Этюд.
Когда опасность близко и вот уже шепчет тебе на ухо страшные слова,то зрачки расширяются...Паника. Тогда человек может совершить всё!
Кто-то бежит на перегонки со смертью, кто-то стоит и теряет время, а кто-то просто улыбается и использует последние секунды на те вещи, которые никогда бы не совершил... Как говорится: "Если б я точно знал, что скоро будет конец света, я бы завтра же бросил институт, ограбил банк и махнул в Вегас"
Что бы ни происходило, важно не забыть свою душу.
Просто поймите,что всё неизбежное — заслуженно. Используйте каждый день, каждую секундочку для любви — и тогда будет ничего не страшно...
(Lanvin)
Но под толщей земли, в лабиринтах метро
В убежище Судного Дня
Горстка выживших не прекращает борьбу,
Человека в себе храня.
Человек, ты не веришь в неизбежность конца,
Но открой глаза и смотри:
Это твой новый мир. Ты его заслужил.
Мир метро две тысячи тридцать три.
(Маневры, «Метро2033»)
... Паника гнала людей вперед. Все ломанулись к дрезинам. Перед Егором появилось лицо отца.
-Сынок! Хватай мать и беги! Спасайтесь скорее, а мы их задержим!- отец вскинул автомат и дал короткую очередь по наступающей нечисти. Егор побежал к подкатившей дрезине, рядом уже стояла, выискивая его в толпе, мать. Двое вояк втащили их и еще нескольких пассажиров на дрезину, и что есть мочи погнали к тоннелю... Егор обернулся, в удаляющемся пятне света он успел заметить фигуру отца, яростно отбивавшегося от наседавших тварей...
Егор резко сел. По лицу градом катился пот. Нашарив рядом с собой кружку, он выхлестал половину находящейся в ней воды, а остальное вылил себе на голову. В мозгу наконец прояснилось.
Этот сон мучил Егора на протяжении семи лет. Тот день, когда он последний раз видел отца, Егор запомнил до мельчайших деталей. С тех пор они сменили две станции проживания, оказавшись на Кирзе — переименованном Кировском заводе. Егору было всего четырнадцать, когда их родную станцию — Проспект Ветеранов — атаковала нечисть. В народе их прозвали по-Уэллсовски — морлоки. В тщедушных тельцах скрывались неимоверные сила и выносливость. Людям пришлось спасаться бегством и взрывать проход между Ветеранов и Ленинским проспектом, а прикрывали их отступление горстка сталкеров, в том числе и сталкер по прозвищу Диггер — отец Егора.
Мысли Егора перенеслись еще раньше — во времена катастрофы. Его отец — диггер и бывший метростроевец, услышав о катастрофе, сразу повел семью на близжайшую станцию — Проспект Ветеранов. Там, вместе с остальными выжившими, семья Егора и осталась жить, когда на Земле не осталось ни одного государства... Хотя об этих временах парень почти ничего не мог помнить, но — помнил. Воображение восполняло пробелы в памяти.
Егор мотнул головой, отгоняя воспоминания. Он встал с матраца, оделся и вышел на станцию.
Вокруг кипела жизнь. На рынке шумели торговцы, прозванные в Метро челноками, кто-то тащил сломанную дрезину к механику, кто-то бесцельно слонялся по платформе.
Егор пошел вдоль жилых рядов. После катастрофы жители Метро создавали себе небольшие огороженные участки-квартирки с помощью всякого хлама: листов фанеры, ткани, различного стройматериала, который нашли в жилых помещениях. Егор слышал, что их станции повезло больше других — на некоторых людям приходилось ютиться в палатках, а на некоторых люди спали вповалку на спальных мешках.
К платформе подкатила дрезина, тихо прогудел гудок. Егор подошел к ней, дежурный молча протянул ему старый ржавенький автомат Калашникова, Егор сел в дрезину. Дождавшись остальных, дрезина дала ход в тоннель.
Дрезина поскрипывала, набирая ход; мимо Егора проносились ответвления в другие тоннели; провода, тянувшиеся по стенам, словно бежали вместе с дрезиной.
Мир вокруг Егора поплыл, и он вновь вернулся мыслями в прошлое. Но лента воспоминаний вновь и вновь приводила его ко дню катастрофы и к тому дню, когда он потерял отца.
После гибели Диггера Егор стал последним, для чего его матери — Ольге — стоило жить. Надежды на светлое будущее потонули во взрыве, навсегда отрезавшим станцию «Проспект Ветеранов» от остального метро...
Дрезина остановилась, и кто-то мягко подтолкнул Егора, выводя его из воспоминаний. Парень тряхнул головой и слез с тележки. Вместе с остальными он подошел к горящему в баке костру, вокруг которого сидела дежурящая группа. Скупо поздоровавшись, отряд Егора занял позиции, а усталые дежурные снялись с места и на дрезине покатили к станции. В тоннеле повисла тишина.
Судьба распорядилась так, что дружиннику Егору приходилось дежурить в тонелле, ведущему к станции «Автово», за которой значилась станция «Ленинский проспект». Но Егор всегда забывал про эти станции, и его взгляд был направлен туда, где завал из арматуры и бетона отрезал путь к конечной станции этой ветки...
В темноте тоннеля Егору снова стали видеться картины прошлого. Парень мотнул головой. Да что же это такое! Он попросил товарища сменить его, сел к костру и сам не заметил, как тут же уснул. Дед Андрей, старший группы, лишь усмехнулся и накрыл пацана своей курткой.
Этот сон был непохож на все предыдущие. Начавшись как обычно, с солнечных картин детства на поверхности, он тут же словно свернулся, выцвел. Егор увидел улицу с брошеными проржавевшими машинами, развалины домов, детскую площадку. На остове грузовика посреди улицы стоял человек. Ссутулая фигура в темной одежде находилась достаточно далеко, чтобы можно было понять, кто это.
-Уходи со станции. Ты не можешь больше там оставаться. Иди на Спортивную, найди Лаптя. Уходи... Уходи...- голос прошелестел совсем рядом, Егор дернулся и проснулся.
* * *
Его звали Локк. Точнее он сам называл себя так. Новички-сталкеры между собой называли его дъяволом или проклятием Петроградской стороны. Бывалые же звали его Хищник, и даже самые неустрашимые вздрагивали, когда кто-то рядом произносил его имя.
А он сам называл себя Локк. Где он услышал это имя, почему выбрал его для себя и как его звали в прошлой жизни — загадка даже для него самого. Единственное, что Локк знал точно — он был человеком. Был — и ничего человеческого в нем не осталось.
Локк не любил людей. Они были для него закуской на обед, игрой в «кошки-мышки», а еще они были самыми тупыми и противными существами этого мира. Локк мог подчинить себе любое существо постъядерного мира, не то что человека. Он был сильнее любого, его боялись самые жуткие из порождений атомной войны. И то, что люди сами закопались под землю, Локк считал лучшим, что могло случиться за всю человеческую историю — лучшим для Локка, конечно...
Локк не любил зеркала. Любой сталкер старался держаться подальше от разбитого зеркала, и это была не просто дурная примета — Локк ненавидел свое отражение. Он приходил в бешенство при виде зеркал, крошил их на кусочки.
А еще у Локка начались провалы в памяти. Именно об этом он размышлял, сидя в засаде на улице Мира. Он силился вспомнить, что же он делал в последние два часа, и что собственно занесло его сюда, в это безрыбное место. Сложившаяся ситуация категорически не нравилась Локку. Он — самое совершенное существо во всем Питере — и страдает склерозом! Локк сжал в руке осколок какого-то зеркала, который он всегда носил с собой. Почему — это была еще одна загадка для него, но он не мог ни сломать ни просто выбросить этот блестящий кусочек...
Локк почувствовал движение еще до того, как сталкер вышел из-за угла. Точнее, выбежал. Небольшая стайка псов-мутантов преследовала сталкера, и поэтому он забыл об осторожности. Локк напрягся для прыжка, и вылетел на дорогу.
Приземлившись между псами и сталкером, он издал душераздирающий крик; псы поджали хвосты, заметались, в панике давя друг друга, кусая. Сталкер остолбенел от страха и не мог даже пошевелиться. Наслаждаясь эффектом и чувствуя свою силу, Локк скользнул в сторону псов, сковал их сознания, усилив ужас. То, что творилось дальше, проще описать одним русским словом - «мясо». В обилии крови и вывернутых наружу внутренностей, Локк почувствовал, что что-то не так. Через пару секунд он нашарил сознание сталкера, который... спешно удалялся прочь. Локк подобрался, чтобы кинуться в погоню, и махнул рукой. Пусть валит...
* * *
Сидя в дрезине по пути на станцию, Егор ника не мог откинуть мысли о своем сне. Если предыдущие видения были только отголосками прошлого, то в последнем же некто настойчиво призывал его бежать со станции.
Дрезина остановилась у платформы, Егор слез с тачки, попрощался с товарищами и пошел домой.
Зайдя в комнату, Егор почувствовал, что жутко устал. Только голова коснулась подушки, и он отрубился...
Улица, развалины домов. Грузовик с темной фигурой.
«Уходи... Уходи... Иди... Иди... Иди...»
Егор открыл глаза. Сна не было ни в одном глазу. Егор сел на кровать и выдвинул из под нее ящик, откуда достал старый отцовский «калаш», который он еще пацаном забрал с загибающейся станции Ветеранов, консервы, бутылку воды и патроны, которые были основной валютой в метро. Сложив это все в сумку, Егор вышел из дома.