Вихрь Бездны (СИ)

Глава 5

Глава пятая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Ровно пятьдесят семь шагов — Элгэ считала против собственной воли. Под треск багровых факелов и отчаянные попытки почувствовать то, что впереди…

На пятьдесят восьмом девушка заметила слабый отблеск и резко загасила факел.

Октавиан отстал от сообщницы лишь на миг. В последней искре погибающего огня мелькнуло бледное лицо, закушенные губы. Предаст или нет?

— Они здесь, — беззвучно шепнула илладийка.

И диверсанты вновь заскользили вперед. Точнее — зашуршали, затопали стадом южных элефантов. Затрещали весенними медведями по бурелому.

Элгэ расшумелась так, что не услышит лишь безнадежно глухой столетний дед. А Октавиан ломится еще громче!

Тридцать пять торопливых шагов — и ни звука впереди.

А потом донеслось едва слышное пение. Юный Мальзери в темноте сжал запястье подруги — правое, со шпагой. Целый миг (в него уложились три дружных шага в почти кромешном мраке) юноша был под угрозой удара кинжалом. Прежде чем отпустил руку Элгэ. И девушка поняла, что ему просто не по себе.

Заунывный вой на незнакомом языке (точно ли незнакомом?) холодит кровь в жилах и ей. Что-то здесь определенно не так с этим языком. А еще — с этими подземельями и мертвым городом!

Но Октавиан — просто испугался или понимает перевод? Уже не спросить. Время утекло сквозь пальцы…

— Ничего, — беззвучно шепнула девушка, приблизив губы к уху друга. В конце концов, она — старшая и должна быть смелее. — Уже пришли.

Воистину, утешение из утешений!

Пение — всё громче. Как неотвратимые раскаты просыпающейся грозы. Гром уже есть, молнии — сейчас будут. Как и лесной пожар. Как раз посветлело. А вон и первый факел впереди…

Гроза — настоящая! — это хорошо. Это — не тысячелетняя толща холодного камня над твоей головой!

— Готовься! Сейчас!

Элгэ угадала верно. То ли, как змея, почуяла человечье тепло, то ли агнцы Творца подсказали. Вместе с голубями.

Из-за поворота девушка осторожно выглянула сама. Октавиану не доверила.

Стражи застыли шагах в пятнадцати от незваных гостей. Открытые кирасы — бей не хочу в шеи. Умеет ли Октавиан метать кинжалы? Плох тот сын мидантийца, что не умеет. Мальзери положено мастерски владеть кинжалом, стилетом, ядом, удавкой. Как илладийцу — шпагой и дагой. На то они — Мальзери и илладийцы.

Шорох рядом — Октавиан тоже оценил врага. А все предыдущие шуршания и шебуршания существовали лишь в воображении Элгэ. Ей себя и напарника слышно, врагам — нет.

Диверсанты нырнули обратно. Илладийка ткнула кинжалом в точку на стене, указав на себя, потом — правее. И кивок в сторону Октавиана.

Его подбородок согласно мотнулся вниз.

Какие отчаянные у парня глаза! Больные.

Убивал ли он прежде? Не только в спину, вообще?

— Это — враги, — беззвучно прошептала Элгэ.

Юноша вновь кивнул. С тем же выражением глаз.

Больше нет времени. Если не убивал — убьет сейчас.

Два согласных шага. К повороту — как к обрыву в омут. И как в танце. Она обещала научить Октавиана илладийским танцам. А теперь им больше не танцевать обоим. Никогда.

Два взгляда. Коршуны выбирают добычу. Короткий свистящий полет. Только бы Октавиан не промахнулся!

Неловкое, подрубленное падение двух тел. Тоже танец. Левое — раньше, правое — следом.

Быстрее!

Бесшумно или гремя не хуже закованных мертвецов, Элгэ и Октавиан ринулись вперед. Забрать у трупа оружие — не мародерство.

Пистолеты. Очень хорошо! Просто отлично. Удастся подороже продать жизни.

Кирасы и каменный пол встретились — отнюдь не шелестом осенней листвы. Но не слышно ничьих шагов, кроме собственных. Будто Элгэ и Октавиан здесь одни. Только они и пение.

Нет, не так. Они и речитатив — заглушающий всё и вся…

И еще — нечто просыпается в глубине давно мертвого города. Город умер, а тварь — жива. И очень голодна. Она слишком давно голодала, чтобы теперь удовлетвориться жалкой подачкой…

Девушка бешено встряхнула головой. Лучше не думать, чьи это мысли!

Творец милосердный и всемогущий, откуда Элгэ, дочь Алехандро Илладийского, знает всё это? И зачем ей такое знание⁈ Лучше бы его не было! Вместе с тварью, что столько веков безопасно продрыхла в толще древнего храма!

Творец милосердный, а вдруг ты тоже спишь? Только тебя не удастся разбудить?

«Если поймешь, что я — уже не я…»

Солнечный диск холодит кожу. Творец спит. Если он вообще существует. Могущественное Зло есть однозначно, но это еще не значит, что в противовес обязательно найдется и Добро…

И словно в ответ, камень под ногами дрогнул в первый раз. Что бы там, в глубине, ни было — оно пробудилось.

2

В особняке жирного мерзавца Гуго у Элгэ было время вспомнить всю жизнь, а здесь — нет. Коридор слишком короткий. Стрела летит — и то медленнее.

Обрыв коридора, за ним — новый виток. Последний. Об этом кричат и бешено колотящееся сердце (будто оно раньше молчало), и бьющее в уши мертвое пение. А особенно — четверо солдат в кирасах. Стража у входа.

А еще под ногами ворочается здоровенная, оголодавшая за века тварь. Хотя она-то как раз ни в чём не виновата. Только в том, что хочет жрать.

Полсотни шагов. Нас — двое, врагов — четверо. Элгэ не выстрелить с двух рук — пистолеты тяжелы, а женской силе есть предел. Точнее, выстрелить-то можно, а вот попасть в сердце или в голову…

Октавиан? Илладийка не спросила, насколько хорошо он стреляет с левой. И стреляет ли вообще.

Почему эти не замолчат? Почему до свихнутых кретинов не доходит, что их могильные завывания для подземной твари, как красная тряпка для быка⁈

Быки, коррида, Илладэн… Вишневые сады и гранатовые рощи… Милосердный Творец, помоги убить тех, кто хочет, чтобы Диего больше никогда не увидел Илладэна!

— Элгэ, что будем делать?

Шепот еле уловим даже тебе самой. Значит, не вздрагивай. Стражам за углом не слышно точно.

А вот выстрелить и одновременно метнуть кинжал Элгэ не сумеет. На шум из-за поворота выскочат те, поющие. И наверняка они способны не только выть! У змей просто обязаны быть ядовитые жала…

И ладно еще, если за углом только певцы древних склепов и голодных тварей. А если в придачу десяток солдат?

А если здесь, в подземелье, их — сотни⁈ И они сейчас на шум со всех сторон…

А если небо обрушится на землю, а земля полетит в огненные тартарары, паникерша?

— Стреляем на счет три. Раз, два…

А уцелевшим — по кинжалу за ухо!

Дикий грохот, заложила уши отдача, бьет в нос острый запах, слезятся глаза. Горелый порох, дикий вопль впереди…

Кто попал — Элгэ, Октавиан или оба? Или…

Двое врагов — на полу. Один — неподвижен, второй корчится.

Двойка уцелевших вскидывает пистолеты. Медленно-медленно, как в сонном мареве… Элгэ с Октавианом тоже еле шевелятся — да что же это с руками?

Из-за спин шакалов выплывает некто в черном. С жезлом, или что там у него палкообразное в руке — орудие восточного боя?

Кинжалы летят во вражеские морды. Элгэ и Октавиан, пригибаясь, ныряют назад — за стену. Кажется, одновременно. Оба — со скоростью сонных мух на солнцепеке.

И могильная тишина. Только пуля свинцовым кинжалом срезала илладийке прядь лохматых волос. У самого виска. А вторая сбила со стены мелкий камешек на голову Октавиана.

Не продохнуть от горелой вони… Ничего, терпимо.

Живы! И даже не ранены.

Почему так тихо? Пули не свистят, враги не орут, и тела валятся абсолютно бесшумно. Как там, на площади…

Вернется слух? Должен.

За черной фигурой ворвалась вторая, третья, а за ними — оглушительный мир звуков. Лязга, воплей и стонов. Рева, топота и проклятий. На эвитанском.

— У тебя есть еще кинжал? — проревел Октавиан в самое ухо.

Элгэ опомнилась. У жрецов — нет пистолетов, и чернорясники не взяли оружие мертвых. Просто переступили через тела. Выхватывая из-под угольных хламид кривые, восточные ножи.

Судя по лицу Октавиана — он повторил вопрос дважды. Или просто так кажется? Уже неважно.

— Держи!

А оставшийся — пригодится самой.

Два силуэта в черных сутанах споткнулись. И завалились: один — набок, второй — на колени и ничком, путаясь в рясе. Оба — под ноги товарищам. А те просто отпихнули невезучих с дороги.

Элгэ бы сто раз подумала, прежде чем служить в подобной армии. Настолько бесчувственны или нанюхались восточной дряни?

— Вперед! — девушка на бегу сорвала со стены факел.

Октавиан прихватил его соседа.

3

Застывшие рыбьи глаза, черные балахоны, кривые ножи. И бесстрастные лица — куда там всей семье Мальзери во главе с Валерианом!

Черная десятиглавая тень скользит по серой стене. Навстречу незваным гостям.

К счастью — десятиглавая. Ибо между ней и темнеющим впереди поворотом — только серо-багрово-факельное пространство. Десять глав — и примерно десять шагов.

Девять, восемь, семь… Шагов, а не голов, — к сожалению.

И прежнее заунывное пение! Где Элгэ уже слышала эти слова? Кто и когда их произносил? Почему они и знакомы, и незнакомы?

Три шага, два…

Факел — в морду ближайшему. Октавиан ткнул в сутану «своему» — молодец!

Дикий, звериный рев обожженного! Ослепший враг шарахнулся назад, стройная шеренга сбилась, превращаясь в толпу…

Жаль, сейчас опомнятся. Такие — опоминаются быстро.

Клинок проткнул рясу ближайшего — вместе с тем, что под ней. Тело дернулось на острие, из горла — вопль. А лицо и глаза… бесстрастны.

Назад! И отступай. Алексис Зордес однажды наглядно продемонстрировал Виктору, как смертельно раненый враг успевает достать победителя. Пока шпага в твоем теле, противник — на расстоянии удара. И здесь главное — выдержка. И умение перебороть боль.

Рывок, прыжок назад…

Вовремя! Серп режет воздух там, где четверть мига назад была Элгэ. Где ее уже нет…

С еле уловимым стуком чужой нож валится на пол. Из разжатых смертью пальцев.

Бой — это танец. Со смертью. Алексис был лучшим из известных Элгэ танцоров и бойцов. Увы, никакое искусство не спасает от выстрела в спину.

Только бы у них не оказалось метательных стилетов! С такого расстояния — попробуй уклонись. Особенно, если вот-вот вновь оглохнешь. На сей раз от неумолчного пения.

Шеренга рыбьих лиц — уже опять шеренга. Они тоже отступили вовремя. А затем обогнули и мертвого, и катающегося по каменному полу обожженного.

И даже не оглянулись.

— Запах смерти не бывает приятным, — говорил Алексис. — Но никогда не отворачивайся от того, что сделал сам…

И нос не вороти от запаха, надо полагать.

Факел летит в очередного черного истукана. Жертва успевает шарахнуться назад. Толку-то — одежда всё равно вспыхнула. Этот догадался рухнуть сразу — значит, не сгорит. Но из боя выключен.

Шестеро против двоих. Даже пять с половиной — у одного из врагов нож в левой, явно не слишком тренированной. Черная ткань на правом плече промокла от крови. Молодчина, Октавиан!

Ну давай, Элгэ! В правой — шпага, в левой — кинжал. А справа Октавиан со шпагой и стилетом.

Надо спешить! Эти мерзавцы — мясники, а не бойцы. Им только с женщинами и детьми драться. С настоящими. И не вооруженными.

Чернорясники — тупое, пушечное мясо, но если сейчас сзади выскочит еще столько же!

А те всё еще поют. Это дает надежду… Жертвы — еще живы! Будем надеяться…

Ну добейте же кто-нибудь горящего, ради всего святого!

Сразу двое. Шаг назад, ну — давай! Хороший мальчик. Шпага длиннее ножа — не знал? Готов!

Ах ты… Серп тоже, увы, длиннее кинжала. Чиркнул по плечу, зараза. Вскользь, но если острие — ядовито…

Кривой нож лишь на миг ушел в сторону. Зато кинжал Элгэ как в масло влетел в чужое горло.

И всё же левая рука — раненая! — подвела со скоростью. Рывок назад — от нового чернорубашечника — удался. А вот выдернуть родной кинжал времени не хватило. Темный и все змеи его!

Рука еще действует. Не рана — царапина, мышцы вряд ли задеты. Но если на лезвии был яд — это конец.

Так не в одиночку же умирать дочери Алехандро Илладийского!

Нет, эти кретины так и не поняли, что тупо прут вперед лишь дураки. Готов! К-куда падать? Элгэ в бешенстве удержала за воротник свежеиспеченный труп, выдрала из так и не разжавшихся пальцев серпонож. Не дага, но тоже неплохо. Ибо у илладийки, невзирая на рану, пока еще две руки. В отличие от этих косолапых…

А вот теперь — пожалуйста, падай. На своих.

Последний враг ударился в бегство. Назад, к поющим. И стилет Октавиана нашел его на полпути.

Элгэ огляделась. Дыхание напарник уже успел сорвать, а рубашка подозрительно прилипла к левому боку. Темнеет неровным пятном. Не таким уж и маленьким…

— Серьезно?

— Ерунда, — юноша попытался улыбнуться. Неудачно. — Некогда!

Здесь он прав — действительно некогда. Впрочем, если на кривых клинках и яд, то медленно действующий. Так что вперед. Бегом — до змеиного логова.

Корчится у стены бедняга с обожженным лицом. Его Элгэ оставила, где был, — не опасен. И скорее всего — выживет.

А вот этот… Хорошо, что ее не тошнит — никогда.

Девушка склонилась над жертвой Октавианова факела. Уже потухшей и еще живой. Жалобно хрипит.

Один взмах кинжала. Такой медленной смерти не заслужил никто.

Вряд ли Элгэ ждет когда-нибудь светлый Ирий. Но и Бездны Вечного Льда и Пламени бояться больше незачем. Они ее только что видели.

А новое оружие — кривой, черный нож со змеей на рукояти.

Пять шагов бегом — до последнего поворота.

Точно такая же гадина была на развороте очень старой книги — в библиотеке Вальданэ. Эту древность с золотыми переплетом и замочком Элгэ и Виктор обнаружили лет пять назад. И ни змея ни поняли в странном языке. Буквы знакомые, слова — нет…

Тот самый текст, что теперь раз за разом слышат стены древнего города!

Мда, серповидный нож — не цивилизованный кинжал. За пояс не заткнешь, а ножны для страшилища не предусмотрены. Ничего, освещение там и свое найдется, а в бою оружие — важнее факела.

Каменный пол дрожит под ногами. Позади — раненый враг и больше десятка мертвых. Вперед ведут крутые серые ступени. Прямо в багровые отсветы. К алтарю и твари внизу!

И чей-то душераздирающий крик бритвой резанул уши.