Вихрь Бездны (СИ)

Глава 8

Глава восьмая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Высокий круглый зал. Ворочается в глубине чудовище. И — ни единого камня сверху.

Наверное, если здесь что и упадет, то сразу потолок. И придавит всех разом единой многопудовой плитой. Но пока он не рушится, нет пыли и можно вздохнуть полной грудью. Последние несколько раз.

Клятва вошла в третий снизу коридор. Шаги ее неспешны. Дают время не только выпрямиться на гудящих ногах во весь рост, но и вытянуть из ножен шпагу. У клятвы — светлые волосы и бледное лицо Юстиниана.

«Если увидишь, что я — уже не я…»

Вот так, Элгэ. И никто не виноват, кроме тебя самой.

Сначала ты почти восемь лет закрывала глаза на чудовище, кому позволила отдать на растерзание брата. Маленького Диего, кого якобы любила.

А потом ты дала две клятвы подряд и обе нарушила, даже не заметив. Разве не клялась перед лицом Творца быть верной женой Юстиниану? Тому, кто сейчас идет через каменный зал — глядя тебе в глаза пустым, невидящим взглядом.

Клялась.

А убить Юстиниана одной непередаваемо жуткой ночью ты не обещала? Когда ледяная луна светила с небес, а во мраке словно шевелился кто-то невидимый и жадный? Он действительно шевелился, Элгэ. Невидимый — лишь для вас с Юстинианом. Взрослых и лишенных истинного зрения. Но вот что открылось бы взору Диего — окажись он там?

Хорошо, что его там не было. Плохо, что брат здесь сейчас.

— Тиан! — вырвалось у Октавиана.

Тот даже не вздрогнул.

— Это уже не он, — качнула головой Элгэ. — Уходите! Диего, девочку несешь ты.

— Я останусь с тобой! — Октавиан рывком поднялся на ноги, усталая рука легла на эфес. Узкая, исцарапанная, с огромным синяком чуть выше запястья. Камень? Или еще раньше — в бою?

— Не останешься. Диего…

— Диего — единственный, кто способен увидеть, где нас сожрут, а где — нет! — сорвался на крик Октавиан. — Лучше него о себе позаботится только Мирабелла!

Юноша шагнул вперед с явным намерением заслонить Элгэ. Мог бы не стараться — то, что всего несколько часов назад было Юстинианом, просто встало в пяти шагах от живых. Закрывая любой из коридоров — кроме того, куда они вошли.

2

— Октавиан, он заберет или меня, или нас обоих, — голос девушки прозвучал глухо.

И Рунос ее понимает. Кому захочется отдать и жизнь, и посмертие за нарушенную клятву? Смел не только тот, кто не боится вообще, но и кто способен преодолеть страх.

— Октавиан, ты должен вынести отсюда Эйду. Это — твой долг. И… считай, что моя последняя просьба.

Последняя. Станет ею, если Рунос не сумеет передать девушке… Потому что физически ему не успеть — уже не успеть!

Еще бы знать, в чём она поклялась!

Целитель, посохом защищаясь от всё чаще срывающихся с потолка камней, на пределе сил мчался вперед. Он уже рискует — и смертельно. Потому как прямая обязанность Белого Служителя Матери-Земли — вовсе не спасение жертв. Увы!

3

Брат послушался беспрекословно. Только теперь уже по его подбородку заструилась кровь.

Октавиан еще обернулся к Элгэ — прежде чем скрыться в туннеле. Губы дрогнули — словно хотели что-то сказать… что-то важное. Напоследок.

Не сказал. Или не посмел. Если это уже попросту не мерещится обреченной… на что? Лучше не задумываться. Всё равно оно уже сейчас произойдет.

Любому в такой миг захочется услышать что-то невозможно важное. Услышать, увидеть, узнать — перед смертью, посмертием, Вечной Бездной… Или куда еще уводят нарушенные клятвы?

Элгэ шагнула вперед — навстречу ожившему мертвецу.

Нечто двинулось к ней.

Путь к эшафоту сократился почти вдвое. Эшафоту? Или разверстой могиле?

За какие преступления в древности хоронили заживо? Кажется, в Ритэйне — жен-мужеубийц. А мужчинам просто запрещали жениться вновь… Мир всегда был несправедлив.

— Ты дала клятву… — мертвец шевелит губами.

Значит, бесстрастные слова не мерещатся. А вот глаза — всё так же равнодушны и пусты. Он не ненавидит и даже не мстит. Просто… выполняет долг.

— Ты нарушила клятву. Ты поклялась и солгала.

— Я поклялась и солгала, — эхом отозвалась девушка.

Она обещала не дать Юстиниану превратиться в чудовище. А сама бросила его на проклятом змеином алтаре. Не забрала с собой тело. И не позволила Диего.

— Что ты теперь намерен делать?

Элгэ Илладэн станет защищаться до последнего — хоть нечисть и не убить простым клинком. А серебряного нет.

— Ты пойдешь со мной. И разделишь мою судьбу.

Вот значит как. Может, это и справедливо. Но кто тогда спасет Алексу?

Почему не страшно? Элгэ только что узнала, что превратится в… такое. Пустые, холодные глаза — у кого они бывают? Память услужливо подкинула червленый узор на холодной рукояти кривого ножа. Юстиниан сейчас смотрит на бывшую жену мертво-змеиным взглядом.

Если Элгэ убьет себя — это спасение или нет?

— Не шевелись, — совсем тихо сказал… сказало ОНО. — Всё кончится быстро.

Как? Что превратит горячую кровь в ледяную? Что вытеснит из тела Элгэ ее саму — вместе с памятью, чувствами, душой? Или не вытеснит, а… смешается⁈

Омерзение пришло, но какое-то слабое, как едва уловимый запах гнили. Он сейчас исчезнет — стоит Элгэ перестать дышать.

— Сдержи клятву.

Поздно.

— Сдержи клятву.

Какую? «Обещаю в горе и в радости…»?

Навязчивый запах ладана и опостылевших свеч. Лицемер-священник отныне и навек связал Элгэ с чужим ей человеком. На радость родственничку — подонку и интригану!..

…Оглушающий выстрел. Ошалело-перепуганная толпа на глазах осознает: это не в них, адля них. Зрелище, о котором можно рассказать другим!

Кровь на плече Алексы.

Оседает в стременах так и не сдохший свинопринц Гуго…

Почему никто не направил пулю в грудь Элгэ Илладэн? У нее не девять жизней — она бы уже умерла…

И Диего никогда не приволокли бы на проклятый алтарь! Потому что у Валериана Мальзери не нашлось бы запасного варианта. Сестры Диего!

— Клятва!

Да, клятва. Повинуясь змеиным глазам, Элгэ сделала еще шаг. Клятва, и за нее нарушительнице придется…

— Сдержать!

«Я клянусь…»

Какая разница, которую, — если одна в любом случае будет нарушена?

— Я Элгэ Илладэн нир Мальзери, виконтесса Эрден, во имя древних, породивших меня…

Каких «древних», что она несет?

— … силой Лингарда и Илладэна…

Какого, во имя Солнечной богини, Лингарда⁈

— … выполняю клятву, данную мною добровольно и без принуждения.

Что⁈

Юстиниан вновь двинулся к жертве. Еще миг… и острие шпаги вошло ему под ребра… глубже. А крови — нет.

— Клятва, данная под принуждением — ничто в глазах древних! — Элгэ всё-таки спятила — хоть это хорошо! — Я выполняю лишь обязательства, взятые на себя моей собственной волей. Я убиваю тебя.

Эфес достиг груди жертвы — и кровь хлынула потоком. Алая. И потухли глаза… Теперь они — просто мертвы.

Мертвы как… Зал поплыл в сторону, а мир завертелся. Взбесившимся морским смерчем. Что… что происходит⁈

Элгэ на подгибающихся ногах попыталась удержать валящееся на нее тело — и рухнула на колени. Кажется, текут слезы. И мир расплывается. А у нее не осталось сил…

Юстиниан — мертв. Оно — что бы это ни было — покинуло тело. Но Элгэ — даже найди она силы хоть шевельнуться! — уже не найдет дороги на волю. Даже если сознание прекратит мутиться.

Как глупо — Элгэ впервые в жизни проваливается в обморок! Ей не пройти мимо жаждущих крови голодных теней, разбуженных глупцами в жреческих одеждах.

Хорошо хоть Диего выбрался!

Кажется, сейчас она исполнит и вторую клятву. Разделит судьбу супруга не только в горе и в радости, но и в смерти…