Вихрь Бездны (СИ)

Глава 2

Глава вторая.

Эвитан, Лютена.

1

Юстиниан всегда является в супружескую опочивальню не раньше одиннадцати. И не позже четверти двенадцатого.

Сегодня часы пробили полночь.

Элгэ ждала благоверного, как и положено примерной жене — в постели. Читая легкий роман. И размышляя, сколь верны слухи, что Ричард Касл — на самом деле дама. По стилю похоже. На редкость странно описан главный герой. И на удивление правдоподобно — героиня.

Бедняжка-романистка — если ее разоблачат. Ни один приличный дом до конца дней не раскроет двери перед столь запятнавшей себя дамой. Будем надеяться, «Ричардина» живет там, где «приличных домов» нет.

А что-то другое лучше читать без посторонних глаз. И так Элгэ целую неделю ходила с удвоенным «эскортом». После того, как кислолицая Мэйбелл Гэрсайд, кузина второй жены свекра, заметила в руках хозяйской невестки «Историю ядов и отравлений прошедших веков». И илладийка зареклась столь явно эпатировать местный бестиарий.

Где змеи носят Юстиниана? Не в чьей-нибудь же постели. Хотя хорошо бы…

Элгэ, тяжело вдохнув, задумалась. Не откладывая книгу. Мало ли какая свинья сейчас пялится в невидимую щель в стене?

Как юной илладийке были когда-то непривычны жизнь на виду и свободное обращение при дворе Вальданэ! Как поначалу раздражал Виктор, добивавшийся ее расположения — еще с той эпиграммы…

И как огромна разница между веселым любопытством друзей и жадным, пронырливым шпионажем слуг! И между галантным кавалером Виктором и свиноподобным мужланом Гуго. Или постнолицым Юстинианом — готовым по приказу папочки выполнить «супружеский долг». Набормотавшись предварительно молитв. И не спрашивая согласия жены.

Даже если закрыть глаза — вспоминаются не огненные танцы на площади, среди фонтанов и роз. И не вольный бег разгоряченных погоней коней — на охоте, под пение пронзительно-звонкого рога…

Перед внутренним взглядом встает лишь то, что сейчас творится в Аравинте. Где уже не первый день топчутся сапоги солдатни Ормхеймского Бастарда. Желающего вдоволь повоевать. И получше выслужиться перед слабоумным братцем-корольком. Идиотом, что в детстве мучил котят, а сейчас нашел более… изысканные развлечения.

Элгэ передернуло.

Двадцать пять минут первого. Где благоверный, а?

… — Поженимся, и верная супруга будет ждать муженька в постели — в кружевном пеньюаре?..

— А в мужском камзоле — нельзя? — хохотнул Виктор. — Или, как сейчас — без него?

— И как сейчас — на сеновале? — фыркнула Элгэ. — А в наряде танцовщицы тебя не устроит? С кастаньетами?

— Можно и с кастаньетами, — великодушно махнул рукой Виктор.

Золотистое сено пахнет полевыми цветами. Свежие, еще хранят тепло солнца…

Виктор бы долго смеялся — услышав подробности свадьбы, что получила Элгэ в итоге. Смеялся бы — если б речь шла не о его женщине.

Стук в дверь заставил вздрогнуть. Ну наконец-то! Второй час, Темный и все змеи его!

— Сударыня, это я, — ледяной голос Юстиниана впервые принес облегчение.

— Входите, супруг мой, — столь же чопорно разрешила Элгэ. Едва удержавшись добавить «и повелитель».

Еще примет всерьез. С этой семейки станется…

А вот что с благоверным не всё в порядке — поймет и последняя северная курица. Юстиниан закрыл дверь, быстро затушил свечи. Шурша халатом, нырнул под одеяло. Халат полетел в сторону кресла.

Кажется, не промахнулся.

Так не ложатся спать — так тревогу прячут. Или слезы. Что с муженьком? Ездил к тайной любовнице и теперь прячется от папеньки? Или ездил и застукали?

Любящая супруга приоткинула одеяло. Лезть в душу — не есть признак хорошего тона. Особенно на севере и в этой семье. Но Элгэ — не урожденная Мальзери и не северянка. А илладийская герцогиня имеет полное право на дурной тон и плохое воспитание!

Верная жена чутко вслушалась. Всхлипываний нет. Но такая тишина зависает, когда задерживают дыхание. И боятся шелохнуться.

Элгэ осторожно тронула добытый еще в первые дни плена, спрятанный под подушкой кинжал. Если их сейчас придут убивать — негодяев ждет сюрприз…

Совсем с ума сошла⁈

Нужно понять, что случилось! Это может касаться Александры, Диего… Кармэн, Виктора и всех, кто в Аравинте!

В Аравинте, в Вальданэ, в родном Илладэне — когда рядом были одни друзья — Элгэ считала, что способна разговорить любого. Было бы желание.

Но так и не смогла понять этого холодного, равнодушного человека — ее супруга перед Творцом и людьми. Не смогла… да и не пыталась. И теперь одна фраза может испортить всё!

Глухой, едва слышный стук оборвал сомнения. Удары — будто чем-то небольшим, но тяжелым. Молоток? Нет ничего странного, когда кто-то забивает гвоздь… но не в два же часа ночи! И не в особняке, полном спящих людей.

Творец, что творится в этом змеином логове⁈ И… почему так страшно? Даже в замке Адор не нападал столь липкий, парализующий ужас. Будто сталкиваешься с чем-то…

Прекрати!

Змея неслышно ползет во тьме к спящим людям. Скользит по простыне гладкое, ледяное тело, готовятся к атаке ядовитые зубы…

Да прекрати же!

— Юстиниан! — прошептала илладийка. В темноте хватаясь за трут и огниво. Хорошо, всё под рукой. Кармэн приучила. — Что это?..

Узкая, неожиданно сильная рука крепко сжала запястье Элгэ:

— Не зажигай!

В отблеске жалобно потухших искр она успела разглядеть бледнее обычного лицо Юстиниана. Влажный блеск вспотевшего лба, рубиновая капля крови из прокушенной губы… Такое приснится ночью — испугаешься… даже если никто нигде и не стучит!

— Не зажгу! — Элгэ неосознанно накрыла его руку своей.

Какая холодная!

Огниво и трут девушка пристроила рядом. У стены. На крайний случай.

— Что за грохот? Это в том крыле, да? — илладийка склонилась так низко, что даже во тьме разглядела светло-серый оттенок глаз… и непонятный ужас в них!

Склонилась, чтобы тише спросить. Но Юстиниан вместо ответа крепко сжал обе ее руки, рывком притянул девушку к себе… А его сердце колотится, как у загнанной лошади.

Вот так и делаются глупости! Под такой вот непонятный шум. Под потусторонний ужас — скользящий во тьме из души в душу. Тут любая мороженая рыбина пылким жеребцом станет!

Впрочем, нет — желанием и не пахнет. Юстиниану просто холодно… И страшно.

Объясните кто-нибудь, что творится в этой Бездне⁈ Дайте шпагу! А в другую руку — факел, нечисть отгонять!

Вот и выговорилось.

Нежданно выкатилась на небеса луна. И хоть немного осветила комнату. Превратила тьму в полумрак… но почему-то не убавила жути!

Стучат. По-прежнему. Громче двух человеческих сердец вместе взятых.

Забивают пятый или шестой гвоздь… в крышку гроба…

Кончай паниковать и сочинять невесть что!

В детстве они с Виктором и Грегори бегали искать русалок. А еще — Ведьмин Цвет. И не нашли. Ни разу.

Почему так страшно? Элгэ никогда не боялась темноты. Почему нельзя просто зажечь свет⁈

Юстиниан обнимает жену судорожно, но совсем по-братски — за плечи, пристроив ее себе на грудь. И дальше заходить, похоже, не собирается…

Как дети в темноте, честное слово! Лежат, дрожат и ждут, что сейчас придет… Прекрати!

— Юстиниан, почему нельзя зажечь свет? — шепотом, в самое ухо.

— Мы спим, Элгэ! — Кажется, он впервые произнес ее имя. Впервые — за все эти дни. — Мы спим…

Заснешь тут, как же!

А еще несколько фраз назад он впервые со времен детства обратился к ней «ты», но это уже совсем неважно…

2

— Элгэ…

— Что? — еле слышный шепот. С трудом различаешь даже собственный голос. И едва понимаешь — вслух говоришь или про себя. Наяву или во сне…

Проснуться бы — в Вальданэ! Или хоть в Аравинте…

— Элгэ, поклянись мне… обещай…

Раздавать обещания или — того хуже! — клясться? Сыну врага? Она еще не настолько обезумела. Даже в темной комнате зловещего особняка — где незримо бродит смерть… или что похуже!

Ишь как сказанула! Великий Грациани обязательно бы в пьесу вставил. В очень мрачную трагедию, где в конце все погибают. А последней — главная героиня.

— … пообещай, что убьешь меня — если увидишь, что я… это уже не я!..

Нет, это не Элгэ — это Юстиниан спятил! Сам свихнулся — и ее перепугал. Всё, довольно…

Девушка решительно потянулась за огнивом.

— Пожалуйста… — обреченно прошептал… кузен. Мужем его сейчас назвать язык не поворачивается.

Змеи с ним!

— Юстиниан… — Как же будет уменьшительно? Даже в детстве было — никак. — Тин… Хорошо, не зажгу, успокойся…

Здесь нужна нормальная баба. Любая крестьянка подойдет. А вот Элгэ не умеет выводить из такой тихой истерики — на грани помешательства. Никогда не умела. Характер не тот.

Затащить его в постель… не в том смысле, в каком они там сейчас? Не слишком хочется — ни ему, ни ей.

Да и не факт, что выйдет. Элгэ никогда не доводилось иметь дела с… мороженой рыбой. С Виктором никакие дополнительные ухищрения не требовались.

Меньше надо было хвастаться: «лучшая куртизанка», «южная шлюха»… Вот тебе и «южная» — не говоря уж обо всём остальном.

— Элгэ, поклянись…

Луна скрылась вновь. И стало в разы страшнее!

Лед сковывает кровь. И неудержимой лавиной рвется в рассудок трясинистая волна потусторонней жути…

Холодные руки Юстиниана до боли сжимают плечи. И непередаваемый ужас — в его голосе. Да что творится в этом змеевом доме, в этом гадюшном семействе⁈

Утром, при свете дня, исчезают все непонятные ночные страхи. Но утро, наверное, не придет никогда. Как в легенде, где погасло солнце…

Ради Творца — почему нельзя зажечь хоть свечу⁈ Живой огонь выжигает всю мерзость. В прежние времена (еще лет сто назад) ведьм сжигали на кострах.

Лучше костер, чем бездонная черная трясина!

«Если увидишь, что я… это уже не я…»

Не вдумывайся, дура! Нельзя! Некоторые вещи нельзя запускать в рассудок — потом их оттуда не выкуришь! Думай о чём угодно — ради Творца и всех агнцев и голубей Его! Неважно — веришь или нет. Думай — ради собственной души…

— Тин… весна… — зашептала Элгэ. — Уже весна, слышишь? Утром выйдет солнце… У нас в Илладэне… в Илладии очень много солнца! Там летом растет виноград… а сейчас он зацветает. И маслины — тоже. Ты когда-нибудь видел, как они цветут? Очень красиво… Лучше только гранатовые рощи. А в первый день лета все идут в лес искать Ведьмин Цвет. Кто найдет — сможет загадать желание. Всю ночь горят костры… А люди танцуют и пьют вино… и ваш северный эль. Все пляшут и смеются… Девушки венки плетут… по воде пускают… — илладийка замолкла.

— Говори… — едва слышно прошептал Юстиниан. — Говори еще… Пожалуйста…

Слабо забрезживший рассвет они встретили так и не сомкнув глаз, тесно прильнув друг к другу. И держась за руки, как дети.

А Элгэ — еще и едва не охрипшей.

3

Утро. Час, когда ночные тревоги — хоть легкий страх, хоть леденящий ужас! — кажутся далекими, не слишком страшными и даже почти смешными.

До девяти лет Элгэ не снились кошмары. А все, что пришли потом, сбылись.

Настоящий страх никуда не рассеется с рассветом. А если ушел, то не стоило и бояться. Если ночной кошмар действительно опасен — ты не доживешь до утра. Или… можешь не дожить до следующего.

— Элгэ, — Юстиниан не спешит вставать. И теперь, не отрываясь, смотрит на нее. Словно впервые видит.

А одеяло натянул до подбородка.

Кто парня таким воспитал? Отец-мидантиец? Элгэ едва не рассмеялась. Да нет — конечно, мать-северянка. Подражают тем, кого любят, а не кого избегают и боятся.

— Доброе утро, — заставила себя улыбнуться девушка.

Сколько они спали — час, два?

— Доброе утро.

— Вылезай из-под одеяла, — Элгэ шутливо дернула вышеозначенный предмет на себя. — Я не собираюсь тебя соблазнять.

Юстиниан едва удержал серо-голубой шерстяной квадрат. И краем глаза покосился на фреску с бойцами. Вспомнил первую брачную ночь?

— Элгэ, — помрачнел кузен. Хотя когда он вообще был веселым? Если только в детстве… — Скажи, у тебя правда…

— Были другие мужчины? — Если кавалер отводит глаза — значит, их не станет отводить дама. Впрочем, и так не стала бы. — Были. Точнее, был, — рассмеялась она.

— Ты его любила?

У него что, отлегло от сердца? Не влюбись в южанку, Юстиниан. Илладийки не интересуются северянами, а в тебе победила холодная кровь матери.

— Скорее нет, чем да, — честно ответила Элгэ. — Я любила его отца.

Два года назад из нее такое не вытянули бы калеными щипцами. А теперь — всё равно. Она никогда не любила Виктора Вальданэ. А единственным он для нее остался лишь потому, что Лоренцо Винсетти был недостаточно настойчив.

— А его отец об этом знает?

— Нет. И не знал. Его убил твой отец. Больше двух лет назад.

— Твой жених — Грегори Ильдани⁈

Почему единственный погибший, о ком помнят, — принц Арно? Даже в рыцарских романах упоминают не только героя, но и его ближайших соратников.

— Нет, Виктор Вальданэ. Но он мне не жених.

— Он — герцог, ты — герцогиня. И воспитанница его родителей. Его мать наверняка была бы счастлива… — Юстиниан осекся, почти с ужасом глядя на нее. — Ты влюбилась в своего приемного отца⁈

Элгэ даже рассмеялась:

— Во-первых, если Алексис — мой приемный отец, то Виктор — приемный брат, ты забыл? А во-вторых, я никогда не думала об Алексисе, как об отце.

Так странно… Годами не могла об этом не то что говорить — думать. Горе перехватывало горло, душило режущей петлей. А теперь Элгэ так спокойно рассказывает о самом страшном горе малознакомому человеку. Супругу.

Отболело.

— Мне было девять, когда я потеряла папу. И поверь — помню его хорошо. Его, кстати, тоже убил твой отец.

Могла бы и не добавлять. Но не удержалась.

— Он многих убил, — без выражения ответил Юстиниан. — Тебе не следовало ехать в Эвитан. Он и тебя убьет.

А то она не догадывалась о планах дорогого дяди-свекра? Тогда почему ледяной ветер пронесся по комнате? Потому что Юстиниан понизил голос до шепота? Их спальня тоже прослушивается?

Лучше подсесть поближе. И вопросительно взглянуть на собеседника.

— Я не знаю, как и когда он это сделает, — прошептал кузен.

Значит — прослушивается.

— Просто будь осторожнее.

Цветы и сладости от дорогого дяди Элгэ вышвырнет в мусорную корзину. Натянув предварительно перчатки.

А как быть, если любящий родственник пришлет отравленные дрова для камина? Ладно, пока здесь спят двое — не пришлет.

А вот вздумай дядя запереть неудобную невестку и отравить… Всё, что тогда останется, — выбор между голодной смертью и ядом.

— Элгэ, у меня к тебе просьба.

Еще одна.

Юстиниан ничего не знает о тайном языке «цветника», но есть жесты, общие для всех. Илладийка, подмигнув, склонила голову на грудь любимого мужа, касаясь ухом его губ. Практически поцелуй. Их первый и единственный.

— Я никому об этом не говорил, — неожиданно горячий шепот обжег ей ухо. — Я был… и сейчас влюблен в одну девушку! Нет, не влюблен — я люблю ее… больше жизни! Она — нетитулованная дворянка. Я боялся сказать отцу. Не за себя боялся…

Элгэ чуть заметно кивнула. Она тоже боялась не за себя — когда шла под венец с Юстинианом. Валериан Мальзери легко смахивает с доски лишние фигуры.

— Я хотел сбежать и жениться на ней. Но тут отец получил тебя…

Вот так, Элгэ. Твоя глупость разрушила жизнь не только тебе. И можно сколько угодно оправдываться, что дядя всё равно не допустил бы для сына неравного брака.

— Я заранее укрыл ее в одном михаилитском монастыре. Только этим монахам можно верить.

Да. Только им.

— И лишь тогда решился заговорить с отцом. А он… только посмеялся над моими страхами. Сказал, моя невеста — весьма перспективная родственница одного бездетного графа. Так что я, как отец выразился, «провернул очень выгодную комбинацию». Я и поверил.

Граф Адор Витольду тоже много чего сказал.

— Отец разрешил мне готовиться к свадьбе.

Чтобы устроить как раз перед нею несчастный случай. Совершенно случайный.

— И тут в Лютене появилась ты…

— Она жива?

— Да, отец не знает, где она…

— Юстиниан! — С уха пришлось откинуть непослушные светлые пряди. Красивый ты по-своему, северянин. Просто не во вкусе Элгэ. — Пойми: твой отец тебе просто соврал. Он боялся, что ты женишься тайно. Кстати, именно это и нужно было сделать. Хотя…

Юстиниан обернулся так стремительно, что белокурые пряди скользнули по ее щеке. Так жаль гасить надежду, вспыхнувшую в несчастных серых глазах! Близко-близко…

— Он бы устроил несчастный случай и после свадьбы. Я с радостью разведусь с тобой, но для этого нам всем нужно сбежать из Эвитана. Иначе твоя невеста не доживет до нашего развода.

Огонь во взгляде, враз сделавший Юстиниана по-настоящему красивым, погас. Боль вновь заплескалась в серой глубине.

— Она ждет ребенка, — еле слышно, глухо-глухо. — Моего ребенка.

Мог бы и не уточнять.

— Твой отец…

— Не знает и об этом. Он думает, я ее бросил. Я для отвода глаз спал с одной горничной.

Это у северян или у мидантийцев так принято — с возлюбленной спать нельзя, а с прислугой или нелюбимой женой — пожалуйста? Да хоть с обеими сразу. Мерзость.

А с кем из мужчин согласилась бы лечь в постель Элгэ, чтобы спасти Алексиса? Да хоть со Свином Гуго!

— Ты не просто так мне это рассказал.

Холод ласково скользнул в кровь. Тень вчерашней ночной мглы. Не до конца ушедшего потустороннего ужаса.

— Ты чуть не погибла, спасая сестру.

Была б умнее — не понадобилось бы спасать.

— Мне больше некому доверить Инес.

Инес? Та девушка — илладийка?

— Умоляю, спаси ее и ребенка. Вывези в Аравинт — если сможешь. Ты сумеешь сбежать рано или поздно, я знаю. А я вряд ли выберусь отсюда живым…

В таких случаях нужно успокаивать и разубеждать. Но Элгэ никогда не умела лгать друзьям. Если сложится иначе — они вместе посмеются над его страхами.

— Я сделаю всё, что смогу. Всё, что от меня зависит. Обещаю. Или сделаем вместе. Не сдавайся. Мы — еще живы. Ты — жив.

Все-таки поступила, как все. Иначе, чем привыкла. Не как воин. Как женщина.

А разве Элгэ Илладэн — мужчина?