Викинги

Глава 1. О конце света и о том, как выросли дети Орма

Наконец-то пришел тот год, когда должен был наступить конец света. К этому времени Орму шел тридцать пятый год, а Йиве — двадцать восьмой. Все добрые христиане верили, что в этом, тысячном со дня Его рождения году, Христос появится на небе, окру­женный сонмом своих ангелов, и станет судить каж­дого, мужчину и женщину, живого и мертвого, решая, кому отправляться на небеса, а кому — в ад. Орм так часто слышал об этом от отца Виллибальда, что сми­рился с этим. Йива так до конца и не понимала, верит ли она в то, что это произойдет, или нет. Но Аза была счастлива при одной мысли, что ей доведется участво­вать в этом при жизни, в своей лучшей одежде, а не в качестве мертвой в саване.

Два обстоятельства, однако, беспокоили Орма. Одним из них было то, что Токе до сих пор отказы­вался принимать веру. В последний раз, когда он приезжал сюда, Орм всерьез пытался уговорить его переменить веру, перечислял ему все преимущества, которыми в скором времени станут пользоваться хрис­тиане, но Токе был упрям и только смеялся над рве­нием Орма.

— Вечера будут долго тянуться на небесах, если Токе не будет рядом,— часто говорил Орм Йиве.— Многие большие люди, которых я знал, будут нахо­диться не там, Крок и Аль-Мансур, Стирбьорн и Олоф Синица, и еще много добрых воинов. Из самых доро­гих у меня будут только ты, наши дети, Аза, отец Виллибальд, Рапп и домашние. А также епископ Поп-По и твой отец король Харальд, с которым будет приятно встретиться вновь. Но мне хотелось бы и Токе тоже увидеть там. Это его жена удерживает его.

— Пусть поступают, как считают нужным,— ска­зала Йива.— Все может обернуться и не так, как ты думаешь. Со своей стороны, я считаю, что Бог не станет так уж торопиться уничтожать мир, после того как он так долго трудился над его созданием. Отец Виллибальд говорит, что у всех нас вырастут крылья, но когда я представляю себе его с крыльями, или тебя с Раппом, то не могу удержаться от смеха. Мне не нужны никакие крылья, но мне хотелось бы, чтобы мне разрешили взять с собой мою золотую цепь, а отец Виллибальд считает, что мне не разрешат. Поэтому я не жду этого события так же сильно, как он, и поверю в него только, когда сама увижу.

Другим обстоятельством, вызывавшим беспокойст­во Орма, было: стоит или нет в этом году сеять. Ему очень хотелось знать, в какое время года надо ожидать пришествия Христа, но отец Виллибальд не мог про­светить его на этот счет. Орм сомневался, стоит ли трудиться, ведь может получиться так, что ему не удастся собрать урожай, и он ему не понадобится, даже если созреет вовремя. Вскоре, однако, ему уда­лось разрешить эту проблему к своему удовлетворе­нию.

С самого начала этого года все молодые женщины-христианки искали плотских наслаждений более жад­но, чем когда-либо раньше, поскольку не знали, будет ли им такое удовольствие доступно на небесах, и поэтому старались получить его как можно больше сейчас, пока еще было время, потому что, какую бы форму любви ни предоставили им на небе, они сомне­вались, что все будет так же приятно, как и на земле. Те из девушек-служанок, которые были не замужем, совсем потеряли стыд, бегая за каждым мужчиной, которого увидят, определенные перемены были замет­ны даже в замужних женщинах, потому что они креп­ко стали держаться за своих мужей, считая глупым поступать по-другому, когда судный день уже близок. В результате всего этого к весне почти все женщины в Гренинге были беременны. Когда Орм обнаружил, что Мива, Торгунн и остальные находятся в таком положении, его настроение улучшилось, и он распорядился, чтобы сев проводили как обычно.

— На небе дети не рождаются,— сказал он,— следовательно, они все должны будут родиться на земле. Но этого не может произойти раньше следую­щего года. Или священники неправильно посчитали, или Бог передумал. Когда пройдет девять месяцев, и ни одна женщина не забеременеет, тогда мы будем знать, что конец света приближается, и начнем гото­виться к нему, а до тех пор будем жить, как жили.

Отец Виллибальд не мог убедить его в том, что он ошибается в своих предположениях. А по мере того как год проходил и ничего не происходило, у священ­ника и у самого стали появляться сомнения на этот счет. Возможно, говорил он, Бог переменил свои планы в виду того, что на земле еще остается очень много грешников, к которым не проникло Евангелие.

Той осенью банда чужеземцев прибыла с востока и стала продвигаться пешком вдоль границы. Все они были солдатами, все — раненные, и раны у многих из них еще кровоточили. Их было одиннадцать, и они бродили от дома к дому, прося еды и пристанища на ночь. Там, где им это предоставлялось, они оставались на одну ночь, а иногда — на две, а затем продолжали свой путь. Они говорили, что они — норвежцы и идут домой, но кроме этого ничего не сообщали. Они вели себя мирно, не прибегая к насилию против кого-либо, и когда им отказывали в приюте, продолжали свой путь, не жалуясь, как будто им было все равно, поели они, поспали, или нет.

Наконец, они прибыли в Гренинг, и Орм вышел поговорить с ними в сопровождении отца Виллибальда. Когда те увидели священника, то упали на колени и стали просить благословения. Он охотно сделал это, и они выглядели очень радостными оттого, что при­шли в христианский дом, и особенно оттого, что там был священник. Они жадно ели и пили, затем, когда насытились, сидели молча, мало обращая внимания на вопросы, адресованные им, как будто их головы были заняты чем-то более важным.

Отец Виллибальд осмотрел их раны, но им больше всего нужны были его благословения, и казалось, что им их никогда не будет достаточно. Когда им сказали, что завтра будет воскресенье, они стали просить раз­решить им остаться, чтобы посетить мессу и послу­шать проповедь. С этой просьбой Орм охотно согла­сился, хотя немного сердился на то, что они не говорят ничего о себе и о том, откуда пришли.

В воскресенье погода была хорошая, и многие при­ехали в церковь, помня о своем обещании, данном ими отцу Виллибальду в день крещения. Чужеземцам предоставили места на передних скамьях, и они вни­мательно слушали священника. Как обычно в течение этого года, темой он избрал конец света, уверяя их в том, что его следует ожидать совсем скоро, хотя и трудно точно сказать, когда именно, и что каждый христианин должен улучшить свое поведение, чтобы достойно встретить этот день. Когда он сказал это, было видно, как некоторые из чужеземцев презри­тельно заулыбались, другие, наоборот, заплакали, и на их щеках были видны слезы. После мессы они вновь попросили благословения, и отец Виллибальд благословил их большим благословением.

После того как он сделал это, они сказали:

— Ты — хороший человек, священник. Но не знаешь о том, что событие, о котором ты нас предуп­реждаешь, уже произошло. Конец света наступил, Христос отнял у нас нашего короля, чтобы тот жил с ним, а про нас забыл.

Никто не мог понять, что они имеют в виду, а большего они говорить не хотели. Наконец, они объ­яснили, что с ними произошло. Они говорили кратко, и такими голосами, которые, вероятно, бывают у мер­твых, как будто для них уже больше ничего не имеет значения.

Они рассказали, что их король, Олаф Триггвассон Норвежский, самый лучший из всех когда-либо жив­ших на земле, кроме самого Христа, пал в ходе вели­кой битвы против датчан и шведов. Они сами были захвачены живьем шведами, на их корабль ворвались враги в больших количествах, и они, усталые, были зажаты щитами, а некоторые из-за ран не могли больше защищаться. Другие их товарищи, которым повезло больше, последовали за своим королем к Христу. Затем их повели вместе с многими другими на один из шведских кораблей, чтобы отвезти в Швецию. На корабле их было сорок человек. Однажды ночью они стояли в устье реки, и кто-то заметил, что река эта называется Святая река. Это они восприняли как знак Божий, и те из них, у которых еще оставались силы, завязали драку со шведами, находившимися на корабле. Они убили их всех, но погибло и большинство их товарищей, так что в живых осталось только шес­тнадцать. Оставшиеся повели корабль вверх по реке настолько далеко, насколько могли. Пятеро, у которых были более тяжелые ранения, умерли на веслах, с улыбкой на лицах, а они, одиннадцать оставшихся, забрали оружие у мертвых шведов и покинули судно, намереваясь идти в Халланд сухопутным способом, и таким образом дойти до Норвегии. Потому что, когда они поняли, что являются самыми недостойными из людей короля Олафа,— ведь только их оставили в живых, когда всех их товарищей взяли сопровождать его,— они не осмелились покончить жизнь самоубий­ством из-за страха, что он откажется принять их. Они считали, что это — наказание, наложенное на них, они должны вернуться в Норвегию и принести своим со­гражданам весть о смерти их короля. Каждый день они прочитывали все известные им молитвы, хотя знали они их меньше, чем хотелось бы, и напоминали друг другу обо всех заповедях короля, касающихся поведения христианских воинов. Им, было очень ра­достно, сказали они, что наконец-то они нашли свя­щенника и им разрешили посетить мессу и получить благословение Божие. Теперь, однако, они должны продолжать свой путь, потому что нельзя терять вре­мени, ведь им надо принести печальную весть своим согражданам. Они верили, что когда сделают это, им будет дан знак, может быть, даже самим королем, что наконец-то их сочли достойными присоединиться к нему, хотя они и самые плохие из его людей.

Они поблагодарили Орма и священника за их до­броту и продолжили свой путь. Больше о них ничего в Гренинге не слышали, так же как не слышали и о конце света.

Год закончился без малейших признаков, которые появились бы на небесах, и в пограничной стране наступил период спокойствия. Отношения со смаландцами продолжали оставаться мирными, не было ни­каких достойных упоминания инцидентов, кроме обыч­ных убийств во время праздников и свадеб, и несколь­ких людей, сгоревших в собственных домах в резуль­тате споров между соседями. В Гренинге жизнь про­ходила спокойно. Отец Виллибальд ревностно служил Христу, хотя частенько можно было услышать, как он жалуется на то, что его община увеличивается слиш­ком медленно, несмотря на все его усилия. Что его особенно раздражало, так это количество людей, при­ходивших к нему с просьбой окрестить их в обмен на теленка или телку. Но даже он признавал, что дела могли бы идти и хуже, и считал, что некоторые из тех, кого он обратил, сейчас подвержены злым силам мень­ше, чем до крещения. Аза делала все, что могла, чтобы помочь ему, и хотя уже начала стареть, она была столь же активна, как и прежде, и много работала по при­смотру за детьми и слугами. Она и Йива были в Хороших отношениях и редко спорили, поскольку Аза Помнила, что ее невестка — королевских кровей, а когда они расходились во мнениях, Аза всегда уступа­ла, хотя и было заметно, что это противоречит ее характеру.

— Определенно,— сказал Орм Йиве,— что старуха еще упрямее тебя, а это уже немало. Хорошо, что дело обернулось так, как я надеялся, и что она никогда не пытается ставить под сомнение твою власть в доме.

Орм и Йива не имели до сих пор никаких причин жаловаться друг на друга. Когда они ссорились, никто из них не лез за словом в карман, но такие случаи были редки и быстро заканчивались, а потом уже никто из них не таил зла. Странной особенностью Орма было то, что он никогда не порол жену. Даже когда он очень сердился, сдерживал себя, так что все кончалось не больше, чем перевернутым столом или сломанной дверью. Со временем он заметил одну любопытную вещь: все ссоры всегда заканчивались одинаково. Ему приходилось ремонтировать поломанные им вещи, а дело, из-за которого ссорились, разрешалось так, как того хотела Йива, хотя она никогда не ломала дверей и не переворачивала столов, а просто кидалась попав­шейся под руку посудой в его лицо или разбивала тарелку об пол у его ног. Обнаружив это, он посчитал неблагодарным делом дальнейшие ссоры с нею, и иног­да проходило по целому году без них.

У них появилось еще двое детей: сын, которого назвали Иваром в честь Ивара Широкоплечего, и ко­торый, как надеялась Аза, когда-нибудь сможет стать священником, и дочь, которую назвали Сигрун. Токе, сын Серой Чайки, был приглашен на крестины в ка­честве главного гостя, и именно он выбрал ей имя, хотя и после долгих препирательств с Азой, которой хоте­лось, чтобы девочке дали христианское имя. Токе, однако, настаивал на том, что самое красивое женское имя — это Сигрун, оно же и наиболее прославленное в старинных балладах, и, поскольку Орм с Йивой желали выказать ему максимальное уважение, было решено согласиться с его желанием. Если все пойдет нормально, сказал Токе, она, в должное время, выйдет замуж за одного из его сыновей, поскольку он не может надеяться на то, чтобы получить в качестве невестки одну из близнецов, ни один из его сыновей не достиг достаточного возраста, чтобы рассматри­ваться в качестве будущего мужа. А это, сказал он печально рассматривая Оддни и Людмилу, очень жаль

Обе девочки к этому времени уже подросли, и никто не сомневался, что у них будет приятная внешность. Обе они были рыжеволосыми и с хорошими фигурами, скоро уже мужчины начнут посматривать на них. Но между ними легко можно было заметить Кдно различие. Оддни имела мягкий и покладистый характер, она была умелой в женских делах, охотно слушалась родителей и редко беспокоила Йиву и Юрма. А в тех случаях, когда это все же происходило, главной виновницей оказывалась ее сестра, потому что с самого начала Оддни во всем подчинялась Людмиле, а Людмила, напротив, не любила подчи­няться, а любила командовать. Когда ее пороли, она кричала не столько от боли, сколько от злости и утешалась мыслями о том, что скоро вырастет и сможет давать сдачи. Ей не нравилась работа на маслобойне или за ткацким станком, она предпочитала стрелять из лука и в этом деле вскоре стала столь же умелой, как ее учитель, Радостный Ульф. Орм не могконтролировать ее, но такое упрямство и храб­рость радовали его, и когда Йива пожаловалась ему на ее необычность и на то, как она играет в лесу, стреляя с Радостным Ульфом и Харальдом Ормссоном, он просто ответил:

— А чего ты ожидала? В ее жилах королевская кровь. Она благословенна вдвойне, за себя и за Оддни. Ее будет непросто укротить, поэтому давай надеяться, что основное бремя ее укрощения ляжет не на наши плечи.

Зимними вечерами, когда все сидели вокруг огня, занимаясь своим ремеслом, она иногда вела себя мир­но, и даже время от времени вышивала, если при этом рассказывалась какая-нибудь интересная история Ормом о его приключениях в заморских странах, или Азой о ее семье в давние времена, или отцом Виллибальдом о великих делах во времена Иеговы или царя Давида или Йивой об ее отце, короле Харальде. Счас­тливее всего она бывала, когда в Гренинг приезжал Токе, поскольку он был хорошим рассказчиком и знал много историй о древних героях. Когда он хотел вы­пить, всегда именно она вскакивала, чтобы наполнить его кружку, и просила продолжать, и редко когда он мог отказать ей.

С самого детства Людмилы Ормсдоттер мужчинам трудно было противоречить ей. Она была белокожей, с туго обтянутыми скулами, темнобровая, и хотя глаза ее были такими же серыми, как у многих девушек, мужчинам всегда казалось, что других таких нет во всей пограничной стране.

Первый опыт общения с мужчинами она приобрела в четырнадцать лет, когда Гудмунд из Уваберга при­ехал в Гренинг с двумя людьми, которых он предло­жил Орму принять на службу.

Гудмунда не видели в Гренинге с тех пор, как Орм оскорбил его на Тинге, и на последующие Тинги он не приезжал. Но теперь он приехал с улыбкой и друже­любием и сказал, что хочет оказать Орму любезность, чтобы их старая ссора была забыта.

— У меня сейчас с собой,— сказал он,— два самых лучших работника, которые когда-либо были. Я пред­лагаю их тебе. Они не рабы, а свободные люди, каж­дый из них работает за двоих, иногда и больше. Следовательно, я оказываю тебе большую услугу, предлагая их, хотя столь же верно, что и ты окажешь мне услугу, приняв их. Потому что оба они — большие обжоры, и хотя я держал их у себя четыре месяца, я больше не могу этого делать. Я не так богат, как ты, а они своим обжорством лишат меня всего имущества. Я не могу ограничивать их, поскольку они предупредили меня, что в таком случае могут стать опасными. До тех пор, пока они не наедятся досыта днем и вечером, на них находит бешенство. Но они охотно работают на того, кто их накормит досыта, и никто еще не видел таких работников.

Орм отнесся к этому предложению с подозритель­ностью и тщательно расспросил как Гудмунда, так и обоих работников, прежде чем принять и их. Эти двое не пытались скрывать свои недостатки, но честно рассказали, как обстоит дело и чего бы им хотелось. И поскольку Орму были очень нужны сильные работ­ники, он, наконец, принял их на службу, и Гудмунд уехал довольный.

Людей звали Уллбьорн и Грейп. Они были молоды­ми, с продолговатыми лицами, светловолосые, и стоило только посмотреть на них, как становилось ясно, что они сильны. Но что касается интеллекта, с этим у них было похуже. Из их рассказов стало известно, что они родом из отделенной части страны, они сказали, что их родина находится намного дальше Западного Гутеланда и называется Железной Страной, мужчины там сильны, как медведи, с которыми они часто борются ради развлечения. Но их страну поразил сильный голод, поэтому они покинули ее и направились далеко на юг, в надежде найти страну, где можно будет иметь достаточно еды. Они работали на многих фермах и поместьях Западного Гутеланда и Смаланда. Когда еды станови лось недостаточно, объяснили они, они убивали своего хозяина и шли дальше.

Орм подумал, что они работали со слишком робки­ми хозяевами, если те позволяли так легко себя уби­вать, но люди посмотрели на него серьезно и попро­сили хорошенько запомнить, что они сказали.

— Потому что, если мы проголодаемся, то прихо­дим в неистовство, и никто не может нам противосто­ять. Но если мы получаем достаточное питание, мы ведем себя мирно и делаем все, что прикажет хозяин. Так уж мы устроены.

— Еда у вас будет,— сказал Орм,— столько, сколь­ко хотите. Если вы настолько хорошие работники, как говорите, то стоите еды, которую съедите. Но будьте уверены, что если впадете в бешенство, то вам при­дется плохо, потому что я не терплю бешеных.

Они посмотрели на него в задумчивости и спроси­ли, скоро ли обед.

— Мы уже начинаем чувствовать голод,— сказали они.

Судьбе было угодно, чтобы обед был уже скоро. Двое новичков охотно начали есть и ели столь жадно, что все смотрели на них в изумлении.

— Вы вдвоем едите за троих,— сказал Орм.— А сейчас я хочу посмотреть, как вы будете работать за двоих каждый.

— Это ты увидишь,— отвечали они,— потому что обед нас вполне устроил.

Орм начал с того, что приказал им вырыть колодец, и вскоре был вынужден признать, что они не преуве­личили свои способности, поскольку они быстро выры­ли хороший колодец, широкий и глубокий, обложен­ный снизу доверху камнем. Дети стояли и смотрели, как они работают, мужчины ничего не говорили, но было заметно, что они поглядывают на Людмилу. Она не выказывала никакого страха перед ними и спроси­ла, что бывает с людьми, когда они приходят в бешен­ство, но не получила ответа.

Когда они справились с заданием, Орм приказал им Построить хороший сарай для лодок у реки, и с этим они тоже справились быстро и качественно. Йива запретила дочерям подходить к ним, когда они там работали, поскольку, как она сказала, никто не может быть уверен, что неожиданно выкинут эти наполовину тролли.

Когда сарай был готов, Орм поставил их на чистку коровника. Все коровы были на пастбище, и только бык оставался в стойле, он был слишком злым, чтобы его можно было выпускать. В стойлах лежало все накопившееся за целый год, так что Уллбьорну иГрейпу предстояла трудная работа в течение несколь­ких дней.

Дети и все домашние немного побаивались этих двоих, из-за их силы и странности. Уллбьорн и Грейп никогда много не разговаривали друг с другом, только иногда, когда к ним обращались, они кратко рассказы­вали о своих подвигах и о том, как они душили людей, не дававших им достаточно еды, или ломали им спины голыми руками.

— Никто не может устоять против нас, когда мы разозлимся,— сказали они.— Но здесь нам дают до­статочно, и мы довольны. До тех пор, пока так будет продолжаться, никто не должен нас опасаться.

Людмила была единственной, кто не боялся их, и несколько раз подходила к ним, когда они чистили коровник, иногда вместе с братьями и сестрами, иног­да — одна. Когда она была там, мужчины не сводили с нее глаз, и хотя она была молода, но хорошо пони­мала, о чем они думают.

Однажды, когда она была с ними одна, Грейп ска­зал:

— Ты — такая девушка, которая могла бы мне понравиться.

— И мне тоже,— сказал Уллбьорн.

— Хотелось бы мне поиграть с тобой в стогу сена,— сказал Грейп,— если только ты не боишься.

— Я могу сыграть получше Грейпа,— сказал Ул­лбьорн.

Людмила засмеялась:

— Я вам обоим нравлюсь? — спросила она.— Жаль. Потому что я — девственница, и королевских кровей, и не могу ложиться с любым случайным бродягой. Но мне кажется, что я предпочитаю одного из вас друго­му.

— Это я? — спросил Грейп и отбросил в сторону лопату.

— Это я? — спросил Уллбьорн, бросая метлу.

— Мне больше всего нравится тот,— сказала Люд­мила,— кто из вас сильнее. Интересно было бы узнать, кто же это.

Оба мужчины были уже охвачены желанием. Они молча смотрели друг на друга.

— Возможно,— мягко добавила Людмила,— я раз­решу более сильному немного посидеть со мной у реки

При этих словах они сразу страшно зарычали, как вервольфы, и схватили друг друга. Казалось, что силы их равны, и никто из них не может добиться превосходства. Стены дрожали, когда они ударялись о них. Людмила отошла к двери, чтобы не мешать.

В это время подошел Орм.

— Что за шум,— спросил он ее,— чем они там занимаются?

Людмила повернулась к нему и улыбнулась:

— Дерутся,— сказала она.

— Дерутся? — спросил Орм, делая шаг в ее сторону.— Из-за чего?

— Из-за меня,— отвечала Людмила радостно.— Может быть, это и есть то, что они называют «прийти в бешенство».

— После этого она в испуге убежала, поскольку увидела на лице Орма выражение, которое было для нее ново, и поняла, что очень сильно рассердила его.

Старая метла стояла у стены. Орм вырвал из нее ручку, и она была его единственным оружием, когда он вошел, захлопнув за собой дверь. Потом раздался его голос, заглушивший рычание этих двоих, а затем вхлеву все затихло. Но почти сразу же рычание началось снова и с удвоенной силой. Служанки вышли со двора и стояли, прислушиваясь, но никто не желал открыть дверь в коровник и посмотреть, что там про­исходит. Кто-то позвал Раппа с топором, но его никто не мог найти. Затем одна из дверей распахнулась и оттуда в страхе выскочил бык, на шее у него был обрывок веревки. Он умчался в лес. Все закричали при виде этого зрелища, теперь и Людмила испугалась и закричала, поскольку поняла, что из-за нее началось нечто большее, чем она предполагала.

Наконец, рев прекратился и наступила тишина. Вышел Орм, тяжело дыша и вытирая рукой лоб. Он хромал, одежда на нем была порвана. Служанки подбежали к нему с обеспокоенными криками и вопроса­ми. Он посмотрел на них и сказал, что им не надо накрывать на стол к ужину для Уллбьорна и Грейпа.

— И завтра тоже,— добавил он.— Но я не знаю, Что у меня с ногой.

Он прохромал к дому, чтобы Йива и священник осмотрели рану.

Внутри коровника все было в беспорядке, а двое бешеных лежали друг на друге в одном из углов. У Грейпа в горле торчала ручка от метлы, а язык Уллбьорна вывалился изо рта. Оба были мертвы.

Людмила боялась, что сейчас ее выпорют, и Йива считала, что она заслужила это за то, что одна пошла к бешеным. Но Орм попросил, чтобы с ней обошлись помягче, так что она отделалась легче, чем предпол­агала. Она в такой манере рассказала о том, что пред­шествовало драке, что они согласились, что ее вины в этом нет. Орм не был расстроен происшествием, после того как отец Виллибальд осмотрел его ногу и сказал, что рана легкая. И хотя сейчас он был уверен, что Гудмунд из Уваберга специально всучил ему этих двоих, чтобы отомстить, он был очень доволен тем, что сумел осилить двоих бешеных без оружия.

— Ты поступила мудро, Людмила,— сказал он,— натравив их друг на друга, когда они хотели совратить тебя, потому что я не уверен, что даже я смог бы пересилить их, если бы они до этого уже несколько не устали. Поэтому, Йива, я советую ее не сечь, хотя это было очень глупо с ее стороны — пойти туда к ним в одиночку. Она еще слишком молода, чтобы понимать мысли мужчин, которые неизбежно у них возникают, когда они видят ее.

При этих словах Йива с сомнением покачала голо­вой, но позволила Орму настоять на своем.

— Все закончилось хорошо,— сказал он.— Никто не станет отрицать, что эти два злодея неплохо пора­ботали за то время, пока были здесь. Теперь у меня есть колодец, сарай для лодок, и имя мое еще больше прославилось, а Гудмунд хорошо наказан за свои проделки. Так что все нормально. Но надо дать ему знать, что если он вновь разозлит меня, я нанесу ему такой визит, который он не забудет.

— Я пойду с тобой,— сказал Черноволосый с серь­езным видом. Он сидел и слушал их разговор.

— Ты еще слишком мал, чтобы носить меч,— сказал Орм.

— У меня есть топор, который Рапп выковал для меня,— ответил он.— Он говорит, что мало найдется топоров с таким острым лезвием, как у моего.

Орм и Йива засмеялись, но отец Виллибальд на­хмурился и покачал головой, сказав, что плохо слы­шать такие слова из уст христианского ребенка.

— Я должен вновь сказать тебе, Черноволосый,— сказал он,— то, что ты уже слышал от меня раз пять если не десять. Ты должен поменьше думать об оружии и побольше о том, чтобы выучить молитву «Патер Ностер», которую я так часто объяснял тебе и просилвыучить. Твой брат Харальд знал эту молитву наизусть, когда ему было семь лет, а тебе уже двенад­цать, а ты не знаешь.

— Харальд может помолиться за нас обоих,— смело отвечал Черноволосый,— а я не спешу учить то, что говорят попы.

Так проходило время в Гренинге, и ничего особен­ного не происходило. Орм был вполне доволен пер­спективой просидеть здесь мирно до конца своих дней. Ho на следующий год после того, как он убил бешеных, он получил сведения, которые вынудили его отпра­виться в третий свой большой поход.