Глава 2

Глава вторая.

Эвитан, окрестности Лютены — Лютена.

1

— Кончай придуриваться!

Негромкий, но донельзя возмущенный голос заставил вздрогнуть. А еще сильнее заставил бы — будь он женским…

— Я тебе говорю или кому? У нас времени мало! Эй, бестолочь!..

Ну теперь-то точно обращаются к Эйде!

Она резко распахнула глаза — комната немедля расплылась смутными потеками силуэтов.

Девушка неловко заморгала.

Хоть и так можно догадаться, кто перед ней. Тот самый упомянутый жрицами «праведник», кого до сих пор увидеть не удалось. Такой же «спящий», как она. Товарищ по несчастью.

А вот с его возрастом Эйда промахнулась. Ломающийся голос принадлежит худощавому и, похоже, долговязому подростку лет четырнадцати. Это успокоило даже больше, чем веревки на его руках. С некоторых пор общество взрослых мужчин в запертой комнате вызывает дискомфорт. И немотивированную панику.

— Как вы некуртуазны, молодой человек! — съязвила девушка, тщетно пытаясь усесться поудобнее.

— А мы не на балу! — отрезал юный наглец, тряхнув растрепанной иссиня-черной гривой. — Впрочем, могу потом извиниться. А сейчас — разворачивайся. Или ты лучше умеешь?

— Умею что? — Эйда почувствовала себя последней дурищей.

— Веревки грызть! — нетерпеливо объяснил юнец. Всем видом демонстрирует раздражение от такой бестолочи в сокамерниках.

— Этого я не умею… — растерялась девушка.

— Ты что, северянка? — узкие губы подростка презрительно скривились. — Ах да — ты же блондинка…

— Я могу попробовать… — торопливо прервала его Эйда. Даже не пытаясь понять, какое отношение имеет место рождения (и уж тем более цвет волос) к неумению самостоятельно освобождаться. Видел бы этот мальчишка светловолосую северянку Ирию!

— Не «пробовать», а делать надо! — серьезно отрезал он. — Ладно, поворачивайся — грызть буду я. А ты потом просто меня развяжешь.

Девушка покорно подставила веревки острым зубам.

— Волосы убери! — попросил юнец. — Их много — мешают.

Вот тебе и «чудесные»!

Когда освободится — отстрижет. Всё равно — падшая!

После третьей попытки мотания головой и дерганья плечами большая часть золотистых прядей переползла-таки на грудь и живот, растеклась по полу…

Время ползет престарелой улиткой. Руки затекли и нещадно болят! Сидеть так — неудобно. Спросить у парнишки, как обстоят дела, — еще неудобнее.

Эйда честно попыталась помочь — как могла, растягивая путы. Но так неумело, что вряд ли был толк.

Решила «спасти дочь», бестолочь? Да на что ты вообще способна⁈

— Тяни! — скомандовал мальчишка, отрываясь от веревок и переводя дыхание. — Сильнее!

Эйда тянула изо всех сил — стиснула от боли зубы. Но ничего не получалось. А еще обиднее, что теперь-то ясно — сама не перегрызла бы путы никогда. Даже будь руки связаны впереди. И неделя времени на «работу»!

Девушка уже ничего не могла поделать — слезы хлынули ручьем. Ливнем…

— Ладно, не дергайся! — вздохнул парень. Снова склонился над ее узлами. — Зубы у меня крепкие.

Волна стыда едва не подбросила на месте. Из них двоих взрослая — она. Кто кого должен успокаивать?

Откуда-то взявшаяся гордость (отродясь ведь не было!) заставила сдержать рвущиеся из горла рыдания. И сидеть смирно — ждать, пока спасет отчаянный незнакомый мальчишка. Раз уж сама — столь беспомощна!

Незнакомый… Следовало спросить имя. Но с занятыми зубами разговаривать мудрено, а отвлекаться — некогда.

— Тяни!

Боль с новыми силами вгрызлась в запястья, веревки затрещали… Но не поддались.

— Сильнее!..

На руки плеснули кипятком, боль рванулась к плечам. Девушка застонала. Заточенные бритвы режут кожу, вгрызаются в жилы, в кости…

И отпускают.

— Молодец!

Эйда, сдерживая новый стон, осторожно разминала занемевшие запястья. С багровыми кругами. Но крови нет — даже странно…

— Теперь ты давай!

Девушка взялась за путы товарища по плену.

— Тебя как зовут-то?

Он помогает, как может. А может явно лучше ее.

— Эйда Таррент.

— А ты — молодец, — одобрил юный разгрызатель веревок. — Догадалась дряни не нахлебаться.

Девушка промолчала — наконец-то подцепила узел. Дальше дело пошло как по маслу!

— А я — Диего, — мальчишка уже споро разбирался с узлами на ногах. Причем — куда быстрее Эйды. — Герцог Диего Илладийский.


2

Ничего себе. Он-то здесь откуда? Илладэн же от этих мест… да уж не дальше Лиара!

— У тебя шпилька есть? — цепкий взгляд скользнул по Эйде — с золотистых волос до светлых сандалий. И явно остался разочарованным. — Конечно, нет.

— Нет… Зачем тебе?

Не в качестве же оружия, в самом деле?

— Дверь открыть, — пояснил Диего еще одну непреложную истину.

Нормальные люди веревки разгрызают зубами, а дверные замки взламывают шпильками. Ясно, Эйда Таррент?

— Как ты сюда попал? Тебе известно, зачем мы здесь?

— С родственниками не повезло, — серьезно сверкнул чернущими очами (через пару лет девушки с ума будут сходить. Если доживет!) герцог Диего Илладийский. — У меня — не дядя, а мерзавец. И у него не дом, а гадюшник. Там всего один приличный человек — кузен Октавиан, и того рядом не оказалось. А зачем мы здесь — скажу, если пообещаешь не пугаться и не орать.

— Не испугаюсь и не заору. Хочешь, угадаю? Нас хотят убить, да?

— Да. Здесь какой-то мерзкий языческий храм, а нас планируют принести в жертву, — порадовал Диего. — Эх, жаль — Элгэ здесь нет! Это моя сестра. Она бы им тут всем устроила праздничек!

Эйда чуть не рассмеялась. Таким тоном говорят: «Был бы здесь мой папа!» Те, кто еще не знают, что папы — далеко не всесильны.

— Зря смеешься, — юный илладиец методично оглядел помещение, но ничего острого не нашел.

Ровно-гладкий камень стен, пола и потолка — что здесь может заваляться?

— Элгэ — она как старший брат, только лучше. У меня есть еще одна сестра, Алекса. Вот она — как ты. Воспитанная барышня! — скривился Диего.

Ну вот. Оказывается, воспитанные барышни не нравятся четырнадцатилетним мальчишкам.

Ох, лучше бы они не нравились взрослым подонкам!

— Диего, ты не знаешь, они собираются принести в жертву только нас?

— Не знаю, — юный герцог уже отчаянно пытается раскачать и вытащить из стены облюбованный им камень. Лишь чуть-чуть выступающий над общей гладкостью.

Эйда бессильно сжала слабые кулаки. Что делать ей? Бесполезно колотиться в дверь? Поискать еще одну каменюку и тщетно попытаться вооружиться? А враги тем временем…

— Диего, у них моя дочь! — не выдержала девушка.

Совсем ошалела — вываливать такое на ребенка? Но молчать уже нет сил!

— У вас есть дети? — герцог Диего Илладийский мигом перешел на «вы».

Вот что значит — «хорошее воспитание». Его ведь всем давали — и барышням, и кавалерам…

А до этого Диего ее что, за сверстницу принимал?

— Дочь. Мирабелла. Ей год и семь месяцев.

— Как ваш супруг допустил, чтобы вы оказались в подобном месте⁈ — в угольных глазах сверкнул неподдельный гнев. — Когда мы выберемся отсюда — я буду иметь честь вызвать его на дуэль!

Камень действительно пошатнулся — или это Эйде только кажется?

— Нет у меня никакого супруга, — устало вздохнула она. — И никогда не было. У меня только дочь. И из-за женщин моего сорта дуэлей не устраивают. Вы должны это знать, Диего.

— Когда выберемся — я разыщу отца вашей дочери и заставлю жениться на вас.

От такой решимости девушка даже грустно улыбнулась. Куда исчезает в мальчишках благородство, когда они вырастают?

— Диего, вы не можете драться на дуэли, вы — несовершеннолетний.

— Тогда… — на миг задумался юный рыцарь, — просто морду ему набью!

— Диего, я вовсе не хочу выходить за… того человека, — Эйда против воли вздрогнула. — Я хочу просто спасти дочь!

— Будь я взрослым — женился бы на вас сам, — неожиданно заявил Диего. — Вы — очень красивая!

— Можете жениться на моей дочери — когда оба вырастете, — разрешила девушка. — Она будет похожей на меня — значит, тоже красивой.

Если выживет!

— Диего, когда я сейчас постучу в дверь — не будете ли вы так любезны помочь мне выйти отсюда? Боюсь — понадобится драться.

Понадобится! Эйда — не героическая Элгэ и даже не Ирия, но больше некому.

— Помогу, но стучать не нужно, — Диего оставил в покое непослушный камень. — Помогите мне его вытащить.

Девушка послушно шагнула к мальчишке, попробовала помочь. Увы — каменюка сидит в стене надежно…

— Я читал об этом, — еле слышно шепнул юный герцог. — Но если б вы не сказали про дочь — нипочем бы не догадался.

В черных глазах плеснулась печаль. Почти безнадежная.

Что он хочет сказать⁈ Что Мирабеллу уже…

Земля поплыла из-под ног — Эйда едва удержала сознание…

— В одной легенде я прочел о ритуале передачи Силы. Нужно убить родича, чтобы получить его Силу…

Девушка вновь чуть не рухнула — теперь уже от облегчения. Убьют не Мирабеллу! Зачем им передавать чью-то Силу Эйде?

— Силу? — Уже нечему удивляться. Разве что… — Но у меня никакой Силы нет…

— Ты не дослушала: «или инициировать свою». Еще свою можно отдать — тоже ритуал есть специальный. Только в той легенде подробности не расписаны — и правильно. Еще начнут пробовать всякие кретины. Вроде моего дяди.

— Подожди, ведь твой дядя…

— Ага, граф Валериан Мальзери. Только он — придурок. А легенды если и читал, то кусками. Там инициация после сорока вообще невозможна, а дяде — под пятьдесят.

— А он об этом знает? — похолодела девушка. — Что невозможна?

— Так это там в самом начале текста… Так что не бойся — ничего с твоей дочерью в твое отсутствие не сделают. Ее если и убьют, то только при тебе…

Ее⁈ — могильный холод обдал от волос до сандалий. — Не меня?

— Тебя-то зачем? — опять перескочил на «ты» Диего. — Силы у тебя, сама говоришь, нет. И ты — не девственница.

А как у мальчишек насчет покраснеть? Похоже, никак. А вот саму Эйду точно бросило в жар.

— Но зачем им… инициировать меня?

— Да незачем. Ты же не станешь ничего для них делать — если с твоим ребенком что-то случится. Как думаешь, те, кто нас здесь держат, могут быть дураками? — серьезно-серьезно спросил Диего.

«Когда мы выберемся отсюда…» Он не хуже ее понимает, что двоим безоружным — «воспитанной барышне» и подростку — не одолеть вооруженных жрецов. Выберутся они отсюда только на алтарь.

— Нет, — прошептала Эйда. — Они — сволочи, а не дураки.

— Тогда, — юный илладиец крепко сжал ее руку, — мы просто не знаем чего-то, что известно им. Чего-то важного.

Да. Это — единственное объяснение. И это «что-то» вряд ли станет приятным открытием.

— Эйда, — Диего убийственно, слишком по-взрослому серьезен, — нам нельзя сейчас поднимать шум. Всё, чего добьемся, — нас свяжут снова.

— А что изменится потом?

— Мы должны тянуть время. Сколько сможем. Без нас ритуала не будет. Наверное…

Наверное. Будем надеяться…

Захотелось взвыть!

— Я понимаю, Эйда, это — наивно. Но по той легенде приносить подобную жертву можно лишь в определенную ночь месяца и в определенное время. А иначе — ничего не выйдет. Ты мне веришь?

— Да, — прошептала девушка.

Больше всё равно ничего не остается.


3

Чудесная вещь — портреты в гостиной. Ральф Тенмар весьма уважал старину. И как хорошо, что при этом решился продырявить одного из ледяных кавалеров прежних эпох, а не солнечную работу неизвестного студента. А этому предку прежние глаза без надобности — всё равно ничего не выражали.

Умница Мари не подвела. Ни с вином, ни с собственным нарядом. Столь свободное платье скроет фигуру и на большем сроке.

Служанка встречалась с Люсьеном Гамэлем. И об этих встречах знал, по крайней мере, один человек — Ральф Тенмар.

Конечно, Соланж Тенье — маленькая глупышка. Констанс — поэт и вертопрах. А тетушка Одетта в обед не вспомнит, что ела на завтрак.

Но Полина казалась Леону хрупким, безобидным цветочком. А подрастающая змейка Кати с самыми острыми в замке глазками и самым ядовитым после мамаши языком была ни днем не старше малышки Софи. И зыбучая трясина обычно кажется безобиднейшей полянкой в лесу. Зеленой такой, солнечной, пышнотравной… Трава вообще хорошо растет на кладбище — хоть подземном, хоть подводном.

— Это восхитительно! — кузина Одетта в подтверждение собственных мыслей оглушающе чихнула в лицо Мари. — Где Лорен?

— Госпожу баронессу зовут Ирэн, тетушка. — Констанс — сама любезность — поднес бывшей королеве балов и мужских сердец и нынешней дряхлой развалине бокал белого вина.

— Лорен — несносная девчонка!..

Кузен зря старался. На балу в Тенмаре почтенная Одетта Лефрэз была глуха как пробка. И вряд ли с тех пор что-то изменилось. Разве что раздражения прибавилось.

— … В мое время юные девицы не тратили столько времени на платья! Но нынешняя молодежь — стыдно сказать! — незамужние девы носят декольте! Да мало того — красят ресницы! — Госпожа Одетта удостоила не успевшую увернуться Мари нового почтенного чиха.

Ральф Тенмар как-то за бокалом красного марэйского весьма красочно расписал племяннице наряды кузины Одетты сорокалетней давности.

— Любой порядочный отец сгорел бы со стыда, увидев твое декольте, Воланж!

— Я — Соланж… — стушевалась бедняжка.

— А уж про платье Лорен…

Отец кузины Одетты в свое время и сгорал. А потом сгорал муж — если герцог Тенмар не врал и не преувеличивал.

Мари вышла за новыми сладостями для Софи. «Воланж» кажется взволнованной. А кузен Констанс слишком сильно сжимает бокал… или это Ирии уже чудится? А даже если и нет, кто поручится, что причина — не ее опоздание?

Идти, что ли, уже к ним? Всё равно они ничего там не обсудят. Разве что тетя Одетта опустошит весь графин.

Ах ты… Ирия едва не моргнула — Констанс зачем-то отвернулся от остальных и… теперь смотрит прямо ей в глаза. Большими карими колодцами, и в них — ни тени наигранного легкомыслия. Это не раздражение и не нетерпение. Даже не усталость.

Кузену страшно. Он действительно боится — неизвестно, за себя или нет. И непонятно — чего.

Старший бастард герцога Тенмара шпионит на Герингэ, а на кого — средний и младший?

Загрузка...