Сгущались сумерки, и Джесси поспешила в погреб для хранения летних овощей, вырытый позади хижины. Ощущение полного одиночества не давало ей отойти даже на несколько шагов в сторону от своего жилища. Холмистая прерия простиралась вокруг вплоть до отдаленных возвышенностей. Испытывая тягостное чувство, будто чьи-то глаза следят за ней, девушка в который раз оглянулась, прежде чем положить свою ношу на землю. Высвободив руки, надо было управиться с засовом.
На мгновение Джесси онемела – засов на двери оказался отодвинут. В беспокойстве она стала себя убеждать, что от усталости совсем забыла, что отпирала дверь погреба чуть раньше. И потом – здесь же совершенно никого нет. Вот глупая, подумала Джесси, боишься неизвестно чего. И все же от необъяснимого страха волосы зашевелились у нее на голове. Ах ты, трусиха несчастная, критически подбодрила себя Джесси, взяла в охапку овощи и вошла в погреб.
Не успела она ступить и двух шагов в прохладной сырой темноте, как ноша ее опрокинулась – прямо перед нею возникли две руки: одна сгребла ворот рубашки, другая накрыла рот. Тесно прижатая к потному худому телу, поднятая кверху так, что ноги оторвались от земли, девушка могла лишь слабо трепетать в руках незнакомца. Несмотря на оглушительный страх, она уловила стон, вырвавшийся у пришельца, и почувствовала, как что-то теплое и липкое потекло по сжатым пальцам. Жадно ловя ртом воздух и выбиваясь из-под рук, перехвативших дыхание, Джесси боролась с наплывавшими головокружительными волнами беспамятства, которые грозили захлестнуть ее.
– Черт побери, парень, не шебуршись. Я тебя не обижу.
Эти слова, сказанные убедительно, но чуть ли не шепотом, сразу успокоили девушку. Но паника снова овладела ею: то ли от страха, то ли от теплого дыхания, овевавшего щеку, – в точности она не могла сказать. В его голосе слышались усталость и боль, но прежде всего Джесси подумала о себе: надо спасаться!
Несмотря на обещание не обижать ее, свою хватку он не ослабил. Лихорадочно пытаясь подавить панический страх, от которого перехватило горло, Джесси вдруг почувствовала, что падает вместе с державшим ее человеком на земляной пол погреба. О Боже мой, вспыхнула в ее сознании мысль, только не это! Теперь она была прижата к твердому полу упавшим на нее незнакомцем. Конечно, он хотел напасть на нее. Джесси приготовилась дать отпор, во что бы то ни стало не допустить, чтобы ею овладели насильно. На удивление, ей удалось легко освободиться от бесчувственного мужского тела, давившего сверху. Не медля, не пытаясь выяснить, почему он снова не схватил ее, Джесси вскочила и выбежала из погреба – никогда раньше не удавалось ей так быстро закрыть неподатливую дверь.
Откинулась на нее спиной, подалась вперед, упершись руками в колени, большими глотками вдыхала свежий вечерний воздух. Ее сердце, чуть не выпрыгнувшее из груди, снова встрепенулось, когда, открыв глаза, она увидела на своей руке кровь.
– Добрый вечер, сынок. Что-нибудь случилось?
Джесси вскинула голову и ужаснулась: перед нею полукругом выстроилось несколько всадников, возникших из сгущавшейся темноты. Человек восемь-девять – мелькнула догадка – вооруженные до зубов, покрытые пылью и грязью после долгого пути верхом. Возникло предвзятое чувство, что уже приходилось где-то их видеть. И тогда они ей тоже не понравились. В любом случае, думала она, в погребе я чувствовала бы себя в большей безопасности.
Заметив их пристальное внимание, Джесси в глубине души порадовалась, что на ней отцовские штаны, рубашка и шляпа – слишком для нее большие, но зато скрывавшие женственные формы и длинные черные волосы. Неудивительно, что они приняли ее за мальчика. Джесси поглубже натянула старую широкополую отцовскую шляпу, закрывая лицо, и покрепче завязала ее под подбородком. Просто поразительно, как она не потеряла шляпу во время схватки в погребе.
– Кто вы? Что вам надо? – спросила выпрямляясь и стараясь придать голосу более низкие ноты.
Мужчины задвигались в своих седлах, и Джесси увидела, как они обмениваются непонятными для нее взглядами. Наконец тот человек, что заговорил с нею первым, наклонился с винтовкой в опущенной руке и сказал:
– Это специальный отряд шерифа, парнишка. Твой отец где-нибудь здесь?
– Вот где мой отец, – ответила Джесси, указывая на свежую могилу неподалеку от хижины. – Рядом с моей матерью.
Старая могила находилась неподалеку от новой. Всадники посмотрели в сторону могил, а Джесси быстро сглотнула горячие слезы, набежавшие на глаза. Она не хотела выглядеть слабой перед этими мужчинами.
Видя, что они отвлеклись, девушка вынула из кармана рубашки платок и поспешно стерла с руки кровь. Засовывая платок обратно, она вдруг поняла, почему эти люди показались ей подозрительными. Нет, это не люди шерифа. Единственные представители власти здесь на обходной дороге на Цимаррон – солдаты форта Кэмп-Николс, те, что защищали караваны фургонов, направлявшиеся в Санта-Фе. Так кто же эти на самом деле? И почему такие знакомые?
Их взгляды снова встретились, и Джесси лихорадочно подумала, кем мог быть человек, забравшийся в ее погреб, – одним из членов этой шайки? Они стреляли в него? Почему стреляли? Должна ли она сказать им о нем или нет?
– Сочувствуем твоему горю, сынок. Но боюсь, добавим неприятностей. Мы преследуем одного раненого преступника, который скрывается где-то поблизости. Нужно поймать его и передать в руки правосудия, – всадники сопровождали эти слова смешками и фырканьем, которые быстро пресек жесткий взгляд главаря.
Острое чувство опасности пронзило Джесси. Она мгновенно поняла, что эти люди убьют истекающего кровью в ее погребе раненого, если выдать его им. Они явно лгали и были похожи на свору диких псов. Сама не зная почему, Джесси решила разделить судьбу с раненым незнакомцем. Он сказал, что не причинит ей зла. Она чувствовала, что может верить ему точно так же, как не смела доверять тем, кто стоял перед ней.
Придя к такому мнению, Джесси решила отделаться от них, и как можно скорее! А потом позаботиться о раненом незнакомце, запертом в погребе.
– Я здесь не видел никого, кроме вас, – уклоняясь от истины, проговорила она, и голос звучал низко и уверенно. По ее спине и между грудями бежали струйки пота, когда всадники оглядывались вокруг и обменивались репликами. Прижав руки к бокам, она так сильно стиснула кулаки, что заныли ладони. Джесси украдкой бросила взгляд на свои руки и облегченно вздохнула: большую часть крови удалось стереть, а та, что осталась, засохла и стала коричневой, можно принять за грязь.
– Так ли это? – усомнился главарь, откидывая шляпу на спину и подняв бровь.
«Он не верит мне», – подумала Джесси и оцепенела, ожидая, что сейчас они набросятся на нее и убьют, а потом – и человека в погребе. Но, как ни странно, они этого не сделали, однако, от следующих слов главаря удивление превратилось в страх:
– Не возражаешь, если мы переночуем в твоем амбаре? Слишком темно, чтобы двигаться дальше.
– А как же ваш беглец? Вы не боитесь, что он уйдет? – Джесси услышала страх и отчаяние в своем голосе, и это могли заметить незваные гости.
– Далеко не уйдет. Здесь его лошадь, и на седле осталась кровь. Так что нам лучше обитать поблизости, а там будет видно.
Только сейчас Джесси заметила лошадь без седока, которую стала напряженно разглядывать. Поводья крупного чалого коня были привязаны к луке седла разговаривавшего с ней человека. Она увидела, как уши коня нацелились вперед, ноздри зашевелились и он тихонько заржал, несомненно почуяв своего хозяина. Нужно было действовать быстро, пока чалый конь не выдал раненого.
Не находя убедительных доводов, почему им нельзя остановиться на ее земле, Джесси сказала всадникам, чтобы располагались в амбаре. По крайней мере, они отойдут подальше от погреба.
Пока группа верховых медленно удалялась в сторону амбара, девушка оставалась на месте, прислушиваясь к неясным звукам, доносившимся из-за двери. Ей показалось, что раненый застонал. Она с облегчением вздохнула, когда удалившиеся блюстители правосудия по всей вероятности не услышали этого стона, но тут же испугалась при мысли, как ей осмотреть его рану или раны, оставшись незамеченной. Она не понимала, почему они просто не убили ее, не обшарили все вокруг и не отыскали свою добычу, но совершенно не собиралась давать им для этого повода.
Понимая, что нельзя оставаться рядом с погребом или войти в него незаметно от всадников, она заставила себя не обращать внимания на слабые стоны за ее спиной и направилась к небольшой деревянной хижине, которую называла своим домом. Джесси вошла, зажгла огарок сальной свечи, задернула старую ситцевую занавеску на маленьком оконце, выходившем как раз на амбар. Ей нужно было осветить комнату и избавиться от посторонних глаз, чтобы собрать все необходимое для помощи раненому, к которому она хотела проскользнуть, как только люди у амбара улягутся. Время от времени Джесси отгибала угол занавески, проверяя, спят ли незваные гости.
Бивачный костер еще горел и было видно, что они пока не ложились спать – расхаживали, ели, курили, кормили и чистили лошадей. В своей хижине Джесси чувствовала себя такой же пленницей, как тот человек в погребе. Она уселась под окном на твердый, ничем не покрытый пол и стала ждать, когда пришельцы заснут. Рядом с нею на полу были приготовлены кое-какие необходимые вещи, девушка еще раз посмотрела, не забыла ли она что-нибудь: полоски чистого полотна для перевязки, миска с водой, мазь, которой ее мать лечила все порезы и царапины.
При мысли о родителях снова на глаза набежали слезы. Она так горевала о них! Уезжая из Миссури пять лет назад, в 1860 году, они были полны надежд. Семья присоединилась к одному из караванов, которые регулярно отправлялись из города Индепенденс штата Миссури по дороге на Санта-Фе с товарами для жителей Нью-Мексико, новой территории Соединенных Штатов после окончания Мексиканской войны в 1848. Отец Джесси продал бакалейную лавочку, купил большой фургон для перевозки товаров и дюжину быков, которые должны были тянуть его. Мать заперла дом, упаковала те вещи, что можно увезти с собой, и семья отправилась в путь со своим единственным ребенком, тринадцатилетней Джесси.
За несколько дней они распрощались с нищим штатом Миссури, чтобы начать все сначала в «новом мире», как выразился ее отец. У новоявленных граждан Соединенных Штатов водились деньги, но не было товаров, в то время как у него были товары, но не хватало денег, говаривал отец. Принятое решение представлялось очень разумным, но они оказались совершенно неподготовленными к трудностям, с которыми пришлось столкнуться в пути. За пределами Миссури караван оказался брошенным на произвол судьбы, так как граница Соединенных Штатов проходила по реке. На остальной территории некому было следить за соблюдением закона кроме солдат в разбросанных то тут то там фортах, созданных после Мексиканской войны для защиты караванов, в которых иногда насчитывалось до двухсот пятидесяти фургонов.
Джесси казалось, что в ее памяти запечатлелась каждая миля этого пути из Индепенденса до обходной дороги на Цимаррон рядом с Кэмп-Николс, где теперь она жила. На том пути их поджидали пожары в прерии, болезни, индейцы, смерчи, долгие перегоны, на которых не было ни воды, ни деревьев, – только прерия, откуда могли внезапно появиться стада диких быков, прорывавшихся сквозь вереницу фургонов. До сих пор ей виделись могилы вдоль дороги, которые приходилось рыть на привалах. Можно было считать, что ее родителям повезло, раз они остались целы и невредимы.
Джесси отвлеклась от воспоминаний, чтобы приподнять занавеску. Быстро смахнув слезы, она смогла разглядеть мужчин, все еще ходивших рядом с амбаром. Внезапно ее пронзила мысль о задней двери, и девушка пробралась к ней, чтобы проверить, не шныряет ли кто-нибудь из чужаков возле погреба. С облегчением удостоверившись, что там никого нет, Джесси опять устроилась под окном. Ей показалось, что если бандиты не заметят никакого движения в хижине, то быстрее улягутся спать, не хотелось также привлекать лишнее внимание этих неприятных мужчин. На ней все еще была одежда отца и шляпа, переодеваться Джесси не собиралась, пока они не уедут, – слишком хорошо ей было известно, что одинокая женщина становилась легкой добычей для любого. Отец предупреждал об этом и просил быть осторожнее.
Вспоминая отца, Джесси как бы вновь увидела его на этом самом месте, когда здесь еще простиралась прерия. На их участке росло несколько деревьев, а среди валунов был ключ родниковой воды. Его взгляд предприимчивого человека сразу определил, что здесь настоящая золотая жила. Усталые путники, которым надоел их скудный рацион и дорожные сухари, с удовольствием будут покупать свежие овощи, мясо и необходимые продукты, а ведь здесь многое можно выращивать. Поэтому их семья осталась, и дела шли хорошо.
Через несколько лет на ферме Стюарта, как звали это место, стали непременно останавливаться почти все караваны, направлявшиеся по обходной дороге на Цимаррон, ехать по которой до Санта-Фе нужно было десять дней. Даже маркитант из форта Кэмп-Николс регулярно приезжал к ним, чтобы закупать продукты для солдат. Джесси и ее родители всегда радовались, завидев армейский фургон, приближавшийся к ферме под охраной солдат. Кроме караванов переселенцев солдаты были единственными посторонними людьми, которых они видели. Со сжавшимся сердцем Джесси подумала, что маркитантский фургон приезжал всего лишь на прошлой неделе. Помощи ждать было неоткуда.
Девушка стала тихо молиться, чтобы показался большой караван фургонов. В суматохе, вызванной его появлением, она могла бы ускользнуть вместе с раненым. Несчетное число раз в многочисленных караванах, возвращавшихся из Санта-Фе, находился кто-нибудь говоривший, что некая ферма расположена в идеальном месте, где можно заработать кучу денег на продаже съестных припасов, и предлагал отцу купить у него эту ферму. Она могла бы быстро продать кому-нибудь участок и без труда спастись бегством. А, может быть, прибытие большого каравана с людьми в основном погонщиков, которые хорошо знали их семью и саму Джесси, заставило бы этих подозрительных людей убраться отсюда.
Вздохнув, Джесси была вынуждена признать, что рассчитывать на это так же безнадежно, как на появление солдат из форта. Нет, придется полагаться на собственную сообразительность, чтобы выпутываться из затруднительного положения, так она и поступала с тех пор, как умер отец два месяца тому назад от укуса гремучей змеи. Уже минуло три года, как дизентерия унесла ее мать. И хотя девушка очень любила эти места, понимала, что никогда не сможет управиться здесь одна. Эта мысль ей была ненавистна, но она знала: рано или поздно придется расстаться с фермой. Может быть это к лучшему, рассуждала она, убеждая себя. Кроме того, она ведь женщина, которой нужно… а что ей нужно? Джесси не имела ясного представления, что именно, но что-то ей было нужно. Ведь что-то должно было означать необъяснимое беспокойство, не оставлявшее ее в последнее время, несмотря на изнурительный труд.
Джесси не знала, долго ли кто-то тихо стучался в дверь, прежде чем услышала стук, – настолько была погружена в свои мысли. Теперь же напряженно прислушивалась к звукам, доносившимся из-за двери. Прежде всего она в ужасе подумала о людях возле амбара и быстро огляделась в поисках чего-нибудь пригодного для защиты. Наконец решила, что большой нож вполне подойдет. Держа его в левой руке и пряча в складках широких отцовских штанов, Джесси направилась к двери. Никому и в голову не придет взглянуть на ее левую руку, решила она, ведь все держат оружие в основном в правой. Джесси не приходилось убивать людей и сейчас она надеялась, что не придется прибегать к такому крайнему средству. И, кроме того, она не могла убить никого из них, ведь это сразу же обнаружится. Джесси стала молиться, чтобы до этого не дошло.
Собираясь открыть дверь, она вспомнила о бинтах и прочих принадлежностях для перевязки, оставшихся на полу под окном, и быстро задвинула их ногой под китайский шкафчик, который ее мать непременно хотела взять с собой, когда они оставляли дом в Индепенденсе. Дрожащими пальцами Джесси отодвинула засов на двери, чуть приоткрыв ее, чтобы посмотреть в щелку, кто стоит снаружи. Собираясь осадить наглеца, кем бы он ни был, девушка совсем не была готова к тому, что дверь резко распахнется и она будет отброшена в комнату. Она упала на стол и стулья, стоявшие посреди комнаты, и свалилась на пол у очага.
Пока Джесси не пришла в себя, ей ничего другого не оставалось, как лежать и охать. Она видела, что дверь широко открыта, но никто не стоит ни в дверной проеме, ни в комнате. Джесси была одна. Совершенно неуместно она подумала о буре, но это слишком невероятно: ветер совсем не дул.
А где же ее нож? Безусловно, теперь он понадобится. Несмотря на острую боль, пронзающую всякий раз, когда она поворачивала голову, Джесси огляделась. Ножа не было. Нужно двигаться, если она хочет найти свое оружие. Джесси хотелось заплакать и ничего не предпринимать, но упрямство, что было в крови у всех Стюартов, не позволяло ей опускать руки. Она должна сохранять твердость и силу духа, чтобы спасти того раненого человека, теперь придется заботиться не только о себе. Нет больше одиночества – она нужна тому незнакомцу.
Очень осторожно Джесси начала шевелиться, чтобы проверить, не сломано ли у нее что-нибудь. Вроде все было в порядке. Она тихонько села, чувствуя, как болят все ушибы, и стала всматриваться в темноту. Угасшая свеча упала, когда девушка наткнулась на стол, и только слабый свет луны проникал в хижину через открытую дверь.
Джесси терялась в догадках: из-за чего или из-за кого распахнулась дверь. Собрав все свое мужество и постаравшись забыть о боли во всем теле, она очень медленно поползла вокруг опрокинутых стульев, останавливаясь, когда голова начинала кружиться. Удар головой о деревянную стену ничего хорошего ей не принес. Продолжая ползком свои поиски, девушка вдруг резко остановилась, дотронувшись до чьей-то руки, большой и грубой. Джесси отпрянула так быстро, насколько позволяли ее ушибы, и подавила крик, готовый вырваться из груди.
Она зажала рот руками, пока не прошел страх и желание закричать. Только когда осознала, что ни рука, ни сам человек не пошевелились от прикосновения, сердце у нее перестало бешено биться. Присмотревшись к тому, кто лежал ничком перед нею после падения через порог в комнату, Джесси поняла, что это тот самый незнакомец, которого она закрыла в погребе, раненый, а не кто-то из так называемого отряда – среди них раненых не было. Но как же он выбрался из погреба? Она отчетливо помнила, что закрыла дверь на засов, когда выбежала оттуда. Открыть ее изнутри не было никакой возможности.
Решив, что ответ на этот вопрос можно найти позже, Джесси постаралась осторожнее перевернуть на спину раненого, который так и не пришел в сознание. Потом принялась втаскивать его в хижину. Для этого потребовалось много сил, так как мужчина был в два раза больше ее самой, и давали о себе знать последствия падения. Наконец все его тело оказалось в хижине. Джесси быстро закрыла и заперла дверь. Незнакомец так и не пошевелился. Джесси села, опустив голову и руки на согнутые колени, теперь необходимо собрать все силы, прежде чем приступить к такому трудному делу, как укладывание раненого на постель.
Джесси подняла голову, пытаясь рассмотреть незнакомца, насколько это было возможно в полумраке комнаты. Человек выглядел высоким, мускулистым, темноволосым, так же покрытым пылью и грязью, как и люди у амбара, и так же основательно вооруженным. В кобуре у него виднелся большой револьвер, низко свисавший с ремня на правое бедро. То, что он вооружен, Джесси не обеспокоило – почти все мужчины, в том числе и ее отец, имели при себе оружие. Но насторожило другое: как он носил его, как большинство мужчин, которых они видела по пути сюда, или, например, как солдаты в Кэмп-Николс. Их револьверы были предназначены для самообороны – подтянуты к поясу с надежно застегнутой кобурой. А этот человек носил свой револьвер, как боец, низко опущенным и наполовину вынутым из кобуры. Как будто у него было что-то общее с теми сомнительными людьми, что расспрашивали ее сегодня.
Эти люди! Надо бы удостовериться, не слышали ли они шума и не направляются ли сейчас к хижине. Ладно, если так, теперь у нее есть хотя бы револьвер, подумала Джесси. Болезненно морщась, она медленно поднялась и, держась за стену, пробралась к окну, отодвинула ситцевую занавеску. К ее огромному облегчению все было спокойно, никаких подозрительных перемещений. Джесси перевела дыхание, обрадовавшись хоть этой небольшой удаче, потом опустила занавеску и принялась искать свечу, заодно ставя на место перевернутые стол и стулья. Найденную свечу она закрепила на блюдце и поставила на стол, взяла спички, хранившиеся рядом с очагом, и зажгла. Теперь можно было заняться человеком, распростертым на полу.
Он лежал неподвижно, и Джесси испугалась – а вдруг умер? С замиранием сердца, молясь, чтобы незнакомец оказался жив и не пришлось рыть еще одну могилу, она подошла к нему и опустилась на колени. Он лежал на спине, повернув голову набок, так что не было видно лица. Джесси затаила дыхание, глядя, как его грудь равномерно поднимается и опадает. Он – жив! И она – нужна ему! Джесси не знала, то ли плакать ей, то ли смеяться. Он жив! Быстро проверила, не кровоточит ли рана на его левом плече. К ее огромному облегчению, крови больше не было. Она осторожно положила его голову на колени и повернула к себе лицо незнакомца.
Джесси поразило: как молод этот человек! Конечно, он выглядел старше, чем она, но не настолько, как ее отец. Однако не его молодость заставила биться быстрее женское сердце.
Глядя в это загорелое лицо, Джесси поняла, что перед нею самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела. В беспамятстве он выглядит по-детски невинным, подумалось ей, и неосознанно она отбросила прядь черных, как смоль, волос с его лба. Почти благоговейно коснулась пальцами высоких скул, провела по решительно очерченной челюсти. Небольшая щетина уколола пальцы, но слегка разомкнутые губы юноши оказались мягкими и упругими. Джесси задержала руку над его ртом, почувствовала теплое дыхание. Поймала себя на том, что она хочет, чтобы он открыл глаза и увидеть какого они цвета. Она нежно прикоснулась к длинным темным ресницам. Его веки сомкнулись еще плотнее, а в лице появилось напряжение – тело откликнулось на ее прикосновение.
Джесси резко отдернула руку. Что она делает? Потрясенная своим поведением и впечатлением, которое произвел на нее этот человек, она осторожно опустила его голову на пол и встала. Необходимо было отойти на какое-то расстояние от этого молодого человека, который оказывал на нее странное гипнотическое действие. Джесси достала задвинутые под китайский шкафчик припасенные повязки, мази и миску с водой. Конечно, вода из миски расплескалась по всему полу, но это не смутило ее.
С пылающими щеками Джесси снова приблизилась к своему пациенту. Почему несколько минут назад она так странно вела себя – мечтательно водила пальцами по его лицу? Джесси понимала: ей самой не понравилось бы, что ее трогают в тот момент, когда она лежит без сознания. Оправданием могло послужить лишь то, что рядом с нею никогда не было другого мужчины, кроме ее отца. Разумеется, солдаты и молодые парни в караванах фургонов изъявляли желание познакомиться с ней, но одного сурового взгляда отца было достаточно, чтобы они отказались от своих намерений.
Джесси снова наполнила миску из бочонка водой, заготовленной для стряпни и умывания. Потом опустилась на колени рядом с раненым, начала расстегивать пуговицы его рубашки, чтобы добраться до раны. Она изо всех сил старалась не замечать его мускулистую грудь с темными завитками волос. Рубашка прилипла к кровоточащей ране на плече, поэтому Джесси осторожно смочила ее водой и бережно сняла, быстро освободила весь торс и удивилась, какое удовольствие ей это доставило.
Румянец вспыхнул на ее лице от непривычных мыслей и ощущений, но девушка всецело сосредоточилась на обследовании пострадавшего и оказании помощи. Рана находилась в верхней части плеча – парню повезло! Здесь не было никаких жизненно важных органов. Джесси приподняла его тело, чтобы посмотреть, сквозная ли рана. И снова удача. Не придется копаться в его плече в поисках пули. Внимательно осмотрев обе раны, Джесси сделала вывод, что стреляли в спину – ран сзади оказалась меньше, чем впереди. Она покачала головой, и ее губы презрительно скривились при мысли о людях, расположившихся у амбара.
– Вот собаки, стреляют в спину! – сказала вслух.
Обильно наложив мазь и молясь при этом, чтобы не случилось воспаления, она старательно забинтовала плечо и снова выпрямилась, размышляя, как перетащить раненого на ближайшую к нему кровать. Он был крупнее отца, а того Джесси передвигала с трудом, когда лежал в горячке после укуса змеи. Ей стало страшно тащить и переворачивать раненого – его раны снова начнут кровоточить. Не видя другого выхода, она решила как можно удобнее устроить его на полу.
Джесси отодвинула его ноги от двери и подтащила поближе к своей кровати. Так, если придется открыть дверь тем людям, они не увидят его. Потом решила для собственной безопасности, на случай, если он окажется опасным типом, снять с него ремень с револьвером. Встав на колени рядом с молодым человеком, она разглядела пуговицу на брюках, которую нужно было расстегнуть, чтобы снять ремень. Помедлив долю секунды, со вновь вспыхнувшими щеками, она очень осторожно отстегнула ремень кончиками пальцев. Приподняла раненого сначала с одной стороны, потом с другой, пока не вытащила из-под него ремень с оружием, который бросила на постель, отпрыгнув, как будто беспомощный собирался ее укусить. Несколько секунд Джесси пристально смотрела на незнакомца, пытаясь понять, почему она краснеет, а пальцы становятся такими неловкими – стоит прикоснуться к нему.
Так и не разобравшись в новых ощущениях, Джесси взяла подушку с кровати родителей, положила ему под голову и накрыла лоскутным одеялом, которое мать сшила, пока они путешествовали в фургоне. Довольная делом своих рук, с ощущением усталости после всех волнений, страдая от болезненных ушибов, она перешагнула через своего пациента, отодвинула ремень с револьвером поближе к стене и улеглась на свою кровать, сняв шляпу. Наверное, следовало оставить ее на голове, но сейчас единственное, чего ей хотелось, – это отдохнуть. Она заслонила рукой глаза, сомкнула веки и погрузилась в сон.
Через некоторое время Джесси внезапно проснулась и резко села на кровати с бешено бьющимся сердцем – ей нельзя было засыпать! В хижине царила темнота, свеча, очевидно, догорела и погасла. Девушка не двигалась, ожидая, пока глаза не привыкнут к темноте. Слабый лунный свет проникал сквозь ситцевые занавески на окнах. Собравшись проверить, что делают те люди у амбара, Джесси спустила ноги с кровати, но наступила не на твердый пол, а на того раненого, что лежал рядом с кроватью.
– Ох! Какого черта! – донесся недовольный возглас.
Джесси отдернула ноги и снова забралась на кровать. Кто это? Ах да, раненый из погреба. Он очнулся, тупо подумала Джесси, еще не совсем пришедшая в себя ото сна. Решив украдкой проверить, что с ее пациентом, она свесилась с кровати, но как только рука коснулась повязки на плече раненого, ее запястье сжали железные пальцы, мгновенно стянули с кровати, и она оказалась на том мужчине.
– Кто ты, и где, черт побери, я оказался? – чуть ли не сердито сказал он ей на ухо.