Виктор Кочетков
Ветер времени
Часть 1
Теплый апрельский вечер мягко опустился на потемневшие от легкого моросящего дождя городские улицы. Спешащие автомобили торопливо шелестели по мокрому асфальту. Мигая огнями сигналов, окутываясь мельчайшей водяной пылью, уносились в сверкающую проблесками светофоров сумеречную даль. Растворялись, растекаясь широкими потоками и медленно пробирались в наполненный яркими сполохами центр мегаполиса.
Витя Кочетков - молодой человек крепкого сложения и приятной наружности, бодро шагал по влажному тротуару, с упоением вдыхая весенний сырой воздух и вглядываясь в сияющую панораму вечернего города. Хорошее настроение вливалось с запахом весны, с ласковым шепотом легкого ветра, с шорохом просыпающихся от зимней спячки деревьев, с улыбками молодых девушек, идущих ему навстречу и прячущих в озорных глазах шалые искры лукавого женского любопытства.
Слегка покачивая большой спортивной сумкой, не смущаясь, смотрел в лица прохожих, дружелюбно кивая, если встречались взглядами. В голове крутился беззаботный назойливый мотив, и Виктор мысленно подпевал неведомому исполнителю, нещадно коверкая английскую речь и нарушая музыкальный ритм.
Казалось, совсем недавно, поздней осенью, вернулся он со службы, отдав Военно-морскому флоту три года жизни, находясь за Полярным кругом и охраняя рубежи Отечества. Три долгих года не видел родного города, родителей, младшей сестры, старых друзей…
Много чего случилось за это время. После окончания техникума встретил необыкновенную, как ему казалось, девушку. Чувства были сильными, и как-то незаметно получилось, что она оказалась в интересном положении. И хотя знал – осенью идти служить, все же поступил как благородный идальго. Привел ее к родителям и объявил своей невестой. Крику, конечно, было много, но в октябре сыграли свадьбу, а через месяц, оставив рыдающую, с уже заметно округлившимся животом жену, он, с тяжелым сердцем, зажав в кулаке повестку, явился с вещами в военкомат…
Весной родился сын, и Виктор ходил радостный, показывая всем желающим фотографию любимой с младенцем на руках. По два-три раза в неделю получал он письма, сгорая от любви и нежности, считая тянущиеся дни. Время хоть и медленно, но все же, шло. Срок службы увеличивался, а количество писем постепенно уменьшалось. Наконец, за полгода до демобилизации, поток корреспонденции от обожаемой супруги иссяк окончательно. Витя в величайшем волнении забрасывал почтамт тревожными телеграммами, уходящими будто бы в неизвестность. Родители ничего вразумительного не отвечали, и он обо всем догадался сам.
Горькое чувство измены надолго поселилось внутри, разъедая тоской душу и оскорбляя любовь, все еще томившуюся в разбитом сердце.
На суд Витя не пошел. Развели и без его присутствия. Зато состоялся долгий и бестолковый телефонный разговор. На вопрос «почему?», было сказано предельно откровенно:
- Потому, что Он взрослый обеспеченный человек. Потому, что у Него есть квартира, машина и дача. Потому, что Он без ума от нее. Потому, что Он хочет усыновить ребенка. Потому, что у тебя нет ничего, жить нам было бы негде. И к тому же, все твои мысли только о спорте. Человек ты, в общем-то, бесперспективный, и неизвестно, любишь ли меня так же сильно как Он? Ведь за три года все могло измениться…
Виктор понял, что говорить не о чем. Спасибо на алименты не подала, но за это, категорически запретила видеться с ребенком, мотивируя тем, что пусть, мол, сын считает будто Он – его родной отец.
Вите все это было дико слышать. Но поразмыслив, подумал, что нет худа без добра. Зато теперь он свободен. Свобода заключалась в том, что по утрам ходил на работу, а вечерами пропадал в зале штанги, терзая себя железом и пытаясь запредельными нагрузками прогнать печальные мысли о неудавшейся семейной жизни.
Конечно, встречи с друзьями, вечеринки, редкие знакомства – все это было. Но как-то не особо радовало это. Не расслабляло. Он все думал о жене, о сыне… И вот сегодня, сейчас, вдруг понял, что жить - хорошо, что все вокруг - твое, все - для тебя. А прошлое – лишь какой-то странный, никому не нужный сон. Морок…
Виктор свернул к своему микрорайону и весело, чуть не вприпрыжку, зашагал по пустынной темной аллее ведущей прямо к его пятиэтажному дому. Все вокруг было родное и знакомое. Здесь он родился и рос, знал все закоулки наизусть. Шел, вспоминая школу, детство. Тихая радость переливалась внутри. Деревья и кустарники двигались навстречу, поблескивая в слабом свете фонарей каплями искрящейся влаги. Было таинственно и тихо. Одинокие прохожие попадались редко, кутались в капюшоны и скорым шагом терялись в темноте.
Уже подходя к своему подъезду, Витя заметил что-то необычное, какую-то тень, недвижно лежащую под мокрым кустом. Не думая ни о чем, подошел ближе. Наклонился, чтобы лучше рассмотреть, и в ужасе отпрянул назад.
На земле лицом вниз распростерся мертвый человек. Одетый в старую телогрейку, ватные штаны, заправленные в кирзовые сапоги, он лежал, неловко подвернув под себя руки и уронив голову прямо в грязь. Желтая вязаная шапочка сбилась на затылок, выделяясь светлым пятном на фоне столь мрачной трагедии. В спину несчастного по самую рукоятку вонзили огромный нож. Прохожий был повержен предательским ударом сзади внезапно, врасплох… Видимо, он не успел даже вскрикнуть, умерев мгновенно. Без сомнения нож пробил сердце, и бедняга даже вряд ли что-нибудь осознал.
Виктор понял это сразу, представив, как некто страшный замахивается, сжимая в руке смертельное оружие. Радостное настроение тут же испарилось, уступив место пугающей тревоге и томительной безысходности.
«- Что же теперь делать? Бежать домой, звонить в милицию? А вдруг убийца где-то здесь, прячется за соседним кустом? Вон шевельнулись ветки…»
Он стоял, беспомощно оглядываясь и оторопев от страха. А человек внизу лежал неживой, остывший. Пожилой, видимо, мужчина. Наверняка осталась семья, дети, может внуки…
- Вот как бывает… - думал про себя Витя, не замечая, что говорит вслух.
- Живет человек, детей воспитывает, жену любит… Деньги зарабатывает. Шел, вероятно, с работы домой, а тут тебе – нож в спину! Эх, бедняга ты, бедняга!
Присел перед убитым, сокрушаясь, что ничем уже не может помочь.
- За что же тебя так?
За соседним кустом что-то громко зашуршало, раздался жизнерадостный детский смех. Несколько мальчишек выскочили, согнувшись, держась за животы, и хохотали без остановки, убегая с места происшествия.
Виктор понял, что его просто-напросто разыграли подростки. С досадой пнул ногой труп, и тот легко отлетел, набитый старым тряпьем. Наконец до него дошел смысл немудреной шутки.
Долго смеялся, представляя себя со стороны. Настроение опять поднялось, и он с легким сердцем пошел домой.
Утром следующего дня Виктор в красках рассказывал коллегам по работе о случившемся казусе. Мужики-обвальщики добродушно смеялись, поражаясь находчивости и остроумию современного подрастающего поколения. Говорили, что в их годы шутки были гораздо скромнее. Больше всех веселился Серега Ильин, сам любитель всяческих розыгрышей и приколов, близкий друг и товарищ.
Познакомились они в спортивном зале. Только начался 1990 год, и Виктор метался в поисках работы. С завода, куда он устроился сразу после службы, его уволили по сокращению штатов. Не проработал и трех месяцев.
В стране все более ухудшалась экономическая обстановка. Давно уже ввели талоны на продукты питания. Даже на спички, мыло и соль. Табак тоже выдавали по карточкам. Кроме того, говорун-президент задумал бороться с пьянством, объявив в стране чуть ли не сухой закон. Разрешалось покупать по талонам литр водки или три бутылки дрянного вина в месяц. Магазины стояли с пустыми прилавками. Если что-то привозили, то вмиг выстраивались километровые очереди и продукт расхватывали молниеносно. Несчастные, не успевшие отоварить свои талоны в текущем месяце, оставались ни с чем.
Зато разрешалось говорить о чем угодно, критиковать и возмущаться. Люди дружно ругали Советскую власть, коммунистическую партию, начальство, бюрократов. А по телевидению прямой трансляцией шли заседания съездов, партконференций, хозактивов… Разгорались нешуточные телевизионные баталии, где все осуждали всех.
Появились утешители-экстрасенсы. Один чудак заряжал через телевизор воду, другой всего лишь взглядом лечил любые заболевания, собирая стадионы страждущих; следующий чародей энергичными пассами рук, перед телекамерами, легко оживлял давно усопших. Зрелищ хватало, хлеба – нет.
Народ в невиданных количествах гнал самогон, варил из голых костей борщ и перебивался в основном картофелем, изредка пытаясь разнообразить рацион мясопродуктами сомнительного качества. Денежная инфляция уже медленно раскручивала свою беспощадную спираль. Кое-где задерживали заработную плату. Люди помаленьку дичали, не видя внятных перспектив. Выходили на улицы, митинговали, поддерживая неизвестных ораторов.
В зале, где Виктор тренировался, появился высокий громила. До двух метров роста не хватало каких-то пустяков. Весил детина немало, восемь с половиной пудов. Но характер имел веселый и общительный, и очень быстро нашел со всеми общий язык. Сергея для удобства единодушно стали называть Малышом. Постепенно они сдружились, обнаружив множество общих интересов.
Серега был чуть старше, женат, и работал на мясокомбинате обвальщиком. Несмотря на то, что родился и вырос в глухом рабочем поселке, далеко от цивилизации и больших городов, выражался вполне культурно и грамотно. Много читал и неплохо разбирался в истории. Помнил немало стихотворений из поэзии русских классиков, цитировал на память запомнившиеся строки из Омара Хайяма и Мольера, и вообще удивлял своими познаниями в самых различных областях. Признался, что в юности увлекался журналом «Наука и техника», и бывало, неожиданными вопросами ставил в тупик сельских учителей. На службе в пограничных войсках серьезно пытался изучать основы философии, мечтая со временем окончить какой-нибудь гуманитарный вуз.
Впрочем, знания были поверхностными, но при случае Малыш мог вполне разумно и грамотно обсуждать практически любые темы, придавая лицу умный вид и многозначительно кивая головой. Вообще, неплохим актером был друг. Потребность в лицедействе обусловливал имеющийся у него пунктик, а может, это было такое хобби или неугомонная страсть…
Безобидное увлечение выражалось в виде необходимости фееричных побед над капризным женским полом. В ход шел весь разнообразный арсенал средств обольщения. От самых простых схем, до изысканно-артистичных постановок, особенно когда Сергей был в ударе.
Будто матерый хищный паук плел он свои тенета, обволакивая паутиной сладких, дурманящих неопытных дев, медоточивых слов. С небывалым пафосом произносились целые тирады. Восхитительные в своей образности сравнения туманили разум. Бесподобная музыка чуть хриплого вкрадчивого голоса, заставляла жертву трепетать в предчувствии необыкновенной, неземной развязки. Соблазнитель был очень галантен и нетороплив, выдерживая многозначительные паузы и тонко подводя катарсис. Искренне восхищаясь достоинствами очередной дуэньи, искуситель легкими невесомыми движениями пальцев разрешал себе небольшую разведку боем, и если не встречал сопротивления или же оно было незначительным, постепенно переходил в наступление по всему фронту, не забывая устную артподготовку. Такова была основная диспозиция.
Но конечно не обходилось и без изящной импровизации, ибо не каждая дама оказывалась морально неустойчивой. В таких случаях обольститель вставал на одно колено, изображая учтивого гусара. Медленно с достоинством целовал барышне руку, прижимая ее к своему пылающему сердцу и склоняя в глубоком поклоне голову, надолго замолкал, остро чувствуя момент.
Затем с небывалой восторженностью и удивлением открывал для себя божественную красоту тонких пальцев, поражаясь хрупкой гармоничности кистей гибких рук и загадочности узоров папиллярных линий узких ладоней. Вспоминал учения хиромантов и предсказывал даме необыкновенное будущее счастье.
Осыпая поцелуями волнительные запястья, с выражением и страстностью цитировал «Евгения Онегина». Или «Бородино». Или, бывало, Маршака… В зависимости от интеллекта и развития испытуемой.
Обычно срабатывало, и женщина, не выдержав поэтического накала, без дальнейших церемоний тащила ловеласа в постель.
Если же что-то шло не так, и весталка по какой-либо причине упрямилась, Малыш, не вставая с колен, отрешенно закрывал лицо широкой ладонью, смахивая якобы набежавшую слезу. Отворачивался и надолго умолкал, сутуля в оскорблении спину и делая вид, будто очень огорчен и его просто неправильно поняли.
Дама с жалостью смотрела на это большое животное, совершенно потерявшее голову от ее обаяния и красоты. И, как правило, примирительно оправдывалась, уже готовая полностью подарить ему себя. Но Серега не спешил, отвечая из-под ладони глухим расстроенным голосом, заставляя женщину чувствовать себя виноватой. Отрывочными фразами давал понять, что не имел в виду ничего такого, а всего лишь открыл душу, искренне наслаждаясь радостью общения…
- А тут… Недоверие… - в голосе обида, в горле спазм, губы дрожат. «– Как она могла такое подумать?» – обиженно встает с колен.
И согбенный, раздавленный, жалкий, медленно идет в коридор:
- Что ж, пойду я… Не поминайте лихом… - жертва бросается на шею, покрывая небритое лицо страстными поцелуями и не пуская за порог.
Серега молчит, прикрыв глаза и упиваясь ситуацией. Затем, изображая безудержное влечение, хватает распаленную девушку на руки и торопливо, как драгоценный трофей, несет в спальню, срывая по пути одежды…
Бывали, конечно, неудачи, но крайне редко, и с каждой победой опыт обольщения становился богаче. Секрет тут был простой. У любодея были свои принципы отбора кандидатур. Он никогда не знакомился с умными, красивыми, блистательными женщинами, так как вероятность неудачи в таком случае возрастала тысячекратно. К тому же, как правило, у них уже были неотразимые бойфренды.
Серега выбирал девушек попроще внешностью, часто приезжих студенток, либо одиноких, разведенных, мало на что претендующих дам, ценящих в мужчинах лишь животный магнетизм и необузданность грубой силы. Также поощрялись работницы сфер обслуживания и служительницы муз. Молодые учительницы, медсестры, воспитательницы детских садов тоже были в фаворе.
Чересчур полных и дев маленького роста Малыш старался игнорировать. Но остальные, а особенно высокие, худощавые, напоминающие загадочных андрогинов, фемины, всегда были в почете.
Замужних женщин сознательно избегал и из мужской солидарности искренне осуждал измены жен. Один раз попал в очень неприятную ситуацию, о чем сильно сожалел и сокрушался, навсегда запретив себе подобные игрища.
Дебелая замужняя матрона, заманила его к себе в постель, уверив, что супруг в отъезде. В самый разгар любовных баталий Серега чутко уловил пронзительный скрежет ключа в замке.
- Муж вернулся! – задохнулась полнотелая нимфа. – Прячься! – но было уже поздно.
Малыш метался по спальне в одних семейных трусах, не зная куда бежать, торопливо хватая разбросанную одежду и с ужасом представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума всю обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась недопитая бутылка «Шардоне», высокие бокалы с остатками вина качались и тонко дребезжали на ночном столике.
- Что происходит? – в спальню ворвался муж…
Немая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз, и с величайшим смятением следила за происходящими событиями.
Муж – невысокий лысеющий человек в костюме-двойке и фиолетовом галстуке, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся как от удара, но сориентировался быстро. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался, зажмурился, безвольно опустив руки… Он был в три раза больше и на полметра выше этого несчастного человека и мог бы без труда справиться с ним одним пальцем. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права даже взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот неожиданно протянул руку:
- Владимир…
- Сергей… – Малыш машинально ответил рукопожатием.
- Я очень прошу Вас, Сергей, не ходите к нам больше… - человек грустно смотрел в лицо.
- Да… Да, конечно. – Серега опрометью кинулся из спальни…
С тех пор, как только он видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, страдания и невыносимой муки, глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово никогда не иметь отношений с чужими женами.
Что же двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения талантливого друга. Малышу был просто необходим верный компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.
Важна была завязка, прелюдия, дебют, когда раскрывались характеры, находились точки соприкосновения, возникали взаимные симпатии.
Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Шутки, забавные смешные истории, двусмысленные анекдоты, сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Постепенно втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки и сплетая прозрачную пелену обаяния. Используя женские хитрости, волнительно сверкали глазами, смеясь непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор долу, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то суровой неприступности, то полного расслабления и удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…
Тосты, спичи, прибаутки – Серега вел застолье. Когда все уже доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии.
Витя танцевать не умел и скромно сидел себе где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па, и грациозно владея собственным телом.
Превращался в галантного испанского кабальеро, изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…
Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело.
Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, безучастно закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…
Жена Малыша догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но все же, была женщиной неревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину к родственникам.
Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец и дед и прадед Малыша, были известные в деревне ходоки и за свою жизнь соблазнили немало сельских чаровниц.
- Это у них наследственное. Гены. Ничего с этим поделать нельзя. Природа. Так что уж смирись голубушка, – свекровь устало прикрывала глаза. - Уж как я со своим ни билась – бесполезно. Все они Ильины такие – кобели.
Сергей и уговорил Виктора идти на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе.
С раннего утра, обрядившись в накрахмаленные колпаки и белые халаты, нацепив сетчатые фартуки, надев на левую руку кольчужную перчатку, наточив до бритвенной остроты обвалочные ножи – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки…
Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики, – мужчины и женщины, хватали каждый свою часть и быстрыми расчетливыми движениями отделяли мясо от костей. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в большую дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок, и все повторялось вновь.
Через пару часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой, и еще два стояли обесточенными, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса, или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината.
Платили неплохо, но самое главное – было снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов это было очень и очень кстати.
Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого… И людей можно было понять – у всех дети, родственники, знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было одно – увольнение. Люди рисковали, придумывали всякие схемы и вообще проявляли немалую смекалку.
Вырезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в полиэтилен и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были пришиты полоски искусственного меха, чтобы не застудить организм. Оборачивали талию, застегивали специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс пропускался между ног и крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто.
Женщины на обвалке были в основном немолодые и пышнотелые, и умудрялись выносить на себе изрядное количество продукции. Тетя Рая, например, могла незаметно спрятать на своем теле до двадцати пяти килограмм. А вот сухонькая баба Таня несла чаще, но совсем понемногу. Зимой она ходила в огромных валенках. Никому и в голову не могло прийти, что там двойные стельки, где уютно притаились килограммовые куски чистейшей вырезки. У нее было множество внуков и пьющий зять. Никто ее не осуждал.
Малыш делал проще. Заворачивал мясную ленту в шарф, одевал, и смело шел через проходную. Наглые бабки-вахтерши бессовестно ощупывали его мощное тело, но до шеи дотянуться попросту не могли.
Женщины пробирались друг за другом гуськом. Первая незаметно передавала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша беспрепятственно пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.
Так, совершенно случайно, по дикому недоразумению, был взят с поличным старейший работник комбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности и вообще прекрасный отзывчивый человек.
Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон терся между ног мешая идти. Дядя Вася шел, прихрамывая, чуть враскоряку, одетый в длинное пальто с каракулевым воротником, и недопустимо увеличил дистанцию между впереди идущей сообщницей. Возле самой проходной перед ним неожиданно втиснулся какой-то ханыга с бойни. Василий хотел выкинуть наглеца из очереди, но было уже поздно. Вахтерша, услышав магическое слово «три», преградила путь ветерану.
- Попался, голубчик! – глаза радостно зажглись. – Не стыдно? Пожилой ведь человек…
Подошел второй охранник. Втолкнули задержанного, в пустую комнату, заперли на засов дверь и вызвали начальника караула. Тот прибежал минут через двадцать.
- Взяли с поличным, – радостно доложила вахтерша. – Батон колбасы нес.
- Открывайте, – начальник с удовольствием потирал руки. – Сейчас мы этого расхитителя оформим!
Расхититель спокойно стоял посреди пустой комнаты и невинными глазами смотрел сквозь толстые стекла бинокулярных очков.
- Раздевайся!
Пригласили понятых. Василий начал молча расстегивать пальто…
- Штаны снимай! – начальник строго смотрел на задержанного.
Брюки опустились на пол. Колбасы нигде не было. Обыскали всю комнату, раздели его до трусов. Батон исчез бесследно.
- Неужели съел? – Бабка-вахтерша в изумлении смотрела на раздетого преступника. – Но там же, килограмма два было, не меньше! – оправдывалась она перед начальником.
- Куда оболочку дел? – глаза командира побелели от бессильной ярости.
Оболочка вареной колбасы была совершенно несъедобной. Еще раз тщательно осмотрели помещение, проверили Васькину одежду, вывернули все карманы, прощупали швы. Ничего не нашли. Ветеран смотрел на них с нескрываемой усмешкой и молчал. Он вообще был малоразговорчив и побывал за свою жизнь и не в таких переделках. Так ничего от него и не добились. Пришлось отпустить.
- Матерый волчище! – подумал начальник караула. – Надо будет за ним последить…
Случай с Василием прогремел на весь комбинат. Он в одночасье стал знаменитым и уважаемым человеком. Из других цехов подходили незнакомые люди, тепло пожимали руку и недоверчиво косились на Васькин живот. Юные, только после окончания училища жиловщицы, показывали на него, восхищаясь выдержкой и находчивостью героя.
Мало того, людская молва приписывала ему те подвиги, которых он не совершал. Прошел слух, что на самом деле вареных батона было два, а жаропрочную оболочку можно безбоязненно съедать, не опасаясь последствий. Говорили также, будто бы ему ничего не стоит вынести через проходную любое количество мясопродуктов, и что якобы у него специальное двойное пальто с потайными карманами.
Эти слухи сыграли с дядей Васей злую шутку, так как теперь за ним следили все мастера и технологи, а на проходной обыскивали в обязательном порядке.
Бабке-вахтерше объявили выговор за несообразительность, а начальник караула поклялся отомстить и все-таки взять хитрована с поличным.
В летнее время обвальщики поступали так. Работая во вторую смену, дожидались темноты. Разведчики следили за обстановкой, заранее проверяя, не прячется ли где охранник. Затем набивали мясом или колбасой крепкий мешок или старую фуфайку. Завязывали, и с четвертого этажа, где и находилась обвалка, выбрасывали в окно. До забора было метров десять-пятнадцать и мешок, немного не долетая, падал возле высоких бетонных плит. Внизу уже ждали принимающие и сразу же перекидывали через забор.
Все происходило очень быстро. Пятнадцать секунд – и мешок уже на той стороне. С появлением в цехе спортсменов, Виктора и Малыша, дело пошло вообще замечательно. Обладая недюжинной силой, они, предварительно раскачав мешок, зашвыривали его сразу за забор в густые заросли акации. Внизу уже никто не дежурил, и риск снизился до самого минимума. После смены мужики обходили забор с той стороны и делили добычу. Иногда сразу шли домой, а похищенную продукцию забирали свои люди, платившие хорошие деньги. Так продолжалось довольно долго и все были довольны. Пока.
Пока с мясокомбината не исчез эшелон с копченой колбасой и тушенкой. Это казалось невероятным. Накладные на двести семьдесят тонн свежей продукции, еще не успели оформить в бухгалтерии, а уже в ночь на седьмое сентября, состав беспрепятственно выбрался с территории комбината и проследовал через сортировочный узел в западном направлении. Диспетчеры сопровождали его до станции Каргат, где простояв сутки, поезд двинулся дальше, имея конечной точкой Барабинск. Затем следы эшелона терялись. Тщательные поиски не давали результатов. Лишь через две недели обнаружили пропавший дизель-электровоз и семь пустых товарных вагонов, одиноко стоящих в забытом железнодорожном тупике под Убинкой.
Резонанса удалось избежать. Дело старались не раздувать, чтобы не волновать голодный народ. По-тихому разогнали охрану, нескольких заместителей директора, и для убедительности уволили главного инженера, который давно уже надоел всем своим нытьем о чудовищном положении с техникой безопасности.
А руководитель предприятия, как ни странно, пошел в гору и через несколько месяцев был избран в депутаты Верховного Совета.
На место непутевой охраны из поселка Линево примчался казачий эскадрон. Казачество набирало силу в сельской местности.
По всей стране, как в старые добрые времена, из поселков и деревень вырастали станицы и курени. Появлялись атаманы Сибирского казачьего войска.
Новоявленные казаки с гордостью носили белогвардейскую форму, именуя себя хорунжими и есаулами. Скакали на бешеных конях, размахивая нагайками и грозно гремя кавалерийскими саблями. Выпустив чубы из-под лохматых кубанок, независимо бродили по территории, засунув руки в карманы широких штанов с красными лампасами.
Руководил казачьей братвой суровый подъесаул Хулахупов, багроволицый плотный мужик с неимоверной длины сивыми усами, очень напоминающими моржовые бивни. Он утверждал, что его предок, – гетман Хулахуп, бил турка и лихо воевал с крымчанами, и вообще, будто бы в свое время без его одобрения не подписывалась ни одна бумага в Запорожье. В доказательство легитимности происхождения он показывал всем сомневающимся истлевшую от времени родословную с расплывшейся печатью и неразборчивыми подписями.
Казаки поселились в общежитии и быстро навели там армейский порядок, разогнав ухажеров, ужесточив пропускной режим, запретив ночные гулянки и посиделки.
Пытались свести с ума местных красавиц, но те только смеялись над их малороссийской речью и деревенскими манерами, и закрывали на ключ свои комнаты.
По периметру комбината объезжали дозором конные патрули, имея строгий приказ: хватать и не пущать. Всех, кто попадался навстречу, заставляли выворачивать карманы и расстегивать одежду. Несогласных доставляли к вахмистру Подшибякину, который проводил предварительное дознание, используя запрещенные методы психологического воздействия, до смерти запугав добрую половину работников мясоконсервного комбината. Не было пощады ни старикам, ни женщинам.
Но особо лютовал урядник Гриня Недосекин – высокий худосочный казак, обладатель несоразмерного телосложению грубого баса.
Остановив грозным рыком прохожего, звонко хлеща по хромовому голенищу плетью и горяча скакуна, беспрекословным тоном приказывал испуганному человеку предъявить похищенное или приготовиться к досмотру. Каурый рысак напирал грудью, вставая на задние ноги и грозя передним копытом выбить дух из несогласного. Человек в страхе пятился, пугаясь за свою жизнь, и покорно расстегивал пуговицы, с ужасом глядя в выпученные глаза Грини, очень напоминавшего в этот момент разъяренного кентавра.
Буквально за несколько недель воровство практически прекратилось. Люди притаились, выжидая дальнейшего развития событий. Акции с вышвыриванием мешков приостановили, ибо всадники контролировали и ту сторону забора, появляясь внезапно и непредсказуемо. Народ приуныл, не зная как теперь быть.
Но Малыш проявил немалую находчивость, обнаружив, что другая сторона здания выходит окнами на родильный дом №2, огороженный глухим забором. Правда до него было метров тридцать пять, не меньше, и, конечно же, мешок нельзя было добросить.
Серега объявил, что нужно сделать мощную баллисту и дело обязательно наладится.
На следующий же день без промедления приступили к изготовлению. Купили в аптеке десять пятиметровых рулонов бинтовой резины. Умельцы скрутили два тугих жгута по пять рулонов в каждом. Соединили их двойной кожанкой, вырезанной из старых сапог. С каждого конца привязали большие крючки, сделанные из металлического прутка. Крепили крючки к трубам отопления, проходящим по обе стороны оконного проема. Получалось что-то типа детской рогатки, только больших размеров. Малыш называл орудие – баллистой.
Было принято решение - сегодня же вечером провести испытание. Послали своего человека дежурить на территорию роддома, и он там, слившись со счастливыми молодыми отцами, внимательно следил за сигналом.
Обвальщики сняли раму, закрепили крючки. Серега, завернув в кожанку палку сервелата, с большим трудом отходил назад, растягивая тугие жгуты. На помощь кинулись два добровольца. Схватившись за спины, они, упираясь в пол скользящими подошвами, продвинулись еще на метр. Когда силы были на исходе, Малыш разжал непослушные пальцы. Снаряд, кувыркаясь, с огромной скоростью устремился в ночное небо. Убойность баллисты была невероятная. Колбаса улетела метров за семьдесят, мягко приземлившись на крышу роддома. Чудом не попали в светящееся, закрытое плотными шторами, окно, за которым наверняка лежали роженицы.
Вторая и третья попытка прошли очень успешно. Хватило и двух человек для натягивания резины. Серега, как опытный наводчик, быстро пристрелялся. Но был подан тревожный сигнал о появлении неприятеля. Орудие сняли, раму приладили на место и стали анализировать полученные данные. Скорострельность была небольшой, не более двух выстрелов в минуту, а на всю акцию нужно было не менее двадцати минут. Необходим был отвлекающий маневр.
Пожертвовать собой взялся дядя Вася Буторин, давно изнывающий без настоящего дела.
Операция началась через несколько дней, в 22.00, когда уже достаточно стемнело.
За пять минут до начала, Василий вышел из цеха на территорию и принялся бесцельно бродить туда-сюда. Он играл роль подсадной утки. Казаки увидели подозрительного человека и на рысях рванули вперед. Василий бросился бежать, уводя преследователей подальше от места проведения операции. Когда его стали настигать, он со всех ног кинулся в темневшие возле забора сплошные заросли бурьяна и лопухов. Юркнул в самую гущу и затаился. Казаки видели, что беглец сиганул в непролазные дебри, но ничего не могли рассмотреть.
- Ничего, не уйдет, гад! – звучал октавой голос Грини Недосекина. – Скачи за подмогой и фонарем! – прорычал он напарнику.
Тот умчался, и через пять минут на место происшествия прибыл весь караул. Осветили фонарями лопухи. Василий осторожно следил, отражая стеклами очков слепящие лучи, и как мог, тянул время.
Сначала его просили по-хорошему покинуть убежище. Но он упорно молчал. Тогда Гриня предпринял попытку прорваться сквозь густые джунгли и силой вытащить нарушителя. Но дядя Вася, сжимая в руке брызгалку с водой, пустил плотную струю прямо в лицо уряднику.
- Брызгается, гад! – Гриня закрыл лицо руками.
- Это кислота. Серная… - отозвался Василий.
- Сволочь! – заревел казак, и все вокруг всполошились, отойдя на всякий случай подальше.
- Что у меня с лицом? – ревел испуганный Гриня.
На него смотрели с жалостью. Кто-то ляпнул:
- Врача надо! – и урядник забился в истерике. Через несколько минут он перестал биться и, размазывая по лицу счастливые слезы, обрадовано возопил:
- Да это же вода, братцы! Вода!
Всей гурьбой кинулись в бурьян, выволокли героя наружу, отобрали брызгалку. Обыскали и тщательно осмотрели все вокруг но, ни следа мясопродуктов не нашли. Заломили ветерану руки и потащили на дознание. Напоследок, Гриня больно хлестнул его нагайкой чуть ниже спины. Василий оскалил в усмешке зубы и так сверкнул на урядника полными бешенства глазами, что Гриня здорово струхнул.
Операция прошла успешно. За двадцать минут в ускоренном темпе накидали на территорию роддома сорок семь палок сервелата. Посыльные собрали трофеи в рюкзаки и растворились в сумеречной мгле. Все прошло тихо и аккуратно.
Василия доставили в кабинет к Подшибякину. Он своим упорным молчанием и бесстрашными улыбочками довел вахмистра до нервного срыва. Недозволенные психологические приемы не работали. Полночи бился дознаватель, но Василий только презрительно улыбался и не проронил ни слова. Так и не удалось узнать, для чего он прятался в лопухах, а главное, зачем он брызнул водой в лицо Недосекину. Ничего не добившись, отпустили восвояси.
Утром доложили о происшествии директору комбината. В качестве вещественного доказательства предъявили пустую брызгалку. Директор долго и внимательно разглядывал оружие.
- Ну и что? – спросил он стоящего навытяжку Хулахупова.
- Вот!.. – объяснил казак.
- Вы что там, все с ума посходили? – директор разозлился.
- Никак нет!
- Идите... – устало махнул рукой начальник. – И заберите это…
Этот поступок поднял рейтинг Василия до небывалых высот. Все понимали, что он человек-кремень. Мужики удивлялись его бесшабашной лихости, а женщины закормили триумфатора домашней сдобой и приглашали его к себе за стол пить смородиновый чай, с уважением угощая карамелью.
Ветеран довольно щурился от оказанного доверия и ни от чего не отказывался.
Обвальщики поклялись отомстить Грине и заодно провести новую акцию. Подговорили молодую бойкую жиловщицу Антонину, за которой долго и безрезультатно ухаживал бравый урядник. Объяснили, как нужно сделать, пообещав щедро рассчитаться после операции. Но девушка гордо пояснила, что ради дяди Васи она готова все сделать и без вознаграждения.
В один из дней, когда была вторая смена, на обеденном перерыве накрыли импровизированные столы. Достали разную снедь, домашнюю выпечку, немного вина, и дружным небольшим коллективом принялись отмечать день рождения бригадира, не позабыв для маскировки усадить за стол дежурного мастера и технолога. Громко шумели, поздравляя именинника.
Девчонки сидели у открытого окна и ждали когда появится Грицко со товарищи. Увидев конных казаков, девушки радостно замахали руками, призывая подняться на минутку.
Бойцы недоверчиво поглядывали наверх, но юные жиловщицы так настойчиво уговаривали и многозначительно закатывали глаза, так волнительно смеялись и шутили, что Гриня принял решение спешиться. Привязали коней, поднялись на четвертый этаж.
Там им на шею бросились, изображающие подвыпивших соблазнительниц, хитрые девицы и, не принимая никаких возражений, потащили за стол. Налили полные бокалы вина.
Малыш произносил длинный двусмысленный тост, отвлекая внимание. Пока казаки, открыв рот, пытались понять застольную речь оратора, девушки незаметно влили в их бокалы по полному пузырьку лекарства «Слабилен». Вообще-то, для достижения эффекта хватило бы и десяти-пятнадцати капель, но Серега, добывший препарат и придумавший всю постановку, велел для верности использовать снадобье полностью.
Прижимаясь к охранникам и мило улыбаясь, проследили, чтобы все было выпито до дна. Кормили с ложечки незадачливых вояк, подкладывая самые лучшие куски. Все прошло гладко и незаметно. Перерыв подходил к концу.
Антонина сидела у Грини на коленях и счастливо смеялась, глядя в суровые глаза и предвкушая дальнейший исход. Затем впилась долгим поцелуем, окатив его холодные губы жаркой волной нетерпеливого желания. Гриня чуть с ума не сошел от неожиданной радости. В животе что-то громко булькнуло. Он вновь потянулся губами, но искусительница легко соскользнула и, призывно смеясь, бросилась к выходу. Все одобрительно захлопали, поощряя влюбленных, и Гриня кинулся вслед.
Обед закончился, люди неторопливо потянулись к своим рабочим местам.
Казак пробирался крадучись, высматривая в темных закоулках коридора прятавшуюся беглянку. Неожиданно выскочила Антонина и с веселым криком:
- Не догонишь!.. – скрылась за поворотом.
Так незаметно она заманила Гриню в огромный холодильник, а сама, прикрываясь висевшими на крючках мясными тушами, выскользнула за дверь. Дежуривший у выхода дядя Вася с недоброй усмешкой закрыл автоматическую дверь и выключил в холодильнике свет.
Какие муки, какую панику, какой ужас испытал Гриня, метаясь в кромешной тьме, ударяясь и беспрерывно наталкиваясь на мертвые замороженные туши животных, не находя выхода и ничего не видя вокруг, можно было только догадываться. Истошные душераздирающие вопли и жалобные призывы о помощи слабо раздавались из-за плотно закрытых дверей.
Василий долго слушал, как мечется неприятель. Но вскоре крики стихли, и установилась мертвая тишина. Это начал свое коварное действие «Слабилен», интенсивно расслабляя организм.
Тем временем, оставшиеся два бойца садились уже на коней, чтобы продолжить дозор, но почувствовали неладное. В животе непрерывно тянуло книзу, не давая и минуты на размышление. Неприятные ощущения усиливались с каждым мгновением, казалось, еще чуть-чуть и что-то лопнет внутри. Казаки стремглав бросились наверх, пытаясь не опоздать.
Но мстительные обвальщики закрыли туалет на ключ. Тогда несчастные, позабыв обо всем, ворвались в женский санузел и надолго заперлись в кабинках.
А в это время, используя мощь баллисты, было сделано девяносто восемь выстрелов. Такого богатого улова не было за всю историю мясокомбината. С лихвой хватило всем участникам операции.
Гриню выпустили только через полтора часа, совершенно окоченевшего, озябшего и раздавленного собственным ничтожеством. Он, конечно, догадался, что Антонина его обманула. Но отчего так сильно прихватило живот?
Следующим утром раздраженные увиденным зрелищем уборщицы, страшно ругались, убираясь в холодильнике…
Впрочем, казачья служба по охране государственной собственности закончилась так же неожиданно, как и начиналась. Совсем незаметно, сверхбдительные воины стали подворовывать сами. Продавали товар желающим, а излишки переправляли в свои станицы. На этом они и погорели.
Автоинспекторы за городом случайно остановили легковой фургон, набитый украденными мясопродуктами. Водителя быстро раскололи, и он рассказал все.
Сообщили кому следует и решив не возбуждать дела, чтобы не волновать народ, просто тихо избавились от нахлебников.
И снова знакомые бабки-вахтерши шаловливыми руками обыскивали работников на проходной.
Часть 2
Напряженная атмосфера в стране ощущалась все сильнее. Предчувствие больших перемен накатывало тревожными волнами. Весь мир с замиранием следил за разоружением великих держав. Уже закончили войну в Афганистане, разрушили Берлинскую стену, начали вывод войск из Германии. Существенно сократили количество ядерных боеголовок. Наступил период политической разрядки, консенсуса.
Но экономическое положение только ухудшалось. Народ туже затягивал пояса, проводя все свободное время в бесконечных очередях, и недовольно роптал, проклиная политиков, власть, капиталистов. В некоторых республиках тлели очаги национального недовольства, случались массовые выступления, переходящие в рукопашные схватки. В паровом котле государства все нарастало внутреннее давление, люди не знали, на что надеяться, пораженные итогами гласности. Оказалось, что в стране все очень плохо, все рушится, а будущее совершенно не обнадеживает. Президент всех уговаривал, утешая, что это, мол, такое ускорение и нужно немного потерпеть. Намекал, будто заграница нам обязательно поможет. Ему уже никто не доверял. Граждане вскапывали свои земельные участки, обрабатывали сады, сажали огороды. Дачи превратились в подсобные хозяйства. Наступили смутные времена, и люди выживали, как могли.
А у Виктора неизлечимо тяжело заболел отец. Пребывая в подавленном настроении, медленно, но неукротимо худел, терял аппетит, глубоко переживая за дальнейшую судьбу своей семьи.
Родители всю жизнь проработали на предприятиях военно-промышленного комплекса. С начавшимся развалом страны заводы просто остановились, не имея заказов и государственного финансирования. Многих отправляли в бессрочные отпуска, оставшиеся же для обслуживания оборудования люди, получали копейки. Сестра оканчивала школу и ее будущее, как и будущее многих миллионов молодых людей, а также и всей огромной страны, представлялось весьма туманным.
Отец сильно сдал. Появились боли. После долгих хождений по врачам и сдачи всевозможных анализов, выяснился страшный диагноз – онкология. Предложили немедленную операцию, и он с надеждой согласился, веря в отечественную медицину и не видя другого выхода. Положили в городскую больницу, проводили обследования. Виктор с матерью, сестрой и близкими родственниками часто навещали его.
Теплыми майскими днями сидели на улице, разговаривали обо всем, шутили, улыбались. И хотя знали о роковой безысходности, все же держали далеко в глубине души слабый огонек надежды, уповая на чудо. Рядом на скамьях сидело множество таких же онкологических больных со своими семьями, друзьями. Гуляли по асфальтовым дорожкам, наслаждаясь запахом молодых распустившихся листьев, любовались насыщенным ярко-желтым цветом первых весенних одуванчиков, осязали ласковое дуновение ветерка, шаловливо играющего искрящимися солнечными бликами. Вслушивались в шорохи просыпающейся земли, набирающих силу высоких деревьев, созерцали нежно-бирюзовый ковер юных трав, раскинувшихся восхитительным пейзажем по всей территории. Навсегда запоминали исполненные жизни, любимые лица родственников, друзей, знакомых. Чутким взглядом ловили каждый жест, мимику, выражение глаз, смысл слов…
Не хотели расставаться, отпускать дорогих, единственно близких людей, понимая, что с каждым мгновением заканчивается обратный отсчет. Их взгляды были грустны, мудры и мужественны. Их не пугало скорое свидание с вечностью. Они просто готовились к встрече с ней, мысленно прощаясь с земным великолепием.
Всех их, одетых в синие больничные халаты, не старых еще мужчин и женщин, объединяло одно: печать. Печать смерти на страдающих ликах проступала явно, бескомпромиссно, проявляясь в скорбных морщинах, в прозрачной белизне истонченной кожи, в расширенных зрачках, таивших в себе неугасимый огонь жизни, в слабости рук, в бесстрастности желаний. Это были уже другие существа…
Бывало, Виктор приходил с Сергеем, и после, они отправлялись в спортзал, ощущая щемящее чувство вины перед этими людьми. Малыш, как обычно, шутил, рассказывал отцу всякие удивительные истории выздоровления безнадежных больных, приводил примеры, внушал оптимизм. Но было видно, что он удручен и расстроен, и очень переживает.
Операция прошла успешно. Отца выписали, он медленно ходил по квартире, опираясь на трость. Как будто начал поправляться, чуть окреп и уже самостоятельно выходил гулять на улицу. Но появились метастазы, и он стал быстро угасать.
Днем тринадцатого января началась агония. Разметавшись без сознания, громко, сдавленно хрипел и стонал, мотая головой.
Принесли пенсию по инвалидности, и почтальон требовала личной подписи больного. Виктор провел ее к постели умирающего, и удивительно, отец очнулся на мгновение, поставил подпись слабеющей рукой, обвел все вокруг внимательным, но уже невидящим взглядом, и окончательно впал в забытье.
Пришла с работы мама, вернулась сестра. Позвонили дядьке, попросили придти. Все собрались у смертного одра. Сидели, тихо вытирая горькие слезы, сжимая его тонкую руку. Отец не приходил в сознание, всхрапывая все реже и реже. И наконец, глубоко вздохнув в последний раз, вытянувшись и замерев, навсегда покинул бренную землю.
Что-то ударило в сердце, оглушило, взорвалось тысячами осколков, подхватило, понесло… Виктор вскочил на ноги, не помня себя от горя. В тумане видел, как рыдают родные, как дядька зачем-то снимает с петель межкомнатную дверь.
Вытирая бегущие без остановки слезы, в сильнейшем смятении бросился на мороз, едва успев надеть шапку и пуховик. Шел, куда глаза глядят, по вечернему городу, не видя дороги, не зная направления. Острое чувство несправедливости, какой-то обиды, жгло изнутри, разъедало сраженное бедой сердце. Отцу было всего сорок шесть…
Сам не упомнил, как оказался дома у Малыша. Сидели за столом, пили водку, поминали. Виктор заливал в себя алкоголь стаканами. Ничего не брало. Горькие воспоминания об отце разрывали душу.
В молодости отец часто ходил в лес на лыжах и привозил оттуда маленькому Вите «заячий хлеб». Он не знал, что обычный кусок белого хлеба ложился в карман куртки и за много часов промерзал на холоде насквозь. Отец говорил, что встретил в лесу зайца, и тот просил передать сыну гостинец. Хлеб казался необычайно сладким и вкусным.
Когда Виктор немного подрос, отец научил его стоять на лыжах, и они надолго уходили в лес. На обратной дороге Витя уставал и сильно мерз. Отец грел ему своим дыханием окоченевшие пальцы и сильными руками растирал побелевшие щеки. А он все хныкал, и отец быстро разводил костер. Они долго грелись возле огня. Затем отец скреплял несколько лыжных палок вместе, беря сына на прицеп, и с невероятной скоростью летел по искрящейся в солнечных лучах лыжне. С еловых ветвей осыпался пушистый снег, ветер свистел в ушах, клубилась снежная пыль. Витя смеялся от восторга, представляя, что они несутся по сказочному лесу и никакие волки и медведи ни за что не смогут их догнать…
Вите было лет пять, когда отец взял его кататься на теплоходе. Они сидели на верхней палубе и любовались широкой рекой. Остановились у пристани, и отец с дядькой, велев ждать их, ушли. Витя увидел, что они уже на берегу и куда-то уходят. Ему показалось, что его бросили. Он со всех ног кинулся вдогонку. Спрыгнув с шаткого трапа на песок, метался среди входящих и выходящих пассажиров, в панике хватая людей за рукава. Наконец, зарыдав, опустился на землю и закрыл лицо руками. Сквозь слезы видел, как отходит от пристани теплоход, как тревожно бегают по палубе отец с дядькой, разыскивая его. Он вскочил, закричал, замахал руками. Его заметили, но теплоход быстро удалялся и вскоре исчез в сияющей речной дали. Он остался совсем один.
Неподалеку загорала молодая семейная пара с ребенком. Они все видели. Пригласили мальчика Витю к себе, накормили, успокоили. Через несколько часов, на обратном пути, теплоход вернулся. Отец с виноватым видом очень просил ничего не рассказывать матери.
Эти эпизоды детства так ярко вспомнились Виктору. Он с невыносимой грустью и тоской рассказывал об этом тестю и жене Малыша, не забывая опрокидывать рюмку за рюмкой и вытирая бегущие слезы. Сергей слушал, стоя чуть в стороне, понурив голову и надолго замолчав.
Внезапно схватил остро отточенный нож и с силой полоснул себе по пальцу, развалив мякоть до кости.
Все вздрогнули от неожиданности.
Жена вскрикнула, бросилась бинтовать рану. А он стоял, не зная чем помочь убитому горем другу, и алая кровь стекала на пол тонкой струей, а глаза остановились, полные слез…
После похорон, Виктор, чуть успокоившись и взяв себя в руки, с невероятным усердием погрузился в тренировочный процесс, стараясь спокойнее вспоминать о тяжелой утрате и свято храня светлую память о безвременно ушедшем отце.
Поступок Малыша, исполненный беззаветной жертвенности, навсегда впечатался в душу Виктора.
* * * * *
Вскоре в тренажерном зале появились три сногсшибательные молодые красавицы. Иногда вместе с ними занималась обаятельная женщина с приятным интеллигентным лицом.
Девушки вели себя очень независимо, делая вид, что их ничего, кроме собственной персоны, не интересует. Часто смеялись и не отводили критических взглядов от многочисленных зеркал, внимательно разглядывая себя со всевозможных ракурсов, будто бы готовились к важным фотосъемкам.
Потрясающие стройные фигуры в обтягивающих длинные, безупречной формы, тонкие, но сильные ноги, черных трико. В коротких тугих майках-топах, открывающих волнующую белизну плеч и линию груди. С сияющими золотыми волосами, прихваченными в узел голубыми и красными лентами, и спадающими сзади наподобие хвоста. С прямой величественной осанкой, тонкой талией и притягивающим заинтересованные мужские взгляды плоским животом, производили на неискушенных любопытных физкультурников неизгладимое впечатление. Изображая равнодушие, они бросали частые, быстрые взгляды, украдкой, будто бы невзначай. Но девушки были, несомненно, опытными в таких играх и без малейшего труда просчитывали немудреные мужские хитрости.
Спортсмены смущались, краснели, уводили в стороны, бегающие от непонятного стеснения глаза. Иногда зазевавшийся не успевал отвести взгляд и сидел, открыв рот, остановив зачарованный взор, наблюдая, как девицы тренируют внутреннюю поверхность бедра.
Рассерженные дамы одновременно устремляли на любознательного огнепалящие яростные взгляды и недалекий ценитель мгновенно покрывался испариной, исходил малиновыми пятнами, и в смятении кидался то к одному спортивному снаряду, то к другому, мечтая провалиться сквозь землю от прожигающих флюидов. Девушки внимательно следили за мечущимся недотепой и когда тот, не находя себе места, в состоянии легкой паники покидал зал, они громко и весело смеялись вслед.
Это очень отрезвляло неосторожных донжуанов. Никому не хотелось оказаться в неловкой ситуации, все боялись оскорбить свою чувствительную гордость.
Насмешницы, подобно античным богиням, грациозно передвигались, иногда чуть пританцовывая под негромкую музыку, льющуюся из колонок кассетной стереосистемы и совершенно игнорируя окружающих.
И Виктор, и Сергей, здорово приуныли. Уровень красавиц был совершенно недосягаем. Другие девушки в спортзале абсолютно поблекли на фоне столь блистательного триумвирата.
Возмутительницы спокойствия интересовали всех.
Андрея Колобко – старшего тренера клуба, который по должности показывал и объяснял им различные упражнения, забросали вопросами. Но он лишь таинственно улыбался и уводил разговор в сторону. Тренер без сомнения знал многое, но по какой-то причине предпочитал помалкивать.
Несколько недель неизвестности только раззадорили интерес занимающихся.
Нимфы тренировались старательно, временами окатывая особо ретивых презрительными усмешками. Зато их подруга, – вполне симпатичная пышнотелая наяда, улыбалась приветливо и открыто, заинтересованно оглядывая пытающихся произвести на нее неизгладимое впечатление мужчин.
Те, в свою очередь, упруго пружинили на вдохе грудь, принимали глубокомысленные позы, неприметно напрягали мускулы, позировали, сами того не замечая. Рассуждали о чем-то друг с другом и вообще, старались казаться гораздо умнее, чем на самом деле.
Иногда девушки не скрываясь, шептались о чем-то, видимо обсуждая какие-то важные вопросы. Загадочные дискуссии заканчивались веселым смехом, что ставило мужскую часть коллектива в состояние полнейшего недоумения.
Делались различные предположения, выдвигались невероятные гипотезы, возникали споры. Небольшая часть физкультурников стояла за то, что это заезжие стриптизерши из Москвы, совершенно случайно задержавшиеся в городе после гастролей. Им возражали, говорили, что не может того быть, ибо с такой физической подготовкой и осанкой они являются не кем иным, кроме как ведущими программы ритмической гимнастики и аэробики, и даже кто-то точно видел их по телевидению.
Но Малыш, по каким-то лишь одному ему ведомым приметам, утверждал, что прелестницы, скорее всего из балетных, и что якобы одна из девушек исполняла на сцене Академического театра роль Офелии в прошлом году.
Приятель Виктора, Эдик Разуваев - молодой перспективный спортсмен и вообще неплохой парень, был категорически не согласен, заявив, что, скорее всего это дамы полусвета, богема, не имеющая к театру никакого отношения, а вращающаяся в дипломатических кругах, посещая многочисленные приемы и рауты в иностранных посольствах и по заданию спецслужб сводящие с ума иноземцев. Ему объяснили, что он еще слишком юн, неопытен, и видимо насмотрелся в видеосалоне американских боевиков.
Загадочные дивы долго не давали покоя, но вскоре наконец-то все выяснилось.
После тренировки Андрей попросил Малыша, Виктора и Эдуарда, задержаться. Оделись, вышли на улицу и направились в молодежный клуб «Отдых», находящийся неподалеку.
Надо сказать, что «Отдых» по тем временам был единственным фешенебельным дискоклубом в городе. В основном молодежь собиралась в многочисленных Домах культуры и на танцплощадках при общежитиях. Билетов на танцевальный вечер в «Отдых» было не достать. Самые красивые девушки, «золотая молодежь», представительные мужчины и женщины, богатые гости и люди в «авторитете», составляли основную публику. Конечно, устраивались новогодние вечера и для заводчан, гремели летние балы для выпускников, регулярно проводились детские спектакли и утренники для школьников.
Вот туда и направлялись любопытные спортсмены. В холле их встретила Екатерина Карловна – та самая приятная дама, подруга таинственных обольстительниц. Но она оказалась никакая не подруга, а режиссер, художественный руководитель клуба.
Красавицы наверху в гримерной комнате пили кофе и встретили парней приветливыми улыбками, любезно пригласив за стол. Ребята, кроме Андрея, сильно смутились, побледнели от неожиданности. Дружно опустились в низкие кресла, чуть не опрокинув на себя кофеварку. Малыш по не осторожности уронил стул. Тот, падая, зацепил стоящего манекена, который в свою очередь обрушил вешалку с верхней одеждой, упавшей прямо на сконфуженного Эдика, тонко вскрикнувшего от испуга. Всем стало смешно и обстановка разрядилась.
Девушки оказались артистками и танцовщицами кордебалета, и были основной ударной силой в труппе Екатерины Карловны, участвуя во многих художественных мероприятиях.
Познакомились. Балетным феям было лет по двадцать пять. Режиссеру чуть за тридцать. Ольга и Елена были замужем, Марина – нет. Она подозрительно долго останавливала взгляд на Эдуарде, и тот, не зная, куда прятать руки, вел себя очень напряженно. Андрей общался непринужденно, он всех хорошо знал, а Сергей с Виктором не ведали как себя вести и помалкивали. Малыш пробовал было пошутить, прочитав несколько строк из Ходасевича, но его никто не понял, и он стушевался в растерянности. Это был не его контингент и Серега терялся, волнуясь, чтобы не показаться обескураженным.
Но девушки весело щебетали, смотрели прямо в глаза, и радушно угощали пирожными.
От неожиданности Малыш съел три штуки, оставив Екатерину Карловну с пустым блюдцем. Та поблагодарила его от всего сердца, заявив, что давно уже мечтает похудеть. Серега от стыда чуть не провалился. Опустив глаза, с легкой обидой в голосе, пообещал в следующий раз принести аж шесть тортов и чай с бергамотом.
Девушки смеялись от души, гладили его по голове и всячески утешали, уговаривая не стесняться и подчеркивая, что у них тут все запросто, без церемоний.
В двери с любопытством заглядывали какие-то разбитные, в невероятных театральных нарядах, личности. Обводили шальными глазами присутствующих и, спросив что-то у режиссера, стремительно исчезали прочь. Особенно запомнился один беззаботный артист, изображающий отвратительного пятипалого моллюска и похожего лицом на сказочного Конька-Горбунка. Это был известный в городе диджей, ведущий всех дискотек в «Отдыхе». Он улыбнулся таинственно и, произнеся загадочную фразу: - Быть или не быть, вот в чем вопрос! – моментально испарился, оставив пораженных парней в состоянии необъяснимого конфуза.
Вскоре к чаепитию присоединилась еще одна очень приятная девушка – Евгения.
Екатерина Карловна, оглядев всех внимательно, объявила, что теперь все в сборе, и она хочет объяснить цель собрания. Оказалось, она давно мечтает создать серьезную постановку – грандиозную эзотерическую мистерию, где под эгидой вечно актуальной темы отношений между мужчиной и женщиной, будет разыграна фантастическая феерия из различных известных эпизодов народного эпоса и мировой истории. Из Москвы пришло «добро» на реализацию проекта с использованием местного финансирования.
Принимать будет высокая комиссия из министерства культуры, и от результатов будет зависеть дальнейшая судьба не только художественного руководителя, но и всего творческого коллектива.
Артисты подобраны замечательные. Но основной фишкой музыкальной мистерии станет великолепный номер с участием четырех прекрасных девушек и мускулистых юношей.
Именно поэтому долго и скрупулезно отбирали и обсуждали кандидатуры. Остановились на самых достойных. Если ребята не возражают, то с завтрашнего вечера начнутся репетиции.
Парни заколебались было в нерешительности, но обольстительницы, подойдя близко к каждому из них, тесно прижавшись телом и заглянув в глаза, радостно сообщили:
- Они согласны!..
Екатерина Карловна обаятельно улыбнулась и пообещала, что ребята не пожалеют. Только нужно очень постараться, чтобы шоу-программа засветилась красками, заиграла радужными огнями, заискрилась блеском исполнительского мастерства. Поразила бы зрителей глубиной смысла и философской аллегорией.
Вместе с аплодисментами на столе появилось шампанское. Андрей громко хлопнул вылетевшей пробкой и наполнил высокие бокалы…
Начались изматывающие репетиции. Художественный руководитель была требовательной чрезвычайно, заставляя много раз повторять неудавшиеся дубли, вновь и вновь отрабатывая каждое движение до автоматизма. Даже опытные участники роптали и жаловались на суровую бессердечность требований.
Екатерина Карловна оказалась женщиной очень жесткой и властной, не терпела никаких возражений и слез. Но все понимали предстоящую серьезность музыкальной постановки и держали себя в руках. Впрочем скоро все пошло хорошо, участники быстро понимали свою задачу и проявляли таланты не жалея себя. Было задействовано немало народа. Кроме самих актеров в спектакле принимали участие осветители, звукооператоры, художники-оформители, костюмеры и гримеры. Хватало работы и рабочим сцены, беспрестанно тягавшим туда-сюда тяжелые декорации.
Репетировали целыми днями, питаясь как попало и выкуривая безумное количество сигарет. Парни подключались ближе к вечеру, когда основная часть умаявшихся артистов уже неважно соображала.
Девушкам доставалось больше всех, они участвовали в каждом номере. На них лежала огромная ответственность за судьбу феерической мистерии. Ходили усталые, осунувшиеся, злые, но все такие же красивые и блистательные, появляясь то в одном, то в другом театральном наряде. Яркие, соблазнительные, недосягаемые…
Ребята понимали, что обречены быть всего лишь оруженосцами при прекрасных дамах, хотя у Эдика теплилась еще какая-то надежда. Марина благоволила ему, но от нее, как от более опытной партнерши, он получал немало затрещин и оплеух, путая шаг и сбивая общий ритм, отчего всем приходилось начинать танец сначала.
Виктору определили Ольгу, Сереге – Лену, а Андрея поставили с Женей. Они были добрее, да и парни все же старше и серьезнее. А Эдик огребал в полной мере, виновато улыбаясь и пряча глаза, но кажется, ему это очень даже нравилось.
В выходные и в среду, в клубе шли дискотеки, и ребята в эти дни отчаянно тренировались, набирая форму, так как хотелось выглядеть внушительно.
Отношения в труппе были весьма доброжелательными.
Часто после репетиций устраивали импровизированные капустники, читали стихи, в лицах изображали всякие смешные миниатюры из жизни.
Серега упивался общением с актерской братией. Это была его стихия, его ареал, его среда обитания. Оказалось, таких талантливых престидижитаторов здесь немало и он будто расправлял крылья, перенимая опыт и оттачивая свое актерское мастерство.
Конечно, все дамы в труппе были искушенными и весело смеялись его шуткам, понимая с полуслова все неумело завуалированные желания искусителя. Но соблазнить себя совсем не спешили, изящно отшучиваясь и уходя от двусмысленных тем. Это не касалось четырех красавиц. Думать об этом считалось крамолой, хотя девушки были со всеми очень приветливы.
Неугомонный Малыш решился было попытать счастья у костюмерш, но как-то не сложилось. Он пугался, жалуясь Виктору, что теряет квалификацию, но друг справедливо замечал, что народ тут непростой, более высокого уровня, и рассчитывать на что-либо можно только при желании серьезности отношений. А разбрасывать себя по пустякам никакая девушка здесь не будет, ибо не обделена мужским вниманием.
Про античных богинь нужно забыть вообще, так как в круг их интересов спортсмены совершенно не входят.
Премьера приближалась. После генеральной репетиции и легкого безалкогольного застолья, засидевшись за интересными разговорами в клубе допоздна, Екатерина Карловна попросила Виктора проводить ее домой. Он оробел, но не подал вида.
Медленно шли по ночному городу. Женщина говорила о своей работе, о предстоящем спектакле. Потом незаметно перешла на разговор о нем. Виктор подробно рассказывал о себе. Она слушала внимательно, сочувственно кивая и задавая иногда уточняющие вопросы. Ему было приятно, что интересуются его жизнью, и он, не таясь, открывал душу. Когда подошли к ее подъезду, она предложила зайти в гости выпить чаю. И Витя не смог отказаться. Вообще чудилось, будто между ними установилась невесомая связь, что-то нематериальное и бестелесное, какая-то энергетическая близость.
Долго беседовали в ее однокомнатной квартире. Когда он уже собрался уходить, она сказала:
- Подожди, Виктор, мне нужно с тобой поговорить, – посмотрела на него внимательно и вдруг выпалила:
- А ведь я ведьма!..
У Вити от изумления открылся рот.
- Как?
- А что тебя удивляет, я с четырнадцати лет ведьма, – она спокойно и весело, наслаждаясь эффектом, смотрела в глаза. – Может, ты думаешь, что все ведьмы – старые противные бабки?
- Н-нет… Не знаю, – пролепетал он от неожиданности. – Но ведь вы же, добрая…
- Добрая? Да, я добрая. И хотя знаю многие заклятья, обряды и ритуалы, могу навести и порчу, и сглаз, болезнь и саму смерть наслать, но могу и исцелить, убрать проклятье, в делах помочь… Еще ни разу не использовала я свои знания во зло.
Витю взяла оторопь, он как-то сразу забоялся.
- Я специально позвала тебя. Хочу погадать. Прошлое твое расскажу, а о будущем умолчу, будущее буду знать только я.
- Давай посмотрим ладонь, – она взяла его левую руку. - Ну вот, все очень хорошо видно, – легко поворачивала кисть.
- Здоровье у тебя отличное, но ты должен за ним ухаживать. Проживешь долго, даже очень. Жизнь получится насыщенной событиями.
- А вот, вот, вижу, но промолчу… - колдунья с улыбкой смотрела в лицо.
- Что там? - Витя смутился.
Он очень заинтересовался, но она молчала. Долго водила острым лакированным ногтем по линиям.
- Был у тебя недавно удар.
- Да, отец…
- Умер, – продолжила она. – Я вижу. Вижу твою сестру, маму, их судьбы, но тебе не скажу. Передавай матери, чтобы она не волновалась и не жила прошлым.
Взяла его правую руку и стала с интересом изучать.
- А это что? Ну-ка, не может быть! – удивленно качала головой. - Ну, дорогой… Я, конечно, знала, но не думала, что настолько…
- А что? – испугался он.
- Не пугайся. Все нормально… - она ласково смотрела на него. – Давай я пока кофе сварю покрепче, – и ушла в кухню.
Витя сидел растерянный, ничего не понимая.
Екатерина Карловна вскоре вернулась, неся на черном подносе две дымящиеся чашки кофе и горсть сухих бобов.
- А ну-ка, давай бобы раскинем, – улыбнулась обаятельно.
Виктор долго тряс в руках сухие, твердые как камень, плоды. Разжал ладони, и бобы упали, образовав некий узор. Женщина низко склонила голову, изучая получившийся рисунок. Он долго смотрел на ее рыжие крашеные волосы и думал, что не такая уж она и взрослая, и не особо полная. И если…
И сам ужаснулся своим мыслям.
Екатерина Карловна резко подняла лицо, внимательно вглядываясь в его ускользающие глаза.
- Я знаю, о чем ты сейчас подумал! Отвечу тебе очень коротко – нет!
Витя в смущении пожал плечами, не зная, куда спрятать взгляд. «– Как она догадалась? И правда, настоящая ведьма!»
Она весело рассмеялась.
- Ладно. Будь проще, зови меня Катей, не такая уж у нас и разница в возрасте, лет семь-восемь, не больше. Но на людях я для тебя Екатерина Карловна. А об этом со мной – забудь!
- Извините… - Витя стыдливо покраснел.
- Ничего, ничего, мы же друзья. Мне очень приятно, что ты увидел во мне женщину, а не упитанную тетку.
- Что Вы… - Виктор зарделся.
- Давай кофе пить, – Катерина уселась напротив, не сводя с него темно-серых глаз. Неторопливо повела удивительный рассказ:
- Когда-то, очень давно, девятилетней девочкой, я с матерью гостила у бабушки. Она заболела, и мы ухаживали за ней, помогали по хозяйству, смотрели за скотиной.
Однажды вечером, сразу после захода солнца, поднялся сильный ветер, и началась настоящая пыльная буря. Мы смотрели из окна как по двору гуляют крутящиеся смерчи, поднимая в воздух всякий сор, щепки, обрывки бумаги… Весь этот кружащийся вихрь полностью закрыл небо. Все село едва виднелось, окутанное пыльной пеленой. Проскакивали ломаные линии ослепительных молний, раскаты грома не умолкали, раздаваясь сплошной канонадой, но дождя не было. В оконные стекла, будто кто-то стучал, умоляя впустить, электрическая лампочка часто мигала, раскачиваясь.
Вдруг раздался громкий жалобный стон, и мы с мамой, испуганные, побежали в спальню бабушки. Она сидела на кровати, схватив себя за горло. Худая, косматая, очень страшная.
- Уйди… - сдавленно захрипела она матери, бешено вращая белками глаз и непрерывно задыхаясь. – Уйди, сейчас же! – указала черной костлявой рукой на дверь. Мать в страхе попятилась. – А ты детка, обожди – вцепилась в меня пальцами, будто клещами.
Я стояла полумертвая от ужаса. Мама вышла, и мне стало очень, очень страшно. За окном бесилась пыльная вьюга, в трубе пронзительно ревел ветер, лампа погасла, и мы находились в темном сумраке озаряемые лишь частыми вспышками молний.
- Я умираю, ухожу… - бабушка говорила с большим трудом. Лицо заметно осунулось и на глазах быстро чернело. Нижняя челюсть уже не закрывалась и я в ужасе увидела леденящий оскал черепа. Ноги онемели, я была будто в оцепенении. Лишь боль от сжимающей руки не давала мне потерять сознание.
- Внучка! Я все, все передаю тебе, – слова давались с трудом, с долгими паузами. – Придет… - раздался страшный удар грома, дом задрожал.
Синие вспышки мерцали не переставая. Бабушка закрыла истлевающее лицо свободной рукой.
- Придет… - оглушительный удар выбил окно, стекло разлетелось вдребезги, бабушка страшно закричала.
Ворвалась мать, кинулась разжимать коченеющие бабушкины пальцы, освобождая мою руку. Я чувствовала, зримо осязала, как в меня вливается тягучая холодная волна, как меня будто поднимают танцующие по комнате пыльные воронки, и все слышала, ясно слышала душераздирающий бабушкин вопль:
- Придет… Жди… Жди…
Кое-как мама вырвала меня из цепенеющей бабушкиной руки. Унесла, громко плача и причитая, положила в кровать, обняла крепко. За окном медленно затихала пыльная буря, а дверь в бабушкину комнату ходила ходуном. Вскоре все успокоилось, и я уснула.
Помню, хоронили бабушку в закрытом гробу. На ее лице почти не было кожи…
Виктор слушал внимательно, ужасаясь услышанному.
- Страшно тебе? – Катерина горько усмехнулась. – А как было мне, ребенку?
Вите стало очень жаль ее. Он представил маленькую девочку, пережившую этот невероятный кошмар.
- Что же было потом?
- Я расскажу, позже. А пока давай посмотрим в твою чашку. Опрокинь левой рукой.
Виктор опрокинул чашку, и кофейная гуща расползлась по подносу.
- Ну-у… – протянула гадальщица.- Все прямо сходится во многих подробностях, – она удовлетворенно и весело потирала руки.
- А теперь ты должен заплатить мне за работу. Только не жалей денег. И это должна быть одна купюра, – Катя иронично смотрела на него, а в глазах прыгали лукавые бесенята.
Достала откуда-то игральные карты…
Витя вышел в коридор, вытащил из кармана деньги. Долго думал, какую купюру взять. Взял пятидесятирублевую, больше у него не было. На то время самая крупная купюра в стране была достоинством в сто рублей.
- Да, парень ты не скупой, – одобрила Екатерина Карловна. – Это хорошо.
Она заглянула в свою дамскую сумочку, достала бумажник.
- А я тебе сейчас разменяю, – веером разложила на столе деньги. Двадцать пять, десять, пять, трехрублевую, и шесть рублевых банкнот.
- Вот тебе сдача, рубль я забираю себе. Теперь слушай внимательно. Когда у тебя будут неприятности, выбрось рублевую купюру за дверь. Если будут проблемы с женщиной, никак не сможешь забыть ее, хотя очень бы этого хотел, тогда подари, или потрать на нее трехрублевую купюру. Возникнут проблемы со здоровьем - какая-то болезнь или травма - на эти пять рублей купи необходимых лекарств и все быстро пройдет. Если вдруг тяжело заболеют твои близкие или дорогие тебе родственники, ты должен пойти к церкви и подать десятирублевую купюру первому же попавшемуся нищему. А последнюю двадцатипятирублевую банкноту используй лишь в самом крайнем случае, когда возникнет смертельная опасность или крайне безвыходное положение. Ты должен сжечь купюру. И в ближайшее время все наладится.
Катерина сказала это серьезным тоном и принялась тасовать колоду.
- Посмотрим, что нам карты скажут…
Виктор присел на диван, и стал смотреть, как она раскладывает пасьянс.
- Вот друг твой, Малыш – червовый король. Хороший парень, тонкий, чувствительный, но никак со своими страстями справиться не может. Оттого и кажется ему, будто он сильно несчастлив. Ищет забвения, добиваясь женского внимания на стороне, и тем обманывает себя. Его счастье в собственной семье, в семейных хлопотах, в жене, сыне. Не понимает этого. Катерина вздохнула. - И видимо не поймет.
- А вот и жена твоя бывшая – дама крестовая. Брюнетка?
Витя согласно кивнул.
– Брюнетка. И глаза черные. Ух, и глаза у нее… Нехорошие глаза.
Катя долго смотрела на него.
– Повезло тебе, Виктор. Отпустила она тебя. Твое счастье впереди. А у нее, вижу, проблемы.
-Что? – напрягся он. Витя ничего не слышал о бывшей семье уже около года.
- То, о чем мечтала, не сбылось. А то, к чему стремилась, уплывает из рук. И другого человека делает очень несчастным.
- Повезло тебе, – повторила она. – Это бионегативная личность. Энергетический вампир. Разрушитель. Просто у нее заряд отрицательный. Таких немало, кстати. Она еще появится в твоей жизни, но без особых последствий.
- Пойдем дальше, – Катя быстро переворачивала карты.
- Ты, оказывается, однолюб! И все не можешь забыть ее? Ай-яй-яй! Забудь уже! – она внезапно остановилась и, подняв веки, долго и загадочно смотрела на него.
– Вообще, я скажу тебе Виктор… Совершенно не твой это тип женщины. Я не имею в виду внешнюю красоту. Ты личность открытая, трепетная, возвышенная. Много в тебе романтики, мечтательности, откровенности. Отсюда и обидчивость, ранимость, мнительность. Душу свою не бережешь, прикрывать ее не умеешь. Из-за доверчивости боль сильную испытываешь, муки принимаешь, обидой упиваешься. И не можешь простить от этого. Страдаешь, ропщешь, жалуешься сам себе. Поэтому неспокойно тебе. Некомфортно. Постоянно в напряжении. Постоянно натянуты нервы. Расслабляться не умеешь. Мечтаешь об идеальной женщине. Но нет идеала, как ты понимаешь. Могу лишь сказать, какой женский тип необходим именно тебе.
- Скажите… – он с вниманием ловил каждое слово.
- Твой тип – мягкая, добрая, серьезная девушка, обаятельная, жизнерадостная, без намека на фатализм. Порядочная, умная, интеллигентная и интересная. Светлые волосы, синие, серые, или голубые глаза, свежие губы, аккуратный нос, округлое лицо и соблазнительные формы тела. В ней должен быть солнечный свет. Это самый главный ориентир, – загадочно закончила она.
Витя сидел, задумавшись, мысленно повторяя приметы и перебирая в уме всех знакомых девушек. Подходящих под такое описание не было. Он вдруг спросил:
- А Ваши танцовщицы, тоже ведьмы?
У Екатерины Карловны брови поднялись от изумления. Она весело расхохоталась, оставив его в состоянии смущения от собственного вопроса.
- Ах, вот оказывается, о ком ты думаешь! И в кого же ты влюблен?
- Не знаю, они все такие… - Виктору стало неудобно. – Я, конечно, понимаю…
Катя рассмеялась. Потом сказала серьезным тоном:
- Девочки очень хорошие. Мы близкие подруги. Но у всех свои проблемы. Лена и Ольга несчастливы в замужестве. У одной муж сильно пьет и изменяет. А она все пытается вернуть его, и любит так, что ни на кого другого и смотреть не хочет. Каждый день плачет.
А Ольга напротив, мужа совсем не любит, но по кое-каким причинам бросить не может, всю любовь маленькой дочке отдает. На мужчин обида у нее, не верит она им больше.
Марина развелась. Муж бил ее, унижал. А она любила его, потом возненавидела. Теперь в каждом мужчине своего бывшего супруга видит. Могла бы, говорит, всех мужиков поубивала бы.
- Не повезло Эдику, – подумал Витя.
- У Жени трагедия – врачи сказали, не будет детей никогда. А она семью хотела. Детей любит сильно.
Катерина загрустила.
- Красивые эффектные девушки, а счастья нет. Хорошие, добрые, притягательные… С ума свести любого могут. Люблю я их сильно, помогаю, чем могу. Везде за собой тащить буду. Карьера у них на взлете, настоящие таланты. Это я как режиссер говорю. Многого добиться сможем. А личное счастье – оно ведь далеко не всем дано. И если нет его, надо идти другой дорогой, а не биться в закрытую дверь.
- А они колдуньи? – еще раз спросил Виктор.
Катя опять засмеялась.
- Не дают они тебе покоя! Да, Витя, колдуньи. Не как я, конечно. Но тебя любая из них так околдовать может, так закружить и обольстить, что забудешь обо всем на свете. У ног валяться станешь, следы целовать, взгляд ловить, желание любое исполнить рад будешь, жизнь отдать… Хочешь этого? – ее глаза сверкали, тело напряглось, лицо посветлело, сделалось прекрасным.
Витя с испугом смотрел на нее, поражаясь не столько словам, сколько переменам, произошедшим с ней.
- Не шути с этим, Виктор. Красота – страшное оружие. Или с ума сойдешь, или рабом станешь. Себя потеряешь. Будешь жить ради другого человека. Душу отдашь ему. А он над твоей душой смеяться, издеваться станет. Разорвет, растопчет ее, и оставит внутри тебя выжженное пепелище. Никто не спасет тебя. Нечего спасать будет. Будешь медленно, как уголек от костра, угасать. Безжизненный, безучастный ко всему, равнодушный и разочарованный. И муку смертную примешь в одиночестве, сокрушаясь о потерянных днях и загубленных годах. Не надо этого. Не надо…
Ее слова, как тяжелые камни падали ему на голову. Он сидел, опустив шею, не смея поднять глаза.
- Эй! – она ласково похлопала его по щеке. Я наверно резко с тобой. Прости… - Катерина с дьявольским обаянием смотрела в глаза. Ее лицо было необычно красиво и привлекательно. Взгляд сверкал и искрился глубокой синевой, ямочки на щеках играли волнительно, яркий овал губ призывно манил…
Витя потряс головой, отгоняя наваждение. Катя смеялась, довольная произведенным впечатлением.
- Ого! – спохватилась. - Четвертый час ночи. Давай укладываться.
- Я домой пойду, – Виктор встал.
- С ума сошел? Я тебя никуда не отпущу! Останешься со мной.
Ему стало очень неудобно. Однако спорить было бесполезно. Катерина постелила себе на диване, а ему на полу.
- Ложись! – сказала. – Будешь моим верным рыцарем и телохранителем, – загадочно пошутила она. – Крепко храни мое тело сегодня ночью, а то украдут, – добавила серьезно.
И ушла в ванную комнату.
Витя выключил свет, лежал в полутьме, наблюдая как по освещенной уличным фонарем полоске окна, с не задернутыми до конца шторами, стекают капли первого весеннего дождя, чуть слышно барабаня по стеклу. Слышал, как Катя принимает душ, как легко скользит по ее телу вода, и это его непостижимо волновало. Не мог объяснить себе причину, да и тысячи других мыслей метались в голове. Слишком много он узнал за сегодняшний вечер. Это все надо было переосмыслить.
Шум воды прекратился. В сумраке возникла Катерина в прозрачной ночной сорочке до колен. Витя отчетливо видел ее и не верил своим глазам. Возле светлого окна стояла прелестная женская фигура с тонкой талией и выразительным плавным изгибом волнительных бедер. Повернулась, и он усмотрел тяжелую высокую грудь и длинные, отливающие серебром волосы.
- Красивая я сегодня? – в голосе ирония.
- Да! Красивая…
- Нравлюсь тебе?
- Конечно, нравитесь… – Витя привстал на локте, испугавшись. – Но вы же, сказали…
- Знаю… - светящимся гребнем, она неторопливо расчесывала свои густые, блестящие мелкими каплями влаги волосы, соблазнительно поднимая вверх руки и аккуратно закалывая искрящиеся пряди шпильками. Грудь заметно двигалась под тонкой кружевной тканью, и Вите стало не по себе от невыносимого вожделения.
- Я все вижу, – она шутила. – Дыши, Витя, ровнее… Видишь, как тебя легко соблазнить, – негромко смеялась, медленно покачивая бедрами и неуловимо двигаясь из стороны в сторону.
- Слушай, – вдруг перевела разговор она. - Слушай, что было дальше:
Со временем я стала забывать о бабушке. Воспоминания отдалились, у меня было полно своих детских забот. Когда мне исполнилось четырнадцать, и я начала с интересом поглядывать на парней, то обнаружила в себе такую закономерность. Стоило мне посмотреть на понравившегося старшеклассника, и он тут же готов был повиноваться мне, выполняя любые желания. Ох, и многим же я вскружила головы! Они ссорились, дрались из-за меня, лучшие друзья становились врагами, лишь бы услужить мне.
Но случилось непредсказуемое – я влюбилась. В десятиклассника, семнадцатилетнего юношу. Мне он казался красивым, как греческий бог. Я сходила с ума, но он будто не замечал меня. Наконец на школьном вечере я пригласила его на танец и объяснилась в любви. Оказалось, что он тоже давно наблюдает за мной, и я ему очень нравлюсь. Мы вышли вместе и долго целовались в подъезде. Любовь, казалось тогда, была сумасшедшей. Конечно ничего серьезного, ведь мы были совсем еще юными, но чувствовали, что все идет к этому, хотя и не знали, что это такое.
И вот однажды ночью появился Он. Стоял у моей постели – великолепный, блистательный, взрослый мужчина. От него шел такой яркий свет, такие мощные магнитные волны, такая возбудительная энергия, что я, крепко зажмурившись, прикрывала глаза ладонями. Тихий ласковый голос проникал в меня словно теплая нега, горяча кровь и будоража мысли. Находясь в полном оцепенении, я тихо сидела, поджав под себя ноги, и с благоговением внимала Его пылким зажигательным речам. Я знала Кто это. Я прекрасно помнила последние слова бабушки. Я ждала Его. Он сказал, что давно уже выбрал меня своей невестой и теперь я всегда буду с Ним, принадлежать только Ему одному, и никому больше. Он научит меня всему, что знает сам, подарит мне все, чего я только ни пожелаю, совершенно ничего не требуя взамен. Ничего. Лишь одной только верности.
Он обнимал, целовал, гладил меня, Сводил с ума своими мягкими нежными прикосновениями. Разжег, разбудил во мне такой чудовищный огонь, такое мучительное пламя, что я боялась сама сгореть в нем. Я была будто в забытьи, сердце отчаянно пылало внутри, пульсировало резкими толчками, яростно рвалось наружу. Я не находила себе места, мои ноги сводила блаженная судорога, тело совсем ослабло, живя лишь удивительными ощущениями, а он все гладил, все шептал что-то, все изматывал меня. Я не могла думать, я задыхалась, я выбивалась из сил, я стонала, кричала, в исступлении умоляла Его взять меня…
Катерина замолчала, предаваясь сладостным воспоминаниям. Стояла порочная, соблазнительная, нагая, в тонкой обтягивающей сорочке.
Виктор зачарованно смотрел на нее, робея, и в то же время не имея желания бороться с дьявольскими чарами этой необыкновенной женщины.
- А потом? – хрипло прошептал он пересохшими губами.
- Потом мы долго, очень, очень долго были вместе. Я не помнила себя. Раскаленные волны несли меня по воздуху. Сильнейшее вожделение билось во мне, тело растворилось, подчиняясь необузданной воле, я плыла, я летела, я парила, я ощущала Его каждой своей клеточкой, каждой частицей. Я возносилась в такие дали, что не ведала, смогу ли когда-нибудь вернуться оттуда. Я осязала Время, Пространство, Вечность, я трогала небеса, я падала в глубокие ущелья, я разбивалась в куски и взрывалась огненными брызгами. Мне было больно, очень больно, невыносимо, ярко. Я с благодарностью и страстью принимала, терпела эту боль, я ждала эту боль, я жила ради нее, я жаждала, умоляла о ней…
Невероятно долгие, ослепительные, неудержимые, жаркие конвульсии сотрясали мое тело. Я рвалась, выгибалась, кричала от безумной радости. Крупная дрожь и сладостные спазмы пробегали внутри безостановочными импульсами.
Когда я открыла глаза, в спальне никого не было. Лишь измятая влажная постель и тянущая боль внизу, напоминали, что это не было сном.
- А что было дальше? – Витя, обезумев, смотрел на нее.
- Дальше было вот что. Он приходит ко мне в каждую ночь равноденствия, в ночь на Ивана Купала, и в ночь перед Рождеством. У меня никогда не было и не будет мужчин, но я уверена, что ни один из них не смог бы мне дать и тысячной доли того, что дает Он. Я жду. Жду Его каждый день, каждую ночь готовлю себя к встрече. Каждое мгновение я чувствую, что Он рядом, со мной, во мне, в моих мыслях, поступках, желаниях… Ты видишь сам, я могу быть любой.
Она подошла к Вите, опустилась рядом. Он задохнулся от горячих обжигающих волн, идущих от ее тела. Затрепетал, пугаясь ее близости, закрылся одеялом. Катя долго смотрела на него. Вдруг привлекла к себе, прижала крепко, и долгим пронзительным поцелуем заставила его потерять на мгновение сознание.
- Охраняй меня! – встала, перешагнула через него, легла на диван. - Спокойной ночи!
- Спокойной ночи… - не сразу отозвался Виктор. Лежал ошалевший, ловя ускользающую мысль, какую-то недосказанность. Вспомнил.
- А что с тем парнем, десятиклассником?
В наполненной плотной звенящей тишиной комнате приглушенно раздавалось лишь тиканье настенных часов. Катя долго молчала. Наконец он услышал негромкий ответ:
- Через несколько дней его сбил автомобиль. Насмерть… – она уже засыпала. – Не думай об этом…
Было уже светло, когда он проснулся. Катерина еще спала. Одеяло немного сползло, и Витя видел открывшуюся белизну чуть полноватых обнаженных бедер, разметавшиеся по подушке рыжие локоны…
Встал, пытаясь тихо проскользнуть в коридор. Она открыла глаза, увидела его, испуганно прикрылась одеялом.
- Уходишь? – спросила усталым голосом. – Крепко спал?
- Крепко.
- И ничего не слышал? – у нее было очень изнуренное лицо.
- Нет, не слышал…
- Что же ты Витя, тело мое не устерег? – смотрела с укором.
- Как? – опешил он.
- Ладно, ладно, иди… – она говорила с трудом. – Дверь сам закрой. – Катя со слезами в голосе отвернулась к стене.
Виктор ехал домой и все время думал о ней, о таинственном чаепитии, об удивительной ночи, о странных разговорах. Уже подходя к своему дому, ему в голову шарахнула простая и сумасшедшая мысль: сегодня двадцать первое марта – день весеннего равноденствия…
* * * * *
Наконец наступил день долгожданной премьеры.
Мистерия проходила под кодовым названием «Домострой». Все участники за три часа до начала собрались в клубе. Еще раз мысленно репетировали свои роли, примеряли костюмы. Волновались.
Екатерина Карловна много суетилась, и бледная, подтянувшаяся после тревожных бессонных ночей, еще и еще раз проверяла готовность коллектива.
Артистки гримировались не спеша, сосредоточенные, решительные, собранные. Спортсмены шатались без дела, не зная, куда приткнутся, пока Андрей не достал из кармана бутылку коньяка. Выпили по полрюмки – стало легче. Режиссер увидела, возмутилась, начала ругаться, потом махнула рукой и сделала два хороших глотка.
- Идите, готовьтесь… – сказала строго, унося коньяк с собой.
Показ был закрытым. Посмотреть грандиозную музыкальную феерию собрались лучшие люди города и все высокое начальство. Такое шоу проходило в Новосибирске впервые. Прибыла представительная комиссия из Москвы, приехал губернатор и мэр. Для всех по периметру огромного зала поставили столы с конфетами, фруктами и шампанским. Почтенная публика неторопливо занимала места. После полуторачасового спектакля вечер продолжал весенний бал-карнавал, и многие гости были одеты в необычные наряды и полумаски.
Дамы опахивались веерами и ревниво наблюдали за соперницами. Было очень торжественно и значительно. Зрители переговаривались вполголоса, ожидая начала. Все места были заняты, в воздухе висело напряженное ожидание…
Свет медленно погас, разлилась тихая легкая музыка. По залу мягко скользили разноцветные лучи прожекторов, выхватывая из тьмы лица сидящих.
Вдруг оглушительно взревели фанфары, забила барабанная дробь, и на середину танцпола выскочил ведущий в блестящем смокинге и цилиндре. Раздались аплодисменты. Ведущий, откланявшись, произнес короткую вступительную речь, и со словами:
- Если звезды зажигают, то это кому-нибудь нужно… - исчез, окутавшись клубами дыма.
Опустилась плотная тьма. Лишь на сцене горела голубым фоном подсветка декораций в виде морского дна, поросшего извивающимися ламинариями и прочими водорослями. Чуть в стороне виднелись ветвистые коралловые рифы.
Глухим замогильным голосом зазвучали слова:
- Когда-то, очень давно, когда еще не было человека, а планету делили между собой драконы и рыбы, на земле появилась любовь…
Тихая музыка журчала, навевая романтический настрой. Луч света обнимал одинокий хрупкий силуэт, парящий в морской бездне и грациозно плывущий под водой. Слышался приглушенный плеск волн, далекий шум прибоя… Фигурка, в виде морской звезды будто искала кого-то.
Вдалеке зажглось еще одно световое пятно, выхватив из мрака красивую рыбку-клоуна, плывущего по своим делам. Они двигались, не замечая друг друга, и внезапно встретились взглядом.
Вверху что-то громыхнуло, символизируя начало любви. Эти два обитателя морских глубин очень долго кружились, музыка делалась сильнее, громче, они сходились все ближе, ближе, ближе…
Вдруг из мрачного темного небытия выполз омерзительный пятипалый моллюск и начал беспрерывно носиться между ними, не давая влюбленным встретиться. Те метались в панике, рыба заламывала плавники, звезда плакала, но скользкое чудовище не давало им возможности приблизиться.
Наконец обессиленные, они стали отдаляться, описывая концентрические круги, и вскоре исчезли.
Моллюск ликующе взревел сатанинским смехом, и все погрузилось во мрак.
Гром аплодисментов покрывает зал. Публике понравилось начало.
Декорации те же, только на дне моря покоятся многочисленные останки кораблекрушений.
Плывет безобразная с всклокоченными волосами медуза Горгона. Начинает медленные движения, призывая чудовищную бурю. Ветер свистит, огромные волны с громким шумом перекатываются вверху. Это продолжается довольно долго. Медуза в исступлении нагоняет шторм, музыка все громче. Слышны крики погибающих людей, треск ломающихся мачт, хлопки разорванной парусины. Где-то ухнула ядром пушка, призывая немедленную помощь.
Со дна поднимается могучий бородатый гусляр и, не обращая никакого внимания на Горгону, ударяет по серебряным струнам гуслей-самогудов.
Медуза движется быстрее, направляя подводные течения прямо на храбреца. Тот стоит, покачиваясь, упираясь изо всех сил, но не выпускает волшебный инструмент. Со всех сторон к нему устремляются пираньи, пытаясь выбить или порвать струну. Лучи прожекторов мечутся, тревожная музыка достигает апогея.
Вот-вот смельчак опрокинется или выпустит гусли. Но на заднем плане вдруг появляется второй гусляр, затем третий, четвертый… Они играют известную балладу и злые пираньи исчезают, а медуза уплывает прочь. Буря утихает, наступает штиль.
Гости в восторге. Ободряющие крики со всех сторон. Гусляры с достоинством кланяются и уходят.
Свет приглушается. Появляется ведущий. Произнеся несколько ничего не значащих фраз, заканчивает монолог неожиданным откровением:
- Если Бог хочет наказать человека, он исполняет его желания.
Удаляется, одев цилиндр.
Декорации меняются.
Теперь возникает берег синего моря. Старик-рыбак забрасывает невод. Бабка в отвратительном деревянном корыте стирает ему портки.
Сеть приносит из темноты маленькую золотую рыбку. Она бьется, неслышно кричит, опутанная, взывает к человечности старого деда. Тот, добрая душа, отпускает ее на волю. Но она возвращается и обещает исполнить любое его желание. Старик обращается к бабке, и та указывает ему на древнее корыто. Дед показывает рыбке, и корыто волшебным образом превращается в оцинкованное. Старуха довольна. Взмахом руки она подзывает к себе незадачливого супруга, крутит пальцем у виска, и обращает его внимание на свое сморщенное лицо и ветхую одежду, более похожую на рубище.
Согбенный от непосильной тяжести прожитых лет, старец, шаркающей походкой, заметно приволакивая правую ногу, возвращается к берегу и, приставив рупором ладони, зовет золотую рыбу. Та появляется вскоре, и старче, со слезами на глазах, объясняет свою просьбу.
Спускается тьма, музыка ускоряет ритм, переходя на мажорный лад. Вспыхивает красный свет и на месте противной старухи возникает прекрасная молодая боярыня в сверкающих дорогих одеждах и высоком кокошнике. Она исполняет долгий завораживающий танец, благодарная судьбе за столь невероятное воплощение.
Увидев стоящего с открытым ртом старого деда, подбегает к нему и, начиная жестикулировать руками, настоятельно требует чего-то.
Старик опять призывает рыбу и плача умоляет ее о чем-то. Та соглашается, и появляется новая декорация – высокий терем-дворец.
Молодая жена без ума от счастья и исполняет зажигательный танец-джигу. Рядом с ней из-за темных кулис возникает моложавая фигура длинноногого жигало. Они, обнявшись, радостно танцуют вместе. Дед смотрит на все это с немым изумлением. Музыка немного стихает. Парочка, взявшись за руки, подбегает к рыбаку и поясняет ему новую задачу. Молодая красавица объясняет, показывая на кокошник, что там должна быть царская корона и нетерпеливо толкает старика к воде.
Тот долго кричит, призывая золотую рыбку. Поднимаются волны, свистит ветер.
– Чего тебе надобно, старче? – как бы спрашивает рыба.
Дед падает перед ней на колени, жалобно хнычет и умоляет о помощи. Ничего не отвечает ему рыбка.
Поворачивается и, махнув презрительно хвостом, уплывает прочь.
Свет гаснет, играет орган. Потом медленно разгораются софиты:
Берег синего моря. Старик с сетью, а поодаль бабка у разбитого корыта…
Публика в восторге встает, ликуя и рукоплеща. Раздаются крики «браво!». Высокая комиссия с каменными лицами смотрит на происходящее. Они оценивают не только содержание спектакля, но и художественное оформление, работу звукорежиссеров и осветителей, а главное – хореографию, игру и танцевальную пластичность участников, умение языком телодвижений донести заложенную мысль, эмоции, страсть. Но, кажется, они довольны.
Главные роли исполняют бесподобные танцовщицы – Ольга, Елена, Марина, Женя… Видно, что своей игрой, изяществом и грацией они пленяют публику.
Следующий номер. Бал во дворце.
Придворные аристократы в шикарных нарядах и завитых париках с небывалой радостью танцуют сумасшедшую кадриль. Между парами мечется высокая фигура, одетая в офицерский мундир с золотыми эполетами. Некоторым зрителям почему-то кажется, что это поручик Ржевский. Но это не так. На плечах офицера королевская мантия, а на голове маленькая корона, и становится понятно, что это принц. Он словно кого-то ждет.
И вот в ослепительном белом платье появляется прекрасная незнакомка в черной полумаске. Это Золушка. Все с интересом смотрят на нее и не могут узнать. Но принц уже у ее ног. Он галантно, встав на одно колено, предлагает ей руку для танца, и они кружатся, влюбленные друг в друга.
Кадриль сменяет венский вальс. Пары порхают, еле касаясь пола, передвигаются будто в полусне, очарованные волшебной музыкой. Принц со своей дамой вне конкуренции. Они неотразимы.
Но вдруг по декорациям плывет зловещая тень гигантской крысы и Золушка с тревогой видит, что до полуночи остаются мгновения. Она вырывается из объятий партнера и никому ничего не сказав, убегает, теряя на ходу туфельку. Юноша бросается вслед, подхватывает слетевшую обувь. В отчаянии протягивая руки, мечется среди танцующих гостей, но нигде не может отыскать любимой. Наконец выбегает во двор и видит большую тыкву.
Свет гаснет полностью, печальная мелодия тихо льется с небес. Свет разгорается. Декорации сменены.
Крестьянская изба. Тучная хозяйка с толстой дочуркой едят ложками варенье. За столом стоит самовар. В углу бедно одетая девушка на коленях перебирает фасоль.
Входит принц с маленькой туфелькой и с недоумением смотрит по сторонам. К нему подбегает мама с дочкой. Вытягивают свои толстые ноги. Но принц отрицательно качает головой и поворачивается, чтобы уйти. Совершенно случайно замечает Золушку в рваных отрепьях. Ради любопытства подходит к ней. Та смущена, не смеет поднять глаз. Все же принц очень настойчив и требует примерить обувь. Золушка качает головой, утверждая, что это не ее размер и показывает на свои деревянные башмаки. Но принц неумолим.
Он своими руками снимает с нее старые чеботы, стягивает дырявые шерстяные носки.
Примеряет туфельку…
На заднем плане мачеха с дочей ведут себя вызывающе, показывая на принца пальцами и смеясь над бедной падчерицей. Но туфелька пришлась впору, и посрамленные родственники застывают, открыв рты от удивления.
Принц, убедившись, что не ошибся, в учтивом поклоне склоняет голову. Галантно преклонив колено, целует избраннице руку, приглашая пожаловать во дворец.
Раздается торжественный грохот медных литавр, сменяющийся веселой полькой, и они стремительно несутся, кружась в вихре разноцветных лучей. Непостижимым образом Золушка остается в сверкающем бальном платье, теряя свои лохмотья. На голове девушки сияет хрустальная корона.
Зал рукоплещет, дамы кричат от восторга, комиссия с непроницаемыми лицами вяло аплодирует.
Появляется ведущий и по секрету рассказывает зрителям, что оказывается, в древние времена жила такая женщина, которая за ночь любви требовала человеческую жизнь. И находились безумцы. И немало. И стоя на следующее утро на эшафоте, ни о чем не жалели.
Ибо это была прекраснейшая из живущих, восхитительнейшая из смертных, обольстительная, ослепительная царица Клеопатра.
Страшно заревели геликоны, заметались яркие лучи, задрожали от барабанного боя стены, сменяясь оглушительной ближневосточной музыкой.
Свет вспыхнул, и из-за кулис появляется торжественная процессия. Впереди в прозрачных невесомых нарядах горделиво выступают три сногсшибательные весталки. Лишь узкие лоскуты материи прикрывают их изумительные тела. Высокие прически забраны в тугие играющие бликами хвосты, одетые сверху диадемы сверкают хрустальными камнями. Двигаются легко, грациозно покачивая телом в такт безудержного ритма, легкие шифоновые туники плотно обтягивают стройные бедра.
Четыре полуголых раба бережно несут богато расшитый паланкин, в котором величественно восседает сама египетская царица. Могучие босоногие рабы-эфиопы вышагивают, твердо печатая шаг, имея непроницаемые лица. Они несут свою госпожу Клеопатру и готовы на все. На их поясах висят широкие боевые мечи.
Замыкает процессию обритый наголо худощавый чернокожий арап с огромным опахалом из страусиных перьев. Он беспрерывными плавными движениями обмахивает кортеж.
Шествие медленно двигается и, описав полукруг, останавливается перед балконом, на котором затаилась высокая комиссия.
Эфиопы преклоняют колена, паланкин плавно опускается и Клеопатра легко соскальзывает на пол. Но что это за женщина! Одетая в одни лишь воздушные шаровары и сверкающий лиф, выходит на передний план и начинает головокружительный эротический танец живота. Изящными извивающимися движениями она напоминает собой смертельно жалящую королевскую кобру, которая, распустив свой завораживающий капюшон, в виде бриллиантового венца украшает ее голову, ослепительно сверкая россыпью разноцветных огней.
Елена, а именно она играет египетскую царицу, непередаваемо хороша, и мужчины в передних рядах не сводят с нее очарованных горящих глаз, нетерпеливо ерзают по мягким диванам, позабыв о своих дамах.
Зовущее, отливающее матовым переливом, тело Клеопатры живет неукротимой страстью, сумасшедшей любовной игрой. Призывает, забыв все на свете, окунуться в океан безумных наслаждений, невозможных желаний, броситься в сети безудержного порока и навеки остаться рабом греховной плотской любви. А наутро умереть…
Между тем эфиопы стоят на заднем плане, раболепно преклонив колена и опустив головы, не смея поднять недостойного взора на божественную особу, не смея даже бросить быстрого плотоядного взгляда на танцующих совсем рядом, прелестных в своей соблазнительности, весталок-наложниц. Несчастные, опустив мускулистые руки, покорно ждут.
Постепенно девушки смещаются и, оказавшись каждая возле своего раба, не прекращая зажигательного танца, грациозно присаживаются, элегантно закинув ногу на ногу, на мощное плечо эфиопа. Те одновременно встают, и бережно придерживая драгоценную ношу одной рукой, другой показывая зрителям бицепс, неторопливо проходят круг. Сидящие на их плечах девушки продолжают танец одними лишь движениями обнаженных рук.
Возвратившись на место, эфиопы опять преклоняют колена и красавицы продолжают номер.
Вдруг из кромешного мрака появляются двое японских ниндзя, одетых в черные кимоно и в завязанных наглухо лицах. Начинают неистово биться и показывать руками и ногами какие-то неведомые приемы.
Эфиопы дружно поднимаются, выхватывая бутафорские мечи из-за пояса. Но ниндзя вытаскивают из-за спины деревянные нунчаки и, пытаясь устрашить ничтожных рабов, начинают очень ловко крутить этими палками и крутиться сами. Но рабы не сробели. Они показывают могучие мускулы, как бы намекая, что с ними не так-то легко справиться. Затем поднимают мечи и делают одновременные рубящие и колющие движения, говоря тем самым, что они в любом случае смогут защитить своих повелительниц.
Ниндзя, помахав еще немного нунчаками, бесследно исчезают.
Эфиопы, вложив в ножны еще не остывшее от схватки оружие, поднимают с пола паланкин и, безропотно стоя на коленях, послушно ждут. Человек с опахалом все это время стоит в стороне и ни во что не вмешивается, внимательно следя за происходящим.
Все девушки, продолжая танец, медленно подходят к защитникам, находящимся в позе совершенного смирения. Клеопатра садится на трон, рабы встают с колен, и вся процессия торжественно удаляется. Чернокожий арап замыкает шествие.
Музыка медленно утихает, яркий свет становится нейтральным. Какое-то мгновение держится тишина, затем публика бурно рукоплещет, зал взрывается криками одобрения. Овации долго не смолкают. Все поражены красотой наложниц и величественностью Клеопатры. Да и эфиопы с японскими бойцами, видимо, понравились.
Зрители никак не могут успокоиться, но уже вновь гаснет свет и начинается финальный номер, ошеломивший всех.
Ярко горят декорации, изображая берег лебединого озера, поросшего густым камышом и рогозой.
Марина в великолепном белом одеянии и балетной пачке, невесомо скользит по зеркальной поверхности воды. Она – прекрасная птица-лебедь, символ бесконечной любви, олицетворение счастья, воплощение девственной чистоты, одухотворенное небесное создание, подарок богов.
Ее движения полны таинственной, загадочной, притягательной силы. Ее танец – легчайшие взмахи белоснежных крыльев, ее изящная поступь – сама нежность и целомудрие, ее тело наполнено ласки и неги, ее лицо очаровательно… Она величаво плывет, она выныривает из хрустальной глубины, она купается в лучах заходящего солнца. Она бесподобна, она неповторима, она совершенна, она и есть сама Любовь.
Марина безукоризненно исполняет лебединый танец. Глаза горят синевой, отражая пляшущие лучи, обаятельная улыбка играет на невинных устах, она будто светится изнутри, находясь в состоянии полнейшей безмятежности.
Звучит музыка из одноименного балета. Слышится легкий плеск волн, пение птиц, стрекотание цикад. На берегу все тихо и спокойно.
Но чуть шелохнулись камыши, и возникает крадущаяся тень в шляпе с пером и заряженной двустволкой. Это охотник. Он высовывает голову и долго наблюдает, как резвится прекрасная птица-лебедь.
Она, словно почуяв что-то, в испуге оглядывается по сторонам. Охотник прячется, но его уже заметили.
Лебедь взмахивает крылами, разбегается по воде пытаясь подняться ввысь. Охотник безжалостно прицеливается. Птица почти отрывается от воды, встречный ветер уже наполняет тугие крылья, еще немного, еще чуть-чуть высоты, взмахи все чаще, сильней…
Но громогласный хлопок выстрела настигает ее на самом взлете. Лебедь падает, но трепещущая, еще живая, пытается уплыть в спасительные заросли осоки. Злодей опять нажимает на спусковой крючок, и птица, пораженная второй пулей, замертво падает, накрывая голову перебитым крылом.
Звучит напряженная тревожная музыка.
Охотник медленно плывет в лодке за добычей. Но лебедь-Любовь еще жива. В отчаянии, из последних сил, смертельно раненная, она поднимается навстречу своему убийце.
Обессиленная, исполненная беспощадного гнева, неотвратимо надвигается на охотника. Тот в состоянии полнейшего смятения, пораженный ее испепеляющим взглядом, падает на колени и закрывает лицо руками, изображая полнейшее раскаяние и о чем-то умоляя птицу.
Не добравшись всего лишь нескольких метров до лодки, обескровленный лебедь падает и умирает.
Звучит долгая траурная мелодия.
Охотник в диком исступлении рвет на себе волосы, только теперь понимая, что своими руками он убил Любовь.
Свет гаснет полностью. На фоне печального реквиема, откуда-то сверху, громовым раскатом грозно гремят слова:
- Не убивайте!.. Не убивайте Любовь!
Еще громче:
- Любите!.. Любите друг друга!..
Музыка резко обрывается. Зажигается свет.
Бесчисленная стая ослепительно белоснежных голубей с шумом вылетает из-за декораций и в стремительном полете, то поднимаясь, то резко пикируя вниз, кружится и летает по просторному залу.
Публика сидит в оцепенении, пораженная глубиной смысла и околдованная безупречной игрой. Многие дамы плачут.
Но тут же, все приходит в движение. Несмолкаемые овации волнами перекатываются по залу. Испуганные птицы быстрыми вихрями носятся под потолком. В горячке рукоплесканий никто и не заметил, как один голубь неосторожно капнул на новый пиджак мэра, стоявшего на балконе и с благодарностью кричавшего что-то одобрительное.
Вся актерская труппа выходит на поклон публике. Зал взрывается аплодисментами, женщины бросают цветы. Счастливые артисты двигаются по периметру, хлопая вместе со всеми. Девушки посылают зрителям воздушные поцелуи, мужчины приветствуют взмахом ладони. Затем, взявшись за руки, исполняют общий поклон, потом еще один, еще…
Двухметровый громила-эфиоп подхватывает купающуюся в лучах восторга сияющую Екатерину Карловну. Сильным движением сажает себе на плечо и огромный, перевитый тугими узлами мышц, легко шагает, крепко, но осторожно, как бесценный дар, как хрупкую вазу, придерживая ее могучей рукой.
Фантастическое представление произвело небывалый фурор. С благодарной речью выступил губернатор, взял слово мэр. Потом говорил председатель столичной комиссии. Объявил, что постановка заслуживает самой высокой оценки, и он, от имени руководства, имеет честь сердечно поздравить всех участников. А режиссера и ведущих артистов, он уверен, ждет блестящее будущее.
Зал реагировал бурными криками. Никто не хотел отпускать талантливых исполнителей. И под шум аплодисментов, на бис, повторили великолепный выход Клеопатры.
Поздно вечером в клубе прошел банкет. Пили и веселились всю ночь. Радовались успеху и ни в чем себя не ограничивали.
Первыми, как наименее опытные, свалились спортсмены, ни за что не пожелавшие снять костюмы рабов-эфиопов. Коварное действие алкоголя настигло их внезапно, врасплох, и они дружно храпели, уронив головы на стол, пока рабочие сцены не оттащили их в гримерку, а сердобольные костюмерши накрыли пледом.
Остальные зажигали до самого рассвета, танцуя и дурачась от радости.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги