Моя карточка забита под завязку. Поднапряглась и таки собрала предложения всех джентльменов. Кроме одного… Конечно же, Торнтона. Он дерзко объявил, что как хозяин праздника может пригласить меня на любой и не намерен ждать очереди. И что тут поделаешь? Зато теперь, можно сказать, что все образцы есть. И если Друг, это кто-нибудь из присутствующих, я обязательно узнаю.
Собою довольна. И даже не очень расстроена, что пришлось и Джеффри вписывать в этот перечень — отказать было бы некрасиво.
— А ты, Вив, сегодня нарасхват. И уже не прячешься по углам, — мимоходом замечает Селеста.
Мы стоим у стола, утоляем жажду лимонадом. Ни одна из нас не пропустила ни одного танца. И маленькая передышка просто необходима.
Пожимаю плечами.
— Надо же когда-нибудь выползать из своей скорлупы.
— Непременно.
Ее взгляд становится необычно цепким. Если раньше она на меня смотрела как на что-то недостойное внимания, то теперь оценивает как конкурентку. Пусть слабую, недотепистую, но конкурентку.
Музыка стихает. Пары расходятся. Моя бы воля, так бы и простояла здесь до конца вечера, или же умостилась в уютном уголке на диванчике. Но нужно выполнять обещания и протанцевать со всеми.
Горько вздыхаю, приготовившись к следующему приглашению. Фингер, смотрю, уже мнется от нетерпения. Следующий танец именно с ним. Но вместо первых аккордов неожиданно звучит глубокий голос герцогини Торнтон. Шум стихает мгновенно.
— Мои дорогие, я обещала вам сюрприз, — возвещает. На балконе, где располагается оркестр, она хорошо видна и слышна всем. — Сегодня по моей большой просьбе праздник почтила своим присутствием знаменитая провидица Амариллис.
Из тени бархатной гардины выступает высокая фигура, закутанная с головы до пяток в блестящую легкую ткань. Как девушки в мусульманских странах — совершенно забыла, как та одежда называется. Только у Амариллис она не черная, а золотая.
По залу прокатывается гул.
— Сама Амариллис! Этого не может быть! — пищит Гортензия. Я и не заметила, когда она к нам подошла. — Сейчас просто упаду в обморок от волнения!
Оглядываюсь вокруг. На лицах читается восторг. Видно эта Амариллис очень известна в аристократических кругах. Конечно, она может быть шарлатанкой. На Земле таких пруд пруди. Но это на Земле, а тут магия привычная вещь. И провидцы тоже могут быть настоящими.
Невольно пячусь, прячусь за спинами сестер. Силой к провидице меня, наверное, не потянут. Но вдруг сама Амариллис что-то увидит и так. Откуда мне знать, как работает ее магия?
Вдруг золотая фигура наклоняется к герцогине и что-то шепчет ей на ухо.
Та внимательно слушает, кивает. Обводит глазами зал.
Становится как-то нехорошо.
Леди Торнтон снова берет слово:
— Амариллис будет гостить у нас до приезда короля, поэтому все желающие, уверена, успеют получить свои предсказания. Однако сегодня Амариллис сама будет выбирать, кому откроет врата будущего. Это будут те, кто нуждается больше всего! И только выполнив свою миссию перед небесами, благословившими ее даром, она перейдет к остальным желающим.
Шум становится громче, а у меня от затылка и до пяток бегут колючие мурашки. Даже слегка пригибаюсь за спинами сестер. Но почему-то, несмотря на надежную защиту, уверена, что провидица смотрит прямо на меня.
— Веселитесь! Танцуйте! Желаю хорошо провести вечер! А тех, кто будет приглашен, обязательно уведомят лично.
Делает незаметный знак рукой, и музыканты хватаются за инструменты. Краем глаза замечаю Фингера. Спешит на всех парах. Панически стреляю глазами по сторонам. От Амариллис укрылась, а от него никак. Мне бы еще хоть несколько минут отдыха. Ноги гудят как трансформатор.
Вдруг моего локтя кто-то мягко касается. Поворачиваюсь и вижу перед собой девушку, наверное, служанку.
— Леди Вивьен?
— Да, — удивленно киваю.
— Вас желает видеть пресветлая леди Амариллис.
Вскидываю взгляд на балкон. Там, кроме оркестра, никого нет. Так и знала, что мне придется быть первой жертвой.
Развожу руками, поймав взгляд Фингера, словно извиняюсь. Недовольно хмурится.
Извини дорогуша, ничего не могу поделать.
И следую за девочкой.
Меня приводят в небольшую комнату. Кабинет. Гардины плотно закрыты. В воздухе витают ароматы ладана, сухих трав и свечей. В центре столик накрытый красным сукном и два стула. А больше никого.
Заинтриговано рассматриваю. Немного жутковато, но ужас, как интересно.
— Садись! — звучит из темноты.
— Добрый вечер, — всматриваюсь в задрапированную гардинами нишу. Будто там что-то шевелится. Золотая ткань ловит отблеск свечей.
— Садись, говорю! — ворчит раздраженно.
Ноги как будто сами по себе подкашиваются. Плюхаюсь на стул. Замираю. И только тогда к столу приближается Амариллис. Устраивается напротив, достает из складок странного наряда прозрачный магический шар. Именно такой, как изображают в фильмах и мультиках.
Шарлатанка — решаю мысленно. Торнтону никакие шары не нужны были, чтобы мысли читать, Уиллу, чтобы свои эксперименты проводить. А это какая-то пыль в глаза.
— Зачем я здесь?
— Сама знаешь ответ, — хрипло.
Голос словно и женский, но грубый, словно простуженный. Тихий. Я едва слышу его.
Разумеется, никакой конкретики. Еще раз подтверждаю свои подозрения. Но от Фингера она меня спасла. Так что можно расслабиться, отдохнуть. Пусть магичит. Главное, что бояться ее не нужно. Амариллис ничего не знает, и не узнает. Я в безопасности.
— Знаю, — подтверждаю. А то еще выгонит. А там Фингер.
— Тогда смотри в шар, он откроет тебе все, что хочешь знать.
Мысленно фыркаю, но в прозрачный бочок послушно всматриваюсь. В глубине стекла отражаются мерцающие языки пламени, мягкий ворс бархатной скатерти, мое сосредоточенное лицо и золотая ткань странного наряда Амариллис.
Интересно, сколько мне нужно туда всматриваться, чтобы притворится, что увидела желаемое. Глаза начинают слезиться. Не знаю, можно ли моргать. Вдруг провидица воспримет это как недостаточно серьезное отношение к волшебству. Приказала смотреть. Дальше становится еще невыносимее. От скуки хочется зевнуть. Внезапно начинает чесаться в носу, щека, лоб и левая пятка. Черт побери! Я уже все увидела — решаю. И твердо намерена прекратить сеанс, как вдруг в голове появляется странный туман. Тот, который обычно предшествует воспоминаниям Вивьен. Сама не замечаю, как оказываюсь в прошлом.
Плачу.
Папе плохо. Очень. Все говорят, что он поправится, но врут. Сижу у его кровати, сжимаю холодную ладонь. Слезы градом капают на колени, расплываются большими пятнами на ткани платья.
— Вив, Тыковка, ну чего ты? — слабая рука стирает с моих щек соленые капли.
— Ты умираешь… — выдавливаю сквозь рыдания.
— Все мы… рано или поздно…
Всхлипываю.
— Это несправедливо!
На устах папы появляется измученная улыбка.
— Моя маленькая девочка… Жизнь несправедлива… но мы, и только мы, способны ее сделать лучше.
Сглатываю слезы. Я никогда не смогу. Теперь без отца, без родной души я совсем одинока.
— Я всегда буду рядом, Тыковка, — будто читает мысли. — Ты меня не увидишь, но я буду. И защищу даже оттуда, — возводит глаза к потолку. — Поверь! Веришь?
Киваю.
— Только об одном тебя прошу. Держись подальше от Маски. Никому, никогда о нем не рассказывай. Ни матери, ни сестрам! Запомнила. Никогда и никому, — суровый приказ так необычно слышать от ласкового и всегда терпеливого отца. По позвоночнику бегут мурашки. — Это наша тайна. И пока она наша, ты в безопасности. А лучше забудь, забудь то, что видела в кабинете. И никогда не вспоминай!
— Да, папа, — шепчу. Испуганно дрожу.
— А теперь позови маму. Должен ей сказать пару слов.
Склоняюсь, целую в прохладную морщинистую щеку и выхожу. Знаю, он прощается. С такой раной не живут. Даже магия бессильна.
Дверь брякает за спиной, оказываюсь в следующем воспоминании.
— Как он мог! Как мог! — вопит леди Роуз. — Вивьен должна выйти замуж первой! Не ты, Селеста, не Гортензия, а Вивьен!
Прижимаюсь спиной к стене. Скукоживаюсь в углу, прячу голову в плечи. Как всегда, обо мне, будто меня нет рядом. Я никто для них, ничто…
— В чем проблема? — фыркает Селеста. — Подберем какого-нибудь более-менее нормального. На приданое клюнет любой обедневший аристократ.
— А в том, дорогая, — едко, как лимон укусила. — Что твой отец и тут побеспокоился. Вивьен должна искренне любить жениха, от всего сердца. И эти чувства должны быть вызваны естественным образом. Никакой магии, даже любовных зелий. Иначе… — поджимает губы. — Мы все теряем наши деньги. Они пойдут на благотворительность. И только у Вивьен будет доступ к своему счету в банке. Нам ни гроша. Даже Уиллу.
Три пары глаз скрещивают на мне. Сжимаюсь еще больше. Как будто я в чем-то виновата. Но виновата… виновата, потому что просто появилась на этот свет. Родилась такой безобразной, противной Жабой!
Воспоминание последующее накатывает неожиданно. Я еще не переварила крики маман, как уже лежу в постели. Жар сжигает изнутри. Буквально чувствую, как горят легкие, кожа… тело ломает, выгибает, трясет в ознобе. Лихорадочные несвязные картинки мелькают перед глазами. Похоже, вижу папу, но понимаю, что он умер.
После него заходит Сара… Настоящая. Ибо сырая тряпка на лбу меняется на свежую, прохладную. К губам прикасается край чашки, и я жадно пью воду. Это реальность…
Сара уходит. И в тот же миг надо мной склоняется человек в маске. Всматривается в лицо. Настоящий или брежу? Я не знаю. Стараюсь закричать от страха, но не получается. Только кашляю хрипло, захлебываюсь, не могу вдохнуть и капли воздуха.
— Вивьен… Ви-и-ивьен… — противно тянет. — Плохая девочка. Неужели тебя не учили, что подслушивать нельзя?
Испуганно вскидываюсь, вскакиваю на ноги. Стульчик с грохотом падает на пол. Амариллис застыла напротив как статуя. Смотрит внимательно. Я вижу лишь очертания глаз сквозь закрытую сеточкой прорезь в накидке.
— Я… я… мне уже пора, — пячусь к двери.
— Тебе уже пора, — соглашается Амариллис.
И я пулей вылетаю в коридор.