Вкус твоей любви

Рупймайзес картоюмс – самый вкусный десерт на свете, название которого невозможно выговорить

Я уверена, что со стороны выгляжу просто безупречно, как и моя упорядоченная и чрезвычайно увлекательная жизнь: успешная работа, зарплата с пятью нулями, молодость и свободное время, которое я целиком посвящаю только себе. Или работе. Я холю и лелею своё тело, наполняю его вкусами и ароматами, но не лишними калориями. Я одеваюсь в дорогие бренды, и меня приглашают на светские мероприятия. Теперь ни у кого не повернётся язык назвать меня клушей или наседкой. У меня есть прекрасный любовник, который мне даёт то, что мне нужно, и ничего не просит взамен. Я никогда никого не приглашаю в свою прекрасную съемную квартиру в центре Москвы, которую до сих пор всё никак не поделят наследники, и я их отлично понимаю: по прошествии двух лет мой судебный иск к бывшему мужу превратился в сплошное болото, в котором увязли все, включая бравого Юру, который ходит по судам от моего имени, любезно избавив меня от необходимости встречаться со своим бывшим мужем или Томой. И получает от меня за свои услуги отличные гонорары. Как он и обещал: не пройдёт и года, и я смогу взыскать с Лёши какую-то сумму, которая теперь мне уже не кажется такой запредельной. Я не хочу себя ничем связывать. Ни ипотеками, ни серьёзными отношениями, ни ненужными подругами, которых у меня попросту больше не осталось. Моя жизнь прозрачна и понятна, как дистиллированная вода без лишних примесей. Я удалила из неё всё ненужное: гнев, злость, зависть и бесполезные воспоминания о своём неудавшемся браке. Просто идеально. И больше ничто не отвлекает меня от моих ароматов и запахов.

– Я женюсь, – прерывает мой мысленный поток голос Замира.

– Что? – не понимаю я, что он только что сказал. Вот он лежит рядом, я опираюсь спиной на его плоский живот с гладкой кожей, и его ладони, которыми он нежно поглаживает мою голую грудь, немного пахнут черешней после кальяна.

– Я женюсь, красавица, – повторяет он, словно сообщает мне о том, что ему надо отнести рубашки в химчистку.

– Серьёзно? – переспрашиваю я. Мне и в голову не могло прийти, что кто-то вообще может хотеть жениться.

– Да, на ком-то помоложе, – спокойно отвечает он, не отрывая взгляд от телевизора, и продолжая играть моим затвердевшим в его пальцах соском.

– Помоложе чем кто? – уточняю я, приподнимаясь в постели и заглядывая ему в лицо. – Чем ты? Так тебе самому уже почти сорок, я не права?

– Да, так, в целом, – бормочет Замир в ответ что-то невнятное. – Думаю, двадцать лет, не старше, самый правильный возраст для девушки, чтобы выходить замуж, – объясняет он мне свои возрастные критерии для будущей жены.

И тут внезапная догадка пронзает меня:

– Погоди, ты ведь уже нашёл кого-то, так? – нависаю я над ним, и он наконец-то отрывает взгляд от футбола, и его рука ползёт по моей талии, мягко но настойчиво придвигая меня всё ближе, чтобы насадить уже на восставший из простыней бронзовый кол.

– Да, наверное, – туманно отвечает Замир, и в его бархатных глазах уже поднимается со дна песчаная буря, готовая захлестнуть его.

Я решительно отстраняюсь, чувствуя себя так, словно на меня только что вылили тарелку тёплого супа, прямо в постели. И никак иначе.

– Значит, я для тебя недостаточно молода? – с тихим шипением вырывается у меня. Я поднимаюсь с постели, и начинаю искать свои разбросанные по номеру вещи. Возмущение бурлит во мне обжигающим бульоном, и мне стоит огромных усилий сдерживать себя.

– Да брось, красавица, – лениво тянет Замир. – Ты же всё отлично понимаешь. Тебе уже двадцать семь, да ещё и развод за плечами. – Я думал, нам хорошо вместе. Успокойся, иди ко мне, – и он легонько постукивает ладонью по смятой простыне под боком. – Никуда я от тебя не денусь.

Лучше бы он этого не говорил, – проносится у меня в голове, пока я быстро натягиваю на себя платье и прямо на босые ноги надеваю сапоги.

– Ты прав, – хватаю я свою сумочку. – Найди себе кого-нибудь помоложе, – подбираю я с пола его брюки Hugo Boss и подхожу к окну. – И поглупее, – и пока Замир не успел опомниться, его одежда летит прямо на улицу, раскрыв две штанины, как два тонких крыла над серыми городскими буднями.

– Ты с ума сошла?! – доносится мне в спину, но я уже несусь вниз по пожарной лестнице, не дожидаясь лифта…

Я еду за рулём арендованного авто и смех раздирает меня. Я не могу остановиться, как вдруг понимаю, что мои щёки мокрые от слёз. Просто поразительно! А чего я хотела?! Вечного секса без вкуса и обязательств? До самой пенсии? Или я оскорбилась, что меня только что обозвали старухой?! И я снова начинаю смеяться, одновременно сморкаясь и вытирая глаза: ещё не хватало, чтобы я в таком виде заявилась на совещание. Я, в конце концов, мать-её-Марлен-Дитрих! В молодости. И я снова начинаю смеяться. И рыдать.

– Просто прекрасно, что наш главный редактор соизволила почтить нас своим присутствием, – иронизирует Мишка, когда я захожу в переговорную после того, как всё уже закончилось.

– Прости, я пропустила что-то важное? – бормочу я. – Ты же знаешь, я обычно никогда не опаздываю.

– О да, – соглашается мой друг. – Ну что же, ничего особенного, кроме парочки объявлений о кадровых перестановках и одну очень интересную неофициальную новость, – доверительно наклоняется он ко мне. – Ты же в курсе, что Мишлен собираются прийти на российский рынок?

– Ну да, они уже лет двадцать как собираются, – устало отвечаю я.

– Ну так вот, теперь они собрались уже точно, – потирает от удовольствия руки Мишка, словно это он сам лично всё организовал. – А это значит, что они, прежде всего, будут ориентироваться на наши обзоры, понимаешь, о чём я?

– Не совсем, – честно отвечаю я.

– Включи логику, Яна, – пытается втолковать мне элементарные вещи мой друг. – Инспекторы Мишлен не будут бегать по всем чебуречным и забегаловкам! Они, прежде всего, изучают рейтинг цитируемости заведений, а потом уже из них делают выборку. А кто же, как не мы, создаёт это рейтинг цитируемости?

– Точнее, конкретно я, так? – поясняю я.

– Умничка! – гладит меня по голове Мишка. – Тебе надо в ближайшее время охватить как можно больше новых заведений, и проследи, что ты ничего не пропустила.

– Хорошо, – соглашаюсь я. В конце концов, погружусь в работу с головой. – Мишка, – окликаю я уже собирающего свои вещи начальника.

– Что, дорогая?

– Мишка, скажи, где сейчас знакомятся нормальные люди? – и, подумав секунду, скромно добавляю: – Для вдохновения.

Он подходит ко мне, внимательно изучает меня и отвечает:

– Не переживай, я всё устрою, – и я только глупо улыбаюсь в ответ.

Так, ладно, пару заведений уже за плечами, и я аккуратно вычеркиваю из блокнотика их названия. Блюда молекулярной кухни, один эксклюзивный стейк и рыба в виде шампиньона на подушке изо мха со вкусом морских водорослей вернули меня хотя бы немного в моё прежнее рабочее состояние. В конце концов, мы живём, чтобы есть, а не едим, чтобы жить, кто бы там не утверждал обратное! Я чувствую, что я, буквально как аккумулятор, постепенно наполняюсь энергией от новых цветов, вкусов и ощущений на языке и нёбе. Всего по чуть-чуть: пару граммов одного блюда, пару капель напитка, и чистая вода, чтобы подготовить вкусовые рецепторы для новых ароматов.

Последний ресторан на сегодня – «Рогач». Странное название, ну да ладно, отзывы отличные, значит, я уже здесь! Запрятан в кривых старых московских улочках – сразу можно и не заметить, если бы не облупленная дверь яркого небесного цвета, как на рекламных фото Греции. Словно её взяли, привезли откуда-нибудь с Крита и вклеили ярко-небесным прямоугольником в нашу серую будничную унылость. Толкаю её от себя, и попадаю в залитый солнцем южный дворик где-нибудь на берегу моря. Музыка Яна Тирсена или кого-то там ещё, гул голосов, смех, звон посуды с кухни и клацанье приборов о тарелки оглушают меня с порога. Здесь так тесно, и нет гардероба, и я просто вешаю своё пальто на крючки у двери.

Оглядываюсь: в небольшом зале стоят всего три огромных деревянных вытянутых стола, как в столовой, за которыми сидят многочисленные гости. Очень неудобно. Я морщусь, словно почувствовала вдруг вкус прокисшей квашеной капусты. Должно быть, это какая-то ошибка. Но я ответственно отношусь к своей работе, и обложка иногда – это просто всего лишь неудачная обложка. Только и всего. Протискиваюсь между чьими-то спинами, в надежде найти хоть одно свободное место: я так и не увидела ни одного официанта. Всё занято. Просто абсурд: время обеда уже прошло, а ужина – не началось, и обычно в это время везде пусто. Но не в «Рогаче». Подхожу к девушке на кассе, и спрашиваю, где же здесь можно присесть.

– Где найдёте, – с улыбкой обводит она зал рукой, и я вижу свободной только какую-то гигантскую деревянную бочку с приставленной к ней табуреткой. Просто отлично.

– А где же ваше меню? – продолжаю я пытать скучающую девчушку, которую, судя по её виду, уже начинают раздражать мои вопросы. Просто отвратительное обслуживание, – отмечаю я про себя.

– У нас только меню дня, – протягивает она мне засаленный листик бумажки, который уже успели, по всей видимости, облапать несколько сотен немытых рук.

– Тогда мне все блюда из меню дня, – уже с раздражением отвечаю я. – И принесите это всё, пожалуйста, вон на ту бочку.

– У нас самообслуживание, – поясняет девушка, выбивая мне чек. – Ваше имя.

– Что? – не понимаю я.

– Назовите ваше имя, пожалуйста, – поясняет мне кассирша. – Мы вас позовём, когда всё будет готово.

– Яна, – зло отвечаю я, уже готовая плюнуть на всё и уйти, но порядочность и чувство долга не позволяют мне это сделать. Да, и, пожалуй, вкусные ароматы, которые сразу же укутали меня со всех сторон, как только я зашла в эту забегаловку.

Я сижу за своей бочкой, как обездоленная русалка, у которой оторвали хвост, и делаю заметки в своём блокноте. Ну что же, самые высокие рейтинги, как правило, не в самых качественных и хороших местах, а в самых дешёвых: это знает и младенец. Больше шансов получить заветную «пятёрку» у бюджетной пирожковой от непритязательной публики, чем хотя бы натянуть на «четвёрочку» элитному ресторану, рассчитанному на привередливых гурманов. За своими раздумьями я погружаюсь в атмосферу какого-то курортного городка, где люди с раскрасневшимися, румяными, как спелые яблочки, щеками, пьют вино, подливая и подливая в бокалы из бездонных бутылок, стоящих тут же, везде, на стеллажах: стоит только протянуть руку и тебе её откупорят и добавят в счёт за незначительную сумму. Огромные ломти желто-кукурузного хлеба лежит на стойке, и каждый берёт себе столько, сколько надо к обеду. Я рассматриваю лица и с удивлением понимаю, что на них написано блаженство. Не больше и не меньше. Люди с любопытством заглядывают друг другу в тарелки и с нескрываемым наслаждением отправляют в рот кусочки, словно проваливаясь каждый – в свою личную нирвану. И над всем этим стрекочут бесконечные цикады. А впрочем, мне это только приснилось.

– Яна! – будит меня грозный окрик. – Яна, повторяем, ваш заказ готов! – и я только сейчас соображаю, что это по мою душу. Еле отрываю себя от табуретки, оказавшейся на удивление удобной, и лениво плетусь к раздаче, где меня ждёт обычный жестяной поднос, уставленный огромными мисками с моим обедом. Ну что же, посмотрим, что же здесь такого необычного.

Я рассматриваю распластавшуюся передо мной скумбрию, поджаренную до идеальной золотистой корочки. Как странно, но я не слышала запаха рыбы, когда вошла. Прекрасная вытяжка, – решаю я, отрезая микроскопический кусочек, и поливая его соусом из крошечного кувшинчика. Кладу в рот, и мне кажется, что я на берегу летнего жаркого моря, сижу под раскидистым платаном, освежённая солёной водой и купанием, и ем только что принесённую с мангала на углях свежайшую рыбу. Простой соус из оливкового масла с чесноком и петрушкой дополняет плотное жирное мясо, добавляя терпкой горчинки. Я перекатываю его на языке, пытаясь понять, что же придаёт ему эту необычную горечь… Элементарный гарнир: картофель со шпинатом, и опять с этим необычным ярким горьковатым привкусом. Крошечного кусочка вполне достаточно. Отламываю мякиш свежевыпеченного хлеба, и солнце накрывает меня с головой. Зачерпываю на краешке ложки томатный горячий суп, и тысячи нагретых летом помидорок обволакивают моё нёбо: такой полный и спелый аромат, который бывает только у августовских плодов.

Десерт в прозрачном стакане: я даже не знаю, что это. Он ни на что не похож. Точнее, нет, похож: я пробую кусочек с брусникой, с какой-то хрустящей на зубах крошкой и взбитыми сливками, и словно оказываюсь на площади старинного средневекового городка в Рождество, где девушка в нарядном переднике продаёт жареный сладкий миндаль, и аромат его разносится по всем улицам. Я даже прикрываю глаза, чтобы рассмотреть пряничные домики и леденцовые крыши, как вдруг понимаю, что что-то мне загораживает свет. Я поднимаю голову от своего подноса, и упираюсь взглядом в огромного, просто гигантского мужчину, который с грозным видом нависает надо мной, скрестив на груди огромные ручищи.

– Сюда люди приходят кушать, – вдруг заявляет он мне с каким-то странным акцентом. – Я не звал инспектора.

– Я и кушаю, – раздражённо отвечаю я ему. – Могу есть там, где захочу. Что вы вообще себе позволяете! – начинаю я выходить из себя, и весь сегодняшний дурацкий день за моей спиной начинает грязным потоком выливаться наружу.

– Я знаю, кто вы, – не оставляет он меня в покое. – Я вас не звал. Уходите.

– Да что же это такое, – я решаю не сдаваться под напором этого хама. – Я никуда не встану с этой вашей табуретки! У вас даже столов нормальных нет для посетителей, – начинаю уже я высказывать ему всё, что думаю обо всём об этом.

– Не устай, – говорит он что-то на непонятном мне языке, и просто подхватывает табуретку вместе со мной, как лёгкую пушинку, и, подцепив дверь ногой, выставляет меня на тротуар, где я сижу, задыхаясь от неожиданности и негодования. Уходит, чтобы вернуться с моим пальто и сумочкой, и отдаёт мне всё в руки. – Довиденья.

– Да что это на хрен такое?! – уже ору я, так и продолжая сидеть на своей табуретке. – Кто вы вообще такой?!

– Я – Драган Павич, – гордо отвечает великан. – Вы даже не ели то, что заказали! Как можно даже не есть еду?

– Это не ваше дело, – вскакиваю я наконец-то на ноги и понимаю, что мои глаза упираются этому Драгану прямо в солнечное сплетение. – Вы ни черта не знаете про меня, а оскорбляете и рукоприкладствуете! – уже ору я на всю улицу. – Если я буду съедать всё в каждом чёртовом ресторане, про которые пишу, то не пролезу ни в одну дверь! А может быть у вас просто невкусная еда, причин может быть много!

– Тако есть, – замечает он, и презрительно бросает мне через плечо на своём непонятном языке: – Мршава харинга! – и захлопывает за собой свою прекрасную бирюзовую дверь.

Я сижу в полном ступоре, плохо соображая, как мне сейчас всё-таки стоит поступить: звонить в полицию, Роспотребнадзор или сразу же писать разгромный пост в свой рабочий блог про рестораны, как мужчина снова выходит из ресторана, но на этот раз уже с пакетами:

– Ваш заказ, изволите. Дома скушаете, – и уходит уже навсегда, чтобы больше не возвращаться.

Уверенная, что я просто попала на какого-то сумасшедшего, я набираю Мишу, и спрашиваю, знает ли он, кто такой Драган Павич.

– Ну конечно знаю! – смеётся он в трубку. – Этого дурачка-серба вся Европа знает. А ты что, про него ничего не слышала разве? Только не говори, что ты пошла к нему в его новый ресторан! Ты что, не изучаешь материал, перед тем как отправиться в новое место?

– Ну вообще-то, нет. Я специально не хочу ничего знать ни об инвесторах, ни о хозяевах, ни о шефах, – гордо отвечаю я своему приятелю. – Я совершенно беспристрастна. Если мне будет известно, что я ем блюдо мишленовского повара, то я это всё время буду держать в голове, понимаешь? – объясняю я Мише очевидные вещи. – Мы ведь поэтому так популярны, потому что никогда не подтасовываем факты и не пишем проплаченные отзывы. Разве не так?

– Всё так, всё так, – соглашается со мной друг. – Так расскажи, что там у тебя с ним произошло? – и я пересказываю Мише все недавние события.

– Оставь в покое этого придурка. Забей, – даёт он мне в итоге совет. – Просто мы никогда и ничего о нём не будем писать. Это, пожалуй, один из тех немногих блаженных, кто сам отказался от звезды.

– Что?! – не верю я своим ушам. – Так это был он?

– Представь себе! – расскажу попозже. – У меня для тебя сюрприз. Приглашаю на искромётный элитный вечер знакомств для тех, кому за, – весело щебечет в трубку Миша.

– Спасибо, но мне кажется, что я пока не готова к запредельным знакомствам, – устало благодарю я его в ответ.

– А твоего согласия никто и не спрашивает, – строго отвечает мой руководитель. – Билеты все оплачены, закрытая вечеринка, на которой мечтали бы оказаться тысячи одиноких девушек. И не совсем одиноких, – игриво добавляет он. – Так что это не обсуждается. Просто жду тебя ровно в двадцать два ноль-ноль уже на месте, адрес сейчас вышлю. Форма одежды сексуальная и сногсшибательная. Будет безумно. И весело. Безумно весело, – и на этой оптимистичной сумасшедшей ноте Миша отключается.

Шурша пакетами, которые я по какой-то причине не выкинула в урну по дороге, я захожу в свою уютную чужую квартирку, которая мне стала уже давным-давно родным домом. Хотя нет, я отлично знаю, почему я не выкинула еду из «Рогача»: потому что я не могу забыть её вкус. И даже сейчас мне хочется снова попробовать тот волшебный десерт и раскрыть его таинственную формулу. Как наркоман с трясущимися руками я залезаю в пакет и достаю из него аккуратную картонную коробочку. Зачёрпываю полную ложку, чтобы снова почувствовать на языке эти вкусные хрустящие крупинки и снова услышать аромат жареного сладкого миндаля на городской площади. Мне кажется, я уже почти поняла, что это: сливки, свежайшие и самые жирные, брусника с сахаром, немного смородинового листа, и какой-то необычный бисквит. Может быть, просто толчёное рождественское печенье? За этими размышлениями я даже не замечаю, как полностью выскабливаю ложкой пустую коробочку, впервые за два года не вспомнив про миллиард калорий. Чёрт.

Интересно, что означает это слово, как он там меня назвал, – начинаю я гуглить “мршава харинга”, и вспыхиваю от негодования, когда нахожу перевод. И тут же забиваю в поисковик ругательство на сербском, чтобы точно знать, как ему ответить, если я встречу его ещё раз. Правда, очень надеюсь, что никогда. Москва просто огромная, и можно плавать в этом гигантском людском океане всю жизнь, так и не коснувшись друг друга плавниками. Козёл. Нет, не так. Как говорят сербы: магарац!

Взять четыре толстеньких ломтика простого ржаного хлеба без тмина, порезать на кубики и высушить хорошенько в духовке. Как я высушила всю свою жизнь. Получившиеся сухари смолоть в блендере до мелкой крошки и прогреть на сковороде с одной столовой ложкой настоящей цейлонской корицы. Две-три минуты: нельзя пережарить, иначе появится горечь.

150 грамм свежей или мороженой брусники прогреть со 100-150 граммами сахара до его растворения. Остудить. Здесь хороша любая кислая ягода: клюква или чёрная смородина, но брусника – это то, что хочет сердце.

Взбить 400 миллиграмм жирных 33% сливок до состояния густой сметаны. Взять четыре-шесть креманок или прозрачных стаканов, и начать выкладывать слоями: крошки – сливки – ягоды, и повторять до тех пор, пока все ингредиенты не закончатся. Украсить сверху оставшейся брусникой и убрать в холодное место на пару часов.

Хорошо есть в одиночестве, думать обо всех, кто нас когда-то бросил, и забывать их, отпуская навсегда. Как штаны над брусчаткой.