Глава третья.
Эвитан, Лютена — окрестности Лютены.
1
Выпить — нельзя. До самого вечера, а желательно — и после. Пить будем за победу. Еще бы знать — чью.
Старый дракон Ральф Тенмар — в могиле. Дом набит незваными гостями. Где-то в Квирине Анри вот-вот узнает о смерти отца. Если еще не узнал. Злая весть всегда бежит вперед добрых. А их в ближайшее время ждать не приходится. И не в ближайшее — тоже.
Анри не стать герцогом Тенмаром, как Ирии — графиней Таррент. Барон Гамэль и Леон могут торжествовать!
Что осталось от прежней жизни? Неотомщенная смерть отца, нацепивший графскую корону убийца, его сообщница — королевская шлюха… то есть фаворитка. Еще сгинула невесть где сестренка — выкраденная из монастыря подлецом, разрушившим их жизнь!
Что сбылось из обещаний Ирии Таррент? Ничего. Сплошные поражения и ни одной победы — кроме удачного побега. И даже он не удался бы без матери и Джека.
И никому до сих пор не возвращен долг.
Что в прошлом — кроме двух незаслуженных смертных приговоров и глупой любви к человеку, подписавшему последний?
«Триумф, осада, смерть…» Жизнь — это партия в ратники. Но как выиграть — если проиграл даже Ральф Тенмар?
Чужой дом, чужие люди, чужое имя. И одиночество. Угнездилось в стенах и пронизало мысли. Коснулось плеча и уселось рядом с почти забывшей его дочерью лорда Эдварда. Усмехается: я опять здесь. И никуда больше не уйду, не бойся.
Одиночество в доме, полном людей. В набитом молельщицами монастыре оно было сильнее и пронзительнее, но не намного.
Есть ли посмертие? Или… мы уходим навсегда, и больше нас никогда не будет? Странно — никогда не боялась за себя. Но перехватывает горло, и слезы рвутся из глаз при одной мысли, что навсегда ушел папа. Что Ральф Тенмар больше никогда не заворчит, не усмехнется, не одарит язвительным советом. Что, возможно, Эйда…
Не думать! Сестра — жива! И мы сами — живы, пока бьется сердце нашей надежды.
В тюремной карете Ирия тоже толком не могла думать. Всё случившееся в аббатстве всплывало в памяти с жуткими провалами. А мысли заволакивала тьма…
«Научитесь проигрывать, сударь». Ирия сказала это несчастному дурню Стивену Алаклу. Хотя — почему несчастному? Он-то как раз по уши счастлив со своим поместьем, пышнотелыми крестьянками и дурочкой, на ком со временем женится.
«Жизнь второго шанса не дает». Будь у Ирии хоть капля ума — приняла бы предложение Алакла. Умная женщина сумеет вертеть глупым мужчиной — Полина тому пример. Ирия Алакл, баронесса Ривен наслаждалась бы сейчас свободой и даже какими-то деньгами. В отличие от беглой осужденной Ирии Таррент.
Трусиха, ничтожество, тряпка! Река не поворачивает вспять, а жизнь не бывает проиграна вчистую в юности! Ты и сейчас — не в тюрьме и не совсем нищая. А будешь умной — никогда там и не окажешься. Либо сама заботишься о себе, либо — никто.
Привыкай заново к холодному ветру за спиной. Потому что больше ее прикрывать некому…
2
— Госпожа! — приглушенный голос Пьера раздался раньше, чем его же стук в дверь. — Госпожа Ирэн.
Что ж! Друзей и покровителей больше нет, но слуги-то остались.
— Входи, — Ирия провернула ключ.
Гулять по саду с лакеем можно, а вот в спальне лишний раз запираться не рекомендуется. Но кто об этом узнает? В Квирине, говорят, мужчины-рабы прислуживают прямо в купальнях знатных патрицианок — и ничего, никто не возмущается. Или это — такие же байки, как и о пьющих кровь старых герцогах?
И об оборотнях, что водятся в окрестностях Альварена?
— Садись, Пьер.
Предан он ей или не только ей? Неважно — язык у Ирии уж скоро год как укоротился. С самого Месяца Рождения Осени прошлого года.
— Тайная комната меня впечатлила, спасибо. Я правильно понимаю, что теперь вы раскроете мне и другие тайны моего покойного дяди?
— Ваш дядя, баронесса, искренне заботился о вас. — То ли Пьер — настолько нахал, то ли сидеть в присутствии дворян ему не в новинку. Что ж, приближенный слуга выдаст себя повадкой, как Полина — игрой в ратники с Леоном. — Он просил меня помогать вам во всём, в чём возникнет нужда.
— Хорошо, Пьер. — На такую речь невольно хочется улыбнуться. Или растрогаться — если бы еще не успела разучиться. — Нужда у меня уже возникла. В информации. Барон Гамэль шпионит на Герингэ, а на кого еще двое?
— Я правильно вас понял: речь идет о батюшках ваших сегодняшних гостей?
— Нет, — Ирия, несмотря на всю серьезность ситуации, позволила улыбке тронуть губы. — На кого шпионил покойный отец баронессы Одетты и шпионил ли вообще — можно сейчас опустить.
— Кавалер Лерон — на графа Мальзери, а кавалер Тенье — на графа Бертольда Ревинтера.
Отец Соланж и Софи! Ревинтер так и не нашел способа засунуть в дом к «Ирэн Вегрэ» АланаЭдингема. Зато поселил здесь дочь второго шпиона.
— А конфликт интересов не возникнет? Герингэ ведь — постоянный союзник Ревинтера. У них разные планы на Тенмар, или планы — одни, а шпион-претендент — у каждого свой?
Не шокировала ли «госпожа баронесса» Пьера? Похоже, нет. Да и сложно это — после герцога Тенмара.
— Если мне позволено высказать мнение…
— Позволено.
— Титул они отдадут барону. У него нет сыновей — это всех устроит.
Сын, допустим, может еще родиться. Колетта Гамэль — подлая баба, а не старуха.
— Пьер, я сегодня должна быть у Ее Высочества. Мне нужно, чтобы кто-то проследил за госпожой и господином.
— Будет сделано, — склонил голову слуга.
— Пьер, вы можете не отвечать. Вы — не вор и не шалопай-юбочник. И я слишком высокого мнения о герцоге, чтобы решить, будто такой маскарад затеян ради меня одной. Кто вы, Пьер?
— Я родился в Вальданэ, баронесса. И был там, когда убили принца. Я сопровождал мою принцессу до Аравинта. И вернулся в Эвитан с отрядом подполковника Тенмара. Я был с ним в последнем бою. И принес отцу весть о смерти сына.
Какую из них?
— И… остался.
— Никто об этом не узнает, Пьер, — Ирия, не удержавшись, накрыла его руку своей.
У некоторых простолюдинов благородства куда больше, чем у рожденных в парче и шелках. Пьер — лишнее тому подтверждение.
— Я знаю, баронесса, — поднял он на нее глаза. — И я знаю, что вы любили его.
Молчание — та же ложь. Хотя — почему? Любовь бывает разной. Братьев тоже любят. Те, кому повезло с братьями. И… кто любил Анри — Ирия Таррент или Ирэн Вегрэ?
— В Лиар вы его тоже сопровождали? — Не выдает ли она себя? Нет. — Где он едва не погиб?
— Нет. Иначе я бы не выжил. По Лиару прошлись банды Ревинтера и Эрика-Бастарда. Хорошо, что вас там не было, баронесса.
Не знает.
— Да. Хоть в этом мне повезло.
3
В серебряной фляге остывает зелье, затухает костер, угли подергивает пепел. Еще несколько минут — и безымянный спаситель даст Эйде Таррент противоядие.
Он обещал, что девушка очнется почти сразу. И это неплохо — потому что северянку и ее ребенка придется взять с собой. Не оставлять же здесь — змеепоклонникам.
Хуже, что без лошадей далеко не уйти. Увы, ни Элгэ, ни Октавиан не успели толком прихватить денег. А того, что взяли, — не хватит и на вконец заезженных крестьянских кляч. Конечно, есть еще драгоценности — в кошеле под одеждой. Но их где попало не продашь. Да и родовые побрякушки — вернейший след для любой погони.
Соколица, прощай. Ты выбрала не ту хозяйку.
— Вам нужно уходить. — Тонкие смуглые пальцы незнакомца сомкнулись на горлышке фляги. — Я отвел им глаза, но вряд ли — надолго. Да и погоня может обойти лес и караулить милях в пяти к югу. Торопитесь. О девушке и ее дочери я позабочусь.
Элгэ даже не успела обрадоваться, как неугомонный братец уже дерзко сверкнул фамильными зелеными глазищами:
— Мы дождемся, пока она сама решит, с кем идти. Я поклялся Эйде защищать ее и Мирабеллу.
То-то перед тем, как бежать к сестре плести заговоры, взял с Виана слово не покидать поляну. А потом и вовсе сидел в трех шагах от защищаемых. Лучше бы кому другому не доверял. Патриарху Мидантийскому Иоанну, например!
— С ними вы недалеко уйдете, — незнакомец говорит с Диего, как с семилетним. И Элгэ вполне его понимает. Спасителя, а не брата. — А если вас схватят — Эйде и Мирабелле конец. Тебя, кстати, могут пощадить — твой дядя вряд ли повторит эксперимент. А вот Эйда Таррент живой им не нужна. Я найду место, где ее спрятать, а вы — нет.
— И где вы ее спрячете? — резко бросил Диего.
— А вот этого, прости, не скажу. — Пламя в глазах незнакомца полыхнуло так, что взгляд братишки показался легкой искрой. — Вы, без сомнения, храбрый молодой человек, герцог Илладэн. Но определенные виды пыток развяжут язык любому. Я выразился достаточно ясно?
— Да, — ответил за Диего молчавший всё это время Октавиан.
— Я никуда… — начал упрямый мальчишка.
И его перебила уже сама Элгэ:
— Мы останемся здесь, пока она не придет в себя. И спросим ее саму.
Что Элгэ говорит, Творец милосердный? Но в подземелье они все убедились, что дети порой видят куда зорче взрослых. И до сих пор не по годам умный братишка еще ни разу не ошибся.
Его жизнь для Элгэ дороже обеих северянок вместе взятых. Но чтобы оставить умирать одних вместо другого — нужно быть Валерианом Мальзери. А она — Элгэ Илладэн.