Вихрь Бездны (СИ)

Глава 6

Глава шестая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Сгущается багровый туман. Мертвые слова бьют в виски раскаленными молотами. Кривляются в диком танце зловеще-черные фигуры…

Бешено рвется из пут Диего. А светловолосый парень рядом с ним — по-прежнему неподвижен. И Мирабелла больше не зовет непутевую мать. Совсем! Ни вслух, ни мысленно.

Охваченная паникой Эйда бросила тревожный взгляд на дочь. И дико заорала.

Ближайший жрец разжимает ей рот толстыми пальцами. И вливает какую-то гадость из потемневшей от времени чаши! А девочка уже не сопротивляется — даже не шевелится!

Эйда дернулась… пойманной снулой рыбиной. Веревки ядовитыми змеями впились в слабое тело, голова раскололась на миллион агонизирующих осколков. И каждый взорвался многоцветной радугой!

Одна боль слилась с другой! Девушка успела еще увидеть, как Диего вырвал из узлов левую руку. Прежде чем раскаленное солнце обрушилось на затылок Эйды, и мир провалился в Огненную Бездну.

Последним исчезло лицо дочери.

2

Черный алтарь — с королевскую кровать средних размеров. Мерзкий камень с двумя характерными бороздками.

Семь или восемь жрецов в балахонах. Чадит дым. И факелы, факелы, факелы…

На алтаре — четверо связанных.

Рвется из веревок Диего. Молодец, какой же ты молодец, братишка!

Юстиниан — без чувств. Его светлые волосы Элгэ перепутать не могла. И уж тем более не ошибся выкрикнувший имя брата Октавиан.

И еще двое. Хорошенькая светловолосая девчонка — ну просто классическая девственница для алтаря. И (вот мерзавцы!) девочка лет трех-четырех.

Чернорубашечники кинулись на непрошенных гостей всем скопом. На врагов — до сих пор почему-то не убитых.

Змеи, еще один маячит в тени у алтаря! Очень разумно — и паршиво. Чтобы перерезать связанных — хватит и его.

Хорошо лишь, что мерзавцы прекратили выть какофонию. Легенды гласят, что древние обряды требуют безукоризненной точности. Может, жертвоприношение удалось прервать, а может — и нет. Но даже если жрецы теперь не получат свое — тварь-то под землей сама не заснет!

Семь истуканов не бегут — не спеша подбираются к противникам. Умело замыкают полукруг.

Элгэ ошиблась. У алтаря оставались не худшие бойцы, а лучшие. Паршивых они выставили первыми. А эти наобум в драку не кинутся.

Разом навалилась усталость. Да и рана вежливо напомнила о себе. Все-таки — яд? Или так и должно быть? Учителя в последний год как сговорились — в один голос называли Элгэ отличным мастером клинка. Но они могли льстить или ошибаться. Среди них ведь уже не было Алексиса…

И потом — за ней нет ни единой военной кампании. Салонная фехтовальщица! И Октавиан — ничуть не лучше.

Ну да какие есть — другие спасители не придут. Девушка усмехнулась прямо в неотвратимо приближающиеся каменные рожи. Не следовало оставлять позади того, раненого. Теперь он может сползти вниз и метнуть что-нибудь в спину. Элгэ бы сползла. Но драться с ранеными она так и не научилась. Да и в любом случае — поздно спохватилась.

Истуканы истуканами, но глаза — не совсем каменные. Что в них, кроме ненависти? Изумление? Лучше бы изумлялись на то, что внизу! Шевелится, разминает гигантское тело, хрустит сегментами…

За семью врагами сразу уследить трудно, но сейчас их будет четверо! Если жрецы, конечно, не дураки, а они — не дураки. Хотя бы по части боя. Трое подождут во втором ряду — это тебе не гуговцы. Жаль, что не гуговцы!

Ладно, на четверых у Элгэ и Октавиана есть четыре глаза. По штуке на врага.

— В горло или в голову, — прошелестела девушка.

Октавиан мог и не заметить лишь на миг блеснувшую в надорванном вороте истукана кирасу. Кто это тебя так, палач безоружных, а?

Ничего, в лицо — тоже удобно. На них ведь нет даже масок. Палачи в масках — только на площади. Зачем? Ведь весь квартал знает, в каком доме живет мастер топора и петли. И в его детей часто летят камни и грязь. Глупая месть слабых слабым.

В детей Кармэн тоже швырялись бы — дай черни и не черни волю. Дети палачей, дети герцогов — какая разница, что за титул носят отверженные? Главное — за них ничего не будет.

Четыре шага. И четверо чернорясников дружно выступили вперед. А пол вздрогнул от ощутимого удара — едва не сбил врагам строй.

Увы, слишком далеко для удачного прыжка. Свой предел после замка Адор Элгэ знает. Да и лестницы здесь нет. А метательных ножей не осталось.

Черные сократили расстояние еще на шаг. А от нового удара содрогнулись древние стены. По двум уже поползли трещины — узкими змеями! Опять — змеи…

Даже если кинуться бежать — можно уже не успеть. Но здесь Диего — и поэтому Элгэ никуда не побежит. И не предложит спастись Октавиану — потому что ей не справиться с семью врагами одной. Впрочем, он не оставит здесь своего брата. За кем и пришел.

Жаль, в этом подземелье нет Валериана Мальзери! Будет так несправедливо, если их здесь сожрут или раздавят, а он останется жить. Мальзери-старший — не из тех, кто долго горюет по сыновьям. Новых наплодит!

В прежние времена прабабки Элгэ по обеим линиям танцевали среди змей и обнаженных мечей. Разве что под падающими каменными глыбами никто не пробовал. Но и это тоже — танец со смертью. Так танцуй, илладийка!

3

— Мама, мамочка! Мама!!!..

… — Твоя дочь родилась мертвой! И это хорошо. Лучше умереть, чем жить ублюдком дуры и шлюхи!

Ледяное лицо Карлотты всё ближе. Заслоняет зарешеченное окно, серые стены, сводчатый потолок… Лишает последней искры света. Последней надежды…

— Ты лжешь! Я слышала ее крик…

— В таком случае, — глаза в глаза шипит Карлотта, — она умрет, если ты хоть кому-нибудь скажешь, что рожала! Откроешь свой грязный рот — и считай, она мертва!

«Сестра Валентина» расхохоталась — диким, полубезумным смехом. Он бьет в уши, в виски, в лоб, в затылок!..

«Я сдержала слово, Мирабелла! Я молчала ради тебя. И не наложила на себя руки лишь потому, что надеялась хоть когда-нибудь тебя увидеть! Доченька!..»

— Мама!..

Карлотты здесь нет. А перед глазами вьется по потолку огромная трещина. Та самая или нет? Нет, та былау́же и с меньшим количеством притоков. Вдвое или втрое…

«Сестра Валентина» и ее голос исчезли, а вот чудовищный грохот — нет. Кто-то огромный и взбесившийся колотит из-под земли в каменный пол. Ногами, гигантской головой или что там у него еще?

Эйду подбросило в путах. Она сама — на алтаре, а где Мирабелла⁈

Голова раскалывается меньше — может, надоело? Во всяком случае — поворачивается без потери сознания.

Сердце обожгло дикой болью — дочка бессильной куклой скорчилась на алтаре у ног бестолковой матери! А собственный сумасшедший крик опередил все связные мысли. И девочка шевельнулась — заставила глупое материнское сердце подскочить к горлу.

Черная тень огромной хищной вороной метнулась мимо. Жрец! Обернувшись за ним, Эйда успела краем глаза разглядеть прочих палачей. Зачем-то столпились в полумраке — на другом конце капища. Шагах в тридцати от пленников. Что они там делают — тварь из глубин приветствуют?

Диего! Девушка только сейчас заметила: он каким-то непостижимым чудом освободился! Хотя что тут странного — их ведь не приковали. А веревки в этом подлунном мире умеют рвать все, кроме Эйды.

Еще бы миг — сорвать с глаз и повязку! Но его-то у Диего и не оказалось.

Короткий замах кривого ножа — прямо над головой отчаянного мальчишки!

— Диего, берегись — сверху!

Если бы у нее были свободны руки! Если бы…

Кривая серо-черная молния рванулась вниз… и замерла дюймах в десяти от Диего. Вслепую перехваченная крепкой мальчишеской рукой.

Ему не справиться! Подростку с онемевшими от веревок руками не удержать здоровенного взрослого мужика!

И что там, во имя Творца милосердного, за шум и лязг — на том конце логова⁈

Два гибких силуэта мечутся в полукруге черных сутан. Пленников все-таки пришли спасти! Но почему избавителей всего двое? Или они — легендарные, непревзойденные бойцы?

Первый враг рухнул навзничь. И Эйда в рваном пламени очумевших факелов успела разглядеть спасителей.

Девушка вряд ли старше ее самой. И юноша — тех же лет. Постарше напарника для героини не нашлось. Все они переросли рыцарский возраст и никаких дам и детей спасать не собираются. Особенно — в ущерб собственной драгоценной шкурке. Убивать и насиловать, без сомнения, гораздо более подобает настоящим мужчинам! А главное — безопаснее.

Незнакомка что-то гортанно выкрикнула на неизвестном языке. К счастью — не том, на коем недавно пели жрецы. А судя по ответной скороговорке Диего — это илладийский. Девушка — илладийка. Та самая героическая сестра Диего?

Пляска двух разящих молний в полукольце неторопливых черных статуй… А нож всё больше клонится к груди мальчишки! Диего — бел как сама смерть, лишь по подбородку течет алая струйка. Из прокушенной губы.

— Здесь нельзя кровь!..

Это — вслух?

Вслух!

Эйда дико мотнула головой. Та взорвалась безумной болью… но это уже неважно!

— Здесь нельзя… кровь… — Личико Мирабеллы — бледнее лиарских снегов. И профиля Диего. — Здесь — Зло… Оно…

Девочка четко проговаривает слова. Так четко для ее полутора лет! Года и семи месяцев…

Дикий удар из подземелья сотряс капище. Алтарный камень холодным тупым гвоздем вонзился в затылок. Что-то тяжелое обрушилось на Эйду, режущая боль просадила правое плечо! Огненной волной растекается по руке…

Отчаянно борясь с неотвратимо наползающей багровой тьмой, девушка попыталась столкнуть с себя «нечто».

Какое же оно неподъемное! И неподвижное…

— Да что ты вечно в обморок падаешь⁈ — ее отчаянно трясут, вцепившись в плечо. В здоровое. Но с явной целью оставить синяки. — Змеи, ну тебя и приложили по голове, уроды! Ничего, держись!..

Снизу трясется холодный камень. Сверху трясет неизвестно кто, но очень упорный! А в голове скачет Бездна Вечного Льда и Пламени!

Но хоть исчезла тяжесть.

— Эйда! Да Эйда же! Очнись!

— Мама!..

Мирабелла! Она-то что делает в Бездне⁈ Карлотта нарушила слово? Она же обещала… И как невинный ребенок оказался среди грешников⁈

— Мама!..

Открывай глаза, живо! Даже в Бездне ребенку нужна помощь матери! Раз уж вы обе здесь.

Дрожит готовый обрушиться каменными глыбами потолок.

Черные глаза Диего. Прядь угольных волос прилипла ко лбу.

— Очнулась? Вот и отлично!

Сначала Эйда увидела не дочь, а жреца. Мертвого. Лежит поперек алтаря — почти касается ногами светловолосого парня. Тоже мертвого⁈ Без сознания?

А вот чернорясник умер точно. С рассеченного затылка кровь даже не течет — бежит. На алтарь, пол, одежду… С затылка и из горла, а оно…

Их самих собирались — так же? И Мирабеллу⁈

— Камень откололся от стены! — улыбнулся Диего. Совсем по-мальчишечьи. — А этот придурок рухнул на алтарь. И тебя своей кривой гадостью зацепил. Ну да ничего — царапина, заживет. А я его — камнем. Еле достал — длинный, мерзавец! А потом, пока не очухался — его же ножом по горлу!..

— Кровь… — Мирабелла сидит в углу каменного одра, подогнув под себя ножки и сжавшись в комочек.

Кто разрезал ее веревки — Диего? Освободил девочку, а потом кинулся не только спасать, но еще и приводить в чувство ее бестолковую мать?

— Кровь… Здесь нельзя — кровь!..

— Диего не виноват! — Эйда поскорее притянула к себе дочь.

Пока та не рухнула с алтаря и не порезалась о лежащий тут же нож. Тот самый — побывавший не на бойне, а в честном бою.

Не порезалась и не попала под руку дерущимся. Вдруг кто из жрецов выйдет из боя? Их всё еще — четверо против двоих…

— Диего не виноват — он защищался.

А заодно спасал товарищей по несчастью. С которыми до сегодняшнего дня даже знаком не был.

— Юстиниан! — юный илладиец уже обрезает последние веревки. Но светловолосый парень на алтаре — всё еще без чувств. — Тиан, очнись! Тиан!.. Гады, гады, гады!..

— Его здесь уже нет… — прошептала Эйда.

Откуда ей это известно?

На лице Диего — почти невозможный ужас. Впервые за всё время. И градом катятся слезы.

— Ему было нельзя! Они влили в него эту дрянь, а в нем ни капли той крови. Для него это — яд. Я же говорил!.. Гады!..

Эйду прошиб ледяной пот. А взгляд застыл — выискивая в Мирабелле первые признаки… агонии! Творец милосердный, спаси и помилуй!..

Надо не давать ей спать! Что еще⁈ Может, не поздно вызвать рвоту?

Теплая рука легла на плечо. Чуть разгоняя холод и мрак приближающейся могилы. Смерти, зацепившей их всех краем ледяного плаща!

— Ей — можно, — устало проговорил Диего. Свободной рукой отпуская тело кого-то очень близкому ему. — Ей всё можно. Она — твоя дочь.

Что он знает⁈ И насколько может знать — ему же всего тринадцать! Нужен врач, но где его взять в трясущемся подземелье, где двое спасителей насмерть бьются против четверых здоровенных убийц⁈ Их не обойти, но может, есть другой выход? Вон на той стене так странно отсвечивает факел. Это может быть игра теней. А может — коридор! Да, вот — низкая, полукруглая арка…

— Твоя дочь будет жить, если нас не зарежут и не раздавят, — повторил Диего. Усталым, безнадежным голосом глубокого старика. — Возьми нож, мало ли что…

Липкая от крови короткая рукоять ткнулась в ладонь. А сам илладиец с кошачьей ловкостью соскочил с алтаря и кинулся к дерущимся. Безоружный — если только не успел припрятать еще один клинок. Неизвестно где и когда. Под обычной одеждой орудие мясника не замаскируешь.

Прижимая к груди впервые сегодня увиденную дочь, Эйда не успела ни испугаться, ни вскрикнуть. Мальчишка скользнул к лежащему буквально в двух шагах от общей свалки телу жреца, перехватил его оружие и ринулся на ближайшего живого врага. Сзади. И Эйда — последняя, кто его за это упрекнет!

Жрецу не повезло — нож вошел по рукоять. Блеснуло лезвие шпаги спасителя — светловолосого, как погибший Юстиниан.

Чернорясник осел на пол, пораженный с двух сторон.

А Эйда опомнилась.

Есть выход или нет — самое время проверить! Мирабелла — нелегкий груз. А ее мать никогда не отличалась силой и крепостью мышц. Но позволить девочке и дальше сидеть на алтаре — это уж чересчур!

Теплые ручки обвились вокруг шеи. Какое незнакомое ощущение… Эйда и не мечтала, что доживет до такого! Спасибо, Творец милосердный!..

Здесь действительно выход — чуть ниже роста Эйды. Арка. Впереди — темнота, но здесь полно факелов, можно взять с собой…

— Здесь выход! Еще один! — крикнула товарищам по несчастью Эйда.

И взглянула в лицо дочери. Искаженное ужасом! Хуже, чем у любой пойманной в деревне девицы, бьющейся в лапах ревинтеровского сброда. Или сброда союзников Ревинтера.

— Назад! Туда нельзя! — дрожащий голосок-колокольчик Мирабеллы и ломающийся полубас Диего сотрясли спертый воздух одновременно.

Эйда с дочерью на руках попятилась обратно к алтарю. И инстинктивно обернулась назад.

Из троих жрецов в живых остался лишь один. И теперь отступает, вскидывая вверх руки.

Завороженная, как птица змеей, лиаранка едва не пропустила миг, когда черная тень внезапно вырвалась из окружавшего ее полукольца. К алтарю. К Эйде… и Мирабелле!

Девушка бегом метнулась к стене. Дочку — за спину, нож — вперед. Эйда скорее опять зацепит себя, чем всерьез заденет врага. Но и это — лучше, чем просто позволить убить Мирабеллу!

Три тени сразу метнулись к врагу. Но он, даже не глянув на Эйду — притворяется⁈ — неожиданно рухнул на алтарь лицом вниз. Зачем?..

— Кровь! — заорал Диего.

— Жертва… — эхом прошелестела Мирабелла.

Эйда осторожно повернула дочку лицом к себе.

Та сейчас явно не видит не только матери — никого. Точнее — видит. То, чего здесь нет. Еще нет.

— Кровь! Там — кровь!..

— Жрец зарезался. Выход свободен, — скомандовала девушка-илладийка.

— Свободен…

Капище с алтарем вдруг поплыло куда-то в сторону, ноги подкосились. На последних силах и осколках сознания Эйда опустила дочь на пол. И, когда родные ножки коснулись серого камня, пробормотала как можно громче:

— Умоляю, вынесите отсюда девочку…