Глава десятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Серое-серое небо над головой. Безысходно-мучнистый туман постепенно редеет. В Лиаре такие рассветы бывают часто. Из-за Альварена.
Бездна похожа на Лиар? Возможно. Может, она вообще для каждого — своя?
Туман постепенно рассеивается. Да, Эйда в сознании, жива. И это — настоящее небо! И рассвет.
Творец милосердный, не дай проснуться, это такой хороший сон… Но во сне затылок не печет раскаленной болью!
— Осторожно! — Мокрая, холодная ткань ложится на лоб. Ледяные струйки воды радостно заструились по вискам, намочили волосы…
А лицо Диего закрыло розовеющий горизонт.
— Живая, живая! — хмуро кивает юный илладиец. Губы обметаны запекшейся коркой, багровые потеки на подбородке, царапина на виске.
Диего жив, Эйда — тоже. А…
— Мирабелла спит, — успокоил мальчишка едва не сорвавшееся в пропасть материнское сердце. — Живая и невредимая.
— Можно мне ее?.. — девушка попыталась приподняться. И конечно — неловко.
— Да осторожнее же. У тебя голова рассажена, будь здоров! — не по-мальчишески сильные руки поддержали Эйду.
А взгляду, заметившему безмятежно спавшую на траве дочь (столько счастья сразу не бывает!) девушка и сама не дала померкнуть от боли.
— Тот, с посохом, сказал, что ничего страшного — кости целы. Главное, чтобы грязь не попала. А может — даже вылечит, когда вернется.
«Тот, с посохом» — это кто?
Кто бы ни был — главное, Мирабелла жива!
Эйда, заскрипев от бесконечной, как дорога в тюремной карете, боли, потянулась к просыпающейся дочери. Навстречу счастливому взгляду огромных зеленых глаз…
— Я боялась за тебя… — едва слышно прошептала Мирабелла.
Но у Диего, в придачу к прочим талантам, еще и острейший слух:
— Боялась — а заснула, как сурок.
— Я там боялась! — девочка содрогнулась в материнских руках. А сердечко скакнуло, как у испуганного зайчонка. — А здесь я знала: мама жива!
Эйда покрепче обняла дочь, беспокойно оглядываясь по сторонам. Что это за королевство давно брошенных развалин? И как далеко беглецы от ближайшего города или деревни?
— Что произошло, пока я была без сознания?
Как бы ни было, но сейчас они — в паре десятков шагов от чернеющего в замшелой стене входа. И что-то подсказывает: он — тот самый. И вряд ли уже все кровожадные жрецы успели отправиться в Бездну! И… где одетая по-мужски девушка-воин? Отошла за водой или хворостом? Или…
— Мы вышли, — ответил не Диего, а тот, второй — светловолосый и бледный. Тоже северянин? — Элгэ осталась там…
Что⁈
— … Нам пришлось оставить в подземелье тело моего брата, — левая щека юноши чуть дернулась.
Эйда только сейчас разглядела его глаза цвета зимней ночи. У уроженца Севера. Кто он? И как на том алтаре оказался его брат? Тоже похитили?
— Пока мы искали выход — в мертвого Юстиниана вселился какой-то демон! — сквозь зубы изрек Диего.
Теперь понятно, с чего илладиец сорвался на Мирабеллу. В змеином логове погибла его сестра! И этот Юстиниан. Она, Эйда — никчемная сестра, дочь и мать! — опять выжила, а их родные…
— И потребовал, чтобы Элгэ осталась, — темноглазый блондин яростно стиснул кулаки. И вдруг с силой саданул о ближайший камень. Брызнула кровь…
— У нас не было иного выхода, — сквозь зубы напомнил Диего.
Сердце рухнуло в пятки — если не ниже. Не было выхода — потому что пришлось тащить на руках получившую по дурной голове гулящую бабу! Мирабеллу Эйда просила спасти. Но вот саму бесполезную мать можно было и бросить. Вместо Элгэ.
— Мы оставили ее и ушли.
Не будь с ними Эйды — они сделали бы всё, чтобы отбить сестру и подругу! И если даже это не читается в их глазах — Эйда не настолько глупа.
— Пока мы выбирались оттуда, нам встретился жрец…
Еще один⁈
— Не черный! — усмехнулся светловолосый, вновь дернув щекой. — Жрец — потому что с посохом. Сказал, вернется с нашей сестрой… или не вернется вовсе. И велел уходить.
Спрашивать, почему они всё еще здесь, — бесполезно. Ясно, что не уйдут до последнего. Странно еще, что сами не пошли навстречу. Хотя — не могли же бросить беспомощную женщину с ребенком.
А вот Эйде — как бы там ни было — лучше поблагодарить их и все-таки убираться восвояси. Толку от нее — как от змея молока. Помощи — не больше, чем от воробья. А путаться под ногами она будет точно — только напади на них кто-нибудь. И ей нужно подумать о Мирабелле! И…
И своих спасителей Эйда не может оставить здесь на растерзание жрецам, а те появятся в любой миг. Она, конечно, дура и бестолочь, но Диего и его друг — совсем мальчишки. А здесь их возьмут голыми руками. Издали разглядят.
— Лучше отойти к лесу. — Сейчас ее оборвут и вежливо или не очень попросят не лезть не в свое дело. Но молчать Эйда не станет! — Оттуда нам будет видно, а нас — нет. И сюда вот-вот могут прийти жрецы или еще кто-нибудь… — торопливо закончила она.
— Мы собирались дождаться, пока ты… вы придете в себе, — порадовал ее Диего, поднимаясь на ноги. — И идти за Элгэ.
Еще не легче! Судя по имени — та самая Элгэ, старшая сестра Диего, что «как настоящий брат». Но это — не причина, чтобы, не зная тропы, идти в чащу. Полную неведомых шевелящихся тварей. И совершенно реальных жрецов с кривыми ножами!
Эйда уже открыла рот, чтобы объяснить это юному герою… хоть как-то. Но ее опередил брат погибшего Юстиниана:
— Ты никуда не пойдешь. Кто-то должен присмотреть за дамой и ее ребенком.
— Да ты без меня оттуда вообще не выйдешь! — со всем упрямством и отвагой тринадцати лет заявил Диего.
Эйда хотела уже объяснить, что вдвоем они не выйдут еще скорее, но осеклась. После такой подначки даже Леон сунется к гарпии в пасть. А Ирию не остановить и силами двух среднего размера драконов.
— Я не сверну туда, где почувствую опасность. А сейчас — наша дама права. Нам лучше проводить их до леса.
Блондин первым развернулся и зашагал к темнеющей невдали стене деревьев. Эйда с дочерью на руках — следом. Явно ни в чём не убежденный Диего покорно замкнул шествие.
Брели молча. И все полсотни шагов до леса продолжала терзать смутная тревога. Что-то не так. Точнее, не так — всё, но… так бывает, когда в спину смотрят чьи-то недобрые глаза. Когда высокая трава скрывает гадюк. Или когда один не спишь в темной комнате, совсем рядом — ровное дыхание сестер, а тебе кажется, что возле кровати притаился кто-то. И кривит чужое лицо нечеловеческая усмешка. Он тебя видит, а ты его — нет.
— Стойте! — прошептала Эйда, едва шелестящая зеленая тень успела их укрыть.
— Птицы не поют, — еще тише пробормотал сзади Диего. — Опять.
Светловолосый стремительно обернулся к спутникам:
— Впереди кто-то есть…
Ветер играет листвой, а птицы не поют. В лесу беглецов кто-то ждет.
Кто-то.
2
— Дайте мне оружие, — прошептала Эйда.
Будь что будет, но живой она не дастся. Хватит с нее Роджера Ревинтера!
Диего, не глядя, сунул ей один из двух висящих на поясе стилетов. Где взял — у светловолосого? А тот сколько оружия с собой таскает? Или всех снабдил «тот, с посохом»?
— Отходим в том же порядке, — блондин и без того двигался по-кошачьи осторожно, а сейчас и вовсе превратился в неслышную тень тени. Неслышная — и ступает по камням, чтобы не примять траву. Кто его этому научил?
А кто учил Диего?
— Уходим… — неожиданно прошелестела Мирабелла.
В мертвой тишине ее отчетливо расслышали все три пары ушей. И хорошо, если только три!
И не меньше трех пар глаз уставились. Эйда вздрогнула — взгляд дочери заволокло дымкой. Где бы она ни была, но точно не здесь!
Диего второй тенью скользнул к девочке, гибким движением склонился к ее уху. Черные волосы стекли по плечу Мирабеллы, по запястью Эйды…
Девушка невольно крепче обняла дочь — словно защищая.
— Куда? Он говорит — куда⁈
— Он сказал… — девочка вздрогнула всем тельцем, и у Эйды едва не зашлось сердце.
Кто бы ни был «он»… скорее всего, «тот, с посохом» — неужели нельзя «заговорить» со взрослым? Почему именно ее маленькая дочь⁈
— Он сказал… идти краем леса. Я… вижу… — Мирабелла, как во сне, повернула головку, вытягивая тоненькую ручку.
Как во сне? Она и спит! И видит отнюдь не детские сны…
— Идем! — светловолосый опять возглавил группу. — Диего, если что заметишь — не строй из себя героя, говори!
— Знаю — не дурак! — всё так же шепотом огрызнулся мальчишка.
Зеленая кромка леса — как край болота на грани с трясиной! Слева — топь. Справа — открытое поле, куда и загнали… дичь.
Пограничье лесной тиши. Несвойственное весенней чаще безмолвие. Зеленеют травы под ногами, розовеет небо в просвете нежно-изумрудной листвы. И так остро ощущается каждое дуновение ветерка!
Тихо и красиво — как в сказке. Сказки часто прекрасны… а еще чаще там драконы и прочие жуткие чудища едят половину героев. Без дальнейшего воскрешения. Творец всемилостивый и всепрощающий, спаси хоть Мирабеллу!
Еще бы не кружилась голова! Попытавшись поудобнее перехватить дочь, Эйда пропустила под ногами коварный камень. И едва не рухнула на колено.
Конечно, кто же еще может всех подвести, кроме нее? Она всегда была всего лишь никчемной дрянью! Хилой и бестолковой слабачкой.
Светловолосый жестом предложил забрать ребенка, девушка отрицающе мотнула головой. Пара мягких теплых листьев ласково скользнули по щеке.
Если придется драться, воин — светловолосый, а не Эйда. Груз должен нести самый бесполезный.
Только бы в обморок не сверзиться! Трава пахнет так одуряюще, или просто уже совсем плохо?
Ноги заплетаются вовсю. Пятнистый туман и душная одурь. Травы пахнут сном, от которого нет пробуждения…
Смуглые жители лежащей за Южным морем Хеметис всегда кладут травы в пирамиды гробниц. Последний подарок мертвым. Чтобы подземный перевозчик Сет сразу нашел их. А те, кто посмеет осквернить покой гробницы, не покинули ее живыми. Присоединились к сонму вечных слуг родовитого умершего.
Эйду отправят служить отцу или сестре — ведь она не спасла их. Она искупит вину, обязательно…
Там темно, в этом подземном мире! Вот река, но почему на шее такой тяжкий груз? Грешную дочь лорда Таррента посчитали недостойной искупления и теперь просто утопят?
Дочь… Где Мирабелла⁈
— Змеи! — сквозь зубы выругался светловолосый (Сет? Ти-Наор?), подхватывая ослабевшее тело Эйды.
Почему его едва слышно? Он не хочет тревожить покой достойных из-за недостойной? Неважно… Он здесь, а значит — ее путь окончен.
Лицо Ти-Наора заслоняет черное небо, глаза горят агатовым огнем, а лицо и волосы — белее льна. Или это уже кажется? Белого — нет, есть лишь черное и темно-алое. И огненные вспышки боли в клочья рвут голову! А еще — грохочет в ушах дикий шум:
— ДИЕГО!
Кто такой Диего?
Цепкий, тянущий на дно груз стащен с шеи, но слишком поздно! Эйда уже тонет…
— Диего, возьми ребенка. Проклятие, что на этот раз⁈
Диего? Илладиец? Что здесь происх…?
Багровое золото расплавленного огня исчезло. Навалилась бездонная чернота — тяжело, слишком тяжело! — сдавила и смяла…
3
Огонь! Он выжигает чуму и гнилую плесень! Очищает…
Дым… Нет — просто предрассветный туман. Влажный, полупрозрачный. И замшелая скала перед носом.
Жесткая земля под боком впивается сквозь тонкую ткань плаща и одежды. И еще один плащ сверху — ее собственный.
Какое бездонное нежно-розовое небо над головой! На что похоже это странное облако? Прямая линия? Древко стрелы? Замершая в линию змея перед прыжком?
Где Юстиниан? Диего с Октавианом⁈ А заодно — светловолосая девчонка с дочерью?
Никого из них поблизости.
Кстати, куда подевался покойный супруг? И как сама Элгэ вдруг оказалась на воле? Лежа возле очередной, насквозь проросшей мхом скалы.
Можно, конечно, предположить, что добив вернувшегося с того света мужа (если это не привиделось в бреду!), илладийка неведомо как выбрела из подземелья. Ни на миг не ошибившись в выборе дороги. И по пути ничего не свалилось на голову.
А потом Элгэ поплелась куда-то еще, забрела на очередную «улочку» каменных развалин. И уже здесь вполне могла рухнуть надолго. Хорошо — не навсегда.
Только откуда взялся совершенно чужой плащ, услужливо подстеленный под ее бренные кости?
Ладно, решим эту загадку позже. Равно как и выясним имя благодетеля, принесшего Элгэ сюда. Можно, конечно, предположить, что это Диего и Октавиан. Но во-первых: куда они делись потом? А во-вторых: ни у одного не было такого плаща. Не пройдет даже вариант «обобрали некоего покойника». Потому что жрецы все как на подбор были в сутанах.
Что за шум вдали? Будто полк солдат…
И чего это она сама тут разлеглась, а?
Вот змеи!
Еще не совсем соображая, девушка едва успела прильнуть к серому плечу скалы — с головой ныряя под того же цвета плащ. Сейчас бы разумнее отползти — хоть вон за те камни! Но почему-то туда вовсе не хочется… Значит — и не нужно. Кого именно стоит опасаться — змей или людей — проверять не будем.
Шаги за теми самыми камнями простучали мимо. Серые глыбы — на глаз выше ее роста. Но это еще не значит, что их нельзя обойти. И тогда — девять против десяти — Элгэ заметят.
Привычного кинжала за поясом нет! Сердце едва не зашлось. Целый миг Элгэ вспоминала, что оставила оружие в корчащемся теле очередного змеиного жреца. Одного из…
Совсем дура — если ощущение жестких ножен в сапогах стало столь привычным? Как ты умудрилась забыть, что там что-то лежит?
Раз — стилет, два — стилет. Хорошо, что запаслась заранее. Хорошо, что ты — умница… хоть и дура временами. И просто замечательно, что тебя, горе-вояка илладийская, никому и в голову не пришло обыскать!
Негромкая ругань. Шаги за серой скалой. Грохочут шагах в трех. Приглушенные голоса не слышны — в отличие от мерно топающих сапог.
Равномерно стучат каблуки. Сколько их там — двадцать, тридцать, сорок? И во имя Творца всемогущего и всемилостивейшего — кто они такие? Ругаются на вполне человеческом языке — ничем потусторонним не веет. Но почему же тогда такой ужас охватывает при мысли, что заметят?
Если обнаружат — прихватить в Бездну одного из сапоговладельцев Элгэ успеет. Но как же не хочется умирать именно сейчас! Даже не зная, выбрались ли братишка и Виан. Умирать — когда позади и змеиное подземелье, и демон, захвативший тело бедолаги Юстиниана!
Девушка поежилась. Меньше всего хочется на тот свет снова — уже увидев солнце и глотнув свежего, бодряще холодного воздуха. Не теперь!
Она — не истеричка и не сумасшедшая. Жизнь доказала это. Тогда что происходит? Придется вновь поверить себе. Хищный зверь — понятнее потусторонней твари, но вряд ли умирать от его клыков и когтей слаще.
Прошли. Мимо. Куда? К подземелью или от него? Если «к» — у Элгэ нет ни пистолета, ни арбалета. Даже шпага осталась в груди Юстиниана. Но илладийка вполне сносно умеет метать стилеты. Или швырять камни — когда сталь кончится. Вон их сколько под ногами…
Диего и Октавиан, возможно, еще там. Значит — Элгэ должна проследить за невесть откуда взявшимися новыми врагами. Говорящими по-эвитански и обутыми в обычные воинские сапоги на низком, широком каблуке.
Представь, что ты — тень, илладийка. И танцуй!
Она решилась отделиться от камней, лишь когда последний из предполагаемых «солдат» (наемников, дезертиров?) удалился по ее расчетам шагов на сорок. Хотя — какие дезертиры? Девять из десяти можно ставить на вполне определенный вариант. Прекрасно известно, кто пришел сегодня к развалинам с утра пораньше!
Облако пыли безошибочно указывает путь пока еще не точно вычисленных врагов. Илладийка заскользила средь пепельных камней. Судя по ландшафту — движутся незваные гости в центр бывшего города. Все-таки в подземный храм змеебога!
Придется решиться на небольшой риск. Совсем небольшой. Наверное… Подобраться настолько, чтобы увидеть их. В конце концов, кто не рискует… тот не погибает по дурости.
Возможность представилась шагов через пятнадцать — отряд остановился.
Сливаясь с льдистым камнем и пепельно-серым мхом, девушка шагов с сорока осторожно глянула на врагов.
Всё верно. Вышли к центру. У той самой скалы. Теперь Элгэ ее ни с какой другой не спутает — вон кривая осина слева. Возле которой теперь больше нечего делать, и куда совершенно незачем было идти. Не для того же, чтобы полюбоваться личным гарнизоном графа Мальзери — министра иностранных дел, члена Регентского Совета и прочая, и прочая…
Нестерпимо хочется дико расхохотаться.
Да, кое-кого из тридцати с чем-то солдат Элгэ знает в лицо. В лица. До смешного сейчас ошарашенные. А с какими еще любоваться абсолютно ровной, пока даже не поросшей мхом плитой? Наглухо закрывающей вчерашний вход в подземное капище!
Змеи! Где же Диего и Октавиан⁈