Вирус ненависти

Поколебавшись еще пару секунд, она все-таки открыла дверь.

На пороге стоял незнакомый мужчина.

Какой-то пугающе большой — рост под метр девяносто, даже, наверное, выше; широкие плечи, сильные большие руки, одет в белую дорогую футболку и легкий льняной летний костюм, под которым угадывались тренированные мышцы. Коротко стриженные темные волосы, искривленный, видимо перебитый когда-то давно, нос и внимательные голубые глаза, с непростым, ой каким проницательным взглядом.

«Терминатор!» — вяло и безразлично подумала Тина.

— Здравствуйте! — поприветствовал мужчина.

«И голос точно как у терминатора!»

От низкого, насыщенного тембра голоса у нее пробежал холодок по позвоночнику, как бывает, когда попадаешь в резонанс с музыкальным ладом.

Она не ответила на приветствие, рассматривая его.

— Игнатова Валентина Игоревна? — спросил незнакомый гражданин.

— Бить будете или удостоверение предъявите? — выдвинула предположение о причине его появления на пороге Тина, забыв окрасить интонации эмоциями.

— А есть за что бить? — усмехнулся мужчина.

— Да кому сейчас повод нужен?

— Тоже верно! — все еще улыбаясь, согласился он и представился: — Беркутов Артем Константинович, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.

Он достал из борсетки, висящей у него на запястье, удостоверение, развернул и показал ей. Правильно так показал, неспешно, без суеты и подчеркнутой значимости.

Тина равнодушно рассмотрела удостоверение.

— У меня к вам есть несколько вопросов, — пояснил он свой приход.

— Проходите, — пригласила она и отошла в сторону, пропуская его в квартиру.

Артем Константинович вошел, кинул быстрый взгляд на пепельницу и кружку, стоящие на полу, и указал вопросительным жестом на свою обувь.

— Нет-нет, не снимайте. Идемте на кухню.

Они прошли в кухню, и Тина предложила ему «гостевое» место — удобный плетеный стул за столом, напротив окна.

Артем рассмотрел и оценил обстановку.

Кухня большая — метров пятнадцать, очень стильная и удивительно уютная. Было сразу понятно, что, невзирая на дорогую мебель и современную встроенную технику, кухню делали под себя, не обращая внимания на модные тенденции. Пол паркетный, светлого дерева, кухонный гарнитур в тон, не огромный и громоздкий, как часто бывает, а легкий, занимающий не так много места. Круглый обеденный стол, плетеные стулья, цветы в горшках на столешнице и подоконнике, занавески легкие, радостные. Много керамики: тарелки, чашки, какие-то миски, вазы, расставленные по полкам, явно не только для красоты.

Все это создавало ощущение такого спокойствия, тепла, домашности, что ли, и, странное дело, так созвучно было Артему.

У него испортилось настроение. Вот в момент!

— Будете кофе, Артем Константинович?

— С удовольствием! — ответил он, стараясь прогнать досаду.

Пользуясь тем, что она хлопочет у плиты, заваривая кофе, он внимательно ее рассмотрел.

Да уж, дамочка! Будоражащая, если подбирать эпитеты. Чуть выше среднего роста, где-то метр семьдесят. Стройная — не жердь худосочная, вполне в теле, но ничего лишнего. Темные волосы, короткая стильная стрижка с длинными тонкими прядками возле маленьких ушек и сзади на шее. Имелись и красивые длинные ноги с удивительно маленькими для такого роста ступнями. Тонкие запястья, узкие ладошки, длинные тонкие пальцы. Никакого яркого маникюра — короткие, красивой формы ногти. Высокая полная грудь, очень светлая, матового оттенка кожа. На ней были светлые бриджи и белый хлопчатобумажный легкий свитер, доходящий до бедер, с глубоким вырезом на груди.

И все это, увиденное, прочувствованное, по привычке анализируемое и понятое им, вызвало у Артема прилив странной, нелогичной, удивившей его досады.

Она поставила перед ним чашку кофе, не маленькую «пиньдюрку», которые он терпеть не мог, а нормальную большую керамическую кружку, полную крепкого ароматного напитка, запах которого вызвал мгновенный спазм у него в желудке, напомнив о том, что за целый день у него не нашлось времени поесть.

— Молоко, сахар?

— Да, — коротко ответил Артем, стараясь уравновесить свое непонятное настроение.

Она добавила в его и свою кружки молока, поставила на стол сахарницу, плетенку с печеньем и чистую пепельницу, села напротив, отхлебнула кофе и закурила. Красиво так закурила, женственно, неторопливо.

— Слушаю вас, Артем Константинович.

— Валентина Игоревна… — начал он, но она его перебила:

— Можно просто Тина.

Ну да! Конечно Тина!

Как это он сразу не подумал! Никакие Валя, Валюша ей не подходят и близко, экзотическая Тина — имя, вызывающее у него легкий спазм внутри, ей очень шло. В ней не было ничего вычурного, нарочитого. Никаких украшений, только тоненькая цепочка с крестиком, спускающаяся в ложбинку груди, и никакой косметики.

Выразительные, светло-карие, даже золотистые глаза, тонкие брови, прямой нос с еле заметной горбинкой, красивой формы губы — не слишком пухлые, но и не тонкие. Неброская, неяркая красота, которую надо увидеть, та, которую чем больше рассматриваешь, тем больше открываешь.

Он наконец подобрал ей определение: изысканная простота!

Черт! Э-эх!

С такой бы дамочкой где-нибудь на дачке у друзей неспешно, под шашлычок познакомиться! И сразу начать красиво ухаживать, не настойчиво, но не забывая про легкий напор, молодея душой и взбодрившись инстинктами! И уж всяко не при делах скорбных и рабочей необходимости!

Опять поднялась внутри приливом морским, волной досада, которую он так старательно изгонял из себя, прячась за кружкой кофе и напускным официозом.

— Хорошо, Тина, — неласково согласился Беркутов. — Как давно вы виделись со своим мужем?

— Уточняю: бывшим мужем и к тому же гражданским — мы не были расписаны. А виделись мы две недели назад, когда он забирал свои вещи отсюда, — не меняя ровности и отстраненности тона, отрапортовала она.

— Почему вы с ним расстались?

— Хороший вопрос! Я сама себе его задаю, но несколько иначе: почему мы не расстались раньше? Артем Константинович, что произошло?

— Я объясню вам позже, ладно? Меня интересует все, что связано с вашим бывшим мужем, — позволил себе немного мягкости Артем.

— С ним что-то случилось?

— Ничего страшного. Извините, но все-таки я вынужден вас спросить: что было причиной вашего расставания?

Ей позвонила на работу Ритка.

— Тина! Мне срочно нужно твое черное платье!

— Здравствуй, Рита, я тоже рада тебя слышать, и у меня все в порядке!

— Тинка, не вредничай! У меня обалденный клиент, и он пригласил меня в шикарный кабак!

— В шикарных кабаках снимаются, а не говорят о делах. Ты вообще-то в курсе?

— Я бы хотела совместить, если получится. Для этого мне и нужно твое платье! — как на духу призналась подруга.

— Заезжай вечером и возьми, — усмехнулась ее энтузиазму Тина.

— Мне надо сейчас! У нас встреча намечена в пять. Понимаешь, в пять, очень по-деловому. Я сейчас лежу в ванне и буду приводить себя в порядок. Тиночка, пожалуйста, съезди за ним и привези мне. Очень тебя прошу! Может, это судьба!

— Боже, спаси нас от этого! Обычно все, что «может, судьба», ты посылаешь очень далеко, придав ускорение словами!

— Это ты у нас порядочная жена, а мы, одинокие девушки, ищем своего принца методом научного тыка, не ожидая милостей от природы!

— Ладно, ты там не утонешь, в ванне?

— «Ладно» — это значит съездишь или призыв заткнуться?

— Съезжу, а то, не дай бог, разрушу счастье подруги!

— Я тебя люблю! Жду!

Войдя в прихожую своей квартиры, Тина увидела туфли мужа и его портфель, примостившийся на полу рядом с туфлями, и сильно удивилась: странно, он никогда не приезжал домой днем. Вообще никогда!

Может, что-то случилось?

Тина собралась окликнуть его, даже воздуха набрала в легкие для громкого призыва, когда услышала доносящиеся из спальни непонятные звуки. Уже подойдя к двери, она обо всем догадалась, но какая-то сила — скорее всего, желание убедиться окончательно, не дав себе трусливой возможности подумать, что неправильно все поняла, — заставила ее войти в комнату!

На кровати происходил апогей «большой и чистой телесной любви» в исполнении ее мужа и ее же ближайшей подруги Людмилы.

Он скакал на ней, рвался к финалу, громко выкрикивая матерные слова. Тина столкнулась взглядом с Людмилой, лежащей под ним. И этот взгляд за секунду из откровенно чувственного превратился в испуганный и панический.

Она вышла, осторожно притворив за собой дверь, прошла в кухню, заварила себе кофе, села за стол с чашкой в руке, закурила и уставилась в окно невидящим взглядом, пытаясь разобраться в своих мыслях и ощущениях.

Надо признаться, испытывала она целый букет чувств: непонимание, жгучую обиду на Людку, какую-то брезгливость от самой ситуации, что-то еще неприятно шебуршащее в душе, но все это было второстепенным. Главным и самым сильным, удивившим откровением чувством было огромное облегчение, ощущение, что некая невероятная тяжесть, давившая на нее много лет, вдруг свалилась с плеч! И это поразило ее до глубины души!

«Я потом с этим разберусь! Я сяду и подумаю и все пойму, а сейчас мне надо выдержать разговор! Просто потерпеть немного и пережить неизбежный треп!»

Она услышала звук закрывающейся входной двери — ушла Людмила. В кухню вошел Алексей, босиком, в брюках и расстегнутой рубашке, вперед своим солидным брюшком.

— Свари мне тоже кофе, — попросил он.

Тина молча показала ему рукой на плиту — жест означающий: «Вари сам!»

— Ты же знаешь, я не люблю варить кофе, — раздраженно попенял он, достал из холодильника бутылку минеральной воды и налил себе в стакан.

Подумал, зло разглядывая Тину, ну и высказался, само собой.

— Ты сама в этом виновата! — начал наступление Алексей. — Ты уже несколько месяцев со мной не спишь! В конце концов, я нормальный мужик, мне секс нужен регулярный, а не когда твое величество соизволит!

О как! Значит, виноватый таки имеется, и к тому же весьма определенный!

— Я не знала, что ты любишь материться в процессе! — еле сдерживая рвущийся смех, сказала Тина.

— Да, люблю!!! — закричал он. — Меня это заводит! Но с тобой это невозможно, — ты же вся такая… прямо княгиня гребаная! С тобой рядом чихнуть страшно, вдруг ты не так поймешь!!

— Леша, ты не нервничай так, — очень спокойно сказала Тина. — Ты пойди собери необходимые вещи на первое время. Я потом все остальное упакую.

— Я не собираюсь от тебя уходить! Подумаешь, трахнулся мужик! Ну и что?! Если ты мне не даешь, это еще не повод разойтись! Ты сама виновата! — еще раз упрекнул он.

— Хорошо. Я во всем виновата. Но жить с тобой я больше не хочу. Пожалуйста, собери вещи и уходи!

— Дура! Идиотка! Вот так взять и все разрушить! На что ты жить собираешься?! На свою зарплату?!

— Леша-а-а, все время, что мы с тобой вместе, я живу на свою зарплату, у тебя денег я ни разу не брала, только на продукты. Не думаю, что с твоим уходом что-то изменится.

— Я вложил в эту квартиру бешеные бабки! Это мой дом!

— Леша, — не выпадая из спокойного тона, говорила Тина, — это не твой дом, это квартира моих родителей. И перестань, хоть раз в жизни, считать деньги!

— Ты еще мне припомни, что первое время ты нас кормила! — Лешка не мог остановиться, ему было необходимо ее во всем обвинить.

— Мы с тобой пять лет вместе, из них три года жили на мою зарплату, это не первые годы, это три из пяти! Я очень тебя прошу, будь ты мужчиной, просто уйди, и все! — с нажимом попросила она.

— Хорошо! Я уйду сейчас, но мы еще вернемся к этому разговору, когда ты немного остынешь! — сказал он и вышел из кухни, хлопнув дверью в раздражениях «праведных».

Он ходил по квартире, собирался, а Тина прислушивалась к его сборам — спальня, ванная, гостиная, снова спальня, кабинет. Ей казалось, что он передвигается совсем медленно, и она умоляла про себя:

«Да уходи ты уже скорее! Давай, мне надо побыть одной!»

Наконец собранный, с сумкой и портфелем в руке, одетый в костюм, он зашел на кухню:

— Я ухожу. Позвоню через пару дней, и мы поговорим спокойно.

— Оставь ключи, — попросила она.

— Они мне нужны, мало ли что понадобится! Не дури!

— Оставь ключи! — очень жестко и холодно произнесла Тина. — Если тебе что-то понадобится, позвонишь, я тебе отдам!

— Ненормальная! — крикнул Лешка.

Но все-таки достал связку, снял с брелка два ключа от квартиры и швырнул на стол. Ключи пролетели по крышке стола, стукнулись о чашку и упали на пол, к ее ногам. Тина наклоняться и поднимать их не стала.

С огромным облегчением она закрыла за ним дверь и вернулась в кухню. Налила себе воды в стакан из бутылки, которую он оставил на столе, собралась выпить, но вдруг ярко, в деталях и подробностях, вспомнила картинку, которую увидела в спальне, и начала смеяться. Смех быстро перешел в хохот, отнимающий все силы. Тина хохотала так, что у нее подкосились ноги, и она опустилась на пол, продолжая смеяться. Немного успокоившись, отпила воды, стакан с которой так и держала в руке.

Зазвонил телефон, выводя ее из состояния, близкого к истерике.

— Тинка! — заорала Ритка, как только она взяла трубку. — Ну где ты?! Я тебя жду, жду, а ты не едешь! Я же опоздаю!

— Рита, — спокойным голосом ответила Тина. — Тебе придется пойти в чем-нибудь другом.

Ритка замолчала. Сразу.

Они очень хорошо знали друг друга, давно, с самого детства став близкими и родными людьми. Рита знала, как Тина умеет скрывать чувства и эмоции за этим спокойным и ровным тоном, и еще знала, что чем тяжелее у нее ситуация, тем спокойнее внешне она становилась. Защитная реакция, выработанная с детства, — стоит только показать свои чувства, страх или радость, и тебе сделают в сто раз больнее. Поняв, что у Тины что-то случилось, Ритка осторожно предложила:

— Тина, давай я сейчас приеду!

— Не надо, Ритуль. Я на работу, а вечером приезжай. Во сколько ты сможешь?

— Когда надо, тогда и смогу!

— У тебя же свидание.

— Да хрен с ним, со свиданием! Что случилось-то?!

— Приезжай часов в восемь — поговорим.

Тина поехала на работу и сразу прошла в кабинет к начальнику.

Она работала с ним уже семь лет. Начав с младшего менеджера, работая по совместительству курьером, и немного бухгалтером — первичные документы, и немного секретарем — они тогда только начинали, и штат был маленьким, и на полную ставку уборщицей. Вот как-то так, всем «букетом», и работала. Сейчас она стала заведующей отделом и его правой рукой, давно уже называя его по имени и каких только испытаний не пройдя вместе с ним и его фирмой.

— Сережа, — начала она с порога. — Мне нужен отпуск. Прямо сейчас!

— Ты что, Игнатова, охренела? Какой отпуск?! — возмутился Сергей Владимирович Коротов. — Работы полно!

— Сережа, — она села на стул напротив него, — только что я застукала Лешку с моей подругой Людмилой в кровати во время неистового секса. Мне надо время, чтобы все обдумать и успокоиться, работать я все равно не смогу.

Он помолчал, посмотрел на нее внимательно, достал из папки чистый лист бумаги и протянул ей:

— Пиши заявление. Сколько тебе надо?

— Месяц.

— Тинка, ты меня без ножа режешь! Мне же придется половину твоей работы на себя взять! Быстрее ты не можешь успокоиться и подумать?

— Не могу. Мне, наверное, и месяца мало будет!

— Сдурела совсем! Ни дня больше!

Она написала заявление и протянула ему. Сергей размашисто подписал, дав добро.

— Вот говорил я тебе: выходи за меня замуж! А ты все своего козла обхаживала!

Да, был такой эпизод в их жизни.

Однажды после корпоративной пьянки она довезла его на такси домой и, пока стягивала с него ботинки и укладывала на кровать, он жаловался на свою жизнь и звал ее замуж, рассказывая, как она ему нравится. Поставив возле него графин с водой, стакан и положив пачку Алка-зельтцера рядом, она чмокнула его в лоб и поехала домой к мужу. На следующий день Сергей извинился перед ней и об этом разговоре никогда не вспоминал, до сегодняшнего дня. Теперь можно было над этим шутить, потому что два года назад он очень счастливо женился и любил свою молодую жену. Такой вот хеппи-энд к всеобщей радости.

— Тебе деньги нужны? — спросил он.

— Наверное, нужны.

Сергей достал кошелек, вытащил пачку купюр, какие были, и сунул ей:

— Возьми, потом заедешь, отпускные получишь. И постарайся не расстраиваться сильно. Как ни банально это звучит, но всем давно и глубоко было понятно, что он тебя недостоин. Я рад, что для тебя эта каторга закончилась. Езжай с глаз долой, пока я не передумал.

Вечером приехала Ритка. Выслушав Тинин рассказ, почему-то не удивилась, только возмутилась:

— Так странно, что это была Людка! Мы же дружили, да и столько для нее сделали! Не понимаю! — И переключилась на позитив утверждающий: — Ладно, я тебя знаю, дней через десять поговорим, когда ты в себе разберешься. Только прошу тебя, не отключай телефон, я буду звонить всего раз в день, обещаю! Узнать, как ты тут, и все!

— Не надо драм! Что со мной сделается? — успокоила Тина.

— Да знаю я тебя! Начнешь себя во всем обвинять, вспомнишь трудное детство и придешь к выводу, что никому не нужна! Просто ты еще не встретила своего мужчину!

— А ты встретила?

— Я тоже не встретила. Значит, у нас все впереди, подруга! Радуйся!

— Я попробую. Ладно, Ритка, иди, мне надо побыть одной.

Ритка обняла ее, поцеловала и, уже стоя в дверях, обернулась.

— Ты не одна, у тебя есть я, и Дениска, и мама с папой, — напомнила на всякий случай.

— Да, Ритуль, спасибо тебе, — согласилась Тина.

На следующий день она старательно, продуманно и неторопливо собрала все вещи Алексея, выставила в прихожую, позвонила ему на работу и попросила забрать шмотье.

Он приехал вечером и с порога стал отчитывать:

— Тина, ты дура! Зачем принимать скоропалительные решения? Мы же семья, мало ли что бывает между людьми. Зачем все рушить? Я не понимаю!

— Леш, мы уже давно не семья, да, пожалуй, и никогда ею не были. Был только ты со всеми твоими желаниями, потребностями, бизнесом, капризами. Со всем только твоим, и все было посвящено только тебе.

— Не надо, Тина, не изображай из себя жертву эгоистичного мужа!

— Леша, я не хочу ни о чем говорить! Все! Забирай вещи, и желаю тебе счастья в жизни! Честно, очень искренне желаю тебе всего хорошего!

— Ладно, я понимаю: тебе надо успокоиться, подумать. Мы потом поговорим.

— Да пошел ты куда подальше! Можешь в задницу! — с удовольствием сказала она и стала выносить его вещи из квартиры на лестничную площадку, торопясь выставить его из своей жизни.

Оставшись одна, Тина приступила к любимому занятию: размышлять, пытаясь понять себя, свою жизнь, свои ошибки, стараясь никого не обвинять, отодвинув на время Людмилу и ее поступок, чтобы расставить все по местам, а не придумывать себе портрет несчастной, обиженной жены и обманутой женщины, — это бы мешало, заслоняя истину.

Тину никто не тревожил, все знали эту ее привычку разбираться с проблемой в одиночестве и тишине, скрупулезно, дотошно докапываясь до причин и анализируя следствия.

Но сегодня ее затворничество нарушили.

Утром раздался звонок в дверь. Тина никогда не спрашивала: «Кто там?» — за что ее всегда ругал Лешка.

На пороге стояла Людмила.

— Тина, нам надо поговорить! — просительным тоном, вместо приветствия, протянула бывшая теперь подруга.

— Я пока не могу с тобой говорить, извини.

— Я так и знала, что ты еще не готова, но решила попробовать. Ладно, хоть воды дашь, жарко очень?

— Зайди.

Тина пошла в кухню и, услышав сзади себя шаги, удивилась, что Людмила идет за ней, и еще больше удивилась, когда та решительно села за стол.

— Хотя бы выслушай меня! — быстро заговорила Людмила. — Лешка меня просто пожалел. Я жутко разругалась с Витей, шла в слезах по улице, он ехал мимо, остановился, усадил меня в машину и попытался успокоить. Ну а потом…

— Получилось?

— Что? — удивилась Люда.

— Успокоить. Получилось?

— Да, — пряча глаза, ответила Людмила. — Ты прости меня.

— Потом поговорим, я пока не могу.

— Тогда я пойду! — поразив очередной раз Тину быстрой «капитуляцией», согласилась Люда.

Закрыв за ней дверь, Тина уперлась лбом в обивку двери и с тоской подумала:

«Это тоже надо пережить! Все равно с ней придется разговаривать, она обязательно появится и не исчезнет, как мираж! О господи!»

Тина поняла, что ей срочно надо чем-то заняться, чтобы как-то отвлечься от этого визита.

«Приготовлю-ка я обед!» — приняла она решение.

За дни своего добровольного затворничества она не ела горячего, обходясь кофе с бутербродами.

Тина замечательно готовила, просто великолепно, и любила это занятие, среди друзей и знакомых ходили легенды о ее кулинарных способностях. Щи были одним из фирменных блюд, на приготовление которых уходила масса времени, но результат всегда получался превосходным и стоил многочасовых усилий. Этими знаменитыми щами можно было вылечить даже самое злое похмелье. На них собирались целые компании, которые постепенно исчезли с появлением в ее жизни Алексея. Но стоило ему уехать в командировку или в отпуск, друзья, узнав, что она готовит свои щи, съезжались к ней в дом, привозя водочку, грибочки и соленые огурчики, превращая ужин в посиделки до утра, со смехом, песнями и тихой радостью.

В дверь опять позвонили. Ах ты боже мой! Ну кого там принесло еще?

Пришел их участковый, весьма колоритная личность, надо отметить. Звали его Тарас Петрович Кучеря. Маленький, толстенький, кругленький, с пышными хохлацкими усами, с хитрым прищуром глаз. Улыбчивый усталый служака, лет под пятьдесят.

— Я опять к вам, Валентина Игоревна! — как бы извиняясь заранее, начал он, забыв поздороваться.

Тина раздражилась: ну не до него ей сейчас было, не до его разговоров и разборок, жалоб и кляуз соседей друг на друга! Она постаралась унять всплеск раздражения. Все-таки его работа довольно тяжелая, и не по своей воле и удовольствия ради он таскается по домам.

— Проходите, Тарас Петрович, — смирившись с неизбежным, пригласила она.

Они прошли в кухню. После небольшого препирательства в прихожей по поводу снимаемой обуви участковый таки разулся, невзирая на все Тинины отговоры, и в одних носках прошлепал за ней в кухню. Он уселся на стул весьма основательно, положил на стол папку и принюхался к запаху готовящейся еды.

— Мастерица вы готовить! Наслышан! — похвалил с явной долей подхалимства.

— А про это-то вы откуда знаете? — удивилась Тина.

— Так по специфике своей службы я о многом осведомлен! — хитро прищурился участковый.

— Хотите щей, Тарас Петрович? Им, правда, еще потомиться надо, но они уже готовы, — предложила Тина.

— Хочу! С превеликим удовольствием!

Тина налила большую тарелку и поставила перед ним, выставила на стол сметану, плетенку с хлебом, нарезанным толстыми ломтями, как и положено к такой еде.

Тарас Петрович умудрялся есть и говорить одновременно.

— Я по поводу вашего соседа Олега. Жалуются на него жильцы, мол, музыка громкая до полночи, гости постоянно, шум. Что, балует парень?

— Да бросьте вы, Тарас Петрович, все же знаете! — отмахнувшись от его слов, поморщилась Тина. — Замечательный мальчишка! Такая трудная семья, а он не пьет, не колется, по притонам не шатается. В институт поступил, работает! И ребята к нему нормальные ходят, не шантрапа какая-нибудь. А что музыка громко, так они же молодые — тихо не умеют! Вы вот, когда молодой были, тоже, наверное, на всю округу музыку включали?

— Было дело, — признался он. — Значит, ничего криминального?

— Да вы лучше меня знаете!

— Проверить я должен, — сделал упор на должностных обязанностях участковый.

Он доел, неспешно, с аппетитом, не отказался и от добавки, нахваливая ее мастерство. Они поговорили о происшествиях в округе, соседских сварах. Тарас Петрович пожаловался на жизнь, маленькую зарплату, огромный участок, повздыхал и наконец отбыл, поблагодарив за щедрый обед и понимание его проблем в целом и в частности.

Проводив его, Тина с удовольствием поела сама, первый раз за все время по-настоящему пообедала. С удивлением обнаружила, что, по обыкновению, приготовила очень много, на большую компанию, и прикинула, что с этим делать.

«Буду есть всю неделю!» — решила она, пока мыла посуду, и вернулась к своим мыслям.

Прослонявшись бесцельно по дому, к вечеру она устроилась на любимом месте на полу, напротив входной двери, с чашкой кофе и сигаретой, где ее и застал очередной звонок в дверь, резкий и громкий звук которого заставил вздрогнуть от неожиданности.

«Да что же это такое? Прямо день открытых дверей! Может, к черту, кто бы там ни пришел? Ходят тут, нарушают мою приватность!»

Звонок повторился, и Тина, продолжая ворчать про себя и с удовольствием досадовать, поднялась-таки с пола и, поколебавшись еще мгновение, открыла.

Я понимаю, что это нетактичные вопросы, но вынужден их задавать, — вернул ее к действительности низкий голос следователя.

— Извините! — встрепенулась Тина, поняв, что надолго замолчала. — Я не ухожу от ответа, просто задумалась. — Она помолчала и неожиданно спросила: — Артем Константинович, вы сегодня обедали?

— Нет, а что? — удивился он резкому переходу.

— Давайте я вас накормлю обедом или, скорее, ужином.

— Взятки должностному лицу? — усмехнулся Артем.

— Горячим обедом? Нет, просто попытка накормить голодного мужчину. Пока вы ужинаете, мне будет проще отвечать на ваши вопросы, а то как-то очень официально, а вопросы вы задаете щекотливые, при этом старательно избегая пояснения причин своего интереса.

Он удивился еще больше, на сей раз ее откровенности.

Артем задумался. Есть ему, если честно, хотелось страшно, он мотался сегодня целый день по Москве, не успев даже перекусить, но у него в кармане лежали «вещдоки» с места происшествия, указывающие прямо на нее. Прямехонько и однозначно на данную гражданку. И предъявлять обвинение после сытного ужина и радушия хозяйки было более чем некрасиво, мягко говоря.

А еще он был раздосадован нестыковкой ее образа, поведения, манеры разговора, психологического портрета, который он уже себе набросал, и происшествием.

Раздражаясь совсем уж осатанело, потому что придется отказаться от предложенного угощения и как-то осаживать дамочку, он подумал: «Ну что тебе, вот такой — умнице, красавице, сильной, интересной — нужно так от мужика-то? А? Бабки? Или такая офигенная любовь? И мужик-то так себе, был бы хоть с характером! Вот какого тебя во все это потащило, девонька?»

От этих мыслей, от непонимания, как эта женщина могла решиться на такой поступок из-за совершенно неинтересного мужичонки, у него свело желудок и подкатил горький комок к горлу. Артем уже собрался резко ответить ей отказом, как по логике напрашивалось, и перевести разговор в рамки допроса, но она его опередила:

— Соглашайтесь! Вы же голодный, до вас был мужчина, он попробовал, ему очень понравилось, — и первый раз с момента его прихода легко улыбнулась.

— Какой мужчина? — осторожно спросил Артем.

— Участковый приходил, Тарас Петрович Кучеря. Поговорить о делах житейских. Так уплетал за милую душу, еще и добавки попросил. Или об этом нельзя говорить, тоже считается взяткой должностному лицу? — продолжая улыбаться, поинтересовалась она.

Удерживая готовое хлынуть, как прорвавшаяся плотина, облегчение, остужая мысленным приказом непонятные эмоции, Артем ответил:

— Ему можно, он участковый, почти член семьи, — и осторожненько так, как на минном поле сапер, уточнил: — А во сколько он приходил?

Он вдруг осознал, прочухал, что волнуется, даже разозлился и одернул себя: «Ты чего, Беркутов? Что за эмоции? Остынь!»

— Это важно? — спросила Тина.

— Да!

— Так. Я попробую сообразить… — Она задумалась, вспоминая. — Я как раз закончила готовить и сверяла время.

«Ну давай, девочка, не подведи меня!» — просил про себя Артем, внимательно наблюдая за выражением ее лица.

— Около часа дня. Нет, в час, точно! Мы поговорили минут сорок, и он ушел. А что случилось-то?

— Ничего страшного, — радостно ответил Артем Константинович Беркутов, поражаясь самому себе. — Давайте! С удовольствием поужинаю, раз вы предлагаете! Только, не обижайтесь, я позвоню, поговорю с вашим участковым.

— Да, пожалуйста, если это так важно.

Тина принялась хозяйничать — разогревать еду, накрывать на стол, — а он тем временем достал записную книжку, нашел телефон местного отделения милиции, взял свой мобильный, позвонил, представился и спросил участкового. Разговаривая с Тарасом Петровичем, он все время незаметно наблюдал за Тиной и думал: с чего это он так реагирует? Откуда эмоции? Он был профессионал и никогда не позволял себе во время работы чувств. Конечно, они возникали всегда, но он умел загонять их очень далеко, чтобы не мешали трезвой оценке ситуации, и выпускал только после окончания дела, разрешая себе симпатии, антипатии, жалость и злость.

— Спасибо, Тарас Петрович, — закончил он разговор.

Щи оказались очень-очень вкусными, ничего подобного он не пробовал в своей жизни. И этот штрих он добавил к ее портрету.

— Это просто фантастика! — похвалил Беркутов со всей возможной искренностью.

— Спасибо! Приятного аппетита. Давайте я попробую ответить на ваши вопросы.

— Давайте, — не прерывая процесса вкушения, согласился Артем.

— Вы спросили: почему мы расстались?

— Да.

— Причина самая простая: оказалось, что мы чужие люди, а я долго себе в этом не признавалась. Я отпуск взяла, чтобы разобраться, и уже две недели пытаюсь все по местам расставить в голове. Попробую вам коротко сформулировать.

— Можно и пространно.

Она кивнула, скупо улыбнувшись.

— Мы никогда не были близкими и родными людьми. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Надеюсь, но поясните, пожалуйста, как вы понимаете.

— Не было родства душ, что ли… Да и любви настоящей никогда не было. Сначала он строил свой бизнес, и все было посвящено этому. Это нормально, мужчина делает, строит что-то, женщина его поддерживает, как может. И не до копаний в чувствах нам было, вкалывали оба, уставали так, что была одна мечта — выспаться. Потом, когда он уже встал на ноги, как-то все вошло в привычную колею: у него своя работа, у меня своя. Но в последнее время мне стало тяжело рядом с ним. Я все чаще смотрела на него и удивлялась: совершенно чужой мне человек, почему же мы живем вместе? Интересы разные, восприятие жизни разное, даже юмор разный.

Тина замолчала, обдумывая, как объяснить правильно то, что она поняла, передумав и анализируя за эти последние две недели про их с Лешкой жизнь.

— Что, вот так подумали и решили расстаться? — спросил Артем с сомнением.

— Да нет, мне был предоставлен веский повод.

— Какой же?

— Банальный. Я случайно приехала днем домой и застала его в постели с моей подругой.

— Да уж, действительно банальный.

Он опросил всех на работе ее мужа. Там ее очень хорошо знали и ценили, она, оказывается, много сделала для их фирмы. Особые дифирамбы ей пели два полноправных партнера ее мужа. И никто словом не обмолвился и не намекнул об этом «эпизоде»! Значит, не знали или знали и старательно скрывали.

«Интересно».

— Как зовут эту подругу?

— Людмила Викторовна Шлях.

— Как давно вы дружите? — Он записал данные в блокнот, который положил вместе с ручкой под правую руку, как только присел за стол.

— С института. Мы с ней учились вместе, в одной группе. Дружили. Не так, чтобы поверять все свои секреты, но довольно близко.

— Она живет в Москве?

— Да.

— Как давно?

Тина вздохнула, она поняла, что придется рассказать, хотя бы коротко, об их отношениях с Людмилой, а следовательно, неизбежно и о себе.

— Когда мы с Риткой более или менее встали на ноги, выбрались из нищеты и могли себе позволить хоть чуть-чуть помогать родителям, я поехала с Дениской, это Ритин сын, навестить наших родителей. Там случайно встретила Людмилу, она работала продавцом в коммерческом ларьке. Мы разговорились, и оказалось, что они ужасно трудно живут. Людмила рано, в восемнадцать лет, вышла замуж, сразу родила. Муж ее, Виктор, бросил институт и стал шоферить, пытаясь их прокормить. Мы на почве детей и сдружились с ней сильнее — у нас Дениска, у нее Альбина, — мы часто и по врачам детским вместе ходили. Но после института никаких связей не поддерживали, а тут встретились, и я очень за них расстроилась. Она спросила, нет ли у меня на примете какой-нибудь работы в Москве, чтобы нормально зарабатывать. Когда я вернулась в Москву, стала искать ей работу. Помогла Ритка, у нее был клиент, который искал себе менеджера на фирму, он только что уволил одну сотрудницу. Мы Людмилу сразу вызвали, послали ей деньги на дорогу. Она прошла собеседование, и ее приняли. Чуть позже Ритка уговорила этого клиента взять туда же Виктора шофером. Мы договорились со своей бывшей хозяйкой, в коммуналке, которую снимали раньше, и она взяла их с Витей туда жить, мы с Риткой заплатили за три месяца, пока они на ноги не встанут. У них же денег тогда совсем не было. Витя до сих пор работает на этой фирме, хорошо зарабатывает, а Люда перешла с повышением, и в деньгах и в должности, на другую фирму. Альбинку они давно перевезли к себе. И все у них наладилось. — Тина задумалась. — Хотя, судя по последним событиям, не так уж и наладилось. Но это дела семейные.

— Вы кому-нибудь рассказывали об инциденте? — делал свою работу Беркутов.

— Только Ритке и Сергею пришлось объяснить.

— Сергей это кто?

— Это мой начальник, но он Людмилу не знает. Понимаете, они с Виктором часто ругаются, но все равно всем понятно, что они не расстанутся. У них нормальная семья, ну любят они повыяснять отношения, не обращая внимания на окружающих, это было всегда. Но даже мысли о разводе оба не допускают. Они так живут. Витя спокойный, надежный, трудяга, Альбинка у них замечательная. Конечно, я никому не расскажу, и Людка об этом знает. Зачем разрушать семью?

— А как ваш муж объяснил связь именно с ней?

— Никак. Про нее мы не говорили.

— А Людмила как все объяснила?

— Я пока не готова с ней общаться. Она приходила сегодня, пыталась что-то объяснить, но я особенно не слушала. Немного времени пройдет, мы и поговорим. Хотя это уже ничего не изменит.

— Это точно. А Рита, как я понял, еще одна ваша подруга?

— Да, она мне как сестра. Мы выросли вместе, Дениску растили вместе. Это совсем другие отношения.

— Понятно. И в Москве вдвоем жили?

— Да, но это длинная история, и другая… — ушла от пояснений Тина.

— Хорошо, вернемся к нашей теме.

— Что все-таки случилось? — в очередной раз спросила она.

— Я вам обязательно скажу, но позже. А как ваш муж начал свой бизнес?

— Артем Константинович, — невесело усмехнулась Тина, — бывшие мужья и жены не очень надежные свидетели — можно такого наговорить! Потом, каждая из сторон при разводе считает себя пострадавшей и обиженной, как водится.

— Вы правы, но мы опрашиваем и друзей, и знакомых, и родственников, и из всего этого складывается верная картина, — позволил себе пояснения гражданин следователь.

— Нелегкая у вас работа.

— Что есть, то есть. И все-таки, как начиналось его дело?

Настаивать он умел. В любых формах, от приказной без вариантов до мягкого нажима.

— Их было трое, в общем, трое и осталось по сей день. Они все однокурсники. Идея принадлежала Александру Батурлину. Сашка случайно, во время какой-то выставки, познакомился с немецким представителем фирмы по производству аксессуаров для автомобилей, и тот предложил ему: ищите деньги, а мы, на выгодных для вас условиях, будем поставлять свою продукцию. Он с этой идеей прибежал к нам с Лешкой, они вызвали Юрика Ревина, третьего партнера, и стали думать, что делать. Вообще, вся их фирма рождалась у нас на кухне, мы тогда еще жили на съемной квартире, на «Южной». Юрик предложил взять кредит в банке, заложив квартиры родителей. Это было очень рискованно, но они это сделали. Переговоры с Германией уже вовсю шли, а фирмы у них еще не было. Лешка предложил просто купить «толкушку», ну, вы знаете, что это такое — печать левой фирмы для разовой сделки. Все трое согласились, и мне пришлось целые сутки уговаривать их не делать глупостей, а открыть свою фирму и оформить все документы, к тому же это несложно сделать. Они настойчиво звали меня работать у них бухгалтером, я тогда занималась бухгалтерией в других фирмах, помимо своей основной работы, но я отказалась. Нет, конечно, всю начальную бухгалтерию я им вела, но с работы уйти не могла — мы бы с Лешкой с голоду умерли. Потом, через два года, когда объем работы у них стал очень большим, я сосватала им Нину Илларионовну — замечательную женщину и просто гениального бухгалтера.

— А что с начальным капиталом, как они его распределили?

— Тоже без боя не обошлось. Они почувствовали деньги в руках и решили все сразу вложить в первую поставку. Такая эйфория людей, начинающих бизнес и торопящихся как можно скорее получить прибыль. Пришлось заставить их сесть, посчитать, до запятой, кто сколько вкладывает, вычислить, соответственно, проценты участия каждого, привела Ритку, она юрист по гражданским делам, очень грамотный, кстати, юрист. Рита помогла составить документы, где оговаривалось все до мелочей: вклад каждого, потенциальная должность, права, обязанности, выход из фирмы, — словом, скрупулезно и подробно. Они сопротивлялись, ныли: «Мы друг другу доверяем на все сто, никто никого не подставит!» Сами знаете, как это обычно бывает, но я настояла. Просто за время работы бухгалтером — одно время я вела сразу три мелкие фирмы, деньги нужны были, — такого насмотрелась: и как распадаются фирмы, и как вчерашние друзья разве что не стреляют друг друга. Поэтому и настояла: «Вы должны договориться здесь, на «берегу», и договориться железно, иначе потом утонете в разборках». Паи у них были одинаковые, и все трое стали полноправными совладельцами. Вот так они и начинали. Первые три года было очень тяжело, сначала отдавали кредиты, потом все деньги вкладывали в развитие, все как обычно и как у всех. В конце третьего года они позволили себе потратить какие-то деньги на себя. Ну а там уж пошло-поехало…

Артем слушал, делал в блокноте какие-то пометки.

— На что они жили эти три года?

— Юрика содержали родители, они в него верили и во всем поддерживали, Саше тоже помогали родители, и его, и жены, да и Света, его жена, работала все это время, а мы с Лешкой жили на мою зарплату.

— У них возникали серьезные разногласия?

— Разногласия есть у всех и всегда, но серьезных — нет, никогда, насколько я знаю. Ну, покричат, доказывая каждый свое, но всегда приходили к единому мнению. У них очень здорово сложилась команда: Саша явный лидер и руководитель, Юрик пробивной, пронырливый, может достать все, что надо, умеет ходить по кабинетам и добиваться нужных бумаг, а Лешка исполнитель, ему надо поставить задачу, и он будет кропотливо претворять ее в жизнь. Они друг друга дополняют идеально, поэтому у них и дела идут в гору.

— Последнее время были ли у них трудности? Может, наехал кто-нибудь, может, денежные недоразумения?

— Насколько мне известно, нет. Но я давно не интересуюсь их делами; не то что не интересуюсь, но не вдаюсь в подробности. Хотя, если бы что-то серьезное было, я бы наверняка знала. Так что все-таки случилось?

— Я объясню, только ответьте мне еще на несколько вопросов.

Артем не хотел об этом спрашивать, понимая, что совсем уж не в тему, но все-таки спросил, оправдываясь перед собой тем, что это ну очень ему необходимо для полноты картины.

«Какая полнота картины? О чем ты, Беркутов?!» Но…

— Как вы познакомились?

— Как обычно: в гостях у общих знакомых. Была свадьба моей коллеги, естественно, гуляла вся наша фирма — тогда у нас был период становления, и людей было мало, но все очень дружили. Лешка был гостем со стороны жениха. Так и познакомились, он стал за мной ухаживать, а через полгода мы уже жили вместе.

Не удержавшись, в ту же тему о «полноте картины», Артем спросил:

— А почему вы стали жить вместе? Это была большая любовь, я имею в виду, с вашей стороны?

Тина задумалась. Для себя за эти дни она уже нашла ответ, расставив по местам и правильным полочкам свои поступки и обстоятельства и честно признаваясь себе во всем.

Все дело в ее детстве.

Ну а в чем оно еще может быть? И откуда еще у всех все и произрастает?

Она могла бы написать целый трактат, что-то вроде «Пособие для толстых девочек, или Как выжить среди сверстников». Тина была толстой — для подростка это приговор!

Как-то мама сказала ей:

— Знаешь, когда вылупляются кукушата, самый сильный из них выпихивает и выкидывает более слабых птенцов из гнезда не потому, что он плохой, а потому, что в нем срабатывает инстинкт. Так у него появляется больше шансов выжить. У детей гораздо сильнее, чем у взрослых, развиты инстинкты, и их жестокость продиктована чем-то примитивным, на уровне выживания. Если кто-то из сверстников физически или умственно не соответствует принятому стандарту, значит, его надо уничтожить — больше шансов пробиться самому. Я уверена, что твоя полнота пройдет сама собой, ты ее перерастешь, а сейчас тебе просто надо выстоять и не озлобиться.

Мама оказалась права. После семнадцати лет ее фигура стала стремительно меняться, а в восемнадцать о былой полноте напоминали только фотографии и комплекс неполноценности в душе, оставшийся на всю жизнь.

Тина нашла свой способ защиты от жестокости сверстников — взяла и стала лидером класса, а потом и всей школы! За ней никогда не ухаживали мальчики, никто не носил ее портфель и не провожал домой. Нет, в гости к ней ходили постоянно, но целой компанией, чтобы обговорить и воплотить в жизнь ее очередную идею: спектакль, концерт, маскарад, просто пикник и еще много-много всяких придумок, которые сыпались из нее как из рога изобилия. Все мальчишки были просто друзьями. Она раз и навсегда решила, что романтическая влюбленность со стороны мужского пола не для нее. Так бывает. Одноклассники уважали ее, дружили с ней и даже защищали, если кто-то со стороны пытался обидеть, но их первые романы и увлечения были направлены совсем на других девочек.

Тина выстояла! Ее фантазии, энергии, умения воплотить в жизнь самые невероятные проекты хватило на то, чтобы достойно выжить среди сверстников, но комплекс толстой, неинтересной девочки остался навсегда.

Тина слонялась по квартире после ухода Алексея, пытаясь ответить себе на вопрос: почему?

Почему так долго жила с этим человеком, почему не хотела видеть реальность: его слабость, безволие, жадность, трусость? Почему терпела бесконечные мелкие придирки, вечное ворчание и недовольство?

От них разбегались друзья, мало кто мог выдержать Лешкины постоянные указания, неизменно произносимые безапелляционным, менторским тоном, как надо и что надо делать в жизни. Он никогда не готовил, но всегда приходил на кухню, когда она стояла у плиты, садился на стул и поучал: «Лук режь мельче, сильно не зажаривай, убавь огонь под кастрюлей», — и так далее. Он никогда не стирал, но приходил к ней в ванную, когда она вручную стирала белье, и давал указания: «Здесь надо сильнее тереть, ты неправильно отжимаешь». Он очень редко мыл посуду, но всегда ворчал: «Ты слишком много наливаешь моющего средства, мало ополаскиваешь тарелки». И так далее, и так далее…

Первые два года она раздражалась, скандалила с ним из-за этого, бросала все и предлагала делать самому, раз он лучше знает, а потом махнула рукой и просто перестала слышать, решив для себя: «А пули летят, пули шальные летят и не очень!» — пропуская мимо, как эти пули, его слова.

Он давно перестал быть ей интересен как человек, как личность, да и как мужчина. Тине было с ним непереносимо скучно: он почти не читал, кино, театры были ему неинтересны.

Путешествия — это вообще отдельная статья!

Дважды съездив с Алексеем за границу в Прагу и Вену, она зареклась куда-нибудь вообще с ним ездить! Он экономил на всем. Оплачивая счет в ресторане, расстраивался так, что ей приходилось часа два отвлекать его от этих мыслей. Но это все были цветочки! Каждый вечер перед сном, когда она уже лежала в кровати, он ходил по гостиничному номеру и отчитывал ее:

— Ты знаешь, сколько мы сегодня потратили? Мы не можем позволить себе такие траты, мой бизнес только становится, все деньги надо вкладывать туда, а не на развлечения!

Отвечать было абсолютно бесполезно и спрашивать: «Какого черта ты вообще тогда поехал?» — тоже. Она и не отвечала, и, очередной раз махнув рукой, стала ездить с Риткой и Дениской, благо к тому времени зарабатывала уже неплохо и могла себе это позволить.

Он был прав, когда обвинил ее в том, что она сама виновата в его измене, — они давно не спали вместе, ей это тоже было неинтересно, да, если честно, никогда не приносило особой радости.

Конечно, она виновата! А кто еще?

Ведь на самом деле его характер, привычки, поучения, «надутые щеки» — все это такая ерунда, и вряд ли задевало бы, раздражая, если б она его любила. Вот просто, по-настоящему любила!

Сейчас, закрывшись в квартире от всех, она передумывала все эти мысли, ясно и четко увидев их совместную жизнь, как будто вымыла грязное окно и наконец рассмотрела улицу.

У Тины было такое ощущение, что она отмывает себя изнутри, честно признаваясь себе в том, что долгие годы не хотела видеть. И от этого понимания стало так тяжело, что она не могла ни лежать, ни сидеть в кресле или на стуле, ни ходить. Она брала чашку с кофе, сигарету и устраивалась на полу, вытянув ноги и опираясь спиной о стену. Сидела все время в разных углах, перемещаясь по комнатам. Ее любимым местом стала прихожая — она садилась в угол на пол, напротив входной двери, и часами раскладывала в своей голове мысли-думы по порядку, стараясь не поддаваться жалости к себе и не врать. Она не любила, когда в квартире пахло табаком, особенно застарелым, поэтому открывала все окна и двери нараспашку, и по всей квартире гулял свободный августовский ветер, успокаивая ее шелестом газетных страниц и шуршанием развевающихся штор.

Когда она поступила в институт, вокруг нее вдруг обнаружилась целая толпа поклонников. Тина стала очень интересной девушкой. В ней появилась какая-то утонченность, изысканность и тайна.

В ее жизни толстушки имелось одно существенное преимущество — зная, что не может интересовать противоположный пол как девушка, она воспринимала их иначе, чем ровесницы, видела их характеры, привычки и истинные мотивы поведения очень четко. Не забивая себе голову размышлениями на тему: «Понравилась я ему или нет и как себя получше преподнести?» — она присматривалась, слушала, пытаясь понять, что это за человек. Наверное, поэтому понимала мужчин гораздо лучше, чем многие женщины.

Она видела, что все эти мальчики, «танцующие» перед ней, — всего лишь молодые стрекозлы, у которых гормоны только из ушей не лезут. И все, что им нужно, — это как можно больше секса, с как можно большим количеством женщин. А если девушка еще и интересная, недоступная и красивая, то можно и наизнанку вывернуться, чтобы завоевать, — что-то типа спорта, замешенного на первобытных инстинктах.

Себя красивой и интересной она категорически не считала и отделывалась шутками. Правда, на третьем курсе решила вкусить «прелести» секса, не отставая от других. К тому времени поклонников поубавилось, мало кто мог выдержать ее язвительный, острый язык и холодный тон. Ее прозвали Тина-льдина. Из наиболее стойких ухажеров она выбрала того, кто был ей хоть как-то интересен.

Месяц они не вылезали из постели, но для себя Тина так и не поняла, почему вокруг этого столько шума. Когда ей окончательно стало скучно и неинтересно, она с ним рассталась, с недоумением пережив сцены ревности и попытки ее вернуть, честно считая, что мальчик что-то перепутал — она совсем не та женщина, из-за которой можно страдать или которую хочется вернуть.

Поняв, как ей казалось, все про постель, она полностью ушла в учебу, закончив институт с красным дипломом и окончательным диагнозом, закрепившимся за ней: «Тина — льдина. Не подходи — замерзнешь!»

Вся ее совместная жизнь с мужем была построена на бесконечном извращенном чувстве благодарности и долга. Это был первый мужчина в ее жизни, который убедил ее в том, что она нужна кому-то как личность, как женщина.

Он долго и упорно за ней ухаживал, восхищался ее умом, ее очарованием, оглушив напором. Он признавался ей в любви так часто, что она поверила. Поверила и прониклась такой благодарностью, которая затопила ее разум на долгие годы, породив бесконечное чувство долга перед ним за то, что он разглядел ее настоящую и полюбил.

Как гипноз, вернее, самогипноз.

Ну хорошо, а ему-то что от нее надо было? Или он действительно так ее любил? Нет, не любил, это сейчас было ей совершенно понятно, он просто этого не умеет. Ему нужна была сильная женщина рядом, и неосознанно он искал именно такую, которая будет толкать вперед, брать на себя ответственность, вытирать сопли, принимать все его капризы и тащить, тащить, посвящая всю себя этому мужчине. Он, как тот слабый кукушонок, чувствовал, что самому ему не выжить и не справиться, ему нужен кто-то сильный и, желательно, вечно благодарный.

Вот он ее и нашел!

Да! Плохую шутку сыграло с ней детство! Невеселую!

Впрочем, наплевать! Значит, так надо было! А как бы иначе она разобралась в своих глубинных установках, мотивах? А так словно от кандалов освободилась. Ладно, как говорится: проехали!

Артем смотрел на нее, не мешая ей думать о своем.

Он не понимал, почему просто не послал Тришкиных ребят арестовать ее — для этого имелись самые что ни на есть веские основания, почему поехал к ней сам, без звонка и предупреждения? Интуиция? А бог знает! Но что-то не укладывалось в схему, мешало ему, как заноза, какая-то нестыковочка. Он был готов к тому, что ему придется самому ее задержать, как говорится: «До выяснения…» — но что-то его останавливало с самого начала. Ему не понравился ее муж, ах, извините, бывший муж. Это лепетание, бегающие, перепуганные глазки, слегка повизгивающий от страха голос, дергающиеся ручки. Ему сразу все не понравилось в этом деле. Интуиция подсказывала ему, что, просто поговорив с ней, он узнает гораздо больше, и не ошибся.

— Я задал сложный вопрос? — не удержавшись, поторопил он ее.

— Да, непростой, — ответила Тина.

Она встала, достала с полки сигареты и закурила.

— Это непросто — говорить на такие темы. Одно время я увлекалась психологией, изучала специальную литературу. Психологи утверждают, что большая часть наших проблем тянется из детства. Не знаю как большая, но у моего замужества ноги растут оттуда.

— У вас было трудное детство?

— Трудное! Но не в смысле голодное, не было и проблем с родителями, как раз все в порядке. Родители у меня просто замечательные! Я была толстой все свое детство, до самого института. Сильно толстой! Представляете? — спросила она, посмотрев на него.

Он представил! Представил ее себе толстенькой, пухленькой девочкой-подростком в бантах, коротенькой юбочке и гольфиках, и улыбнулся.

— Вот-вот! — по-своему истолковала его улыбку Тина. — Никаких мальчиков, ухаживаний, влюбленностей. Никаких красивых платьев — только прямой силуэт, каблуков нельзя, коротких юбочек тоже. Девочка-изгой! У меня была одна-единственная настоящая подруга, Ритка, и осталась на всю жизнь.

«Ах, значит, коротенькое нельзя! Жаль!» — подумал Беркутов.

— И какая связь между вашим детством и замужеством?

— Я всегда точно знала, что не могу интересовать противоположный пол. В институте ухажеров у меня хватало, но все это было весьма однозначно и поэтому неинтересно. А Лешка оказался первым мужчиной, который настойчиво и упрямо доказывал мне, что я ему интересна и нужна как личность, он миллион раз признавался мне в любви, пока я не поверила. Я была ему бесконечно за это благодарна.

«Ну да! А как же! — подумал Артем. — И содержала три года, пока он изволил бизнес поднимать, и работала на их фирму бесплатно!»

Он уже понял многое про нее и был уверен, что она вкалывала на этого мужика, на его капризы, жизнь, бизнес все пять лет.

— Скажите, Тина, эту квартиру купил Алексей?

— Нет. Когда нас прижало с деньгами, выбор был небогатый: либо идти жить с его родителями в ближнем Подмосковье, либо что-то придумывать. На оплату съемной квартиры уходила половина моей зарплаты. Лешка ныл, уговаривал меня поговорить с моими родителями. Ну, я и сдалась. Дело в том, что у моих родителей была шикарная четырехкомнатная, огромная квартира, доставшаяся папе от дедушки. Мой дедушка был в нашем городе личность известная. Легендарный генерал, ему дали генеральские апартаменты в сталинском доме. Я попросила родителей поменяться на Москву или продать квартиру, а купить здесь. Они согласились, но при одном условии, на котором настояла Ритка, что эта квартира будет куплена и оформлена на них. Так мы и сделали. Я здесь прописана, а квартира принадлежит родителям.

— А где живут они?

— Они живут с бабушкой, маминой мамой, в двухкомнатной квартире. На оставшиеся от покупки деньги мы сделали ремонт. А элементы евродизайна и мебель Леша оплачивал.

— Понятно.

— Артем Константинович, я ответила на все ваши вопросы?

— Почти.

Он достал из кармана прозрачный целлофановый пакет, в котором была какая-то ткань, и протянул Тине:

— Это ваша вещь?

Тина вытащила красивый шелковый шарфик:

— Да, моя. Его Лешка привез из Германии, ему немцы презентовали для супруги. Это авторская работа, роспись по шелку, и он существует в единственном экземпляре. Мне надо спросить, откуда он у вас, или вы сами расскажете?

— Расскажу. Сегодня в тринадцать тридцать на вашего бывшего мужа, Алексея Ивановича Потапова, было совершено покушение на убийство. В него стреляли из пистолета. Преступника пытались задержать, но он сумел скрыться с места преступления, оставив в руке у охранника, пытавшегося его остановить, этот шарф.

— Так… — ошарашенно произнесла Тина. — Лешка жив?

— Да. И сильно не пострадал. Две пули навылет в мягкие ткани, одна по касательной. Он в порядке, в сознании и очень скоро поправится. Я с ним беседовал. Тина, можно попросить у вас еще кофе?

— Да, конечно!

Она быстро поднялась, но остановилась, не дойдя до плиты, и спросила:

— Может, чего-то покрепче? Не хотите водки со щами на закуску?

Артем задумался. В принципе это не лезло уже ни в какие ворота — он вел допрос, правда без протокола, но в то же время понимал, что она, наверное, в шоке от известия. Да, что-то сегодня он весь день поступает вопреки логике и профессиональной этике.

«Да какая на хрен этика, Беркутов? Несет тебя не пойми куда! В дали неведомые!»

— Тина, вы хотите выпить, но вам неудобно одной? — прямо спросил он, маясь собственными непонятными переживаниями.

— Вы угадали.

— Давайте! — махнул он рукой, посылая про себя все подальше.

— Рассказывайте, а я накрою на стол, мне так легче, — попросила она.

— Это очень странное покушение, — продуманно и осторожно начал Артем. — Если в бизнесмена стреляют, то его, как правило, убивают. А тут или очень нерадивый стрелок, или, наоборот, снайпер. Непонятно, нелогично. Но… Вы ведь знаете, что офис, который занимает фирма Алексея, имеет один подъезд с очень серьезной государственной конторой. Один из высокопоставленных чиновников внешне очень похож с Алексеем Ивановичем — такое же телосложение, рост, цвет волос. Нам стало известно, что их часто путали в коридоре здания.

— Да, мы всегда шутили над Лешкой, мол, уйдешь с работы, пойдешь к нему в двойники.

— Вот именно! И машины у них часто стоят рядом, правда, чиновника ждет шофер, но это не важно. Первой возникла версия, что ждали этого господина. Вот там как раз есть за что стрелять — он отвечает за большие финансовые потоки, вы, наверное, знаете. А где бюджетные деньги, там всегда что-то кому-то надо. Есть предположение, что в последний момент стрелок понял, что обознался, но все равно стрелял — не убить, так лишний раз напугать. Поэтому дело передали нам, в Генеральную прокуратуру.

Пока Артем рассказывал, Тина, внимательно слушая, разогрела щи и, разлив по тарелкам, поставила на стол. Выложила в вазочку маленькие соленые огурчики, поставила сметану, хлеб, две рюмки, достала из холодильника бутылку дорогой, редкой марки водки и передала Артему в руки.

— Ого! — удивился он.

— Папа меня всегда учил, что в доме обязательно должны быть три вещи: бутылка очень хорошего коньяка, бутылка самой лучшей водки и пачка самых лучших, настоящих сигарет.

— У вас очень мудрый папа!

— Да, мне повезло!

Артем разлил водочку по рюмкам и предупредил:

— Я за рулем, поэтому не больше двух рюмок.

Рюмочки, поставленные Тиной на стол, были маленькие, граммов по двадцать пять. Она кивнула, соглашаясь.

— Вы закусывайте водку щами, они разогреты так, чтобы быть закуской.

Они выпили, закусили, и Артем восхитился:

— Это что-то невероятное! Я теперь понимаю профессора Преображенского. За такую водку и закуску можно душу продать!

— Спасибо! Это не обязательно, лучше рассказывайте.

— Ну что ж, не хотите душу, продолжу излагать. С самого начала было много непонятного. Во-первых, стрелок долго стоял возле подъезда и ждал. На него обратили внимание несколько человек, но это центр — «Китай-город», там полно офисов, рядом нотариальная контора, поэтому никто не придал этому значения — ну, стоит человек в тенечке, кого-то ждет. Во-вторых, он был очень странно одет — не то женщина, не то мужчина, не поймешь. В-третьих, он оставляет шарфик в руках охраны и окурки на том месте, где стоял. Сигареты женские, которые мало кто курит, без следов губной помады.

Он посмотрел на ее ненакрашенные губы, и его как окатило, вот враз и без предупреждения! И нахлынули совсем нерабочие мысли. Сидеть стало неудобно.

«Ты что?! Опупел?» — прикрикнул он на себя, поражаясь своей реакции.

Быстро отвел от нее взгляд, ругнул себя еще разочек и, отвлекаясь действием от дури, стрельнувшей в голову и, пардоньте-с, в причинное место, Артем взял бутылку и налил им еще по одной, поднял свою рюмку, предлагая ей присоединиться. Они чокнулись, выпили. Он доел щи, утихомиривая «ретивое» под вкушение горячего, и поблагодарил:

— Большое спасибо! Очень вкусно!

Тина убрала его пустую тарелку. Артем с удовольствием закурил, расслабляясь и чувствуя приятную сытость.

— Шарф ваш сразу опознали сотрудники фирмы, и я уверен, что анализ окурков покажет, что они идентичны тем, что лежат сейчас в вашей пепельнице. Вы ведь курите именно эти сигареты?

— Да.

— Тогда ответьте мне, Тина, кто может хотеть вас подставить?

— Никто! — сразу ответила она.

Артем внимательно посмотрел на нее и, добавив большей вкрадчивости в голос, спросил:

— Вы хотя бы понимаете, как вам невероятно, сказочно повезло, что именно сегодня и именно в час дня у вас был участковый?

— Артем Константинович, я, конечно, обескуражена, но у меня нет врагов, в прямом понимании этого слова. У каждого есть кто-то, кто его недолюбливает или кому он не нравится, и завистники всенепременно найдутся, конечно, есть такие и в моем окружении. Но чтобы так! Нет, таких нет, да и зачем? — откровенно недоумевала Тина.

— Тина, этот человек вас хорошо знает, знает ваши привычки, знает, что вы разошлись с мужем и теперь целыми днями сидите дома одна, и никакого алиби или свидетеля захудалого у вас быть не может. Или он специально долго следил за вами и наводил справки, что маловероятно. Он вхож в ваш дом — ведь где-то он взял этот шарф и окурки. И кстати, когда в последний раз вы надевали этот шарф?

— Давно, весной, может, в начале июня, лето ведь, жара. Вы меня пугаете. Я не могу понять, кому это надо и зачем. Деньги? Да какие у меня деньги? Зарплата, ну хорошая, но не тысячи же долларов?! Квартира родителей, джип Лешкин. К Лешкиной фирме я не имею никакого отношения, к его деньгам тоже. Любовников у меня отродясь не бывало, я это не практикую, мужиков в жизни ни у кого не отбивала. Может, какая дама имеет виды на Лешку? Так логичнее было подставлять, пока он со мной жил, а сейчас все знают, что мы расстались, он теперь совершенно свободен для новых отношений, как птица для полета. Нет, что-то здесь не то, Артем Константинович!

— Вы не волнуйтесь. Тина, мы разберемся, но сегодня вы были главной и единственной подозреваемой, и спасло вас от стопудового ареста и отправки в наручниках в КПЗ только сказочное появление участкового. К тому же стрелок ну о-о-очень был похож на вас телосложением. Вот так! У вас есть пистолет?

— Нет! Зачем?

— Ладно, Валентина Игоревна, на сегодня все. Мы с вами еще встретимся и запротоколируем некоторые вопросы. Если вам не трудно, вы подъедете к нам?

— Хорошо, мне не трудно, тем более что, как выяснилось, мне очень полезно бывать в обществе представителей власти, — усмехнулась Тина.

— Я рад, что вы сохраняете чувство юмора. Как мне связаться с вашей подругой Ритой? Мне надо с ней побеседовать.

— Ее полное имя Маргарита Юрьевна Корзун.

Тина продиктовала Риткины телефоны. Дала координаты Людмилы, своих и Лешкиных родителей.

Артем, записав все данные, протянул ей визитку:

— Если хоть что-то покажется вам подозрительным или вы вспомните какие-нибудь факты, детали, даже незначительные, звоните в любое время, тут указаны все телефоны.

— Хорошо, спасибо.

Артем встал из-за стола, убрал в борсетку блокнот, ручку и направился к выходу. Он поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется уходить. Ему было уютно, приятно, сытно и не хотелось думать о том, что дома его ждет друг и соратник, майор с Петровки Григорий Павлович Бывалый, до кончиков волос соответствующий своей фамилии. Гришка был следаком от Бога и имел в послужном списке до хрена ранений, раскрытых дел и задержаний. Он чувствовал интригу преступления печенкой и часто, вопреки сложившейся версии, именно это его чутье и помогало раскрыть дело.

Гришке было немного за сорок, и он всю свою жизнь был холостяком, потому что весь, с потрохами, принадлежал одной-единственной «женщине» — своей работе. Он со своей бригадой занимался этим делом вместе с прокуратурой в лице Артема. Сейчас они сядут за стол, выложат друг другу, что накопали за день, и попробуют выработать хоть какое-то направление поисков.

Ну хоть какое-то!

— До свидания, Тина, — попрощался Артем, великосветским тоном пытаясь унять непонятную досаду.

— До свидания, Артем Константинович, — Сказала Тина.

Тина позвонила Рите, как только закрыла за гражданином следователем — господи ты боже мой! — Генеральной прокуратуры дверь.

Ну а кому еще она могла позвонить?

— Ритуля, здравствуй!

— Здравствуй, солнышко! Как ты там?

— Ритка, бери Дениску, и приезжайте ко мне с ночевкой.

— Что опять случилось?! — заорала Ритка.

— Рит, ты приезжай, я все расскажу, только не гони, бога ради!

— Мы сейчас приедем, жди! — проорала Ритка и бросила трубку.

После ухода этого большого, сурового Артема Константиновича Тине вдруг стало так тоскливо в этой большой квартире. Такого приступа одиночества она не испытывала, пожалуй, никогда в жизни.

И еще ей стало страшно!

Кому могло понадобиться представлять ее преступницей? И зачем? Так! Она не будет паниковать! Сейчас приедет Ритка, они все обсудят и обязательно что-нибудь придумают! Они найдут выход, как случалось уже не раз.

Они дружили всю жизнь.

С самого рождения. Их родители были соседями по дому, и так получилось, что они с Риткой родились в один день, в одном роддоме, а их мамы лежали в одной палате.

Они ходили в одни ясли, в один садик, а вот в школы пошли разные — Ритка в английскую, а Тина в обыкновенную.

Ритка была единственной ее ровесницей, которая не понимала, почему Тинина полнота может служить причиной шуток или нежелания с ней дружить. У нее совсем иначе были устроены мозги, чем у всех детей.

Они были полными противоположностями: Тина — высокая, крупная, а Ритка — маленькая, миниатюрная. У Тины были темно-рыжие волосы, а у Ритки совершенно белые. Тина была спокойной и размышляла над любой проблемой, прежде чем что-то решить, кроме драк, конечно, — на оскорбления она всегда давала сдачи, причем сразу, без размышлений, а Ритка была непоседой и сначала что-то вытворяла, а потом думала. У Тины проявились явные способности к точным наукам, а у Ритки — к гуманитарным. Тина спокойно выслушивала ее рассказы о сто первом поклоннике, а Ритка замазывала йодом ее раны после очередной драки, успокаивая подругу и искренне не понимая, как они не видят, какая Тинка классная. Тина делала за нее уроки по алгебре, геометрии и физике, а Ритка переводила для нее с английского и писала сочинения.

В выходные они обязательно ночевали вместе, рассказывая на ночь секреты друг другу, то у Тины дома, то у Ритки. Когда их родители поняли, что с этим бесполезно бороться, просто договорились, что в одни выходные отдыхают от детей одни родители, а в следующие — другие.

У Ритки очень рано умер папа, когда им было по десять лет. Семья у Ритки была самая обыкновенная, доходов особых не имелось, перед смертью папа тяжело болел, и все деньги, которые были в доме, ушли на лечение. Тинина мама собрала деньги на похороны со всех соседей, сходила в месткомы Риткиных родителей и настояла на материальной помощи семье.

Тина подолгу и часто лежала в больницах, ее пытались лечить от неправильного обмена веществ, вызывающего полноту, и единственным человеком, кто ходил к ней в больницу два раза в день, была, разумеется, Ритка.

После школы Ритка поступила в университет, на юридический, а Тина в институт. И у Ритки случилась большая любовь. Небывалая всепоглощающая страсть к старшекурснику. Они стали жить с ним у Ритки дома. Он объяснил ее маме, что, как только его родители смогут взять отпуск, они приедут и состоится свадьба. Ритка забеременела, он излучал счастье, говорил, что с нетерпением ждет рождения ребенка. Когда Ритка была на шестом месяце, будущий папаша скрылся в неизвестном направлении, тайно переведясь в другой институт и оставив записку, в которой сообщал, что не готов стать отцом и взять на себя ответственность за семью.

Врачи предложили преждевременные роды, Ритке еще не было восемнадцати. Тогда на кухне у Ритки состоялся семейный совет, в который входили Тина, ее родители и Ритка с мамой.

Ритка открыла «заседание» категоричным заявлением:

— Ребенок ни в чем не виноват! Я не согласна ни на какие преждевременные роды! Он замечательный и только мой!

— Ну, слава богу! — выразила общее мнение мама Тины. — А мы все собрались уговаривать тебя рожать!

— Правда? — спросила Ритка и расплакалась.

— Конечно правда! — сказала Ритина мама и прижала ее к себе.

— Риточка, — вступил папа Тины, — мы посовещались и решили, что тебе ни в коем случае нельзя бросать учебу! Мы с ребеночком справимся, все вместе, а ты учись!

После папиного выступления открылись «шлюзы» и все присутствующие долго, старательно и от души рыдали от счастья.

Ритка родила замечательного, здорового — четыре двести! — сына.

Дениска рос сыном полка.

Его передавали из семьи в семью. Отводили и забирали из яслей по очереди — кто был свободен в данный момент. Родители работали, девчонки учились. Тина с Ритой бегали в детскую кухню и по врачам, которые так и не могли понять, кто же из них мама. Таскали его с собой на экзамены, когда некому было с ним сидеть, перекидывая его из рук в руки, как мячик.

Когда Дениска стал говорить, он никогда не называл Риту мамой, а Тину тетей, для него они были Тина и Рита, и остались такими навсегда. Да и как он мог называть их по-другому, если, читая ему сказки, они сами умирали со смеху, а играя в мяч, заводились и устраивали соревнования друг с другом под его веселый хохот, и так далее, и так далее.

Ритка с отличием закончила университет. На последнем курсе она участвовала в каких-то конкурсах, один из которых проходил в Москве, и она завоевала там первое место. Призом в этом конкурсе была работа стажером по окончании учебы в крупной и довольно известной московской фирме.

Джекпот! Выигрышный лотерейный билет! Путевка в новую, успешную жизнь!

А Ритка решила не ехать. Мама сильно болела, получила инвалидность, ходила с трудом, да и Дениске всего четыре года, о чем она и сообщила на очередном семейном совете, собранном по такому экстренному случаю. Но Вероника Андреевна, Риткина мама, категорически отвергла ее решение:

— Маргарита! Ты обязана ехать! Если ты останешься со мной, упустишь свой шанс чего-то добиться в жизни и для себя, и для сына. Ты не имеешь права потратить лучшие годы жизни на уход за больным человеком. Да мне это и не надо, ну не при смерти же я! И с Дениской мы все справляемся. Езжай, а когда начнешь зарабатывать, нам всем станет полегче. Здесь ты никакой карьеры не сделаешь. Такой шанс дается один раз.

И Ритка поехала.

Прорыдав все время до отъезда и зацеловывая Дениску, как будто расставалась с ним на всю жизнь! Дениска ее успокаивал:

— Рита, не плачь, я же с Тиной останусь. Чего ты?

Тина, проводив Ритку, устроилась работать в фирму, занимающуюся компьютерами, и забрала Дениску к себе с родителями, а с ним и Веронику Андреевну, чтобы присматривать за обоими скопом.

Через полгода она поехала навестить подругу в Москве, а заодно в командировку, договариваться о закупках деталей и программного продукта.

Ритка снимала комнату в самой дешевой коммуналке, у какого-то черта на куличках, которую Тина с трудом отыскала в дебрях московских окраин. Когда она пришла к ней и увидела, как Ритка живет, у нее волосы встали дыбом! Вечно пьяные соседи-алкоголики, которые два дня из трех пили до утра и устраивали разборки с элементами тяжелого рукоприкладства. Тараканы, непролазная грязь, копеек, которые получала Ритка на своей работе стажера, хватало только на это жилье и самые дешевые макароны с маргарином.

Тина подписала необходимые договора, нашла более приличную комнату с замечательной соседкой, интеллигентной бабулькой, перевезла туда Ритку и уехала. А через неделю вернулась вместе с Дениской и стала работать сразу на трех работах: курьером в той фирме, с которой заключала договор, уборщицей там же и ночной уборщицей в садике, куда они устроили Дениску, — иначе его не брали.

И началась их жизнь втроем.

На выживание!

Они вгрызались в эту жизнь, не позволяя себе опускаться и расслабляться, не позволяя нытья и малодушных попыток сбежать назад домой, от холода, голода и безвылазной, отупляющей нищеты под крыло родителей.

Как-то раз, придя в одну из фирм в качестве курьера, Тина посмотрела на людей, работающих там, уловила атмосферу, запах нового дела, интересной работы и прямиком зашла в кабинет к директору, с порога сообщив:

— Я хочу у вас работать. У меня есть красный диплом и желание чего-то достичь в этой жизни. И мне очень понравился ваш коллектив.

Сергей Владимирович Коротов, оторвавшись от бумаг, которые изучал, и оторопев от такой наглости, присмотрелся к ней и сказал:

— Хорошо! Но мне нужен еще и бухгалтер. Сможете совместить?

— Да!

— Приступаете завтра в качестве младшего менеджера и завтра же поступите на курсы бухгалтеров.

Так она стала менеджером… и еще немного курьером и уборщицей.

Они отметили это дело с Риткой, позволив себе купить чекушку дешевой водки.

— Девчонки! Вы такие умницы, — сказал им Дениска, застав за праздничным распитием, по возвращении после просмотра мультика у соседки.

— А это откуда, Денис? — спросила Ритка.

— Так говорит баба Люда!

Бабой Людой он называл их чудесную соседку по коммуналке, которая в мальчике души не чаяла и часто помогала им — то из садика Дениса забрать, то отвезти, накормить или просто присмотреть, когда они были на работе. Помощь неоценимая, божественного уровня, не иначе, без нее девчонки вряд ли управились бы, за что благодарны Людмиле Васильевне по сей день и до гроба. Не забывают, навещают, помогают деньгами, и проблемы, возникающие у нее, решают по мере надобности.

Ритка приходила со своей сверхурочной работы часов в десять вечера и заставала Тину с Денисом сидящими на кровати, укрывшись с головой одеялом и рассказывающими друг другу страшилки. Она скидывала обувь и залезала к ним третьей. Тина приходила со своих курсов так же поздно и заставала Ритку с Денисом раскрашивающими масляными красками апельсины, подаренные Ритке клиентом для ребенка. «А для красоты», — объяснял Денис. Она снимала обувь, закидывала портфель, брала кисточку и присоединялась к ним.

Закончив курсы и немного разобравшись в бухгалтерии, Тина попросила у начальника разрешения подрабатывать — делать балансы для маленькой фирмы. Это было большое подспорье, при их с Риткой непролазном нищенстве. Он разрешил, но предупредил:

— Если увижу, что это вредит основной работе, выгоню к чертовой матери!

— Конечно! — обрадовалась Тина.

— Игнатова! Ты что, двужильная? Ты же загнешься!

— Я точно знаю, что наша фирма скоро будет очень солидной, и надеюсь к тому времени занимать хорошую должность и получать такую же хорошую зарплату. А пока я и бухгалтерию лучше выучу, и деньги заработаю.

— Твои бы слова, да Богу в уши, — проворчал он.

Она уже выходила из кабинета, когда он добавил:

— Тина, не надорвись. Лучше давай я тебе денег займу, потом отдашь.

— Нет, так не лучше. Мы сможем, мы с Риткой сильные, пока у нас получается без долгов.

И у них получалось!

Ритку повысили, она работала как каторжная. Тина от нее не отставала, и постепенно они стали вылезать из мрачной нищеты, позволив себе наконец снять однокомнатную хрущевку.

Однажды, придя вечером домой, после того как сдала в двух налоговых три баланса, отстояв безумные очереди, Тина накормила ужином Дениску и спросила:

— Слушай, у тебя есть чем сейчас заняться?

— Конечно, Тина! У меня книжка новая. А что?

— Мне надо поспать, а то я умру!

— Иди спи, я тебе мешать не буду, — очень серьезно ответил Денис.

— Ты не можешь мне мешать, даже если будешь орать в ухо, — рассмеялась Тина его серьезности.

— Почему?

— Во-первых, потому, что я тебя люблю, а во-вторых, потому, что безумно устала.

Она заснула мгновенно, еще до того, как коснулась головой подушки, и проснулась от непонятных звуков. Выйдя в кухню, Тина застала следующую картину: Ритка сидела за столом перед тарелкой с пережаренной яичницей и плакала навзрыд, Дениска стоял рядом и успокаивающе гладил ее по плечу маленькой ладошкой.

— Так! У нас трагедия? — громко спросила Тина.

— Не-е-ет, — рыдала Ритка. — У нас большая радость!

— Почему рыдаем?

— Пре-едставляешь, я прихожу, а Дениска го-оворит, — захлебываясь слезами, рассказывала Ритка. — «Тина спит, она о-очень устала, не-е будем ее будить. Я сам тебе ужин приготовлю». И по-ожарил яичницу. «Ты-ы, — говорит, — сиди отдыхай!»

— Рита, чего ты плачешь? — удивился Денис. — Я же у вас единственный мужчина в доме, мне надо о вас заботиться! — вызвав этой тирадой еще более бурный поток материнских слез.

Тина села за стол, притянула к себе Дениса, прижала, поцеловала в макушку и тоже зарыдала, составив подруге компанию.

Так они и жили!

А потом Ритка стала быстро делать карьеру, обросла клиентами и поперла в гору.

А Тина встретила Алексея.

— Ну где тебя носит, мой друг прокурор? — прокричал из кухни, вместо приветствия, Гришка.

— Кто Гамлета зовет? — ответил ему в тон Артем, снимая обувь в прихожей.

Они часто встречались у Артема в квартире, чтобы поужинать, иногда и за полночь, выпить по рюмке и спокойно обсудить дело. У Гришки так посидеть без вариантов, разве что на третий день крутого запоя, когда уже глубоко по фигу окружающая среда обитания. Проживал гениальный следак в однокомнатной квартире в Бутове, в которой наличествовал столь суровый холостяцкий быт, с элементами полного запустения, какой и бытом обозвать не получалось. Да и навещал он место своего проживания далеко не каждый день, частенько ночуя на работе или у друзей, в основном у Артема.

Беркутов прошел на кухню и присвистнул, увидев накрытый стол:

— Какая лепота! Тут тебе и селедочка, и соленые огурчики, и… — Он поднял крышку стоящей на столе кастрюли и понюхал пар, вырвавшийся на свободу. — Ах! Картошечка! И самое главное — бутылочка! Беленькая, холодненькая!

— Дык, барин, как положено!

— С чего гуляем? Зарплату получил или штраф с кого взял за переход в неположенном месте? — поинтересовался Артем.

— Авансик сподобился в кассе получить-с, — изобразил довольство в лице Гришка.

— Прелестно! Наливай, а я пока переоденусь.

Артем прошел в спальню, снял костюм, повесил в шкаф, натянул на себя любимые, протертые до дыр джинсы, футболку без рукавов и пошел в ванную мыть руки.

— Драгоценная влага испаряется! — поторопил его Гришка.

— Бегу, бегу, — голосом послушной барышеньки отозвался Артем.

Они сели за стол, подняли наполненные рюмки, и Артем признался:

— Я сегодня уже изволил две мензурки водочки откушать.

— Размялся, значит, — резюмировал Гришка. — Ну, тогда с новым говнистым делом вас, Артем Константинович.

— Нас, Гришаня, нас! — ответил Артем.

Они чокнулись и выпили. Быстро закусив кусочком селедочки и картошечкой, с удовольствием и смаком жуя, Гришка не без подковырки поинтересовался:

— Ну что, Артем Константинович, заарестовал барышню? Решил самолично, в порядке, так сказать, ознакомления с подозреваемой?

— Не-а! — довольно ответствовал Артем. — Отложился арест.

— А что такое-е-е? — подивился Бывалый.

— После объясню. Давай, Григорий Павлович, выкладывай, что накопал, порадуй меня чем-нибудь.

— Опросил сослуживцев подозреваемой, — после непродолжительной паузы, во время которой внимательно порассматривал выражение лица Артема, приступил к докладу Григорий, — а также ее директора. Фирма существует восемь лет, занимается поставками оборудования для столовых, ресторанов и производства общепита. Мадам Игнатова работает там семь лет, сейчас занимает должность заведующей отделом. Очень ценный работник — множество придуманных и реализованных идей. Спокойная, уравновешенная, ответственная. Коллектив ее обожает, правая рука директора. С директором на короткой ноге, но никакого интима, просто друзья и соратники. Две недели назад рассталась с гражданским мужем, Алексеем Ивановичем Потаповым, в связи с чем взяла внеплановый отпуск, чтобы, как говорит ее начальник, подумать. Она всегда так делает, если надо решить какую-то проблему или придумать что-то: запирается в одиночестве и размышляет, а потом выдает очередную идею. Причина их расставания никому не известна, кроме начальника, но он отказался это обсуждать, предложив спросить у нее самой.

— Пятнадцать дней назад Валентина Игоревна, внезапно приехав днем домой, застукала мужа в кровати со своей подругой.

— О как!

— Да, собрала его вещи и выставила из дома.

— Квартира ее?

— Ее родителей.

— Выпьем! — предложил Гришка, опрокинул в себя рюмочку и поделился сомнениями: — Не она это, Артемушка, я чувствую! Да и ты, вон, не заарестовал ее почему-то. Если бы она задумала его убить или пугануть, она бы кого-нибудь наняла и обдумала бы все до мелочей. За семь лет работы на ее идеях фирма обогатилась, она очень умная: схемы такие придумывала — о-го-го! Уж шарфик она бы точно не надела и курить там не стала бы, да и вообще там стрелять не стала бы! Это точно не она. Зачем уравновешенной, здравомыслящей женщине стрелять, да еще самой, в бывшего мужа? Есть, конечно, одна причина.

— Деньги?

— Ну а куда ж без них! Если бы он погиб, его доля в фирме перешла бы ей и его родителям, пополам. Для этого надо только зафиксировать в суде факт совместного проживания и нанять толкового адвоката. Кстати, ее ближайшая подруга очень серьезный юрист по гражданским делам, как мне проговорился ее начальник между делом.

Не угрожал и не намекал, а так, факт сообщил. Так что Игнатовой даже в суде не надо было бы появляться, за нее бы все сделали. Часом, не с ней был застукан муж?

— Нет, с другой дамочкой.

— Деньги там довольно большие, — продолжил рассуждать Гришка. — У фирмы ее мужа миллионные обороты. Завтра Лидусю отправлю покопаться в их финансовых документах — она точно скажет, сколько Игнатовой обломилось бы, погибни во цвете лет Потапов.

Лидуся, а точнее, Лидия Горева была капитаном милиции и работала в бригаде у Гришки. Владела боевыми искусствами и стреляла с завязанными глазами, попадая в десятку. Но это были не все ее таланты. Она имела особый нюх на цифры, могла вытащить нужную информацию из самой запутанной документации. Много раз ее переманивали к себе налоговики, но Лида была беззаветно предана своим ребятам и Петровке.

— Ради денег даже самая уравновешенная дама может рискнуть, — сказал Гришка.

— У них, Гриш, гражданский брак, значит, сам понимаешь, по идее ни фига ей не обломилось бы, все родителям, да и неизвестно еще, что в уставе у мальчонок прописано, может, его доля между другими хозяевами делится. Оно, конечно, при хорошем адвокате, да если подруга юрист… И, как я думаю, партнеры Потапова ее не обидели бы. Покопать, конечно, надо и точно разобраться, что у них там творится на фирме. А что с версией о нашем «любимом» госчиновнике?

— Работаем. Твой генеральный дал добро на разговор с ним. Завтра в двенадцать дня договорились встретиться. Предварительная беседа по телефону ничего не дала — никто не угрожал, никаких наездов и требований. Странное какое-то покушение, нелогичное.

— Гриня, нам срочно нужна рабочая версия, — тяжко вздохнул Беркутов, — и на свободе Игнатова Валентина Игоревна с чистой совестью сегодня осталась, потому что у нее стопудовое алиби: в это время, с часу дня и до без двадцати двух, у нее в гостях был участковый и откушивал ее божественные щи!

— Так! — сказал Гришка.

Они подняли рюмки и молча выпили.

— Так, — повторил Гришка и с нажимом, с преувеличенным подозрением поинтересовался: — Постой, а откуда ты знаешь, что «божественные»?

— Отпробовал!

— Что, берем взятки у подозреваемых?

— К тому времени она была уже не совсем подозреваемая. С участковым я, кстати, побеседовал, он все подтвердил. Ну, Гриня, и что мы имеем?

— Хрен мы имеем! Кто-то специально наводит нас на Игнатову. Он уверен, что у нее нет алиби, зато есть мотив, даже два — деньги и измена мужа. Либо это все-таки по линии госчиновника — маскировка замечательная в данном случае, — мы бы ее уже сегодня арестовали. Либо это связано с Потаповым, и кому-то очень надо его напугать, а не убрать. И этот «кто-то» Игнатову хорошо знает или специально узнавал ее привычки, чтобы подставить следствию. Я же говорю: не дело, а полная жопа!

— Ладно, Гриня, прорвемся, не впервой. Давай пройдемся по основным этапам на завтра.

— Сначала мне надо принять! — сказал Бывалый, разливая водку. — Как, кстати, дамочка?

Они выпили, закусили, и Артем поделился своим впечатлением:

— Как ты и сказал: спокойная, рассудительная, умеет сдерживать эмоции, все это выработано годами, в детстве была очень толстой и, видимо, доставалось ей от сверстников, вот и научилась скрывать чувства. Тридцать лет, восемь из них живет в Москве. Очень интересная женщина!

— Ну-ну! — язвительно заметил Гришка. — А ты, часом, не того? В смысле повело на барышню? Напоминаю: она проходит по делу о покушении на убийство!

— Да знаю я! — с досадой ответил Артем. — Что ты нервничаешь?

— Это я нервничаю?! — возмутился Гриша. — Это по твоей роже видно, что ты на дамочку запал. Первый раз тебя таким вижу, а знаю я тебя, заметь, очень давно. Эй, важняк, дама — основная подозреваемая по делу!

— Ладно! — оборвал его Артем. — Что мы имеем?

— Мы имеем два направления: Потапов и госчиновник. Будем копать, — сказал Гриша и тяжко вздохнул.

— Будем копать, — ответил Артем и, поддержав товарища, тоже вздохнул невесело.

— Тина! — закричал с порога Дениска и кинулся ей на шею. — Что ты пропала так надолго?

— Дениска, солнышко, я так рада тебя видеть! Дай я тебя расцелую!

— Только без лишнего у-сю-сю! — сразу стал вырываться он из Тининых объятий.

— Тинка! Говори немедленно, что случилось! — потребовала входящая следом за сыном Ритка.

— Вы с ночевкой?

— Ну конечно!

— Тогда мы пойдем на кухню, а Деничка найдет чем заняться.

— Мне же проще, я пошел за компьютер — вы меня не трогаете, я вас! Все довольны! Идите сплетничайте.

— Ну, не сын у нас, а золото! — рассмеялась Ритка и поцеловала в лоб «золото».

Дениска отправился играть, а Ритка с Тиной устроились на кухне.

— Ты что, до сих пор переживаешь из-за того, что его выгнала? — спросила Ритка, усаживаясь за стол и доставая телефон и сигареты из сумки.

Со своим сотовым телефоном она не расставалась никогда, даже на ночь клала его возле себя.

— Переживаю, но не потому, что его выгнала. Все думаю: почему я раньше с ним не рассталась? Знаешь, у меня такое чувство, будто я тяжесть непомерную с себя скинула, — призналась Тина.

— Слава богу! Проняло, наконец! А то я уже бояться стала, что ты с ним всю жизнь проживешь!

— Ладно, Ритуль, я знаю, что ты его недолюбливаешь. Я с этим в себе уже разобралась, об этом мы поговорим как-нибудь потом. Я, правда, с Людмилиным участием никак еще не примирилась, хотя мне ей спасибо надо говорить, что помогла все по местам расставить. Она сегодня приходила, пыталась что-то объяснить, но я еще не готова с ней разговаривать, мне время надо, чтобы ее понять.

— Нет, ну какова?! Она еще и приперлась грехи замаливать! — громогласно возроптала Ритка.

— Да перестань ты! Банальная ситуация, я где-то читала, что процентов семьдесят измен происходит с близкими родственниками и друзьями семьи. Просто, пока это не касается тебя лично, ты не можешь прочувствовать всей глубины переживаний, и нам всем кажется, что с нами уж такое никогда не произойдет!

— Это точно! Уж я-то знаю, через меня такие семейные разборки проходят… Санта-Барбара отдыхает!

— Знаешь, — улыбнулась Тина, — я, когда вспоминаю то, что увидела, когда их застукала, удержаться не могу, умираю со смеху. Представь: он такой толстенький, пузатенький, под ним даже Людку не видно было, скачет на ней, матерится. Прямо по Жванецкому: «В раздетом виде был широк, в одетом — скуповат!»

И они расхохотались, громко, от души, так, что выступили слезы, сгибаясь пополам от приступов смеха. На их хохот прибежал Дениска.

— Вы чего? — заражаясь их весельем, спросил он.

— Ничего. Веселимся! — ответила Ритка.

— Вот и правильно! Надо радоваться, что от этого придурка отделались!

— Слушай, что ребенок говорит! — продолжая смеяться, сказала Ритка Тине.

— Дениска, — удивилась Тина. — Ты же никогда его не критиковал.

— Мне Рита не разрешала, говорила, что муж и жена должны разобраться сами, на них нельзя давить мнением со стороны, особенно родственникам.

Между Денисом и Алексеем сразу установились холодные отношения. Лешка не понимал, почему Тина обращается с Денисом как с родным сыном, а он называет их с Ритой по именам, почему на него нельзя кричать и указывать, как и что правильно делать. Он же ребенок, его надо воспитывать! «И вообще, ты же ему не мать, чтобы с ним так возиться, и тем более не ровесница, чтобы с ним разговаривать, вместо того чтобы дать подзатыльник, когда он не прав?!» Дениска его раздражал, но Тина раз и навсегда определила приоритеты, объяснив, что так было, есть и будет всегда. И либо Алексей принимает данность, либо жить вместе они не будут. Это было в самом начале их отношений, и он смирился, но своего отношения к Денису не изменил, правда, старался этого не демонстрировать так уж откровенно.

— Деничка, ты есть хочешь? — спросила Тина. — Я щи сварила.

— Щи? Клево! — восхитился Денис. — Только мы с Ритой поужинали. Я попозже, ладно?

— А я буду! — заявила Ритка. — Даже если лопну!

— Я пошел играть дальше, — махнул им рукой Дениска и умчался.

Тина стала хлопотать, который раз за день накрывая на стол.

— Выпить не хочешь? — спросила она у Риты.

— А что, есть повод? — заранее испугалась Ритка.

— Есть, но странный. Я предлагаю скорее для поддержания духа.

— Игнатова! — повышая голос, спросила Ритка. — Что случилось-то? Ты меня в гроб загонишь своим молчанием!

— Ритуль, давай сядем, выпьем по рюмке, и я все расскажу.

— Давай! — буркнула недовольно Ритка.

И, не выдержав бездействия и оттягивания объяснений, поднялась и стала помогать Тине быстро накрывать на стол, чтобы не отвлекаться от разговора, а сесть, как она говорила в таких случаях, «по-человечески, а не скакать каждые пять минут». Наконец они устроились за столом, выпили по рюмке, закусили, и Тина, собравшись с духом и мыслями, выложила сразу все новости.

Зная Ритку, она рассказывала подробно, стараясь не упускать деталей. Во всем, что касалось работы или трудных жизненных ситуаций, Ритка разбиралась дотошно и скрупулезно, повторяя: «Из самых мелких деталей складывается полная картина, а казалось бы, незначительные вещи и являются самыми главными в деле».

Ритка была замечательным, талантливым юристом и именно благодаря своему вниманию к мелочам умела правильно ориентироваться в трудных делах. Эта черта ее характера, невероятное трудолюбие и светлая голова и помогали ей делать столь успешную карьеру.

— Ну хорошо, то, что стрелявший специально указывал на меня, это понятно, мне непонятно, какие, по его мнению, у меня могут быть мотивы? — заканчивая рассказ, задала главный вопрос Тина.

— Тина, — строго сказала Рита, — у тебя целая куча мотивов, целых два! Два очень весомых мотива: деньги и измена мужа!

— Рита, ты о чем? Какие деньги? — возмутилась Тина. — И с чего мне так убиваться от его измены, если, честно говоря, это был для меня прекрасный повод с ним расстаться?

— Это знаем мы, а для милиции это мотив! А деньги… Тебе только надо через суд доказать факт совместного ведения хозяйства в течение пяти лет, и все! Ну, положим, не совсем все, судиться пришлось бы, половина достанется его родителям, и много еще всяких юридических тонкостей, но поверь, если бы ты уперлась, мы бы это дело выиграли! Тем более что сейчас, в связи с уголовным делом, есть официальные свидетельства о вашем совместном проживании — факт, установленный следствием и подписанный прокурором! А деньги, как ты сама понимаешь, у Потапова немалые! С этой точки зрения покушение что ни на есть логичное — он от тебя ушел, и ты, боясь потерять деньги, стала действовать!

Рита говорила жестко, спокойно, она старалась не пугать Тину, но растолковывала ситуацию без попыток приукрасить.

— Ритка… — У Тины округлились глаза от испуга. — Я об этом не подумала, а ведь точно! Это еще какой мотив! Вот черт! Что же теперь с этим делать?

— Тебе невероятно повезло, что именно сегодня у тебя был участковый и именно в это время! Это для нас огромная помощь! Подарок в золотой упаковке!

— Вот и Беркутов так говорит!

Тина улыбнулась, вспомнив его сильные, большие руки, обаятельную улыбку и как он спросил: «Взятка должностному лицу?» — и в глазах у него вспыхнули смешинки. Вспомнила его так четко, как будто увидела перед собой. Эти воспоминания успокоили ее, невероятно удивив всплеском эмоций, чувств и неясных, будоражащих ожиданий. С чего бы это?

— Кстати, — сказала Ритка, — надо узнать, что это за птица, твой Беркутов. Я что-то слышала о нем, но не помню.

Она взяла свой телефон, набрала номер. Она была деловой, сосредоточенной, вся в работе и размышлениях, и Тина улыбнулась, глядя на подругу, — маленькая, миниатюрная Ритка была самым большим ее защитником и никому — вот никому на свете! — просто так не даст ее в обиду!

Никак не даст, ни запросто, ни с боем!

Какое счастье, что у нее есть Ритка и Дениска!

— Артур! — поздоровалась Ритка, когда ей ответили. — Здравствуй, дорогой! Извини, что поздно, но мне нужна твоя консультация. Скажи, ты знаешь Артема Константиновича Беркутова, следователя Генпрокуратуры?

Рита слушала, что рассказывает ей коллега, а Тина смотрела на нее и, как обычно, когда видела ее в работе, удивлялась. В обыденной жизни Ритка была веселой, легкой, вечно придумывала какие-то розыгрыши и втягивала в них окружающих. Постоянно теряла ключи, перчатки, зонтики. Умудрялась забыть обед на плите и мчалась через всю Москву, чтобы выключить плиту. Могла, ничего не объясняя, посадить их с Дениской в машину и увезти за город смотреть на закат или придумать неожиданный пикник — «просто так, от хорошего настроения!». Она напоминала броуновское движение, сгусток веселой, неуправляемой энергии. Но если Ритка занималась делом или возникала необходимость разрешить серьезную ситуацию, она совершенно менялась, преображаясь, становясь сосредоточенной, внимательной. Она менялась даже внешне — нос и скулы заострялись, взгляд становился глубоким, мудрым, делая ее старше. В ней уживались две Риты, идеально дополняя друг друга. Наблюдая ее в работе, Тина давно перестала удивляться, почему люди верят ей, как юристу, безоговорочно.

— Да, — сказала Рита собеседнику, — спасибо тебе большое. Конечно, если что, я сразу к тебе обращусь! Пока!

Ритка заметно повеселела и, бросив трубку на стол, предложила:

— Так! Давай выпьем!

— Давай, — поддержала Тина.

Они выпили по чуть-чуть из рюмочек-мензурочек, как называла их Ритка, скорее для самого расслабляющего действия выпивания, чем для принятия алкоголя.

— Твой Беркутов личность весьма известная, даже героическая! Я вспомнила, что о нем слышала, и Артур сейчас многое рассказал. Он следователь по особо важным делам — «важняк» на их сленге. Слышала?

— А что, должна?

— Темная ты, Тинка, сериалы не смотришь. Ну, про Турецкого в исполнении Домогарова слышала?

— Да, даже видела пару серий.

— Вот-вот! Он как раз такого и играет. Правда, не все так лихо, как в кино, а гораздо прозаичнее и страшнее.

— На Домогарова он не похож, — улыбнулась Тина.

— А на кого похож? — живо заинтересовалась Ритка.

— На Терминатора, — ответила Тина, рассмеявшись.

— А он такой и есть! Этот Беркутов один из самых лучших, если не самый лучший. Взяток не берет, зато брал очень многих серьезных «клиентов». Он раскрывал безнадежные дела и вычислял такие комбинации, в которых путались сами преступники. Несколько раз вел дела, которые выводили на о-о-очень высоких «мальчиков»! — откровенно радовалась чему-то Ритка.

— И что? — Тине было ужасно интересно узнать о нем как можно больше.

— Ничего. Дела пытались прикрыть, но он доводил до конца, приходил к генеральному, выкладывал на стол доказательства и объяснял, что уже сообщил подробности в средства массовой информации.

— Попадало ему?

— А что это ты так заинтересовалась? — отступила от делового тона Ритка. — Ты что, на него запала?!

— Не знаю. Он мне понравился, я как-то с ним рядом успокоилась сразу. А как только он ушел, испугалась чего-то, тишины этой в доме, и кинулась тебе звонить.

— Тина, ты меня пугаешь! Он, конечно, мужчина-орел, точнее, беркут, но ты себе представляешь, какая у него жизнь?

— Ты о чем? — пришла в себя Тина. — Я же ни любиться, ни жениться с ним не собираюсь!

— Тина, ау! «Алё, гараж!» Это я, твоя подруга Рита! Я тебя как себя знаю и еще ни разу, за всю жизнь, не слышала, чтобы ты так о мужике говорила!

— Ритка, не дави! И вообще, о чем ты? Я его один раз в жизни видела, и то он меня допрашивал!

— Поверь мне, этого бывает вполне достаточно!

— Не о чем говорить, Рита! — недовольно поморщившись, попыталась закрыть тему Тина.

— Есть о чем! — Ритка разволновалась не на шутку, закурила торопливо. — Тина, когда ты о Беркутове говорила, у тебя даже глаза загорелись! Ты с этим Лешкой дурацким жила, потому что цены себе не знаешь, вбила в голову, что ты неинтересная женщина, и носишься со своим комплексом. Я тебя со сколькими мужиками знакомила холостыми, богатыми, а ты ни на кого не реагировала, все Леше долги отдавала за «великую честь», что он тебе, дурнушке, оказал! Ты даже не видела, как они все на тебя стойку делали! Идиотка! Ты же умница, красавица! Да! И не спорь со мной! Красавица! И нечего рожу кривить! Детство давно за горой, а ты все не очнешься! Слава богу, от козла твоего отделались!

Ритка раскраснелась, махала рукой с зажатой между пальцев сигаретой, злилась.

— Ритуль, ты чего разошлась? — удивилась Тина.

— Я все время, что ты с ним жила, молчала, теперь могу и сказать! Небось в больницу к нему побежишь?

— Нет, ему шарф предъявили для опознания, он, наверное, думает, что это я в него стреляла, от большой любви. Вдруг, увидев меня, перепугается и концы отдаст?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись, уходя от щекотливой темы и снимая напряжение, предательски и незаметно возникшее.

Их веселье прервал телефонный звонок. Тина, продолжая улыбаться, не вставая со стула, дотянулась и сняла трубку с аппарата, который висел на стене, возле стола.

— Да, слушаю вас!

Она услышала приглушенное ругательство на том конце, не разобрав, что говорят, повторила:

— Да, говорите!

В трубке было слышно только чье-то дыхание.

У Тины побежали мурашки по коже — она всем телом почувствовала, как через ухо, прижатое к трубке, в нее переливается чья-то ненависть!

Это чувство было таким явным и такой силы, что Тина, прикрыв глаза, ощутила, как нечто черное, липкое проникает в ее сознание, вызывая безудержный холодный страх… и понимание: ничего не кончилось, и объектом этой жалящей, мерзкой ненависти является именно она!

Тина бросила трубку, не выдержав напора этой черноты!

— Тина! Что случилось? — закричала Ритка и вскочила, уронив стул. — Очнись! Что-то страшное? Ты вся побелела!

Рита бросилась к ней, встала на колени и принялась трясти Тину за плечи.

— Рита, это звонил тот, кто стрелял, я точно знаю, — безжизненным голосом ответила Тина.

— Что он сказал?

— Ничего, сначала выругался, тихо так, еле слышно, и замолчал, только дышал.

— Мужчина, женщина?

— Непонятно, — находясь еще там, в булькающей зловонной чужой ненависти, растерянно ответила Тина.

— Так почему ты решила, что это он? Может, номером ошиблись? — Рита успокаивающе гладила ее по спине, и в глазах у нее плескался такой испуг, что Тина, посмотрев на подругу, немедленно пришла в себя.

— Он меня так сильно ненавидит, что я это почувствовала!

Рита в этот момент смотрела ей в глаза и поняла, что Тина не ошиблась. Рита почувствовала, как подруга дрожит, и тоже ощутила всплеск этой ненависти. И она испугалась!

— Тинка, звони Беркутову!

— Нет, — приходя в себя и изгоняя из тела чужую черноту, ответила Тина. — Что я ему скажу? Мне звонили и дышали в трубку?

Рита поднялась с колен, прижала к своему боку голову Тины и, неосознанно сильными, короткими движениями поглаживая ее по голове, пыталась обдумать ситуацию.

— Может, тебе уехать к родителям?

— Нет, Рита, это не выход. — Тина уцепилась двумя руками за Ритину руку. — Если это все направлено на меня, а не на Лешку или того дядьку чиновного, то мой отъезд ничего не решит. Когда я вернусь, все продолжится. А вот вам с Денисом надо уехать. Вы самое дорогое, что у меня есть, эта ненависть может зацепить и вас.

— Нет, мы никуда не уедем, — категорически отказалась Ритка. — Ты тогда совсем одна останешься! Мы что-нибудь придумаем!

Она поцеловала Тину в макушку и вернулась на свое место.

— Давай выпьем! Игнатова, достань нормальные рюмки, из этого же пить невозможно! Это не питье получается, а какое-то смачивание десен!

Тина поставила на стол другие стопки, побольше, Ритка разлили в них водку, и они выпили.

— Тебе надо быть среди людей! Завтра же выходи на работу!

— Точно! Завтра и пойду! — согласилась Тина, порадовавшись хоть какому-то продуктивному решению.

— Наверное, нам с Денисом надо переехать к тебе, на время.

— Нет! — решительно отвергла предложение Тина. — Вы можете попасть под раздачу, у нас ребенок, его надо держать от всего этого подальше. Я справлюсь сама!

— Не лучше ли тебе тогда у кого-нибудь пожить? У Сергея или у кого-нибудь из коллег?

— Нет, нельзя никого в это втягивать, они могут пострадать из-за меня!

— Тина, этот человек стреляет! Он пытался убить Лешку! — заорала Ритка.

— Тем более нельзя, чтобы кто-то еще пострадал! — спокойно возразила Тина.

— Может, тебе у твоего Беркутова пожить?

— Как ты себе это представляешь? — рассмеялась Тина. — «Я к вам пришел навеки поселиться!» Вернее, пришла?

— Да, некрасиво получается, — поддержала ее Рита, тоже рассмеявшись. — И все-таки… — Перестав смеяться, она задала самый главный вопрос: — Кто может и, главное, за что тебя так ненавидеть?

— Не знаю! Даже не могу предположить. До этого звонка я думала, что кто-то уводит следствие в сторону, пытаясь все свалить на меня. А теперь точно знаю: этот человек преследует меня! Конкретно и весьма персонифицированно, меня!

— Не паникуй! — Ритка все-таки была профессионалом и пыталась искать выходы из ситуации. — Давай подумаем, кто это может быть!

Они просидели до утра, обсуждая варианты и пытаясь понять, кого могло попутать такой в прямом смысле убийственной ненавистью. Они вспоминали всю свою жизнь, людей, прошедших через нее, поступки Тины, события, чьи-то антипатии, отвергнутых ухажеров, обиженных коллег, партнеров…

В двенадцать на кухню пришел Денис и спросил, где ему ложиться спать. Отправив его в ванную, Ритка перестелила белье на кровати в спальне, понимая, что Тина не хочет туда лишний раз заходить. Они уложили Дениску, поцеловали его на ночь и вернулись в кухню продолжить разговор.

Уже под утро, так ни к чему и не придя, совершенно разбитые от бессилия перед чужой волей, они отправились спать.

Тина устроилась на диване, укрылась с головой одеялом. На самой грани, отделяющей сон от реальности, она увидела перед собой следователя Беркутова, и что-то теплое, спокойное разлилось у нее в груди. Она улыбнулась да так и заснула — с улыбкой на губах.

Человек бросил трубку на аппарат и громко выматерился.

«Как она смогла выкрутиться? Она должна сейчас сидеть в КПЗ, а не у себя на кухне! Все так хорошо продумано, в чем прокол?»

Человек схватил тарелку, со всей силы кинул ее в стену и стукнул кулаком по столу, не зная, куда выплеснуть кипевшую в нем бессильную, душащую злобу.

— Спокойно! Я что-нибудь придумаю, обязательно! Это только начало! Ты у меня легким испугом не отделаешься!

Он стал быстро ходить из угла в угол, пытаясь успокоиться.

«Надо гнуть эту линию. Если ее не посадили, значит, у нее есть алиби. Но как? Она же целыми днями дома одна сидит! Не важно как! Значит, менты думают, что ее специально подставляют. Надо разыграть все так, чтобы они убедились, что это она заказала мужа, а все улики и свое алиби состряпала для отвода глаз от нее же! Правильно! Перевернуть все наоборот!»

Человек расслабился, улыбнулся и щелкнул пальцами от удовольствия.

«Это даже интересно! Я обязательно придумаю, как все устроить. Так даже лучше!»

Артем, уставший от целого дня беготни, пробок, разговоров, голодный как волк и не менее злой, чем этот хищник, держа в руках коробку с бутербродами и банку кофе, ввалился в кабинет к Гришке.

Команда Григория Павловича, с ним во главе, присутствовала в полном сборе.

— И как старому дяде Артему прокормить такую ораву ищущих истину людей? — ворчал он. — Лидуся, прими пищу телесную!

Лидия забрала у него коробку и банку кофе. Артем плюхнулся на небольшой диванчик, стоявший в углу, и вытянул ноги.

— Ну что, господа сыщики, приступим к совещанию? — предложил Гришка.

В кабинете находились его «орелики», как он их называл, всем боевым составом. Старшей по званию после Гришки была Лидия Горева — капитан, затем шел старлей Алексей Скрябин и самый младший — лейтенант Саша Конев, прозванный среди своих Горбунок.

Когда он только пришел работать в команду, Лидия взвалила на него кучу работы, и он возмутился не по-детски:

— Что я, верблюд, столько сделать?

— До верблюда ты еще не дорос, — ответила Лидия. — Даже до коня не дотянул. Пока ты просто конек-горбунок!

Так и привязалось к нему это имя, хотя он уже давно показал себя замечательным оперативником и обижался первое время на Горбунка. Гришка его успокаивал:

— Ну ладно, вот станешь старлеем, мы тебя «конем» будем звать!

Алеша Скрябин был тихим и спокойным, лишних слов не говорил, но, если чувствовал, что идет по правильному следу, вцеплялся намертво и с упорством бульдога раскручивал дело.

— Давай, Лидуся, начнем с тебя, — предложил Гриша.

Лида уже успела выложить бутерброды, выставить на письменный стол начальника чашки, сахар, включить электрический чайник. Дальше по принятой традиции начиналось самообслуживание.

Она открыла свои записи, просмотрела их и приступила к изложению:

— Ну что, господа, «не все спокойно в Датском королевстве»! Девять месяцев назад Алексей Иванович Потапов, наш пострадавший, передал часть своей доли, точнее, двадцать процентов от нее, что приблизительно составляет четыре миллиона долларов в активах, то есть не в наличных деньгах, своему партнеру Юрию Львовичу Ревину. Соглашение сие было заверено нотариусом и до сведения третьего партнера, а также бухгалтера и коллектива не было доведено!

— Уже интересно! — сказал Гриша.

— Это только начало! — успокоила его Лида. — В течение этих девяти месяцев были переданы проценты и, соответственно, доля участия в предприятии еще дважды, каждый раз по двадцать процентов от его оставшихся денег. Причем последний договор об этом был подписан за день до того, как его выгнала жена.

— Лидуся, — нежно попросил Гришка, — поясни для нас, дураков, что мы имеем в конечных цифрах.

— А в цифрах мы имеем, что Юрий Львович Ревин на данный момент является хозяином предприятия и имеет основной, решающий голос, так как у него чуть больше пятидесяти процентов участия, что составляет около тридцати одного миллиона зеленых. А его «друг» и соратник Алексей Иванович Потапов, соответственно, шестнадцать с половиной процентов, что составляет чуть больше девяти миллионов.

— Здорово! И на чем он его поймал? — спросил Артем. — Я в тебе не сомневаюсь — ты, конечно, узнала.

— Я Юрия Львовича, легонечко так, приперла к стенке и объяснила, что если он не расскажет, чистосердечно естественно, то я его арестую как основного подозреваемого. Он немного потрепыхался, потребовал своих юристов, но все-таки сдался и со слезами на глазах поведал банальную до изжоги историю.

— Лида! — вмешался Григорий. — Опять незаконные действия!

— Так на благое ж дело, Григорий Павлович, — покаянно, тоном провинившейся школьницы ответила Лида.

— Я вам дам на «благое дело»! — так, для порядку, шумнул Гриша, погрозив пальчиком. — Давай излагай дальше!

— Как он говорит, произошло все случайно. Врет! Он хорошо и давно все рассчитал. И намешано в этих расчетах много всего: и ревность, и жадность. А началась повесть сия с того, что он влюбился в жену Алексея Потапова, Игнатову Валентину Игоревну, откровенно не понимая, что она нашла в Потапове. Несколько раз он к ней подъезжал, но она все переводила в шутку и старалась общаться с ним как можно меньше. Однажды на даче у Батурлина, их третьего партнера, мужики все сильно напились, и жены уложили их спать, всех, кроме Ревина. Господин Ревин застукал мадам Игнатову в одиночестве, убирающую посуду в беседке, где происходило застолье, и стал страстно признаваться ей в любви. Когда признания не возымели результата, он попытался ее там же завалить. На сей раз госпожа Игнатова не стала переводить все в шутку, а просто саданула пылкого кавалера коленом в весьма чувствительное место и оставила «отдыхать» там же, где его настигло «большое чувство». Данный инцидент не охладил его чувств, а только укрепил в мысли ее добиться, а заодно развестись с нелюбимой женой. И он решил подмять под себя все предприятие. Батурлин был ему не по зубам, и он взялся за Потапова, которого считал единственным препятствием к руке Валентины Игоревны. Ревин знал все его слабости еще с института. Когда он все просчитал и понял, что это просто, тут уж подключились жадность и азарт. Девять месяцев назад он затащил Потапова в казино, якобы отметить удачную сделку. Проследив, чтобы тот нагрузился под завязку, подбил его играть в рулетку. Потапов вошел в раж и не мог остановиться. Он проиграл деньги, которые у него имелись с собой, а за ними и все, что были на карточке, занял у Ревина и тоже проиграл, стал требовать еще. Тогда Ревин, как он говорит, чтобы его остановить, предложил подписать договор на двадцать процентов. На самом деле он знал, что Потапова это не остановит. Как вы знаете, в крупных казино всегда есть нотариус. Они подписали и заверили документ. Юрий Львович выдал Потапову пятьдесят тысяч зеленых и пустил играть дальше, а сам отбыл домой. На следующий день господин Потапов не помнил ничего и тяжело болел еще два дня, после такого разгула страстей. Ревину это было на руку, он даже напоминать не стал о долге.

— Как я понимаю, он проделал этот трюк еще дважды? — спросил Артем.

Он удивлялся своей реакции на рассказ о том, как этот Ревин приставал к Тине.

«Да что такое?! Чего я завелся? И сейчас, и там, у нее на квартире! Совсем ты «поехал», Беркутов!» Он с трудом подавлял в себе желание хорошенько въехать в морду этому Ревину.

«Ладно, потом разберемся, что тебя так завело, а сейчас займись делом!»

— Совершенно верно! — продолжила Лида. — Но на этот раз он пошел дальше, нанял заранее проститутку, чтобы она увезла Потапова к себе на ночь, с оплатой скрытой съемки на видео всего происходящего. В этот раз Алексей Иванович помнил события прошлой ночи и потребовал аннулирования документа. Ревин обещал, но только после того, как Потапов расплатится с долгом, и предъявил ему расписки, которые всегда с него брал в казино. Мало того, цифры там были обозначены со-о-овсем другие и составляли около полумиллиона зеленых. Они договорились «по дружбе», что Потапов будет отдавать частями, и это растянулось на несколько месяцев. В ответ на очередное требование аннулировать документ Ревин пригрозил, что расскажет все Батурлину. Потапов очень испугался — он понимал, что Александр попросту турнет его из фирмы, мужик он грамотный, найдет способ. Ревин потребовал еще двадцать процентов и закрепил свое требование демонстрацией фильма с Потаповым в главной роли, пригрозив показать это «произведение искусства» Игнатовой. Расставаться с женой Потапов категорически не хотел, невзирая на то, что последнее время у них были разногласия. И, как утверждает Ревин, напившись, Потапов жаловался ему, что они уже давно не спят вместе, пролив тем самым бальзам на «израненную» душу господина Ревина. Он подписал документ на очередной транш, а на следующий день жена выгнала его из дома. Кстати, она совершенно не в курсе этих дел.