь, умеете?

— Не «если», а «когда». — Душица еще и тряхнула ее руку для верности. — Нешто думаешь, мы будем в лесу отсиживаться, когда такие дела творятся?! Мы же вольные волкобои, а не какие-нибудь хорьки позорные!

— Кстати, а как мы поймем, что письмо от тебя? — Соловей поскреб в затылке. — Мало ли кто нас обманом заманить захочет? Мы, знаешь ли, во дворце не то чтобы желанные гости. Если придем ватагой, всех вмиг сцапают. Ты уж извини, что сразу не сказали, но за наши головы в Светелграде вообще-то награда назначена.

— А я подпишу его «Робин Гуд», — хихикнула Тайка.

Нет, ну а что? Пушку бы точно понравилось.

Глава четвертая. Все дело в дедушке

Вольные волкобои предлагали Тайке переночевать в лесной избушке, а с рассветом отправиться в путь, но она отказалась. Знала, что друзья будут ее искать, а значит, чем раньше они встретятся, тем меньше волнений выпадет на долю каждого. Вот только идти в лес одной было боязно — недавнюю встречу с волком она еще не запамятовала. К счастью, ясноглазый Соловей сам вызвался проводить гостью до дороги:

— У нас там тьма ловушек понаставлена. А ты, как вижу, к лесной жизни непривычна. Не ровен час, опять в яму ухнешь али в капкан какой.

Они шли по ночному лесу, и Тайка старалась ступать за своим провожатым след в след. Возвращались той же дорогой — вон уже и дерево приметное показалось, и озерцо. А на дереве… постой-ка — неужто Пушок сидит?

— Эй! — Тайка замахала руками, пытаясь привлечь внимание коловерши.

Соловей обернулся на зов, и в этот момент прямо перед ним из ниоткуда выросла темная тень, а острый клинок прижался к горлу.

— Ни с места!

На этот раз Тайка не обозналась, голос определенно принадлежал Яромиру. Друзья все-таки нашли ее!

— Погоди-погоди! — затараторила она. — Не трогай Соловья, он друг и обещал вывести меня из леса!

— Он тать-душегуб, — процедил Яромир сквозь зубы.

— Волковой я зовусь вообще-то, — улыбнулся Соловей. И чем сильнее Яромир хмурился, тем шире становилась его улыбка. — Здрав будь, воевода. Давненько не виделись.

— И век бы не видаться, — буркнул Яромир. Клинок от горла Соловья он под гневным взором Тайки все-таки убрал, но вкладывать меч в ножны пока не спешил. — Хороши у тебя друзья, нечего сказать. Ты хоть знаешь, что…

— Знаю. Душица мне все рассказала. И дала слово, что не будет больше докучать тебе и дедушке. Ну, по крайней мере, пока мы не победим Доброгневу. Еще и помочь обещала.

— Дедушке? — Соловей изогнул бровь. — И кто же у нас дедушка, лиса-краса?

— А дедушка у нас — царь, — ответил за нее Яромир.

Тайка скрипнула зубами — ну чего он лезет!

Разбойник аж присвистнул:

— Вот это поворот! Много же ты нам не досказала, лисичка-сестричка.

— У тебя еще и кличка появилась?! — фыркнул Яромир. — Довольно паршивая, надо сказать.

— Ну начинается… — Девушка закатила глаза. — Чем тебе лиса не угодила?

И в тот же миг догадалась: не лиса, а Лис! Так вот почему дивий воин так к ее прозвищу прицепился.

— Ты серьезно не понимаешь?

— Да все я уже поняла!

— И что ты поняла?

Пф, вот и стоило так скучать, мечтать о встрече? Поначалу-то Тайка его даже обнять на радостях думала, а теперь ей больше хотелось расквасить дивьему воину нос.

— Вижу, вы нашли друг друга. Может, я пойду? — Соловей пригладил русые вихры и, по-прежнему улыбаясь, попятился.

— Иди, конечно, — кивнула Тайка, а Яромир одновременно с ней рявкнул:

— А ну-ка стой!

Они снова злобно зыркнули друг на друга, и девушка, сжав кулаки, выпалила:

— Своей дружиной командуй, воевода! Прошли те времена, когда я тебя слушалась.

Яромир так опешил, что не сразу нашел что сказать. Соловей, конечно, воспользовался заминкой — нырнул в кусты и уже оттуда напоследок усмехнулся:

— Я передам от тебя привет Душице!

И исчез. Одежка-то у волкобоев была что надо: зеленая с коричневым — получше любого камуфляжа.

Дивий воин, не скрывая досады, вложил меч в ножны.

— Ну вот, упустили преступника.

А потом взял Тайку за руку и потащил за собой — туда, где виднелся просвет между деревьями. Пушок гордо реял над их головами, указывая путь.

— Ты меня совсем не слушал, Мир? Они теперь на нашей стороне. Ну, то есть не на дедушкиной, а на моей. — Девушка решила, что ни за что не позволит замять эту тему.

— Еще скажи, ты теперь Душице приказывать будешь! Она ж никого не слушает! Своевольная девица.

— Вот именно, поэтому не приказывать, а договариваться. — Тайка на всякий случай не стала уточнять, кого это Яромир назвал своевольной: ее или все-таки атаманшу.

— С волкобоями? А чего сразу не с волками?

— Если понадобится, то и с волками договорюсь! Я просто пока не пробовала.

В лесу вдруг стало неожиданно тихо, даже лесные птицы перестали петь, а Яромир, остановившись, выпустил ее руку.

— Ох, зря ты это сказала, дивья царевна. Мать-волчица все слышит.

И так веско он это произнес, что у Тайки по спине пробежали мурашки.

— Это та, что у дедушки на гербе? Ба говорила, что его род с белыми волками побратимствует. Тогда чего плохого? Пусть слышит. Я от своих слов не отказываюсь.

— Мала ты еще для таких дел… — вздохнул Яромир.

И вот тут-то Тайка его стукнула. Кулаком под дых, как дивий воин сам учил. Получилось не то чтобы сильно, но неожиданно. И, пока Яромир хватал ртом воздух, выкрикнула:

— Хватит! Я уже не ребенок, ясно?! — и сама зашагала к уже видневшейся впереди дороге.

Слезы душили ее, приходилось кусать губы, чтобы не заплакать. Пушок рванул следом, спланировал ей на плечо и тихонько замурчал на ухо:

— Так его, Тая! Все правильно сделала. Знай наших!

Дивий воин, опомнившись, бросился за ними. Он немного замешкался, пока отвязывал белогривого в яблоках коня от придорожной березы, поэтому догнал Тайку уже верхом, поравнялся, спешился и, перехватив скакуна под уздцы, заглянул ей в лицо:

— Ну, извини. Погорячился я. Ты бы хоть бабушке приснилась… Зеркальце же с собой?

— Да я еще толком не спала!

— И это весьма неразумно.

Тайка, фыркнув, отвернулась. Опять сплошные укоры! И это после всего, что они пережили вместе! Разве такого отношения она заслуживает?

— Ну постой же, дивья царевна! — Яромир схватил ее за рукав. — Прости, говорю тебе. Забылся. Потому что беспокоился за тебя очень. Ты хоть представляешь, что я почувствовал, когда твою записку нашел? Думал, все, не увижу тебя больше.

И столько затаенной горечи было в его словах, что Тайка невольно вздохнула.

— На Алконосте никто из ныне живущих не летал, это очень опасно. — Яромир говорил медленно, будто выдавливая из себя слова. — А ведь это я тебе о птицах рассказал, помнишь? Проклинал себя последними словами за длинный язык. К царю заявился с повинной, каялся… Он сказал: «Будем ждать». А ждать — нет худшего наказания, понимаешь?

— Ну, я справилась, как видишь.

— Да, на этот раз повезло. Когда Пушок один в терем влетел и закричал, что ты в беде, я чуть не спятил. Прибежал к яме — а тебя нет и только следы сапожищ кругом. Вот и что я должен был думать?

Тайка поежилась. Да, в такой ситуации она бы и сама психанула. Ну, скорее всего.

— Ты мог бы больше в меня верить.

— Я и верил. Иначе бы уже с ума сошел. Ты очень дорога мне, дивья царевна. Даже не представляешь, насколько… — Его голос дрогнул.

Девушка покраснела как помидор и отвела глаза. Сердце заколотилось: эй, она не ослышалась?! Яромир правда это сказал? А дивий воин все держал ее за руку и не выпускал. Время будто бы остановилось.

И тут на плече завозился забытый всеми Пушок:

— Извините, я на минуточку. Мне того… в кустики надо.

Не удержавшись, Тайка прыснула. Ну вот просто «что вы знаете о неловкости»! Воин тоже заулыбался и уже обычным голосом добавил:

— В общем, я рад, что ты жива-здорова. Так что, мир?

Она и оглянуться не успела, а нежное касание их рук уже превратилось в крепкое рукопожатие.

— Ладно, считай, извинения приняты, — улыбнулась девушка. — Мне вот только одно интересно: что мне нужно сделать, чтобы до тебя наконец дошло, что я уже достаточно взрослая и меня не надо опекать? Уже и сражались вместе, упырей со злыднями гоняли. И воду живую и мертвую добывали. И мамкиного колдуна мы с друзьями одолели. Ну ладно, там еще Лис помог.

Заслышав имя старинного недруга, Яромир поморщился, но перебивать не стал. Неужели чему-то жизнь его научила? Тайка, чуя, что находится на верном пути, продолжила гнуть свою линию:

— И Мару Моревну я упросила тебя с того света вернуть. И в Дивье царство сама добралась. И с Бабой Ягой договорилась. И против Душицы с мечом не побоялась выйти. И победила, между прочим. — На этом моменте у Яромира округлились глаза, ну чисто как у Пушка. — Так чего тебе еще надо?

— Не знаю, — пожал плечами дивий воин. — Я не сомневаюсь, что ты смелая и сильная. И ведьма хорошая. Да, знаю, раньше я утверждал обратное. Теперь передумал. Только, как ни крути, ты все равно внучка своего деда. А Радосвет — мой друг. И мой повелитель. Это все осложняет.

— Так я и знала, что все из-за дедушки, — насупилась Тайка.

— Может, это все мои… как там у вас в Дивнозёрье говорят? Жуки в голове?

— Тараканы. Ну хорошо, хоть это ты признаёшь. Ладно, проехали.

Они возобновили путь верхом. Яромир усадил ее спереди, цокнул языком, и конь бодро зашагал по дороге. У камня дивий воин выбрал отвилок, на котором Ворон Воронович сулил потерю головы, и Тайка снова разозлилась: вот негодяй пернатый! Ничего, он еще свое получит, если они когда-нибудь встретятся…

Небо стремительно светлело, над кромкой леса вставало солнце, и птицы чирикали, приветствуя новый день. Кожаная сбруя убаюкивающе поскрипывала, девушка зарылась пальцами в жесткую гриву коня и, откинувшись назад, ненадолго задремала. Пробудилась, только когда вдали показались белые стены и Яромир тронул ее за плечо: мол, смотри. Тут у Тайки захватило дух — неужели это не сон? Она в самом деле скоро увидит белокаменный дворец с зеркальной черепицей, о котором бабушка рассказывала в детстве?

Не в силах справиться с волнением, она вцепилась Яромиру в рукав, и он накрыл ее ладонь своей, а второй рукой натянул поводья, придержав коня.

— Что-то не так, дивья царевна?

— Нет. Просто… я всегда мечтала сюда попасть. Сколько себя помню. Пока мимо полей да лесов шла, как-то даже и не чувствовалось, что вокруг — Волшебная страна. А вот это — настоящее доказательство. Понимаешь, я прямо сейчас иду по дороге к мечте!

Объяснение вышло сумбурным, но дивий воин, как ни странно, понял и улыбнулся:

— Такова твоя суть. И твоя сила. Ты всегда идешь к мечте, куда бы ни направлялась. А остальные за тобой подтягиваются.

— Ну вот, сначала отчитывал, а теперь льстишь.

— Я говорю только то, что думаю! — вспылил Яромир.

Тайке оставалось только вздохнуть:

— Угу. Даже когда стоило бы промолчать. Наверное, в этом тоже твоя суть и сила…

Они подъезжали все ближе, вот уже стало возможно разглядеть на высоко реющих флагах изображение белого волка, и девушку вдруг осенило:

— Послушай, я, кажется, придумала. Обещай мне, что, если мать-волчица признает меня и примет в род, ты больше не будешь опекать меня и примешь как равную.

— Ерунду ты придумала, дивья царевна. — С лица Яромира сошло мечтательное выражение. — Ее еще поди найди. Может, она тебя и знать не захочет.

— А сам говорил, что там, в лесу, она меня слышала.

— Я же не знал наверняка, просто предположил. Даже если и слышала — это еще ничего не значит.

Тайка, фыркнув, перекинула ногу и, скатившись с коня, одернула футболку.

— И кто мне пять минут назад говорил, что я должна идти к мечте?

— Должна или нет, а все равно пойдешь… — вздохнул дивий воин. — Ладно, не мне тебя отговаривать. Упрямая ты, вся в деда.

— Вообще-то в бабушку.

Яромир поднял руки в примирительном жесте:

— В обоих! Я не хочу ссориться. Всякий раз это выходит боком нам обоим. Просто скажу, что принимаю твое условие. Довольна?

Он еще спрашивает? Конечно, довольна!

Забираться обратно в седло она отказалась — очень уж хотелось пройти остаток пути своими ногами. Дивий воин не стал перечить, спешился сам и повел коня под уздцы.

Грунтовую дорогу как раз сменил щербатый булыжник — до столицы оставалось всего ничего. Но, вместо того чтобы наслаждаться видом, теплым летним солнцем и бликами, играющими на черепице, Тайка опять вспомнила о заботах и нахмурилась:

— Кстати, а где Лис? Ты взял его с собой в Светел град, как я просила? Или опять по-своему сделал?

Яромир скривился, будто лимон проглотил:

— Взял бы, да только он сам не пошел. Сказал: чего я там, в вашей столице, не видал, казематов уютных али палачей заботливых? И ушел.

— Куда?! — ахнула Тайка.

— А огнепеска его знает. Оставил птичку из теста: мол, когда ведьма объявится, пришлите весточку. Стало быть, сегодня и отправим.

— Ну да, его можно понять.

Они остановились у ворот. Бравые дружинники в красных рубахах, завидев воеводу, прокричали со стены здравицу, и Яромир махнул им рукой, а потом легонько подтолкнул Тайку в спину:

— Ну, вперед, дивья царевна. Сказка ждет.

И она, зажмурившись, шагнула на булыжную мостовую, втянула носом воздух, точно слепой щенок. Ее мечта пахла яблоками, свежевыпеченными булочками, а еще — карамелью. Наверное, где-то недалеко лавка кондитера. Или как его тут называют? Пирожник?

Фыркнул над ухом конь, Тайка вздрогнула и открыла глаза. На узкой улочке с нарядными деревянными теремами толпился народ. Девицы с корзинками, полными всякой снеди, спешили куда-то по своим делам. Пара мужиков, почесывая в затылке, взирали на телегу с отвалившимся колесом. Между ними расхаживали куры, подбирая просыпавшиеся из мешка зерна, а петух, устроившийся на оглобле, завидев Тайку, прокричал: «Пр-р-ривет!» Ну, то есть это было «кукареку», но Тайка его прекрасно понимала. Какая-то тетка в белом колпаке, уперев руки в бока, отчитывала мальчишку-поваренка. Мимо проскакал всадник в шапке с пером — наверное, гонец. А впереди сверкала, переливаясь, зеркальная крыша дворца, смотреть на которую было больно, но Тайка все равно смотрела, пока не заслезились глаза.

— Дивья царевна, ты плачешь?! — встревожился Яромир.

— Это от счастья.

Она даже сдерживаться не стала. Слезы текли по щекам, а с губ не сходила улыбка. Наверное, Тайка очень глупо выглядела…

Люди начали останавливаться, глазеть на нее, показывать пальцами. И ей стало как-то неловко: вокруг такая красота, а она в джинсах, еще и с дыркой на коленке. Сама не заметила, когда порвались.

— Идем. — Яромир взял ее под локоть. — Радосвет, небось, глаз всю ночь не смыкал.

— Ага, и ба точно с ума сходит.

Как ей ни хотелось все рассмотреть получше, а пришлось ускорить шаг. Ничего, еще успеет, наглядится. И на речку сходит. С ложкой. Не зря же там кисельные берега?

Уже у дворцовых ворот — не таких больших, как городские, зато резных, с птицами и яблоками — она вдруг заозиралась по сторонам:

— Слушай, а где Пушок? Что-то его давно не видно.

Там, на дороге, коловерша явно решил оставить их наедине и дать поговорить. За это Тайка была ему даже благодарна. Вот только все это время она думала, что Пушок следует за ними, просто прячется.

— Хм… и правда. — Дивий воин почесал в затылке. — Давай не будем задерживаться. Царь с царицей ждут. Хочешь, я Вьюжку на поиски отправлю? Он кого угодно за версту унюхает, пока тебя обнимать да яствами потчевать будут, на крыльях вмиг обернется.

— А почему ты сразу его с собой не взял? — Тайка хоть и не хотела, а все равно прозвучало с упреком.

— Так Пушок воспротивился. Начал кричать: фу, собачье племя!

— Ну да, он собак не любит.

Тайка вздохнула. Ну что за незадача? Сперва она потерялась, теперь коловерша. Сердце заколотилось, словно предчувствуя дурное. Пришлось саму себя утешить вслух:

— Ну ничего. Пушок говорил, что уже бывал в Дивьем царстве. Он ведь здесь родился. Может, знакомых встретил? Или даже семью нашел? Они вроде пропали. Давно, еще при Кощее…

— Найдется, вот увидишь. Как начнут к обеду стол накрывать, сразу объявится.

Ой, обед — это хорошо! Тайка только сейчас поняла, как сильно проголодалась за время пути. Сама, как коловерша, готова целого слона съесть.

Она вытерла о джинсы вспотевшие ладони (и чего так волнуется?) и ускорила шаг. Скорей бы бабушку увидеть! Они ведь — страшно сказать — больше чем полгода назад расстались. Встречи во снах не в счет: это как в скайпе, а хотелось — вживую.

В высоких царских теремах ее ждали крепкие объятия, долгие разговоры, сказочные разносолы, пуховые перины и много-много счастья, которое омрачало лишь одно: Пушок к обеду так и не вернулся.

Глава пятая. Незваный гость хуже навки

Послание Лису отправили почти сразу, еще перед обедом. А к концу застолья от него уже пришел ответ. Птичка-весточка, влетев в окно, села Тайке на плечо, щекотно склюнула зернышки с ладони и сказала знакомым вкрадчивым голосом:

— Привет, глупая ведьма! И чем ты думала вообще, когда лететь решилась? Никогда так больше не делай. Я за тебя в ответе, между прочим. В общем, к вечеру ждите гостей. Передай деду, что на ужин я не откажусь от запеченной курицы, а вот лук пусть не подают, даже жареный, — не люблю.

— Каков наглец! — Яромир стукнул о стол ложкой.

— Тише-тише, — покачал головой царь. — Кстати, Таисья сделала нам обереги от Лютогоровых чар. Наденьте их все. Мы хоть и союзники нынче, но осторожность не повредит.

— Надеюсь, они работают лучше, чем у моей сестры… — вздохнул дивий воин и тут же спохватился: — Прости, царица, не тебе в обиду сказано.

Тайка тоже покачала головой — в точности как дед. Ну разве не очевидно, что Лис нарочно говорит всякие гадости? И будет говорить, пока его слова вызывают такой яростный отклик. Но даже она не догадывалась, насколько далеко Кощеевич может зайти в желании досадить. А он ведь не зря сказал «гостей», а не «гостя».

В общем, когда ввечеру в тронный зал Лис вошел под руку с Радмилой, обалдели все. Яромир так вообще хотел развернуться и уйти, но под грозным взглядом царя одумался. Радосвет же сурово сдвинул пшеничные брови к переносице. Бабушка накрыла ладонь мужа своей, но царь так и остался сидеть с каменным лицом. А прежде отвечал на прикосновение хотя бы тенью улыбки.

Зато Лис лыбился, довольный своей выходкой:

— Вечер добрый. Ну вот, теперь вся семья в сборе. Правда, здорово?

— Предупреждать о таком надо, молодой человек, — с мягким укором произнесла царица.

— Да-да, даже пословица есть: незваный гость хуже навки. Только вы сами сказали: нам нужны союзники — и вот. — Широким жестом он указал на свою спутницу. — Спешу представить: Радмила, моя невеста. Предвосхищая ваши вопросы: да, она согласилась. Нет, я ее не заставлял. Поздравления и подарки принимаются.

— Э-э-э… Поздравляю… — разнесся по гулкой зале одинокий голос Тайки.

— Кстати, — прищурился Лис, глядя на Яромира, — за тобой должок, помнишь?

Дивий воин вспыхнул и буркнул что-то невнятное.

— Какой еще должок? — напрягся Радосвет.

— Ой, пустяки, это наши семейные дела. Нужно кое-что уладить с будущим шурином. Радмила с нами пойдет, мне ведь нужен воин, которому я могу доверять.

— Я обещал поговорить с сестрой, — пояснил для царя Яромир, скрипнув зубами. — Ничего более.

— Добро, — кивнул Радосвет и жестом пригласил гостей к ужину.

На Радмилу он взглянул лишь раз, когда та вошла, — и больше не смотрел. Воительница тоже прятала глаза.

Тайка заметила, что Радмила осунулась и похудела — видать, натерпелась тягот лесной жизни, или где они там скрывались все это время? На ней было простое дорожное платье из синего льна, опоясанное перевязью без меча. Наверное, оружие заставили сдать при входе в тронную залу.

— Ну-с, как наши дела? Когда отправляемся в путь? — Кощеевич цапнул со стола пирожок с капустой. — Мне кажется, завтра с утра будет в самый раз.

— Через три дня. — Царь украдкой глянул на Яромира, и тот кивнул. — И тебе, Лис, лучше будет людям на глаза не показываться. Ходи в личине.

— А чего ждать-то? — скривился тот. — Дорога до Нави длинная, а каждый день задержки Доброгневе только на руку.

— Во-первых, есть способ сократить путь. — Радосвет к еде не прикоснулся, только вертел в руках ложку.

— Ну, это если у вас есть хорошее навье зеркало, а не та развалюха, изолентой склеенная.

— Чем?! — Царь вытаращился на него, а Тайка прыснула в кулак. Ее забавляло, что Лис, побывав в Дивнозёрье, набрался человеческих словечек.

— Ладно, скажу иначе: на соплях держится. Я очень не хочу идти такой ненадежной дорожкой. А то как бы нас всех потом тоже не пришлось по кусочкам склеивать. — Усмехнувшись, Лис повернулся к Тайке. — Кстати, у тебя есть эта самая изолента, ведьма?

— Нет. А зачем?

— Ну, я бы хоть посмотрел, что за диво такое дивное. А то все говорят, а я не видел…

Продолжая ухмыляться, он отправил в рот еще один пирожок. Похоже, решил с Пушком в прожорливости потягаться. Эх, где же сейчас носит блудного коловершу?…

— Эй, я же просил без лука!

Пирожок отправился под стол, и царица Таисья покачала головой, но упрекать не стала. Вместо этого вновь заговорила о делах:

— Помнится, ты упоминал, что умеешь зачаровывать зеркала. Вот и зачаруй. Зеркал-то у нас полно: и обычных, и тех, что щитами для наших воинов станут.

— Рад слышать, что ты такого высокого мнения о моих способностях, царица. Но, боюсь, это даже для меня слишком. Их же сотни! Зачаровывалка отвалится, — хмыкнул Лис.

— Так все и не надо, только одно. Вы должны пробраться в Навь тайком. А коли по дороге поедете, все будет на виду. Доброгнева не дура, у нее, небось, повсюду шпионы.

О, Тайка хорошо знала этот тон: мягкий, но настойчивый. Когда ба начинала так говорить, отказать ей было очень сложно.

— Решили, значит, себе новое зеркало на халяву получить? Ай, молодцы! — Лис откровенно ерничал.

— «На халяву»? — Царь поскреб в затылке. — А это как?

Тайка с царицей ответили одновременно:

— Бесплатно.

— Задарма.

А бабушка опять добавила:

— Разве мы не союзники, Лис? Тебе жалко, что ли?

Кощеевич, фыркнув, махнул рукой:

— Ладно, уболтали. Сделаю. Благо это недолго. Значит, завтра в путь?

— Царь же ясно сказал: через три дня! — рявкнул Яромир.

— Ой, не вопи. У меня от тебя голова болит. Радосвет, запрети ему орать, а? Его ж, поди, в самой Нави слышно.

Тайка закатила глаза. М-да, если они и в дороге будут так ругаться, дело может сильно осложниться.

— Я согласна с дедушкой, — сказала она прежде, чем царь успел ответить. — Во-первых, нужно еще связаться со змеями. Помнишь, мы хотели Микрогорыныча на разведку послать?

Лис содрогнулся:

— Бр-р, гадость какая…

Похоже, о чешуйчатых союзниках он и впрямь забыл. У памяти есть такое свойство: вытеснять то, что неприятно.

— Во-вторых, — продолжала Тайка загибать пальцы, — мы ждем подкрепления. Пушок еще не прибыл, а без него я идти не хочу. — Она решила не уточнять, что коловерша вообще-то потерялся. — А в-третьих, Яромиру нужно поговорить с Радмилой.

— Думаешь, они все три дня будут лясы точить? Чего там обсуждать? Все же ясно как день, — проворчал Лис.

— Тебе, может, и ясно. А я не хочу, чтобы мы в пути тратили время на гнилые разборки!

— О, новые словечки! — Лис подался вперед. — «Гнилые разборки» — надо запомнить. Ладно, ведьма, уговорила. Но тогда и у меня будет условие…

— Не многовато ли условий? — поморщился царь.

— Обещаю, последнее. Пускай этот тип, — Кощеевич кивнул на Яромира, — не берет с собой своих вонючих псов.

Дивий воин хотел было возмутиться, но Тайка, толкнув его под локоть, шепнула:

— Так будет лучше, правда. А понадобится Вьюжка, всегда можно перо использовать. У меня есть одно. Помнишь, ты дарил?

Яромир едва заметно улыбнулся и тронул пятак, висевший на груди, — Тайкин подарок. Значит, помнит.

— Хорошо, дивья царевна, как скажешь.

— Вот и чудненько! — Лис хлопнул в ладоши и подмигнул Радмиле. — Я же говорил, мы все уладим. Ох уж эти дела семейные, проводы долгие…

После ужина Яромир отвел Тайку в сторонку — на балкончик, который тут называли смешным словом «гульбище», — и без лишних предисловий выпалил:

— Вьюжка вернулся.

— И как? Нашел Пушка?

По выражению лица Дивьего воина она сразу поняла: нет, не нашел. И сердце пропустило удар: ох, только бы не случилось чего дурного.

Яромир покачал головой:

— Пока ясно одно: Вьюжка не обнаружил никаких следов борьбы. Но, судя по запаху, Пушок улетел с поляны не один. Там был другой коловерша.

— Ну, это же, наверное, неплохо? Может, Пушок и впрямь приятеля встретил?

— Возможно.

Дивий воин сказал это таким тоном, что утихшее было беспокойство пробудилось вновь.

— Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь.

— Ничего-то от тебя не скроешь, дивья царевна… — вздохнул Яромир. — Я не хотел тебе говорить, но не потому, что скрываю правду, а потому, что сам еще толком не разобрался, что стряслось. Ты ведь знаешь, у симаргла очень чуткий нюх и верный глаз. Вьюжка полетел следом за беглецами и всего в трех часах лету обнаружил замаскированный вход в пещеру, а рядом валялось это.

Яромир вручил ей приметное рыжее перо, без сомнений принадлежавшее Пушку.

— Наверное, само выпало. Он всегда линяет, когда волнуется. — Тайка беззаботно отмахнулась и только потом подумала: ну и кого она пытается убедить, что все в порядке? Да она в эту пещеру прямо сейчас готова помчаться, теряя тапки.

Вон и Яромир в ее браваду не поверил:

— Уже думаешь, как туда добраться, дивья царевна? — Получив в ответ понурое «угу», он продолжил: — В одиночку идти не советую. Вьюжка сдуру сунулся, так ему всю морду когтями располосовали и чуть ухо не откусили.

— Ой, бедный! Это его пара коловершей так отделали?

Яромир усмехнулся, облокотившись на перила:

— Их там не пара, а десятков пять, если не больше. Точно Вьюжка сосчитать не успел: и так еле ноги унес.

— Ну да, они же собак не любят… Но в целом все же выходит, что новости добрые. Думаю, Пушок нашел родственников и обо всем забыл на радостях. С ним случается. Ну как можно быть таким беспечным?

Она задумчиво вертела в руках рыжее перо.

— Что делать будешь, дивья царевна? — спросил Яромир, когда молчание затянулось.

Тайка пожала плечами:

— Ну а что тут сделаешь? Семья есть семья. Я только перед тем, как идти в Навь, хотела бы убедиться, что у Пушка все в порядке. Где, говоришь, эта пещера находится?

— Я сам тебя провожу. Ну, если ты, конечно, не против…

— Не против! — расплылась она в улыбке. — Тогда сходим завтра?

Было приятно, что Яромир не просто поставил ее перед фактом, а все-таки спросил. Так, глядишь, скоро научится не решать за других.

— Хм, и куда это вы собрались?

На галерею выглянул Лис, и Яромир сразу напрягся, набычился. Весь его вид, казалось, говорил: «Принесла же нелегкая…»

Тайка тоже не обрадовалась бесцеремонному вторжению Кощеевича. Что у дивьих, что у навьих людей, похоже, не было ни малейшего представления о личных границах.

Поэтому она не постеснялась огрызнуться:

— Не твоего ума дело!

— Очень даже моего. — Лис переступил порожек и прикрыл за собой дверь. — Боюсь, этот тип готов отправиться хоть к черту на кулички, лишь бы не говорить с сестрой. Ну скажи ему, ведьма! Когда между союзниками нет согласия, союз может в любой момент рассыпаться, как карточный домик. Это наша слабость, которой Доброгнева непременно воспользуется.

— Незачем было вообще приводить сюда предательницу, — буркнул Яромир. — Вот уж точно: хуже навки.

— Радмила не из тех, кто остается в стороне, когда другие творят историю. Начнет действовать по своему разумению и непременно влипнет.

— Ага. Как в случае с тобой.

— Не самый приятный пример, но в целом подходящий, — нехотя кивнул Кощеевич. — Хуже всего, что вы с ней одного поля ягоды.

И ведь тут даже и не поспоришь, подумала Тайка. Брат с сестрой оба упрямы, не слушают доводов разума и всегда поступают по-своему… Похоже, Яромир тоже это понимает, оттого и бесится еще больше.

— Сказал поговорю — значит, поговорю. Совсем не обязательно напоминать мне об этом так часто.

— А когда? Может, прямо сейчас? Чего откладывать-то? А мы пока с ведьмой потолкуем… — Лис подмигнул Тайке, и Яромир, побледнев, сжал кулаки.

Ох, только бы до драки не дошло! К счастью, дивий воин сдержался, только процедил сквозь зубы:

— Пошел. Вон.

— Уже и спросить нельзя… — начал было Кощеевич, но Яромир с вызовом шагнул вперед, и чародей замахал руками: — Все, ухожу, ухожу!

Тайка дождалась, пока он закроет дверь с той стороны, и с облегчением выдохнула:

— Вот заноза! Он же нарочно тебя подначивает.

— Знаю.

— Тогда зачем ведешься?

Яромир не ответил. Постоял еще немного, глядя на догорающий закат, и вдруг заторопился:

— Пойду я тоже. И ты не задерживайся. Утро вечера мудренее.

И не ушел, а сбежал даже. Странный какой-то, обиделся, что ли.

Закатное зарево погасло, и на небо вышла луна — теперь уже совсем полная. Тайка положила руки на перила и подперла подбородок ладонями. Было немного странно вот так стоять и смотреть на притихший город, похожий на декорации к любимым сказочным фильмам детства, вдыхать доносящийся из царского сада терпкий яблочный дух, слушать мелодичный перезвон хрустальных листьев, видеть над головой такие яркие и совсем незнакомые созвездия…

Она сорвалась в чужой край очертя голову — по зову сердца и велению судьбы, — всей душой надеялась, что поступила правильно, но все же испытывала сомнения: а что, если они не справятся? Доброгневу одолеть — это вам не кикимор по огороду метлой гонять. Вдруг она никогда больше не вернется в родное Дивнозёрье, не увидит Никифора, Марьяну, Аленку?…

Так. Стоп! Тайка с негодованием отмела упаднические мысли и быстро прошептала, будто убеждая саму себя:

— Все будет хорошо! Мы победим.

Она скрестила пальцы на удачу.

Пускай ее слова не имеют такой волшебной силы, как у Лиса, но все-таки она тоже немножко ведьма. И не зря же существует поверье, будто ветер запоминает все сказанные вслух мечты, надежды, пожелания добра и худа, — потому-то и говорят: не бросай слов на ветер. Уж где-где, а в Волшебной стране этого точно делать не следует!

Когда ее вконец одолела зевота, Тайка отправилась к себе — выспаться и впрямь стоило. Тем более что в царских теремах, несмотря на волшебные светильники из перьев жар-птиц, было довольно темно: даже книжку на ночь не почитаешь. Это тебе не электрические лампочки…

Она взбежала по деревянной лесенке, уже предвкушая, как плюхнется на пуховую перину. Но не тут-то было! У дверей комнаты Тайку дожидался — кто бы вы думали — Лис. Причем вид у него был донельзя встревоженный.

— Эй, заблудился, что ли? Тебе царь что велел? Без личины по дворцу не ходить.

— Так меня никто не видел. Есть кое-какие новости, ведьма.

— Я дико хочу спать. — Она снова зевнула. — Твои новости не потерпят до завтра?

— Может, и потерпят, а может, тревогу бить пора, — Кощеевич, похоже, не шутил.

Ну елки-палки, ни днем, ни ночью нет покоя! Тайка сплела руки на груди:

— Ну, выкладывай!

— Ты только не волнуйся, ладно?

— Лис, я уже достаточно волнуюсь. И твои хождения вокруг да около совсем не помогают успокоиться.

— Ладно, тогда я просто задам вопрос: ты в Яромире не замечала ничего странного?

Нет, он издевается, что ли? Или навьих чародеев не учат говорить коротко и по существу?

— Не замечала. Ну разве что он чаще стал со мной соглашаться. Думаешь, его кикиморы подменили?

Смешок вышел нервным, да и шутка была не очень.

— Ну, можно сказать и так.

— Лис, я тебя сейчас сама убью, если ты не начнешь говорить прямо!

— Ничего не выйдет, я же бессмертный, забыла? Да не смотри ты волком! Ишь, научилась у своего Дивьего приятеля… Я думал, надо как-то поаккуратнее намекнуть, подготовить. Эх, никто не ценит моих усилий… Ладно, вот тебе вся правда: примерно четверть часа назад я собственными глазами видел, как Яромир превратился в летучую мышь и повис под потолком у себя в комнате. Не веришь, так в замочную скважину загляни. Понимаешь, что это значит?

— Не может быть! — У Тайки внутри все похолодело. — Мара Моревна же обещала!

— А ты всем веришь, ведьма… Эх, святая простота! Кстати, сегодня как раз полнолуние. А царь, помнится, настаивал, чтобы мы подождали еще три дня. Очень подозрительно, — Лис придержал ее за плечи, не давая сползти по стеночке. — Если хочешь знать, неконтролируемые превращения при полной луне для молодых упырей — обычное дело. Потом они уже учатся перевоплощаться когда захотят. Это я тебе как эксперт говорю — спасибо дорогому папе с его «упыриными фермами». А вот еще что странно: мышь-то — белая, никогда таких не видел…

Лис говорил что-то еще, но Тайка его уже не слышала. В висках билась оглушительно-жуткая мысль: неужели Яромир все-таки стал упырем? Нет, пожалуйста, только не это!

Глава шестая. Дом для коловерши

Тайку никто не предупреждал, что в Волшебной стране спать спокойно ей не придется. Из-за тревожных новостей она заснула только под утро, а на рассвете в дверь постучался Яромир:

— Вставай, дивья царевна! Коловершья пещера ждет.

Тайка заикнулась про «позавтракать», но оказалось, что дивий воин уже собрал запасы и перекусить можно будет в дороге.

— Бегом, пока Вьюжка не передумал! Я его еле уговорил нас отвезти. А на коне добираться — в два раза дольше.

Пока они летели на белокрылом симаргле, Тайка постоянно оборачивалась: все искала упыриные приметы, да так и не нашла. Клыков у Яромира не отросло, руки были теплыми, солнечный свет если и вызывал беспокойство, то дивий воин его хорошо скрывал. Она пыталась прислониться ухом к груди, чтобы послушать, бьется ли сердце, но за свистом ветра ничего не разобрала. Может, Лис пошутил? Надо улучить момент и нарвать в полях дикого чеснока, чтобы уж наверняка убедиться.

К самой пещере Вьюжка идти отказался, и девушка его понимала: хотя на морде и не осталось царапин, а ухо снова стояло торчком (наверное, Яромир подлечил), память о неудаче была еще слишком свежа. Тайке хотелось надеяться, что эти дикие коловерши только собак к своему укрытию не подпускают, а к людям отнесутся более благосклонно. Но она все равно оробела, заглянув в темную пустоту холма.

— Эй!

Эхо трижды повторило: «Эй… Эй… Эй…» Никто не ответил, но в пещере что-то зашуршало, и Яромир положил руку на рукоять меча.

— Кого ты там рубить собрался? — фыркнула Тайка. — Летающих котиков?

— Может, там целые летающие тигры. — Дивий воин слегка смутился.

— А такие бывают?

— У нас — нет. Но, может, это какой-нибудь залетный тигр с Востока.

Она округлила глаза:

— Из Нави, что ли? Я от Лиса ничего такого не слышала.

— Дальше, за Навьим царством, есть и другие земли, еще более странные. Наш мир больше, чем ты думаешь. И, кстати, мне не нравится, что вы часто болтаете с Лютогором. Сейчас он на нашей стороне, но вот увидишь: ветер переменится, и он переметнется.

— Мы не можем знать этого наверняка.

— Такие люди ищут только своей выгоды и ради этого идут по головам.

— Да, он накосячил. Но и ваш царь — я имею в виду прадедушку Ратибора — был тоже не подарок. А Лиса извиняет хотя бы то, что он все делал ради мамы.

Яромир закатил глаза:

— Ты слишком наивна. У нас говорят: святая простота.

— Ой, а в этом вы сходитесь: Лис вчера сказал мне то же самое. — Тайка не без злорадства отметила, как вытянулось лицо Дивьего воина. — И как вам не надоело друг на друга наговаривать?

— Что он тебе про меня наплел? — Яромира аж передернуло.

Тайка отмахнулась:

— Да так, фигню всякую. Я хочу, чтобы вы оба перестали друг про друга гадости говорить. А то как в детском саду!

— Мое дело — предупредить, — вспыхнул дивий воин.

— Ну, считай, что предупредил!

— Не уверен, что ты меня услышала. Но ладно. Не будем больше к этому возвращаться.

Кивнув, она снова повернулась к пещере:

— Пушок, ты здесь? Ау! Это я, Тайка!

— Нет тут никакого Пушка! — раздался очень сварливый голос. — Пшли отседа! Занято!

— Не беспокойтесь, на вашу пещеру мы не претендуем. Просто ищем друга.

Девушка попыталась раздвинуть плети дикого винограда, чтобы разглядеть собеседника. В следующий миг ей пришлось уклоняться от летящей в голову репы.

— А я говорю: проваливайте! Он не хочет вас видеть.

— Ага, а сами сказали, что его нет. Соврали, значит. Думаю, и сейчас врете. Пушок меня никогда бы не бросил!

В нее полетела еще одна репа. К счастью, мимо.

— И я его не брошу!

Метание овощей превратилось в настоящую бомбардировку, поэтому Тайке пришлось спрятаться за камнем.

— Это похоже на похищение! — выкрикнула она, а гадкий коловерша рассмеялся в ответ:

— Если не уйдете, получите тыквой! И в тыкву!

Яромир не сдвинулся с места. У его ног Тайка увидела много порубленной на половинки репы. Дивий воин усмехнулся:

— Какое непочтительное отношение к еде! Пушок точно упал бы в обморок, если бы это увидел.

Похоже, происходящее его забавляло. А вот Тайке ситуация казалась глупой и совсем не смешной:

— Мы просто хотим поговорить, — попыталась она воззвать к здравому смыслу, но в ответ получила ехидное:

— А мы не хотим! Вы собакой пахнете.

— Но мы же люди, разве не видно?

— Людей мы тоже не любим. Вообще никого не любим, хе-хе-хе!

Тайка закатила глаза:

— Понятно, открыт новый вид: коловерши-мизантропы.

— Кем ты нас назвала?! — Из темноты послышалось фырканье и угрожающее клацанье когтей по камню.

— А вы Пушка спросите. — Тайка не удержалась от ядовитой усмешки. — Он объяснит. Целую лекцию прочитает.

— Но тогда он узнает, что вы здесь.

— Вот именно!

У нее прямо руки чесались поймать этого пернатого негодяя и задать ему хорошую трепку.

На некоторое время воцарилась тишина. Незримый коловерша погрузился в раздумья, и Тайка осмелилась высунуться из-за камня. Как раз для того, чтобы услышать вердикт:

— Нет, все-таки в тыкву надежнее!

Они с Яромиром переглянулись, пожали плечами. Переговоры явно не задались, этот тип внутри холма оказался на редкость упрямым, если не сказать тупоголовым. Но Тайка не могла отступить. Она была почти уверена, что дикие коловерши удерживают Пушка силой.

Она решила попробовать зайти с другой стороны — опять шагнула прямо к проему, гордо вскинув подбородок:

— Эй, а вы вообще знаете, кто я? Между прочим, вы живете на земле моего дедушки-царя. А я — царевна и требую, чтобы меня пропустили!

— У нас свой старейшина, — фыркнули из темноты. — И царь дивьих людей нам не указ. А пещера наша. У нас эта… как его? Суре… вере… нитет!

— Это вам Пушок сказал?

Нет, ну правда, откуда коловершам знать такое слово?

— Не твое дело, двуногая!

Пф, еще и обзывается.

— Ладно. — Тайка на ходу придумывала новые лазейки. — Если мне нельзя увидеть моего друга, может, старейшина согласится нас принять? Раз уж он суверенный правитель, то мы — уполномоченные послы из Дивьего царства.

Она сделала знак Яромиру, чтобы тот вложил меч в ножны, и дивий воин нехотя подчинился. Наверное, и сам понял, что мирные послы не должны размахивать оружием направо и налево.

— Тут, признаться, загвоздочка выходит, — наконец вымолвил их озадаченный переговорщик. — Старейшина-то наш и есть Пушок.

Яромир, заслышав такую новость, аж присвистнул, а Тайка ахнула:

— Это с каких пор?!

— Дык со вчерашнего вечера. Мы его на совете племени выбрали. Потому что он умный и знает про этот суре… вре… нитет.

— Ага. — Кажется, до Тайки начало доходить. — То есть раньше вы все-таки были царскими подданными?

Вот пострел рыжий! Всего на сутки пропал, а уже революцию устроил!

Незнакомый коловерша ненадолго задумался, потом пробурчал:

— Да какие ж мы подданные, если царь даже не знает, что мы тут живем?

— Ты правда хочешь политической сознательности от котика? — шепнул ей Яромир, и Тайка, не удержавшись, хихикнула: и правда, чего это она?

А вот о чем непременно стоило спросить:

— Погоди, если Пушок у вас теперь за главного, кто ему вообще может что-то запретить?

Из темноты на нее вытаращились два круглых желтых глаза, и коловерша с почтением прошелестел:

— М-мамочка.

— Прости… кто?

— Ну, наша мама.

— Погоди, так вы что, братья?

Тайка заулыбалась. Все-таки Пушок нашел потерянную семью. Да так быстро! Это ли не чудо?

Коловерша угукнул, как филин. Должно быть, это означало «да».

— Послушай, я понимаю вашу радость. И вашу настороженность тоже. Но мы с Пушком росли вместе. Так что я тоже ему, можно сказать, сестра. Если он решит остаться с вами, я пойму и не буду возражать. Но позвольте мне с ним хотя бы попрощаться!..

На этих словах Тайкино сердце сжалось, а на глаза навернулись слезы. Наверное, Пушок и впрямь решил остаться с родными. И не предупредил, зная, что она будет плакать, уговаривать… Но пусть уж объявит о своем решении сам, а не прячется за спинами сородичей. А она попытается принять правду, какой бы горькой она ни была. Потому что Пушок, как никто другой, заслуживает счастья.

— А ну поклянись всеми пряниками этого мира! — подозрительным тоном потребовал коловерша.

И Тайка, приложив руку к груди, сказала:

— Клянусь.

— Ну, тогда заходите, что ли.

Девушка достала из кармана фонарик и шагнула в темноту.

Пушков братец оказался таким же рыжим, только размером поменьше — на тигра точно не тянул.

— Как тебя зовут? — Она присела на корточки. — А то столько говорили, а так и не познакомились. Я вот Тайка. А это — Яромир.

— Мое имя — Солнышко, — важно поклонился коловерша. — Следуйте за мной, господа двуногие послы!

И как помчался! Тайка за ним едва поспевала.

Кое-где свод пещеры понижался настолько, что ей приходилось пролезать на животе. Наконец Солнышко юркнул в какую-то особенно узкую щель. Яромир с сомнением посмотрел ему вслед:

— Боюсь, дальше мне не пролезть, дивья царевна. Я, увы, не коловерша.

— Значит, я пойду одна, а ты дождись меня здесь.

Дивий воин насупился, явно желая возразить, но, увидев покрасневшие глаза Тайки, буркнул:

— Ладно. — И небрежно смахнул слезу с ее носа. — Но, коли не вернешься до вечера, имей в виду: мы с дружиной тебя из-под земли выроем. В прямом и переносном смысле.

Тайка кивнула и протиснулась в кошачий лаз. Немного оцарапала плечо, но это мелочи. Главное, что Пушок жив-здоров и они скоро увидятся!

Солнышко вывел ее в круглый зал, укрепленный извилистыми корнями деревьев. Повсюду — словно норки на ласточкином берегу — виднелись круглые отверстия со сплетенными из лозы дверцами. Они напоминали крышечки для корзинок, из которых кое-где торчали любопытные усатые мордочки. Когда Тайка на них смотрела, коловерши прятались, но все равно сверкали из-за прутьев круглыми глазищами. Некоторые были совсем еще… котятами? птенцами? Интересно, как называются дети коловершей?

Солнышко подвел ее к самой большой норе:

— Тебе туда. Это гнездо старейшины. Только, смотри, ничего там не порушь, дылда!

— Уж как-нибудь постараюсь.

Тайка встала на четвереньки, с осторожностью приоткрыла дверку и поползла. Вскоре она оказалась в небольшой уютной комнатке. В полный рост здесь встать не получалось, зато сесть — вполне. Весь пол был устлан мягкими подушками и пледами, на отполированном древесном спиле, заменявшем стол, красовались всякие разносолы: нарезанные овощи и фрукты, пирожки, вяленый окорок и даже кружка с квасом. На одной лежанке у стены, укрывшись крылом, спала маленькая белоснежная коловерша с черными, будто бы в носочках, лапками. Вторая была пуста, но, приглядевшись, Тайка обнаружила на подушке еще одно знакомое рыжее перо. Пушок только что был здесь, куда же подевался?

Она задрала голову: ну точно, в потолке дыра, ведущая наверх. А Пушок… вот дурачок — в этой дыре застрял. Тайка увидела болтающиеся в воздухе мохнатые лапы и недолго думая дернула их на себя.

Раздалось приглушенное:

— А ну отпусти! — Пушок вылетел, как пробка из бутылки, и вытаращился на нее. — Тая? А ты-то здесь откуда? — И тут же понизил голос: — Тс-с, мама спит!

— Ну привет, старейшина. — Хоть Тайка и не собиралась его упрекать, а обида все же мелькнула в голосе. — Неплохо устроился, я смотрю.

— Ой, прости, что не предупредил. Если честно, я потому и пытался в вентиляцию пролезть. Надо же тебе сообщить, куда я подевался, — затараторил коловерша, опуская взгляд. — Понимаешь, тут так все завертелось. Я и оглянуться не успел. Мама, брат, Тучка-вонючка тоже тут. Я тебе рассказывал про Тучку? Нет. Это подруга детства моя. Ох, как мы с ней цапались! А теперь такая красотка, я чуть не влюбился. Или влюбился все-таки? Еще не решил, наверное. Эх, жалко, папа не дожил…

— Значит, у вас тут теперь суверенитет, да?

Ох, кто бы научил, как сладить с чувствами, чтобы комок не подкатывал к горлу. Вообще-то, наверное, стоило посочувствовать Пушку: он, бедолага, только-только узнал, что отца больше нет. Но на язык, как назло, прыгали совсем другие слова.

Пушок понурился:

— Да я ляпнул, не подумав, а они подхватили. Мы вчера перебродившей черники наелись, ну, меня и понесло. Знаешь, как у Сеньки бывает? Голова кругом, на душе радостно, а язык чепуху мелет. Ну, ребята и решили, что я умный и обаятельный.

— Ну, с этим-то никто не спорит. Скажи мне, умный и обаятельный, что ты теперь делать собираешься? Помнишь еще, зачем мы сюда вообще прилетели?

Ой, кажется, она слишком раскричалась. Белоснежная коловерша дернула ухом и подняла голову:

— Так. А это еще кто?

— Мама, я тебе сейчас все объясню! — заволновался Пушок. — Это Тая. Помнишь, я рассказывал.

— А, девочка из Дивнозёрья. — На Тайку смотрели внимательные желтые глаза. Ох и тяжелый был взгляд у Пушковой матушки. — Ну здравствуй, ведьма. Я Соль, старейшина этого племени.

— Погодите. А этот рыжий тогда кто? Солнышко сказал, что Пушка вчера избрали. Соврал, что ли?

— Бывшая старейшина, — спохватившись, поправилась Соль. — Ушла на покой по собственной воле. А мой старший сын теперь за нас всех в ответе. Я его живым уж не чаяла увидеть… Солнышко мое.

Впервые голос ее потеплел, и Пушок, перепрыгнув на мамину кровать, пояснил:

— Это меня когда-то звали Солнышком. Пушком-то Василиса окрестила, когда я в Дивнозёрье попал. Думал, все мои погибли. Мы ведь тогда с жар-птицами воевали так, что перья во все стороны летели. А их насылал сам Кощей, между прочим. Я пытался вернуться даже. Прилетел, а никого нет, только земля выжженная. Ух, и горевал я тогда. И рассказать некому было. Никто ж меня не понимал, как ты. Муркаешь, жалишься, а все без толку… Эх! В общем, оказалось, что они просто спрятались. Нашли эту пещеру, закрылись от птиц и от людей да так и жили. А когда старый Каштан помер, мама вместо него старейшиной стала.

— А с папой что сталось? — Вопрос сорвался с языка раньше, чем Тайка задумалась о его уместности.

— Это все жар-птицы проклятущие! — всхлипнул Пушок. — Ух, я бы им! Ну, глядишь, еще найду ту, которая…

Он замолчал, а мать погладила его лапкой по голове:

— Месть ничего не решает, сынок. Главное, мы теперь в безопасности. Живем скрытно, еду добываем под покровом ночи в соседних деревнях, и никто о нас не знает. Если, конечно, не считать твоей подруги.

Опять этот пронзительный взгляд. И нехороший такой — Тайка сглотнула.

— По-моему, я вам не нравлюсь.

— Я благодарна, что ты давала моему сыну приют и пищу, — сдержанно отозвалась Соль. — Он поведал мне о ваших приключениях, и я убедилась, что они поистине удивительны. И столь же опасны.

— Поэтому вы препятствовали нашей встрече? Боялись, что я его уведу навстречу приключениям?

Тайка сама не знала, зачем спрашивала эти очевидные вещи. Так-то все уже было понятно. Но Соль сумела ее удивить:

— По правде говоря, есть две причины. Одна — что ты теперь знаешь о нашем укрытии. Это плохо. Двуногим здесь не рады.

— О, не беспокойтесь, я никому не скажу! — Девушка повернулась к Пушку. — Скажи ей, что я никогда не нарушаю данного слова.

— Я за нее ручаюсь, мам, — кивнул коловерша.

Но, похоже, Соль это совсем не убедило:

— Рисковать племенем нельзя. Мне самой не нравится это решение, но выбора нет. Твоя подруга останется с нами, ее нельзя отпускать.

Тайку бросило в жар:

— Меня будут искать вообще-то!

— Кто? Твой воинственный друг? — Соль усмехнулась, показав зубы. — Не беспокойся, вас не найдут. Солнышко уже устроил обвал. Потому что мой сын нужен мне здесь, и точка!

— А ты так и будешь молчать и глазами хлопать? — накинулась Тайка на Пушка.

Тот скорбно пошевелил усами, опуская взгляд:

— Прости, Тая. Я очень тебя люблю. Но не могу же я бросить в беде родную мать?

Глава седьмая. Богатырь-коловерша

— Это нечестно! — выпалила Тайка. — Пушок, я все понимаю: хочешь остаться с родными — так оставайся. Но нас с Яромиром запирать — это уже перебор. К тому же совершенно бессмысленный! Есть магия, зеркала, сны, в конце концов. Рано или поздно дедушка узнает, где мы.

Соль, нахмурившись, запустила когти в подушку. Белая шерсть на загривке встала дыбом, и тут Пушок лихо свернул с опасной темы, затараторив:

— Тая, ну давай не будем ругаться, мы же друзья! Сколько плюшек вместе съели, сколько тайн раскрыли, как настоящие следователи! А помнишь, как мультики смотрели, когда ты маленькая была? Особенно тот, классный, про Джинджер и Рокки?

«Да что за пургу он несет?» — сперва подумала Тайка, но в следующий миг до нее дошло. Пушок намекал на «Побег из курятника». И наверняка это было завуалированное предложение удрать. А пока — помолчать и не нервировать маму.

— Да, хорошие были денечки… — Она с улыбкой откинулась на выложенную мхом стену, и Соль спрятала когти, но с опаской уточнила:

— А что такое «мультики»?

Ответить Тайка не успела: в нору ввалился запыхавшийся Солнышко и проорал:

— Мам, двуногий сбежал!

Белая коловерша, вскочив, зашипела:

— Но как?!

— Не зна-а-аю! — заныл младшенький. — Там ни подкопа нет, ничего. Обвал устроили как надо: я сам еле пролез. Не мог же этот дылда превратиться в дым?

— Он такое может? — прищурилась Соль, глядя на Тайку.

— Э-э-э… Нет, насколько я знаю, — ей даже врать не пришлось, да и Пушок поддакнул:

— Ерунда какая-то. Уверен, это Солнышко напортачил.

— А вот и неправда! — обиделся тот. — Ма-ам, ну сходи сама посмотри, если не веришь.

— Присмотри за ней. — бросила Соль через плечо, уже у выхода из норы, и Пушок закивал, словно игрушечный болванчик:

— Непременно!

Как только мать ушла, он бросился к Тайке, обнял ее крыльями и потерся щекой о щеку:

— Мр-р, Тая, до чего же я рад тебя видеть!

— Ох, Пушочек, мы так волновались, когда ты пропал.

— Ну, прости. Видишь, теперь нашелся.

Мурчание коловерши было таким умиротворяющим, а шерсть под пальцами — такой мягкой, что Тайке самой захотелось свернуться на подушках калачиком. Но Соль ушла ненадолго — и медлить было никак нельзя.

— Ну что, бежим, пока твоя мамка не вернулась? А то мы уже послезавтра в Навь отправляемся. Лис сейчас как раз настраивает зеркало. Давай, веди нас, Рокки!

— Я тебя провожу, а сам останусь… — вздохнул Пушок. — У мамы крыло сломано. Она мне по секрету призналась. Потому-то и случился весь этот фарс с выборами старейшины. Ей нужно сохранить влияние в племени, а калеку слушать никто не станет. Начнутся разброд и шатание. Они же те еще бестолковые пушистики, Тай. Хуже наших, дивнозёрских диких коловерш… Я думаю, что мог бы научить их смелости, вывести, так сказать, из тьмы средневековья. Но на это понадобится время…

Ага, вот, значит, какова вторая причина того, что Соль не хочет их отпускать.

— То есть ты пока будешь чем-то вроде подсадной утки, а заправлять всем продолжит мать? — Тайка покачала головой. — Прости, но это глупая затея. Правда рано или поздно выплывет наружу, и вам обоим хвосты надерут.

— Ну, не факт… Я постараюсь стать хорошим лидером, чтобы мама и остальные могли мной гордиться. — Пушок поежился: перспектива утраты хвоста его явно не прельщала. — Я просто хочу, чтобы у всех было все хорошо.

Тайка тряхнула его, чтобы мозги на место встали:

— Скажи честно!.. Всем добра — это понятно. А тебе-то самому чего хочется?

Коловерша огляделся и, убедившись, что их никто не подслушивает, зафырчал вполголоса:

— Ты не подумай, что я жалуюсь. Вообще-то я очень рад снова встретить маму. И друзей детства. И даже Тучку-вонючку. Столько лет мечтал об этом — и вот, сбылось! Брат у меня тоже клевый — ты не смотри, что лопух, он просто маленький еще. Но мне как-то не улыбается полжизни под землей прятаться. Особенно когда вы со дня на день отправитесь в Навь. Я ж с ума сойду! Но есть мои желания, а есть — долг перед семьей. Эх, была бы мама здорова, тогда другое дело…

Девушка взирала на Пушка с неприкрытым восхищением. Они с Никифором коловершу эгоистом считали, а он вон какой оказался. Только оставлять его тут нельзя: захиреет, сам себе хвост от скуки выщиплет. Но мама есть мама. Тайка свою ни за что бы не бросила, а ведь у той тоже сложный характер…

И тут ее осенило:

— Послушай, а что, если крыло еще можно вылечить? Твои сородичи вчера Вьюжку потрепали, а сегодня на нем уже ни царапинки. Раз Яромир его подлатал, то и твоей маме поможет.

Пушок, захлопав крыльями, просиял:

— Тая, ты гений! Она, конечно, будет сопротивляться, типа: «Фу, двуногий, руки убери!» Но мы же с тобой ее уговорим, правда?

— Конечно. — Девушка пригладила непослушный хохолок на рыжей макушке. — А будет артачиться, Лиса позовем. Он кого хочешь уболтает. Может быть, даже без магии. Но это не точно.

— Да тут все в обморок попадают, если узнают, чей он сын! — фыркнул Пушок. — Ты лучше о нем не упоминай. Пусть это будет план на самый крайний случай.

Вдруг скрипнула плетеная дверца, и обсуждения пришлось свернуть: Соль с Солнышком вернулись. Последний, похоже, получил хорошую трепку и теперь прижимал покрасневшие уши.

— Не нашли? — Тайке не требовался ответ, она все поняла по раздосадованному коловершьему взгляду. — Ну все, теперь ждите гостей.

А Пушок сложил лапки, состроил умильную мордочку, ну в точности как котик из «Шрека», и протянул:

— Ма-ам, прошу, выслушай нас… Мы придумали отличный план и можем вылечить твое крыло.

— Ну и зачем ты ей разболтал?! — прошипела Соль. — Сынок, я же просила! Р-р-р! С тех пор как мы тебя встретили, все пошло наперекосяк. Уж лучше бы Солнышко тебя вовсе не находил!

— Ах в-вот как? — У Пушка дрогнул голос.

И тут Тайка не выдержала:

— Простите, но это свинство! Нельзя такое говорить родному сыну. Он тут всем готов пожертвовать ради вас, а вы… Да вы его просто не заслуживаете!

— Я его мать! — Соль ощерила пасть.

— А мне он — лучший друг. И я не позволю, чтобы вы его тут заживо похоронили. Нельзя всю жизнь скрываться! Знаю, вам пришлось нелегко, но жар-птицы улетели, и их хозяин Кощей давно мертв. Теперь мы с друзьями воюем с его дочерью. Да, ваш сын тоже сражается. Он герой вообще-то! Как это по-вашему… богатырь-коловерша, во!

Пока Тайка это говорила, в нору влетела очень грязная летучая мышь и повисла под потолком.

— Война — это жутко, мерзко, отвратительно! Она несет страдания и смерть. — Соль вздыбила шерсть и прижала уши. — Мы не хотим в этом участвовать. И Пушок тоже не будет. Я защищу его!

— А может, дадите ему защитить вас? Он вообще-то уже взрослый. — У Тайки ломило костяшки пальцев, так крепко она сжимала кулаки. — Мы тоже не хотим воевать вообще-то. Но когда враг приходит, ему нужно дать отпор, а не прятаться.

— У нас неплохо получалось. Пока не явились вы!

— Значит, времена изменились. Не мы, так другие пришли бы, и тогда…

Большего сказать она не успела, потому что с потолка вдруг свалился… Яромир! Тайка его даже не сразу узнала: дивий воин был вымазан в грязи по уши.

Коловерши шарахнулись в стороны, а этот новоявленный Рэмбо недолго думая сцапал Пушка за шкирку, швырнул его Тайке в руки и крикнул:

— Бегите, я их задержу!

Меч в такой тесноте достать было нереально, поэтому Яромир выхватил из-за голенища нож. Соль задвинула Солнышко за спину и взмахнула когтистой лапой. Послышался треск ткани. Теперь на рубахе Дивьего воина прямо поперек груди красовались четыре прорехи. От его выпада Соль увернулась, и нож вспорол подушку, вверх взметнулись гусиные перья: было даже красиво, как будто бы снег пошел…

— А ну перестаньте! — Тайка схватила кружку кваса и плеснула не глядя.

Досталось обоим драчунам. Соль зафырчала, отплевываясь от налипших перьев. Ее левое крыло грозно вздымалось над головой, а правое — волочилось по земле.

— Очумела, что ли, дивья царевна? Я тебя спасаю от этих летучих тигров, а ты! — Яромир размазывал по лицу грязь вперемешку с квасом.

— Ты и правда можешь помочь, но не так, — Тайка старалась говорить спокойно и твердо. — Прошу, вылечи ей крыло.

— Нет, ты точно рехнулась… — Осевший на волосах пух делал Яромира похожим на очень сердитый одуванчик.

Разъяренная коловерша снова замахнулась, но Пушок вдруг вырвался из Тайкиных рук и, растопырив крылья, встал между поединщиками. Острые когти матери просвистели в опасной близости от его глаз, но Пушок даже не моргнул. Ух ты, и впрямь богатырь-коловерша!

И смертоносная лапа опустилась, когти втянулись.

— Спятил?! — рявкнула Соль. — Я тебя чуть не убила!

— «Чуть» не считается. Может, это знак? Пора остановиться, пока не случилось чего-нибудь непоправимого.

— Отойди! — Ее голос уже не был таким уверенным.

— Мама, хватит! Ты сама сказала, что не любишь сражаться. Не будешь нападать, и тебя никто не тронет. Та старая война давно закончилась!

А Солнышко неожиданно поддакнул из-за спины:

— Братец дело говорит.

— Похоже, тут все против меня… — вздохнула Соль. В ее голосе сейчас слышалось больше горечи, чем злости.

— Наоборот! — Осмелевший Пушок лизнул мать в нос. — Пойми уже наконец: тут нет врагов. Мы все на одной стороне!

Воцарилось тяжелое молчание, показавшееся Тайке вечностью. Наконец Соль тихо вымолвила:

— Этот двуногий правда может вылечить мое крыло? Я смогу летать?

Казалось, язык с трудом подчиняется ей.

Дивий воин спрятал нож, буркнув:

— Этот двуногий и не такое может. Особенно если когтями у лица не размахивать. И не кусаться.

— Ты первый достал оружие, — насупилась коловерша.

— А ты устроила обвал.

— Кстати, как ты выбрался? — У Тайки в голове начало что-то складываться. Мышь-то на потолке тоже была грязная. А потом Яромир оттуда же свалился. Затихшие было подозрения всколыхнулись вновь.

— Потом расскажу. — Он отвел глаза. — Сперва дайте осмотреть крыло.

— Ты лекарь? — Соль все еще не решалась подойти.

— Вообще-то воин. Но знавал одну целительницу, которая меня кое-чему научила.

Яромир не назвал имени, но Тайка сама поняла, что речь идет об Огнеславе — его пропавшей невесте, — и поджала губы. Ну почему это каждый раз было так неприятно? Не ножом по сердцу, конечно. Скорее, как пенопластом по стеклу — сразу уши заткнуть хочется.

Она решила, что лучше заняться делом. Это отвлечет от всяких глупостей.

— Вам что-нибудь принести?

— Понадобятся бинты, чтобы сделать повязку. А в остальном придется справляться чарами — перелом, как я вижу, не очень свежий. Предупреждаю, может быть больно.

— Я не боюсь боли! — вскинула морду Соль.

А Солнышко, выудив из груды подушек и перьев мятую льняную скатерть, спросил:

— Подойдет? Мы ее в лоскуты подерем, если надо.

Пока Яромир занимался увечным крылом, Тайка наблюдала за ним исподтишка. Ну интересно же, как такие чары творятся. Может, пригодится потом. Она припомнила, как однажды дивий воин ловко убрал синяки и царапины с ее рук: это когда она у бабушки и дедушки из зеркала вывалилась. Правда, то было во сне, но наяву Яромир оказался лекарем ничуть не хуже. Его руки уверенно поглаживали крыло, губы что-то шептали. Соль морщилась, но терпела. Только когда кости вдруг затрещали, срастаясь, зашипела от боли. А дивий воин уже прилаживал повязку и давал наставления:

— Вот так. Не снимай два-три дня и постарайся побольше спать. Потом еще седмица покоя, а дальше можно разлетываться потихоньку.

— Хорошо, что тебя не убило обвалом, целитель, — потупилась Соль, а Солнышко шепнул:

— Я думаю, мама хотела сказать «спасибо».

Он прижал уши, готовясь увернуться от оплеухи, которой, к счастью, не последовало.

Белая коловерша со вздохом растянулась на лежанке:

— Простите за дурной прием. Мы слишком привыкли бояться. Но, пожалуй, это скверная привычка, от которой пора избавиться. — Она повернулась к Пушку. — Сынок, ты правда хочешь уйти?

От того, как это было сказано, у Тайки на глаза навернулись слезы. Пушок тоже хлюпнул носом.

— Я побуду с тобой, мам. До послезавтра. А потом буду часто прилетать в гости, обещаю.

— Ты уж нас не забывай, богатырь-коловерша. В подвигах будь осторожен. И помни, что мама тобой гордится. — Кажется, впервые за все это время Соль улыбнулась. — А теперь проводи гостей к выходу. И покажи им родник, где можно умыться и утолить жажду. Я же собираюсь выполнять наказ лекаря: спать. Кто разбудит, тому хвост откушу!

Весь обратный путь Яромир отмалчивался. Тайка уж и так и эдак пыталась его разговорить, а потом, отчаявшись, спросила прямо:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— А? Что? — Дивий воин вынырнул из раздумий и глянул на нее так, словно с трудом вспомнил, что они вообще-то вдвоем летели.

Пока они гостили у коловершей, ночь перевалила за половину, луна сияла над головой как сумасшедшая.

— Ты обещал рассказать мне, как выбрался из-под обвала, помнишь?

— Давай как-нибудь потом. Сейчас момент неподходящий.

— А по-моему, как раз самое время. Мы летим домой, за нами никто не гонится, Вьюжка дорогу знает. Если ты боишься, что я испугаюсь правды, то поверь — я не из пугливых. И в принципе догадываюсь, что…

— Это не то, что ты думаешь, дивья царевна. — Яромир вздохнул, глядя на лунный диск, будто следовавший за ними по пятам. — Давай лучше поговорим, когда луна пойдет на убыль.

— Откуда тебе знать, что я думаю?! — взвилась Тайка.

Вот же мастер увиливать от ответов! Сам обещал и сам же теперь пошел на попятный.

— По-твоему, я не заметил, как ты еще по дороге туда меня за руки хватала, в рот заглядывала и пыталась сердце слушать: стучит ли?

— А раз заметил, так чего юлишь, как уж? Я волнуюсь, между прочим!

Она отвернулась, но знала, что дивий воин сейчас пристально смотрит ей в затылок. Казалось, даже чувствовала его дыхание — или, может, это ветер шевелил волосы на макушке?

— Потому что я сам до конца не разобрался, что со мной происходит. Но в одном будь уверена, дивья царевна: я скорее умру, чем причиню тебе вред.

— Дурак ты! Я не за себя волнуюсь вообще-то, а за тебя. — Ну вот, теперь и она это сказала.

Щеки полыхнули огнем. Дивий воин некоторое время помолчал, словно осмысливая услышанное. А потом молвил:

— Взгляни на меня.

Тайка, конечно, обернулась — чтобы увидеть, как Яромир достал из кармана зеленые перья дикого чеснока, на глазах у нее откусил кончик и прожевал (она очень внимательно следила, чтобы не сплюнул).

— Вот видишь. Не упырь я.

— А ну, дай сюда!

Она отобрала травку, принюхалась. Нет, никакого обмана. Чеснок, самый настоящий.

Уф! У Тайки, признаться, отлегло от сердца.

— Ну ладно, тогда я не буду волнова…

Хлоп! Яромир вдруг исчез. На его месте топырила крылья летучая мышь — белая, с очень знакомыми зелеными глазенками. Взгляд был ну очень виноватый. Зверек отчаянно цеплялся коготками за Вьюжкину шерсть, пытаясь удержаться.

Тайка отбросила бесполезный чеснок, недолго думая пересадила мышь на ладонь, и та щекотно обхватила ее пальцы.

Вьюжка продолжал полет как ни в чем не бывало. Ветер свистел в ушах, а пятна на луне казались ухмыляющейся рожей.

— Вообще не смешно, — сказала ей Тайка, крепче прижимая мышь к себе.

Она надеялась тихо прошмыгнуть во дворец и отнести Яромира в комнату, чтобы никто не увидел воеводу в этом нелепом облике, но не тут-то было.

Лапы симаргла едва коснулись дощатого настила галереи, а им навстречу уже бежали Лис и Радмила.

— Вот! А я предупреждал! — Кощеевич обличающе указал на мышь пальцем, а воительница всплеснула руками:

— Ох, братец-братец… Чего только ни придумает, лишь бы избежать серьезного разговора.

Она протянула руку, намереваясь забрать мышь, но Тайка не позволила. Сверкнула глазами:

— Приходите завтра!

И унесла Яромира в свою комнату.

Глава восьмая. Худой мир лучше доброй ссоры

Поутру оказалось, что Тайка заснула, не раздеваясь, — упала прямо поверх покрывала. И немудрено: с такого-то недосыпа!

Когда она проснулась, Яромира в комнате уже не было: то ли мышью улетел, то ли своими ногами ушел, когда в человека обратился. И никакой тебе записки с объяснениями, эх…

Судя по яркому солнечному дню за окном, время завтрака давно миновало, но Тайку будить не стали. За это, наверное, стоило сказать спасибо бабушке: та всегда старалась ходить тихо и не греметь кастрюльками, когда внучка отсыпалась на выходных после утомительной учебной недели, и на Пушка шикала, чтобы тот не клацал когтями по полу. Кстати, на столике прямо у кровати стояла тарелка с румяными пирожками, заботливо укрытыми полотенцем, чтобы не зачерствели. Наверняка тоже гостинец от бабушки.

Стоило Тайке взять один пирожок, как в дверь постучали. Ишь, будто следили, когда она проснется.

— Войдите!

Она ожидала увидеть царицу, царя или Яромира. Ну или, совсем на худой конец, Лиса, но не угадала — в комнату заглянула дородная девица в расшитом маками сарафане и с толстенной русой косой, уложенной венчиком вокруг головы.

— Изволила проснуться, царевна? Хорошо ли спала, душа-надежа?

— Да, спасибо. Можешь звать меня просто Тайкой. А тебя как зовут?

— Любава я, Жаворонкова дочь. — Ей очень шло это звучное имя. — Царица мя послала. Грит, спомоги царевне, Любавушка. Надоть в комнате прибрать, вещички постирать. Сарафанчик вот прислала голубенький, с ромашками, да рубаху. А ленты я уж от себя добавила — для пущей красы.

Тайка только сейчас заметила в руках у новой знакомой сверток:

— Ой, это все мне?!

— Ну а кому ж еще?

Ух ты! Наконец-то сбылась ее мечта о платье, сшитом по дивьей моде. Какое красивое! Камушками и речным жемчугом вышитое. Только как его надевать-то? Тут завязки какие-то…

— Я помогу, — улыбнулась Любавушка, верно расценив задумчивый взгляд. — Сымай свою одежу, Тайка-царевна. Ой, и чудная она у тебя, смех и грех! Косоньки давай тоже переплету. Чего ты их две-то носишь? Али сговоренная замуж уже? За нашего воеводу, что ль?

— Ни за кого я не сговоренная! — фыркнула Тайка. — У вас, может, две косы что-то и значат, а у нас просто так носят. Потому что удобно.

— Ой ли? А от кого на рассвете воевода вышел крадучись? Я все видала! — Любава погрозила ей пальцем. — Ладно-ладно, дела личные, нравы заморские. Только не обессудь, царевна, косу все ж в одну уплету, а то будешь добрых молодцев в заблуждение вводить. Коли жаниха не имеется, с одной ходить надоть.

— Делай как знаешь, — пожала плечами Тайка. — Я и хвост порой ношу. И распущенные…

— Ой, страсти рассказываешь! — Руки Любавы ловко разделили спутанные со сна пряди. И ведь аккуратно так: нигде не дернула, не потянула.

— А бабушка почему одну косу носит? Она ж замужем.

— А потому, что с царицей не спорят. — Любавушка, высунув язык, завязала пышный бант. Косица, конечно, получилась куцая, но хоть какая. — Мы чужие обычаи уважаем. И она наши тоже: кокошник же носит али венец. Мужней жене с непокрытой головой ходить не след.

— Ясно. А вот как у тебя — это что означает?

Тайке и впрямь было любопытно. Вот так не знаешь, а у людей серьезная дифференциация кос имеется.

— Энто просто шоб не болталась, — усмехнулась Любава. — А то я скачу тудой-сюдой, как мысь, и коса тоже — тудой-сюдой, тудой-сюдой… Несподручно.

Тайка улыбнулась: очень уж забавный говор был у Любавушки.

— Эх, что же мне никто раньше не сказал?!

Она вдруг подумала, что Яромир все это время тоже мог считать ее чужой суженой. Хотя нет, он же не дурак: видел, что в Дивнозёрье все как попало ходят. Да и чьей бы невестой? Шурика, что ли?

Любава же не поняла, что вопрос задан в воздух.

— Дык люди такие: в глаза не скажут, за спиной посудачат. А у меня язык без костей, я могу и за спиной, и в глаза.

— И в лоб! — не удержалась Тайка.

— Ну энто ежели кто заслужит. — Любавушка сжала внушительных размеров кулак. — Коль будет тебя забижать кто, мне сразу скажи. Ух я им! — Она одернула на Тайке сарафан, взбила попышнее рукава вышитой рубахи и закатила глаза. — Ой, все, краса — глаз не оторвать. Все жанихи в обморок попадают!

Сердечно поблагодарив Любаву, Тайка отправилась искать зеркало — то, что у нее в комнате было, и лицо-то еле вмещало. Да и напоминало больше отполированную медяшку. Но должны же были найтись в дедушкином дворце другие зеркала. Пока у мобилки еще немного заряда осталось, она бы хоть селфи на память сделала.

Поиски не увенчались успехом, и Тайка уже было думала отправиться в сад — хоть отражение в пруду сфоткать, но по пути заглянула в тронную залу: скорее уже от отчаяния — она ведь помнила, что еще позавчера никаких зеркал там не было. И на тебе — ошиблась. Теперь в углу у стены стояло одно: ростовое, в резной деревянной раме. Наверное, то самое, что царь для Лиса приготовил.

Тайка приподняла кисею, которой была прикрыта зеркальная поверхность, и ахнула: вот это да! Она саму себя едва узнала. Ну точно царевна из сказки сбежала.

Она достала из рукава мобильник и сделала несколько кадров. В школе потом покажет: дескать, на экскурсии была. А что, почти правда.

Тайка закружилась, чтобы юбка надулась воланом и ромашки стали еще видней. Ей даже присказка ко случаю припомнилась:

— Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи: кто на свете всех милее, всех румяней и белее?

Конечно, она пошутила. И вздрогнула, когда насмешливый голос из-за спины произнес:

— Ты, ты, успокойся. И не мучай зеркало, оно не так работает.

— Лис! — Вот же принесла нелегкая. — Ты за мной подглядывал?

— Сейчас — нет. Ну откуда мне было знать, что ты возле моего навьего зеркала крутишься? Как тебе, кстати? Я его вчера весь день настраивал, пока ты летучую мышку выгуливала.

— Вообще-то мы тоже важными делами занимались, — надулась Тайка.

— Ну да, ну да, — отмахнулся Лис. — Исследовали коловершьи норы.

— Откуда ты знаешь?

А вот это уже интересно. Тайка о пещерах еще никому не успела сказать, а Яромир вряд ли бы проболтался.

— Так зеркало же! Надо было проверить, работает ли оно, вот я за вами и наблюдал. Кстати, весьма польщен, что ты обо мне вспоминала.

— Тебе послышалось. — Девушка закусила губу.

— Ну а кто говорил: Лиса позовем, он кого хочешь уболтает. — Кощеевич, прищурившись, усмехнулся. — В общем, мы с Радмилой проследили ваш путь от и до. Не любопытства ради, а эксперимента для.

— Не смей больше так делать! — Тайка припомнила задушевные разговоры с Яромиром на обратном пути и покраснела. — Это, выходит, кого угодно можно подслушать?

— Увы, нет… — вздохнул Лис. — Только того, чей волос у тебя есть. На твоей подушке этого добра навалом было. Ты бы не зевала, ведьма. Я-то ладно, а если вдруг какому лиходею достанется? Ты вообще представляешь себе, сколько всяких злых чар по волосу навести можно?

— А кто говорил, что союзникам доверять надо? Вот я и доверяла. Как видно, зря, — нахмурилась она. — Никуда с тобой не пойду и Василису спасать не буду, пока все не отдашь до единого волоска!

— Не горячись, ведьма. — Лис протянул ей мешочек. — Вот, держи. Клянусь, твоих у меня больше нет.

— А чьи есть?

— Радмилы и Яромира. Небось хочешь узнать, о чем они толкуют? — Он придвинул лавку. — Присаживайся, я не жадный. Сам посмотрю, с тобой поделюсь и даже злата за просмотр не возьму. Это будет весело, как в кинотеатр сходить.

— Не стану я ни за кем подсматривать!

— Ну, как знаешь.

Лис пробормотал себе под нос какое-то заклятие. Зеркало затуманилось, пошло рябью и явило брата с сестрой. Радмила сидела на скамеечке и вертела в руках едва начатую вышивку, Яромир, сложив руки на груди, подпирал стенку. Лица у обоих были мрачные.

Тайка хотела выскользнуть из залы, но тут ей в спину донесся укоризненный голос Радмилы:

— Меня упрекаешь, что с Кощеевой кровью связалась, а сам-то! Носишься со своей девочкой из Дивнозёрья, как дурень с писаной торбой.

— Смотри-ка, нас обсуждают, ведьма, — усмехнулся Лис. — Точно не хочешь остаться?

— Эта девочка мне жизнь спасла! — вспылил Яромир в зеркале. — И тебя, помнится, от ворон отбила, когда ты калечной птицей по полям прыгала. А потом и облик человечий вернуть помогла.

— Я прекрасно это помню, хотя предпочла бы забыть. — Радмила вцепилась в пяльца.

— Тогда имей уважение, называй ее по имени!

— Сейчас не о ней вообще-то речь, — поморщилась воительница. — Давай раз и навсегда уговоримся: каждый волен водиться с кем хочет. Я тебе не указываю, ты мне не пеняешь, и все довольны.

— Да не будь твой жених врагом Дивьего царства, я бы тебе и слова не сказал!

— Мы с тобой сегодня популярны, ведьма! — Лис на радостях захлопал в ладоши.

Тайка закатила глаза и накрыла зеркало кисеей. Кощеевич издал недовольный звук: Пушок примерно так же квохтал, когда кто-нибудь переключал телевизор. Жаль только, что одной ткани оказалось недостаточно: голоса все равно продолжали звучать.

— Зря ты так, Мир. Он ведь тебя с поля боя вытащил и помереть не дал.

— Я его об этом не просил. — Голосом Дивьего воина можно было замораживать реки. — Лучше было бы оставить меня там.

— Да что ты такое говоришь?! — ахнула Радмила.

Что-то стукнуло об пол: наверное, вышивка выпала из ее рук.

— Ты вчера сама все видела.

— Ну и что? Очень милая мышка. Да не скалься ты так, не то и впрямь подумаю, что мой брат упырем стал.

— Не в мышке дело. А в том, что была у меня судьба, а теперь нет.

— Это вообще как?! — опешила Тайка.

Она говорила шепотом, словно боялась, что Яромир с Радмилой могут ее услышать.

— Ну, это ты у Мары Моревны из Нитяного леса спроси — вы же с ней подружки.

— Это не шутки, Лис! — выпалила она с таким возмущением, что Кощеевич на всякий случай отодвинулся вместе с лавкой. Он скорчил гримасу:

— Что ж вы все орете-то… Знал бы — сказал бы. Пропала его ниточка, понимаешь? Должна была оборваться, а вместо этого просто исчезла. А плохо это или хорошо — да огнепеска разберет.

— Это-то ты откуда знаешь? — Тайка припомнила, что вроде в Нитяной лес только избранным вход был открыт и Лис к этим счастливчикам никак не относился. — Опять где-то подслушал?

— Ага, — Кощеевич на всякий случай принял покаянный вид. — Твои бабка с дедом обсуждали. Царь-то давно в курсе проблем нашего мышонка. А царица сама сказывала, что еще раньше нитки мотать помогала. Ну вот, она-то во сне и увидела, что нити больше нет.

— Ну, пустили козла в огород! — простонала Тайка. — Тебе тут что, реалити-шоу? Вот я дедушке пожалуюсь!

— И кто тебе тогда правду скажет, ведьма? Все ж молчат, словно воды в рот набрали. Оберегают тебя, маленькой считают. Ну и кто после этого козел?

Лис встал, обошел Тайку по дуге и сорвал с зеркала покрывало. Эх, пнуть бы его хорошенько, да юбка колоколом мешает. В джинсах все-таки удобнее было…

Пока они препирались, Яромир с Радмилой успели перескочить на другую тему. Теперь дивий воин навис над сестрой, как коршун, втолковывая:

— Бессмертные не умеют любить. Он такой же, как его отец, — змей поганый. Выбросит тебя, как старую шкурку, как только станешь не нужна. А даже если и женится, у них там по навьему закону можно хоть десяток жен завести. Как тебе такое? По нраву ли?

— Это не твое дело, Мир, — процедила воительница сквозь зубы.

— Я твой брат!

— Но это моя жизнь!

Они зыркнули друг на друга, совершенно одинаково набычившись: ну точно родная кровь…

— Послушай, — Радмила первая сбавила тон, — у нас много разногласий, и, возможно, я кое в чем была неправа…

— Возможно? Кое в чем?!

— Хорошо, я во многом была неправа. Но сейчас у нас есть общий враг, об этом мы должны думать. Сперва победим — а потом разберемся.

— Предлагаешь перемирие? — Яромир явно сомневался.

— А почему нет? Пусть разногласия и обиды подождут, пока мы сражаемся бок о бок. Как раньше, помнишь?!

Радмила в запале вскочила, упавшие пяльца хрустнули под ее ногой, но воительница не обратила на это внимания.

— Как раньше уже не будет… — вздохнул дивий воин. — Но ты права. Худой мир лучше доброй ссоры. Но у меня есть одно условие…

— Какое?

— Не смей ничего решать за моей спиной. Больше никогда, слышишь? Я не потерплю еще одного обмана.

Радмила от этих слов дернулась, словно от пощечины. Яромир смотрел на нее в упор, было видно, как на его челюсти ходили желваки, а Тайка вдруг вспомнила, что вообще-то не хотела ничего этого видеть.

— А ну, выключай шарманку!

Она заслонила собой зеркало, и Лис заканючил:

— Ну мам, ну последнюю серию!

— Будь по-твоему… — выдохнула Радмила за ее спиной. — Царь Радосвет назначил тебя главой нашего отряда, и я подчиняюсь его решению.

— Эй, а мне он ничего такого не говорил! — Лис попытался отодвинуть Тайку в сторонку, но та стояла крепко.

— Тогда по рукам.

В голосе Дивьего воина совсем не слышалось облегчения. Он хоть и согласился, но сестре по-прежнему не доверял.

— Вот и все. — Лис хлопнул в ладоши, зеркало щелкнуло и погасло. — Фанфары, занавес, титры!

— Ты этого хотел? — поджала губы Тайка.

— Ну, примерно. Никто не ждал, что эти двое бросятся друг другу в объятия. Еще и змеем меня обозвали, бр-р-р… Но твой мышастый друг совершенно верно сказал: худой мир лучше доброй ссоры. А за излишнее любопытство меня не вини. Не одна ты волнуешься, как все пройдет.

Лис хотел что-то добавить, но не успел. Неподалеку вдруг что-то грохнуло — будто петарда взорвалась, — и он изменился в лице.

— Ого! Надеюсь, это не то, что я думаю…

Окончание фразы потонуло в еще одном взрыве. Послышались крики, лай, треск ломающихся бревен и еще какой-то неприятный нарастающий гул. В открытое окно пахнуло гарью.

— Это то, что я думаю! — заорал Лис. — Прячься, ведьма!

И сам полез под стол. Тайка и рада была бы нырнуть следом, но как это сделаешь — в пышном-то сарафане?

— Что это?

Она подалась к окну, но Кощеевич поймал ее за подол и выдохнул:

— Г-горыныч!

Его глаза были полны ужаса.

— Тогда нам скорей наружу надо! — осенило Тайку. — Сгорим же!

Тот гул, который она не распознала сразу, был треском пламени. За окном плясали огненные сполохи: балкон уже занялся.

Она схватила Лиса за рубаху и потащила. Тот, на удивление, поддался — здравый смысл оказался все же сильнее страха — и простонал:

— Зеркало! Его тоже надо вытащить. Нового я не сделаю.

— А сам говорил: проще простого!

Дубовая рама выглядела тяжелой: вдвоем не поднять.

— Мало ли что я говорил. Чтобы такое сделать, особые цветочки нужны, а у меня больше нет.

Занавески в тронной зале вспыхнули. Вот беда!

Нет, они даже попытались поднять зеркало и сдвинули его с места. Лис пыхтел, стараясь вовсю, но ему одному сил не хватало, а от Тайки было больше вреда, чем пользы. Еще и юбка эта дурацкая — девушка наступила на подол и чуть не упала.

Помощь пришла откуда не ждали: в залу с зычным криком «Пожар! Спасайся, кто может!» ввалилась заполошная Любавушка.

Вмиг оценив ситуацию, она засучила рукава, поплевала на ладони и ухватилась за раму.

— Эх, взяли! Дружненько! Поднажми!

Так они и скатились с лестницы: раскрасневшиеся, с ошалелыми глазами.

В саду галдел народ, кричали младенцы, лаяли псы. Лис, нацепивший на себя личину (Кощеевича многие знали в лицо и могли поколотить), словно преданная овчарка, охранял зеркало и что-то тихонько напевал себе под нос — должно быть, заклинал огонь. Один терем его усилиями потух, но горело еще два. В толпе по цепочке передавались ведра, и Тайка тоже встала в ряд. Она искала глазами бабушку, Яромира, царя, но не находила. Ох, только бы с ними ничего не случилось!

Залетного Горыныча, к счастью, тоже было не видать. Но если бы тот вдруг снова объявился, Тайка даже убежать не смогла бы…

Ох, да чтоб она еще хоть раз этот чертов сарафан надела!!!

Глава девятая. За шаг до войны

Пламя удалось потушить быстро — еще до наступления темноты. К счастью, никто не пострадал, а красивые башенки жалко, конечно, но их можно заново отстроить.

Царь повелел Яромиру немедленно усилить оборону Светелграда и поставить на наблюдательные вышки лучших воинов и чародеев. На плечи царицы и ее прислужниц легло расселение погорельцев. Лекари врачевали раненых прямо в саду, а тех, кто сильно обгорел, увели в лазаретное крыло. Конников из царской дружины отправили в город: узнать, не нужна ли какая помощь, ну и в целом успокоить народ.

Лис со своим драгоценным навьим зеркалом возвращаться в дом отказался наотрез. Тайка сперва подумала, что тот трусит, и только потом поняла, что Кощеевич прав. Горыныч не просто так прилетал, а спалил именно тот терем, где оное зеркало хранилось, ну и еще два соседних в придачу.

Радосвет к словам чародея тоже отнесся серьезно и приказал разбить в саду шатер чуть в стороне от целительских палаток, прямо на берегу пруда. Весь «палаточный городок», как его про себя окрестила Тайка, был скрыт от глаз — плотная зеленая в рубчик ткань терялась среди буйных яблоневых крон, но Лису этого показалось мало, и он добавил чары. Теперь мимо входа можно было промахнуться, даже точно зная, где он расположен.

— Так будет надежнее. — Кощеевич полюбовался на дело рук своих и приподнял лиственный полог, приглашая Тайку войти. — Сиди и не высовывайся, ведьма.

— Я бы лучше бабушке помогла.

Конечно, ей совсем не улыбалось прятаться, пока другие с ног сбиваются.

— Там и без тебя справятся. — Лис не церемонясь втащил ее в шатер. — У тебя есть дела поважнее. Во-первых, остаться в живых. Если забыла, за тобой Доброгнева тоже охотится, а я отвечаю за твою безопасность. А во-вторых, этого твоего Микрогорыныча кто предупреждать будет? Уж точно не я.

— Ой… — Тайка, признаться, во всей этой суматохе запамятовала, что змеям нужно было послать весточку. Но признавать вину не хотелось, поэтому она фыркнула: — А не поздновато ли ты вспомнил, что в ответе за меня? Я и без тебя прекрасно справлялась и осталась жива, как видишь.

— Очень мило с твоей стороны. Между прочим, мои друзья за тобой следили от самой избушки бабы Яги. И помогали даже. Так что нечего обвинениями кидаться: я свое слово держу. Это ты сбежала без предупреждения и чуть не сгинула. Ну и кто после этого безответственный?

— Прости, но это был мой единственный шанс попасть сюда. Алконост не стала бы ждать, — начала оправдываться Тайка, но вдруг до нее дошло: — Погоди-ка! Хочешь сказать, Ворон Воронович — твой друг?

— Он так представился, да? — хохотнул Кощеевич. — Ну ладно, ему даже идет. Хорошая мы компания: лис да ворона.

Но Тайка его веселья не разделила:

— Вообще-то он меня чуть не убил!

— Не может быть. Наверное, ты просто не так поняла…

— Он нарочно направил меня по ложному пути, — с нажимом проговорила Тайка. — Только не говори, что птички не умеют читать.

— Эта птичка умеет, — Лис нахмурился. — Я с ним разберусь, будь уверена.

Он сказал это таким тоном, что Ворону Вороновичу стоило заранее посочувствовать.

Ладно, все это потом. Сейчас у них и впрямь дела поважнее…

Стоило Тайке повернуться в сторону выхода, как Лис преградил ей путь:

— Эй, ты куда?!

— Щас вернусь. Только принесу чешуйку Микрогорыныча. И переоденусь заодно. Надеюсь, мои джинсы не сгорели…

Комната была сплошь покрыта хлопьями сажи. Обгоревшие доски опасно поскрипывали под ногами, от гари свербило в носу. Чешуйку Тайка нашла быстро — благо огонь не мог ей повредить. Еще спасла из рюкзака бабушкин дар — маленькое навье зеркальце, а вот остальным вещам не повезло: все расплавилось от горынычева жара. И Тайка разревелась от досады. Было горько: словно последняя ниточка, связывавшая ее с домом, оборвалась.

— Чё ревешь? — В почернелом проеме показалась голова Любавушки. — Ну-ка не реви!

— Хочу и буду! — огрызнулась Тайка.

— Да я просто утешить хотела… — смутилась Любавушка. — Энто ж все неприятности, но не горе. Но ты права, царевна: нет такого закона, что плакать тока от большой беды нельзя. А я вот панталоны твои принесла и кофту с волком. Все, что на чердахе сушилось, — погорело, а они наземь свалились, так шо лишь подкоптились слегка…

Всего одна фраза, а слезы вдруг сами собой высохли — такая магия слова даже Лису не снилась. Шутки шутками, но Тайка правда была до чертиков рада, что джинсы и толстовка пережили пожар. Любавушка еще и коленку заштопать успела. Вот спасибо!

Когда Тайка вернулась в шатер, Лис, конечно, не удержал язык за зубами:

— А ничего так. Модно.

Ну да, рубаху-то ей пришлось местную оставить: благо короткая нашлась, с вышитыми синими птичками. Любава сказала, детская.

— Хватит зубоскалить, я принесла чешуйку. Теперь можешь настроить зеркало так, чтобы связаться с Микрогорынычем?

— Я-то могу… — Лис поковырял носком сапога земляной пол с торчавшими метелками травы — уже наполовину вытоптанной. — Но лучше научу тебя заклинанию. Мало ли, вдруг потом пригодится.

Ну понятно, из-за змей расщедрился. Впрочем, Тайка не стала отказываться: наоборот, подалась вперед, заторопила:

— Ну?! Небось по-навьи говорить надо?

— Можно и по-вашему. В чарах суть главнее формы. Сперва ты обращаешься к зеркалу, потом просишь его не лгать, а то они горазды…

— Ой, то есть «свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи» реально работает?! — хихикнула Тайка.

— Ну, да. Не понимаю, почему тебя это так веселит.

— Не важно. А что потом?

— Дальше просишь показать того, чей волос у тебя в руке. Ну или, в данном случае, чешуйка. А в самом конце говоришь что-то вроде: «Истинно так» — или: «Будь по слову моему». Это как печать и подпись поставить, понимаешь?

— Ага, вроде не очень сложно. Значит, нужно сказать что-то вроде: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду покажи: я желание имею видеть маленького змея…» — Уже на этом моменте Лиса словно ветром из шатра выдуло, а зеркало затуманилось. — «Солнца луч пронзает тьму: стань по слову моему!»

По стеклу пробежала уже знакомая рябь, и вместо собственного отражения Тайка увидела белый известняк змеиной пещеры. До ее ушей донесся недовольный звонкий голосок:

— Ну что еще за приколы? Мы спим!

Браслет на запястье шевельнулся, словно почуяв Горыныча, но Тайка накрыла его ладонью, и чуткий Кладенец успокоился. Не через зеркало же воевать?

— А сам говорил, мол, обращайтесь, когда нужно будет. Эх ты, Мы-итяй!

— Ведьма, ты, что ль? — Голосок повеселел, а в зеркале показались две очень сонные змеиные башки (третья пока не проснулась). — Чё стряслось?

— Я из Дивьего царства звоню. Очень нужна помощь твоих подданных. Пролезть в бывший Кощеев замок, разведать обстановку. И камешки волшебные найти. — Тайка запоздало поняла, что Лис толком не рассказал, как выглядело ожерелье Доброгневы. — Гранаты вроде. Они должны в тайном месте храниться.

— В малой сокровищнице, — вдруг раздалось из-за спины. Тайка обернулась: вот это да! Лис вернулся! Кощеевич был бледен как мел, но больше ничем не выдавал своего страха. — Только осторожнее: там повсюду колдовские нити натянуты. Кто коснется, того вмиг испепелит.

— Мои ребята юркие, — улыбнулся Микрогорыныч. — А что еще опасно?

— Все. Вам встретятся другие змеи. Они служат хозяйке замка, не вздумайте им доверять.

— Вот это да! — Тут даже третья голова пробудилась. — Мы будем как Штирлиц в тылу врага!

— Кто? — шепотом спросил Лис у Тайки.

Пришлось так же шепотом пояснить:

— Это такой крутой разведчик, делал вид, что работает на фашистов, а сам был наш и помогал нашим.

— А фашисты, я так понимаю, плохие парни? — На лицо Лиса потихоньку возвращалась краска. Похоже, болтовня его отвлекала.

— Очень. Я тебе потом как-нибудь расскажу. Не только у вас войны были.

— Уж в этом-то я не сомневался, — пожал он плечами. — Люди всегда воюют. Сегодня вот началась новая.

У Тайки аж во рту пересохло от этих слов:

— Лис, не нагнетай. Один налет еще не означает…

— А что, по-твоему, он означает? Горыныч на пикник залетал, перцу обожрался и терем нечаянно подпалил? Будь уверена, сегодня нас ждет жаркая ночка. К счастью, эти твари не могут пулять огнем без перерыва: дыхнут несколько раз, и домой. Поспать, подзаправиться и снова в путь.

— Авиация решает, — поддакнул Микрогорыныч. — В общем, задание нам ясно. А контачить как будем? Обязательно нужен связной.

Ох, об этом Тайка тоже не подумала! Зато у Лиса ответ нашелся:

— В Серебряном лесу, что на границе дивьих и навьих земель, есть старый дуб с дуплом у самых корней. Пусть твои люди — тьфу, то есть змеи — положат туда веточку бузины, когда появятся новости, и сами ждут неподалеку. Мой приятель будет проверять дупло каждый день, он нам сообщит.

— Что еще за приятель? — насторожилась Тайка. — Уж не Ворон ли Воронович?

Судя по тому, что Лис не удостоил ее ответом, речь шла именно об этом пернатом стервеце, который еще непонятно, на чьей стороне.

— Тогда ждите донесений от Юстаса Алексу! До связи! — Микрогорыныч взял под козырек и, подмигнув всеми головами, исчез.

Тайка успела только крикнуть ему вслед:

— К пустой голове руку не прикладывают!

Не то чтобы это было хоть сколько-то важно. Просто… что Лис, что этот глист трехглавый, казалось, считали все игрой, а у нее, признаться, кровь стыла в жилах и в висках стучало на разные лады одно страшное слово: вой-на, вой-на, вой-на! И ничего веселого в этом не было.

Однако попенять Кощеевичу Тайка не успела: снаружи раздался гулкий звук колокола. Она сперва испугалась, что грядет новый налет, но оказалось, что Радосвет решил созвать военный совет в царицыных покоях. Разумеется, Тайка с Лисом тоже были приглашены.

Совет начался с доклада Яромира:

— Светелград скрыли как могли. Если у Доброгневы всего один Горыныч, заставить его отклониться от курса будет несложно. Лучшие чародеи уже работают над созданием иллюзии за десять верст отсюда, но это займет какое-то время.

— Пусть работают, — кивнул царь. — Клич кинули уже?

— Да, созываем всех, кто готов встать в оборону. Но обученных людей мало — еще с прошлой войны. — Яромир зло зыркнул на Лиса, но тот отвернулся к окошку и принялся насвистывать. Мол, я не я — война не моя.

— А что с зеркальными щитами? — Царь поморщился. — Лис, не свисти. И без того голова болит.

— Пока готова треть заказанного. Но мастера обещали поторопиться.

Яромир сидел как на иголках. Тайке казалось, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы не вскочить и не начать ходить по комнате взад-вперед.

— Ладно. В остальном план остается прежним: вы отправитесь на рассвете. Связь будем держать, как раньше, через сны. Скажи, воевода, кого назначишь заместителем, пока будешь в отъезде?

И тут Яромир все-таки вскочил:

— Я не могу оставить столицу в такое время! Мне должно быть с моими людьми.

— И что ты предлагаешь? — вздохнул Радосвет. — Отдать перстень царевне? Отправить ее одну с этими? — кивнул он на Лиса и Радмилу.

— С нами еще будет Пушок. — Тайка сперва сказала, а потом подумала. Но слово не воробей, а царь уже съехидничал:

— Ну, это, конечно, в корне меняет дело!

— Я готов продолжить защищать ведьму, — начал было Лис, но Радосвета и это не впечатлило:

— Ага. До первой змеи или огнепески.

— Радмила, наверное, могла бы… — Яромир почесал в затылке и умолк. Хотел, наверное, сказать, что та хорошая воительница и тоже способна защитить Тайку, но проблема была ясна: дивий воин сестре по-прежнему не доверял.

Воцарилось тяжелое молчание, в котором вдруг прозвенел бойкий голос царицы:

— Кажется, у меня есть идея. Яромир, твои опасения небеспочвенны: дружина, лишившись воеводы, может утратить боевой дух. Но… мы ведь не объявляли во всеуслышание, что Радмила — предательница. Напротив, многие ее считают героиней: она сразилась с коварным Лютогором — прости, Лис — и сумела его одолеть. Правда, сама пострадала от злых чар, но теперь вылечилась и вернулась. Если она останется верховодить, люди будут рады. А в помощники можно взять верного человека…

— Неждан знает, — буркнул Яромир. — И вся его десятка.

— Они болтливые ребята? — прищурился царь, и дивий воин вспыхнул:

— Нет, конечно! Я им строго-настрого запретил рассказывать, что они видели в Дивнозёрье.

— До чего же у вас все чисто и прозрачно! — хмыкнул Лис, закидывая ногу на ногу. — Прямо как горный хрусталь.

Радмила встала, поклонилась царю, царице, брату и молвила:

— Прошу, позвольте. Обещаю, в этот раз я не подведу.

— Не мне решать, — буркнул Яромир, отворачиваясь.

А бабушка наклонилась к уху Радосвета и что-то зашептала. Тайка, как ни прислушивалась, разобрала лишь одно слово: «искупление».

Царь стукнул кулаком по столу:

— Я готов рискнуть. Но последнее слово за тобой, Мир. Знаю, решение не из легких, но ты никак не сможешь быть в двух местах одновременно. Ответь мне сейчас не как царю, а как побратиму: где твое место — не по долгу, а по велению сердца?

Черты Дивьего воина исказила мука. Он глянул на Радосвета, потом на Радмилу, наконец тяжелый взгляд остановился на Тайке:

— Я пойду в Навь.

Уф, у нее словно гора с плеч свалилась. Все-таки с Яромиром намного спокойнее…

— В помощники Радмиле назначу Неждана, ему и объяснять ничего не придется. Вы уж постарайтесь тут продержаться.

— И вы, — кивнул царь, а бабушка обняла Тайку крепко-крепко, прижалась щекой к щеке:

— Береги себя, родная.

Яромир с Радмилой обменялись крепким рукопожатием. Что дивий воин сказал сестре на прощание, Тайка не расслышала.

— Как ми-и-ило! — В голосе Лиса опять появились привычные ехидные нотки. — У меня сейчас все слипнется.

Конечно же, ему было просто завидно.

— Вы тут сладкое жрете, что ли? Дайте мне! У меня ничего не слипнется! — В распахнутое окно влетел Пушок и спикировал Тайке на плечо.

Ответом ему стал дружный смех. Разрядил обстановочку, пернатый!

Уходили они на рассвете, прямо из шатра, только вчетвером, без провожающих: царь с царицей остались во дворце. Сказали, примета такая есть: коли собираешься в опасный путь, откуда можно и не вернуться, то прощаться не след — веди себя так, будто на обычную прогулку вышел. Этот обычай пришелся Тайке по душе, но меньше нервничать она, конечно, не стала.

Сердце екнуло, когда в зеркале показались серебристо-серые стволы деревьев, окутанные туманной дымкой. Так вот он какой — Серебряный лес, граница Диви и Нави…

Первым в дубовую раму шагнул Яромир, и за ним еще долго расходились круги — словно по потревоженной поверхности озера. Пушок округлил желтые глаза и больно вцепился когтями в Тайкино плечо, сминая рубаху, а Лис легонько подтолкнул ее в спину:

— Не спи, ведьма.

Она ожидала, что будет мокро — как в воду нырнуть, — но даже не почувствовала преграды, только шальной ветер взметнул волосы. Обернувшись, Тайка увидела, что Лис уже заносит ногу над порожком, и вдруг — бах! — за его спиной ухнуло, полыхнуло. Этот звук она узнала бы из тысячи! Горыныч!!!

Тайка крикнула:

— Лис! — и протянула руку.

Кощеевич успел уцепиться за ее ладонь, прежде чем пламя охватило всю раму и раскаленное стекло лопнуло. Один из осколков успел чиркнуть Тайку по щеке, но в следующий миг подоспевший Яромир сгреб ее в объятия и закрыл собой от колючих зеркальных брызг.

Земля и небо успели несколько раз поменяться местами, пока их не швырнуло в жухлую траву, полную репьев, и Лис, которому посчастливилось оказаться сверху этой кучи малы, выдохнул прямо ей в ухо:

— Сдается мне, это не Серебряный лес…

Глава десятая. Горе-поле

— Где это мы? — Тайка встала, огляделась.

Они оказались прямо посреди поля, которое отличалось от пасторальных зеленых лужаек и пастбищ Дивьего царства. Земля под ногами выглядела выжженной, будто и сюда добралось огненное дыхание змея Горыныча. Сквозь трещины пробивались редкие низкие кустики сорных трав: лебеды, полыни, репейника. Но даже им тут приходилось несладко.

А впереди маячили то ли холмы, то ли невысокие горы, укрытые утренней дымкой, словно покрывалом. Робкое солнце пока пряталось прямо за ними.

— Это Горе-поле, место битвы… — вздохнул Яромир.

Он поднялся на ноги последним, и Тайка только сейчас заметила, что его рубаха вся изрезана, а плечи и спина кровоточат. Дивий воин, конечно, делал вид, что все нормально и эти ранки его совсем не волнуют.

— А ну-ка сядь! — скомандовала Тайка. — Нужно достать осколки. А пока расскажи мне про это Горе-поле.

К ее удивлению, Яромир послушался: стянул рубаху через голову и повернулся спиной.

— Ты похож на решето, — фыркнул Лис, наблюдая за ними с привычной ухмылочкой.

— А ты — на копченого индюка, — в тон ему ответил дивий воин.

И это было чистой правдой: лицо и руки Кощеевича покрылись копотью, а кончики волос подпалило жаром.

Пушок горько вздохнул. Похоже, упоминание о копченом индюке пробудило в его вечно голодной душе мечты гастрономического толка.

— Кстати, а у нас есть что-нибудь перекусить? — уточнил он.

— Ага, возьми в сумке. Там бабушка положила всякой снеди. Только не ешь все сразу, очень тебя прошу. — Осторожно, чтобы не порезаться, Тайка достала один из осколков. — Найди мне там заодно фляжку и чистую ткань. Надо бы промыть это все…

— Я пока пойду умоюсь. — Лис утерся рукавом, еще больше размазывая копоть по щекам. — Тут неподалеку есть озерцо.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Тайка. — Тебе знакомы эти места?

— О, еще бы они не были ему знакомы, — процедил Яромир. — Именно здесь этот гад заморозил царя Ратибора и еще кучу людей.

— На войне как на войне, — пожал плечами Лис. — Я не горжусь тем, что сделал. Я был в отчаянии. И, между прочим, это вы меня довели.

Ага, так вот почему Горе-поле… Тайка положила руку на плечо Яромира — и вовремя: тот как раз рыпнулся встать.

— Сиди, я еще не закончила! — Она стрельнула глазами в сторону Кощеевича: мол, скройся, не нервируй.

Тот намек понял, набросил на плечо льняное полотенце — ну чисто в баньку собрался — и, насвистывая, утопал к этому своему озерцу.

Пушок сунул Тайке тряпицу и фляжку и нырнул с головой в сумку. Вскоре оттуда донесся аппетитный хруст сухариков.

— Эта земля не выжжена, а выморожена, — заговорил дивий воин, глядя вдаль. — Здесь уже долгие годы ничего не растет, а может, никогда и не будет. Я тоже был там. И чудом выжил. Потом мы с твоим дедом долго добирались до столицы сквозь снега и метели. Едва не замерзли насмерть. Другие нас уж успели схоронить и оплакать. Прошло немало времени, прежде чем мы снова смогли защищать стены Светелграда.

— От горынычей?

— Нет. Твой приятель Лютогор змеюк боялся, поэтому не стал заключать с ними союз, как его папаша. Но придумал другую хитрость: ему подчинялись птицы. Самые обычные: вороны, галки, голуби даже. Брали в когти горшочек с углями и тайком скидывали на крыши. Не успеешь оглянуться, а дома уже полыхают. Поэтому мы брали луки и пытались сбить их еще на подлете. В Светелграде до сих пор очень мало птиц, ты не заметила?

Тайка почесала в затылке:

— Ну, я видела кур…

— Потому что куры не летают. А хуже всего, что он где-то нашел целое племя оборотней. Птиц, не волков. Их не брали обычные стрелы, и нам пришлось переплавлять серебряные монеты на наконечники. Люди сами приносили кольца, ожерелья, пояса. У нас и по сию пору серебро ценится дороже золота…

— Вот, значит, откуда он знает Ворона Вороновича! Хорош друг, нечего сказать! — Тайка достала последний осколок и положила на тряпочку. — Ну, на этом все.

Яромир поблагодарил ее кивком. Жаль, что печаль в его глазах нельзя было взять и вытащить, как кусочек стекла.

— Знаешь, я ненавижу оборотней, — в задумчивости молвил дивий воин. — Волков ли, ворон — без разницы. Любых. А теперь, как видишь, стал одним из них. Да еще и с убийцей моих родителей якшаюсь, тьфу, пакость…

— Эй, он обещал их разморозить, помнишь? — Тайка и сама поняла, как жалко звучат ее слова, — еще до того, как Яромир ответил:

— Он много чего обещал.

Это прозвучало так горько, что даже Пушок затих в сумке.

— Тогда я тоже пообещаю! — Девушка сжала кулаки. — Что этого так не оставлю. Мы спасем и Василису, и твоих родителей тоже. А если Лис заартачится, я его из-под земли достану. Ни за что не уйду, пока всех не разморозим.

— А потом, значит, уйдешь?

Тайка почуяла в этих словах плохо скрываемую грусть, и сердце екнуло: значит, Яромир хочет, чтобы она осталась? Никто не требовал оправданий, но она все равно принялась оправдываться:

— Об этом пока рано говорить. Никто не знает, чем все обернется. И сколько времени займет… — Ее вдруг бросило в жар: а что если война продлится долгие годы? Вот придет она и не узнает родной край. Есть же такие сказки, в которых люди из Волшебной страны спустя века возвращались?

Наверное, все это отразилось тревогой на лице, потому что Яромир вдруг обернулся и накрыл Тайкину ладонь своей:

— Не волнуйся, дивья царевна. Время у вас и у нас по-разному идет. Попросишь царя, и он вернет тебя в нужный срок. Может, не в тот же самый день, а плюс-минус седмица. Это в его власти.

— О, это обнадеживает, — заулыбалась она.

Уж неделю-другую Аленка без нее точно справится, а остальные и соскучиться не успеют. Ей немедленно захотелось тоже как-нибудь утешить Дивьего воина:

— И ты не переживай. Ну подумаешь, в мышь стал превращаться! Во-первых, это только поначалу от луны зависит, а потом ты научишься себя контролировать. Во-вторых, ты все равно не оборотень и не упырь. А в-третьих, это может быть даже полезно. Вот как бы ты выбрался из завала, будучи человеком? Теперь тебе в любую щель проскользнуть не составит труда и на разведку слетать. К тому же мышки очень милые…

— А ты не боишься мышей? — усмехнулся Яромир.

— Нет. С чего бы?

— Ну, многие девчонки боятся… — Он заметил, как вытянулось Тайкино лицо. — Ладно-ладно, я глупость сморозил. Ты у нас особенная. Это не шутка, если что.

— Не просто особенная, а самая лучшая! — Пушок, о присутствии которого все успели позабыть, высунул из сумки умильную мордашку — всю в крошках от сухариков. — Кстати, я так и не понял, насколько далеко от границы мы вывалились? Долго теперь до Нави добираться?

— По воздуху — не очень: всего-то горы перелететь, — указал Яромир за покрытые туманом вершины. — А пешком обходить далековато.

— Так, может, Вьюжку призвать? — Тайка почесала в затылке.

— Хорошая идея, — хмыкнул дивий воин. — Нас с тобой он запросто перенесет. Этот крылатый сам долетит. А Кощеевича здесь бросим, ну его.

— Эй, мы же договаривались: никаких собак!

Тайка вздрогнула, когда Лис заговорил прямо у нее за плечом. Интересно, как давно он там стоит?

— Фу, напугал! Давайте теперь еще договоримся не подкрадываться.

— Я и не подкрадывался, просто подошел. Кто же виноват, что вы глухие тетери? — обиделся Кощеевич.

— Лучше скажи, как мы теперь будем до Серебряного леса добираться? — Тайка вытряхнула Пушка из сумки, пока тот не подъел все припасы.

— М-м-м… Вообще-то есть одна идейка… — Когда Лис говорил таким тоном, можно было с уверенностью сказать, что предложение окажется сомнительным. Так вышло и на этот раз. — Давайте позовем ворону.

— Ни за что! — Пушок фыркнул так, что крошки с его усов разлетелись в стороны. — Этот гад опять заведет нас в гиблое место. Знаем мы его шуточки!

— Может, вы сперва с ним поговорите? Если окажется, что он и впрямь виноват, я сам ему перья выщиплю. Но я все еще уверен, что это было недоразумение. — Лис промокнул полотенцем мокрые после купания волосы. — Кстати, раз уж мы пока тут застряли, рекомендую всем освежиться. Водичка бодрящая.

Тайка с Яромиром переглянулись. Она думала, что дивий воин начнет возражать: только что ведь говорили и про его ненависть к оборотням, и про птичек-поджигательниц, которые Кощеевичу служили. Но он лишь вздохнул:

— Я бы глянул в глаза этому негодяю, если ты не возражаешь. Пускай расскажет, зачем заманил тебя к разбойникам в лапы. Ни за что не поверю, что он не знал, в какой стороне находится Светелград.

Пока Лис творил свой обряд призыва (для этого потребовались огонь и вороньи перья), Тайка с Яромиром и Пушком все-таки сгоняли на озеро. Вода и впрямь оказалась прохладной — и это после того, как дивий воин окунул туда царский перстень, чтобы та хоть немного потеплела, — да и купаться пришлось прямо в рубахе. Купальник Тайка как-то не подумала взять, не на курорт же собиралась. Зато усталость как рукой сняло и глаза больше не слипались.

Пушок плескался на мелководье, чистил перышки. Яромир, явно рисуясь, предложил Тайке сплавать на тот берег наперегонки, но она отказалась. В этой дурацкой рубахе ей за дивьим воином точно было не угнаться, а проигрывать не хотелось: она вообще-то неплохо плавала. Потом Пушок начал брызгаться, пришлось окатить его водой в ответ. Яромир тоже подключился к забаве, и это было здорово. Им даже удалось забыть о войне и всех грядущих тяготах — жаль, ненадолго.

Когда они, мокрые и повеселевшие, вернулись в лагерь, у костра, горевшего без поленьев (наверняка какие-то чары), уже сидел Ворон Воронович в человечьем обличье, и они с Лисом о чем-то шушукались — ну точно как старые друзья.

Завидев Тайку, гость встал и поклонился:

— Мир-р тебе и твоим др-рузьям, Тайка-цар-ревна. Р-рад знакомству.

— Знакомы уже, — буркнула она. — Не помнишь разве? Там, у камушка.

Черные глаза оборотня округлились:

— Не понимаю, о чем ты толкуешь. Я следил за тобой от избушки бабы Яги, показался, когда волка пр-рогнал. А как вы на дор-рогу вышли, вр-ременно упустил из виду. Кстати, меня зовут Май.

Он протянул руку, но Тайка не спешила ее пожимать.

— А в прошлый раз был Ворон Воронович.

— Кто? Я? — Парень по-птичьи наклонил голову.

— Ну не я же!

— Его там не было, ведьма… — вздохнул Лис. — Тебе кто-то другой дорожку подсказал. Май бы никогда…

— У вас тут что, много ворон с белым пером летает? — Тайка и хотела бы поверить, да что-то не верилось.

— Я никогда не назвался бы таким дур-рацким именем, — покачал головой Май. — Ладно бы пр-розвищем: меня еще Вер-ртоплясом кличут. Не знаю, как вас убедить. Да не сойти мне с этого места, ежели вр-ру!

Тайку эта клятва не впечатлила, а вот Яромира, похоже, да.

— Таких слов на ветер даже вертоплясы не бросают. Мне знакомо твое лицо. Это ведь ты во время оно советником у этого был? — кивнул дивий воин на Лиса.

— Не у «этого», а у князя, — улыбнулся Май. — Я тебя тоже помню, воевода.

— Говорили, будто ты помер, — хмурясь, продолжил Яромир.

— Такое и о тебе говор-рили. — Улыбка оборотня сделалась больше похожа на оскал. — Видать, таких, как мы, даже смер-рть боится.

— Ладно, допустим, это был не ты. — Тайка сплела руки на груди. — А кто тогда?

— Понятия не имею. Но чую р-руку Добр-рогневы. Каюсь, это я должен был ждать тебя у камня. Но заснул в неурочный час и опоздал. — На этих словах Лис молча показал ему кулак, и взгляд оборотня стал очень несчастным. Он вздохнул и опустил глаза. — Пр-рости, княже, подвел я тебя… больше такого не повтор-рится.

— И ведь не сказал же, ворона ощипанная! В суп бы тебя за такие шуточки, — проворчал Кощеевич.

Тайка с удивлением поняла, что чародей не злится, просто досадует. Только Маю и этого хватило: тот совсем сник, и Тайке стало его даже жаль.

— Не ругай его, Лис. Я же в итоге выкрутилась. Как там говорится: кто старое помянет…

— Ох, чую, нам еще не раз придется поминать это самое «старое», — поджал губы Кощеевич. — Расскажи им, Май.

— Мне известен кор-роткий путь на ту стор-рону гор-р. — Оборотень пригладил рукой свои взъерошенные волосы. — Не понимаю, почему вы сами пр-ро него не вспомнили.

— Уж подскажи нам, раз такой умный! — фыркнул Яромир.

Май вперил в него свои угольно-черные глазищи:

— Ты знаешь про Ратиборов лаз, воевода?

— Ну, разумеется. — Дивий воин вдруг помрачнел так, что Тайке даже боязно за него стало.

— А вот мы с Пушком не в курсе, — произнесла она с нажимом, чтобы друзья-приятели все-таки потрудились объясниться.

— Еще во время войны с Кощеем царь Ратибор задумал хитрость: обойти навье войско и атаковать одновременно в лоб и с тыла. Для этого он договорился с Индрик-зверем. Уж как ему это удалось — не ведаю, только зверь прокопал гору почти насквозь, но потом что-то у них разладилось, и Индрик под землю ушел. — Яромир говорил неохотно, будто выдавливая слова по капле.

— А что это за зверь такой?

— О, он единственный в своем роде. Чует горную породу, знает, где текут подземные реки, ведает клады и златоносные жилы…

— А еще — не связывается с мерзавцами, — закончил вместо Яромира Лис. — Узнал, каков из себя царь Ратибор, — и смылся. А мы долгое время про этот лаз и знать не знали. Спасибо, Вертопляс слетал, разведал.

— Когда я в последний раз там был, стенка была совсем тонкая, — подхватил оборотень. — Пор-рода там, конечно, такая, что обычным каменотесам не спр-равиться. Но я знаю одного человека, котор-рый даже с камнями договор-риться может, если пр-рикоснется и слово вер-рное скажет,

— И этот человек перед вами. — Лис подбоченился, его взгляд светился торжеством. — Что скажете? По-моему, отличный план!

— А нет ли другого? — Яромир с сомнением глянул на горы. — Может, все-таки как-нибудь перелетим?

— Как ты себе это представляешь? Я верхом на вороне поеду, что ли? — Лис скорчил кислую мину. — И чем тебе так Ратиборов лаз не нравится? Неужто знаешь что-то, чего мы не знаем?

И тут — неслыханное дело — дивий воин кивнул:

— После беды, что случилась на Горе-поле, туда все ледяные статуи свезли, а ход запечатали. Усыпальница там. Я бы не хотел тревожить покой славных воинов. Особенно в такой сомнительной компании. — Он окинул Лиса тяжелым взглядом, но тот ничуть не смутился:

— Ценю твою заботу, но я как-нибудь это переживу. Или ты сам боишься туда сунуться? Так бы сразу и сказал.

— Ничего я не боюсь! — вскинулся Яромир. — Это тебе стоит опасаться гнева павших.

— Ну, они все-таки не умерли, а спят, Не думаю, что мне что-то угрожает, а лед сам по себе не страшен. Это вы, цветочки дивьи, нежные, к вечному лету привыкшие, а в Нави зима приходит и уходит, — беспечно отмахнулся Лис.

— Я бы на твоем месте все-таки там не ночевал, княже, — нахмурился Май.

— Да я и не собирался. — Кощеевич принялся затаптывать костер. — Давайте-давайте, руки в ноги — и бегом. Раньше войдем — раньше выйдем.

Тайка со вздохом подняла с земли сумку, подошла к Яромиру и, тронув Дивьего воина за рукав, шепотом спросила:

— Выходит, там и твои мама с папой, да?

Тот вместо ответа забрал у нее ношу, буркнув:

— Дай лучше мне, а то устанешь быстро.

И больше до самых гор не проронил ни слова.

Они брели по Горе-полю, Пушок с Маем, который обернулся вороной, показывали в небе фигуры высшего пилотажа — вот же выпендрежники! Лис болтал без умолку, рассказывая то о чудесной навьей зиме и ягодах под снегом, то о лесных угодьях своего отца и старинной забаве под названием «охота на огнепесок», но Тайка слушала его вполуха. Она уже знала, что Кощеевич всегда несет околесицу, когда нервничает. Значит, он все-таки боится идти сквозь Ратиборов лаз, хотя и старается не подавать виду. А коли так, то там и впрямь есть чего бояться.

Глава одиннадцатая. Ледяной шепот

Горы казались вроде бы близкими, а дойти до них быстро не вышло. Тайка думала, что они достигнут подножия где-то после обеда, но поход затянулся аж до самых сумерек, и Яромир предложил остановиться на ночевку. Мол, не стоит соваться в Ратиборов лаз на ночь глядя. Лис согласился, и на его лице Тайка заметила изрядное облегчение.

Лагерь развернули быстро, она и глазом моргнуть не успела: только-только достала из сумок одеяла, глядь — уже и костер горит, и вода для чая в котелке греется. Ей осталось только собрать травки и заварить — благо в предгорьях росли и чабрец, и душица, и мята. А пока она ходила, Май добыл пару кроликов к ужину.

Этим вечером они почти не разговаривали, просто пили пахучий чай, смотрели на частые звезды, и каждый думал о своем. В этой звенящей тишине, нарушаемой только треском костра и журчанием родника, война казалась такой далекой, будто ненастоящей… Эх, как было бы здорово, если бы налеты Горыныча им просто приснились! Но ощущение затишья перед бурей не покидало…

Пушка тоже одолела хандра. Прижавшись к Тайкиному боку, он тихо спросил:

— Тая, ответь мне честно: жалеешь, что я за тобой увязался?

— Нет, что ты! И как тебе такое в голову пришло?

Коловерша вздохнул, прижимая уши:

— Ну… от меня никакой пользы, одни неприятности. Втянул вас в заварушку с родичами, заставил поволноваться, чуть не опоздал, с лагерем тоже не помогал, еще и сухари все сожрал.

— Неужели уже все?! — ахнула Тайка.

— Угу. — Пушок протянул ей огрызочек. — Вот последний. Хочешь?

— Да ладно, доедай.

На языке вертелось привычное «вот проглот!», но Тайка смолчала. Когда друг и так расстроен, незачем добавлять.

— В общем, я бесполезный котик.

Пушок отправил сухарь в пасть и скорбно захрустел.

— Во-первых, не котик, а коловерша. И это звучит гордо! А во-вторых, совсем не бесполезный. Все только началось, а ты уже без подвигов тоскуешь? Подожди, герой, еще проявишь себя.

— Ты правда думаешь, что я герой?

Он немного повеселел.

— Ну конечно! Сколько раз ты уже меня выручал? И не сосчитать. — Тут Тайка ничуть не покривила душой. — Знаешь, я очень рада, что ты здесь, со мной. Когда ты рядом, я чувствую себя намного увереннее.

Коловерша надул грудь и распушил перья:

— Да я, ты ж знаешь!.. За тебя! За тебя!..

Тут Тайка и сама заулыбалась. Конечно, она знала: когда теряешь веру в свои силы, очень важно, чтобы кто-то другой всей душой верил, что ты справишься. А для этого и нужны друзья. Если не они, то кто?

— Спасибо, родной. А теперь давай спать, а то завтра тяжелый день предстоит.

Она натянула плед на уши, но заснуть, как назло, не получалось. Вроде и устала, и глаза слипались, а нервы все равно были на взводе. Еще и Яромир с Вертоплясом у костра шептались, мешали. Тайка не хотела подслушивать, но слова все равно до ушей долетали. А разговор, ишь ты, непростой оказался, не какая-нибудь досужая болтовня…

— Так ты, выходит, не оборотень? — Яромир старался говорить тихо, но с его зычным голосом это было не так-то просто.

— А с виду и не скажешь, — насмешливо продолжил за него Май. — Знаю-знаю. Но я р-родился человеком, как и ты.

— Только навьим.

В устах Яромира это прозвучало как обвинение.

— Дивьим, навьим — без р-разницы. Не так уж мы и отличаемся, если подумать. Да не дер-ргайся ты так. В Нави тоже люди живут, не только кощеи бессмер-ртные.

— Я не об этом спрашивал. Не хочешь отвечать, так и скажи!

Костер затрещал ветками, словно тоже сердился.

Помолчав, Май вздохнул:

— Ладно. Знаю, что ты не из пр-раздного любопытства интер-ресуешься. В общем, я тоже был мер-ртв, как и ты. Живая вода кончилась. Даже Лис — и тот почти сдался. Но у него был вор-роненок-вещун по имени Вер-ртопляс. Он заключил договор-р с самой Смер-ртью. Я до конца не знаю, что пр-роизошло, но теперь мы с ним вр-роде как одно целое. У меня есть воспоминания и Мая, и Вер-ртопляса. А еще я с тех пор-р кар-ркаю. И нити судьбы у меня нет…

— Это же тебя убили на Горе-поле?

Яромир придвинулся к костру, пламя осветило его озабоченное лицо.

— Угу. — Май в задумчивости тронул белую прядь в волосах. — Но, как видишь, я жив. Пр-ревращаюсь, когда пожелаю. А как вер-рнуть себе нить, так и не узнал.

— Так, может, и огнепески с ней? Подумаешь, судьба, — пожал плечами дивий воин. — Смертные говорят, каждый сам ее творит, не все предначертано. Да и ты вроде неплохо себя чувствуешь и без всяких там нитей. Всех хлопот, что не погадаешь теперь.

В его голосе слышалась затаенная надежда. Может, и нет у этого недооборотничества обратной стороны? Вон живет же человек, летает себе по небу, несчастным вроде не выглядит.

Но Май покачал головой:

— Гадалки меня боятся. Ходил я как-то к одной стар-рухе. Та дома никогда не знала, пр-редставляешь? Из кочевых. Так вот, она меня на пор-рог юр-рты даже не пустила. Сказала: ищи свою судьбу, пар-рень. А коли не найдешь, быть беде.

— А что за беда, не сказала?

— Темный двойник.

— О…

Они-то друг друга поняли, а вот Тайке очень захотелось вскочить, тряхнуть обоих за грудки и спросить: что за темный двойник такой?! Но тогда пришлось бы признаться, что она все слышала.

— Но ты не волнуйся, — беспечным голосом продолжил Май. — У тебя еще полно вр-ремени.

— А у тебя?

Тайка не ожидала, что Яромир спросит. Впрочем, вряд ли это было сочувствие — скорее, предосторожность.

— Уже не так много. Но я пока могу владеть собой. Вот тебе совет, пр-риятель: пр-рипомни зар-ранее дни, когда ты был счастлив, и цепляйся за эти воспоминания. Дольше пр-родер-ржишься.

Яромир коротко кивнул. Некоторое время он глядел на догорающие угли, словно прямо сейчас решил последовать совету, потом вдруг спросил:

— Как сам считаешь, не лучше ли было умереть?

— Чтобы не стать чудовищем? Ну так я пока и не стал, так что ср-равнивать не с чем. А когда стану, это будут уже не мои пр-роблемы.

Май тихо рассмеялся: то ли горько, то ли весело — не поймешь.

И вроде бы ночь была теплая, а Тайку вдруг пробрал мороз до костей, она обхватила руками плечи и сжалась в комочек под одеялом. Пушок словно почуял: не просыпаясь, привалился к ней теплым боком, накрыл крылом и замурчал. Так она и заснула.

А поутру Май наотрез отказался идти сквозь гору.

— Что ж, я вас пр-роводил, дальше сами. А я пока слетаю, пр-ровер-рю дуб: вдр-руг там ваши змейки уже донесение пр-ринесли? Встр-ретимся на той стор-роне. Эй, р-рыжий, хочешь со мной?

Пушок посмотрел на него, перевел взгляд на Тайку и мотнул головой.

— Ну, не хочешь — как хочешь.

Май помахал рукой, поклонился Лису, ударился оземь и, обернувшись вороной, улетел.

— Вот лодырь пернатый! Что бы ни делать, лишь бы лагерь не сворачивать, — усмехнулся Кощеевич.

— Было бы чего сворачивать, — неожиданно вступился Яромир, что вызвало у Лиса новый приступ веселья:

— Погоди, ты его защищаешь, что ли? От меня? Ишь ты, спелись мышь с вороной…

— Твою лисью морду спросить забыли, — огрызнулся дивий воин.

Тут уж Тайка не выдержала:

— А ну отставить зоопарк! Вам дай волю, вы до обеда препираться будете. Идем уже…

Над входом в Ратиборов лаз висела туманная дымка, но, подойдя ближе, Тайка разглядела, что это и не дымка вовсе, а упругая водяная пленка, похожая на мыльный пузырь. Висит, на солнце переливается, а пальцем ткнешь — пружинит, но не лопается.

— Ты б не лезла, — поморщился Кощеевич. — Заклятие все-таки.

— Ой, я случайно! — Тайка на всякий случай спрятала руки за спину, а этот гад ухмыльнулся и сам давай в пузырь тыкать. Значит, ему можно, да?

После нескольких бесплодных попыток Лис передумал:

— Или нет, лезь!

Он посторонился, пропуская Тайку вперед.

— Что, не по зубам задачка? — хмыкнул Яромир. — Ты бы спросил хоть. Я-то знаю, что за чары Радосвет накладывал.

— Рад за тебя. Но самому разобраться всегда интереснее. К тому же я уже все понял. Ай да я! — Лис сделал паузу, словно ожидая аплодисментов, а когда их не последовало, со вздохом продолжил: — Царь запечатывал — царевне открывать. Ты уж не пожалей для нас, ведьма, каплю крови.

— Палец надо уколоть, что ли? — Она тронула Браслет-Кладенец, и тот по воле хозяйки превратился в шпильку для волос с очень острым кончиком.

Но Тайка медлила. В памяти всплыли слова медсестры из детской поликлиники: «Это будет не больно, как комарик укусит». Пушок, закатив глаза, отвернулся, словно Тайка себе всю руку собралась оттяпать. Ну да, коловерша и уколов боялся — хотя ему, между прочим, их никогда не делали.

Тайка дольше решалась, а потом все вышло как-то быстро: зажмурилась, вдохнула, уколола, скрутила косу в пучок и сунула Шпильку-Кладенец в волосы, чтобы не потерялась.

На подушечке пальца выступила алая капля, и тут уж пузырь не выдержал прикосновения: лопнул как миленький. Изнутри дохнуло сырым холодом.

Первым опомнился Яромир:

— За мной!

Он шагнул в темноту. Лис будто того и ждал — рванул следом, а вот Тайка замешкалась. Как-то не подумала заранее достать из сумки свечной фонарик. Это дивьим и навьим хорошо: они в темноте могут видеть.

Верный Пушок сидел у нее на плече, ждал. И только когда она занесла ногу, чтобы переступить наваленные на пороге камешки, тихонько муркнул на ухо:

— Чёт мне не нравится это место…

— Так летел бы с Вертоплясом. — Тайка подняла фонарик повыше.

Коловерша только крыльями развел:

— Ну все, уже не полетел.

К счастью, нагонять друзей почти не пришлось: Яромир терпеливо дожидался ее на той стороне. Буркнул только:

— Не отставай больше!

А Тайка теперь уж и сама старалась держаться поближе к дивьему воину, потому что камни шептались. Нет, правда! Сперва она думала, что это просто ветер шумит, но чем глубже они заходили, тем явственней становился этот шепот, только вот слов было не разобрать, как ни старайся. Лис тоже услышал, побледнел. Пушок вцепился в ее плечо так, что аж кожу содрал. Пришлось легонько хлопнуть его по лапам, чтобы опомнился.

А впереди вдруг забрезжил свет. Он становился все ярче, и Тайка погасила фонарик, чтобы не тратить свечу понапрасну. Так, шаг за шагом, они вышли в круглый грот, залитый голубовато-льдистым сиянием. Теперь с каждым вздохом изо рта вырывался пар, камни стен покрывал иней, под подошвами кроссовок скрипел самый настоящий снег. Лис вдруг резко остановился, и Тайка налетела на него, едва не впечатавшись в спину носом. Она уже хотела было возмутиться, но глянула вперед и обомлела: всюду, куда хватало взгляда, на их пути стояли ледяные статуи. Это от них исходило свечение.

Лис сглотнул и попятился. В этот момент Яромир обернулся:

— Куда собрался? А ну стой!

— Не ори, — шепотом отозвался Кощеевич. — Тут я. Дай дух перевести.

— Любуешься на дело рук своих? — нахмурился дивий воин, но Лис мотнул головой, схватившись рукой за стену:

— Нет, просто дышать тяжело.

А вот Тайке так не показалось: наоборот, воздух был морозным, свежим. Воспользовавшись заминкой, она достала из сумки плед и завернулась в него. Эх, как сейчас пригодилась бы любимая куртка… Жаль, та сгорела вместе с остальными вещами.

А шепот все нарастал. Похоже, он исходил изнутри статуй.

Когда Лис отдышался и они все-таки тронулись дальше, Тайка старалась смотреть точно под ноги, а не на ледяные фигуры. А то вроде у них глаза и слепые, словно бельма, но кажется, будто следят и все подмечают. Только, хочешь не хочешь, взгляд то и дело упирался в синий лед. Вот какой-то суровый воин с перекошенным лицом замахнулся мечом. Хоть и понятно, что не ударит, но так и хочется увернуться. Вот могучая воительница с разметавшимися ледяными косами натянула лук, высматривая цель. А вот чародей сложил руки кольцом, а губы — уточкой: наверняка бормотал какое-то заклятие, когда его настиг вековой лед.

Лис шел все медленнее и сгибался, будто нес на плечах гору кирпичей, не меньше. На все понукания Яромира только отмахивался. Похоже, ему и впрямь было нехорошо. Тайка заметила, что на висках Кощеевича выступил пот.

— Смотрите-ка, царь! — Дивий воин неловко дернулся, будто хотел поклониться одной из фигур, но в последний момент одумался.

Тайка подняла взгляд. Лоб хмурого широкоплечего мужчины сжимала обычная повязка — не корона. И одет он был как обычный лучник из дружины. Волосы не вьющиеся, как у Радосвета, а прямые, в остальном же отец и сын были очень схожи: сразу видно: родная кровь. Но Ратибор, конечно, выглядел постарше. Лицо царя застыло в неприятной перекошенной гримасе, он будто бы звал кого-то. И впервые ледяной шепот сложился в слова:

— Ко мне! Скорее!

А дальше покатилось лавиной: крики, стоны боли, лязг оружия, бряцанье кольчуг, свист тетивы…

— Вперед!

— Остановите его!

— Осторожно, друже!

— Окружаем!

— Защищайте царя!

— Сомкнуть ряды!

— На помощь!..

Оглушенная, Тайка зажала уши, но шепот все равно проникал в самое сердце. И тут она сделала первое, что пришло в голову: запела. Сперва тихо, потом все громче. Бабушка всегда говорила: будет страшно — пой песню. Тайка, помнится, когда одна осталась, первое время по дому так и ходила, голося то про город золотой, то про птицу цвета ультрамарин. А сейчас на ум пришли другие слова:

— Пусть ночь темна, но утро — мудреней…

Конечно, этого было мало, чтобы растопить лед, но страх отступил. Она допела припев:

— Почти не слышится шепот смерти за гомоном птичьих стай. О самом главном напомнит ветер: весна — это ты. Настань!

И зловещий шепот умолк.

— Молодец, ведьма. — Голос Лиса звучал тускло, вымученно.

В другой момент Тайка порадовалась бы похвале, но сейчас только и сказала:

— Пошли дальше, пока снова не началось. Как ты там говорил: раньше войдем, раньше выйдем.

Впрочем, шагать без передышки все равно не вышло. Вереница ледяных изваяний провожала их невидящими взглядами. Иногда Яромир останавливался, заглядывал кому-нибудь в лицо, мрачнел и шел дальше. У одной пары фигур остановился и Лис. Его внимание привлекла рослая воительница с растрепанными, похожими на пух волосами. Такие как ни заплетай, ни причесывай, а все равно аккуратно не выйдет. Девица была ростом с Яромира, а вот ее спутник едва доставал до уха воительницы и вообще выглядел невзрачно.

— Ого, и вы тут… — обратился к ним Лис, словно к старым знакомым.

И Тайка не удержалась:

— Ты их знаешь?

— Разумеется. — Кощеевич прислонился к стене. — Это они победили моего папашу.

— Чего ты несешь?! Всем же известно, что это был богатырь по имени Ванюша, — возразил Яромир.

Ответом ему стало возмущенное «пф», наверняка означавшее что-то вроде «я лучше знаю», но сказать это Кощеевич не смог. Ноги разъехались на льду, и он рухнул как подкошенный. Тайка с Яромиром бросились к нему, чтобы помочь, но столкнулись лбами и подхватить не успели. Хорошо, что Пушка не помяли — тот успел взмыть в воздух, потеряв всего пару перьев.

— Ой! — Тайка опустилась рядом с Кощеевичем. — Теперь точно шишка будет.

— Прости. — Дивий воин присел рядом на корточки. Вид у него был донельзя обеспокоенный. — Может, холодное приложить? Благо его тут много.

— Да, пожалуй. — Она сгребла в горсть снег, приложила ко лбу, а второй рукой потормошила Лиса, но тот не очнулся. Хорошо хоть дышал… — Чего это с ним, а?

— Думаю, чары. Он ведь с самого начала еле ноги волочил. Надо убираться отсюда!

— Сейчас, еще минуточку…

Тайку тошнило, перед глазами все плыло. Неужели она так сильно стукнулась? Что-то не похоже.

— Эй! Дивья царевна! Ты в порядке?

Нет, она была не в порядке. Сквозь мутную пелену Тайка почувствовала, что ее поднимают, куда-то несут, но совсем недалеко, недолго.

— Не стоило нам сюда идти… — выдохнул Яромир, оседая рядом.

Голубоватое свечение от статуй стало невозможно ярким, и Тайка зажмурилась.

Последним, что она услышала, были отчаянные вопли Пушка, доносившиеся издалека — словно с другого берега реки:

— Тая! Это ни капельки не смешно! Вы меня нарочно пугаете?! Яроми-и-ир? Ну и что мне теперь делать, а-а-а?!

Глава двенадцатая. Раз проблема, два проблема…

— Вот ты дуреха, опять вляпалась!

Раздавшийся над ухом голос был очень знакомым, но Тайка не сразу поняла, кому он принадлежит.

Она с большим трудом разлепила глаза, как бывает после долгого сна, и с удивлением обнаружила, что находится в заснеженном лесу. Уф! У нее словно камень с души свалился. Значит, их все-таки нашли, вытащили! Но кто? Если кругом снег, значит, они уже на навьей стороне?

Взгляд наконец сфокусировался, и Тайка увидела склонившуюся над ней Мару Моревну. Хотя сейчас, наверное, правильнее было бы называть ее Бабушкой Зимой. Седые с редкими черными прядками волосы обрамляли встревоженное морщинистое лицо. Под распахнутой волчьей шубой виднелся наспех намотанный на шею пуховый платок. В своей ноябрьской ипостаси Мара Моревна была похожа на злую ведьму, сошедшую со страниц книги сказок. Если бы Тайка встретила ее такой впервые, наверняка испугалась бы, а сейчас просто немного оробела.

— Где я? — Она села, потерла лоб. Шишка исчезла, как и не бывало.

Ни Яромира, ни Пушка, ни Лиса поблизости не оказалось. На снегу вообще не было никаких следов, кроме вмятины от ее собственного тела. И тут Тайку осенило:

— Я все еще сплю?

— Недобрым сном… — вздохнула Бабушка Зима. — Еще часок-другой проваляешься, и он вечным станет. Что последнее ты помнишь, ведьма?

— Ну, мы шли по пещере с ледяными статуями. Потом Лису стало дурно, а мы с Яромиром столкнулись лбами. Я сперва думала, может, сотрясение у меня. А теперь понимаю — это чары какие-то.

— Верно мыслишь. Продолжай.

— Честно говоря, я понятия не имею, чем нас так приложило. Заклятие Лиса много лет назад сработало, погрузив всех тех людей в мертвый сон. Но мы-то здесь при чем?

— Знаешь, как бывает: вот сидишь в комнате, где все спят, и сама тоже начинаешь клевать носом? Вот тебе и ответ.

— То есть это не статуи решили отомстить Лису и нам заодно?

Бабушка Зима рассмеялась:

— Ишь чего выдумала! Нет, эти люди сейчас далеко-далеко, каждый в своей части Сонного царства. Там, куда им хотелось попасть больше всего на свете. Одни — дома, другие — в гостях, кто-то — у царя на пиру, а иные до сих пор сражаются.

Тайка наконец-то разглядела среди заснеженных ветвей нити, покрытые инеем. Пространство между стволами было заплетено так густо, что казалось, дальше ходу нет. А все ниточки судьбы по зиме стали одинаковыми — не разберешь, где чья, все белые.

— Это что ж, выходит, я больше всего на свете в Нитяной лес хотела попасть? — Она наморщила лоб. — Странно как-то. Я думала, дома окажусь. Ну или у бабушки с дедушкой во дворце.

— Значит, вспоминала обо мне часто, — беззубо ухмыльнулась старуха. — Может, оно и к лучшему. В сонном коконе одной лучше не оставаться.

— Так вы меня выведете! — Тайка обрадовалась, вскочила. — Пожалуйста, Мара Моревна, мне очень надо к друзьям. Они без меня пропадут.

— А я-то тут при чем? — пожала плечами колдунья. — Коли видишь дорожку, так иди, не зевай.

— Но я не вижу! — Внутри заворочался удушливый страх, к горлу снова подступила тошнота. — Все нитками затянуто.

— Это плохо, — нахмурилась Мара Моревна. — А просветы меж ними есть?

— Угу, небольшие.

— Значит, еще не до конца кокон сплелся. Надо спешить, ведьма.

В этот миг начался снегопад — красивый, словно в игрушечном шарике. У Тайки такой был в детстве: с маленьким домиком внутри. Тогда это радовало, сейчас — нет.

— И что я должна сделать? — Ее малость потряхивало. Так, спокойно, без паники. Нужно собраться с мыслями.

— Вспомни, для чего ты здесь, и сверши то, зачем пришла, — Мара Моревна заботливо стряхнула с ее волос снег. — Успеешь, пока хлопья не залепили все нитки, — сможешь уйти. А нет — пеняй на себя, навеки в горе и останешься. Покроется тело синим льдом, застынешь.

Тайка захлопала в ладоши:

— А я, кажется, знаю, что мне надо! Я вот почему про вас думала: хотела спросить, кто такой темный двойник. Он вроде появляется у тех, кто нити судьбы лишился…

Старуха вздохнула:

— Неужто Яромир уже начал преображаться? Я-то думала, он парень крепкий.

— Нет-нет, это я просто заранее… — Девушка вдруг осеклась и ахнула: — Погодите, так вы все знали?! И не предупредили!

— Ты просила воскресить его, и я выполнила просьбу. Что ж, теперь я еще и виновата? — проворчала колдунья, и Тайка смутилась:

— Простите, я не то имела в виду…

— Послушай, деточка… — Мара Моревна больше не сердилась, говорила плавно, неторопливо, словно сказку сказывала: — Не всякая смерть к потере нити приводит. Тех, кого живой водой подняли, такая участь и вовсе минует. А вот прочие способы… Иногда судьба принимает их, иногда нет. Почему так — то одной ей ведомо. Даже я не могла знать заранее. Но коли так вышло, знай: мало-помалу Яромир будет меняться. У каждого из нас есть темная сторона души, но мы учимся сдерживать ее, не поддаваться злу. А когда нить судьбы исчезает, все дурное разом выплывает наружу: гнев, ненависть, зависть черная — все люди подвержены разным порокам. Кто-то может бороться и сотню лет, а иные превращаются в чудовище, лишенное добрых чувств, меньше чем за год.

— А у бессмертных тоже нет нити судьбы? У Кощея, например? Или у Лиса? Они в темных двойников превращаются?

Снег все валил и валил, и у Тайки уже зуб на зуб не попадал от холода. Ну почему она не могла навоображать себе сон с хорошей погодой, а? Застрянешь вот так — и будешь целую вечность мерзнуть.

— У этих вообще все иначе: нить судьбы в кольцо замыкается. Тоже, если подумать, ничего хорошего…

— Я не хочу, чтобы Яромир стал чурбаном бездушным! — Тайке в лицо дохнул ветер, снежинки облепили ресницы. — Наверное, я могла бы разделить свою нить…

— Плохая идея, ведьма. Тогда ты проживешь полжизни, а он — всего половинку твоей. И уже ни яблоками молодильными юность не продлишь, ни живой водой к жизни не вернешь. Он из дивьих, так что даже без нити может прожить дольше, чем ты ему предложишь.

— Но должен же быть способ сделать новую! Не может не быть! — По крайней мере, Тайке очень хотелось в это верить.

— Всякую нить можно спрясть, — согласилась Мара Моревна. — Как когда-то и было сделано на заре времен.

— Да? А кто их спрял?

— Я, — улыбнулась колдунья. — И, предваряя твой вопрос: да, могла бы еще. Но у меня больше нет шерсти. Коли добудешь — приходи, обсудим.

— А какая нужна? А то я вон сколько лет Пушка чесала, у меня целый мешок скопился. Бабушка даже как-то связала носки и варежки, только я их потом потеряла.

Тайка понимала, что несет чушь, с ней так порой случалось от волнения.

— Был бы Пушок прародителем всех коловершей — подошла бы и его шерсть. — Старуха сучила пальцами, будто бы уже готовилась прясть. — Тебе нужно найти кого-то из изначальных. Любого зверя — хоть овцу, хоть зайца, хоть волка лютого — и уговорить поделиться шерстью по доброй воле.

— Ой, а где они водятся?!

В глазах Тайки загорелась надежда. Нет, она понимала: это задачка не из легких. Но главное, что способ есть! Значит, еще не все потеряно.

— Да, небось, где-то по Волшебной стране рыщут. Кто в Диви, кто в Нави, а кто и в землях отседа подальше. Но людям на глаза они редко показываются. Впрочем, коли увидишь — сразу узнаешь. Прародители насколько стары, что шерсть их сделалась белой-белой. И, конечно, все они умеют говорить по-человечьи. Но тебе-то оно без надобности — ты и так поймешь.

— А позвать их никак нельзя? Может, приманить чем-то?

Мара Моревна кивнула: мол, правильные вопросы задаешь, ведьма.

— Тут я тебе подсоблю, пожалуй. Вот, держи семена. — Она протянула Тайке маленький полотняный мешочек. — Попробуй вырастить. Коли взойдет — значит, удача к тебе лицом обернулась. Сожжешь травку, на запах дыма кто-нибудь да прибежит. Если захочет.

Тайка прижала мешочек к груди.

— А что это за травка?

— Того не ведаю. Может, заячий корень, а может, овечий. Или даже медвежий — по семенам никогда не поймешь. Но будь осторожна: коли не понравишься зверю, убьет он тебя.

— Что, даже заяц? — Тайка нервно хихикнула, и старуха погрозила ей пальцем:

— Не смейся! Не то обидишь духа.

— Ой, я не нарочно! — Опомнившись, она поклонилась. — Спасибо за науку, Мара Моревна. И за семена.

— Надеюсь, у них будут добрые всходы. Ты узнала все, что хотела?

— Да. То есть нет. Я еще хотела спросить: как там Дивнозёрье без меня?

— Не волнуйся, ведьма. — Колдунья погладила ее по голове. — У нас все хорошо. Делай свое дело.

И снег вдруг прекратился, будто бы раз — и выключили. Тайка поняла — это ее шанс. Впереди между деревьями показался розоватый, словно подкрашенный закатным солнцем, просвет. Она бросилась туда, но ветер сопротивлялся, сбивал с ног, не выпускал, шепча: «Останься!»

— Дивья царевна! — вдруг донеслось из-за деревьев, и Тайка узнала голос Яромира.

Друзья ждали ее, выкликали из сна, беспокоились. Сжав зубы, она поднялась и рванула вперед из последних сил. Ноги утопали в сугробах, ветки хлестали по щекам. Ой, нет, уже не ветки, а крылья Пушка.

— Ура! Очнулась! — со всей мочи завопил коловерша.

Вокруг было темно, но в вышине сияли звезды — значит, из пещеры они все-таки выбрались.

— Ну и напугала же ты нас, ведьма! — А вот это уже был Лис. Он старался не подавать виду, но Тайка все равно почуяла его затаенную тревогу. — Видела бы ты себя! Уже волосы начали льдом покрываться.

Яромир ничего не говорил, просто грел ее замерзшие руки в своих ладонях. И так не хотелось, чтобы это заканчивалось, но, когда пальцы потеплели, Тайка дернулась, чтобы проверить, а на месте ли мешочек с семенами, и дивий воин, словно опомнившись, отодвинулся.

В этот момент звонкий голосок воскликнул:

— Алё! Наш доклад-то кто-нибудь будет слушать или нет?!

— Митяй? А ты здесь откуда? — Тайка, сев, вытаращилась на обиженного Микрогорыныча.

— Мы с ним пришли, — указал змей на Мая, который в своих черных одеждах настолько сливался с ночной темнотой, что Тайка его только сейчас заметила.

— Я подумал, пусть р-разведчик сам р-расскажет, что видел, — отозвался тот извиняющимся тоном, глядя на Лиса.

А Пушок, хихикая, зашелестел Тайке на ухо:

— Хе-хе! Представляешь, Кощеевич, как увидел этого змееныша, чуть снова в обморок не хлопнулся!

— Над чужими страхами смеяться нехорошо, — укорила его Тайка тоже шепотом.

Коловерша недовольно мрякнул, а Лис (ну как она могла забыть о его чутком слухе!) вяло отмахнулся:

— Ой, не надо меня защищать, сам справлюсь…

— Маленький гор-рыныч всех вас спас вообще-то, — продолжил оправдываться Май. То ли ему уже влетело от Кощеевича, то ли он опасался, что влетит потом. — Ну и коловер-рша, конечно. Не дуйся, пер-рнатый, ты у нас тоже сегодня гер-рой дня.

— Кстати, а что вообще случилось? — Тайка придвинулась ближе к костру. — Последнее, что я помню, — как мы упали там, внутри горы.

— Все упали, а я не упал, — затараторил Пушок. — Ух, и перепугался! Все думал: что же теперь делать? Смотрю — лед наступает, ты уже синеть начинаешь. Этот, — указал он крылом на Кощеевича, — тоже. А Яромир еще вроде ничего. Ну и вообще он из вас самый сильный, так что я на него налетел и давай кусать.

Тайка только сейчас заметила, что лицо Дивьего воина сплошь покрыто царапинами. Кажется, Пушок малость перестарался.

— В общем, растолкал я его, — продолжил коловерша. — Говорю: выбираться надо, а то всем крышка. Он на одно плечо тебя взвалил, на другое — Лиса и побрел. А я дорогу указывал, ну и покусывал иногда, чтобы не засыпал. Чары-то там о-го-го какие, слона свалят. Как хорошо, что я не слон!

— На животных они вообще не действуют. Ни на слонов, ни на коловершей, — пояснил Лис. — Со зверями я не воевал. Да и жалко их.

— А людей, значит, не жалко?! — взвился Яромир.

Кощеевич злобно ухмыльнулся:

— Для некоторых летучих мышей я бы сделал исключение.

— Лис, ну перестань! — взмолилась Тайка. — Вообще-то он тебя вытащил. Выходит, у нас не два героя дня, а три.

А Яромир благодарно кивнул ей, мол, спасибо, что заметила, а потом улыбнулся:

— Кстати, теперь мой долг уплачен.

— Ой, неужели тебя это так угнетало? Значит, надо будет еще разок тебе жизнь спасти, чтобы ты лопнул от злости, — оскалил зубы Кощеевич.

Пришлось Тайке опять вмешаться:

— Хватит уже цапаться. Мы — одна команда, нормально, что все друг друга выручают. Лучше расскажите: дальше-то что было?

И Пушок, раздуваясь от гордости, продолжил:

— Дошли мы, значит, до конца коридора, а там — оп-пачки — тупик! — Он развел крыльями. — Думаю, все, приплыли, карасики. Камни-то Кощеевич должен двигать, а он даже себя подвинуть не может, лежит, точно мертвый. И Яромир уже шатается, бедолага. Семь потов с него сошло, пока вас тащил. Уже и кусать его без толку — не помогает. Привалился к стене, и — брык без чувств. Ну, думаю, все, плакали наши перышки. И тут слышу: с той стороны кто-то каркает. По голосу показалось — наша каркуша. Ну я и заорал со всей мочи: «Вертопля-а-а-ас!» Оказалось, и правда он, представляешь? Встречать пришел.

— Ну так я ж обещал, — пожал плечами Май.

— Хочешь сказать, ты его прямо по карканью узнал?! — восхитилась Тайка.

— Ну да, а чё такого? — Пушок ткнулся лбом в ее ладонь, напрашиваясь на чесание за ушком. — У птиц, как и у людей, голоса разные. А мы с ним вместе в небесах летали, переговаривались, вот я и запомнил. Но ты не думай, я бы в любом случае орать стал. Чтобы хоть кто-то услышал.

— Ну а дальше маленький гор-рыныч подвинул камни. Это же их стихия. Они с незапамятных пор-р в подземельях живут.

— Вообще-то раньше у нас не получалось… — смущенно пробормотал Митяй. — Это впервые.

— Р-растешь, пацан, — улыбнулся Май.

А Лис, закатив глаза, пробормотал:

— Давай еще усынови его.

Микрогорыныч же — бесхитростная душа — запрыгал:

— А что, можно-можно?! У нас папки-то не было. И мамки тоже. Только подданные.

— Боюсь, князь не позволит, — усмехнулся Май. — Не нр-равятся ему чешуйчатые, хоть тр-ресни.

Микрогорыныч состроил умильную мордочку (все три) и подскочил к Лису:

— Ты нас не бойся, дядь. Мы хорошие. Хочешь, человеком обернемся?

— Да, это было бы весьма кстати. — Лис бросил укоризненный взгляд на Мая. Ох, похоже, кому-то все-таки грозит головомойка!

— Только отвернитесь, мы стесняемся.

Змей юркнул за ближайшее дерево, и через пару мгновений оттуда вышел уже знакомый Тайке парнишка лет четырнадцати в камуфляжных штанах, кепке со значками и майке с «Алисой». Он присел на корточки возле костра, протянул руки к огню и уже совсем другим, не писклявым, а ломающимся голосом подростка продолжил:

— Так вот, доклад. Как говорится, от Юстаса — Алексу.

Пушок, не удержавшись, рассмеялся в голос, а Яромир непонимающе вытаращился:

— Чего-о-о?!

— Потом объясню, — отмахнулась Тайка. — Дай послушать уже.

— В общем, камни ваши достать не удалось… — вздохнул Митяй. — И вовсе не из-за заклятия. Его-то мы сняли, но оказалось, что сокровища Доброгневы охраняет Индрик-зверь. Понятия не имеем, что это за фигня, но он сам так представился. Сказал, договор у них с доброй девицей и он тут неспящий страж. Еще любезный такой, аж расшаркаться захотелось. Но бдительный. По правде говоря, мы едва хвост унесли.

— Не может быть! — отмахнулся Лис. — Это сестрица-то моя добрая? Ни за что не поверю, что она Индрика на свою сторону переманила. Он зверь благородный и неглупый. Эта тварь из сокровищницы врет, наверное. Опиши, на что она похожа!

— На смесь бульдога с носорогом, — фыркнул Микрогорыныч.

В отсветах пламени стало заметно, что его запястья пестрят фенечками. Тайку это почему-то позабавило: и чего всякая нечисть находит в этих смешных браслетиках? Вон мавки тоже от них без ума.

А Митяй, лихо развернув кепку козырьком назад, продолжил:

— В смысле, это химера какая-то, ни то ни се. Туловище вроде как у льва, но вместо лап — копыта. Шерсть синяя, блестящая. Башка вроде лошадиная, с гривой до пола, только еще и борода длинная, как у козла, а на лбу — рог.

— По описанию — точно он, — сказал Кощеевич. — Ну что, поздравляю, господа, кажется, у нас проблема.

Глава тринадцатая. Не то желание

— Да вы поймите: в целом мире нет чародея, способного совладать с Индриком. Даже Кощей не хотел с ним связываться. Да и не мог. Индрик все равно не стал бы его слушать. — громкое заявление Лиса вызвало много вопросов, так что ему, хочешь не хочешь, пришлось пояснять.

— Какой умный зверь. — Тайка не удержалась от улыбки. — Я бы тоже Кощея слушать не стала.

— Да тут не в Кощее дело, — процедил сквозь зубы Лис, — а в том, что это могущественное существо, с которым нет никакого сладу. И слушает оно только девиц. С мужчинами даже разговаривать не станет, еще спасибо, если не сразу набросится. Не доверяет.

— Погодите, но вы же говорили, что он царю Ратибору ход сквозь гору копал?

— Так с тех самых пор и не доверяет… — вздохнул Яромир. — Со зверем поначалу царица Голуба общалась, и все шло гладко. А однажды царь решил взять переговоры в свои руки — уж не знаю, что ему наговорил, но с тех пор ход и остался недостроенным.

— Понятно. — Тайка поджала губы. Ей стало как-то неловко за прадедушку. Ну и чего полез, спрашивается? — Послушайте, а что этот зверь любит? Ну, как его Голуба помогать уговорила? Может, вкусненькое что посулила? Или… я не знаю… подземные угодья, самоцветы?

Ее спутники с недоумением переглянулись.

— Да ему вроде как не нужны угодья, — пожал плечами Яромир. — Все недра и так Индрику принадлежат.

А Лис усмехнулся:

— Ты что, приманить Индрика вздумала, ведьма? Это тебе не коловерша, за конфетку работать не станет.

Пушок возмущенно запыхтел:

— Эй-эй! Кто это тут работает за конфетку?!

— То есть тебе не предлагать? — Кощеевич достал из кармана полиэтиленовый пакет с последней барбариской и помахал у коловерши перед носом. — Ну и ладно, значит, сам съем.

— Откуда у тебя?! — ахнул Пушок.

— Из Дивнозёрья захватил. Я же предусмотрительный. Не то что некоторые.

— Не дразнись, — Тайка протянула ладонь, и Лис со вздохом отдал ей леденец.

— Знаешь, а мне нравится ход твоих мыслей, ведьма. У всякого своя корысть найдется. Значит, у Индрика тоже. Хочешь поговорить с ним?

— А почему бы и нет? — Тайка развернула барбариску, отдала ее Пушку, и тот с наслаждением захрустел. — Но не в смысле подкупить. Если Доброгнева его обманула, Индрику будет полезно узнать, с кем он связался.

— Это может быть опасно, я против, — нахмурился Яромир.

— Тогда предложи план получше!

— А я вот согласен с ведьмой. Слова порой великую силу имеют, даже не колдовские.

Поддержка от Лиса оказалась неожиданной, но приятной. Впрочем, рано она обрадовалась, потому что тот поспешил добавить:

— Но с одним условием: сначала мы вытащим мою мать, а потом уже займемся зверем.

— Тебе бы только Василису разбудить, а дальше хоть трава не расти, — фыркнул Яромир.

— Не совсем так, но в целом да. Если с ней, — Лис указал на Тайку, — что-нибудь случится, маме сразу конец.

— Не нагнетай, — поморщился дивий воин.

Кощеевич сперва вскинулся от этих слов, но потом опустил голову и упавшим голосом молвил:

— Я ее видел. Не знаю, во сне ли, в бреду ли… В общем, когда там, в пещере, отключился. Она сказала: «Спеши, сынок, времени мало, нить истончается, вот-вот оборвется». Так что медлить нельзя. К тому же, пока она спит, Доброгнева вольна нас шантажировать. Помните, как было с упырями?

Ох, еще бы они не помнили! Тогда победили чудом… И все могло бы быть иначе, если бы Кощеевич тоже сражался, но враги предусмотрительно вывели его из битвы.

Тайка решительно тряхнула головой:

— Я думаю, Лис прав! Сперва Василиса, потом — все остальное.

— Только действовать придется быстро, — подал голос Митяй. — Мы в замке такое видели! Тетка вредная армию собирает. Упырей да злыдней нагнала столько, что наших подданных чуть не затоптали, пришлось из-под ног уворачиваться. И зеркало у нее огромное имеется, чтобы переправить эту толпу для вторжения в Дивье царство.

— И ты молчал? — Яромир стал мрачнее тучи.

— Это мы-то молчали?! Да вы перебиваете все время! — обиделся змей. — Мы слышали: переброска войск со дня на день начнется. А может, уже даже началась, пока мы тут с вами ползаем вокруг да около.

— Так вот почему «времени мало». — Лис тоже помрачнел. — Нужно скорее выдвигаться.

— А далеко ли еще до замка? — спросила Тайка, подхватывая сумку.

Девушке совсем не хотелось отправляться в путь прямо сейчас — в голове еще гудело, и ноги были точно ватные.

В лесу уже начинало светать, но вместе с рассветом пришел холод. У костра еще нормально, тепло, а вот отойдешь в сторону — вмиг до костей пробирает.

— Пешим ходом — дня три пути, — поежился чародей.

— А нельзя ли как-то побыстрее?! — заныл Пушок. — Ну там, через зеркало?… Тая, у тебя же есть бабушкино зеркальце!

Она покачала головой:

— Оно маленькое, с ладошку. В него даже ты не пролезешь.

А Май вдруг встрепенулся:

— Знаете, есть идея. Я осмотрелся немного, пока вас ждал. Видел тут неподалеку зеркальный камень. Может, он сгодится, чтобы проход сделать?

— Только если вы найдете мне подснежники, — фыркнул Лис. — Тогда полдня на колдовство, и дальше домчимся с ветерком.

Тайка сперва подумала, что он шутит. Ну какие еще подснежники в ноябре? Они же не в сказке про двенадцать месяцев!

Но остальные закивали.

— Погодите, вы что, серьезно?

— Серьезнее некуда, ведьма. Помнишь, я еще у твоего деда в гостях говорил, что другое зеркало не могу сделать, потому что времени нет и цветочки кончились? Так вот, янтарные подснежники только в этом лесу растут. Зато круглый год. Ты сразу их узнаешь, если найдешь: у них лепестки золотистым светом светятся. Только сперва не один сугроб раскопать придется.

— А если не найдем? — нахмурился Яромир. — Не лучше ли не полагаться на авось? Три дня пути — не так-то много.

— Да нет у нас этих трех дней! — огрызнулся Лис.

— Ты не можешь знать этого наверняка!

— Как и ты!

— Перестаньте. Сейчас ссориться — только время зря терять. — Тайка, шагнув вперед, встала между ними. — Давайте просто поищем эти подснежники. А если не найдем до обеда, значит, пойдем своими ногами, без зеркала.

— Я просто привык полагаться на свои силы, — буркнул дивий воин. — Уповать на удачу — слишком ненадежно.

— Понимаю. Но иногда без нее никак.

Тайке не нравилось, что они опять спорят, но что поделаешь.

— Мы можем проголосовать. Кто за то, чтобы искать подснежники?

Она подняла руку, Пушок — крыло, Лис с Маем тоже были за, а Митяй воздержался. Оставшийся в меньшинстве Яромир пожал плечами:

— Ну как знаете.

И по иронии судьбы янтарные цветочки обнаружил именно он. Причем даже не искал особо — просто разворошил ногой сугроб и наткнулся. Другие к тому времени уже весь снег перепахать успели, а дивий воин просто в сторонку отошел — и на тебе! Вот и не верь после этого в удачу.

— Добрая примета! — Май не без зависти рассматривал его находку. Хрупкие стебельки в широкой ладони Дивьего воина казались совсем тоненькими, словно ниточки. — Говорят, кто нашел, тому скоро повезет. Можешь загадать желание. Если не потухнут, значит, сбудется.

Яромир сосредоточился, глядя на мерцающие цветы, а потом зашевелил губами, будто прошептал что-то. Тайка многое бы отдала, чтобы узнать, какое желание загадал дивий воин, но спрашивать, конечно, постеснялась. О таком ведь вслух не говорят, а то не сбудется.

Когда дивий воин закончил шептать, лепестки, казалось, разгорелись только ярче, и он хмыкнул:

— Надо же, не погасли!

— Давай их сюда, — протянул ладонь Лис. — Еще не хватало, чтобы из-за твоих желаний нам другие цветы искать пришлось. И ступайте погуляйте пока. Колдовство чужих глаз не любит. Май, показывай, где тот зеркальный камень.

Они ушли. Микрогорыныч тоже попрощался и, сказав, что они встретятся в замке, уполз на разведку. Проголодавшийся Пушок улетел искать зимние ягоды, так что Тайка с Яромиром остались вдвоем у почти потухшего костра. Дивий воин подбросил немного веток, и пламя вспыхнуло с новой силой, чем Тайка и воспользовалась, чтобы сделать чаю.

— Не жалеешь, что ввязалась во все это, дивья царевна?

От неожиданного вопроса она вздрогнула и покачала головой:

— Ни капельки.

— Хорошо. Главное — потом не пожалеть.

— Да что ты все каркаешь? — Тайка поежилась, кутаясь в плед. — Вроде ворона у нас не ты, а Май.

— Просто сердце не на месте.

Он отпил глоток из кружки.

— Даже после того, как цветочки сказали, что все будет в порядке?

— Они ничего такого не говорили. Знаю, я должен был загадать совсем другое желание — про успех нашего дела, про победу над Доброгневой. А я поступил глупо: загадал не то. Для себя. Не знаю, что на меня нашло…

Тайка коснулась его плеча:

— Не жалей… Значит, так было нужно. Первое, что приходит на ум, — обычно самое важное.

Теперь ей, конечно, было еще любопытнее: что же это за желание такое…

Яромир вдруг резко встал и огляделся.

— Ты куда?

Тайка тоже вскочила, успев подумать самое плохое: а вдруг их обнаружили, сейчас как выскочат из-за дерева какие-нибудь упыряки!

— Поискать еще подснежников. Нужно перезагадать…

— С ума сошел?! — Она развернула Дивьего воина к себе. — Так нельзя! Не искушай судьбу.

— А то что?

Яромир так странно это сказал — с горечью и с вызовом одновременно, — что Тайкины пальцы сами собой разжались, выпустив ткань его плаща.

— Ладно. Поступай как знаешь.

Она вернулась к костру и вцепилась обеими руками в чашку. На глаза наворачивались слезы, но Тайка глотала их, не давая пролиться. Нет, она не обижалась. Просто хотела помочь Яромиру, но не знала как. Ну что за человек? Все в себе держит, ничем не делится! Еще друг называется!

Тайка сунула руку в карман толстовки, и мешочек с семенами, которые дала Мара Моревна, будто бы сам прыгнул в ладонь. Точно! Она же должна посадить их, чтобы вырастить травку и приманить зверя-прародителя. Ноябрь — не лучшее время для садоводства, конечно. Но волшебная травка на то и волшебная, чтобы не подчиняться правилам. В любую погоду вырастет, коли на то будет воля судьбы. А под приметным дубом Тайка ее легко найдет. И она решилась: выкопала ямку, высыпала туда семена, полила водицей и прошептала:

— Расти поскорее и к солнцу тянись, как дым от костра поднимается ввысь. Сил набирайся, назло всем ветрам, — и расцвети, как настанет пора!

Ей показалось, будто за деревьями мелькнул чей-то силуэт, но ощущение чужого присутствия пропало, когда земля под ладонями потеплела, словно отзываясь на заклинание, и показался первый росток. Тайка ахнула: неужели так быстро?

Но тут налетел ветер, бросил в лицо ледяной крупой вперемешку с сухими листьями. Пришлось набрать в горсть снег и прикрыть волшебную травку, чтобы не выстудило до срока.

— Что ты тут делаешь, ведьма? — полюбопытствовал Май из-за ее плеча. И когда только подкрасться успел?

— Фу, не пугай меня так! — Тайка вытерла пот со лба. — А где Лис?

— Он просил пер-редать, что все готово. Собир-рай остальных — и в путь.

— Ур-ур-ура! — с ближайшего дерева спикировал Пушок. — Я уже замерз ждать. Кто-нибудь хочет клюквы?

В когтях он сжимал пакет от барбарисок — теперь полный ягод.

— Кислая, небось, — поморщилась Тайка.

— Значит, на компот.

Коловерша сунул пакет ей в руки.

— Потор-ропитесь, а то княжич из нас самих компот сделает. Кстати, а где наш великий воевода?

Яромира пришлось выкликать в лесу. Впрочем, на зов он явился довольно скоро. Запыхавшийся, раздосадованный и без подснежников.

— Ну что, скажешь: «А я же говорила»? — хмуро глянул он на Тайку.

Та, вздохнув, покачала головой:

— Зачем мне тебя упрекать? Ты и сам прекрасно с этим справляешься.

Яромир тут же смутился, пробормотав:

— Прости, дивья царевна. Это досада говорит, не я. Думал, смеяться будешь…

Тайка взяла его за руку:

— Все будет хорошо, вот увидишь.

Ей и правда хотелось в это верить. Но теперь и у нее сердце было не на месте. Не зря же говорят, что беспокойство заразно.

— Княжич ждет, — пришлось поторопить их Маю, а то они так бы и стояли, глазея друг на друга.

Опомнившись, Яромир быстро затушил костер, они собрали вещи и устремились вслед за Маем туда, где их ждал Лис.

У Тайки дух захватило от красоты и величественности вида: черная скала не менее чем в три человеческих роста нависала над долиной, и на ее отполированной поверхности играли солнечные блики. Само зеркало, обрамленное сухой травой и обычным камнем, начиналось не сразу от земли, а где-то на уровне Тайкиной макушки. Что ж, значит, придется немного подтянуться, чтобы туда залезть…

— Куда оно нас перенесет? — деловито поинтересовалась она у Лиса. — Прямо в замок?

— Ага, чтобы уж сразу и наверняка огнепескам в пасть! — фыркнул тот. — Нет, мы пойдем другим путем. Под замком Кощея подземных ходов видимо-невидимо. Я знаю, как туда проникнуть, и знаю дорогу, ведущую прямо к башне, где заточена моя мать. Если повезет, нас даже никто не заметит.

— Думаешь, Василису не охраняют? — засомневалась Тайка.

— Конечно, охраняют. Но, если мы увидим стражу раньше, чем они нас, я с этим разберусь.

Ну конечно, разберется, кто бы сомневался. Главное, чтобы не вышло как в тот раз, когда Лис был с ними, но ничего не смог сделать. Тайка на всякий случай скрестила пальцы на удачу, а Кощеевич хлопнул ладонями по гладкой черной поверхности, та помутнела и дрогнула, словно вязкая болотная жижа. Первым в открывшийся проход влетел Май в вороньем облике. А сразу после этого Лис подтолкнул Тайку в спину:

— Иди, ведьма.

— Нет, сначала я.

Яромир, опередив ее, скрылся в мутной пелене, а когда Тайка полезла следом и перед глазами все потемнело, именно дивий воин поймал ее за руку и вытащил на яркий свет. Ощущения — как будто и в самом деле из болота вынырнула. Даже пахло как-то неприятно.

— Говорят, навьи зеркала поначалу только из этого камня и делали, — шепнул ей Яромир. — А потом перестали. Потому что это не камень вовсе, а кровавчик — горынычева кровь.

— То-то Лис не рад… — вздохнула Тайка.

— В тех подземельях, о которых он говорил, я слыхал, до сих пор дикие горынычи водятся.

— А те, что Доброгневе служат, какие? Домашние, что ли?

С ее губ сорвался нервный смешок, и Яромир тоже усмехнулся в ответ:

— Домашний Горыныч, придумаешь тоже…

— Зато ты улыбнулся.

— Тебе показалось.

— Неправда, я видела! — Тайка так и не выпустила руку Дивьего воина, только сжала крепче — ей казалось, что так ее слова дойдут лучше. — Послушай, не кори себя. Не бывает «не тех» желаний. Ты ведь хочешь, чтобы загаданное сбылось?

— Конечно. Иначе не стал бы загадывать.

— Ну и все. А с делом мы сами справимся, без всяких там цветочков. Могло бы быть и хуже, между прочим. Вот представь: загадал бы ты победу, а они бы взяли и потухли.

— Мы бы все равно не отступили! — вскинулся Яромир.

— Конечно. Но боевой дух угас бы вместе с подснежниками. Так что все к лучшему. Иногда лучше обойтись без предсказаний.

— Наверное, ты права. — Дивий воин решительно тряхнул головой. — Ну их, эти подснежники, к Кощеевым огнепескам!

— Кого это ты тут к огнепескам посылаешь? Уж не меня ли? — Из каменного зеркала вывалился Лис, за ним следом выпорхнул Пушок, и ход захлопнулся.

— Конечно, тебя, — хмыкнул дивий воин. — Все ведь только и делают, что о тебе говорят. Больше не о ком.

— Эй, я серьезно!

— Так и я тоже.

Тайка, не удержавшись, прыснула. Яромиру с таким лицом впору было в покер играть — никто не заподозрил бы, что он блефует. Сама она такими талантами не обладала, поэтому Кощеевич, глядя, как девушка корчится от смеха, махнул рукой:

— А ну вас!

— К огнепескам?

— Типун тебе на язык, ведьма. Надеюсь, мы их не встретим.

Следуя за Лисом, они вышли из-за пригорка, и Тайка впервые увидела Кощеев замок, окруженный рвом. Ахнула, конечно: ну и громадина! Семь высоких черных башен за зубчатой стеной пронзали небесную синеву, словно иглы. Значит, в одной них и спит Василиса? Хорошо, что Лис знает, в которой. А то век бы им тут блуждать…

— Это Волколачий Клык, — взмахнул Кощеевич рукой, как заправский экскурсовод. — Так его отец назвал. Что, не передумали идти?

Яромир вместо ответа фыркнул, а Май с улыбкой отозвался:

— Умный в замок не пойдет, умный замок обойдет. Веди, др-руг, а мы уж за тобой. Как в стар-рые добр-рые вр-ремена.

Глава четырнадцатая. Никто не любит сюрпризов

Перед новым спуском в подземелья Тайка почувствовала, как к горлу подкатывается удушливый ком. Прежде она совсем не боялась замкнутых пространств, но после того, как они чуть не остались навсегда среди ледяных статуй, в душе пробудился неприятный липкий страх. Ей казалось, будто за ними кто-то наблюдает из темноты, и она едва поборола желание развернуться и броситься прочь. Пушок, почуяв это, прыгнул ей на плечо и прошептал на ухо:

— Не бойся, я с тобой!

— Спасибо, родной, — через силу улыбнулась Тайка. — Мы вместе. А вместе нам никто не страшен: ни горынычи, ни Доброгнева.

— Насчет горынычей не беспокойтесь! — махнул рукой Лис. И что он вечно подслушивает! — Как вы понимаете, я сам не горю желанием с ними встречаться. Но, на ваше счастье, я прекрасно знаю дорогу. Отец даровал мне возможность видеть здесь все как на ладони.

— Ну хоть что-то полезное Кощей в своей жизни сделал, — снова улыбнулась она.

Нет, ей и правда стало легче. Нависающий потолок больше не казался таким зловещим, и факел, который Май сунул ей в руку, больше не дрожал. С самого прибытия в Волшебную страну она будто только и делала, что лазила по подземельям. Это уже третье? Пора бы привыкнуть…

Коридор становился все уже, сворачивал то налево, то направо. Очень скоро Тайка перестала понимать, куда они идут, и страх вновь зашевелился в сердце: ведь случись что с Лисом, им никогда не найти путь наверх.

К счастью, в этот момент Кощеевич сказал:

— Почти пришли. Теперь тихо. Посмотрим, что нас ждет на выходе…

Он щелкнул пальцами, и Тайкин факел, зашипев, потух. Пушок покрепче вцепился лапами в ее плечо, подбадривая, а земляной пол под ногами вдруг стал ступеньками, ведущими вверх.

Впереди виднелось маленькое зарешеченное окно, сквозь которое пробивался свет. Тайка еще успела подумать, что им ни за что туда не пролезть. Разве что Пушок с Маем смогут протиснуться между прутьев. Но, когда глаза попривыкли к темноте, она поняла, что ошиблась: перед ними была тяжелая деревянная дверь с окошком. Лис пробормотал заклятие, послышался щелчок замка. Поморщившись, он приложил к двери ладони и прошептал еще пару слов на навьем. И вдруг наступила тишина, словно у всего мира выкрутили звук на минимум. Шаги спутников, мышиный шорох, капанье воды — все пропало, теперь она даже собственного дыхания не слышала. Зато и дверь отворилась беззвучно, несмотря на проржавевшие петли. И тотчас же звуки вернулись: оглушительно запели птицы, зашумел свежий ветер, в глаза ударил закатный свет — слишком яркий после подземелья. Проморгавшись, Тайка огляделась: они стояли у подножия высокой башни, которую окружал сад — не с молодильными яблонями, с обычными. Плети чайных роз увивали стену и цвели так буйно, словно знать не хотели, что там, снаружи, осень готовится уступить место зиме.

У самого входа в башню, под деревьями, стояли стол и пара бочек, на которых восседали упыри. Одного из них Тайка сразу узнала — это был Силантий. Тот самый, «любимый упырь княжны Доброгневы», который покусал Яромира. Выглядел он, признаться, неважно: глаз был подбит, левая рука обмотана тряпкой, одежка — грязная и рваная. Видать, впал в немилость после неудачной операции в Дивнозёрье. Впрочем, держался Силантий по-прежнему, борзо. Со снисходительной улыбкой он наставлял своего спутника, совсем молодого упыря:

— Ты, малой, не дрейфь. Пост у нас с тобой хоть и ответственный, да непыльный. Тут уж многие годы ничего не происходит. Так что мешай картишки и смотри не мухлюй у меня! А то живо клыки поотшибаю!

— Да штоб я! Да никогда! — Молодой упырь смотрел на него с восхищением. — Дядь Силантий, а правду говорят, что вы ажно в самом Дивнозёрье бывали?

— Ага!

— И что, ведьму видели?

— Да вот как тебя сейчас! И сам Лютогор Кощеевич ей помогал. Хочешь верь, Тимоха, хочешь нет — но я б их всех одолел, если бы не тот подлый цветочек. Я ж не кого-нибудь, а воеводу царского покусал, прикинь!

— Вот это да! — У Тимохи округлились глаза. — Так что же, он теперь из наших?

— Ага. Ну, ежели не сдох, — рассмеялся Силантий.

— А чего ж тогда княжна на тебя взъелась? — почесал плешь младший упырь.

— Да все из-за ведьмы, будь она неладна… — вздохнул старший. — Улизнула в последний момент, как гадюка. Но ничего, в следующий раз я ей покажу-у-у! Так-с, что у нас тут? — Одной рукой он взял карты, другой потянулся к кружке.

А Лис как ни в чем не бывало вдруг вышел из тени, подошел к столу и хлопнул обоих упырей по плечу:

— Здорово, молодцы! Как служба?

— И ты здрав будь… Ох, вот это поворот!

Силантий вытаращился на него и попытался было встать, но Лис скомандовал:

— Сидеть! — И потер ладони, оборачиваясь к Тайке. — Ну, вот и все. Я же говорил: разберусь. Решай их судьбу, ведьма. Хочешь, прикажи сплясать для тебя или со скалы прыгнуть — все сделают.

— Не надо со скалы, — поежилась она. — Я не собираюсь никого убивать.

Лис, поджав губы, покачал головой:

— Однажды тебе придется, ведьма. На войне как на войне.

— Пощадите! — вдруг тоненько заголосил Тимоха. — Мне ыщщо и года нет! Малой совсем!

— А ты бы нас, можно подумать, пощадил? — фыркнул Лис, занося руку над его головой.

— Нет! Постой! — крикнула Тайка, а Яромир, ухватив Кощеевича за запястье, добавил:

— Сам же сказал: пусть ведьма решает.

И Пушок поддакнул:

— Женевская конвенция запрещает плохо обращаться с военнопленными.

— Я ее не подписывал, — буркнул Лис, но руку опустил.

— Ишь, добренькие какие, — скривился Силантий, а Тимоха с надеждой глянул на Дивьего воина:

— Это ведь ты воевода? Ты теперь из наших, да? И пришел, чтобы нам помочь?

— Не дождетесь, — Яромир сплел руки на груди.

Силантий окинул его хмурым взглядом и улыбнулся, показав клыки:

— Ничего, придет еще твое времечко. Укус упыря бесследно не проходит. Борись — не борись, а исход один.

— Эй! Помолчал бы ты лучше! — прикрикнула на него Тайка, которой стало обидно за Яромира. — На твоем месте не огрызаться надо, а о пощаде молить.

— Ха! Если вы меня убьете, он никогда не узнает, где искать девицу Огнеславу, — напомнил упырь.

Дивий воин от этих слов побледнел, но не дрогнул, а Силантий, видя, что зерна упали в благодатную почву, продолжил:

— Давай, спроси меня, где она. Может быть, я расскажу…

— Не ему, а мне расскажи, — тихим недобрым голосом приказал Лис. — Выкладывай все, что знаешь.

Упырь до крови закусил губу, пытаясь сопротивляться, но чары Кощеевича были сильнее.

— Жива-здорова Огнеслава, — наконец прохрипел он. — Здесь, в замке живет. Кстати, не только она…

Силантий глянул куда-то Тайке за спину, а Лис вдруг крикнул:

— Ведьма, беги!

Пушок спорхнул с ее плеча и нырнул в кусты. Сердце зашлось в предчувствии беды. Тайка дернулась следом, но поздно. Чья-то цепкая рука схватила ее за плечо, а к горлу приставили острый клинок. Насмешливый голос из-за спины произнес:

— Добрый вечер.

Старший упырь гадко расхохотался:

— А вот и тебе сюрприз, княжич.

Тайка обернулась и ахнула:

— Маржана?!

— Нет, это не она, — поморщился Лис. — Одна из ее сестер, полагаю.

— Ты так и не научился различать остальных, княжич! — хохотнула мара, обнажая острые, как иглы, зубы. — Ну да ладно, не беда. Я Мариам, если хочешь знать.

— Мне плевать, как тебя зовут, — пожал плечами Кощеевич. — Все равно не запомню.

— Запомнишь. Как не запомнить, коли я голову твоей ненаглядной ведьмы Доброгневе на блюдечке принесу? Еще будешь меня в кошмарных снах видеть и до конца своей бессмертной жизни поминать.

Лис щелкнул пальцами, и оба упыря упали ему под ноги, задыхаясь.

— Ты думаешь, меня это остановит? — Мариам прижала лезвие к Тайкиной шее, и капля крови сбежала за ворот толстовки, щекоча кожу. — Кровососов хозяйке не жалко. Новых сделает.

— Что, даже любимого упыря? — У Тайки во рту пересохло, язык едва ворочался.

Когти Мариам больно впились в ее плечо, разрывая ткань. Мол, даже не думай дернуться.

— Прошли его денечки. Он в Дивнозёрье оплошал. А Доброгнева не любит неудачников.

— Лис, не надо! — взмолилась Тайка. — Отпусти их. Это ничем не поможет.

— А как же душу отвести? — буркнул тот, но послушался — разжал кулак, и упыри на радостях завыли, хватая ртами воздух.

— Чего ты хочешь, Мариам? — упавшим голосом спросил Кощеевич, шагая к ней.

— Э, нет, не приближайся. Я знаю, что случается с теми, кого ты коснешься. И своему дивьему дружку скажи, чтобы даже не думал достать меч. А ты, советник Май, держи руки на виду. Меня не проведешь!

— Повторю вопрос: чего ты хочешь? — с нажимом произнес Лис.

— Я же сказала — ведьме конец! — прошипела мара Тайке на ухо.

— Неправда. Если бы ты собиралась ее убить, то уже убила бы. Значит, хочешь поторговаться. Начинай, я слушаю.

— Тут тебе не рынок, княжич. Да и я не торговка. Вы трое тоже пойдете со мной к Доброгневе. Иначе ведьма умрет прямо сейчас.

— Сейчас или потом — какая разница, — пожал плечами Лис. — Сестрица никого не помилует. Давай, попробуй ее зарубить, и посмотрим, кто из нас быстрее.

Яромир с Маем воззрились на него в ужасе.

— Ты спятил? — Дивий воин сказал это так тихо, что Тайка больше по губам прочитала, чем услышала.

Дыхание перехватило от ужаса, и она закрыла глаза. Мир сузился до ощущения холодка у горла. Колени подкашивались, и Тайка чудом устояла на ногах. В лицо пахнуло ветром, раздался боевой коловерший клекот, и Мариам взвизгнула.

— Беги, Тая!

Доблестный Пушок вцепился маре в лицо всеми зубами и когтями.

Тайка дернулась. Послышался треск рвущейся ткани, клок капюшона остался у Мариам в когтях, но хитрая мара успела подставить подножку. Тайка упала прямо ей под ноги, между ее лопаток уперся носок сапога, и над головой прогремело:

— Стоять! Не рыпаться!

Она не сразу поняла, что этот голос принадлежит не Мариам. И все же он был знакомым… Определенно Тайка уже слышала его раньше.

— Бросай оружие!

Кривой меч, еще недавно занесенный над ее головой, упал в траву. Тайка все еще не могла разглядеть, кто же пришел к ним на помощь. Увидела только, как прояснилось лицо Лиса.

— Привет, зайка, — улыбнулся он. — А я-то думал, ты до сих пор в городе морковку грызешь. Вроде же договаривались, что будешь сидеть тихо, пока все не уляжется.

— Еще скажи, что ты мне не рад, — фыркнули в ответ.

Теперь Тайка узнала голос Маржаны — той самой мары, которую они встретили в квартире колдуна Сергея. Ну и дела! Она никогда не думала, что будет так счастлива увидеть ее вновь.

— Сама знаешь, что рад. — Лис просто сиял. — Вот это я понимаю, сюрприз! Позвольте представить вам мою старую подругу Маржану, друзья.

Тайка ожидала, что Яромир по привычке буркнет что-нибудь вроде: «Мы тебе не друзья, Кощеевич», — но дивий воин шагнул вперед, коротко пожал маре руку, а потом подхватил Тайку и рывком поставил на ноги.

— Ты в порядке?

— Теперь да.

Ей пришлось опереться на Яромира, чтобы не упасть, и дивий воин обнял девушку, привлекая к себе. Наверное, они могли бы так стоять вечность. Размыкать объятия совсем не хотелось. А еще не хотелось показывать слезы, но те не послушались, брызнули из глаз.

— Спасибо тебе, Маржана… — пробормотала Тайка, пряча лицо на широкой груди Дивьего воина.

— Коловершу своего благодари, — отмахнулась мара. — Если бы не он, мне ни за что бы не удалось подкрасться к Мариам незамеченной.

Только теперь Тайка разглядела, что острый клинок Маржаны приставлен к горлу ее сестрицы-близняшки. И как только Лис отличает свою мару от других? Они же совершенно одинаковые!

— Итого у нас теперь не два, а тр-ри пленника. — Май поднял из травы меч и заткнул его себе за пояс. — И что с ними делать?

Лис, ухмыляясь, подошел к Мариам и потрепал ее по плечу:

— Ну что, станешь теперь хорошей девочкой? Будешь служить мне, правда?

— Да, княжич.

Мара смотрела на него с обожанием.

— Тогда возьми этих двоих, отведи в темницу, запритесь там все трое, а ключ проглоти, поняла? Не вздумайте бежать. И ждите дальнейших указаний.

— А что, если Добр-рогнева их сама найдет? — покачал головой Май. — Я, конечно, выскажу непопуляр-рное мнение, но оставлять их в живых опасно.

— Пустяки. — Лис глянул на Тайку, явно рисуясь. Мол, посмотри, какой я великодушный. — Сестрица не станет проверять все камеры в отцовом подземелье. Ей не один день понадобится, чтобы все обойти. А насколько я могу судить, у нее сейчас нет ни времени, ни средств, чтобы бросать все и искать пропавших упырей и одну несчастную мару. Сами помните, что сказал маленький змей: все силы скоро будут в Дивье царство переброшены.

Тем временем Мариам подошла к упырям и скомандовала:

— Стройсь!

Те вытянулись в струнку и бодрым шагом последовали за марой прямо в ту дверь, из которой Тайка с друзьями вышли в сад.

— Все подземелья между собой связаны, — пояснил Лис, поймав ее недоуменный взгляд. — Если бы мы прошли чуть дальше, то оказались бы в подземной темнице Кощея.

— А может… — Тайка только начала говорить, а Лис уже отрезал:

— Нет! Я знаю, к чему ты клонишь. Но нет. Мы не можем спасти их всех, ведьма. Сперва освободим мою мать, потом разберемся с сестрицей, а потом уже все остальное.

— Верни их! — вдруг встрепенулся Яромир, глядя вслед уходящим пленникам.

— Зачем?

— Нужно расспросить их про Огнеславу. Упырь что-то знает.

— Ты вообще слышал, что я сказал? — фыркнул Лис. — Если она до сих пор жива, то ничего ей не сделается. Пара дней ничего не решает.

— Иногда и мгновение решает, — заупрямился дивий воин, и Тайка со вздохом выскользнула из его объятий.

— Обещаю тебе, мы ее найдем. Но, раз мы уже тут…

А Лис уже рванул наверх. Тайка недолго думая бросилась за ним. По правде говоря, ей совсем не хотелось говорить об Огнеславе сейчас, но она понимала, что когда-нибудь придется… Просто всякое упоминание о Яромировой невесте резало больнее, чем острый меч мары, приставленный к шее. Ранка хоть и саднила, но не сильно.

Пушок догнал ее, спикировал на здоровое плечо и протянул подорожник:

— Вот, приложи.

— Спасибо, родной, — с трудом улыбнулась она. — Ты мой герой!

То ли забота друзей и впрямь способна творить чудеса, то ли навий подорожник обладал волшебными свойствами, но боль улеглась. Осталось только тянущее чувство досады в груди… Жаль, что к душевным терзаниям подорожник не приложишь.

Тем временем Лис домчался до двери и распахнул ее настежь. Тайка выглянула из-за его плеча. Комната поразила ее богатым убранством. Тут были и шитые золотом подушки, и книги в кожаных переплетах, и даже золоченые гусли на столе. В воздухе витала пыль, будто в башне давно не убирали. На кровати среди смятых покрывал лежала Василиса — Тайка сразу ее узнала. С первого взгляда могло бы показаться, что красавица с точеными чертами лица просто спит, если бы не окружавшая ее корочка голубоватого льда. Из-за него фигура Василисы казалась фарфоровой…

Тайка не сразу поняла, что Лис смотрит не на мать, а куда-то вниз.

— Ну, здравствуй, сестрица, — выдавил он, и Тайкино сердце дрогнуло, пропустив удар.

Перед ними стояла маленькая девочка лет пяти на вид. Это по человеческим меркам, конечно. Скорее всего, на самом деле ей было намного больше. Рыжие туго заплетенные косички торчали в разные стороны, губы были сжаты в упрямую линию. Девочка смотрела исподлобья, ее взгляд показался Тайке враждебным. Малышка явно не ожидала увидеть гостей…

«Сестрица»? Кажется, Лис так сказал?

От неожиданного осознания Тайку бросило в жар, и она попятилась. Неужели это и есть Доброгнева? Ничего себе сюрприз. Ох, что же теперь будет? Они же не могут воевать с ребенком в самом деле…

Глава пятнадцатая. Желающих судьба ведет

— Значит, это и есть твоя сестра?

Новость никак не хотела укладываться у Тайки в голове.

Лис кивнул, а за ее спиной вдруг послышался смешок Мая:

— Эй, княже, они, кажись, не то подумали.

— Что?! — Кощеевич в изумлении обернулся и, глядя на округлившиеся глаза Тайки, расхохотался. — Ну ты даешь, ведьма! Это наша младшая, Зарянка. Я успел ее спрятать до того, как отец прознал о рождении еще одной дочери.

Тайка выдохнула с облегчением. Теперь ей было даже смешно, что она приняла этого ребенка за Доброгневу.

— И сколько же у тебя всего сестер?

— Две. Другие не выжили. Кощею только сыновья были нужны.

— Значит, родственных сюрпризов больше не будет? Вот и славно, — Яромир убрал руку с рукояти меча.

— Эй, ты что, серьезно думал, что нам придется сражаться с малолеткой? — Лис одарил его презрительным взглядом и, обернувшись к сестре, присел на корточки, раскрывая объятия. — Ну иди сюда, искорка. Соскучилась?

Девочка бросилась к нему, обвила руками шею.

— Ты давно не плиходил, — сказала она с упреком.

— Прости, я не мог. А ты разве не должна быть с мамой?

— Сестлица Доблогнева сказала: пелеезжайте в замок. И мы поехали.

— Ну да, разве ее можно ослушаться… — Лис нахмурился. — А что ты здесь делаешь? Я имею в виду, в башне.

— Читаю твоей маме сказки. Ей, навелное, скучно вот так все влемя лежать.

— Умница! — Кощеевич чмокнул ее в макушку. — Не рассказывай никому, что видела меня, хорошо? Пусть это будет наш секрет.

— А меня никто и не сплосит. — Девочка шмыгнула носом. — Сестлице Доблогневе до меня дела нет. И зачем мама только согласилась плиехать? Я хочу домой, в степь.

— Ты вернешься туда, обещаю.

Тайка умилялась, глядя, как Лис общается с сестрой. У него даже голос изменился, потеплел. И это тепло было настоящим.

— Если ты будешь тут, я, может, тоже останусь, — улыбнулась девочка.

— Посмотрим. Я пока не могу. Ты же знаешь, Доброгнева меня не любит.

— Она никого не любит. — Зарянка вздохнула совсем по-взрослому. — Значит, ты плишел не за мной?

Лис молчал, потупив взор, и сестренка отстранилась:

— Ну да. Ты же не знал, что я здесь. Значит, не за мной, а за своей мамой.

— Хочешь, я и тебя заберу? — встрепенулся Кощеевич. — Не стоит тебе здесь оставаться.

Яромир закатил глаза, словно желая сказать: «Нам вот только детей не хватало», — но Тайка ткнула его локтем в бок, и дивий воин промолчал.

А Зарянка покачала головой:

— Ну куда я без мамки? Нет уж. Делай то, что хотел. А потом возвлащайся за нами.

— Ты очень мудрая, искорка.

— Знаю. Ты уже говолил.

Девочка подняла с пола оброненную книжку и поплелась к выходу.

— Эй, а может, останешься и посмотришь на колдовство? — предложила Тайка.

Ей очень хотелось утешить девочку. А ведь все дети любят чудесное, разве не так?

Но та дернула плечом:

— Что я, колдовства, что ли, не видела? Пф, подумаешь!

Ее башмаки громко застучали по ступенькам.

— Обиделась, — констатировал Май.

Лис в ответ только руками развел:

— Ладно, вернемся к делу.

— Она точно не расскажет о нас Доброгневе? — Яромир, как ни старался, не смог скрыть тревогу.

— Ручаюсь за Зарянку, как за самого себя! — вскинулся Лис.

— Не самая лучшая рекомендация из тех, что я слышал, — тихонько фыркнул дивий воин.

Пришлось дернуть его за рукав: не время пререкаться. Лис, впрочем, не стал цепляться к словам. Он подошел к ложу, опустился на колени и накрыл ледяную руку Василисы своей ладонью:

— Привет, мам…

Сейчас он казался Тайке очень уязвимым. Совсем не грозным чародеем, сыном Кощеевым, а простым мальчишкой. Таким Тайка его запомнила с самой первой встречи возле Путь-ручья, когда приняла Лиса за художника или музыканта, заблудившегося на границе миров.

Лис достал из сумки высушенный стебелек с цветком, похожим на маргаритку, и положил Василисе на грудь.

— Твоя очередь, ведьма.

— Что я должна сделать? — Тайка встала за его спиной.

— Надень перстень Вечного Лета и прикоснись камнем к ее лбу.

Лис ласково провел по лицу матери, будто хотел поправить выбившуюся из косы прядку. Но пригладить обледеневшие волосы было не так-то просто.

Яромир, порывшись в кармане, достал перстень и протянул его Тайке. Тот потеплел в ладони, словно почуяв царскую кровь. Ох, только бы получилось!

Она надела кольцо на большой палец, но оно все равно оказалось велико — под дедушкину руку. Всего одно прикосновение волшебным камнем, и фарфоровая заостренность черт ушла, к щекам Василисы вернулась краска, губы тоже порозовели. Казалось, пленница сейчас вздохнет… Но, увы, грудь оставалась недвижимой. Лис медлил, будто собираясь с мыслями.

— Ты должен позвать ее, — напомнил Май. Его голос прозвучал прямо над ухом у Тайки, и та вздрогнула: и когда он только подкрасться успел? — Скор-рее, а не то ее сон…

— Знаю, — отмахнулся Лис. — Не торопи меня.

Он склонился над Василисой, окропил ее губы живой водой и прошептал:

— Ма-ам…

Ничего не произошло. Тайке показалось, что ресницы Василисы слегка дрогнули, но, возможно, это была лишь игра воображения.

— Ма-ам! — уже настойчивее повторил Лис, тряся ее за плечи. — Очнись, ну же! Ты мне нужна.

Тайка подумала, что он сейчас заплачет. Почему же Василиса не просыпается? Неужели все было зря?!

И тут с губ пленницы сорвался вздох. Лис схватил ее руки, согревая их дыханием. Он прятал лицо, но девушка была почти уверена, что Кощеевич плачет.

— Как же долго я спала… — Василиса открыла глаза. — Прости, сынок.

— За что ты извиняешься? — Его голос дрожал.

— За то, что не могла быть рядом все это время.

— Не важно. Главное, ты проснулась.

Лис хотел добавить что-то еще, но торжественность момента нарушил негодяй Пушок. Сорвавшись с Тайкиного плеча, он камнем упал на грудь Василисы и завопил:

— Василисушка! Очнулась, родненькая! Помнишь меня? Помнишь?

— Пушок? И ты здесь, пострел? — Ее синие глаза широко распахнулись от удивления. Пленница сгребла его в охапку, прижала к себе. — И когда ты только говорить научился?

— Я всегда умел. — Коловерша обнимал ее крыльями. — Ты просто не понимала. Ух, как же я по тебе соскучился!

И Тайка вдруг почувствовала укол ревности. Конечно, ей сразу стало стыдно. Она ведь радоваться должна встрече старых друзей.

— Значит, нам будет о чем поговорить, — улыбнулась Василиса, и Пушок закивал:

— Да-да, я тебе все расскажу. Ты столько всего пропустила.

— Простите, что прерываю вашу идиллию, — скривился Лис. Похоже, его тоже не порадовало, что мать уделяет больше внимания коловерше, чем собственному сыну. — Но нам пора. Не ровен час, Доброгнева почует, что чары спали. Мам, ты можешь идти?

— Думаю, да. — Василиса села на постели. Понадобилось чуточку выждать, чтобы голова перестала кружиться, и она встала, оперевшись на руку сына. — Ой, Маржана, и ты тут? И Тайка! Как же вас всех судьба свела?

— Неисповедимы пути судьбы, — пожала плечами мара. — Лис прав, потом наобнимаетесь. Идемте уже…

— Если устанешь, я тебя понесу, Василисушка, — муркнул Пушок, и все рассмеялись. Кроме Тайки.

Нет, она понимала, что это шутка: коловерша был слишком мал, чтобы унести взрослого человека. Но все-таки… Ее он никогда не предлагал взять на ручки, даже когда маленькой была.

Василиса же вдруг заметила Яромира, шагнула к нему, раскрывая объятия, и вдруг остановилась. Улыбка на ее лице уступила место смущению:

— Прости, дивий воин, обозналась я. Думала, старого знакомого встретила…

— Я посланник царя Радосвета, — поклонился Яромир. — Он сам не мог прийти. Но просил передать, что держит свое слово.

— Маленький волчонок уже царь? Надо же, как летит время… Что ж, надеюсь, что однажды я поблагодарю его лично. А всем вам прямо сейчас скажу спасибо. Уже не чаяла я живой выбраться из Сонного царства. Ниточка моя истончилась, я видела. Думала, все, не судьба…

Она притянула сына к себе и положила голову ему на плечо. А Тайка неожиданно для самой себя вдруг выдала:

— Подумаешь, судьба! Не все предрешено. Многое зависит от нас, от наших поступков, мыслей и мечтаний. Главное — никогда не сдаваться, идти до конца.

— Ох уж эти смер-ртные… — с усмешкой протянул Май. — Легко вам говорить. Вы-то судьбу менять способны.

Лис хлопнул его по плечу:

— Все способны!

— Так ты тоже наполовину смер-ртный. А дивьи и навьи люди не могут позволить себе такой р-роскоши.

Он глянул на Яромира, словно ища поддержки. Дивий воин хотел что-то сказать, но Маржана его опередила:

— Думаю, ведьма права. Уверена, что меня в замке вообще не должно было быть. Все к тому шло. И зарекалась я, и возможность остаться в стороне была. Но вот я здесь. Не судьба это решила, а я сама. Подумайте об этом, господа упрямцы.

— Да они просто фаталисты! — хохотнул Пушок.

— Кем-кем ты меня сейчас обозвал?! — надулся Май.

Пришлось Тайке пояснять:

— Это не ругательство. Пушок хотел сказать, что ваша вера в то, будто все на свете предрешено, мешает вам надеяться на благополучный исход.

— Я пр-ривык ждать худшего, — согласился советник. — Так гор-раздо меньше р-разочарований. Да и жизнь р-раз за р-разом доказывала, что мир-р неспр-раведлив.

Тайка вздохнула: позиция была ей понятна, но разделять ее не хотелось совершенно.

— Знаешь, как у нас говорят: «Желающих судьба ведет, а нежелающих тащит».

— А еще: «Под лежачий камень вода не течет», — поддакнул коловерша.

— Ишь, набр-росились. — Май почесал в затылке. — С вами спор-рить — себе дор-роже: не успеешь оглянуться, все пер-рья выщипаете.

— Надейся на лучшее, но готовься к худшему, — вдруг вставил Яромир. — Вот так можно объединить все, что вы тут наговорили. Сейчас мне это кажется единственно разумным решением. И хватит заумных рассуждений на сегодня. Уходим.

До последнего Тайка боялась, что на выходе их встретят стражники Доброгневы, но путь был свободен. Когда они снова нырнули в подземелье, от сердца немного отлегло. Это что же? У них получилось? Полдела позади! Вот она, Василиса, живая и здоровая. Значит, у Лиса теперь развязаны руки, и ему нет надобности держаться в стороне от войны с Доброгневой. Но радоваться без оглядки все-таки не получалось. Нерешенные проблемы зудели в голове, словно комары. Задумавшись, она споткнулась о камень и — вот незадача — подвернула ногу. Глаза наполнились слезами боли вперемешку с обидой. Ну почему так все глупо выходит?

А друзья шагали вперед, вот завернули за угол и исчезли из виду. Еще не хватало заблудиться в этом подземелье. По-хорошему, стоило их, конечно, окликнуть, но Тайке было так неловко всех задерживать… Пока она пыталась договориться со своей гордостью, Яромир, к счастью, заметил ее отсутствие и вернулся.

— Ты чего там застряла, дивья царевна?

— Да вот камень проклятый…

Тайка попыталась сделать шаг и охнула. Наступать было больно.

— Дай я посмотрю.

И как она могла забыть, что Яромир умеет лечить? Теперь задержка казалась ей пустяковой, и готовые пролиться слезы высохли. Сейчас. Одно небольшое заклинание, и боль пройдет. Она всегда знала, что на Дивьего воина можно положиться. Вон обернулся же, заметил.

Яромир скомандовал:

— Сядь! — Склонился над ней, ощупал сустав. — Это не перелом.

Тайка слабо улыбнулась:

— Хорошая новость…

От ладоней Дивьего воина исходило тепло, и боль понемногу отступала. Ее словно сносило течением невидимой реки. Напряженные мышцы расслабились, глаза слипались, Тайку начало клонить в сон.

— Не спи, дивья царевна! — Яромир ласково щелкнул ее по носу. — Поднимайся, пора остальных догонять.

— Я еще немного посижу…

Шевелиться совсем не хотелось, но дивий воин торопил:

— Отстанем. Потом будем дольше выход искать.

Конечно, он был прав. Пришлось вставать. Яромир помог, конечно: поднял ее легко, как пушинку, и поставил на ноги.

— Не больно?

— Порядок. — Она даже попрыгала в подтверждение своих слов. — Спасибо.

— В следующий раз не молчи. — Дивий воин положил ладони ей на плечи, глядя прямо в глаза. — Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, и я примчусь. В любое время. В любом из миров.

— Договорились, — кивнула Тайка. — Послушай, Мир, ты мне…

Договорить ей не дали. А потом она и сама забыла, что хотела сказать, потому что подземелье эхом повторило за ней:

— Мир!

Только это был не ее голос, чужой. И дивий воин, побледнев, обернулся, чтобы подхватить на руки высокую рыжую девицу в обносках. Та словно из воздуха возникла, хотя на самом деле, конечно, выпала из-за поворота. Тайка просто не заметила, в какой момент это случилось. Лицо незнакомки было все перемазано в грязи, на запястьях виднелись литые медные браслеты с обрывками цепей.

— Огнеслава… — прошептал Яромир, прижимая девушку к себе. — Слава богам, ты жива.

С той стороны, куда ушли друзья, послышались торопливые шаги.

— Где вы там? — недовольно пробурчал Май. — Оп-па, а это еще кто?

Огнеслава, завидев его, вырвалась из объятий Яромира и попыталась убежать, но дивий воин успел схватить ее за руку:

— Не бойся. Он хоть из Нави, но свой.

— И много у тебя еще «своих» навьих? — нахмурилась Огнеслава. — Вы тут только втроем или еще кто-то есть?

— Это Май, он… В общем, это сложная история, но сейчас он помогает мне, — неопределенно ответил Яромир. — А это Тайка, ведьма из Дивнозёрья. Мы вместе противостоим Доброгневе. А ты как здесь оказалась?

— Как видишь. — Огнеслава протянула руки, показывая стертые до крови запястья.

— Сбежала? — Яромир взял ее лицо в ладони, убрал за ухо рыжую прядку, и Тайка опустила глаза.

Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Они встретились. Конечно, теперь Яромир ни за что не признается невесте, что связался с Кощеевичем. Соврать он не мог, зато ловко уклонился от прямого ответа. Но про нее… Отчего бы не сказать, что они друзья? Или это тоже тайна?

— Пора выбираться. — Тайка не узнала собственного голоса: так мрачно он прозвучал. — Тут небезопасно.

— Конечно, небезопасно, — фыркнула Огнеслава, сверля ее хмурым взглядом. — Это же Навь. Я слышала, смертные часто бегут от опасности, вместо того чтобы встретиться с ней лицом к лицу.

— Вообще-то Тайка только на три четверти смертная. В ней есть дивья кровь, — вступился Яромир так, что уж лучше бы и вовсе не вступался.

Тайка буркнула:

— Между прочим, я о тебе забочусь. После темницы не о подвигах нужно думать. Ты и так еле живая…

— О, я могу сама о себе позаботиться. Мир вон знает.

— Узнаю мою Огнеславу: по-прежнему рвется в бой! — улыбнулся Яромир, и Тайка помрачнела еще больше. Он что, восхищается? Одобряет? Не видит, что ли? Эта рыжая еле на ногах держится!

— Скажу тебе так, ведьма: больше всего на свете я хотела бы выбраться отсюда… — вздохнула Огнеслава. — Вот только есть одно незаконченное дельце. Смотри!

Она достала из-за пазухи свиток. Май с интересом подался вперед:

— Что это?

— Карта подземелий. Стащила у стражника. После того как оглушила его камнем, разумеется. — Огнеслава ткнула пальцем в полустертые линии. — Вот отсюда можно попасть в малую сокровищницу, минуя стражу. Не думайте, я не за золотом.

— Да-да, мы в курсе, что там хранятся камни из ожерелья, которое может сдержать силу Доброгневы, — ввернула Тайка. Ей очень не хотелось показаться невеждой.

— А раз в курсе, то чего же мы ждем? Мир, ты со мной или нет?

— Всегда с тобой, — кивнул дивий воин.

Он что, всем это говорит? Тайка скрипнула зубами от досады.

— Если хочешь, я выведу тебя отсюда, — тихо предложил ей Май так, чтобы Яромир не услышал. — По-моему, эта девица малость не в себе. Не стоит бр-росаться за ней очер-ртя голову. Давайте пр-ридер-рживаться изначального плана. Лис будет волноваться.

Вместо ответа Тайка приложила палец к губам. А Яромир велел Огнеславе:

— Показывай дорогу! — И, не оборачиваясь, спросил: — Эй, вы идете?

Вздохнув, Тайка кивнула. Нет, ну а что ей еще оставалось делать, если судьба ведет?…

Глава шестнадцатая. Ох уж этот Индрик-зверь!

Яромир с Огнеславой бодро шагали вперед — недавняя пленница больше не выглядела изможденной. Наверное, встреча с любимым придала ей сил.

Май нарочно замедлил шаг и шепотом спросил у Тайки:

— Это что вообще за девица?

— Его невеста… — С губ сорвался невольный вздох.

— Как это — невеста? Погоди, а разве вы не… — Встретившись с ее хмурым взглядом, Май отвел глаза и пробормотал: — Прости, наверное, я лезу не в свое дело.

Тайка кивнула. Признаться, сейчас ей было не до вежливости.

А Май вдруг прибавил шаг и окликнул шагающую впереди парочку:

— Эй, постойте! Я что-то не понял: а план-то у нас какой? Мы что, просто собираемся вломиться в хранилище?

— Не просто. — Огнеслава остановилась и глянула на него снисходительно, как на дурачка. — Войдем через тайную дверь. Я заиграю на дудочке, которая погрузит в сон зверя Индрика. Возьмем самоцветы — и деру. Без них нам Доброгневу не победить.

— Знаю, знаю. А дудочка у тебя откуда?

— Украла. — Рыжая девица сплела руки на груди и глянула с вызовом: мол, что тебе еще пояснить, неразумному?

— А мы сами-то не заснем от этой дудочки? Она ж, небось, не только на Индрика действует?

Май не доверял Огнеславе, а она столь же явно не доверяла ему. Тайке казалось, что воздух скоро заискрит от их враждебных переглядок. Яромир посуровел и насупился. Похоже, въедливость Мая была и ему не по душе.

— Я все предусмотрела, — с видимой неохотой ответила Огнеслава. — Нарвала немного мха, смешаем его с глиной и заткнем уши.

— Ишь, запасливая, — хмыкнул Май.

Вроде как и похвалил, но ему будто бы не нравилось, что у этой рыжей на все находится ответ.

— Я же целительница. Привыкла думать наперед. Если тебе не по нраву мой план, предложи лучше. Или уходи!

Яромир поднял руки в примиряющем жесте:

— Не ссорьтесь! Мы же тут все заодно.

Но Огнеслава, упрямо поджав губы, бросила:

— Я в этом не уверена.

И продолжила путь.

— Ну и девица! Нр-рав — огонь, — шепнул Май Тайке. — Такой палец в р-рот не клади, откусит — не подавится.

В его голосе смешались восхищение и укор, поэтому Тайка решила уточнить:

— Я что-то не поняла, она тебе нравится или нет?

— Да я сам еще не опр-ределился. Но спор-рить охоту уже потер-рял. Ладно, идем, не бр-росать же их одних. К тому же, если нам удастся добыть самоцветы, Лис будет в востор-рге.

— Ага, если до этого не сойдет с ума, разыскивая нас по катакомбам. Мы же отстали и не предупредили.

— А нечего было впер-ред убегать, — беспечно отмахнулся Май. — Пускай поволнуется. Бессмер-ртным это полезно, чтобы сер-рдце не зар-ржавело.

Коридор раздваивался и петлял. В какой-то момент Тайка поняла, что вряд ли сможет найти обратную дорогу без Огнеславы и ее карты. И это, признаться, беспокоило ее больше, чем душевное равновесие какого-то там Кощеевича. На всякий случай она скрестила пальцы — на удачу. Пусть им еще разок повезет! Вон с Василисой-то как ловко получилось!

— Почти пришли. — Огнеслава остановилась возле выступа в стене, на первый взгляд совсем обычного, и достала из рукава рубахи дудочку. — А теперь заткните уши, если не собираетесь заснуть.

Все разобрали по кусочку мха, смешали его с глиной. Тайка еще подумала: надо же, как в мифе про Одиссея. Там, помнится, моряки тоже вставляли себе в уши затычки, чтобы проплыть мимо острова сирен. А ведь, наверное, это отличное средство против чар того же Лиса? Кто не услышит его колдовских песен, тот им и не поддастся. Жаль, что с Доброгневой так не сработает — на нее смотреть нельзя. Это что же получается? Доброгнева у них как Горгона, а Лис — сирена. Ничего себе семейка!

Не удержавшись, она усмехнулась, и Огнеслава нахмурилась:

— Я сказала что-то смешное, ведьма?

Тайка покачала головой. Ей было обидно. Ладно Май — он из навьих, и понятно, почему Огнеслава ему не доверяет. Но она-то чем заслужила? И Яромир не вступался: молчал, словно язык проглотил. А еще друг называется!

Сердце сжималось от обиды. Вот глупое. И сама Тайка тоже глупая. Пускай она даже себе в этом не признавалась, но где-то в глубине души все равно надеялась, что однажды Яромир обратит на нее внимание. И полюбит. Похоже, все это время она неосознанно принимала дружескую заботу за проявление нежных чувств, которые дивий воин не решается высказать. А с чего бы ему не решаться? Он же обычно такой решительный. Зря она, в общем, губу раскатала. Хорошо еще, что не успела ничего ляпнуть перед самым появлением Огнеславы. А то сейчас было бы вдвойне неловко.

Целительница тем временем нажала на какие-то выемки в стене, и камень расступился. Вот это да! Действительно тайная дверь! Вверх вели щербатые ступеньки, такие пыльные, что было ясно: этим путем давно никто не ходил.

Яромир, оттеснив Огнеславу, первым шагнул в сокровищницу. Его ладонь привычно легла на рукоять меча. Конечно же, воевода должен быть всегда впереди, дабы убедиться, что его спутникам ничего не угрожает. Только сейчас от этой защиты Тайке было тошно. К горлу подкатывали слезы, и она едва сдерживалась, постоянно сглатывая соленую горечь.

Наверное, целительница уже играла свою зачарованную музыку. По крайней мере, она поднесла дудочку к губам. Но Тайка ничего не слышала — мир лишился звуков, и вместе с ними будто ушло что-то важное. Только в ушах билось-стучало глупое сердце. Она поднялась на десяток ступеней вверх — и вмиг позабыла о своих печалях. От открывшегося взгляду великолепия захватило дух. И это у них называется малой сокровищницей?! Да она больше, чем вся Тайкина изба!

Несмотря на отсутствие окон, зала была залита мягким, словно закатным, светом. Тайка задрала голову и увидела на потолке солнце. На первый взгляд вроде нарисованное, но сияющее ярче электрической лампочки. По такому же нарисованному небу бежали облака, и она на мгновение замерла, любуясь. Вот это чудеса! Вдоль стен сокровищницы стояли многочисленные лари со всяким добром, в раскрытых шкатулках сияли граненые самоцветы, а каменные чаши полнились золотыми монетами. Часть их просыпалась золотыми искрами на каменный пол, и Яромир наступил носком сапога прямо на чеканный Кощеев профиль — причем наверняка сделал это нарочно.

За одним из ларей кто-то шевельнулся, Тайка шагнула вперед и наконец-то увидела стража сокровищницы — зверя Индрика. Того самого, от которого Лис сулил проблемы. Похоже, Индрик спал. Его бок, покрытый яркой васильковой шерстью, мерно поднимался и опускался в такт дыханию. Глаза на лошадиной морде были прикрыты, янтарный рог упирался в стену. Зверь был красив, аж дух захватывало: золотая грива волнами стелилась по полу, бока лоснились, густые ресницы подрагивали.

— Он точно не проснется? — шепнула Тайка Огнеславе, на мгновение позабыв, что ответа не услышит.

И в этот момент глаза Индрика распахнулись, он приподнял голову и шевельнул губами — наверное, что-то сказал. Судя по выражению морды, вряд ли это было радушное приветствие.

Вдруг — бах! — под ногами содрогнулся пол. Тайка едва не полетела кубарем. Сердце заколотилось: это что, землетрясение?! Звук обрушившихся камней она услышала даже сквозь затычки.

Май обернулся вороной и взмыл к потолку. Огнеслава вздрогнула, уронила флейту и попятилась. Яромир заслонил ее собой. А Тайка, поморщившись, вытащила глину из ушей. В конце концов, она с самого начала собиралась поговорить с этим зверем — почему бы не начать прямо сейчас?

— Здравствуйте! — Она улыбнулась. — Это ведь вы Индрик? Мы вас искали.

Зверь поднялся на ноги, процокал копытами по каменному полу и подошел к ней вплотную. Дивий воин дернулся, но Тайка сделала знак рукой: мол, стой на месте. Конечно, ей было страшно, аж поджилки тряслись. У Индрика вон какие зубищи! И рог острый — проткнет насквозь, мало не покажется!

— Думаешь, я тебе поверю? — Он фыркнул по-лошадиному. — Воришка!

— Вы все не так поняли! — Тайка не отшатнулась, даже когда зубы щелкнули прямо перед ее носом.

— А что тут понимать? — мотнул головой Индрик. — Ты и твои друзья проникли в сокровищницу. Через тайный проход, между прочим. Но ничего, я его уже обрушил, так что сбежать вам не удастся.

Так вот что это был за обвал! Тайка невольно бросила взгляд на двухстворчатые двери — основной вход в сокровищницу.

— Там закрыто, не надейся, — усмехнулся Индрик.

Он явно был горд собой.

— То есть вы теперь тоже заперты вместе с нами?

Мысли скакали, как бешеные белки, и разговор не клеился. Тайка покрепче сжала кулаки, впившись ногтями в ладони: эй, соберись, ведьма!

— О, я-то могу выйти в любой момент!

Зверь топнул копытом, еще несколько монет из чаши упали на пол и закатились под ларь.

— Отойди от него, дивья царевна! — опомнился Яромир, но Тайка дернула плечом: мол, отстань.

Раньше надо было беспокоиться, когда своей Огнеславе в рот смотрел и ее дурацкий план слушал. Вслух она этого, конечно, не сказала. Вместо этого вскинула голову, глядя Индрику прямо в глаза:

— Мы не воришки. По крайней мере, не в том смысле, в котором ты думаешь. Да, мы пришли за самоцветами, но…

— Ты не лжешь, смертная девочка, — с некоторым удивлением сказал зверь. Он склонил голову набок, прислушиваясь. Тайка сочла это добрым знаком и затараторила:

— Нам нужны не какие-то самоцветы, а вполне определенные камни из ожерелья Доброгневы. Мы хотим их взять не для наживы, а чтобы предотвратить войну, в которой могут погибнуть хорошие люди. Разрешите нам взять эти камни и уйти! Больше ни монетки не попрошу.

— Хм… опять ни слова лжи… — В синих глазах Индрика появилась озадаченность. — Как тебя зовут?

— Я Тайка, ведьма из Дивнозёрья.

— Мне знакомо это имя… — Индрик навострил уши. — Княжна сказала, ее смерть в твоих ладонях, предупреждала, что ты придешь. Я обещал защитить княжну.

— Это ты зря, — буркнул Яромир.

Индрик топнул копытом, и пол ушел у Дивьего воина из-под ног. Плита просто взмыла в воздух — Яромир полетел кувырком. К счастью, сноровка не подвела: он успел сгруппироваться, поэтому ударился о стену не головой, а плечом. Каменная крошка осыпалась рядом, несколько осколков на излете ударили в спину, но вряд ли оставили что-то серьезнее синяков.

— Я не с тобой разговариваю, — с ледяным спокойствием молвил Индрик. — Это первое и последнее предупреждение, витязь.

Огнеслава бросилась к Яромиру, помогая тому подняться. В вышине послышалось хлопанье крыльев: это Май, спикировав за спиной у Индрика, нырнул под ларь.

— Зачем вы так? — укорила зверя Тайка. — Яромир не хотел ничего плохого.

— Он мне не нравится. От него пахнет тленом. Вообще-то от всех вас. Даже от вороны-вещуньи.

— И от меня?! — захлопала девушка глазами.

Индрик потянулся к ней, втянул ноздрями воздух и шумно выдохнул ей прямо в ухо.

— От тебя — нет. Ты — другая. Не понимаю.

— Так давайте я объясню! Княжна вас обманула, она…

— Этого не может быть! — перебил Индрик. — Я чую ложь по запаху.

Тайка вздохнула:

— Можно говорить правду, но не всю.

— Тогда как тебе верить? — Зверь прищурился.

— Пожалуй, никак. Но задавайте вопросы, и я обещаю, что отвечу на них честно. Доброгнева наверняка такого не предлагала?

— Нет. — Индрик задумался. — Знаешь, у меня появилась идея: вы друг против друга. Поговорите при мне, я послушаю вас обеих и решу, кому верить, кому нет. Согласна?

— Э-э-э… Плохая идея.

— Почему?

— Да потому что Доброгнева меня заколдует. Говорят, от ее взгляда нет спасения. Любой, кто посмотрит ей в глаза, сделает то, что княжна захочет.

— Что, и я тоже?! — скрипнул зверь зубами.

Пол под ногами опять завибрировал, словно чувствуя его недовольство.

— Не знаю… — выдохнула Тайка. — На людей ее очарование точно действует, а вот на таких, как вы, может, и нет.

Индрик еще немного подумал, закусив губу.

— То, что княжна боится тебя, я уже понял. А ты? Боишься Доброгневу?

— По правде говоря, да… — Неловко было признаваться, но она же обещала ничего не скрывать. — Она намного старше меня и могущественнее. Дочка самого Кощея, как-никак. Да она на меня плюнет, и мокрого места не останется.

— Тогда зачем же ты с ней воюешь? — Индрик наставил на нее свой рог. — Разве не лучше жить в мире? Не плоди зло, ведьма. Обещай, что не причинишь вреда княжне, и я дам уйти тебе и твоим друзьям. Никто не пострадает.

Тайка вздохнула. Ну как ему объяснить?

— Я не хочу воевать. — Она облизнула пересохшие губы. — Мир — самое лучшее, что у нас есть. Это Доброгнева начала, не я. Она хотела убить меня, едва не погубила Яромира, пыталась причинить вред моей матери и всему Дивнозёрью, а еще — наслала Горыныча на город, где правят мои дед с бабушкой. В ту ночь только чудом никто не погиб. Но раненых было много. Если ее не остановить, умрут ни в чем не повинные люди! Возможно, прямо сейчас, пока мы с вами разговариваем, войско княжны уже приближается к Светелграду!

Тайка вдруг вспомнила, как огонь охватил царский терем, как ворвался в легкие горячий воздух, затрещали доски, как рухнул балкон, на котором она совсем недавно стояла… На глаза навернулись слезы.

— Выходит, ты хочешь остановить войну, а не продолжить ее?

В синих глазах Индрика появилось понимание, он больше не метил острием рога ей в сердце, и Тайка с облегчением выдохнула. Похоже, она на правильном пути.

— Да. И если ты отдашь нам самоцветы, мы сможем восстановить ожерелье, которое лишит Доброгневу силы. И все, кого она обманом и хитростью заставила себе служить, освободятся.

— Ладно, забирай, — вдруг кивнул Индрик, и Тайка остолбенела, не веря своим ушам. Что, вот так просто? — Я отвернусь, закрою глаза и досчитаю до десяти: это время в сокровищнице — ваше. Коли замешкаетесь — пеняйте на себя.

Благородный зверь не хотел наблюдать за кражей. Но Тайка подумала: а ведь теперь, в случае чего, Индрик сможет сказать Доброгневе, что не видел, как они взяли самоцветы. Неужели она только что научила могучее древнее существо юлить и недоговаривать, как делают люди? Ох… Пожалуй, это не то, чем стоило бы гордиться.

— Десять, девять…

Индрик считал быстро, мешкать было нельзя. Тайка метнулась к шкатулкам, едва не столкнувшись лбами с Огнеславой.

— Куда лезешь, ведьма?! — прошипела та. — Можно подумать, ты знаешь, как выглядят нужные камни.

— А разве не вот эти? — кивнула Тайка на резной ящичек.

Вместо ответа Огнеслава фыркнула ей в лицо. М-да, неудивительно. У них с самого начала не задалось.

— Пять, четыре… — Индрик упреждающе повысил голос.

Целительница сгребла в горсть зеленые камни и сунула их за пазуху.

— А разве гранаты бывают зелеными? — шепотом удивилась Тайка.

— Еще как бывают.

— Ладно, тебе виднее. — Она щелкнула по клюву Мая, который под шумок попытался стащить монетку. — Эй! А ну кыш!

— Пр-рости, ведьма, — каркнул тот, отпрыгивая. — Не сдер-ржался. Слишком уж блестит, зар-раза.

— Два, один! — торжественно закончил Индрик и повернулся.

От его внимательного взгляда Тайке захотелось нырнуть куда-нибудь между ларей. Пришлось напомнить себе, что они тут вообще-то не в прятки играют.

Глаза Индрика бегали туда-сюда, ноздри раздувались — и Тайка вдруг поняла: он проверяет. Хочет убедиться, что они взяли только самоцветы, и ничего сверх оговоренного. Хорошо, что она вовремя заметила воронье хулиганство! Иначе бы кто-то сейчас не досчитался перьев.

— Странные вы люди… — наконец выдохнул зверь.

— Нормальные, — пожала плечами Тайка. — Нам чужого добра не надо. И… спасибо вам. Обещаю, вы об этом не пожалеете!

— Не уверен, — буркнул Индрик. — Послушай, ведьма…

Громкий стук в дверь оборвал его на полуслове, и грубый мужской голос выкрикнул:

— Эй, златогривый! У тебя там все в порядке?

Тайка молитвенно сложила руки, но Индрик молчал.

Снаружи послышался лязг цепей, и тот же голос предупредил:

— Я зайду проверю.

Зверь клацнул зубами:

— Скорее! Тут вор!

Двери с треском распахнулись, и в сокровищницу ввалились шестеро дюжих злыдней.

— А ну ни с места! — рявкнул старший.

Звякнули доставаемые из ножен клинки, заскрежетали выдвинувшиеся когти, в воздух взметнулась крепкая сеть, а Индрик топнул копытом там, где на полу уже отсутствовала одна из плит.

Огнеслава, перекатившись, подобрала флейту. Та сперва издала визгливый звук, но потом заиграла как надо. Наверное, целительница решила усыпить стражу. Но разве злыдни спят?

Мысль мелькнула у Тайки в голове — и пропала. Она с ужасом смотрела, как земля расступается под ногами, и понимала, что уже не успеет отпрыгнуть. Сейчас ухнет в бездонную яму — и поминай как звали!

Последним, что она услышала, было яростное ржание Индрика, а потом свет померк.

Глава семнадцатая. Река судьбы, росток надежды

Тайка пришла в себя от мерного покачивания — туда-сюда, туда-сюда. Перед едва приоткрытыми глазами переливалось что-то синее, и она даже успела испугаться: это что, море? И волны ее качают?

Но в следующий миг догадалась: это же шерсть Индрика. Тайка лежала на спине у зверя, а тот довольно бодро шагал куда-то вдаль. Под его копытами стелилась припорошенная снегом земля, над головой каркали всполошившиеся вороны, солнце клонилось к закату… Да, определенно, они были уже далеко от Волколачьего Клыка — Кощеевой твердыни.

А где же остальные? Яромир? Май? Словно обожженная этой мыслью, Тайка вскинулась и села.

— Очнулась? — обрадовался Индрик.

— Почему мы здесь вдвоем? А где мои друзья?

Тайке пришлось вцепиться обеими руками в золотую гриву, потому что зверь вдруг перешел на тряскую рысь.

— Они уже далеко.

— Но… им же грозит опасность! Мы должны немедленно вернуться!

Она ударила Индрика пятками в бока, будто пришпоривая непокорного жеребца, но тот даже ухом не повел, только бросил через плечо:

— Держись крепче!

И перешел в галоп. Ух, и страшно! Зато трясти стало меньше.

— Послушай, это похищение! — крикнула Тайка, от негодования переходя с древним зверем на «ты».

Спрыгнуть она не могла — это был верный способ свернуть шею.

— Так будет лучше для тебя.

— Эй, а может, я сама решу, что для меня лучше?!

Тайка аж задохнулась от негодования, но Индрику все было нипочем.

— Долг платежом красен. Ты уберегла меня от ошибки, предупредила о недобрых намерениях княжны Доброгневы, а я взамен уберегу от ошибки тебя. Эти трое тебя не стоят, ведьма. Ты пожалеешь, что связалась с ними.

— Это еще почему?

— Я же говорил: от них пахнет тленом, — сказал Индрик с раздражением: мол, ну чего тут непонятного?

— Подумаешь, пахнет! Пускай в баньку сходят, помоются.

Девушка попыталась свести все к шутке, но на самом деле слова Индрика ее напугали.

Зверь обиженно фыркнул:

— Не смешно!

— Вот именно! Стой, слышишь?! Спусти меня на землю!

Мимо пролетали заснеженные деревья, в ушах свистел зимний ветер, и впившиеся в гриву пальцы сводило от напряжения. Ох, только бы не упасть!

Индрик вдруг встал как вкопанный, и Тайка едва удержалась — чудом не полетела кубарем через голову.

— Э-э-э… Почему ты остановился?

— Ты же сама попросила.

— Но я ведь и раньше говорила, что мне не нравится эта скачка!

Он оглянулся через плечо:

— Но не просила остановиться, Я спас тебя от злыдней, между прочим. Могла бы сказать спасибо.

Тайка поежилась. Ей совсем не нравилось, когда ее упрекали в неблагодарности.

— Я не просила меня спасать. Их всего шестеро было против нас четверых. Мы бы их запросто победили. Лучше бы ты заваленный ход открыл и позволил нам уйти с самоцветами, вот тогда бы я тебя по гроб жизни благодарила. А так — мы просто сбежали, как распоследние трусы. И мои друзья остались там, в ловушке. Послушай, если уж ты действительно хочешь помочь, давай вернемся и поможем им выбраться.

— Нет. Ноги моей больше не будет в этом замке. Люди разочаровали меня, и я не хочу их видеть какое-то время. Скажем, лет сто.

— Но со мной-то ты сейчас общаешься!

Тайка перекинула ногу через спину Индрика и соскользнула на землю. Немного попрыгала, чтобы размять ступни. Холодный ветер сразу обнял ее за плечи. Она только сейчас поняла: а сумки-то нет, потерялась при поспешном бегстве. Значит, теперь она тут одна-одинешенька посреди заснеженного леса в драной толстовке. Ни трута, ни огнива, ни термоса с чаем, ни пледа… И даже бабушкино зеркальце потерялось, так что не получится заснуть и с ней связаться. Вот тут Тайке впервые стало по-настоящему страшно…

— Подставь руки, — сказал Индрик.

— Зачем?

— Подставь, тебе говорят!

Тайка подчинилась, и зверь выплюнул ей в ладони семь крупных зеленых гранатов.

— Это тебе мой подарок, ведьма.

— Погоди! Хочешь сказать, это те самые самоцветы? А что же тогда взяла Огнеслава?! Девушка аж дышать перестала.

— Ее добыча — самые обычные камни. Поэтому я и крикнул, что здесь вор. Ты не знала, какие брать. Она сказала, что знает, и взяла не те.

Индрик с осуждением покачал головой, разве что языком не поцокал.

— Ну, может, просто ошиблась?

Тайка шумно втянула носом морозный воздух. Она подумала, что зря выгораживает Огнеславу. Кто знает, что это было: оплошность или злой умысел?

— Она могла бы спросить, — нахмурился Индрик.

— И ты бы ответил?

— Да. Я всегда говорю только правду. До недавнего времени я вообще не знал, что ложь существует…

В его словах было столько горечи и неподдельной грусти, что Тайка, не удержавшись, погладила его по синей морде, как гладят обычных лошадей. Потом опомнилась: а вдруг ему не понравилось?

Зверь покосился на нее слегка удивленно, но не отстранился. Только уточнил:

— Зачем ты меня трогаешь?

— Ну… — замялась она. — Это чтобы выразить сочувствие. Наверное, было очень досадно узнать о существовании лжи на собственном опыте?

— Не то слово… — вздохнул Индрик. — Дивьи люди утверждали, что всегда говорят только правду, а потом увиливали, как скользкие рыбины. Навьи оказались ничем не лучше. Скажи, ведьма, неужели в этом мире все врут?

— Ну, не все, может…

— А ты?

Ох, ну зачем он это спросил? Тайка опустила взгляд:

— Бывало, каюсь. Но не сейчас. И не тебе.

— Зачем вообще это делать?

Синие глаза Индрика потемнели от грусти.

— По разным причинам. Иногда ты просто боишься сказать правду, потому что тебя будут ругать. Или боишься обидеть человека этой самой правдой, поэтому врешь из вежливости. А еще бывает ложь во спасение…

Зверь посмотрел на нее очень внимательно, и Тайка, не выдержав, отвела глаза. Некоторое время они молчали, потом Индрик с сомнением переспросил:

— Хочешь сказать, в иных случаях соврать — во благо?

Она отчаянно замотала головой:

— Нет! Это никогда не хорошо. И чаще всего правда рано или поздно выплывает наружу. Знаешь, я тут подумала… Порой ложь — это не злой умысел, а всего лишь отсутствие смелости.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Значит, еще есть надежда. — Увидев ее замешательство, он пояснил: — Однажды я найду человека, который никогда не лжет, и подарю ему самое дорогое сокровище этого мира.

— Это какое же?

— Ну уж не золото и не самоцветные каменья, — загадочно улыбнулся Индрик.

Тайка опустила плечи. Было немного жаль, что ей не видать этого сокровища как своих ушей.

— Я постараюсь больше не бояться говорить правду. Ты не подумай, это не потому, что ты сказал про награду. Мне она не нужна. Я просто сама решила. Потому что так будет правильно.

Индрик снова улыбнулся, ткнулся теплыми ноздрями ей в ладонь: мол, молодец, ведьма, так держать.

— Договорились. Что ж, значит, настала пора прощаться. Тут наши дороги расходятся.

— Погоди! — Она сжала кулаки так, что камни врезались в ладонь острыми гранями. — Ты оставишь меня одну в незнакомом лесу? Я же тут замерзну!

— Разве в незнакомом?

Тайка огляделась. Да разве что-нибудь поймешь среди этих кустов и веток? Под снегом все елки выглядят одинаковыми!

Впрочем, присмотревшись, она поняла: одинаковые, да не совсем. Вот же виднеется приметный дуб, под которым они прежде условились с Микрогорынычем встретиться. Именно под его корнями она посадила семечки, что ей дала Мара Моревна. Ох, только это означает, что Индрик унес ее очень далеко от Кощеева замка! Сколько там, говорил Лис? Три дня пути?

— Я узнала место. Но, может, ты все-таки подкинешь меня хотя бы до окрестностей замка? Мне нужно выручить друзей.

— Не беспокойся, они спаслись!

Индрик в нетерпении ударил копытом оземь.

— Правда?

У Тайки и в мыслях не было оскорблять его недоверием, просто само вырвалось. Но зверь, конечно, обиделся:

— Я никогда не лгу. Когда уходил, открыл им путь к отступлению.

— Значит, они будут меня искать. — Девушка повеселела. — Ладно, тогда останусь у дуба. Уж сюда-то они точно заглянут, это наше место встречи с Микрогорынычем.

— С кем?

— А, не важно, — отмахнулась она.

Индрик мотнул головой и фыркнул по-лошадиному:

— Ты не можешь знать, что важно, а что нет. Я тебя принес в это место, потому что ты должна быть здесь.

Тут уже пришла очередь Тайки фыркнуть:

— Пф! Тебе-то откуда знать? Разве можно разгадать пути судьбы?

— А что есть судьба?

Она призадумалась, но оказалось, что Индрик не ждал от нее ответа. Он ударил копытом о камень, высекая искру, и продолжил:

— Я чую, где залегают невидимые глазу золотые жилы, где текут подземные воды и где сходятся дороги. Потоки могут менять направление: сегодня мы плывем против течения, а завтра — подчиняемся его воле. Судьба — это река. Я — русло. Могу подталкивать воду в горных стремнинах или, наоборот, замедлять на равнине. Иные люди — щепки. А ты другая — ты можешь сама выбирать, куда плыть.

— И чем же это я такая особенная? Это из-за дивьей крови, да?

Индрик заржал: должно быть, он так смеялся.

— Кровь ничего не решает, ведьма. Решает характер.

Его синие глаза улыбались, и Тайка улыбнулась в ответ. Ну правда, приятно было, что такой могущественный зверь похвалил ее. Вот только она сейчас совсем не чувствовала себя сильной. Так бывает, когда ты долго держался, а потом напряжение схлынуло, и коленки начинают дрожать, а усталость камнем ложится на плечи.

— Против течения или по течению — мы все равно остаемся в этой реке, — буркнула Тайка. — Так ведь?

Ей очень хотелось, чтобы Индрик сказал «нет», но зверь, прищурившись, склонил голову набок:

— Ну, если ты так считаешь… Значит, для тебя так оно и есть. На сегодня.

— Но может быть иначе? Ты на это намекаешь?

— Это ты мне скажи.

Индрик сверлил ее взглядом, по-прежнему улыбаясь. Она пожала плечами:

— Я не знаю…

— Не знать — не страшно. Намного хуже закрыть глаза и не захотеть узнать. Многие так живут.

Слова Индрика казались важными, но смысл ускользал. Наверное, потому что Тайка больше всего на свете сейчас хотела выпить горячего чаю и закутаться в теплое одеяло. Поужинать тоже было бы здорово. А еще лучше — заснуть и проснуться в мягкой уютной кровати. И чтобы бабушка рядом сидела, гладила по волосам и повторяла своим ласковым голосом: «Все будет хорошо, Таюша, вот увидишь…»

Нет, сейчас не время думать о себе! Друзья в опасности, война на пороге — какой уж тут ужин?

Тайку вдруг осенило:

— Индрик, а ты ведь… ну, это… волшебный зверь, да?

— Ты только сейчас заметила? — усмехнулся он.

— Нет, конечно. Я просто подумала… а можно мне взять немного волос из твоей гривы?

— Зачем это? — нахмурился он.

— Мара Моревна сказала, что из шерсти волшебного существа можно сплести новую нить судьбы взамен утраченной. Моим друзьям очень нужно две новые нити.

— Ты хотела сказать «три»?

Тайка вытаращилась на него, онемев от изумления. Почему три-то? Индрик, видя ее замешательство, пояснил:

— Я же говорил, от всех троих пахнет тленом.

— Хочешь сказать, Огнеслава тоже прошла через смерть и потеряла нить?! — ахнула Тайка. — Ну да, неудивительно. Она же в плену была все это время. А Кощеевы темницы — это вам не Диснейленд. Так что, поделишься? На три нити.

Хоть ей и не нравилась Огнеслава, но оставлять ее в беде было нельзя. Она ведь дорога Яромиру. А Яромир дорог Тайке. Нечего тут думать: если уж выручать, то всех.

— Боюсь, моя грива для этого не подходит. Я был рожден земными недрами, единственный в своем роде. Из камня не сплести живую нить. Тебе нужна шерсть зверя-прародителя, от которого другие звери пошли.

— Да, Мара Моревна так и сказала. Я просто подумала… А, ладно, — махнула она рукой. — Зато теперь я, кажется, поняла, почему ты меня сюда притащил. Я под тем дубом посадила травку, которая должна приманить кого-нибудь из прародителей. Только она, небось, не выросла еще. Почти зима на дворе…

— Пойдем посмотрим. — Не дожидаясь ее ответа, Индрик зацокал в сторону дуба, рассуждая на ходу. — Волшебным травам зима не указ, они растут по своим правилам. Порой достаточно простой удачи…

— Говорят, мне везет.

Тайка догнала его и пошла рядом, прижимаясь к теплому боку, чтобы защититься от ветра. Под корнями дуба намело целый сугроб, и ей пришлось разгребать снег руками. Пальцы вмиг покраснели, суставы заныли. Сжав зубы, девушка продолжила рыть, пока не увидела маленький зеленый росток.

— Смотри! Живой! Растет!!!

Впрочем, радость была преждевременной. Пары маленьких зародышевых листочков для ритуала точно не хватило бы, и Тайка повесила нос.

— Эх, видать, еще не время… разве что… — Она глянула на Индрика. — Ты говорил, что способен подталкивать течение? Ну там, река судьбы, стремнина, все такое… А можешь сделать так, чтобы травка выросла побыстрее?

Зверь наклонился к ростку, и Тайка испугалась: а ну как сожрет?! Подалась вперед… и сама себя одернула: это ж не обычная лошадь! Индрик ясно показал, что хочет помочь, почему бы просто не довериться ему?

И она не прогадала. От теплого дыхания чудесного зверя зеленый стебелек пошел в рост, выпуская новые листки. Вот уже показались белые с алой сердцевиной цветы, в воздухе пахнуло приторной сладостью, как на конфетной фабрике. Потом лепестки пожухли и опали, явив взгляду коробочку с семенами, как у мака.

— Пора собирать урожай. — Индрик сказал это очень тихо и ласково, словно боялся спугнуть диво дивное. — Скорее, ведьма. Нельзя допустить, чтобы семена созрели, иначе придется начинать все сначала.

Нож остался в потерянной сумке, и Тайке пришлось переломить стебель голыми руками. Она укололась о шип — ничего себе, какой агрессивный мак! Капля крови упала на снег, вторую девушка слизнула с подушечки пальца.

— Слушай, я тебе уже, наверное, надоела, но ты не поможешь мне развести костер? Скажем, я соберу хворост, а ты высечешь искру копытом. Ну, если не сложно.

— Ладно. Как раз получится, что я трижды помог тебе: три — хорошее число.

Тайка чмокнула его в нос и бросилась за хворостом.

Индрик от такого проявления чувств опешил, но через некоторое время присоединился к ней, помогая таскать веточки и камни. Через некоторое время обложенное камешками костровище было готово. Немного полюбовавшись на дело рук своих, Тайка кивнула:

— Ну, давай!

И Индрик ударил копытом, выбив целый сноп искр. Хворост вмиг занялся, огоньки побежали по веточкам, а Тайка принялась раздувать пламя.

— Послушай, ты не мог бы встать с наветренной стороны… — Она подняла голову, но зверь уже исчез. Что ж, он и так много сделал для нее… Жаль, что поблагодарить не успела.

— Спасибо.

Тайка погладила отпечаток копыта на снегу и продолжила дуть на хворост. Вскоре занялись ветки потолще, и даже еловое бревно начало тлеть. Костер больше не грозил потухнуть, и девушка бросила стебелек прямо в пламя. Дым из серого на мгновение стал синим, по поляне поплыл все тот же сладкий запах.

Ждать долго не пришлось: за спиной послышался шелест крыльев. Тайка обернулась и увидела на дубу ворону с белым пером в крыле.

— Май?

Сердце затрепетало от радости: друзья ее все-таки нашли!

Птица ударилась оземь, принимая человечий облик. Только, в отличие от Тайки, Май почему-то не улыбался. Она вскочила на ноги, задыхаясь от дурного предчувствия:

— Эй! Что-то случилось? Что-то плохое, да?!

— Пока нет, цар-р-ревна. Пока нет. Но непр-ременно случится.

Лицо приятеля исказила кривая ухмылка, и Тайка наконец догадалась: это вовсе не Май, а Ворон Воронович. Тот самый, что направил ее в прошлый раз от камня на развилке по пути, где «убитому быть».

Она в ужасе попятилась.

— Вижу, ты меня узнала, — осклабился Воронович, играя длинными птичьими когтями. — Потолкуем, Тайка-цар-ревна?

Глава восемнадцатая. Темный двойник

— Только не говори мне, что ты и есть прародитель зверей! Ну, то есть в твоем случае птиц, конечно…

Хищный взгляд Вороновича Тайке очень не понравился, поэтому она решила перехватить инициативу в беседе, отвлечь. Ну, по крайней мере, удивить его получилось. Он вскинул брови:

— Что за чушь ты несешь?

— Потому что это было бы очень досадно. У тебя ведь совсем нет шерсти, только перья. А мне шерсть нужна…

Рука тем временем нащупала Кладенец. Так странно было видеть знакомое лицо и чужие, злые глаза. Это было похоже на кошмарный сон, и Тайка на всякий случай ущипнула себя: а вдруг получится проснуться? Не помогло.

— Не подходи! — выпалила она.

Вжух — клинок вырос в ее руке, и Воронович шарахнулся в сторону. Ага, знай наших!

— Совсем спятила, цар-ревна?!

— А кто меня на верную смерть отправил, а?

— Ну, пер-репутал, с кем не бывает! — развел он руками и улыбнулся, на мгновение став похожим на прежнего милого Мая. Но Тайка не позволила себе обмануться:

— Врешь. Мне уже все рассказали. Тот, кто потерял свою нить судьбы, рано или поздно превращается в темного двойника. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто стоит передо мной.

Воронович расхохотался:

— А тебя не пр-роведешь! Только ведь и я не дур-рачок. Опусти меч, я знаю, что ты не сможешь пр-ричинить мне вред. Р-ранишь меня — р-ранишь и Мая. Убьешь меня — Май тоже умр-рет.

Тайка, конечно, храбрилась, вот только в глубине души знала: негодяй прав, ей не хватит пороху атаковать первой. Да что там, она вообще не хотела сражаться. Ну почему люди не могут решать свои проблемы мирным путем?

— Не надейся! Если придется защищаться, я наваляю тебе так, что мало не покажется! — Клинок она не опустила, наоборот: наставила Вороновичу прямо в горло. — Чего ты вообще ко мне прицепился?

— Ты сама виновата. — Темный двойник облизнул губы, будто собирался сожрать Тайку. — Р-раздаешь добро напр-раво и налево, свою нить к чужой пр-ривязываешь. Стало быть, не очень-то она тебе и нужна.

— То есть все это для того, чтобы отобрать у меня нить судьбы? — Девушка с облегчением опустила меч. — Я поняла: ты хочешь спасти Мая! Так я тоже этого хочу. И у меня даже есть план. Нам не нужно враждовать, понимаешь? Мы на одной стороне!

В ответ Воронович скрипуче рассмеялся:

— Ох, сомневаюсь, цар-ревна. Мне плевать на Мая, от него одни пр-роблемы. Коли ты спр-рядешь ему новую нить, мне пр-ридется исчезнуть, стать непр-риятным воспоминанием, тенью в самом темном уголке души. Нет, мне нужно силой отобр-рать чужую нить, чтобы выжить. И твоя вполне подходит. Кр-репкая, длинная, такую и захочешь, не обор-рвешь.

— Ах, вот как? Ну тогда купи себе гэ-зэ-эм!

Она снова вскинула меч.

— Что купить?…

Воронович вытаращился на нее, и Тайка, усмехнувшись, расшифровала:

— Губозакатывательную машинку. Потому что я тебе свою нить не отдам.

— Не я забер-ру, так др-ругой, — пожал плечами Воронович. — Ты еще не поняла, почему все так с тобой носятся? Лису ты была нужна, чтобы матушку Василисушку выр-ручить. Тепер-рь, когда ты свое дело сделала, он о тебе и не вспомнит. А Яр-ромир-р сам на твою нить виды имеет. Помнишь? Он ведь тоже чер-рез смер-рть прошел. Ты для него теперь р-ресур-рс. Как бутер-рброд пр-ро запас.

— Ты всех по себе не равняй-то! Яромир не такой!

— Был не такой. А тепер-рь изменился. Его упыр-рь покусал, помнишь?

Еще бы она не помнила… Верить Вороновичу не хотелось, но в душе все-таки шевельнулось сомнение. Дивий воин и впрямь стал немного другим. Почти перестал ей перечить, то и дело добрые слова говорит, смотрит ласково… Она-то думала, что это хороший знак. А вдруг нет?

— Яромир мой друг и много раз это доказывал. Ты нарочно на него наговариваешь.

— А может, пытаюсь р-раскр-рыть тебе глаза? Где сейчас этот твой др-руг? Милуется с Огнеславой?

— Уверена, он меня ищет. И скоро найдет!

— Но будешь ли ты этому р-рада?

Стоило Вороновичу сказать это, как налетел ветер, бросил в лицо снегом. Над их головами сгущались ватные тучи, сулящие метель.

— Тебе я точно не рада. — Запястья начинали слабеть, и Тайка перехватила Кладенец обеими руками. — Давай, кыш отсюда, птичка!

Но Воронович и не думал улетать, вместо этого сделал еще один незаметный шажок вперед.

— Если ты вдр-руг не заметила, девица Огнеслава тоже без судьбы живет. Яр-ромиру тепер-рь вдвойне тебя бер-речь надобно. Твоей нити им на двоих хватит. Видала, небось, как он на нее смотр-рит? Вот где настоящая любовь!

Тут Тайкино сердце сжалось, словно его стальным обручем стянуло, дурнота подступила к горлу.

— А мне все равно! — Увы, получилось совсем неубедительно, и она, чтобы скрыть смущение, зачастила: — Мы с Яромиром просто друзья. И я могу лишь порадоваться за них с Огнеславой.

— Может, и для нее новую нить спр-рядешь? — хмыкнул Воронович.

— А почему бы и нет? Где две, там и три.

Оборотень, вздохнув, покачал головой:

— Ты сама-то слышишь, что несешь? Хоть я и бездушный, но даже мне сейчас за тебя обидно стало. Ну пойми уже: тебя просто используют все кому не лень…

— Ага, и ты — в первых рядах!

— Ну, я хотя бы этого не отр-рицаю и не пр-ритвор-ряюсь твоим др-ругом, — Воронович сделал еще шажок. — Все прочие бросили тебя, Тайка-цар-ревна. Даже твой коловер-рша увидел Василису и вмиг о тебе забыл. Оно и понятно: та его подобрала, пр-риютила, именем нар-рекла. А ты была лишь заменой. Как и для Яр-ромира. Он тоже вился вокр-руг тебя, обхаживал, пока свою невесту ненаглядную вновь не повстр-речал…

— Вот теперь я точно тебя ударю! — Тайка замахнулась мечом. — Уж на Пушка мне тут не наговаривай!

— Бей, — кивнул Воронович. — За пр-равду всегда бьют.

А сам — оп-па — прыгнул и перехватил ее руку. Да крепко так — не вывернешься. Но Тайка не растерялась, вспомнила Яромирову науку и со всей силы пнула оборотня в колено. Тот взвыл, выпустил ее запястье и неловко запрыгал на одной ножке.

— Эй, ну что ты сразу драться?!

— Сам же сказал: бей, — пожала плечами Тайка.

— А… ну да.

— Я и еще ударю, если руки потянешь. Только уже мечом, понял? И плакали твои перышки!

Ей хотелось думать, что она выглядит достаточно грозно. На удивление, Вороновича проняло. По крайней мере, он больше не пытался к ней приблизиться.

— Что ж, значит, сладить с тобой будет сложнее, чем я думал. Ничего. Так даже интер-реснее. Поигр-раем…

— Не собираюсь я с тобой играть! Что за манера у вас, у навьих, все в игру превращать? Сначала Лис, теперь ты…

Начинало смеркаться. Снег повалил такими крупными хлопьями, что Тайке пришлось прищуриться, чтобы не потерять противника из виду.

— Вот вернется Май, и будет ему стыдно за твое поведение!

Она уже не знала, чем бы уязвить Вороновича. Нет, ну а вдруг поможет? Где-то же должны были сохраниться остатки его совести?

Из сумерек донеслось хихиканье:

— Не вер-рнется. Пр-рошло его вр-ремечко.

— Раз так, нам больше не о чем разговаривать. Пошел вон!

— Гр-рубая ты, цар-ревна. Ладно, я уйду. Но мы еще встр-ретимся. Р-раньше, чем ты думаешь.

Воронович пожал плечами и, зарулив за ближайший заснеженный куст, скрылся из виду.

Неподалеку послышался волчий вой, и у Тайки екнуло сердце. Этого еще не хватало! История повторяется. Только на этот раз ждать помощи неоткуда. Придется справляться самой. Благо костер еще не погас и руки пока могут держать меч.

Снег заглушал звуки, казалось, что на весь мир накинули плотное одеяло. Сколько Тайка ни вглядывалась в метель, она больше не могла разглядеть темный силуэт Вороновича. Тот либо совсем ушел, либо затаился. А может, его спугнули волки?

Леденящий душу вой раздался совсем близко, и в тот же миг отчаянно вскрикнул Май. Или Воронович? А, не все ли равно! Тайка бросилась вперед с Кладенцом наперевес. Думать было некогда: ее друг и ее враг делили одно тело, а волки не станут разбирать, кого жрать. Благо цепочку следов запорошить не успело. Она подоспела как раз вовремя — три крупных серых зверя обступили Вороновича, тесня к обрыву.

Очертя голову Тайка ворвалась в круг, сжимая рукоять меча до боли в пальцах. Их спины соприкоснулись.

— Надо же! Смотр-рите, кто пр-ришел! — усмехнулся Воронович.

— Сейчас не время для выяснения отношений, — отмахнулась она.

Волки, завидев сияющий в сумерках Кладенец, зарычали, и Тайка поспешила подкрепить их беспокойство решительным словом:

— А ну-ка фу! Фу, кому говорят! Ищите себе добычу в другом месте!

— Мы не какие-нибудь псы, чтобы команды слушать, — проворчал самый крупный из серых разбойников. Скорее всего, вожак. — Знаешь, как у нас говорят? Не учи рыбу плавать, а волка — охотиться.

— Наверное, не очень удобно будет охотиться с Кладенцом в горле?

— Меч у тебя один, а нас — трое, — осклабился вожак. — Впрочем, ты можешь отойти в сторону. Не ты наша добыча. Просто не мешай.

— Еще чего! Мы с ним вместе. Как говорят, один за всех и все за одного!

На этих словах Тайка почувствовала, как Воронович отстранился, она сделала шаг назад, чтобы снова оказаться с ним спина к спине, и едва не упала в снег. Проклятый оборотень исчез, и в круге, вытоптанном волчьими лапами, осталось лишь темное перо.

На дереве каркнули, и девушка подняла голову. Воронович преспокойно сидел на ветке уже в птичьем облике.

— Вот об этом я и говор-рил. Дур-рочка ты, цар-ревна. Сначала делаешь, потом думаешь. Бр-росаешься защищать каждого встр-речного-попер-речного. А может, твоя помощь и вовсе не нужна? Но ты не спр-рашиваешь, пр-росто лезешь. А знаешь почему? Добр-ренькой хочешь прослыть, хор-рошей, чтобы все тебя любили. Вот добр-рота твоя пр-ритвор-рная тебя и погубила.

— Ты ведь это нарочно сделал? — осенило Тайку. — Позволил волкам себя окружить и стал кричать, чтобы я на помощь примчалась?

— И ведь ср-работало! — Воронович на радостях защелкал клювом. — Пр-ризнайся, ты ведь даже не вспомнила, что я могу обер-рнуться и улететь? Ты такая довер-рчивая, Тайка-цар-ревна… Ладно, пр-рощай. Вер-рнусь, когда волки начнут тебя жрать, и заберу нить судьбы, пока еще тепленькая. А др-ругие пусть ушами хлопают.

Оборотень взмахнул крыльями, осыпал ее снегом с ветки и скрылся за горой.

Тайке было обидно до слез. В какой же момент дорожка свернула не туда, друзья разбрелись каждый в свою сторону и она осталась одна посреди зимнего леса, в чужом краю, окруженная злыми недругами? И чего ее так тянуло-манило в Волшебную страну? Родное Дивнозёрье недостаточно чудесным казалось?

Волки подходили все ближе. Было ясно: еще мгновение, и они бросятся на нее, разорвут в клочки, и поминай как звали.

Но должен же быть какой-то выход!

Тайкин взгляд вдруг упал на перо, выпавшее из крыла Вороновича, и она вспомнила о другом пере, только не черном, а белом. Ох, только бы оно не потерялось и у нее получилось призвать симаргла!

Уф, повезло: подарок Яромира нашелся в кармане толстовки. Не медля больше ни минуты, Тайка подбросила перо в воздух и еле слышно прошептала потрескавшимися от холода губами:

— Вьюжка, миленький, выручай…

Морозный воздух вдруг задрожал, снежная пыль взметнулась столбом и слепилась в белого крылатого пса. Чудесный защитник был намного крупнее волков, даже вожака. Симаргл залился звонким лаем, и хищники, поджав хвосты, попятились к лесу. Только главный серый напоследок проворчал:

— Ничё, еще свидимся…

А потом они исчезли, как и не бывало.

Кладенец снова стал подвеской на цепочке. Уф, значит, опасность миновала.

— Спасибо, хороший мой! — Тайка обняла пса, зарываясь замерзшими пальцами в теплую густую шерсть. — Уже который раз меня выручаешь…

Вьюжка фыркнул, и в голове у Тайки прозвучало: «Свои люди, ведьма. Никто не считает».

Вот это да! На ее памяти Вьюжка впервые обратился к ней напрямую. Да еще и сразу мысленно. Значит, симаргл признал ее, а это большая честь вообще-то!

Пес тем временем обеспокоенно заозирался по сторонам, и в голове опять раздалось: «Ты одна? А где Яр?»

Тайка на мгновение зависла, потому что раньше при ней никто не называл Яромира так. Для остальных он был Мир, ну или воевода. Пришлось Вьюжке повторить вопрос, но уже вслух. Он, наверное, решил, что Тайка не расслышала, а может, почуял, что у нее виски заломило: все-таки люди не привыкли общаться внутри своей головы. Помнится, даже Яромир как-то полушутил-полужаловался, что у него «от собачьих мыслей башка ноет»…

Но, как только симаргл залаял, боль сразу же прошла.

— Что-стряс-лось? Он-здо-ров?

Человеческая речь давалась Вьюжке с трудом: он с превеликим усердием вылаивал каждый слог. В карих песьих глазах плескалась такая тревога, что у Тайки сжалось сердце.

— Был жив-здоров, когда мы виделись в последний раз.

— Жив! — кивнул симаргл, тыкаясь мокрым носом в ее руку. — Я-чу-ю.

Бедный пес, он еще и ее успокаивает! Тайка погладила покатый белый лоб.

— Я уверена, что с ним все в порядке. Индрик-зверь сказал, что Яромир с Огнеславой спаслись из Кощеева замка, а он никогда не лжет. Ты ведь помнишь Огнеславу?

Вьюжка счастливо улыбнулся, как умеют улыбаться только здоровенные псы:

— Да. Я-рад. А-ты?

Тайка пожала плечами. Врать не хотелось: она ведь Индрику обещала!

— И да и нет. Все очень сложно, понимаешь? Мы вроде как спасли Василису. И Огнеслава тоже выбралась из плена. Но, пока мы не сладим с Доброгневой, это вроде как не победа. Война, наверное, уже началась. Возможно, прямо сейчас упыри и злыдни атакуют Светелград, а нас всех раскидало по миру, У троих соратников нет нитей судьбы, и все мои попытки спрясть для них новые закончились ничем. У Мая уже крыша поехала, значит, Яромиру и Огнеславе этого тоже не избежать. А еще все говорят, что это мне суждено победить Доброгневу. Но я… — Она всхлипнула. — Я даже волка, который хотел меня сожрать, мечом ударить не смогла. Он ведь живой — рука не поднимается…

— Жал-ко вра-га? — фыркнул симаргл.

Тайке показалось, что презрительно, и это ее совсем доконало. Из глаз брызнули слезы, и она зарыдала, зарывшись лицом в белоснежную шерсть.

— Ох, Вьюжка… Наверное, прав был Яромир. Я еще очень маленькая, и мне все это просто не по силам. Я потерялась, запуталась, не знаю, кому можно верить, что делать… Может, я и впрямь гожусь только на то, чтобы кикимор из яблоневого сада гонять?

— Хо-чешь до-мой? — Пес склонил голову набок.

— Ты имеешь в виду, в Дивнозёрье? Предлагаешь отнести меня туда?

— Не прям ту-да. К дуп-лу. На-зад те-бя про-пус-тит.

Сердце забилось так сильно, что Тайке пришлось приложить руку к груди, чтобы оно унялось, глупое. Да, она хотела домой, и очень! Вот бы — вжух — и будто по мановению волшебной палочки все стало как раньше! Тихая жизнь, маленькие проблемы, которые только кажутся большими. Да она бы лучше каждый день проклятую алгебру решала, чем на войну пошла!

Но время вспять не повернешь, увиденного не развидишь. Не сможет она спокойно жить в свое удовольствие и попивать чаек с пряниками, зная, что ее близкие где-то там сражаются… И Тайка отчаянно замотала головой:

— Нет! Я не отступлю!

— Вот-и-слав-но!

— Доброй ночи, — вдруг раздался за ее спиной незнакомый женский голос. Грудной, бархатный — его так и хотелось слушать.

Тайка обернулась и остолбенела: между стволами деревьев стояла громадная белая волчица, похожая на одну из тех ледяных фигур, какие зимой ставили в райцентре на площади у торгового центра. Она была даже больше Вьюжки! А подле нее крутился и скалил зубы уже знакомый серый вожак:

— Ха! Я же говорил, скоро свидимся!

Вьюжка, завидев их, зарычал и снова перешел на мысленную речь:

— Плохо дело… Прыгай на меня. Улетаем!

— Ты можешь лететь куда хочешь, симаргл. — Волчица медленно вышла из тени, ее глаза полыхнули зеленым пламенем. — А девочка останется с нами. Я так решила.

Глава девятнадцатая. Волчеягодника вкус

— Вот только не надо за меня решать! — буркнула Тайка, прижимаясь к теплому боку Вьюжки.

А сама сосредоточилась, чтобы донести до симаргла простую мысль: «Сейчас я их отвлеку, а ты готовься — бежим по моей команде!»

Волчица же усмехнулась, будто подслушала. Вьюжка вздохнул и затараторил внутри Тайкиной головы, словно оправдываясь:

«Прости, планы поменялись. Не могу я ей перечить. Это же сама Люта, прародительница всех волков. Я хоть и не из ее племени, но проявить непочтение не смею. Давай лучше я Яра найду и сюда приведу?»

Ох, ну хоть так. Тайка вытащила из кармана платок, и завернула в него гранаты, которые до сих пор сжимала в ладони, и подумала:

«Вот, отдай Яромиру. Скажи, это то, что мы искали… Надеюсь, Мир придет сюда не только для того, чтобы закопать мои косточки…»

Она не сказала этого вслух, но Люта как будто услышала и фыркнула, провожая взглядом стремительно улетающего симаргла:

— Ну дела! Сама позвала и сама же сбежать пыталась. Ты зачем травку жгла, девочка? Али просто со скуки?

— А вот и не от скуки! — Тайка вскинула подбородок: насмешливые обвинения были ей обидны. — Между прочим, ваши волчики меня недавно загрызть пытались! И как мне после этого вам доверять?

— Лучик, ну-ка объяснись! — Волчица повернулась к серому вожаку, и тот мигом поджал хвост:

— Вообще-то не ее, а врана дурацкого. Он девчонке зла желал. Так и сказал, мол, заберу нить судьбы, когда волки тебя жрать начнут. Ух, я б его поймал, если бы заранее знал, что этот хитрец оборачиваться умеет… Я только-только хотел ей все растолковать, а она мне сначала «фу», а потом вообще симаргла призвала.

— И ты за мной помчался, балбес малолетний? И зачем я тебя только говорить по-человечьи учила?

— Ну мам!

— Не мамкай мне тут. Чай, не сосунок уже.

Тут Тайка, не удержавшись, прыснула в кулак. Оказывается, у волков все как у людей…

— Не бойся меня, девочка, — покаялся Лучик, глядя на нее чистым щенячьим взглядом. — Я не собирался на тебя рычать. Просто сам испугался…

Она попыталась улыбнуться:

— Выходит, мы с тобой зря напугали друг друга.

Нет, девушка еще не до конца верила этому Лучику и близко подходить к нему не стала бы, несмотря на его умильные глазки, но, по крайней мере, убедилась, что есть ее прямо сейчас никто не будет.

— Кстати, а почему ты не в шубе? Зима же на носу, замерзнешь. — Лучик, видя, что ругать его не собираются, приободрился и решил перевести беседу в более безопасное русло. — Вы, люди, такие нежные…

Наверное, волчок хотел как лучше, но Тайка обиделась:

— Это я-то нежная?! Да я, между прочим, и в байдарочный поход ходила, и в палатке во время заморозков спала! А куртку мою змей горыныч спалил. Ты вот сам лучше скажи: почему у тебя шуба серая? Если ты сын Люты, разве ты не из семьи белых волков, с которыми род моего деда побратимствует?

Да, это определенно был день неудобных вопросов. Лучик, смутившись, спрятал морду между лапами и проворчал:

— Я еще перелиняю. Вишь, белые подпалины уже видно? К лету будет как у взрослого.

Люта откровенно ухмылялась, скаля зубастую пасть, но угрозы Тайка от нее не чувствовала. Скорее, любопытство.

— Так ты, выходит, Радосветова внучка? Значит, и нам не чужая. Что ж дед-то тебя от нас прятал, даже познакомиться не привел?

— Это потому, что я по ту сторону вязового дупла родилась… — вздохнула Тайка. — Вот только сейчас в ваши края выбралась.

— Понимаю. Значит, ты меня призвала, чтобы быть в стаю принятой, вкус волчеягодника узнать?

— Если честно, то не совсем. В смысле, и это тоже. Но не только…

Тайка замялась. Ей подумалось: а не слишком ли многого она хочет от прародительницы всех волков? Неудобно как-то. Сначала внаглую вызвала, от дел оторвала, а теперь еще: дай ложку, дай повидла… Но другого шанса добыть шерстинки для новых нитей судьбы взамен утраченных может и не выдаться. А, была не была!

— Есть у меня еще одна просьба, матушка Люта…

— Погоди-погоди, не все сразу. Вот пройдешь мое испытание, тогда и поговорим. А то ишь, скорая какая: вся в деда!

— Вообще-то все говорят, что я больше на бабушку похожа, — улыбнулась Тайка.

— С ней мы тоже пока не представлены. — Волчица смешно наморщила лоб. — Вот ужо накручу я хвост твоему деду-негоднику. Совсем о родичах позабыл.

Девушка немедленно встала на защиту царя:

— Да не позабыл он! У него там просто дел по горло: сперва свадьба, потом сбежавший преступник, теперь — война…

— В общем, ничего нового, — хмыкнула Люта. — Люди всегда либо воюют, либо готовятся к войне. У нас, у волков, все иначе.

— Вы не сражаетесь? Да ладно!

К счастью, Тайкино недоверие волчицу ничуть не обидело.

— Мы охотимся. Это другое. Ты скоро поймешь. Ведь тебе тоже предстоит отправиться на охоту.

— Это и будет мое испытание, да? — Получив от Люты утвердительный кивок, Тайка, признаться, расстроилась. Охотиться на каких-нибудь беззащитных зверушек ей совсем не хотелось. — Ну и кто моя добыча? Кого найти-то надо?

— Себя.

Люта копнула носом сугроб, чихнула, сдув снежинки с розового носа. Под лапами волчицы Тайка увидела зеленый кустик, сплошь покрытый янтарными ягодами.

— Ой, что это? — вырвалось у нее.

Наверняка это не простые ягоды, а волшебные. Ну а какие еще могут вырасти под снегом в ноябре?

— Волчеягодник янтарный. — Люта посмотрела на нее как на маленькую. Мол, отчего ты таких простых вещей не знаешь?

— У нас такого не бывает. Только красный растет. И на больших кустах. Только его есть нельзя, он ядовитый очень…

— Угощайся, ведьма! — перебила волчица. — Съешь ягодку.

— А я не отравлюсь?

— Это уж как повезет, — хмыкнула Люта.

А Лучик, шагнув ближе, зашептал:

— Ешь, все нормально будет. От него помереть можно, только если ты не достоин. Ну, спасибо. Утешил, называется.

— И как определить, кто достоин, а кто нет?

— Ну вот ягода и определит.

Лучик оскалился, но Тайка больше его не боялась, теперь она понимала, что волк-подросток так улыбается.

— Знаешь, легче не стало.

— Не дрейфь, сестренка!

От этого обращения на сердце прямо потеплело. А, была не была! Как говорят, волков бояться — в лес не ходить. Но она уже пришла. И даже сама этих волков призвала. Поздно на попятный идти…

Наклонившись, Тайка сорвала ягодку и отправила ее в рот. Ух, и кислятина! Как будто лимон целиком слопала! Но это было еще не самое худшее. Кости вдруг заломило, мир перед глазами поплыл, ноги подкосились, и девушка рухнула лицом вниз. Холодный снег обжег щеку. В висках билась страшная мысль: это что же? Она все же оказалась недостойной? И что теперь? Смерть от яда?

По телу прошла болезненная судорога, и Тайка закричала. Что-то теплое и мокрое коснулось ее лица. Лучик лег рядом, прижался шерстяным боком и принялся вылизывать ее, словно успокаивая. И боль начала постепенно отступать.

«Я что, умираю?» — хотела спросить Тайка, но из горла вырвалось лишь тихое поскуливание.

— Тс-с, я с тобой, сестренка. — Лучик прикусил ее ухо, но это было ласково и даже приятно. — Сейчас пройдет. Первое превращение — это всегда больно. Если тяжело говорить — просто думай, и я услышу.

Превращение? О чем это он?… Тайка глянула на свои руки — и ахнула: теперь у нее были самые настоящие лапы. Белые, с редкими серыми волосками.

— Везё-от тебе… — не без зависти протянул Лучик. — Масть сразу белая, как и у братца Радосвета. Один я не уродился… эх.

«Я что, теперь волчица? С ума сойти!» Тайка чувствовала, как страх сменяется восторгом. Так вот что чувствуют оборотни, оказывается! Ну, технически она, конечно, не оборотень, но принципы превращения у всех так или иначе схожи.

— Добро пожаловать в стаю, дитя! — торжественно прозвучал голос Люты над головой, и Тайка поднялась, пошатываясь, точно пьяная. Голова шла кругом от обилия новых запахов, каждый из которых наверняка что-то значил, от незнакомых звуков, которые прежде находились за гранью восприятия. Ей хотелось скакать и валяться в снегу, но непослушные лапы заплетались, она переваливалась, повизгивая, как глупый кутенок, и едва удерживалась от желания закружиться волчком, чтобы попробовать поймать собственный хвост. Вот Пушок бы обалдел, узнав, что у Тайки теперь тоже есть хвост и лапки!

«Надо скорее похвастаться», — подумала она и сама себя одернула, прижав уши. Где он сейчас, тот Пушок? С Василисой, конечно. У Лиса есть мать. И верная ему Маржана. И еще Радмила, которая ждет его в дивьем царстве. У Яромира — Огнеслава. Ну и пусть! Ей теперь нет до них никакого дела, потому что у нее будет новая семья: белые волки! Звери не предают.

— Айда наперегонки? — предложил Лучик, и они рванули с места в карьер, поднимая вокруг себя клубы снежной пыли.

Братец-волк поддавался, Тайка это точно знала. Он то позволял себя нагнать, то вырывался вперед, порой отвлекался на строчки заячьих следов и взрывал носом сугробы, словно надеясь найти там затаившегося беляка. Бегать за Лучиком было легко и весело. Вскоре уже и лапы перестали заплетаться и проваливаться в наст. Ее волчья поступь стала легкой как перышко. Но Тайка припустила в полную силу только на самом последнем отрезке, чтобы, завершив круг, аккурат оказаться первой у ног матери-волчицы.

«Я же прошла испытание? — Она завиляла хвостом. — Волчеягодник не убил меня! Я достойна? Достойна?!»

Люта усмехнулась и, толкнув носом, опрокинула ее в снег.

— Что ты такое говоришь, дитя? Твое испытание только начинается. У тебя есть ночь, чтобы выполнить его. А на рассвете ты придешь ко мне с ответом.

«А что, был какой-то вопрос? Я позабыла». Тайка замерла, поставив уши торчком.

Голос матери-волчицы был таким приятным, что его хотелось слушать, как слушают шум дождя, свист ветра или журчание реки, — и все равно, что она говорит. Пришлось немного напрячься, чтобы уловить не только форму, но и суть.

— Я спрошу: кто ты, где твое место и твое сердце?

«Тогда зачем ждать рассвета? — удивилась Тайка, приподняв точки бровей. — Я уже сейчас знаю ответ. Я волк, мое место — в лесу, мое сердце — рядом с моими белыми братьями и сестрами. Я хочу охотиться только с вами!»

— Побегай ночь в волчьем обличье, дитя, а потом возвращайся. Если ты слово в слово повторишь то, что сказала сейчас, — значит, так тому и быть. Но учти, что после этого ты уже не сможешь стать человеком. Смотри, не пожалей потом.

«Быть человеком — тяжело и больно!» — фыркнула Тайка.

— Слыхала, что так и есть, но не мне судить. Это твоя судьба и твой выбор, дитя. Встретимся на рассвете…

Тайка едва моргнуть успела, а волчица уже пропала, и даже следов на снегу не осталось. Видно было только раскопанную кочку с волчеягодником, и Тайка принялась хватать пастью янтарные ягоды. Теперь те казались не кислыми, а сахарными. Пожалуй, за всю свою жизнь она не ела ничего слаще.

Подскочивший Лучик тоже ухватил пару ягодок и предупредил:

— Не переусердствуй. Потом живот болеть будет. И голова.

— Но они такие сладкие!

Это были ее первые слова в волчьем обличье. Голос с непривычки звучал хрипло, челюсть ломило от напряжения.

— Мама говорит, на чужом опыте не научишься… — вздохнул Лучик, глядя, как названая сестрица объедает последний кустик. — Давай лучше опять побегаем?

— А может, зайца поймаем?

— Да мы так выли, что они все попрятались. Ты голодная?

— Нет вроде…

Разобраться в новых ощущениях было не так-то легко. Но в первую очередь Тайке хотелось прыгать, бегать и валяться в снегу, а еще — Охотиться! Да, именно так, с большой буквы.

Лучик, конечно, услышал ее мысли.

— Мама говорит, волки не должны охотиться ради забавы. Так что придется подождать, пока мы проголодаемся. Но, если хочешь, можем поохотиться на воспоминания.

— Это как? — Тайка от удивления раскрыла пасть, вывалив алый язык.

— Тут неподалеку есть озеро Воспоминаний. — Лучик выпятил грудь, явно гордясь, что его слушают с таким вниманием. — Его воды позволяют увидеть важное. То, о чем ты тревожишься, даже когда сам этого не осознаешь. Знаешь, бывают такие мысли, которые ты вроде и гонишь от себя, а они все равно не дают покоя. Мама говорит, на этом озере очень полезно бывать. Можно многое понять о себе и поймать за хвост скрытые чаяния.

— Я и так знаю, о чем думаю, — фыркнула Тайка.

— И о чем же?

— О зайце!

— Пф! Ну, не хочешь идти — не надо, — насупился Лучик и стал похож на Пушка: тот тоже всегда надувал щеки, когда обижался.

Жаль, с коловершей им теперь не по пути. Он же не любит собак, да и волков — считай, их ближайших родственников — тоже не жалует. И все же сердце кольнуло: нельзя обижать Лучика. Он такого не заслужил.

— Небось, это твое озеро замерзло уже… — нехотя протянула Тайка. — Смотри, как похолодало.

— Нет, его даже самые дикие холода не промораживают. — Волчок навострил уши: почуял, наверное, что она сомневается. — Одна-две полыньи всегда остаются. Есть куда заглянуть. Если ты, конечно, не боишься, сестренка.

А потом глянул так хитро-хитро, будто испытывал. Тайка аж зарычала от негодования:

— Это я-то боюсь?! А ну-ка веди меня на озеро Воспоминаний, братец! Вот увидишь, мне никто не страшен! Я же теперь волчица, а волкам неведом страх!

И они побежали: то скатывались кубарем с горки, то неслись, высунув языки и ловя пастью кружащиеся снежинки. А когда над верхушками сосен взошла похожая на серп полуденницы серебристая луна, дружно завыли, подняв морды к звездному небу.

Вскоре лес начал редеть, а до чуткого волчьего слуха донеслось сухое потрескивание. Тайка откуда-то знала: с этим звуком рождается лед, когда мороз схватывает воду. Значит, озеро совсем рядом.

— Не беги ты так! — взмолился Лучик. — Ох, ну и быстра ты, сестрица, за тобой не угонишься!

— Так-то! Знай наших! — рассмеялась она.

Останавливаться Тайка и не думала — еще чего! По правде говоря, она устала жить все время с оглядкой, как бы чего не вышло. Одно слово скажешь — этот обидится, другое скажешь — тот косо посмотрит. На всех не угодишь. А волчице никому угождать и не нужно, волчица прекрасна сама по себе. И в кои-то веки можно думать только о собственном благе, потому что о стае и всем прочем прародительница подумает. Это ее головная боль, ее ответственность. Какое же это счастье — почувствовать себя свободной! Если бы у Тайки были крылья, она бы сейчас точно взлетела.

Мягкими лапами она ступила на лед, точно зная, что тот достаточно крепок, чтобы выдержать волчье тело. Он был таким прозрачным, что Тайка видела песчаное дно озера, и чем дальше от берега она уходила, тем жутче становилось. Ух, и глубоко! Лучик тяжело задышал ей в ухо — добежал все-таки. Может, если захочет!

Темная полынья маячила впереди, маня и завлекая. Так бывает только в страшных снах или триллерах — вроде и чувствуешь опасность, но все равно идешь туда, чтобы встретиться с неизбежным. Наверное, если бы не Лучик, Тайка бы сдалась, но она не могла позволить себе струсить на глазах у братца-волка.

Присев на лапах, она подползла к полынье на брюхе и заглянула в воду. На нее уставилось собственное отражение: белая волчица с человеческими глазами. Тайка аж залюбовалась: а что, красиво! И никаких тебе глупых веснушек.

После пробежки по лесу очень хотелось пить, и она принялась лакать воду, от которой стыло горло.

— Ты что делаешь?! — ахнул Лучик за ее спиной. — Не пей! Нельзя!

А потом вдруг налетел ветер. Когти — вжик — царапнули по льду в бесплодной попытке уцепиться, и Тайку втащило в полынью: прямиком в объятия смертного холода.

Глава двадцатая. Охота на воспоминания

Поначалу Тайка барахталась, пытаясь выбраться на поверхность, пока не услышала голос воды. Сперва та тихо мурлыкала, убаюкивая, но вот песня зазвучала громче… Еще громче… Вскоре Тайке даже удалось разобрать слова:

— А представь: все дороги пройдены, все ответы давно найдены, нити окончательно спрядены, жизнь впадает в речку Смородину. Берега, заросшие небылью, тишину подарят волшебную. Не страшись, не дергайся. Погляди: тут ни боли, ни бед — лишь покой один.

Посулы казались такими заманчивыми, что Тайка призадумалась: может, и правда, ну его? Когда там, в Дивнозёрье, все только начиналось, она понятия не имела, во что ввязывается, и не была готова, что дело окажется настолько серьезным. Все это время ответственность лежала на ее плечах тяжелым камнем, не давая вздохнуть. Стоит ли удивляться, что она надорвалась, не справилась? Когда помогаешь людям, всегда отдаешь частичку себя. А что случится, когда раздашь все без остатка? Похоже, Тайке вскоре предстояло это узнать. Ей больше не было холодно, страх тоже отступил, вот только в груди гулко звенело от пустоты.

Вода обещала ей:

— Не бойся. Больно не будет.

«Значит, я все-таки не утону?» — подумала Тайка и ясно услышала ответ озера (ну, или той сущности, которая в нем обитала):

— Нет, конечно. Просто заснешь, и тебе будут сниться хорошие сны. Самые лучшие.

«Допустим. А тебе-то с этого какая польза?»

— Мне нравится смотреть.

«Я тебе что тут, домашний кинотеатр?!» — вдруг не на шутку разозлилась Тайка.

Вода некоторое время озадаченно молчала, а потом прожурчала:

— Тебе не нужен покой… Чего же ты тогда хочешь? Скажи, и я дам тебе это.

«Да я сама не знаю». Тайке в последнее время столько раз приходилось общаться мысленно, что голова уже трещала с непривычки.

Вода вокруг забурлила, словно в джакузи, и потеплела, обволакивая.

— Давай посмотрим вместе…

Говорят, что в моменты опасности вся жизнь проходит перед глазами. Вот с Тайкой это и произошло. Буквально. Картинки сменялись, точно кадры немого кино, записанного на заезженную пленку. Кое-где рябило. Порой одно воспоминание вылезало из-под другого, как записи на старых видеокассетах. Тайка их и не застала почти, только у мамы как-то видела мультики. Еще удивилась, что их долго перематывать нужно, а нельзя просто раз — и включить.

Картинки сменялись так быстро, что не получалось уцепиться ни за одну из них. Вот девчонки, которые обижали ее, когда она была маленькой, обзывали «кикимориной дочкой», а она плакала, потому что не могла придумать ответ. Вот первая двойка, после которой Тайка долго сидела в школьной раздевалке и боялась идти домой. Вот приглашение на районную олимпиаду по литературе, которое досталось не ей, а Катьке, потому что Катьку учительница любила больше… Раньше все это казалось большими бедами, а сейчас даже смешно было: нашла из-за чего переживать! Впрочем… всему свое время. Для маленькой Тайки это были тяжелые испытания, и она справилась, оставила их позади и пошла дальше. И пусть было горько, но в итоге невзгоды сделали ее сильнее.

Стоило ей подумать об этом, как картинка, мигнув, сменилась. Это было уже не воспоминание: ничего подобного в Тайкиной жизни раньше не происходило. Она увидела бабушку, которая лезла на четвереньках по земляному ходу. Из стен торчали корешки, по которым ползали какие-то мураши. А впереди кто-то летел, неся в лапах фонарик и указывая дорогу. Силуэт подозрительно напоминал Пушка, но ведь он сейчас не мог быть с бабушкой?

Тайка моргнула (или мигнуло изображение?), и коридор сменился на знакомый грот. Конечно, это был не Пушок, а Соль, его матушка. Значит, вылечили ей крыло. Вот радость-то! Но что бабушка делает в гостях у коловершей? Ей там вон даже комнату обустроили, притащили набитый сеном матрас, одеяло… Неужели в Светелграде все стало настолько плохо, что беременную царицу решили эвакуировать? Дедушка, конечно, тот еще паникер — особенно когда дело касается наследника. Но, если ба согласилась, значит, дело и впрямь пахнет керосином. Или лучше сказать: Горынычем?

Солнышко, младший брат Пушка, угнездился у царицы Таисьи на коленях, и та его чесала за ушком. Тайка многое отдала бы, чтобы сейчас оказаться на его месте. И еще больше — чтобы не видеть отчаяния и тревоги в бабушкиных глазах.

«Все будет хорошо!» — хотела крикнуть она, но изо рта вырвались лишь пузыри, а картинку уже сменила другая.

В этом месте Тайка прежде не бывала. Оно напоминало какой-то степняцкий лагерь с юртами, между которыми бродили пыльные овцы. Под навесом, скрываясь от накрапывающего дождя, на шкурах развалился Лис. Прикрыв глаза, он что-то потягивал из пиалы и улыбался. Тайка давно не видела его таким довольным.

Собеседника Лиса, рослого бородатого дядьку с длинной трубкой в руке, она раньше никогда не встречала, иначе точно запомнила бы проницательные черные глаза, выбритые виски и тонкую косицу на затылке. Тайка присмотрелась, что у этого дядьки в руках, и ахнула, выпустив изо рта несколько пузырей: это же ожерелье! С теми самыми камнями, которые она с Вьюжкой передала. Значит, все не зря было, и на Доброгневу управа найдется. Недаром эти двое — и Лис, и бородач — жмурились, как сытые коты. Было так приятно ощущать и свою причастность… Губы сами собой растянулись в улыбку, но в следующий миг картинка сменилась, и Тайка снова помрачнела.

В этот раз озеро воспоминаний показало ей Яромира и Огнеславу. Казалось, эти двое о чем-то жарко спорили, стоя на ветру, и дивий воин то и дело опускал виноватый взгляд, словно оправдываясь. Огнеслава что-то говорила, но картинки так и остались беззвучными, а по губам читать Тайка не умела и сейчас очень об этом жалела, хотя и подозревала, что этот разговор не доставит ей радости. Да и вообще подслушивать неприлично! Но сердце все равно защемило, когда Огнеслава вдруг заплакала, а Яромир притянул ее к себе и обнял крепко-крепко.

«Лишь бы целоваться не вздумали». Тайка на всякий случай закрыла глаза.

— Теперь я знаю, чего ты хочешь, — прожурчала вода. — Мира.

Тайка вздрогнула и на всякий случай решила не уточнять, что имелось в виду: слово-то многозначное. То ли отсутствия войны, то ли… нет, не надо об этом. Только душу зря травить. У него есть Огнеслава, и точка.

«Я хочу вернуться», — усиленно подумала Тайка, чтобы та, кто живет в озере, не вздумала сказать еще что-нибудь неудобное.

— Не стану я тебя отпускать. Мы же почти столковались!

«А вот и нет!»

— А вот и да! — Журчание стало грозным.

Эх, жалко, в волчьем облике у нее не было кладенца. Он превратился вместе со всей одеждой. Да и как бы она его взяла? Лапками?

«Ах так?! — обиделась Тайка. — Ладно, делай что хочешь. Но предупреждаю: никаких снов ты от меня не дождешься. Я лягу на дно и буду представлять стенку. Кирпичную. И на ней еще всякие плохие слова будут написаны. И больше ничего!»

— Ты не сможешь…

«Проверим?»

Она, как и обещала, вообразила себе стену дяди-Колиного гаража, которую изрисовали хулиганы. Ух, дядя Коля тогда и ругался!

Вода некоторое время молчала, словно ждала, что Тайка одумается, а потом взбурлила в возмущении:

— Не хотела по-хорошему — будет по-плохому!

И начала нагреваться.

«Ну вот и все, — подумала Тайка. — Недолго волчком побегала. Даже ушанки из меня не получится, только волчатина вареная…»

Сперва она терпела, а когда стало нестерпимо жарко, закричала то, что кричат все дети, попавшие в беду:

— Мама!!!

Хотя, конечно, знала, что мама далеко, в городе, не услышит, не придет. Та ведь вообще была не в курсе, что ее глупая дочка потащилась очертя голову в волшебный край. А если бы узнала — ни за что бы не пустила. Помнится, она ведь даже предупреждала… Ай!

Кто-то подхватил ее за загривок и рывком выдернул из воды. В глаза ударило рассветное солнце, на мгновение ослепив. Это что же, она всю ночь в полынье проваландалась? Тайку поставили на землю, а над ее головой прогремел грозный рык матери-волчицы Люты:

— Что же ты творишь, Щастна, щучья мать! Али не помнишь уговора? Моих детей хошь испытывать — испытывай, но, коли не поддались искушению, отпускай. И нечего тут свои плавники распускать!

Из воды высунулась огромная щука — Тайка таких и не видела, один глаз — во! — и заныла:

— Звиняй, матушка Люта, увлеклася я! Уж больно хороша девчоночка.

— Хороша, да не твоя! — рявкнула волчица. — Будешь должна теперь услугу, ясно?

— Я же как лучше хотела… — начала было щука, но, встретившись с грозным взглядом Люты, вздохнула: — Как скажешь, подруженька… Услугу так услугу.

Плеснула по воде хвостом — только ее и видели.

Вокруг Тайки, поскуливая от облегчения, запрыгал Лучик:

— Ух, и напужался я за тебя, сестренка!

Тайка сперва хотела упрекнуть его, мол, чего же не предупредил, но потом вспомнила, что тот закричал — просто поздно, и махнула хвостом:

— Хорошо все, что хорошо кончается.

— Щастна не злая, — зашептал волчок. — Она всем счастья желает. Умеет чужие желания исполнять. Просто понимание о счастье у ней свое. Так-то они с мамкой — старые подружки. Одна прародительница волков, другая — прародительница щук, у них много общего.

— Это, случайно, не щука из сказки «По щучьему веленью»? Та тоже желания исполняла, — хмыкнула Тайка.

Опасность миновала, и хвост теперь хотел вилять помимо ее воли — словно жил своей жизнью. Наверное, у собак тоже так бывает?

— Не знаю… — Лучик глянул на мамку, и та кивнула:

— Если желания исполняла, то наверняка та самая, больше некому.

— Ой, а она, выходит, и мое желание исполнила! — ахнула Тайка. — Я же хотела узнать, как там мои друзья поживают. Ну, те, что из человеческой жизни.

— И как, узнала? — Люта прищурилась.

— Угу. Тяжко им… — Хвост перестал вилять и поджался.

— Никому сейчас не легко, дитя.

Волчица подошла ближе, обдав ее горячим дыханием.

Под лучами рассветного солнца снег казался розовым. Кое-где — с золотистыми искорками. Ух, сколько его за ночь-то понасыпало! Тайке подумалось, похоже на сладкую вату, — и она облизнулась. Ага, вот и голод проснулся. Теперь же можно будет поохотиться на зайца?

Она заглянула в зеленые глаза Люты, но спросить не успела, потому что мать-волчица взяла ее зубами за шкирку и понесла, как щенка, — подальше от полыньи. А когда Тайка снова смогла встать на лапы, тут уже ей пришлось держать ответ.

— Ты обещала сказать на рассвете, что надумаешь. Так кто ты? Где твое место и твое сердце?

— Я — это я. — Тайка выдержала ее строгий взгляд. — Ведьма-хранительница Дивнозёрья. Внучка своей бабушки. Человек, а не волк, как ни жаль это признавать. Мое место — рядом с друзьями в трудный час. Мое сердце — с тем, кого я люблю, пусть даже он не разделяет моих чувств. Я не могу остаться, матушка Люта. Прости меня!

— Не извиняйся, дитя, — улыбнулась волчица. — Ты сделала верный выбор. За это я верну тебе человечий облик, но и волчий оставлю. Ты сможешь превращаться по желанию, когда захочешь. Нужно только удариться оземь и сказать: «По волчьему веленью, по моему хотенью», — и вмиг обернешься.

Тайка, не удержавшись, хихикнула. Нет, они с той щукой точно сговорились!

— А потом как обратно человеком стать?

— Да точно так же. Попробуй.

Тайка со вздохом глянула на строчку следов, которую оставил беляк, расставила пошире лапы и, неловко ткнувшись головой в снег, произнесла:

— По волчьему веленью, по моему хотенью — желаю снова стать человеком!

В этот раз ей совсем не было больно, только в ушах хлопнуло — будто обрубили часть звуков, — да вихрем взметнулись снежинки. Ну конечно, она же не оборотень, чтобы крючиться, как они. Для волчьих, да и не только волчьих, побратимов превращение только в первый раз мучительно…

Руки и ноги с непривычки немного затекли, и Тайка принялась их разминать.

— Это что же, мы больше не увидимся? — вдруг погрустнел Лучик.

— Увидимся, конечно. — Она чмокнула его в нос. — Я же твоя сестренка.

Подумать только! Все ее предки по линии деда проходили такое испытание! Интересно, а кто-нибудь остался жить с волками? Надо будет потом у царя спросить.

— Матушка Люта… — Она вдруг вспомнила, зачем все затевала. — Помнишь, я говорила о просьбе? Не дашь ли ты мне немного своей шерсти? Троим моим друзьям нужны новые нити судьбы.

— Прямо-таки троим? — прищурилась волчица.

Наверное, она много просит, да? И хоть велико было искушение промямлить: «Ну, можно на две ниточки…», Огнеслава как-нибудь обойдется, — Тайка решительно прогнала прочь малодушные мысли:

— Да, троим.

Яромир не выдержит, если во второй раз потеряет любимую. А Тайке совсем не хочется, чтобы ему было плохо. Она желает ему счастья — даже если и не с ней.

— Ладно, будь по-твоему.

Люта подошла к ближайшей кочке, раскопала под снегом гребешок и протянула Тайке.

— Вот это да! — Теплое резное дерево удобно легло в руку. — Откуда в снегу такая красота? Ты как будто знала, о чем я попрошу?

— Может, и знала, — улыбнулась волчица. — Начеши сколько тебе нужно, дитя.

И Тайка начесала. «Спасибо» не забыла сказать, конечно. Потом они еще долго обнимались на поляне, прощаясь. И Лучик жался к ней, все переживая, как же она зимой в лесу, да без шубы.

— В следующий раз обязательно погоняем зайцев, сестренка. Ты только не забывай нас!

Прежде чем уйти, волчок лизнул ее в щеку. Когда Лучик с Лютой скрылись за деревьями, Тайка почувствовала щемящую тоску. Так странно… еще вчера она этих двоих знать не знала, а сегодня они стали почти родней. И от верной смерти ее спасли!

Удивительное дело: теперь Тайке зимний холод был нипочем, даже в толстовке. Волчья суть согревала. Она знала: замерзнет — всегда сможет перекинуться, и будет ей шуба, самая лучшая!

А сейчас, наверное, стоило вернуться к приметному дубу? Ну это если вдруг Яромир за ней прилетит.

«Не „если», а „когда»«, - мысленно поправила себя Тайка. Ну правда, они ведь не перестали быть друзьями!

Идти по свежевыпавшему снегу было нелегко, поэтому она снова обернулась волчицей и понеслась. Но в этот раз ее ничего не отвлекало: ведь у нее была цель. В этом обличье Тайке все было внове, поэтому она сперва почуяла запах Дивьего воина (сердце запело от радости) и только потом увидела его и Вьюжку возле дуба. Яромир озирался по сторонам, ища ее взглядом. И Тайка — откуда только взялась тяга к дешевым эффектам! — выпрыгнула из-за кустов прямо как была, в волчьей шкуре.

Дивий воин, нахмурившись, выхватил меч. Ох, хорошо, что она догадалась не подходить близко… В общем, эффектное появление вышло смазанным, потому что Тайка шарахнулась в сторону и срывающимся голосом провыла:

— Ы-ы-ы-эй, это я!

— Дивья царевна?! — Брови Яромира взлетели высоко-высоко. По правде говоря, Тайка еще никогда не видела его таким удивленным. — Тебя что, заколдовали?

— Ну вот, опять ты в меня не веришь… — отозвалась она с укоризной; ударилась о снег, шепнула заветные слова и предстала перед дивьим воином взлохмаченная, раскрасневшаяся и счастливая.

Ну не получилось у нее дуться на Яромира дольше одного мгновения. Радость встречи затмила все обиды.

— Вот видишь, я все-таки договорилась с волками, как и обещала. Теперь и ты должен выполнить свое обещание. Перестань относиться ко мне как к маленькой, понял?!

— Так давно уже не отношусь.

Яромир сгреб ее в охапку и прижал к себе крепко-крепко, аж дышать стало больно, но Тайка терпела. Даже радовалась, пока дивий воин не наклонился к ней, словно собираясь поцеловать, но замер в нерешительности, — и тогда она отпрянула. Еще чего не хватало! При живой-то невесте.

— Летим скорее к нашим. — Яромир отвел взгляд и зарылся пальцами в шерсть подбежавшего Вьюжки, будто не зная, куда девать руки.

— Угу… — Тайка и сама задыхалась от неловкости.

И только беспечный симаргл тыкался носом ей в ладонь, посылая радостные мысли:

«Я привел его! И камни доставил. Я молодец, да? Я хороший мальчик?»

Глава двадцать первая. В гостях у шамана

Они летели на Вьюжке сквозь туман и метель, и Тайка, пожалуй, впервые не испытывала никакого удовольствия. Погода была нелетная, но ее смущало совсем не это. Хуже колючего снега в лицо была тишина. Яромир всю дорогу молчал, и Тайке тоже не хотелось разговаривать, поэтому она очень обрадовалась, когда вдалеке показался дымок, а дивий воин впервые за все время пути буркнул:

— Мы почти на месте.

Тайка совсем не удивилась, разглядев внизу степняцкие юрты — такие же, как в ее видении. Удивило другое: она-то думала, что это какое-то село (или как это тут называется?), а оказалось — просто три палатки посреди степи. Все это больше напоминало военную ставку или какой-нибудь разведывательный лагерь, как Тайка их себе представляла по книжкам и компьютерным играм. Настоящих-то она не видела, откуда бы?

Путники приземлились на полянку, заросшую сочной зеленой травкой (и это на границе осени и зимы!), вспугнув парочку пасущихся овец, — те явно не ожидали, что на них с неба свалился симаргл.

— Я что, до самой весны волчицей пробегала?

Тайка спешилась первой. Вдохнула запах жилья, дыма и мокрой овечьей шерсти. В груди защемило: пахло домом. Кто бы мог подумать, что здесь, в Волшебной стране, куда она мечтала попасть с детства, тоска по родному Дивнозёрью станет такой невыносимой?

— Шутишь? Нет, конечно, — буркнул за спиной Яромир. — Просто это особенное место. Колдун навий тут живет. По-ихнему — шаман. Какой-то приятель Кощеевича.

Ага, наверное, тот самый бородатый дядька с косой из Тайкиного видения.

— Значит, тут безопасно?

И она снова не угадала. Дивий воин скривился, будто проглотил… нет, даже не лимон, а тот янтарный волчеягодник:

— Нигде сейчас не безопасно.

Он хотел добавить еще что-то, но осекся, потому что навстречу Тайке со скоростью самонаводящейся торпеды уже летел Пушок. Вам! Коловерша врезался прямо в нее, зацепился когтями за толстовку и повис, обнимая ее крыльями и яростно урча:

— Тая! Живая! Ур-ур-ур-ра!!!

И столько искренней радости было в его голосе, что Тайке стало стыдно: и как она только могла подумать, что больше не нужна Пушку, потому что у него есть Василиса? Это все Воронович проклятый, задурил ей голову…

Пока они с коловершей обнимались, тут и Василиса примчалась, и Лис — чтобы разделить радость встречи, конечно. Даже Огнеслава хлопнула ее по плечу и улыбнулась:

— Рада, что ты нашлась, ведьма. Мы все за тебя беспокоились.

Но больше всего Тайка удивилась, увидев на полянке перед юртами Микрогорыныча. На этот раз в человеческом облике — видимо, чтобы не пугать Лиса.

— О, и ты тут?!

Тот прыгнул, присоединившись ко всеобщей куче-мале.

— А где ж нам еще быть? С новыми-то разведданными!

— Надеюсь, вести добрые?

Ей так хотелось услышать утвердительный ответ, и сердце екнуло от счастья, когда Микрогорыныч кивнул:

— Тебе понравится.

В коллективных обнимашках не участвовали только Яромир, мара Маржана и темноволосый шаман, куривший трубку поодаль. Его лицо было непроницаемым — не поймешь, радуется или осуждает.

Лис, спохватившись, указал на бородача:

— А это дядька Ешэ. Старый приятель. Предоставил нам убежище.

От Тайки не укрылось, что Василиса косится на этого Ешэ с опаской, словно не до конца доверяет. Наверняка знакомы по Кощеевым временам. Надо будет потом расспросить ее, кто таков этот шаман.

Ешэ посмотрел на Тайку, и ей стало не по себе от его цепкого взгляда — будто молнией насквозь прошибло. Еще и глаза черные, как уголья. Страшный человек, такому лучше не переходить дорожку…

— Пожалуйте в дом. — Дядька Ешэ вытряхнул на землю трубочный пепел и откинул полог. — Угощайтесь, чем боги послали, и будем совет держать. Вас становится слишком много для моей скромной обители. Не ровен час, змейки-кощейки разнюхают, где вы. Долго защиту я держать не смогу.

— Уже прогоняешь? — усмехнулся Лис.

— Просто предупреждаю. И мечи оставьте за порогом. У меня не принято.

Тайка со вздохом сняла с шеи цепочку с Кладенцом и повесила на стойку для оружия. Она вошла в юрту, огляделась. Окон внутри не было: свет проникал только через круглое отверстие прямо по центру потолка. Сквозь него же выходил и дым очага. По сути, это был даже не очаг, а металлическая чаша, вкопанная в песок и обложенная круглыми камнями.

У входа и на стенах висели цветные нитяные обереги, связки косточек и перьев, веточки с вырезанными на них навьими письменами и огромный череп… Чей же он? Горыныча, что ли? То-то Митяй в лице изменился и попятился, налетев на Тайку. Впрочем, человеческие черепа в юрте тоже были: мерцали свечами в глазницах, иногда подмигивая. Бр-р, жуткое место!

Если не считать всяких колдовских штук, то жилище шамана можно было бы назвать аскетичным. Вместо кровати — шкуры да пара подушек. Все ковры старые, потертые, даже и не разберешь, что на них выткано. Прочие личные вещи умещаются в один сундук. У очага — небольшой столик с пиалами и чайничком. Может, все прочее добро у него в двух других юртах хранится? Кстати, непонятно: он тут вообще один живет или как? Никаких домочадцев Тайка не видела, но, возможно, шаман их просто отослал.

Вьюжка тоже собирался войти в дом, но Лис запротестовал:

— Вот только этого не хватало! Договаривались же — без собак.

И Пушок поддакнул:

— Да-да, без собак!

Ишь, как спелись! Пришлось симарглу лечь у порога, положив голову на лапы. В утешение дядька Ешэ принес ему наполовину обглоданную баранью ногу.

Гости расселись вокруг очага: кто на подушках, кто на шкурах. Огнеслава, взяв на себя роль хозяйки, разлила чай по пиалам. Ну, то есть чай — это громко сказано. Напиток казался мутным, на поверхности плавали маслянистые пятна и какие-то семена, пробовать его было страшно. Но Тайке так сильно хотелось пить и есть, что она решилась — и не прогадала. Вкусно даже! Правда, больше похоже не на чай, а на бульон солененький.

— Плов будет позже, девочка-волчица, — сообщил ей дядька Ешэ.

Наверное, услышал, как у нее заурчало в животе. Надо же, он и ее связь с волками углядел? Шаман, однако!

— Ну-с, — Лис повертел в руках глиняную пиалу, любуясь узором, — что у нас плохого?

— А с хорошего можно начать? — Микрогорыныч аж подпрыгивал, так ему не терпелось поделиться новостями.

— Валяй. — Лис состроил скорбную мину. Небось, сглазить боялся.

Митяй же, прочистив горло, заговорил:

— Агент Уроборос докладывает…

Тайка, не удержавшись, хихикнула, и Микрогорыныч насупился:

— Ну чего смешного? Нужен же нам оперативный псевдоним! Вот мы и выбрали змея покруче. Кто не в курсе, Уроборос обвивает весь мир, и…

— Я знаю, прости! — замахала руками Тайка. — Просто это было неожиданно.

— Спасибо, что не агент Крокодил, — шепнул Пушок, а Лис в ответ фыркнул:

— Агент Микрокрокодил!

— А лучше — агент Мимокрокодил!

Нет, они точно спелись за время Тайкиного отсутствия. Наверняка тут не обошлось без Василисы. Хорошо, что Митяй их насмешек не услышал! Улучив момент, Тайка погрозила Пушку и Лису кулаком, а доблестный разведчик продолжил:

— Ну так вот: главная новость дня! Всего два Горыныча согласились сотрудничать с Доброгневой. Остальные отказались наотрез. Так что авиации у нашего врага почитан что нет.

— Даже пара горынычей способны сжечь город дотла, — покачала головой Маржана, а Огнеслава со вздохом добавила:

— И кто поручится, что остальные змеи не передумают?

— Папка наш поручится! — вскинулся Митяй.

Тут уже на него все вытаращились.

— Какой еще папка? — насупился Яромир. — Чего ты врешь? Сам же говорил, что твоя единственная семья — змеи дивнозёрские.

— До недавнего времени так и было. — Митяй шмыгнул носом. — А теперь папка появился. Приемный, конечно. У нас, горынычей, родителей не бывает, сиротинушки мы.

Он так жалобно это сказал, что у Тайки слезы на глаза навернулись.

— Я рада, что вы нашли друг друга. Поздравляю! Наверняка это была очень интересная история, я бы послушала про вашу встречу, но потом. А сейчас скажи: ты уверен, что этому твоему папке можно доверять? Сам понимаешь, Горыныч все-таки.

— Ага, горынычи как йогурты — не все одинаково полезны, — усмехнулся Митяй. — Но папка сказал, что знает Василису. Мол, собирался спасти ее даже. Ну, не один, а с дивьим чародеем каким-то.

— С Весьмиром, — кивнула Василиса. — Было такое.

— Вот, точно, это имя он и назвал. Говорил, что скучает по нему. Мол, кое-кто — не будем показывать пальцем, но все знают, что это был Лис, — обратил его в ледяную глыбу.

— Я не нарочно, — буркнул Кощеевич, отводя взгляд.

— Еще скажи: «Больше не буду»! — фыркнул Яромир.

— Ну, может, сделаю для тебя исключение.

Некоторое время они сверлили друг друга гневными взглядами, пока не вмешалась Василиса:

— Мальчики, не ссорьтесь!

Дядька Ешэ хохотнул так, что чуть чаем не подавился:

— Умеешь ты разрядить обстановку, Василисушка! Не зря тебя Кощей пуще других жен привечал.

— Тьфу на тебя! — Василиса дернула плечом. — Вспомнил черта.

Лис тоже метнул в шамана гневный взгляд, но стрела не достигла цели, разбившись о непроницаемо-каменное лицо.

— Не будем лишний раз об отце, — сказал он уже более спокойно. — Я же обещал, что дам одолень-траву, чтобы расколдовать статуи, и слово свое сдержу. Могу хоть сейчас весь запас отдать.

— Давай! — Яромир протянул руку.

— Не тебе. Еще потеряешь!

— Тогда дивьей царевне.

— Нет-нет, — замотала головой Тайка. Еще не хватало ей такой ответственности. — Лучше Василисе. Она и прекрасная, и премудрая, в общем, точно знает, что делать.

Этот вариант устроил всех.

Пока Лис выкладывал траву из сумки, в круглое окошко на потолке влетела ворона и, каркая, устремилась к шаману. Тайка от неожиданности взвизгнула — сама от себя не ожидала, а вот поди же ты! Она подумала, что это Воронович вернулся, но ошиблась.

— Чего орешь? — вытаращился на нее Лис. — Это обычная вещунья. У дядьки Ешэ их сотни. По миру летают, весточки приносят. Это как у папки моего змеи были, только птицы. Птицы — лучше.

Ворона тем временем что-то каркала шаману на ухо. Тот слушал, кивая. Потом взялся за трубку, принялся набивать ее, раскурил и только тогда вымолвил:

— А теперь дурные вести: Светелград осадили войска Доброгневы. Может, горынычей у нее всего и два, зато упырей да злыдней — тьма-тьмущая. И пока мы тут с вами чаи гоняли, все войско сквозь зеркало в Дивье царство ушло.

У Тайки заколотилось сердце. Как же там дедушка? Наверное, чуял, к чему все идет, — иначе зачем бы ему бабушку к коловершам в убежище отправлять?

— Проклятые вороны. — Маржана поджала губы. — Вечно приносят недобрые вести.

— Ты на птичек-то не пеняй. Они не виноваты, что люди зло творят.

— Да люди в большинстве своем с гнильцой. На вид вроде ничего, а на деле одна труха внутри, — сказала мара таким будничным голосом, словно о погоде рассуждала. Оно и понятно: наверное, надо очень не любить людей, чтобы насылать им кошмарные сны.

В другое время Тайка с ней, может, и поспорила бы, но сейчас ей было не до того. Мысли лихорадочно скакали в голове, точно бешеные белки.

Она вскочила, едва не снеся одну из балок юрты, — хорошо, что та оказалась достаточно крепкой.

— Погодите, я не понимаю! Вот Кощей с Дивьим царством воевал-воевал, но до столицы так и не дошел. И Лис тоже не преуспел.

— Потому что не очень-то и хотелось, — быстро ввернул Кощеевич.

— Почему же у Доброгневы все так быстро получилось? Не годы, не месяцы даже, а дни — раз, и все упыри уже под стенами. Что же изменилось?

— А вот что.

Тайка не сразу поняла, на что указывает дядька Ешэ. А поняв, ахнула: ну да, конечно! Перстень Вечного Лета на пальце у Яромира! Теперь понятно, почему предыдущий царь не хотел делиться — это было бы все равно что собственноручно открыть врагу ворота города. Откуда он мог знать, что Лис на самом деле не хочет нападать? Но еще больше Тайка восхитилась дедушкой: он ведь тоже знал об истинных свойствах кольца — и все-таки отдал его, поверил. Ох, и тяжело ему далось такое решение, наверное! А теперь вот и последствия подвезли…

— Дяденька шаман, а ворона случайно не сказала вам, где сейчас находится сама Доброгнева?

Ешэ в задумчивости огладил бороду, глянул на птицу, та снова закаркала.

— Вещунья говорит, среди войск, стоящих под стенами Светелграда, княжну не видали.

— Конечно, не видали, — фыркнула Огнеслава. — Вы б знали, какая она трусиха! Ни за что не будет под стрелы да заклятия подставляться. Наверняка в замке Кощеевом сидит и оттуда командует. Она же не бессмертная, как некоторые…

— Ты так говоришь, будто это плохо, — усмехнулся Лис. — Да, я бессмертен. Нет, мне не стыдно. А завидовать нехорошо.

— Я и не завидую, — пожала плечами Огнеслава. — Слыхала, что не дар это, а проклятие.

Кощеевич не стал отвечать, только плечом дернул: мол, много ты понимаешь. Этот жест у них, кстати, с Василисой был прямо точь-в-точь — сразу видно, что мать и сын.

— Так это хорошо, — улыбнулась Тайка.

— Что именно? Мое бессмертие?

— Нет, то, что Доброгнева здесь, в замке. Далеко идти не придется. Ты же сделал новое ожерелье.

— Ну вот, такой сюрприз псу под хвост! — Лис от досады чуть пиалу из рук не выронил. — Я думал, сейчас расскажу — ты ахнешь… Этот дивий болтун растрепал, да? Просил же сохранить в тайне. Ну что за люди?!

— Эй, полегче! Я молчал вообще-то! — взвился Яромир.

Ну и обстановочка: как трут, от любой искры полыхает. Пришлось Тайке встать между ними, пока Лис за «Дивьего болтуна» по ушам не огреб.

— Это не он. У меня видение было — тебя с ожерельем в руках видела и дядьку Ешэ. Как вы снаружи под навесом сидели, чай пили.

Шаман усмехнулся:

— Во-первых, это был не чай. А во-вторых… не привираешь ли ты, девочка-волчица? Как тебе удалось сквозь мои обереги увидеть, да так, чтобы я тебя не почуял?

— Мне вот тоже любопытно, — подался вперед Лис. — Нет-нет, я-то знаю, что ты не врешь. Хочу прикинуть, как этот твой дар можно использовать в нашей ситуации.

Не хотелось Тайке его разочаровывать, а пришлось:

— Боюсь, никак. Это не я себе видение устроила, а Щастна. Ну, та, которая «по щучьему веленью»…

— А… — сказал дядька Ешэ, вмиг потеряв к ней всякий интерес.

Лис тоже выглядел расстроенным. А вот Огнеслава вдруг Тайку поддержала:

— Ну чего нахохлились, как куры на насесте? Ведьма дело говорит. Надо в замок идти.

И Маржана кивнула:

— Армия, может, и большая, да держится на чарах и страхе. Приворот сильный, не спорю. Сложно противостоять. Сама едва не попалась в сети… Но в этом и кроется главный изъян: мало кто служит Доброгневе по собственной воле. Может, и есть верные ей люди, но их мало. Победим Доброгневу — выиграем войну. Голосуем за вылазку в замок — кто за?

Мара подняла руку, Огнеслава тоже. Следом за ней, почти одновременно, Яромир с Тайкой и Митяй. Пушок воздержался, потому что пригрелся у очага и заснул. Но стоило только Василисе сказать свое «да», как Лис подпрыгнул, как шершнем ужаленный:

— Даже не думай, мам! Не для того мы тебя вытаскивали, чтобы ты опять туда лезла. Сам пойду, а тебя не пущу!

Василиса грозно сверкнула синими очами:

— Ну, попробуй! Неужто песней мать родную зачаровать осмелишься?

— В ковер закатаю! Дядька Ешэ, одолжишь мне ковер?

— Одолжить-то одолжу, — усмехнулся шаман. — Да только незачем тебе дурью маяться, себя мучить, ее неволить. Есть идея получше: чтобы все остались довольны и пользу делу принесли.

Он вроде и негромко говорил, и безо всякой магии, но все притихли и обратились в слух. Ворона на шестке перестала чистить перышки, Пушок поднял уши торчком, а Тайка затаила дыхание. Ой, что-то сейчас будет…

Глава двадцать вторая. Семечко надежды

Дядька Ешэ был из тех людей, которые говорят редко, но уж если начали — поневоле заслушаешься. От его густого баса у Тайки мурашки по коже бегали.

— Так вот… — Шаман, прищурившись, выпустил кольцо дыма. У него даже табак был не раздражающий, а какой-то приятный, степной. — Коли без перстня Светелграду не выстоять в осаде, нужно оный перстень им доставить. Почему бы это не сделать Василисе? Так она и в Волколачий Клык не вернется, и дело нужное сделает.

— Дороги нынче тоже опасные, — засомневался Лис, чем вызвал у Ешэ очередной смешок:

— Вы с мамкой местами поменялись, что ли? Теперь не она за тобой ходит, как наседка, а ты за ней? Окстись, княжич. Она уже взрослая, сама справится.

— Идея-то хорошая, только ничего не выйдет, — с сожалением покачал головой Яромир. — Нешто забыли, что перстень Вечного Лета только родичам царя в руки дается?

Шаман уставил на него обличающий палец с длинным, будто бы птичьим когтем:

— Но ты-то носишь.

— Я царю побратим.

— Так и Василиса не чужая. Разве нет?

Дивий воин в недоумении захлопал глазами. А Тайка вдруг припомнила:

— А ведь и правда! Василиса нам с бабушкой родней приходится, а царь на бабушке женат. Получается, что она тоже член семьи. Использовать силу кольца не сможет, а нести — запросто. Ну, то есть, наверное. По логике.

— Погоди-погоди. — У Яромира аж лицо вытянулось. — Вы родичи? Серьезно?

— Я сама только этой осенью узнала. Мне Лис сказал.

— Хм… С ним вы тоже родня, значит?

Это прозвучало словно обвинение, и Тайке захотелось втянуть голову в плечи, а еще лучше — нырнуть под ковер и затаиться.

Но вместо этого она расправила плечи и, выпятив грудь вперед, процедила сквозь зубы:

— А если и так, то что?

— Да ничего, — пожал плечами дивий воин. — Просто неожиданно.

И почему-то переглянулся с Огнеславой. Ах, ну да, она же вроде как тоже полукровка: отец из Нави, мать — из Диви…

— Если тебе что-то не нравится… — начала было Тайка, но, вовремя опомнившись, закрыла себе рукой рот, чтобы зря не наговорить обидных слов. Он что, правда сказал: «Ничего»? М-да… Наверное, обвиняющий тон ей померещился. Так бывает, когда заранее ждешь нападок.

А Маржана усмехнулась:

— Учитывая разницу в возрасте… Поздравляю тебя, княжич, ты только что стал прадедушкой… в каком там колене?

— Нет уж, спасибо! — делано возмутился Кощеевич. — В крайнем случае согласен именоваться братцем Лисом.

Василиса же подошла к Тайке и взяла ее руки в свои:

— Я еще там, в Сонном царстве, когда мы впервые встретились, знала, что мы не чужие друг другу.

— Теперь понятно, — кивнула Тайка. — Будь я сбоку припека, мне бы не удалось к тебе попасть. Ни по Дороге Снов, ни вообще никак.

— Да, Дорога Снов — это междупутье, а у тех, кто спит в ледяном плену, возникает свой пузырь или кокон, куда может пробиться только родная кровь. Ну или тот, кого ты любишь. Потому что зимний лед тает от летней жары, а лед сердца — только от любви. — Взгляд Василисы заволокло задумчивой пеленой. — Надеюсь, волчонок собирается расколдовать и остальных.

— Волчонок? — удивилась Тайка.

— Я имею в виду твоего деда! — рассмеялась Василиса. — Он не рассказывал тебе, как мы встретились?

— Нет, только про свой должок.

— Это было очень давно — когда он только-только научился принимать волчий облик по воле матери-прародительницы. Ну и решил, что теперь ему все по плечу, отправился один на вылазку в Навье княжество — и застрял. Волчонком я его и нашла. А Лис помог ему домой вернуться.

— По твоей просьбе, — ввернул Кощеевич. — Сам бы я никогда!

Ну что за человек? Почему все время хочет казаться хуже, чем есть?

— Радосвет непременно расколдует всех, кто оказался во власти заклятия. Даю тебе слово от его имени, — поклонился Яромир Василисе. И даже Лиса не стал задирать: наверное, впечатлился его участием в спасении маленького царевича.

— Значит, решено. Ну что, доверишь мне перстень Вечного Лета, воевода?

Дивий воин снял драгоценность с пальца и протянул Василисе:

— Храни его как зеницу ока.

А Лис почти одновременно кивнул Маржане на мать и тоже сказал:

— Храни ее как зеницу ока.

— Контакт! — Пушок запрядал ушами. — Теперь нужно загадать желание. Примета такая.

— Дивнозёрская? — чуть ли не с зевком уточнил Лис, но Тайка видела, что за нарочитым равнодушием тот прячет тревогу за мать. И почти не сомневалась, что он загадает: чтобы Василиса добралась до осажденного Светелграда живой и невредимой.

— Общечеловеческая. — Коловерша сладко потянулся, выставив передние лапки. — Работает, я сто раз проверял.

— Интересный ритуал… — задумчиво пробормотал себе под нос Яромир.

Тайка была уверена, что он непременно воспользуется случаем и загадает желание. Как раз хотел перезагадать, помнится… Раньше она сгорела бы от любопытства, а сейчас вдруг осознала, что ей все равно. Не ее это дело. И пускай дивий воин со своей ненаглядной Огнеславой перемигивается дальше.

В следующий миг Тайка поняла, что ошиблась: смотрел Яромир вовсе не на Огнеславу (а хоть бы и на нее! какая ей разница?), а на симаргла.

— Вьюжка согласен сопроводить вас до Светелграда. Двоих он как раз унесет.

— Чего это ты расщедрился? — буркнул Лис, а Василиса шепотом добавила:

— Это он спасибо хотел сказать, да, вижу, разучился. Ничего, я от нас обоих благодарю тебя, воевода.

И тут Кощеевич хлопнул себя по лбу:

— Погодите, выходит, все это время я зря думал, что перстень мне не дастся?! Раз мать моя может его нести, то и я мог бы.

— Выходит, что так. Но работать оно у тебя все равно не стало бы, — кивнул Яромир.

— Значит, мы могли бы провернуть дельце только с ведьмой. Без тебя! Жаль, я раньше не догадался…

«Ну все, — подумала Тайка. — Сейчас снова поругаются». Но не тут-то было.

— Да что ты все ко мне цепляешься, как репей? Вроде сговорились против общего врага союзничать. Уже столько прошли, а ты все никак не угомонишься.

— Да просто бесишь ты меня! — фыркнул Лис.

— Ты меня тоже. Но я же терплю как-то — во имя общей цели.

— Хватит уже. — Огнеслава встала. — Лучше передайте мне пиалы. Выпьем чайку с травами и успокоимся.

— А не отравишь? — Кощеевич хоть и продолжил ерничать, но чашку свою отдал.

— Я подумаю! — хохотнула она, уперев руки в боки. — Хотя тебя травить — только яд переводить. Ты же бессмертный. Лучше я тебе травку-добрословицу подсыплю. Захочешь грубость сказать — а слово из глотки нейдет.

— Поздно меня воспитывать, целительница. Дурное наследие, кровь Кощеева, детство тяжелое…

— Игрушки деревянные, к полу прибитые, — шепотом подсказал Пушок.

И, конечно, разрядил обстановку. Огнеслава не стала придумывать колкий ответ, рассмеялась. Тем временем Василиса поднялась и схватила переметную суму:

— Не пора ли нам в путь?

— Что, даже чаю не попьете?! — ахнула целительница, и Яромир закивал:

— Может, с утра полетите? Зачем на ночь глядя?

— Дык самое время, — возразил дядька Ешэ, выпуская кольцо дыма. — Враг наш не дремлет, но ночью все симарглы серы. Можно будет прошмыгнуть незамеченными у упырей под носом. Василиса права: чего ждать-то?

Проводы вышли недолгими, будто все боялись прощаться — а вдруг навсегда? Времена-то лихие, всякое может случиться. Только Лис обнял и мать, и Маржану, выдав какое-то напутствие на навьем. Наверное, доброй дороги пожелал по-своему, по-колдунски…

Когда симаргл со всадницами скрылся вдали и все вернулись в юрту, дядька Ешэ, кряхтя, принес котел с пловом. Гости набросились на еду. Огнеслава, как и обещала, заварила травяной чай, от которого улучшилось настроение, а тревога не то чтобы совсем исчезла, но отступила — эх, жаль, что ненадолго.

Потом котел подчистили и убрали, очаг разгорелся сильнее, и Тайку совсем разморило. Она свернулась калачиком на овечьей шкуре и задремала. Пушок подсунул ей под голову подушку и замурчал над ухом, как трактор:

— Тай! А Тай! Мр-ры твою сумку нашли и сохранили. Щас одеялко тебе принесу. А хочешь зер-р-ркальце? Сморит — так хоть с Семеновной повидаешься… Глазки закрывай, баю-бай, мр-мр-мр…

Девушка на то и надеялась, но, увы, даже когда она заснула с мыслью о бабушке, пробиться в чужой сон не удалось. Вроде и на Дорогу сама вышла: босиком, но почему-то с сумкой — ходила-бродила, а все равно не пускало что-то. Словно водила тропка. Гринька в лесу любил так развлекаться. Сядет за кустом и считает: с какого раза человек поймет, что уже проходил мимо этой полянки? Интересно, на Дороге Снов может быть свой леший?

Ветер, будто подслушав ее мысли, засвистел-захохотал в уши. Ишь, насмешник! А Тайку вдруг осенило, что если бабушку решили спрятать ото всех, то и в сон к ней, небось, так просто не попадешь. Оберег охранный сделали, и все, никаких визитов. Обидно было, конечно, но Тайка понимала, зачем нужны эти меры предосторожности. Что ж, может, тогда к Маре Моревне в гости заглянуть?

Стоило ей только подумать о старой чародейке, как за спиной раздался знакомый голос:

— Здравствуй, ведьма! Не меня ли ищешь?

Тайка обернулась:

— Откуда вы знаете?

Ну точно: та стояла почти вплотную и улыбалась:

— Думаешь слишком громко.

Здесь, на Дороге Снов, Мара Моревна была молодой — как в Марину ночь, только волосы казались еще чернее — прямо вороново крыло, а кожа, наоборот, белее мела. И глаза прямо в душу смотрят. Конечно, от такой ничего не скроешь.

— Вообще-то я сначала бабушку искала, а потом о вас подумала.

— А не боишься по снам-то одна шастать? Нешто не помнишь, как в прошлый раз Доброгнева на тебя Горыныча натравила?

— Не боюсь. У Доброгневы всего два Горыныча в услужении, и оба сейчас на осаде заняты. Да и Кладенец у меня есть. А если не справлюсь — в волка превращусь и убегу. Тайка не хвасталась, просто рассуждала.

— На все-то у тебя ответ найдется, — хмыкнула Мара Моревна. — Растешь, ведьма. Коли волком теперь оборачиваться умеешь, значит, встретила мою подруженьку Люту?

— Вы знакомы?

— А как же! С самой зари времен. Дала она тебе шерсти-то?

— Дала. Только… вы принести просили, а шерсть там, я — тут. Как же быть? — У Тайки на глаза навернулись слезы. Это она что же, зря спала?

— А ты подумай, ведьма. Как ты Кладенец на эту сторону сна проносишь? И почему в джинсах оказываешься, даже если спишь без штанов?

— Потому что без штанов ходить неприлично, — усмехнулась Тайка, и тут до нее дошло. — Это как с платьем, которое я себе однажды наснила? Нужно просто представить то, что хочешь в сон принести?

— Правильно мыслишь. Ну да ладно, на первый раз я тебе помогу. Закрой глаза.

В лицо дохнуло ветром — уже не тем промозглым и насмехающимся. Этот пах свежей землей, талым снегом, ростками новой травы и коровьим молоком.

Тайка открыла глаза. Они стояли в продуваемом насквозь гроте. Снаружи выла метель, а в маленьком каменном отнорке за заборчиком, там, куда не добирался сквозняк, зеленели робкие побеги. На сене новорожденные среброрунные ягнята сосали овцематку, а в золотой чеканной чаше лежало маленькое сухое семечко.

— Где это мы?

— Там, где кончается зима.

— Но ведь она еще только начинается!

— Потому это место и укрыто до поры. После долгой ночи, когда родится новое солнце, семечко прорастет. Нравится?

— Очень! — У Тайки аж дух захватило, и она заговорила шепотом, чтобы не потревожить еще не случившееся чудо: — Мне кажется, здесь даже в воздухе пахнет надеждой.

— Верно приметила, ведьма: это она и есть. Ну, давай сюда свою шерсть. Только здесь и можно спрясть твоим друзьям новые судьбы. В этом деле без надежды никак.

Мара Моревна протянула ладонь, и девушка полезла в сумку: так, главное — верить в себя!

Ладонь погрузилась во что-то мягкое, теплое, и Тайка едва не взвизгнула от счастья: да, ей удалось наснить шерсть Люты.

— Мара Моревна, а вы сможете не две, а три нити сплести? Пожалуйста!

Ох, наверное, стоило сказать об этом раньше! Древняя чародейка вдруг нахмурилась:

— Что-то много у тебя друзей без судьбы, ведьма. Смотри, свою не потеряй.

И так серьезно это прозвучало, что у Тайки екнуло сердце:

— А это что, примета плохая?

— Примета — не примета, а зевать не след. Кто третий-то?

— Огнеслава… — вздохнула Тайка. — Яромирова невеста. И да, я правда хочу ей помочь!

— Меня не уговаривай, деточка. Себя уговори.

Тайка скрипнула зубами:

— Я обещала Индрику, что не буду врать. Да, я не хочу ей помогать. Но «не хочу» — не значит «не буду». Это не ради нее, а ради Яромира.

— Выходит, сильно ты любишь этого Дивьего парня?

Тайка не понимала, чего Мара Моревна от нее добивается. Но невысказанная правда жгла губы огнем, поэтому она кивнула:

— Люблю. Только вы ему не говорите, пожалуйста.

— А что же ты глаза-то опустила, милая? Будто бы стыдишься своей любви?

Чародейка подняла ее голову за подбородок и заглянула в глаза. Ой, оказывается, у нее зрачки не просто черные, а с золотинками!

— Да неловко как-то. — Тайка шмыгнула носом. — У него невеста нашлась, а тут я — маленькая глупая девчонка. Как-нибудь перетерплю, в общем. Подумаешь, втюрилась. Не я первая, не я последняя.

— Зря ты так говоришь, — покачала головой Мара Моревна. — Защитить себя хочешь от надежд обманутых? Понимаю… Только ведь согласись: уже не вышло. От любви душа завсегда болит. Кто-то считает, что в ней кроется слабость, — например, Кощей так думал. А вот я считаю, что любовь — это главная сила, что есть в нашем мире. Более того, весь мир — и проявленный, и волшебный — возник от большой любви. Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю…

Тайка испустила разочарованный вздох. Ей так хотелось узнать обо всем этом, но она понимала: не время. Не хватит ей еще понималки. Вот и сейчас-то едва хватало…

— И как же использовать эту силу?

— По-разному. К слову, о нитях — тут-то она тебе в первую очередь понадобится. Я спряду три, так и быть. Но приживить нить к сердцам своих друзей должна ты сама. Своей любовью.

— Потому-то вы и сказали: себя уговори… — Тайка помрачнела от догадки. — Ладно. Я поняла. Яромира я уже люблю. Мая тоже — как друга. Дело за малым — осталось подружиться с Огнеславой и полюбить ее тоже…

— И не винить себя, если не выйдет, — тихо добавила Мара Моревна. — Знаешь ведь: сердцу не прикажешь.

И тут Тайка разревелась. Долго в себе все держала, копила. Других слушала, а сама не жаловалась — вот и прорвало. Все выложила как на духу: и что домой хочется, а все эти войны чтобы забылись как страшный сон, и чтобы Доброгнева как-нибудь без их помощи сдохла, и чтобы Мир на нее хоть раз взглянул так же, как на Огнеславу. А еще лучше — чтобы Огнеслава не находилась вовсе. Да, это очень плохо — желать кому-то сгинуть в Кощеевых подвалах, поэтому Тайка — очень плохая. Все на нее надеются — по привычке, как в Дивнозёрье. А тут все намного страшнее. Ей ни за что не справиться…

Тайке было стыдно до духоты, горло перехватывало, губы дрожали. Мара Моревна гладила ее по плечам и приговаривала:

— Плачь, душа моя, плачь. Однажды все пройдет, как летний дождь… А зима — время тяжелое. Плачь.

И когда слезы иссякли, Тайке вдруг стало легче. Будто бы гора с плеч свалилась. Она знала, что впереди ждет много испытаний, но теперь боль и горечь вымылись из сердца, уступив место надежде.

От избытка чувств она обняла Мару Моревну и испугалась: не слишком ли это фамильярно? Та и впрямь отпрянула. Брови чародейки сошлись у переносицы, губы превратились в жесткую злую линию. Обеими руками она толкнула от себя Тайку, и это было обидно до острого кома в горле.

— Что я не так сделала?! — выпалила Тайка.

А ее уже трясли, как грушку, и голова моталась то вправо, то влево.

— Скорее просыпайся, ведьма! Беда приключилась!

Глава двадцать третья. Холод смерти, сердца лед

Тайка открыла глаза и сперва не поняла, где очутилась. Перед глазами все плыло, дурнота стояла комом в горле, но хуже всего — она не могла пошевелиться. Ноги налились тяжестью, будто к ним прицепили гири, а руки… Руки вообще оказались связаны за спиной. Девушка с усилием сфокусировала взгляд, но не увидела ничего, кроме трещинок на каменной кладке, — похоже, она лежала, уткнувшись носом в стену, а где-то неподалеку капала вода…

Собрав все силы, Тайка перевернулась на другой бок и застонала от боли: тело совсем не слушалось. Еще и живот скрутило. Она сжалась в комочек и случайно задела носком кроссовки какой-то мешок. Тот вдруг зашевелился, изнутри донесся знакомый голос коловерши:

— Тая? Что за шутки? Я ничего не вижу!

Она хотела ответить: «Я здесь». А еще сказать: «Мы, кажется, в ловушке». Но язык онемел, поэтому получилось только невнятное мычание.

Слезы застили глаза, но Тайке все же удалось разглядеть Лиса и Яромира — тоже связанных. Кощеевичу еще и рот кляпом заткнули, чтобы чары свои спеть не вздумал. Помнится, они тоже так делали. Ну, когда еще враждовали. Теперь кажется, что это было так давно…

Яромир подкатился к ней, с тревогой заглядывая в глаза:

— Дивья царевна, ты жива?

— Жива…

Наконец Тайке удалось выдавить из себя хоть слово. И тут же в стороне раздался смех:

— Ну, это ненадолго.

Этот голос она тоже узнала, но сперва не поверила своим ушам. Нет-нет-нет, пожалуйста. Не может быть все так плохо! Но дивий воин подтвердил ее догадку, гневно выдохнув:

— Огнеслава! Что ты творишь?!

— Выполняю свой долг.

Тайке пришлось задрать голову, чтобы увидеть, откуда доносится голос. Ну конечно: из-за двери с решеткой. Расстояние между прутьев столь мало, что даже Пушку не протиснуться. Эх…

— Не понимаю… — Глаза Яромира от гнева стали зеленее обычного. На самом деле все он прекрасно понимал, только до последнего не хотел верить в предательство.

— Ты никогда сообразительностью не отличался, — усмехнулась Огнеслава. — Все очень просто, дорогой. Я служу Доброгневе. Она хотела видеть вас живыми, а ведьму — мертвой. Поэтому я подсыпала вам в чай сонное зелье, а ей — еще и яд. Прости, девочка, мгновенного не нашлось. Придется помучиться.

— Я не позволю!

Яромир напряг руки, силясь разорвать веревки. С первого раза у него ничего не вышло. Со второго тоже. Но на третий раз путы затрещали. На висках у Дивьего воина от натуги выступили вены, лоб покрылся испариной.

— А ты стал сильнее с нашей последней встречи! — восхитилась целительница. — Только это не поможет.

— Еще посмотрим!

Яромир все-таки разорвал веревки, наскоро размял затекшие запястья и полез в поясную сумку. Дразня его, Огнеслава просунула сквозь решетку горынычеву чешуйку:

— Не это ли ищешь, дорогой?

— Отдай!

Дивий воин метнулся к двери, но предательница уже отдернула руку.

— Ты не спасешь свою ведьму, как когда-то не спас меня. Вечно ты опаздываешь, бедный Мир…

— Я искал тебя много лет! И нашел в итоге.

Огнеслава снова расхохоталась:

— Плохо искал, дружок. Это я тебя нашла и в сокровищницу за ручку отвела.

— Но зачем?

Яромир стоял почти вплотную к решетке, поэтому Тайка не видела его лица, но даже по напряженной спине было ясно: он едва держит себя в руках. Достаточно малой искры, и вспыхнет, как порох.

— Да там все не по плану пошло, — махнула рукой Огнеслава. — Кто ж знал, что Индрик заартачится? Еще накануне он был на нашей стороне. Ну ничего, и без него справились. Пришлось играть роль несчастной жертвы немного дольше, чем планировалось.

Дивий воин сжал кулаки:

— Не такую Огнеславу знал я раньше…

— Та Огнеслава умерла. Да и прошлый Яромир, насколько я знаю, тоже. Мы с тобой оба без нитей судьбы — считай, без души.

— Ты меня-то с собой не равняй! Я друзей не предаю, — скрипнул он зубами.

— Так и я тоже. Ведьма твоя мне не подруга. Лютогор — тем более. Коловершу этого я тоже впервые вижу. А ты… скоро сам поймешь, почему я так поступила. И присоединишься ко мне. Прежним Яромиру и Огнеславе не довелось быть вместе. Но, помнишь, я говорила, что все еще люблю тебя. Может, у нынешних нас еще получится?

— Нет! — сказал Яромир как отрезал.

— Еще вчера ты не был так уверен в ответе…

Ох, как же Тайке хотелось встать и врезать этой девице, прямо кулаки чесались. Воспользовавшись заминкой в беседе, она просипела:

— Нам нужен Лис. Кляп. Песни…

Она надеялась, что Яромир догадается, но тот, похоже, не расслышал. Хорошо, что Пушок подхватил и во всю мощь луженой глотки проорал те же слова. Дивий воин вздрогнул, но не обернулся. Еще и отмахнулся: мол, не мешай, сам разберусь.

Ох, ну чего он медлит?! Онемение распространилось дальше, перед глазами стояла мутная пелена. Тайке казалось, будто голоса Огнеславы и Яромира доносятся откуда-то издалека. Кровь стучала в ушах, тело ломило от жара. Теперь она могла только слушать, иногда тихонько подвывая от боли.

— Отдай чешуйку. Тогда посмотрим, — напирал Яромир.

— Ах-ах, значит, если я спасу ведьму, ты согласишься остаться со мной?

— Да.

— И мы забудем все былые обиды?

— Да.

— Станем жить душа в душу?

— Попробуем.

— И ты поступишь к Доброгневе на службу? Станешь ее щитом и мечом?

Дивий воин молчал. Огнеслава, немного подождав ответа, презрительно фыркнула:

— Ладно, забудь. Мне было просто интересно, насколько далеко ты готов зайти ради этой девчонки.

— Дальше, чем ты думаешь! — рыкнул Яромир и — хлоп! — превратился в белого летучего мыша, легко протиснулся между прутьями и вцепился Огнеславе в лицо. Та завизжала, отбиваясь.

От ее криков очнулся Лис. Вскинул голову, замычал, попытался встать на ноги.

Пушок из мешка орал:

— Освободите меня! Пустите! Я сам ей наваляю!

Тайка из последних сил приподнялась на локте, но сквозь маленькое решетчатое окошко было плохо видно, что происходит снаружи. Она только успела понять, что Яромир из мыша опять сделался человеком. Визг прекратился, что-то тяжело рухнуло на камни, и наступила блаженная тишина — как будто сигнализация машины за окном в ночи орала-орала, а потом вдруг выключилась.

В замке, скрежеща, повернулся ключ. Яромир на негнущихся ногах вошел в темницу — в одной руке у него был кинжал (к счастью, не окровавленный), в другой — чешуйка, которую он первым делом запихнул Тайке за щеку, как леденец. Ой, у нее даже вкус оказался мятный!

Потом дивий воин, не говоря ни слова, вспорол мешок и выпустил на волю бедолагу Пушка, разрезал веревки на руках у Лиса, рывком вытащил кляп у того изо рта и даже ухом не повел, когда Кощеевич выдохнул:

— Эй, нельзя ли поосторожнее?…

Дурнота схлынула, и Тайка наконец-то смогла сесть. Жар отступил. Каменная стена приятно холодила спину. Но на смену облегчению вновь пришла тревога, когда она увидела посеревшее лицо Яромира и поймала глазами его взгляд — пустой, безнадежный.

— Ты в порядке?

Он не ответил, отвернулся, вложил Кощеевичу в ладонь кинжал, хрипло сказал:

— Мне нужно побыть одному. Береги ее…

Хлоп! Дивий воин снова обернулся мышью и улетел.

— И что бы это значило? — Лис, недоумевая, прокрутил клинок в руке. — Мне показалось или это смахивало на прощание?

Пушок, расправив крылья, сорвался с места и бросился за Яромиром. У Тайки все внутри сжалось от дурного предчувствия. Она догадывалась, что увидит, выйдя из темницы, но нужно было убедиться. Лис сперва наблюдал ее бесплодные попытки подняться, потом, опомнившись, протянул руку:

— Посидела бы еще немного, ведьма. Пока яд весь не выйдет.

— Нельзя, — мотнула головой Тайка. — Вдруг нас тут найдут? У Огнеславы могут быть подручные.

Лис кивнул, закинул ее руку себе на шею и потащил к выходу, распахнул дверь и замер, будто споткнувшись:

— Оп-пачки…

Ну да, именно этого Тайка и боялась. Поперек прохода лежало тело Огнеславы. Рано она обрадовалась, что на кинжале не было крови, — Яромир, похоже, придушил предательницу голыми руками. Но оставалась слабая надежда: а вдруг целительница еще жива?

Тайка хотела этого всей душой: не ради Огнеславы — ради Яромира. Как он теперь жить будет, зная, что убил ту, кого любил прежде? А может, и до сих пор любит…

Лис, поймав Тайкин отчаянный взгляд, прислонил ее к стене, а сам склонился над телом, пощупал жилку на шее, приподнял веко и покачал головой.

В этот момент послышался шелест крыльев — это вернулся Пушок.

— Уф, не догнал! — Он сел на открытую дверь, нахохлился. — Вы уже нашли ее, да?

— И кое-что еще нашли. — Лис выудил из сумки Огнеславы ожерелье. — Нет, вы только представьте, какая змеюка! Опоила нас, обобрала до нитки, в острог приволокла… Вот и верь после этого людям.

У Тайки тряслись плечи, но глаза были сухими. Даже когда Лис кинул ей Кладенец (осторожно, держа только за цепочку), она едва шевельнула рукой, чтобы поймать подвеску.

— Ладно, на самом деле все не так плохо, — приговаривал Кощеевич, обыскивая тело Огнеславы. — Ожерелье на месте, Кладенец на месте, чешуйка Горыныча нашлась и пригодилась. Зеркало твое тоже тут. Еще травки какие-то, но пес их знает, для чего они нужны. Кинжал уже забрали. Кольцо и одолень-траву отправили вовремя. Все прочее, видать, у дядьки Ешэ в становище осталось. Надеюсь, эта дурочка самонадеянная его не прирезала? Он ведь и мстительным духом может вернуться, с него станется… Так, а это что за браслеты? Ладно, возьму на всякий случай, потом разберемся. Места мне знакомы: мы прямо под замком, так что не заблудимся. Можно даже сказать нашему врагу спасибочки за быструю доставку до места. Предлагаю вернуться к первоначальному плану: найти Доброгневу, надеть на нее ожерелье… Эй, вы двое меня слушаете вообще?

— Мы должны найти Яромира. — Тайка не узнала собственного голоса.

— Полетает — и вернется, никуда не денется.

Ох, всем бы такую уверенность…

Пушок слетел с двери ей на плечо, тронул щеку мягкой лапкой:

— Тай, он прав. Надо идти.

— Угу…

Тайка всхлипнула и медленно встала, опираясь о стеночку. Мятный вкус во рту больше не ощущался — видимо, весь яд был нейтрализован. Она сплюнула поблекшую чешуйку в ладонь.

— Выбрось, — посоветовал Лис. — Больше она ни на что не годится.

Поплевав на руки, чародей приподнял Огнеславу под плечи и волоком затащил в камеру, закрыл снаружи дверь и провернул в замке ключ.

— Вот, так ее не скоро найдут.

В этот миг из-за двери донесся сдавленный стон, и у Тайки бешено заколотилось сердце: неужто целительница жива?

— Открывай, скорее!

— Да, ты права, нужно добить.

— Не добить, а исцелить.

Лис посмотрел на нее как на умалишенную:

— Видать, сильно тебя головушкой стукнуло, ведьма. Эта змеюка тебя едва не убила!

— Знаю. — Тайка упрямо выпятила подбородок. — Но если мы бросим ее умирать, то будем не лучше, чем она.

— Напоминаю: я тебе не «скорая помощь», — проворчал Кощеевич, но дверь все-таки открыл.

Огнеслава снова застонала, не приходя в сознание.

— Но что-то ты можешь сделать?

— Могу посыпать травкой, которую мы в ее сумке нашли.

— А это поможет?

— Понятия не имею, — пожал плечами Лис. — Может, это лекарство. Может, яд. А может, вообще приправа к плову.

Тайка сжала кулаки:

— Сейчас не время для твоих шуточек!

— А я и не шучу. Посмотри правде в глаза, ведьма: никто из нас не лекарь. А наш дивий приятель качественно придушил эту гадину. И правильно сделал! На мой взгляд, тут исцелять нечего: все равно с минуты на минуту помрет.

Девушка молитвенно сложила ладони:

— Я очень тебя прошу! Если сам не можешь, сделай так, чтобы она дожила до момента, пока мы врача не приведем или воду живую не добудем!

— Хм… — Лис почесал в затылке. — Вообще-то есть один способ. Правда, тебе не понравится.

— Это какой?

— Тот, к которому я обещал больше никогда не возвращаться.

Тут до Тайки дошло. Сперва она нервно икнула, потом обхватила себя за локти, чтобы унять нервную дрожь, и скомандовала:

— Морозь!

— Тогда выйди. — Кощеевич развернул ее за плечи и легонько подтолкнул в спину. — И этого рыжего забери.

— А чё эта?! — возмутился Пушок. — Может, я остаться хочу и посмотреть!

— Ладно, оставайся. Будет у нас скульптурная композиция: дама с коловершей, — усмехнулся Лис, и Пушок опрометью выскочил за дверь.

Тайке и самой поглядеть хотелось, но здравый смысл взял верх над любопытством. Когда оставшийся в камере Кощеевич затянул над телом песню, она поняла: правильно сделала, что не осталась. Колдовство было сильным, мрачным — до мурашек. А потом вдруг ударил ледяной ветер. Тайка, ахнув, упала, накрывая собой коловершу. По земляному полу поползла синяя изморозь, дошла до пальцев (она отдернула руку), подступила к локтю. Пришлось вскочить, подхватить Пушка и вжаться в противоположную стену. Сухие травинки, что остались валяться на полу, превратились в морозные кристаллы, холщовая сумка на глазах стала прозрачной и звонкой… Ух, и страшно! Одно касание — и все, станешь ледяной снегуркой, какую под Новый год у Дома культуры ставят. Но Тайке повезло: изморозь остановилась где-то на расстоянии ладони от носков ее кроссовок. Дверь темницы распахнулась, и оттуда вышел Лис, утирающий пот со лба. Наверное, ему единственному сейчас было жарко.

— Ты очумел?! — напустился на него Пушок. — Нас едва не заморозил!

— Извините, увлекся. Как начал петь «Холод смерти, сердца лед» — так и всколыхнулась старая память. — Кощеевич виновато улыбнулся и поспешно добавил: — Вы только маме не говорите.

Тайка хихикнула. Тоже мне, злой чародей! Прозвучало так, будто они его не о страшном колдунстве попросили, а застукали на школьном дворе с папироской в зубах.

— Не скажем. — Пушок, вопреки обыкновению, отнесся к делу крайне серьезно. — Васёнке и так забот хватает. Но ты имей в виду, лисья морда, я за тобой по ее просьбе присматриваю. Так что не балуй!

Кощеевич от такой прямоты аж закашлялся, а потом галантно подал Тайке руку, чтобы помочь перебраться в безопасное место.

— Так, теперь-то мы готовы наконец-то? Айда за мной. У меня есть план. Кстати, твоя идея с заморозкой чудо как хороша, ведьма. Мы же теперь эту гадюку допросить сумеем.

— И как же? Разве она теперь не в «сонном пузыре», куда только родичи пробраться могут, да и то если повезет?

Тайке пришлось придержать Лиса за рукав: он так быстро бежал по коридорам, что она боялась отстать.

— Так мне дорожка открыта будет. Ведь это я ее заколдовал! — надулся от гордости Кощеевич. У Пушка научился, что ли?

— То есть ты мог бы зайти в гости к любому из тех, кого мы видели, когда через Ратиборов лаз шли?

— «Мог бы» — не значит «хотел бы, — насупился чародей, увлекая Тайку в отвилок.

— Тогда почему…

— Тише! — прижал он палец к губам.

Мимо расхлябанной походкой прошли парочка незнакомых упырей. Значит, не всех перебросили в Дивье царство, кто-то остался в замке. Когда шаги затихли, Лис выглянул, выдохнул и потащил Тайку дальше.

— Поднажми, ведьма. Потом отдохнешь, а пока — шевели черевичками.

— Кстати, а куда мы идем? Ты говорил, у тебя есть план. Может, поделишься с нами? Ты знаешь, как застать Доброгневу врасплох?

Вопросы сыпались, как горох из мешка, но теперь Тайка старалась говорить шепотом. А то вдруг еще какие-нибудь упыри из-за угла выпрыгнут?

Они дошли до винтовой лестницы и начали долгое восхождение. Ох, хорошо бы не до самого верху топать пришлось! Ступени были высокими, щербатыми, а сама лестница казалась бесконечной.

— Мы идем к папе в гости, — улыбнулся Лис. — В любимую Кощееву библиотеку, в смысле. Надеюсь, там ничего не переделали и всякие полезные вещи остались на своих местах. Чтобы осуществить мой план, нам понадобятся зеркало и гусли.

— Гусли?… — Тайка аж споткнулась от неожиданности. — И как они нам помогут победить Доброгневу?

— Никак. Они для другой цели. Я просто хочу свой замок обратно. И сейчас мы с вами его захватим!

Глава двадцать четвертая. Змейка, зеркало и гусли

Длинная лестница наконец-то закончилась. Несколько верхних ступеней отсутствовало, но Лис подтянулся на руках, потом помог Тайке забраться, а Пушок взлетел сам. Так они оказались в длинном темном коридоре, заставленном пустыми постаментами. Впрочем, некоторые из статуй, похоже, недавно взялись восстанавливать. Слева на Тайку глядела огромная каменная псина со вздыбленной шерстью и горящими круглыми глазами, справа скалил три острозубые пасти змей Горыныч. Довольно жуткий, надо признать. На таких смотришь и, с одной стороны, восхищаешься искусной рукой скульптора, а с другой — хочешь, чтобы это накрыли тряпочкой и больше никогда не показывали. А вдруг укусит? В Волшебной стране всякое может случиться!

Лис, узрев эти произведения навьего искусства, скривился:

— Вот стоило только пару жалких лет дома не появляться, а тут уже, смотри-ка, папашин архитектурный стиль снова в моде. При мне такого не было!

— Если Доброгнева мечтает вернуть старые порядки, это совсем не удивительно.

Тайка на всякий случай отошла от каменного Горыныча подальше.

— Все прикажу снести к Кощеевой бабушке! — фыркнул Лис, сплетая руки на груди.

— Это к твоей, стало быть, прабабушке? — хихикнул Пушок. — Слушай, а была ли у Кощея бабушка?

Его громкий голос эхом прокатился по галерее: шка-шка-шка…

— Тише ты! Нас могут услышать! — одернула его Тайка. — Конечно, у всех есть бабушки. Ну, так или иначе.

— Говорят, Кощей не знал ни матери, ни отца… — Лис коснулся лба каменной собаки, и ее страшные глаза потухли. В коридоре тут же стало темнее, зато ушло это жуткое ощущение, будто чудище следит за незваными гостями.

— Все поня-атно… — протянул Пушок. — Это ты такой тощий и злющий, потому что у тебя бабушки, которая пирожками кормит, не было! А у нас с Таей была!

— Я вообще-то не злой, — обиделся Лис. — Просто людей не люблю. Это называется «мизантроп», необразованный ты пушистик!

И пока Пушок, давясь и задыхаясь от возмущения, думал, как ответить на такую вопиющую клевету, Тайка поспешила сменить тему:

— Может, все-таки расскажешь, что нам предстоит сделать? Или нужно будет просто встать рядом, смотреть, как ты отвоевываешь замок, и восторгаться в нужный момент?

— Ага, еще хлопать в ладоши было бы неплохо, — с серьезной миной кивнул Кощеевич. Впрочем, продержался он недолго, фыркнув: — Ладно-ладно, найдется и для вас дело. Особенно для этого, рыжего. Страшное-опасное, все как вы любите.

— А вот и когтем ради тебя не пошевелю, пока не возьмешь свои слова назад! Я очень даже образованный пушистик! — К Пушку наконец-то вернулся дар речи. — А что за дело-то?

— Выгляните во двор. — Лис подошел к окну, раздвинул портьеры и распахнул скрипучие створки. — Видите?

Тайка высунулась, опершись на подоконник обеими руками, и ахнула: вот это да! На мощенной булыжником площади, прямо у декоративного пруда, подернутого тонким ледком, стояла громадная каменная глыба с отполированной золотой поверхностью. Девушка вспомнила, что уже видела похожую там, в горах, когда Лис отправил их прямиком ко входу в пещеры под Кощеевым замком. Только тот камень был не таким сияющим. Отраженные солнечные лучи слепили так, что Тайке пришлось прикрыть глаза ладонью.

— Вот, значит, как войска Доброгневы прошли в Дивье царство… Это что, золото?

— Пирит, золотая обманка, — презрительно проронил Кощеевич. — Это и будет твоим заданием, мой пернатый друг. Впрочем, подробности потом. Нужно найти остальные составляющие, иначе план не сработает. Налюбовались? Пойдем дальше. Э-эй! Не зевай! — Он вдруг грубо оттолкнул Тайку от окна, так что та аж вскрикнула:

— Ай! С ума сошел! Больно же!

Пушок взмыл, заметался и повис вверх ногами на запыленной портьере.

— А-апчхи!

— Могло бы быть еще больнее, — процедил Лис сквозь зубы.

Над карнизом появилась треугольная голова — черная с зелеными полосками. Змейка-кощейка раскачивалась из стороны в сторону, угрожающе высовывая раздвоенный язык.

— Какая пакость… — Чародей оттащил Тайку к противоположной стене. — Но она-то нам и нужна. Рыжий, поймай тварюку! Только осторожно: она очень ядовита.

— Кто, я? — Пушок закатил глаза, пытаясь изобразить обморок, но Лис ему не поверил:

— Ты ж сова! Ну, хотя бы наполовину. А совы ловят змей. Хочешь сказать, ты хуже какой-то там птички? Давай: грудь колесом, когти наголо — и вперед!

— А вдруг она меня цапнет?… — простонал коловерша.

— Для человека ее укус смертелен, а для тебя — нет. Но лучше не позволяй ей запустить в тебя зубы — будет больно. И, скорее всего, ты не сможешь двигаться какое-то время. Возможно, потеряешь сознание.

— Эй-эй, это вообще не утешает! Да и зачем ее ловить? Давайте просто закроем окно, она там, мы — тут, и все довольны.

Пушок выпутал лапы из портьеры и перепрыгнул на створку.

— Затем, что она — важная часть моего плана. К тому же эта гадина подколодная поползет и доложит о нас Доброгневе, если ее не поймать. Увы, я ненавижу змей, — виновато развел руками Лис. — Придется кому-то из вас. Ведьма, давай ты, если наш пернатый друг такой трусишка.

Тайка со вздохом шагнула вперед, и тут Пушок заголосил:

— Нет! Тая, не делай этого! Помрешь ведь во цвете лет! Я сам! Рискну, так сказать, здоровьем!

Зажмурившись, он упал на змею камнем, точно коршун. Как ни странно, не промахнулся. Миг — и в его когтях обвис черно-зеленый шнурок с высунутым языком.

— Глаз-алмаз! — поднял Лис большой палец. — А теперь, прошу, держись от меня с этим подальше. Кыш-кыш!

Он зашагал по коридору, ускоряя шаг. Ишь, какой длинноногий! Тайке пришлось перейти на бег трусцой, чтобы за ним поспеть.

— Далеко еще?

Она совсем запыхалась. Кощеевич остановился в конце коридора, и Тайка с разгону влетела прямо ему в спину носом.

— Почти пришли. — Лис указал на деревянную двустворчатую дверь, потом щелкнул пальцами, и та приоткрылась. — Добро пожаловать в библиотеку. Любишь читать?

— Люблю. Но здесь, небось, все на навьем…

— На всяком-разном.

Он подтолкнул замешкавшуюся Тайку в спину, посторонился, пропуская Пушка с добычей, и только потом вошел сам. Замок за его спиной сухо щелкнул, подчиняясь волшебному слову. По второму приказу Лиса факелы в стенах вспыхнули зеленоватым огнем — колдовским, холодным. Ну конечно — кто же будет зажигать настоящий, когда кругом фолианты да свитки?

К слову, книг в библиотеке оказалось не так-то много. Значительно меньше, чем Тайка себе представляла: всего несколько полок. Все прочие шкафы были забиты разным хламом. Ей удалось разглядеть сквозь пыльное стекло валяную шапку с дырой на макушке, зачерствелый ломоть хлеба и даже недовязанный носок. У стены стояло нечто большое и плоское, то ли картина, то ли очередное зеркало, накрытое небеленым полотном. Рабочий стол посерел от пыли, на полу валялось сломанное перо, а в высохшей чернильнице покоились дохлые мухи. С потолка клочьями свисала паутина, и пахло противно — какой-то затхлостью.

— Больше похоже на кладовку… — разочарованно протянула Тайка.

— Я же говорю: меня давно не было дома, — Лис уже закопался в какой-то из ларей, поэтому голос его прозвучал приглушенно. — О, вот же они, родненькие!

С торжествующей улыбкой он явил на свет маленькие, будто детские, гусельки. Пятиструнные, с резьбой. Прямо как из музея народных промыслов.

— Помирать, так с музыкой! — Пушок кружил над его головой, по-прежнему сжимая в когтях обморочную змею. — А когда уже можно будет сесть? Я ж тебе не колибри, чтобы всю жизнь в полете провести. Да и жрать уже охота.

Тайка представила себе колибри величиной с коловершу и хихикнула: это ж какого размера должны быть цветочки? Впрочем, смех был, скорее, нервным. Лис что-то замышлял, но, по обыкновению, скрытничал, и это ей совсем не нравилось. Да и место было жутковатое — не знаешь, откуда беды ждать…

Кощеевич со вздохом достал из ларя хрустальный стаканчик и протянул Тайке: Вот. Выдавите сюда немного яда. В ящике стола перчатки есть. Непрокусываемые.

— Но… я не умею.

— Ой, да там ничего сложного: она должна как бы укусить стакан, понимаешь? Вон даже крышечка есть из пергамента, чтобы удобнее кусать было.

— Я тебя сейчас сам за нос укушу! — посулил Пушок, грозно вращая глазами, но Лис только отмахнулся:

— Не страшно. Ты не ядовитый.

А Тайка уперла руки в бока:

— Значит, так: я не буду ничего делать, пока ты не расскажешь, зачем это нужно!

— У нас нет времени на объяснения. — Лис закатил глаза к сплошь покрытому паутиной потолку. — Ты мне что, не доверяешь?

— Ну, как сказать… Больше, чем раньше, конечно.

— «Больше, чем раньше», — надувшись, передразнил Кощеевич. — Вот и помогай после этого людям… Яд нам нужен, чтобы испортить зеркало Доброгневы. Ты же не хочешь, чтобы она еще больше упырей отправила под стены Светелграда? Твоему деду и так хлопот хватает. Уж помоги ему — ты ж дивья царевна!

И от этого обращения у Тайки аж в груди кольнуло. Так ее Яромир называл. Где он теперь, что с ним сталось?…

— Не называй меня так! — Шмыгнув носом, она выхватила стаканчик из его руки. — И вообще отойди от стола. Тут не место трусам, которые змей боятся! Где эти твои перчатки-непрокусайки?

Обида была похожа на песок на зубах — сжимаешь их и скрипишь, чтобы не пролить ни слезинки. А колкие слова на языке так и вертятся.

По правде говоря, Тайка и сама змей не жаловала. Не до фобии, конечно, но…

Может, потом она извинится перед Лисом за «труса», но не сейчас — в горле и без того стоит ком, и руки дрожат даже в перчатках.

Пушок, подлетев, завис над столом и курлыкнул:

— Ты сможешь! Зря, что ли, в детстве гадюк ловила?

— Вообще-то это была не я, а Леха-хулиган. И не гадюк, а ужиков.

Тайка хоть и отнекивалась, а Лехины наставления все-таки припомнила. Мол, бери змею за шею, у самой головы, чтобы не цапнула.

Вдох. Выдох. Главное — помнить, что она делает это ради благой цели… Змейка-кощейка в ее руках напряглась, извиваясь. Очнулась, значит. Эх, была не была!

Р-раз! — острые зубы впились в пергамент, и по прозрачной стенке стаканчика стекло несколько капель яда. Ай! Проклятущая змея все-таки извернулась — наверное, Тайка держала ее не очень крепко — и впилась в перчатку. По библиотеке разнесся пронзительный визг — Тайка не сразу поняла, что это кричит она сама, — а змея отлетела в заботливо подставленный Лисом ларь. Щелк — крышка захлопнулась. Уф, неужто все?!

Тайка поставила стаканчик на стол, с отвращением сбросила перчатки на пол и трясущейся рукой вытерла со лба бисеринки пота.

— Надеюсь, этого будет достаточно?

— Вполне. — Лис поднес стаканчик к глазам, глянул на просвет и улыбнулся. — Молодец, ведьма.

Измученный Пушок всей тушкой шмякнулся ей на плечо и простонал:

— Божечки-кошечки, я весь испереживался…

— Отдохните, а я пока поколдую.

Кощеевич исчез за шкафом вместе со склянкой. Вскоре оттуда донеслось тихое пение.

Девушка не заставила себя уговаривать — опустилась в кресло, а коловерша, пристроившись у нее под боком, заурчал. Она сама не заметила, как задремала, — слишком уж много испытаний уготовил для них этот день. И ведь он еще не кончился!

Очнулась Тайка оттого, что Лис потряс ее за плечо:

— Просыпайся, ведьма, не то самое интересное проспишь!

Зевнув, она огляделась:

— А где Пушок?

— На задании.

Кощеевич отошел к стене и сдернул небеленое полотно. Да, все-таки это было зеркало. Не каменное, а самое обычное, немного потемневшее от времени. А вот рама…

— Она что, костяная?! — ахнула Тайка.

Лис дернул плечом:

— Ну, костяная. А что такого?

— У нас обычно рамы деревянные делают. Или металлические.

— Так то у вас. А это, между прочим, любимая Кощеева игрушка. Не ожидала же ты в Нави встретить плюшевых единорогов?

Лис приложил ладони к мутной поверхности и закрыл глаза. Некоторое время он молчал, и Тайка тоже не решалась нарушить тишину: а вдруг помешает какому-нибудь колдунству?

Наконец чародей обернулся сам:

— Я связал два зеркала между собой. Теперь все, что отразится здесь, покажет и то, что во дворе. И еще звук усилится многократно. Спою — весь замок услышит.

Она захлопала в ладоши:

— Ух ты! Прямо как трансляция.

— Тра… что? — Брови Кощеевича поползли вверх. — Снова какая-то магия смертных?

— Ну, вроде того. Про интернет слышал? Это тоже типа сеть, как ты между зеркалами сделал, только вместо зеркал — другие устройства. Через них можно изображение и звук передавать так, чтобы весь мир увидел и услышал.

— О, интересненько! — потер он ладони. — А научишь меня, как это делается? Да если меня в вашем мире все услышат, я…

— Даже не думай! — Тайка на всякий случай погрозила ему кулаком. — Еще не хватало, чтобы ты у нас там всех через интернет заморочил, блогер недоделанный.

— Кем-кем ты меня назвала, ведьма некультурная?

— Это нормальное слово вообще-то! Нечто среднее между вашим глашатаем и скоморохом: тот, кто новости всякие рассказывает, людей развлекает. Ну такой человек творческий…

— А, ну как раз на меня похоже. — Кощеевич, улыбнувшись, взялся за гусли. — Слушай, ведьма, мою… траслянцию. — И ударил по струнам.

Песня была такой красивой, что у Тайки аж с первого куплета на глаза навернулись слезы. Жаль, она совсем не понимала слов, но перед глазами все равно вставали образы: море в ясную погоду, шум прибоя, белые барашки волн, ласкающие песчаный берег, яркое солнце, бездонная синева и безмятежность — вот что сулила песня. Лис словно говорил ей: все будет хорошо — и Тайке так хотелось верить, даже несмотря на то что море она прежде видела только на картинках и в кино. А сейчас, казалось, даже запах соли и свежести чувствовала.

И незнакомые слова вдруг сложились в понятные строки:

— Наша жизнь нелегка, нелегка. Поднимайся, дружок, — вот рука. Позови, я приду в час нужды, защищу от злосчастья-беды. Разгорелся восток — погляди, мы еще победим, победим. Под ногами трава, а не лед — настоящий правитель придет. Отступает туманная муть — присягни мне и радостен будь.

В этот миг, признаться, Тайка и сама чуть не поклонилась Лису — ей вдруг начало казаться, что именно он сможет решить все ее проблемы. Главное — служить ему верой и правдой. Будет доволен князь — страна тоже будет процветать, а подданные — радоваться. Пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы напомнить себе: вообще-то она пришла в Волшебную страну не затем, чтобы присягнуть Кощееву сыну. Никакой он ей не князь! А всего-то дальний родственник.

Лис уже закончил петь и с интересом наблюдал за Тайкиной борьбой, потом все же сжалился и сделал жест рукой, будто снял невидимую кисею с ее головы:

— Очнись, ведьма!

— Признайся, ты нарочно это сделал!

Не удержавшись, она ткнула его кулаком в плечо.

— Ой, ерунда! Было бы с чего сердиться: тебя самым краешком зацепило! Зато замок накрыло полностью. Теперь все, кто это слышал, мне будут подчиняться. И люди, и нелюди…

— И Доброгнева?! — ахнула Тайка.

Сердце забилось как бешеное. Неужели можно было вот так просто? Раз — и победили.

— Ее в замке не оказалось… — вздохнул Кощеевич, отложив в сторону гусли. — По правде говоря, тут вообще осталось мало народу. Но зато все, кто есть, — теперь наши. И замок мой. Ловко я придумал, а?

Он еще что-то говорил, но Тайка уже не слушала. Она в ужасе смотрела на зеркало, в котором начало проявляться чье-то скуластое лицо. Оно проступало из серого тумана, становясь все более выпуклым и явно пытаясь выбраться на волю.

— Т-там! — выдавила Тайка, указывая пальцем за спину Лиса.

Тот обернулся, с яростью выдохнул:

— Вот же принесла нелегкая! — и ринулся к зеркалу.

Кр-рак! По стеклу наискосок пробежала трещина, и в этот момент снаружи рвануло так, словно бомба взорвалась. Тайка, не удержавшись на ногах, рухнула на пол, еще и локоть о ножку стола ушибла. Стекла жалобно зазвенели, с потолка посыпалась штукатурка, из шкафа вывалилось несколько книг…

Что это вообще может быть? Они же в Волшебной стране! Бомбы еще не изобрели! Ну, вроде бы…

Глава двадцать пятая. Наш дружественный Горыныч

— Тая! Тая!!! Ты слышала, как бомбануло?! — протиснулся в приоткрытое окно восторженный Пушок.

— Что это было?

Тайка поднялась с пола, отряхивая с коленок пыль.

— Это я!

Коловерша сиял от гордости. Он еще больше надул грудь, когда Лис похвалил:

— Молодец, диверсант. Получишь шоколадную медаль за уничтожение вражеского зеркала.

— А можно две?

— Ладно.

— А три?

— Ну, это уже перебор.

— Значит, это зеркало бахнуло?!

Тайка с облегчением рассмеялась. Интуиция подсказывала, что взрыв случился как раз вовремя: чтобы та страшная рожа не смогла вылезти.

— Жаль, что наше тоже пострадало. Но ничего, починим. Главное, что Доброгнева не успела к нам выйти. — Лис со вздохом провел пальцем по трещине. — Знаешь, а ведь это зеркало однажды твоему деду жизнь спасло. Исторический артефакт, можно сказать.

— Тогда тем более нужно починить, — кивнула Тайка.

Ей очень хотелось расспросить Лиса о прошлом, но она понимала: сейчас не время. Лучше когда-нибудь потом, в спокойной обстановке…

Кощеевич еще некоторое время улыбался, погрузившись в воспоминания, а потом вдруг спохватился:

— У тебя же осталось маленькое зеркало? Я должен узнать, как там мама.

— Вот, держи. — Тайка вытащила из сумки бабушкин подарок. — К счастью, не разбилось.

Пока Пушок живописно рассказывал о своих подвигах («Я его змеиным ядом — ух! А оно — бабах вдребезги!»), Кощеевич достал из-за пазухи прядь каштаново-золотистых волос. Он колдовал, морщился, когда что-то шло не так, и снова колдовал. Туманная пелена в зеркале так и не рассеялась — только по нижнему краю показались черные сапожки, оставляющие следы на пушистом снегу. Тут же лязгнул клинок, и грозный голос Маржаны вопросил:

— Кто здесь?!

Лис замахал руками, хотя собеседница не могла его видеть:

— Это я!

— Фу, напугал, окаянный…

Клинок снова лязгнул: похоже, мара убрала его в ножны.

— Почему у вас все еще зима? Вы же давно должны быть в Дивьем царстве. И где мама?

— Я здесь, сынок. — Рядом с черными сапожками показались другие — из красного сафьяна. — Ты уж прости, затянулось наше путешествие. В жуткую метель мы попали, и Вьюжка крыло зашиб. Так что придется пешком топать. Постараемся поскорее. Маржана сказала, по теням пойдем, так будет надежнее.

— Осторожнее там.

Лис немного расслабился, но суровая складка между бровей все равно не разгладилась.

— У вас-то как дела?

Зеркало на мгновение показало улыбку Василисы и опять затуманилось.

— Ой, тут такое творится… — начал было Пушок, но Лис бесцеремонно поймал коловершу за шкирку и, заткнув ему пасть, перебил:

— У нас все хорошо. Просто отлично! Ой, что-то связь плохая, пропадаете… — и щелкнул пальцами, обрывая беседу. — Ай! Ты чего кусаешься?

— Ты фево мне пафть затыкаеф!

Обиженный Пушок не спешил выпускать палец Кощеевича. Тот, недолго думая, отшвырнул от себя коловершу (попал в Тайку — ну как нарочно целился) и засунул костяшку в рот, слизывая кровь со сгиба.

— Не ссорьтесь. — Девушка пригладила вздыбленный хохолок на голове коловерши. — Лис просто не хотел, чтобы мама волновалась, так?

— Угу. У нее и без нас проблем достаточно. Плохих новостей не нужно, а хорошие тоже лучше пока не рассказывать, чтобы не сглазить. А то что-то не идут мои подданные, не несут мне ключи от замка…

Стоило ему это сказать, как раздался стук в дверь. Тайка от неожиданности вздрогнула, а Лис, плюхнувшись в старое пыльное кресло, напустил на себя вид важный и загадочный:

— Войдите, дозволяю.

Несмазанные петли скрипнули, и в библиотеку просунулась лысая башка старого знакомого, упыря Силантия. Ишь, как-то выбрался все-таки!

— Здрасьте! — улыбнулся он, показав клыки.

Тайка попятилась, одной рукой прижимая к себе Пушка, а другой нащупывая Кладенец на цепочке.

Лис же и бровью не повел.

— По какому делу?

— Дык там на площади народ собрался, княжич Лютогор! Жаждет видеть вас.

— И что они делают? — нахмурился Кощеевич.

Силантий, озадачившись, почесал в затылке:

— Ну, стоят прост. Иные «ура» кричат. Это, кстати, я всех собрал, я! Не извольте гневаться, княжич, — я теперь за вас полностью! А то, что с Доброгневой якшался, — энто ошибочка вышла. Зачаровала она меня. Всех нас! А вы — избавитель и радетель…

— Заткнись, — отмахнулся Лис. — Я спрашиваю, праздник где?

— Какой праздник? — захлопал глазами упырь.

— В мою честь, конечно. Иди — организуй все к закату, тогда прощу. Может быть. И вот еще что передай: вижу, подзабыли вы порядки — еще раз услышу, что кто-то меня Лютогором называет, — казню. Ясно?!

— Да, княжич, — поклонился дрожащий Силантий.

— Все. Молодец. Пшел вон.

Когда дверь за упырем захлопнулась, чародей сплел пальцы и с наслаждением потянулся, хрустнув костяшками.

— Вот бы все проблемы так решались, да?

Тайка улыбнулась и наконец-то выпустила трепыхающегося Пушка. Ноги у нее подкосились — напряжение этого бесконечного дня сказалось. Сколько раз она сегодня чуть не умерла? Ох, лучше даже не считать. Яды, змеи, взрывы, упырь еще этот… А можно ей уже немного покоя? Она начала падать, и Лис едва успел подхватить ее под руки и усадить в кресло.

— Эй, ты чего? — Его расплывающееся лицо выглядело встревоженным. — Спишь на ходу? А как же праздник в нашу честь?

Тайка хотела сказать: «Погуляйте там с Пушком за меня», но получилось что-то вроде: «М-м-м-пгл-замня». Миг — и она уже спала сладким сном.

А проснулась только на следующее утро — на футоне в незнакомой комнате. Кто-то снял с нее кроссовки и заботливо укутал ее одеялом. Рядом на низком столике стояли остывший чай, глиняная мисочка с сухофруктами, рядом на салфетке лежала слегка зачерствевшая лепешка с куском овечьего сыра. Вот и завтрак. Тайка вдруг поняла, что она страшно голодная, и съела все так быстро, что сам Пушок позавидовал бы.

Жаль, конечно, что она пропустила праздник, — с балкончика было видно украшенный полотнами двор, неубранные столы, раскатившиеся бочки… Похоже, ночью тут было весело. Ну да ладно — им еще будет что отметить. Вот победят Доброгневу — и закатят пир горой.

Зимние тучи над Кощеевым замком расступились, и выглянуло робкое солнце: было ни жарко, ни холодно, а в самый раз — даже без толстовки. Похоже, кто-то поразвлекался с погодными чарами, потому что в воздухе пахло весной.

— Тая! — раздался снизу довольно бодрый голос Пушка. Коловерша вспорхнул на балконный парапет и зачастил: — Ну ты соня-засоня! Спускайся к нам. Тут Микрогорыныч пришел с новыми разведданными. Его змейки тако-ое разнюхали! Знаешь, почему Доброгневу ни тут ни там не видели? А потому, что пряталась она у себя, в Мшистом замке на острове. Это типа бывшая Кощеева дача. Только он туда летом не греться, а прохлаждаться ездил. Там снег даже в июле может выпасть, и ночи белые…

— Давай помедленнее, — поморщилась Тайка. — При чем тут вообще Кощеева дача какая-то?

— А при том, что Доброгнева — трусиха! — хохотнул Пушок. — Сама в бой на Светелград не идет, только войска отсылает. Огнеславе тебя отравить поручила и доказательства принести, а сама смылась на всякий случай. Боится она тебя как черт ладана.

— А разве там, в библиотеке, она не напасть на нас собиралась?

За разговором Тайка принялась переплетать растрепавшиеся за ночь косы.

— Не-а, Лис сказал, это смертельное заклятие было. «Каменные объятия» называется. Приходит этакий призрак — с лицом того, кто его послал, — обнимает тебя и окаменяет. В общем, жутики.

Ох, значит, ей вчера еще одной смерти удалось избежать? Хорошо, конечно. Но тенденция удручает… Тайка понимала, что Доброгнева так просто не успокоится.

— И что Лис дальше собирается делать?

— С чем?

— Не с чем, а с кем! С Доброгневой, конечно. Нельзя ли ее оттуда как-нибудь выкурить? Или замок осадить?

Коловерша почесал лапой за ухом и в растерянности развел крыльями:

— Знаешь, как я понял, — ничего. Так и сказал: мол, останусь в Волколачьем Клыке.

— Что-о?!

Тайка еще никогда в жизни не надевала кроссовки так быстро.

Коридоры, галереи, лестницы, по которым она едва ли не кубарем скатывалась, — точно заблудилась бы, если бы не Пушок. Коловерша летел впереди, указывая дорогу.

— Вот и пришли. — Он толкнул какую-то невзрачную дверь. — Осторожно, тут ступеньки.

Девушка вошла и не поверила глазам: она ожидала, что Лис принимает посетителей где-нибудь в тронной зале (у Кощея же наверняка была тронная зала?), ну или, на худой конец, в какой-нибудь гостиной с камином, но Пушок привел ее на кухню. Там, среди немытых казанов и кружек, прямо на столе восседал Кощеевич с недообглоданной куриной ножкой в руке и, водя костью по пергаментной карте, вещал двум собеседникам, одним из которых был Митяй, а второго Тайка не знала:

— Значит, здесь, на горе, и поставим дозорный пост. С дороги его не будет видно, зато сигнал в замок при необходимости подается огнем. Три короткие вспышки, три длинные, потом снова три короткие. О, привет, ведьма! Хочешь курочку?

— Я хочу! — Пушок спикировал на стол поближе к блюду с ножками и крыльями.

Тайка покачала головой и выпалила:

— Лис, это правда, что ты отказываешься продолжать войну?

— Вот сейчас обидно было! — Лис в возмущении потряс куриной ножкой. — Кто тебе сказал такую чушь?

Он проследил за ее взглядом, направленным на коловершу, и, отодвигая от Пушка блюдо с угощением, вздохнул:

— Ясно-понятно… Сплетников тут не кормят.

— Ты сам сказал, что из замка больше ни ногой, — надулся коловерша.

— Истинному военачальнику и не нужно бросаться в гущу сражения! Я вполне могу командовать отсюда. Собственно, уже командую. Ах, как же хорошо наконец-то оказаться дома!

В его голосе слышалось столько затаенной грусти, что Тайке стало даже жаль Кощеевича. Она все поняла: наверное, тяжко было столько лет провести вдали от родного края, зная, что тот достался врагу. Отсюда и нежелание оставлять с трудом отвоеванный замок…

— Кстати, а чего вы на кухне засели? Можно подумать, тут мест других нет. Или это какая-то особая ностальгия?

— Да просто жду, когда слуги замок очистят от огнепесок и змеек-кощеек, — кривя губы, пояснил Лис. — Кстати, ведьма, позволь тебе представить гостя: это наш дружественный Горыныч, Митькин новый батя.

Только сейчас Тайка присмотрелась к незнакомому дядьке. У того были вдумчивые карие глаза, темно-русые с легкой проседью волосы, собранные в хвост, как у какого-нибудь рок-музыканта, густая борода и слегка кривоватый, будто перебитый нос. На вид лет сорок с хвостиком — ну, это если по человеческим меркам, конечно.

— Премного наслышан, — кивнул он Тайке.

— Я о вас тоже слышала. От Митяя. А как вас звать-величать?

— Наши имена людям не под силу произнести. — Древний Горыныч степенно принялся набивать трубку. — Ты первая, кто спросил. Вот и назови сама.

И Тайка, недолго думая, выпалила:

— Эдуард!

— Сгодится. А мы тут, пока тебя не было, как раз с княжичем думали, как замок защитить, коли войска обратно пойдут.

— С чего бы им возвращаться? — удивилась Тайка. — Война вроде в самом разгаре.

— Закончится. — Горыныч Эдуард выпустил несколько колец дыма. — Все войны когда-нибудь заканчиваются.

— Вы хотите сказать, дедушка проиграет?

— Этого я не говорил. Но пока все к тому идет. — Древний змей выпустил еще одно кольцо. — Если, конечно, мои ребята не вмешаются…

Ага, значит, тут шла речь о союзе. Уже хорошо. Или нет?…

— Погоди, — зашептала Тайка. — Лис, ты что, правда хочешь заручиться поддержкой горынычей? Ты же их до смерти боишься!

— Тс-с, не пали контору! — фыркнул Кощеевич. — Я и так еле уговорил их прийти в человечьем облике.

— А они точно на нашей стороне? Митяй-то да, а что насчет этого Эдуарда?

Она говорила тихо, но древний горыныч все равно услышал — и совсем не рассердился, а, напротив, улыбнулся:

— Бдительность — похвальное качество. Давай, скажи ей, Кощеевич, на чьей стороне я воевал в былые годы.

И Лис вздохнул:

— На стороне дивьих, Ох, и доставалось нам от него: век помнить будем!

— А мне дедушка ничего такого не рассказывал!

Тайка не верила своим ушам. Ну откуда Горынычу взяться в Дивьем царстве?

— Так я на царей не работаю. — Эдуард хитро прищурился и стал похож на какого-то корсара. Только повязки на глазу не хватало и треуголки, а так — обернется, и сам себе и капитан, и фрегат! — Меня друг попросил — я сделал.

— Что за друг?

— Чародей Весьмир. Помнишь, я тебе о нем рассказывал?

Повернувшись к ней, Лис сделал страшные глаза. И Тайка вспомнила: кажется, речь шла о ком-то, кого в ледяную глыбу превратили? Наверное, поэтому Кощеевич и корчит такие гримасы?

— Весьмир говорил, ты ему помог Кощея победить. — Эдуард нацедил себе квасу из бочки и осушил кружку одним глотком. — Стало быть, я тебе тоже помогу. В память о старой дружбе. Но с одним условием: поклянись, что мы начнем и закончим эту войну на одной стороне: за Светелград, против Доброгневы.

— Клянусь, — легко кивнул Лис.

Тайка на всякий случай убедилась, не держит ли он в кармане фигу, но, кажется, подвоха не было.

— Добро. Тогда клянусь и я. Можешь рассчитывать на нашу братию.

Они скрепили взаимные обеты рукопожатием, и Митяй шумно выдохнул, словно до последнего чего-то боялся.

Ох, а вдруг Эдуард не знает, что его друга Весьмира Кощеевич и заморозил? Очень некстати Тайке вспомнились синие глаза Индрика. Вряд ли бы он одобрил ее молчание. Нет, нужно сказать Эдуарду правду!

— Между союзниками не должно быть недомолвок… — начала она, но Горыныч махнул рукой:

— Знаю-знаю. Этот тип превратил Весьмира в лед. Это ведь я помогал дивьим статуи перетаскивать в Ратиборов лаз. Но также мне известно, что Весьмир Кощеевича тоже убить пытался.

— Да-да, голову мне отрезал, представляешь? — голосом заправского ябеды сказал Лис. — По его милости я шестнадцать зим в беспамятстве пролежал. И вообще не очнулся бы, если бы не май.

— Война! — пробасил Эдуард, разводя руками. — Всякое случается. Но смотреть надобно не назад, а вперед. Ты сама-то куда теперь отправишься, ведьма?

Вопрос ее огорошил, и Тайка вмиг позабыла, что хотела сказать. И правда — а куда? Отсиживаться в замке с Лисом — плохая идея. Не ее это дом, не ей и защищать. К тому же Доброгнева вряд ли пойдет на Волколачий Клык, пока не завоюет Светелград. По-хорошему, надо возвращаться и помогать деду. Только помощи от Тайки — с гулькин нос. Она ведь и мечом владеть толком не научилась, да и в плане чар куда ей, смертной, равняться с дивьими и навьими чародеями? В общем, великая воительница, ничего не скажешь. Ладно, можно превратиться в волка и кого-нибудь загрызть. Упыря, например? Вряд ли он очень вкусный…

Тайка поморщилась, будто уже укусила что-то горькое. И тут ее осенило:

— У меня друг пропал. Сперва хочу его найти, а потом уж вместе в Светелград.

Нет, ну а правда: кому, как не ей, искать сейчас Яромира? Ох, только бы с ним все было в порядке!

Горыныч Эдуард задумчиво почесал в бороде:

— А как ты его искать-то собралась?

— Ну, в волчицу превращусь, попробую учуять.

Змей впервые посмотрел на нее не снисходительно, а с интересом:

— На охоту, стало быть, пойдешь? А возьми меня с собой. Давненько я с Лютой не охотился, хочу вспомнить былые времена…

— Вы знакомы с матушкой Лютой?! — ахнула Тайка.

— Да ее тут все знают. Правда, разругались мы однажды. Теперь она еще лет двести дуться на меня будет — не поохотишься. А как найдем твоего друга, я вас обоих до Светелграда подкину — путь-то знакомый.

— Ой, вот это было бы очень кстати!

Тайка аж в ладоши захлопала. Неужто ей на настоящем горыныче полетать доведется? Ух ты! Вот это везуха!

Глава двадцать шестая. Средство от наваждений

Охоту решили не откладывать надолго: а чего ждать? Пушок, конечно, принялся настаивать: мол, сперва обед. Но Тайка отмахнулась:

— Какой еще обед, когда мы едва позавтракали? И да, я видела, как ты только что стащил куриную ногу, не надо тут ля-ля!

Лис повелел упырям принести для Тайки овечью шубу и сам вышел во двор проводить гостей. К нему тут же подбежала сестрица Зарянка, обняла, уткнувшись в живот. И Кощеевич, указав на нее взглядом, попросил тихонько:

— Только давайте вы будете оборачиваться где-нибудь подальше от замка?

Эдуард кивнул, а Тайка отвернулась, пряча улыбку. Зарянке-то, небось, что Горыныч, что волчица — все нипочем. А вот кто-то, не будем показывать пальцем, не только змей, но и собак опасается. А где собака, там и волк…

Зарянка лишь подтвердила эти домыслы, когда, повертев головой, спросила:

— А где все пёсы?

— Убежали.

Кощеевич потрепал ее по рыжим вихрам, но сестренка вывернулась из-под его руки и уставилась на Тайку:

— Ты плавда умеешь плевлащаться в волка?

— Ага. Но научить не смогу, прости.

Девушка присела на корточки, а Зарянка вдруг протянула ей носок — похоже, парный к тому, недовязанному, который они видели в библиотеке:

— Это подалок.

— Ой, спасибо! — улыбнулась Тайка. — Буду греться в морозные дни.

Девочка покачала головой:

— Это носок-невидимка. Он не для тепла. Я так от Доблогневы пляталась. Удачи, ведьма.

Зарянка протянула ей ладошку, и Тайка ее пожала.

Лис же торжественно вручил ей другой «подарочек» — ожерелье, напутствовав:

— Ну мало ли… вдруг встретишь мою сестрицу. А тут ей бусики — прямо к именинам.

— А что, у нее день рождения скоро?

— Да какая разница? Это так, к слову пришлось, — фыркнул Кощеевич. — Ты уж береги себя, ведьма. Не суйся куда попало.

— Может, все-таки передумаешь? Айда с нами?

Но Лис замотал головой:

— И не уговаривайте. Хватит с меня, я нынче домосед. Починю зеркало, буду за вами следить.

— А как же матушка твоя? Ничего, что она одна отправилась?

— Во-первых, не одна, а с Маржаной, так что я почти спокоен. А во-вторых… — Лис вздохнул. — Мне все равно ее подле себя не удержать. Если я посажу ее в золотую клетку, чем я лучше Кощея?

После недолгих прощаний Тайка с Пушком и Эдуард вышли за ворота замка, миновали подъемный мост, переглянулись, и Горыныч кивнул:

— Ну, пора.

Тайка немного волновалась: а вдруг не получится? Что там нужно сделать, чтобы перекинуться в волчицу? Удариться оземь? И еще, помнится, были какие-то слова…

— По волчьему веленью, по моему хотенью…

Раскинув руки, она упала в сугроб, а вскочила уже зверем лесным. В нос ударила смесь запахов: сено, близкое жилье, овечья шерсть, дым от очага. И в то же время — снег, стылая земля, сухие листья и обледеневшая хвоя… Она чихнула раз, другой — и вдруг нашла среди всех этих запахов один, самый важный.

Если бы кто-то раньше сказал Тайке, что волки могут чуять того, кого любят, даже если их разделяют многие мили пути, она бы не поверила. Но это Волшебная страна и волшебные волки, а еще — самый настоящий зов судьбы. Не зря же она добыла шерсть Люты? Может статься, Мара Моревна уже сплела нужные нити, и теперь стоит только довериться своему сердцу…

Со всех лап Тайка бросилась вперед. В воздух взметнулись клубы снежной пыли, а вслед донеслось отчаянное:

— Куда же ты, ведьма?!

Голос Эдуарда походил на рев (может, он еще недопревратился?), и Пушок встревоженным мявом вторил ему:

— Тая? Где ты?!

А Тайка подумала: глупые они, что ли? Пусть скорее расправляют крылья и летят следом. А она никого ждать не будет, раз ее ведет судьба.

— Догоняйте! — рыкнула она, не оборачиваясь, и припустила еще быстрее — следом за солнцем.

Так и бежала до самого заката, а когда оранжевый диск закатился за окоем, приветствовала луну радостным воем и продолжила преследовать ее, не чувствуя усталости.

Лишь на рассвете она остановилась на берегу озера, чтобы полакать воды из проруби. Ух, и холоднющая! Тайка сделала несколько глотков, потом немного повалялась в снегу, чтобы остыть, а когда снова подошла к проруби, вдруг заметила одну странность: отражения в воде нет — ни волчьего, ни человечьего. Что за ерунда? Она фыркнула, стряхивая с морды и усов налипший снег. Может, с этим озером что-то не то?

Ни Пушка, ни Эдуарда поблизости не было — видать, не сдюжили, отстали. Тайка повертела головой, но в стремительно светлеющем небе не увидела даже птиц, не то что Горыныча. Зато ласковый рассвет окрасил розовым стены старинного замка, стоявшего в центре озера прямо на островке, — и это было так красиво, что она затаила дыхание. Замок был не такой большой, как Волколачий Клык: крепкий, приземистый, с четырьмя башенками по краям. Северная стена сплошь заросла серым мхом и оттого казалась мохнатой, как нечесаный волчий бок. И Яромир точно был где-то рядом! Из-за припорошенной снегом стены пахло… летом: солнечными августовскими травами, звонкими колокольцами и медуницей, теплым яблочным духом и еще немного — сладкой корицей. Таким был запах Дивьего воина для чуткого волчьего нюха. И сердце Тайки-волчицы забилось чаще. В голове, словно снежинки из набежавших туч, закружились вопросы: что это за замок? И как сюда занесло Яромира? Куда сбежало ее собственное отражение, если его не видно в воде? И — ой! — почему ее лапы какие-то полупрозрачные? Она только сейчас заметила! Неужели это из-за носка-невидимки? Но тот же просто в сумке лежал… Может, все вещи, которые при ней были, в волчьем облике стали частью ее тела? Это ведь только оборотни перекидываются нагими. И… постойте! А замок-то куда исчезать надумал?!

Утреннее солнце поднялось над лесом, и мшистые стены замерцали в его лучах — того и гляди растворятся. Тайка побежала так быстро, как никогда не бегала. Успеть! Перепрыгнуть через полынью, замочив задние лапы. Высунув язык, домчаться вверх по склону и просочиться в узкую бойницу, втянув бока. Хорошо, что она даже в волчьем обличии тощая…

Она успела в последний момент — стены опять уплотнились, а под лапами неожиданно возникли ступеньки. Тайка скатилась по ним кубарем во внутренний двор и чуть не налетела на парочку криволапых злыдней, но юркнула в нишу, и те прошагали мимо. Уф, повезло!

Упиваясь собственной смелостью, она мелкими перебежками пересекла двор, скрываясь от злыдней-работников то за телегой, то за наваленными мешками. Последний отрезок пути вообще одолела ползком и впрыгнула в темный проем приоткрытой двери северной башни. Она ни за что не смогла бы повторить этот путь, будучи человеком. И дело даже не в волчьей ловкости: отвага с приправой из безрассудства бурлила в крови, а все сомнения и неуверенность без следа растворялись в этом вареве. И лестничный сквозняк словно шептал на ухо: ты сможешь! Здесь нет ничего сложного! Смертельная опасность? Пф, подумаешь! Не впервой. Так она и шла — скользя лапами по обледеневшим ступеням винтовой лестницы, на любимый запах, к своей судьбе…

Тайка-волчица была хоть и в разы смелее, но соображала медленнее, чем Тайка-человек. Поэтому она лишь сейчас поняла, куда попала: ну конечно же, это Мшистый замок — все в точности сходится! Он и расположен на севере, и добраться до него нелегко — небось, только на рассвете прошмыгнуть и можно. И сразу стало понятно, почему здесь столько злыдней, а упырей не видать — те ведь предпочитают спать и не высовываться. Тайка даже догадалась, как сюда могло занести Яромира. Он говорил, что ему нужно немного побыть одному. Но дивий воин не из тех, кто в тяжелые минуты садится под деревцем и думает горькие думы. Как сказал бы Пушок, рефлексия — не его сильная сторона. Яромир — человек действия. Вот и решил, небось, что сможет в одиночку победить Доброгневу и все уладить. С него станется!

— Дурак! Какой же ты дурак! — фыркнула Тайка и ускорила бег.

По крайней мере, дивий воин жив — уж это она могла с уверенностью сказать по запаху. Хорошо бы Доброгневы не оказалось дома… Ей же осадой Светелграда надо командовать? Вот пусть и командует где-нибудь подальше. Но сердце зверя подсказывало: а если и дома, пусть! Разорвем ее на клочки! От этих мыслей было одновременно страшно и весело.

До самого верха Тайка не добежала — потянуло в сторону дубовой двери. К сожалению, закрытой. Она попробовала потянуть зубами за кольцо на ручке, но оно все время выскальзывало. Что ж, значит, пришла пора вновь обернуться человеком. Интересно, каменная кладка под ногами засчитается за «удариться оземь»?

Перекинуться у нее, к счастью, получилось. Первым делом Тайка глянула на свои руки — уф, нормальные, непрозрачные. И носок-невидимка на месте, в сумке. Тут до нее дошло — и она едва не расхохоталась: совсем не нужно было припадать на лапы во дворе и прятаться от злыдней. Она же была невидима! М-да. Вот что волчья кровь с рассудком делает… Вместе с человеческим обликом вернулись и обычные человеческие сомнения. Ну чем она вообще думала, когда помчалась на зов судьбы в одиночку? Ишь, какая охотница выискалась! Эдуарда с Пушком бросила — они там, поди, с ума сходят. А по следам искать будут — не найдут, раз замок только на рассвете показывается. Приехали, в общем. На Кощееву дачу…

Тут, за дверью, ее ждет Яромир. Возможно, ему нужна помощь.

И Тайка с обреченной решимостью на лице открыла дверь.

Представшая взору круглая комната напомнила ей обитель какой-нибудь сказочной ведьмы — все как в кино: и черепа животных на старых фолиантах, и темные свечи в медных подсвечниках, и зеркала (одно вон даже разбитое: весь пол в осколках), и сушеные травы под потолком, а еще — летучие мыши. Десяток, не меньше. К счастью, не упыри, а самые обычные. И одна из них белая, между прочим!

— Мир? — тихонько позвала Тайка, проскользнув внутрь и закрыв за собой тяжелую дверь. — Ты здесь?

Белый крылан отделился от стаи черных товарищей и камнем упал в костяное кресло. (Она понадеялась, что оно хотя бы не из человеческих костей сделано.)

Бах! По всей комнате вдруг вспыхнули свечи, и Тайка, вскрикнув от неожиданности, заозиралась. Вряд ли тут так гостей приветствуют. Что это тогда может быть? Сигнализация?

Когда она снова посмотрела перед собой, Яромир стоял к ней почти вплотную. Его взгляд был хмурым, темным.

— Зачем ты пришла?

Необычно хриплый голос заставил летучих мышей заволноваться.

— Тебя искала. — Тайка взяла его за руку. — Послушай, я столько всего должна тебе рассказать…

— А с чего ты взяла, что я хочу слушать? — Он вырвал ладонь. — Уходи. Я же сказал, что хочу побыть один.

Но от нее было не так-то просто отделаться:

— Послушай, я знаю, ты винишь себя в том, что случилось с Огнеславой. Но ты не виноват. Ты ее не убивал, слышишь? Она жива!

— Тем хуже для нее, — буркнул Яромир, сверля Тайку взглядом.

— Я думала, ты расстроился из-за ее смерти, и… — Она осеклась. Что-то не так. Но вот что? — А, ладно. Потом разберемся. Надо уходить отсюда.

— Нет! — мотнул головой дивий воин.

— Ты пришел убить Доброгневу? И теперь хочешь ее дождаться, я догадалась? — Тайка снова потянула к нему руки: не то чтобы обнять, не то чтобы встряхнуть хорошенько — она еще сама не решила. Но Яромир поймал ее ладони и отстранился:

— Не твое дело.

— Очень даже мое! — На глаза навернулись злые слезы. — Разве мы не друзья?

— Больше нет.

Девушка не поверила своим ушам — так и встала, остолбенев. А дивий воин, скривившись, как от зубной боли, вдруг выхватил меч из ножен и упер острие ей в грудь. Вот это новости! Может, это не Яромир вовсе? Нет, не может быть — волчий нюх не обманешь. Значит, он хочет таким образом защитить Тайку, прогнав из опасного места. А что, с него станется! Такая особенная забота «по-яромировски».

— Я уйду отсюда только с тобой. Или вперед ногами! — сверкнула она глазами. Посмотрим еще, кто упрямее…

— Что ж, ты сама это сказала! — рявкнул Яромир, замахиваясь.

Тайка до последнего не верила, что он серьезно, поэтому едва спаслась от клинка — ценой новой овечьей шубы. Ладно, пусть теперь будет вентиляция на спине — спасибо, что вообще живая осталась.

Подвеска-Кладенец ожгла кожу. Ох, если меч решил о себе напомнить, значит, дело совсем дрянь. Но Тайка накрыла его ладонью:

— Мечик-Кладенечик, потерпи, родненький! Это же Яромир. Мы не можем его убить! Он наверняка околдован. Или это темный двойник. Ой!

Уворачиваясь от второго удара, она налетела на ведьминский стол. На пол посыпались банки-склянки, под ногой хрустнуло стекло, а в воздухе запахло серной горечью. Дивий воин наступал. Взмах. Еще один. Тайка отпрыгивала, лихорадочно соображая, что же делать.

— Яромир! Спятил, что ли! Это же я!

Крики не помогли. Зато под руку подвернулось костяное кресло, и Тайка швырнула его между собой и дивьим воином. Кр-рак! В стороны полетели косточки. Дальше — разве что прыгнуть в окно, но прыгать высоковато, этак и шею свернуть недолго. Может, попробовать снова уклониться и прошмыгнуть к двери?

Кладенец уже полыхал и, кажется, даже светился под футболкой, словно просил: достань меня! Ну достань же! Но Тайка упрямилась. Во-первых, силы все равно будут неравными, даже с волшебным мечом. Яромир воевода, а она — девочка-недоучка. Во-вторых, она даже ранить его не хотела, не то что убить. А в пылу битвы всякое бывает: взмахнешь неосторожно — и привет. А в-третьих, бегство ничего не решит. Ну, спасется она сейчас, и что? Наваждение Яромира не отпустит, Доброгнева тоже сама себя не победит, война продолжится, и все будет очень плохо…

И вдруг Тайке пришла в голову шальная идея: наверное, волчье безрассудство еще не до конца выветрилось. Она встала, раскинув руки в стороны, и, встретившись взглядом с замутненными яростью глазами Яромира, выкрикнула:

— Значит, прикончить меня хочешь? Ну давай! Знаешь, сколько раз за последнее время это уже пытались сделать? Я со счета сбилась. Но убегать больше не буду, надоело. Только прежде чем ударишь, вспомни: там, в подземелье, ты поднял руку на Огнеславу, чтобы спасти мне жизнь. Неужели это было зря?

Яромир мотнул головой: то ли муху пытался прогнать, то ли злой морок. Тайка понадеялась: а вдруг спадут чары? Но нет: дивий воин занес меч над ее головой.

Так что же, сейчас все и кончится?… Она подалась вперед, положила ладонь ему на сердце и выпалила:

— Знаю, ты никогда бы не сделал этого, если бы не был заколдован. Поэтому, даже если я умру, не вздумай себя винить. Это — не ты!

Рука Яромира, зависшая над ее головой, дрогнула, но взгляд, увы, не прояснился. Зато Кладенец больше не жегся.

«Он борется», — поняла Тайка. Перед внутренним взором возникла картинка: как из ее ладони тянется алая нить — прямо к сердцу Яромира. Оставалось только завязать узелок. Сказки говорили, что есть лишь один верный способ снять злые чары и избавиться от наваждений. А они с Яромиром и без того стояли слишком близко. Можно было даже не делать шага — просто приподняться на цыпочки и коснуться губами губ. Ох, не так Тайка представляла себе свой первый поцелуй. Ну да что поделаешь, у нее вечно все не как у людей…

Зато сработало: дивий воин захлопал глазами — ясными, зелеными, как летний луг, — и опустил меч. Медленно, словно в старом кино, он наклонился, чтобы поцеловать ее в ответ, но вдруг за его спиной раздался звонкий смех:

— Простите, я, кажется, помешала?

Тайка осторожно выглянула из-за плеча Яромира, и сердце заледенело в груди. У девицы, стоящей в дверях и поигрывающей кнутом, было то же самое лицо, что у призрака в зеркале у Лиса, который пришел с «каменными объятиями».

— Доброгнева?

Во рту пересохло.

— Вот мы и встретились, ведьма.

Улыбка на красивом скуластом лице стала еще шире.

Их взгляды сошлись, и Тайка поняла, что не может отвести глаз. А приторный голос все звучал и звучал в ушах:

— Подойди сюда. Поклонись мне. Служи мне. Стань моей тенью.

Глава двадцать седьмая. О дружбе и предательстве

— Только не оборачивайся! — шепнула Тайка Яромиру, и тот кивнул:

— Знаю. Мы с ней уже встречались. Не смотри на нее.

— Что ты там бормочешь? — хохотнула Доброгнева. — Рассказываешь своей зазнобе, как присягал мне на верность? Так она сейчас сама все узнает. Иди сюда, ведьма.

И ноги будто бы сперва дернулись, но дивий воин удержал Тайку за плечи. А потом вдруг само отпустило.

— Не дождешься! — показала она язык Доброгневе.

У той аж лицо вытянулось, а в глазах появилось недоумение. И в этот миг Яромир, не оборачиваясь, метнул за спину меч. Клинок совершил несколько оборотов в воздухе и вонзился Кощеевой дочке в живот. На пол брызнула кровь, и Тайка ахнула. Ее немного повело от такого зрелища, но дивий воин подхватил ее под руки, не дав сомлеть.

Доброгнева прислонилась к стене спиной и глянула на клинок с нескрываемым удивлением. Побледневшие губы изогнулись в кривой ухмылке.

— Что ж. Это было близко. Даже очень. Но вы опоздали. — С усилием она вырвала меч, и рана тут же затянулась. Только на коротком кафтане, черном с синей искрой, осталась некрасивая прореха. — Я теперь тоже бессмертна! Наконец-то!

В воздухе щелкнул кнут, и Тайка, вскрикнув, спряталась за Яромиром, втянув шею в плечи. Дивий воин не проронил ни звука, но по тому, как он вздрогнул, стало ясно: Доброгнева не промахнулась.

— Постой так, подумай над своим поведением.

Она явно потешалась над замершим в не самой удобной позе врагом.

— Я не могу пошевелиться, — процедил Яромир сквозь зубы.

— Конечно, не можешь. Я нанесла на хлыст особый состав. Видишь, даже колдовать не пришлось. А ты, ведьма, так и будешь прятаться? Выходи, потолкуем. Да не бойся ты, не трону. Пока.

— Ага, так я и поверила! А кто ко мне убийц подсылал?

Тайка лихорадочно соображала, что делать. Превратиться в волчицу? Но пол сплошь усыпан осколками — со всей силы не удариться. Только рядом с Доброгневой есть относительно чистое место. Может, и впрямь поближе подойти?

— Так то раньше было! Теперь мне тебя убивать ни к чему. А поговорить интересно — впервые встречаю человека, на которого мое очарование не подействовало. Садись, расскажи, чем ты такая особенная?

Доброгнева указала взглядом на пуфик подле себя, а сама уселась за стол, предварительно сметя с него рукавом осколки.

— Яромира отпусти, тогда поговорим, — набычилась Тайка.

Доброгнева рассмеялась:

— Будешь мне условия ставить? Нет уж: мой замок — мои порядки. А ты тут в гостях. Сядь, кому говорят!

Она махнула рукой, и Тайку снесло порывом ветра, почти опрокинув вместе с пуфиком. Княжна продемонстрировала белые, как жемчуг, зубы:

— Может, чаю?

Очень странная у нее манера говорить: то хохочет, то орет, то любезничает. Психованная какая-то!

— Спасибо, что-то не хочется.

Тайку бросило в жар, и она принялась стаскивать с себя шубу. А Доброгнева все смотрела и смотрела, будто вознамерилась прожечь ее взглядом.

— Все равно не понимаю… Ты, конечно, наглая и смелая. Но знаешь, сколько я таких на своем веку повидала? Все мне в ножки поклонились.

— Чего ты вообще ко мне прицепилась?! — огрызнулась Тайка и тут же поправилась: — В смысле, к нам ко всем. Чего ты хочешь вообще? Править миром?

— Было бы неплохо… — промурлыкала Доброгнева, накручивая на палец темный локон у виска (остальные волосы были собраны в высокий хвост), и тут же опять расхохоталась. — Шучу-шучу! Хватит с меня Нави и Диви. Пройдет день-другой, и я захвачу Светелград. Сделаю то, чего не сумел ни мой братец, ни даже мой отец, понимаешь? Потому что я лучше их и сильнее.

— Ну, захватишь. А что потом?

Тайка принялась незаметно возить носком кроссовки по полу. Если аккуратно разгрести все осколки, можно будет обернуться волчицей прямо здесь. Но пока придется поддерживать беседу, чтобы Доброгнева ничего не заподозрила.

— В первую очередь — коронация. — Дочь Кощея подперла ладонями подбородок, ее взгляд стал мечтательным. — Теперь, когда я бессмертна, наверное, мне и батюшкина корона подойдет? Надо бы примерить…

— Да что у вас вообще за заморочки семейные с этими коронами? — делано вздохнула Тайка. — Вон у Лиса это тоже больная тема…

— Не упоминай при мне этого выродка! — взвилась Доброгнева. — Из-за него я лишилась всего! Любимого отца, законного места и статуса… Меня сочли обманщицей, а я была не виновата. Вот ни на столечко. И кто потом помог убить папеньку? Я?! Нет! Все братец, чтоб ему пусто было!

— Ты правда любила Кощея?! А я-то думала, он вас всех тиранил…

— Конечно, тиранил. Это же Кощей! — В голосе княжны смешались ненависть и восхищение. — Но он — мой отец, и я докажу ему, что достойна править Навью.

— Э-э-э… А ничего, что он уже помер и ничего не узнает?

— Неважно. Главное, что я буду знать!

Щеки Доброгневы порозовели, глаза горели лихорадочным огнем. Ну что тут скажешь? Оставалось только вздохнуть и посочувствовать. Когда твой папа — Кощей Бессмертный, у тебя непременно будет детская травма…

— Кстати, а зачем ты искала полукровок в нашем мире?

Тайка сочла за лучшее сменить тему — а заодно и задать вопрос, который давно ее волновал. Помнится, Маржана упоминала, что ей дали именно такое задание.

Доброгнева вытащила из-за голенища сапога флягу и приложилась к горлышку. Тайке тоже предложила, но та опять отказалась, потому что помнила: не ешь и не пей ничего в доме врага.

— Корона, которую отец Лютогору сделал, только полукровкам в руки дается. Она должна была принадлежать мне, понимаешь? Но отец нарочно сделал, чтобы я не могла ее взять. Это вызов. Испытание. Сперва я к братцу Огнеславу думала подослать. Ее зачаровать легко было. Вот только оказалось, что смешанная дивья и навья кровь не подходит — обожгла ей корона руки. А полукровок со смертными не так-то много в этом мире. Впрочем, это все уже не имеет значения. Пусть подавится Лютогорка своей короной княжича, а я себе княжескую возьму, настоящую! Зря, что ли, она у меня все это время в сокровищнице лежала?

— Ясно, — кивнула Тайка и тут же получила недовольное:

— Да что тебе ясно, глупая ведьма?! Никто меня не понимает! Ну да ладно, я уже привыкла…

— Тебе, наверное, все это время было очень обидно и одиноко?

Тайка не хотела этого говорить, но слова сами вырвались. Доброгнева вытаращилась на нее в немом изумлении, а когда дар речи к ней вернулся, с нажимом уточнила:

— Хочешь сказать, что я слабая?

— Вовсе нет. Просто несчастная.

В ответ раздался радостный смех:

— Была. Но больше нет. Теперь пришла ваша очередь страдать, а я буду наслаждаться триумфом. Не хочешь присоединиться ко мне, ведьма? Выбирай правильную сторону. Твои друзья уже, считай, проиграли. Светелград падет — думаю, это случится сегодняшней ночью.

— Я бы не была столь уверена…

Ей опять не дали договорить:

— Хватит тешить себя ложными надеждами. Мои упыри до сих пор топтались под стенами лишь потому, что их вел в бой Ардан, мой глупый дядюшка. А сегодня я явлюсь во всем великолепии — прекрасная и бессмертная. Ваши защитники сами откроют мне ворота.

Как ни печально было это признавать, слова Доброгневы звучали довольно убедительно, но Тайка, сжав зубы, упрямо продолжила спорить:

— А вот и нет. У нас есть тайная хитрость. Попробуй — и сама убедишься.

— Ты про зеркальные щиты? — Тайка достала из-за пояса кинжал и принялась чистить ногти. — Они не помогут. Пара сотен злыдней с пращами, и ваши зеркала превратятся вот в это. — Она пнула носком сапога осколок. — Жених-то твой тоже ко мне с щитом пришел. И что? Помогло это ему?

Тайка бросила взгляд на застывшего в неестественной позе Яромира и вздохнула:

— Допустим… А почему ты предлагаешь мне встать на твою сторону? Мы же вроде враги.

— О, вот это уже разговор, — улыбнулась Доброгнева. Но ее радушие Тайку не обмануло: вон взгляд какой цепкий, настороженный. — Поторгуемся? Скажи мне: чего ты хочешь за свою дружбу? Я могу сохранить жизнь этому балбесу и подарить его тебе, милого и послушного, — кивнула она на Дивьего воина. — А может, тебе по нраву этот замок? Забирай. Сама-то, пожалуй, в Волколачий Клык перееду. И не надо мне говорить, что там Лютогорка окопался. Я все знаю. Недолго ему осталось сидеть, радоваться.

— Ты не ответила на мой вопрос, — поджала губы Тайка. — Зачем тебе я?

Доброгнева пожала плечами:

— Может, ты единственная видишь меня такой, какая я есть. Без чар, понимаешь?

Ага, значит, все-таки от одиночества… Не трудно было бы подыграть и согласиться, но Тайке вдруг вспомнился Индрик. Она обещала не врать, а сейчас вот серьезно задумалась, не обмануть ли Доброгневу. Щеки залились краской стыда: не держит она, значит, свое слово. Видать, не такая уж и хорошая, как привыкла о себе думать…

Девушка отодвинула ногой еще несколько осколков — еще немного, и можно атаковать. Нужно чуть-чуть потянуть время…

— А как же твои мама и папа? Неужели даже Кощей попал под твои чары?

— Ему хотелось думать, что нет, — фыркнула Доброгнева. — Да и, знаешь, в те времена я была не настолько искусна, как сейчас. Но, думаю, очарование все же действовало. Он ведь меня не убил, понимаешь?! Всех дочерей убил, а меня — помиловал. Это ли не любовь?

— А разве бессмертные могут любить? Я слышала, что…

— Слышала она! — Княжна вонзила нож в деревянную столешницу. — А я на себе это прошла. И знаю: отцу было не все равно!

Тайка подняла руки в примирительном жесте:

— Ладно-ладно… Тебе-то самой чем пришлось пожертвовать? Чем-то же пришлось?

— Выпытываешь? — И без того подозрительный темный взгляд стал острым, как сталь. — Хочешь узнать, где я прячу свою смерть? Уж не в яйце, поверь.

— Да я просто спросила, чего ты сразу злишься?

Ну в самом деле, Тайка не была настолько наивна, чтобы думать, что Доброгнева ей сейчас выложит все свои секреты на блюдечке с голубой каемочкой. Так только суперзлодеи в плохом кино делают.

— О, я поняла, — закивала дочь Кощея. — Твой интерес… Вот чего ты на самом деле хочешь: тоже стать бессмертной? Хочешь ведь, да?

— По правде говоря, в детстве я об этом мечтала. — Тут Тайка даже не соврала. Ну а кто не мечтал? — Но, знаешь, если для этого придется перестать любить родных и близких, оно того не стоит. Ну, для меня. Ведь мои друзья…

— Пф! У меня нет друзей. — Доброгнева сплела руки на груди. — Как видишь, не жалуюсь.

— И тем не менее сейчас предлагаешь мне дружбу.

— Разве я так сказала?

— Ну да.

Тайка была уверена, что память ее не подводит.

— Ладно, может, и сказала. Будем дружить с тобой против всего остального мира — разве это не заманчиво? Мы обе достаточно сильные, чтобы позволить себе такой союз.

— Но дружат не против кого-то, а с кем-то! — закатила Тайка глаза к потолку, где притихли летучие мыши.

— Значит, у нас разное понимание дружбы, — зло выплюнула Доброгнева.

— Это уж точно…

Нет, ну кого она пыталась убедить? Неужели где-то в глубине души верила, что даже такую законченную злодейку можно перевоспитать? Тайка вдруг поняла, что верила. Что ж, тем больнее было ошибиться. Рано или поздно каждому встретится человек, говорить с которым — только понапрасну сотрясать воздух. Потому что вы из разных миров и вам друг друга никогда не понять. Вот только она все равно не простила бы себя, если бы не попыталась…

Хуже всего была даже не эта заведомая неудача, а то, что Тайка жалела Доброгневу. Она ведь помнила: никто не рождается злым. Даже Кощей. Не говоря уже о его детях… Ну почему они не встретились тогда, когда все еще можно было исправить? Глупый вопрос, да. Потому что Тайка тогда еще не родилась даже…

Она сморгнула слезы, так некстати затуманившие взор, и вдруг увидела перед собой — не глазами, а сердцем — совсем другую Доброгневу. Не жестокую воительницу, не злую колдунью, а маленькую напуганную девочку, на которую все указывают пальцем, выкрикивая обидные слова: «Ничтожество! Дрянь! Пустолайка!»

Тайка не знала, что это. Ее богатое воображение сыграло такую шутку? А может, все было взаправду?

— Ты хочешь, чтобы мы вместе отомстили обидчикам и помогли тебе занять место, принадлежащее тебе по праву. Это ты считаешь дружбой?

Доброгнева, подумав, кивнула:

— Что-то вроде. Эй, погоди! Ты что, обиделась, что я хотела тебя убить? И теперь тоже думаешь о мести? Да будет тебе, ведьма! Я же извинилась!

Прозвучало так по-детски, что Тайка невольно улыбнулась.

— Считаешь, этого достаточно, чтобы отказаться от мести? Ну давай я поговорю с Лисом, Яромиром и с остальными. Попрошу всех принести тебе официальные извинения. Ты тогда простишь нас и снимешь осаду?

— Что? Нет!!!

Доброгнева вскочила из-за стола.

— А в чем же тогда разница? — И тут до Тайки дошло. Она аж задохнулась от нежданной догадки. — В Кощее, да? Он-то уже никогда не извинится?

Место под ногами уже было расчищено от осколков. Казалось бы — ударяйся себе, превращайся… Волчья часть Тайкиной души злилась, мечтая вцепиться в глотку злой колдунье, из-за которой на войне страдали и гибли люди, человеческая же умоляла: беги! Хватай Яромира, взваливай на мохнатую спину — и деру. Поднатужишься — и унесешь.

Но, по правде говоря, оба варианта были плохими. Бессмертную чародейку никак не загрызешь, даже если с тобой сама Люта силой поделилась. А бежать — куда? И, главное, зачем? Рано или поздно Доброгнева их все равно нагонит — и уж тогда точно не помилует. Она ведь не из тех, кто будет предлагать дружбу, пусть и такую своеобразную, дважды.

А хуже всего было то, что Тайке совсем не хотелось сражаться. Прав был Яромир, когда однажды назвал ее горе-воительницей… Не войны она хотела, а мира. И если взглянуть правде в глаза — вряд ли смогла бы убить Доброгневу, даже если бы та была смертной. Но ведь еще оставалось ожерелье! От этой мысли у Тайки вспотели ладони: вот он, ее единственный шанс! Если Кощеева дочь не сможет колдовать, то пусть упивается своим бессмертием сколько угодно, зла она больше не натворит. Вот только как к ней подобраться?

Пока все эти мысли проносились у нее в голове, как облака, подгоняемые ураганным ветром, Доброгнева не двигалась. Она тяжело дышала, оперевшись руками на стол, будто сама мысль об отце причиняла ей боль. Это позволило Тайке немного осмелеть и сделать маленький шажок вперед. А потом еще один. И еще…

— Эй, ты в порядке? — Она осторожно положила руку на плечо Доброгневы и увидела, что по щекам чародейки катятся слезы.

— Что ты наделала, ведьма?! — всхлипнула та. — Я не плакала уже лет двести…

И Тайка одной рукой обняла ее, утешая. А второй незаметно достала ожерелье из висящей на боку переметной сумы и — щелк!

Не успела! Реакция Доброгневы оказалась молниеносной. Она выбила украшение из Тайкиных рук, оттолкнув девушку. От удара об пол вышибло воздух из легких. Ох, спасибо, что не на осколки упала. Значит, хотя бы не зря расчищала место…

Порывом ветра задуло свечи, и в комнате потемнело. Воздух вспыхивал синеватыми искрами — похоже, так выглядела ярость Доброгневы. А над головой гремело, словно гроза:

— Да как ты посмела?! Подлая предательница! Ну все, теперь не сносить тебе головы!

И гранаты из ожерелья брызнули в стороны под ударом крепкого каблука…

Глава двадцать восьмая. Просто везение

Только теперь Тайке стало по-настоящему страшно — до оцепенения. Боковым зрением она увидела, как Яромир, покачнувшись, упал и, кривясь от боли, пополз к ней. Наверное, действие парализующего яда ослабло. А может, отчаяние придавало дивьему воину силы.

— Слева! — выкрикнул он. На занятиях по фехтованию так же диктовал, откуда ждать удара.

Тайка не раздумывая перекатилась вправо — и вовремя. Возле ее уха в пол воткнулся кинжал Доброгневы.

— Врешь, не удерешь!

В воздухе свистнул кнут, и бок ожгла острая боль. Тайка вскрикнула, из глаз брызнули слезы. Она сжалась в комочек, чувствуя, как деревенеют руки и ноги. Потянулась к подвеске с Кладенцом, да так и застыла, не достав совсем немного. Меч нагрелся, предупреждая об опасности. А толку?

Доброгнева нависла над ней, перевернула, как котенка, и схватила за горло, прижав к полу.

— Что ты со мной сделала? Признавайся!

«Ничего. Я ничего не успела», — хотела сказать Тайка, но прилипший к небу язык совсем не слушался. Она захрипела, силясь вдохнуть воздух.

— Не надейся, что умрешь быстро. — Доброгнева немного ослабила хватку. — Я покажу тебе, как надо мной насмехаться. Ты еще будешь умолять о смерти! Уж поверь, я училась у лучших палачей отца. И опыт у меня большой — еще с прошлой войны.

— Не тронь ее! — выдохнул Яромир, и Тайка вздрогнула: никогда прежде она не слышала в его голосе такой надсадной мольбы. — Лучше меня пытай.

— Какие мы благородные! — рассмеялась колдунья, запрокинув голову. — Впрочем, ты прав. Начну с тебя. А она пусть смотрит. Это будет весело… Эй, ведьма? Хочешь облегчить его участь? Скажи, что за проклятие ты на меня наслала и как от него избавиться, — тогда я убью твоего суженого быстро!

Только теперь Тайка заметила, что от ее ладони прямо к сердцу Доброгневы тянется, переливаясь, золотистая нить судьбы. Как же это могло случиться? Уж не та ли это ниточка, которая Огнеславе предназначалась?

После того как бывшая невеста Яромира опоила их и связала, Тайка старалась лишний раз о ней вообще не думать. И уж точно не испытывала к ней никаких светлых чувств, но Мара Моревна об этом не ведала — значит, спряла из шерсти Люты три нити, как просили. А потом… Ну да, Тайка обняла Доброгневу и от всей души пожалела — вот узелок и завязался.

— Это не проклятие… — Слова давались с трудом, во рту пересохло, до одури хотелось пить. — Оно не опасно…

— Врешь!

Доброгнева хлестнула ее ладонью по щеке. Раз, другой.

— Нет же!

На губах стало солоно.

— Смотри, сейчас твой возлюбленный ушей лишится.

Колдунья с усилием выдернула из пола кинжал и провернула его между пальцев.

Тайка не сомневалась, что от угроз до действия — один шаг.

— Это самая обычная нить судьбы! — выпалила она. — Из Нитяного леса! Я думала ее Огнеславе отдать, потому что у той своя оборвалась и она от этого стала злой. Но ты тоже прошла через смерть, вот она к тебе и прицепилась.

— Ага-ага, без твоего участия… — Голос Доброгневы сочился ядовитым недоверием.

— Ну, не совсем… Просто я тебя пожалела. Всю жизнь думала, что это у меня с отцом проблемы, но с твоими вообще не сравнить. Я все что хочешь сделаю, только не трогай Яромира, пожалуйста!

Тайке и за себя не было так страшно, как за Дивьего воина. Она вдруг поняла, что легко отдала бы за Яромира жизнь, если бы знала наверняка, что он спасется. Наверное, это и есть любовь, да?

А потом все мысли как водой смыло, потому что Доброгнева схватила ее за волосы и от души приложила головой о каменный пол:

— Ты. Меня. Что?! — Возмущение грохнуло так, что летучие мыши, взвившись, заметались по комнате.

— Ну… то есть… посочувствовала… — прохрипела Тайка, когда ее снова схватили за горло.

Ох, надо было лучше следить за языком… Такие люди, как Доброгнева, считают, что жалость — это что-то плохое, унизительное. Поэтому им так сложно помочь…

— Ай! — Колдунья вдруг отдернула руки. На ее ладонях в мгновение ока вздулись волдыри, словно от ожога.

А Тайка почувствовала, как в ямке между ключиц пульсирует что-то теплое. И оцепенение стало постепенно отступать, покалывая мурашками плечи… Да это же Кладенец ее защищает! Верный меч подвернулся под руку Доброгневе — и помог, чем смог.

Тайка сумела шевельнуть кистью — совсем немного, но этого хватило, чтобы коснуться подвески. Однако Доброгнева тоже не дремала: втянула руку в рукав рубахи, защищаясь от жара, и попыталась сорвать цепочку. Силы, конечно, были неравными, и Тайка понимала: шансов победить у нее мало. Но разве это повод прекращать борьбу? Слишком многое уже поставлено на кон. И страшно сдаться — потому что кто знает: а вдруг ты отступишь за миг до победы?

И тут все произошло само собой: Тайка и ахнуть не успела, как — вжик! — меч вырос в ее руке до своих обычных размеров и поразил Доброгневу прямо в сердце.

Глаза колдуньи расширились, из горла вырвался булькающий звук… Вопреки ожиданиям, рана и не думала затягиваться, как в прошлый раз. Меч светился, и его сияние распространялось, захватывая тело Доброгневы целиком. Лента в волосах лопнула, волосы рассыпались по плечам.

— Я не хочу… умирать… — прошептала колдунья. — Это… все… из-за тебя…

Тайка разинула рот:

— Но ты ведь бессмертная!

Нет, ну не может же быть, чтобы Кощеева дочь спрятала свою смерть в Кладенце? Она ведь его даже в руках не держала: тот все это время у Тайки на шее болтался. А еще раньше принадлежал Радмиле… В общем, никак не сходится.

— Не думала, что кто-то осмелится меня пожалеть… — выдохнула Доброгнева и вдруг рассыпалась искрами — как сухая хвоя прогорела в лесном костре, только горстка пепла и осталась.

Кладенец мигнул и превратился — нет, не в подвеску — в одеяло. Красно-синий, расшитый серебряной нитью плюш заботливо укутал Тайку. А тут и Яромир подоспел: сгреб ее в объятия прямо в мягком коконе и зарылся носом в волосы:

— Все хорошо, родная. Теперь — хорошо…

Мыши, успокоившись, затаились под потолком. Ветер тоже стих. А Тайке пока не верилось, что все позади. Казалось, пошевелишься — и мир опять перевернется с ног на голову, Доброгнева восстанет из пепла. Но дивий воин гладил ее по дрожащей спине, шепча заклятие исцеления, — и боль отступала.

— А сбылось ведь предсказание… — всхлипнула Тайка. — Я ее убила. Как Элли — Бастинду.

— Кого? — не понял Яромир.

— А, это книжка такая, я в детстве читала. Там девочка случайно окатила злую колдунью водой, и она растаяла.

— Этой вашей Элли просто повезло, — немного подумав, решил дивий воин, — а ты пожалела злую колдунью. Мало кто способен искренне пожалеть врага. Только человеку с очень большим сердцем это под силу.

Тайка покачала головой, но спорить не стала. Вообще-то она считала, что ей тоже «просто повезло».

— Лучше бы с ожерельем сработало! — Она шмыгнула носом. — Зря, что ли, его Лис восстанавливал?

— Не думай об этом. Главное, что мы оба живы, а Доброгнева — повержена. Ты спасла нас. И многих других людей в Дивьем царстве. Вражеское войско обезглавлено — теперь война не продлится долго.

— Хорошо бы…

Ее трясло: пальцы сводило судорогой, зубы стучали. Ничего, ничего, сейчас отпустит. Должно отпустить. Наверное, она еще не раз увидит Доброгневу в кошмарных снах, но это можно пережить… Или вон попросить Лиса, чтобы тот, в свою очередь, попросил Маржану наслать ей какие-нибудь другие сны. Мары ведь могут, наверное… Все преодолимо и решаемо, пока ты жив.

— Кстати, спасибо за нить, — вдруг улыбнулся Яромир. — Без нее я был сам не свой.

— Но ты, по крайней мере, не превратился в темного двойника.

Тайка уткнулась ему в плечо. В объятиях Дивьего воина было очень уютно, она могла бы провести так целую вечность.

— Скорее превратился, чем нет, — после предательства Огнеславы. Все чувства притупились, будто бы подернулись пеплом, осталась только слепящая ярость. Но я решил использовать ее во благо, поэтому и полетел искать Доброгневу. Однако попал в колдовские сети. Легко зачаровать человека, когда от него осталась одна оболочка.

Это прозвучало так жутко, что Тайка выпростала руки из-под одеяла и вцепилась Яромиру в рубаху.

— Но ты же вернулся?!

— Только благодаря тебе.

— Уф-ф… Не пугай. А то скажешь тоже: «одна оболочка»! — Тайка пошевелила ступнями — к ногам тоже постепенно возвращалась чувствительность. — Я вот знаешь чего не поняла: почему Доброгнева меня не смогла подчинить? Я что, какая-то особенная?

Дивий воин легонько щелкнул ее по носу:

— Думаю, это все судьба.

— Ага, то есть из-за пророчества? А может, у меня просто иммунитет, как к ветрянке?

— Чудные слова ты говоришь, дивья царевна… Понятия не имею, что такое «ветрянка». Вообще-то я имел в виду, что, если у тебя в руках были непривязанные нити судьбы, значит, Мара Моревна поделилась с тобой частью своей силы. Вот и вся разгадка.

— Эх, значит, я все-таки не особенная, а самая обычная… — вздохнула Тайка.

— Для меня — особенная, — улыбнулся Яромир, наклоняясь к ней.

Тайка тоже потянулась к нему, но тут в окно просунулась хитрая рыжая морда, и негодяй-Пушок обличающе заорал:

— Ага-а-а! Целуетесь! Эдик, глянь-ка: мы их ищем, не жалея крыльев, а они тут целуются! Безобразие!

Вопил он, впрочем, скорее от восторга, чем от возмущения.

Тайка с Яромиром тотчас же отпрыгнули друг от друга и опустили глаза в пол, как будто их за чем-то плохим застукали. А коловерша ринулся к Тайке, обнял ее и замурчал:

— Мр-р, шучу я, шучу. Рад, что ты жива-здорова. — И уже совсем на ухо шепнул: — А я же говорил! Говорил, что вы друг дружке подходите, как сметана к вареникам! Что ж, голубки, совет да любовь.

— Да ну тебя!

Тайкины щеки полыхали от смущения.

— Зря ты от нас невидимкой сбежала. — Горыныч Эдуард просунул в комнату одну из голов. — Не по-товарищески это. Я думал, сговорились о совместной охоте, а ты…

— Ой, простите, сама не знаю, что на меня нашло! — Тайка изучала осколки на полу. Ей хотелось с головой закутаться в Одеяло-Кладенец и спрятаться, чтобы не ругали. — Это все носок виноват!

— А еще — душа зверя. — Яромир подошел и приобнял ее за плечи. — Мне Радосвет рассказывал: по первости, когда только познаешь радость волчьего побратимства, легко голову потерять от новых впечатлений. Его самого вон аж в Навь занесло — да так, что еле спасся. В общем, это, похоже, наследственное.

— Да никто тебя не винит, просто мы волновались. — Пушок ткнулся носом в ее руку. — Эдик сказал, это замок самой Доброгневы. И нам пришлось дождаться заката, чтобы войти. Представляешь, сколько всего я напридумывать успел, пока мы на озере хвосты морозили? Хорошо, что хозяйка была в отъезде…

— Хм… — Горыныч протянул шею дальше, принюхиваясь к пеплу на полу. — Или нет.

— А? Что? Где? — Пушок заозирался по сторонам. — Она все-таки здесь? Валим, ребята!!!

Пришлось Тайке рассказать, как было дело. Эдуард слушал внимательно, даже двумя другими головами в окно протиснулся, чтобы ни словечка не упустить. Коловерша то и дело ахал и взмахивал крыльями, и ужасы, высказанные вслух, как будто перестали быть такими ужасными. Конечно, Тайке все еще было нелегко. Но теперь она была уверена, что справится. Самое страшное ведь позади? Да?

— Нужно скорее доставить новости в Светелград, — наконец вымолвил Горыныч. — Это воодушевит защитников и может внести смуту в ряды врага.

Пушок захлопал крыльями:

— Тогда летим скорее! Эдик, ты понесешь Таю. Смотри не урони! А мы с Яромиром следом подтянемся. Он ведь у нас теперь тоже крылатый.

— Больше нет. Я попробовал превратиться в мышь, но ничего не вышло. Думаю, все прошло, когда моя нить судьбы вернулась на место.

Дивий воин ничуть не выглядел расстроенным.

— Ах, какая потеря для мышиного рода! — Коловерша задрал голову к потолку. — Слыхали, рукокрылые? Плачьте, у вас нынче траур.

Сверху пискнули. И Тайка, в отличие от Пушка, разобрала ответ: «Сам дурак!»

М-да, не очень-то вежливые мыши. Впрочем, Доброгнева вряд ли занималась воспитанием своих питомцев…

— А мне и двоих унести не сложно, — хмыкнул Эдуард. — Прыгайте в окно, я подхвачу.

Ох, легко сказать! Вы когда-нибудь пробовали прыгнуть с башни на спину Горынычу, как герой боевого фэнтези? Но Яромир крепко сжал Тайкину руку в своей, они переплели пальцы, шагнули с карниза и — оп! — оказались на широкой бурозеленой спине. От высоты захватило дух, но это было приятное чувство. Горынычева чешуя, к слову, оказалась не такой уж и гладкой — случайно не соскользнешь, а за шейные наросты очень удобно держаться.

Эдуард сделал круг над замком, пыхнул огнем в какого-то зазевавшегося злыдня-лучника и устремился на юг. Он быстро набрал такую скорость, что аж в ушах засвистело, и Тайка поплотнее закуталась в одеяло, не забыв поделиться половинкой с Яромиром — им как раз на двоих хватило.

— А далеко ли до Светелграда? — попыталась она перекричать завывающий ветер.

— К рассвету как раз успеем. — Эдуард прибавил скорости.

Кожистые крылья хлопали, рассекая воздух. Внизу проносились заснеженные леса, петляли тронутые льдом русла рек, и закат полыхал, как зарево пожара.

— А побыстрее нельзя? Упыри утра ждать не будут, могут и ночью пойти на штурм, — встревожился Яромир.

— Эй, это тебе не самолет! — обиделся за своего нового друга Пушок.

Эдуард отозвался:

— Сделаю все, что в моих силах. Эх, прокачу с ветерком!

Тайка вдруг подумала, что этот змей и леший Гриня вполне могли бы поладить. А что, оба любят скорость. Небось Эдик тоже не отказался бы прокатиться на байке по трассе? Эта мысль заставила ее на мгновение улыбнуться, но потом беспокойство вернулось. Интересно, как там сейчас дома? Справляется ли Аленка? Сколько вообще времени прошло? А вдруг уже месяцы пролетели и ее там с собаками и милицией ищут?

А Яромир еще и подлил масла в очаг тревожных мыслей: склонился к самому ее уху и горячо зашептал:

— Послушай… Ты не обязана отвечать прямо сейчас, но я все-таки спрошу. Когда война закончится, не хотела бы ты остаться здесь, в Дивьем царстве, со мной? Как моя суженая.

— Ой. Знаешь, я… ну… в общем…

Тайка начала говорить и запнулась. Слишком много чувств нахлынуло одновременно, и она едва от них не задохнулась. Одна часть ее души ликовала и хотела кричать: «Да-да, конечно!» Другая же, более взрослая и ответственная, напоминала: а как же Дивнозёрье?

Многие ее друзья — нечисть, так что смогли бы навещать Тайку по эту сторону вязового дупла. Но волшебство дивнозёрское на кого оставить? На Аленку? За ней самой пока глаз да глаз нужен. Да и Мара Моревна такому решению не обрадуется…

— Давай потом вернемся к этому разговору. Сперва надо победить.

— Ладно, — пусть с неохотой, но все же согласился Яромир. — Я спрошу тебя еще раз. После нашей победы.

Ох, не сглазил бы! Тайка не нашла деревяшки, чтобы постучать по ней, поэтому стукнула себя по лбу и поплевала через левое плечо. Не о том она думает. Кругом война, а у нее — ликование и сердечки в глазах. Куда это годится? Но запрещать себе радоваться — последнее дело.

— Эй, а что это такое впереди? — насторожился Пушок. — Неужели рассвет?

Хитрый коловерша уже некоторое время отдыхал, уцепившись когтями за хвост Горыныча. Ну правда, зачем работать крыльями самому, если можно прокатиться и за проезд даже денег не возьмут?

Прямо по курсу и в самом деле виднелось какое-то зарево. Вот только разгоралось оно не на востоке, а на юге. Тайкино сердце сжалось от дурного предчувствия, а Эдуард подтвердил опасения:

— Не рассвет это, а пожар. Светелград горит. Боюсь, штурм уже начался…

Ну почему! Почему нельзя лететь быстрее?! Но Горыныч, как ни крути, не «Боинг».

Вот все говорили, мол, везучая ведьма, а в такой ответственный момент ее везение вдруг раз — и закончилось. Ох, беда…

Глава двадцать девятая. Битва за Светелград

Они все-таки успели до рассвета — Горыныч Эдуард превзошел сам себя. Внизу сложно было что-то разглядеть из-за огня и дыма, но Яромир наметанным воинским глазом видел намного больше, чем Тайка, и пояснял им с Пушком:

— Противник атакует с трех сторон. Хуже всего дела у северных врат. Вон, где терема горят, видишь? Там случился прорыв. Но на весь город пожар не распространится — подоспели погодные чародеи. Скоро начнется дождь.

— Но упыри уже на улицах! — Тайка опасно свесилась с Горыныча, и Яромир придержал ее, чтобы не упала. — Что им мешает превратиться в мышей, взять в лапки факелы и…

— Они боятся огня. Упыриные налеты, конечно, сами по себе опасны, но наши лучники не зевают. Вон посты на башенках расставлены — слева и справа. И у каждых врат так же. А от прорвавшихся злыдней помогут заслоны.

Тайка уже и сама разглядела в отблесках пламени уличные баррикады из бочек, телег и деревянных щитов. Поле под стенами города было похоже на муравейник перед грозой: все куда-то бегут, что-то несут…

— Сейчас наведем шороху. А ну, заткните уши, — предупредил Эдуард и зычным голосом рявкнул с небес: — Эгей, ратники Светелграда! Поднажми! Доброгнева повержена!

В ответ раздался такой же громкий рык:

— Брехня это все! Не слушайте, сражайтесь!

Из туч, готовых пролиться дождем, вынырнул второй Горыныч с всадником. Тот держал в одной руке пику, а в другой — белый парламентерский платок.

— Сказать нам что-то желают, — фыркнул Эдуард. — Я бы слушать не стал.

— Нет уж, давайте послушаем, — возразила Тайка. — Только близко их не подпускай. А то мало ли что…

Горынычи, поравнявшись, зыркнули друг на друга злобно, щелкнули зубищами, и второй — вражеский — прошипел:

— Вот и свиделись, ведьма! Помнишь меня?

Ох, еще бы Тайка не помнила! Это ведь был тот самый змей, который напал на нее на Дороге Снов. Издалека она его не признала бы, конечно. А теперь, когда он сам сказал…

— Так ты выжил, что ли? — фыркнула она. — Я думала, Яромир тебе все головы снес.

— Вообще-то снес, — проворчал дивий воин. — Просто кто-то жулик и послал в сон не себя, а свою тень.

— Сам ты жулик! Меня о мужике с Кладенцом не предупреждали! Убей девчонку, говорили они… Будет легко, говорили они…

— Не ной! — осадил его всадник, навий воин в черной кожаной броне с медными бляшками. Половина его лица была покрыта застарелыми шрамами, отсутствующий глаз скрывался под повязкой, от левого уха осталась едва ли половина — похоже, он успел немало повоевать в прошлом. Они с Доброгневой были даже чем-то схожи, и Тайка подумала: а не тот ли это дядька Ардан, о котором упоминала чародейка?

— Неужто и впрямь Доброгнева мертва?

Воин обратился к Яромиру, а на Тайку не взглянул даже.

— Истинно так, — подтвердил тот.

— А ну поклянись!

— Дивьи люди не лгут, ты же знаешь. Клянусь, коли хочешь. Я видел собственными глазами, как она погибла.

За спиной всадника сверкнула молния, тут же грохнул раскатистый гром. Воин насупился… и вдруг рассмеялся:

— Ха! Тем лучше! Теперь все мне достанется!

Он отшвырнул платок.

— Полагаю, это означает, что перемирию — конец. — Яромир выхватил меч из ножен.

А Тайка ахнула: это что же, им предстоит воздушный бой?! Но Эдуард вдруг выпалил:

— Держитесь!

И камнем полетел вниз.

— А-а-а! — орал позади от ужаса бедняга Пушок.

И Тайка тоже завизжала, как на американских горках. Только сейчас было страшнее, потому что не аттракцион, а самая настоящая погоня с падением.

— Спокойно. — Голос Эдуарда прозвучал невозмутимо даже сквозь свист ветра и раскаты грома. — Я высажу вас на крыше царского терема. А этого чешуйчатого выскочку возьму на себя. У меня с ним старые счеты…

Он виртуозно затормозил у конька и выгнулся колесом. Тайка сама не поняла, как слетела с чешуйчатой спины и — шлеп! — приземлилась аккурат на крышу гульбища. В целом даже ловко получилось, только ладони немного отбила. Мгновением позже рядом с ней приземлился Яромир (ему, в отличие от Тайки, удалось устоять на ногах). Дивий воин протянул ей руку, помогая подняться. А Эдуарда уже и след простыл. Задрав голову, Тайка увидела, как в небе, озаряемом сполохами молний, схлестнулись две трехголовые туши, и над полем битвы раздался чудовищный рев.

И тут из-за спины на них кто-то напустился:

— Эй, чаво встали, рты раззявили?! А ну похватали ведра — и тушить, а то энти клятые змеи все плювают да плювают!

Голос показался знакомым, Тайка обернулась и расплылась в улыбке:

— Любавушка! Как я рада тебя видеть!

— Ой, батюшки! — всплеснула руками дородная русоволосая девица. — Сама царевна! И воевода с нею пожаловал! Звиняйте, по темноте не признала!

А Яромир вдруг взял Тайку за плечи и развернул к себе:

— Оставайся с Любавой, хорошо? Будешь помогать терема тушить.

— А ты куда?

— Мне пора занять место во главе войска и помочь Радмиле.

— А можно с тобой?

— Нет. — Он порывисто обнял ее. — Пусть каждый делает то, что умеет.

— Хочешь сказать, я лучше всего таскаю ведра? — пробурчала Тайка ему в подмышку.

Дивий воин покачал головой:

— Твоя сила — объединять людей. Не замечала разве? Стоит тебе начать что-то делать, и остальные подтянутся. Помоги Любаве и остальным, царевна. Это ведь и твой народ!

И, пока Тайка стояла столбом, осознавая услышанное, сиганул вниз. Как бы шею не свернул, высоко ведь!

Но в следующий миг послышался топот копыт, и Тайка выдохнула, а Любава дернула ее за рукав:

— Не свешавайся так — сверзишься. Воевода дело сказал. С нами не пропадешь! И он тоже не пропадет. Чай, не впервой воюет-то. Идем, покажу, чё к чему.

И Тайка пошла. Только успела подумать, куда бы одеяло деть, а Кладенец — оп — и превратился в черпало с длинной ручкой. Таким как раз удобно пламя заливать — руки не обожжешь.

Сперва ей было очень страшно бегать по кровле, но Любава скакала туда-сюда, как горная козочка, и командовала:

— Строим цепь, ребяты! Поднимаем-поднимаем! Эй, там, у колодца, не зевай!

Вскоре Тайка втянулась. Стала подбадривать тех, кто рядом. А когда кто-то затянул песню, подхватила. И по толпе пошел радостный шепоток:

— Сама царевна с нами — ну, значит, дело скоро пойдет на лад.

Второй вражеский горыныч — помельче того, с которым сражался Эдуард, — налетал еще дважды, пыхал огнем, и тогда защитники крыш разбегались и прятались за печными трубами. В третий раз змей выплюнул несколько жалких углей, и Тайка затоптала их — даже воду поднимать не пришлось.

— Таперича ему унутре накопить огня надобно, — улыбнулась Любавушка, размазывая по лицу сажу. — Сталбыть, у нас передых. А потом, коли понадобится, снова по воду пойдем.

А тут как раз и дождь кончился. А Кладенец только-только зонтиком стал… Пришлось попросить его превратиться опять в подвеску.

Люди, конечно, налетели на Тайку с расспросами: а правду ли кричали с небес про Доброгневу? А кто ж ее так? А чем? А когда? Она всем улыбалась, но отвечала односложно — на пространные объяснения просто не было сил. Внимательная Любавушка, заметив это, замахала руками:

— Уйдите, сплетники вы, язык без костей! Не видите, чо ли, умаялася царевна. Успеете ыщщо порасспрашивать. Опосля!

Тайка подняла голову:

— Ой, смотрите, уже рассвет!

На востоке и впрямь разгоралась золотая заря, уходило темное время, возвращалась надежда.

Она набралась смелости и вскарабкалась повыше, на самый конек крыши. Вот бы увидеть, как там Яромир воюет! Или дедушку одним глазком разглядеть. Да хоть кого-нибудь из друзей-приятелей — просто убедиться, что у них все в порядке…

Любавушка подобрала юбки и, кряхтя и охая (больше напоказ, конечно), влезла следом.

— Куда тебя несет, царевнушка? Не ровен час, стрелу поймаешь. Та-а-ак, а энто что у нас там? Нешто подмога вражеская подоспела?

— Нет, это наши!

Тайка приложила ладонь козырьком ко лбу. Глаза ее не обманули: в небе летел клин, похожий на журавлиный. Только это были вовсе не птицы, а горынычи. Своего собрата — того, что поджигал терема, — они просто смели, раскрутив за хвост и отбросив за гору. Ну и силища!

Во главе процессии яростно махал крыльями Митяй — Тайка его в основном по размеру узнала. Да уж, не зря говорят: мал да удал. И как они узнали только, что Светелград ждет помощи? Наверное, Лис все-таки починил зеркало и теперь наблюдает за ними, как и собирался…

Но это было еще не все: со стороны леса к столице быстрым шагом приближалось разномастное войско. Плотные ряды щетинились копьями и рогатинами, иные держали в руках обычные крестьянские вилы, но лучников и щитовиков тоже было немало.

— Вроде на первый взгляд босяки какие-то, а идут ровнехонько! — восхитилась Любавушка. — Чьи ж то люди?

— Вольные волкобои.

Тайка узнала Душицу, что вышагивала во главе отряда, и помахала ей рукой, но воительница, конечно, не увидела.

— Это ж разбойники-душегубы! Нешто и они на нашу сторону встанут?

— Встанут. Они мне обещали. — На сердце сразу потеплело. — Даже без письма пришли на выручку.

Солнце поднялось над обгоревшим теремом, и упыри попрятались в тени, а злыдни натянули на носы черные капюшоны. У северных врат дотлевали угли — там выгорело немало домов, но, к счастью, дождь не дал огню перекинуться на соседние здания.

И вдруг — бабах! Земля дрогнула. Тайка едва не скатилась кубарем с крыши, но уцепилась за ногу Любавушки, а та — за трубу. Так они и повисли. Что это было? Никак землетрясение?

— Ой, не удержу, нет моченьки! Сигай на гульбище, царевна.

Она воспользовалась советом — сползла по скату (толстовка задралась, и Тайка насобирала в живот заноз) и спрыгнула на более пологую часть крыши. Вот только теперь башенка перегородила ей весь обзор.

— Что там, Любава?

— Да горынычи шлепнулись: наш и не наш. Прям на упыриное воинство сверху, ха! Немало супостатов передавили — а так им, гадам, и надо!

Любавушке удалось вскарабкаться повыше, она поднялась на цыпочки и даже шею вытянула, чтобы лучше видеть.

— А наш-то горыныч цел? — заволновалась Тайка.

— Оба целы. Ыщо дерутся! Таперича клубком катаются по лужку и грызут друг дружку. Куси его, родненький, куси! Ой, царя вижу тоже. Жив-здоров! Белым волчиком прыгает, резвится. И воевода с ним — аж трех упырей на меч насадил, как перепелов на вертел. И дружина не отстает — красные кафтаны так и мелькають.

— Уф… — У Тайки словно камень с души свалился.

Тут с поля донесся ужасающий рев, и Любавушка захлопала в ладоши:

— Ага-а! Наш-то горыныч чужому хвост оттяпал. Ишь, валяется, извивается — как у яшперицы. Может, новый и отрастет, да уж никак не вскорости.

— Тая, Тая, где ты? — раздались откуда-то сверху приглушенные вопли Пушка.

— Я тут, а ты где?! — завертела головой она. Кажется, голос доносился с соседней крыши.

— Я застрял в трубе! Вытащи меня-а!

— Ой, сейчас! — Тайка глянула вниз: высоко, страшно. — Как тебя угораздило, Пушок?

— Мы с Эдиком сражались с этим зеленым земляным червяком… — всхлипнул коловерша. — А потом упали…

— Ты с ума сошел! Куда тебе в воздушный бой?

— Я же богатырь-коловерша! — обиделся Пушок. — И там мои были. Мама, брат… и Тучка тоже. Разве я мог ударить в грязь лицом?

— Не в грязь, так в сажу… Иду я, иду!

Ох, была не была: Тайка перепрыгнула на соседнюю крышу — к счастью, оказавшуюся более плоской. И тут над головой засвистели стрелы — свои ли, чужие ли, не разберешь. Пришлось упасть на живот и ползти потихоньку.

— Ты там как? — Тайка осторожно встала, прячась за трубой.

Пушок не ответил. Может, потерял сознание от нехватки воздуха?

— Потерпи, Пушочек, еще чуть-чуть… — Она обеими руками вцепилась в торчащий из трубы хвост. — Выдохни, если слышишь меня. Брюхо втяни! Ну!

Тайка дернула изо всех сил — и с размаху села прямо на крышу, еще и копчик ушибла. В ее руках осталось несколько осенне-рыжих крапчатых перьев, зато Пушок выпростал задние лапы и, упираясь в кирпичную кладку, освободился и взмыл в воздух.

— А-а-а, мой хвостик, мои лапки! — запричитал он, но вдруг осекся, уставившись куда-то вдаль: — Тая, смотри, там Василиса!

— Где?!

— Да вон, на восточных воротах стоит. Вместе с Маржаной и Радмилой. Да что ж они творят, дурехи! Там же все просматривается как на ладони!

От таких новостей Тайка аж вскочила, наплевав на стрелы. Безрассудно, конечно. Но кровь так бурлила от всего происходящего, что она сама себе в этот момент казалась бессмертной. Наверное, Пушок чувствовал что-то подобное, когда ввязался в бой с Горынычем…

Она подбежала к краю крыши — и сама увидела три фигурки на восточной башне. Василиса стояла, высоко подняв над головой руку, — в ее ладони что-то сияло, словно маленькое солнышко. Тайка догадалась: это же перстень Вечного Лета!

Радмила и Маржана отбивали мечами стрелы, давая подруге довершить ритуал. Ох, только бы все получилось! Тайка скрестила пальцы — на удачу.

— Тая, я к ним!

Пушок рванул к башенке.

— Стой! Куда?!

Впору пожалеть, что у нее нет крыльев, а волки не умеют прыгать по крышам. Но даже если бы умели, что она могла бы сделать? Ловить зубами стрелы? Грызть врагов? Не проще ли помочь прямо отсюда?

К восточной башне как раз направлялась стайка упырей, прикрытая колдовским облаком, чтобы солнцем не опалило. Что ж, рассеять тучку — это она умеет. Не зря у бабушки погодным чарам училась…

Тайка вцепилась в Подвеску-Кладенец, мысленно прося поделиться с ней — нет, даже не силой — уверенностью, — и зашептала:

— Ясное утро, чистые помыслы — пусть нас минуют все беды и горести, тучи рассеются, небо очистится — солнечным лучиком, светлыми мыслями.

Сработало! Тучка лопнула, как мыльный пузырь. Упыри, лишенные укрытия, завопили, заметались и разлетелись кто куда. А по краям бранного поля уже разгорался сияющий круг защиты — это, конечно, было дело рук Василисы.

Вражье войско, заметив это, бросилось врассыпную. Бесхвостый горыныч, подгоняемый разъяренным Эдуардом, драпал впереди всех, и Тайка почувствовала себя отмщенной. Пусть знает, как нападать на Дороге Снов на безоружных ведьм! Ну ладно, почти безоружных: Кладенец все-таки был при ней, а Яромир умел обращаться с мечом — только это и спасло.

Золотой охранный купол собирался на глазах — казалось, он весь состоял из солнечного света. Ослепленные злыдни катались по траве, упыри скулили, как побитые собаки, а навьи воины бежали, пришпоривая коней. И только бесхвостый горыныч вдруг разбежался и, преследуемый Эдуардом, полетел обратно. Летел он плохо: заваливаясь то на левый, то на правый бок, как подбитый истребитель. А для довершения картины еще и дымился — правда, со стороны пасти.

«Совсем спятил, что ли? — подумала Тайка. — Бывает же, что паника заставляет и людей, и животных бежать, не разбирая дороги?»

То, что это вовсе не паника, а расчет, она поняла лишь тогда, когда Бесхвостый подлетел к восточной башне, вдохнул всеми пастями и ка-ак пыхнул! Три огня слились в один, пламя с гулом понеслось к башне. Тайка в ужасе понимала: от него не укрыться, не спастись. А там Василиса. И Маржана с Радмилой. И Пушок!

И вдруг над восточными воротами прямо из воздуха выпал… кто бы вы думали? Лис! Повалил всех трех на землю и закрыл собой. Значит, и правда наблюдал.

Тут Эдуард догнал Бесхвостого, прижал к земле, а дружина царская добила гада.

Когда на башне рассеялся дым, Тайка увидела, как встала Василиса, а из-под ее плаща выпростался Пушок — живой и здоровый. Маржана с Радмилой тоже поднялись, а вот Лис почему-то остался лежать. И все над ним склонились с траурными лицами…

Эй! Ну как же так? Погодите, он ведь бессмертный!

Глава тридцатая. Все ради любви

Горыныч Эдуард то ли услышал Тайкин крик, то ли просто углядел тоненькую фигурку на крыше — взмахнул крыльями и в мгновение ока оказался рядом:

— Ты чего орешь? Слезть не можешь, что ли?

Она молитвенно сложила руки:

— Отнеси меня к восточным воротам, пожалуйста!

Ей было неловко просить Горыныча: после битвы тот выглядел неважно. Ему бы к целителям в палатку — раны подлатать, а не снимать с крыши взволнованных ведьм. Но Эдуард кивнул, подставляя спину:

— Там твой друг?

— Да…

— Не хочу тебя расстраивать, но после прямого попадания под наше дыхание не выживают.

— Но это же Лис! — Тайка сжала кулаки. — Он не может умереть.

— Навий княжич? — Эдуард прямо в полете повернул к ней две головы из трех — вон как удивился. — Я и не подозревал, что он такой герой!

Признаться, и она не ожидала такого от Кощеевича.

Долетев до башни, Эдуард ссадил Тайку, перекинулся в человека и спросил у Маржаны — единственной, кто не рыдал:

— Как он?

Мара покачала головой. И Тайка почувствовала, как глаза наполняются слезами, туманя взор.

— Это нечестно! — топнула она ногой.

Василиса лежала ничком на груди сына, Радмила перебирала пальцами его обгоревшие волосы, даже не думая утирать влажные дорожки на щеках, а Пушок хлюпал носом, тыкаясь мордой в ладонь Кощеевича.

— Он нас всех спас, Тая.

— Я видела.

— Вот поэтому и лишился бессмертия, дурак! — зло выдохнула мара. — Нарушил свои зароки: не верь, не надейся, не люби… Сиганул в зеркало, не думая. Жизненную силу не успел перенаправить.

— Как это — перенаправить?

Тайка старалась говорить шепотом, но ей все равно казалось, что в эти тягостные минуты скорби ее голос звучит слишком громко.

— А ты не знала? — удивилась Маржана. — У Лиса не было ни зайца, ни утки, ни яйца, как у Кощея. Он мог поместить свою смерть хоть в сапог, хоть в камень на дороге, хоть в собственные оковы — в любой предмет, которого коснется.

Тайка всхлипнула, досадуя на Лиса. Ну все же хорошо придумал! Как можно было взять и умереть?

Была некая грустная ирония в том, что Доброгневу погубила жалость, а ее брата — любовь. Бросаясь под огненное дыхание Горыныча, он хотел спасти не только свою мать, но всех, кто был ему дорог…

— Но еще же не все потеряно! — вдруг встрепенулась Радмила. — Есть же вода живая и мертвая.

— В Дивнозёрье зима, Путь и Непуть-ручьи льдом укрыты.

Тайка вздрогнула, услышав голос деда.

Царь Радосвет стоял у лесенки, сложив руки на груди с суровой печалью на челе. Небось, волком подкрался на мягких лапах, с него станется.

— А запаса разве нет? — Радмила бросилась к нему, схватила за рукав, а потом, опомнившись, поклонилась.

— Был, да все извели во время осады… — вздохнул Радосвет и вдруг хлопнул себя по лбу. — Батюшки-светы! Ежели Кощеевич умер, значит, заклятие вечного льда разрушено. И сейчас все наше воинство в пещерах возле Горя-поля приходит в себя. Они ведь даже не знают, что война закончилась!

— Сталбыть, двоецарствие грядет. — Горыныч Эдуард задумчиво поскреб в бороде. — Знавал я Ратибора… Будь моя воля, я бы его вообще не размораживал — статуей он как-то приятней.

Ого! Похоже, деду предстоит нелегкое времечко. Вон как в лице изменился, побледнел…

— Все настолько плохо? — шепнула Тайка, и царь впервые глянул на нее не как на внучку малую неразумную. В его глазах мелькнуло что-то очень похожее на панику. Тихо, чтобы никто не слышал, он ответил:

— Отец не велел мне жениться на Таисье… Ты только бабушке не говори. Ей сейчас нельзя волноваться.

М-да, пришла беда откуда не ждали. Может, дедушка и впрямь не собирается размораживать прежнего царя? Ведь, помнится, предыдущая война началась, потому что Ратибор не захотел послушать Лиса… Ох, Лис, ну как же так!

Тайка снова глянула на распростертое тело Кощеевича. Неужели ничего нельзя сделать? Они же в Волшебной стране! Где, как не здесь, должны происходить чудеса, а добро — побеждать зло?!

Вдруг в вышине послышалось хлопанье крыльев, и на край выщербленной ветрами стены села ворона. В клюве она держала крепко завязанный кожаный мешочек.

— Май?! — ринулась к птице Маржана.

Ворона каркнула, и мешочек выпал в подставленные ладони мары. Тайка видела, как у той тряслись руки, когда она распутывала завязки… Заглянув внутрь, Маржана счастливо рассмеялась, явив на свет два таких знакомых фиала: один с мертвой водой, а другой — с живой.

Мара бросилась к Лису, отпихнув Радмилу в сторону, и даже Василису заставила посторониться. А Тайка, подняв глаза к небу, мысленно взмолилась: «Пожалуйста-пожалуйста, пусть это поможет!»

На ее глазах тем временем творилось настоящее чудо: от мертвой воды страшные ожоги на спине Лиса затянулись. Затем Маржана перевернула тело, откупорила второй фиал и вылила несколько капель прямо в приоткрытые посиневшие губы. Тайке показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ресницы Кощеевича дрогнули, он сделал глубокий вдох — и тут случилось неслыханное: мара заплакала. Они обнялись с Василисой, потом с Радмилой. Когда Лис открыл глаза, Тайка взвизгнула от радости, Пушок на радостях сплясал гопака, а суровый Горыныч улыбнулся в бороду. Даже Радосвет вздохнул с облегчением, хотя его проблему еще предстояло решать: Кощеевич пробыл мертвым достаточно, чтобы ледяные статуи успели расколдоваться.

— Уф, ср-работало! — Тайка и не заметила, когда Май снова стал человеком. Встретившись с ней глазами, оборотень смутился и поспешно добавил: — Пр-рости, цар-ревна. Не я там в лесу был, а злой мор-рок…

— Да я что угодно простила бы за то, что ты сделал для Лиса, — улыбнулась она, подходя к нему. — Но как ты узнал о беде?

— Когда-то со мной поделился жизнью вор-рон-вещун. Эти птицы умеют пр-редвидеть будущее. Вот я и увидел сон, что должен буду спасти Лиса. Поэтому смог победить темного двойника и вер-рнуться.

— А воду как добыл? Ручьи же подо льдом до весны.

Май по-птичьи склонил голову набок и усмехнулся:

— Знаешь, если долго кар-ркать, можно даже самих хозяек достать. Ух и злились они, что я их р-разбудил!

— Да, ты достанешь кого угодно. — Лис приподнялся на локте. — Тише-тише, не то задушите. Что там положено говорить в случае чудесного воскрешения: я слишком долго спал? Мам, а можно еще пять минуточек?

Тайке тоже хотелось обнять Кощеевича, но она постеснялась: вокруг него и так толпа собралась. Зато скромно стоявший в сторонке Май не успел увернуться.

— Спасибо! — Тайка обвила руками шею оборотня. — От всех нас. Ты настоящий друг!

И серая, как брюшко вороны, нить нашла своего человека, узелок завязался крепко-накрепко.

Девушка почувствовала, как ноги подкашиваются, будто все силы вдруг ушли на чародейство, — но Май подхватил ее под локоток с одной стороны, а Эдуард — с другой.

— Умаялась, ведьма! — сочувственно пророкотал Горыныч. — Ну ничего, скоро все отдохнем.

И тут Лис вскинулся, осененный страшной догадкой:

— Так. Только не говорите, что я теперь не бессмертный! Эй! Чего притихли?

— Сам же сказал — не говорить, — пожала плечами Радмила. — Только от правды не спрячешься. Но я бы сказала — невелика потеря.

— Что правда, то правда, — согласилась Василиса, а мара просто молча кивнула.

Лис, скорбно поджав губы, обвел отчаянным взглядом присутствующих:

— Только никому не говорите! Не то моей репутации крышка.

И все, конечно же, пообещали сохранить тайну. Даже Радосвет.

А Кощеевич еще раз всех удивил: вдруг задрал голову, глянул в синее небо, расправил плечи и с улыбкой молвил:

— Знаете, у меня сейчас такое странное чувство… Кажется, я вас всех люблю! Очень глупо, да?

И рассмеялся.

В тот день Тайка не помнила, как добралась до постели. Похоже, заснула еще по пути, а там уже ее донесли до комнаты. Интересно, сколько она проспала? Сутки? А может, двое? За окном разгорался рассвет нового дня, и есть хотелось так, что аж живот подводило.

Когда Тайка выскользнула из комнаты, чтобы найти чего-нибудь пожевать (или Пушка — тот наверняка уже разведал дорогу до кухни), то, к своему удивлению, обнаружила у дверей спящего Яромира. Заслышав ее шаги, дивий воин вскочил. Рука спросонья дернулась к рукояти меча, но тут же расслабилась.

— Доброе утро.

— Ага, доброе. — Тайка была так рада его видеть — живого, здорового. — Скажи, мне ведь не приснилось, что война закончилась?

— Не приснилось.

Дивий воин убрал непослушную прядку ей за ухо. Ох, точно, она ведь вылезла из постели непричесанная! Но в этом жесте не было ни капли осуждения. Яромир смотрел на нее и любовался, поэтому Тайка вдруг почувствовала себя очень красивой — не зря говорят: в чужих глазах красота заметнее.

— А Вьюжка в порядке?

— Да, крыло уже почти залечили. Жалеет, что пропустил славную битву, и завидует Джульетте.

— А что там с размороженными статуями? Твои родители живы?

— Приходят в себя. Я хотел бы тебя с ними потом познакомить. — Дивий воин смотрел на нее с надеждой. — Как свою невесту. Если позволишь так тебя представить, конечно.

И тут Тайка, вместо того чтобы обрадоваться, помрачнела, потому что вспомнила, что обещала дать ответ после битвы. И теперь ее сердце разрывалось на части, но как тут поступить иначе?

Дивий воин почуял неладное, взял ее за руки, но Тайка отстранилась, пряча взгляд:

— Прости, я должна буду вернуться домой. Тогда, на крыше, ты сказал, что здесь — мой народ, и это правда — но лишь на одну четверть. Пока я нужна там, где родилась. Мне школу закончить надо, выпускной класс, сам понимаешь. Ой, что я несу? Черт с ней, со школой! Важнее, что я — ведьма-хранительница Дивнозёрья и хочу быть ею. Но… — Во рту вдруг пересохло, как в пустыне. Ну почему самые важные слова на свете бывает так сложно сказать? — Может быть, ты отправишься со мной? Ну, если хочешь, конечно.

— Очень хочу. — Глаза Яромира потемнели от грусти. — Но не могу. Я — воевода. А Радосвет сейчас в затруднительном положении…

— Двоецарствие, да? Понимаю… — Она и правда понимала, но полынная горечь расставания обожгла губы. Опять разошлись их пути-дорожки. — Ну, ты хотя бы в отпуск приезжай. Я-то к тебе не смогу. Помнишь: только раз в полвека дверца открывается…

Так, главное — не плакать. Сжать зубы, впиться ногтями в ладони и дышать размеренно. Ниточки судьбы все время сходятся и расходятся, переплетаясь. Значит, они еще свидятся. Когда-нибудь…

— Я приду, — кивнул Яромир. — Ты только жди меня, дивья царевна.

— Ловлю на слове. — Тайка украдкой смахнула слезу и во второй раз уже не отняла руки. Только ахнула, когда дивий воин вложил ей в ладонь серебряное колечко — тоненькая травинка с парой листиков обвивала светло-голубой камень, похожий на каплю утренней росы. — Это мне?

— Расстояние — не преграда для настоящих чувств! — с жаром сказал Яромир. — Радосвет и Таисья доказали это. Значит, и мы сможем.

— Мир, мне шестнадцать всего. Я вообще-то пока не хочу замуж.

Тайка зажмурилась. Ох, только бы он понял и не обиделся.

— Значит, не любишь?

Этого она и боялась. Вон как набычился, отвернулся даже. Уши красные.

— Люблю!

Ну вот она это и сказала. Аж задохнулась — впервые ведь призналась. Было страшно, да. Зато потом легко. Индрик бы сейчас ею гордился…

— Тогда я подожду. — Яромир притянул ее к себе. — А кольцо все равно оставь. Чтобы помнить: даже когда мы далеко, сердце мое с тобой.

И Тайка вздохнула с облегчением. Нет, ну правда, куда им торопиться? Впереди же еще целая жизнь!

— Во снах будем видеться.

Она спрятала лицо на его груди.

— Непременно.

Потом они еще долго целовались и шептали друг другу всякие глупости. В раскрытое окно влетел ветер, растрепал их волосы, переплетая светлые пряди с темными. От него пахло как-то по-особенному: не летними травами и звонкими колокольцами, а свежевыпавшим снегом, которого давно не знало Дивье царство, дымком деревенской печи, еловыми дровами, смолой и мхом. А еще — волшебством, которое всегда рядом. И Тайка поняла: это нездешние запахи. Для ветра ведь не существует преград, он летает, где ему заблагорассудится, вольный и свежий. Это был ветер Дивнозёрья — и он звал ее домой…

Она осталась еще на пару дней, чтобы попасть на пир в честь окончания войны. Нельзя ведь было уйти, не попрощавшись с дедом, не повидав бабушку. Ох, давненько в царском дворце не собиралось столько гостей! За одним столом сидели и дивьи люди, и навьи, и смертные… Горынычи пришли с гостинцами — притащили быков, которых тут же зажарили на вертеле. Вольные волкобои поставили к столу диких утиц в яблоках, а коловерши насобирали грибов да ягод. И наконец-то Тайке удалось попробовать местное лакомство: не зря же в Светелграде протекала молочная река с кисельными берегами. М-да, она думала, будет вкуснее. А оно оказалось похоже на растаявшее мороженое с комочками.

Музыканты бренчали на гуслях — кое-кто уже даже успел сложить песни о героях славной битвы. Даже Лиса уболтали спеть — и никто больше не боялся, что он своими песнями навредит людям. Наконец-то и Кощеевичу начали верить… Ну а почему нет? Он ведь тоже герой! Дедушка ему даже венец вернул — тот самый, с которым непобедимым становишься. Вот и будет новому навьему князю чем короноваться.

Из застольных разговоров Тайка узнала, что Ардан, дядька Доброгневы и бывший Кощеев советник, схвачен и заточен в тюрьму, а Огнеславе чудом удалось выжить. Когда лед растаял, навьи целители были начеку. Теперь узницу ждал суд — хотелось верить, справедливый.

Царь Радосвет, улучив момент, отозвал Тайку в сторонку и вручил ей ларец:

— Вот, возьми от деда на память. Только сейчас не смотри — дома откроешь. Яромир сказал, ты теперь в Дивнозёрье? И когда отправляешься?

— Да сегодня вечером, наверное. Чего тянуть? — Тайка обеими руками приняла подарок. — Беспокоюсь: как они там без меня?…

— Хоть и горько расставаться, а придется. — Царь потрепал ее по волосам. — Не грусти. Если бы мы не ведали разлук, то радости встреч тоже не знали бы в полной мере. А ты выросла, красавицей стала. Не только в бабку пошла, от меня тоже немного есть, а?

Когда настало время прощаний, Тайка, конечно, не смогла не расплакаться от чувств. Но каждое приключение имеет начало и конец, а долгие проводы — лишние слезы. К тому же прощались они не навсегда.

Пушок гордо восседал у нее на плече — его тоже звали остаться, но коловерша сказал:

— Ничё не знаю: куда Тая, туда и я!

Впрочем, ему проще было: он-то мог туда-сюда летать, если захочет. Да и родичи его навещать обещали.

А вот Василиса осталась. Ну и правильно: того Дивнозёрья, которое она помнила, больше нет, а тут у нее сын. И возлюбленный Весьмир, которого она столько лет ждала — и дождалась. Ну разве не здорово?

Обняв всех по очереди, Тайка шагнула в дупло огромного вяза, росшего прямо во дворе царского терема, — то самое, через которое Лис с Радмилой когда-то попали в Дивнозёрье. Голоса друзей за спиной сразу стихли, а в воздухе — пуф-ф! — закружились одинокие снежинки. Бр-р, ну и холодина! Значит, она не так долго отсутствовала, раз зима еще не кончилась?

Длинная тропка, испещренная строчками заячьих следов, вилась между деревьев и замшелых камней. Вечерело. Впереди задорно подмигивали огоньки Дивнозёрья, из печных труб валил дым, а на самом краю деревни Тайку с распростертыми объятиями ждала — кто бы вы думали? — Мара Моревна!

— Ну, здравствуй, ведьма, — улыбнулась она. — Не подвела меня, вернулась. Ай, молодчина! Будет тебе за то от меня подарочек. Добро пожаловать домой, душа моя! Тебя уж тут заждались.

Эпилог. Подарочек для ведьмы

— Таюшка-хозяюшка вернулась! — Домовой Никифор налетел на нее еще в дверях — Тайка даже кроссовки снять не успела. — И рыжий обормот тоже тут! Ну все, теперь моя душенька за вас спокойна. И за Дивнозёрье тож.

— А долго ли нас не было?

Она все еще боялась задавать этот вопрос, но когда-то все равно придется узнать правду.

— Да, почитай, недели две.

Уф, значит, она совсем немного пропустила. Съездила в Волшебную страну на каникулы, заодно повоевала. Учеба в школе, конечно, уже началась, но догонять придется немного.

Тайка поставила на тумбочку у входа дедушкин ларец и с наслаждением втянула носом запах свежей выпечки:

— Никифор, а ты нас ждал, что ли? Откуда пироги?

— Да у нас тута гости. Домовишник устроили.

Это, стало быть, собрание домовых? Тайка хихикнула — очень уж ее позабавило это слово.

— По какому-то поводу или просто так?

Только сейчас она заметила чинно сидящих за столом Афанасия с сестрицей Анфисой, Сеньку, дремавшего в обнимку с полупустым пузырем, и еще одну незнакомую домовиху с торчащими вверх льняными косичками.

— Ох, нехорошо, хозяюшка, тебя сразу нашими проблемами нагружать. — Никифор переминался с ноги на ногу. — Умаялась, небось? Может, отдохнешь сперва?

Ну, ясно. Значит, домовишник все-таки по делу.

— Рассказывайте уже, чего стряслось… — вздохнула Тайка. — Я ж ведьма…

— Колдун у нас завелся, — буркнул Фантик. — Вишь, ведьма, не успела ты шагу от ворот сделать, а — оп-па — слетелись энти… как их…

— Конкуренты! — пискнула домовиха с косичками.

— Фекла, — представил ее Никифор. — Она за Аленкиной избой приглядывает. Так что расскажет все, как грится, из первых рук.

— Что-то я тебя раньше не видела.

Тайка протянула руку, и Фекла, краснея, пожала ей пальцы своей тонкой лапкой.

— Потому что стесняюсь я… Да и чё лишний раз на глаза лезть, когда все в порядке? Но тут уж хошь не хошь, а пришлось показаться. Родич, понимаешь, к ним приехал. Седьмая вода на киселе, но Аленка его дядей зовет. Я сперва не поняла, что он колдун, а потом ка-ак поняла!

— Я сам видел, как он Аленку ругал, — поддакнул Фантик. — Вон Анфиска тоже не даст соврать.

— Истинная правда, печным застенком клянусь!

Его рыжая сестрица стукнула чашкой о стол так, что даже Сенька проснулся. Охнул:

— Что? Где?! А скоро ль ужин? — и захрапел снова.

— Кстати, об ужине… — Пушок поиграл бровями. — Мы, между прочим, с дороги.

— С царского пира, — поправила его Тайка, но коловерша фыркнул:

— Да когда тот пир был?! Уже, считай, в прошлой жизни.

— Намек понял.

Никифор полез в печь за пирогами, а Фекла продолжила рассказывать:

— Знаете, я сперва даже обрадовалась, что колдун приехал. Думаю, Аленка-то малая совсем. Случись что — еще вопрос, справится ли без Таюшки? А тут все-таки взрослый человек.

— Да справлялась она, — отмахнулась Анфиса. — У бабы Лизы когда тоскуша завелась, кто ее извел? Твоя Аленка.

— Это на той неделе было, — пояснил для Тайки Фантик. — А на этой другая напасть приключилась: дед Федор захворал. Я сперва думал — грудная жаба, потом гляжу: ан нет! Обессильница. И что ты думаешь? Аленка опять справилась — дед мой жив-здоров, орел…

— Я думаю, эту обессильницу колдун нарочно наслал, — прошептала Фекла, закрыв лицо руками. — Хотел Аленку проучить.

— Так вы же говорите, справилась она, — пожала плечами Тайка.

— Не совсем. Дедушку выручила, а сама свалилась. Лежит в кровати, мается, школу опять пропускает. — Домовиха вздохнула. — А дядька-колдун ее еще и отчитал. Мол, чего полезла? Понимаешь? Я считаю, это улика!

— Ули-ик-а! — сквозь сон икнул Сенька, и только Анфиса скептически поджала губы:

— А может, и нет. Ведьмушка, рассуди ты.

Тайка в задумчивости почесала в затылке и принялась размышлять вслух:

— Ну, вообще-то обессильница может и сама по себе завестись. Особенно в холода, когда солнышка мало и люди из дома не выходят. Начинают все больше лежать, а потом, глядишь — и встать не получается. Но наслать ее тоже можно. Это же разновидность кикиморы — а что стоит злому колдуну с кикиморой сговориться?

— Вот и я о том! — закивала Фекла.

— Погоди, у нас нет никаких доказательств.

— А вот и есть! Если бы это был добрый колдун, он бы Аленку вмиг вылечил! — Домовиха набычилась: даже ее торчащие косички стали похожи на рожки. — А еще там обереги новые. И меня от них тошнит, между прочим.

Ну что тут будешь делать?

— Ладно, мы с Пушком выведем этого колдуна на чистую воду.

— Еще как выведем! — Коловерша захлопал крыльями: видать, понравилось ему быть героем. — Но только после ужина.

На разведку они отправились на ночь глядя. Тайка сперва покидала камешки в Аленкино окно, но подруга спала крепко. Зато в соседней комнате горел свет: наверное, там тетя Маша смотрела телевизор.

Пушок взлетел на подоконник и, прислонившись лбом к стеклу, принялся комментировать:

— Так, колдуна не видать. Теть-Маша спит с вязанием в руках, телек играет. Ой, ну и ересь они смотрят, Тай. Нет бы какое нормальное кино! Неудивительно, что она заснула. Ой! А вот и наш подозреваемый.

— Что он там?

Тайка поднялась на цыпочки, но ей все равно не хватало роста, чтобы заглянуть в окно. Зато вспомнилось, как они тут с Яромиром гусынь подкарауливали. Вот, казалось, совсем недавно расстались, а она уже скучает по дивьему воину. Эх, тяжко будет в разлуке жить. Но пенять не на кого: сама так решила.

Из-за этих мыслей она прослушала, что говорил Пушок, и включилась только на середине фразы:

— …кефиру ей принес. Тай, а вдруг это заколдованный кефир? Может, ядовитый какой-нибудь?

На Тайкин вкус любой кефир был ядовитым, но тетя Маша с ней бы не согласилась.

— Тай, там еще и печенье. Ух, какое неслыханное коварство!

— А что коварного в печенье?

Коловерша от возмущения захлопал крыльями:

— А то, что травить печеньем — подло! Низко! Я бы за это сразу в кутузку сажал, без суда и следствия.

— Нет, с чего ты решил, что оно вообще отравленное? — Она помассировала лоб.

— Потому что на месте злого колдуна я бы поступил именно так. Это ведь особенно коварно. Ой, Тай, он сюда идет. Кажется, он меня видит! А-а-а! Спасайся кто может!!!

В общем, улепетывали они — аж пятки сверкали. Пушок потом клялся и божился, что не забыл про невидимость, а колдун этот все равно как-то умудрился заметить слежку.

А на все Тайкины сомнения отвечал:

— Видела бы ты его, Тая! Знаешь, он какой! У-у-у! Высокий, смотрит сурово так, и пряди седые в волосах. У меня из-за него моральная травма, Тай. Я теперь печенье есть не смогу!

Впрочем, через пару часов коловерша позабыл о своем зароке и за разговором умял пачку овсяного, запивая его молоком. А Тайка придумала новый план.

Наутро после завтрака она накинула куртку, натянула на уши шапочку и заявила:

— Пойду я Аленку проведаю, вареньица малинового отнесу.

— Вот так прямо и пойдешь в лапы колдуну?! — ахнул Пушок.

— Не колдуну в лапы, а подругу навестить, — отмахнулась Тайка. — Да и Кладенец у меня с собой, если что. Что за упаднические настроения, в конце концов? Я Доброгневу сразила, ты с Горынычем боролся — нам ли деревенского колдуна бояться?

— Не деревенского, а городского, — поправил ее из-за печки Никифор. — Феклушка вчера рассказала, что он из города приехал. В командировку. А зовут его колдун Максим.

— Так прямо в паспорте и написано: «колдун»? — фыркнула Тайка.

— Все зубоскалишь… — вздохнул Никифор. — А дело-то сурьезное, если уж даже Фекла из застенка вылезла — обычно она сидит ни гу-гу и ваще людей боится.

— Значит, она социофобка, — с умным видом заметил Пушок, но суровый домовой кинул в него полотенцем:

— Чаво обзываешься?!

— Эй, это не ругательство, а вроде как «нелюдимый человек», но по-научному, — обиделся коловерша. — А полотенцами, между прочим, только всякие неучи кидаются.

— Не ссорьтесь! — погрозила им пальцем Тайка. — В общем, я пойду. А если к обеду не вернусь, зовите подмогу.

— Да я лучше уж сразу ребят позову. Так оно надежнее, — пробурчал Никифор ей вслед.

Что тут скажешь? Оставалось только вздохнуть:

— Только глупостей не делайте.

Признаться, Тайка за эту ночь столько всего напредставляла-напередумала, что сама уже боялась. Трижды она заносила руку, чтобы постучать в Аленкину дверь, и трижды ее опускала. А когда занесла в четвертый, та вдруг открылась, и на пороге возник — кто бы вы думали? — да, тот самый колдун Максим.

— Здравствуйте. Вы к кому?

— Ой… — Тайка аж присела. — Я это… в общем… ну…

— Дядь Макс, это ко мне! — раздался довольно бодрый Аленкин голос.

— А, к Аленушке? Ну, проходите.

Он посторонился, пропуская Тайку в избу. Девушка вошла, осмотрелась. Никаких злых чар не почувствовала, только заметила пару новых оберегов у двери. Хороших, сильных. И явно не Аленкой сделанных.

— Тайка-а-а! — Подружка налетела на нее, едва не сбив с ног. — Как же я соскучилась!

— Мне сказали, ты болеешь.

Тайка протянула ей баночку варенья, и Аленка запрыгала: уж очень она малину любила.

— Вообще-то уже выздоровела. Спасибо дяде Максу. Дядь Макс, это Тая. Я тебе про нее рассказывала. Это наша дивнозёрская ведьма.

И страшный колдун заулыбался, став вдруг совсем нестрашным. Протянул ей руку и по-взрослому поприветствовал:

— Ну, здравствуйте, коллега.

Спустя четверть часа (когда вскипел чайник) они уже пили крепкий чай с лимоном и печеньем (тем самым, которым колдун угощал теть Машу; нет, не отравленным), а Аленка не умолкала:

— В общем, вляпалась я с этой обессильницей, ты себе не представляешь как! Все потому, что обереги перепутала. Думала, там трясовица завелась. Дядя Макс меня потом наругал: говорит, ну чего одна пошла, не сказала? А я сама хотела, ну, чтобы ты мною гордилась, понимаешь? Пришлось полежать три дня в кровати, эх. Но три дня — все же не три недели, как могло бы быть.

— Я и горжусь. — Тайка отхлебнула горячего чаю. — А ошибиться каждый может. Но хорошо то, что хорошо кончается.

Когда колдун отлучился, она все-таки спросила шепотом:

— Ален, а ты уверена, что твой дядя Макс — добрый колдун?

— Тай, ты чего?! — округлила глаза маленькая ведьма. — Я его с детства знаю. И тебе рассказывала, между прочим.

Теперь Тайка и впрямь припомнила рассказы подруги о каких-то дальних городских родичах, которые чаще всего пропускала мимо ушей,

— А почему это он в Дивнозёрье оказался так кстати, как только я уехала?

Ох, сложно бывает избавиться от подозрений, когда ты уже себя накрутила…

— Так это я его и пригласила.

— Хм… А домовые сказали, он в командировку.

— Ну и это тоже. Он что-то там в деревенских архивах хотел посмотреть. Он ведь историк. — Аленка вся перемазалась вареньем и теперь сияла от счастья. Все-таки они с Пушком в чем-то родственные души. — Ой, Тай, а ты ж вроде на исторический идти думала? Может, тебе с дядей Максом будет полезно посоветоваться? Он меня такому научил! Видела обереги у двери: так вот один из них я сама сделала, представляешь? А еще к нам Марфа заходила. Дядя Макс ей с Ютуба накачал роликов про самообучение на ударных. Он ведь раньше сам в группе играл. Сказал: одна неудача — еще не конец света. И Шурику позвонил, договорился, что по весне Марфа снова к ним на прослушивание сходит. А пока у них сессионный ударник будет — это вроде как только для концертов. Ой, что я все говорю и говорю… Ты-то куда на каникулах ездила?

Ох, это что же, ей никто не сказал?!

Девушка даже разозлилась: от Аленки-то зачем скрывать правду? Она уже не маленькая. Вон как тоскуш гоняет! Тайка в ее возрасте, между прочим, не осмелилась бы.

— Такое дело, Ален, я была в Волшебной стране…

— Вот это да! — Маленькая ведьма чуть не брякнулась с табурета от таких новостей. — Рассказывай все-все-все!

Тайка задумалась, с чего бы начать, и тут из сеней донесся голос колдуна Максима:

— Тая, тут, кажется, за вами пришли, только из-за оберега войти не могут. Вы уж им объясните, что я не враг. Особенно этому, рыжему, с физиономией коловерши…

Фекла потом, конечно, долго извинялась, что, не разобравшись, навела шороху, но дядя Макс зла не держал. Тайке вообще понравилось с ним беседовать: взрослые так редко говорят с подростками на равных, и это ей очень льстило… А Макс еще знал много интересного, а уж байки травил — заслушаешься.

Поэтому, когда Марьяна пригласила всех в заброшенный дом на вечеринку в честь возвращения «нашей любимой ведьмы», Тайка и его с собой позвала. Ну и Аленку, конечно, куда же без нее. К тому же Марьянка пообещала, что будет «сюрприз», и Пушок заранее облизывал усы, предвкушая пироги с грибами и с ягодами. И не прогадал: пирогов вытьянка, конечно, напекла. Но сюрприз оказался еще лучше!

Зайдя на террасу, Тайка обомлела, увидев полный дом гостей: тут были и мавки Майя с Марфой, и леший Гриня с Катериной, и кикимора Кира с сестрицей Кларой, устроившиеся поближе к блюду с мочеными яблоками. Домовые сновали туда-сюда, таская с кухни чашки и тарелки, Сенька наливал компот, а Никифор с банником Серафимом в две балалайки наяривали залихватскую мелодию, от которой ноги сами просились в пляс.

— Как же я рада вас всех видеть! — заулыбалась Тайка. — Но разве зимой вы не должны спать, друзья?

— А зря, что ли, я тебе подарочек сулила? — С кухни с ароматным караваем в руках утицей выплыла Мара Моревна. — Могу позволить себе одну ночь лета посреди зимы. Чародейка я или где?

— Ой, вы тоже пришли! Как здорово! — Тайка захлопала в ладоши. — А на Новый год можно будет так сделать?

— Хорошего понемногу! — погрозила ей пальцем гостья. — Веселись, радуйся, ты заслужила. Вот оно — твое Дивнозёрье, все за тебя горой. Когда на злого колдуна идти собирались — и мавок растолкали, и лешего разбудили, чуть до самого Мокши не добрались. И все ради любимой ведьмушки.

— Мне очень повезло. — Тайка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — У меня замечательные друзья.

— Потому что у них замечательная ты.

— Звучит так, как будто вы меня утешаете…

Она шмыгнула носом.

— А то я не знаю, о ком ты в душе тоскуешь, — хмыкнула Мара Моревна. — Цени все моменты жизни, ведьма. Радостные, грустные — любые. Ведь каждый из них — как искра в костре — догорит и уже не повторится. Но все, кого ты любишь, будут рядом — пока судьбе угодно.

Тайка хотела поблагодарить чародейку, но не успела. Моргнула — а той уже и след простыл. Что ж, оставалось только воспользоваться советом самой судьбы и повеселиться от души: плясать с мавками, играть в фанты с Аленкой, Марьяной и домовыми, во весь голос подпевать колдуну Максу любимые хиты русского рока (Катерина очень кстати привезла с собой гитару), а потом, уже добравшись до дома, — загадать в эту ночь увидеть во сне Яромира.

Уже переодевшись в любимую пижаму с единорогами, Тайка вдруг вспомнила про дедушкин ларец. Интересно, а что там? И почему его нужно было открывать только в Дивнозёрье?

Сгорая от любопытства, она подняла крышку. На берестяной грамотке, что прикрывала дары, красовалась надпись: «Неприкосновенный запас (НЗ) — то есть на всякий случай». Улыбнувшись, Тайка сдвинула ее в сторону и обомлела: на красной подушке лежало золотое яблоко. Молодильное, конечно. Она такое уже видела прежде — в серванте у бабушки. Но это было еще не все: рядом с волшебным фруктом обнаружились два знакомых фиала: один с живой водой, другой — с мертвой. Выходит, у царя они все-таки были?

Тайка со стуком закрыла крышку ларца. Что бы все это ни значило, она подумает об этом потом. А сейчас — спать! Ведь ее ждут самые чудесные сны на свете!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.