Влюби меня за день, Валентин

Глава 5. Дурацкая примета

— Ты издеваешься? — мрачно спрашиваю.

Предплечья потираю. Усталость ложится сверху тонким одеялом, убаюкивает. С надеждой смотрю на кровать. Совершенно нет сил противостоять и защищаться, но злюсь неимоверно.

Просто в голове не укладывается, что он это сделал!

— Нет, я не издеваюсь, — будто бы тоже раздражается Вэл.

На меня сердится? За что?..

Отбрасывает пиджак на кровать, снова дергает ручку и прислушивается к тихим смешкам за дверью. Может, и вправду ничего не знает о глупой шутке?

— Идиоты, — бормочет, почесывая подбородок и располагая руки на поясе.

Задумчиво смотрит на замок.

— Ты сделаешь что-нибудь? — устало произношу.

— Сейчас, — ворчит он. — Так переживаешь, что со мной наедине останешься, будто я Квазимодо из сказки.

Усмехаюсь.

— Ты хуже, Костров, — вздыхаю обреченно, снимая серьги. — Квазимодо мне всегда нравился. Он безопасный, знаешь ли. Мужчина должен быть чуть красивее обезьяны…

— С которой живёт? — мрачно произносит Вэл.

— Нет, — возмущенно прыскаю от смеха.

— Ладно, малышка, погоди, — он поднимает ладонь и выставляет палец. Мол, минуту.

Второй рукой извлекает телефон из кармана брюк, пролистывает большим пальцем заставку на экране и прикладывает к уху.

Как завороженная слежу за его действиями. Пожалуй, и правда по сравнению с футбольной звездой Вэлом Костровым я выгляжу как страшная обезьяна.

Грустно вздыхаю.

— Тим, — грозно говорит в трубку. — Что за шутки тупые? Открой дверь, мне надо в свою комнату.

Черт тебя побери, Ивка. Вот что ты за человек?

Почему так обидно, что он не хочет оставаться с тобой наедине? Ты ведь ничего с ним и не планировала, а все равно не приятненько. Чисто по-женски.

— В смысле, ключи уже уехали? — зловеще цедит Костров. — Блд, издеваешься?

Нахмурившись, выслушивает какие-то пьяные выкрики. Я покрываюсь мурашками от чувства стыда. Теперь точно понимаю, что он здесь совершенно ни при чем, потому как иначе бы не взбесился от перспективы остаться со мной в одной комнате.

— Свидетели? Переспать? Какая к чертовой матери традиция? — смотрит на меня отсутствующим взглядом, убирает руку и чуть ровнее произносит. — Мне нужна аптечка из моей комнаты, Тим.

Аптечка?

Он действительно считает, что я в честь традиции буду спать с ним? Презервативы хочет забрать?..

— Я не собираюсь с тобой спать, — выговариваю, встречаясь взглядом с иронией на его лице.

Гордо прохожу мимо, оглушительно бью дверью ванной комнаты. Закрываюсь на шпингалет и замираю, глядя на себя в зеркало.

Ужас.

Действительно, ничем не лучше обезьяны. Волосы торчат в разные стороны, как антенны на чердаке, под глазами тушь осыпалась, кожа на лице от усталости серая. Платье так вообще всё мятое. Ну, точно макака.

Скидываю одежду. Мимолетно оцениваю свою ярко выраженную талию и острые, торчащие соски. Хорошо, хоть фигуру за пару часов ничем не испортить. Свадебный торт был безумно вкусный, но живот после него не вывалился. А ещё говорят сладкое вредно. Нет ничего хуже туши из раздела "массмаркет". Завтра же закажу самую дорогую, на таких вещах экономить нельзя!

Быстро принимаю душ и оборачиваю влажное тело в белоснежное полотенце. Подсушиваю феном волосы, которые из сумрачной тучи снова превращаются в легкое облако.

Вернувшись в комнату, возмущенно смотрю на фигуру Кострова, развалившегося на правой стороне кровати.

Рубашка небрежно скинута на пол вместе с брюками.

Украдкой осматриваю крупную фигуру в белых боксерах и их содержимое внушительных размеров. Определенно он красивый мужчина. И действительно, классическая одежда не для него. Я больше представляю Кострова в кожаной косухе и с банданой на голове, чем застёгнутым на все пуговички и с галстуком.

— Ключи приедут утром, — произносит Вэл, окидывая меня заинтересованным взглядом. — Придётся потерпеть.

Игнорирую эту информацию, отворачиваясь к шкафу. Извлекаю чистые трусы и майку, в которой обычно сплю. Она достаточно длинная, поэтому сойдёт.

Переодевшись в ванной, выключаю свет и откидываю одеяло со своей стороны кровати.

— Надеюсь, ты не храпишь, — недовольно произношу.

— Надеюсь, ты тоже.

Недоверчиво на него поглядываю. С учетом того, что он откровенно клеился ко мне весь вечер, это поведение порождает во мне внутреннее возмущение.

Совершенно точно я оставлю негативный отзыв на сайте косметической компании. Их тушь слишком дорого мне обошлась.

Укрывшись со всех сторон, пытаюсь расслабиться. Сделать это с «русской» машиной за спиной, как называют Кострова в околофутбольных кругах, сложно.

Глаза привыкают к темноте, поэтому я рассматриваю замершие тени на потолке и мягкий ночной свет, рассеивающийся от окна.

Фигура сзади вроде как замирает. Закусываю губу, испытывая желание повернуться к нему.

— Ты давно не была дома? — спрашивает он тихо.

— С тех пор как уехала, — выравниваю дыхание и отвечаю в тон. — Если честно… боюсь туда возвращаться.

Чувствую, как Вэл поворачивает голову и пристально рассматривает меня в темноте, будто пытается проникнуть в мысли. Хотя о чем это я? Он уже там. Будем честными, я весь день о нем думаю.

Даже свадьба лучшей подруги локомотивом пронеслась мимо.

— Боишься увидеть там то, что хочется забыть, Кудряшка? — проницательно интересуется.

Вселенная вдруг сужается до гостевой комнаты и этой двуспальной кровати, на которой, по сути, лежат два абсолютно чужих человека.

В жизни так случилось, поделиться мне особо было не с кем. Мия с Таей, конечно, подруги, но, как говорится, «сытый голодному не товарищ». На любые мои попытки просто пожаловаться, они начинали усиленно меня кормить или подсовывать деньги. Для подростка эта забота, даже с учетом того, что продиктована она из лучших побуждений, казалась тогда унизительной. Было очень неудобно, будто голую на площадь выставили.

Сестра Вэла помогала, конечно. Особенно, когда я училась в архе (архитектурный университет — прим.), Валентина тогда нашла для меня клиента — поэта, который собирался издавать сборник своих стихов и для этого ему срочно нужен был иллюстратор.

Благодаря жирному заказу я как-то справлялась.

Ну и официанткой подрабатывала.

Медленно поворачиваюсь к Кострову, подпирая с двух сторон одеяло и убирая ладошки под голову, как в детстве. Он не двигается, так и лежит на спине, терпеливо рассматривая мои манипуляции.

— Ты знаешь, — начинаю говорить. — Когда всего этого не видишь… ты ведь понимаешь, о чем я?

— Бедность и убожество? — усмехается.

Киваю. Он, как никто, меня понимает.

— Да. Обшарпанный подъезд, облезлую штукатурку и кучу бутылок на столе… Когда не видишь, через месяц-два воспоминания начинают стираться и остаётся только хорошее.

— А было хорошее? — горько усмехается Вэл.

— Конечно, — удивляюсь. А как же? Если б не было… я не знаю, как вообще тогда можно с этим справиться.

— Я не помню хорошего.

— Хм…

— Кроме тебя, — добавляет тихо, заставляя моё сердце биться сильнее.

Прикрываю глаза, пытаясь его унять.

— А помнишь, как мы всей детворой на речку купаться ходили? — с наигранным весельем спрашиваю.

Костров кидает на меня скептический взгляд. Боже. Его глаза блестят в темноте так, что у меня душа в пятки уходит.

— Это был грязный карьер, Ив, и я распорол там пятку, — в доказательство поднимает левую ногу, покрытую короткими светлыми волосками. Сглатываю ком в горле. — Рана загноилась, и я почти месяц не мог играть в футбол. Сидел на скамейке запасных, как идиот.

Вот это я совершенно забыла.

Задумываюсь.

— А как зимой с гаражей в сугробы прыгали? — продолжаю. — Помнишь?..

— Ага, помню. Я потом в этих сугробах от отца прятался. Вернее, мы с Валькой. Батя зарплату получил, перепил и белку словил. С топором по всему двору за нами бегал.

В груди ужас стальными кольцами стягивается.

— Блин… Прости.

— Всё нормально, — останавливает Вэл. — Я рад, что ты помнишь хорошее. Не знаю… было бы хреново вот здесь, — дотрагивается до татуировок на груди, — если бы твои воспоминания из детства были как мои — одна черная, беспросветная дыра.

— Ладно, — смаргиваю непрошеные слезы. — Давай спать.