Ветер в горах

Пролог

Я стоял на вершине кургана и вдыхал запах степи. Весна. Трава уже полностью покрыла землю цветным, переливающимся на солнце ковром. Наполненный запахами воздух вливался в меня благодатным лекарством. Целый год я был лишён счастья дышать им. Кто не родился в степи, того этот воздух не пьянит. Но я бы не променял его на всё вино царств. И не потому, что я не люблю пить, просто мало что может сравниться с этим ароматом ранней весны.

Сидевший на обочине бродяга не сразу привлёк моё внимание. Лишь когда он встряхнул свою флягу, прежде чем отпить из неё, я вспомнил, кто любил так делать и подошёл к нему.

— Ну вот и встретились, Ахнур Одноглазый.

— Да, я Ахнур. Но уже не одноглазый.

Бродяга повернул ко мне голову и я увидел, что грязная повязка перечёркивает оба его глаза.

— Вроде бы я слышал когда-то твой голос, но вспомнить не могу. Напомни мне, когда благословенная степь соединила наши дороги?

— Год назад, на празднике весенней грозы.

Глава 1

Год назад, в праздник весенней грозы, к нашей, уже изрядно охмелевшей компании, подсел Ахнур Одноглазый и стал сманивать в набег. Каждый из нас уже по разу ходил на Народ Стен и вернулся с добычей. Всё казалось таким простым. Есть Народ Степи, что не боится простора и есть трусливый Народ Стен, что прячется за камнем построек. Они все святотатцы, потому что разоряют наши курганы и ищут в них золото. Нельзя рушить Последний Дом. А уж брать из него что либо — хуже и не придумаешь. Так всегда говорит наш Великий Шаман, что живёт дольше всех в степи. Мой дед помнил его стариком в дни своей молодости и слышал от своего деда, что и в его юные годы был шаман таким же. И слово его всегда истинно. А значит весь Народ Стен виновен и мы в своём праве в набегах.

— Богатой ли будет добыча, — первым полез с вопросом ученик шамана, прибившийся к нашей компании с целью выпить. Учеником он звал себя сам, а напиваясь и вовсе мнил себя шаманом и грозил нам всем, что нашлет на нас молнии с неба. Мы смеялись над ним и называли его великой тучей пустыни. Что касается его магических способностей, то все знали, что шаман выгнал его через пять дней после начала учёбы за лень и полную неспособность что-то усвоить. Не помогли и деньги его отца.

— Это от нас будет зависеть, — насмешливо ответил Ахнур, — добычи там много, а дастся ли она нам в руки, решат крепость наших клинков и твёрдость духа.

— Наудачу пойдём? — спросил наш вожак, побывавший уже в трёх походах.

— Нет, — стал серьёзным Одноглазый, — один любящий золото проводник из народа стен приведёт нас к богатому поместью.

— Я знаю их язык, — гордо заявил я и приподнял глиняную чашу с вином, приветствуя Ахнура.

— Я тоже, — отозвался он, — но два толмача много лучше чем один, рад буду видеть тебя в своём отряде.

— А я могучий шаман! — опять влез ученик, — Да со мной даже Великий шаман советовался!

— Это когда он спрашивал тебя, достаточно ли десяти плетей для такого умного ученика как ты, или двадцать будет всё таки лучше? — усмехнулся Ахнур.

— Не стоит из за одного камня ругать всё дорогу, — встал наш вожак и поклонившись Одноглазому посмотрел на нас, — ну что решим, братья?

Ахнур слыл удачливым вожаком, настойка из блёклых ягод пьянила, да и было нам по шестнадцать — восемнадцать лет. Вот мы и согласились. Поначалу всё шло хорошо, но на третий день подкупленный Одноглазым проводник из народа стен вывел нас аккурат на засаду. Первым убили ученика шамана, который пошёл вместе с нами.

Опасаются люди стен шаманов, и на то есть причины. Но их в степи мало и в походы они ходить не любят. У нашего же придурка был халат шамана, расшитый цветными нитями, и он его никогда не снимал. Мы все в сером, а он яркий, как та птица с юга, что у нашего хана в саду была. Такого гонору бы на всю степь хватило. Первой стрелой его и приветили. Ахнур успел саблей рубануть предателя-проводника, а потом сам упал. Мне можно сказать повезло, стрела попала в шлем. Не пробила, а только сбила с коня. Я упал и потерял сознание.

Очнулся я уже лежа в телеге, связанный и в одних штанах. Даже оберег с шеи сорвали, серенький камушек, похожий на наконечник стрелы. Разговаривать со мной никто не стал, за первый же вопрос я получил по шее. Дней через десять меня довезли до рабского торга в каком-то городе и в тот же день продали. Я внимательно по сторонам смотрел, но никого из наших не видел. Купили меня быстро и опять повезли с другими купленными рабами вместе. В этот раз я уже был опытный, дождался, когда такой же как я пленник вопрос задал, посмотрел, как он по шее получил и сам спрашивать ничего не стал.

Ещё дней через пять нас в другой город привезли и опять на торги выставили. Но уже цену назвали много выше. Перекупщики, значит. У нас таких шакалов тоже хватает. Возвращаешься с набега, конь еле тащит то, что в походе добыл — твою честную добычу. А тут эти, с телегами, с деньгами, пьяной настойкой и рассказами о том, почему добытое даже сброшенной кожи овражной змеи не стоит. Я так всю первую свою добычу и спустил, меньше чем за две золотые монеты продал.

На новых торгах мною никто особенно не заинтересовался. Три дня стоял, пока в эти ряды гном не зашёл. Я их и раньше видел, но узнал сразу. Низенький, широкий, бородатый, с топором за поясом — гном и есть. Торговался гном долго и умело, два раза уходил, больным слабаком меня выставил, но всё равно потом вернулся и купил. И опять дорога. Ещё пять дней ехали. А я связанный на дне телеги лежал, все бока отбил. Поместье у гнома богатое оказалось. Дом хозяйский огромный, дом для слуг пониже и поплоше, а ещё всяких хозяйственных построек целая куча. И всё забором огорожено. Первым делом на меня браслет волшебный надели. Гном специально мага приглашал. Сидит теперь браслет на моей ноге и отойти от дома больше чем на сто шагов не даёт. Отходишь и сводит ногу судорогой. Каждый шаг от дома — судорога чаще и чаще. А потом и вовсе не останавливается. Возвращаешься — сразу проходит. Только боль в мышцах дня на три остаётся. Работать меня отправили на конюшню. Тут гном не ошибся, эту работу каждый степняк знает и зазорной не считает. Даже хан своего жеребца сам обихаживает. В лучшем виде будут лошади гнома. Не даром в старых легендах про Матерь Табунов каждый степняк после смерти оборачивался конём и присоединялся к Небесному Табуну.

Кормили меня сытно, спал я на конюшне. Неделю с лошадьми знакомился, ещё две одного приглянувшегося мне буланого жеребца учил как меня от браслета избавить. Смог бы и быстрее, да таился от всех. Так что через три недели вечером, принёс я в стойло к своему буланому камень, лёг на солому, ногу с браслетом на камень положил и знак подал. А конь аккуратно так подковой по браслету хрясь! Он на две половины и распался. Но и ноге досталось. Хорошо, что кость не сломал. Браслет под штанами невиден был, так что я спокойно его половинки в навоз засунул и утром его с прочим мусором уж не знаю куда вывезли. Сразу не побежал, потому как нога болела. Еле ходил по конюшне, гному сказал что подвернул. Да и пока выздоравливал, еды подсобрал. Что сэкономил из своей, а что то на кухне плохо лежало. Дней через десять спокойно заседлал буланого, нарёк его Ветром, управляющему поместьем сказал, что хочу коня проверить за оградой, выехал не спеша за ворота и был таков. Только спрятанный накануне в траве мешок с едой прихватил.

До заката времени было много, так что проскакал я дорогу не малую. Ехал по тракту, ни от кого не таясь. Под вечер свернул с дороги и стал к своей степи пробираться по тропам. Как совсем стемнело, на дерево забрался и по звёздам направление выбрал. В степи это каждый умеет. Не так много у нас мест, за которые взглядом можно зацепиться. Одни только звёзды всегда при нас. Под тем же деревом мы с конем на на ночлег и пристроились. Люди стен своих лошадей на ночь привязывают, стреноживают да ещё и сторожат. Разве может хороший конь своего хозяина бросить? Он меня всю ночь охранять будет и своими подкованными копытами кому угодно голову пробьёт. В степи, за кражу лошадей виновного привязывают к четырём жеребцам и на куски рвут. А род казнённого отдаривается, как может, за этим все смотрят, не только шаманы. Спал я крепко, на утро Ветра заседлал и вперёд, на восход светила, и чуть в сторону, как звёзды указали. Три дня так, то шёл, то ехал на спине моего друга, а на четвёртый удача меня оставила. Только я на дорогу выехал, погнались за мной всадники. Я от них, а они на моём пути на уровне груди через дорогу верёвку натянули, специально туда гнали. Я упал, а Ветер остановился рядом со мной и пытался ударить копытом тех, кто к нам хотел приблизиться. Ему на шею накинули веревку, а на меня сеть, скрутили, да поперёк буланого и повесили. Вскоре добрались мы до городка со стенами и меня в подвале заперли. Пять дней в нём просидел, а на шестой гном с магом, что на меня браслет надевал, приехали. Оба злые и ругаются всё время. Гном требует с мага денег за браслет неснимаемый, за время, на мои поиски потраченное, за работу команды, что меня поймала, да и в общем за весь наш мир и ещё немного. А маг говорит, пусть сначала беглец расскажет, как от браслета избавился, ему за это знание другие маги денег дадут, вот он и поделится. Вытащили меня из подвала, к столбу привязали и прутьями бить стали. Не сами конечно, охотники, что меня поймали, отметились. Потом маг подошёл и говорит:

— Если поклянёшься всеми ветрами степи рассказать как сбежал, я тебя у гнома куплю, мне как раз слуга нужен. А нет — тебя до смерти засекут.

Никто данную клятву в степи просто так нарушать не станет. Да и не стоило умирать за этот секрет.

— Буланого ещё купи, тогда поклянусь, — прохрипел я.

Вот так нас парой маг и купил. Через два дня, когда с гномом наконец сторговался. Уже обратно ехали, я на животе в телеге лежал, плохо мне было. Жар начался, спину жгло, думал придётся со степью прощаться. Но как только я стал собственностью мага, он мне спину чем то намазал и заставил такую дрянь выпить, от которой я хоть и уснул сразу, но вкус её меня весь сон преследовал. Проснулся я очень слабым, но жар спал. Судя по всему, встали мы на ночёвку. Маг подошёл, ещё раз смазал спину и дал напиться. На следующий день я был почти здоров, а гном с магом ругались по поводу того, что маг за меня заплатил как за умирающего, а я живой. Тогда маг попросил оплатить лечение и дорогу к больному, на что ему гном... Так весь день под ругань и ехали. Когда пришлось расстаться, гном сказал магу, что прекрасно провёл время. На что маг ответил, что тоже не скучал, да ещё хорошего раба с конём себе задёшево купил. Гном побагровел, но промолчал. Жил маг в городе, в небольшом доме. Я уже был на ногах, расседлал и обиходил коней, умылся с дороги, поел, что мне старая служанка вынесла, и стал мага ждать. Он вскоре пришёл, достал из сумки браслет, такой же как у меня был, протянул его мне и сказал:

— Показывай.

Я взял заготовленную ветку, надел на неё браслет (нахромался уже, хватит, ногу подставлять не буду) и повёл мага в конюшню.

Когда мы вышли, маг весело смеялся.

— Ну ты молодец! Здорово придумал, — одобрительно хлопнул он меня по плечу, — Что ж теперь с тобой делать? Пожалуй, я новый тебе на шею приспособлю, тут и конь не поможет. Замри!

И я замер, неспособный даже шевельнуться. А он достал из своей сумки обруч и защёлкнул его на моей шее. Затем взмахнул руками и я опять смог двигаться. Обруч сидел — палец между ним и шеей проходил еле-еле.

— Вот так. Двести шагов от моего дома или двести шагов от меня. И я всё время знаю, где ты находишься. А ещё, любое прикосновение металла к обручу может тебя убить, поэтому я его даже толстым не делал. Всё понял?

— Да, господин. Но как вы меня в лесу нашли, без обруча?

— Обруч оставляет след. Дней тридцать я его чувствую, где бы ты не находился.

Выходит, поторопился я, надо было на больший срок у гнома задержаться. Но дед мой говорил: жалеть об уже сделанном, так же глупо как и о не сделанном в своё время. Перескочи через это и двигайся дальше.

Жизнь у мага оказалась легче, чем у гнома. Работы меньше, еда та же, что кухарка для всех в доме готовила, даже спал я не на конюшне, а в своей каморке в доме. Дней через пять маг привёл к себе четырёх собратьев по цеху и поспорил с ними, что я смогу Браслет Привязки снять с ноги быстрее, чем они его на меня наденут, причём без всякой магии. Маги не поверили и поспорили на сто золотых монет. Спор я для своего мага выиграл. Больше всего меня потрясло то, что расплатились они сразу и не особо расстроившись. Не туда мы с набегами ходим.

Выигранный спор моего хозяина привёл в отличное настроение. Он стал меня расспрашивать, а что ещё буланый может. Я отговорился тем, что учил его только одному трюку.

Так я прожил у мага до самой осени. Пока он на базаре попугая не купил. Разноцветный красавец стоил не дёшево. У нашего хана такой был. Один на всю степь. Мой друг как раз за ним ухаживал, много чего мне рассказал. Особенно его восхитило, что этот петух крашеный мог прутья клетки клювом перекусить. Вспомнив эти рассказы я взял все хлопоты по птице на себя. Всякий раз, когда маг не видел, подсовывал ему ветки и командовал: «Кусай!». За каждую перекусанную ветку давал птице её любимые ягоды. С каждым разом ветки выбирал всё жёстче, но могучий клюв крушил их всего за один укус. Однажды, дождавшись когда маг уехал на десять дней по делам в другой город, я просунул под шею палец, оттянул ошейник и, приблизив его к попугаю, скомандовал "Кусай!". Попугай медлил, и я показал ему блюдечко с ягодами.

— Ну ты дурак! — заявила птица и перекусила обруч с первого раза.

Поставив перед ней блюдечко с ягодами, я разогнул обруч и потёр шею. Затем спустился в конюшню, опять нарёк коня Ветром, заседлал, приторочил к седлу мешок с провизией, а к поясу саблю, валявшуюся у мага в чулане. Одет я был как местный, что говорить встречным, придумал, и соскучился уже по степи.

Поймали меня на третий день. Два из них я на траве под деревом пролежал. Что-то не то я на кухне взял. Ослаб совсем, даже не сопротивлялся. Десятник стражи рядом со мной присел и честно сказал:

— Некогда мне с тобой возиться. Или говори, от кого сбежал, или прям тут я тебе горло перережу. У меня со степняками свои счёты.

Маг мне очень обрадовался. Даже бить не стал. Сказал только, что зря я съел специальную пластинку, которую на стену в нужнике вешают, что бы запахи лучше стали. Он их на подоконник положил, что бы просохли. А я их со сладостями перепутал, пахли они очень похоже, да ещё все разного цвета. А на вкус похуже оказались, я только треть одной пластинки сжевал, остальное выкинул.

Маг опять всех своих собрал, ошейник мне на шею надел и поспорить предложил. Маги спорить не стали, но за показ нового способа расправы с ошейником заплатить согласились.

— Остроумный малый, — пробурчал один из них, отдавая моему хозяину деньги, — ты его береги, он тебе наверняка ещё не раз деньги принесёт.

Глава 2

На следующий день маг продал меня городскому магистрату.

— Надоел ты мне. Возни с тобой много, — пояснил он, — пошутили и хватит.

Таких как я, у города было человек тридцать. Держали нас во дворе тюрьмы под двумя навесами, слабо спасавшими от дождя. Лежать приходилось на голых досках. Единственно, на что расщедрился магистрат, так это на маленькие подушки, набитые соломой. Каждое утро нас кормили сытной, хотя и не очень вкусной едой и забирали на работы. Приводили вечером и, с приходом последнего, выдавали уже остывший ужин. А днём — как повезёт. Всё зависело от работы и жадности старшего над нами. Деньги городской магистрат на наши обеды выделял исправно и выдавал ему на руки. Так и говорили — вот тебе десять работников и пятьдесят медяков. А там — как он решит. Мог накормить, а мог оставить эти гроши себе. Я сразу усвоил, что две кормёжки хуже чем три. Что либо просить было бесполезно. Один из наших пожаловался, и его сразу отправили в городские каменоломни. Начальник тюрьмы его напутствовал как родного:

— Хорошее место, как раз для тебя. В этой яме вся еда по распорядку и без задержки — тебе понравится.

Мы попробовали работать как кормят. Старший днём ничего не сказал, а вечером лишил нас ужина. То, что две кормёжки хуже чем три, мы уже знали, но теперь нам преподали урок, что две пайки лучше чем одна.

Был среди старших мастер, что за булыжными мостовыми следил. Ему одна хозяйка харчевни нравилась, так что обедал он только там, и наши медяки ей отдавал. Жадной она не была — наваливала на наш стол то, что с вечера оставалось, — всё равно выбрасывать. Но не объедки, а именно приготовленные, но не востребованные блюда, которые нельзя подать на второй день. Куски нарезанного и уже зачерствевшего хлеба, нашинкованные увядшие овощи, заветревшиеся гарниры, потерявшие часть своего вкуса остывшие подливки. Готовила она неплохо, но каждый раз одно и тоже, поэтому наплывом посетителей похвастаться не могла. Вот я и предложил ей приготовить мясо как меня самого учили — на открытом огне. Она заинтересовалась, мастеру перепала пара улыбок и до самого вечера я готовил во дворе её харчевни. Не все нужные травки нашлись, обошёлся тем что было. Новое блюдо посетителям понравилось. А я наелся мяса впервые с того дня, когда к нашему костру подсел Одноглазый Ахнур. Так и повелось, раз в три дня с обеда и до вечера я готовил мясо во дворе харчевни. Бежать даже не пробовал, в ножных кандалах далеко не убежишь.

Дела у трактирщицы пошли немного лучше. Я ещё показал, как у нас в степи готовое мясо заворачивают в лепёшки, чтобы жир не капал. Это тоже позабавило посетителей. Хозяйка даже сказала, что хочет меня выкупить у города. Но тут мастер потребовал у неё плату за мои труды. Она предложила ему денег, а он предложил ей не выдумывать, протянул руку и огрёб пощёчину. Ругались они на заднем дворе, не обращая на меня никакого внимания.

— Тогда я заберу степняка, — пригрозил он.

— Да хоть сейчас! — отрезала она.

Мастер так и сделал. Хорошо, что как только они ругаться стали, я есть начал, уже догадываясь, чем дело кончится. Лепёшку успел съесть и два больших куска мяса. Хотя бы пообедал.

На следующий день нас на работу не повели. На завтрак дали по куску хлеба. На обед тоже. Делать было нечего и разгорелся спор. Старик, попавший сюда за долги, утверждал, что нас скоро выпустят. Парочка карманных воришек уверенно называла нашим следующим пристанищем каменоломню. Не желающий рассказывать за что сюда попал жрец заикнулся было о массовой казни за грехи наши, но его быстро заткнули. Двое проштрафившихся военных, всегда державшихся вместе, уверяли, что к городу подходит враг и поэтому всем стало не до нас.

— Эх, если бы право военного гражданства применили, — вздохнул один из них, бывший десятником и попавший к нам за пьяный спор с сотником.

— А что это? — поинтересовался я.

Десятник даже не повернул голову в мою сторону, но интересно стало всем.

— Право военного гражданства применяют, когда городу нужны воины. Любой не гражданин может записаться в городское ополчение. Записывают даже таких как мы. Если удастся себя проявить, то заключённых отпускают на волю. Но за трусость или неисполнение приказа казнят на месте.

Все заговорили разом и начался спор. Военные и попавшие в тюрьму горожане были готовы попытать счастья в сражении. Воры решили, что в тюрьме будет безопаснее. А я размышлял о том, что если мне дадут оружие, то отобрать его уже не получится.

На следующее утро начальник тюрьмы вошёл в наш двор в сопровождении четырёх злющих на вид десятников и двух стражников. Брезгливо оглядев нас он недовольно сказал:

— К нашему благословенному городу подходят войска соседнего княжества. Эти мерзавцы собрали большую армию и на стенах нужны будут все, способные держать оружие. Само собой, мы отобьём этот приступ и без вас. Но магистрат в своей великой милости решил применить к вам право военного гражданства. Вступайте в нашу армию и докажите, что вы мужчины. Вам простятся прегрешения и будет дарована свобода. Само собой, за трусость вас убьют на месте. Тех, кто согласится, заберут эти добрейшие десятники, остальные отправятся в камеры, общественных работ во время войны для вас не будет. Прошу вас, господа, — обратился он к сержантам, — забирайте их!

Вперёд вышел самый свирепый на вид сержант со связкой палок под мышкой.

— Мне нужны те, кто знает с какой стороны браться за меч, — спокойным голосом произнёс он.

К нему подошли оба военных, пятеро горожан, осуждённых за драки, в которых пролилась кровь, я, и, как ни странно, — жрец. Военным десятник просто кивнул, и они отошли к стене. Драчунам он дал палки, взял себе такую же и приказал им напасть на него. Через минуту трое горожан лежали на земле, но двое выстояли и даже не бросили свои палки. Подумав, десятник отправил к стоявшим у стенки воякам четверых. Пятого забрал к себе другой десятник. Подошла моя очередь. Внимательно посмотрев мне в глаза, десятник сказал:

— Коня для тебя нет. Пешим умеешь сражаться?

Я кивнул и мой новый начальник ответным кивком присоединил меня к стоящим у стены. Настала очередь жреца.

— А ты откуда знаешь, что с оружием делать? — спросил десятник.

— Да я только это и знаю, — вздохнул жрец, — свои одеяния я второй месяц ношу.

— Жрец из него никакой, — подтвердил начальник тюрьмы, — его купец у своей жены застал.

— Учением нашим не запрещается, — возмутился жрец, — да и со старыми привычками расстаться тяжело. Я в пограничной страже служил.

— Беру, — десятник махнул на него рукой, — значит так, встали ровно, сейчас клятву давать будем.

Клятва оказалась простой. Я пообещал, что буду честно сражаться за город до конца осады, десятник, от имени города, поклялся отпустить нас на свободу после её окончания. После чего он нас отвёл к городской стене и показал, что нам придётся охранять. Там уже расположились два помощника десятника, старшие пятёрок. Место нам досталось рядом с башней, двадцать шагов от входа в неё. Даже мне, выросшему в степи было понятно, что кладка стен старая, непрочная. Между камней проросла трава, многочисленные сколы на камне вызывали опасения в её надёжности. Один из четырёх зубцов на нашем участке был разрушен на половину. Десятник быстро разбил нас на пятёрки и коротко разъяснил нашу задачу:

— Это наше место. От башни до четвёртого зубца. Будем сдерживать врага здесь. Того кто струсит, сброшу со стены на ту сторону. Пока приступ не начался, посменно пятеро дежурят на стене, пятеро отдыхают под стеной, там лежанки, спите сколько влезет. Сейчас первая пятёрка остаётся, вторая идёт со мной за оружием и припасами. Если привезут камни, начинайте их таскать на стены.

С этими словами он забрал вторую пятёрку и исчез. Старший пятёрки осмотрел нас и усмехнулся:

— Редко бывает, что из тюрьмы что-то доброе нам перепадает.

В первую пятёрку попали оба военных, жрец и я.

— Враг подойдёт к городу только завтра, штурмовать город они начнут дня через два. Есть будем по очереди то, что привезут. Десятник у нас хороший, если его не злить. Что не ясно?

Мы промолчали.

— Вот за это и ценю, что вопросов лишних не задаёте. Что вам надо — я или десятник скажем. Остальное — не ваше дело. Степняк!

— Говори, старший.

— Тоже не плохо, но надо отвечать "Слушаю приказ!" и погромче!

— Слушаю приказ!

— Правильно. Забирайся на стену по этой лестнице и внимательно смотри. Увидишь подходящее войско, крикнешь мне «Полудесятник!».

— А..., — я замялся.

— Здесь говорят "Бегу исполнять!", но ты просто беги.

Я забрался на стену и посмотрел вдаль. Никакого войска не было. Наверху стена выглядела ещё более старой. Всего в четыре человеческих роста высотой и полтора шириной. Зубцы закрывали человека целиком, а в промежутках камень дотягивался мне до груди. Я посмотрел внутрь города. Моя пятёрка делала навесы над лежанками. Приближение дождя я не чувствовал, но что будет дня через два? Если ещё и кормить неплохо будут, то совсем хорошо. Стоял я до тех пор, пока не вернулась вторая пятёрка. Десятнику удалось найти телегу, так что всё привезли за один раз. Меня позвали и я, вместе со всеми, разгрузил наши припасы. Первым делом мы примерили кожаные нагрудники и железные шлемы. Затем десятник каждому из нас вручил оружие. Короткое копьё с четырёхгранным узким наконечником и средней длины деревянные дубинки с ребристыми железными набалдашниками. Хочешь, коли того, кто лезет на стену, хочешь бей. Кроме того, каждый получил миску, ложку, кружку, чистую тряпицу для перевязки ран и простую сумку, что бы всё это держать при себе. Но и это было не всё, стараниями нашего десятника мы обзавелись большим медным кувшином с двумя ручками и крышкой для хранения воды. Колодец находился в ста шагах от нашего участка стены, так что он лишним не был. Пока мы разбирали вещи, привезли ужин. Нам выдали два кувшина и стопку лепёшек, повар хлестнул лошадь и телега покатилась к следующему десятку. Полудесятник разложил кашу в подставленные миски, к ней каждый получил по целой лепёшке и мы принялись за еду, сидя на лежанках. Поев, мы получили по полной кружке коричневой жидкости. Аккуратно попробовав её, я решил вылить эту гадость, но меня остановил жрец:

— В осаждённом городе от живота умирает больше людей, чем от стрел, — он отхлебнул из своей кружки, сморщился и продолжил, — Вот наши лекари придумали эту дрянь. Я уже бывал в осаде, она помогает, поверь.

Я внимательно посмотрел на него. Он давился, но пил. Вздохнув, я опорожнил кружку одним глотком. У нас в степи воды не так много. Приходилось и не такое пить.

Ночью стражи стояли только на башнях и все неплохо выспались. Мы даже успели позавтракать, когда раздался звон городского колокола, означавший, что вражеское войско появилось вблизи города.

Глава 3

Весь первый день осады вражеское войско окружало город и обустраивало лагеря. Но нам хватало своих дел. Наконец привезли камни и мы с утра до вечера затаскивали их наверх. Вот уж точно, не хотел бы получить таким по голове. Ночь прошла спокойно. Рано утром начался первый штурм. По словам десятника, первыми вступают в бой маги. Они сражаются между собой и к вечеру так изматываются, что если их силы равны, то больше ни в обороне, ни в атаке не участвуют до конца штурма. На второй день город атаковали в трёх местах. Мы даже видели одно из сражений, шагах в трёхстах от нашего участка стены. На мой взгляд, атака была ненастоящей. Они явно проверяли нашу оборону. И только на третий день начался настоящий приступ. Закрываясь щитами, нападающие подтащили лестницы к стенам и стали карабкаться по ним сразу во многих местах. С башни стреляли из камнемёта и луков, мы бросали на атакующих с таким трудом поднятые на стены камни. По появляющимся между зубцов рожам били дубинками, кололи их копьями. Десятник успевал повсюду, помогал тем, кто не справлялся с очередным противником. Для меня весь бой стиснулся до размеров четырёх шагов моего участка стены. Первого врага я ткнул копьём в лицо. Острый наконечник вошёл в глаз и тело рухнуло вниз, судя по крику, сбив ещё кого то. У второго шлем был закрытого типа, поэтому он получил дубинкой по лбу. Третий удачно принял удар моей дубинки на маленький щит, но пропустил выпад копьём жреца, который был моим напарником. На этом для меня бой и закончился.

— Здорово мы их, — ухмыльнулся жрец, аккуратно высовывая голову между зубцов, — уходят.

— Первая пятёрка, вниз! — скомандовал десятник, — Оружие оставляйте здесь! Умыться, отдыхать, ждать пищу! Как поедите, смените вторую пятёрку на стенах до самого вечера!

Все наши были живы и даже не ранены. Мы улыбались друг другу, смеялись, хлопали по спине и всячески выражали свою приязнь. Полудесятник смеялся вместе с нами и вёл себя как простой воин. Умывшись, я лёг на одну из лежанок и моментально заснул. Разбудил меня жрец, протягивая полную миску каши и лепёшку. Плотно поев, мы с трудом забрались на стену. Десятник заглянул в глаза каждому из нас и перед тем как уйти сказал:

— Ночью они не полезут, но приглядывать будем. Терпите. Завтра утром нас сменят на двое суток, будем в резерве, отдохнём.

Мы встали к проёмам между зубцами стены и стали всматриваться в лагерь противника.

— Слушай, степняк, — шепнул мне жрец, — ты по верёвке умеешь подниматься?

— Умею, — тихо ответил я и перегнувшись через парапет посмотрел на лежащих внизу, — но без разрешения десятника не полезу. Скажут ещё, что сбежать хотел! Да и верёвки сами не достанем.

— Возможная вещь, — потёр лысину жрец, — пойду договариваться.

Полудесятник в ответ на его слова только ухмыльнулся. И пошёл к десятнику. Не было его достаточно долго. Уже стемнело, когда он поднялся на стену со связкой верёвок. Следом за ним шёл десятник, молча вручивший мне превосходный кинжал, который я тут же засунул за пояс. Народ у нас подобрался бывалый, трудились мы молча. Я снял шлем, кирасу и сапоги. Меня обвязали за пояс одной из верёвок и спустили вниз. Тут же сбросили ещё две, к концам которых я должен буду привязывать находки. Видно было плохо, да и задерживаться мне не хотелось. Сначала я просто перерезал пояса тех, кто лежал под стеной и привязал их к верёвке. Подёргав её, я собрал оружие и подтащив его ко второй верёвке и связал его одной большой петлёй. Убедившись, что вокруг всё тихо, я немного отошёл от стены и продолжил поиск трофеев. Ещё трижды я привязывал к верёвкам свой груз, прежде чем решив больше не рисковать, я обвязался своей верёвкой и трижды её дёрнул. Подняли меня быстро.

— Молодец, не увлёкся, — похвалил меня десятник, — Теперь вот что. Делим так. Всё превращаем в монеты. Я договорился, нужный нам человек подъедет прямо к стене, причём уже скоро. Всё делим на пять равных частей. Одну мне, вторую степняку, третью полудесятникам и оставшееся поровну между остальными.

Вторая пятёрка уже поднялась на стену, так что мы, прихватив добытое барахло, потащили его вниз. Когда мы спустились, десятник забрал у меня свой кинжал и быстро провёл руками по одежде.

— Правильно, что ничего не припрятал, — проворчал он, — а то мне показалось, что ты долго там возился. Зажгите две лампы, они нам понадобятся.

И мы с ним стали проверять пояса, а полудесятник с остальными сортировать оружие. В каждом поясе мы находили серебряные монеты. В самом богато украшенном лежали три золотых. Два золотых и четыре серебряных кольца приятно пополнили нашу добычу. Подъехавшая крытая повозка поглотила добытое оружие как хищная рыба глотает мальков — быстро и без следа. Десятник, прихватив кольца, взобрался в неё и оттуда моментально выплеснулись потоки торговой ругани. Но выбрался он оттуда прижимая к груди тяжёлый мешок и улыбаясь. Быстро оглядевшись, он махнул нам рукой. Мы собрались рядом с ним и встав в круг стали напряжённо вслушиваться в его шёпот:

— Получилось около тысячи серебряных монет или десять золотых. Как раз легко поделить. Сделаем это прямо сейчас.

Я в счёт своей доли взял две золотых монеты. Их легче спрятать и удобно хранить. Сапоги на мне были те, что подарил маг. Потайной кармашек пришивал уже я сам. Вот там монетки и легли. Спать я лёг не снимая сапог, ногами к стене, практически упираясь подошвами в камень.

Посередине ночи нас разбудили и отправили на стену. Жрец попробовал уговорить полудесятника пошарить внизу ещё, но получил оплеуху и успокоился. Но я бы и сам не полез. До самого рассвета мы вглядывались в темноту и прислушивались к любому шороху. Осаждающие на ночной штурм так и не решились. Рано утром нас сменил другой десяток и мы отправились отдыхать в городские казармы. Сержант нас всё время поторапливал, и мы успели к началу завтрака. Подкрепившись, мы завалились спать и лично я проспал до обеда. Разбудил меня жрец. Я никак не мог прийти в себя, умылся, поел вместе со всеми, облачился в доспехи, взял оружие, но так и не смог заставить голову соображать. Очень помог подзатыльник полудесятника. Я встряхнулся и первым делом посмотрел на небо. Огромная туча надвигалась на город с юга. Тогда понятно. Перед сильным дождём меня всегда одолевает сонная одурь.

— Дождь будет, — сказал я ни к кому не обращаясь.

— Быстрее бы, — вздохнул жрец, — нас сейчас в резерв определят. Как ты думаешь, кого поставят на самый опасный участок?

— Я тебе ночью мало врезал? — тут же отреагировал полудесятник, — Болтаешь много!

— Дубинки оставляем здесь, копья берём с собой, — подошедший десятник говорил быстро и раздражённо, — на месте получим щиты. Все бегут за мной и не отстают!

И мы побежали за десятником. Наша цель была не далеко, я даже не запыхался. К своему удивлению я узнал место, куда мы так спешили. Город я конечно знал плохо, но площадь перед въездными воротами мне была знакома. Прямо на земле лежали стопки щитов. Большие, прямоугольные, они были тяжёлыми и неудобными, но за ними можно было спрятаться целиком.

— Ростовой щит первой линии войска обороны, — сообщил мне жрец, показывая, как подтянуть ремни наручного крепления, — лет двести назад...

— Слушай, — десятник с таким же щитом подошёл к нам, — ты как вообще в жрецах оказался?

— Болтал много, — буркнул жрец и вздохнул.

— Ладно, потом расскажешь. Все за мной!

Прямо перед воротами воротами стоял плотный строй одетых в железные доспехи воинов. Мы пристроились в шагах в двадцати от его левой стороны и десятник наконец объяснил нашу задачу:

— Когда ворота рухнут, а это будет скоро, наша гвардия заткнёт собой пролом. Но мимо неё обязательно проскользнут те, кто уже нацелился пограбить. Вот их мы и будем ловить.

— С такими щитами? — не выдержал я.

— За щитами прячемся от стрел и сдерживаем натиск. Бегать за ними будут вон они.

Я оглянулся. В десяти шагах от нас стояли воины с маленькими щитами и мечами на поясе. Быстрым шагом к нам подходили другие десятки, вместе с которыми мы растянули стену щитов.

— По мне так на стене лучше было, — заворчал стоявший рядом со мной жрец.

— Зачем ты вообще пошёл, остался бы в тюрьме! — не выдержал я.

— Скучно там, да ещё не известно сколько сидеть, — жрец неожиданно перешёл на шёпот, — Слушай, возьми меня с собой, когда всё закончится.

— В степь? — поразился я.

— Я не сам из армии ушёл, — быстро зашептал жрец, — то есть сам, но я сбежал. Тысячник прознал, что я к его жене захаживал, вот я и рванул. Он меня искать будет, пока не найдёт, даже бородой первого гнома поклялся. А у вас меня никто искать не будет. Ты же не из простых будешь, тебе свой отряд нужен, а я десятником конной тысячи был, много чего полезного рассказать могу. Ты только сразу говори, каких женщин трогать нельзя, тут я удержу не знаю, а в остальном я твою спину всегда прикрою. К тому же, я на границе служил, по вашему объясняться могу.

— Как догадался, кто я?

— По нашему чисто говоришь и правильно очень. Тебя учили, и учили хорошо, это я ещё в тюрьме понял.

— Может, моя мать из ваших? — выдал я своё обычное объяснение.

— Женщины не так говорят, уж это я точно знаю.

— Если нас отпустят, пойдёшь со мной.

Первые капли дождя сорвались с неба. Я же думал о предложении жреца. Воин он толковый, да и про язык сообразил то, что даже маг не заметил. Воспитывался я во дворце хана как «гость повелителя», то есть как заложник. Мой отец мог выставить тысячу конных воинов и три тысячи пеших, а с ополчением и того больше. Степь велика, и что бы он не откочевал к другому повелителю, я с десяти лет попал в свиту сына хана. Вместе с ним учился языкам соседей, воинскому делу, искусству следопытов, да много чему. Плохо мне там не было. До тех пор, пока два года назад, войско моего отца встало на пути набега из соседнего ханства. И погибло. Набег сорвался, но наши земли хан отдал не мне, а своему любимчику, первому льстецу двора. Я же стал не нужен. На следующий день, рано утром, я выехал за ворота и уже днём присоединился к набегу на земли людей стен. Взяли меня как толмача. Мы ограбили пару караванов и вернулись на земли ханства. Я, припомнив рассказы деда о набегах, сразу поменял добычу на деньги (одна золотая и семьдесят четыре серебряные монеты — размеры первой добычи я запомнил должно быть на всю жизнь) и закопал её в приметном только для меня месте. Степь большая — пойди найди. Когда же мы праздновали удачное возвращение, к нам подошёл Ахнур-Одноглазый.

Я должен вернуться, степь мой дом. Небольшой же отряд мне понадобится. Наёмником в чужой я больше не пойду. Правда, дед говорил, что степь сильно изменилась, что мы всё больше напоминаем народ стен, но отряды воинов всё ещё в большой цене.

— Поднять щиты над головой! — раздался крик десятника.

И тут с неба хлынуло. Мне казалось, что я стою по пояс в воде, за три шага от меня ничего не было видно. Резко похолодало. Грохот водяных струй бивших по поднятому над головой щиту оглушил меня. Сверкнула молния и запоздавший на пару ударов сердца удар грома заставил задрожать мои руки. Я подпёр щит головой, иначе пришлось бы уронить его. Но тут дождь стал стихать, заполнившая площадь темнота начала рассеиваться, а уровень воды понижаться. У нас в степи после такого ливня воздух пьянит лучше чем вино. А здесь потоки воды вынесли на площадь кучу мусора. Мимо меня проплыла деревяшка, на которой сидела вымокшая крыса. Проводив её взглядом, я опустил щит. Держать его не было сил. Вода, заливавшая наши сапоги, постепенно просочилась сквозь щели между булыжниками и исчезла.

— Слушай меня, — заговорил жрец, — клади щит на камни и становись на него. Копьё давай мне, я подержу. Теперь снимай сапоги и вылей воду. Разотри ноги. Отожми штаны, сколько сил хватит. Теперь...

Я делал всё, как он говорил. Жрец хотел помочь, а я всё ещё плохо соображал после того буйства стихии, что пришлось пережить. Когда я закончил и нехотя влез в мокрые сапоги, к нам подошёл десятник.

— На сегодня всё. За мной бегом и не отставать!

Глава 4

Я думал разогреться на бегу, но замёрз ещё больше. К моему удивлению, подбежав к дверям кого-то трактира, десятник толкнул дверь и вошёл внутрь. Маленький зал был рассчитан человек на тридцать и выглядел очень уютно. Большой камин оказался растоплен и блаженное тепло коснулось моего лица. Закрыв за последним из нас дверь на засов, десятник начал командовать:

— Все щиты в этот угол! Копья сюда! Раздевайтесь, одежду вешайте на эту верёвку, будем сушиться!

— Что это за место? — не выдержал жрец.

— Это мой трактир. Ещё год и я выслужу пенсию. Буду стоять за стойкой и разбавлять пиво водой!

Все заулыбались.

— Готовьте по серебряной монете и получите ужин и место для ночлега! Деньги у вас есть, лично выдавал! — У тебя же только золото, — прошептал мне на ухо жрец, — я отдам за тебя.

— Верну, — так же тихо ответил я.

Десятник получил десять серебряных монет, довольно ухмыльнулся и исчез за дверью, ведущей внутрь дома. Судя по запаху, там была кухня. После дня беготни и на голодный желудок горячая каша с мясной подливкой показалась мне невероятно вкусной. Тарелка была полной, и я почувствовал что наелся. Горячий ягодный напиток завершил ужин. Мы сидели раздевшись у камина, потягивали душистое питьё из больших глиняных кружек и чувствовали себя счастливыми. Пока мы ели, десятник в два захода приволок матрасы и подушки.

— Свечи я на вас переводить не буду, — буркнул он, — так что ложитесь спать как стемнеет. Дрова для камина в углу, много не бросать! За этой дверью всё, что нужно хорошо поевшему человеку. Остальные двери не открывать! Завтра опять будем в резерве, но думаю, что придётся повоевать. Утром вас сам подниму, так что спите до самого пинка.

Десятник ухмыльнулся и скрылся за дверью.

— К десятнице пошёл, — с лёгкой завистью протянул жрец.

— До темноты время есть, — поставил кружку на стол второй полудесятник, — давайте поговорим перед сном, кто как сюда попал. Я берусь следить за камином. Сплю мало, да ночью скучно. Вот и буду ваши рассказы вспоминать, да дрова подбрасывать.

Рассказ горожанина

— Давайте я начну. История моя коротка и поучительна. Я купец и сын купца. Когда мой отец постарел и ему стало тяжело ходить с караваном, он оставил мне своё дело. Не верьте тому, кто кто называет долю купца лёгкой. Непредсказуемы цены, опасны дороги, капризны и жестоки правители. Трудно заработать деньги, вдвойне трудно их преумножить. Товар может испортится, охрана предать, лошади пасть, а погода всё изменить. Много лет подряд мой отец возил в один и тот же город изделия наших гончаров, а привозил оттуда кожи. Пять повозок с десятью лошадьми раз за разом приносили ему небольшой, но постоянный доход. И меня он умолял ничего не менять в заведённом порядке. Да кто из нас слушает стариков! Я решил всё сделать по своему. Вместо пяти старых возчиков, преданных нашей семье, я уговорил пойти со мной пятерых друзей, отменно владеющих оружием. Вместо шести охранников, я нанял трёх, рассудив, что незачем платить остальным, коли мы сами можем сражаться. Само собой, я не стал возиться с горшками, заполнив повозки зерном и спрятав в нём мешочки со специями. Мой путь лежал на север, где за зерно платили серебром, а за специи золотом. Не буду утомлять вас рассказом о нашем путешествии, ибо до места добрались мы благополучно, а обременять ваши уши названием дальних мест мне не хочется. За один день ушли все мои товары и за всё было заплачено сполна. Торговец, скупивший всё это, пригласил меня в свой дом и сказал:

— Если ещё к нам приедешь, ищи сразу меня. За всё отдам тебе деньги в тот же день ибо по нраву ты мне пришёлся и напомнил дни, когда я и сам был молод.

Я ответил ему словами благодарности и мы сели за стол. Уже вечером, торговец вздохнул и сказал:

— Много денег я потратил сегодня, давай посмотрим, сколько я смогу вернуть.

Я насторожился, готовясь отказываться от игр на деньги и расстегнул под столом застёжку на ножнах моего кинжала.

Хозяин дома вышел из трапезной и вскоре вернулся, держа в руках маленький мешочек. Подойдя ко мне он вытряхнул на стол три Слезы Севера.

При этих словах все заговорили разом, прервав рассказчика. Слеза Севера — это драгоценный камень, который можно найти во льдах пещер далеко на севере. Больше никто и нигде его не находил, даже гномы, добывавшие в своих пещерах самые удивительные минералы. Этот камень не только сказочно красив, он лечит (по слухам) своего владельца и отводит от него всяческие беды. Но никто из нас никогда его не видел. Даже на севере находят пять-шесть камней в год, не чаще.

— Тихо! — крикнул полудесятник, — А то мы так до утра будем слушать.

— Из трёх камней один был невзрачным и с царапиной, второй слишком хорош, чтобы на него хватило денег десяти таких купцов как я, а вот от третьего мне не удавалось отвести взгляд. Маленький, чудесного бело-голубого цвета шарик, на поверхности которого вспыхивали синие звёздочки, манил меня и не позволял думать о чём либо ещё.

— Ты правильно смотришь, — сказал владелец этого сокровища, — первый был повреждён киркой при добыче, хотя и сейчас за него дадут хорошие деньги, а большой не по карману и более богатым людям чем ты. Выбранный же тобой камень я готов отдать тебе за смешную сумму в сто золотых монет.

Отец не раз говорил мне, что купец не должен позволять товару ослепить его. Теперь я понял, от чего он предостерегал меня и почему мы с ним долго заучивали, как определить цену той или иной вещи. Есть несколько способов проверить Слезу Севера и все они сказали мне, что я действительно вижу перед собой великое чудо. И цена его была пятьсот золотых монет из за маленького размера, а гномы могли дать и шестьсот. Каждый купец знает, что если товар продают дешевле трёх четвертей его стоимости, бойся его, ибо возможная прибыль скорее всего обернётся убылью. А если что либо берёшь за треть стоимости, то такой убылью может стать твоя голова. Ласково погладив шарик на последок, я отказался от покупки. Хозяин дома молча положил камни обратно в мешочек и сухо простился со мной.

На постоялый двор, где мы расположились, я вернулся не зная что и думать. За весь мой товар купец заплатил пятьдесят золотых монет. Ещё десять стоили мои повозки с лошадьми. Так что и сто монет не мог я собрать в этом далёком краю. Не скрою, мысли о разбое приходили ко мне в голову, но я не дал им подчинить себя. Проворочавшись всю ночь, злой и не выспавшийся, я с утра пошёл на рынок, где без всякого труда нашёл нужные мне меха и шкуры, целебный жир северных рыб в глиняных горшочках и закупоренные бочонки с маринованной местной ягодой, что так ценится у нас в богатых домах. Сопровождавший меня охранник сбегал на постоялый двор, мои друзья привели на рынок повозки и быстро загрузили их выбранным товаром. Затем мы вернулись на постоялый двор и всё упаковали для длинной дороги. Утром следующего дня мой караван неспешно двинулся в сторону далёкого дома.

В пути много времени для размышлений. Думая о Слезах Севера и их владельце, я набрёл на мысль, показавшуюся мне правильной. Он нашёл пещеру с камнями. Это место где то далеко, раз он закупил сразу столько зерна и специй. А его предложение — проверка. Я не стал торговаться, не попробовал украсть камень или ограбить дом его хозяина той же ночью и никому ничего не сказал. Значит разговор будет продолжен в следующем году. Настроение моё улучшилось, дорога уже не казалась такой скучной.

Удача не оставила нас и мы все вернулись домой сохранив груз. Редкие у нас товары, привезённые мной, я даже не выставлял на торг. С самого утра, после приезда, в наш с отцом дом пришли самые уважаемые купцы города и после долгого торга я получил даже больше денег чем рассчитывал. В этот же день я расплатился с друзьями и стражниками, дав им больше, чем обещал. За эту поездку я заработал больше, чем мой старик получал за три года торговли. Поздно вечером мы сидели с ним за кувшином лёгкого вина и обсуждали мой рассказ о Слезах Севера.

— Если ты ничего не упустил в своё рассказе, то на следующий год тебе прямая дорога на север, — вздохнул отец, — купишь поцарапанную Слезу. Она не вызовет больших подозрений, заодно посмотрим, кто её возьмёт. По твоему описанию, цена ей тридцать золотых монет, так что ты вполне мог обменять её на свои товары. И вот ещё что. Что бы не предложил хозяин этих сокровищ, ответ обещай ему дать только на следующий год.

Когда следующим летом я стал собирать обоз на север, мои друзья и стражники охотно согласились пойти со мной. В этот раз дорога не была такой гладкой, один из стражников в стычке с бандитами был тяжело ранен и мы оставили его на хуторе, дав денег хозяину и пообещав доплатить на обратном пути. Так или иначе, мы опять попали в тот город, где, как я надеялся, меня ждали. Оставив весь свой караван на знакомом нам постоялом дворе, я отправился к дому купца. Он действительно меня ждал. Даже не посмотрев на мои товары, он купил их все. Мы перегрузили то что я привёз на его повозки, а мои повозки загрузили тем же товаром, что я покупал прошлым летом.

— Я купил их у местных племён, когда ехал сюда, что бы ты не тратил время на пустяки, — подмигнул мне мой новый друг и, надеюсь, партнёр, — цена тебя устроит, но сначала будь моим гостем!

Поздно вечером, после бани и трапезы, мы сидели в той же комнате, где я впервые увидел Слёзы Севера.

— И сколько камней твои люди нашли за этот год? — поинтересовался я.

— Какой хороший вопрос! — восхитился купец, — Должно быть ты сочинял его всё время, пока тебя не было!

Я молча отхлебнул ягодного отвара, давая понять, что жду ответа.

— Ну что ж, ты в своём праве. Десять лет назад я женился на дочери главы стойбища, далеко на север отсюда. В качестве приданого он дал мне участок земли у небольшой горной гряды. Я решил, что он так отомстил мне за то, что я увожу его дочь. Этой земли, покрытой снегом и никому не принадлежавшей, здесь было без конца и края. Жена моя умерла через пять лет, и я от тоски решил поселиться как можно дальше на севере и жить в одиночестве. Подаренная тестем земля показалась мне подходящим местом. Я обследовал её и нашёл несколько пещер, уходящих вглубь горной гряды. Одну из них я решил сделать пригодной для жилья. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил в ней горячий источник буквально рядом со входом! Вода уходила в трещину в стене, но успевала нагреть воздух. Я расчистил неожиданную находку, обложил камнями и отвёл воду в естественную яму в скальном грунте, соорудив себе природную ванну. Но вода была очень горяча! Тогда я прошёл шагов сто в глубину пещеры, выломал пару больших сосулек с низкого потолка и бросил их в ванну. Затем я разделся и забрался в созданное мною чудо. Мне было безумно хорошо, вода шипела и щекотала меня тысячами пузырьков. Постепенно сосульки растаяли, вода стала опять чересчур горячей. Я уже стал выбираться из ванны, когда под руку попался какой то шарик. Это была первая из найденных мною Слёз Севера, которая стала моим талисманом. Когда я взял её в руку, она была прохладной, хотя я достал её из горячей воды. Три года я прожил в этом месте, в мире со всеми стойбищами, что там были. Время от времени я бросал собранные сосульки в ванну и искал камни. К исходу третьего года я нашёл их шесть штук, считая и самый первый. Горе моё постепенно рассеивалось и я решил вернуться к людям. И тут мне повезло. В первом же селении я встретил посланцев какого то правителя, второй год искавших для своего господина Слезу Севера. Тысячу золотых монет они заплатили мне за камень, раза в полтора больше чем тот, который так привлёк твоё внимание. На эти деньги...

Неожиданно во дворе раздался какой то шум, а затем и крик боли, который издаёт человек, проигравший в бою.

— Клянусь, это не мои люди, — успел крикнуть я, и купец остановил выхваченный кинжал.

— Оружие в углу! — крикнул он и мы схватили короткие копья с широким наконечником.

Дверь нашей комнаты распахнулась и в неё вломились пятеро одетых в кожаные доспехи людей. В руках у них были мечи.

— Ну вот и встретились, — зарычал один из них, — больше года я искал тебя!

— Это ему я продал Слезу Севера, нашу фамильную драгоценность, — пояснил для меня купец.

Я сразу понял, что он хочет обмануть напавших и попробовал помочь ему.

— Ту, что ещё мой отец хотел купить у твоего?

— Вот и повторите всё это, когда мы будем спрашивать вас под пыткой, — не поверил нам старший этих бандитов.

Во дворе опять раздались крики.

— А это уже мои, — тихо сказал я купцу.

— Взяли их, быстро! — приказал старший и вышел.

Учёбу торговле в нашей семье начинают с умения владеть оружием. Жизнь важнее денег. Сделав ложный замах в лицо, я подсёк наконечником копья ногу первого из нападавших. Он упал, пятная пол кровью и застонал, зажимая рану обеими руками. Оценив остроту наконечника, второго я просто ударил копьём в живот, вложив в выпад всю свою силу. Мой противник пытался уклониться, но запнулся о стол и получил удар, после которого кровь обильно потекла из огромного разреза. Он ещё сделал два шага назад, роняя меч и пытаясь что то сказать, но тело уже не слушалось его. Найдя взглядом своего первого противника, так и сидящего на полу, я резким взмахом вскрыл ему горло. И тут в моё правое плечо вонзился метательный нож. Теряя копьё, я выхватил левой рукой свой кинжал и прижался к стене.

— Я сказал спать! — раздался крик десятника, — Вы что, решили будто война закончилась! Нам завтра понадобятся все ваши силы!

За окном давно стемнело, и лишь отблески пламени из камина освещали его фигуру, закутавшуюся в плащ, из под которого торчали голые ноги.

— А ну живо по матрасам!

Глава 5

Мы похватали матрасы с подушками и легли. Я лёг в углу, а в проходе между столами, закрывая ко мне подходы, лёг жрец.

— Услышу хоть одно слово, пойдёте в казарму! — сказал напоследок десятник и ушёл.

Спать действительно хотелось. Последнее, что я увидел перед тем как провалиться в сон, была фигура полудесятника, задумчиво глядящего на языки пламени в камине.

Проснулся я рано от какой-то возни рядом со мной. Я привстал и огляделся. Все спали, даже полудесятник на стуле перед камином. А рядом со мной лежал купец, которого за горло держал жрец.

— Через меня перелазил, к тебе полз, — тихо зашептал он, — но у нас в...

— Замолчи, — так же тихо ответил я и наклонил голову к купцу, — выкладывай, что хотел, и без увёрток!

Жрец слегка ослабил хватку и купец зашептал:

— Я привёз Слёзы Севера, но продал не тем. Мой отец убит, дом сожжён, имущество конфисковано. Я защищался и попал в тюрьму. Меня в покое не оставят, здесь везде найдут. Возьмите меня в степь, я вам пригожусь. Говорю на вашем языке, оценю любой товар, вообще, много чего могу.

Я задумался. Если судьба толкает тебя в нужную сторону, — не стоит с ней спорить, говорят у нас в степи.

— Держитесь оба ко мне поближе. Жрец — старший. Если всё получится, уходим быстро, только возьмём лошадей. Мои приказы исполнять сразу.

Я опять растянулся на матрасе и закрыл глаза, представляя плывущие по небу облака. Так мне советовал делать дед, когда я долго не мог заснуть.

Разбудил меня купец. Пока я вставал, бегал по утренним делам и влезал в просохшую одежду, жрец поставил за наш стол миски с кашей.

— Так что дальше то было? — не выдержал полудесятник, севший рядом с нами.

— Да убили его, — ответил купец, начиная есть, — а меня ограбили по пути домой. Так моё купечество и закончилось. Да ещё подрался спьяну, вот в тюрьму и попал.

— Эх, как хорошо начиналось, — вздохнул кто то, — вот я тоже...

— Хватит жрать! — появился в дверях десятник, — Надеваем доспехи и за мной!

Быстро доев кашу мы стали собираться.

В этот раз десятник повёл нас в неизвестную мне часть города. На какой-то площади мы оставили большие щиты и взяли средние. Я ещё раз подивился богатству города. Его подвалы были забиты добротным оружием и доспехами, а у нас хорошее оружие переходило от отца к сыну. Кузнецам вечно не хватало железа, всё оно было привозное.

Стоящий у щитов стражник заглянул в свой свиток и что-то сказал десятнику. Тот понятливо кивнул и повёл нас какими-то задворками к городской стене. Мы добрались до цели в тот самый момент, когда кусок стены перед нами, шагов двадцать в длину, содрогнулся и осыпался старыми камнями, потеряв сразу половину своей высоты. Я огляделся и увидел ещё три таких пролома.

— Осадные машины, — сплюнул жрец, — они их наконец наладили. Стенка и часа не продержится!

Похоже, не он один так думал. К участку стены, разрушавшемуся на глазах, подходили воины города. Нас присоединили к какой-то сотне и приказали сесть и выставить перед собой щиты. Стена крошилась под ударами огромных камней как слежавшийся песок под копытами подкованного жеребца.

— С этой стороны города течёт мелкая река, — сказал купец, — берега у неё топкие. Никто не думал, что сюда можно дотащить баллисты.

— Это не баллисты, — возразил ему полудесятник, — но бьют и правда, на излёте, видно далеко стоят.

Опровергая его слова, сначала огромный камень ударил в самый верх стены и лопнул, осыпав нас каменными осколками. Затем, камень, раза в два поменьше, пролетел через уже обвалившийся участок стены и преодолев ещё шагов тридцать, проделал брешь в строю городского ополчения. Мне было плохо видно, что там происходит, но крики были столь ужасны, что хотелось заткнуть уши.

— Держимся вместе, защищаем друг друга, — вполголоса сказал жрец, — Похоже, сегодня решающий день.

Стена продолжала осыпаться после каждого удара, накренилась и рухнула башня, ещё один камень перелетел через остатки стены и не докатился до нашей сотни каких-нибудь десять шагов. И вдруг всё стихло.

— Все встали! — скомандовал наш сотник.

— Быстро встали! — продублировали его команду десятники.

Через груды камней, когда-то бывшими крепостными стенами, стали перебираться враги. С крыш домов за нашими спинами в них полетели стрелы. Семьдесят шагов — хорошее расстояние для стрелка. Бежавшие к нам воины останавливались, падали, пытались построить стену из щитов. Их становилось всё больше, в наших лучников полетели ответные стрелы.

— Атака! — закричал наш сотник.

— Бегом, держать строй! — скомандовали десятники, и мы побежали.

Да сколько тут бежать, даже не разогнались как следует. Справа и слева от нас в атаку пошли и другие сотни. Копьё и щит хороши для первого удара, но затем сражаться ими крайне неудобно, особенно если не удаётся держать строй. Мы сразу хорошо потеснили противника, но затем передние ряды стали быстро таять.

— Не дай меня затоптать, — крикнул я жрецу и наклонился к убитым, лежащим у нас под ногами. От копья я уже избавился. Рукоятка меча, лежащего под чьим то телом, сразу бросилась мне в глаза. Рывком вытащив его из под убитого я успел выпрямится и рассмотреть свою находку до того, как оказался в первом ряду. Это был не меч, а прямая сабля. Да, сабли тоже бывают прямые и отличаются от меча тем, что как и все приличные сабли заточены только с одной стороны. Прикинув её вес, я решил, что она бы идеально подошла мне года через два-три. А затем я оказался лицом к лицу со своим первым противником. Быстрым ударом сабли я рассёк его щёку. Это не смертельно, но очень больно. Воин выронил меч и упал, а на его спину тут же наступил новый противник. Жрец ударил его копьём в бедро, а я ранил в бок, разрубив кожаный доспех. Следующий враг был в железных доспехах, и мы попятились. Свистнув над нашими головами, арбалетный болт глубоко вошёл в казалось непробиваемый нагрудник. Выронив двуручный меч, рыцарь как-то неловко завалился набок.

Неожиданно, перекрывая шум сражения, загудели трубы.

— Перемирие, — раздались крики с обеих сторон, — прекратить сражение, перемирие!

Продолжая прикрываться щитом, я опустил саблю. Быстро посмотрел направо и налево. Купец стоял на коленях, держа перед собой щит.

— Стрелой ногу задело, — заметив мой взгляд, сказал он, — несильно.

— Я в порядке, — тут же сказал жрец, — отходим спиной, щиты не опускаем!

С трудом поднявшись, купец сделал первый шаг назад. Подстроившись под него мы стали медленно пятиться.

— Всё, опускаем щиты, — скомандовал жрец, когда мы оказались среди других воинов города.

Первым делом мы перевязали купца. Наконечник стрелы только скользнул по его ноге, оставив ровную чистую рану.

— Вот вы где! — перед нами появился десятник, — Идите за мной!

Сделав шагов тридцать, мы увидели всё, что осталось от нашего десятка. Погибли наш полудесятник, один из военных и двое горожан.

— Будьте здесь, узнаю что к чему, — буркнул десятник и ушёл.

— Давно хотел спросить, — с глуповатым видом громко поинтересовался я, — а с кем мы собственно воевали?

Те, кто услышал мой вопрос сначала застыли на пару ударов сердца, а потом зашлись в диком хохоте. Стоящие вокруг нас воины передавали мой вопрос дальше и хохот вспыхивал с новой силой. Жрец упал на колени и не мог разогнуться. Купец всхлипывал, пытался что то сказать и не мог. Второй полудесятник, на лице которого я никогда не видел улыбки, зашёлся от хохота.

— Ну и ладно, — обиделся я, — потом в каких-нибудь хрониках прочитаю. У нас какой сейчас год?

Жрец упал на спину и задрыгал ногами. Купец обессиленно завалился набок.

— Прекрати, — взвыл второй полудесятник, уморишь нас всех быстрее чем раллитцы!

— Так это раллитцы! — понял я, — А кто они вообще?

Когда все наконец успокоились, вернулся десятник.

— Что я вам сейчас расскажу, вы не поверите, — со смехом сказал он, — оказывается в нашем войске был человек, который не знал на нас напал Раллит!

Что началось после этого, описать я просто не берусь.

Отсмеявшись, десятник рассказал, что ему удалось узнать. Как оказалось, к нашему городу подошла помощь. Напавшие запросили перемирия и согласились на переговоры. Скорее всего на этом всё и закончится. Но до объявления мира, мы всё ещё на службе. Первым делом мы отыскали наших убитых, а я подобрал копьё взамен брошенного. Десятник горестно вздохнул и приказал погрузить тела в специальные телеги, собиравшие погибших. Затем мы вернулись в казарму. Ополчение отпустили по домам.

— Хороший признак, — сказал жрец, похоже воевать нам больше не придётся.

Свободного места теперь стало много. По приказу десятника мы сдали доспехи и оружие. Сумки нам разрешили оставить себе. Настроение у всех было приподнятое, мы живы! Вечером для нас приготовили пищу и разрешили спать. Перед сном я с жрецом и купцом имел короткую беседу.

— У вас незавершённые дела в городе есть?

— Да собирался я к одной тут, — начал жрец, но махнул рукой и закончил, — нет, могу уйти сразу.

Я посмотрел на купца.

— Мне надо кое что забрать, — нехотя признался купец, — но это быстро.

— Мне тоже надо забрать кое-кого, — отозвался я, — Значит делаем так. Как только нас отпустят, вы идёте вместе и забираете всё, что нужно. Затем отправляетесь на рынок и покупаете лошадей и оружие. Встречаемся в ста шагах за крепостной стеной от тех ворот, где мы под дождь попали. Если нас отпустят вечером, то встреча там же в полдень. Купец, тебе быть нашим казначеем. Если жрецу не хватит денег, дашь ему в долг. Как отъедем от города, разожжём костёр и вспомним об одной старой традиции. Она называется круг доверия.

— Разве в степи её знают? — удивился жрец.

— Мой дед говорил, что ей столько лет, что она успела побывать у всех народов. Ну а после поговорим откровенно, сейчас для таких разговоров не время и не место.

— Верно, пойдём поспим, — потянулся жрец, — скажи только, зачем ты всех так развеселил?

— А как бы я иначе спрятал свою саблю так, чтобы никто этого не заметил?

Спали мы до самого вечера. На ужин нам дали миску каши и лепёшку. И всё бы было хорошо, но к вечеру у купца воспалилась рана на ноге. Утром ему стало ещё хуже. Он тяжело дышал, много пил и время от времени впадал в забытьё. Завтрак мы не получили, вместо него появился сержант и вручил нам по грамотке с печатью, в которой говорилось, что предъявитель сего документа честно заслужил свою свободу.

— Мир заключён, — напоследок сказал он, — но чем быстрее вы уедете из города, тем вам же лучше будет. Я вам больше не десятник, решайте свои проблемы сами.

— Что будем делать? — спросил жрец.

— Я его не брошу, — коротко ответил я, — найди нам телегу, поедем к одному магу, попробую с ним поговорить.

Телега нашлась быстро. Мы ехали по городу и смотрели на довольные лица горожан. Если бы не рана купца, мы бы тоже радовались. Дом мага я отыскал легко. Спрыгнув с телеги, я подошёл к калитке и постучал.

— Кого ещё там несёт! — раздался столь знакомый мне голос, — Да заходи уже!

Я толкнул калитку и вошёл во внутренний двор. На скамеечке у дома сидел его хозяин и грелся в лучах пресветлого.

— Степняк, — с лёгким раздражением отреагировал маг на моё появление, — Только не говори мне, что ты опять сбежал!

Я подошёл и протянул ему грамотку. Нехотя скользнув по ней глазами, маг недовольно на меня уставился:

— И с чем ты ко мне пришёл?

— Мой друг, он ранен. Помогите ему, я заплачу.

— Предлагаешь мне идти к твоему другу?

— Он за воротами. Только скажите и мы его принесём. Прошу вас, не откажите в помощи тому, кто сражался за этот город.

— Я тоже за него сражался! — повысил голос маг и схватился за голову.

— Когда выкладываешься полностью, потом дней пять болит голова, особенно от громких звуков и немного от солнечного света, — начал он ворчать себе под нос, — Силы во мне сейчас не много, но настоек и мазей я наготовил вдосталь. Заплатишь мне золотой. Неси своего друга.

Я выскочил за ворота и вместе со жрецом потащил купца к магу.

— На скамейку его кладите и штаны с него снимите, — не открывая глаз приказал он нам.

Рана купца выглядела нехорошо. Жрец только вздохнул, увидев её.

Маг наконец встал и приоткрыл левый глаз. Затем подошёл к открытому окну и взял с подоконника маленький глиняный горшочек.

— Держите его, — кивнул на купца мой бывший хозяин и зачерпнул мазь бурого цвета из горшочка.

Я вцепился в плечи, а жрец попросту сел на ноги купца. Одобрительно кивнув, маг щедро смазал рану купца бурым составом. Попав на рану, мазь словно закипела, запузырилась и стала впитываться в ногу. Купец рванулся из наших рук, как дикий конь, почувствовавший аркан на своей шее. И тут маг второй раз зачерпнул зелье и шлёпнул его на рану. От ноги купца пошёл густой дым багрового цвета. Охнув, наш друг потерял сознание.

— Можете отпускать, — довольно сказал маг и в третий раз смазал рану своей жуткой смесью.

В этот раз мазь лишь поменяла цвет на зелёный, медленно истаивая на солнце.

Я почувствовал, что у меня дрожат руки. И ноги.

— С вашим другом всё в порядке, — довольно сказал маг, — Это зелье выжигает заразу и лечит одновременно. Ну, по крайней мере должно. Всё не было возможности проверить, — он наклонился над раной, — да, всё получилось как надо. День-два полежит и опять начнёт бегать. Гоните золотой и дайте мне отдохнуть.

Я молча вытащил из кармашка в сапоге золотую монету и отдал ему.

Если он и удивился, то ничего не сказал.

— Мы сейчас уйдём. Я только хотел спросить, не надоел ли ещё вам конь, который вы купили вместе со мной?

— Да ради пресветлого, — сморщился маг, — давай ещё золотую монету и уйдите уже наконец!

— Одень его и ждите меня на улице, — бросил я жрецу, отдав магу последнюю монету.

Стараясь не бежать, я нырнул в конюшню. Ветер при виде меня пронзительно заржал.

Глава 6

Открыв стойло, я обхватил своего коня за шею и прижался к нему. Затем я его быстро заседлал и вывел во двор. Жреца с купцом там уже не было. Мельком взглянув на задремавшего мага, я открыл ворота, вывел буланого на улицу и закрыл их за собой. Жрец ждал меня стоя, а купец сидел, привалившись к ногам жреца. Он был бледен но уже пытался улыбнуться.

— Я потратил те деньги, что были при мне, — просто сказал я, — Что бы взять остальные, нужно время.

— У меня есть сорок девять серебряных, — тихо сказал купец, — и они все будут потрачены как ты решишь.

— У меня сорок восемь, — махнул рукой жрец, — давайте считать их общими. Мы верим тебе, Хан, распоряжайся!

— Я не хан!

— А нам нравится называть тебя так, вроде как и мы при тебе большие люди!

Я рассмеялся. Хорошее имя не сделает человека великим, но это уже первый шаг на пути к славе, говорил мой дед. Если я сейчас стану Ханом, то кто знает, может быть я и стану ханом спустя годы.

— Сажаем купца на коня и ищем постоялый двор.

— Да чего его искать! Вон "Горячая Подливка" в двух улицах отсюда! Там и поесть и комнату снять можно! — выдохнул купец, заброшенный нами на Ветра.

— Вот и славно! — обрадовался жрец, — а подавальщицы там сговорчивые?

— Забудь! — зарычал я, — Нам из города надо выбраться без лишних проблем, по дороге что ни будь сыщешь!

Жрец понятливо кивнул, но горестно вздыхал всю дорогу до корчмы. Мы сняли комнату на два дня, заказали обед и пристроили Ветра в конюшне. Семь серебряных монет показались мне большой ценой, но купец отдал их без колебаний. Ему виднее. Купец поднялся на второй этаж сам, чем немало нас обрадовал. По его словам, нога совсем не болела, он просто чувствовал сильную слабость. Обед нам принесли в комнату и мы забыв обо всём обстоятельно закусили. Заказали мы много мяса с лепёшками и горячим травяным напитком.

Закончив есть, мы ещё раз обсудили наши планы.

— Как стемнеет, я пойду заберу свою саблю, а потом мне надо попасть к тому участку стены, который мы охраняли.

— Само собой с наружной стороны, — ухмыльнулся жрец.

— Я тоже отметил, что ты там долго возился, — кивнул купец, — тогда тебе от пролома в стене, что мы вчера защищали, налево шагов триста.

— Я с тобой схожу, — вызвался жрец, — а то мало ли что там, а у тебя руки заняты! Пойду поищу пару мешков!

— Сначала договорим. Купец, куда тебе надо в городе?

— Когда стало ясно, что нас не оставят в покое, я припрятал в домике старого возчика моего отца оружие, доспехи и немного денег. Это недалеко отсюда. Вот только боюсь, что мои недруги ищут меня.

— Тогда завтра вечером пойдём туда все вместе. Днём купим вам коней, подготовимся к отъезду, вечером заберём твои вещи, а рано утром уедем из города.

— Завтра надо попросить, что бы нам мыльню нагрели, — просительно сказал жрец, — Кстати, вот мои деньги, держи, казначей!

Купец привстал с лежанки и тщательно пересчитал данное ему жрецом серебро, отложив одну монету в сторону.

— Фальшивая, — пояснил он, — но хорошего качества. Положу её отдельно, может и пригодится. А тебе вот две монеты, поменяй их на медь. Да и мешки лучше купить, а не найти.

С этими словами он протянул жрецу пару монет. Тот понятливо кивнул и вышел. Купец устроился поудобнее, укрылся одеялом и заснул. Я дождался возвращения жреца и тоже лёг. Проснулся я ближе к вечеру. Жрец уже подготовился к вылазке, ждал меня. Мы положили в подаренные нам городом сумки по мешку и ушли. К месту, где я спрятал саблю, мы подошли, когда уже почти стемнело. Аккуратно опустив руку за бревно, лежащее рядом с домом, я вытащил так понравившееся мне оружие и обмотал его мешком.

— Вовремя мы, — тихо сказал жрец, — ещё немного и пришлось бы искать её впотьмах.

— Выбираемся за стену, - так же тихо ответил я.

Стену восстанавливать ещё не начали и мы легко пробрались через самый большой пролом. Повернув налево, я начал считать шаги. Убитых уже убрали, живых мы не встретили. Башни стояли через сто шагов, заблудиться я не боялся. Тем более, что на этом участке стены только наша башня была выдвинута вперёд. Дойдя до места, я положил свой мешок на землю, отсчитал от башни пятый камень на высоте моей груди и аккуратно вытащил его из стены.

— Откуда ты знал? — прошептал жрец.

— Когда вы меня спускали, он выпал под моей ногой. Я пощупал там, за ним оказалась ниша. Вот я и рискнул спрятать кое что, — говоря всё это, я передал купцу несколько поясов, два кинжала, меч в ножнах и небольшой узелок.

— Ну, Хан, с тобой мы не пропадём! — довольно сказал жрец, — А я думал зря идём!

Узелок я сунул за пазуху, пояса легли в мешок жреца, кинжалы украсили наши пояса. Жрец, изрядно повозившись, кое-как пристегнул ножны с мечом к поясу.

— Какие то здесь застёжки непонятные, — в оправдание сказал он.

— Знаю, я и сам поэтому так долго здесь и провозился, что все заметили.

И мы пошли назад. Шли мы быстрее, оружие придавало уверенности. В "Горячей Подливке" играла музыка, пел какой то менестрель, народ подпевал, размахивая кружками, и мы проскочили на второй этаж незамеченными.

Я постучал в дверь дав раза и ещё три. Купец открыл дверь, как будто стоял за ней. Выглядел он намного лучше чем утром. Первое, что бросилось мне в глаза в комнате, это накрытый стол.

— Я тут заказал, к вашему приходу, кое чего, — пояснил купец, — не внизу же нам говорить о делах.

Я кивнул, мы сложили добычу на пол, жрец даже снял пояс, от которого не хотел отстёгиваться меч, и сели к столу. Купец разлил вино из небольшого кувшина в три кружки и подняв свою, сказал:

— Я пью за то, что оказался среди друзей.

— За это стоит, — подхватил жрец и посмотрел на меня.

Я молча поднял свою кружку.

Как следует закусив, мы убрали со стола посуду попробовали оценить то, что я успел припрятать. Первым делом я достал из за пазухи узелок и вытряхнул его содержимое на стол.

— Кольца, — протянул купец, приподнимая каждое из шести двумя пальцами, — все золотые. Камни средние, но в целом это потянет на тридцать золотых монет.

Он взял тряпку и стал оттирать кольца от бурых пятен, ничего не спрашивая. Пока он этим занимался, мы со жрецом потрошили пояса. Нам достались две золотых, полсотни серебряных и двенадцать медных монет. А к купцу перекочевали ещё четыре кольца.

— Два серебряных, — сказал он закончив осмотр, — одно фальшивое под золото и одно настоящее. И камень в нём приличный. Думаю, так лучше будет сделать: продадим всё это в другом городе.

— Нам нужны деньги на двух коней и на доспехи для нас со жрецом, — возразил я.

— Я что хотел предложить, — протянул купец, — когда я думал, как буду выбираться из города, то придумал кое что. У возчика есть повозка с парой лошадей. Цена ей два золотых. Кого заинтересует бедный купец с одной повозкой, думал я? Ну а сейчас я буду купцом побогаче, с двумя охранниками. Ворота пройдём по одному, а за городом вы присоединитесь.

— А чем торгуем? — спросил я.

— Едем в горы, я там знаю одно место, где хороший уголь можно собрать.

— Хорошая придумка, — улыбнулся жрец, — До ближайшего города дня два пути, доберёмся.

— Согласен, — я принял решение и посмотрел на купца, — теперь всё зависит от тебя.

— Пешком то мне не ходить, — вздохнул купец, — завтра утром и поедем.

— Жрец, унеси вниз посуду, будем ложиться.

— Накрылась мыльня, — заворчал жрец и демонстративно почесался.

— Иди уже! — хором сказали мы с купцом и стали прибираться.

Остатки поясов сунули в мешок, деньги и кольца прибрал купец и спрятал их в свой широкий пояс. Затем он осмотрел пояс жреца, отстегнул ножны с мечом и пояснил:

— Эта застёжка новинка западных мастеров. Вот смотри, нажимаем сюда...

Но я уже не слушал, укладываясь на лежанку и мгновенно засыпая.

Проснулись мы одновременно на самой заре. Быстро собрались и спустились вниз. Саблю я просто засунул за пояс. Вопросов нам не задавали, уходят люди раньше — то их дела. Ветра я заседлал сам, жрец подсадил купца в седло и мы не торопясь. но и не медля отправились забирать добро купца. Утренний воздух был прохладен и я проснулся окончательно.

— Скажи, купец, а твой возчик не мог продать тебя твоим врагам?

— Продать нет, но его могли и не спросить, — придержал коня купец.

— Давайте я первым, — предложил жрец, — Скажу, что хочу купить повозку.

— Возчика зовут Вейс, а присоветовал тебе к нему прийти его друг Кайн, — подключился купец, — в доме кроме хозяина живёт его внук лет четырнадцати. У Вейса левая рука искривлена. Деньги обещай вечером. Цена за всё — две золотые монеты.

Я только головой покачал. Похоже, среди нас троих самая невинная овечка это я. Сделали, как предложил жрец. Мы с купцом спрятались в проулке, а он пошёл за покупкой. Вернулся жрец быстро.

— Засада, — с отвращением сплюнул он, — Четверо. Один выдавал себя за Вейса, даже руку согнуть пытался. Сказал, что уже продал повозку с лошадьми, как будто я её во дворе не разглядел. Купца он точно в лицо знает, на мою рожу только раз взглянул.

— Уходим? — спросил я.

— Нельзя, — коротко ответил купец, — Этот человек честно служил нашей семье, надо ему помочь.

— Да и поспрошать стоит, где нас ещё ждут, — согласился с ним жрец, — к тому же деньги купца жалко.

— Хорошо, — согласился я, — но надо сделать всё тихо.

— Мы зайдём во двор с другой стороны, — стал объяснять купец, — дорогу я знаю. Нападём на них сзади.

Я протянул ему свой кинжал, жрец отдал свой.

— Жди меня здесь, — приказал я и пошёл к проходу.

— Ты кому из нас это сказал? — уточнил жрец.

— Ветру, — коротко ответил я, — он тут не пройдёт. И сумки ему оставьте, он присмотрит.

— Так он же лошадь!

— Он мой конь, — отрезал я, — и понимает не хуже чем ты.

— Прости, я как то забываю, что ты степняк, — примирительно пробормотал жрец, — вы же с конями как с братьями общаетесь!

— Сейчас не время, но позже я расскажу вам нашу легенду о Матери Табунов, — принял я его извинения, — а теперь идём молча!

И мы пошли. Кое как протиснувшись между заборов, мы свернули направо и пройдя шагов сто, дошли до нужного нам места.

— Сейчас в дыру в заборе протиснемся и окажемся за конюшней, — тихо сказал купец, — Идём влево и сразу за конюшней поворачиваем направо.

Жрец шёл первым, я за ним. Он аккуратно выглянул из за угла, но в проходе между сараем и конюшней ничего было не разглядеть. Вытащив меч, жрец начал аккуратно протискиваться между стенами. Я достал саблю и последовал за ним. Уже у самого выхода, жрец споткнулся и буквально вывалился во двор. Я выскочил вслед за ним и увидел как от ворот к нам бегут два человека. У обоих в руках были большие ножи. Жрец, поднявшись с земли, бросился на них, а я, отбежав несколько шагов от сарая, резко развернулся, прикрывая ему спину. От крыльца дома ко мне неспешно приближался здоровый малый с дубинкой в руке. Четвёртый даже не встал с лавочки у стены дома и оружия в его руках я не заметил. Судя по крикам, жрец уже сцепился со своими противниками. Я сделал ещё пару шагов в сторону, подставляя идущего на меня громилу под кинжалы купца. Тот не подвёл, и блеснувший на солнце кинжал глубоко вошёл в ногу моего противника. Он упал, взвыв от боли и выронив дубину, а я ударил его в шею. Быстро развернувшись, я увидел, что жрец уже убил одного из нападавших и активно теснил второго к воротам. Затем я посмотрел в сторону сидящего на лавочке. К нему шёл купец, держа кинжал метательным захватом.

— Получи! — раздался крик жреца и мы уже втроём подошли к дому.

— Даже не встанешь? — угрюмо спросил купец.

— Умеешь ты друзей находить, — тяжело дыша ответил сидящий на лавке человек, — Вот и возчик твоего отца за тебя на смерть пошёл, и меня ударить вилами успел.

Он откинул полу своего плаща и мы увидели, что бок его перевязан намокшими от крови тряпками.

— Знаешь его? — спросил я.

— Бывший друг, с детства вместе. Что же тебе пообещали? — обратился Купец к раненому.

— Двадцать золотых монет. Я бы хозяином стал, а не охранником при твоём караване!

— И кто обещал? Не молчи, крови мы не боимся, всё равно всё узнаем.

— Да тот же, кто тебя сделал городским рабом. Секретарь магистрата.

— Где меня ещё ждут?

— На пепелище твоего бывшего дома. А твои друзья знают, что у тебя есть Слёзы Севера?

— Конечно знаем, — не моргнув глазом ответил жрец.

— Вейса с внуком вы убили? — продолжил допрос купец.

— Это возчика что ли? Да, поторопились немного. Внучка его только попинали, он в конюшне лежит.

— Я посмотрю, — вызвался жрец и ушёл.

— Не убивайте меня, а? — попросил раненый.

Мы промолчали. Зачем говорить об очевидном.

Вернулся жрец, поддерживая мальчишку лет четырнадцати.

— Степняк, — обратился он ко мне, — надо лошадей вывести, волнуются они.

Лошадей пугало тело возчика, лежавшее на самом проходе. Я оттащил его и вывел лошадей на свет. Ну и куда их здесь вести? В маленьком дворе лежало четыре тела. Выбрав место у ограды я привязал лошадей и вернулся к своим людям. За то время, пока я возился с лошадями, во дворе появился пятый труп.

— Без моего разрешения больше никого не убивать, — с нажимом сказал я.

Глава 7

Обычный мальчишка.

— Я бы всё равно это сделал! — выкрикнул он.

— Ты не мой воин, делай что хочешь, — равнодушно ответил я и начал отдавать приказы, — Купец, собирай свои вещи. Жрец, приберись во дворе и помоги купцу. Я схожу за Ветром.

Ветер стоял, где я его и оставил. Прихватив сумки, я повёл его к двору возчика. Заглянув в калитку, я увидел как жрец тащит последнее тело в сарай, купец натягивает тент на повозку, а мальчишка запрягает лошадей.

— Никого не пускать! — приказал я Ветру и вошёл во двор.

Жрец уже начал помогать купцу, мальчишка продолжил шустро доделывать свою работу. Закончив с тентом, купец ушёл в дом, жрец в сарай, а мальчишка подошёл ко мне.

— Хан, — дрогнувшим голосом обратился он ко мне, — позвольте мне пойти с вами. Клянусь, я не подведу, а твоё слово станет для меня законом.

Оставлять его здесь в любом случае нельзя. Мальчишка крепкий, деда потерял, убил своего первого врага, держится из последних сил, но глаз не прячет. Да и младший воин в отряде всегда пригодится.

— Пока побудешь возчиком. Возьми из дома то, что считаешь нужным, но что не станет обузой в дороге. Жрец тебе поможет. Деньги, если есть, отдашь купцу, он наш казначей.

Подошедший жрец приобнял парня за плечи и повёл в дом.

— Перво-наперво деньги надо брать, — начал поучать он мальчишку, — потом оружие, затем еду. Ну и из одежды понятно чего-нибудь. А остальное воину без надобности.

В этот момент из дома вышел купец с мешком за спиной. Увидев кивок жреца, широко улыбнулся и подошёл ко мне.

— Благодарю, Хан! Кроме деда у него никого не было. Займём его делом, вот он и не будет так убиваться.

— Мы сильно задержались тут.

Купец посмотрел на солнце.

— Верно. Но я своё уже собрал, дед тайник не выдал. Доспех одевать пока не буду, нет сил его таскать.

Тут из дома вышел жрец с тяжёлым на вид мешком и мальчишка с большой сумкой. Жрец потащил мешок в повозку бормоча, что теперь точно с голода не помрём. Мальчишка принёс сумку и опять ушёл в дом. Вернулся он достаточно быстро, одетый в кожаную куртку, плотные холстяные штаны, заправленные в кожаные сапоги и любимую шляпу возчиков с широкими полями. В ножнах на поясе висел кинжал возчиков — серьёзное оружие в умелых руках. Из фургона выбрались наконец довольные купец со жрецом.

— Повозка была готова к дальней поездке, — пояснил купец, — в ней уже лежит всё, что нужно для дороги.

Он явно еле стоял на ногах.

— Садитесь в неё втроём, — поторопил я свой отряд, — я еду за вами. Правит пусть младший. Вы спрячьтесь. Когда будете выезжать из двора, остановитесь, я наши мешки к вам закину и свою саблю, чтобы воротная стража не придралась.

Я ехал в шагах тридцати за повозкой. Солнце уже стояло высоко, хотелось есть. К воротам мы подъехали в полдень, выстояли небольшую очередь и были пропущены без досмотра. Мне пришлось показать грамотку, но на неё только небрежно взглянули. Отъехав от ворот шагов сто, я нагнал свой маленький отряд и поехал первым. Вскоре дорога пошла через лес. Разглядев полянку недалеко от дороги, я решительно свернул в её сторону. Обговорить предстояло многое, поэтому я расседлал Ветра, протёр его шкуру пучками травы и посмотрел, чем заняты мои люди. Купец лежал на одеяле и был бледен. Мальчишка уже разжёг костёр и прилаживал котелок над огнём. Жрец ему помогал. Поймав мой взгляд он бодро пояснил:

— Купцу надо отлежаться. Мы пока кашу с мясом наладим, горяченького поедим.

Я подошёл к купцу и присел рядом с ним.

— Всё хорошо, — улыбнулся он, — слабый я только.

— Остаёмся здесь на ночь, — решил я, — поедим, поговорим.

Заглянув в повозку, я вытащил свою саблю и засунул её за пояс. Затем подтащил седло к лежащему купцу и сел на него. Жрец закончил возиться с котелком, оставил мальчишку поддерживать огонь, и, прихватив из повозки второе одеяло, устроился рядом с нами.

— Нам нужны две лошади, броня для меня и жреца, ножны для моей сабли. Где всё это можно купить, не слишком отклоняясь от нашего пути?

— Ещё для вас двоих нужна одежда, ну и кое что для нас всех, — согласился купец, — Денег хватит. Город, где всё это можно купить, находится в дне пути отсюда. Выйдем завтра рано утром — к вечеру доберёмся.

— Побудем там дня два-три, — решил я, — заодно отдохнём. Хорошо бы в охрану каравана наняться, если будет по пути. Доберёмся до степи, мне пару дел надо закончить. Потом людей наберём. И дальше на восток пойдём.

— Далеко? — спросил жрец.

— Пока вы не скажете, что этих людей вам не жалко.

— Значит до восточной сатрапии, — мечтательно улыбнулся купец, — всегда хотел там побывать.

— А! — сообразил жрец, — У тебя, Хан, значит своих земель нет.

— А если бы и были? Пошёл бы своих резать?

— Ну это дело ясное, — вздохнул жрец.

— Удастся набрать денег, выберем место поспокойнее и там поселимся.

— Лучше в южных герцогствах, — купец даже привстал с лежанки, — они за деньги дают подданство. Жить можно у тёплого моря, язык у них похож на наш, городов много, театр почти в каждом городе.

— Т-е-а-т-р, это что такое? — заинтересовался я незнакомым словом.

— У вас певцы, сказители перед народом выступают?

— Конечно!

— А театр, это специальный дом, где обученные люди, их называют актёрами, выступают перед зрителями, которые сидят на стульях. За вход берут деньги, поэтому актёры очень стараются. Говорят, театр давным-давно придумал один южный правитель, его столицу даже называли культурной столицей мира. Об этом есть книги-рапи, по имени этого самого правителя, но стоят они столько, что не каждый герцог может их купить. Один король даже похвалялся, что у него есть целых три таких книги, и все ему завидовали.

— Мне понравился твой рассказ, — задумался я, — Сколько надо денег, что бы там поселиться и жить безбедно? Пять тысяч золотых нам хватит?

— Десять тысяч на каждого.

Я задохнулся.

— Да нам их просто не провезти такое количество золота по всем землям!

— Мы купим на них камни! — как о чём-то давно задуманном сказал купец.

— Самое время поговорить о камнях, — вставил своё слово жрец, — так что там со Слезами Севера?

— У меня не осталось ни одной, — горько сказал купец, — то что я вам о них рассказал — правда.

Он закрыл лицо руками. Мы со жрецом ждали, когда он справится со своим горем. Вот ведь — жил человек, и неплохо жил, но захотел богатства и лишился всего и всех близких.

— Второй раз не побоишься обрести сокровища? — наконец спросил я.

— Пусть только попадутся мне в руки! — выдохнул купец.

— Кашевар, — принюхался жрец, — у тебя там каша не подгорела?

— Только с того бока, что ты есть будешь! — бойко ответил мальчишка, — Для остальных каша готова, прошу к костру!

Мы ели горячую кашу и жмурились от удовольствия. Мальчишка приготовил полный котелок, но и мы старались. Последним, с сожалением заглянув в опустевший котелок, отвалился жрец. Какое-то время все молчали. Затем со стоном поднялся жрец, и отправил мальчишку мыть котелок в ручье с наказом не подходить, пока не позовут. Когда он безропотно ушёл, я сел к костру и тихо сказал:

— Я никого не хочу неволить.

— А я никого не хочу потерять, — отозвался жрец, — Я в такой компании вообще в первый раз! И деньги я первый раз из рук выпустил, даже не думая о них.

— Мне вы жизнь спасли, — присоединился к нему купец, — хотя ничего должны не были.

— Садитесь к костру, — начал говорить я, вспоминая рассказ деда, — он как раз прогорел, большое пламя и не нужно. Распахните одежду на груди. Кладём руки друг другу на плечи.

Затем я закрыл глаза и начал читать заговор на круг доверия для троих:

— Друг другу на плечи мы руки кладём

Клянёмся горящим пред нами огнём

Отныне мы вместе, как братья, втроём

Теперь друг для друга мы только живём

Я открыл глаза и увидел изменившее цвет пламя костра. Белое и яростное на уже прогоревших дровах. Порыв ветра взметнул искры костра и три из них закружились над нами, а затем, разделившись, подлетели к каждому из нас. Дальше я следил только за своей. Приблизившись к моей коже, искра тихо вошла в меня и я почувствовал тепло, разливавшееся по телу. Пламя костра из белого и яростного опять стало оранжевым и начало гаснуть. Я опустил руки и встал.

— Имя, данное мне при рождении, не принесло мне удачи. Я беру имя, которое дали мне вы. Зовите меня Ханом.

За мной встал купец.

— Мне нравилось моё имя, но слишком многим оно не по душе и я должен назваться по другому. Зовите меня Торгаш. Под этим именем меня точно не будут искать.

Настала очередь жреца.

— Моё прежнее имя осталось в прежней жизни. Говорят, далеко на юге жрецов зовут браминами. Вот и моё имя пусть будет Брамин.

— Здравствуйте, братья Торгаш и Брамин.

— И тебе здравствовать, брат наш Хан.

Обряд закончился, мы сели к почти погасшему костру и подкинули в него веток.

— Кстати, — спохватился я, — а мальчишку как звать?

— Дадим ему возможность выбрать имя, — предложил Торгаш.

— И он назовёт себя Великий Воин, — поморщился Брамин.

— Вот заодно и проверим, насколько он умён.

Брамин ушёл звать нашего возчика.

— Он хороший человек, — улыбнулся Торгаш, — Ты теперь стал Ханом, вот он и нашёл того, о ком заботиться.

— Он такой, — согласился я, глядя на то, как хороший человек тащит мальчишку к костру за ухо.

— Вы поглядите на него, — Брамин отпустил наконец ухо и пинком подтолкнул малого к костру, — подкрадывался к костру как бывалый егерь!

— Егерь, говоришь? — со значением протянул Торгаш.

— Так это, — Брамин посмотрел на меня и улыбнулся, — толково!

— У меня отец егерем был, — потёр ухо мальчишка, — браконьеры убили.

— Будешь Егерем, младшим воином в нашем отряде, — я взглянул на темнеющее небо, — Пора ко сну готовиться. Ветер посторожит, можем спать спокойно. Только оружие под рукой держите. Торгаш и Егерь в повозке, мы снаружи.

Проснулся я рано утром, почувствовав гарь от костра. Мальчишка развёл его на краю поляны, подальше от нас. Над костром уже висел котелок. Я махнул ему рукой, встал и пошёл здороваться с Ветром. Светало. К тому времени, когда наш завтрак был готов, мы успели умыться и подготовиться к отъезду. Торгаш чувствовал себя лучше, чем немало нас порадовал.

Плотно поев, мы покинули гостеприимную полянку и неспешно двинулись в сторону нужного нам города. Я ехал впереди, внимательно осматривая места, подходящие для засады. Не то чтобы я ждал беды, но, как говорил мой дед: Воин всегда настороже, даже если его конь спокоен. Пару раз навстречу нам попадались торговые караваны. Согласно обычаю, мы обменивались новостями. Я рассказывал, что война закончилась, а обрадованные купцы сообщали нам, что дорога впереди безопасна. За день мы до города доехать не успели. Ближе к вечеру Торгаш предложил остановиться отдохнуть на постоялом дворе. Мы неплохо закусили и решили переждать ночь здесь. Егерь ночевал в повозке, а мы сняли две комнаты. Вернее, Торгаш снял, а я о том, что буду спать один в лучшей комнате, узнал уже после того, как мы поели и помылись в местной мыльне. Деньги были отданы, так что слова не имели смысла. Мудрые люди говорят: Зачем спорить о том что уже сделано и не может быть изменено? Выспались мы отменно, выехали на заре и рано утром подъехали к городским воротам. Торгаш прекрасно изобразил мелкого купца, а мы его охрану. Егерь и так смотрелся заправским возчиком.

Первым делом мы отправились покупать коней. Оставив повозку под охраной Брамина и Егеря, мы с Торгашом неспешно прошлись по рядам. Мне очень понравился один серый жеребец, но, поговорив с ним, я узнал, что его хозяина убили и он по нему отчаянно грустит. Неплох был и гнедой, которого продавал старый дед, но ему не понравился Торгаш, так что и его мы не купили. В конце концов моё внимание привлекли два рыжих хулигана-трёхлетки, задиравших друг друга. Когда я подошёл к ним, они покосились друг на друга и тот, что стоял слева, сделал вид, что хочет меня укусить. Но я мысленно прикрикнул на него и он замер. Люди Стен назвали бы это магией, мы же верим в то, что возможность говорить с конями нам подарил общий предок. Заинтересовавшие меня звери оказались братьями-двойняшками, что бывает один раз на десять тысяч, а то и реже. К тому же они были крепкие и здоровые, что случается чуть ли не раз в поколение. Понимали они меня отлично, изъянов у них не было, настала очередь торговли. С сомненьем оглядев пару ещё раз, я уступил место Торгашу.

— Купить обязательно, — прошептал я ему и пристроился у него за правым плечом.

— Сколько просишь за этих двух недомерков? — с сочувствием обратился Торгаш к продавцу.

— Зачем сразу товар ругать? — забеспокоился плотный мужчина, одетый по моде городских чиновников, — Хорошие лошадки! Купец один разорился, вот его имущество город за долги и продал.

— И сколько же монет ты выбросил зря? — покачал головой Торгаш.

— А тебе плохие лошадки на что? — с насмешкой спросил продавец.

— У меня большая псарня в поместье, мясо нужно, — с улыбкой ответил Торгаш, — Да пока его довезёшь, по жаре нынешней, пропадёт, а это и само дойдёт. Ну, хотя бы до половины пути. Так сколько просишь?

Сторговались они на десяти золотых за обоих вместе с седловкой. Мы привели нашу покупку к повозке, где братья решили, кто к кому пойдёт. Конь Брамина согласился на имя "Вихрь", а скакун Торгаша на "Шторм". Ветер свысока посмотрел на обоих и отвернулся. Покупка одежды для меня с Брамином времени заняла намного меньше. Переодевшись в фургоне, мы пошли покупать недостающие доспехи и ножны для моей сабли. Ножны нашлись в первой же лавке и я с удовольствием повесил их на пояс. Сабля осталась в фургоне, но носить ножны в руках мне не хотелось. В этой же лавке Брамин углядел доспехи конной пограничной стражи и тут же заявил, что ничего другого он и не хотел. Я же для себя долго ничего не находил. Только в четвёртой по счёту лавке мне приглянулся кожаный доспех с кольчужной подстёжкой. Продавец с улыбкой матёрого степного волка назвал цену. Услышав её, мы с Брамином не сговариваясь развернулись и пошли за Торгашом.

— Хан, — Брамин был очень серьёзен, — лавочник просит много, но доспех стоит раза в три больше. Я видел такой на нашем тысячнике. Это работа гномов.

— Думаешь? — поразился я, прибавляя шаг, — Вопрос в том, есть ли у нас такие деньги вообще. Не забывай, наш путь далёк, так что пусть решает Торгаш.

Завидев нас, Торгаш очень обрадовался:

— Я договорился с караваном, что идёт в нужную нам сторону. Две недели пути, нас будут кормить и по десять серебряных монет каждому. Уходим через час от главных ворот.

— Торгаш, — заговорил я так, что бы никто не слышал, — Там продают кожаный доспех, возможно с гномьей кольчужной подстёжкой. Хозяин просит тридцать золотых.

— Покупаем, — тут же решил Торгаш, — его всегда можно продать много дороже, если денег вообще не останется. Я беру коня, рассказывайте где лавка, встречаемся у ворот.

Брамин пустился в объяснения, я же отошёл к повозке, изо всех сил стараясь не показать своё нетерпение. Наконец Торгаш ушёл и мы неспешно проследовали в сторону ворот. О доспехе мы не говорили, боясь спугнуть удачу неосторожным словом.

— Этот человек..., — начал купец.

— Хан прав, — перебил его жрец.

— Его убил мальчишка.

— Ты должен был помешать.

Купец глубоко вздохнул и склонил голову:

— Прости, Хан. Я всё понял.

Я перевёл взгляд на мальчишку.

Глава 8

Торгаш догнал нас у самых ворот. Караван уже трогался, и недовольный купец поставил нашу повозку замыкающей. Не менее недовольный начальник охраны процедил:

— Сегодня ночью дежурите в последнюю стражу.

Это значит перед рассветом, когда спать хочется больше всего.

— Следите за хвостом каравана, доспехи можно не надевать, тут места спокойные, — брюзгливо добавил он и отвернулся.

Торгаш отцепил от седла большой мешок и передал его Егерю, правящему повозкой. Проехав ворота, мы взяли у Егеря оружие и, отстав от нашей повозки шагов на двадцать, наконец смогли поговорить.

Торгаш был очень доволен.

— Купить дорогую вещь за гроши у случайного владельца — это не плохо. Но купцы этим не хвалятся. Приобрести же такую вещь у купца — это показать самому себе что ты мастер. Этот недостойный стоять за прилавком ничтожный торговец не смог определить гномью работу!

— Доспехи делали у нас в степи, — не согласился я, — Да и кольчуга на первый взгляд самая обычная. Кстати, Брамин, а ты как понял, что это не простая вещь?

— По весу. Слишком лёгкая.

— Не буду вас утомлять всеми способами определения гномьей работы, — развеселился Торгаш, — скажу только, что денег у нас осталось совсем мало. В первом же городе надо продавать твою добычу, Хан.

— И в мыльню не сходили, — вздохнул Брамин, — что ты так зацепился за этот обоз?

— Я слышал о его хозяине, — стал серьёзным Торгаш, — слово своё он держит. Двигается в нужную нам сторону. Ещё и платит. Всё что мы хотели купить...

— Да понимаю я всё, — перебил его Брамин, — и то, что чем дальше уберёмся, тем лучше. А передохнуть всё одно надо. Тюрьма, войско, драки, бежим вот, как загнанные волки, — отдых нужен. Не для тела, для сути нашей. Успокоиться, подумать как следует, договориться, что другим о себе сказывать будем. Мыльня вот опять же.

— Так и сделаем, — решил я, — закончим с караваном, продадим добычу и встанем дня на два на хорошем постоялом дворе. Торгаш, сколько сейчас у нас денег?

— Мало.

— Вот скареда! — восхитился Брамин, — Как у реки какой-нибудь встанем, специально за водой к тебе приду!

— Не дам! — тут же свирепо отозвался Торгаш, — В реке возьмёшь!

— Мне шлем нужен, — остановил я дружескую перебранку.

— Верно, — моментально стал серьёзным Торгаш, — проеду-ка я по каравану, может чего и найду.

Вернулся он достаточно быстро и протянул мне простой открытый шлем, островерхий и поцарапанный в нескольких местах.

Я надел его, подвигал головой и кивнул Торгашу. Пока сойдёт и такой.

На днёвку мы остановились на перекрёстке дорог, у колодца. Одновременно сюда подошли с десяток обозов и организовали импровизированный торг. Начальник охраны, посмотрев на кричащих и размахивающих руками продавцов, приказал всем надеть доспехи. Всё же предосторожность оказалась излишней, товары поменяли владельцев по взаимному согласию и все разъехались довольные собой и друг другом. Оставшуюся часть дня мы так и ехали в хвосте каравана, но уже в доспехах. И только к вечеру наш обоз свернул к постоялому двору.

Торгаш, договариваясь о нашем найме в последний момент, согласился с тем, что еду мы готовим себе сами и из своих продуктов. Так что, пока Егерь возился с лошадьми, Брамин соорудил очаг, срубил засохшее дерево и поставил на огонь котелок, заверив нас, что похлёбка будет выше всех похвал. Он то помешивал в котелке длинной ложкой, то что-то подсыпал туда, вдохновенно напевая под нос какую-то песню, не собираясь отвлекаться от своего занятия ни на миг.

Начальник охраны подошёл к нам, когда от котелка потянулись первые волнующие запахи.

— Отдыхайте, — кивнул он, — когда надо — вас разбудят. Вместе с вами будут караулить ещё двое. Оружие держите под рукой всю ночь.

Отказавшись от приглашения отужинать с нами, он ушёл.

Запахи становились всё завлекательней, а воздух всё холодней и мы собрались у временного очага. Стемнело.

— Совсем малость осталось, — улыбнулся Брамин, — так-то я, чтобы очень, готовить не умею, но в походном очаге толк знаю.

— Я тоже умею! — гордо заявил мальчишка, — Не хуже тебя!

— Мы все что-то можем, — не стал с ним спорить Брамин, — но...

В этот момент от нашей повозки донёсся какой-то шум и злое ржание Ветра. Я вытащил саблю и сделал три шага к повозке. Справа от меня пристроился Торгаш, слева Брамин. Меня порадовало, что они не кинулись к повозке, а приготовились сражаться.

— Егерь, охраняй похлёбку, Торгаш, сделай факел и догоняй нас, Брамин, идёшь со мной, — говоря всё это я обогнул повозку и пошёл на возмущённое фырканье Ветра.

Догнавший нас Торгаш поднял горящую ветку повыше и засмеялся. Какой-то бродяга побеспокоил моего друга, что ему крайне не понравилось. Ветер сбил его с ног и придавил копытом к земле. Мы подошли поближе. Откуда-то вынырнул начальник охраны и недовольно бросил:

— Правильно говорят: «Лучше разозлить собаку горца, чем коня степняка!». Прикажи своему зверю отпустить бродягу!

— Это не бродяга. Посмотри, одежда грязная, а волосы чистые.

— Точно, Хан! Сам он босиком, а ноги не сбитые, — добавил Торгаш.

— И не пахнет от него, мылся недавно, — принюхался Брамин, — от бандитов соглядатай, не иначе.

Мужик дёрнулся, но Ветер только сильнее прижал его к земле.

— И не поспоришь, — задумчиво протянул наш начальник, — Хан, ты своего коня давно мясом кормил?

— Вы это бросьте, — захрипел мужик под копытом, — у вдовушки одной почитай дней пять жил, отмылся вот. Заблудился я в темноте, а тут этот как наскочит!

— Дом её покажешь?

— Так то было в соседнем селе, ушёл я от неё, больно уж она страшная!

— Нешто и одежду она тебе постирать не удосужилась? — вдруг разозлился Брамин, — Да первое дело умыть, накормить, постирать, а то и из мужниной одёжки чего получше дать! Ты на вдовушек не наговаривай, нету среди них ни одной, что в грязных портках за стол пустит!

— Дело говоришь, — кивнул начальник охраны, — Сейчас ноги ему в костёр засунем, послушаем, что скажет.

Он кивнул подошедшим охранникам, те подхватили мужичка и поволокли его к своему костру.

Я похвалил Ветра, дал ему на ладони кусок хлеба, который специально прихватил с собой. На всякий случай проверив повозку, мы вернулись к костру и принялись за похлёбку. Когда ложки заскребли по дну котелка, к нашему костру подошёл начальник охраны. Подсел к огню, принял от меня чашку холодного травяного настоя.

— Это воры, а не бандиты. Хотели ночью украсть что получится. Их осталось трое, вряд ли полезут. Они все местные, про бандитов и слыхом не слыхивали.

— Могут попробовать друга освободить.

— Не думаю, Хан. Не те они люди. Под утро вас разбудят, караулите от вашей повозки до ограды.

— Мы ляжем здесь, у костра. Ветер будет сторожить повозку, к нему лучше не подходить.

Начальник охраны кивнул, аккуратно поставил пустую чашку у огня и ушёл.

Ночь прошла спокойно.

Так же спокойно прошли и остальные дни нашей службы. Добравшись до конечной цели своего маршрута, купец честно с нами расплатился и предложил постоянную работу в его охране. Мы отказались и отправились искать приличный постоялый двор. Город был большим, нашлось в нём и то, что мы искали. Лошади заняли свои места на конюшне, повозка нашла своё место на обширном дворе, вещи были сложены в наших комнатах. Номер мне понравился. За крепкой дверью была прихожая, из которой две двери вели в две небольшие одинаковые комнаты. Егерь занял прихожую, Брамин с Торгашом одну каморку, а я другую.

Оставив Егеря охранять наши покои, мы пошли в мыльню при постоялом дворе, заплатив за всё помещение. Я вымылся быстрее всех и сменил Егеря. Он вернулся вместе с Торгашом, а ещё через какое-то время прибежал Брамин, сказал, что придёт утром и исчез. Вернулся он к завтраку, который мы заказали в наш номер, не опоздав ни на миг. Закончив есть, мы позвали служанку и она унесла посуду.

— Первое утро, когда никуда не надо бежать, — начал я, — пора принимать решения.

— Да чего уж там, решили так решили, — махнул рукой Брамин, — передохнём и в путь!

— Деньги нужны, продать надо, что лишнего осталось — остановил его Торгаш, — но так, что бы не приметили, сколько денег у нас. Я вот что думаю, предложим товар купцу, которого мы охраняли. Он здесь чужак, как и мы, договоримся.

Оставив Егеря в номере, мы, прихватив добычу, отправились искать купца. Он встретил нас приветливо и после короткого, но яростного торга с Торгашом, купил всё за двадцать две золотых монеты. Дёшево, но вряд ли в этом городе мы смогли бы выручить больше. Шесть золотых мы потратили на арбалет и три десятка болтов. Покупка предназначалась для Егеря. Еду мы купили прямо на постоялом дворе.

Вечером все вместе окончательно решили, что прямо с утра двигаемся дальше. Особенно настаивал на этом Брамин, внимательно прислушивавшийся к шагам в коридоре.

— Что ты там опять натворил? — не выдержал я.

— Да так, что бы прямо натворил, без этого обошлось, — заскучал Брамин, — но женщины такие странные! Эта, например, решила, что мы должны пожениться!

— Он ей сказал, что в этом городе будет пост сотни пограничной стражи, а он и есть сотник, что приехал с магистратом договариваться! — хихикнул Егерь.

— Да откуда тебе знать! — разозлился Брамин, — Подсматривал за нами?

— Вовсе нет! Она тебя днём искала, вместе с тремя братьями. К нам тоже стучала, пищала так смешно "И где ты, мой сотник? Я ведь на тебя управу в магистрате найду!"

— Знаешь, — задумчиво произнёс Торгаш, — был у меня буйный жеребец, так вот...

— Даже не начинай, — пригрозил Брамин, — Бывало соберёмся на заставе, так тоже, кто про коня, кто про собаку свою, а один даже про петуха такое рассказывать пробовал! Я уж их и словами. и кулаками вразумлял, всё без толку!

Крупных городов на пути больше не было. Нам предстояло только проехать через тот город, где меня продали в первый раз. Двигались мы не спеша, на привалах учили Егеря стрелять из арбалета, сходились в поединках между собой, показывая известные приёмы, да ещё я обучал рыжих жеребцов — хулиганов. Мы узнавали сильные и слабые стороны друг друга, много тренировались, наш отряд становился сильнее день ото дня.

Достигнув города, мы остановились там передохнуть, а может быть и набрать нескольких человек в отряд. Я прикинул, что нужны два десятка опытных воинов. Брамин и Торгаш возглавят десятки, а я стану во главе отряда. Каждый десяток должен иметь свой воз и возчика с арбалетом. Об этом мы и говорили вечером на постоялом дворе.

— Людей надо брать разных, — убеждённо говорил Брамин, — что бы не сговорились. Наших из разных городов, а степняков... Хан, а степняки тоже разные?

— Ты даже не представляешь насколько.

— Значит и степняков разных!

— Это разумно, — поддержал его Торгаш, — а ты что думаешь, Хан?

— Десяток всадников у нас набрать проще, чем встретить ветер в степи. Особенно молодых и глупых, каким и я был год назад. Но как набрать людей здесь, я не знаю.

— Надо будет поискать среди наёмников, в бедных кварталах потереться, я этим завтра займусь, — Брамин почесал в затылке, — Вроде как в этом городишке осел кое-кто из наших, поспрошаю.

— Я посмотрю среди охранников караванов, — вызвался Торгаш, — да и мелких купцов может сговорю.

— Решено, — закончил я наш совет, — если кого найдёте, пусть подходят сюда после полудня.

Сам же я рано утром отправился на рабский торг. Тех, кто привёз меня сюда в оковах, я не встретил. Не было знакомых лиц и среди рабов. Один из торговцев нехотя ответил на мои расспросы, рассказав, что со степью мир, Великий Хан запретил набеги. Это меня насторожило. Мелкие набеги всегда останавливают перед большим. Надо было успеть перейти степь и выйти к границам восточных сатрапий до начала войны. Я вернулся на постоялый двор и занял отдельную трапезную для разговора с новобранцами.

Первым пришёл сияющий Брамин. Он привёл троих ветеранов пограничной стражи. Лично он знал только одного, но готов был поручиться за всех. Представившись (все трое в прошлом были простыми стражами), они приняли моё приглашение и сели за стол.

— Что вам сказал и пообещал Брамин? — спросил я ровным спокойным голосом.

— Мы такие же почитатели Духа Удачи, как и он, — ответил старший из них, — По его словам, ты отмечен тем, кому мы поклоняемся. И больше не будем об этом, нет ничего проще, чем потерять его благосклонность. В остальном — у нас будет обычный сборный отряд в два десятка, каждому десятку треть от доходов, треть тебе, как и право первого выбора. Воз у меня есть, возчиком пойдёт мой сын. В набег идём далеко от наших мест, значит со своими не воюем.

— Завтра утром, как рассветёт, встречаемся у северных ворот.

Стражи встали, вежливо склонили головы и ушли. Брамина я посадил рядом с собой и приказал ему не отходить от меня ни на шаг. Он горестно вздохнул, попробовал завести разговор «об одной милой вдовушке, которую совершенно случайно встретил на рынке», но я осадил его взглядом и он замолчал.

Торгаш тоже привёл троих. Они вели себя почтительно, но цену себе знали. Увидев меня, они отказались сразу, даже говорить не стали. Вежливо поклонились, развернулись и ушли. Торгаш тяжело вздохнул и тоже ушёл. Вернулся он неожиданно быстро и привёл с собой пять человек, трое из которых были в повязках.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Это охранники караванов, — пояснил Торгаш, — На их обоз напали, они защищались как могли, но половину возов разграбили. Купец обвинил их в невыполнении договора, денег не дал да ещё и ославил в городе. Согласны пойти с нами.

— Садитесь, — пригласил я их, — меня зовут Хан.

Дождавшись, пока они сели, я посмотрел на того, что был в лучших доспехах.

— Сколько вас было?

— Пятнадцать.

— А разбойников?

— Это не разбойники, — устало ответил воин с перевязанной правой рукой, — это дружина какого-нибудь барона. Их было около двадцати. Одинаковая броня, похожее оружие, лошади.

— И они оставили вас пятерых в живых?

— Нас оставалось девять, все на ногах, хотя двое и умерли позже, а раненого с нашим лекарем мы пристроили здесь в одном доме.

— А вы не ранены? — я посмотрел на их повязки.

— Пусть вас не смущают наши повязки, мы уже можем сражаться. Это всё наш лекарь, требует, что бы мы их не снимали.

— Скольких вы убили?

— Не знаю наверняка, на лошадях их оставалось пятнадцать. Половина каравана уже ушла вперёд, мы подожгли воз с маслом на дороге и отправились догонять обоз.

Я бы сделал тоже самое. Они не потеряли половину обоза, они половину обоза спасли.

— Вы говорили о своём лекаре.

— Он такой же воин как и мы, но хорошо понимает в лекарском деле. Он пойдёт с нами, если вы нас возьмёте.

— Значит вас шестеро.

— Семеро. Своего друга мы не бросим.

— Мы не можем ждать, — с сожалением покачал я головой.

— Наш лекарь говорит, — заторопился один из охранников, — ему надо быть в покое всего два дня, а потом он может ехать в повозке, дней через пять уже будет в седле.

— Хан, — заговорил воин с перевязанной правой рукой, — вся первая добыча — твоя. Возьми нас.

Я бы взял их и так. Дружная команда да ещё и с лекарем. Но он предложил сам.

— Две добычи, ведь денег у вас нет даже на еду.

— Одну, Хан, и мы поклянёмся тебе в верности.

— Торгаш, бери Егеря и повозку, иди с ними, купи всё, что нужно. Дашь им еды на два дня, остальное привезёшь сюда.

Первый десяток, похоже, набран.

Глава 9

Через два дня мы выезжали из городских ворот. Две повозки, двенадцать всадников, привязанная к одному из возов лошадь. Повязок на бывших охранниках не было, да и вообще, смотрелись мы внушительно. Пятнадцатый воин моего отряда (двух возчиков с арбалетами я тоже считал бойцами) лежал в повозке. Как раз по его поводу я и беседовал с лекарем.

— Не тревожься, Хан, Рыжий уже выздоравливает.

— Мне не сказали, что он остался без глаза.

— Удар пришёлся по голове, шлем выдержал, а меч разлетелся на несколько обломков. Один из них и попал в глаз. Мне не раз приходилось видеть одноглазых охранников, они были ничуть не хуже других.

— Как твоё имя?

— Лекарь, Хан. Я и раньше скрывал своё имя, а уж теперь, когда мы идём грабить, оно и вовсе ни к чему.

— Мы идём в набег.

— Чтобы грабить.

— Ты всегда дерзишь тому, кто возглавляет отряд? — повысил я голос.

— Правда ещё никому..., — высокомерно начал Лекарь, но договорить не успел, поскольку мой кулак в кольчужной перчатке вышиб его из седла.

— Кто-то ещё желает проверить, стерплю ли я дерзость? — как можно спокойнее поинтересовался я, разворачивая коня и не торопясь оглядывая остановившихся всадников.

Все молчали. Брамин и Торгаш подъехали ко мне с двух сторон и развернули лошадей.

— Хан, наше слово верности тебе было дано, — сказал старший из пограничных стражей.

— Мы просим простить нашего друга, — наконец склонил голову один из бывших охранников, а остальные отвели глаза.

Лекарь встал, отведя руки от оружия на поясе. Из его носа и рассечённых губ обильно текла кровь. Стоял он с трудом, должно быть ударился головой при падении.

— Я виноват, Хан, — невнятно выговорил он, — впредь обещаю думать, что и кому говорю.

— Короткий привал, — скомандовал я для всех, а для лекаря добавил, — Надеюсь, ты знаешь как себя лечить. Поедешь вместе с Рыжим до вечера.

— Благодарю, Хан, — полез в седельную сумку своего коня Лекарь, — мне и вправду не усидеть в седле до вечера. Будем считать, что я легко отделался.

— Хорошо держится, — тихо сказал Брамин, — но всё равно, правильно ты с ним.

— В новых отрядах так всегда бывает, — так же тихо ответил я, — из кочевников вообще придётся одного — двух убить.

— Ты уверен, что у степняков так? — удивился Торгаш.

— А я, по твоему, вообще кто? — усмехнулся я, — Это у нас чуть ли не традиция. Вот мой второй атаман, дурака в красивом халате в ватагу принял, что бы он глупостью своей нового атамана заставил только о нём и думать. А убивать такого было недостойно, и мы все до засады живыми добрались.

— Может тогда умных набрать? — посоветовал Брамин.

— Умный будет думать, как атаманом стать, или, как все деньги украсть. Верные нужны, хотя бы верные данному слову. Есть в степи такие племена, что нарушение слова считают невозможным. Поищем их.

Я огляделся. Десять всадников были готовы продолжать путь. Ничего не говоря, я развернул Ветра и шлёпнул его по шее. До вечера предстояло одолеть немалый участок пути. Ближе к полудню, ко мне приблизился старший из охранников. Я кивнул ему, разрешая говорить.

— Наш лекарь учился далеко отсюда. Нрав у него вздорный от природы. С кем-то там поссорился и убил на дуэли. Пришлось бежать. Пристроился охранником, но не может пройти мимо больного. Кости вправляет, раны шьёт, травы знает, учит всех, какую воду пить можно, а какую нельзя. Второй год с нами. Каждого из нас не по разу лечил, деньги ни с кого не берёт. Ну и ребята за него всегда все проблемы решали, он о многих и не знал ничего. Привык, что всё с рук сходит, я всё ждал, когда нарвётся. Он и правду всё понял, если пообещал — слово будет держать.

— Я ценю тех, кто держит слово, на вес золота.

— Благодарю, Хан.

Дальше ехали без приключений. Разве что Егерь повздорил со вторым возчиком, молодым, но крупным парнем его возраста. Драка закончилась ничем, оба показали сноровку и стали друзьями, а второй возчик получил прозвище «Кабан». Через несколько дней мы добрались до того места, где так бесславно закончился путь нашего отряда. Приказав всем отдыхать, я шлёпнул по шее Ветра и направился к приметной ложбине меж двух холмов. Помнится, я как раз посмотрел на большой красный камень, когда в нас полетели стрелы. Спрыгнув с Ветра, я опустился на четвереньки и стал искать свой амулет. Внешне он выглядел крайне невзрачно, как наконечник стрелы из серого камня, поэтому у меня была надежда, что его бросили здесь же. Дважды мне казалось, что я нашёл его, но это были обычные серые камни. Я сел и задумался. Что бы я сделал, окажись у меня в руках никчёмная вещь? С силой бросил бы её в стену холма. Попробую поискать там. Первой я заметил кончик знакомой мне верёвочки, уходящей в заросли травы. Сплетённая из волокон жалящего кустарника, она была настолько крепкой, что её нельзя было порвать руками. Словно боясь спугнуть чудо, я медленно потащил её к себе. Немного поупрямившись, верёвочка послушно вытащила из травяного плена мой амулет. Я повесил его на шею, произнеся слова благодарности своей удаче.

Между степью и народами стен всегда была короткая полоса ничейной земли, на которой торговали, совершали сделки, нанимали людей. Когда начинались войны, о ней словно забывали, не трогая и поселение, никогда не знавшее стен. Ещё дымились сожжённые дома, а сюда уже с обеих сторон шли караваны, приезжали люди, ещё недавно пытавшиеся убить друг друга. Самые буйные атаманы, заглядывавшие сюда по делам, становились тихими и здраво рассуждавшими людьми. Нарушителя спокойствия ждала неминуемая кара. Вот сюда мы и направлялись. Мне нужен был десяток воинов, а в мирное время сюда стекались наёмники.

Тринадцать всадников с двумя повозками не вызвали никакого интереса. Остановились мы на одном из многочисленных постоялых дворов. Комнаты брать не стали, но договорились, что бы еду нам готовили. Предупредив своих о правилах вежливости в этом месте, я прошёлся по ближайшим трактирам. Всё оказалось, как я и предполагал. Наёмников-степняков было мало, а те, что попались мне на глаза, выглядели слишком молодо. Значит войско уже собрано. Надо уходить быстрее. Понадеявшись на завтрашний день, я вернулся к своим людям. Первым ко мне кинулся Брамин:

— Хан, тут такое дело...

— Не угомонишься, привяжу к повозке.

— А я тебе говорил! — подошёл откровенно ухмыляющийся Торгаш.

— Угомонитесь оба. Я никого не нашёл. Попробую завтра. Но очень похоже на большой набег. Не то что мелких шаек, даже отдельных воинов нет.

— Хан, — глядя мне в глаза спросил Брамин, — ты позволишь сказать это какому-нибудь купцу?

— Когда наш отряд уже будет в пути, — жёстко ответил я.

— А пока подумаем, с кем поговорить, — согласно кивнул головой Брамин, — Не скажешь же такое первому встречному!

— Вот и договорились, — устало ответил я.

Сорвать набег тому, кто распорядился моими людьми, отдав их своему прихлебателю, грехом не будет.

На утро, выйдя из постоялого двора, я столкнулся с шаманом. Я вежливо ему поклонился, а он поманил меня к себе.

— Странно видеть степного воина здесь в такое время, — негромко сказал он.

— Я сын Ратана, внук Эртия . Могу решать сам, где нам с конём место, — так же тихо ответил я.

— Я вижу твой амулет. Не настолько я стар, что бы не помнить, как мальчишка Эртий выманил его у меня.

Я поклонился гораздо ниже, чем в первый раз. Эта история рассказывалась дедом мне на ночь не один раз.

— Да будет степь покорной тебе...

— Не стоит тратить время на произнесение моего имени, — прервал он меня, - Не спрашиваю, куда ты держишь путь, но чувствую нам по пути.

— Мы собираемся в восточные сатрапии.

— И уж точно не для того, чтобы рыть колодцы на перекрёстках дорог?

— Только если нас поймают и заставят это делать.

— Сколько у тебя человек?

— Пока пятнадцать опытных воинов вместе со мной. Хочу ещё взять десяток молодых степняков.

— Вижу, степной ветер не надувает твою голову пустыми мыслями. Я, пожалуй, пойду с тобой, давненько там не был.

— Рад, что наши дороги слились в одну. Как мне называть тебя?

— Ты зовёшь себя Ханом? А меня в твоём отряде пусть зовут Шаманом. Кстати, сегодня ранним утром я видел людей из предгорий. Можешь говорить им, что твой путь одобрил шаман, который присоединился к твоему отряду.

В степи, если всадник не знаком, то сначала смотрят на его коня. Поэтому я вернулся на постоялый двор, познакомил Шамана с Брамином и Торгашом, взял Ветра и пошёл искать воинов предгорий. По дороге я думал о том, что произошло. Шаман, решивший присоединиться к нам, не слыл в степи самым сильным. Его не выбирали в Круг Огня, не привечали в богатых шатрах, не подносили ему белых жеребят и не дарили девственниц. Он колесил по степи не одну сотню лет на своей неприметной повозке, то пропадая на десятилетия, то появляясь на каком-нибудь базаре или устраиваясь лет на пять в дальнем поселении. Его халат шамана был вытерт и запылён, повозка невзрачна на вид. Он присоединился к нам, но мог и уйти в любой момент. Почему он это сделал, даже спрашивать не стоит — не ответит. Шаман говорит только тогда, когда хочет сказать. И только то, что он решил открыть простым жителям степи. Но даже одно его присутствие делало мой отряд намного сильнее и уважаемей. Раздумывая над всем этим я добрался до стоянки тех, кто мне был так нужен.

Шестнадцать воинов моих лет. Атаман года на три старше. Кони и оружие в порядке у всех. Меня заметили, но виду не показывают. Пора начинать ритуал знакомства и разговор найма. Я соскочил с Ветра и подошёл к ним. Ветер шёл за мной, держась левым плечом.

— Удачи вам на просторах степи, — начал я.

— Пусть и твоя дорога не обдаст тебя пылью, — ответил один из них.

Начало было не лучшим. Атаман делал вид, что ему не до меня.

— Разве вас не звали пойти со всеми? — я решил не вести долгих бесед.

— У тебя хороший конь и оружие, но броня слишком проста для того, кто задаёт такие вопросы, — развернулся ко мне атаман.

— Слишком прост тот, кто не может отличить хороший доспех от плохого.

Если хочешь обидеть человека степи, говори плохо о его доспехах. Если оскорбить — об оружии. Желаешь сойтись с ним в смертельной схватке — о его коне. Если же говоришь плохо о самом человеке — бросаешь вызов всему роду. Атаман подошёл ко мне вместе с одним из своих и ещё раз пройдясь взглядом по моему доспеху, спросил:

— И что же такого особенного я мог не увидеть в самой обычной коже, пусть даже и потемневшей от старости?

— Посмотри на кольца кольчужной подстёжки, что видны на вороте, — ответил ему парень с тёмными ладонями кузнеца, — это гномья работа.

Теперь на меня смотрели все. Атаман скрипнул зубами. Он только что был выбит из седла на глазах у всех. Вожак не обязательно лучший наездник или боец, но он не должен делать ошибки на глазах у всех.

— Ты подтвердил своё право на вопрос, — начал он выкручиваться, — наш род не подчиняется хану, как должно быть и твой.

— В этом мы и правда похожи, — согласился я.

— Сколько воинов ты ведёшь за собой? — пренебрежительно бросил мне атаман.

— Двенадцать всадников, две повозки с возчиками и шаман, что одобрил мой путь, таков мой отряд.

— Шаман? — поразился он, — Может ученик шамана? Как его имя?

— Это тот шаман, что любит, когда его просто зовут Шаманом.

— Вечный Путник?

Я промолчал.

— Прости за то, что не спросили сразу твоё имя, — вмешался кузнец, — думаю оно достойно того, что бы быть названным.

— Мои люди дали мне имя Хан.

— И куда направляется твой отряд?

— Эти разговоры веду я! — закричал атаман, — Хочешь оспорить моё право? Доставай саблю!

— Разве ты забыл, что я со своими людьми присоединился к тебе только до найма в другой отряд? — не поддался кузнец.

— Вечно молодые устраивают шум.

Мы повернулись к сказавшему эти слова человеку и наткнулись на уверенный и жёсткий взгляд, принадлежавший человеку средних лет в простой броне.

— Здесь не сражаются. Наказание за нарушение — смерть, — продолжил он, - Второй раз повторять не буду.

Все склонили головы, соглашаясь с правотой его слов. Он ответно кивнул нам и отошёл.

— Я иду в восточные сатрапии, трофеи делим как заведено...

— Это неинтересно моим людям! — опять завёлся атаман.

— Как я уже сказал, — не отступил кузнец, — мы не его люди, я веду пятёрку всадников и готов присоединиться к тебе.

— Беру тебя и твоих людей, — поспешил согласиться я.

— Сначала сразись со мной! — закричал атаман не то мне, не то кузнецу.

— Вон из нашего поселения, и что бы я тебя больше здесь не видел, — опять подошёл к нам должно быть местный страж.

— Мы и так уходим, — сбавил тон атаман, — Да накроет это место толстым слоем дорожной пыли!

К моему удивлению ко мне подошли девять человек. Кузнец и ещё пятеро, судя по одежде были из одного рода, а остальные из рода атамана.

— Предатели, поедатели конского навоза, степные крысы, — обрушился он на них с руганью.

— Слова имеют вес, только если они сказаны достойным человеком, — ответил ему пословицей один из моих новых воинов.

— Хватит слов, — остановил я его, — у нас сегодня будет много дел. А завтра уже выходим.

Весь день все были заняты. Готовились к походу, покупали повозку для нового десятка, загружались припасами. Шаман порадовал меня, сказав что сам поведёт отряд по известной ему дороге. Вечером он засвидетельствовал перед небом и степью клятву моих новых воинов. Приходило проситься к нам шесть человек, но я взял только молодого парня возчиком на на новую повозку. Торгаш, покачав головой, отвёл меня в сторону и рекомендовал мне нанять себе слугу.

— Хан, — говорил он, — у тебя и так будет масса дел, тебе нужен человек, который освободит тебя от всей суеты. Да и солидно это. Вон тот худой парень тебе подойдёт. Я говорил с ним. Он уже был слугой, но заболел и его оставили в поселении. Откормим, подучим, он даже денег не требует.

— Торгаш, ему нужен конь, оружие, броня. У тебя ещё остались деньги?

— Броню он пока не выдержит, из оружия — кинжал на пояс у нас найдётся, что до коня — видел я тут спокойного мерина, сторгую.

Я вздохнул.

— Тощий, иди сюда!

Тощий, в ветхой, но чистой одежде, парень подошёл и вежливо поклонился.

— Ты должно быть голоден, — сочувственно сказал я, достал из наплечной сумки кусок маленькой лепёшки, приготовленный для Ветра и бросил его под ноги юноше, — Ешь!

— Благодарю вас за щедрость, — негромко ответил после паузы парень, — но я сыт. И прошу простить, что отнял ваше время.

Не склонив головы он развернулся, собираясь уйти.

— Давай попробуем по другому, — предложил я и достал уже целую лепёшку, — Возьми её и раздели на нас двоих.

— Дайте мне сами мою долю, мой господин, — ответил он.

Я отломил от лепёшки маленький кусочек, забросил его в рот и проглотил. Затем я отдал почти целую лепёшку своему новому слуге и сказал Торгашу:

— Купи ему в дорогу то, без чего не обойтись.

— Ну, это как водится, — улыбнулся Торгаш, — Умный ты, Хан!

— Да уж поханствуй с моё, — пробурчал я.

Глава 10

Рано утром мой отряд двинулся на восток. Четыре повозки и двадцать три всадника, три возчика и один упрямый шаман, заявивший, что своей повозкой он будет управлять сам. Первым делом надо было испросить благоволения духов на кургане какого-то хана, о котором я ничего не слышал. Я попробовал возразить, но шаман в ответ только недовольно на меня покосился. Благо этот курган был нам по дороге. Наш путь лежал сначала по самой окраине степи, затем мы должны были преодолеть горы и спуститься в Цветущую Долину, находящуюся в пяти днях езды от первой из десяти сатрапий. В ней я собирался снять дом, чтобы оттуда совершать набеги на соседние сатрапии. Как это будет, я пока понимал весьма смутно. Оглянувшись, я поманил к себе кузнеца. Он быстро догнал меня, склонившись в поклоне.

— Послушай, — начал я, — ты хороший кузнец?

— Для похода весьма неплохой, поправлю, починю, подкую лошадь. А так, нет, тонкостей мастерства не знаю, — настороженно ответил он.

— Буду звать тебя Кузнецом, если ты не против.

— Мои так меня и зовут, — улыбнулся парень, — А я уж подумал, что тебе хочется утвердить свою власть, убив одного из нас.

— У меня не так много людей, — улыбнулся я в ответ, — вот будет хотя бы тысяча, тогда обязательно. Скажи, твой бывший атаман попробует отомстить?

— Это в его характере. Пусть их всего восемь, но он попытается обязательно, думаю ночью. Мы все уже не раз пожалели, что связались с ним, — вздохнул Кузнец.

Я кивнул. Ночной бой всегда непредсказуем и результаты его видны лишь утром. Можно просто пошуметь на краю лагеря и ускользнуть в темноте, рассказывая на следующий день, сколько сотен врагов пали от твоей руки. На дневном привале я переговорил с Брамином, Торгашём, Одноглазым и Кузнецом.

— Всё правильно, — согласился Одноглазый, поправив пока непривычную ему повязку, — но если они не нападут в первую ночь, сколько ещё ночей надо будет провести без сна?

— Они идут за нами, — проворчал Брамин, — Я видел их. Издалека, конечно, но больше там плестись некому. Засаду бы устроить, да мест подходящих нет. Еды у них много быть не может, охотиться им некогда, вот и нападут они сразу.

— Шаман чего говорит? — спросил Кузнец.

— Сказал, что бы по мелочам не беспокоили, — развёл я руками.

— Поставим повозки так, что бы за ними трудно было сосчитать наших людей, — предложил Торгаш, — как стемнеет, две пятёрки спрячутся в темноте. После нападения они перекроют пути отхода. Перебьём всех и забудем о них, как о потерявшейся медной монетке.

— Нападать они будут пешими, значит лошадей где-то спрячут, да ещё могут кого-нибудь с ними оставить, — в очередной раз поправил повязку Одноглазый.

— Делаем так, — я наконец сложил все детали плана в одно целое, — ставим повозки как сказал Торгаш. Он остаётся командовать на стоянке. Одна пятёрка, её возглавит Брамин, спрячется в темноте за пределами лагеря. Мы с Кузнецом уйдём с ними и попробуем пересчитать тех, кто придёт. Если их будет меньше восьми — попробуем отыскать лошадей до начала схватки. Попробуют достать луки, бьём их сразу и ждём подмоги из лагеря.

Возражать никто не стал и мы начали собираться. Вторая половина дня прошла так же спокойно, как и первая. Когда начало смеркаться, я выбрал место для стоянки и мы стали обустраиваться на ночь. Стоило бы остановиться раньше, но я не хотел давать нашим преследователям лишнее время для подготовки. Наш небольшой табун взялся охранять Ветер, выманив у меня за это большую краюху хлеба.

Мы спокойно поели и стали делать вид, что готовимся ко сну. В наступившей темноте пятёрка Брамина и мы с Кузнецом выскользнули из лагеря и затаились шагах в пятидесяти от него. Ждать долго не пришлось. И, похоже, ни у кого из этих мальчишек не было опыта ночных боёв. Пройдя мимо нас, они подошли к лагерю слишком близко, шаркая сапогами и переругиваясь на ходу.

— Достали луки! — прошептал старший, — Стреляйте в тех, кого видите!

В этот момент на них со спины обрушилась пятёрка Брамина.

— Куда? — схватил я за шиворот рванувшегося к месту боя Кузнеца, — У нас своё дело.

И мы быстро пошли в том направлении, откуда появились эти неудачники. Я не смог пересчитать, сколько их было, так что возможно лошадей охраняли.

— Подожди, — вскоре остановил меня Кузнец, — я чувствую запах лошадей.

Я завистливо вздохнул. Нюх у меня был не лучше, чем у людей стен. Мы пошли медленнее, держа оружие наготове. Лошади были стреножены, но не привязаны и не рассёдланы. Их загнали в небольшой овраг с пологим спуском. Аккуратно спустившись, я внимательно огляделся, но сторожа не заметил. Кузнец обошёл лошадей, пересчитывая их.

— Восемь, — сообщил он мне, — все стреножены. Значит без сторожа.

Я подошёл к самому крупному зверю и погладил его по морде. Конь был очень обижен. Хозяин вчера отхлестал его до крови ни за что. Похоже, ему досталось за меня. Мы немного пообщались, я пообещал заняться его ранами. Он в ответ сообщил, что не будет пытаться меня сбросить. Я снял путы с его ног, стараясь не касаться ран оседлал коня и скомандовал Кузнецу:

— Распутывай всех. Я поеду впереди. На всякий случай держись последним.

Мы вернулись в лагерь под приветственные крики моих воинов. Костры горели ярко, освещая связанных пленников и отдельно лежащее оружие.

— Хан, — подбежавший Торгаш широко улыбался, — у нас все целы, царапины уже перевязали. У них трое убитых, пять пленных.

Я спешился и повернулся к Кузнецу:

— Сейчас сумки с коней снимем, пошлёшь пару своих, пусть обустроят лошадей. Этого сейчас лечить буду.

— Кого ты там лечить собрался, — вывернулся из темноты шаман, — дай сюда красавца, сам им займусь.

Погладив коня, я передал поводья шаману, который уже что-то нашёптывал жеребцу в ухо, а тот тянулся к нему как глупый жеребёнок. Вот и ладно, не то Ветер бы стал ревновать.

Брамин с Торгашём уже начали снимать поклажу с конских спин.

— Слушайте меня! — повысил я голос, — Сейчас Торгаш посмотрит, что нам досталось и примет решение как это делить. Пока подумайте, может кто хочет нового коня. Четырёх оставим себе, четырёх продадим, денег у нас маловато, надо припасы докупить. А сейчас, кто скажет своё слово о пленных?

— Разреши, Хан! — обратился ко мне Лекарь, — Их пятеро, но один ранен тяжело. Я хочу помочь ему уйти быстро.

— Согласен, — я кивнул головой, — Все согласны? Иди, Лекарь, сделай что должен. Кто ещё будет говорить? Хочу услышать тех, кто знает пленных.

— Хан, — выступил вперёд Кузнец, — ты знаешь закон степи — врагов за спиной не оставляют. Мы готовы сделать всё сами.

— Удавите их плетью. — приказал я, — По одному подводите пленных к костру, пусть в этом участвуют все твои люди.

Этот вид казни требует двух палачей. Затянув петлю на шее неудачника, они тянут свои концы плети в разные стороны. Кузнец доказал мне свою преданность, восемь человек, что пришли с ним, пока нет. Но время для этого уже настало. Судя по их лицам, раньше им казнить никого не приходилось, но справились все. Последним к костру подтащили предводителя.

— Может выколем ему глаза и пусть идёт? — предложил Кузнец.

— Лишняя жестокость гладит по душе, но не говорит об уме, — напомнил я старую поговорку, — делаем как решили. Как закончите, оттащите их подальше от лагеря.

Я обвёл глазами круг стоящих у костра людей. Егерь и Кабан были бледны, но держались. Тощий дрожал всем телом, ноги его подгибались. Воины смотрели привычно. Шаман у своей повозки уговаривал коня не упрямиться и выпить лекарство, называя его Зверем. Пока я смотрел на них, казнь закончилась. Ни на кого не глядя я прошёл к небольшому шатру, поставленному Тощим. Его без моего ведома купил Торгаш, о чём я узнал только на этой стоянке. Лежанка в шатре была готова. На небольшом камне стояла горящая свеча. Скинув сапоги я погасил свечу, упал на лежанку и моментально заснул.

Проснулся я ночью. Быстро натянул сапоги и выскользнул из шатра.

— Всё в порядке, Хан, — раздался шёпот за моей за моей спиной.

Не оборачиваясь, я прислушался к ночи.

— Часовой стоит у фургона степняков, — продолжил Тощий.

— Ты чего не спишь?

— Как закрою глаза, так сразу их вижу, — поёжился мой слуга.

— Попробуй представить плывущие по небу облака, — предложил я, — смотри вверх, туда не долетает боль нашего мира.

За ночь я вставал ещё дважды. Часовые не спали, держались в тени повозок, костёр исправно горел. Я успокоился и заснул окончательно. Рано утром меня разбудил Тощий. Надев сапоги, я опять снял их и вытряхнул из них несколько колючих травинок.

— Прости, Хан, — склонил голову слуга, — Эта трава сушит обувь и отбивает запахи. Я просто вытряхнул не всю.

— А я уж подумал, что ты так пошутить решил, — вновь обуваясь пробурчал я.

Поздоровавшись с Ветром, я внимательно осмотрел семерых доставшихся нам лошадей. Все кони были отменно ухожены, но от двух следовало избавиться. Они были слишком стары. Восьмой конь смирно стоял у повозки шамана. Похоже, он приглянулся вечному путнику.

Наш маленький отряд быстро собирался в дорогу. Возничие под присмотром Брамина готовили завтрак. Тощий уже свернул шатёр и волок его к повозке. Торгаш заканчивал разбирать невеликую кучу трофеев, что-то записывая в свиток. Я подошёл поближе к нему. Заметив это, он распрямился, и крикнул:

— Разбор трофеев!

Его моментально окружил весь отряд, пришёл даже шаман.

— Сами видите, выбирать тут особо не из чего, — начал Торгаш, — оружие так себе, разве что эта пара метательных кинжалов не опозорит владельца. Кто взяв их сделает наш отряд сильнее?

— Я хорошо бросаю кинжалы, — выступил вперёд один из бывших охранников, — вторая пара будет к месту.

— Поручусь за него, — выступил вперёд Одноглазый, — Не помню, что бы он промахивался. Его так и зовут: Нож!

Торгаш передал Ножу кинжалы. Тот поклонился и ответил ритуальной фразой:

— Моё оружие не подведёт вас, братья!

— Остальное продадим, — Торгаш посмотрел в свиток и уточнил, — Каждому по паре серебряных монет. Возничие и Тощий разделят серебряную монету на четверых. Всё что останется пойдёт на покупки, нужные отряду.

— То есть нам по паре серебряков, а шаману лучшего коня? — вылез вперёд Лекарь.

Ведь обещал же дурень рта не открывать!

Кружившая над лагерем крупная птица неожиданно спикировала вниз и долбанула клювом по макушке лекаря. От удара он упал на колени и закрыв голову руками быстро сказал:

— Я только хотел узнать, почему всего одного?

— Потому что я не жадный, — ласково просветил его шаман, — Ты вообще поаккуратней будь, а то прилетит тебе откуда ни возьмись, и что делать будешь?

— Заканчиваем собираться, пора выступать! — повысил я голос, не давая Лекарю время для ответа.

Ох как не хотелось этого делать, однако пришлось. Я подошёл к шаману и стараясь не смотреть вверх, сказал:

— Это мои люди. Награждать и наказывать их могу только я.

— Боишься, а подошёл, — очень тихо, так, что бы только я услышал, проговорил Шаман, — Молодец. И братья твои молодцы.

Он развернулся и пошёл к своей повозке. Я оглянулся. Ко мне подходили Брамин и Торгаш. Кивнув им, что всё в порядке, я пошёл седлать Ветра.

Этот день напоминал предыдущий. Мы двигались по дороге в сторону неизвестного мне кургана. Степь неспешно ложилась под копыта наших лошадей и колёса повозок. У первого же колодца мы встретились с караваном, идущим в то селение, которое мы вчера покинули. Короткий торг позволил нам избавиться от четырёх лошадей и всего лишнего оружия. Торгаш посветлел лицом, полез в кибитку купца за расчётом и задержался там. Мы уже все были в седле, когда он выбрался наружу, хитро поблёскивая глазами. Подъехав ко мне, он какое-то время молчал, а потом засмеялся.

— Удачно поторговал? — поинтересовался я.

— Я обменял твою добычу, ту, что ещё не успел продать, и нашу долю за вчерашнюю стычку на великолепный камень, стоящий раза в полтора дороже, — ухмыльнулся купец, — А в южных герцогствах за него вообще дадут сотню золотых!

— Осталось всего то набрать двести девяносто девять таких камней, — вздохнул я, — Как думаешь, к обеду успеем?

— Главное начать, — не отступил Торгаш.

— Напомни, что там твой отец говорил о товаре, который отдают слишком дёшево? — попросил я его.

— Это правило для купцов, — не согласился со мною Торгаш, придерживая коня, — сейчас спрячу его в тайнике нашей повозки.

Не успел он отъехать, его место занял Одноглазый.

— Хан, — начал он, — мы видели, как ты выговаривал шаману за Лекаря. Благодарю тебя от всех наших.

— Пропадёт твой Лекарь, — сокрушённо покачал я головой, — разве что у нас в отряде ещё больший болтун заведётся.

Третьим ко мне подъехал Шаман на своём огромном звере.

— За этим холмом будет селение, через которое пройдёт дорога. Справа от него ты увидишь небольшой курган, всего в два твоих роста. Ты должен подняться на него попросить у его хозяина удачи в походе. Потом найдёшь нас на постоялом дворе.

Я подозвал Брамина и объяснил ему, что надо делать. Сам же шлёпнул Ветра по шее и он понёсся по дороге, даря мне радость скачки. Добравшись до подножия кургана, я оставил Ветра и стал взбираться на него. Нельзя топтать его копытами, только лёгкий шаг такого же степняка не потревожит зря дух погребённого.

Я стоял на вершине кургана и вдыхал запах степи. Весна. Трава уже полностью покрыла землю цветным, переливающимся на солнце ковром. Наполненный запахами воздух вливался в меня благодатным лекарством. Целый год я был лишён счастья дышать им. Кто не родился в степи, того этот воздух не пьянит. Но я бы не променял его на всё вино царств. И не потому, что я не люблю пить, просто мало что может сравниться с этим ароматом ранней весны.

Сидевший на обочине недалеко от Ветра бродяга не сразу привлёк моё внимание. Лишь когда он встряхнул свою флягу, прежде чем отпить из неё, я вспомнил, кто любил так делать и подошёл к нему.

— Ну вот и встретились, Ахнур Одноглазый.

— Да, я Ахнур. Но уже не одноглазый.

Бродяга повернул ко мне голову и я увидел, что грязная повязка перечёркивает оба его глаза.

— Вроде бы я слышал когда-то твой голос, но вспомнить не могу. Напомни мне, когда благословенная степь соединила наши дороги?

— Год назад, на празднике весенней грозы.

Глава 11

Ахнур вздрогнул и закрыл лицо ладонями.

— Я вспомнил тебя...

— Сейчас меня зовут Хан, — прервал я его.

— Твой голос твёрд, поступь уверена. У тебя свой отряд? — неожиданно заинтересовался Ахнур.

— Может сначала поговорим о том, что случилось? — не позволил я направить разговор по другой дороге.

— Ты и сам всё видел, — глухо выдавил слепой, — Проводник предал нас. Кого-то убили в том овраге, кого-то, связав, погрузили на телеги, а мне, для устрашения других, выкололи второй глаз и бросили умирать.

— Как же ты выжил, Слепой Ахнур?

— В том бою уцелел ещё один человек, — как-то не очень радостно выговорил бывший вожак.

— Вот как? — удивился я, — И кто же это?

— Ну конечно же я, самый великий шаман степи! — поднялся из кустов толстяк в невероятно грязном халате.

Потеряв голос, я опустился на ближайший камень. Эту новость надо было пережить.

На запылённом лице Ахнура появилась кривая улыбка.

— Этот мошенник оказывается усвоил чары отвода глаз, что его и спасло, — пояснил слепой, — Когда все ушли, он перевязал меня и помог добраться до степи. Шли мы долго и он успел надоесть мне больше, чем повязка на моём лице. Но без него я бы пропал. Мы просим помочь нам ради Матери Табунов, но подают мало. Хорошо, что она послала мне тебя, нам есть о чём поговорить.

— Сейчас он заведёт свою байку о сокровищах, — громким шёпотом сообщил мне Ученик, — нас уже за неё два раза били!

— И три раза кормили! — возразил ему Ахнур, — Хотя ни разу не поверили. Прошу, помолчи, дай мне поговорить с Ханом.

— Да сколько угодно, — потёр брюхо толстяк, — Зря мы всё таки съели ту павшую овцу! Так что я всё равно буду занят!

И он убрёл в самую гущу кустов.

— Он оказался неплохим человеком, — очень тихо сказал слепой, — ему предлагали присоединиться к охране караванов, ещё тогда, когда его халат не был так грязен, но он всегда просил взять и меня вместе с ним. Без него я бы давно пропал.

— Ты видишь его халат? — не понял я.

— Нет. Я чувствую его запах, особенно, когда по ночам мы прижимаемся друг к другу, что бы не замёрзнуть.

— Так что ты хотел рассказать мне, Ахнур? — я нащупал в поясе несколько медных монет и подозвал Ветра.

— Я копил деньги на старость. Помоги мне их забрать и половина из них — твоя. Твоей наградой так же станет всё, что я знаю, а я немало побродил под этим небом.

— У тебя есть поводырь.

— Ты должен будешь проводить меня до большого поселения и помочь устроиться в нём.

Это прозвучало разумно. Слепой с деньгами в руках — слишком большой соблазн для любого путника.

— Как велик твой клад?

— Я не спешил обменивать награбленное на золото, — смущённо выговорил Ахнур, — там много оружия, украшения, камни. Монет там почти нет.

Зато у меня есть Торгаш. Он справится. Если бы Ахнур стал говорить о грудах монет, я бы ему не поверил. Деньги легко тратятся и плохо хранятся. Вещи же надо уметь превращать в звонкую монету.

— Как далеко ты всё это запрятал?

— Рядом с тем местом, где родился. Знаешь где Селение Камень?

Ещё бы не знать одно из наших немногих чудес. Огромный камень, лежащий в степи. Рядом нет гор, откуда он мог скатиться, не лежат другие камни, которые могли быть частью рассыпавшегося утёса. Много легенд и сказок связано с ним. Шаманы считают его священным. Рядом с ним расположилось большое поселение, которое так и назвали — Камень. Не то, что бы оно лежало на нашем пути в Восточные Сатрапии, но и назад ехать не придётся.

— Надеюсь, ты не закопал всё под камнем? — пошутил я.

— Хотел, но не смог его подвинуть, — слабо улыбнулся Ахнур.

Медные монеты легли обратно в кармашек на поясе. Я подвёл к Ахнуру коня, взял его руку и положил на седло.

— Забирайся, поедем, поговорим с моими людьми.

— Хан, — слепой повернул ко мне голову, — я не поеду без Шамана. Мы связаны с ним, пусть и гнилой верёвкой.

— Толстый! — крикнул я в сторону кустов, — Идёшь за нами не ближе чем в двадцати шагах и молчишь!

— Все мне завидуют! — заявил Ученик, выбираясь из кустов, — И потому пытаются обидеть! Но удел могущественных шаманов, не замечать лепета простых смертных!

— По-моему он стал ещё невыносимей, — вполголоса сообщил я Ахнуру.

— У него с того самого дня не получается колдовать, — так же тихо ответил слепой, — должно быть он входит в силу только от великого страха.

Я попросил Ветра аккуратно довезти свою ношу до лагеря и мы неспешно пошли к селению.

— Давно не сидел в седле, — расправил плечи Ахнур, — ещё бы саблю и...

Он замолчал, но было понятно, что он подумал о глазах.

— Скажи, Ахнур, — попробовал я отвлечь его от тяжёлых мыслей, — ты когда-нибудь бывал в Восточных Сатрапиях?

— Собираешься туда, — моментально понял слепой, — вот что я тебе скажу. Туда раньше ходили многие, возвращались только удачливые. Дорога через перевал одна, и её караулят местные разбойники, отбирая всё, что удастся захватить. Именно там я потерял правый глаз. Пропустил удар по голове и через неделю свет с этой стороны для меня померк. Нас шло полсотни всадников, да десяток телег с крепкими возчиками. Вернулись мы втроём. Я долго думал об этом и сам собирался наведаться туда ещё разок, но не повезло. Дам тебе добрый совет. Пройдёшь через перевал, сделай вид, что уходишь, а сам затаись. Многие годы наша добыча оседала в этих поселениях. Возьми её и уходи. И не щади никого, там все дороги усеяны нашими костями.

Я крепко задумался. Ахнур не отвлекал меня разговором, поглаживая коня по шее. Постоялый двор я заметил сразу на входе в селение. Мой отряд был уже там. Стояли повозки, кони уже были рассёдланы, у ворот пристроился часовой из людей Кузнеца. Заметив Брамина, я повёл Ветра в его сторону.

— А-а-а! Попался!

Дикий крик заставил вздрогнуть не только Ветра, но и меня. Обернувшись, я увидел Шамана, схватившего за ухо толстяка.

— Говори, трижды проклятый потомок дикого осла, обокравший своего учителя, где мой любимый халат!?

— Отпусти моё ухо! — завопил толстяк.

— Я сниму с тебя шкуру и сделаю из неё бубен! — продолжил повышая голос обычно невозмутимый Шаман.

— Я великий шаман! — завизжал ученик и попробовал лягнуть своего мучителя.

— Кто шаман, ты? — отпуская толстяка и поднимая руку, вокруг которой тут же засверкали искры, неожиданно очень спокойно спросил Степной Странник.

Толстый наконец развернулся к своему мучителю и, явно узнав его, рухнул на колени.

— Учитель! — завопил он, склонившись в поклоне, — Как я рад тебя видеть!

— Зажарю на медленном огне, а вертел будешь вращать сам, — как о чём-то решённом сообщил толстяку шаман, — куда ты девал мой халат!?

— Так вот же он, на мне! — радостно заблажил ученик, начиная развязывать чёрный от въевшейся грязи пояс, — С ним всё в порядке!

Отступив на два шага, Шаман присмотрелся к заскорузлой тряпке на плечах толстяка и схватился за голову обеими руками. Искры осыпались вниз, вспыхивая при прикосновении с землёй.

— Привяжу тебя к дереву и буду смотреть, как ты подохнешь от голода, — от слов шамана полыхнуло такой угрозой, что подошедшие к парочке шаманов люди попятились.

— Так я потому и сбежал, что вы в прошлый раз тоже это пообещали! — хихикнул толстяк, протягивая Шаману то, что когда-то было халатом.

Не решившийся прикоснуться к воняющей тряпке Шаман подхватил с земли сухую ветку, зацепил ею слипшийся комок и, держа руку на отлёте, пошёл к наблюдавшим за ним из-за ограды женщинам.

— Серебряную монету той, кто отстирает мой халат! — крикнул он.

— Две, — тут же заявила толстая баба с красными руками прачки, — и то, считай даром!

— Две, — не стал спорить Шаман, — но к вечеру...

— К завтрашнему вечеру, — перебила его баба, — он до утра только отмачиваться будет!

Шаман молча вручил ей халат и вернулся к стоящему на коленях в одной набедренной повязке ученику.

— Я так взбешён, что даже успокоился, — заявил он, разглядывая своего ученика, — другого бы вывернул наизнанку и пару дней не позволял бы умереть, но для тебя это стало бы слишком лёгким наказанием!

— Так может и не надо? — обрадовался толстяк, — Подумайте несколько лет, а там, глядишь и помрёте! Вы же уже старенький, голова от дум и лопнет!

Стараясь не смеяться в открытую, все вокруг стали отворачиваться и зажимать себе рты.

— С меня хватит, — сочащимся сахарным сиропом голосом сказал Шаман и взмахнул рукой, — в следующий раз ты откроешь рот только с моего разрешения. Твои зубы срослись и разжать их у тебя не получится.

Развернувшись он пошёл в корчму при постоялом дворе. У всех остальных сразу нашлись дела и мои люди разошлись по двору, стараясь не смотреть на мычавшего толстяка, пытающегося руками разжать челюсти.

— Что, что он сделал? — с беспокойством спросил слезший с Ветра Ахнур.

— К моему отряду прибился Степной Странник, — стараясь говорить как можно тише сообщил я ему, — а Толстый, оказывается, украл его любимый халат. Вот Шаман и наказал своего глупого ученика.

— Хан, — просительно заговорил Ахнур, — попроси его простить дурака!

— Не раньше вечера, — поморщился я, — уж очень он разозлился!

— Хан, — подошли ко мне Торгаш и Брамин.

— Для вас есть дело. Подробности вечером, а пока отмойте эту парочку и оденьте её. Слепого зовут Ахнур. Его ещё и накормите. Толстый должно быть не только говорить, но и есть теперь не способен. Он глуп и упрям. Если что-то не так — бейте, язык побоев ему знаком. С Ахнуром общайтесь как с равным.

— У нас, в страже, много говорили об Одноглазом Ахнуре, — протянул Брамин.

— Больше не будут, — резко ответил бывший вожак.

— Не горячись, — примирительно сказал Брамин, — увечье, это то, что может подстеречь любого воина.

Положив руку на плечо Ахнура, он повёл его к лежавшему без движения толстяку.

— Торгаш, — глядя ему вслед сказал я, — пойдём поговорим с Шаманом. Похоже он не зря привёл нас сюда.

Шаман закрыв глаза сидел в корчме за столом в самом тёмном углу.

— Молча сели, — бросил он нам, когда мы подошли поближе.

Мы тихонько присели и стали молчать втроём. Пришла подавальщица, поставила кувшин и три кружки на стол и помявшись спросила:

— А Брамин тоже придёт?

Мы с Торгашём уставились на неё с одинаковым интересом.

— Милая, — поинтересовался Торгаш, — а откуда ты его знаешь?

— Так я на улице была, когда вы приехали, он прямо рядом со мной с коня спрыгнул и говорит, что в жизни такой как я красавицы не видел! Обещал зайти!

— Обещал, значит придёт обязательно, — обнадёжил я её, — иди уже, нам поговорить надо.

Подавальщица посмотрела на нас, пренебрежительно улыбнулась и ушла.

— Разливайте уже, — не открывая глаз буркнул Шаман.

Травяной пряный напиток приятно успокаивал, навевал хорошие мысли. Мои люди с шумом ввалились в корчму, заметили нас, притихли и расположились в противоположном углу. Я с удовольствием отметил, что сели они вперемешку.

— Хозяин, — громко сказал Торгаш, — накорми этих людей, но спаивать не смей! За деньгами подойдёшь ко мне!

— Ладно, — открыл глаза Шаман, — говорите уже!

— Ты слышал об Ахнуре Одноглазом? — спросил я.

— Мы встречались с ним в степи, — кивнул Шаман, — если бы не этот толстый, тупой, наглый...

— Не о нём речь, — перебил я распалявшегося Шамана, — тот слепой и есть Ахнур.

— Я и говорю, — Шаман отхлебнул из своей кружки, — не был бы занят, подошёл бы к нему поприветствовать. Что с ним?

— Попался в набеге, — коротко ответил я.

— Сам так же можешь, не побоишься?

— Нет.

Мы помолчали.

— Ладно, что хотел сказать? — Шаман выпрямился и усмехнулся, — Да не дрожите, не так уж я и разозлился.

— Ахнур предлагает половину от накопленного им добра, если поможем ему устроиться в cелении Камень.

— Он мог немало накопить за свою жизнь, — пожал плечами шаман, — в чём твой вопрос?

— А не врёт ли он?

— Приводи его сюда, я буду тут до самой ночи, — привалился к стенке Шаман, — вот только подремлю малость.

Мы с Торгашём покинули его и пересели за другой стол. Ожидая, пока нам принесут заказанные блюда, я шёпотом пересказал ему всю историю.

— Даже не знаю что сказать, — голос Торгаша был задумчив, — Если действительно готовится большой набег, продать всё это мы можем и не успеть.

— Спрячем по дороге, возьмём на обратном пути. Я вообще прикинул, мы расположимся в сатрапии под видом купцов, а в набеги будем ходить в Цветущую Долину.

— И через перевал ходить не надо, и заподозрить нас сложно, — оценил мою задумку Торгаш, — Мне нравится!

— Заодно узнаем, кто охотится на дорогах Долины на таких как мы, — пригрозил я пока неизвестно кому.

— Легче уходить будет, — согласился Торгаш.

Мы просидели за столом немало времени, пообедав и обсудив наши дела, когда Брамин ввёл в корчму отмытого и чисто одетого Ахнура. Даже его повязка на глазах смотрелась опрятно. Показав жестом Брамину, чтобы они сразу шли к столу шамана, мы тоже переместились за его стол. Севший Ахнур закрутил головой и тихо сказал:

— Чувствую, что вокруг много людей, простите, если не приветствую былых знакомцев первым.

— Здравствуй, Ахнур, — Шаман пристально посмотрел в его сторону и положил руку на плечо слепого.

— Здравствуй и ты, кто хочет, что бы его называли просто Шаманом, — склонил голову Ахнур.

— Послушай, бродяга степных дорог, что я тебе скажу, — голос Шамана был строг, но не зол, — Если тебе просто нужны деньги, я их дам. У нас нет времени и только что набранный отряд, нам пустые хождения ни к чему. Говори прямо, соврал молодому Хану?

— Нет, Шаман, — твёрдо ответил Ахнур, — разве что на счёт денег — их в моём тайнике нет совсем. Оружие, драгоценности, дорогая посуда, — это есть. Монет на триста, если продавать быстро. Мне и ста хватит. В этом селении живёт моя племянница с двумя детьми. Я ей всегда помогал. Она меня примет, а деньги изгонят из её дома нужду.

Я посмотрел на Шамана. Он убрал руку с плеча Ахнура и прикрыл веки. Значит старый разбойник не врёт. Я взял Ахнура за руку и произнёс:

— Договор.

— Договор! — радостно подтвердил он.

— Подтверждаю, — положил Шаман свою руку сверху.

— Торгаш, накорми его, — убирая руку приказал я, — как закончите, идите к нашей повозке, будем говорить с остальными.

— Шаман, — Ахнур сложил руки перед грудью в знаке мольбы, — прости Толстого, а?

— Да я уже, — засмеялся Шаман, — выпороть я его, само собой, выпорю, но заклятье сниму.

Как по заказу, Толстый ввалился в корчму и рухнув на колени пополз к Шаману. На нём был уже другой халат, старый и потертый, но довольно чистый.

— Да чтоб тебя! — взвился Брамин, — Ты же пачкаешь халат, отродье грязной крысы!

Толстый вскочил и тупо уставился на замаранную жирной грязью полу халата.

Жрец щёлкнул пальцами и сообщил нам:

— Разбирайтесь с ним сами.

После чего он привалился к стенке и задремал. Толстый радостно открыл рот, но увидев четыре кулака, закрыл его обеими руками.

— Его тоже накорми, — вставая приказал я и быстрым шагом покинул харчевню.

На всякий случай.

Глава 12

Когда начало темнеть, я ушёл в степь и зажёг костёр. На огонь пришли Торгаш с Брамином, Шаман и Одноглазый с Кузнецом. Молча сели, каждый подбросил в огонь принесённый с собой кусок дерева.

— Пришло время подтвердить всё, что было сказано ранее, — начал я, — Мы видели друг друга, вместе ели и сражались. Есть кто-либо, кто хотел бы оспорить моё право вести наш отряд?

Все промолчали. Затем Шаман протянув руки к огню, сказал:

— Веди нас, Хан.

— Благодарю всех, — продолжил я, — У нас два десятка. Первый возглавит Одноглазый. Старшим над вторым будет Брамин. Помогать ему будет Кузнец. Торгаш решает все денежные вопросы. Добычу делим так: треть нам с Торгашём и по трети каждому десятку. Возчикам платят хозяева повозок. Моему слуге я плачу из своей доли. Шаман может взять себе из добычи любую вещь, но только до начала дележа. Лекарю и Кузнецу за их работу платят те, кому она понадобилась. Кто хочет это обсудить?

Все отрицательно покачали головами. Я немного расслабился.

— Слепой Ахнур нанял нас на одно дело. Это займёт пять дней. Затем уходим к перевалу. Если кому есть что сказать — говорите.

— Веди нас, Хан! — повторил Кузнец. Его примеру последовали все остальные.

Погасив костёр, мы вернулись в лагерь. Десятники собрали свои десятки и повели с ними свои беседы. Шаман забрал Ахнура в свою повозку. Откуда-то из темноты вывернулся Толстый в мокром халате. Пятна грязи с него не исчезли, но заметно уменьшились. Тощий отдал ему подстилку из моих запасов и он улёгся на неё рядом с одним из костров. Всё шло своим чередом, так что я отправился спать. День был долгим.

Проснулся я от крика. Подхватив саблю я вскочил с одеяла и быстро огляделся. Было очень рано, все только начали вставать.

— Всё в порядке, Хан! — крикнул Нож, — Я на страже.

Кивнув ему, я надел сапоги, спрятал саблю в ножны и побрёл на разбудивший меня шум. То, что я увидел, разбудило меня окончательно. Ругались два шамана. Вообще, увидеть двух шаманов сразу удается не часто. А уж ругающихся мне не доводилось узреть ни разу. Неизвестный мне шаман должно быть только что въехал в селение. Он сидел на лошади в запылённом плаще, за ним толпилась свита человек в десять. Наш Шаман стоял посередине дороги и осыпал всадника проклятиями. Тот в долгу не оставался. Наконец они выдохлись и замолчали. К этому времени у дороги столпился весь наш отряд.

— Думаю, ты не будешь спорить, что лучше всего о способностях шамана говорят воспитанные им ученики, — неожиданно дружелюбно сказал всадник, — Покажи мне одного, воспитанного тобой, и я перестану спорить.

— Да хоть на меня посмотри! — раздался знакомый голос и на дорогу вышел Толстый в прожжённом в двух местах халате.

— И сколько же тебя учил Спутник Вечности, ровесник всего сущего? - развеселился пришлый шаман.

— Целых две недели!

— Вот и отлично! — обрадовался всадник, — Через год на Большой Огонь соберутся шаманы степи. Покажешь нам, чему тебя научил наистарейший из всех Шаманов, кладезь степной мудрости, почтеннейший из нас!

Сказав это, он пришпорил лошадь и объехав Шамана поскакал дальше по улице. Его свита ринулась за ним.

— Здорово я ему рот заткнул! — с гордостью сказал Толстый, — Правда, учитель?

— Вот чем я прогневал тебя, Мать Табунов? — глядя в небо обречённо поинтересовался Шаман.

Затем он молча подошёл к Толстому и погладив его по плечу пообещал:

— Я сделаю из тебя шамана, если в живых останешься.

— Может я тогда пойду? — попятился Толстый.

— Поздно, — развёл руками Шаман, — Иди уже, дам тебе первый урок.

Когда все вернулись в лагерь, светило уже взошло. Сборы и завтрак много времени не отняли и мы покинули постоялый двор, держа путь к Селению Камень. Первой ехала повозка Шамана, который конечно же повёл нас самой короткой дорогой. Ну, во всяком случае, сам он так сказал. Сразу же за его повозкой бежал Толстый, привязанный верёвкой за руки к её заднему борту. Я пробовал возражать, но Шаман заявил, что он это прекратит, когда его ученик станет похож на моего слугу. Сам Толстый обливался потом и слезами, но бежал упрямо и молча. Что-то было в его беге такое, что сразу остановило готовые сорваться с языка шутки. Постепенно смолкли разговоры и только Брамин рассказывал молодым степнякам, как он сам бежал за телегой, когда попал в плен. Он говорил достаточно громко, особенно упирая на то, как правильно дышать, переставлять ноги и использовать силу натяжения верёвки, если уж некуда деваться. Достаточно скоро всем срочно понадобился привал и мы остановились у первого же колодца. Не слезая с Ветра я перерубил саблей верёвку между рук Толстого. Каким бы он ни был, но мы были вместе в походе и чудом оба выжили. Шатаясь и с хрипом втягивая в себя воздух он отошёл в сторону и скрылся в высокой траве.

— Хан, позволь мне кое-что сказать тебе.

Я оглянулся. Ко мне подошёл необычно серьёзный Лекарь. Я спрыгнул с коня и приказав ему далеко не отходить, ответил:

— Слушаю.

— Я хотел, что бы Шаман тоже это услышал, — выдохнул Лекарь.

— Уже слышу, мне ведь больше заняться совсем нечем — проворчал подошедший Шаман.

— Я учился на лекаря далеко отсюда. Мне пришлось бросить учёбу, но я помню многое из того, что нам рассказывали. Есть такая болезнь. При ней человек толстеет, хотя и ест мало. У него плохо заживают раны, иногда теряется зрение. А ещё, человек словно глупеет. Лечения от неё нет. Мой учитель говорил, что при этой болезни портится кровь и ничего сделать нельзя.

Выпалив всё это Лекарь перевёл дух и твёрдо посмотрел на Шамана.

— Хочешь сказать, что я мучаю больного, — скривился Шаман, — Ты, значит, умный, а я по старости и не заметил. Ну, пошли посмотрим, как он там.

Толстого мы нашли шагах в десяти от дороги. Он обессиленно лежал на спине и смотрел на облака.

— Ты давно болен? — спросил Лекарь.

— Лет с пятнадцати, — обречённо просипел Толстый, — Отец показывал меня знахарке и тому самому шаману, что проехал сегодня мимо нашего лагеря. Они сказали, что я здоров. А всё остальное от лени и глупости. Меня били, пороли, привязывали к столбу, всем на потеху. Иногда оставляли без еды. Тогда становилось особенно плохо. Раны заживали медленно, воспалялись. Было страшно, очень страшно. Когда вы, учитель, проезжали через наше селение, я вызвался пойти к вам слугой. Вы взяли меня и я старался как мог. Но меня опять накрыл приступ и всё стало валиться из рук. Когда же вы пригрозили лишить меня еды, я сбежал.

Он замолчал, его правая рука стала дрожать.

Шаман встал на колени рядом с Толстым и положил руки ему на грудь. Мы с Лекарем молчали, боясь потревожить его сосредоточенность. Наконец Шаман поднялся и сказал, глядя на меня:

— Мне надо время, чтобы кое-что приготовить.

Затем он легко пнул Толстого в бок и проворчал:

— Вставай и иди за мной. Будем собирать травы для очень полезной настойки. Если к вечеру не запомнишь всё, что я тебе покажу, утром побежишь впереди повозки вместе с лошадьми.

— Привал до утра! — объявил я подошедшим Брамину и Одноглазому.

Понятливо кивнув, они вернулись к своим людям и занялись обустройством временной стоянки. Толстый встал на удивление легко и заковылял за своим учителем. Его халат на спине покрывали зелёные полосы от раздавленной травы. Не знаю как там с магией, а вот с опрятностью пусть Брамин его познакомит.

Свободное время мы потратили на подготовку к будущим сражениям. Потренировали атаку сразу двумя десятками. Десяток Одноглазого должен будет держаться от меня по правую руку, Брамина — по левую. Степняки учились держать строй, остальные постигали науку рассыпного отхода. Повторили всё раз десять, пока не стало получаться. Ближе к вечеру я уже решил отдать команду на отдых, когда дозорный прискакал с кургана с вестью, что по дороге скачет десяток воинов. Возчики зарядили арбалеты, воины остались в седле. Впереди них расположились я и Шаман, для такого случая севший на Зверя.

— Если скажу «Тогда начнём!» — убиваем всех! — скомандовал я, — Первыми стреляют возчики, оставшихся мы добиваем. Предводителя брать живьём!

Всадники, заметив наш лагерь не проехали мимо. Их предводитель, надменно подбоченясь, приблизился ко мне и глядя поверх голов заявил:

— Милостью нашего хана, да живёт он вечно, я назначен сотником его войска с правом брать в свою сотню любого всадника в степи. Отныне, вы мои воины, сейчас примете клятву верности и отправитесь со мной!

Такое право давалось как милость представителям знатных, но обедневших родов незадолго до похода. Я сам мог оказаться на его месте. Заодно это было и проверкой — сможешь набрать и привести сто всадников, достоин командовать, нет — будешь простым воином в свите хана. Плохо было то, что подчиняться ему должны были все всадники под угрозой смерти.

— Открой глаза, сотник! — выехал вперёд Шаман, — Это мои люди!

— Ты с повозками можешь ехать дальше, — поклонился воин, — Никто не приказывает шаманам! Но все, кто сидит в седле, последуют за мной!

— Тогда начнём! — громко произнёс я.

Свист арбалетных стрел сменился свистом моих степняков, ринувшихся доказывать, что они лучшие бойцы. Сам я схватился с несостоявшимся сотником. Ветер налетел грудью на его коня и всаднику пришлось приложить всё свое умение, что бы не рухнуть под копыта сражающихся бойцов. Я ударил его саблей плашмя по уху и он выпустив поводья стал сползать наземь. Рядом со мной отчаянно рубился Брамин, с трудом отбивая атаки седого воина. Подъехавший сбоку Нож метнул кинжал, пробивший шею старого телохранителя. Уронив оружие, он упал на землю, заливая всё вокруг кровью. С другой стороны меня прикрыл Торгаш, сжимавший в руке покрасневший меч. Все остальные противники были убиты.

— Одноглазый! — крикнул я.

— Я здесь, Хан! — подъехал ко мне десятник, — Все живы, два легко раненых.

— У нас один ранен, — Кузнец был явно недоволен, — Вырвался впереди всех и нарвался на хороший удар.

— Добейте раненых, — скомандовал я, — Брамин, на тебе предводитель, свяжи его покрепче. Лекарь!

— Я уже перевязываю!

— Ко мне его неси! — раздался крик Шамана.

— Торгаш, на тебе добыча! Остальные все в лагерь, лошадей расседлать, готовить ужин!

Все занялись своими делами, а я осмотрел убитых.

Девять тел. Их доспехи были приторочены к сёдлам, оружие успели вытащить четверо. Двое пробиты арбалетными болтами. Один убит кинжалом. Один застрелен из лука. Остальные зарублены мечами и саблями. Вытащив из тел арбалетные стрелы, я кликнул к себе возчиков.

— Чьи? — коротко спросил я, показывая болты.

— Этот мой, — первым отозвался Егерь, — вот знак на стреле!

— Второй мой, — протянул руку Кабан, — эти наконечники я взял из дома!

Я посмотрел на третьего.

— А где твой болт?

— Я промахнулся.

— С тридцати шагов?

Егерь с Кабаном глумливо засмеялись.

— Брамин! — повысил я голос.

— Слушаю, Хан! — подбежал десятник.

— Твой возничий промахнулся. Никаких денег с двух добыч! Звать Криворуким, пока не докажет, что умеет стрелять!

— Ты всё слышал, — развёл руками Брамин, — Сам тебя буду учить. А пока найди мне выпущенный болт. Не найдёшь, заплатишь за него десятикратную цену!

Отпустив возничих я пошёл к кибитке Шамана. Было интересно, что они с Лекарем вместе могут. К тому же меня беспокоил раненый. Не хотелось терять людей в самом начале пути — плохая это примета. Но всё оказалось не так плохо. Лекарь уже наложил повязки легкораненым и с интересом следил за действиями Шамана. Необычайно серьёзный Толстый что-то размешивал в плошке, стараясь держать её подальше от своего носа. Пострадавший степняк из десятка Брамина, которого все называли Стрелой, смотрел на неё с большим подозрением.

— Кабы ты один был, — ворчал шаман, — от этой раны бы точно помер. Если бы за тебя взялось это недоразумение, которое все по ошибке зовут Лекарем, жить бы тебе одноруким. Ну а со мной, денька через три, сможешь опять саблей махать.

Говоря всё это он водил руками по плечу Стрелы, на котором багровел затянувшийся шрам.

— Не остался бы он одноруким, — обиделся на слова Шамана Лекарь, — месяца через два смог бы ей двигать!

Гордо не заметив его слов, Шаман встряхнул руками и кивнул Толстому:

— Пусть всё выпьет.

Толстый неожиданно мягко приобнял Стрелу и поднёс ему плошку ко рту.

— Рану получить любой дурак сможет, — начал уговаривать он раненого, — а вот выпить ту дрянь, что готовит наш Шаман — не каждый герой сподобится. Покажи нам, какие мужчины выходят из твоего рода!

Стрела выпил всё одним духом и просипел:

— Моя благодарность тебе, Шаман!

— Принесешь чего-нибудь с добычи, — кивнул Шаман и развернулся к Толстому, — Значит, говоришь дрянь?

Толстый попятился.

— Я же о вкусе только сказал, — начал громко оправдываться он, — а так, может оно даже полезное!

— Теперь все зелья, что я буду готовить, ты будешь пробовать!

— А может лучше нюхать, хотя они и по запаху...

— Ещё одно слово...

— Да молчу я! — Толстый резко поднёс обе ладони ко рту, забыв, что в одной руке он продолжал держать миску с остатками зелья, забрызгав себе воротник халата и лицо.

С меня было достаточно. Я резко развернулся и ушёл, стараясь не вслушиваться в истошные крики за спиной.

— Хан! — окликнул меня Торгаш, — Я закончил!

— Собирай старших, поговорим.

— Оружие и броня так себе, — докладывал Торгаш, — не лучше наших. Но если что кому приглянется — свое кладёте, — новое берёте. У предводителя и броня получше и оружие покрепче. Но всё степное, так что пусть десяток Брамина забирает. Денег — одно серебро. Кони хороши, да как их продавать — можем на хозяев наткнуться.

— Тут недалеко стойбище одно есть, — махнул рукой Шаман, — полдня крюку. Эти возьмут не спрашивая. Мне туда всё равно заглянуть надо, покажу дорогу.

— Брамин, со своим десятком и Шаманом завтра туда поедешь. Торгаш с тобой. Мы тронемся позже, встанем на ночь раньше, догонишь.

— Что с пленным делать будем? — спросил Одноглазый.

— Сам с ним поговорю, — ответил я, — до ужина успею.

— Я тебя помню, — пленник смотрел мне прямо в глаза, — ты тоже был при дворе хана. Вот только я несколько дней как приехал, а ты уже уезжал. И что б ты знал — о твоём отъезде никто не пожалел!

Его руки были стянуты в локтях за спиной, дорогой доспех и одежды сняты, но спину он держал ровно.

— Стоит ли дерзить тому, от кого зависит твоя жизнь? — пожал я плечами.

— Я должен был вернуться со своей сотней! — выдохнул он, — Тогда она бы..., — он резко оборвал свою речь и стал смотреть в землю.

— Ты всё равно не успел бы, тут осталось всего-то...

— Поход начнётся через десять дней! — выкрикнул он и осёкся.

Хорошая новость. Мы должны всё успеть и уйти из степи. Больше мне от него ничего не надо.

— Да примет тебя мать табунов, — вздохнул я, доставая саблю.

Глава 13

На следующий день наш отряд разделился. Шаман оседлал Зверя и повёл Торгаша и десяток Брамина в одному ему ведомую сторону. С собой они взяли мою повозку, нагрузив её трофеями. Мы же двинулись в направлении Большого Камня. Торопиться было некуда, ехали мы неспешно. Рядом с повозкой жреца, держась за её край, шёл Толстый в грязном халате. Шаман вчера объяснил нам с Лекарем, что ему надо сбросить вес. Настойки само собой, но без физических усилий они помогут мало. По дороге я беседовал с Одноглазым и Лекарем. Обычный дорожный трёп, помогающий скоротать дорогу. После полудня, следуя наставлениям Шамана, мы обнаружили заросшую травой и кустарником балку. Места в ней хватило для всех, родник напоил нас вкусной водой, высокие кусты обеспечили нас тенью. Отличное место для отдыха! Я немного погонял Тощего обучая его бою с кинжалом. Одноглазый занялся Криворуким. Судя по его крикам, обучался тот медленно. Выбив в очередной раз кинжал из рук Тощего, я поинтересовался:

— Ты когда-нибудь арбалет в руках держал?

— У отца был, — нехотя ответил мой слуга, — он охотился иногда.

— На господскую дичь?

— Другой же в лесах нет!

— И чем дело закончилось?

— Повесили его, — угрюмо пробурчал Тощий, — Мог бы плетьми и штрафом отделаться, когда его в лесу егеря схватили, так он двоих рогатиной угостил.

— Егерю только это не рассказывай, — приказал я, — у него отца браконьеры убили.

— Не буду, — вздохнул Тощий, — Да только вся вражда в лесу остаётся. Мать моя потом за одного из раненых отцом егерей замуж то и вышла.

— Но ты же из дома сбежал?

— Не сразу. Как у них ребёнок родился, устроился слугой к купцу. Кабы не заболел, при нём сейчас бы и служил.

Услышав рычание за спиной, я обернулся. Покрасневший от злости Одноглазый за шиворот подтащил ко мне Криворукого.

— Хан, не выйдет ничего! Он как прицелится, так руки дрожать начинают! С упора стреляет, всем телом трясётся! Без толку всё это!

— Тощий, возьми арбалет и болты. Видишь кривое дерево в пятидесяти шагах?

— До него шестьдесят шагов, — быстро заряжая арбалет возразил мне Тощий, — не промахнусь.

Практически не целясь, он попал в дерево с первого раза.

— Арбалет теперь твой, кроме жалования будешь получать долю из добычи. Теперь с тобой, — я недовольно посмотрел на Криворукого, — Уйдёшь от нас в селении Большой Камень. Толку от тебя нет.

— Нет, так нет, — спокойно ответил он, — я возчиком нанимался, об оружии речи не было! Вам бы только людей резать! Мой бог это запрещает!

— Слышал о таких, но вижу в первый раз! — удивился Одноглазый, — Хан, как ты вообще его взял?

— Да я о таких даже не слышал! — в сердцах сказал я, — А ты постарайся не попадаться мне на глаза до самого селения! Тощий, пойдём, покажу тебе пару знаков, чтобы знал в кого надо попасть!

Занимался я с ним до возвращения второго десятка. Толковый парень, прикроет мне спину, если что. Торгаш был доволен. Пятнадцать вырученных золотых монет разделили сразу. Заночевали мы там, где остановились, искать другое место не было смысла. Встали очень рано и к вечеру добрались до нашей цели. Ахнур, хоть и стал слепым, памяти не утратил и утром следующего дня привёл нас к пещере в овраге с первого раза. Нас — это меня с Шаманом, Торгаша, Егеря и Тощего. Остальных я отправил смотреть на Камень. Торгаш, внимательно осмотрев добычу, посмотрел на Шамана. Тот отрицательно покачал головой.

— Тогда делим так: все деньги что есть, получает Ахнур.

— Странно! — поразился Ахнур, — Я был уверен, что денег тут вообще нет!

— Я нашёл кошелёк на дне кувшина, — пояснил Торгаш, — Там тридцать восемь золотых монет. Оружие и доспехи продадим в селении, видел я там пару богатых караванов. Деньги поделим поровну. Разве что этот шлем подойдёт Хану! — Торгаш протянул мне простой островерхий шлем, похожий на тот, что я носил всё это время. Вот только у него была опускающаяся на пол лица полумаска и кольчуга сзади прикрывала шею. А взяв его в руки, я по весу определил работу гномов. Да из-за одного такого шлема стоило пройти весь этот путь! По ухмылке Шамана, было понятно, что он всё увидел.

— Пусть это будет моим подарком Хану, — сказал Ахнур, — Не высчитывай его стоимость из вашей доли!

— Тут ещё посуда и украшения. Их тоже продадим, — уверенно закончил Торгаш.

— Да будет так, — подтвердил Ахнур.

— Ещё есть камни.

— Забирайте их себе! — замахал руками слепой, — Здесь их продать некому, а слухи пойдут. Мне же теперь и от одного вора не отбиться.

Быстро загрузив нашу повозку его добычей, мы отправились обратно. Караванщики взяли всё с большой охотой, хоть и за полцены. Племянница Ахнура оказалась молодой некрасивой женщиной, живущей в приличном доме с большим двором. Дяде она обрадовалась, сказала, что обязана ему всем. Получив деньги, она простодушно сказала. что у неё ещё не кончились те, что получила от Ахнура при последней встрече. Обрадовались своему дедушке и внуки, тут же потребовавшие рассказов о приключениях. Похоже, в этом доме он не будет лишним.

В лагерь мы с Торгашём возвращались в глубокой задумчивости.

— Даже не знаю что сказать, — вздохнул мой брат.

— Я бы сказал, что ему повезло, — ответил я, — Да, он калека, но рядом с ним родные люди и он будет сыт до конца жизни. Кто из выбравших его путь мог бы этим похвастаться на закате дней? Хватит об этом. Что у нас с деньгами и добычей?

Встряхнувшись, Торгаш негромко засмеялся.

— Твой шлем. Сто двадцать золотых монет. Камни. Шлем и камни — подарок. Деньги делим. Камни прячем. Их там много больше чем на тысячу монет. Есть даже маленькая слеза севера. Ума не приложу, где он её взял.

Я остановил Ветра. Встал и Торгаш, понимая, что я хочу сказать.

— Хан, — быстро заговорил он, — это был твой договор, ты вообще мог ничего никому не давать. Каждый десяток получит по сорок золотых монет. Мы ещё даже до сатрапий не доехали, а они уже получат!

— Ладно, — не очень уверенно ответил я, — Деньги отдашь, когда мы выйдем из селения. Возчика бы ещё найти!

— Брамин сказал, что поищет. Выходим сегодня? Скоро вечер.

— Надо уходить быстрее.

Отряд нас уже ждал. Мы покидали селение в спешке, мне что-то не давало покоя. Поднявшись на очередной холм, я заметил большой конный отряд, приближавшийся к Камню.

— Почувствовал? — спросил Шаман, останавливая Зверя рядом со мной.

— Опасность была, грудь сдавливало, дыхание сбивалось, — ответил я.

— Ушли в последний момент, я уже даже тебе подсказать хотел. Но предводитель должен чуять беду, а это так просто не случается. Сегодня надо идти, пока совсем темно не станет. Завтра же весь день поспешать будем, до самого вечера. Мимо дороги пойдём, через степь.

Остановились на ночёвку мы уже почти в полной темноте. Удалось пройти достаточно далеко. Быстро поев и выставив охрану все легли спать. За ночь я вставал трижды, но всё было тихо. Поднялись затемно, плотно поели и двинулись в сторону от дороги, следуя за кибиткой Шамана. Я ждал, когда пройдёт весь отряд, поэтому видел своими глазами как сработала магия Шамана. Всадники и повозки шли не оставляя следов, зато на пыльной дороге из ниоткуда появлялись следы от колёс и копыт. Какое полезное волшебство! Пустив Ветра вскачь я оглянулся и увидел вихрь пыли, взметнувшийся с того места, где я съехал с дороги.

Первую остановку мы сделали в полдень. Шаман сполз со Зверя и со стонами перебрался в свою кибитку. Воины тоже выглядели усталыми, но призыв Торгаша собраться на делёж трофеев моментально их взбодрил. Торгаш отдал по сорок золотых каждому десятку и сказал, что то, как они будут делить деньги промеж собой, его не касается. Брамин сразу заявил, что в его десятке все получат поровну, поскольку ни награждать, ни обделять некого, все стараются, а трусов среди степняков отродясь не водилось. Мальчишки надулись от гордости и стали славить своего десятника. Одноглазый поделил золото по другому, дав каждому по три монеты и добавив, что если кто кому должен, то расплатится сам. Из оставшихся денег две монеты получил хозяин повозки, а третью — Кабан, за удачный выстрел. Остальные он назвал казной десятка. Я тоже выдал по одной монете Тощему и Егерю. Все уже собрались расходиться, но тут Торгаш сказал, что он собирается наградить Толстого, и под хохот всего отряда подарил ему новый халат.

— Вот зачем я полдня стирал следы, если нас можно найти по вашему ржанью! — раздался крик Шамана из его повозки и мы притихли. Толстый кланяясь поблагодарил всех и обещал следить за ним как за любимой лошадью.

Когда все стали расходиться, я окликнул Брамина.

— Как новый возчик?

— Это молодой воин с побитой ногой. На коне скакать не может, но ковыляет бойко и пришёл со своим луком. Я еле этот лук согнул. Мы его Луком и прозвали, всё лучше чем Хромоногий.

Отдохнув мы двинулись дальше. Шаман больше не прятал следы. Он ехал впереди отряда на своём Звере и, казалось, спал. За два дня мы пересекли степь, не встретив ни единого человека. На третий впереди показались горы.

— К вечеру дойдём, завтра начнём подниматься, — сказал мне Шаман на дневном привале, — Надо будет дров с собой прихватить, там не будет. Одну ночь, хочешь не хочешь, придётся провести в снегу, а две на ветру.

— Выдержим, — ответил я, — тёплая одежда есть, шкуры есть, дерево для костра начнём собирать прямо сейчас, что бы потом не искать.

В ночь перед подъёмом в горы я ушёл в степь и зажёг костёр. К огню пришли Торгаш с Брамином, Шаман и Одноглазый с Кузнецом. Положив по небольшой ветке в поднявшееся пламя, они расположились вокруг костра.

— Говори, Хан! — торжественно попросил меня Шаман.

— Настало время вам узнать что я замыслил. Мне стало известно, что люди долины много лет подряд грабили тех, кто ходил в набеги на сатрапии. Зачем нам идти далеко, когда сокровища рядом. Заодно отомстим за тех, кто не вернулся домой, — я замолчал и посмотрел на своих людей. Слушали меня крайне внимательно.

— Мы пройдём перевал и долину, а там устроим тайный лагерь. Из него будем совершать набеги. Уйдём, когда решим, что нам хватит денег и мести.

— Уйти будет не легко, — протянул Шаман, — но я справлюсь.

— Два старших брата моей матери не вернулись из похода через перевал, — с угрозой сказал Кузнец, — я с тобой, Хан!

— А с этой стороны гор лагерь поставить нельзя? — спросил Одноглазый.

— Нам два дня подниматься и один спускаться, — ответил я.

— По мне, так это лучше, чем идти в неведомые сатрапии, — улыбнулся Торгаш.

— Веди нас, Хан! — поднялся Брамин, — Я с тобой.

Поднялись все, даже Шаман. Последним, по традиции, встал я.

— Да вернёмся мы все! — произнёс я ритуальную фразу.

— Да вернёмся мы все! — повторили её все.

Первый день прошёл достаточно легко. Широкая, хотя и заброшенная, дорога уверенно тянулась вверх, пустые повозки катились легко, кони словно не замечали подъёма. Второй день дался нам много тяжелее. Похолодало, дорога сузилась, время от времени приходилось спешиваться и толкать повозки всем отрядом. Ночевали мы на старой стоянке. По словам Шамана, когда-то торговые караваны каждый день шли через перевал. Поэтому здесь была построена стена из камней, дававшая укрытие от ветра, подготовлены места для очагов, а один поток горного ручья направлен в скальную нишу в трёх десятках шагов от стоянки. К моему удивлению, Шаман переоделся в тот самый халат, из-за которого так попало Толстому. Заметив общий интерес, Шаман удостоил нас пояснения:

— Это волшебный халат. Зимой в нём тепло, летом прохладно. Его не пробьёт стрела, в нём даже думается легче. Я так долго зачаровывал его, а этот мошенник его стащил!

— Да если бы я знал, что он волшебный! — расстроился Толстый, — Разве я бы носил его на своих плечах! Продал бы его сразу и все дела!

Место рядом с Шаманом тут же опустело. Пряча улыбки все быстро разошлись.

— Я тебя сейчас на всю ночь отправлю степные травы собирать! — привычно завопил Шаман.

— Так их тут нет, мы же в горах! — заулыбался Толстый, — Ты что, учитель, проспал весь подъём? Так ты меня спрашивай, я всегда знаю, где мы! Мой дед тоже от старости из ума выжил, всё приставал ко всем с вопросом "Где это я?", так что мне не привыкать!

В руках Шамана стал разгораться огненный шар.

— Толстый, беги, дурак! — не выдержал Лекарь.

Ученик шамана рванул как скаковая лошадь. Шар с грохотом и разбрызгивая искры ударился о стену. Та зашаталась и задымила. Толстый, истошно завизжав, перепрыгнул через каменный барьер чуть ли не в самом высоком месте. Замерев на месте весь мой отряд уставился на стенку. Почувствовав, что у меня открыт рот, я аккуратно его закрыл.

— Шаман, — кротко попросил я, — а может хватит на сегодня?

— Да я хотел камни нагреть, что бы тепло было, но выплеснул слишком много огня, так что грейтесь теперь как хотите! — выдохнул Шаман и ушёл к своей повозке.

Я посмотрел на раскалённые до красна камни стены в том месте, где в них ударил шар огня, ощутил жар в двадцати шагах от них и крикнул Тощему:

— Ставь шатёр поближе к стене!

Выспался я прекрасно.

Спуск в долину был пологим и почти прямым. Снег сменился голыми камнями, потом появились трава и кустарник, потеплело. Ближе к вечеру дорога пошла между двумя скалами. В самом узком месте вход в долину преграждала стена с открытыми воротами. Вооруженные люди, стоявшие на стене с удивлением смотрели на мой отряд. Я выехал вперёд и прокричал ритуальную фразу:

— Отряд Хана просит народ долины пропустить его через свои земли!

— Народ долины с радостью пропустит отряд Хана на земли сатрапий! — чуть помедлив ответил мне должно быть старший на заставе воин.

Я спешился и подошёл к нему.

— Золотой за повозку, серебряный кругляш за человека и столько же за лошадь! — заявил он, — Если денег нет — отдадите на обратном пути!

— Денег нет, — развёл я руками, — За ними и идём!

— Тогда удачи вам, а то нам не видать денег, — рассмеялся старший и мы въехали в долину.

Искать хорошее место для ночлега было уже поздно, так что мы остановились увидев первую же поляну.

— Хан, — ко мне подошёл очень серьёзный Брамин, — ставим двойную стражу?

— У нас нечего брать. Нападать они не будут. Не стоит им показывать, что мы боимся.

Брамин вздохнул, но возражать не стал. Ночь, как я и предсказывал, прошла спокойно.

Глава 14

Долину, вернее ту её часть, через которую шла дорога в сатрапии мы пересекли за один день. Ещё через полдня пути, Шаман показал на старую тропу, идущую в сторону от дороги. Как и раньше, наши следы пошли в одну сторону, а мы в другую. Целью оказалась заброшенная, но неплохо сохранившаяся крепость, стоявшая на холме. Скорее, это был сторожевой пост человек на сто. Он спрятал наш маленький отряд, дав приют и людям и коням.

— Приметное место, — сказал я Шаману.

— После двух набегов поменяем, — отмахнулся он, — да и сколько ты собираешься тут быть? Не уйдём после трёх — четырёх набегов, — нас схватят обязательно. Надо вообще всё проделать дней за двадцать, не больше.

— Завтра же направлю человек пять к дороге. Нам нужен местный житель, знающий все здешние расклады, — кивнул я, — а пока будем отдыхать.

На следующее утро, когда я обсуждал с Торгашём наши планы, к нам как-то боком подобрался Брамин.

— Хан, — неуверенно начал он, — тут такое дело...

— Только не говори, что ты познакомился с одной вдовушкой, — засмеялся Торгаш, увидел лицо Брамина и резко оборвал смех.

— Брамин, — я пытался собраться с мыслями, — тут же никого рядом нет!

— Я тоже так думал, — вздохнул он, — но мы так давно в дороге, что я забрался на развалины башни и увидел стадо коз за холмом!

— Брамин! — закашлялся Торгаш, — Ты что, козу себе нашёл?

— Да тьфу на тебя, — всерьёз обиделся Брамин, — коз же кто-то пасти должен! Вот я ночью и пошёл проверить. Нашёл землянку, в ней пастушка козью шерсть пряла. Она меня молоком напоила, поговорили мы с ней. До самого утра я у ней пробыл. Красивая женщина и ласковая. Её мужа убили пять лет назад, когда делили добычу, захваченную с каравана. Там большая драка была, многие погибли. Вот она и переселилась сюда. Козья шерсть всегда в цене, покупают у неё, нужное привозят опять же. Вот только зла она на тех, кто её семьи лишил. Поговорил бы ты с нею, Хан?

— Мы для неё чужие, скажет ли?

— Так я ей обещал, что с собой возьму, она уже думает, кому коз продать.

— И всё это ты узнал за одну ночь?

— Так до самого рассвета говорили!

Я посмотрел на Торгаша. Тот пожал плечами.

— Хорошо, сейчас попрошу Шамана сходить с нами, — сдался я. Может нам и взаправду удача улыбнулась своей кривой беззубой улыбкой?

Пастушка и впрямь оказалась красивой женщиной с гордым взглядом. Она встретила нас у своей землянки, держа в руках узкогорлый кувшин. Рядом с ней сидела огромная пастушья собака горской породы. Завидев нас, пёс демонстративно зевнул, показав зубы, которые и степному тигру не помешали бы.

— В моём жилище тесно, дорогие гости, — напевно сказала она и кивнула на выделанные козьи шкуры, лежащие прямо на траве, — сядем под этим деревом.

— Приветствуем тебя, хозяйка стада, — поклонился Шаман, — благодарим за гостеприимство.

Мы расселись на шкурах. Женщина взяла стопку чашек стоящую на камне и стала наполнять их молоком из кувшина. Первую она выпила сама, затем одарила нас. Овчарка на шкуры не полезла, деликатно легла рядом, не спуская с нас глаз.

— Давно не пил такого вкусного молока, — похвалил угощение Шаман, — Разреши представить тебе себя и моих друзей.

— Одного из вас я уже знаю, — мило улыбнулась пастушка, — его даже моя собака не испугала!

— Да мы с ней, можно сказать, друзьями уже стали! — самодовольно заявил Брамин.

Пёс поднял голову и стал приподыматься. Хозяйка не глядя шлёпнула собаку по загривку и та опять легла.

— Умный он у меня, — пояснила женщина, — я здесь одна, говорю только с ним. Сама его вырастила. Дважды меня тут обидеть пытались, так могилки уже бурьяном заросли.

— Умнее коня степняка только собака горца! — припомнил Шаман старую пословицу.

Я обиделся за Ветра, хотел возразить, но поймав на себе внимательный взгляд пса решил промолчать. В конце концов мы сюда по серьёзному делу пришли. О Ветре поговорим как-нибудь потом.

— Меня зовут Шаман,- продолжил Шаман, — уж не знаю за что!

— У нас тебя называют Степным Странником, — поклонилась пастушка, — Говорят, не одну сотню лет ты скитаешься по степи в поисках истины.

— Выходит, и меня ты знаешь! — засмеялся Шаман, — Тогда мне осталось представить тебе только нашего предводителя. Зовут его Хан. Не смотря на молодость, он отмечен такими печатями, что даже мне не стыдно быть его помощником.

— Живи долго, Хан, рада буду знакомству с тобой. Меня вы все можете называть Таит.

— Благодарю за добрые слова, Таит. Думаю мне нет нужды говорить, что мы хотим от тебя.

— Вы хотите мести за убитых степняков, невернувшихся домой.

Я склонил голову. Пусть думает, что наши цели совпадают.

— Мой род вырезан до последнего мужчины. Молодых женщин раздали по домам победителей как рабынь. Только я смогла сохранить своё право на свободную жизнь. Мы с Бураном поможем вам. Не хочу мстить сама, но буду рада узнать, что месть свершилась. Сколько у тебя человек, Хан?

— Бойцов два с половиной десятка.

— Этого хватит. В половине дня пути отсюда живёт старый Мегит. Два его сына куда-то пропали, словно мой пёс их задрал. Под его крышей осталось восемь мужчин и два десятка женщин и детей. Никто к ним не ездит, да и они гостей не любят. Их точно не хватятся.

— Хороший выбор, — похвалил я пастушку, — тянуть не будем, после полудня и выступим. Я дам тебе коня.

— Не стоит. У меня есть ослик, выносливый и спокойный. Стадо постережёт Буран.

Шаман взглянул на Светило.

— Тогда мы уходим готовиться к набегу. Ещё раз благодарим тебя, Таит.

Уходили мы вдвоём. Где-то на полпути к стоянке, Шаман сказал:

— Пойдёте к Мегиту без меня, я лучше здесь побуду.

— Хорошо, — согласился я, — с тобой останется Толстый и все возчики. Ждите нас к концу следующего дня.

В полдень Таит поджидала нас у своего жилища, сидя на приличных размеров чёрном осле. Тощий подвёл к Брамину его коня и мы тронулись в путь. Пастушка вела нас уверенно, нигде не останавливаясь. Никого не встретив, ближе к вечеру, мы остановились в небольшой низинке между двумя холмами. Прихватив с собой Одноглазого и Брамина, я резво вскарабкаться на вершину. То, что я оттуда увидел, слегка охладило мой пыл. Усадьба Мегита напоминала сторожевой пост. Каменная ограда в человеческий рост, башенка с часовым на верхушке, сам дом, сложенный из больших камней и узкими окнами под самой крышей. Два больших и очень прочных на вид сарая лишь усиливали общее впечатление.

— Посмотри, Хан, — удивился Одноглазый, — у них и женщины повсюду ходят с оружием!

Я аккуратно выглянул из-за валуна.

— Вижу. Но меня больше беспокоят собаки.

Четыре пса, той же породы что и Буран, свободно бегали по двору.

— На ночь они их точно во дворе оставят.

— Ты хочешь ждать до ночи?

— Хан, — Брамин повернулся ко мне, — колодца во дворе нет. Значит овец на вечерний водопой вот-вот погонят.

— Я тебя понял. Беги к нашим, бери пять человек, и, когда овец пригонят к ручью, нападай на пастухов. Одноглазый, когда Мегит пошлёт своих на помощь, со своим десятком отсекай их от двора. Ножа пришлёшь ко мне. Пусть приведёт оставшихся людей Брамина. Тощий и Таит остаются караулить наших лошадей. Бегите, а то не успеем!

Дождавшись Ножа и четырёх степняков, я повёл их к ограде дома. Скрываясь в густом кустарнике, нам удалось подобраться к ней незаметно. Ветер был встречный и собаки нас не учуяли. Дальше, о том что происходило во дворе, я догадывался только по звукам. Вот заблеяли овцы, их вывели из сарая и погнали на водопой. Раздался крик часового с башенки и во дворе поднялась суматоха. Выждав ещё немного, я аккуратно выглянул поверх забора. Во дворе осталось только трое мужчин, и пара старух, сгоняющих четырёх детей к дому.

— Старика не убивать, вперёд! — быстро сказал я и перевалившись через ограду, оказался во дворе. Выхватив саблю, я кинулся к мужчинам, стоявшим ко мне спиной. Но тут завизжала заметившая нас старуха и воины развернулись ко мне. Мегит держал в руке саблю, двое других сжимали в руках длинные кинжалы. Доспехов на них не было. Добежав до них в несколько прыжков, я ушёл вправо, ставя их в одну линию. Оказавшийся напротив меня старик с длинной седой бородой с трудом развернулся, припадая на левую ногу. Моя сабля уколола его в руку, рассекла плечо и обратным движением ударила в горло. Он упал молча, выронив кинжал и прижимая обе ладони к смертельной ране. Ещё один воин лежал на земле пробитый стрелой. Богато одетый зрелый мужчина, стоящий напротив меня, мог быть только Мегитом. Мы схватились с ним в жестокой сабельной схватке. Практически сразу я понял, что он сильнее меня. Если бы не гномий доспех, лежать бы мне тут рядом со стариком. Подбежавший Нож не целясь махнул рукой и его кинжал пробил насквозь ногу Мегита. Тот вскрикнул, упал на колени и пропустил мой удар саблей плашмя по голове.

— Вяжи его и рот заткни! — приказал я Ножу и быстро огляделся.

Одна из старух лежала посередине двора, выронив из руки кинжал с узким лезвием. Вторая почти довела детей до дома, но путь ей преградили двое степняков. Она медленно пятилась, выставив перед собой короткий нож. Стрела стоял на ограде, держа лук наготове. Последний из моих воинов подходил к двери в доме. Она неожиданно открылась и две молодых женщины кинулись на него. Одна из них держала в руках короткое копьё, а вторая размахивала кинжалом. Для того, что бы в любом человеке с оружием видеть опасного врага, нужен опыт. Опустивший саблю воин пропустил удар копьём в живот и уже не смог отразить удар кинжала, пробивший глаз. Умер он мгновенно. Я бросился к ним, но Стрела опередил меня. Женщина с копьём вскрикнула и схватилась за живот. Вторую я оглушил ударом по голове и связал её же поясом.

— Ты что творишь, старуха! — услышав крик, я развернулся что бы увидеть, как вторая старуха протыкает ножом последнего ребёнка.

— Не будут люди рода Мегита рабами! — завизжала она в ответ и резким движением перерезала себе горло.

— Не стоять! — закричал я, стараясь отвлечь своих людей от страшного зрелища, — Нож, тащи пленных в дом! Только сначала Мегита перевяжи! Стрела, спрыгни с ограды и беги ко входу, вы оба с ним!

Отдав команды, я побежал к воротам сам. Если кому-то удастся вырваться из ловушки, то он наверняка попытается скрыться в доме. Добежав до ворот, я аккуратно выглянул наружу и никого не увидел. Затем раздался топот копыт и показался Одноглазый со своими людьми. Заехав во двор, они сбросили на утоптанную землю двора трёх связанных пленных — двух женщин и мужчину.

— У меня четверо легко раненых, — поморщился Одноглазый, подходя ко мне, — Лекарь справится.

— Что с собаками?

— Побили стрелами.

— Как там Брамин?

— Они своих убили быстро. Он выбирает лучших овец, говорит, что ночь может быть длинной, стоит хорошо поужинать.

— Пленных в дом. У нас там уже двое. Кого возьмём для допроса?

— Значит мы с тобой, Кузнеца надо приучать, да и без Брамина можем не справится. Хан, как молодой погиб?

— Опустил оружие перед женщиной.

— Третий бой, первый погибший. Не ругай себя.

Я промолчал.

Молчал и Брамин, стоя над телом воина из своего десятка. Когда он и его люди пригнали десяток овец, опытный воин приметил погибшего сразу и с тех пор не сказал ни слова. Уже привели лошадей Тощий и Таит, стемнело, а он всё так же стоял не говоря ни слова.

— Брамин, — наконец решился я, — ты мне нужен.

Кивнув, он глубоко вздохнул, мельком глянул на разожженный мангал в углу двора и наконец сказал:

— Кузнец, идёшь со мной.

Мы подошли к двери в дом, но тут нас остановила пара людей из десятка Одноглазого.

— Хан, — начал один из них, — в доме должно быть вино. А ещё, отдай нам хотя бы одну женщину.

— Отдам, когда узнаем где тайники, — согласился я, — но вино только в лагере.

— Хан, мы не просим. Что у тебя в отряде выпить честному воину каждый день не дают, с этим мы смирились, но уж после боя, вино наше по праву.

Я ударил ногой, стараясь попасть подкованным носком сапога в наиболее уязвимое место. Воин скорчился, упал и жалобно заскулил.

— Вот видишь, — сочувственно начал я, — женщина теперь тебе без надобности. Хочешь, и вино больше не потребуется?

— Прости, Хан, — захрипел упавший, — я не прав.

— Меня тоже прости, — быстро отступил второй воин, — разреши, я начну жарить мясо?

— Только не пересуши, — напутствовал я его и оглядел двор.

— Таит, — позвал я, — пойдёшь с нами!

— Правильно, — пробормотал Брамин, — Нечего тут женщине одной, да ещё и без собаки.

— Точно, — согласился Одноглазый, — без тебя тут ей делать нечего!

— Тощий! — окликнул я.

— Я здесь, Хан, — вынырнул из густой тени дома Тощий.

— Взведи арбалет, прикрывай Торгаша, — приказал я, — На всякий случай.

— Всё сделаю, — поклонился расторопный слуга и шагнул в густую тень от дома.

— Теперь с тобой, — я повернулся к Одноглазому, — шутки хороши на привале. В походе будь серьёзен.

— Да я не обиделся, Хан, — встрял Брамин, — да он сам...

— Тебя это тоже касается! — перебил я его, — Я сказал!

— Всё по твоему слову, — поклонился Брамин.

Одноглазый поклонился вслед за ним.

Когда мы вошли в дом, Таит быстро зажгла светильники.

— Я бывала в этом доме, — пояснила она, — мой муж вообще считал этих баранов своими родственниками. Но они его не пощадили. На первом этаже у них кухня, на втором спальни.

— Кого мы пленили?

— Мегита, его племянника, жену племянника и двух вдов тех уродов, что загрыз мой пёс!

Я подошёл к лежащему Мегиту и сел на корточки.

— Мне нужно золото. Отдашь — все получат быструю смерть и я прикажу всех похоронить по вашим обычаям. Нет — после всех пыток, когда всё равно узнаю твои секреты, оставлю ваши тела на съедение волкам.

Я вытащил кляп из его рта и приготовился услышать поток брани. Но Мегит не стал тратить на это время.

— Убей её, узнаешь что хотел, — он мотнул головой в сторону Таит и закашлялся.

— Таит, — вздохнул я, возвращая кляп на место — кто из этих женщин не сможет нам помочь?

— Вот эта жирная овца, — она поставила ногу в сапоге на грудь полной пленницы, — Вдова третьего сына это та же рабыня.

— Кузнец, — скомандовал я, — отдай её воинам. И пусть забавляются с ней перед дверью дома, чтобы Мегит не пропустил ни одного из её криков!

Кузнец сорвал с головы женщины платок, ухватил её за волосы и потащил к выходу. Каким-то чудом она выплюнула кляп и завопила:

— Я знаю где тайник!

Глава 15

Первый тайник нашёлся в погребе под старой бочкой. Золотые монеты с квадратной дыркой посередине. Видел такие, где-то их брали охотно, а где-то считали три за две обычных. Но в этом разбираться Торгашу. Больше пленница ничего не знала, и я сам исполнил обещание лёгкой смерти. Вторая вдова показала схрон с золотыми слитками. Эти дикари переплавили всю доставшуюся им золотую утварь в тяжёлые жёлтые бруски. Племянник Мегита вместе с женой рассказали о женских украшениях рода. Их прятали в одном из сараев, прямо в стене. Молчал лишь сам Мегит. Кузнец и Одноглазый вышли из дома, чтобы сообщить воинам хорошие новости. Надеюсь, известие о добыче позволит им спокойно пережить новость о смерти женщин. Брамин и Таит пошли осматривать дом. Я же опять присел рядом со связанным Мегитом и вытащил кляп.

— Скажи, последний в роду, ты что, действительно готов предстать перед предками с выколотыми глазами, отрезанным достоинством и сожжёнными пятками?

— Тебе мало того, что ты уже нашёл? — не открывая глаз осведомился он, не пытаясь скрыть насмешку.

— И что же смешного я сказал? — уже догадываясь, что сейчас будет, спросил я.

Ругался Мегит отменно. Он напрашивался на удар кинжалом, но я держал себя в руках. Окончательно выдохшись, пленник вдруг заговорил спокойно:

— Поклянёшься, что подожжёшь этот дом вместе со мной?

— Если расскажешь про оставшиеся три тайника.

Почему я сказал три? Два мало, четыре много.

— Клянись.

— Клянусь.

— Я хочу встретить огонь живым. И ты не нанесёшь мне увечий.

Он хочет остаться в горящем доме? Значит где-то есть подземный ход наружу.

— Клянусь.

— И свободным от пут.

— Нет.

— Я верю, что предки узнают меня в любом виде.

— Давай проверим, — улыбнулся я и достав кинжал отсёк Мегиту левое ухо.

Он вскрикнул, увидев лежащее перед его глазами ухо и судорожно попробовал отодвинуться.

— Твои люди называли тебя Ханом, — быстро заговорил Мегит, — значит ты умеешь принимать правильные решения. Почему ты решил, что осталось три тайника?

— Нет дорогого оружия, нет камней и нет серебра. А у тебя всё спрятано раздельно.

— Годы были неудачными и серебро кончилось. Достань грязную сумку под хворостом в углу. В ней кошелёк с двумястами серебряными монетами, возьми его. Дорогое оружие я давно продал более удачливому соседу. Осмотрись вокруг, живут ли так богатые люди, способные хранить ненужные вещи? Оружие должно убивать, а не украшать. Камни есть, тут ты прав. Я отдам их тебе. Одному тебе, если оставишь меня в горящем доме не связанного и без увечий.

— Хан! — очень довольный Брамин спустился на первый этаж ведя под руку Таит, — Ты ещё его не прикончил?

— Иди к своему десятку, присмотри за ним. Таит, судя по крикам, мои воины добрались до вина. Спрячься в темноте до утра. Как рассветёт, подходи, будем возвращаться.

— Да, Хан, только прихвачу пару одеял! — быстро ответила Таит и откинув засов открыла дверь в маленькую кладовку под лестницей. Вытащив походные одеяла, она с одобрением посмотрела на валяющееся перед головой Мегита ухо и вышла из дома. Брамин последовал за ней.

— Хорошо, — нехотя сказал я, — я клянусь, что оставлю тебя в доме, не нанесу тебе увечий и развяжу верёвки.

Мегит помолчал и так же нехотя произнёс:

— Вынь из стены чёрный камень справа от входной двери.

Я подошёл к двери и стал всматриваться в камни. Действительно, один из них был измазан копотью. Вытащить его удалось легко. Засунув руку в проём, я нащупал тонкую ткань узелка. Достав довольно увесистый мешочек, я засунул его за пазуху. Настало время выполнять обещанное. Перерезав тугие путы, стягивающие руки и ноги Мегита, я подхватил его за шиворот и поволок к лестнице.

— Ты человек слова, — слабо зашевелился Мегит, — дай моим рукам опять почувствовать силу и поджигай!

Не отвечая я заволок его в каморку под лестницей, закрыл дверь и задвинул засов. Этого мне показалось мало и я подпёр дверь тяжёлой лавкой. Не слушая крики, я забрал кошелёк с серебром, вытащил лежавший у камина хворост на середину кухни и бросил в него тлеющую в камине ветку. Подождав, когда огонь разгорится, я подложил в него пару стульев. Поискав, я нашёл кувшин с маслом и выходя из дома бросил его в огонь. Если в доме и был подземный ход, то добраться до него Мегиту будет не просто. Но, как и было обещано, он в доме один, развязан и почти цел.

Во дворе веселились мои люди. Торгаш уже рассказал им о найденном золоте, а Нож нашёл в сарае погреб с двумя бочонками вина. Три овечьих туши жарились на огне. Время от времени воины отрезали от них куски и начинали есть не отходя от костра. Меня встретили шумными криками, плошкой с вином и куском обжигающего мяса.

— Торгаш, — крикнул я, — возьми к добыче! — и швырнул тяжёлый кошелёк, который он поймал на лету.

Меня пропустили в круг сидящих у огня людей и на какое-то время я забыв обо всём наслаждался трапезой. Но как только голод отступил, я подошёл к Брамину. Завидев меня он встал и тихо сказал:

— Тощий с арбалетом в тени дома, Стрела с луком на вышке. Тот, которого ты ударил, совсем плох. Я напоил его и он отключился, лежит в сарае.

— В том сарае, где погреб? — так же тихо спросил я.

Брамин кивнул.

— Когда все заснут, сбрось его в погреб, головой вниз.

— Сделаю, Хан. Но стоит ли?

Я отошёл не ответив. Надо было продолжить веселье.

— Торгаш! — заорал я, — Так поскольку там выходит! Расскажи нам, чтоб пилось лучше!

Бросив на меня внимательный и очень трезвый взгляд, Торгаш встал, пьяно покачнулся и начал:

— Во первых, по пять золотых монет с дыркой на каждого!

— А я хочу без дырки! — вдруг приподнялся один из степняков.

— Запомни, молодой воин, — пьяно заржал Торгаш, — золотую монету и женщину дырки только украшают!

Вот это он зря напомнил.

— Там женщины были, — тут же спохватился кто-то, — где они?

Взгляды повернулись в сторону дома и вдруг все замолчали. Дом был каменным, но полы, мебель, перекрытия и крыша — деревянные. Огонь уже добрался до второго этажа и из окон выбивались языки пламени.

— Сгорели, — махнул рукой Торгаш, — но на наше золото мы купим других! Там ещё слитки, продадим и на каждого по десять золотых монет без дырки!

— А я хочу с дыркой! — завопил тот же воин.

— Запомни, молодой воин, — погрозил ему пальцем Торгаш, — золотые монеты и девушки без дырки одинаково ценны!

— Там ещё украшения, — вдруг забеспокоился Брамин, — они на сколько потянут?

— По два золотых каждому, не меньше! — поднял обе руки к ночному небу Торгаш, — Выпьем за это!

— С дыркой или без? — тут же спросил кто то и хохот заполнил двор.

Под второй бочонок решили зажарить ещё парочку овец и веселье продолжилось. Несколько человек завернулись в походные одеяла и заснули рядом с костром. Почувствовав, что кроме вина воинов уже ничего не интересует, я встал и отошёл к дозорной вышке.

— Стрела! — негромко позвал я.

— Всё тихо, — отозвался караульный.

— Я тебя сейчас сменю, иди, поешь.

— Благодарю, Хан! — Стрела скатился с вышки и кинулся к костру.

— Тощий! — окликнул я.

Тощий вынырнул из темноты, держа в руках взведённый арбалет.

— Сходи, перекуси, но не пей. Ляжешь здесь, под вышкой.

Он молча кивнул и зашагал на запах жарящейся баранины.

Я посмотрел на подошедших ко мне Брамина и Торгаша.

— Ложитесь, я покараулю. Подниму вас на рассвете. Сбросим в подпол трупы и уйдём.

— Надо было в дом, — вздохнул Брамин.

— Не до того было, — понизил голос я, — Мегит нам кое-что оставил. Но об этом, когда выберемся. Идите, Одноглазый сюда тащится. И похороните нашего павшего.

— Уже, — коротко ответил Брамин и ушёл.

Десятник первого десятка начинать разговор не спешил. Мы постояли, всматриваясь в темноту. За нами догорал дом, над нами мелкими угольками мерцали звёзды.

— Хан, — наконец сказал Одноглазый, — я был с тобой и всё видел, но завтра мой десяток спросит с тебя за своего.

— Может ему полегчает, — пожал я плечами, — а нет — я готов заплатить из своей доли.

Одноглазый облегчённо вздохнул.

— Это будет справедливо.

Остаток ночи я провёл на вышке. Тощий устроился прямо под ней и заснул, обнявшись с арбалетом на подобранной где-то овечьей шкуре. Как только забрезжил рассвет, я спустился вниз, умылся у колодца и пошёл будить Брамина с Одноглазым.

— Поднимайте своих, — приказал я, — пусть сносят трупы в подвал. Когда закончат, пусть забросают крышку землёй с камнями, а над ней надо зарезать десяток овец. Тогда там и искать никто не будет. Остальных овец выгнать, разве что с собой туш пять возьмите на ужин. Коней у Мегита сколько было?

— Четыре, — откликнулся Одноглазый.

— Тогда берите восемь, — по две на каждого. Похоже действительно род обнищал, всего четыре коня.

— Если это был нищий род, — засмеялся Одноглазый, — то надо пощипать и богатый!

— За работу! — остановил я смех и посмотрел на Брамина.

Тот чуть-чуть прикрыл веки. Значит справился. Воины вставали неохотно, но сожженный дом и остатки пьяной трапезы не вызывали желания оставаться в этом месте надолго. Тощий привёл наших лошадей и мы заседлали их. Вскоре к нам присоединился Торгаш. Когда из сарая с погребом раздались крики, я пошёл туда сам.

— Кто оставил крышку открытой! — кричал Брамин, — Тут и утром темно, как в пещере гнома!

— Я вчера тоже туда чуть не свалился, — поддержал его Нож.

— Да кто же знал, что ему по ночам не спится, — примирительно вздохнул Одноглазый, — Давайте достанем его уже, нечего ему с проигравшими лежать.

Возвращались мы в плохом настроении. Потеря одного — это случайность. Двоих — это уже сомнение в том, что удача остаётся с нами. Ведь оба погибли по глупости! Я тоже делал вид, что не доволен. Где-то в середине пути ко мне подъехал Одноглазый. Я как раз немного отстал, так что разговор наш никто не услышал.

— Хан, это был мой человек.

— И мой тоже.

— Он всего лишь хотел любимых солдатских трофеев.

— Мне тоже жаль, что он упал в погреб. Как ты там сказал: «что ж ему по ночам не спится»?

— Я пришёл поговорить о доле за него.

— Долю мёртвых получают живые, это закон. Твой десяток ни в чём не будет обделён.

Одноглазый какое-то время смотрел на меня, но мой взгляд был твёрд и он отвёл глаза.

Первое, что я увидел въезжая во двор нашего пристанища, это был Толстый без халата. Увидев меня, он развёл руками и поделился:

— Я случайно вылил настойку нашего шамана на себя, хорошо что успел вылезти из халата, а то глядишь и сам бы стал дырявым!

— Тебе эту настойку пролили на голову в раннем детстве! — зарычал Шаман, стоящий неподалёку, — И вообще, это не моя настойка, ты сам её сделал!

— Так по вашему же рецепту! — заулыбался Толстый.

— Моя затягивает раны, а твоя дырявит даже камни, что вообще невозможно!

— Давайте я вас примирю! — встал между ними Брамин, соскочивший с лошади, — Толстый, наш Хан из добычи дарит тебе новый халат!

— Вот это дело! — обрадовался ученик шамана, выхватывая из рук Брамина своё одеяние, — А то служишь тут служишь..., — оборвав речь он посмотрел на покрасневшего учителя и выскочил за ворота.

— Брамин, когда ты успел так о нём позаботиться? — спросил Кузнец, стараясь не засмеяться.

— Да в доме на глаза попался, я ещё подумал, что он такой большой, что даже налезет на нашего Толстяка. Продать его тут некому, а на плечах нашего ученика он пару дней продержится.

Спешившись, я передал поводья коня Тощему и подошёл к шаману.

— Двое? — спросил он.

Я кивнул.

— И нет раненых? — удивился Шаман, — Да всё нормально, не печалься, без потерь набегов не бывает. Таит осталась со своим стадом?

— Да. Все устали. Мы долго шли по дну ручья, прятали следы. У вас всё тихо?

— Никого не было.

— Сегодня и завтра отдыхаем. Послезавтра новый набег и уходим.

— Совсем?

— Нет. По дороге наведаемся ещё в одно место, по пути к перевалу. Там понадобятся все наши силы. Судя по ушедшему на небеса роду Мегита, Таит не врёт и знает о чём говорит.

— После второго дела надо будет уходить на следующий день.

— Ты прав, Шаман. Пойду умоюсь, а то в сон клонит.

Оставшееся до ужина время прошло спокойно. Торгаш засел за подсчёты, уже внимательно разбирая нашу добычу. Его весёлый и уверенный вид поднял настроение в лагере. Все заговорили о том, сколько они убили врагов и как велика наша удача. Толстый вернулся в новом халате и под руководством остывшего Шамана долго что-то варил в котелке. Близко к нему никто не подходил. Зато все потрогали дырявый камень, бывший целым перед нашим уходом. Я просто постоял рядом. Кто его знает, вдруг состав не до конца испарился? От Толстого всего можно ждать. Кстати, на этот раз сваренное им зелье продырявило медный котелок и, попав в костёр, сгорело весёлым зелёным пламенем с синими искрами.

Поздно вечером все опять ели свежую баранину, Брамин, с моего разрешения, ушёл к Таит, Шаман палкой гонял по двору Толстого, уверяя небеса в отсутствии таких грехов, за которые ему достался такой ученик. Торгаш роздал золотые и серебряные монеты, громко озвучив стоимость остального товара. Помянули погибших. Уставший Шаман проворчал, что он выспался днём и ночью посидит на верхней площадке башни, думая о высоком. А заодно и покараулит, так что все могут ложиться. Я устроился в одном из зданий, завернулся в расстеленное Тощим походное одеяло и наконец заснул. В эту ночь мне ничего не приснилось.

Глава 16

Разбудил меня Тощий. Всё было в порядке. На башне торчал степняк из десятка Брамина. Готовился завтрак, слышался смех. Умывшись я подошёл к Шаману, который крутил в руках дырявый котелок. Заметив меня, он вздохнул и ворчливо пожаловался:

— Я варил это зелье не одну сотню раз. Ну не может оно такое делать! Всю ночь думал, ничего в голову не приходит.

— Ты просто не хочешь видеть.

Шаман недобро покосился на меня:

— Значит, считаешь, что зелье тут не причём?

Я пожал плечами.

—Ты ругаешь его всё время, ответить он не может, вот и скидывает всю злость в зелье.

Оставив Шамана, погрузившегося в глубокое раздумье, я обошёл лагерь. Глупые играли с хитрыми на деньги, кидая монеты в стенку и отмечая веточкой место падения. Побеждал тот, чья монета дважды падала в одно и тоже место, но не ближе двух ладоней от стены. Умные спали. Бережливые на пальцах высчитывали свою добычу, поправляя потяжелевшие пояса. Егерь спорил с Луком о том, что лучше — арбалет или лук. Кабан пытался их помирить, уверяя что всё зависит от стрелка. Толстый криво пришивал оторванный левый рукав к новому халату. Заметив мой взгляд, он тяжело вздохнул и пробормотал, что случайно зацепился, а это с каждым может произойти. Рядом с ним три воина азартно заключали пари, насколько этого халата хватит. Двое утверждали, что до завтрашнего утра он точно продержится, а третий уверял, что на два дня его должно хватить. Каждый был занят своим делом и я решил поговорить с Торгашём. Бывший купец сидел на походном одеяле у пролома в стене. Присев рядом с ним я тихо сказал:

— Как я и говорил, Мегит оставил мне подарок. Я спрятал его в тайнике в нашей повозке.

— Пусть там и лежит, — откликнулся Торгаш, — пару сотен монет мы ещё получим за золото в слитках. Лишь бы уйти без проблем.

— И попасть на войну степи против народа стен. Ты сможешь всё разделить, не продавая вещи? Малым отрядом прятаться будет легче.

— В крайнем случае заплатим за украшения из своих денег. Это даст нам при продаже ещё прибыли. Я вот что подумал. В южных герцогствах мы можем снять один большой дом. Втроём будет проще. А добычу будем продавать не спеша, по самой высокой цене.

— Втроём?

— Ну да, у нас же ещё Егерь и Таит. Да и твой Тощий неплохой парень. Надёжные люди дороже золота.

— Давай сначала вернёмся.

— Брамин, похоже, уже вернулся.

Я посмотрел через плечо на тяжело бредущего десятника и ухмыльнулся. Он вяло помахал в ответ рукой, вытащил из нашей повозки своё одеяло и, расстелив его где стоял, тут же заснул.

— Ты опять за своё! — раздался вопль Шамана.

— Учитель, — осторожно пятясь, оправдывался Толстый, — я так привык к вашим крикам, что уже их не замечаю! А тут вы говорили со мной столь ласково, что я перепугался до смерти, поэтому всё и перепутал!

— Твоё зелье цвета темнеющего неба, а должно быть жёлтым! Ладно, иди, выпей его, посмотрим что же ты такого создал!

— Может сначала на камень выльем? — попятился быстрее Толстый.

— Запомни, то что шаман создаёт, он всегда пробует сам!

— А умный шаман как поступает, учитель?

— Умный заводит для этого учеников!

Толстый вдруг извернулся и кинувшись к россыпи камней что-то схватил.

— Учитель, я поймал мышь! Давайте дадим ей попробовать первой!

Шаман с сомненьем посмотрел на зверька, которого Толстый держал за хвост.

— Хорошо, макни его мордочкой в зелье, похоже оно уже остыло.

Толстый боком подошёл к котелку и держа мышь на отлёте окунул её в подозрительное варево и тут же вытащил.

— Облизывается, значит по вкусу пришлось! — радостно сообщил он шаману.

Мышь на секунду замерла, а потом издала вопль, чем-то напоминающий боевой клич степняков. Затем она цапнула за ладонь вздрогнувшего ученика и, получив свободу, юркнула в щель в стене. Шаман какое-то время смотрел вслед сбежавшей мыши, потом махнул рукой и вылил зелье в костёр.

— Зельеварение точно не твоя сильная сторона, — сообщил он Толстому, — попробуем иллюзии. Не будешь стараться — самого превращу в мышь!

— Учитель, из меня выйдет слишком большая мышь! — засмеялся ученик, — И вообще, вы меня уже много раз обещали превратить, я...

Договорить он не успел. Шаман махнул рукой, Толстого окутало серое облачко, а когда оно развеялось, я увидел толстого облезлого осла с кривой левой передней ногой. Во дворе стало тихо. Вспомнив про срочные дела, все тихо исчезли, не забыв низко поклониться.

— Учитель, — голосом Толстого высказался осёл, — может лучше в степного тигра?

— Это немыслимо, — произнёс Шаман, — я же сотворил самого обычного осла! А этот нерадивый ученик смеет мне возражать даже в шкуре животного!

— Видал я говорящих ослов в человеческом обличии, — прошептал мне на ухо подошедший Торгаш, — но чтобы вот так!

— Шаман, — самым вежливым голосом спросил я, — разве то, что осёл называет тебя своим учителем, не умаляет твоего достоинства?

— Нисколько! — гордо ответил Степной Странник, — Ибо невежливая молодёжь вполне может составить ему компанию. А ты, облезлый недоумок, должен найти способ стать человеком до следующего утра, или хотя бы перестань выглядеть ослом. А не то останешься таким навсегда! И не подходите ко мне с просьбами его помиловать! Я очень зол!

Выпалив всё это Шаман развернулся и ушёл к своему фургону.

— Торгаш, — поинтересовался я, — ты повидал побольше моего, тебе приходилось видеть такое?

— Никогда, — потряс головой мой казначей, — мне только доводилось видеть людей, которые видели людей, которые...

— Не продолжай, — остановил я его, — Как по твоему, он настоящий осёл?

— Если ты о Толстом, то из всех виденных мною ослов он, несомненно, самый ...

— Ты всерьёз хочешь меня разозлить? -

— Прости, Хан, но уж как-то это всё чересчур все же для меня. Поговори лучше с Лекарем, вон он бежит.

Действительно, к нам быстрым шагом подходил лекарь.

— Хан, — начал он, — я спал и ничего не видел. Вот этот грязный осёл и есть ученик шамана?

— Во всяком случае он так утверждает, — развёл руками Торгаш.

— Да я это, я, — подтвердил подошедший осёл.

Лекарь вздрогнул, но остался стоять на месте.

— Нам читал лекции о человеческом теле величайший целитель этого мира. И он утверждал, что это невозможно!

— Я тоже так думал, — вздохнул осёл.

— Извини, — замялся Лекарь, — А можно тебя потрогать?

— Голову не тронь, — подумав разрешил осёл, — ну и сам знаешь, куда лучше не лезть. А не то лягну!

— Шерсть как шерсть, — бормотал Лекарь, — копыта твёрдые, хвост с репьями. Я, правда, до этого ослов не щупал, но, похоже, он настоящий!

— И даже говорящий! — без тени улыбки на лице добавил Торгаш.

— Вот только Шаман сказал, что он творил неговорящего осла! — вспомнил я.

— Так может это вообще иллюзия? — внезапно высказал догадку лекарь.

— Да какая это иллюзия, если Шаман вообще в поле ушёл травки собирать! — не согласился Торгаш.

— Но кто-то же нас дурит! — мы все посмотрели на Толстого.

— А мне то это зачем! — возмутился он.

— Ты и сам можешь этого не понимать, — быстро заговорил Лекарь, — Шаман заколдовал тебя, заставив творить иллюзию. Давай попробуем от неё избавиться. Что тебе надо, что бы творить волшебство?

— Разозлиться или испугаться, — сразу ответил осёл, — иначе не могу.

— Да не уговаривай ты его, Лекарь, — тут же встрял я, — Я давно уже хотел сделать попону своему Ветру. Думаю, ослиная шкура подойдёт.

Говоря всё это, я достал кинжал и схватил осла за ухо.

— Очень страшно, — сплюнул осёл, — Хан, ты суров, но справедлив. И уж своему коню попону сделал бы из лучшего материала, чем потрёпанная ослиная шкура!

— Хан, — спросил Лекарь, — а ослы разве плюются?

— Да кто их знает, — пожал я плечами убирая кинжал.

— Придумал! — крикнул Торгаш, — У Таит ослица была. Отведём к ней Толстого, пусть её покроет!

— Зачем это? — попятился осёл.

— Так проверим, подпустит она тебя к себе, или нет!

— Хорошая мысль, — обрадовался Лекарь, — Пойдём, Толстый, получишь удовольствие!

— Я человек! — завопил осёл, окутался серой дымкой и осел на землю знакомой нам дрожащей фигурой в грязном халате.

— Запомнил, как это делать? — спросил незаметно подошедший Шаман.

— Да уж не забуду, хоть в крысу превращайте, — Толстый поднялся с земли на трясущихся ногах и потряс головой.

— Значит в крысу? — переспросил Шаман и поднял руку.

— Учитель! — взвыл Толстый, — Я сегодня уже достаточно потрудился! Давайте завтра!

— Из всех бывших у меня учеников..., — завёл Шаман знакомую песню.

Мы тихо отошли.

— Знаешь, Хан, — сказал Лекарь, — в нашем походе я такого насмотрелся, о чём и подумать не мог. Мне так интересно не было с тех самых пор, как меня из университета вышибли.

— Учился плохо?

— Нет, за дуэль. Но спасибо, что сделал вид будто не знаешь. Веришь — пытался вспомнить, как та девица, из-за которой мы сцепились, выглядела, не смог. А о том времени вспомню, зубами скриплю, так назад хочется. Шесть лет там учатся, я только два года успел. Двадцать золотых надо, что бы меня обратно взяли. Да двадцать за каждый год. Да жить на что-то надо. Вот закончим здесь, вернусь. Хоть два года проучусь, на большее денег не хватит, хоть год! — он махнул рукой и пошёл к своему десятку.

Я посмотрел на Торгаша.

— В южных герцогствах университет есть?

— И не один. Они там самые лучшие. Да и свой лекарь не помешает.

— Будем расставаться — поговорим с ним.

До вечера в лагере было тихо. Никто не рисковал обратить на себя внимание Шамана. Только перед самым ужином из башни с криком выскочил один бывших стражей границы. Все схватились за оружие, но он махнул рукой и подошёл к Толстому.

— Я там мышь встретил, которую ты в котелок макал! — заговорил он, — У неё морда в темноте светится и выросла она раза в два! Чуть руку мне не отгрызла, а всё из-за тебя!

— Я тут причём, — замахал руками ученик Шамана, — это мой учитель приказал! Хочешь побыть ослом — иди ругайся с ним!

— Да я чего, я ничего, — сразу поскучнел воин, — но ты смотри, она ведь тебя наверняка запомнила!

Толстый посмотрел в сторону башни и сел поближе к Шаману.

Рано утром Таит на своем ослике ждала нас у самых ворот. На втором осле были приторочены две перемётных сумы. Буран скучающе смотрел на объезжающих его стороной воинов.

— Я вижу, ты уже собралась, — приветствовал я женщину.

— Да, Хан. Стадо вчера отогнала одному старику, сказала что в город собираюсь.

— Заводи вьючного осла во двор. Я покажу тебе того, кто о нём позаботится.

Егерь, страшно расстроенный, что его опять не взяли, забыл все свои обиды, увидев собаку. Таит познакомила их и он, под присмотром пса, пошёл разгружать ослика.

— Воины готовы, — подъехали ко мне Брамин и Одноглазый.

— Выступаем, — я окинул последним взглядом двор и вскочил на Ветра, — в путь!

— Это очень богатый род, — рассказывала Таит по дороге, — Их неисчислимые стада пасутся на горных склонах, куда отары овец таких как я не пускают. Приходила я к ним просить, со мной даже разговорить не стали. Тысячи животных требуют присмотра и большая часть мужчин рода в это время находится далеко от дома. У главы рода пять сыновей и у каждого свой дом. Но нам нужен главный дом, где они хранят свои ценности. Я была там один раз. Вокруг дома деревянный забор и на каждом колу висит череп их врага, добытый в битве. Деньги там должны быть. Я не раз слышала от разных людей, что они с удовольствием скупают награбленную добычу для перепродажи. Подойдём к их посёлку ночью. Если уберём охрану без шума, то в дом войдём через заднюю дверь, есть там один секрет. Ставни на окнах плотные, свет никто не увидит. Уйдём до утра, по старой каменной дороге не оставляя следов. Пока они поймут что случилось, будем уже далеко.

— Сколько в доме человек? — спросил Брамин.

— Семь мужчин. Женщины туда приходят утром и уходят вечером.

— А в посёлке?

— Десятка три. Женщин и детей около сотни.

До нашей цели мы добрались к вечеру. Уже темнело, так что еле успели разглядеть нужный нам дом. И то, что в дозорную башню на въезде в это горное селение зашло пять воинов с луками в руках.

— Башню надо захватить, — высказался Кузнец.

— Стоит ли, — не согласился с ним Брамин, — пусть утром разбираются, не специально ли они кого-то пропустили.

Подумав, я согласился с Кузнецом.

— Сделаем так. Со мной пойдут Торгаш, Кузнец, Брамин, Тощий, Нож и Таит. Одноглазый останется здесь за главного. Если всё можно будет унести на наших плечах, уйдём по тихому. Если нет — в верхнем огне три раза мигнёт свет. Тогда берите башню, мимо неё большую добычу не пронести. Затем из конюшни рядом с домом выводите лошадей прямо к дверям. Только морды им обвяжите. Если в конюшне будет телега, лучше её приспособьте. Остальные дома стоят далеко, но шуметь не стоит.

— Справимся, — ухмыльнулся Одноглазый, — я приметил, что все стражи воины молодые, да ещё один из них так осторожно свой мешок нёс, что в нём точно бутыль с вином.

— Вот и ладно. Пока совсем не стемнело, мы обойдём этот холм и выйдем к ограде с другой стороны.

Скоро совсем стемнело. К этому времени мы успели подойти к ограде. Долго ждали, пока в доме не погаснет свет, пробивающийся сквозь ставни. Затем Брамин просто закинул Тощего на самый верх, а он уже помог преодолеть преграду остальным. На всякий случай подождали немного и стараясь не шуметь подошли к ограде нужного нам дома. Она оказалась высотой в рост человека. Аккуратно сняв четыре черепа, мы положили их на землю.

— Будем уходить, повесим обратно, — прошептал Нож, набрасывая на освободившиеся колья кусок шкуры.

Первым перебрался Тощий. Я передал ему арбалет и он отошёл в темноту, на всякий случай прикрывая наше вторжение.

— Дверь там, — показала рукой Таит, — когда мы все оказались во дворе.

Мы были уже в десяти шагах от двери, когда она неожиданно распахнулась и порог дома переступил широкоплечий мужчина с лампой в руках. Заметив нас, он уже открыл рот для крика, когда болт, выпущенный из арбалета Тощего пробил его насквозь. Лампа ударилась о землю и погасла. Я добежал до лежащего на пороге дома тела одновременно с Ножом и Брамином.

— Мёртв, — мгновенно определил Брамин.

— Нож, — прошептал я, — он шёл кого-то встречать. Помнишь калитку, справа от ворот? Покарауль там. Остальные идут со мной. И этого прихватите, нечего ему тут лежать.

Нож кивнул и растворился в темноте. Подхватив лампу, я вошёл в дом.

Глава 17

— Мы вошли в запасной выход, — тихо проговорила Таит, — у нас везде так строят. Отсюда лестница идёт сразу на второй этаж, к спальням.

Маленький светильник, висящий на стене, позволил оглядеться. Ничего особенного. Небольшая прихожая и лестница вверх. Я зажёг прихваченную лампу от светильника.

— Ждем Ножа. Встаньте так, что бы вас сверху не было видно.

Я поставил лампу на пол и прижался к стене. Нож появился достаточно быстро.

— Это была женщина, — прошептал он мне на ухо, — зашла через незапертую калитку и пошла к сараю. Должно быть они не первый раз там встречались. Жаль.

Я кивнул и взяв лампу тихо сказал:

— Поднимаемся. Я первый.

Аккуратно пройдя по лестнице, я проскользнул через дверной проём и оказался в коридоре. Две двери было в правой стене и одна в левой. Я подошёл к левой двери, за моей спиной пристроились Тощий и Нож. Брамин с Лекарем взяли на себя первую дверь в правой стене, а Торгаш с Кузнецом вторую. Глубоко вздохнув, я плавно но быстро распахнул свою дверь и с фонарём в одной руке и кинжалом в другой ворвался в комнату. В комнате стояло две кровати. Шагнув к одной из них, я с силой ударил рукояткой кинжала по лбу спящего человека. Развернувшись, я увидел, что второй горец успел вскочить, но удар арбалетного болта отбросил его назад. Подскочивший Нож стал связывать раненого, Тощий заряжал арбалет, а я развернулся к своему пленнику. Рукоятка кинжала поцарапала ему лоб и всё его лицо было в крови. Я перевернул его на живот и связал руки за спиной.

— Заткни им рты, — бросил я Тощему и выскочил в коридор.

Обе двери в противоположной стене были открыты. Я заглянул в ближнюю, стараясь рассмотреть при слабом свете ночника, что там происходит. Брамин сидел верхом на своём пленнике и связывал ему руки. Лекарь сползал по стене, прижав к животу обе руки. Его противник лежал рядом с ним и выглядел мёртвым.

— Он спал с кинжалом под подушкой, — просипел Лекарь, оседая всё ниже.

Я подхватил его и вывел в коридор. К нам кинулась Таит, терпеливо ждущая в коридоре.

— Я займусь им, Хан, — уверенно сказала она, укладывая раненого на пол.

— Лучше принеси лампу, они стоят в каждой комнате, — приказал я, — Лекарь, ты в силах посмотреть сам себя?

Лекарь кивнул, и сильнее прижал руки к ране. Из второй двери выглянул Торгаш.

— Хан, у нас все в порядке. Взяли двоих.

— Таит, остаёшься с Лекарем. Все остальные караулят своих пленных. Я с Брамином поспрашиваю первого.

Глубоко вздохнув, я вошёл в комнату.

— Второй готов, я проверил, — сказал Брамин, — поднимая за волосы крепкого мужчину и усаживая его у стены.

— Слушай меня, — я сел на пол напротив него, — Мы из степи. Пришли спросить с вас за всех наших, кто погиб здесь. Твои люди в селении захвачены все. Обещаю не убивать молодых и женщин, даже трогать их не буду, если скажешь где награбленное. Клянусь степью и Светилом.

Брамин вытащил изо рта горца его же шапку. Какое то время он отплёвывался шерстью, не собираясь говорить. Затем отрицательно покачал головой.

— Тебе золото дороже рода?

— Большинство наших мужчин на пастбище, — хрипло ответил пленный, — возьмут себе новых женщин, появятся дети. Род не сгинет.

— Тогда проверим, как ты переносишь пытку, — зевнул я, — дня три у нас есть, да и не одного тебя взяли.

— И сами поищем, — добавил Брамин, осматривающий комнату, — есть у нас умельцы.

Пленный промолчал.

— Хан! — в комнату заглянул Торгаш, — Там один очень хочет жить. Да ещё за какую-то девку просит, что бы её не трогали!

— Выкидыш ослицы! — зарычал пленный, — Убейте его и я всё скажу!

— Говори, — я уселся поудобней, — я тоже не люблю предателей!

Выслушав описание тайника, я тихо порадовался. Всё было близко и в одном месте. И главное то, что схрон они устроили за оградой посёлка, рядом с тем местом, где мы оставили лошадей.

— Брамин, отправляйся на место и начинай искать. Как найдёшь, три раза мигнёшь мне фонарём с того места, откуда мы смотрели на этот дом.

Заткнув рот пленному, я вышел в коридор. Сидящий на полу, но уже перевязанный лекарь сморщившись что-то пил из кувшинчика.

— Торгаш! Спроси у своего любителя пожить, сколько тут всего тайников?

— Я думал ты догадался, — покачал головой Торгаш.

— То есть он подумал о том, кто и так лежит на первом этаже, — дошло до меня.

— Так я больше здесь никого и не знаю, — махнул рукой Торгаш, — И обещание, что ты дал, уже считай выполнено.

Я промолчал и подошёл к окну. Рядом со мной пристроился Тощий со взведённым арбалетом. Миганье фонаря мы с ним заметили одновременно. Пока всё складывалось удачно, осталось только уйти. Оставшихся пленных перед самым уходом добил Нож. Из дома мы вышли в середине ночи, когда звёзды светили особенно ярко. Торгаш и Кузнец тащили по мешку с торопливо собранным дорогим оружием, золотой и серебряной посудой. Одного этого хватило бы на то, что бы считать набег удачным. Мы с Ножом тащили стонущего Лекаря. Лекаря пришлось перетаскивать всем вместе. Он всё чаще терял сознание и на лошади усидеть бы не смог. Перебравшись через ограду последним, Тощий повесил черепа на место.

— Таит! — выдохнул я, — Беги к Одноглазому, пусть захватит башню. Нам точно понадобится телега, а то и две.

Я посмотрел на небо. Время у нас ещё было. Когда мы подошли к ограде посёлка, Брамин нас уже ждал.

— Прости, Хан, но я приказал Одноглазому вырезать караул на башне и найти две телеги ещё по пути к схрону. А сам вернулся сюда вас поджидать.

Я хлопнул его по плечу и ничего не сказал.

— Таит я отправил предупредить наших на воротах, что мы через них выходить будем, — продолжил мой побратим.

— Брамин, Тощий, хватайте мешки, а мы вчетвером потащим Лекаря, — прохрипел я.

Одноглазый ждал нас в воротах с двумя телегами. Отмахнувшись от его рассказа, мы аккуратно положили Лекаря на одну из них, пристроив у него в ногах мешки. Вежливо закрыв за собой ворота, мы направились прямо к схрону. Пять тяжёлых мешков лежали в маленькой пещере, вход в которую, прикрытый густыми кустами, можно было искать всю жизнь и не найти. Пока переложили их на телегу, пока добрались до стоянки, прошло немало времени. Приглушённый расстоянием истошный женский визг донёсся до нас одновременно с моей командой «Уходим!».

Первый привал мы сделали в полдень. Лекарь ещё дышал, но в сознание так и не пришёл. Расставив охрану, я подозвал Одноглазого и послушал его рассказ.

— Сразу, после того как ты ушёл, эти охранники вышли из башни и устроились у её подножья. Бутыль с вином у них была, так что они не скучали. А потом один из них решился пройтись по селению. Этого я точно не мог допустить. Трое успели схватиться за кинжалы, пришлось их убить. Двоих я допросил прямо в башне — стены там толстые. Так что, когда прибежал Брамин, дело было сделано.

— Лекарь очень плох, — подошла к нам Таит, — в сознание совсем не приходит.

— Бери Ветра и скачи в крепость. Пусть Шаман едет к нам на встречу. Ветру я всё скажу, вмиг тебя довезёт. Сам я возьму одну из заводных лошадей.

Таит только кивнула. Ветер радости не высказал, но и упрямиться не стал, умчав Таит по каменной осыпи, по которой я сам бы ни за что не поехал. Передохнув, мы двинулись дальше. Время от времени я въезжал на возвышенность и осматривался, ожидая погони. Часа через два на Ветре прискакал Шаман, ведя на поводу своего Зверя. Кряхтя и охая он слез с коня и подошёл к телеге с бессильно лежащим Лекарем. Ничего не говоря, он быстро снял повязку и провёл над раной руками, останавливая кровь. Затем вытащил из сумки горшочек и обильно смазал рану его содержимым. Заново перебинтовав раненого, он чем-то его напоил. Всё это время мы терпеливо ждали его слов.

— Ваш лекарь потрясающе бездарен, — брюзгливо процедил Шаман в конце концов, — Даже рану получил такую, что без моей помощи не дожил бы и до вечера!

Все облегчённо вздохнули.

— Да и с моей, — продолжил Шаман, — лучше бы ему полежать хотя бы день!

— Брамин, — скомандовал я, — бери пятёрку из своих и скачите на стоянку. Соберётесь и возвращайтесь на это место. Мы поставим лагерь неподалёку. Дорогу найдёшь?

— Страж границы всё найдёт. Ждите нас...

— Думаете самые умные? — опять забурчал Шаман, — Я сказал, чтобы повозки выступали нам навстречу. Собрались же мы ещё вчера вечером. Но охрана не помешает. И смотрите, чтобы мышь за вами не увязалась!

— Какая мышь? — настороженно спросил Одноглазый.

— Да та самая, со светящейся мордой! Её два раза видели. Она выросла уже с небольшую собаку!

Брамин с пятёркой степняков уже скрылся за холмом, а воины всё ещё обсуждали мышь и ругали недотёпу Толстого. Уже было найдено место для стоянки, выставлены два дозорных, устроена лежанка для лекаря, а разговоры о чудесной мыши не затихали. Наконец, посовещавшись и кинув жребий, воины робко подошли к лежащему на травке Шаману. Нож, вытянувший короткую палочку, оглянулся на подпиравшую его толпу и очень осторожно начал:

— О Великий Шаман, чьё величие не раз потрясало нас!

Шаман милостиво кивнул.

— Не откажи нам в нижайшей просьбе и просвети нас, неразумных что ж теперь будет с этой мышью?

Шаман сел, устроился поудобней и замогильным голосом стал вещать:

— Воистину Толстый стал бы самым великим шаманом степи, если бы знал, что у него получится в следующий раз. Он берёт простейший рецепт и так путается при варке зелья, что только попробовав его понимаешь, яд это или лекарство. Он самый бездарный из глупых и самый глупый из бездарных учеников всех шаманов степи за последние лет двести! Вот и в этот раз, неведомо как он сотворил из самых обычных трав зелье ускоренного роста. Вы все видели, как он макнул мышь в него и что из этого вышло. Чем больше становится мышь, тем она умнее и хитрее. Она запомнила всех нас будет следовать за нашим отрядом. Но бояться её не стоит, она опасна только ночью, когда её легко заметить по светящейся морде. Да и нападать на людей она станет только когда дорастёт до размеров средней собаки. А раньше следующей ночи это не случится! И больше всего ей нравятся часовые!

— Но что с ней делать? — закашлялся Нож.

— Её шкура теперь крепка, мечом её не пробить — взмахнул руками Шаман, — надо попасть ей стрелой или кинжалом в левый глаз!

— Почему в левый? — сразу повёлся Нож.

— Потому что правый она обычно прищуривает, выбирая жертву!

Я внезапно почувствовал, что мои глаза открыты так широко, как это только возможно и потряс головой. Похоже, часовые будут стоять на страже не смыкая глаз. Вот ведь старый хитрец!

— Ты в это веришь? — шепнул мне на ухо Торгаш.

— Так же как во всё, что связано с Толстым! — тихо ответил я.

— Вот и я тоже, — поёжился Торгаш.

Наш обоз подошёл к вечеру. Мы устроились в уютной низине, скрытой от любопытных глаз высокими кустами и колдовством Шамана. Лекарь к ужину пришёл в себя и был накормлен Толстым в грязном халате. Ученик шамана с надеждой смотрел на Брамина весь вечер, но тот делал вид, что ничего не замечает. В конце концов я не выдержал и подсев к Брамину тихонько спросил:

— Ты же вроде прихватил три халата?

— Ты не ошибся, — оглянувшись так же тихо ответил Брамин, — но путь назад долгий, а тот халат, что на плечах Толстого, ещё денёк протянет.

Мышь видели уже дважды. Один раз она выглянула из за кустов, второй из под повозки шамана. Оба видевших привязавшуюся к нам тварь утверждали, что она уже размером со среднюю собаку и выглядит голодной. Часовым я делал внушение лично. Предупредил, что если они меня поднимут из за какого-то грызуна, то я лишу их доли от последнего набега.

Рано утром шестёрка часовых, все три смены, клялись на оружии, что всю ночь гоняли зловредную тварь. Описывали они её одинаково: мышь со среднюю собаку ростом и светящейся мордой, с прищуренным правым глазом. Толстый краснел, бледнел, неуклюже оправдывался и даже пытался утверждать, что мышь осталась в развалинах крепости. Его подняли на смех, ибо, во первых, её уже все видели, а во вторых, оставшееся после ужина кости кто-то съел. Предложение натравить на мышь Бурана, Таит отвергла с возмущением, сказав, что это её друг и рисковать им она не будет. Буран сыто вздохнул. О том, что на рассвете я видел его с костью в зубах, мне показалось разумным промолчать.

Так ничего и не решив с мышью, мы стали собираться. Шаман осмотрел Лекаря и нехотя разрешил двигаться дальше. Впереди ехал Шаман на своём Звере. Иногда он останавливался и мы терпеливо ждали его команды. Изредка он просил двигаться быстрее, и тогда наши руки опускались на рукояти оружия. К обеду Шаман завёл нас в русло высохшего ручья и буквально сполз с коня. Мы встали на дневку, я выставил часовых и подошёл к Толстому. Необычно серьёзный ученик поил Лекаря из фляги. Тот кашлял, давился, но упорно глотал снадобье. Наконец Толстый оставил его в покое и повернулся ко мне. Странно, я никогда не замечал, что у него глаза цвета оружейной стали.

— Хан, Шаману надо отдохнуть. Он полдня смотрел на мир глазами птицы, да ещё и прятал наши следы. Не подходи к нему, его голова сейчас раскалывается от боли. Я сам им займусь.

Кивнув, я посмотрел на Лекаря. Он уже засыпал, но заметив мой взгляд, попробовал улыбнуться.

— Хан, — Тощий протянул мне кусок мяса, завёрнутый в лепёшку, — поешь и ложись. Кто знает, когда мы теперь спокойно поспим.

Оспаривать очевидное было просто глупо. Как говорил мой дед, неважно кто сказал истинное слово, важно кто ему последовал. Поев, я лёг на шкуру и посмотрел на плывущие по небу облака. Даже представлять ничего не надо, успел подумать я и заснул. Тощий разбудил меня ближе к вечеру. Я умылся водой из фляги, окончательно приходя в себя. Шаман разговаривал с Толстым, время от времени звучно шлёпая его ладонью по лбу. Рассудив, что ему явно лучше, я подошёл к нему, почувствовав. что за моими плечами пристроились Брамин и Одноглазый.

— Но всё же лучше чем обычно, — закончил разговор с учеником Шаман и повернулся к нам, — Больше никого не трогаем, самим ноги бы унести. Будем идти всю ночь, лошадей ведём на поводу. К утру будем у входа в долину. Днем встанем на привал в лесу и ночью уйдём совсем. Лекарю лучше, должен выдержать.

— А мышь ночью ..., — начал было Одноглазый, но Шаман шлёпнул его ладонью по лбу и он потирая ушибленное место пошёл поднимать своих.

— Всё не мне одному, — хихикнул Толстый, — вот я, например. этой мыши совсем не боюсь!

Глава 18

После Шамана, лучше всего в темноте держался тропы ослик Таит. Мы ехали с ней бок о бок в хвосте нашего короткого каравана. Четыре повозки, затем два слегка поредевших десятка, по два воина в ряд, и, в самом конце, я с женщиной Брамина. Она сама пристроилась рядом, явно с целью поговорить. Ветер приноровился к движениям ослика и мы общались, не боясь в темноте повернуть не в ту сторону.

— Хан, — после долгого молчания начала Таит, — всё случилось так быстро, что я только сейчас поняла, что начала новую жизнь. Я не жалею о старой, но так не хочется опять обмануться!

— В чем или в ком, Таит?

— Нет, в Брамине я уверена, в том, что отсюда надо уехать, тоже. Но он сказал, что мы собираемся устроиться в далёком городе на юге. Ты был там?

— Только слышал о нём.

— От Торгаша? Стоит ли слушать человека с таким именем? — с недоверием спросила Таит.

Я промолчал, не собираясь говорить о своём побратиме за его спиной.

— Вы уверены, что вас там ждут?

— Людей с деньгами ждут везде.

— Не думаю, что вы собрали достаточно денег на всю жизнь.

— Если возьмём больше, останемся здесь навсегда.

Таит замолчала. Её ослик всё так же безошибочно сворачивал в нужную сторону.

— Ты действительно хан, — наконец вздохнула Таит.

Дальше мы ехали молча. Когда чуть посветлело, Шаман завёл нас в укромное местечко под нависшей скалой.

— Отсюда до прохода пару часов пути, — пояснил он мне, — пробиваться там лучше ночью.

Я кивнул, обсуждать было нечего. Шаман со стоном распрямил спину и пошёл посмотреть Лекаря. Отправив всех спать, я сам забрался на большой камень и пристроившись на его вершине, стал наблюдать за окрестностями.

— Кушай, кушай, — раздалось справа от меня.

Подобравшись к краю, я аккуратно посмотрел вниз. Прямо подо мной сидел Толстый и кормил крошками от старой лепёшки мышь со святящейся мордочкой. Размером она была с обычную мышь, прищурен ли её правый глаз, отсюда было не видно.

— Всё про тебя врут, — продолжал бормотать Толстый, — никакая ты не злая.

Закончив кормёжку, он подставил ладонь и грызун шустро на неё залез. Он быстро засунул её в карман, воровато оглянулся и так и не посмотрев вверх, заковылял к лагерю. Я вернулся на своё место и тихонько засмеялся. Теперь и я могу утверждать, что видел неуловимую мышь!

День прошёл спокойно. Переложив и рассортировав вещи, мы смогли избавиться от одной телеги, той, что взяли в последнем набеге. Перед самым выходом я обратился к своему отряду:

— Мы идём ночью. Постараемся прорваться, но всякое бывает. Если кто-то во время боя упадёт с коня, можем и не заметить. Останетесь живы, постарайтесь вернуться сюда. Гора над стоянкой приметная, найдёте. Я оставил в брошенной телеге немного еды, пару сабель, кое-какие припасы. Отлежитесь дней пять и попробуйте нас нагнать. В том месте, где мы ночевали перед перевалом, я оставлю ещё еды и одежду. Если война закончилась не начавшись, мы неделю простоим в селение Камень. Если началась, разделимся. Степняки уйдут в своё селение, а мы в тот город, где я нанял первый десяток. Выступаем!

На этот раз я ехал бок о бок с Шаманом. Сразу за мной пристроились Брамин с Одноглазым. Мы ехали молча, напряжение постепенно нарастало. Я попытался расслабиться, но рука сама тянулась к сабле. Тогда я попробовал мысленно напеть одну из тех песен, которые так любил мой дед. Длинная баллада об одиноком всаднике в степи на какое-то время заняла меня и я успокоился. Наконец Шаман поднял руку и я подъехал к нему вплотную.

— Ворота в долину в ста шагах за этим поворотом, — тихо поведал Шаман, — Там человек сорок во дворе, никто из них не спит, да ещё три слабеньких Шамана в доме. Ближе не подобраться, учуют, да и тихо не пройти. Собирай воинов. Я метну внутрь горящий шар, а дальше ваша забота. Как только доскачете до них, мы тронемся. Постарайся быстро открыть ворота.

Я обернулся к стоящим за моей спиной десятникам:

— Строимся клином. Я впереди.

Брамин набрал в грудь воздух, но под моим взглядом промолчал. Я отъехал немного в сторону, чувствуя, как за моей спиной пристраиваются всадники.

— Все готовы, — послышался голос Одноглазого.

— Мы готовы, Шаман, — уже громче сказал я.

— Ну, если готовы, — голос Шамана набирал силу, — то закройте глаза и трогайтесь после вспышки.

Я закрыл глаза и заслонил ладонью глаза Ветра. Но даже так я увидел как ночь стала днём.

— Вперёд! — скомандовал я и Ветер рванулся вперёд. Открыв глаза, я тут же прикрыл их, Дом воротной стражи ярко горел, освещая закрытые ворота и лежащие перед ними тела. Сто шагов Ветер преодолел как птица, мне даже показалось, что я взлетел. Оставшиеся в живых охранники были пешими. Ветер походя стоптал одного из них, лягнул другого и укусил третьего. Развернув его у самых ворот, я увидел, как мой отряд добивает выживших. Соскочив с коня, я подставил под брус, запирающий ворота, плечо и попытался сдвинуть его с места. Рядом со мной появился Торгаш и вдвоём у нас это получилось. Подбежали ещё двое из десятка Одноглазого и мы открыли одну створку.

— Уходим, — крикнул я, — Живее!

Заметив, что у конюшни сеча никак не заканчивается, я побежал туда. Трое опытных воинов в прекрасных доспехах смогли отбить все наши атаки и теперь медленно отступали в темноту. Под ногами у них лежали двое зарубленных степняков. Рядом со мной встал Егерь и выстрелом из арбалета вогнал стрелу в живот одного из них. Резко присев в длинном выпаде, я подрезал саблей ногу другого. На третьего набросились со всех сторон, повалили его и Нож вбил кинжал в прорезь забрала.

— Раненого не добивать! — крикнул я, — На телегу его, потом допросим! Десятники, своих забираем всех!

Повернув голову, я увидел, что повозка Шамана уже проезжает ворота.

— Егерь, кто там за тебя?

— Таит, — коротко ответил он и побежал догонять резво двигающуюся повозку.

Почувствовав толчок в спину, я потрепал Ветра по шее и вскочил в седло. Последняя повозка остановилась, на неё грузили тела наших убитых и раненного врага. Всадники выезжали за ворота. Мы прорвались.

На привал мы встали где-то через час, дорога в темноте была непроходима. Я уже знал, что кроме двух зарубленных степняков мы потеряли убитого стрелой воина из десятка Одноглазого. Их погребением занялся Брамин. Пятеро были ранены, но держались в сёдлах. Ими тут же занялся Шаман, ворча, что нет ему покоя. Ему помогал сосредоточенный Толстый, подававший мази, чистые тряпицы и зелья. Каждый раненый боязливо спрашивал, не он ли их готовил. Обозлённый Шаман твёрдо их заверил, что это остатки того самого зелья, которое так понравилось мыши. Раны оно вылечит, а в святящихся рожах ничего плохого нет. Посветятся пару месяцев и перестанут.

Я допрашивал умелого воина, уже вытащенного из доспехов. Он не запирался. О наших набегах на заставе узнали вчера. Трое шаманов прибыли из ближайшего селения сегодня под вечер, заверили стражу, что почуют нас за десять тысяч шагов и легли спать. Преследовать нас никто не будет. В последнее я не поверил.

— Это ни к чему, — слабым голосом заверил меня пленный, — Мы послали гонца к вашему хану.

— При чём тут хан, — удивился Кузнец.

— Ему всегда отсылают половину, — криво ухмыльнулся умирающий.

— Хан, — неверяще посмотрел на меня Кузнец, — ведь он врёт, скажи!

— Да не врёт он, — подошёл к нам Шаман, — И для нас это очень плохо. Хан не выпустит нас из степи.

— Если война началась, то хана найти не так легко, — покачал я головой, — Нас не знают, войско ушло с ханом, да и в степи много дорог!

— Нас видели в Камне. Не думаю, что в степи в это время были другие отряды, — возразил Шаман, — Надо спускаться быстрее. Степняки уйдут в своё селение, мы с Толстым отправимся в одно святое место, а вы попробуете проскользнуть по краю степи. Скоро рассветёт, ложитесь.

Торгаш только вздохнул. Что бы разбежаться, нам надо было поделить награбленное. Да ещё и честно, что бы не увеличить количество охотников. Достав свои записи, он сел у костра и начал подводить итоги оказавшегося столь коротким набега.

Посветлевшее небо словно подбросило воинов. Ещё с закрытыми глазами они уже шли к нашей повозке. Зевающий Торгаш, похоже не спавший остаток ночи, быстро раздавал походные доли. Деньги, немного дорогого оружия, украшения. От тяжёлых вещей все отказались и они остались лежать в нашей повозке. Егерь и Тощий всё это время держали арбалеты наготове. Шаман прихватил из добычи серебряный кувшинчик. Толстому Брамин вручил три халата.

Спускаться оказалось труднее, чем подниматься. Камни выскальзывали из под копыт, на узких участках дороги колёса повозок проходили вплотную к краю пропасти, мелкий дождь намочил одежду. По молчаливому уговору, привал мы устроили только спустившись с гор, когда в сумерках единственная дорога сменилась широким ковром степи. Обиходив коней, люди падали на траву и засыпали. Слишком беспечно для поделившего добычу отряда. Заметив мой взгляд, Шаман поманил меня к себе.

— Спи, покараулю в последний раз, — тихо сказал он, — Хорошо прогулялись, да и ученика нашёл. Храни тебя степь, Хан.

— Благодарю за всё, Шаман. Храни тебя степь.

Затем я попрощался с Толстым.

— Не обижайся на меня, Хан! — попросил он, — Я бы пошёл с тобой, но учитель выбрал другую дорогу. Надеюсь встретимся.

— Мой дед говорил, что тот, кто сменил семь тропинок, обязательно встретит знакомого. Бывай, Ученик!

— Хан, если будешь в селении Три Холма, найди меня! — попросил Кузнец, — Я открою свою кузницу, денег теперь хватит!

Мы обнялись. Хороший парень. К своей повозке я шёл уже ничего не видя. Свалившись на шкуру, расстеленную верным Тощим, я заснул, оставив все заботы на завтра.

Рано утром повозка степняков в окружении всадников покатилась по левой дороге. Повозка Шамана двинулась прямо. Наш же путь лежал по бездорожью. Первая его часть пролегала по дну высохшей реки. Слежавшийся песок уютно скрипел под колёсами, увидеть нас со стороны было невозможно, мы уходили с добычей и настроение у всех было хорошим. Через пару часов мы устроили привал и приготовили завтрак. Брамин, севший так, что его лицо мог видеть только я, начал делиться со мною своими страхами:

— Хан, смотри что получается. Их восемь вместе с возчиком, да ещё Лекарь, но он пока не в счёт. Нас шестеро, с двумя мальчишками и одной женщиной, вернее семеро, если считать пса Таит. Чужое золото туманит головы больше чем своё. Может нам разделиться?

— Там же трое из пограничной стражи, ты за них ручался!

— В бою, да, но при дележе добычи, кто знает! Мы ещё везём добычу, от которой они отказались. Если бы её пришлось оставить, это одно, а она едет перед ними! Пожадничал Торгаш.

— Заново делить нельзя. Решат, что мы боимся.

— Кто ж спорит, — вздохнул Брамин, — Так может разделимся?

— Могут за нами пойти. Это раз. Лекаря мы хотели с собой позвать. Это два. Другой хорошей дороги всё равно нет. Это три.

— Значит стережёмся, — кивнул Брамин, — Таит приказала Бурану нас охранять. Врасплох не застанут.

Каша в моей тарелке потеряла вкус. Пока дорогу знаю только я. Но чем ближе к границе, тем уверенней станут люди Одноглазого. Нападать первым я не хотел. Может мысли Брамина скачут на хромой кляче? Вот и Нож идёт к нам без оружия, совершенно не боясь!

— Хан, — голос Ножа дрогнул, — там Лекарь... в общем он хочет с тобой попрощаться. Говорит, что до вечера не дотянет.

Я вскочил. Как же так, Шаман уверял что всё будет хорошо! Быстрым шагом подойдя к лежащему на шкуре Лекарю, я склонился над ним.

— Хан, — не открывая глаз быстро зашептал он, — они решили взять себе всю добычу. Старший воин пограничной стражи бывал здесь, знает дорогу. Одноглазый предложит тебе съездить на разведку, а как вернётся один они...

— Всё понял, молчи, — перебил я его выпрямляясь и высоко поднимая голову, делая вид, что сдерживаю слёзы.

— Он в забытьи, — выдохнул я подошедшему Одноглазому, — у нас говорят, что человек нашёл тропинку в небо.

— А у нас, что его земной путь заканчивается. Не так уж мы и отличаемся. Хан, надо съездить на разведку, мало ли.

— Ты прав, сейчас съезжу.

— Я с тобой, не против?

— Собирайся, — ответил я и пошёл за Ветром.

— Готовьтесь, — бросил я проходя мимо Брамина с Торгашём, — они хотят напасть. Вернусь один, со стороны нашего часового, бьём сразу.

Мы скакали с Одноглазым бок о бок. Хороший конь, встречный ветер и гладкая дорога не радовали меня как обычно.

— Давай на перегонки до того камня, — крикнул я и послал Ветра вперёд.

Одноглазый пришпорил своего коня и помчался за мной.

Когда он меня догнал, я выбросил руку вперёд и крикнул:

— Всадники!

Одноглазый отвернулся от меня, пытаясь что-то разглядеть против солнца. Резко бросив Ветра вправо, я ударил его коня в бок. Он запнулся и на полном скаку полетел через голову. Его всадник с размаху ударился о землю и откатился в сторону. Придержав Ветра я слез с него, сделал шаг к жалобно визжащему коню и остановился. «После боя первым делом проверь того, кого посчитал мёртвым», — всплыли у меня в голове поучения Ахнура. Развернувшись и достав кинжал, я осторожно подошёл к телу Одноглазого. Он лежал на спине, неестественно вывернув шею. Мёртв. Я осмотрел тело. На нём не было пояса, в котором все носили самую дорогую добычу, оставляя его в повозке перед боем. Значит он точно готовился к схватке. Я вздохнул свободней. Всё сделано правильно. Нарушивший клятву должен умереть и погребение ему не положено. Мне жаль, что ты принял такое решение, но оно твоё. Оставайся же там, где тебя настигла кара. Только затем я подошёл к ни в чём не виноватому коню. Он лежал на боку и всё ещё хрипел, даже не пытаясь встать на ноги.

— Прости, — я вытащил кинжал и оборвал его мучения.

Сделав большой крюк, мы с Ветром подобрались к нашей стоянке с той стороны, где дежурил мой охранник. Оставив коня за холмом, я подобрался к часовому. Продолжая вглядываться вдаль, Брамин тихо сказал:

— Все готовы.

— Хорошо, я возьму на себя их часового. Как только он упадёт, нападайте. Первым убейте Ножа.

— Понял. Они часовым поставили возницу, Кабана.

Брамин развернулся и неспешно пошёл к повозке. Я же прячась за гребнем холма стал подбираться к часовому. Поставили его правильно, мальчишке в рукопашной делать нечего. Зато из арбалета он мог достать любого. Вот только опыта ему не хватало. Он явно нервничал, смотря больше на лагерь и не выпуская из рук своё оружие. Когда я подобрался к нему вплотную, он так и стоял спиной к степи. Не доставая саблю, я вытащил кинжал и схватив его сзади за волосы резко провёл отточенной сталью по горлу. Почувствовав, как ослабело тело, я отпустил его и бросился к лагерю, пытаясь понять, как идёт бой. Тощий и Егерь не сплоховали. Вот только выстрелили они по одному человеку. Нож, прибитый арбалетными болтами к борту повозки, висел на них меньше всего напоминая живого. Пёс Таит уже сбил кого-то из наших противников с ног и без жалости рвал человеческое тело. Брамин и Торгаш метнули кинжалы. Торгаш попал вскользь, а кинжал Брамина отлетел от нагрудной пластины. На последних шагах, отделяющих меня от уже переставших быть моими воинов, я выхватил саблю из ножен. Врагов оставалось пятеро. Двое схватились с Торгашём и Брамином, один побежал к нашей повозке, где заряжали арбалеты возница и мой слуга, а пятый развернулся ко мне. Я бросил в него кинжал, но он с лёгкостью отбил его прямым мячом.

— Ну что, щенок, не устал командовать ветераном пограничной стражи, — выплюнул он заранее приготовленные слова, легко уходя от моего первого выпада.

Я промолчал, сберегая силы.

— Да я таких как ты порезал в степи не один десяток! А сколько ваших баб я положил лопатками в местную пыль! Может ты вообще мой сын? Мамочка тебе ничего не рассказывала?

— Дед ходил на вас в молодости, так что скорее ты мой дядя! — не удержался я.

Резко отскочив, мой противник быстро оглянулся назад, пытаясь понять, что происходит. Воспользовавшись возможностью, я тоже бросил взгляд на сражающихся. Буран всё ещё не добрался до горла своего противника. Они катались по земле, рыча друг на друга. Торгаш и Брамин бились со своими противниками на равных. Воин, бежавший к арбалетчикам, пытался встать с земли. В ноге у него торчал узкий нож Таит, а сама она держала за лезвие второй нож и выжидала удобный момент для броска. Егерь и Тощий лихорадочно заряжали своё оружие. Похоже мы побеждали.

— Зря ты забыл про Дух Удачи. Сдавайтесь и я вас пощажу, — предложил я старшему воину пограничной стражи.

— Не тот случай, — развернулся он ко мне.

Двойной свист арбалетных болтов словно швырнул его в мою сторону. Я отскочил, но он упал на живот, корчась от боли. Эти два бездельника опять выбрали одну цель! Хорошо, что не промахнулись. Наступив на меч стонущего бойца я добил его коротким точным ударом. Как там остальные? Буран лежал на противнике не пытаясь встать. Неумехи заряжали арбалеты. Торгаш держал саблю в левой руке. Брамин загораживал его от двух бойцов, один из которых сильно хромал. Третий боец отбил нож Таит, но встать у него всё ещё не получалось. Подхватив с земли свой кинжал, я перешёл на бег и с размаху запустил в него свой клинок. Он сидел ко мне боком и добрая сталь пробила горло насквозь.

— Сдавайтесь и я вас пощажу! — повторил я оставшимся врагам.

Тот, что подволакивал ногу, обернулся и Брамин не раздумывая ударил его по второй ноге. Не удержавшись он упал, теряя оружие и обильно пятная траву кровью. Последнего врага добил Торгаш, крест на крест разрубив ему лицо. Наши дороги со смертью опять не сошлись.

Глава 19

Больше всего досталось Бурану. Второй противник успел дважды ударить его ножом. Таит держала голову верного пса на коленях и ласково поглаживала его уши. Смазанный оставленной Шаманом мазью и туго стянутый повязками её друг тяжело дышал, закрыв глаза. Раздетый по пояс Торгаш баюкал висящую на перевязи правую руку и время от времени болезненно морщился. Брамин, хоть и отделался парой лёгких порезов, но тоже не избежал заветной мази. Тощий и Егерь, получившие от меня приличную взбучку, занимались сбором трофеев. А я разговаривал с Лекарем.

— Одноглазого жалко, но он против десятка не пошёл.

— А как же клятва верности?

— Золото, Хан. У него свои законы. Хотя, они погибли все, значит поплатились за нарушение клятвы по полной.

— Может и так. Как ты на самом деле?

— Думаю, дня три и начну вставать.

— Значит у тебя будет время подумать. Мы собираемся в южные герцогства. Хотим осесть там. Будем держаться вместе. Хочешь с нами? Денег тебе на учёбу найдём. Рассчитаемся позже.

— Хочу, Хан, тут и думать нечего. Я и сам собирался в те края. В чужих местах лучше держаться вместе.

— С того что мы взяли сегодня, тебе будет положена равная с нами доля. Я собираюсь разбить лагерь поближе к горам и простоять там дня три, что бы раны у всех затянулись. Как раз Торгаш всё разберёт.

— Добро. Мой пояс подо мной, об остальном я и не думал.

Почувствовав, что меня кто-то толкнул в плечо, я рассмеялся. Ветер ткнулся в меня ещё раз и я сунул ему кусок лепёшки.

— Поеду поищу место для стоянки, — крикнул я всем, — Заканчивайте собираться!

Устроились мы в уютной ложбинке неподалёку от приметной серой скалы, с которой струился водопад, наполняющий маленькое чистое озерцо. Буран и Лекарь лежали на шкурах в тени деревьев. Торгаш и Брамин разбирали добычу. Вернее, разбирал Брамин, а Торгаш командовал. Время от времени он увлёкшись пытался взять что-либо правой рукой, после чего стонал и замирал на какое-то время, справляясь с приступом боли. Таит с Егерем готовили обед. Я же впервые откровенно разговаривал с Тощим.

— Конечно, я согласен, Хан! Всегда мечтал о путешествиях. Да и цену деньгам я не знаю. Спустил бы всю добычу за месяц и опять в слуги! Лучше я с тобой!

— С нами, — поправил я, — Что может быть опасно не говорю, ты смелый малый. Не пропадём! Эти три дня, пока стоим здесь, помогай Лекарю, сам он не попросит, гордый.

— Сделаю, Хан.

Три дня прошли спокойно. Рана Торгаша закрылась, Лекарь пробовал вставать, Буран начал есть, хотя и лёжа. Торгаш закончил подсчёты. Вечером третьего дня я отошёл от лагеря и зажёг костёр. Пришли все. Каждый подбросил по ветке в огонь и сел в круг света.

— Мы начинаем новый путь. Я сделал то, что обещал. Время говорить.

— Ты всё сделал как надо, Хан! — отозвался Брамин, — Веди нас дальше!

— Я с тобой, Хан! — улыбнулся Торгаш, — Когда ты рядом, не надо бояться удара в спину, это много значит.

— Благодарю всех, что приняли меня, — поклонился Лекарь, — Веди нас, Хан!

— Веди нас, Хан! — повторили за ним Таит, Тощий и Егерь.

— Хорошо. За деньги отвечает Торгаш. Сейчас складываем свои доли в общий котёл, дальше доходы делим поровну между теми, кто их заслужил, проблемы решаем вместе. За здоровьем приглядит Лекарь. Торгаш! Что у нас с деньгами?

— Если всё удачно продать, получим тысяч пятнадцать золотых монет. Десять тысяч пойдут на покупку имения в пригороде или дома в городе. Пять придётся заплатить за гражданство и обустройство.

Если Лекарь и удивился, что денег оказалось так много, то ему хватило ума промолчать. Похоже, он начал взрослеть.

— У меня есть пятьдесят золотых, — вступила в разговор Таит.

— Пусть остаются при тебе, — тут же решил Торгаш, — будем покупать на них еду. Как закончатся, скажи и я выдам тебе ещё из общей доли.

— Проесть пятьдесят золотых..., — не удержался Лекарь.

Все заулыбались.

— Держаться надо скромно, — покачал головой Брамин, — будем изображать из себя мелкий торговый караван, как и раньше. Купец, двое возниц, трое охранников, стряпуха, собака-сторож, две повозки.

— У меня в поясе..., — начал Лекарь.

— Тоже оставь при себе, — перебил его я, — На тебе покупка всего, что связано со здоровьем. И последнее: мы начинаем новый поход, может кто-то хочет сменить имя?

Все покачали головами.

— И ты, Тощий? — удивился я, — Ты уже не тощий и прозвище не из лучших.

— Зато напоминает мне о былых днях, — улыбнулся он, — да и привык я уже.

— Тогда всё. Если за ночь Бурану не станет хуже, завтра утром выступаем.

— Он не может говорить как мы, иначе бы сказал что он с тобой, Хан! — улыбнулась Таит, — Но к следующему костру он придёт и приволочёт в зубах огромную ветку или кусок мяса!

— Хан, а собакам разве можно? — удивился Егерь.

— Про собак не слышал, а наши кони часто подходят к костру. Так что я не против.

Утром, позавтракав, мы тронулись в путь. Лекарь на время превратился в возницу. Буран ехал в его повозке. Он уже ожил и с интересом разглядывал окрестности. Из доставшихся нам лошадей я отобрал троих. Остальных мы отпустили. Вернувшись в высохшее русло реки, мы с Брамином всё осмотрели. Чужих следов не было. Через два дня мы выехали на старую дорогу и буквально сразу столкнулись с таким же маленьким караваном как наш. Увидели мы друг друга издалека, опасливо съехались и остановились обменяться новостями.

Торгаш долго разговаривал с встреченным караванщиком. Пятеро его охранников держались вместе, настороженно поглядывая на арбалеты наших возниц. У них повозками правили мальчишки. Наконец купцы разъехались и мы тронулись в путь. Как только другой караван скрылся за поворотом, Торгаш махнул всем рукой.

— Значит так, — начал он, — война не случилась. Кто-то предупредил пограничье и они успели собрать войско. Была пара стычек, потом договорились соблюдать прежний договор и разошлись. Разбойничьи шайки, недовольные потерей прибыли, рыщут по степи. На этой дороге их пока не встречали. Плохо то, что нас видели, зато новости хорошие. Постараемся сегодня пройти подольше. Хорошо бы завтра к вечеру дойти до пограничья. Всё, поехали!

— Знаешь, Хан, — протянул Брамин, когда мы с ним проехали вперёд — а ведь возможно это мы и остановили войну!

— Лучше молчи, — тут же ответил я, — хочешь чтобы за тобой стали охотиться все, кому это пришлось не по нраву? Даже Таит ничего не говори!

Брамин кивнул и замолчал. До самого дневного привала мы ехали не разговаривая. Дважды я замечал одиноких всадников. Это мог быть кто угодно. Когда стало темнеть, я увёл наш караван подальше в степь и мы спрятались в ложбинке между холмами. Костёр разжигать не стали. Я распределил ночные дежурства, взяв себе первую стражу, и все улеглись, понимая что завтрашний день будет долгим. Утром мы плотно позавтракали, рассчитывая передвигаться весь день, давая время от времени отдых только лошадям. Дорога стала более наезженной, её начали пересекать другие караванные тропинки. На одном из перекрёстков мы встретили другой обоз, спешащий в нашу сторону. Торгаш быстро договорился двигаться вместе, соединив силы. Вскоре нам встретился третий попутный караван и два встречных. Я успокоился. Дорога была оживлённой, далеко просматривалась на обе стороны и, похоже, не таила в себе опасности. Поздно вечером мы въехали в приграничный посёлок. Искать пристанище было уже поздно, пришлось занять угол постоялого двора. Так было даже лучше, ни у кого не возник вопрос, почему мы не отходим от наших повозок. Утром мы позавтракали в местной харчевне и пристроились к большому обозу, идущему на юг. После чего наша дорога стала размеренной и скучной. Радовали только Буран с Лекарем, поправляясь день ото дня. Лекарь пересел на коня, а Буран с удовольствием неспешно бежал рядом с повозками, с каждым днём всё дольше. Мы могли ехать намного быстрее, однако с караваном было спокойнее. Да ещё его владелец не пропускал ни одного города по пути. В каждом из них Торгаш что-то продавал, пока наша добыча окончательно не превратилась в монеты и драгоценные камни. По его словам, он даже не сильно и продешевил. К тому дню, когда приютивший нас караван стал поворачивать на запад, мы продали вторую повозку. Одна повозка с возчиком, пять воинов в седле с тремя заводными лошадьми и женщина на ослике — так выглядел наш купеческий обоз, когда мы вступили на дорогу, идущую прямиком в южные герцогства.

В неспешном путешествии всегда есть время подумать. Мысленно оглядывая наш караван со всех сторон, я наконец понял, что меня смущает. На первой же дневке я высказал свои соображения.

— Вот что мне пришло в голову: у купца всегда есть что взять. Ехать нам долго, дорога местами не охраняется. Давайте лучше станем обедневшими наёмниками, решившими попытать счастье на юге.

— Всё верно, — тут же согласился Брамин, — Нам даже притворяться особо не придётся.

— С двумя повозками такое могло и не прокатить, -кивнул Торгаш, — Сейчас же всё сходится. Пять наёмников, возница и маркитантка.

— Тогда пусть командует Брамин, — предложил я, — Он больше похож на главаря шайки наёмников.

Теперь, впереди отряда гордо ехал Брамин, мы за ним, а в конце глотали пыль лошади повозки и Егерь. Выглядело неплохо. В первый же день нам встретились два отряда весьма подозрительных личностей. Но связываться с наёмниками, ищущими работу, дураков не нашлось. Один раз нам предложили наняться охранниками. Брамин найм отклонил, сказав, что это не по дороге, да и время поджимает. Вечером, на постоялом дворе, три сомнительных личности предложили Таит купить груду серебряной посуды за четверть цены. Горестно вздыхая и жалуясь на неудачный год, отсутствие денег, прожорливую собаку, она отказалась. Буран стоял рядом, клянчил еду и жалобно поскуливал, не забывая время от времени зевать, с жутким клацаньем захлопывая пасть. Продавцы впечатлились и ушли. Была ли это проверка, кто знает. Во всяком случае, мы никому не были интересны два дня. На третий мы столкнулись с таким же отрядом как наш. Он двигался со стороны южных герцогств и одежда, доспехи, даже сбруя лошадей наёмников были намного богаче наших. Покровительственно просветив нас о раскладах на юге, они с интересом выслушали наш рассказ о несостоявшейся войне и упущенном заработке, после чего мы расстались.

— Это не наёмники, — пробурчал Брамин, — Что я, охранников от наёмников не отличу что ли?

— Думаю, ты прав, — Торгашу судя по всему уже порядком надоела дорожная скука и он был не прочь поболтать, — для наёмников они через чур опрятные.

— А охраняли они девушку в широкой шляпе, что пряталась за их спинами, — добавила Таит.

— Я тоже заметил, уж очень они её заслонить от наших глаз старались, — подтвердил Лекарь.

— Значит скоро могут появится всадники, спрашивающие, не видели ли мы её, — насторожился я, — Тощий, Егерь, зарядить арбалеты! Всем быть настороже! Надеть шлемы! Таит, спрячься за повозку! Если спросят — видели группу из семи — восьми всадников, но не рассмотрели!

— Хан, — рассмеялся Лекарь, дисциплинированно застёгивая ремень шлема, — ты везде видишь опасность?

— Лекарь, тебе Хан мало врезал в первый раз, может добавить? — спросил Егерь, набрасывая какую-то тряпку на взведённый арбалет.

— Замолчали все! — скомандовал я, — Ветер слышит топот копыт впереди!

Два десятка всадников вскоре перегородили нам дорогу.

— Прошу прощения, господа достопочтенные наёмники, — склонив голову обратился к нам их предводитель, — Если вас не затруднит ответ, не довелось ли вам встретить на этой дороге восемь всадников?

— Да, — ответил Брамин, — недавно мы видели группу из семи или восьми всадников, но не рассмотрели, они так быстро пронеслись мимо нас!

— О, мне так неловко расспрашивать вас, но не было ли среди них девушки? — предводитель бросил взгляд на Таит, но разочаровано отвернулся.

— Дорожные плащи, широкие шляпы, — развёл руками Брамин.

— Благодарю вас, — склонил голову, уже надоевший мне своими речами всадник, — Если к моему глубочайшему сожалению выяснится, что вы нам соврали, мы нежнейше сдерём с вас кожу, а потом со всем почтением посадим в муравейник. Сейчас один из моих достойнейших людей заглянет в вашу великолепнейшую повозку, и, если там никого нет, мы поедем по своим делам. Надеюсь, это вас не обидит?

— Ни в коей мере, — поклонился Брамин.

Никого не найдя в нашей повозке, всадники поехали дальше.

— Надо же, — потряс головой Брамин, — а я думал, это дорожная сказка.

— Я тоже о нём слышал, — Торгаш оглянулся через плечо, — Поехали быстрее.

— Неужели Вежливый Господин? — с недоверием спросил Лекарь, — Самый жестокий и самый воспитанный наёмник всех королевств?

— Он самый, — Брамин тоже посмотрел через плечо, — Хан, он слов на ветер не бросает. О его зверствах и вежливости ходят легенды. У дорожных костров им пугают молодых охранников. Может часами говорить с людьми и прицепиться к любому не слишком изысканному слову. Сегодня он явно торопился, иначе бы у нас был шанс живыми не уйти.

Мы прибавили скорости и к вечеру въехали в маленький городок, разросшийся у последнего пограничного поста с северной стороны. Переночевав на постоялом дворе, мы с удовольствием поедали завтрак в харчевне, когда вдруг услышали:

— А вот и мои друзья!

Теряя аппетит я с напряжением смотрел на подходящего к нашему столу Вежливого Господина.

— Милые господа и чудесная дама! — этот гад поклонился нам необычайно изысканно, — Я вчера догнал тех почтенных всадников, о которых имел с вами прелестнейшую беседу! Мы нежно пообщались и они сказали, что вы вчера разговаривали! Вы не представляете, как мне прискорбно было услышать, что вы меня обманули, проявив по отношению ко мне невежливость!

В этот момент он слегка повернул голову и я смог увидеть его глаза. В них пылал чёрный огонь безумия.

— В этом городе столько стражи! — он всплеснул руками и пригорюнился, — Я со всем присущим благородному человеку терпением подожду вас за стенами и клянусь, что буду ждать столько, сколько потребуется. Надеюсь, я не утомил вас нашей восхитительной беседой? — и, поклонившись, вышел.

— Я его по настоящему испугался, — признался Лекарь.

— Что будем делать, Хан? — Брамин помрачнел, но держался твёрдо.

— Подождём неделю? — задумался я.

— Не поможет, — Торгаш перевёл дух, — Похоже, что легенды о нём не только не врут, но даже не говорят всей правды.

— Тогда придётся его убить, — выдохнул я, — с соблюдением всех правил этикета, само собой. Вот только где его искать?

— Буран пройдёт по его следам, — подала голос Таит.

— А, кстати, где он? — завертел головой Егерь, — Только что клянчил кость из моей тарелки и уже его нет!

— Я подала ему знак выследить этого вежливого барана, — Таит гордо выпрямилась, — Мы не те люди, которым можно угрожать без последствий!

— Ну что, — обвёл я глазами своих людей, — проявим вежливость по отношению к этому господину?

Глава 20

Буран вернулся к полудню. Слопав кусок мяса, которым его встретила Таит, он довольно лёг у её ног.

— Он нашёл место, где они остановились, — заверила меня женщина.

Мы стояли у нашей повозки и решали, что делать дальше.

— Торгаш, — скомандовал я, — найди и сними на неделю погреб поглубже.

— Хан, — начал Лекарь и получил подзатыльник от Брамина.

— Сделаю, Хан, — кивнул Торгаш.

— Таит, для Бурана есть ещё одно дело. За нами наверняка следит парочка людей этого вежляка.

— Хорошее слово, — убеждённо сказал Лекарь и получил второй подзатыльник.

— Они должны быть где-то здесь. Буран смог бы их найти?

— Попробую ему объяснить, — задумалась Таит.

— Ветру я бы сказал, человек, которого встречали раньше.

Таит что-то зашептала на ухо псу. Тот встал, отряхнулся, нехорошо посмотрел на меня и выбежал за ворота постоялого двора.

— Хан, — начал Лекарь, покосился на Брамина и отошёл от него на два шага, — я понял, допрашивать их лучше будет в подвале, но зачем нам семь дней?

— Возможно, нам придётся их там оставить. За неделю хозяин подзабудет, как выглядел Торгаш, да и искать нас начнут, когда мы будем далеко.

— Побудешь с нами, и не такому научишься, — улыбнулся Брамин, — Я даже отучу тебя задавать вопросы не вовремя.

Буран вернулся раньше Торгаша, потёрся о Таит и негромко гавкнул. Она положила руку ему на холку и ласково погладила. Я даже спрашивать не стал, всё было ясно. Торгаш вернулся, когда светило сильно склонилось к закату.

— Нашёл, Хан, — торопливо заговорил он, — там погреб с задней стороны дома, в ней даже окон нет. Я снял и дворик перед входом. Забор там высокий и глухой, снаружи ничего не видно. Направо от этих ворот три переулка, затем два ещё направо. Зелёный забор по левой стороне. Улица тихая, тупиковая. Ворота я не запирал. Что делаем?

— Берёте всех лошадей, осла, повозку и едете туда. Как заедете во двор, затаитесь у входа. Мы с Таит и Бураном пойдём позже. Эта дорога ведёт в сторону от городских ворот, они пойдут за вами, а не поедут.

Лекарь промолчал. Не выдержал Егерь:

— Хан, давай я с тобой! — выкрикнул он и получил затрещину от Тощего.

Подождав, пока мой отряд выедет за ворота, я повернулся к Таит:

— Народу на улице много, все как раз идут за вечерней кружкой, попробуем пройти незаметно.

Буран уверенно провёл нас к коновязи на другой стороне улицы, покрутился вокруг двух лошадей, принюхался, чихнул, и уверено двинулся в сторону снятого Торгашём подвала. Пройдя три переулка, и свернув направо, мы увидели одного из тех, кто вчера обыскивал нашу повозку. Он шёл перед нами, шагах в двадцати, внимательно оглядываясь по сторонам и иногда оглядываясь. Таит, закутавшаяся в тёмный платок и я в запасной куртке Егеря его внимания не привлекли. Буран шёл прямо за нами, мастерски прячась за широкой юбкой хозяйки. Так мы и шли за ним почти до самых ворот в зелёном заборе, в которые пытался заглянуть второй человек Вежливого Господина. Я оглянулся. Уже начало темнеть и на улице никого не было.

— Давай, — шепнул я.

Таит резко взмахнула рукой и Буран в несколько прыжков настиг первого бандита. Он сбил его с ног одним ударом широкой груди, тут же укусил его за правую, а потом за левую руку. Клянусь, я слышал хруст разгрызаемой кости! Его жертва негромко вскрикнула и потеряла сознание. Я взглянул на второго. Его уже затаскивали в ворота Тощий с Лекарем. Мы с Таит подхватили покусанного и поволокли его по улице. Подбежавший Брамин схватил его за ноги и мы ввалились в маленький дворик.

— Сюда! — замахал руками Торгаш, открывая маленькую дверь в стене дома, — Лампу там я уже зажёг!

В подвале было тепло и сухо. Вдоль стен висели пустые полки. В потолке торчали крюки, похоже для копчёного мяса. Закинув верёвку на один из крюков, Брамин быстро подвесил на нём за руки того, кто сам сунулся в ворота. Вторым занялся Лекарь, перевязывая тряпицами из своей сумки страшные раны и останавливая кровь.

— Таит, Егерь, Тощий, идите к воротам, следите за улицей! — скомандовал я осматриваясь. Лампа светила ярко, но в её свете я ничего интересного не увидел. Подвал как подвал.

— Хан, — закончил работу Лекарь, — он всё ещё без сознания.

— Ну и пусть себе лежит, у нас есть с кем побеседовать, — я подошёл висящему наёмнику, — Сам будешь говорить?

— О чём соизволите спросить? — начал пленник и тут же получил крепкий удар по рёбрам от Брамина.

— Слушай, — сказал он, — давай по простому. Я же вижу, ты нормальный боец, такого бы и сам в отряд взял. Сам я в пограничной страже за допросы отвечал, рассказать, что я буду делать, если молчать станешь?

— Потом же меня всё равно не отпустишь?

— Могу оставить в этом подвале. Мы его ненадолго сняли. Но если хозяин стражу кликнет, сам будешь разбираться. Нам бы только до Вежливого Господина добраться.

Пленный помолчал, глубоко вздохнул и сдался.

— Спрашивай.

— За кем вы гнались?

— А это ... — начал Лекарь, но Торгаш взял его за шиворот и пинком вышиб из подвала.

— Наш предводитель за вопрос бы точно убил, — качнулся на верёвке пленный, — может и правда тут оставите. Четыре дня назад мы взяли контракт на поимку молодой волшебницы от одного старого мага. Его ученица от него сбежала. Замок у него в горах к востоку от тракта. Как-то она его защиту то ли обошла, то ли сломала, но при этом волшебство своё выжала досуха. Маг говорил, что дней тридцать ей даже свечку силой волшебной не зажечь. Ещё она деньги с собой прихватила. Ну это как водится. Там городишко по дороге есть, караваны в нём ночуют. Девка в нём охрану себе наняла. Заплатила хорошо, но клятву верности взяла. Это уже их предводитель перед смертью сказал. Все они там полегли, пятерых наших убили. Мы тоже в том городишке передышку себе дали, вот маг нас и нанял.

— С волшебницей что сделали?

— Ничего, маг сказал, что если чего, то он сам нас найдёт. Связали и в брошенном доме в подвал кинули. Вежливый Господин сказал, что как вас вежливости научит, так поедем к магу за наградой.

— Пятеро убиты в стычке, двое в плену, тринадцать бойцов осталось?

— Выходит так, господин. Может возьмёте меня с собой, девку магу отдадим, деньги большие получим... Ай!

— Не болтай, — потирая кулак прорычал Брамин, — рёбра береги!

— За воротами кто-то караулит нас? — продолжил спрашивать я.

— Может и так, мне о том неведомо. Так возьмёте, а?

— Связывай их, Брамин, — приказал я, — и рты заткни. Пусть хозяина подвала ждут.

Когда я вышел во двор, уже стемнело. Дождавшись Брамина с лампой и собрав всех своих, я начал говорить.

— Закрываем ворота, укладываемся спать. Завтра выходим затемно. Всё берём с собой, возвращаться не будем. Первым за городские ворота пустим Бурана. Пусть найдёт и убьёт того, кто нас там ждёт. Как вернётся, поведёт нас к их стоянке. Двенадцать воинов останется. Справимся. Всё равно деваться некогда, оставлять за спиной эту злопамятную тварь мне не хочется. Да и волшебницы на тропе не валяются, побеседовать с ней хочу. Меня разбудить на последнюю стражу, остальные делите как хотите. Тощий!

— Всё готово, Хан, вот у стены твоё ложе.

— Ты, Тощий, дороже хорошего коня стоишь, — я буквально свалился на шкуру и тут же заснул.

Разбудил меня Брамин.

— Вставай, Хан, скоро всех пора будет поднимать.

— Почему поздно разбудил?

— Не спалось. Всё представлял, как это неделю в тёмном подвале без еды и воды? Не сердись, Хан. Я наведался в подвал и сделал как лучше.

— Подумай теперь о том, что хозяин подвала мог и раньше прийти. Я им шанс давал. Не виноваты они перед нами. Были. Хотя, так как ты решил, тоже правильно. Иди, Брамин, буди Таит. Тощий, не делай вид что спишь!

— Уже встаю, Хан!

— Буди всех, а о разговоре молчи!

— О каком разговоре?

За такого и двух коней мало.

Проверять Бурана я не стал. Мы стояли у самых ворот, когда он прибежал после недолгого отсутствия. Таит тут же бросилась оттирать ему морду от крови. Псу мокрая тряпка не нравилась, но он терпел.

— Таит, едешь первая, мы за тобой. Да хранит нас Небесная Кобылица!

Пёс легко бежал рядом с осликом. Надеюсь, засаду, если она конечно окажется на нашем пути, он учует. Повозку бы ещё в городке оставить, да кто за ней приглядывать будет, нас и так мало. Когда Буран стал беспокоится, мы загнали повозку в лес, привязали к деревьям лошадей, кроме Ветра, конечно. Его я оставил на страже. Заброшенный дом стоял на поляне, заросшей кустами диких ягод. Только перед домом ничего не росло. Аккуратно глядя из-за дерева, я насчитал снаружи семь человек. Пятеро могли быть в доме. Двое обихаживали лошадей, один готовил на костре, помешивая ложкой в котелке, трое просто грелись в лучах светила. Седьмой сидел на крыше с арбалетом. Лошадей же было шестнадцать.

— Лошадей много, — шепнул Брамин.

— Две точно охранников волшебницы, я их сразу приметил, редкой породы кони.

Из дома вышли ещё двое. Они небрежно тащили тело того человека, что позавчера рассказывал нам о южных герцогствах.

— Что, так и не научился вежливости? — крикнул часовой с крыши.

— К утру путаться стал! — ответил один из двоих, — Всё равно долго продержался, говорил, какому-то герцогу служил! — и они поволокли тело в лес. Жаль, что не в нашу сторону.

Я посмотрел на повара, снимающего пробу с завтрака и отполз вглубь леса.

— Сейчас они есть начнут, думаю выйдут все. Тощий, на тебе часовой с крыши. Егерь, твоя цель — Вежливый господин. Потом стреляете, в кого удобно. Таит, сидишь в лесу. Они без доспехов и шлемов, должны справится. Держимся вместе.

— Господин, — донеслось от дома, — не соблаговолите ли вы отведать нашей немудрёной снеди?

— Тощий, Егерь, вперёд!

Я вернулся к своему дереву и осторожно выглянул. Пришли двое из леса, из дверного проёма вышел наш враг. Где же ещё двое? Волшебницу караулят, боятся к ней сила вернётся? Ждать их уже нельзя, часовой смотрит в нашу сторону! Встаёт! Болт Тощего пробил живот часового и он скорчившись упал с крыши. Болт Егеря ударил Вежливого Господина в левое плечо, пробив насквозь.

— Выходим! — крикнул я и мы вышли на открытое место. До дома было шагов сорок. Пока мы быстрым шагом, запинаясь о кусты, дошли до чистой площадки перед домом, наши противники уже опомнились. Мы с Брамином стояли по краям, Лекарь и Торгаш в центре. Врагов оставалось вдвое больше, но они не попытались окружить нас, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, сколько ещё воинов притаилось вокруг. Мы тоже не торопились нападать, ожидая, пока не перезарядятся арбалетчики. Вежливого Господина оттащили к стене дома, вставать он не пытался. Зато начал командовать:

— Это те, кто нам нужен, — обламывая болт у себя в плече, крикнул он, — Убейте их и едем за наградой, достойнейшие воины! — он попробовал вытащить болт, взвыл от боли и сполз по стене.

Дальше какое-то время я видел только двух своих противников. С первым я пошёл на обмен ударами. Он ударил в грудь, я в лицо. Изделие гномов выдержало. Моя же сабля рассекла глаз и щёку. Парировав обратным движением меч второго противника, я сделал шаг назад. Вставший за моим плечом Тощий тут же разрядил арбалет в третьего, пытавшегося обойти меня слева. Лекарь пятился, с трудом отражая удары, Брамин уже убил своего противника и схватился с новым, Торгаш упал на колено и Егерь в упор выстрелил в того, кто стоял перед ним. Наёмники попятились. Тот, что было сцепился с Лекарем, даже отбежал. Их, стоящих на ногах, оставалось четверо. Торгаш продолжал стоять на одном колене, не торопясь вставать. Попробовал подняться тот, которого я оставил без глаза, но появившийся Буран вцепился ему в ногу.

— Ненавижу арбалеты, — светски сообщил мне стоящий у стены высокий воин, легко поигрывая тяжёлым мечом.

— Ты ещё нас любезнейшими назови, — посоветовал ему Лекарь.

— Смерды вы, — просто ответил длинный и прыгнул на нас. Сразу два болта остановили его прыжок. Ну сколько можно говорить! Я опять схватился со своим противником. Он старался меня убить раньше, чем арбалет будет взведён вновь и делал ошибки. Будь он в броне, мы бы бились на равных. Пока же моя броня парировала пропущенный мною удар, а сам он получил два глубоких пореза.

— Сам справлюсь! — крикнул я Тощему, почувствовав его присутствие за плечом, — Лекаря прикрой!

Страх в глазах противника. Увидев его однажды, уже не забываешь и не путаешь. Тоска обречённого. Настоящий боец бьётся до последнего, веря, что удача его не оставит. Только тогда не слабеют руки, не заплетаются ноги, не начинает тяжелеть оружие. Он испугался, ушёл в защиту, пропустил ещё один удар и отбросив меч упал на колени.

— Не на турнире, — выдохнул я, опуская клинок на подставленную шею, — вежливость хороша в меру.

Брамин одолел своего противника и добивал часового, Тощий заряжал арбалет, Егерь, опустив свой, помогал лечь Торгашу. Лекарь склонился над ними, доставая тряпицы.

— Мазь Шамана уже заканчивается, — удивлённо сказал он, — я то думал её надолго хватит.

— На тебя же и извели, — отозвался Егерь.

— Да на собаку больше пошло!

— Так Буран же полезный! — не сдавался Егерь.

— Тощий, добей всех, кроме вежляка, Брамин, в доме должно быть ещё двое! Егерь, вернусь, накажу!

Прикрывая друг друга, мы с Брамином вошли в дом. Сразу за порогом лежали двое раненых. Хорошая охрана была у волшебницы!

— Я сам, — вздохнул Брамин, убирая меч в ножны и доставая кинжал.

Я обвёл взглядом прихожую. Пусто. Прошёлся по комнатам. Никого. Я поискал глазами люк в подвал. Он нашёлся в углу кухни. Откинув крышку, я увидел на полу связанную девушку. Аккуратно спустившись по скрипящим ступеням, я первым делом постарался её успокоить. Кто её знает, вдруг сила к ней вернулась.

— Мы свели счёты С Вежливым Господином. Ты нам не нужна. Иди куда хочешь.

Затем я вытащил кляп. Волшебница глубоко задышала, но говорить не стала. Достав засапожный нож, я перерезал путы, зверски стянувшие локти девушки и посадил её, прислонив к стене.

— Там лошади наёмников, — продолжил я, — возьмёшь парочку, припасы их бери, не пропадёшь! Если у них были деньги, немного дам и тебе.

Разрезав верёвки на ногах и убрав нож, я впервые внимательно на неё посмотрел.

— Я волшебница, — с угрозой сказала девушка.

— Так я с тобой и не ссорюсь, — пожал я плечами, — держись, сейчас кровь побежит по жилам, будет больно.

Терпела она молча. Я растирал ей руки и ноги, стараясь помочь.

Наконец она прошептала:

— Благодарю.

Я кивнул, протягивая руку. Она ухватилась за неё и попробовала встать. Не получилось. Тогда я подхватил её на руки и поднял по ступенькам наверх. Судя по тому, как она задышала, затхлый воздух заброшенного дома показался ей прекрасным. Таит, осматривавшая дом, подхватила девушку и поддерживая её за плечи повела наружу.

— К колодцу никому не подходить! — грозно сказала Таит и крутившийся рядом Буран на всякий случай зарычал.

Я махнул рукой и вышел за ними.

— Хан, — Брамин вдохнул, — Торгаш ранен, Лекарь с ним. Раненые добиты. Егерь на крыше, Тощий осматривает лошадей.

— Лекарь, — позвал я, — как он?

— Можешь и меня спросить, — простонал Торгаш, — жить буду.

— Будет, — подтвердил Лекарь, — но надо бы дня два его с места не трогать.

— Поклажу наёмников стоит потрясти, — Торгаш даже привстал, — у них там...

— Тебе лучше пока не вставать, - придержал его Лекарь.

— Звон монет для нашего казначея лучшее лекарство, - хмыкнул Брамин.

Мы засмеялись. После боя люди часто смеются. Над чем угодно, просто радуясь, что остались живы.

— Вот и заботься о них, — ухмыльнулся Торгаш, — только ржать и могут!

— Всё, — я провёл рукой по лицу, — Лекарь, в седле Торгаш до того места, где мы повозку оставили, доберётся?

— Должен.

— Седлайте лошадей. Поклажу и всё что найдёте берём с собой. На пару дней встанем лагерем. Егерь, сидишь на крыше!

Брамин и Лекарь подняли на плаще Торгаша и понесли его к коновязи. Мне оставалось два дела. Поговорить с Вежливым Господином и решить, что делать с волшебницей, которую судя по визгам, Таит отмывала у колодца с другой стороны дома. Неожиданная мысль заставила меня криво улыбнуться. Я отошёл от дома и посмотрел на крышу. Егерь, прячась за печной трубой и отложив арбалет, неотрывно смотрел на ту самую сторону дома.

— Егерь!

Не услышал. Схватив ком земли, я с удовольствием запустил его в караульного. Вздрогнув от удара, он резко повернулся, понял что его застали прямо на месте преступления и побагровел.

— Сюда, быстро.

Он скатился с крыши, пламенея лицом, ушами, шеей.

— Три вины. Первая, — ты перестал нас охранять, считай ушёл с поста, и нас всех могли убить. Вторая, — я хочу взять волшебницу в наш отряд, ты мог помешать. Третья, — ты говорил с Лекарем, укоряя его за мазь, заставив его почувствовать себя чужим. Вины твои тяжёлые, взрослого бы убил не раздумывая. Ты же никчёмный мальчишка. В лагере дам тебе двух лошадей, припасы, деньги и убирайся. Сейчас иди и помоги остальным собраться.

Отвернувшись, я подошёл к Вежливому Господину. Он сидел, обессиленно прислонившись к стене дома, залитый кровью. Я заглянул в его глаза. Безумие не ушло из них, но как-то померкло. Они были просто чёрными, зрачок сливался с радужкой.

— Я смотрю, тебе лучше?

Он кивнул.

— Не настолько, что бы убить тебя, но, по крайней мере, могу говорить без всех этих цветастых фраз.

— Ты больше не одержимый.

— У меня был отец, который порол за каждую оговорку. Наше семейство обеднело, а он всё ждал, когда нас пригласят ко двору. В шестнадцать лет я убил его, но он через год вернулся голосом в моей голове. Двадцать проклятых лет он говорил мне, что делать, повторяя правила этикета. Наконец-то я избавляюсь от него. Возьми мой пояс. Там деньги, но это мелочь. В кармашке на пуговице пергамент. Это план моего старого дома. Он заброшен, все верят, что он проклят. Я сам распустил эти слухи. Мой дом находится...

Он продолжал говорить всё тише и тише.

— Возьми себе, мне это уже не понадобится.

Прерывистый шёпот оборвался, он закрыл глаза и умер.

Глава 21

Думая над всей этой историей, я снимал пояса наёмников и осматривал их оружие. Наконец Таит вывела волшебницу из за дома. Она была мокрой и похорошевшей. Стройная, вьющиеся бронзовые волосы, зелёные глаза, открытый взгляд.

— Меня зовут Хан, — представился я.

— Полынь, — ответила она выпрямившись и задрав подбородок.

— Ты можешь назваться как хочешь, — предложил я.

— Хан...

— Таит! Не вмешивайся! Иди, помогай собираться. Пояса захвати, сколько сможешь.

Таит поклонилась мне первый раз со дня знакомства и безропотно подхватив охапку поясов, потащила их к коновязи. Буран встал было напротив меня и ощерился, но Таит кликнула его и он многообещающе рыкнув побежал к ней.

— Я сама ещё ребёнком назвала себя так, — волшебница развела руками, — это отпугивает многих сразу. Таит сказала, что вы идёте в южные герцогства. Думаю, мне стоит пойти с вами. Дорога длинная, узнаем друг друга, может мне захочется присоединиться к вам.

— Что ещё она сказала?

— Что ты добрый!

А вот этот кажется ещё живой. Я перерезал наёмнику горло и вытирая кинжал об его одежду переспросил:

— Какой я?

— Избавлять от страданий, это тоже по доброму, - Полынь немного побледнела, но глаз не отвела.

— Хорошо. Договорим вечером. Иди, знакомься с остальными и скажи, что бы Брамин шёл сюда.

— Хан, мы почти закончили, — подошедший Брамин был напряжён, — Пора уходить.

— Что будем делать с телами?

— Копать долго, в доме сжечь — привлечём внимание. Давай их в погреб?

Я поморщился. Брамин продолжил:

— Сложим их и скажу над ними что положено, я про жречество своё ещё не забыл. Давай с этого тела и начнём!

Когда мы перетаскали все тела, Брамин вытащил из своего пояса огарок свечи и попросил меня взглядом уйти из дома. Лошадей мы взяли всех, не хотели оставлять на виду. Да и Торгаш, хоть и слабым голосом, но грозно требовал забрать с собой всё.

В лагере первым делом стали готовить еду. Ветер встретил новый табун неласково, тут же подравшись с серым жеребцом. Утвердив своё первенство, он погнал всех лошадей на пастбище. Торгаша уложили в повозку. Рану его Лекарь назвал не опасной. Егерь попробовал поговорить с Брамином, но тот только разводил руками поглядывая на меня. Пообедав, я отправил Тощего сторожить, а сам пошёл мириться с Бураном. После короткого разговора он принял от меня кость и утащив её под дерево начал грызть.

— Хан.

Егерь.

— Хан, научи меня, что мне делать. Я так виноват, что мне не хочется жить. Убей, но не гони.

Поискав взглядом Брамина, я погрозил ему кулаком. Руками он разводил при разговоре с Егерем, советник мелких. Брамин отвернулся.

— Проси прощения у Лекаря и Полыни. Подробно объясни за что. Если они тебя простят, все вместе будем решать как ты должен быть наказан за плохую охрану.

— И Полыни тоже подробно...

— Прощение тяжело заслужить.

С Лекарем разговор получился короткий. Немного послушав, Лекарь снял с пояса кинжал, отдал его и получил взамен кинжал Егеря. Воинское братство. Точно, и тут без подсказки Брамина не обошлось. К Полыни Егерь подходил трижды. Первый раз так и ушёл молча, ещё два раза что-то лепетал и не мог добраться до сути. Наконец, в четвёртый раз, весь мокрый от пота и даже какой-то багровый, он начал говорить. Сообразила она быстро, схватив его за ухо и начав дёргать в разные стороны. Потом притянула его к себе и зашептала на ухо. Егерь дёрнулся, чуть не оставив ухо в руке волшебницы, но она держала крепко.

— Всем собраться! — повысил голос я и подошёл к повозке, из которой заинтересованно выглянул Торгаш.

Последним подошёл Егерь, бледный до синевы и с пламенеющим ухом. Объяснив, зачем мы собрались, я спросил Лекаря:

— Что скажешь?

— Мы поменялись кинжалами, теперь он мне как брат.

— Такой же болтливый, — кивнул Брамин.

— Я и говорю, брат! Нет его вины больше.

— Хорошо, — я склонил голову, — но есть ещё вина...

— Ни слова больше! — взвилась Полынь вставая и пытаясь скрыть смех, — Та вина передо мной. В знак прощения Егерь поцелует осла Таит здесь и сейчас.

Ещё больше побледнев, Егерь закрыл глаза и на подгибающихся ногах пошёл к ослу. Бесшумно встав, Лекарь закрыл собой животное и принял братский поцелуй на себя.

— А с тобой за брата я сам рассчитаюсь, хватит парня смущать, — прижав Егеря к себе, заявил Лекарь.

— Ты мне ничего не должен, — отрезала Полынь, — Прощаю.

— Хорошо, — опять склонил голову я, — теперь о вине главной. Сегодня Егерь забыл про то, что должен охранять нас.

— Это когда он на крыше был? — нахмурился Торгаш.

— Куда ж ты смотрел? — удивился Тощий.

— На крыше был? — удивилась Таит, — А что ж я тебя... ты куда... про всё забыл, значит! Ну я тебя сейчас! Я ведь тоже там мылась!

— Да я только Полынь успел увидеть, да и ту не всю! — начал оправдываться Егерь, — А ты только подол начала поднимать! Тут Хан это заметил, да как кинет в меня камнем!

Брамин и Тощий откровенно ржали. Разъярённая Таит схватила мальчишку за другое ухо и стала таскать его вокруг себя.

— Всё, хватит! — разозлился я, — Устроили тут те-а-тр!

— О, Хан, — на меня уставились два прекрасных зелёных глаза, — Ты был в театре!?

— Мой отец служил библиотекарем у Герцога, — рассказывала Полынь, — обычная история при дворе, перепутал свитки, впал в немилость, сослали его в маленький городок. Так переживал без книг, что сердце не выдержало. Стали с мамой жить совсем бедно. Местные дети друг друга можно сказать с рождения знали, меня не приняли. Обзывали по всякому. Одна девчонка меня укусила и кричит: "Она горькая!" Тогда я и назвалась Полынью. Сказала, что у того, кто меня обидит, вся жизнь горькая будет. А в руке огонь горит. Так поняли, что у меня сила есть. Отдали колдуну. Он неплохо учил. Да вдруг решил, что женится на мне. Мне как раз пятнадцать исполнилось, ему же девяносто в прошлом году праздновали. Ну я ночью через волшебные силки его замка прорвалась, вот только силу потеряла. В первом же городе охрану наняла, честные были ребята, жаль их. Думала в королевствах затеряться, но южные герцогства тоже неплохо. Хан, когда сила восстановится, я покажу на что способна, обузой точно не буду!

Мы сидели на шкуре под деревом, глядя на темнеющее небо.

— Того, что ты мне рассказала, стыдиться незачем. Поведай теперь о том, что вспоминать не хочешь.

Теперь на небо смотрел я один. Дед говорил, на путь Небесного Табуна с чистой душой смотреть надо.

— Я у мага деньги взяла. Ещё два кольца.

Я вдруг засмеялся. Полынь вскинула голову и сузила глаза. Схватив её за руку и не давая встать, я признался:

— Я тоже у мага в рабстве был. Когда бежал, коня взял и еду. Ну ещё так, по мелочи. Деньги искал, но не нашёл.

— Ты тоже сбежал?

— Не получилось. Тут такая история, купил маг попугая...

Рассказывал я до ужина. За вечерним костром я оповестил всех о своём решении.

— Завтра ранним утром мы с Брамином уедем. К вечеру пятого дня должны вернуться. Если нет, ждите ещё три дня, на четвёртый уходите. За меня старшим будет Торгаш. С собой возьмём десять коней, продадим. Полынь, ты себе двух выбрала уже?

Полынь съёжилась и кивнула.

— Пойдём, покажешь мне, завтра их не возьму.

Она с облегчением вздохнула. Похоже, подумала что я скажу: вот и отправляйся завтра на них куда хочешь. Какой бы сильной, гордой и заносчивой она не пыталась выглядеть, возраст и пережитые испытания сильно её встряхнули.

Рано утром мы с Брамином, двумя заводными и десятком коней на продажу, выехали на тракт.

— Куда едем то? — поинтересовался Брамин.

— Вежливый Господин...

— Да это я понял, я же не спрашиваю, за чем едем?

— День пути назад, день пути в сторону.

— День там и два назад. Значит от табуна побыстрее избавляться придётся. Ох и разворчится Торгаш!

Коней мы продали за двадцать золотых монет практически сразу. В идущем навстречу обозе часть коней украли на постоялом дворе, им наши как вода с неба в засушливый год. Избавившись от обузы, мы с рыси перешли на медленный галоп, меняя его на шаг, когда Ветер начинал недовольно трясти головой. Я не рассчитывал продать табун так быстро, поэтому в первый день мы покрыли расстояние больше, чем я планировал. На следующий день мы сели на заводных лошадей и ещё при свете светила добрались до нужного городка. Заброшенный дом стоял на отшибе и сделав круг, что бы нас не было видно с дороги, мы въехали во двор через рухнувшие ворота. Пока Брамин занимался лошадьми, я, сверяясь с планом, начал искать тайник. Всё было как на плане Вежливого Господина. Вот вход, вот коридор, вот его детская комната. Надев перчатки и сняв трухлявые доски пола, я обнаружил лежавший под ними пыльный пергамент с проклятиями и мерзкого вида печатью. Кажется именно о такой рассказывал во дворце хана один из шаманов, когда мы были детьми. Мы после этого долго играли в искателей сокровищ, воспроизводя в играх снятие заклятий. Главное — не трогать ничего, на чём есть чёрная печать руками. Я вытащил кинжал и держа его на отлёте одной рукой прямо над печатью, разжал пальцы. Сразу после этого я отпрыгнул как можно дальше. Пробитый пергамент скорчился, зашипел и осыпался трухой. Я сделал ещё пару шагов назад. Ничего подозрительного не было видно. Яд, выделившийся из документа, не имел ни цвета, ни запаха. Он просто висел незримым облачком. Если бы я не пробил печать кинжалом, то он заполнил бы всю комнату. Не дыша я снял с пояса флягу и полил остатки пергамента водой, еле успев отшатнуться от вспыхнувшего огня. Дождавшись, когда огонь погас, я вытащил из тайника ставший видимым тяжёлый ларец. Открыв его ключом, найденным в поясе Вежливого Господина, я вытащил на свет два кожаных мешка и понёс их во двор.

— Уже всё? — удивился Брамин, — Так может до темноты отъедем отсюда хоть немного?

— Мне тоже тут не нравится. Поехали!

Вернулись в лагерь мы к вечеру четвёртого дня. Там всё было в порядке. Таит с Полынью гоняли Егеря, Торгаш подсчитывал последнюю добычу, Тощий готовил ужин, Лекарь с Бураном были на страже. Пока Ветер отсутствовал, конь серой масти пробился в вожаки. О чем должно быть жалел весь вечер, пока Ветер вразумлял его на поляне.

У вечернего костра все они, кроме Ветра, тот всё ещё воспитывал серого, просили меня принять Полынь в отряд, не дожидаясь конца дороги. Брамин не просил, но и не возражал.

— Силой мага поклянёшься? — наконец решился я.

— Я ещё не маг, — честно ответила девчонка.

— Поэтому я и не прошу дать клятву мага, — отрезал я.

— Клянусь силой, данной мне при рождении, стать частью отряда и не отделять себя от него!

Костёр вдруг вспыхнул, огонь несколько раз поменял цвет и опал.

— Клятва принята, — я постарался сохранить невозмутимость.

— Ты и взаправду маг, — потрясённо выдохнул Егерь, - ну то есть магичка, или правильно магитантка?

— Правда, и уши у тебя будут как у осла Таит!

— Подумаешь, уши! Да наш шаман своего ученика в целого осла превращал!

— Хан, — повернулась ко мне Полынь, — расскажешь?

— Охотно. Тут такая история, довёл ученик нашего Шамана...

Утром мы выступили. Торгаш правил повозкой. На лошадь с его раной на ноге садится было ещё рано. В дороге с нами не происходило ничего особенного, словно провидение уже истратило все приготовленные для нас сюрпризы. Лично я даже не возражал. Полынь готова была слушать истории про нашего Шамана с утра до вечера. Я уже по три раза рассказал то, что было, и, во второй раз, повествовал о событиях, которых никогда не было. А уж то, что я напридумывал о мыши, хватило бы на небольшое сказание. Эту часть рассказов с удовольствием слушали все. Спустя три недели пути, дорогу перегородило небольшое укрепление. Выехавший к нам всадник громко спросил:

— Кто вы такие и с какой целью собираетесь попасть в благословенные земли южных герцогств?