Вкус твоей любви

Солёные марокканские лимоны для вкуса к жизни

Я сижу за самым лучшим столиком в ресторане, и краем глаза слежу, как вдоль стенки выстроились несколько официантов, готовых в любую секунду поменять приборы, унести грязную тарелку или убрать салфетку, которой я едва успела промокнуть краешек губ. Я отрезаю крошечный, почти микроскопический кусочек от блюда, и отправляю его в рот. Перекатываю на языке, слегка прикрыв глаза, чтобы не отвлекаться на свет, стараясь хорошенько прочувствовать текстуру продукта, ощутить её каждым сосочком, прокатываю по нёбу, растирая его почти до молекул, и только потом медленно проглатываю, тщательно анализируя и запечатлевая в голове всю гамму нот и послевкусие.

Меня немного раздражают все эти напряжённые взгляды, и обычно я стараюсь не привлекать к своей персоне излишнего внимания, но за последний год это стало практически невозможным: мне кажется, что в Москве, Питере и всех остальных близлежащих городах не осталось ни одного ресторатора, шеф-повара или мало-мальски хорошего официанта, который бы не знал меня в лицо.

Я отодвигаю тарелку в сторону, отпивая холодной простой воды из тонкого бокала, и понимаю, что стекло недостаточно хрупкое, а толстые литые стенки утяжеляют все ощущения, лишая их необходимой лёгкости. В ресторане каждая мелочь имеет огромное значение, особенно в таком дорогом: тонкая ножка фужера, за которую так удобно держаться, обняв её двумя пальцами, способна украсить вкус любого, даже посредственного вина. Ручка вилки, идеально ложащаяся в ладонь, меняет аромат блюда и даже его текстуру, а размер и форма тарелки могут испортить любой деликатес. Даже недостаточно привлекательный официант, неправильно подавший блюдо, перечеркивает своей халтурой все старания именитого шеф-повара на кухне. Все знают, как строго я ко всему отношусь, но они даже не подозревают, что от меня не ускользает ни малейшая деталь: замеченная краем глаза чёрная каёмка грязи под ногтями у кого-либо из персонала сразу же низводит мой личный рейтинг заведения до уровня вокзальной чебуречной, но об этом никто не догадается. Это просто меняет всё моё отношение к ресторану, и каким бы дорогим мрамором не был бы отделан зал, из каких бы ценных пород деревьев не были изготовлены столешницы, и какой бы эксклюзивной не была посуда, моё впечатление от вкуса будет навсегда испорчено одним единственным нестриженым ногтем…

– Яна, дорогая, – спешит ко мне с улыбкой Анджело, – очень рад тебя видеть! – и хотя я ни разу не ставила низких оценок одному из лучших шеф-поваров Москвы, уверена, что в душе его разрывает от беспокойства.

Наше издание Negusto стало таким влиятельным за эти два года, что все знают: всего пара абзацев в статье на портале, соцсетях, приложении о новых заведениях столицы способны забить ресторан до отказа страждущими всё новых пикантных и элегантных ощущений буржуа на год вперёд. Стоит же мне вставить несколько едких, но справедливых замечаний, как репутация заведения будет навсегда подмочена. Бесспорно, я не Господь Бог, и не способна одним росчерком пера закрыть неугодное мне заведение, но в кругу посвящённых упоминать этот ресторан будет считаться уже плохим тоном.

Каждые два дня только в Москве открывается какое-нибудь кафе, пиццерия, бар или стейк-хаус, и толпы ищущих развлечения и радости людей просматривают рейтинги, чтобы решить, куда же им отвести своё праздное и страждущее новых вкусов и ощущений тело. Но даже самые искушённые зачастую не могут отличить вкус новозеландского масла от обычного вологодского, или понять разницу между кедровыми орешками и пинией. Для этого у них есть я, и наш путеводитель в новый чудесный мир.

Это я расскажу всем, какими должны быть правильные ньокки и устрицы Розовая Джоли, и почему такой простой «Цезарь» так легко испортить. Столицы, большие и маленькие города едят, жуют, хрустят челюстями, ослабив галстуки, расстегнув пиджаки и расстегнув ремни, пока мы набиваем всем животы нашей стряпнёй, продавая людям саму жизнь, которую бы они мечтали прожить. Они подцепляют вилкой идеально просоленный хрустящий огурчик с кислинкой, и проваливаются в прохладные деревенские сени из детства. Зачерпывают жидкую душу шоколадного фонадана, и вспоминают свою первую полученную валентинку на День всех влюблённых. Разбивают тонкую карамельную корочку на крем-брюле, и вот оно – их первое в жизни предательство, покрывшее сердце тонкими трещинками. Но забытое навсегда с первой ложечкой сливочного мусса, обволакивающее язык и душу своим шелковым ванильным одеялом.

Но моему Анджело не о чём беспокоиться: у него, как всегда, всё безупречно. Паппарделле просто идеальны: тугое тесто с твёрдым сердцем, соус из белых грибов, без ненужной горечи и хрустящих волокон; отличный суп риболитта, словно переносящий меня на один из холмов Тосканы, в которой я так никогда и не была; настоящие, напоенные солнцем томаты, песто с соком сицилийских лимонов, пармезаном и кешью.

– Я тоже, Анджело, – с теплотой отвечаю я своему знакомому: я просто обожаю, когда люди так влюблены в своё дело.

– Всё хорошо, mia cara (ит. «моя дорогая» – перевод автора)? – ещё раз на всякий случай уточняет шеф.

– Тебе не о чем беспокоиться, – уверяю я его. – Я уверена, что твой новый ресторан ждёт успех.

– Спасибо, Яна, – не удержавшись, обнимает он меня. – Раз так, у меня для тебя маленький сюрприз, – приглашает он меня за собой вглубь огромного, на двести человек ресторана.

Я иду за ним и ловлю своё отражение в золотых помпезных зеркалах: идеальная стройная фигура, обтянутая не менее идеальным строгим тёмно-синим платьем под горлышко, итальянские кожаные ботфорты до середины бедра, строгое каре с чёлкой, подчёркивающей мои миндалевидные глаза и высокие острые скулы. Как у Марлен Дитрих.

– Свежие трюфели? – уже догадываюсь я, переступая порог кабинета Анджело, за которым обрывается пафосная роскошь дорогущего ресторана, и я оказываюсь в простой комнатке два на два метра, тесно набитой шкафами, столом и тремя стульями.

– Безупречный нюх, – восхищённо замечает мой друг, доставая с дальней полки запрятанный драгоценный ящик. – Только сегодня привезли.

– Я чувствую, – улыбаюсь я в ответ. – И ты решился всё-таки на эксперименты с кешью? На самом деле неплохо.

– Тебе понравилось, правда? – розовеет он от удовольствия. – Это специально для тебя. Маленький сувенир, – протягивает он мне крошечную баночку с трюфелем, запечатанную сургучом.

– Ты же знаешь, мы беспристрастны, – строго смотрю на него, и, заметив испуг в глазах Анджело, начинаю смеяться: – Спасибо. Я не беру взяток. И пишу только правду. Но я не готовлю сама, – признаюсь я.

– Прости, кара, я не знал, – убирает шеф своё сокровище обратно в коробку.

А я быстро окидываю взглядом стены коморки, по которым развешаны семейные фото Анджело: вот он совсем ещё молодой, со своей русской женой, стоит на Красной площади. Вот они уже вдвоём держат на руках пухлого младенца с серьёзными глазами Анджело, а вот они всей семьёй с тремя детьми сидят в гондоле в Венеции. Уходя, я оборачиваюсь, и говорю на прощание:

– Только поменяйте стекло, Анджело. И тогда можете смело повышать меню на двадцать процентов.

Я плыву на спине, отражаясь в ночном зеркальном куполе бассейна, где отдельно от меня плывёт моё безупречно-стройное тело в чёрном закрытом купальнике. Мужчины откровенно рассматривают меня в сауне, и я чувствую кожей, как хочет сесть поближе ко мне какой-то модный хипстер в джакузи. Но запах хлора отлично перебивает все эмоции и желание. Я выхожу из воды, чувствуя спиной тёплые похотливые взгляды, которыми они буквально облизывают мои гладкие, как фундук, ягодицы, пытаясь пробраться ещё глубже, между ног. Я завязываю на бёдра полотенце, нагибаясь к своим шлёпанцам, и практически слышу слабый стон, невольно вырвавшийся у одного из тайных зрителей.

Прохладная, отдохнувшая, в алой помаде и с чёрными стрелами на веках, я открываю магнитным ключом дверь, и захожу в роскошный номер с огромной кроватью, где меня уже ждёт он: смуглый, ухоженный и стройный. Благоухающий розовой водой с солёными лимонами. А в окне алыми звёздами пылает вечный Кремль.

– Ну здравствуй, красавица, – слышу я его бархатный мягкий голос, прохожу и встаю между кроватью и плазмой на стене, и слышу, как за спиной смолкают звуки футбольного матча.

Сбрасываю с себя шубку, и она опадает под ноги снятой с дикого зверя шкурой. Не торопясь, расстёгиваю сбоку потайную молнию на своём строгом платье училки, и стягиваю его через голову, оставшись в одном шёлковом чёрном корсете. И в ботфортах. И продолжаю стоять как есть, посередине роскошного номера, спокойно глядя на Замира, который, не отрывая взгляда, со вкусом рассматривает меня. Всю комнату тускло освещают только прикроватные светильники, и за окнами даже ночью полыхает небо столицы, расцвечивая всё моё тело неоновыми полосками.

Я не тороплюсь, давая ему возможность полюбоваться мной, как точёной статуэткой. Как шлюхой в витрине в квартале красных фонарей. Как его личной рабыней на сегодняшнюю ночь. Я вижу отблеск удовольствия в его глазах, я чувствую его желание, которое пахнет сандалом, пачули и мокрой шерстью. Замир сидит поверх покрывала в одних брюках, и я замечаю, как только что напрягся его плоский живот, когда я приспускаю одну бретельку на своём корсете. Но он продолжает полулежать, как зритель в театре одного актёра, наблюдая за моим импровизированным стриптизом. Вторая бретелька тонкой змейкой скользит по плечу, обнажая мою грудь, пока корсет сползает медленно вниз, открывая пупок и низ живота. Я смотрю не отрываясь на Замира, во взгляде которого уже начинает пылать древняя похоть, а я тем временем приспускаю корсет на бёдра, полностью обнажая перед ним свою гладко выбритую безупречную киску. Остался маленький штрих: я наклоняюсь, чтобы расстегнуть свои ботфорты, и так и не успев снять их до конца чувствую, как мой любовник входит в меня сзади, в доли секунды преодолев хищным прыжком расстояние от кровати.

Моё тело сотрясают мощные горячие толчки, и я знаю, как по нотам, чем это всё закончится: ещё тридцать секунд, и мой страстный Замир замрёт, извергая в меня весь своё запас семени, который успел накопить с нашего последнего свидания две недели назад. Ещё пару вялых толчков, и он выйдет из меня, мягкий и опустошенный, похлопав меня легонько по попке. И уже через минуту мы с ним будем валяться в кровати, с включенным снова футболом, и Замир спросит меня:

– Ну как твои дела, красавица? – и его рука ляжет на мой лобок, словно прикрывая её бархатным фиговым листиком.

– Просто отлично, – отвечу я, чувствуя, как мягкое тепло его ладони медовым молоком разливается от моего живота и ниже.

– Закажем что-нибудь в номер? – спросит Замир, не отрываясь от матча, и возьмёт в руки трубку, чтобы позвонить в ресторан. – Один бургер и лосось, – попросит он девушку на другом конце провода, и добавит, скользнув по мне взглядом: – И два бокала просекко, пожалуйста!

Отключит звук у телевизора, и его тёплые пальцы заскользят внутрь, пробивая себе дорогу между моими сомкнутыми бёдрами, пока я не распахну их ему навстречу, и он закроет меня своим стройным слегка золотистым телом сверху, уже снова овладевая мной. Чётко, технично и быстро. Когда к нам стучится в дверь обслуга, закатывая тележку с ужином, я уже успеваю принять душ и сижу в белоснежном халате со своим планшетом, доделывая срочную работу. Как старая супружеская пара, мы усаживаемся прямо на постели со своими тарелками, и уплетаем свой безыскусный ужин: тёплый, честный и без сюрпризов. Как наш регулярный секс. Замир – стандартный бургер слабой прожарки, с обычным чеддером, а я – своего лосося на пару: свежего, не сырого, но и не пересушенного, с чистым белковым вкусом правильно замороженной рыбы. И только лёгкий фруктовый аромат просекко добавляет некоторую пикантность и разнообразие нашему стандартному ритуалу.

С моего появления проходит не больше часа, как мы уже укладываемся спать, плотно задёрнув шторы, чтобы до нас не долетал раздражающей свет вечно не спящей столицы. Грязные тарелки свалены в коридоре под дверью, и мы сладко засыпаем, и я своей попкой ощущаю, как снова напрягается член Замира, уперевшись в мои ягодицы, и он его мягко проталкивает внутрь, как поршень – в тугой чехол, словно вставляя ключ в отверстие замка, и я проваливаюсь в свои сновидения, чувствуя его осторожные толчки внутри меня.

Утренний секс до завтрака: такой же быстрый и спокойный, без страстных взлётов и падений, и вуаля: я получаю свой необходимый заряд эстрогена, тестостерона и дофамина, который мне позволит и дальше спокойно жить и работать, а Замир получает взамен несколько ярких и быстрых оргазмов и отличное настроение на ближайшее время.

Мы как уютная семейная пара с обложки журнала вместе стоим у огромного мраморного умывальника: чистим зубы, я крашусь и причёсываюсь, а Замир застёгивает свою рубашку и надевает серебряные запонки с топазами. Я забираю свою сумочку, мой любовник накидывает пиджак Brioni, и мы заходим в лифт, и я чувствую, как его рука ласкает мою попку, даря мне последнюю ласку до следующего четверга через две недели. Милая беседа за столом: свежевыжатый апельсиновый сок и американо, всё пахнет достоинством, достатком и пристойностью. Только в этом отеле и только раз в две недели я позволяю себе их божественный маффин на завтрак: с хрустящей цитрусовой корочкой и нежным разломом мякиша с кусочками свежих фиников. И я иногда думаю про себя, что, возможно, прихожу сюда совсем не из-за очередной терапевтической порции секса с Замиром, а именно из-за этих восхитительных маффинов, вкуснее которых я не ела нигде и никогда.

– Уже начинаю скучать по тебе, моя красавица, – мой страстный марокканец целует меня в шею на прощание, и я улавливаю аромат солёных лимонов, розовой воды и сандала от его кожи. Он садится в свой Lexus и уезжает, а я беру каршеринг и отправляюсь в офис.

Год назад, на очередном нашем совещании, Мишка, как всегда с присущим ему тактом, заметил:

– Что-то суховато стало, тебе не кажется?

– Что именно? – не поняла я.

– Я про тексты, – скромно пояснил он. – Где твоя обычная страсть, ароматы и сочность?

– Не знаю, – пожала я плечами. – По-моему, всё по-честному. Беспристрастно и объективно, что тебе ещё нужно?

– Яна, послушай, мы же с тобой не санинспекция и не какое-то там «Ревизорро», – подсел он передо мной на краешек стола. – Я потерял тебя, понимаешь?

– Не совсем, – посмотрела я на него снизу вверх.

– Так, ладно, зайдём с другого конца, – решился Мишка. – Когда у тебя вообще в последний раз был секс?

– Ну, до развода, наверное, – промямлила в ответ. – И вообще, какое это имеет отношение к моей работе, тебе не кажется, что это как минимум бестактно? – возмутилась я.

– Прости, я не хотел тебя обидеть. И твоя личная жизнь – это, прежде всего, твоя личная жизнь. Но я беспокоюсь о тебе, – положил он мне руку на плечо. – И о нашем лучшем авторе. Мне кажется, тебя выжали как медузу и выбросили на берег. И тебе не хватает немного любви и ласки. И это отражается на всём, понимаешь? И прежде всего на том, о чём и как ты пишешь, – объяснял он мне.

Я слушала своего приятеля и по совместительству руководителя проекта и в душе совершенно была с ним согласна. За прошедший год я стала ещё собранее, суше и жёстче. Как будто из меня вынули весь мой мягкий ароматный мякиш, оставив лишь сухую жёсткую корочку. Из меня словно испарились все запахи и вкусы. Я стала заметно более стройной, подтянутой и стильной: никаких калорийных блюд на ночь, всё свободное время – работе, а теперь у меня было очень много свободного времени. Слишком много. Но, как оказалось, это не совсем устраивает моё руководство.

– Послушай, Яна, никто не пишет, так, как ты, – увещевал меня Миша. – Но ты должна подумать о себе. Расслабься, заведи любовника. Или любовницу, в конце концов! – ляпнул Миша, и глупо ухмыльнулся. – У нас стартует новый проект: печатное издание о еде, кулинарии и ресторанах. Тысячи потенциальных рекламодателей, многомилионная аудитория, и ты – первый кандидат на роль редактора. Но поверь, я вижу, что в таком состоянии ты не сможешь нормально продолжать работу. Мы же проект о радостях жизни! Больших и маленьких! Так вот, и займись этими радостями, начни с себя, – уже строгим и безапелляционным тоном заявил мой друг, давая понять, что это не обсуждается.

– Хорошо, я подумаю, – ответила я.

– Вот и отлично, – заключил Миша. – В конце концов, Tinder в помощь! Аминь.

И хотя внутри меня всё клокотала, я всё-таки понимала, что в словах моего друга есть смысл: у меня, действительно, уже сто лет никого не было, и, видимо, через моё подсознание это как-то выплёскивалось наружу. В отсутствии вкуса к жизни. Для начала я решила проштудировать новинки, которые предлагал мне рынок сексуальных игрушек. Я подписалась на милую уверенную в себе блогерку, и прослушала её курс лекций про различные игрушки и приспособления, призванные вернуть мне утраченную сексуальность, оргазмы и смелось. Попробовала с одним, вторым, третьим, и немного разочаровалась: сильный запах синтетической резины и банановых химических лубрикантов не смог мне заменить тепла человеческой кожи, да и вообще всё эти упражнения напоминали мне больше поедание спагетти ложкой: набить живот, пожалуй, сможешь, но удовольствие от процесса вряд ли получишь.

Тогда я воспользовалась советом Миши и зарегистрировалась в Tinder, но первый же присланный мне дикпик немного насторожил меня, а второй и третий уже испугали, и я отчаялась искать нормального партнёра в мутной водице интернет-знакомств. И когда я уже поставила было крест на своей гармоничной сексуальной жизни и распрощалась с мечтами стать главным редактором гастрономического журнала, мне поручили проверить сеть ресторанов марокканской кухни «Касабланка». Тогда я ещё была не настолько известной персоной среди рестораторов, и могла незаметно просочиться под видом обычной посетительницы, что я и сделала.

Обычный фасад московского дома ничем не выделялся от остальных, кроме тонкой рамки разноцветной мозаики вокруг тяжёлой деревянной двери с бронзовой резной ручкой. Я надавила на неё, и мне показалось, что словно сказочная пещера Али-Бабы раскрылась мне, заглатывая меня в своё сверкающее чрево. Вот она, Москва за спиной – суетная, посыпанная реагентами и покрытая тонким слоем жидкой февральской грязи, и вот я – в волшебном мире восточных пряностей, громких звуков и ярких ароматных красок: охры, граната и бирюзы.

– Votre manteau, mademoiselle (фр. «Ваше пальто, мадмуазель» – перевод автора), – вынырнул из мрака коридора араб в белоснежной рубашке, и я оставила ему одежду, последовав за хостес в зал, переливающийся и яркий, как восточный базар.

Я пару минут постояла в ожидании, когда же мне выделят какой-нибудь столик, пока девушка снова не вернулась за мной со словами:

– К сожалению, столиков на одну персону не осталось, – и я уже мысленно начала писать гневную заметку в своём блокнотике, как она предложила, – поэтому мы отведём вас в зал для особых гостей, пройдёмте за мной, пожалуйста.

Заинтригованная, я нырнула за оранжевую занавеску, которую девушка приоткрыла для меня, и оказалась в уютной крошечной комнатке с резным деревянным столиком прямо на полу, вокруг которого были набросаны куча мягких подушек и валиков, расшитых восточными узорами и крошечными зеркальцами.

– Ваш официант сейчас подойдёт, – оставила меня хостес, и я, сняв свою обувь, нырнула в этот мягкий уютный рай, благоухающий розами, лавандой и апельсиновой водой.

Всё это великолепие сопровождали звуки восточных барабанов и дудочек, и я почувствовала, как моё всегда напряжённое тело расслабляется, словно погружаясь в сладкую ванну щербета. Ещё пять минут, и на мой столик принесли холодный марокканский чай с летним запахом мяты и коричневого сахара, прозрачный кувшин с золотыми лимонами и множество крошечных тарелочек с закусками: глянцевым оливками, пряными брусочками моркови и стопкой свежеиспечённых пахнущих тандыром лепёшек с крупицами муки на бочках. Мне показалось, что в моей душе наступило лето, и тут мне подали фирменное блюдо заведения – тажин с миндалём и уткой, конечно же, насквозь пропитанной ароматом апельсинов и чуть йодистым запахом шафрана.

Мне кажется, это был первый день после больницы, когда я просто позволила себе съесть столько, сколько я захочу, и солнце снова взошло у меня в душе. Я ела всё прямо руками, захватывая еду лепешкой, укрытая от любопытных взглядов парчовыми занавесками, заключённая в волшебный шатёр цвета, аромата и вкуса.

– Bonjour, mademoiselle, – колыхнулся край покрывала, и в моё роскошное обиталище вошёл он – принц из восточной сказки? Такой же роскошный, как и мой сегодняшний ужин. – Позвольте вас потревожить? – мягким бархатным голосом с лёгким акцентом спросил он, и я улыбнулась в ответ. К тому моменту такое спокойствие и удовлетворение наполнили меня до краёв, что скажи мне, что это мой десерт, я бы без малейшего сомнения принялась за него.

Но мой внезапный принц скромно протянул мне визитку и вежливо пояснил своё появление:

– Простите, что потревожил, я просто сразу заметил вас, как только вы вошли в ресторан, и не смог удержаться от того, чтобы хотя бы попытаться познакомиться с вами.

– Прошу, входите, – возможно более поспешно, чем того требовали приличия, пригласила я незнакомца.

«Замир Эль-Баккали», – успела прочитать я на визитке из дорогой итальянской бумаги с выгравированными золотом буковками, за которые цеплялись подушечки пальцев.

Он скинул свои ботинки, и провалился в мягкие подушки напротив, и тут же в наш берберский шатёр вторгся официант с бутылкой вина и огромным блюдом устриц на расписном керамическом блюде.

– Могу поспорить, что вы никогда не пробовали такое вино, – тонко улыбнулся мой гость, и я посмотрела на его чувственные губы, которые наверняка такие мягкие и терпкие на вкус…

– Не думаю, – подняла я одну бровь. – Мне приходится по работе очень часто пробовать вина, – скромно заметила я.

– Не спорю, – ответил Замир, пока официант разливал нам бледно-розовый, почти белый напиток по фужерам. – Но это вино очень редкое, его практически невозможно достать здесь, в России. Серое вино – слышали?

– Нет, – честно призналась я. Этот восточный красавец с бархатными чёрными глазами точно смог меня заинтриговать.

– Производится только в Марокко и Тунисе.

– Яна, очень приятно, – звякнула я тонким, как весенний лёд, стеклом о бокал Замира и отпила глоток. Белое, фруктовое, плотное, как знойный воздух Сахары, оно наполнило мой рот цветочными вкусами, проникло в мой мозг, и я, словно заколдованная волшебным эликсиром, вдруг перегнулась через стол, заставленный яствами, чтобы встретиться с сочными и нежными губами Замира, которые словно только и ждали этого.

Наш поцелуй был пропитан ароматом сладких роз, скрипел на зубах крошечными песчинками и вторгся в моё тело солёными брызгами африканских морей. Я почувствовала, как зной песчаных бурь закружил моё тело, словно возвращая мне мои прежние, уже было позабытые ощущения. Как какие-то школьники, смущённо переглядываясь, мы нетерпеливо ждали, когда же появившийся официант снова наполнит бокалы и чинно удалится, а мы снова набрасывались друг на друга, сминая под собой все эти парчовые подушки. Нежные сливочные устрицы с лёгким ароматом моря и свежего огурца вперемешку с минеральным вином, тонкий сандаловый аромат, исходивший от слегка позолоченной кожи Замира, взорвали наконец-то мой уютный кокон, позволив прыгнуть с обрыва прямо навстречу всё сжирающей на своём пути страсти.

В такси мои ладони уже пробрались под тонкий батист итальянской рубашки, опускаясь всё ниже, проскальзывая за тугое кольцо ремня, в то время как пальцы Замира уже проделали свой путь под подолом моего строгого платья по кружеву чулок и отодвинули резинку моих трусиков, погрузившись в меня, как в мякоть марокканской влажной устрицы, которые мы только что ели. Мы ворвались в гостиничный номер, скидывая по дороге к кровати пальто, туфли, ботинки, чтобы добраться до неё уже обнажёнными и изнемогающими от желания. Во мне проснулся голод к жизни, и я, наклонившись к глянцевому бронзовому фаллосу, нетерпеливо пружинящему в моих тонких ладонях, заглотила его вкусную прохладную на вкус головку, с лёгким ароматом серого вина и морского берега. Мой язык жадно исследовал каждую напряжённую пружинку вены, пробуя её на вкус, а тёплые, словно нагретые солнцем ладони Замира исследовали атлас моего тела, зарывались в мои волосы, насаживая меня всё глубже и глубже, пока он не взорвался у меня во рту миллионами вкусов. Не давая опомнится, его ещё тёплый и упругий член вошёл в меня, заполняя до краёв, пока я таяла, как карамель, под тяжестью его сильного хищного тела грабителя караванов. А губы Замира продолжали шептать мне на ухо что-то на смеси французского с арабским, пока его мощная лодка продолжала сильными толчками раскачивать меня на самом берегу сознания.

– Просто отличная статья, – похвалили меня через пару дней Миша, когда я предоставила на его суд свой отчёт о марокканской кухне, скромно умолчав в ней о совсем новых и экзотических вкусах, которые мне довелось попробовать. – Их инвестор будет просто счастлив, – подытожил он. – Знаешь его? Выходец из Марокко, живёт в Москве уже лет двадцать, наверное, Замир Эль-Баккали, – пояснил Миша. – Интересный тип, кстати, тебе бы стоило с ним пообщаться, много чего интересного про свои рестораны бы рассказал, – добавил мой начальник.

Так я нарушила своё негласное правило не встречаться с клиентами. Не спать с ними. И не делать им минет на завтрак.

И я продолжила общаться с Замиром. Чтобы он мне ещё больше рассказал про свои рестораны. И устрицы Касабланка. И Розовая Джоли. Он оказался как марокканский тажин: экзотичный, но в меру, пряный, но не острый на вкус, как сбалансированное аутентичное блюдо Востока, специально адаптированное для моей суровой северной страны. Честное и сытное. С лёгким ароматом солёных лимонов в прозрачных кувшинах, которые всегда подавали на стол в ресторанах моего любовника. То, что можно съесть раз в две недели, чтобы снова почувствовать ароматы лета и вкус далёких странствий зимой. И спокойно вернуться к своей обычной жизни.

Для ароматных солёных лимонов надо взять самые спелые плоды, хорошенько потереть их щёткой и сделать в них по четыре глубоких, но не сквозных надреза. В каждый надрез положить по столовой ложке соли, набить лимонами чистую банку и примять. Залить всё содержимое лимонным соком и оставить на месяц. Под действием соли из лимона уйдёт вся его горечь и агрессивная кислота и печаль, как и я понемногу забыла обо всех своих обидах и горестях, зато в лимонах усилится вкус свежести, жизни и их аромат. И получатся несладкие марокканские засоленные цукаты, которые можно добавлять к любому пресному или приторно-сладкому блюду, чтобы раскрыть его с новой стороны.