Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать

Глава 1

Мид Андервуд проснулась словно от толчка. Что-то разбудило ее — какой-то звук — но вот какой именно, она так и не поняла. Он вернул ее к реальности из сна, где она гуляла с Джайлзом Армитейджем, — Джайлзом, которого больше не было в живых. Но во сне он был не мертвым, а теплым и живым. Они шли рука об руку и были счастливы.

Она с отвращением и горечью прислушивалась к звуку, который ее разбудил. Всего лишь раз до этого они были так близки во сне. Иногда он звал ее, и от его голоса сжималось сердце, иногда нашептывал что-то, и она не могла разобрать слов, но в этом сне не было слов — только невыразимое ощущение счастья и умиротворения.

И она проснулась. Едва они вновь обрели друг друга, как она проснулась и снова потеряла его. Она села в постели и прислушалась. Вот уже третий раз за ночь она просыпалась от этого приснившегося звука. Но кругом стояла тишина. И ей никак не удавалось вспомнить, что это был за звук. Ветер? Но ночь выдалась такая тихая. Проезжающая машина, крик совы, летучая мышь, бьющаяся в стекло?… Там, снаружи, что-то двигалось, или этот шум доносился из квартиры наверху?… Мид одну за другой отвергала все догадки. Машина бы ее ни за что не разбудила. И не сова то была — совсем не тот звук, ничуть не похожий на крик совы, она точно это знала. И не летучая мышь. Да где это видано, чтобы летучая мышь колотилась в оконное стекло? Половицы в старом доме толстые, сколочены на совесть и не пропускают никаких звуков ни сверху, ни из тех квартир, что расположены рядом.

Она инстинктивно обернулась к окну. Луна взошла, но ее закрывали облака. Светящийся ореол, подобный занавесу, скрывал не только луну, но и ночное небо, и деревья, растущие перед окном, — два старых вяза, реликты, сохранившиеся еще с той поры, когда границей сада служила живая изгородь, а место, где теперь стоял дом, было открытым полем. Мид подошла к окну и выглянула наружу. Старомодное окно со скользящими двойными рамами, слишком тяжелыми, чтоб открыть их без помощи шкива, было закрыто. Верхняя половина заходила за нижнюю оконную панель. И потому Мид могла смотреть на улицу только через два слоя стекла, мало того — еще и через туманную пелену за окном.

Она ухватилась за шкив и приподняла обе панели. Теперь через окно в нижней его части видно было хорошо. Но туман никуда не делся, белесый от отсвета невидимой луны, и разглядеть через него что-либо было невозможно. Так что ничего она и на этот раз не увидела. Тихая туманная ночь, луну затянули облака, весь дом спит, только она, Мид Андервуд, бодрствует, безжалостно вырванная из счастливого сна в реальный мир, где утонувший Джайлз Армитейдж лежит где-то на дне морском.

Мысли ее были преисполнены печали и горечи. Она проснулась и разрушила сон, в котором была вместе с Джайлзом, потому что была трусихой, потому что до сих пор ее подводили нервы, — вот и сейчас она испугалась, проснулась, и разбудило ее эхо катастрофы, произошедшей три месяца назад где-то посреди Атлантики. Пора бы уже преодолеть этот страх, пора прийти в себя. Ей хотелось работать, трудиться до полного изнеможения, быть слишком занятой, чтобы услышать то, что она слышала сегодня ночью, увидеть то, что видела. Сломанные ребра зажили, рука — тоже. Но видно, сердцу, чтобы излечиться, нужно больше времени, нежели костям. Она была готова умереть вместе с Джайлзом, но он умер в одиночестве. В больничной палате она узнала, что жизнь покинула его, а она осталась жить и теперь была предоставлена самой себе.

Так она и стояла на коленях, собирая остатки храбрости, прежде чем впасть в агонию депрессии, отталкивая ее от себя дюйм за дюймом. «Я скоро начну работать, и мне сразу станет лучше. Меня обязательно примут на хорошую работу. Сейчас я полдня занимаюсь этими посылками — все лучше, чем ничего. И все так добры ко мне, особенно тетя Мейбл, жаль, что сама она как-то не очень мне нравится. Но она очень, очень добра. Только было бы гораздо легче, если бы я могла уехать прямо сейчас и не видеть, как все эти люди меня жалеют».

Туман холодил ее лицо, грудь, обнаженные руки. Давил на глаза, точно марлевая повязка. В голове звучали жалобные причитания из баллады «Мэри Гамильтон»: «И на глаза повязку мне они надели вдруг, и не смогла я видеть вновь тебя, мой милый друг». Ужасно!.. Вот что чувствовала она той ночью, когда корабль пошел ко дну и вместе с ним — ее Джайлз. Дрожь пронзила Мид с головы до пят, но она постаралась отогнать эти мысли и вскочила на ноги. Тысячу раз твердила она себе: «Я не стану оглядываться назад, я ничего не помню, не хочу помнить». Если закрыть дверь в комнату, где находится прошлое, оно не будет тебя беспокоить. Оно ушло. Все кончено, все ушло в забвение. И никто не сможет заставить начать жизнь заново, кроме тебя самой, — и ты предаешь саму себя, когда потихоньку отодвигаешь засовы, отпираешь замки и позволяешь этому врагу, прошлому, вновь подобраться к тебе. Нет, у нее в крепости нет предателей. Надо только следить за тем, надежно ли заперта дверь, и ждать, пока врагу не надоест, пока он не уберется восвояси.

Мид залезла в постель, натянула одеяло. И на нее тут же навалилась тишина ночи. Странно думать о таком большом доме, о том, как много в нем людей, и при этом не слышно ни звука, ни единого вздоха или шелеста, ни единого намека на то, что дом этот все же обитаем.

А может, так оно и есть. Где мы находимся, когда спим? Ну, явно что не там, где неподвижно, безмолвно и бесчувственно покоятся наши тела. Где была она сама перед той прогулкой? Перед тем как они с Джайлзом…

Засов снова снят, дверь приоткрылась. Сама виновата. Не смей думать о себе! Ты не должна! Слышишь? Не должна, просто не имеешь права! Подумай хоть раз обо всех этих людях в доме, а не о себе или Джайлзе… Джайлз…

Дом… Люди…

Вандерлёр-Хаус — дом в четыре этажа и с подвалом, построенный на том месте, где некогда находились поле и проселочная дорога, в те времена, когда Лондон еще не поглотил Патни, а Патни был маленькой деревушкой. Большой квадратный дом, отрезанный от прежнего окружения, со временем превратился в многоквартирный. Некогда здесь жил и творил Вандерлёр — старый Джозеф Вандерлёр, которого прозвали английским Винтерхальтером [1]. Он, безусловно, превзошел этого прославленного придворного живописца, создал портреты принца Альберта, королевы Виктории и множества маленьких принцев и принцесс. Он писал портреты мистера Глэдстоуна и лорда Джона Рассела, он рисовал Диззи [2] и Пэм [3], он написал совершенно замечательные портреты герцога Веллингтона и епископа Кентерберийского. Он изображал всех самых красивых дам своего времени, и на его портретах они выглядели еще красивее, чем в жизни; писал и простушек, и те выглядели весьма интересными женщинами. Человек, наделенный удивительным тактом, гостеприимный хозяин, надежный друг, человек самых либеральных взглядов, он писал и писал, и был вознагражден славой, состоянием и женой с богатым приданым.

Дом Вандерлёра посещали даже особы королевской крови. В канделябрах пылали тысячи свечей. Бальная зала была украшена пятью тысячами роз. Теперь же вместо просторных, изящно обставленных комнат появились квартиры — по две на каждом этаже. А стало быть — всего восемь, в подвале же устроили котельную центрального отопления, помещения для багажа, выделили также комнату для смотрителя. Из просторной кухни уже не доносились аппетитные запахи готовящейся в огромных количествах еды, а уж сколько перемен блюд бывало на приемах, теперь и не сосчитать. Вместо этого в каждой квартире имелась своя кухонька — крохотная комнатушка, куда были втиснуты раковина, электроплита и несколько поставленных впритык шкафчиков. Место роскошной лестницы занял лифт, вокруг шахты лифта с этажа на этаж вилась узкая лестница с бетонными ступеньками, холодными, неприглядными, без ковров.

Все это было так знакомо Мид Андервуд. И она начала перебирать в уме квартиры и живущих в них людей. Все лучше, чем считать овечек в надежде наконец уснуть, да и само занятие это требовало сосредоточения. В овечках мало интересного, мысль на них как-то не задерживалась, могла с легкостью переметнуться к закрытой и запертой на засов двери. А вот люди — куда более занимательные существа. Мид принялась считать и перебирать в уме всех жильцов дома.

Начать она решила с самого низа. В подвале жил старик Белл — Джеймс Белл — он же старина Джимми Белл, портье и смотритель дома. Белл занимал теплую комнатушку, втиснутую между бойлером и одним из помещений, приспособленным под кладовую. Веселый, жизнерадостный старик этот Джимми Белл. Лицо напоминает сморщенное яблочко, глаза ярко-голубые. «Доброе утро, мисс, доброго вам утречка, миссис Андервуд. Да, денек сегодня выдался ясный. Так что дождь пойдет навряд ли. Очень даже может быть, что и вовсе не пойдет, и солнышко будет сиять весь день».

Квартира номер один — старая миссис Мередит, которая появлялась на улице, завернутая в шали, точно кокон, и сидела на пляжном шезлонге. Как это ужасно — быть всего лишь бесформенным свертком из шалей. Уж лучше быть несчастной, лучше быть вообще неживой, чем забыть, что это такое — жить по-настоящему. Лучше убиваться по погибшему возлюбленному, чем забыть, что такое любовь. Мид отринула эту мысль. Компаньонка миссис Мередит, мисс Крейн, подвижная, болтливая особа — большие круглые очки и пухлое бледное лицо. Служанка миссис Мередит, создание с кислым выражением лица, никогда ни с кем не разговаривает. Итак, их в этой квартире трое, и все они сейчас спят. Интересно, подумала Мид, может, миссис Мередит открыла во сне рот, и из него вывалился протез?…

Напротив — квартира номер два, там проживают миссис и мисс Лемминг. Мид жалела Агнесс Лемминг — эта жертва эгоистичной матери трудилась не покладая рук. Она не выглядела бы столь несчастной, если бы хоть чуточку думала о себе. Но не на ней, а именно на миссис Лемминг красовались обновки, голову украшал волнистый перманент. За лицом пожилая дама тоже ухаживала и до сих пор выглядела как ослепительная красотка, впрочем, вполне заслуженно — чудесные светлые волосы, красивые глаза, изумительный цвет лица. Бедняжка Агнесс, у нее такая очаровательная улыбка, но она редко улыбалась — весь день хлопотала по дому, следила за квартирой, а если и выходила, так только за покупками. «Хорошо бы ее призвали на какую-нибудь службу. Тогда бы у нее появился шанс снова стать свободным человеком, а не рабыней. Ей ведь лет тридцать пять, не больше».

Квартира номер три — здесь проживают Андервуды. В данный момент — сама Мид, тетя Мейбл и в крохотной комнатке для служанки — Айви Лорд. Дядя Годфри уехал на север. Мид любила дядю Годфри — командира авиационного отряда Андервуд, награжденного крестом «За летные боевые заслуги». Как это получилось, что он женился на тете Мейбл? Просто уму непостижимо. Они совершенно не подходили друг другу. Возможно, потому что он был застенчив и молчалив, и она избавляла его от необходимости говорить. И тем не менее они умудрились прожить вместе вот уже почти шестнадцать лет и просто души друг в друге не чаяли. Странно все же устроен этот мир.

А напротив — квартира под номером четыре, где проживает мисс Гарсайд — пожилая, немного надменная и очень достойная леди. Тут самое время процитировать тетю Мейбл: «Изображает из себя невесть что». И в самом деле, кто она такая? Ну, мисс Гарсайд — она и есть мисс Гарсайд. Из интеллигентной семьи. У нее, как однажды «заклеймила» миссис Андервуд, слишком утонченные вкусы и манеры. Фигура и идеалы равно несгибаемые. Глаза, которые смотрят как бы мимо соседей, вполне возможно, видят далекие звезды. Глядя на нее, Мид всегда казалось, что эта дама находится где-то в иных мирах. Не здесь. Интересно, где она сейчас?…

Куда как проще рассуждать о мистере и миссис Уиллард из квартиры под номером пять. Их легко представить спящими на безукоризненно заправленных постелях — ни единой складочки на простыне или подушке. Перед сном он, разумеется, снял очки, но в целом выглядит теперь так же, как и во время бодрствования, — подтянутым и аккуратным даже в пижаме, волосы лежат безукоризненно, противогаз всегда под рукой. Из всех людей, живущих в доме, его труднее всего представить видящим сны. Неужели состоящий на государственной службе мистер Уиллард никогда не сбегает от реальности? А может, просто не хочет, ни разу не испытывал ни малейшего желания?

Миссис Уиллард лежит точно в такой же кровати, что и муж, их разделяет только тумбочка. Днем обе кровати застланы розовыми шелковыми покрывалами с вышитым на них пугающим рисунком из громадных пурпурных и синих цветов. Даже опытному садовнику трудно представить, что такие могут вдруг расцвести на клумбе, разве что в кошмарном сне. Теперь же, ночью, покрывала сняты, аккуратно сложены и убраны. Мистер Уиллард не преминет позаботиться и об этом.

Миссис Уиллард довольно неряшлива. Ее густые, всегда растрепанные волосы как-то неожиданно перестали быть каштановыми, но и совсем седыми назвать их тоже нельзя. У нее лондонский акцент, и носит она совершенно чудовищные наряды, но при этом умудряется быть женщиной в целом славной. Она называет тебя «дорогушей», и ты почему-то миришься с этим. Интересно, где она путешествует и обитает в своих снах? Мид почему-то казалось, что это, должно быть, некое подобие детской с целой толпой шумных и веселых ребятишек — один еще совсем маленький в люльке, близнецы в одинаковых комбинезончиках, вот врываются перепачканные с головы до пят первоклассники, а вот девочка с длинной светлой косой… Но у миссис Уиллард нет детей и никогда не было. Бедная миссис Уиллард.

Напротив, в квартире номер шесть живет мистер Дрейк. А может, и нет. Он часто приходит домой очень поздно, позднее, чем сейчас. Мид не раз слышала, как он подходит к двери дома по гравиевой дорожке. Интересно, где он разгуливает в данный момент, может, все-таки во сне? И вообще на что они похожи, сны мистера Дрейка? Странноватая внешность у этого человека — черные, как у Мефистофеля, брови и очень густые, стального оттенка волосы. Что он делал и где бродил, когда его не было дома, — об этом, похоже, никто не знал. Он был всегда очень вежлив при встрече в лифте, но дальше дежурного обмена любезностями никогда не заходил. По мнению миссис Уиллард, этот господин был снедаем какой-то тайной печалью.

И вот самый верхний этаж. Квартира под номером семь заперта. Спунеры уехали. Мистер Спунер, оторванный от своего склада шерсти, полный и низенький, выглядел забавно в шортах и рубашке цвета хаки, но был, как всегда, весел, оживлен и, как всегда, без умолку говорил о своей «маленькой женщине». Миссис Спунер, вечно в каких-то девичьих нарядах, всегда молодящаяся, прихорашивающаяся, озабоченная, пытающаяся острить, работала в ВТС [4]. О, до чего же она старалась произвести впечатление остроумной женщины, просто из кожи вон лезла! Иногда у нее получалось. Наверняка сны возвращают ее в мир, из которого ее вырвали, — маленький уютный мирок девичьих предсвадебных сплетен, новое платьице, новая шляпка, поход с Чарли в кино, а после — неспешный и приятный ужин дома вдвоем. Мирок тривиальный, но это все, что у нее было, что она знала и любила и могла обрести теперь только во сне.

И наконец, последняя квартира, номер восемь. Мисс Карола Роланд — актриса, и имя тоже сценическое. Интересно, подумала Мид, с чего она начинала? Ну, ясно, что не Карола и не Роланд — в том нет никаких сомнений. Но как бы там ни звали это хорошенькое и дерзкое дитя и какого бы там цвета ни были тогда у нее волосы, теперь, в возрасте двадцати с небольшим, она была все такой же дерзкой, такой же хорошенькой, с ослепительно белокурыми волосами, обесцвеченными перекисью водорода.

Мид начало клонить в сон. Карола Роланд — все же ужасно хорошенькая… интересно, почему поселилась здесь… тут скучно… на ее месте она ни за что бы не осталась… что привело ее сюда… какие ей снятся сны… наверняка только бриллианты и шампанское. Пузырьки поднимаются в бокале, наполненном золотистой жидкостью… пузырьки поднимаются со дна моря… качка становится все сильнее… Мид снова вернулась в свой сон.

В соседней комнате мертвым сном спала миссис Андервуд, волосы накручены на бигуди, лицо густо намазано кремом, плечи и шею подпирают три большие подушки, окно, как и в комнате Мид, открыто, нижняя панель поднята. Подсвеченный луной туман липнет к двойным оконным рамам. Туман нависает над ними плотным занавесом. Что-то движется в этом тумане, скользит по стеклянным панелям, тянется к подоконнику. Слышится слабый скрип, словно кто-то проводит рукой по оконной раме. Затем — другой звук, еще более слабый, который может различить лишь самый тонкий слух человека не спящего. Но никто не проснулся, никто ничего не слышал. Нечто легкое, как опавший лист, скользнуло на пол, прямо под окном, и осталось лежать там. И еще промелькнула чья-то тень, миновала открытое окно в спальне Мид. И ухватиться здесь не за что. Ничего, кроме гладкого холодного стекла наверху и открытого пространства снизу.

Двигаясь неспешно, но неумолимо, тень проскользнула мимо. Миновала окно и исчезла, не издав при этом ни звука.

Мид спала, но Джайлза в ее сне больше не было. Сплошная тьма. Она одиноко бродила в темноте, искала его отчаянно и безрезультатно.

Глава 2

Мисс Сильвер решила немного передохнуть, опустила руки на вязанье — шерстяной носок для военного летчика — и оглядела свое жилище. Во взгляде читались удовлетворение и искренняя благодарность. Столько бедных людей потеряли свои дома во время бомбежек, вообще все потеряли, а ее скромная квартирка в Монтегю-Мэншнс целехонька — даже все стекла в окнах на месте и без единой трещинки.

«Провидение Господне» — так называла она это, оглядывая голубые бархатные шторы, немного выцветшие за три года, но безупречно чистые, брюссельский ковер с ярким рисунком, обои в мелкий цветочек, тоже немного выцветшие, но сразу и не заметишь, разве что когда снимешь одну из картин. Она разглядывала все эти предметы и восхищалась ими. Переводила взгляд с гравюры Лэндсира «Монарх Глена» в рамочке из желтого клена на репродукции «Пузырьки», «Душа пробуждается» в точно таких же рамочках, а затем — на «Черного Брунсвикера». И сердце ее переполняла благодарность. Уютная, со вкусом обставленная комната в уютной и элегантной квартире. За те годы, что она проработала гувернанткой за мизерное жалованье, на которое только и могла рассчитывать гувернантка, она не чаяла и не надеялась, что когда-нибудь будет жить в такой замечательной квартире. Останься она гувернанткой, сейчас у нее не было бы ни бархатных штор, ни брюссельского ковра, ни этих гравюр, ни кресел-качалок с сиденьями, обитыми гобеленовой тканью в сине-зеленых тонах, с красиво изогнутыми ножками из орехового дерева, ни викторианских бюстов, ни ломберных столов, обитых мягкой тканью. Благодаря случаю, удачному повороту судьбы, она перестала быть гувернанткой и стала частным сыщиком, причем настолько успешным, что работа на этом новом поприще смогла обеспечить ее и бархатом, и гобеленовыми тканями, и ореховым деревом, и брюссельским ковром. Будучи глубоко и искренне верующей, мисс Сильвер не уставала возносить благодарность тому, кого называла Провидением, — за то, что позволило сохранить все ее имущество за два года войны.

Она уже собралась снова взяться за вязание — мисс Сильвер вязала носок для своего младшего племянника Альфреда, который недавно начал служить в ВВС, — как вдруг отворилась дверь, и ее бесценная пожилая Эмма объявила: «Миссис Андервуд». В ту же минуту в комнату вошла одна из тех полных женщин, что одеваются совершенно безвкусно и не к лицу. Черный костюм миссис Андервуд сидел на ней из рук вон плохо, не скрывая, а, напротив, только подчеркивая полноту. И с пудрой на лице тоже перебор, с губной помадой та же история, и было бы гораздо лучше, если бы она раз и навсегда отказалась от теней для глаз. А волнистые волосы под шляпкой — из тех, что считались ультрамодными, были уложены слишком, даже как-то неестественно тщательно — сразу видно, что она только что от парикмахера. Юбка явно коротковата, чулки слишком тонкие и прозрачные для столь полных ног, ну а туфли… Если даже они ей и не жали, причиняя боль при каждом шаге, они явно не стоили того, чтобы в них выряжаться. С широкой улыбкой миссис Андервуд протянула руку мисс Сильвер.

— О, мисс Сильвер! Уверена, вы понятия не имеете, кто я такая, но несколько недель назад мы виделись с вами у миссис Моурей… миссис Чарлз Моурей… Милая Маргарет, такая очаровательная дама… Я случайно проходила мимо и вдруг подумала: непременно надо зайти повидать вас! Только не говорите, что не помните о нашей встрече. Для меня она была просто незабываемой!

Мисс Сильвер улыбнулась и пожала протянутую руку. Она прекрасно помнила миссис Андервуд, прекрасно помнила брошенную Чарлзом Моуреем фразу: «Бедный старина Годфри Андервуд потерпел полное фиаско. Скучнее и глупее его нет на всем белом свете. А уж супружница его так и повисла на шее у Маргарет. Это напоминает „Поэму о старом моряке“ и альбатросе. Убейте, не понимаю, что случилось с Маргарет. Неужели она не может вывести эту женщину из дома и толкнуть под трамвай? Нет, вместо этого она приглашает ее на чай. Если эта особа задержится здесь еще немного, клянусь, я разобью этот чертов молочник из сервиза!»

— Как поживаете, миссис Андервуд? — бодро сказала мисс Сильвер. — Конечно, я прекрасно вас помню.

Дама уселась. На груди у нее красовалась двойная нитка жемчуга. Жемчужины поднимались и опускались в такт довольно учащенному дыханию. Скорее всего их владелица поднялась на лифте, однако, глядя на колыхание жемчужин, можно было подумать, что она взбежала на нужный этаж по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Отвергнув это абсурдное предположение, мисс Сильвер задалась вопросом: почему же так нервничает миссис Андервуд и не является ли причиной ее визита чисто профессиональный вопрос? А потому, прервав довольно пространные и неопределенные рассуждения гостьи на тему погоды, она заметила без всяких обиняков:

— Прошу прощения, миссис Андервуд, но, поверьте, всегда лучше прямо перейти к делу. У вас имеются какие-то особые причины повидаться со мной, или же прикажете расценивать это просто как дружеский визит?

Миссис Андервуд изменилась в лице. И это ей явно не шло. Под слоем пудры покрасневшая кожа приобрела довольно неприглядный розовато-лиловый оттенок. А потом она как-то странно и визгливо хихикнула.

— О, ну почему же! Любой друг моей дорогой Маргарет… и я просто проходила мимо. Это совпадение, не более того. Шла себе по улице, потом поднимаю глаза и вижу — да это же Монтегю-Мэншнс, прямо по пути. Ну и я почувствовала, что просто не могу пройти мимо.

Мисс Сильвер защелкала спицами. Создание носка для новобранца ВВС возобновилось. С грустью размышляла она о природе лживости — этот прискорбный порок, как ей казалось, можно попытаться исправить только в раннем детстве. А потом заметила с присущей ей прямотой:

— Но как вы узнали, что я живу именно здесь, миссис Андервуд?

Та снова покраснела — густо и некрасиво.

— Видите ли, Маргарет Моурей как-то упомянула об этом — так уж получилось, к слову пришлось. И я почувствовала, что просто не могу пройти мимо, не навестив вас. У вас совершенно очаровательная квартира! Жить в квартире гораздо удобнее, чем в отдельном доме, вы согласны? Ни лестниц, ничего такого. Неудивительно, что прислуга так неохотно идет работать в эти дома с подвалами. А если вы, к примеру, вдруг захотели уехать, положили себе ключ в карман, и все.

Мисс Сильвер промолчала. Спицы продолжали щелкать. Она надеялась, что гостья все же перейдет наконец к делу. Какой, однако же, у нее неприятный голос — высокий, визгливый, и к нему примешивается звук, который издает надтреснутый фарфор.

Миссис Андервуд меж тем не умолкала:

— Нет, разумеется, есть свои недостатки. Когда я жила за городом, то просто обожала свой сад. Очень любила сад, но мужу пришлось переехать поближе к месту работы, к министерству военно-воздушных сил, знаете ли. Ну а когда приказом его перевели на север, у меня осталась только квартира, и, если бы не война, я бы успела дюжину раз сдать ее, но, сами понимаете, кто же сейчас захочет снимать квартиру в Лондоне. Хотя она находится не в самом Лондоне, а в Патни. Такой чудесный старый дом, знаете ли, из тех, что прежде украшали пригороды. Он принадлежал Вандерлёру, художнику, сколотившему огромное состояние на написании портретов королевских особ, самой Виктории и всех этих детей, так что, понятное дело, заработал кучу денег, хотя обычно художники у нас просто нищенствуют, едва сводят концы с концами. Но, думаю, он нашел правильный подход. И должно быть, содержать такой дом было ужасно дорого. После смерти Вандерлёра он довольно долго пустовал, ну а потом его переделали в многоквартирный. Но сад теперь уже совсем не тот — сами понимаете, нанять хорошего садовника нынче почти невозможно. Ну и потом мне хотелось бы быть поближе к мужу. Чтобы подыскать что-нибудь пристойное, пришлось тут на днях съездить и посмотреть одно бунгало — всего три комнаты и кухня, а просят за него пять с половиной гиней в неделю, и…

— Цены просто непомерные, следовало бы как-то их контролировать, — только и успела вставить мисс Сильвер.

— Ну вот и я решила остаться на прежнем месте.

— Очень разумно с вашей стороны.

— Хотя, как я уже говорила, есть свои недостатки — жить в таком тесном соседстве с совершенно посторонними людьми. В доме восемь квартир, надеюсь, вы представляете, что это такое — подниматься в лифте вместе с людьми, которых даже толком не знаешь в лицо, можете себе представить?

Мисс Сильвер не представляла.

Жемчужины то опадали, то поднимались. Миссис Андервуд продолжала тарахтеть:

— С одной стороны, вроде бы знакомые, с другой — нет. А те, с которыми вроде бы можно держаться на дружеской ноге, далеко не всегда отвечают тем же. Взять, к примеру, мисс Гарсайд — просто ума не приложу, что она о себе возомнила, ходит с таким видом, словно не принадлежит к этому миру. А если встретишься с ней в лифте, так она смотрит на вас так, как будто вы находитесь на другой стороне улицы, а она видит вас в первый раз и не отличит от Адама, если вам доведется столкнуться с ней снова. Самое откровенное хамство — вот как я это называю. Хотя есть люди, о которых вы вовсе ничего не знаете, — но лично я, надо сказать, ничего не имею против них, однако трижды следует подумать перед тем, как что-то сказать. А Мид — она очень привлекательная девушка и доводится племянницей мужу, а не мне, хотя лично я не чувствую никакой разницы и очень рада, что она живет с нами, раз ей того хочется. Но знаете ли, жить в одной квартире с молодой девушкой, тут следует соблюдать осторожность, и это совсем не то, что жить одним.

Только тут для мисс Сильвер забрезжил свет в конце туннеля.

— Кто-то обидел вашу племянницу?

— Она не моя племянница, а мужа, я ведь уже говорила, разве нет? Но я не чувствую никакой разницы, это я тоже уже говорила. О нет, никто ее не обижал, и я уверена, в нашем доме квартиры сдают только очень приличным людям. И я не хочу создавать у вас ложное впечатление в этом плане.

Мисс Сильвер оставалось только гадать, какое же впечатление хотела создать эта говорливая особа. Когда она рассказывала о покойном Вандерлёре и его доме, дыхание ее нормализовалось. Теперь же она снова задышала учащенно. Что-то у нее на уме, это определенно. И что бы это ни было, именно оно заставило миссис Андервуд сначала выпытать у Маргарет Моурей адрес мисс Сильвер, а затем проделать весь этот путь из Патни до Монтегю-Мэншнс. Впрочем, изначальный импульс мог и угаснуть. Уже не впервые посетитель, который мог бы стать клиентом, как эта миссис Андервуд, заявлялся домой к мисс Сильвер, а потом нервно ретировался, так и не рассказав о причине своих страхов, так и не попросив о помощи.

Мысль о том, что эта полная, пусть и безвкусно, но модно одетая дама могла стать жертвой какого-то тайного и страшного заговора, не вызвала улыбки на губах мисс Сильвер. Она знала, что такое страх, привыкла распознавать его с первого взгляда. Миссис Андервуд явно чего-то боялась. А потому мисс Сильвер заметила:

— Очень важно создать верное впечатление о каждом. Ведь вещи и люди не всегда таковы, какими кажутся на первый взгляд, я права?

Миссис Андервуд стыдливо опустила глаза. Казалось, она задернула шторы, впрочем, недостаточно быстро. Буквально за секунду до этого в глазах, этих окнах души, светился страх — неприкрытый животный страх существа, угодившего в ловушку.

Мисс Сильвер покосилась на свое вязанье и спросила:

— Чего именно вы боитесь, миссис Андервуд?

Полные руки в перчатках нервно затеребили бисерную сумочку. Оттуда появился носовой платок. Им гостья промокнула вспотевшее лицо. Голос, до этого такой высокий и резкий, упал до жаркого шепота.

— Тут так душно… так тесно…

На верхней губе блестели капельки пота. Платок ее тоже промок и оказался испачкан помадой. Карикатура на трагедию всегда выглядит пугающе. Эта дама, такая полная, такая самоуверенная, такая вульгарная, выглядела насмерть перепуганной. Мисс Сильвер предпочитала иметь дело с клиентами, вызывающими у нее симпатию, но чувство долга, присущее ей, было непоколебимо. И она произнесла мягко, однако достаточно твердо:

— Вы чем-то напуганы. И пришли сюда рассказать мне об этом. Не правда ли? Так почему бы не рассказать?

Глава 3

Миссис Андервуд чуть слышно ахнула.

— Не знаю, поверьте мне. Вообще-то ничего особенного не произошло. И день сегодня выдался очень теплый, не правда ли?

— А мне кажется, вас что-то очень тревожит, — заметила мисс Сильвер. — И я думаю, вам лучше рассказать об этом. Поделим ваши неприятности пополам, и тогда у вас их останется вдвое меньше.

Мейбл Андервуд глубоко вздохнула. А потом вдруг неожиданно просто сказала:

— Вы мне не поверите.

Мисс Сильвер улыбнулась. И заметила:

— Я готова поверить во что угодно, миссис Андервуд.

Но момент простоты и искренности был упущен. И жемчужины на груди продолжали учащенно подниматься и опадать.

— Сама не понимаю, почему я это сказала. Девушки бродят во сне, такое иногда случается, тут уж ничего не поделаешь.

— Так ваша племянница бродит во сне?

— О нет, только не Мид. Но даже если бы такое случилось, лично меня это нисколько бы не удивило. После того, что ей довелось пережить.

Мисс Сильвер снова принялась вязать. Спицы пощелкивали, и было в этом звуке нечто ободряющее.

— Вот как?

— О да! Ее торпедировали, вернее, не ее, конечно, а корабль. В прошлом году она сопровождала детей своего брата в Америку, сам он, увы, погиб во Франции. А мать у них американка, ну она и отправилась туда навестить своих родственников. Бедняжка была просто потрясена гибелью мужа, хотела как-то отвлечься, вот Мид и повезла детей к ней. Ну и, конечно, не смогла сразу вернуться домой, до самого июня. А на обратном пути в корабль попала торпеда, разнесла все в клочья, бедняжка уцелела, но потеряла жениха — она тогда не особо распространялась на эту тему, но знаю одно: они познакомились в Штатах. Он находился там с секретной миссией — закупка танков, что-то в этом роде. Но наверное, я не должна говорить, хотя не думаю, что теперь это имеет такое уж значение, поскольку он утонул. И разумеется, это было страшным ударом для Мид.

Наконец-то миссис Андервуд стала называть вещи своими именами и подошла к сути дела. Мисс Сильвер вспомнила слова Чарлза Моурея: «Фонтанирующий противогаз», вспомнила и возражение Маргарет: «Но, Чарлз, дорогой, противогазы не фонтанируют!» Она деликатно кашлянула и заметила:

— Вполне естественно. Но вы только что говорили, что ваша племянница не бродит во сне.

Миссис Андервуд приложила палец к губам.

— Ну, не знаю… Не думаю, чтобы это проделывала Мид. Возможно, Айви.

— Айви?

— Наша служанка, Айви Лорд. Ни за что не стала бы держать ее в доме, но сейчас так сложно найти прислугу, так что приходится мириться с чем угодно.

Спицы продолжали щелкать. Мисс Сильвер спросила:

— С чего вы взяли, что эта девушка бродит во сне?

Миссис Андервуд выпалила залпом:

— Я нашла у себя в комнате на полу письмо!

— Вот как? — произнесла мисс Сильвер, и пухлые бледные щеки ее гостьи снова обрели сиреневатый оттенок.

— А как иначе оно могло туда попасть? Я пыталась придумать объяснение, но ничего другого просто в голову не приходит. Когда я ложилась спать, его там не было, это точно. А раз не было, значит, кто-то его принес, и мне хотелось бы знать, кто именно. Квартиру запирают на ночь на все замки, в доме были только я, Мид и Айви, но первое, что я увидела, проснувшись утром, так это листок бумаги, лежавший прямо под окном.

— Листок бумаги или письмо?

Мисс Андервуд промокнула платочком лоб.

— Это был клочок, оторванный от моего собственного письма. И лежал он в спальне, прямо под окном. Словно кто-то заходил ночью в комнату и подбросил его, потому как точно помню: когда я ложилась спать, его там не было, готова поклясться! — Рука с зажатым в ней платочком дрожала. Миссис Андервуд уронила ее на колени, не выпуская платок из крепко сжатых пальцев.

Мисс Сильвер подалась вперед, к ней.

— Но почему это так вас пугает? В этом письме… было что-то такое?…

Рука перестала теребить платок, сжалась в кулак, и миссис Андервуд торопливо, еле слышно пробормотала:

— О нет, конечно, нет… Это было обычное деловое письмо… совсем не такое уж и важное. Но я не представляю, как оно туда попало, и это меня пугает. Довольно глупо, понимаю, но этот густой туман по ночам и война, они, знаете ли, ужасно действуют на нервы, вам не кажется?

Мисс Сильвер кашлянула.

— Нет, слава Богу, с нервами у меня все в порядке. Так это было письмо, которое вы получили или, напротив, написали и собирались отправить?

Миссис Андервуд достала пудреницу и занялась своим лицом.

— А, это… Да, я его написала, ничего важного, просто из него был вырван клочок.

— Так вы написали, но не отправили?

Дрожащими пальцами она захлопнула пудреницу.

— Я… э-э, видите ли…

— Или все же отправили? Вот что, миссис Андервуд, для вас же лучше сказать мне всю правду. Письмо было отправлено, именно поэтому вы так встревожились, увидев вырванный из него клочок на полу.

Миссис Андервуд открыла рот, потом закрыла. Ну в точности вытащенная из воды рыба, подумала мисс Сильвер. Не слишком лестное сравнение. И она произнесла доброжелательно, но твердо:

— Если кто-то вас шантажирует…

Миссис Андервуд вскинула обе руки, точно защищаясь от невидимого противника, и воскликнула:

— Откуда вы знаете?

Мисс Сильвер добродушно улыбнулась:

— Это мое ремесло — сразу распознавать что-то подобное. Вас напугало это письмо. Вполне естественно предположить, что вас шантажируют.

Слова были подобраны точно, все упростилось, сразу встало на свои места. Миссис Андервуд испытала облегчение. Худшее, ну или почти худшее было позади. Ей и в голову не приходило, что она сможет рассказать такое кому-либо, даже когда выпытывала адрес у Маргарет, даже когда поднималась в лифте, а потом позвонила в дверь. Но как только эта такая немодная, простецкого вида женщина вдруг догадалась, она почувствовала облегчение и поняла: ей можно рассказать все. Нет, не обязательно все. Что-то дрогнуло в ее душе, и она сказала себе: «О нет… никогда!» Впрочем, сейчас они могут обсудить все это как бы со стороны, и совсем не обязательно углубляться в подробности. И тут, словно прочитав ее мысли, мисс Сильвер заметила:

— Вам совсем не обязательно рассказывать мне все. Если не хотите, не надо.

Миссис Андервуд откинулась на спинку кресла и сказала просто:

— Ну, если вам так уж нужно знать… да, я отправила его. Поэтому так испугалась, увидев…

— Вы отправили по почте письмо, фрагмент которого увидели затем на полу в своей спальне?

— Ну да… да. Это меня очень расстроило.

— Бог ты мой! — воскликнула мисс Сильвер. — Вы написали письмо, отправили его по почте, а потом нашли обрывок этого письма под окном.

— Именно.

— Скажите, а вы сами отправляли это письмо или поручили служанке?

— О нет. Я отправила сама, собственными руками.

— А у вас не было копии этого письма или черновика?

Миссис Андервуд покачала головой.

— Оно было одно, написанное собственноручно.

Мисс Сильвер продолжала вязать. И после паузы сказала:

— Скорее всего ваше письмо было ответом на письмо человека, который, возможно, вас шантажирует. Вам известно, кто этот человек?

Ее собеседница снова покачала головой с волнистыми кудряшками, выкрашенными в светло-каштановый цвет. И снова покраснела.

— Понятия не имею. Просто ума не приложу. Адрес был, и я даже съездила посмотреть — ужасно далеко, на другом конце города, но я все равно поехала. Ну и когда добралась, увидела, что по этому адресу находится табачная лавка. Мне сказали, что люди часто приходят сюда за письмами, и я так поняла, что у этих людей разбомбили дома. Но я не очень-то поверила, ни единому слову, а больше мне ничего не сказали. Ну и я отправила это письмо, опустила в ящик в самом конце улицы и вернулась домой.

— Так вы отправляли письмо с другого конца города?

Миссис Андервуд кивнула:

— Да, именно так. Поэтому и испугалась, не смогла понять, как и почему оно вернулось в Вандерлёр-Хаус и как эта особа, Айви Лорд, сумела подсунуть обрывок мне в спальню? А ведь это она сделала, больше просто некому. Неужели вы не понимаете? У нее оказался обрывок моего письма, во сне она ночами бродит по дому. А это означает, что человек, которому я написала, живет в одной из квартир Вандерлёр-Хауса. Ну, скажите, разве это не ужасно, и что прикажете мне теперь делать? Как подумаю, возникает такое ощущение, будто вот-вот начнется сердечный приступ. А если это не она, если она не бродит во сне, так получается еще того хуже, верно? Потому что это означает, что она в сговоре с этим мошенником, кем бы он там ни был. И вообще в самом этом поступке просматривается безумие! Ну, скажите, какой смысл подбрасывать мне обрывок письма? Она, должно быть, совсем свихнулась или вляпалась в какую-то мерзкую историю, и выгоды я в том не вижу ни для кого. Стараюсь держаться от нее подальше. Две ночи подряд и глаз не сомкнула, ну а потом вспомнила, что говорила о вас Маргарет, раздобыла ваш адрес и вот пришла. Все это чистая правда.

Да, это была чистая правда, и сейчас с мисс Сильвер говорила совсем другая женщина — простая, родившаяся и выросшая в деревне, сохранившая присущую сельским жителям смекалку и даже проницательность. Так что Чарлз Моурей, говоря о том, что скучнее и глупее этой особы на свете нет, попал пальцем в небо.

Мисс Сильвер одобрительно закивала.

— Неплохо сказано, миссис Андервуд. А знаете что? Вам надо обратиться в полицию.

Ее гостья снова затрясла кудряшками.

— Не могу.

Мисс Сильвер вздохнула.

— Все так говорят, и потому шантаж продолжается. Вы уже что-нибудь заплатили?

Миссис Андервуд глубоко вздохнула.

— Пятьдесят фунтов… И, Господи, что я скажу Годфри, просто ума не приложу!

— Деньги были в письме, которое вы отправили?

— О нет, они были в первом, отправленном полгода назад, сразу после того, как Годфри уехал на север. А на этот раз я написала, что ничего не заплачу. Просто не могу… мне нечего им дать, мисс Сильвер. Это и было написано на том обрывке бумаги. «Мне нечего вам дать».

Мисс Сильвер продолжала стучать спицами.

— Наверняка этот человек угрожает рассказать что-то вашему мужу. Может, лучше скажете ему сами?

Миссис Андервуд испустила еще один тяжкий вздох. А потом сказала:

— Не могу. — Этим и ограничилась.

Мисс Сильвер укоризненно покачала головой.

— Было бы куда лучше, если бы вы это сделали. Но не стану на вас давить. Скажите, а с чего вы взяли, что эта девушка, Айви Лорд, ходит во сне? Она что, уже не раз была в этом замечена?

Миссис Андервуд так и ахнула.

— Неужели я вам не говорила? Вот что значит, когда вся на нервах… мне казалось, я об этом упоминала. Ну, во-первых, Айви сама призналась мне, что бродит во сне. Она догадалась об этом, увидев как-то раз, что башмаки, которые сама же начистила накануне вечером, утром оказались сплошь заляпаны грязью. И что ее тетушка якобы советовала Айви наняться на работу именно в квартиру, а не в дом, потому как не пристало добропорядочной девушке шляться по ночам неизвестно где и неизвестно зачем в одной ночной рубашке и башмаках. Мне казалось, я вам говорила.

Мисс Сильвер отрицательно покачала головой:

— Нет, этого вы не говорили. Так чего же именно вы от меня хотите, миссис Андервуд? Чтоб я приехала в Патни взглянуть на вашу служанку?

Но Мейбл Андервуд уже поднималась из кресла. Носовой платок и пудреница отправились в блестящую черную сумочку. Деревенский говор и деревенские манеры вновь сменились напускным претенциозным аристократизмом. Она произнесла с жеманным акцентом:

— О нет, у меня и в мыслях не было беспокоить вас. Вы были так добры и любезны, но ни о какой профессиональной помощи и речи быть не может. Всего лишь дружеский визит, видите ли, и, разумеется, я могу рассчитывать на полную конфиденциальность, не так ли?

Мисс Сильвер мрачно пожала протянутую ей руку. А потом заговорила, и в голосе ее звучал упрек:

— Можете на меня положиться. Всего вам доброго, миссис Андервуд.

Глава 4

Мид упаковывала посылки вот уже три часа. Ужасно утомительное занятие. Она вышла на улицу, дошла до угла. Одна надежда, что не придется долго ждать автобуса — не ее обычного маршрута, поскольку ей надо было доехать до универмага «Харродз» по поручению тетушки Мейбл. Поручение это сыграло роль «последней капли», но возразить она не осмелилась, потому что знала, какая последует отповедь. «Если ты не в силах упаковать несколько посылок и потратить пять минут на покупки, чтобы избавить меня от поездки через весь Лондон, с чего это тогда вообразила, что можешь вступить в ВТС?»

Автобуса пришлось ждать почти десять минут.

Было половина пятого, когда она вышла из «Харродз» через одну из боковых дверей и… лицом к лицу столкнулась с Джайлзом Армитейджем. Джайлз смотрел сверху вниз на девушку в сером фланелевом костюме и маленькой черной шляпке — миниатюрное создание с пышным облаком волос и чудесными выразительными глазами. Волосы были темные, глаза — удивительно чистого и глубокого серого оттенка. Вот она подняла их, взглянула на него, и они так и вспыхнули, так и засияли, как звезды. А бледные щеки на худеньком личике озарились румянцем. И вот она уже вцепилась ему в руку и еле слышным голоском пролепетала:

— Джайлз…

И тут словно все померкло. Краски, свет, даже придыхание, с которым она произнесла его имя, все исчезло, перестало существовать. Колени у нее подогнулись, и, если бы он не проявил проворства, не подхватил ее вовремя, она бы рухнула на тротуар. Она была такая маленькая, легонькая, держать ее не составляло труда. Все равно что держать котенка.

Она узнала его — это несомненно. Он взмахом руки остановил такси, которое как раз отъезжало от обочины, и усадил Мид на заднее сиденье.

— Через парк, только поезжайте медленно. Я скажу, где остановиться.

Он уселся сам и захлопнул дверцу. Девушка полулежала, откинувшись на спинку сиденья. Глаза были открыты. И вот она протянула к нему руки, и он, даже не успев сообразить, как это получилось, обнял ее. Она, похоже, ожидала именно этого, да и он, сколь ни странно, тоже. Она так крепко вцепилась ему в руку, словно не хотела никогда больше отпускать. И все это казалось таким естественным. А он испытал сильнейшее желание заботиться о ней, вернуть румянец на эти бледные щеки, сделать так, чтобы у нее снова загорелись глаза. И при этом Джайлз был совершенно уверен, что никогда прежде не встречал этой девушки. Она же повторяла его имя снова и снова: «Джайлз, Джайлз, Джайлз…» Ни одна девушка на свете не станет с такой страстью и нежностью называть имя мужчины, ну разве только в том случае, если она влюблена в него до беспамятства. До чего же это скверно — потерять память! Что может он сказать девушке, которая помнит то, что ты забыл?

Внезапно она отпрянула и произнесла уже совсем другим голосом:

— В чем дело, Джайлз, что случилось? Почему ты молчишь? Ты меня просто пугаешь!

Майор Армитейдж был человеком действия. Эта проблема требовала решения. И он безотлагательно начал ее решать. Ярко-синие глаза на мужественном загорелом лице улыбнулись ей. И он сказал:

— Прошу вас, не надо! Обещайте, что не упадете больше в обморок, договорились? На самом деле это я напуган. Будьте добры, помогите мне, пожалуйста. Дело в том, что наш корабль торпедировали, и я потерял память. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь буду чувствовать себя полным идиотом.

Мид отодвинулась, забилась в угол сиденья. Джайлз ее просто не помнит!.. Сердце так и замерло, она похолодела. А потом пробормотала тихо:

— В обморок я не упаду. Обещаю.

Но ей было страшно больно. Джайлз воскрес из мертвых, но стал чужим человеком. Смотрит на нее, как смотрел, когда они встретились в первый раз, у Кити Ван Ло. И тут вдруг ощущение пронизывающего холода исчезло, сердце вновь жарко забилось — тогда он влюбился в нее с первого взгляда, а раз так, то ведь это может повториться вновь. Что с того, что он ее забыл? Он — Джайлз, она — Мид, и он жив, жив, это самое главное! «Господи, благодарю Тебя за то, что оставил Джайлза в живых!»

Тут он увидел, как порозовели ее щеки и засияли глаза. Странное ощущение — точно ему удалось сделать нечто удивительное. И он тихо спросил:

— Вы кто?

— Мид Андервуд.

— Мид Андервуд… — повторил он. — Красивое имя. Могу я называть вас просто Мид?

Быстрый и неуловимый проблеск в памяти — точно свет отразился от блестящего птичьего крыла и тотчас погас. Он не успел уловить. А она ответила просто:

— Да.

— Я давно вас знаю?

— Не очень. Мы познакомились в Нью-Йорке первого мая у Кити Ван Ло. Вы ее помните?

Он отрицательно покачал головой.

Она разглядывала его ярко-синие глаза, коротко остриженные светлые волосы над загорелым до красноты лбом и вдруг подумала: «Он… жив. Разве все остальное имеет хоть какое-то значение?» И почему-то обрадовалась, услышав, что он не помнит Кити Ван Ло.

— Не помню ничего, за исключением работы, из-за которой тогда поехал туда. Не помню, куда ходил, где и с кем проводил время после Рождества тридцать девятого. Все остальное словно тонет в тумане, особенно воспоминания личного толка. Почему?… — Тут голос у него изменился. — Я даже не помню, что мой брат Джек погиб. Он был со мной в Дюнкерке, и я знаю, что он убит, но не могу, просто не в силах вспомнить обстоятельства его гибели. Ровным счетом ничего. И теперь получаю все сведения от приятеля, который тогда был со мной. Помню, что находился во Франции, помню, как выбирался из Дюнкерка, какой работой занимался в военном министерстве, но ничего из личной жизни. Могу рассказать все о своей работе в Штатах, ну, о технической, так сказать, составляющей. Вам это наверняка покажется смешным, но я помню парня из своего первого полка, он был отличным игроком в бридж. Напивался каждый вечер в стельку, но на игру это ничуть не влияло. Он садился за стол настолько пьяным, что не понимал ни слова из того, что ему говорят, зато помнил каждую выпавшую карту и ни разу не ошибался. Вот такая странная теперь у меня память. Так, значит, мы познакомились у Кити Ван Ло. Ну а куда пошли потом?

Он видел, как блеснули глаза Мид. У него уже голова шла кругом от всей этой истории, от странной смеси знакомого и незнакомого. Она ответила:

— О, мы ходили в разные места.

— Хорошие места?

— Да, очень хорошие.

— И много их было?

— Много.

— А когда вы вернулись из Штатов?

Она не сводила с него глаз. А потом ответила тихо:

— В июне.

Он покраснел.

— Надо же, и я тоже, по крайней мере мне так говорят. То есть я тоже возвращался домой, и тут в корабль угодила торпеда. — Он усмехнулся. — Пару дней спустя меня подобрало какое-то грузовое судно. Я так вцепился в спущенный веревочный трап, что меня не сразу смогли оторвать, ну так они говорили. И ничего не помнил о себе, ничегошеньки. При взрыве меня оглушило, чем-то ударило по голове. И очнулся я потом только в Нью-Йорке, в больничной палате, и никто не знал, кто я такой. Вот такие дела… Так вы говорите, в июне. Не думаю, что мы вместе пустились через Атлантику, это вряд ли… или я не прав? Ах, вот как? Значит, все-таки вместе? Что ж, надеюсь, мне удалось спасти вам жизнь.

Мид кивнула. И на какое-то время лишилась дара речи. Вся эта ужасная картина живо предстала перед глазами — тьма, страшный грохот, треск ломающихся переборок… затем чудовищной силы поток воды, которая нахлынула, затянула их… Вот Джайлз приподнимает ее, помогает забраться в спасательную шлюпку. Она сказала:

— Вы посадили меня в одну из шлюпок.

— Вы были в порядке или ранены?

— Сломала руку и несколько ребер. Но теперь все зажило. Все хорошо.

— Уверены?

— Совершенно уверена.

Они не сводили глаз друг с друга. И молчали. Наконец молчание стало невыносимым, и он спросил:

— Насколько хорошо мы знали друг друга, Мид?

Она закрыла глаза. Длинные черные ресницы легли на щеки, как тени. Три месяца она не слышала, как он называет ее по имени. И во снах, где они снова были вместе, он никогда не спрашивал ее об этом. А теперь говорит с ней как совершенно незнакомый человек. До чего же это больно! Тут он вдруг заметил встревоженно:

— Вы так бледны. Могу я отвезти вас? Только скажите куда. Вы же обещали не падать в обморок, верно?

Ресницы дрогнули, и она посмотрела ему прямо в глаза. С тревогой и надеждой, от чего он вдруг очень смутился. А потом прошептала:

— Не упаду. Постараюсь. Думаю, мне лучше поехать домой.

Глава 5

Они распрощались на ступеньках перед входом в дом Вандерлёра, такси осталось ждать по другую сторону дороги, напротив массивного викторианского особняка. Еще не стемнело, но день выдался какой-то серый, безрадостный — ни капли живого яркого цвета, ни лучика солнца. А значит, сегодня ночью снова будет туман. И настроение у Мид было под стать погоде — сумеречное, серое и безрадостное, к тому же она еле держалась на ногах от усталости. Внезапное чудесное воскрешение Джайлза, затем шок, который она испытала, поняв, что он забыл о ее существовании, — все это, безусловно, сказалось, вымотало силы, душевные и физические. Они встретились и вот теперь прощаются и, возможно, никогда не увидятся снова. Эта мысль пронзала болью все ее существо. Сейчас он уедет, вернется к своей работе и не вспомнит о сегодняшней встрече, а если и вспомнит, то как о курьезном случае, досадном недоразумении, и сочтет, что лучше им больше не видеться. И ей придется с этим смириться, поскольку вероятность такого поворота событий весьма велика. Он столкнулся на улице с глупой, склонной к обморокам девицей, совершенно незнакомой — вот что он теперь будет помнить. Мужчины терпеть не могут девушек, которые плачут и падают в обморок. Он был добр к ней. Джайлз вообще добрый. Она была свидетелем тому, с какой добротой он относился к бродячим собакам и назойливым пожилым дамам. Но, избавившись от девушки, доставившей столько малоприятных хлопот, он вряд ли будет искать продолжения знакомства, к чему ему лишние проблемы. А потому она собиралась навсегда распрощаться с Джайлзом. Только не сметь плакать, не сметь падать в обморок! Она должна расстаться с ним достойно и красиво.

Она протянула руку, он пожал ее, а потом взял ее за другую руку, зажав обе в ладонях. У Джайлза всегда были такие сильные теплые руки!.. А затем он заговорил серьезным тоном, немного запинаясь, — так говорят люди, за словами которых стоят сильные чувства.

— Это неправильно… мы не должны расставаться навсегда. Вам больно, я вижу и меньше всего на свете… хочу обидеть вас. Пожалуйста, не обижайтесь, позвольте мне сейчас уехать и хоть немного прийти в себя. Нас обоих… просто сразило это происшествие. Дадите мне номер вашего телефона?

Это было так похоже на прежнего Джайлза, что она едва удержалась от смеха.

— Вы просили телефон у меня в Нью-Йорке, в день нашей первой встречи.

— Наверняка просил. И вы дали?

— Да.

— Тогда сделаем это еще раз. Итак, какой у вас номер?

Она продиктовала, глядя, как он записывает, — в точности как в тот, первый, раз. Вот только записная книжка у него была новенькая. А та, наверное, затонула где-то в Атлантике, и номер ее нью-йоркского телефона размыла вода, полностью стерла со страницы, как сама она стерлась из памяти Джайлза.

Он сунул записную книжку обратно в карман и снова взял девушку за руки.

— Мне пора… но я вам позвоню. Вы не против?

Нет, конечно, она не против.

Он подержал ее руки еще секунду, затем направился к ожидавшему такси, и гравий хрустел у него под ногами.

Мид провожала его глазами. Если он обещал позвонить, значит, расстались они не навсегда. И на сердце у нее слегка потеплело при этой мысли. Она поднялась в лифте, вышла на первой площадке. Андервуды, квартира номер три. Надо бы рассказать обо всем тете Мейбл, и чем скорее, тем лучше. И в то же время она всем сердцем противилась этому. Ей не хотелось рассказывать о Джайлзе ни единому человеку на свете. Когда ты, разбитый болезнью, лежишь в больнице и приходит какой-нибудь добрый дядюшка и держит тебя за руку, так и подмывает выложить ему все. Но с другой стороны, тетя просто должна знать о Джайлзе. Имеет на это полное право. Дядя Годфри всегда был очень добр к Мид, но он непременно проболтается тете Мейбл, а тетушка Мейбл оповестит об этом весь мир. И тогда все узнают, что Джайлз жив, но забыл ее и, разумеется, они больше не помолвлены. Придется сказать, преодолеть себя.

И она преодолела. Это было нелегко. Мейбл Андервуд не сделала ровным счетом ничего, чтобы облегчить эту задачу. Она изо всех сил старалась быть доброй, но добавила последнюю каплю:

— Так он тебя совсем не помнит?

— Он вообще ничего не помнит.

— Как странно! Ты что же, хочешь сказать, он даже имени своего не помнит?

— Имя помнит.

— А кто он такой, и какая работа была у него в Америке?

— И это помнит.

Голос у миссис Андервуд стал скрипучим и резким.

— А тебя, получается, не помнит? Но, дорогая, это просто смешно! Он хочет отделаться от тебя, разорвать помолвку! Дядя Годфри должен непременно с ним поговорить! Ты только не волнуйся, у молодых мужчин бывают такие закидоны, но твой дядя все исправит, поставит на свои места. Не думай, что за тебя некому заступиться. И не волнуйся, все образуется, все будет хорошо.

Слышать это было совершенно невыносимо, но она выслушала. Отсутствие сочувствия и доброты перенести гораздо легче. Тетя Мейбл так старалась быть доброй, но подтекст был совершенно очевиден: она считала, что Джайлз Армитейдж — вполне подходящая пара для столь никчемной девицы, как Мид. А потому твердо вознамерилась вернуть невесте жениха.

Но всему рано или поздно наступает конец. И Мид сочла, что сейчас ей лучше всего прилечь и хоть немного прийти в себя.

— Айви принесет тебе ужин прямо в постель. А я поднимусь к Уиллардам, сыграю партию в бридж.

Мид испытала облегчение, хотя и была уверена: ровно через пять минут Уилларды узнают все о Джайлзе, а также о взглядах Мейбл Андервуд на то, какие меры воздействия следует применять к столь непостоянным молодым людям. Но что толку думать об этом. Тетушку Мейбл все равно не переделать, и чему быть, того не миновать.

Лежа в постели, Мид решила: пусть все идет своим чередом. Нет смысла размышлять об этом, надеяться, строить планы, нет смысла горевать.

Вошла Айви с подносом — рыбные котлетки и чашка «Овалтина» [5]. Мид села в постели и подумала: «Да и она тоже выглядит не лучшим образом. У этой девушки совершенно несчастный вид». И она, сама того от себя не ожидая, выпалила:

— Ты выглядишь усталой, Айви. Уж не заболела ли?

— Голова немного побаливает. А так ничего страшного, причин извещать родных нет.

Типично лондонская девушка, маленькая, худенькая, с бледным узким личиком и прямыми каштановыми волосами.

— А где твои родные?

Айви дернула плечиком.

— Считайте, что и вовсе нет, о ком бы стоило говорить. Бабушка эвакуировалась, поселилась на квартире у одной симпатичной леди. Они законсервировали четыре дюжины банок с помидорами из собственного огорода, ну и разные другие овощи поспевают каждый день. Вполне можно продержаться какое-то время, верно?

— И что же, больше у тебя никого нет?

Айви кивнула:

— Только бабушка и тетя Фло. Вот и вся моя родня. А тетя Фло работает в ВТС, и им выдали такие хорошенькие форменные шапочки, красные с зеленым, — просто прелесть! Она хотела, чтобы и я пошла туда работать, но меня не приняли по состоянию здоровья. А все из-за несчастного случая еще в детстве, в холле.

— В каком еще холле?

— В мюзик-холле, мисс. Варьете. Я выступала там с сестрой Глэд. Мы назывались гуттаперчевыми девочками, были акробатками. А потом произошел несчастный случай на проволоке, она была натянута очень высоко. Глэд разбилась насмерть, а мне сказали, что я для представлений больше не гожусь, так что пришлось пойти в прислуги, и, видно, так до конца жизни и ходить мне в прислугах. Врачи не выдали мне разрешения на работу.

— Мне очень жаль, — мягким тихим голосом заметила Мид. А потом добавила: — Иди-ка ложись в постель, Айви, отдохни хорошенько. Миссис Андервуд ты сегодня больше не понадобишься.

Айви снова дернула плечиком.

— Ложиться в постель… от этого, похоже, толку мне никакого. Мне снится, как мы с Глэд снова и снова ходим по той проволоке. Поэтому я и стала бродить по ночам, еще когда жила в Суссексе, а бабуля сказала, что порядочной девушке ночами бродить не пристало и что лучше мне устроиться на работу в квартиру, откуда не очень-то и выйдешь ночью.

Мид зябко поежилась, сама не понимая, что это на нее вдруг нашло. Да уж, из дома Вандерлёра не так-то просто выбраться после того, как Белл запирает все двери на ночь. Просто жуть берет, стоит только подумать, как бродишь в полутьме вниз и вверх по узкой, огибающей лифт лестнице. И она торопливо спросила:

— А теперь ты больше не ходишь во сне?

Айви отвела взгляд.

— Сама не знаю, — неуверенно ответила она. — Хотите еще одну рыбную котлетку? Сама готовила, меня бабуля научила. И выходят просто чудо до чего вкусные, с томатным соусом, и еще в них надо добавить немножко креветочной пасты. В ней самый смак, верно?

Она унесла поднос, в комнате вновь воцарилась тишина, Мид взяла книгу и попыталась читать, но о чем эта книга, что говорят строчки мелко набранного текста, понять она затруднялась. На тумбочке рядом с постелью стояла лампа с абажуром. Мягкий золотистый свет падал на плечо Мид, на розовые простыни миссис Андервуд, на уголок розовой наволочки с оборками. Вообще-то то была спальня Годфри Андервуда, поэтому на тумбочке рядом с лампой стоял телефон. Дядя Годфри и розовая наволочка с оборками — нет и не было, пожалуй, на свете ничего более несовместимого. Но он, похоже, этого не замечал вовсе. На покрывале цвели пышные розовые и пурпурные пионы, на шторах — тоже. На умывальнике стоял фарфоровый кувшин все того же розового цвета, на полу красовался ковер в розовых тонах. Было время, когда Мид казалось, что она просто не в силах более этого выносить, но затем привыкла, как и ко всему остальному в этом доме.

Внезапно ее размышления прервал пронзительный телефонный звонок. Она подспудно все время прислушивалась, надеялась, ждала этого звонка. И теперь, когда он прозвучал, сердце ее бешено забилось и руки задрожали. Откуда-то издалека донесся голос Джайлза:

— Алло! Это вы?

— Да.

— Что-то голос совсем не похож.

Она затаила дыхание.

— А откуда вы знаете, как звучит мой голос?

Она почти физически ощутила, как Джайлз нахмурился. Откуда ему знать? Но ответ должен быть положительным.

Ответа не последовало, вместо этого он сказал:

— Вы меня слышите, Мид? Пожалуйста, не вешайте трубку… Мне так много надо вам сказать. Вот я и подумал, что лучше по телефону… Ведь нам с вами надо кое-что прояснить, верно? Вы не станете вешать трубку? Обещаете?

— Не стану.

— Где вы сейчас? Вы одна… можете говорить?

— Да. Тетя вышла к соседям. Я в постели.

— В постели? Что случилось?

— Ничего. Просто устала.

— Но не настолько устали, чтобы не могли говорить?

— Нет, не настолько.

— Ну, хорошо, тогда вперед. Я тут долго думал и… хотелось бы знать, на какой стадии оборвались наши отношения. Вы должны мне помочь, понимаете? Ну, допустим, я бы ослеп после катастрофы, вы бы тогда стали моими глазами, читали бы мне письма или книжки вслух, правильно? То, что я забыл, подобно письмам, которые не может прочесть слепой. И если я попрошу вас прочесть их, вы ведь мне не откажете, нет?

— Чего именно вы от меня хотите?

— Хочу знать, какие между нами были отношения. Мы были друзьями, верно?

— Да.

— А может, больше, чем просто друзьями? Вот что хотелось бы знать. Я был влюблен в вас?

— Во всяком случае, вы так говорили.

— А это значит, что если бы не был влюблен, то и не сказал бы. Что… я не расслышал?…

Она промолчала. Сердце продолжало бешено биться, дыхание участилось, но подходящих слов она найти не могла.

— Мид… Неужели вы не понимаете, что должны мне помочь? Я должен знать. Мы были помолвлены?

И этот вопрос тоже остался без ответа.

Голос его зазвучал настойчиво:

— Но я должен это знать, разве вы не понимаете? Так мы были помолвлены или нет? Объявили о своей помолвке?

Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Как это похоже на ее Джайлза, знакомо просто до слез — эта настойчивость в голосе и то, как он произносит ее имя, и то, что он всегда был нетерпелив, не мог ждать, когда ему чего-то очень хотелось. Эхо из прошлого: «Мид, я должен знать!» — все те же настойчивые нотки. Только тогда он спрашивал: «Я тебе не безразличен?» А теперь: «Ты была мне не безразлична?» И она поспешила ответить:

— Нет, не объявили.

На том конце линии повисло молчание — такое продолжительное, что сердце у нее сжалось от страха. А вдруг он повесил трубку и ушел? Вполне вероятно. Именно это он наверняка и сделал, бросил трубку и навсегда ушел из ее жизни. Но она тут же воспротивилась этой мысли всем своим существом. Нет, на Джайлза это не слишком похоже. Он всегда говорил то, что думал, не увиливал от ответов. Он бы мог сказать ей прямо и без обиняков: «Простите. Я этого не помню. Все стерлось из памяти». Он бы не стал ускользать, подобно вору в ночи.

И тут в трубке вновь прозвучал его голос, громкий и четкий:

— Ну вот именно это я и хотел знать. Стало быть, хотя бы с этим разобрались. Просто не хотелось портить наш завтрашний ленч. Вы ведь не откажетесь отобедать со мной, нет?

Мид ответила слабым голосом:

— Но от двух до пяти я упаковываю посылки…

— Посылки?

— Да, одежду и разные другие вещи… для тех, у кого разбомбили дома.

— Вы же сможете отпроситься, взять выходной, если очень постараетесь?

— У нас на это косо смотрят.

— На вашем месте я бы из-за этого не беспокоился. Не каждый день, знаете ли, человек восстает из мертвых.

Он услышал, как Мид затаила дыхание.

— А вот это удар ниже пояса.

— Я всегда так делаю. Так вы придете?

— Конечно, приду. Где?

— Заеду за вами без четверти час. А теперь спите спокойно, и пусть вам снятся самые сладкие сны. Доброй ночи.

Она заснула, и на этот раз ей ничего не снилось. Впервые за все время с той июньской ночи Мид спала крепким сном без всяких сновидений. Все треволнения покинули ее, она полностью расслабилась. Горькие воспоминания, которые она была не в силах контролировать, нервное напряжение, тревожные ожидания — все это куда-то ушло. И она спала, ни разу не вздрогнув, даже не шевельнувшись до тех пор, когда в комнату вошла Айви и раздвинула шторы на окнах.

Глава 6

Когда человек хорошо выспался, завтрак кажется ему вкуснее и лучше, чем есть на самом деле. Миссис Андервуд в пижаме и розовом шелковом халате разразилась целой речью о вчерашнем бридже, весьма эмоциональной.

— Четвертым игроком они пригласили эту мисс Роланд с верхнего этажа, Каролу Роланд. Надо сказать, играет она вполне прилично, и лично я считаю, ее настоящее имя Кэрри Снукс или нечто в этом роде. И не так уж она и молода, как кажется, если присмотреться хорошенько, особенно с близкого расстояния. Разумеется, миссис Уиллард не воспринимает молодых особ всерьез. А что касается мистера Уилларда, то он, может, и чудаковат, и зануда, но попадаются мужья и похуже, и он вовсе не принадлежит к тому разряду мужчин, что падки на крашеных блондинок, хотя, конечно, до конца быть уверенной ни в ком нельзя. Взять хотя бы Уилли Тидмарша — он доводится Годфри кузеном, и лично я не думаю, чтобы жена его особенно доставала. Насколько мне известно, они были практически образцовой парой. Так вот он принадлежал к тому типу услужливых маленьких мужчин, что бросаются открывать перед тобой дверь, меряют температуру воды в ванне, готовы в любой момент заменить прокладку в кране на кухне — все это страшно действует на нервы. Все же Белла, видимо, точила и пилила его, но он привык к этому за двадцать пять лет совместной жизни. И кто бы мог подумать? Он ушел от нее к барменше из паба, и вроде бы потом они открыли закусочную где-то в западной части города. — Миссис Андервуд умолкла перевести дух и подлить себе еще кофе.

— А о чем любит говорить эта Карола Роланд? — спросила Мид. — Она очень хорошенькая.

Рука, державшая кофейник, дрогнула. Несколько капель кофе пролились на блюдце. Миссис Андервуд раздосадованно фыркнула.

— Хорошенькая! Да она так раскрашена, что и не поймешь, как выглядит без макияжа! Представляешь, что на ней было вчера? Черные шелковые брюки, зеленый с золотом топ и серьги с изумрудами длиной добрых полярда! Если она так вырядилась ради Альфреда Уилларда, то напрасно старалась, скажу я тебе. А если ради миссис Уиллард и меня, то нам с ней тем более безразлично! — И она резко поставила чашку на стол.

— Что случилось? — спросила Мид.

Поток слов внезапно иссяк. На лице миссис Андервуд возникло странное виноватое выражение. А затем она, слегка запинаясь, повторила свои последние слова:

— Нам с ней… тем более… безразлично. Так о чем я только что говорила? — Она растерянно заморгала. А затем, не успела Мид ответить, вдруг взяла себя в руки и продолжила: — Ах, ну да, конечно. Сама не понимаю, что это на меня нашло… затмение какое-то. Просто хотела сказать, что мы с миссис Уиллард прекрасно провели время — нельзя торчать дома и ничего не делать во время затемнения, поэтому бридж — самое милое дело. И я рада, что меня пригласили четвертой. Очень жаль, что ты не играешь, но тут уж ничего не поделаешь. Правда, для молодой девушки это не слишком подходящее занятие, и твоему дяде наверняка не понравилось бы, узнай он, что ты оказалась в одной компании с этой Каролой Роланд, совсем не понравилось бы. Ты можешь, конечно, поздороваться с ней, пожелать доброго утра, даже проехаться вместе в лифте, но не более того. Не хочу, чтоб Годфри сделал мне выговор за то, что позволила тебе общаться с ней.

Она добавила еще несколько фраз в том же духе, и лишь после этого Мид удалось сообщить ей, что она идет сегодня с Джайлзом на ленч. Девушка залилась краской, что вызвало окончательно смутивший ее прилив доброжелательности.

— Ну вот, что я тебе говорила! Все будет хорошо, сама увидишь! А что касается посылок… Я сама поеду и займусь ими, и пусть только попробует эта мисс Мидлтон мне хоть слово сказать! Одна пара рук ничем не отличается от другой, и ей совершенно не обязательно совать свой длинный нос в мою работу. Такое впечатление, что она держит под этим самым носом бутылочку с уксусом и изо всех сил старается не чихнуть. Общаться с ней часто и подолгу нет ни малейшего желания, но ради тебя я готова пожертвовать одним или даже двумя днями. И не забудь надеть что-нибудь симпатичное, потому что меня уже просто тошнит от этих твоих серых нарядов, они больше не нужны, раз он вернулся.

Дрожащие губы Мид сложились в улыбку. Теперь нет необходимости носить траур по Джайлзу. Потому что ее Джайлз жив! Она спустилась в кладовую, где в чемоданах хранились упакованные ею разноцветные платья и блузки. В одном чемодане лежали вещи на весну — костюм, юбка, джемпер из серо-зеленой шерсти и зеленое пальто. Для джемпера, пожалуй, слишком тепло — вместо него вполне подойдет клетчатая блузочка. Шляпку можно надеть все ту же серую, но украсить ее зеленым перышком, оторванным в минуту печали.

Мид шла через холл с ворохом нарядов и вдруг столкнулась с мисс Крейн, которая всегда куда-то спешила, но была готова отложить самые срочные дела ради того, чтобы почесать языком. Что и понятно — наверное, ужасно скучно быть компаньонкой престарелой миссис Мередит. Отвязаться от мисс Крейн было практически невозможно.

Через стекла больших круглых очков на Мид смотрели близорукие глаза.

— Я так спешу! А вы, я смотрю, тоже заняты. Упаковываете или, наоборот, распаковываете? О, зеленое, какой приятный оттенок!.. Всегда мне нравился. Кажется, раньше я вас в этом не видела. Надеюсь, это означает, что вы перестали носить траур. Как печально, Боже, как все это печально! Видимо, я затронула слишком болезненную для вас тему. Умоляю, простите! Так неосмотрительно с моей стороны, но я не нарочно. О нет-нет, честное слово! Всегда приятно видеть, как молодые люди развлекаются, радуются жизни, а лично у меня развлечений почти никаких. Миссис Мередит — несчастная страдалица, ей требуется очень много внимания. Очень много. Иногда мне бывает так трудно сохранить бодрость духа. А ей это просто необходимо. Она сразу замечает, когда я не в настроении, и страшно обижается. Я всегда говорю об этом Пейкер. Она далеко не всегда пребывает в хорошем расположении духа. Наша миссис Мередит склонна к перепадам настроения. На нее влияет буквально все. Поэтому я изо всех сил стараюсь быть веселой.

У мисс Крейн была манера говорить, склонившись к собеседнику, и сейчас ее крупное бледное лицо находилось всего в нескольких дюймах от лица Мид, отчего та чувствовала себя неловко. Тихий, хрипловатый голос мисс Крейн звучал как-то бездыханно, а короткие фразы следовали одна за другой практически безостановочно. На мисс Крейн красовались старомодная шляпка из черного фетра и знавший лучшие времена плащ-дождевик — неизменный ее наряд. В руке она держала корзину для покупок и, указав на нее, сообщила доверительным шепотом:

— Рыба, мисс Андервуд. Миссис Мередит, знаете ли, очень любит свежую рыбку, обжаренную в сухарях. Стоит замешкаться — и ее всю раскупят. Ну а что касается мясного рациона, то она его совершенно не одобряет, бедняжка. Так что не сочтите за грубость, но…

— О, что вы, нет, конечно, нет, — поспешила вставить Мид. И с облегчением повернулась к лифту. Он как раз спускался на первый этаж, раскачиваясь и слегка поскрипывая. Вот он остановился. Двери раздвинулись, и из кабины вышла Карола Роланд. Она выглядела так, словно собралась на модное дефиле — туфли на высоченных каблуках — сверкающие, совсем новенькие, прозрачные шелковые чулки, шикарный черный костюм с очень короткой юбкой, на голове крохотная стильная черная шляпка, надетая немного набекрень, на плечи наброшен наверняка безумно дорогой пышный палантин из отливающей серебром лисы-чернобурки. А в петличке жакета гардения — белоснежный цветок, символизирующий, несомненно, безупречный образ жизни. Губы сверкают алой помадой, кожа тщательно припудрена, огромные голубые глаза сияют, золотистые волосы тщательно уложены парикмахером. Карола одарила Мид ослепительной улыбкой и произнесла голосом обитательницы района Мейфэр:

— О, мисс Андервуд, ну разве не чудесные новости о Джайлзе? Вчера вечером миссис Андервуд только об этом и говорила! Но она сказала… будто бы он потерял память. Это правда?…

Ворох одежды вдруг показался Мид невероятно тяжелым. Она не могла скрыть удивления, оно читалось и в глазах, и в голосе:

— А вы что же, знакомы с ним?

Мисс Роланд улыбнулась, обнажив сверкающие жемчужные зубки. И ответила сладким голоском:

— О да. Однако скажите мне, это правда, что он потерял память? Боже, как ужасно! Так он действительно ее потерял?

— Да.

— Полностью? То есть совсем ничего не помнит?

— Помнит то, что касается работы. А вот людей — нет.

Алые губы вновь раздвинулись в улыбке.

— Я бы сказала… странно. Что ж, если увидите его, спросите, помнит ли он меня. Договорились?

И с улыбкой на устах Карола Роланд прошла мимо нее, на секунду ее силуэт высветился на фоне распахнутой двери, а затем исчез — девушка торопливо сбежала вниз по ступенькам.

Мид вошла в кабину лифта.

Глава 7

В половине восьмого миссис Андервуд спустилась в лифте. Вышла на улицу, дошла до угла, села в автобус, проехала одну остановку за пенни, затем выскользнула из автобуса, зашла в будку телефона-автомата и плотно притворила за собой дверь.

Звонок застал мисс Сильвер в самый разгар расчетов — в этот момент она как раз прикидывала, хватит ли ей купонов на приобретение шерсти, чтобы связать племяннице Этель новенький голубой свитер, и останется ли еще немного на пару носков для малыша Лиззи Джернингем. Она нехотя обернулась к телефону, сняла трубку и услышала собственное имя, произнесенное высоким взволнованным голосом:

— Мисс Сильвер?

— Да, у телефона мисс Сильвер. Доброе утро, миссис Андервуд.

Собеседница так и ахнула.

— Вы сразу узнали меня по голосу? Удивительно!

Мисс Сильвер кашлянула.

— Это моя профессия запоминать голоса. Что у вас стряслось?

Голос дрогнул.

— Видите ли, не то чтобы стряслось… Я звоню из автомата. Наверное, не стоило вас беспокоить.

Не станет женщина просто так выходить из квартиры, где под рукой телефон, чтобы позвонить с улицы из автомата. На то должны быть веские причины, и главная: она не хочет, чтобы кто-то из домашних подслушал ее разговор. Мисс Сильвер сухо бросила в трубку:

— Никакого беспокойства. Может, все-таки скажете, что побудило вас мне позвонить?

Пауза, а затем:

— Я боюсь.

— Чего именно? Пожалуйста, расскажите. Случилось что-то… еще?

— Да, в каком-то смысле…

— Что же?

— Вчера вечером я поднялась к соседям наверх, они живут прямо надо мной, сыграть партию в бридж. Я часто к ним заглядываю. Иногда приходит сестра хозяйки четвертым игроком, она живет неподалеку, и мистер Уиллард провожает ее потом до дома. Еще Спунеры из верхней квартиры иногда приходят, но сейчас их нет: его призвали в армию, а она работает в ВТС. Так что раз или два приходилось приглашать мистера Дрейка из квартиры напротив, но он держится очень надменно, и ничего хорошего из этого не получалось, так что вчера им пришлось пригласить девицу из квартиры на самом верхнем этаже. Ее имя Карола Роланд, вряд ли настоящее, лично я сильно в том сомневаюсь, но, во всяком случае, она себя так называет. И, мисс Сильвер, я была просто шокирована, да!

— Вот как? — ободряюще вставила мисс Сильвер.

— Да, именно так, — эхом откликнулась миссис Андервуд. — Но знаете, заговорила с вами, и мне сразу полегчало. А потом пришла Мид — это моя племянница. И молодой человек, о котором я вам говорила, ну, тот самый, кто был с ней помолвлен, так вот он, оказывается, вовсе не утонул, но, по его словам, будто бы потерял память. Весьма легко и удобно ссылаться на потерю памяти, но вскоре ему придется иметь дело с дядей Мид. Так что, думаю, вы представляете, о чем я только не передумала после разговора с племянницей. Ее пришлось уложить в постель, она выглядела просто ужасно, того гляди потеряет сознание. А потом я собралась наверх к соседям, Уиллардам. Поднялась, и мы очень мило поужинали втроем — мисс Роланд пришла позже. А как раз вчера у миссис Уиллард был день рождения, и сестра прислала ей из деревни подарок — целую корзину яиц — ее замужняя сестра, не та, что приходит играть в бридж. Миссис Уиллард приготовила омлет с томатным пюре, и еще мы ели очень вкусный суп, а на десерт подали желе из грейпфрутов. Словом, она закатила настоящий пир, я так ей и сказала и еще сказала мистеру Уилларду, что ему невероятно повезло с женой, которая умеет так хорошо готовить. Ну а потом пришла мисс Роланд, мы выпили кофе и сели играть в бридж. Я рассказываю вам все это, чтобы вы поняли: в тот момент я ни о чем плохом не думала. Просто прекрасно проводила время, и все. И карта ко мне шла хорошая, давно так не везло, и всех страшно заинтересовало такое вот внезапное появление Джайлза Армитейджа и потеря им памяти, если, конечно, он не соврал. А мистер Уиллард рассказал нам об одном своем знакомом, который украл пятьсот фунтов и сбежал в Австралию, но его выследили, схватили, а когда схватили, он не помнил, кто он такой, есть ли у него жена, вообще ничего не помнил и к тому времени успел сойтись с какой-то симпатичной вдовушкой. И мисс Роланд очень смеялась, а потом заметила, как это иногда бывает удобно потерять память. Ну а потом открыла сумочку достать сигареты, и как раз в этот момент я испытала настоящее потрясение.

— Почему? Что случилось?

Миссис Андервуд ответила не сразу, затем медленно заговорила, точно каждое слово требовало особых усилий:

— Там было письмо… на самом дне сумочки… И кажется… это было мое письмо… Ну, то самое… с оторванным уголком.

— Это весьма серьезное обвинение, миссис Андервуд, — заметила мисс Сильвер.

— Бумага та же… такая серо-голубоватая. И уголок оторван.

— А почерк вы рассмотрели?

— Нет. Оно было сложено в несколько раз… И потом видела я его всего секунду. Она достала сигарету, убрала портсигар обратно и закрыла сумочку.

Мисс Сильвер призадумалась. А затем произнесла четко и твердо:

— Вот что, миссис Андервуд, вы должны решить, поручаете ли мне вести это дело профессионально или нет.

Мейбл Андервуд растерянно залепетала:

— Но я не знаю… честное слово. И потом, что именно вы сможете сделать?

— Я могу расспросить разных людей. Возможно, смогу выяснить, кто вас шантажирует. А уж это определенно положит конец дальнейшим действиям шантажиста.

Миссис Андервуд глубоко вздохнула и спросила:

— Это будет дорого стоить?

Мисс Сильвер назвала весьма скромную сумму.

— Этих денег достаточно для проведения предварительного расследования. Ну а потом, если захотите, чтобы я продолжила, назову вам сумму, которую сочту адекватной и справедливой. Так что обдумайте все хорошенько и дайте мне знать. Если хотите, чтобы я занялась этим делом, затягивать не стоит. Чем раньше мы начнем, тем лучше.

Миссис Андервуд колебалась. Она не могла позволить себе таких расходов, но и позволить шантажировать себя тоже не могла. Теперь она уже не была уверена в том, что стоило звонить и затевать весь этот разговор. Когда много говоришь о вещах, они от тебя ускользают. Письмо вполне могло порваться, и лежа на дне сумочки. Она могла и ошибаться. Возможно, там и вовсе не было никакого письма.

И она сказала:

— О, ну я, право, не знаю… — А затем выпалила поспешно: — Да, я все обдумаю и дам вам знать.

Глава 8

Джайлз обещал заехать за Мид без пятнадцати час. Но появился он в половине первого и увидел, что она готова к свиданию. Возможно, он и потерял память, но ведь она-то своей не теряла, и прибыл он слишком рано — за пятнадцать минут до назначенного времени. Мид была растрогана — в этом смысле он ничуть не изменился.

Она распахнула дверь еще до того, как перестал звонить звонок. И вот Джайлз перед ней, на пороге, — веселый, полный неиссякаемой энергии.

— Ты уже готова? Отлично! Тогда едем! Я подумал, лучше всего поехать за город. Я на машине и разжился бензином. Прекрасный, кстати, способ выяснить, кто тебе настоящий друг.

В этот момент в прихожей возникла миссис Андервуд. И не представить ей Джайлза было просто невозможно. Как-то избежать этого или отложить — об этом не могло быть и речи. Оказалось, что Мейбл Андервуд тоже подготовилась к этой встрече, хотела произвести впечатление и произвела. Волосы завиты, на лице макияж, фигура затянута корсетом, черный костюм, экстравагантная шляпка, на ногах узкие модные туфли жмут просто немилосердно. Она уже пожалела, что надела их. И манеры просто наилучшие, она протяжно произнесла немного в нос: «Майор Армитейдж. — А затем: — Слышала о вас столько хорошего от моей маленькой племянницы». Не преминула она упомянуть и о дяде Годфри: «Он, знаете ли, невероятно ей предан, относится как к родной дочери».

Мид почувствовала, что краснеет, и сердце у нее тревожно сжалось.

Но вот наконец они вышли. И Джайлз сказал:

— Давай не будет дожидаться лифта. Всего один этаж.

Как только они оказались на лестнице, он взял ее под руку, посмотрел сверху вниз — глаза его смеялись — и заметил:

— Я вроде бы не встречался с этой дамой прежде? Не думаю, чтобы человек смог вынести нечто подобное дважды. Она всегда так величественна и церемонна? Если да, то жаль — это страшно напрягает. Впрочем, дорогая, она ведь не собирается жить с нами, верно?

Мид весело рассмеялась. Успел ли он заметить, что назвал ее «дорогая»? Осознал ли полностью, что именно сейчас сказал? Или же просто оговорился? Или привык болтать, не отдавая себе отчета в сказанном? Впрочем, не важно. Ничто на свете не имеет значения, когда на тебя смотрят вот так. И у нее тоже развязался язык. Она прошептала:

— Тс! Открою тебе один секрет. Моя тетя — дочь фермера, а когда бывает сама собой, она такая добрая и милая. Она не знает, что я знаю, просто дядя Годфри мне как-то проболтался.

— Хотелось бы хоть одним глазком взглянуть, как она доит корову, — заметил Джайлз.

— Нет, она правда простая славная женщина. И когда дядя выйдет в отставку, они уедут в деревню и будут там гораздо счастливее. И мне не следовало смеяться над ней, это гадко, несправедливо. Она пытается казаться важной дамой, потому что считает — это хорошо для карьеры дяди Годфри. И была всегда чрезвычайно добра ко мне… ты не представляешь…

Тут он обнял ее за талию, перепрыгнул через последние три ступеньки, и они оказались в холле.

— Забудь об угрызениях совести, — дразнящим тоном произнес Джайлз. — Мы же едем веселиться, отдыхать, разве нет? Вперед!

На ступеньках при входе они столкнулись с Агнесс Лемминг. Она несла тяжелую сумку с покупками и выглядела такой измученной — впрочем, Агнесс всегда выглядела измученной. Пышные каштановые волосы втиснуты под черный берет, их почти не видно. Лицо бесцветное, под глазами темные круги. Одета в темно-пурпурный жакет и такого же цвета юбку — этот наряд был ей совершенно не к лицу. Походка тяжелая, шаркающая — едва волочит ноги. Не в характере Мид было пройти мимо и не поздороваться. И она сказала:

— Доброе утро. — А потом добавила: — Знакомьтесь, это майор Армитейдж.

Агнесс Лемминг улыбнулась. Улыбка у нее была очень приятная. А большие карие глаза так и светились добротой.

— Да, знаю. Очень рада. — Улыбка почти тотчас же увяла. И она торопливо добавила: — Боюсь, не могу задержаться и поболтать с вами. Мама будет беспокоиться, куда это я запропастилась. Но пришлось так долго стоять во всех этих очередях, народу в магазинах битком.

Отъехав от тротуара, Джайлз спросил:

— Кто она такая? Я должен ее знать или нет?

Мид покачала головой:

— Нет. Это Агнесс Лемминг. Живет в одной из квартир на первом этаже.

— Ее кто-то бьет? Точно говорю, бьет!

— Мать. Честно говоря, я считаю миссис Лемминг одной из самых эгоистичных особ в мире. Она превратила Агнесс в рабыню и помыкает ею с утра до вечера. Не представляю, как бедная девушка может все это переносить.

— Да она готова взорваться в любой момент, видно невооруженным глазом. Давай не будем о ней говорить. Давай говорить о нас. Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. Хорошо выспалась?

Мид кивнула.

— И тебе не снилось, как мы с тобой тайно убегаем или нечто в этом роде?

— Вообще ничего не снилось.

Он искоса взглянул на нее и спросил:

— Слишком много видишь снов?

Она снова кивнула.

Он снял левую руку с руля, прикоснулся к ее руке.

— Теперь с этим покончено. Будем радоваться жизни. И ты расскажешь мне все, что говорила в Нью-Йорке, и я как-то постараюсь исправить ситуацию, если в том есть нужда.

Всего она ему, конечно, не рассказала, но наговорила достаточно. В основном то были воспоминания о приятном времяпрепровождении — о том, где они обедали, где танцевали, на какие спектакли ходили.

И вот во время ленча в одном из придорожных ресторанчиков она вдруг спросила его:

— А ты знаешь девушку по имени Карола Роланд?

Стоило ей назвать это имя, как она почувствовала: что-то произошло. Точно она сломала что-то, точно бросила камень в пруд и увидела, как отражавшаяся в нем картина — небо, деревья — вдруг исказилась, разбилась вдребезги. Но это было всего лишь ощущение. А в реальности она увидела, как насторожился Джайлз. В его ярко-голубых глазах блеснула и тут же пропала настороженная искорка, говорившая о том, что он встревожен этой новостью. Он ответил медленно:

— Знаешь, имя вроде бы знакомое… Но не припоминаю. Кто она такая?

— Вселилась в одну из квартир на самом верхнем этаже примерно месяц назад. Она актриса.

— Молодая?

— Ну, лет двадцать пять — двадцать шесть, может, немного старше, точно не знаю. Она очень хорошенькая.

— Опиши.

— Золотистые волосы, синие глаза, прекрасная фигура.

Он расхохотался.

— Джентльмены предпочитают блондинок! Из этого разряда? Нет, дорогая, она не в моем вкусе.

— Но она просто очень-очень хорошенькая! — в порыве благородства воскликнула Мид. — И… и ты не должен называть меня «дорогая».

— Я и не заметил… А почему, собственно, не должен? Вполне обычное обращение.

— Просто ты не вкладываешь в это слово истинного смысла. Вот почему, — ответила Мид.

Он усмехнулся:

— Перерыв на десерт! Вон идет официант. И сладости выглядят так соблазнительно. На твоем месте я бы заказал сыр… Мы оба будем сыр. Это серьезная еда и гораздо больше соответствует этической проблеме, нежели какое-то там желе, пригодное разве что в качестве геля для волос, или твердые, как камни, булочки. Вроде бы самый настоящий, честный, неподдельный чеддер, но совершенно незабываемая вещь. Какой-нибудь поэт, лауреат разных премий мог бы сочинить оду в его честь:

А теперь, когда мы снова вдвоем, почему я не могу называть тебя «дорогая»?

Она подняла на него глаза — в них сверкнула еле заметная искорка — и снова опустила.

— Я уже сказала почему.

— Разве?

— Потому что ты не вкладываешь в это слово его настоящий смысл.

Он принялся намазывать бисквит маслом.

— Послушай, ты что, пытаешься читать мои мысли? Если да, советую отложить это занятие. Попробуй что-нибудь попроще. Ну, к примеру, это масло или маргарин? На вид масло, на вкус больше смахивает на маргарин.

— Может, и то и другое. Масло пополам с маргарином.

— Может, и так. — Он наклонился к ней через стол. Глаза его смеялись. — Ну вот, ты сама это сказала. И то и другое пополам. Возможно, так оно и есть, дорогая!

— О!.. — чуть слышно выдохнула Мид.

Сердце громко билось. Она должна научиться играть в его игру, играть столь же легко и естественно, как это делает он. Вот только слишком уж она к нему неравнодушна. Как легко и приятно было бы вернуться назад, в те первые несколько волшебных дней их знакомства, когда они еще только играли в любовь. Джайлзу это удалось. И вдруг она почувствовала, что тоже сможет. Сможет вынести насмешку в его глазах и ответить тем же.

А он сказал:

— Синица в руках лучше, чем журавль в небе, верно? Поэтому закажем еще и пирожные. А пока их принесут, перейдем к самому интересному моменту — так мы помолвлены или нет? Потому что если да, я имею полное право называть тебя «дорогая», да и ты могла бы обращаться ко мне поласковее, не просто «Джайлз». А если нет, почему бы не исправить ситуацию? Кто-нибудь из нас расторгал помолвку? Может, ты? Нет, ты этого не делала, иначе бы не флиртовала со мной, не ходила по ресторанам. И не носила бы траур, считая, что я утонул, верно? Тогда, может, это я расторгнул помолвку? Ну, отвечай!

Она была не в силах смотреть в эти искрящиеся глаза. Ей хотелось смеяться и плакать. Хотелось выплакаться в его объятиях. И она ответила тихим дрожащим голосом:

— Разве наша помолвка… не расторглась сама по себе… когда ты все забыл?

— Конечно, нет! Ведь человек не в силах отменить естественный ход событий, просто забыв о них. Допустим, мы бы поженились, и тут вдруг — бац! — я теряю память и решаю, что мы не женаты. Ну, куда это годится? Ладно… рад, что ты хоть в этом со мной согласна. Мы помолвлены, и точка! И если хочешь, чтобы я перестал называть тебя «дорогая», придется тебе самой разорвать помолвку.

— Или тебе.

— Но с какой стати, дорогая? Мне страшно нравится, что мы помолвлены. Нет уж, если так хочется, разрывай сама. Я кольца тебе не дарил, нет?

— Нет.

— Жадность или нехватка времени? Кстати, когда именно произошла помолвка?

— В день отплытия.

— Как скучно и не артистично! Ни для чего не было времени. Ну, слава Богу, что хоть жадность тут ни при чем. Страшно жаль, что у тебя нет кольца, потому что ты могла бы сорвать его, бросить на стол и крикнуть: «Между нами все кончено!»

И тут они снова рассмеялись.

— Но я же могу и просто сказать: «Между нами все кончено».

— Нет, пока не надо, потерпи хотя бы до кофе. Испортишь все удовольствие. Послушай, у меня идея просто отличная! Вернемся в город, я куплю тебе кольцо, и тогда ты сможешь красиво и эффектно разорвать помолвку. Ну как, согласна?

— Полное безумие, — пробормотала Мид.

— Dulce est desipere in loco [6]. Что в вольном переводе означает: делу время, потехе час. Пошли, черт с ним, с кофе. Он наверняка здесь паршивый. Ну, какое кольцо будем покупать — с изумрудом, сапфиром, бриллиантом, рубином? Что ты предпочитаешь?

Мид расхохоталась уже во весь голос.

— Ну и дурачок же ты, Джайлз!

Глава 9

В тот день произошло несколько событий. Само по себе каждое из них, казалось бы, не имело особого значения, однако складывались они в довольно удручающую картину. Так сплетаются в гобелене разноцветные нити — светлые для выражения радостного настроения, темные — для печали, красные означают кровь, черные — тень, павшую на Вандерлёр-Хаус и его обитателей. Взятая в отдельности каждая из этих нитей не имела ни значения, ни смысла. Но вместе они образовывали цельную картину.

Миссис Андервуд упаковывала посылки под бдительным присмотром мисс Мидлтон, но мысли ее неуклонно возвращались к Кароле Роланд, и, вспоминая об инциденте с письмом, она всякий раз вздрагивала.

— О нет, миссис Андервуд, боюсь, так никуда не годится. Этот узелок непременно развяжется.

«Просто невыносимая женщина. Одна надежда, что Мид мне благодарна — пусть девочка с пользой проведет время с Джайлзом Армитейджем — такой симпатичный молодой человек — и вообще они отличная пара. Если, конечно, все пойдет хорошо… Это проклятое письмо… Не представляю, как найти деньги, чтобы Годфри ничего не узнал. У меня даже ни одной драгоценности нет дороже двух пенсов… Мисс Сильвер… просто не могу позволить себе ее услуги. И потом, что она может сделать? Я должна сама что-то предпринять. Но что, если они не станут ждать, что, если расскажут Годфри?… Нет, они не посмеют, и я должна что-то сделать. Если в сумочке у Каролы Роланд было мое письмо?… Может, и нет, мало ли какие бумаги носит с собой эта…»

— Нет, правда, миссис Андервуд, это никуда не годится…

Машина съехала с дороги, Джайлз и Мид вышли и направились к лужайке, где с запозданием расцвел утесник.

— Мид… дорогая!

— Не надо, Джайлз!

— Почему нет? Я же люблю тебя! Или ты забыла?

— Это ты все забыл…

Крепкие руки обняли ее, губы прижались к губам.

— Нет, правда… это ничего не значит. Это только моя дурацкая голова дала сбой. Мид, неужели не чувствуешь, не понимаешь, что ты в моем сердце?…

Мисс Гарсайд, седовласая и сдержанная, подхватила кольцо, которое толкнул в ее сторону по прилавку полный еврей в очках. Он оттолкнул его так, точно то была какая-то мерзость. В жесте так и сквозило презрение.

— Но оно было застраховано на сто фунтов, — сказала она.

Еврей пожал плечами:

— Это меня не касается. Камень — страз.

— Вы уверены? — На секунду сдержанность покинула ее, на лице читались недоверие и страх.

Еврей снова пожал плечами:

— Да отнесите куда хотите, там вам скажут то же самое.

В квартире номер шесть на кушетке, зарывшись лицом в подушку с оборками, проливала горькие слезы миссис Уиллард. Кушетка была частью мебельного гарнитура, который они с Альфредом купили на накопленные к свадьбе деньги. Гарнитур сохранился — обивку поменяли как раз перед войной, — но Альфред… В руке она сжимала мокрую от слез записку, которую нашла в кармане пальто, — собиралась отнести его в химчистку. Ничего такого ужасного в записке не было, но для бедной миссис Уиллард, не имевшей опыта в подобных делах, этого было более чем достаточно. Альфред бывал нервным, Альфред бывал сердитым, он мог ругать ее за непунктуальность, за неряшливость, за легкомысленное транжирство, он забывал похвалить приготовленные ею блюда. Но изменять ей, волочиться за этой крашеной блондинкой с верхнего этажа, нет, этого она от него никак не ожидала!..

Однако верила, что такое возможно. Миссис Уиллард оторвала распухшее лицо от подушки, расправила отсыревшую от слез записку и еще раз перечитала ее вслух:

— «Хорошо, Уилли, дорогой, ленч в час, как обычно. Карола».

Особенно уязвлено было сердце бедняжки миссис Уиллард этим «обычно». И потом, как смеет эта особа называть его Уилли? Сопливая девчонка, вдвое его моложе!..

Карола Роланд нежно улыбалась низенькому мужчине с жидкими седеющими волосами, очень опрятно одетому, глаза за стеклами старомодного пенсне смотрят на нее, как смотрит рыбка через стекло аквариума. Мистер Уиллард просто ужаснулся бы, если бы кто-то посмел назвать его пучеглазым. Мисс Роланд не привыкла, чтобы на нее так глазели сквозь толстые стекла, однако это ничуть ее не оскорбляло. Напротив, она сочла это комплиментом. И позволила мистеру Уилларду заплатить за ленч и купить ей дорогущую коробку шоколадных конфет. Оказывается, в Лондоне военного времени вполне можно жить, и очень даже сносно. Если, конечно, знать, куда и с кем пойти. Мисс Роланд знала…

День выдался чудесный, старую миссис Мередит вывезли погулять в инвалидном кресле-каталке. Пейкер толкала каталку, мисс Крейн сонно семенила с правой стороны. Целое мероприятие — спустить кресло с лестницы, для этого из подвала вызывали Белла, и они втроем осторожно спускали кресло вниз, ступенька за ступенькой, а старая миссис Мередит, закутанная в шали, лишь мрачно кивала и не произносила ни слова.

Они отправились по магазинам. Мисс Крейн уверяла Агнесс Лемминг, что миссис Мередит это страшно нравится. Она снова начинает чувствовать вкус к жизни…

Агнесс спустилась на улицу уже второй раз за день поменять библиотечную книгу для матери. Миссис Лемминг не понравилась первая, где приводились рекомендации, как можно купить больше продуктов, если выходить в магазины и лавки пораньше.

— Но может, мама, ты сама поменяешь книжку, когда пойдешь играть в бридж. Это тебе по пути.

Лишь невыносимая усталость могла подвигнуть Агнесс на подобное предложение. Она знала, что толку не будет — никогда не было, — но иногда, когда доходишь до ручки, попытаться все же стоит. Миссис Лемминг возмущенно приподняла тонкую бровь, изогнув ее дугой.

— По пути? Но, Агнесс, дорогая, с каких это пор библиотека оказалась по пути к Кларксам? Ты что, и впрямь такая дурочка или притворяешься? Смотри, аккуратнее, иначе люди подумают, что ты совсем не в себе.

Возвращаясь из города, Агнесс почувствовала, что она действительно немного не в себе. Ноги передвигались лишь потому, что она заставляла их передвигаться, а голова была странно легкой и пустой, точно воздушный шарик, казалось, вот-вот улетит и оставит тело. И все вокруг тоже словно уплывало куда-то. Только ее усталые больные ноги продолжали передвигаться по твердому покрытию, дорога поднималась в гору. И тут вдруг чья-то рука подхватила ее под локоть, и голос прошептал прямо в ухо:

— Мисс Лемминг… вы больны.

Она очнулась и увидела, что к ней обращается мистер Дрейк из квартиры напротив Уиллардов. В голосе его звучала озабоченность.

— Вы больны.

— Нет-нет, просто устала.

— Все равно. Я на машине. Позвольте вас подвезти.

Она выдавила милую застенчивую улыбку — больше ничего не удалось. А затем, очнувшись, увидела, что лежит на кушетке у себя в гостиной и мистер Дрейк кипятит воду в чайнике на газовой горелке. Это было так странно, что она заморгала, пытаясь заставить исчезнуть это видение — мистера Дрейка с чайником. Но ничего не получилось. Он обернулся, увидел, что глаза у нее открыты, кивнул и одобрительно заметил:

— Вот и умница, девочка, вот и молодец! А теперь выпьем чашку горячего сладкого чая.

И она поняла, что больше всего на свете ей этого и хотелось. До чего же хорош был чай! Она допила до дна, и мистер Дрейк подлил в чашку еще. Мало того, достал пакет с булочками, чашку для себя и уселся.

— Любите булочки? Лично я — очень люблю. Почти как довоенные, с изюмом и лимонными корочками. Нес их домой устроить пиршество в одиночестве, но в компании гораздо веселее.

Мисс Лемминг съела две булочки и выпила еще две чашки чая. Не слишком полноценный ленч, но она сказала, что не голодна и больше не хочет. Допивая последнюю чашку, она вдруг услышала, как мистер Дрейк произнес с упреком:

— Белл говорит, вы отсутствовали все утро. Что заставило вас выходить в город снова? Вам не мешало бы отдохнуть.

Она так привыкла быть во всем виноватой, что произнесла извиняющимся тоном:

— Нужно было поменять книгу.

— А почему нельзя было сделать это с утра?

— Я поменяла. Но маме не понравилась та, что я принесла.

Треугольные брови мистера Дрейка резко поползли вверх, почти коснувшись ежика густых с проседью темных волос. Выглядел он в этот момент устрашающе, был похож на Мефистофеля. И заметил с резкостью, обычно присущей людям застенчивым, которые вдруг сорвались и готовы перейти все границы:

— Ваша мать — чертовски эгоистичная старуха.

Мисс Лемминг не сводила с него испуганных глаз. Сердце болезненно билось. Чашка задрожала в руке. За всю жизнь ей никто еще не говорил таких ужасных вещей. И потом он выругался, по-настоящему. Надо найти слова, чтоб урезонить его. Она пыталась, но не нашла. Что-то внутри ее подсказало: «А ведь это правда».

Он взял у нее чашку и поставил на стол.

— Это ведь правда, вы согласны? Кому лучше знать, как не вам? Она вас убивает. А когда я вижу, как кого-то убивают, просто не могу смотреть и молчать. Почему вы миритесь с этим? Почему бы не пойти и не поискать себе работу? Вариантов масса.

Мисс Лемминг перестала дрожать и ответила со всей искренностью и простотой:

— Я пыталась месяца два назад. Только никому не говорите, ладно? Потому что все говорят, что я слабая, а если мама узнает, она ужасно обидится. Она… она не понимает, что я уже не такая сильная, как была… Так что ничего не получится, мистер Дрейк… уйти от нее я никак не могу.

Треугольные брови заняли свое обычное место. Мистер Дрейк заметно расслабился.

— Да, это не всегда легко, — согласился он. — Но выход непременно найдется. Взять хотя бы мой случай. Я был… покинул этот мир на много лет, а когда вернулся, увидел, что у меня нет ни денег, ни работы, ни друзей. И тогда мне тоже казалось, что выхода никакого. Я пережил… ну, скажем, довольно трудные времена. Но потом мне достался один бизнес — так уж вышло. Не думаю, что вы одобрили бы этот бизнес, но он помог мне выкарабкаться. Должен сказать, я ни разу не пожалел, что занялся им, хотя, конечно, временами и мечтал о чем-то… более близком по духу. И когда это случалось, я напоминал себе, что именно это занятие обеспечивает мне вполне сносное, даже комфортное существование, что я смог приобрести машину, пусть и маленькую, и полностью распоряжаться своим свободным временем. Если не можете получить то, о чем мечтаете, здравый смысл подсказывает: надо прежде всего просто захотеть, очень сильно захотеть.

Щеки у Агнесс Лемминг немного порозовели. С головы исчез безобразный черный берет — то ли сам свалился, то ли его снял мистер Дрейк. И на плечи упала копна роскошных каштановых волос, которые под ним прятались. Прежде они вились, но даже теперь сохранили волнистость, роскошный оттенок и густоту. Мистер Дрейк окинул их оценивающим взглядом. И отметил, что они не просто хороши, но и прекрасно гармонируют с большими карими глазами. Глаза просияли, она вдруг спросила:

— А вы о чем тогда мечтали, мистер Дрейк?

— Я хотел заполучить луну, — ответил он. — Все мы хотим этого, когда молоды, и, если не можем получить, обычно говорим, что их не существует, и кормимся разной дрянью, которую и свинья есть не станет, а потом получаем несварение желудка.

У Агнесс Лемминг был такой нежный тихий голос. И она спросила этим тишайшим и нежнейшим голоском:

— И кто же она была, ваша луна?

Он смотрел мимо нее, в окно, за которым открывался невзрачный вид на усыпанную гравием дорогу и разросшийся кустарник, но явно видел что-то другое. И сказал после паузы:

— О, женщина… всего лишь женщина. Чаще всего так и бывает.

— И что же дальше?

— Я женился на ней. Фатальная ошибка. Луны, знаете ли, должны оставаться на небесах. Вблизи они теряют свой блеск и превращаются в мертвые миры. Впрочем, довольно метафор. Она передумала и удрала с каким-то мужчиной. Я потратил на развод почти все, до последнего пенни. Вот вам ирония судьбы!.. Впрочем, довольно обо мне. Расскажите свою историю.

— Но у меня нет никакой истории. — В мягком голосе слышались трагические нотки.

— Нет… Стало быть, она высосала из вас все, не так ли? И после этого вы хотите остаться и позволить ей убить вас окончательно?

— Но что я могу поделать? — грустно ответила Агнесс Лемминг.

Мистер Дрейк отвернулся от окна и взглянул на нее внимательно, с каким-то странным выражением.

— Ну, выйти за меня замуж, например.

Глава 10

Тем вечером четверо обитателей дома были заняты писанием писем. Письма тоже составляли часть общей картины.

Карола Роланд писала человеку, к которому обращалась «Тутс, дорогой!» Сумбурное, типично девичье письмецо:

И так далее в том же духе.

Письмо отправлено не было, потому что мисс Роланд вдруг потеряла к нему всякий интерес. Ее посетила блестящая идея. А когда тебе скучно просто до слез, блестящие идеи обычно приветствуются. Мисс Роланд было скучно до такой степени, что сгодилось бы любое развлечение. Она дошла даже до того, что ухватилась за предложение Альфреда Уилларда. Письмо Тутсу сочинялось просто от скуки. Ничего, не помрет, потерпит, подождет этого письма. Она была убеждена: мужчин надо заставлять ждать — чем дольше ждут, тем сильнее любят. И Тутса надо довести до кондиции, тогда он примчится к ней с обручальным кольцом и немалым своим состоянием, как только все утрясется с разводом. Возможно, и с ним тоже будет скука — даже наверняка, — но денежки у него водятся, а это самое главное!

Она сунула письмо в книжку для записей в нарядной обложке, достала из сумочки связку ключей и спустилась вниз, в кладовую. По грандиозности с «блестящей идеей» был сравним разве что фейерверк из танцующих разноцветных искр.

Вскоре она поднялась к себе с пачкой писем и большой подписанной фотографией. Установив ее на самом видном месте, в левом углу каминной полки, она уселась читать письма…

Мистер Дрейк писал Агнесс Лемминг:

Агнесс Лемминг писала мистеру Дрейку:

И это письмо, как и послание мисс Роланд, тоже не было отправлено. Возможно, потому, что было сплошь залито слезами. С болью в сердце, изведя множество спичек, Агнесс пыталась сжечь этот листок.

Миссис Спунер писала Мид Андервуд:

Глава 11

Письмо миссис Спунер доставили на следующий день, к завтраку. Мид прочла его и со смехом спросила:

— Что это такое, поддевка?

Утро выдалось яркое, солнечное. Сердце ее смеялось и пело. На щеках горел румянец, голос звучал так радостно. В саду под окнами все цвело, и было невероятно красиво.

Миссис Андервуд взглянула на нее через стол и заметила:

— Господи Боже… надеюсь, он пишет тебе не о нижнем белье, нет?

— Да это не от Джайлза, от миссис Спунер. Просит, чтобы я достала из нижнего ящика ее комода какую-то поддевку, а я понятия не имею, как выглядит эта штука. И что именно надо искать.

— Это нечто вроде жакета с длинными рукавами и закрытым горлом. Ну, по крайней мере так она обычно выглядит. Для чего это она ей понадобилась?

В глазах у Мид танцевали веселые искорки.

— Надеть под униформу, потому что вечерами там бывает холодно.

Миссис Андервуд положила в чай таблетку сахарина и стала размешивать ложкой.

— Просто удивительно, что порой может сотворить мужчина с девушкой, — заметила она вроде бы совсем не к месту. — Если бы позавчера ты получила приглашение из Букингемского дворца, то не сияла бы как начищенный медный чайник! И вот теперь миссис Спунер пишет тебе и просит найти какую-то фуфайку — нет ничего скучнее на свете этого занятия и самого предмета — но, глядя на тебя, можно подумать, ты получила любовное послание. Нет, ей-богу, я сразу так и подумала. А все потому, что твой молодой человек вернулся. Надеюсь, теперь у вас все в порядке и ты в нем уверена?

Мид кивнула.

— А о покупке кольца он говорил? Лишь после этого я буду уверена в честности его намерений.

Мид рассмеялась и снова кивнула. Джайлз собирался подарить ей кольцо, чтобы она могла эффектно разорвать помолвку, — интересно, что бы сказала на это тетя Мейбл? С трудом подавив желание выяснить это, Мид заметила:

— Да, он хочет подарить мне кольцо. Но я не разрешила ему покупать, как-никак военное время. И тогда он решил, что подойдет одно из материнских. Его ценности хранятся в каком-то банке. Он хочет, чтобы я поехала вместе с ним и выбрала.

Миссис Андервуд одобрительно кивнула. Вот это действительно похоже на дело. Мужчина не станет дарить девушке драгоценности матери, если не намерен жениться на ней. А потом она вдруг спросила:

— Так, значит, он помнит о драгоценностях своей матери?…

— Он помнит все, что было до войны. А потом память начинает подводить, в особенности в том, что касается личных дел и отношений. И…

Она умолкла, так как миссис Андервуд затрясла головой.

— Ну во всяком случае, так он тебе говорит… И наверное, лучше не вдаваться в подробности, раз он ведет себя правильно, как и подобает джентльмену.

Мид спустилась в подвал за ключом от квартиры миссис Спунер. Белл был занят, а потому она крикнула ему, что хочет забрать ключ.

— Висят на крючке, на планке, прибитой к старому кухонному шкафу для посуды, все ключи в ряд. Там и найдете, мисс, если вам, конечно, не трудно. Не ошибетесь, висят все по порядку, от первой квартиры до восьмой, прямо на шкафу, сам я даже в темноте могу найти. Вам нужен номер семь.

Он стоял на коленях и драил старый каменный пол. Мид прошла мимо с ключом в руке, Белл поднял на нее глаза, кивнул и улыбнулся:

— Ну, доложу вам, это и работенка — оттирать старые полы. И вода быстро остывает, так что я бы вас ни за что не побеспокоил. Когда закончите там, мисс, повесьте обратно на место, хорошо?

Мид ответила, что непременно вернет ключ на место. Затем поднялась в лифте и вошла в квартиру миссис Спунер под номером семь, которая находилась на самом верхнем этаже.

Фуфайку она нашла сразу же. Чудовищное изделие из натуральной шерсти с рядом мелких жемчужных пуговок спереди, высоким горлом, обвязано по краям крючком. От него сильно пахло нафталином. Наверняка теплая вещь, но, Боже, до чего неприглядная, и шерсть кусачая. Она набросила фуфайку на руку и вышла на площадку перед лифтом. В этот момент распахнулась дверь квартиры напротив, в проеме возникла мисс Роланд.

— Мисс Андервуд, доброе утро. Заметила, как вы поднимались. Это ведь квартира Спунеров, верно? Они уехали незадолго до того, как я поселилась здесь. Приятно иметь весь этаж в полном своем распоряжении, верно? Заходите, посмотрите мою квартирку.

Мид колебалась.

— Я… э-э… должна отослать эту вещь. — И она кивком указала на фуфайку.

Карола Роланд взглянула и тут же брезгливо сморщила носик, точно увидела какого-нибудь паука.

— Гадость какая! — со всей искренностью выпалила она. — Ладно, повесьте вот тут, на ручку двери, и заходите посмотреть, как я живу.

Мид не хотелось показаться невежливой. В этот момент она любила весь мир и всех его обитателей. Ну и потом ей было немножко любопытно. Она проигнорировала предложение Каролы о фуфайке, прошла следом за ней через небольшую прихожую и оказалась в просторной, сильно осовремененной версии гостиной Вандерлёра. Потолок, стены и пол были выкрашены серой матовой краской. Все здесь было выдержано в серо-голубой гамме — светло-голубой ковер, шторы, расшитые серовато-голубым узором, бледно-голубая обивка на мягкой мебели. На каминной полке серебряная статуэтка — обнаженная танцовщица застыла на одной ноге, гладкая головка без лица, руки сложены вместе и вытянуты вперед. Первой мыслью Мид было: «Как странно!» Второй: «До чего же красиво!» В этой фигурке была запечатлена красота полета. Да, именно — красота полета. А потом она перестала ее видеть, потому что на другой стороне полки стояла прислоненная к стене большая фотография Джайлза без рамки.

Карола Роланд подошла и взяла ее.

— Удачный снимок, правда? — заметила она. — Думаю, у вас тоже есть такой. — И она поставила фотографию на место.

Да, удачный. И это был Джайлз. Внизу, в уголке, красовалась его подпись — «Джайлз».

Карола улыбалась:

— Ну? Так вы спрашивали, помнит ли он меня?

— Да, — ответила Мид.

— И что же?

— К сожалению, не помнит. Вообще ничего не помнит с начала войны.

— Надо же, как удобно! — воскликнула Карола Роланд. Ее блестящая идея сработала. Она рассчитывала просто позабавиться, но теперь, похоже — да, очень даже похоже, — на этой ситуации можно подзаработать. — Как, совсем ничего? Вы это серьезно? О, как бы мне хотелось тоже забыть его! А вам?

— Нет… совсем нет.

Карола Роланд расхохоталась.

— Хотите сохранить приятные воспоминания? Лично я — нет. Да, нам было хорошо вместе, но что толку вспоминать о прошлом? Мы с Джайлзом устали друг от друга.

Мид ухватилась за спинку одного из кресел с голубой гобеленовой обивкой. Запах нафталина от фуфайки миссис Спунер внезапно показался ей просто невыносимым. Вязаное одеяние упало на пол. Но затем она взяла себя в руки и спросила размеренным спокойным тоном:

— Джайлз и вы?…

Алые губы раздвинулись в ослепительной улыбке.

— Так он ничего обо мне не рассказывал? Ах, ну да, конечно, он же потерял память. Все забыл. Но мог бы хотя бы вскользь упомянуть обо мне до того, как потерял эту самую память. Так, значит, обо мне ни слова?

Мид покачала головой.

— А разве у него были причины помнить?

Карола достала сигарету из портсигара шагреневой кожи. Чиркнула спичкой, прикурила и только после этого ответила:

— Причины? Ну, это как посмотреть. Кое-кто может подумать, что он все же должен был упомянуть о миссис Армитейдж. Это перед тем, как делать предложение вам. Полагаю, он все-таки сделал вам предложение? Во всяком случае, ваша тетушка так считает.

Мид еще крепче ухватилась за спинку кресла. И сказала:

— Мы помолвлены.

Алые губы выпустили струйку дыма.

— Разве вы не слышали, что я сказала? Наверное, нет или же просто не поняли. Для вас это был шок, конечно, но ведь моей вины в том нет, правильно? Не могла же я держать язык за зубами и позволить Джайлзу напрочь забыть обо мне. К тому же я должна думать о содержании. С этим-то что прикажете делать? Он выплачивал мне четыреста фунтов в год. И я никак не могу обойтись без этих денег…

Мид ничего не чувствовала. Казалось, все это происходит не с ней, с кем-то другим. Это просто не может происходить с ней и… Джайлзом! Она посмотрела на фотографию на камине, затем перевела взгляд на Каролу. Есть на свете вещи, в которые просто невозможно поверить.

— Мисс Роланд… — тихо начала она, и ее встретил ясный взгляд синих глаз и взмах руки с сигаретой.

— Но я не Роланд. Я же уже говорила, вы меня не слушаете. Роланд — это сценическое имя. Довольно удачное, вам не кажется? А настоящая моя фамилия Армитейдж. Вот что я все это время пытаюсь вам сказать: я — миссис Армитейдж. — Карола развернулась к камину, снова взяла снимок, переставила его чуть ближе к центру. — Он не красавец, но все же есть в нем нечто привлекательное, верно? Ну, во всяком случае, так я думала до тех пор, пока не узнала, каким холодным, расчетливым, жадным выродком он оказался на самом деле.

Мид смотрела на нее широко раскрытыми пустыми глазами. Этого просто не может быть. Эти ужасные слова ровным счетом ничего не значат. И она в страхе прошептала:

— Этого быть не может…

Карола оставила снимок в покое и вернулась к ней. Она была явно рассержена, но в глазах искрился смех. Ей всегда хотелось отомстить Джайлзу, но о том, что может представиться такой случай, она и мечтать не могла. На маленьком дешевом столике с изогнутыми металлическими ножками и стеклянным верхом лежала пачка писем. Она взяла одно, то, что сверху, и заговорила снова, причем ее аристократический акцент куда-то испарился.

— Ах, выходит, я лгу, так, что ли? Ладно, мисс Мид Андервуд. Вот гляньте-ка на это, может, тогда пожалеете, что вообще посмели открыть рот. Думаю, вы сразу узнаете почерк Джайлза!

Перед глазами Мид был листок бумаги. Черные чернила, почерк, несомненно, Джайлза, четкий, вполне различимый. Все она видела как-то особенно ясно и четко — край бумаги, место сгиба, руку Каролы, длинные пальцы с алыми ногтями и кольцо с ярко сверкающим бриллиантом… Письмо Джайлза…

Мид подняла глаза на Каролу Роланд и увидела, что ее лицо искажает злоба. А потом, задыхаясь от волнения, пробормотала:

— Он вас не любит.

Блондинка покачала головой:

— Теперь нет. Но, согласитесь, как это похоже на Джайлза! Он то жар, то лед — влюбляется в вас в один прекрасный день, а на следующий забывает. Он ведь и с вами точно так же поступил, верно? Ну, так кто я теперь, по-вашему, — лживая тварь или миссис Армитейдж? И готовы ли вы извиниться? Письмо написано рукой Джайлза — это факт, не вызывающий сомнений.

Мид выпрямилась и застыла, точно вкопанная.

— Вы разведены?

Карола расхохоталась.

— О нет, ничего подобного, просто разбежались — и все, как я уже говорила. Возможно, придет день, он все вспомнит и расскажет вам обо мне. Так что держите ухо востро, птичка моя, и с вами может случиться что-нибудь эдакое!

Мид наклонилась и подобрала с пола вязаную фуфайку. Сжала ее в руке. Сказать ей было нечего. Двери в прихожую и на лестничную площадку были открыты. Возможно, она так бы и промолчала, если бы не взрыв смеха Каролы, раздавшийся ей вслед. Он словно ожег ее, и вся она так и вспыхнула гневом. Остановилась на пороге и произнесла звенящим от злости голосом:

— Неудивительно, что он вас возненавидел!

В этот момент миссис Смоллетт находилась всего в ярде или двух от двери — стояла на коленях и мыла лестницу. И для Мид это стало неприятным сюрпризом. Миссис Смоллетт как раз обрызгала бетонные ступеньки мыльной водой и теперь оттирала их шваброй. Неужели ей удалось подслушать весь этот ужасный разговор с Каролой Роланд? Шаркающая по бетону швабра производила много шума, но Мид была убеждена: шуметь уборщица начала только сейчас. Ведь обе двери были открыты, и она могла слышать все! Да, абсолютно все, вплоть до каждого слова!.. Однако ей ничего не оставалось, как пройти мимо со словами: «Доброе утро, миссис Смоллетт», — а затем быстро сбежать вниз по ступенькам.

Глава 12

Уже в подвале, куда она спустилась перекусить на скорую руку, миссис Смоллетт рассказала Беллу все. Она была крупной женщиной с круглыми и красными, как яблоки, щеками и маленькими черными глазками, которые видели и замечали все на свете. Потягивая чай из чашки, она заметила, что плинтус под кухонным шкафом для посуды весь в пыли и что исчез один из восьми ключей. Белл поспешил ее успокоить — сообщил, что ключ забрала мисс Андервуд.

— Вроде бы она обещала миссис Спунер отыскать и переслать одну ее вещицу.

Миссис Смоллетт достала из бумажного кулька кусок сахара и бросила его в чай. Война войной, но чай без сахара — это не для нее. Затем она тщательно размешала содержимое чашки и заметила:

— Но выходила она вовсе не оттуда, мистер Белл. Она побывала в квартире мисс Роланд, обе двери были нараспашку, причем одна — на лестничную площадку, и я невольно слышала каждое их слово. Ну, точно находилась в одной с ними комнате. И тут она вдруг говорит: «Мы с Джайлзом разбежались», — в смысле мисс Роланд говорит. А потом спрашивает: «Он что, вам обо мне ничего не говорил?»

Белл укоризненно покачал головой:

— Вам не следовало подслушивать, миссис Смоллетт, это нехорошо.

Миссис Смоллетт со стуком поставила чашку на блюдце.

— Ах, не следовало, вон оно что? Тогда, может, объясните, что мне было делать, а? Заткнуть уши ватой, а ваты при мне не было, или же убраться оттуда и плюнуть на уборку, так, что ли?

— Ну, могли хотя бы кашлянуть.

— Чтобы потом горло разболелось? Нет уж, спасибо! И вообще, если люди не хотят, чтобы другие слышали, о чем говорят в доме, они закрывают двери! А этот Джайлз, ну, майор Армитейдж, он же вроде бы жених мисс Андервуд, так? А теперь выясняется, что он путался с этой мисс Роланд!

— Не наше это дело, миссис Смоллетт. Мисс Андервуд очень милая молодая леди, и я просто уверен: эта пара будет счастлива.

Миссис Смоллетт насмешливо фыркнула:

— Вот это вряд ли, раз на него нацелились сразу две девицы, того гляди, глаза друг другу выцарапают! «Мы помолвлены», — говорит мисс Андервуд, а мисс Роланд ей в ответ: «Я миссис Армитейдж», — а потом дает ей прочитать какое-то письмо.

— О Бог ты мой, вы не должны говорить такие вещи! Слышите, не должны!

Миссис Смоллетт упрямо замотала головой:

— Но не я же все это говорила! Это они! «Я миссис Армитейдж», — говорит мисс Роланд, а мисс Андервуд ей в ответ: «Он вас не любит». Ну а потом я слышу — она выходит, ну и принялась драить ступеньки, чтобы не огорчать девушку, чтобы она не догадалась, что я все слышала. И тут она поворачивается к двери в квартиру и кричит мисс Роланд, что ненавидит ее, и после этого сбегает вниз, несется, как ветер. Нет, ей-богу, смех да и только, что эта мисс Роланд называет себя миссис Армитейдж. Ведь это было бы самое настоящее двоеженство! Или же ему без разницы, потому как он потерял память?… Вы как считаете, мистер Белл?

Белл отодвинул стул и поднялся.

— Считаю, что каждому следует заниматься своим делом и не совать нос в чужие.

На его грубоватом морщинистом лице читалась озабоченность. Болтушка и сплетница, вот кто она такая, эта миссис Смоллетт. Нет, он тоже совсем не прочь поболтать на разные невинные темы, но сплетничать и говорить гадости о людях не станет никогда, каковы бы они ни были, эти люди.

— Там на плите как раз согрелась водичка. Специально для вас. Давайте налью вам в ведро, — предложил он.

Ведро наполнилось, но миссис Смоллетт не спешила уходить.

— Интересно все же, почему это мисс Гарсайд перестала пускать меня к себе в квартиру прибраться? Ведь никого больше у нее просто нет. Ну разве что пускает кого вечерами, когда я уже ухожу?

Белл покачал головой. Он тоже был далеко не в восторге от мисс Гарсайд, но обсуждать ее поведение с кем бы то ни было ему не хотелось.

Миссис Смоллетт так и встрепенулась — если это слово уместно и применимо к такой крупной женщине.

— Но я имею право знать, разве нет? Прежде я приходила к ней по три раза в неделю, а потом вдруг все как отрезало. «В ваших услугах, миссис Смоллетт, больше не нуждаюсь, — говорит она мне, а потом: — Вот вам оплата за сегодня». И уходит к себе в комнату, захлопнув дверь прямо у меня перед носом. — Тут она ухватилась за ручку ведра, приподняла его, потом снова поставила на пол и выпрямилась. — И вот еще что, мистер Белл, может, вы знаете, собирается она забирать обратно свою мебель? Сказала мне, будто бы отдала ее в ремонт, но лично мне казалось, мебель вполне нормальная. Очень красивые вещицы, теперь такие разве что в антикварной лавке увидишь — шкафчик орехового дерева и письменный стол, и стулья со спинками в виде переплетенных таких лент. И зачем все это вдруг понадобилось ремонтировать, просто ума не приложу? Может, вы знаете? Интересно, собирается ли она вернуть эту мебель?

Белл огорчился еще больше. Не женщина, а какой-то клубок сплетен. Ему это не нравилось. И он ответил резко и сухо, в не присущей ему обычно манере:

— Мне, знаете ли, есть чем заняться, и нет времени замечать, что там сдают в ремонт люди. И вода у вас скоро совсем остынет, миссис Смоллетт…

Она кивнула:

— Вот и хорошо, только этого мне еще не хватало, обжечь руки. — Она подняла ведро. — Там, где стояла мебель, остаются некрасивые такие отметины, и сразу видно, как выцвели обои. А ведь обычно и не замечаешь, когда все на своих местах. Если хотите знать мое мнение, мистер Белл, она эти вещи распродала, вот что.

Глава 13

События того дня следовало бы собрать в единое целое, а затем систематизировать, рассортировать и еще раз рассортировать. Все, что каждый говорил или делал, все на первый взгляд самые пустяковые и ничего не значащие эпизоды надо было подвергнуть самому тщательному исследованию, прямо как под микроскопом. Случаются порой такие дни, но ты лишь позже узнаешь, что над незначительными, даже глупыми твоими поступками или же сказанными в сердцах словами будут позже ломать голову, подхватывать и передавать кому-то, подвергать суждению. Если бы знать вовремя, ты бы, конечно, вел себя совсем иначе. Но ты не знал — и никогда не узнаешь — до тех пор, пока уже не будет слишком поздно. Имей хоть один из обитателей дома Вандерлёра четкое представление о том, что делал и говорил в тот день, — это и могло бы составить разницу между безопасностью и несчастьем.

Мид вернулась в квартиру номер три, аккуратно упаковала фуфайку и адресовала посылку миссис Спунер в Суссекс. Миссис Андервуд осведомилась, отчего это у нее такое кислое выражение лица, и заметила, что подниматься по лестнице вовсе ни к чему, раз в доме есть лифт.

— Но я и поднялась на лифте, тетя Мейбл.

— Тогда почему так плохо выглядишь? Когда ты встречаешься со своим молодым человеком?

Бледное личико Мид на миг залилось краской. До чего же хрупкое она создание, подумала миссис Андервуд. Затем темная головка девушки низко склонилась над посылкой.

— Он сегодня весь день в министерстве обороны. Позвонит, как только узнает, когда освободится.

Миссис Андервуд одевалась для выхода на улицу. Она натянула перчатки и сказала:

— Давай заодно возьму твою посылку, пойду и сегодня же днем отправлю ее. Скажи Айви, пусть даст тебе овалтин, и постарайся отдохнуть. Возможно, он захочет пойти с тобой куда-нибудь вечером, а может — и нет. Я вернусь к половине восьмого.

День тянулся томительно долго. Мид прошла к себе в комнату и улеглась на кровать. Она не могла ни о чем думать, она ничего не чувствовала. Находилась в подвешенном состоянии и ждала Джайлза. Но эта неспособность думать и чувствовать была продиктована вовсе не усталостью, а крайним напряжением. Мысль не работала, потому что была словно натянута между двумя противоположными полюсами — невозможным и реальным. Нет, это невозможно, чтоб Джайлз был женат на Кароле Роланд. И все же получалось, Джайлз был женат на Кароле Роланд. Лишь одно из этих утверждений правда. Но как понять, как разобраться, ведь одно исключало другое. И между ними металась, а потом так и зависла ее мысль.

В квартире через площадку Элайза Гарсайд смотрела на голую стену. Полгода назад стена такой не была. Там стоял высокий элегантный шкафчик орехового дерева с застекленными дверцами, а по обе стороны от него — стулья с «ленточными» спинками. Выглядел этот уголок весьма эффектно. Теперь же стена была голой. Шкафчик, в котором стоял вустерский чайный сервиз, свадебный подарок ее бабушки, исчез. Исчезли и стулья, причем не только те два, а весь набор. Причем, как она с горечью осознавала, всего за десятую часть своей истинной стоимости — до того, как весь этот мир начал рушиться и распадаться.

Насчет обоев, которыми была оклеена стена, миссис Смоллетт не ошиблась — они действительно сильно выгорели и потускнели. Там, где их загораживал шкафчик, они сохранили свой первозданный цвет — голубой рисунок на серебристо-сером фоне. Спинки оставили более слабые отпечатки. По правую руку от мисс Гарсайд еще одно голубое пятно обозначало место, где некогда стояло бюро, а над каминной полкой несколько небольших голубых овалов и довольно большой прямоугольник возвещали об исчезновении шести миниатюр и зеркала. Оставшиеся предметы обстановки и декора были немногочисленны и никакой ценности не представляли — потертый ковер, изначальный цвет которого угадать было невозможно, так он посерел от старости; несколько стульев с сиденьями, обитыми тканью, полинявшей от частых стирок; книжный шкаф, стол и сама мисс Гарсайд.

Она сидела неподвижно, глядя на голую стену. Всматривалась в будущее, которое не предвещало ничего хорошего. Ей стукнуло шестьдесят. Профессии у нее не было, денег — тоже. Скоро она не сможет платить за квартиру, а идти ей совершенно некуда. Единственными родственниками были древняя, как мир, тетушка, помещенная в дом престарелых, два молодых внучатых племянника, служивших где-то на Ближнем Востоке, и племянница, которая проживала в Гонконге. Всего полгода назад мисс Гарсайд была вполне обеспеченной женщиной. Она получала дивиденды с вложенных в одно промышленное предприятие акций, а потом все рухнуло, и она осталась ни с чем. Все ее яйца лежали в одной корзине. Теперь ни корзины, ни яиц. Денег не было вообще. Она вертела в пальцах кольцо с бриллиантом. Поворачивала его и так и эдак, пока глаз не различил блеснувшую в камне искорку. Она пристально рассматривала кольцо с чудесным бриллиантом-солитером в платине. Во всяком случае, именно так оно выглядело, и она всегда считала, что бриллиант настоящий. Но оказалось нет — подделка. То был подарок дяди Джеймса на свадьбу, и, надо же, камень — фальшивка. Свадьба не состоялась, потому что ее жених, Генри Арденн, погиб в сражении при Монсе [7]. Но дядя Джеймс тогда проявил благородство: «Оставь кольцо себе, дорогая, оставь! Не нужно возвращать его мне, упаси Боже!» Дядя Джеймс купался в деньгах, любил поиграть в благородство, изображал из себя щедрого родственника и, как выяснилось, все время ее обманывал. Всем было известно: характер у него подлый, но подобной подлости она от него никогда не ожидала. Да, жизнь порой преподносит самые неприятные сюрпризы.

Она снова повернула камень. Он сверкнул радужным блеском — прямо как настоящий. У этой мисс Роланд, что живет наверху, есть похожее кольцо. Она видела его на ней буквально вчера — блистало на длинном пальце с безупречным маникюром алого цвета, когда они спускались вместе в лифте. Может, и у нее бриллиант тоже поддельный. Девушкам типа Каролы Роланд часто дарят драгоценности, очень красивые и дорогие вещицы. Так что вполне может быть, что и настоящий. Она вспомнила, как ярко сверкал и переливался всеми цветами радуги этот камень, ярче, чем ее собственный, и она вначале даже стянула перчатку убедиться, что кольцо у нее на руке. А затем торопливо натянула ее вновь. Потому что кольца были так похожи, и это оскорбляло ее самолюбие.

Она продолжала размышлять о кольцах и о том, как они похожи.

Глава 14

Миссис Андервуд упаковывала посылки для пострадавших от бомбежки ровно до без четверти пять. Затем она обменялась колкостями с мисс Мидлтон и отправилась играть в бридж. Во время этого разговора она уведомила мисс Мидлтон, что больше не придет, и добавила:

— Здоровье у моей племянницы слабенькое, поэтому советую вам уже сейчас начать подыскивать ей замену. Бедняжка приходит домой совершенно измотанная, что лично меня ничуть не удивляет.

В пять тридцать Агнесс Лемминг встретилась в городе с мистером Дрейком, как они заранее и договаривались. Она со всей твердостью и определенностью — а это далось нелегко — собиралась заявить ему, что он должен перестать думать о ней, что они не должны больше встречаться. Но вскоре вдруг выяснилось, что сказать это как-то не получилось. Она передумала, но по какой причине — сама не понимала. Наверное, просто потому, что такой причины не существовало вовсе. Наверное, то было бы слишком тривиально и неадекватно. И к тому же совершенно не в характере Агнесс Лемминг. Вроде бы причин достаточно. К тому же есть еще такое понятие — последняя капля. Последней каплей стала в этом случае посылка Джулии Мейсон.

Джулия доводилась ей кузиной, была добродушна и чрезвычайно богата. Она принадлежала к тому разряду женщин, которые покупают одежду, а потом ее не носят, или же наденут раза три, а потом эти тряпки осточертевают им просто до слез. И вот она периодически отправляла Леммингам посылки. Одну доставили как раз сегодня дневной почтой, и предназначалась она не миссис Лемминг, а Агнесс. Открыв коробку, та обнаружила в ней совершенно восхитительный твидовый костюм необычайно приятных и мягких оттенков — нечто среднее между коричневым и песочным с небольшими искорками кораллового цвета. Имелось там же и пальто в тон с теплым меховым воротником, туфли, три пары чулок, фетровая шляпка, сумочка и перчатки тоже в тон костюму, а также джемпер и кардиган тускло-коралловых оттенков. В кардигане лежало письмо от Джулии.

Агнесс достала пальто и примерила, затем приподняла воротник джемпера, чтобы добиться нужного сочетания оттенков, надела шляпку. Эффект получился просто волшебный. Эта одежда была создана для нее, задумана и сшита именно для нее и необычайно ей шла. Обычно вещи Джулии были ей великоваты. А эти сидели просто великолепно. Таких прекрасных вещей у Агнесс Лемминг не было никогда, она и мечтать о них не смела. То были ее вещи.

Но тут вошла миссис Лемминг, схватила кардиган, приложила к груди и подошла к зеркалу. Потом обернулась к дочери, страшно довольная собой.

— Какой чудесный цвет! Я не всегда одобряю вкус Джулии, но это действительно мило, очень мило. А ну-ка, сними пальто, дай я примерю. О, лучше и быть не может! Туфли не моего размера, так что можешь их взять, ну и чулки тоже. Как это огорчительно, что у Джулии размер ноги больше, чем мой, — вообще ступни у нынешних женщин почему-то становятся все больше и больше, но все остальное подойдет как нельзя лучше. Ну, разве что юбку придется немного переделать. Прямо сейчас этим и займешься, и тогда в субботу я смогу поехать на ленч к Айрин в этом костюме — в самый раз для выезда за город.

Щеки у Агнесс порозовели.

— Джулия прислала эти вещи мне, мама. И я… мне бы хотелось оставить их себе.

Миссис Лемминг скинула длинное пальто и примеривала кардиган. Он был очень ладно скроен и шел ей. Впрочем, ей шло практически все. Ей было уже под шестьдесят, но она умудрилась сохранить элегантность и красоту. Седые волосы так красиво завиты. Черные брови над блестящими темными глазами изогнуты безупречно правильной и изящной дугой. Она сохранила стройную фигуру, но назвать ее худой было никак нельзя, да и цвет лица был просто замечательный. Она окинула свое отражение в зеркале довольным взглядом и заметила с улыбкой:

— Но, дорогая, Джулии совершенно все равно, кому достанется эта одежда. Она просто хотела от нее избавиться, потому как все эти вещи ей не к лицу.

— Нет, — сказала Агнесс, — она прислала их мне, мама. И я собираюсь оставить их себе.

Физиономия миссис Лемминг исказилась в злобной улыбке.

— Нет, моя дорогая, боюсь, что нет. Просто стыдно слушать все эти глупости. В твоем возрасте пора бы иметь хоть капельку здравого смысла и понимать: только людей насмешишь, если вырядишься в эти тряпки, которые тебе совершенно не идут.

Агнесс побледнела, но продолжала стоять на своем.

— Джулия прислала их мне. Вот письмо, сама почитай, что она пишет.

Миссис Лемминг уронила письмо на туалетный столик.

— Довольно этой ерунды! Мне нужна эта одежда, и я забираю ее себе. Можешь написать Джулии, что наряды тебе не подошли. И ладно, так уж и быть, можешь взять мою старую серую юбку. Кстати, эта юбка сидит на мне просто отлично, так что когда будешь переделывать твидовую, возьми за образец. И постарайся сделать сегодня же! Я иду к Ремингтонам, вернусь не раньше семи. И ради Бога, приберись тут, что за хаос! Все, я полетела!

Агнесс прибралась, но переделывать юбку не стала. Легла на кровать отдохнуть.

В четверть пятого она приготовила себе чашку чая, а затем медленно и тщательно начала одеваться, готовясь к свиданию с мистером Дрейком. У нее были очень красивые густые волосы, и уложить их стоило немалого труда. Затем она зашла в спальню к миссис Лемминг и воспользовалась ее пудрой. Даже решилась добавить капельку румян и была приятно удивлена эффектом. А потом стала надевать новую одежду. Сперва чулки и туфли — такие красивые туфли из мягкой кожи, такие замечательно тонкие прозрачные чулки. Затем настал черед юбки, которую она так и не удосужилась переделать, и мягкого свитера кораллового цвета. Нет, пожалуй, ей будет слишком жарко, если надеть поверх свитера еще и жакет от костюма. Лучше уж накинуть пальто. Ей очень нравилось это пальто, особенно меховой воротник. И она надела его, уложив жакет и коралловый кардиган в коробку от посылки Джулии. Ну а дальше — шляпа, перчатки, сумочка. Джулия всегда очень тщательно подбирала аксессуары — перчатки, туфли и сумочка прекрасно сочетались и дополняли друг друга. Потом Агнесс оглядела себя в высоком зеркале миссис Лемминг с головы до пят и подумала: «Вот она я, вот как я должна выглядеть. Я не рабыня». И отправилась на свидание с мистером Дрейком.

Он страшно нервничал, поджидая ее, но все страхи и опасения развеялись вмиг, стоило увидеть идущую к нему Агнесс. Он знал, как это непросто — избавиться от тирании, переломить себя. Он смотрел и изумлялся произошедшим с девушкой переменам.

— О, дорогая… ты пришла! Я весь день так боялся, что не придешь.

Она покачала головой.

— Я непременно бы пришла… что бы ни случилось. Но я хотела сказать вам… что больше не приду.

— Так… И что же нам теперь делать?

— Я хочу поговорить с вами.

Они нашли укромный уголок в почти пустом кафе. Сделав заказ, он заметил с улыбкой, преобразившей его лицо:

— Ну что ж, можно и начать. Чай нам подадут минут через десять. Я хотел поговорить, ты тоже хотела. Кто из нас начнет первым?

Агнесс храбро ответила:

— Я. — Если она не заговорит первой, вся ее решимость испарится. А если испарится, ей придется вернуться к прежнему рабскому положению, и стать свободной она уже никогда не сможет.

Он продолжал смотреть на нее, и глаза его улыбались.

— Что ж, прекрасно. Я внимательно слушаю, Агнесс.

Она нервно переплела пальцы рук. Ноги в новеньких мягких туфлях Джулии похолодели, а щеки пылали. В глазах мистера Дрейка она выглядела прекрасной, как мечта, и он подумал, что мечта непременно должна стать реальностью. А потом она заговорила тихо и торопливо:

— Вы действительно имели это в виду… ну, то, что сказали вчера?…

— Да, это так. Разве ты не получила моего письма?

— Получила… И мне оно понравилось… очень. И я подумала, что вы говорили всерьез. Я права? Вы хотите жениться на мне?

— Больше всего на свете, дорогая.

Официантка принесла чай на дешевом разноцветном подносе — булочки и пирожное военного времени. Агнесс вздохнула и стала ждать. И только когда девушка отошла, спросила шепотом:

— И скоро?

Мистер Дрейк кивнул. Его переполняли эмоции. Вся обстановка этого жалкого кафе с нерасторопной официанткой и несколькими посетителями, которые зашли сюда явно от нечего делать, мешала проявлению чувств. Больше всего на свете ему хотелось заключить любимую в объятия, выговориться, нести романтическую околесицу, но все, что он мог сделать, — это кивнуть, глядя на нее через плохо вытертый столик, и пробормотать:

— Как только ты скажешь.

Агнесс снова глубоко вздохнула.

— А как скоро это вообще возможно?

Сердце у мистера Дрейка билось так сильно, что он с трудом припомнил то немногое, что знал о правилах регистрации браков. И ответил, запинаясь:

— Думаю, дня через три.

— Я хочу обвенчаться в церкви… — Она постаралась взять себя в руки. — Тебе… может показаться это странным. Ты не поймешь, но попробую объяснить. Вот ты говорил, что я превратилась в рабыню, и действительно, это правда, так оно и есть, но мне казалось, я не смогу освободиться. И я хотела тебе об этом сказать, увидеть тебя всего лишь раз, сказать и распрощаться навсегда. А потом что-то произошло. И я не могу сказать тебе об этом, ты не поймешь. Такое тебе и в голову не может прийти… Я и сама вначале не понимала, а потом вдруг подумала: все, стоп, так больше не может продолжаться. Я этого не вынесу. И еще не знаю, сколько смогу продержаться вот так, с той же уверенностью… и, если мы поженимся, я уже не смогу туда вернуться, а если нет… Тогда я, наверное… — Тут она осеклась и умолкла. А потом выпалила: — Я так ужасно боюсь… этого, ты не представляешь!

— Боишься вернуться, ты хотела сказать?

Она покачала головой:

— О нет, конечно, я должна вернуться, скоро… прямо сейчас. То есть я не это имела в виду… не вернуться домой в физическом смысле. Я хотела бы вернуться с другим настроем, почувствовать, что стала более свободной, нашла выход…

Мистер Дрейк взял ее руки в свои, нежно сжал.

— Смотри мне прямо в глаза, Агнесс! И слушай меня! Ты больше никогда не вернешься туда… даже если будешь твердить, что хочешь вернуться. Даже если скажешь мне, что передумала! Ты туда больше не пойдешь! А теперь постараемся выяснить, как скоро мы сможем пожениться.

Глава 15

Джайлз так и не позвонил. Вместо этого просто пришел вскоре после шести и застал Мид в гостиной, где она сидела, забившись в одно из больших кресел. Айви затворила за ним дверь и ушла. Она считала Джайлза симпатичным парнем, была уверена, что мисс Мид очень с ним повезло, и совсем не понимала, почему та весь день куксится. Айви вернулась в кухню-закуток и запела пронзительным детским голоском:

Мид поднялась ему навстречу — маленький бледный призрак девушки, которую он целовал только вчера. Он и теперь поцеловал ее и почувствовал, что она вся дрожит и холодна как лед.

— В чем дело, милая?

Но она молчала, и ее сотрясала дрожь.

Он опустился в кресло, обнял ее и стал тихонько покачивать.

— Ну, глупышка моя! Так что же все-таки случилось?

И тут он почувствовал, как ее хрупкое тело содрогнулось от рыданий. Плакала она беззвучно и по-прежнему не произносила ни слова.

— Мид, дорогая… да что же это с тобой? Может, перестанешь плакать и скажешь мне? Послушай, успокойся! Ты должна рассказать!

Да, она должна. И когда расскажет ему все, они уже больше никогда не будут сидеть вот так, вместе. Все будет кончено, забыто, похоронено раз и навсегда. Еще какую-то секунду, не больше, она будет чувствовать его тепло, силу, его любовь. А потом — все. И вот она оторвала голову от его плеча.

— Ты сказал, Джайлз… что не знаешь ее…

— Мало ли людей, которых я не знаю. Ты это о ком? И зачем обливаться слезами и дрожать, как желе?

— Карола Роланд… Ты говорил, что не знаешь ее.

— Имя какое-то странное, будто ненастоящее, Карола Роланд… Готов побиться об заклад, кем бы она там ни была на самом деле…

Мид выпрямилась, отодвинулась к подлокотнику и посмотрела Джайлзу прямо в глаза. Серые, широко раскрытые, потемневшие от гнева глаза, а сама она была бледна как полотно.

— Она сказала, что Роланд — не настоящая ее фамилия.

— Но, дорогая, это же с самого начала было ясно.

— Она говорит, ее фамилия Армитейдж.

— Что?!

— Она говорит, ты женат на ней.

Джайлз обнял Мид за плечи. Рука у него была тяжелая, сильная, и он так крепко сжал ее, что теперь наверняка останутся синяки.

— Ты что, с ума сошла?

Мид почувствовала себя немного лучше. Он был в ярости, он делал ей больно. Ей стало лучше. И она сказала громко и твердо:

— Нет. Так она говорит. И еще она показала мне письмо…

— От кого?

— От тебя. И почерк был твой. Там говорилось, что ты выплачиваешь ей по четыреста фунтов в год.

Хватка на плече не ослабла, но гнев перестал искажать его лицо. Глаза смотрели настороженно, жестко и вновь обрели синий оттенок.

— Четыреста фунтов в год? Нет, милая, кто-то точно сошел с ума. Надеюсь, что не ты и не я.

— Ну, так говорилось в письме. И еще там ты просил ее не пользоваться твоей фамилией, Армитейдж. И писал, что она имеет законное право на эту фамилию, но, если продолжит ее носить, никаких четырехсот фунтов ей больше не видать. Что дело того стоит. И что это твое последнее слово. И еще ты обращался к ней вот так: «Моя дорогая Карола».

— Это письмо — фальшивка.

Он так резко отпустил Мид, что у нее закружилась голова. Затем поднялся, помог встать и ей.

— Что ты задумал, Джайлз?

— Собираюсь навестить мисс Каролу Роланд.

Теперь уже она вцепилась в него обеими руками.

— Погоди, Джайлз! Так нельзя! Ты уверен… что тебе надо с ней поговорить?

— Конечно, уверен. Я же говорю тебе, это письмо — подделка, подброшенная улика. Она узнала, что я потерял память, вот и хочет воспользоваться.

Мид снова задрожала с головы до ног, и ему пришлось снова обнять ее за плечи.

— Но допустим, это правда, Джайлз. Что тогда? Я бы ни за что не поверила ее болтовне, но твое письмо… Не только почерк твой — читаешь и прямо слышишь твой голос. И еще там была фотография…

— Какая фотография?

— Большая. И на ней был ты. А внизу, в уголке, подписано: «Джайлз».

Он сердито фыркнул. Синие глаза воинственно блеснули.

— Ну хоть не свадебный групповой снимок, и на том спасибо! Мужчина вовсе не обязан жениться на каждой девушке, у которой есть его фотография. И это все?

— Разве этого мало? Но письмо было от тебя, это точно… Просто ты забыл, что написал его, и ее тоже забыл. Мог забыть и что женился на ней. Ты ведь и меня… забыл, Джайлз.

Эти слова ранили его в самое сердце.

— Я никогда не забывал тебя, Мид… а все остальное значения не имеет. Я ведь тебе уже говорил. Влюбился в тебя с первого взгляда на вечеринке у Китти Ван Ло и никогда не переставал любить. Ты не представляешь, чего мне стоило сдержаться тогда, в такси. Больше всего на свете хотелось поцеловать тебя. Да, я обнял тебя за плечи, но крепился изо всех сил, чтоб не поцеловать тебя. Разве одно это ни о чем не говорит? А теперь прекрати причитать и слушай меня. Как только ты заговорила об этой женщине по имени Карола, я сразу раскусил, что это за птица. Она охотница за чужими деньгами, а я таких женщин терпеть не могу. Она платиновая блондинка, а я терпеть не могу крашеных блондинок. Не стану притворяться, я далеко не святой, но и не дурак. Уверяю тебя, у меня и в мыслях быть не могло жениться на Кароле Роланд!

— Но это, наверное, было давно, и…

— Нет, из памяти изгладились события, произошедшие года полтора назад или около того. А все, что было до этого, я прекрасно помню. И не припоминаю, чтобы когда-нибудь западал на девушку по имени Карола, даже в юности не стал бы. А вот у тебя в голове все окончательно перепуталось. Мы ведь были помолвлены еще тогда, верно? Тогда я не терял память. Выходит, я, что же, хотел стать двоеженцем или же развестись?

— Нет, я спросила ее об этом. Она сказала, что вы не разведены, просто разошлись.

— Тогда получается, что я решил стать двоеженцем, раз захотел жениться на тебе. Очнись, дорогая! Я ведь ни разу даже ни намеком не дал тебе понять, что у меня есть какие-то постыдные тайны, так или нет?

— Н-нет… — Глаза ее широко раскрылись.

— Ну, что теперь не так?

— Я пытаюсь вспомнить… говорил ли ты тогда о том, что мы поженимся. Ты говорил, что любишь меня, спрашивал, люблю ли тебя я, но… Нет, конечно, мы были знакомы совсем недолго, всего три дня… О, Джайлз, кажется, с тех пор прошла целая вечность!..

Он притянул ее к себе, крепко поцеловал в губы и снова усадил в кресло.

— Я бы ни за что не стал говорить так с девушкой, подобной тебе, если бы не намеревался взяться за дело всерьез, — не в моем это стиле. А теперь ты будешь сидеть здесь тихо и спокойно и твердить, что все будет в порядке! Попробуй только еще раз заплакать — побью! А я пока что собираюсь поговорить по душам с мисс Каролой Роланд. Уверен, она сильно пожалеет о своей затее.

Мид выбежала следом за ним в прихожую.

— Джайлз! Будь осторожен, ладно? Пообещай, что не натворишь глупостей! Что не станешь…

Уже на пороге он обернулся.

— Она получит то, что заслуживает! Если это окажется правдой, шею сверну! — сказал он и хлопнул дверью.

Глава 16

Карола Роланд распахнула дверь в квартиру номер восемь. Увидела Джайлза, и глаза ее загорелись, а на губах заиграла улыбка. Вот так приятный сюрприз! Хоть какое-то развлечение. Ей было скучно, скучно, чудовищно скучно! А теперь можно и позабавиться. Она давно собиралась свести счеты с этим человеком, и вот он, Джайлз, прямо перед ней, готовый заплатить по всем счетам. И она произнесла в своей лучшей жеманной манере дамы из высшего общества:

— О, как мило с твоей стороны! Входи же, прошу!

Манеры Джайлза изысканностью не отличались. Он был страшно рассержен и не скрывал этого. Быстро прошел в гостиную, потом развернулся лицом к ней.

— Мисс Роланд?

Она удивленно раскрыла и без того большие голубые глаза.

— Вовсе нет.

— Насколько я понял, вы выдвигаете самые несуразные претензии.

Алые губы раздвинулись в улыбке.

— Ну почему же несуразные? Тебе, как и мне, прекрасно известно, что я не кто иная, как миссис Армитейдж.

Джайлз молча смотрел на нее. На Кароле было длинное белое платье с ниткой жемчуга на изумительно стройной белой шейке. Светлые волосы приподняты надо лбом высокой волной и красивым валиком спадают на шею. Фигура идеальная, чудесная кожа, а глаза… глаза вдруг напомнили ему детство и любимую куклу двоюродной сестры Барбары — большие, широко расставленные, такой же холодный взгляд, черные ресницы. Насколько он помнил, он никогда прежде не видел этой женщины. Незнакомка, чужачка в прямом и переносном смысле слова. Невозможно было поверить, что между ними существовали какие-то отношения.

А затем взгляд его упал на снимок на камине с подписью в уголке. На этом снимке он был в штатском, и сделан он был, очевидно, незадолго до войны. Джайлз вспомнил тот день, когда ходил фотографироваться, — холодный, ветреный, вспомнил, как, выйдя из фотоателье, встретил Барбару и пригласил ее на ленч. Она собиралась в Палестину к мужу и очень радовалась скорой встрече с ним. Он помнил все это, но даже под страхом смерти ему не удалось бы вспомнить хоть что-то о Кароле Роланд, которая имела наглость назваться Каролой Армитейдж.

Он подошел к камину, снял фотографию с полки, перевернул. Ничего, простой кусок картона. Он поставил снимок на место.

Обернулся — Карола смеялась.

— Джайлз, дорогой, просто не верится! Память у тебя просто никудышная! Не слишком тебя красит, верно?

Она заметила сверкнувший в его глазах гнев, и это развеселило ее еще больше.

— Претендуешь на роль моей жены?

— Джайлз… дорогой!

— Если да, приведи доказательства. Когда мы поженились, где… и кто был свидетелями?

Она изогнула тонкую бровь, широко раскрыла голубые глаза и стала еще больше похожа на куклу Барбары.

— Так, дай-ка подумать… это было в марте. Да, семнадцатого марта сорокового года… полтора года назад. А поженились мы в магистратуре. Только не спрашивай, в какой именно, потому что ты вез меня туда на такси, и адреса я просто не заметила… никто из нас не заметил. А свидетелями были клерк и еще какой-то мужчина, которого он привел с улицы. Понятия не имею, не знала и знать не желаю, как их звали.

— Где свидетельство о браке?

— Но, дорогой, не стану же я носить его с собой. Брак получился неудачным, оба мы с тобой сошлись во мнении, что нам надо расстаться. Ну и, разумеется, ты обещал выплачивать мне ежегодное содержание.

Джайлз раздраженно усмехнулся:

— Неужели? Значит, обещал? Ну, это уже что-то. Вроде бы ты показала мисс Андервуд письмо от меня. Можно взглянуть?

Она сощурилась, потом опустила глаза, тень от длинных черных ресниц легла на щеки.

— Прямо не знаю, что и делать, дорогой. Ты такой сильный… и ужасно сердишься. Если я покажу… обещай, что не отберешь у меня это письмо.

— Я пришел сюда не уничтожать улики, а узнать правду. Ты блефуешь, и я хочу в этом окончательно убедиться.

Карола расхохоталась.

— Ну хорошо, дорогой, раз ты так настаиваешь! Покажу тебе письмо, но только из своих рук, как показывала Мид Андервуд, сам увидишь. Только дай слово, поклянись честью, что не станешь трогать его, выхватывать из рук и прочее…

— Ничего не собираюсь трогать… просто хочу убедиться сам. Ты утверждаешь, что у тебя есть мое письмо. Так покажи его!

— Поклянись, что не тронешь… ты не поклялся.

Джайлз засунул руки глубоко в карманы.

— Не буду. Я ведь уже сказал, что не собираюсь его трогать. Если этого недостаточно — не надо, не показывай, я ухожу. Если есть что показать, валяй, выкладывай!

— Всегда был джентльменом… не так ли, дорогой? А знаешь, по значимости это письмо равносильно свидетельству о браке. И потом грубости, которые там написаны, произносятся только в семейном кругу.

В голове у Джайлза что-то щелкнуло. Словно отворилась и тотчас захлопнулась какая-то дверца. Вот только он не успел рассмотреть, что находится за этой дверцей.

А Карола уже шла к нему с письмом в руке.

— Ну, вот оно, можешь посмотреть. А потом, наверное, стоит извиниться передо мной, дорогуша. Руки из карманов не вынимай, тогда не будет искушения сотворить что-то с этим документом. Нет ничего лучше, чем суметь побороть искушение, верно? Вот, пожалуйста!

Она развернула перед ним листок бумаги и держала, как недавно держала перед Мид. И он увидел страницу, исписанную своим почерком, с таким характерным и заметным наклоном. Он сильно нажимал на перо и в некоторых местах даже порвал бумагу. Очевидно, был очень зол, когда выводил эти строчки. Глаза пробежали текст, он прочел то, что читала Мид. Внизу красовалась его подпись. А выше: «Обещаю выплачивать тебе ежегодное содержание в размере четырехсот фунтов при условии, что ты перестанешь называться моей фамилией, Армитейдж. Если узнаю, что ты нарушила это условие, без всяких колебаний тут же прекращаю выплаты. Да, верно, ты имеешь законное право носить эту фамилию. Фамилия, конечно, неплохая, но вряд ли стоит тех четырех сотен, которые я обязуюсь тебе платить. И это, дорогая Карола, мое последнее слово». В том, что именно он написал эти слова, не было никаких сомнений. Перед глазами стояли буквы, четко выведенные черными чернилами. Почерк определенно его. Он написал это письмо. И в то же время как-то совершенно не верилось, что он мог написать такое. Что мог предлагать Кароле Роланд четыреста фунтов в год за то, чтобы та отказалась от его фамилии.

Он с трудом оторвал взгляд от строчек, перевел его выше. И увидел то же, что видела Мид: руку Каролы, сжимавшую листок бумаги, длинные пальцы с покрытыми алым лаком ногтями и кольцо с бриллиантом, одиноким и большим сверкающим камнем. Тут выражение его лица так резко изменилось, что Карола отступила, крепко сжимая письмо и пряча его в складках платья.

Джайлз вынул руки из карманов. И шагнул к ней.

— Откуда у тебя это кольцо?

Ну вот он, момент истины! Как все же занятно! Первоклассное развлечение от начала до конца. Теперь ей уже было не до скуки. Она широко улыбнулась, обнажив красивые белоснежные зубы, и вытянула вперед руку с кольцом.

— Вот это?

— Да. Откуда оно у тебя?

— Ах, дорогой! Это ты мне его подарил, откуда же еще! Надо же, забыть такое!

Кольцо его матери… на руке Каролы Роланд. Джайлз был потрясен, ведь до этого считал эту женщину незнакомкой. Именно это кольцо он собирался подарить Мид. Но оно уже подарено Кароле Роланд — совершенно чужой ему женщине! А кольца матери чужакам не дарят. Такое кольцо можно подарить только той, кто будет носить твое имя. И он произнес глухим от волнения голосом:

— Могу я взглянуть на него? Не бойся, сразу отдам. Просто хочу убедиться.

Она без всяких колебаний стянула с пальца кольцо, передала ему.

Став боком к своей собеседнице, он повернул кольцо в пальцах так, чтоб свет упал на внутреннюю его часть. Если это кольцо мамы, там должны быть ее инициалы и дата — день помолвки с отцом. Это ведь ее обручальное кольцо. Упавший луч высветил немного стершиеся буквы, «М.Б.», но дата стерлась совсем, прочесть было невозможно. «М.Б.» — это Мэри Баллантайн. А дата должна быть — «Июнь 1910». Теперь ему труднее всего в мире было отдать кольцо Мэри Баллантайн обратно, в пальцы с алыми коготками. Как он мог совершить такое — просто уму непостижимо! Слова в письме, кольцо матери — все сходилось и означало одно: эта женщина — его жена. Сердце и плоть отрицали ее. Душа противилась, упрямо не желая признавать эти свидетельства. Если они действительно женаты, пусть попробует доказать. Он так и сказал:

— Все это еще ничего не значит. Ты очень ловко воспользовалась тем, что я потерял память. Если брак действительно заключен, ты должна это доказать, сообщить моим юристам, где нас зарегистрировали. Я не верю, что мы были мужем и женой, не верю, что тебе удастся это доказать.

Глава 17

Едва Мид успела затворить за Джайлзом дверь, как Айви Лорд выглянула из кухни.

— Если не возражаете, мисс Мид, я хотела бы прогуляться до почты.

— Конечно, Айви.

— А вы сами будете выходить, мисс?

— Нет, не думаю. Сегодня вряд ли.

Айви замялась.

— Миссис Андервуд сказала, что вернется не раньше половины восьмого. Тогда, если вам не трудно, включите в семь газовую горелку, пусть вода нагреется хорошенько, ну а потом можно и убавить.

Мид улыбнулась. Почтовый ящик находился на углу — дойти до него и вернуться можно было минут за пять. Так что слово «почта», несомненно, означала какого-то молодого человека.

— Хорошо, так и сделаю, — сказала она.

И вернулась в гостиную ждать Джайлза. Она слышала, как Айви торопливо выбежала из своей комнаты. Затем отворилась и захлопнулась входная дверь. Она пыталась представить себе молодого человека Айви. Девушка такая забавная. И немного странная. Странность и обаяние перемешивались в ней слоями, как жир и мясо в беконе… Боже, о чем это она только думает! Но все лучше, чем думать о Джайлзе и Кароле Роланд. Мысли не спрашивают, когда им прийти, просто приходят порой — как незваные гости, которые стучат в дверь. А когда открываешь эту дверь, вместо друга на пороге можно увидеть врага. Некоторые барабанят и царапаются в окно, окликают тебя словами, которые ты не в состоянии понять… Есть и такие, что прокрадываются, как воры, с намерением что-то украсть, а другие врываются силой, целая армия, готовая убивать и грабить. Мид зябко передернулась. Все сегодня говорят, что погода хорошая, теплая, а у нее озноб.

Она посмотрела на часы. Когда же наконец придет Джайлз? Сейчас уже почти без четверти семь. Не забыть бы включить газовую горелку, нагреть воду, а то еще Айви попадет. Джайлз отсутствует вот уже больше пятнадцати минут…

Тут в дверь позвонили, и она сорвалась с места. Но то был не Джайлз. Это была Агнесс Лемминг. Она стояла на пороге, рядом у ног большая картонная коробка. Ей пришлось поставить ее на пол, чтобы позвонить, но вот она подняла ее и вошла в прихожую — голова высоко поднята, щеки пылают. На ней было старое темно-пурпурное пальто и юбка того же цвета, но выглядела она иначе, чем обычно, — моложе, бодрее, и еще в каждом ее движении читалась решимость.

— Вы одна? Могу я с вами поговорить? Нет, остаться не могу. Я всего на минутку.

По-прежнему прислушиваясь, не идет ли Джайлз, Мид обрадовалась приходу соседки. Ей не хотелось быть негостеприимной. И она сказала:

— Тети Мейбл нет, а Айви побежала на почту. Что это у вас? Проходите, прошу.

Она затворила дверь, но Агнесс не сдвинулась с места. И сказала тихо, но твердо:

— Мне нельзя задерживаться… Мама может вернуться в любую минуту. У меня к вам одна просьба. Не подержите у себя до завтра вот эту коробку? Будьте добры! Только никому ничего не говорите.

Просьба была странная, да и голос Агнесс Лемминг звучал совсем не так, как обычно. Но Мид ответила:

— Да, конечно. Можете оставить.

Агнесс немного расслабилась.

— Вам, наверное… это покажется странным. Но мне просто некого больше попросить, а вы… были всегда так добры ко мне… — Она умолкла, затем вдруг сказала то, что вовсе не собиралась говорить: — Понимаете, моя кузина Джулия Мейсон прислала мне очень красивую одежду. И я хочу надеть ее завтра днем. Видите ли… я выхожу замуж.

Мид едва не вскрикнула от удивления. А затем ее так и захлестнула волна радости и теплоты. Она обняла Агнесс за шею и крепко поцеловала.

— О, Агнесс, прекрасная новость! Я так рада! Очень, очень рада за вас!

— Но только никому ничего не говорите. Никто не знает, даже мама ничего не знает. Скажу ей после. Вообще ничего никому пока что не хочу говорить.

— Я не скажу… обещаю. Но кто он? Скажите, вы очень счастливы?

Агнесс смотрела на нее и улыбалась. Прежней милой своей улыбкой, но было в ней и нечто новое, незнакомое. А потом сказала веселым молодым голосом:

— Это мистер Дрейк, и да, я очень счастлива. Мы оба счастливы. Но мне… никак нельзя больше задерживаться. — С этими словами она чмокнула Мид в щеку и убежала.

Мид осталась в прихожей с коробкой. Вот уж действительно неожиданность — Агнесс Лемминг и мистер Дрейк! Но похоже, именно такой человек в силах немного обуздать миссис Лемминг. Именно он и нужен Агнесс — мужчина, готовый спасти ее от домашней тирании, способный захлопнуть дверь перед носом у миссис Лемминг. Сама бы Агнесс ни за что на такое не решилась, это не в ее характере. Мид убрала коробку к себе в гардероб и едва успела закрыть дверцу, как снова раздался звонок.

На этот раз то был Джайлз. Он вошел, и она тут же сказала:

— Айви вышла. Джайлз… ну что случилось? Тебя не было целую вечность! — И тут вдруг сердце у нее екнуло. На него было просто страшно смотреть — сердитые глаза, лицо точно окаменело. Он прошел мимо нее в гостиную.

— Я на секунду. Мне нельзя здесь оставаться. Который час? Без десяти семь — эти часы правильные? Твоя тетя скоро вернется. Не хочу ее видеть. Я сейчас просто не в состоянии общаться с кем бы то ни было. Я должен вернуться к себе и попробовать как-то связаться с Мейтлендом. Он мой стряпчий, и, если эта история с выплатой четырехсот фунтов годового содержания правда, возможно, он что-то об этом знает. Вроде бы он переехал за город, но я постараюсь его найти. Чем быстрее он подключится к этому делу, тем лучше. Пусть она не воображает, что может вертеть и крутить мной, как ей заблагорассудится!

Мид была потрясена до глубины души. Он говорил сам с собой, словно не замечая ее присутствия. Точно ее не было здесь вовсе. Прежде она никогда не видела его в таком состоянии — разгневанный, даже взбешенный мужчина, готовый в любой момент кинуться в драку, которому сейчас совершенно не до женщин. Да, она была потрясена, но одновременно немного приободрилась. Раз уж для нее у него не нашлось доброго слова, то для Каролы уж тем более не найдется. Он настроен на борьбу.

Уходя, он положил руку ей на плечо и, не глядя в глаза, бросил:

— Я тебе позвоню.

А потом вышел, решительно и громко захлопнув за собой дверь.

Глава 18

С этого момента последовательность событий имеет уже первостепенное значение.

Джайлз захлопнул дверь в квартиру миссис Андервуд ровно без пяти семь. Примерно в это же время миссис Уиллард предъявила мужу две написанные карандашом записки и разразилась целым потоком упреков и слез. Первая записка гласила:

Вторую она обнаружила лишь сегодня днем, после тщательного обыска вещей мистера Уилларда. Она была короткой, но привела миссис Уиллард в неистовство и позволила предъявить прямые обвинения.

Самое ужасное в этой записке было то, что никакой даты там не значилось. Так что, возможно, «завтра вечером» уже прошло. С тем же успехом это мог быть сегодняшний или завтрашний вечер. Миссис Уиллард дошла, как говорится, до точки. На протяжении двадцати лет она была доброй, заботливой женой, но это уж слишком. Протягивая мужу записки, она походила на грозный боевой корабль, входящий во вражескую гавань.

Мистер Уиллард оказался в весьма непростой ситуации. На протяжении всей своей семейной жизни он поддерживал в доме строгую дисциплину, был настоящим хозяином. Слово его являлось законом, он всегда мог топнуть ногой и настоять на своем. Теперь же ему приходилось держать оборону. И слово его оказалось под вопросом, и топать ногой было как-то неуместно. Он откашлялся и сказал:

— Ну, знаешь ли, Амелия…

Миссис Уиллард разразилась слезами и топнула ногой.

— Нечего называть меня Амелией, Альфред, это просто невыносимо! Бегать за скверной девчонкой в твоем-то возрасте!

— Но послушай… это уж слишком…

— Да-да, именно в твоем возрасте, Альфред! Тебе уже пятьдесят, и ты выглядишь на все свои пятьдесят! Как думаешь, что надо от тебя молодой девице, кроме как провести время просто от скуки, заполучить твои денежки и разбить мне сердце…

Тут голос у миссис Уиллард сорвался. И она рухнула на диван — крупная неопрятная женщина с распухшим от слез лицом и растрепанными седыми волосами.

Мистер Уиллард снял очки и начал их протирать. Затем попробовал подпустить в голос строгости, но не вышло:

— Амелия, я настаиваю…

Миссис Уиллард тут же перебила его. Она больше не полагалась на подгибающиеся от слабости ноги и осталась лежать. Диван придавал ей уверенности.

— Разве я не была тебе хорошей женой? Разве я не делала для тебя все, что в моих силах?

— Тут никаких вопросов… — Он снова откашлялся. — А что касается этих записок…

— Да, Альфред, что насчет записок?

Личико мистера Уилларда с мелкими аккуратными чертами резко покраснело, что совсем ему не шло.

— Да ничего такого особенного в них нет, — ответил он. — И лично я удивлен твоим поведением, Амелия, крайне удивлен. И еще хотел бы заметить: просто не верится, что ты могла решиться на такое, шарить по моим карманам!

Вот так-то уже лучше. Знакомое дело — Амелию тотчас же поставили на место. Теперь ей предстояло занимать оборону.

Однако ее яростная отповедь удивила, даже немного ошеломила его.

— А если бы я оставила таблетки сахарина в кармане твоего синего пиджака, который ты велел отнести в химчистку, что бы ты тогда сказал, интересно знать? Потому как именно там я нашла первую записку. И из нее ясно видно, как эта девица расстраивала тебя, запутывала, заманивала в ловко расставленные сети, иначе бы ты ни за что не оставил записку в кармане… чтобы я потом ее нашла. И если ты покажешь мне женщину, которая не сумеет правильно прочесть такую записку, раз уж она попала ей в руки… то я скажу тебе прямо в лицо: это не настоящая женщина, и у нее нет никаких подлинных чувств к законному мужу!

Мистер Уиллард был вновь сбит с толку. И сказал:

— Ну, уж это ты хватила!.. — Он повторил эту фразу несколько раз с разной интонацией, где чувствовались и протест, и раздражение, а в это время миссис Уиллард пыталась сдержать новый поток слез, прижимая к глазам насквозь промокший платочек. — Ну, уж ты тоже скажешь, Амелия! Можно подумать, пригласить соседку на ленч — это преступление!

— Соседку!

— Но ведь она наша соседка, разве нет? И она хотела посоветоваться со мной по одному делу, если тебе уж так хочется знать.

— Делу! — с тем же недоверчивым фырканьем огрызнулась миссис Уиллард.

— А почему нет, Амелия? Если хочешь знать, это касалось ее подоходного налога.

— Подоходного налога?

— Да, представь себе. Подоходного налога.

— Не верю ни единому твоему слову! — твердо заявила миссис Уиллард. — Мне стыдно за тебя, Альфред! Стоишь здесь передо мной и выдаешь одну ложь за другой, и они так и сыплются, точно горошины из стручка. И воображаешь, что я тебе поверю, но этому не бывать никогда! А если она ходила с тобой на ленч лишь для того, чтоб поговорить о каких-то там подоходных налогах, может, скажешь, о чем это вы собрались говорить «завтра вечером»? И когда, каким именно вечером и где? Может, там же, где были в субботу, когда ты сказал мне, что спустишься вниз повидаться с мистером Корнером? Или же ты собираешься придумать отговорку на сегодняшний вечер и подняться к ней? Что скажешь?

Мистеру Уилларду нечего было сказать. Он никогда не подозревал, что Амелия наделена таким талантом — умением выставить его в самом неприглядном свете. Ну что такого он сделал? Поднялся наверх для дружеской беседы или поменять электрическую лампочку, добродушно подтрунивая над этим выдумщиком мистером Корнером. Да она даже не позволила поцеловать себя, назвала его «забавным маленьким человечком», а потом выпроводила, о чем он вспоминал с сожалением. А теперь его Амелия ведет себя так, будто он дал повод для развода. До чего же подозрительный склад ума у этой женщины! И полное отсутствие самоконтроля.

И он произнес голосом властным и строгим:

— Я больше не желаю выслушивать эти… эти обвинения. Они совершенно необоснованные, несправедливые, и я отказываюсь слушать их. Я удивлен твоим поведением, Амелия, и от души надеюсь, что и ты сама в самом скором времени будешь удивлена. Ты абсолютно утратила всякий контроль над собой, утратила чувство меры, и я намереваюсь оставить тебя одну в надежде, что ты сумеешь взять себя в руки. И еще вынужден заметить: я очень тобой недоволен, очень!

На этот раз сработало. Он снова обрел не только голос, но и главенствующее положение в семье. Слова так и лились потоком, так и припечатывали ее. Он развернулся к двери, преисполненный чувства собственного достоинства, и походил в этот момент на маленького задиристого петушка бентамской породы.

Миссис Уиллард не выдержала и жалобно прорыдала ему вслед:

— Куда ты? О, Альфред, только не к ней!

Мистер Уиллард вновь стал самим собой. Пусть Амелия поплачет — ей только на пользу. Вернувшись, он вновь увидит дома покорную и услужливую жену.

Он вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Глава 19

Минут за десять до того как мистер Уиллард вышел из квартиры, то есть примерно в семь, в дом Вандерлёра вошла молодая женщина в пальто из искусственного каракуля и поднялась в лифте на пятый этаж. Она была похожа на Каролу Роланд, как негатив фотографии на оригинал. Черты те же, а вот цвет лица болезненно желтоватый, глаза серые, прямые волосы невыразительного мышиного оттенка. Одета она была аккуратно, но совсем не стильно — грязно-серого цвета пальто, коричневые туфли и чулки, на голове темно-коричневая шляпа с коричневой и зеленой ленточками.

Белл увидел ее еще в холле и пожелал доброго вечера в присущей ему приветливой манере. Уже не впервые эта леди заходила в дом Вандерлёра по окончании рабочего дня. Сестра мисс Роланд была замужем за мистером Джексоном, ювелиром. У него имелся свой магазин, небольшой, но старый, пользующийся хорошей репутацией. Белл знал об этой паре все. Некогда бизнес принадлежал отцу миссис Джексон, а стало быть — и отцу мисс Роланд. Элла вышла замуж за своего кузена, взяла его фамилию и работала вместе с ним в магазине, а вот Кэрри убежала из дома и пошла на сцену. Она понятия не имела, что Белл прекрасно знает, кто она такая, когда явилась сюда в первый раз с высветленными волосами, накрашенной физиономией и новым красивым именем. Он сразу узнал ее и подумал, что уж лучше бы она осталась с сестрой. Хотя, конечно, не его то было дело, какое она себе придумала имя или что делает со своим лицом и волосами. И пусть миссис Смоллетт хоть язык себе сломает, сплетничая на эту тему, — от него она никогда ничего не услышит об этих сестрах Джексон. Он умеет держать рот на замке. Да что там говорить, он сам лично сорок лет назад покупал своей Мэри обручальное кольцо в лавке Джексона. Мистера Джексона не было в живых вот уже десять лет, а его Мэри — тридцать пять. Белл был не из болтливых.

Элла Джексон пробыла у сестры минут двадцать, не больше. Затем они вместе спустились в лифте — Карола с непокрытой головой, в наброшенном поверх белого платья меховом палантине.

Когда лифт поехал вниз, мисс Гарсайд стояла у полуоткрытой двери в свою квартиру и провожала его взглядом. Она дошла до такого состояния, когда человек плохо отдает себе отчет в своих поступках. Тело страдало от голода, мысль, подобно загнанному животному, судорожно билась в клетке в поисках хоть какого-то выхода. Весь день она ничего не ела, ни крошки. Денег на еду не было. Она сама не понимала, зачем приоткрыла дверь, — возможно, собиралась пойти к Андервудам и попросить у них кусок хлеба и немного молока, сказать им, что дошла до крайности, что…

Но как только дверь приоткрылась, она поняла, что сделать это не в состоянии. Попросить у этой простоватой и напористой миссис Андервуд она просто не сможет. Надо как-то продержаться до завтра и вызвать человека из аукционного дома, может, удастся продать что-нибудь еще из мебели. Все хорошие вещи уже распроданы. За то, что осталось, дадут сущую мелочь. Этих денег не хватит, чтобы заплатить за квартиру, но можно будет купить еды и протянуть еще несколько дней.

Она стояла, держась за дверную ручку, и смотрела, как лифт спускается вниз. Свет падал на волосы Каролы, ее меховую накидку, белое платье. И мисс Гарсайд с горечью подумала: «Опять выходит сегодня. Весь вечер будет где-то пропадать. Наверняка встречается с мужчиной. Они пойдут в ресторан, и денег, потраченных на этот ужин, мне хватило бы на неделю».

Она провожала лифт глазами до тех пор, пока он не скрылся из виду, затем вернулась в свою опустевшую холодную комнату. Каролы не будет дома весь вечер, ее квартира наверху будет пустовать, и там, в одной из комнат этой квартиры, лежит кольцо, так похожее на ее собственное… Тут же промелькнула другая мысль — Карола вполне могла надеть это кольцо, — мелькнула и тотчас исчезла. Ведь она носит его далеко не всегда. Ну взять, к примеру, вчерашний день — именно тогда мисс Гарсайд увидела кольцо на пальце мисс Каролы. Они и прежде встречались в лифте не меньше дюжины раз. И всякий раз на этих изнеженных белых ручках блистали кольца. Если девушка куда-то выходит, она натягивает перчатки, оказавшись на улице. А когда входит в дом, обычно снимает их в лифте. Длинные белые пальцы, алые ногти. Кольцо с изумрудом на одной руке, кольца с рубином и бриллиантом — на другой. Но не то кольцо с ослепительным солитером — точная копия ее кольца, — она ни разу не видела его на ней вплоть до вчерашнего дня. Так к чему Кароле надевать его сегодня?

И мисс Гарсайд решила, что сегодня Карола это кольцо не надела. Оно лежит там, в пустой квартире, небрежно брошенное на туалетный столик.

— Если бы у меня был ключ от ее квартиры, подменить кольцо не составило бы труда… — Это произнес внутренний голос мисс Гарсайд, произнес вполне отчетливо. Не желая умолкать, он говорил дальше: — Она ни за что не заметит разницы… никогда. Для меня это вопрос жизни и смерти, а для нее ровным счетом ничего не значит. Мое сверкает так же ярко. И будет выглядеть на ее руке ничуть не хуже, чем на моей. Ей абсолютно без разницы. Почему это я должна умирать с голоду, когда это не значит для нее ровным счетом ничего? Если бы был ключ, я могла бы подменить кольца…

Ключ есть у Белла. Каждое утро в подвал спускается миссис Смоллетт и снимает с крючка ключ от квартиры номер восемь. Потом поднимается на четвертый этаж. Входит в эту квартиру, готовит мисс Роланд утреннюю чашку чая и принимается за уборку. Любой человек, вступивший даже в кратковременный контакт с миссис Смоллетт, может узнать все о мисс Кароле Роланд и ее квартире.

— До чего ж нарядные у нее шторы, мисс Гарсайд! Стоят, небось, целое состояние. У меня в мебельном работает племянница, и, если я скажу, сколько стоит пошить такие шторы с оборками, вы просто в обморок упадете!

Можно повернуться к ней спиной, не обращать внимания, но рот этой миссис Смоллетт все равно не заткнуть.

Ключ от квартиры номер восемь висит там, на крючке, в подвальном помещении. Лишь часов через двенадцать, не раньше, миссис Смоллетт возьмет его и поднимется наверх, в ту квартиру.

А сейчас его может взять любой.

Нет-нет, не сейчас, там, в подвале, Белл. Но позже, где-то между половиной восьмого и половиной девятого, он «выйдет прошвырнуться» — выпить пинту пива и сыграть партию в дартс в пабе «Рука и перчатка». В половине девятого, и не важно, какая на улице погода, дождь или солнце, снег или туман, но Белл непременно отправится в паб. А потом вернется — где-то между половиной десятого и десятью. Так что в ее распоряжении будет целый час, и за это время вполне можно будет завладеть ключом, вместо того чтобы торчать тут, предаваясь бесплодным размышлениям.

Между половиной восьмого и половиной девятого…

Глава 20

В двадцать семь минут восьмого Мид Андервуд отворила дверь испуганной Айви.

— Ну где ты так долго, Айви! Тебе повезло, что миссис Андервуд еще не вернулась.

Айви удивленно уставилась на нее.

— Но, мисс Мид, она вошла прямо передо мной… сама видела, как она шла к лифту. О Господи, надо спешить! Вы не забыли включить газовую горелку в ванной, мисс?

И Айви засуетилась. Впрочем, она могла бы не спешить. Миссис Андервуд вошла в квартиру только без двадцати восемь. Прошла прямо к себе в комнату и захлопнула дверь. Айви осторожно подошла к Мид.

— Как-то все странно получилось, мисс Мид. Я видела, как она шла прямо передо мной от самого угла. Если бы на улице было потемнее, я бы как-нибудь попробовала проскочить мимо, но потом побоялась. Подумала, что, может, она пройдет прямо к себе в комнату, а я заскочу следом и успею снять пальто.

Мид подняла на нее глаза и укоризненно покачала головой.

— Придумаешь тоже, Айви!..

Служанка ответила ей задорной улыбкой уличной девчонки.

— Ладно-ладно, не буду! Просто мой парень опоздал, мы и общались-то всего минут пять. Он очень симпатичный, и девчонки бегают за ним просто толпами, ну вот мне и пришлось ждать. А уж когда я увидела прямо перед собой миссис Андервуд и еще мисс Роланд…

— Ты хочешь сказать, они шли вместе?

Айви хихикнула.

— Это вряд ли! Мисс Роланд была впереди, я видела, как мелькало ее белое платье. И она вошла в дом, прежде чем я подоспела, а миссис Андервуд стояла внизу, в холле, и ждала, когда спустится лифт. Мне пришлось подождать, понимаете? Так и болталась на крыльце, пока не увидела, что лифт пришел и миссис Андервуд поднялась. Интересно, к кому это она заходила?

— Может, сама ее спросишь, Айви?… — ответила Мид с улыбкой.

Как всегда пунктуальный, ровно в половине девятого Белл «пошел прошвырнуться», так он делал всегда с приятным осознанием того, что рабочий день позади и потрудился он на совесть. Поднявшись в холл по лестнице из подвала, он заметил, как хлопнула входная дверь. Кто-то только что вышел, а вот кто, он не видел, потому что человек уже оказался на улице. Однако, выйдя на крыльцо, Белл различил быстро удалявшуюся фигуру мужчины — тот торопливо шагал в сторону тех ворот, что справа. На выходе из дома было двое ворот, одни справа, другие слева, и вела к ним дорожка из гравия, окаймленная живой изгородью.

Итак, мужчина пошел вправо, а Белл двинулся к тем воротам, что слева, потому что оттуда было ближе к городу. И едва приблизился к ним, как услышал звук взревевшего мотора, а затем увидел и машину, проехавшую мимо него по дороге. В темноте он толком не разглядел вышедшего из дома мужчину, да и видел его лишь мельком, но скорее всего именно этот человек завел мотор, а потом отъехал от правых ворот дома, но опознать его позже Белл не смог бы.

Итак, Белл направился к пабу «Рука и перчатка», где встретил своего шурина мистера Уильяма Бейкера, и они славно сыграли в дартс. Мэри Белл звалась Мэри Бейкер — в ту пору, когда сам Белл купил ей обручальное кольцо в лавке мистера Джексона. Теперь Уильям Бейкер, как и он сам, был вдовцом, жил с дочерью Адой и ее мужем. Он был мясником и очень добрым парнем. В глубине сердца Белл жалел бедного Уильяма. «Совсем себе не принадлежит, разве только вечерами, когда идет в паб… а она бы его и туда не пустила. Ну разве только ради того, чтобы не кормить его ужином». Белл недолюбливал свою племянницу Аду, про себя называя ее гордячкой, жадиной и воображалой. «Чванливая бабенка, уж слишком много о себе мнит».

В перерывах между игрой и поглощением пива они обсуждали Аду и ее замашки. Только здесь мистер Бейкер мог отвести душу, как-то немного подбодриться и продолжить затем влачить унылое и рабское существование с дочерью, которая каждый день заставляла его надевать жесткие накрахмаленные белые воротнички.

— И если бы по воскресеньям можно было нацепить сразу два, она бы меня заставила, точно тебе говорю.

— Только палец им дай, всю руку отхватят, так уж они устроены, эти женщины, — заметил Белл.

Мистер Бейкер помрачнел.

— Да, ее мать была из той же породы. В общем-то хорошей и доброй женой была моя Энни. Правда, уж больно нос задирала перед соседями. Это Ада унаследовала от нее. Помню, как Энни подарила мне на день рождения пару синих ваз — скопила денег, экономила на всем. Они просто шикарно смотрелись на каминной полке, а на синем фоне были нарисованы золотые свечи и цветочки. И тут вдруг я возьми да ляпни, что предпочел бы набить живот хорошей жратвой, чем смотреть на эти синие вазы на полочке. Ну и завелась она тогда! Сказала, что это мне подарок, а я даже не поблагодарил ее, и мне должно быть стыдно, и все такое. — Мистер Бейкер отпил большой глоток пива. — Вот и Ада, — добавил он, — вся в нее пошла. Мы тогда переругались из-за дурацких ваз, и последнее слово осталось за ней.

— Женщины, они такие, всегда норовят вставить последнее слово, — заметил Белл и подмигнул.

Мистер Бейкер печально вздохнул.

— Ада очень на нее похожа, — пробормотал он.

Ровно в половине десятого Белл вышел из паба и зашагал к дому Вандерлёра. В десять он запер входную дверь, затем спустился в подвал, проверить, все ли там в порядке, перед тем как лечь спать. Все было в порядке, аккуратно и чисто прибрано. На доске, прибитой к старому кухонному шкафу, висели в ряд восемь ключей от квартир, каждый на отдельном медном крючочке. Все на месте. Мисс Андервуд вернула ключ от квартиры миссис Спунер. Должно быть, спускалась сюда, когда его не было. Все ключи здесь. Белл отправился в постель и спал до тех пор, пока в четверг утром, ровно в шесть тридцать, его не разбудил звонок будильника.

К тому времени все обитатели дома Вандерлёра, за исключением троих, уже улеглись в постель, и некоторые из них заснули. Среди тех, кто не улегся в постель, были мисс Карола Роланд, миссис Уиллард и мисс Гарсайд. Мистер Уиллард тоже не лег в постель — ну по крайней мере свою собственную, ту, что в квартире. Как выяснилось позже, его вообще не было в доме Вандерлёра — одна из причин, по которой миссис Уиллард провела всю ночь без сна, даже не ложилась.

Мид Андервуд легла в постель и уснула. Легла в постель, потому что ей хотелось побыть одной, а уснула потому, что слишком устала за этот день. Но сон был беспокойный, наполненный сновидениями, какими-то невнятными и неразличимыми, но омрачавшими ее мысли.

Разбудил ее резкий телефонный звонок. Она сняла трубку после второго же гудка. Голос Джайлза звучал встревоженно:

— Мид… Мид, это ты?

— Да, — ответила она, и тут розовые с эмалью часы на камине начали бить двенадцать.

— Что это? — спросил Джайлз.

Она ответила:

— Просто часы бьют.

И тогда он сказал:

— Плевать на часы, не обращай внимания, дорогая. Все в порядке. В подробностях рассказать сейчас не могу, но все в порядке, она нас больше никогда не побеспокоит. Просто это не телефонный разговор, но верь мне, проблема разрешена. Зайду утром.

И голос в трубке умолк. Часы закончили бить полночь. Мид довольно долго лежала без сна, потом задремала, и печальные мысли и невнятные сны уже не мучили ее.

Первое, что она услышала утром, — Карола Роланд была найдена мертвой в своей квартире.

Глава 21

Обнаружила ее миссис Смоллетт. В квартире номер восемь она всегда появлялась в восемь утра, пунктуально, минута в минуту. Позже она представила драматическую версию случившегося. Рассказала, как, сняв ключ с крючка, вдруг ощутила какую-то внутреннюю дрожь, и сердце тревожно екнуло.

— Ключ показался таким холодным… каким-то не таким, как всегда. Холодным и еще… страшно тяжелым, если вы понимаете, о чем это я. И на всем пути наверх, по этой лестнице — любой женщине, особенно пожилой, подниматься трудно, того гляди, сердце разорвется, но в лифт я бы не зашла ни за какие деньги, — так вот, на всем пути я думала: «Нет, тут что-то не так. Все это неспроста». И когда увидела, что дверь нараспашку, ну тут…

На самом деле миссис Смоллетт ничего такого не чувствовала, ну разве что по лестнице было подниматься трудно, впрочем, то было постоянным источником ее недовольства и жалоб. Она поднялась на площадку верхнего этажа, повернулась лицом к двери в квартиру номер восемь и увидела, что ключ ей не понадобится. Но даже и тогда ей в голову не пришло, что могло случиться что-то плохое. Она подумала, что мисс Роланд, должно быть, уже встала и открыла для нее дверь. Миссис Смоллетт сунула ключ в карман фартука и вошла. В прихожей было светло, но в этом тоже ничего необычного не было, поскольку прихожие в таких домах часто освещались через стеклянные фрамуги над дверьми. Если бы шторы в комнатах были задернуты, в прихожей было бы темно. Она прошла прямо на кухню. Раздвинула на окнах шторы затемнения, подняла жалюзи и поставила чайник на плиту. А потом отворила дверь в гостиную.

И в приглушенном свете люстры-шара с орнаментом, свисавшей с потолка, увидела Каролу Роланд — та лежала лицом вниз на бледно-голубом ковре. Все еще в своем красивом белом платье. Лица не было видно, но с первого взгляда стало ясно: живые люди так не лежат. В этом версия миссис Смоллетт вполне совпадала с фактами. Она ни на секунду не усомнилась, что мисс Роланд мертва. На ковре рядом с головой вырисовывалось ужасное темное пятно, блестящие платиновые волосы тоже были запачканы. Цвет пятна был красновато-коричневый.

Миссис Смоллетт, прижав руку к сердцу, попятилась к двери, затем выбежала на площадку и с несвойственной ей прытью понеслась по лестнице вниз, к Беллу.

Старина Джимми Белл умудрился сохранить полное присутствие духа. Велел миссис Смоллетт оставаться здесь, а сам вошел в лифт и поднялся на верхний этаж. Действительно, двери квартиры номер восемь были распахнуты настежь, не только входная, но и внутренние. Трогать их не было никакой необходимости, он и не стал. Да, произошло убийство, это несомненно. И жертвой стала малышка Кэрри Джексон, которую он помнил еще школьницей с косичками, — малышка Кэрри, дочь старого мистера Джексона, которой тот так гордился, — гордился до тех пор, пока та не разбила ему сердце. Избалованная была девчонка… иначе не скажешь. Мало ее драли в детстве, вот и избаловалась. И не то чтобы Белл одобрял телесные наказания, нет. Просто он знал: дети должны знать свое место. За некоторыми только глаз да глаз. А Кэрри вышла из-под контроля. Морщинистые его щеки утратили розоватый яблочный румянец — он стоял и смотрел на нее сверху вниз. Он участвовал в последней войне, и ему довелось повидать немало мертвецов, но потом как-то отвыкаешь от подобного зрелища, к тому же молоденькая девушка — это совсем другое. Это убийство, и девушку убили в одной из его квартир.

Белл подошел к телефону и позвонил в полицию. А потом, в ожидании, когда они приедут, вдруг заметил поднос с напитками и бокалами. Поднос стоял на низеньком стульчике между двумя креслами, придвинутыми к электрокамину. Камин был включен. Он потянулся было выключить, но вовремя спохватился. Ну, разумеется, здесь ничего нельзя трогать до тех пор, пока не прибудет полиция.

Поднос был красный, лакированный с золотым узором по краям, а бокалы очень изящные, из тонкого стекла с золотыми ободками. Посредине стояли: бутылка виски, сифон с содовой, хрустальный графин с остатками красного вина и тарелка со сладким печеньем. Оба бокала использовали: из одного пили виски, из второго, того, что поменьше, — вино. Белл отчетливо ощущал запах виски в комнате.

Поднос был первым, что он заметил. Но незадолго до приезда полиции Беллу бросилась в глаза еще одна вещь. Камин… вернее, каминная полка — было здесь нечто странное. Что же?… Трудно сказать, но явно что-то не так. Взять хотя бы фотографию — большой снимок майора Армитейджа и в углу его имя. Вот что странно. Нет, дело не в снимке, в чем-то другом. И тут вдруг до него дошло. Дело в безвкусной статуэтке девушки-танцовщицы, выплясывающей в чем мать родила, — если вдуматься, вещице совсем неприличной. Да, точно — статуэтка исчезла с каминной полки.

А потом он ее увидел — она валялась на кушетке. Подошел, присмотрелся, потому что странности на этом не заканчивались. Танцовщица лежала так, будто выпала из чьей-то руки. И вытянутый носок серебряной ступни был острым и ярким — острым, почти как кинжал, ярким, как сталь. Вся фигурка отливала серебром и блестела, была чистой и яркой, но в том месте, где она упала на кушетку, по голубовато-серой обивке расплывалось темное пятно — того же цвета, что и пятно на голубом ковре.

Топот ног, звук голосов на лестничной площадке — это прибыла полиция. Белл отвернулся от кушетки и двинулся им навстречу.

Глава 22

Старший инспектор Лэмб сидел за столом в гостиной Каролы Роланд. Это был самый крепкий и надежный из столов в квартире, но про себя инспектор окрестил его шаткой «дрыгалкой». Сам инспектор был мужчиной крепкого телосложения, с небольшими острыми глазками и тяжелой квадратной челюстью. Волосы на макушке начали редеть, зато не наблюдалось ни единого седого волоска — то были очень густые и жесткие черные волосы.

Рутинные мероприятия, связанные с раскрытием убийства, шли своим чередом. Фотограф делал снимки, криминалист снимал отпечатки. Тело увезли, голубовато-серый ковер скатали в рулон. Серебряную статуэтку танцовщицы тщательно упаковали и тоже увезли — для дальнейшего изучения.

Лэмб поднял глаза — в комнату вошел сержант Эббот. Он был полной противоположностью своему шефу — частная школа, затем полицейский колледж — светлые волосы гладко зализаны, сам высокий, фигура тонкая, узкий костистый нос, светлые глаза скорее голубого, нежели серого оттенка, и соломенного цвета ресницы.

— Хочу видеть женщину, которая нашла тело, — сказал Лэмб.

— Да, сэр. Тут пришла сестра мисс Роланд.

— Сестра? Кто такая?

— Миссис Джексон. Жена городского ювелира.

— Ладно. Но сперва я хотел бы поговорить с той, другой женщиной. Как ее там?

— Смоллетт.

— Да, точно, миссис Смоллетт. Давайте ее сюда!

Миссис Смоллетт вошла с важным видом. А почему бы и нет? Ведь это она нашла тело. И разве не ее будут вызывать на допросы — это уж точно, — а потом и в суд, если полиция поймает убийцу? Остается надеяться, что именно так они и поступят, иначе ни один из жильцов не будет чувствовать себя в безопасности в собственной постели.

Чтобы подчеркнуть значимость момента, оделась она как на выход, — черное шерстяное пальто с жиденьким меховым воротничком, черная фетровая шляпа с выцветшей лентой. Назвала свое полное имя — Элиза Смоллетт, семейное положение — скорбящая вдова, род занятий — помощь по хозяйству. Последний рассказ сопровождался массой деталей и подробностей, часть из них выслушивалась, другие — не до конца, и в результате выяснилось, что она моет в доме лестницы и оказывает услуги по хозяйству в нескольких квартирах.

— Миссис Спунер из номера семь, я регулярно у нее прибиралась, но теперь ее нет, служит в ВТС. Мистер Дрейк из пятой квартиры, ему оказывает услуги мистер Белл. Ну и миссис Уиллард из номера шесть, я хожу к ней дважды в неделю, по понедельникам и четвергам, делаю уборку. Миссис Андервуд из третьей квартиры — у нее есть своя служанка, и к ней я не хожу, ну разве что если вдруг потребуется дополнительная помощь. Мисс Гарсайд из четвертой, прежде она пользовалась моими услугами все время, до тех пор пока не начала избавляться от мебели. Очень красивые были вещи, и она сказала, что отправила их в мастерскую подремонтировать, но ни один предмет обстановки так и не вернулся. Еще на нижнем этаже, в квартире номер один, живет престарелая миссис Мередит, я ей тоже помогаю, мою полы и все такое. И это при том, что она держит служанку и компаньонку, но полами занимаюсь только я. Что касается миссис Лемминг из второй квартиры, то к ней по большей части я захожу где-то раз в неделю, но не регулярно. А вот к бедняжке мисс Роланд заходила каждый день.

Фрэнк Эббот пристроился у стола и время от времени что-то записывал в блокнот, а в перерывах рассматривал потолок и гладко окрашенную стену, и то место, где полагалось бы быть карнизу, если бы мисс Роланд не придерживалась столь современных взглядов на интерьер.

Инспектор слушал достаточно терпеливо. Если хочешь узнать что-то о людях, слушай тех, кто регулярно бывает в их домах и квартирах и делает там свою работу. Да, высказывания зачастую носят тенденциозный характер, но информация, поступившая от самых заядлых сплетников, может пригодиться.

— А теперь, миссис Смоллетт, — вставил он, — расскажите-ка нам, как вы нашли тело.

И миссис Смоллетт начала свой рассказ, в котором важное место отводилось всем ее дурным предчувствиям, ужасному ощущению, которое она испытала, увидев, что дверь квартиры распахнута настежь. Не преминула она упомянуть и о том, как кровь у нее в жилах буквально остановилась, когда она увидела тело, а также о дурноте и головокружении, которые преследуют ее с тех самых пор.

— И если бы я тогда подумала, что из этого выйдет, ну, когда услышала собственными своими ушами… Теперь уж, конечно, ничего не исправить, но нечего было стараться заткнуть мне рот, как сделал мистер Белл.

— Так что же именно вы услышали, миссис Смоллетт?

Крупное лицо миссис Смоллетт раскраснелось. Чтобы побороть пресловутую дурноту, она перед тем, как пойти к инспектору, согласилась по настоянию мисс Крейн выпить стаканчик бренди.

— Мы всегда держим в доме бренди, на тот случай если вдруг миссис Мередит занеможет. И я просто уверена, миссис Смоллетт, глоточек вам сейчас не повредит.

Миссис Смоллетт глоточком не ограничилась. Лицо раскраснелось, ощущение трагедии усилилось, язык начал заплетаться. И она во всех красках принялась описывать, что именно услышала, когда в среду утром мыла лестничную площадку на верхнем этаже.

— Ну, сперва я спустилась наполнить ведро. Горячая вода до первого этажа плохо доходит, потому как мистер Белл стал последнее время экономить, не растапливает печь на полную катушку, вот мне и пришлось спуститься и подлить капельку из чайника. А когда вернулась, там в квартире такой шум стоял, и обе двери были нараспашку — не захочешь, а услышишь. Я, знаете ли, не из тех, кто подслушивает под дверью, но, как уже говорила мистеру Беллу, у меня не было при себе ваты заткнуть уши, а в нашей семье глухих отродясь не бывало.

Фрэнк Эббот смотрел в потолок. Такого типа женщины могут болтать часами.

— Кто там говорил? — спросил Лэмб.

Миссис Смоллетт понятливо закивала. Бренди взывал к искренности. Она являлась главным свидетелем — она на дружеской ноге с полицией — и старший инспектор ловит каждое ее слово.

— Да! — воскликнула она. — Действительно, кто?… Мисс Роланд и мисс Мид Андервуд — вот кто! Я еще тогда подумала: «Интересно, что это привело ее сюда?» А тут она и спрашивает: «Что было между вами и Джайлзом?» Джайлз — это майор Армитейдж, с которым мисс Андервуд была помолвлена еще в Америке, а потом все думали, что он утонул, вплоть до этого понедельника, когда он вдруг снова появился. А потом выяснилось, что он потерял память, ну это от удара по голове, когда в корабль попала торпеда.

Фрэнк Эббот снова застрочил в блокноте. Лэмб сказал:

— Стало быть, мисс Андервуд спрашивала мисс Роланд о том, какие у нее отношения с Джайлзом? А Джайлз — это майор Армитейдж, так?

Миссис Смоллетт снова энергично закивала.

— Все так, — сказала она. — А мисс Роланд и говорит: «Разве он не рассказывал вам обо мне? Может, все же он упомянул о том, что у него уже имеется жена».

— Что?!

— Ну да, так она и сказала. В том смысле, что миссис Армитейдж — это она. Что он уже женат. И тогда мисс Андервуд и говорит ей, что с ним помолвлена, а мисс Роланд, она вся так и вспыхнула, и говорит, что это не ее вина, что он потерял память и что ей надо думать о деньгах. Сказала, что майор Армитейдж выплачивает ей в год четыреста фунтов, а потом и говорит: «Я миссис Армитейдж, не забывайте». А мисс Андервуд в ответ и говорит: «Он вас не любит». И тогда мисс Роланд расхохоталась, а мисс Мид и говорит ей громко так и сердито: «Неудивительно, что он вас не любит!» Ну и с этими словами она вышла, промчалась мимо меня вниз по лестнице.

Глава 23

Дверь за миссис Смоллетт закрылась. Фрэнк Эббот обернулся к старшему инспектору, вопросительно приподняв бровь. Лэмб, хмурясь, смотрел на него.

— Выходит, нам надо потолковать с этим Армитейджем и мисс Андервуд.

— А как же сестра жертвы, сэр? Миссис Джексон?

— Подождет. Я должен повидать мисс Андервуд сейчас же, немедленно. И если этот Армитейдж действительно был здесь вчера, хочу знать, когда он пришел, когда ушел и видел ли кто мисс Роланд в живых после того, как он ушел. Пусть Кёртис обойдет и поговорит с жильцами. О результатах доложить мне немедленно, как только он закончит. Я хочу знать, кто видел ее последним и когда, а также кто и когда видел здесь Армитейджа. Так, дайте-ка подумать… У Андервудов имеется служанка, верно? Займись ею сам, она наверняка знает, где он был и когда. Ступай! И пришли мне мисс Андервуд, быстро!

Мид Андервуд вошла в серебристо-голубую гостиную и увидела крупного мужчину, сидевшего за столиком, никак не соответствующим его комплекции. Лэмб увидел невысокого роста девушку в сером платье, темные вьющиеся волосы спадают на шею, глаза темно-серые, под ними отчетливо вырисовываются синяки. Бледная, хрупкая, такая беззащитная на вид. Остается уповать на то, что не хлопнется в обморок, мрачно подумал он. Голос у него был приятный. Он пожелал мисс Андервуд доброго утра и предложил присесть, указав на паукообразное кресло с подлокотниками, ножками и спинкой из хромированных трубок и серебристым кожаным сиденьем. Стул напомнил Мид о визитах к дантисту. Трубки неприятно холодили спину. Ее зазнобило.

— Итак, мисс Андервуд, я попросил бы вас ответить на несколько вопросов. Вы знакомы с мисс Роланд?

— Нельзя сказать, что близко. Здоровались, когда встречались в лифте или на лестнице.

— Не более того?…

— Нет.

— Но вчера утром вы были у нее в квартире.

На бледных щеках проступил румянец. Она сказала:

— Да, я заходила в квартиру напротив, забрать одну вещь для миссис Спунер. Мисс Роланд увидела меня и пригласила зайти.

— И вы впервые побывали в ее квартире?

— Да.

— Говорили о чем-нибудь с мисс Роланд?

— Да.

— И беседа носила дружеский характер?

Девушка снова побледнела как полотно и ответила:

— Я едва ее знала. Друзьями мы не были.

Маленькие колючие глазки так и сверлили ее.

— Должен сказать, мисс Андервуд, ваш разговор с мисс Роланд случайно подслушали. И он носил далеко не дружеский характер. Или я ошибаюсь?

— Нет… — чуть слышно пролепетала она.

Лэмб откинулся на спинку стула и произнес почти ласково:

— А теперь я бы попросил вас оглядеться и сказать мне, все ли на месте в этой комнате, все ли вы узнаете. Вот, к примеру, эта фотография на камине — вы ее узнаете?

— Да.

— И вы узнали ее, когда вошли в эту квартиру вчера утром?

— Да.

— Тогда, может, скажете, кто на этом снимке?

— Джайлз Армитейдж… Майор Армитейдж.

— И вы с ним помолвлены?

— Да.

Каждое из этих коротких односложных слов было подобно капле крови, сочащейся из самого сердца, и вместе с этими каплями уходили силы и все ее мужество. Инспектор, голос которого звучал так ласково, неумолимо продолжал:

— Наверное, для вас было шоком увидеть фотографию жениха на каминной доске у мисс Роланд?

Мид выпрямилась на стуле. За себя она была уже не в силах бороться, но за Джайлза надо. И она ответила уже более громким и твердым голосом:

— Нет, ничего подобного. Дело в том, что я знаю майора Армитейджа совсем недолго. Мы познакомились в Америке. Ну и, разумеется, у него наверняка было полно друзей еще до нашего знакомства.

Стоило ли отвечать именно так? Она не знала. Возможно, да, а может — и нет.

Лэмб с мрачным видом спросил:

— Так это правда, что мисс Роланд называла себя миссис Армитейдж?

Мид промолчала. Ужасно слышать такое. Затем Лэмб повторил вопрос:

— Это правда?

И она заплетающимся языком выдавила:

— Она сказала… что ее фамилия… Армитейдж.

— И вы ей поверили?

— Не знаю… чему тут можно верить.

— Но ведь это вы тогда сказали: «Он вас не любит»?

Мид не смогла ответить на этот вопрос, утратила дар речи. Устремив жалобный взор на инспектора, она едва заметно кивнула в знак согласия. Потом увидела, как он нахмурился, и отвернулась. Откуда ей было знать, что старина Лэмб в глубине души всегда жалел молоденьких девушек, попавших в затруднительное положение. У него было три дочери, одна служила в ВТС, другая — в ЖВС [8] при ВВС, третья — в ЖВС при ВМФ [9], и все они успешно вили из отца веревки. Он с напускной строгостью произнес:

— Скажите, мисс Андервуд, вы видели майора Армитейджа после того, что здесь произошло?

Мид снова ответила кивком.

— Можете сказать, во сколько это было?

— Вскоре после шести. Он весь день пробыл в министерстве обороны.

— Вы сообщили ему о своем разговоре с мисс Роланд?

Нет, это просто ужас какой-то!.. Он намерен задавать вопрос за вопросом, до тех пор пока не узнает, что она говорила Джайлзу и что тот говорил ей. Если ответить «да», она подведет Джайлза; если сказать «нет», он ей просто не поверит. Да никто не поверил бы.

— Что он ответил, когда вы рассказали ему об этом, мисс Андервуд?

Ну, это уже проще. И она немного расслабилась.

— Он сказал, что все это вранье, подделка. Подброшенная улика.

— Он был рассержен?

— Любой на его месте разозлился бы.

— Это верно. И тогда он решил подняться к мисс Роланд и поговорить с ней? Он виделся с ней или нет?

Мид испуганно посмотрела на него. Что она могла ответить на это? Лучше уж промолчать.

А Лэмб меж тем продолжил:

— Так он поднялся к ней поговорить, да? Во сколько это было?

— В половине седьмого, — ответила Мид.

— А потом снова спустился к вам?

— Да, было без десяти семь.

— Так вы следили за временем? Волновались за него, да?… Наверное, так оно и было. И что же он сказал, когда вернулся?

Мид постаралась взять себя в руки.

— Сказал, что должен немедленно связаться со своим стряпчим. Он ведь потерял память… вам, наверное, говорили? Не помнил ничего, что произошло с ним за последние полтора года — все словно в тумане. Карола Роланд знала об этом, и мы оба были уверены — решила этим воспользоваться.

— Она не представила никаких документальных свидетельств? Ну же, мисс Андервуд, отвечайте. Думаю, что представила. Думаю, что она и вам показывала это письмо. И почти убежден, что она показала его майору Армитейджу.

Лэмб взял со стола листок бумаги, что лежал по правую руку от него, под ним оказалась страничка из письма, которую Карола Роланд, не выпуская из руки, дала прочесть Мид — длинные белые пальцы, алый маникюр на ногтях, кольцо с бриллиантом, большим, ярко сверкающим камнем. И почерк Джайлза, яростно летящие наискосок буквы. «Моя дорогая Карола… четыреста фунтов в год… законное право носить фамилию Армитейдж…»

Мид не сводила глаз с этой странички, слова плыли перед глазами, потом замутились и начали таять, исчезать…

За спиной у нее резко отворилась дверь, в комнату вошел Джайлз.

Глава 24

Следом за Джайлзом вошел сержант Эббот. В руках у него был листок бумаги. Он подошел к инспектору, положил листок на стол перед ним и отошел. Лэмб, хмурясь, смотрел на столь внезапно ворвавшегося в помещение мужчину, а затем произнес размеренным голосом человека, понимающего, что на долю секунды утратил инициативу, но ни на миг не сомневающегося в том, что способен ее вернуть:

— Майор Армитейдж?

Джайлз стоял, положив руку на плечо Мид, и договаривал слова утешения — что-то вроде «все в порядке, дорогая», но произносил эти слова так тихо, наклонившись к самому ее уху, что их практически никто не мог разобрать. Он тут же выпрямился, подошел к столу, и даже загар не мог скрыть, какое бледное и осунувшееся сейчас у него лицо.

— Прошу прощения, инспектор. Я только что узнал. Это просто ужасно…

— Да уж, — звучно и с особым нажимом произнес Лэмб. А затем: — Может, присядете? Очень хотелось бы поговорить с вами, майор Армитейдж.

Джайлз сел.

Фрэнк Эббот придвинул к столу стул и достал блокнот. Лэмб, опустив глаза, смотрел на лежавший перед ним листок бумаги. Шар запущен, покатился. Вот только когда теперь остановится?

После довольно продолжительной паузы Лэмб поднял глаза и заговорил:

— Должен начать вот с чего, майор Армитейдж. Разговор мисс Андервуд и мисс Роланд в этой комнате, что имел место вчера утром, случайно подслушали. Полагаю, мисс Андервуд рассказала вам об этом. Вообще-то она только что в этом призналась и сообщила также, что вы поднимались к мисс Роланд. Подтверждаете?

— Конечно.

Произнося это слово, он взглянул на Мид и тотчас отвернулся. Лицо ее покрывала смертельная бледность. Она смотрела в одну точку. Выражение глаз и лица было застывшее.

— Это было вчера в половине седьмого вечера. Тут показания мисс Андервуд совпадают с показаниями ее служанки. — Лэмб бегло взглянул на лежавший перед ним листок. — Она точно запомнила время, потому что хотела выйти, встретиться со своим молодым человеком, что и сделала, как только вы вышли из квартиры. Это так, мисс Андервуд?

— Да, — еле слышно ответила Мид.

Что они сделают теперь с Джайлзом? Что она натворила? Что натворил он? Что вообще здесь с ними происходит? Это неправда, этого просто не может быть! Она решила ухватиться именно за эту последнюю мысль.

Лэмб меж тем продолжил:

— А теперь, майор Армитейдж, может, расскажете нам о разговоре, который состоялся между вами и мисс Роланд? То был дружеский разговор?

Джайлз ответил мрачной улыбкой.

— А вы как думаете? Мы в дружеских отношениях не состояли.

— Так вы поссорились?

Улыбка исчезла. Мрачное выражение осталось.

— Не думаю, что можно назвать это ссорой.

Инспектор протянул ему письмо, которое уже показывал Мид.

— Вы, наверное, прикидываете, много ли мне известно, не так ли? Что ж, не стану от вас скрывать. Это письмо было найдено на теле мисс Роланд. И она успела показать его мисс Андервуд. Наверняка и вам тоже показывала?

Джайлз кивнул:

— Да. Показывала.

— Чтобы доказать правоту своих претензий считаться вашей законной женой?

— Не совсем так. — Он дотронулся до руки Мид и сказал: — Все в порядке, дорогая. Не стоит так расстраиваться.

Инспектор мрачно смотрел на письмо.

— Это ваш почерк?

— Конечно, мой. Я написал это письмо. Вы его прочли, и вам должно быть ясно, что я предлагал Кароле ежегодное содержание в четыреста фунтов в обмен на то, чтобы она перестала пользоваться моей фамилией, на что имела законное право. Письмо это написано больше года назад. Если не ошибаюсь, в августе сорокового.

— Тринадцатого августа.

— Да, наверное. Если бы я не страдал от потери памяти, то сразу бы все мог объяснить. — Джайлз усмехнулся. — Вообще, если бы не этот прискорбный факт, ничего подобного не случилось бы. То была самая банальная попытка меня шантажировать. Она хотела содрать денег и решила воспользоваться тем, что я, по ее мнению, ничего не помнил.

Теперь Мид смотрела на него. Все они смотрели на него. Лэмб тихо спросил:

— А теперь помните, майор Армитейдж?

Он энергично и утвердительно кивнул:

— Да, помню. Если бы такое произошло чуть раньше, я бы избавил себя и других от многих неприятностей. Но думаю, именно испытанный в результате всего этого шок вдруг вернул мне память. Врачи говорили, что потрясение, испытанное человеком, может произвести подобный эффект, именно так и случилось. И не сразу, не во время шока, но позже. Я лег в постель, заснул, а потом проснулся среди ночи, и все стало ясно как день. Я тут же позвонил мисс Андервуд и сказал, чтобы она не волновалась.

Щеки у Мид немного порозовели.

— Да-да! — воскликнула она. — Именно так и было.

Фрэнк Эббот, слегка склонив голову набок, сверлил Джайлза холодным взглядом. Что за лапшу вешает им на уши этот тип?… Шок… какой такой еще шок? Шок, вызванный тем, что он убил Каролу Роланд?

Этот вопрос задал не он, а инспектор Лэмб. Произнес медленно низким голосом:

— О каком шоке вы говорите, майор Армитейдж? О смерти мисс Роланд?

Выгоревшие брови сошлись у переносицы. Они казались странно светлыми на фоне коричневой от загара кожи. Усталые голубые глаза сердито сверкнули.

— Ну, разумеется, нет! Я же не знал, что она мертва.

— Тогда чем был вызван шок, о котором вы говорите?

Джайлз снова усмехнулся:

— Шок оттого, что совершенно не знакомая мне молодая женщина пыталась заставить меня поверить в то, что я женился на ней, — очевидно, в состоянии временного умопомешательства, не иначе. А теперь позвольте объяснить, кто она такая и как вышло, что я написал это письмо.

Фрэнк Эббот прилежно склонился над блокнотом. «Так, так, так…» Симпатичный парень и такой импульсивный! Ничего удивительного, что он вернулся и прикончил ее, а уж потом вспомнил то, что вспомнил. Ведь она стояла между ним и этой девушкой. И за меньшее, случается, убивают. К тому же с головой у него явно не все в порядке…

Тут он услышал, как Джайлз Армитейдж произнес ровным, спокойным голосом:

— Она была вдовой моего брата.

— О! — воскликнула Мид, испытывая невероятное облегчение. Мышцы расслабились, мрачные мучительные мысли тотчас рассеялись. Накатило ощущение слабости от счастья. Она откинулась на спинку из хромированных трубочек и закрыла глаза. Под ресницами закипели теплые слезы, а затем медленно покатились по щекам. Все лицо моментально стало мокрым от этих слез. Она не вытирала их. Пускай себе, не имеет значения, ничто сейчас не имело значения. Она слышала, как Лэмб что-то сказал, но слов не разобрала. А потом снова заговорил Джайлз:

— Да, вдова моего брата Джека. Он погиб при Дюнкерке. А женился на ней за год до этого, в марте — семнадцатого марта сорокового года. Брак зарегистрирован в магистратуре района Мэрилебон. Но я ничего об этом не знал до тех пор, пока его не убили. Никто не знал. Я сам был в Дюнкерке, но мне повезло. А потом, когда вернулся домой, ко мне пришла Карола. Размахивала у меня перед носом брачным свидетельством и говорила, что я должен, просто обязан что-то предпринять. Джек не оставил ей ни пенни, да и нечего ему было оставлять. Он погиб в возрасте двадцати одного года, а до этого я выплачивал ему содержание. Вполне приличное годовое содержание, поскольку считал несправедливым, что мне достались все деньги. Джек был на восемь лет моложе меня, и деньги я унаследовал от отца по старому завещанию, составленному еще до рождения Джека. Нет, конечно, затем бы отец переделал это завещание, но вмешался случай — он погиб во время охоты, когда Джеку едва исполнилось полгода. Я всегда хотел уладить эту проблему по справедливости, но отдавать его долю Кароле вовсе не собирался. Вот и написал письмо, которое теперь у вас, и она согласилась на мои условия.

— А почему вы так настойчиво требовали, чтобы она отказалась от фамилии Армитейдж?

Повисла пауза. Затем Джайлз сказал:

— Тому были причины. Но к данному делу они отношения не имеют.

— Прошу прощения, майор Армитейдж, но это не вам судить, имеют или не имеют. Вы должны понимать, что личность и характер мисс Роланд сыграли здесь свою трагическую роль.

Джайлз пожал плечами:

— Боюсь, вам самим придется это выяснять. Ничем не могу помочь.

Снова пауза. Затем Лэмб миролюбиво заметил:

— Что ж, майор Армитейдж, не стану на вас давить. Однако уверен, вы постараетесь сделать все, что в ваших силах, чтобы помочь нам в расследовании. Вы пробыли у нее минут двадцать и сказали, что никакой ссоры между вами не было. Скажите, вы выпивали с мисс Роланд?

Джайлз удивленно взглянул на него.

— Разумеется, нет.

— А были в комнате спиртные напитки?

— Не заметил.

Лэмб развернулся в кресле и указал на стульчик у камина между двумя большими креслами с голубовато-серой обивкой. Стульчик из гнутых хромированных трубок с серебристым кожаным сиденьем.

— Если бы на этом стуле стоял поднос, вы бы его заметили?

— Возможно… Скорее всего даже, наверное. Должен был заметить. Я подошел к камину, взял фотографию. Если бы стул стоял здесь, он бы преградил мне дорогу. Его там не было.

— Итак, вы подошли к камину взглянуть на фотографию. Вы к ней прикасались?

— Да, взял ее в руки. Наверное, то была одна из тех, что я подарил брату. Уж определенно не Кароле.

— А ничего больше вы на каминной полке не заметили? Может, сейчас там недостает какого-то предмета?

Джайлз посмотрел. Если не считать фотографии, серебряная полочка была пуста. На секунду он сощурился. А затем сказал:

— Вроде бы здесь стояла еще статуэтка. Да, точно, девушка-танцовщица. А теперь ее нет.

Лэмб сухо заметил:

— Да, теперь ее здесь нет. Вы брали эту статуэтку в руки, прикасались к ней?

Джайлз удивился.

— Нет.

Инспектор снова развернулся к столу.

— Полагаю, вы не станете возражать, если мы снимем у вас отпечатки пальцев? Всего лишь рутинная процедура. Нам хотелось бы методом исключения снять подозрения со всех, кто успел побывать в этой комнате.

На губах Джайлза снова промелькнула мрачная улыбка. Он встал, подошел к столу, протянул вперед обе руки.

— Вот, пожалуйста! Грубоватый прием, вам не кажется? Думаю, человек, открыто и честно признавший на допросе, что написал это письмо, заслуживает хоть какого-то снисхождения.

Лэмб позволил себе улыбнуться. Зубы у него были отличные.

— Благодарю вас, майор Армитейдж. Дело в том, что в расследовании мы всегда предпочитали и предпочитаем короткий прямой путь путям окольным, требующим много времени. А теперь, чтобы закончить с вами… Вы вышли от мисс Андервуд примерно без десяти семь. Позвольте узнать, чем занимались и где находились после этого? Не возражаете?

— Ничуть не возражаю. Вернулся к себе в съемную квартиру на Джермин-стрит, пытался связаться по телефону с моим стряпчим, который уехал из города. Адрес у меня был, но когда я по дороге домой заехал в контору, мне сообщили, что его уже нет. Сказали, что будет завтра в десять утра, ну и я решил дождаться утра. Заходил в клуб поесть, ну а потом прогулялся немного.

Глаза Фрэнка Эббота, густо опушенные белыми ресницами, как-то странно блеснули. Этот парень или набитый дурак, или же невиновен. Впрочем, на дурака он мало похож, но как знать, как знать… Да и на убийцу тоже не очень похож — но убийцы, они никогда не похожи, если только не отъявленные психи. Итак, этот парень не сумасшедший — просто много о себе мнит и по уши влюблен в эту маленькую девушку с бледным лицом. Ведь он только что сделал им настоящий подарок — добровольно признался, что пошел прогуляться ночью в темноте. Эта прогулка вполне могла завести его в Патни, и времени расправиться с Каролой Роланд у него было предостаточно. Он отметил это в блокноте и услышал голос инспектора Лэмба:

— А эта прогулка… случайно, не привела вас к дому Вандерлёра?

Джайлз удивленно посмотрел на него, сказал «нет», а потом весь так и похолодел. Слишком высока была цена произнесенного им слова. Лишь очень внимательный человек мог заметить, как задергалась у него мышца между щекой и подбородком. Фрэнк Эббот как раз был человеком очень внимательным. И подумал: «Он только что понял, какую роковую ошибку совершил, фактически признался. Но держится молодцом, хороший контроль, рука не дрожит. Интересно, смоется он теперь из города? Да почти наверняка».

Лэмб между тем добродушно заметил:

— Спасибо, майор Армитейдж. Не смею больше задерживать вас и мисс Андервуд.

Глава 25

Миссис Смоллетт спускалась вниз в самом приподнятом настроении. И встретила мистера Уилларда — тот поднимался ей навстречу. Выглядел он ужасно, словно всю ночь не сомкнул глаз или же беспробудно пьянствовал, — поведение, совершенно не соответствующее такому приличному джентльмену. Даже миссис Смоллетт, готовая обычно поверить чему и кому угодно, засомневалась, что дело обстояло именно так.

Когда она проходила через холл, из квартиры номер один выскочила мисс Крейн — с живостью, говорившей о том, что она поджидала удобного момента за дверью и не могла допустить, чтобы столь ценный источник информации прошел мимо нее.

— О, миссис Смоллетт, зайдите, пожалуйста, на минутку! Какое неприятное происшествие! Как только вы все это вынесли? Думаю, чашечка чая и, возможно, капелька бренди — это как раз то, что вам сейчас нужно! Успокоить нервы и все такое…

Миссис Смоллетт с благодарностью приняла приглашение. Однако не собиралась дешево продаваться. Она стала важной персоной, главным свидетелем, и понимала это. Ее будут расспрашивать репортеры, ее фотографии появятся во всех газетах, однако она была не против немного порепетировать. Мисс Крейн выступит в роли благодарной публики. Горячий чай и бренди — это, конечно, приманка. Она приложила руку к массивному боку, заметив, что спазмы порой случаются просто невыносимые и что глотнуть горячего чайку не помешает.

Мисс Крейн была сама любезность. Она не понимала, как миссис Смоллетт могла вынести такое испытание. Если бы ее пригласили на скамью свидетелей, попросили дать клятву и прочее… нет, она была уверена, что такого с ней никогда не случится. Но если бы случилось, она бы этого просто не пережила.

— Там был какой-то молодой человек, все интересовался, кто из нас последним видел мисс Роланд в живых и не видел ли кто майора Армитейджа. Такой красивый бравый молодой человек, майор Армитейдж, я имею в виду, не детектив, хотя тот тоже ничего, симпатичный. Само собой, я сказала, что мы не видели. Чистая правда, к тому же зачем навлекать на человека неприятности. Ну я и сказала ему, что вчера вечером практически никто из жильцов из своих квартир не выходил, разве что бегал до почты и обратно, а так вроде бы никто. И что я никого не видела, только мисс Гарсайд, она выходила из подвала. Я еще подумала, чего это ей там понадобилось, хотя, конечно, не мое это дело. И еще я сказала ему, что, слава Богу, никаких подозрений у меня нет и быть не может, потому как прежде всего я думаю о своих жильцах, а любая причастность к делу об убийстве может очень плохо сказаться на состоянии здоровья той же миссис Мередит. Вчера бедняжке было совсем скверно, поэтому и гулять не выходили. Мы с Пейкер очень волновались. Но к счастью, могу сказать, что ночь у нее прошла нормально, и сегодня утром она уже почти совсем молодцом.

Пейкер, которая как раз в этот момент проходила мимо комнаты, была вызвана подтвердить это приятное известие. Это была высокая тощая женщина с грубыми чертами и кислым выражением лица. В ответ на вопрос она резко дернула головой и плечом, очевидно — в знак согласия, и прошла дальше захлопнуть дверь, что и сделала с громким раздраженным стуком.

Мисс Крейн вздохнула и неодобрительно заметила:

— Худшее, что может случиться в доме, — это убийство. Чрезвычайно огорчительно. И Пейкер, бедняжка, очень переживает. А теперь, миссис Смоллетт, еще чашечку чая и… еще капельку, всего одну капельку бренди…

Мистер Уиллард прошел мимо миссис Смоллетт на лестнице, даже не заметив ее. Достал ключ, отпер дверь в квартиру номер шесть, прошел через прихожую и распахнул дверь в гостиную. Шторы опущены, свет включен. При любых других обстоятельствах это греховное транжирство электроэнергии вызвало бы у него прилив возмущения и заставило бы отчитать виновницу, припечатать к позорному столбу тщательно подобранными фразами. Но состояние мистера Уилларда было таково, что он едва заметил этот непорядок. Он вошел и, стоя у двери, уставился на жену.

Миссис Уиллард сидела за письменным столом из мореного дуба. На ней было то же платье, что и вчера, — из искусственного шелка с крупным зелено-красным рисунком. Судя по состоянию этого одеяния, она провела в нем всю ночь. Да и сама миссис Уиллард выглядела не лучше. Плакать она перестала давно. Носовой платок, походивший в полночь на насквозь промокшую тряпку, валялся в уголке кушетки и почти высох. Она оставила его здесь почти десять часов назад, когда вышла из квартиры и поднялась пролетом выше, на верхнюю площадку. Обычно мирно настроенная ее душа закипала при одной мысли о том, что ее Альфред находится там, за дверью, что справа, за дверью квартиры номер восемь. Именно этот пожар души и осушил все слезы. А позже она впала в ступор и плакать уже просто не могла. Вернулась к себе, уселась на кушетку и сидела, а время тянулось так мучительно медленно.

Она поднялась лишь в девять утра, подошла к письменному столу и позвонила брату Альфреда. Эрнст Уиллард жил в Илинге и служил клерком в Адмиралтействе. После долгих размышлений она почему-то пришла к выводу, что ее Альфред может быть в отеле «Лаймс». Набрала номер, и после щелчка в трубке сразу же прорезался голос Эрнста. Очень похожий на голос Альфреда, только, пожалуй, тоном ниже. Сходство усиливало и явное раздражение, звучавшее в этом голосе.

— Да, Альфред здесь. Мы как раз собирались выходить, практически уже выходим. Так что лучше перезвони ему на работу.

Миссис Уиллард произнесла холодным тусклым голосом:

— Не могу, Эрнст. Он должен вернуться домой. У нас здесь кое-что случилось. Передай ему, пожалуйста, что сегодня ночью убили мисс Роланд. — И она бросила трубку, та с грохотом упала на рычаг.

После этого она ничего не предпринимала, даже не двигалась, так и сидела в измятом цветастом платье, неубранные волосы спадали на шею. Раскрасневшееся от волнения лицо побледнело и напоминало теперь восковую маску.

Мистер Уиллард стоял и смотрел на нее. На секунду показалось, что перед ним совершенно незнакомый человек. А потом боль и чувство утраты затмили это ощущение, и он увидел, что это снова его Амелия. Амелия, которая всегда была так добра, которая выхаживала его, когда он болел, Амелия, на которой он женился двадцать лет назад. Он медленно приблизился к ней, присел рядом на пол, положил голову ей на колени и расплакался как ребенок, потерявший любимую игрушку. Вся его сухость и занудство словно куда-то испарились, он находил простые слова, временами их заглушали рыдания.

— Она была… такая красавица. И ничего такого… у нас с ней не было, Амелия. Просто… она была… так прекрасна. Я даже… ни разу не поцеловал ее… она не позволяла. Она смеялась надо мной… называла… забавным маленьким человечком. Наверное, так и есть… но она… она была так красива…

И вот Амелия Уиллард обняла его. Горе любого ребенка всегда находило отклик в ее душе. Именно этого ребенка в Альфреде она и любила. Ради этого ребенка она на протяжении двадцати лет мирилась с его патологической аккуратностью, его придирками, командирскими замашками и бесконечными нотациями. В усталости, в несчастье, в болезни этот ребенок взывал к ней. И кошмарное происшествие сегодняшней ночи позволяло надеяться, что этот ребенок в нем наконец умер.

Она держала его в объятиях, тихонько баюкала, говорила глупые, но с бесконечной любовью слова. Через некоторое время он поднял залитое слезами лицо. Очки съехали набок и запотели. Он снял их, протер, потом вытер глаза платком, громко высморкался в него, снова нацепил очки и посмотрел на Амелию. А потом отодвинулся от нее. Она уперлась локтем в стол и устало опустила на руку голову.

И вдруг взгляд Альфреда изменился — в застывших глазах читался ужас. Рукав цветастого платья, соскользнувший вниз с белой руки, был весь в пятнах и брызгах крови.

Глава 26

Теперь на креслице из гнутых трубок сидела миссис Андервуд. Сидела и думала о том, до чего же оно неудобное, это креслице, потом напомнила себе, что она жена подполковника авиации и что этот полный господин, сидящий напротив, всего лишь навсего полицейский в штатском. И не так уж он продвинулся в должности в сравнении с каким-нибудь констеблем, останавливающим движение, чтобы вы могли перейти дорогу, и указывающим, как лучше пройти к бомбоубежищу. Она надела нарядную шляпку и не забыла нанести макияж, но ни одно из этих средств не помогло избавиться от ощущения, что она снова стала Мейбл Пибоди, до смерти перепуганной и готовой провалиться сквозь землю. Старине Лэмбу, родившемуся и выросшему в деревне, она напоминала испуганное животное. Страх есть страх, скрыть его невозможно. Коровы в горящем сарае — он видел это еще мальчишкой и никогда не забудет, крыса, застрявшая в ловушке, овца, преследуемая злобным псом, лошадь, напуганная каким-то неловким движением, и эта нарядная леди в шикарных лондонских шмотках — все они просто насмерть перепуганные создания. И его ничуть не удивляло, что миссис Андервуд так боится, потому что он знал причину ее страха. Точнее, знал для начала более, чем достаточно. А дальше можно выяснить и в подробностях. За этим страхом стоит нечто большее, возможно даже — очень многое, и ему есть с чего начать.

И он начал — в свойственной ему мягкой и вкрадчивой манере:

— Насколько я понял, вы, миссис Андервуд, провели большую часть вчерашнего дня и вечера вне дома. Мы, знаете ли, составляем некое подобие расписания приходов и уходов всех жильцов. Это поможет нам выяснить, в какое именно время человеку постороннему было удобно навестить мисс Роланд незамеченным. Не могли бы вы назвать нам точное время ваших вчерашних перемещений?

Ничего страшного вроде бы не происходило. Мейбл Пибоди поблекла, отошла на второй план, ее место снова заняла Мейбл Андервуд, которая и принялась давать исчерпывающую информацию:

— Я выходила на ленч, а затем подменяла свою племянницу в центре мисс Мидлтон. Там упаковывают посылки для людей, пострадавших от бомбежек, ну и для тех, кто был вынужден эвакуироваться. Разумеется, дело очень полезное, но работать там постоянно я бы не смогла. Конечно, все это вам неинтересно, и я не стану занимать ваше время. Так, дайте-ка подумать, где я еще была?… Ах, ну да, посылки я упаковывала до пяти, а потом пошла к Сомсам играть в бридж и вернулась сюда где-то около половины восьмого.

— Вернулись прямо домой?

Миссис Андервуд немного удивилась.

— Разумеется.

— То есть прошли прямо к себе в квартиру, я правильно понял, миссис Андервуд?

Тут она снова испугалась. Даже не сразу смогла ответить. Смотрела на окно, затем — на камин, на что угодно, но только не на старшего инспектора Лэмба.

— Не понимаю, о чем это вы. Естественно, я вернулась к себе в квартиру.

— Конечно, вернулись. Но только не сразу и не прямо, ведь так? Ваша служанка, Айви Лорд, утверждает, что от угла улицы вы все время шли впереди нее, а вот мисс Роланд, та шла перед вами. В половине восьмого еще достаточно светло и можно узнать знакомых людей. Айви Лорд говорит, что не видела мисс Роланд, когда вы вошли в холл, но видела вас. Вы стояли у лифта и ждали, когда он спустится. Ну и она решила подождать на крыльце, пока вы войдете в лифт. Мисс Андервуд разрешила ей ненадолго отлучиться, но Айви задержалась. Надеялась, что вы направитесь прямиком к себе в комнату и не догадаетесь, что служанка выходила. Но девушка, войдя в квартиру, с удивлением обнаружила, что вас еще нет дома. До половины восьмого оставалась еще минута или две. Войдя, она взглянула на часы в холле, а затем на часы в кухне, куда зашла снять пальто. На вторых было ровно половина восьмого. И она утверждает, что вы появились в квартире лишь десять минут спустя. Вы будете оспаривать это утверждение?

Миссис Андервуд густо покраснела, лицо до самых корней крашеных каштановых волос обрело неприятный красно-лиловатый оттенок. Высокий бюст то поднимался, то опадал.

— Нет-нет… разумеется, нет.

Лэмб немного подался вперед.

— Мисс Роланд шла впереди вас от самого угла улицы, верно?

— Да. Провожала кого-то до автобусной остановки.

— Вы с ней говорили?

— Нет. Я не успела сойти с автобуса, как она направилась обратно к дому.

— Так, значит, вы решили дать ей фору, не спешили догнать. Наверное, не очень хотели с ней встречаться?

— Ну в общем, да. И встречалась я с ней всего один раз. В понедельник Уилларды пригласили ее четвертой на партию в бридж. Мне не слишком хотелось сближаться с этой дамочкой, я должна учитывать, что у нас проживает приличная молодая девушка, моя племянница.

— Именно. Что ж, миссис Андервуд, может, теперь расскажете нам, чем вы занимались от половины восьмого до без двадцати восемь? Айви Лорд видела, как вы поднялись в лифте. Куда затем направились?

Миссис Андервуд покраснела еще гуще, до пурпурного оттенка. Ухватилась за трубчатые ручки креслица. Металл холодил вспотевшие ладони. Затем она тяжело вздохнула и, потеряв контроль над собой, заговорила, запинаясь, глотая слова:

— Я поднялась… на верхний этаж. Я хотела… думала… хотела сказать кое-что мисс Роланд… Так, ничего существенного… но я просто подумала… стоит поговорить с ней об этом… если, конечно, застану. Сущий пустяк, мелочь… но мне казалось… это хорошая возможность…

— И вы воспользовались этой возможностью? — спросил Лэмб.

Она не поднимала на него глаз.

— О… но я с ней… так и не увиделась. Просто передумала.

— Так, значит, вы просто поднялись на самый верхний этаж, а потом спустились? Но ведь это заняло бы меньше десяти минут, вам не кажется?

Миссис Андервуд снова глубоко и тяжело вздохнула.

— Да, конечно… Но я спустилась не сразу. Наверное, звучит глупо, но я так и не решилась. Вышла из лифта, остановилась перед дверью в квартиру, но дверь была заперта, и я подумала: «Наверное, уже слишком поздно». А потом подумала, что раз уж пришла, надо повидаться и покончить со всем этим раз и навсегда. Подошла к двери, собралась позвонить, но так и не позвонила. И спустилась этажом ниже. А потом подумала, что веду себя глупо, снова поднялась наверх, потом опять спустилась. Так, думаю, и прошло время.

Вся эта история звучала крайне неубедительно. Сержант Эббот, сидевший немного позади миссис Андервуд, позволил себе вопросительно приподнять бровь. Лэмб нахмурился и сказал:

— Значит, вы так и не увиделись с мисс Роланд?

— Нет, так и не увиделась.

Он помолчал, словно взвешивая все, что только что услышал, а затем спросил напористо и жестко:

— Зачем вы хотели с ней повидаться?

— О… ничего особенного…

— Речь, случайно, шла не о письме?

Лэмб пошарил в бумагах, лежавших перед ним на столе, достал сложенный пополам листок и наклонился к ней. Один уголок листка был оторван. Миссис Андервуд судорожно вцепилась в ручки кресла и смотрела на письмо как завороженная.

Лэмб медленно развернул листок бумаги.

— Письмо подписано: «Мейбл Андервуд». Это ведь вы написали его, не так ли? Отсутствует крохотный клочок бумаги. Никакого обращения, начинается оно со слов: «Я не могу сделать то, что вы просите. Это совершенно невозможно. И мне не следовало посылать вам что-либо еще тогда, в первый раз, но вы обещали все уладить и больше не обращаться. Давать вам деньги я больше никак не могу, иначе муж узнает». Ну а внизу ваша подпись. А тот оторванный клочок, на нем тоже было что-то написано?

Она кивнула.

— И вы помните, что именно?

Миссис Андервуд тихо выдохнула:

— Я написала: «У меня нет больше денег».

Лэмб перегнулся через стол, уперевшись в него локтями.

— Мисс Роланд вас шантажировала?

— Я… я не знаю.

— Как это вы не знаете? Вы же посылали деньги!

— Я не знала, что это мисс Роланд. А письмо отправила почтой.

— Может, дадите мне адрес?

Фрэнк Эббот записал адрес в блокнот.

— Это тот самый адрес, по которому вы отправили и первое письмо с деньгами в конверте?

— Нет, там адрес был другой.

— Тогда и его дайте мне, пожалуйста.

Она продиктовала адрес, не в силах сопротивляться, покорно отвечая на все вопросы. Отчаянный страх сменился глубокой апатией. Бесполезно, ее письмо у них… она должна отвечать. Диктуя второй адрес, она не заметила, как Лэмб и Эббот обменялись быстрыми выразительными взглядами. А затем Лэмб спросил:

— Можете назвать дату первого письма, в конверт которого, насколько я понимаю, были вложены деньги?

Еще один неприятный вопрос. Она с трудом выдавила:

— Да… Я не знаю… Я послала деньги… А вот дату… точно не помню. Это было полгода назад… весной.

— И сколько же денег вы послали?

— Пятьдесят фунтов.

— И какое-то время от шантажиста не было ни слуху ни духу?

— Нет. Вплоть до недавнего времени… на прошлой неделе.

Она рассказала им, как писала письмо и отправляла по почте.

— Но как вы узнали, что ваше письмо попало к мисс Роланд? — спросил Лэмб.

Всякое сопротивление бесполезно. Придется отвечать.

— Просто я увидела его… у нее в сумочке.

— Может, объясните более подробно, миссис Андервуд?

Еще один тяжкий вздох.

— Это было в понедельник вечером… ну, когда мы играли в бридж у Уиллардов. Она открыла сумочку достать сигарету, и я увидела там письмо.

— Вы уверены, что это было именно ваше письмо?

— Нет, не уверена. Просто подумала, что это оно и есть. Но точно не знаю…

— Итак, вы решили подняться к мисс Роланд, чтобы выяснить, находится ли ваше письмо у нее, так?

— Да. Но я с ней так и не увиделась. Передумала.

— Почему?

Миссис Андервуд попыталась собраться. Она не сказала им, что нашла оторванный уголок письма на полу в своей спальне, и это с виду малозначительное обстоятельство помогло сохранить присутствие духа. Она удержалась, не выдала своей тайны. От осознания этого она немного успокоилась и ответила:

— Да просто потому, что не была уверена. Поднимаясь в лифте, думала, что смогу объясниться с ней, но когда оказалась на площадке перед дверью в ее квартиру… как-то не хватило духу позвонить. Подумала, что попаду в неловкое положение, если войду и заявлю это, а потом окажется, что письмо вовсе не мое. Я стала спускаться вниз, но тут мне вновь стало казаться, что это было мое письмо и надо вернуться и прямо спросить ее об этом. Но все никак не могла решиться, сомневалась. И это правда.

Они давили на нее, но она не сдавалась, продолжая держаться этой версии. Да, она приложила палец к звонку, но так и не позвонила. Она не входила в квартиру номер восемь, не видела Каролу Роланд и не говорила с ней.

В конце концов Лэмб ее отпустил. Она вернулась к себе, насмерть перепуганная, и сразу же позвонила мисс Мод Сильвер.

В трубку кашлянули, затем послышался добрый, но преисполненный решимости голос:

— Мисс Сильвер у аппарата!

— О, мисс Сильвер… у меня ужасные неприятности… просто кошмарные! Даже не знаю, что и делать. Вы обещали помочь мне, помните?… Это миссис Андервуд… и я тогда сказала, что не знаю, как справиться с ситуацией… но теперь это просто необходимо!.. Для Годфри все это… будет ужасным потрясением, если я окажусь… замешанной… в этом деле… Я понимаю, почему они мне не поверили… хотя готова поклясться, что говорила правду… чистую правду!..

— В каком деле, миссис Андервуд? — резко перебила ее мисс Сильвер.

Мейбл Андервуд понизила голос до дрожащего шепота:

— Ее… она убита… О, мисс Сильвер!

— Кто? — спросила мисс Сильвер.

— Девушка, о которой я вам говорила… та, у которой было мое письмо… Карола Роланд.

— Господи Боже!

И тут миссис Андервуд начала выплескивать все, что накопилось у нее на душе, но мисс Сильвер решительно ее остановила:

— Не советую сейчас распространяться на эту тему. Я приеду к вам, тогда и поговорим.

Глава 27

В квартире на верхнем этаже Лэмб, хмурясь, просматривал сделанные Эбботом записи.

— Да, неправдоподобная история, — пробормотал он. — И она была страшно напугана. Интересно, из-за чего ее шантажируют? Но чем бы оно там ни было… она боится, что это выплывет наружу. При шантаже так всегда.

Фрэнк Эббот произнес ровным, безразличным тоном:

— Но письмо было в сумке, там, где она его видела. Если она убила Каролу, чтобы вернуть его, то почему не забрала?

Лэмб кивнул. Фрэнк был сообразительным парнем — какое-то время он считал его даже слишком сообразительным, — но в целом развивался в правильном направлении. Хороший парень, если бы не одно «но» — всегда хотел быть на шаг впереди начальства. Ветер в голове — вот чего он должен опасаться. Ветер в голове и желание быть умнее других. Лэмб был свидетелем: немало хороших парней испортил именно такой подход к делу — взлетали высоко, зато потом падали низко. И когда возникала необходимость, он, не колеблясь, читал им мораль. Но в данный момент ему было не до того.

— Я вовсе не думаю, что это ее рук дело. Но отрицать, что мотив и возможность были, просто глупо. Не слишком хорошая возможность, но все же. На мой взгляд, майор Армитейдж — более подходящая кандидатура.

— Она была жива еще пятьдесят минут после ухода Армитейджа. Но разумеется, он мог вернуться.

— Белл видел мужчину, выходившего из дома в восемь тридцать. На большом бокале, том, где виски с содовой, отпечатки мужских пальцев. До того как ее убили, у нее в гостях был мужчина, и, возможно, Белл видел именно его. Повторяю, возможно. Его мог видеть входящим или выходящим и кто-то другой. Он мог быть убийцей, мог быть майором Армитейджем. Ведь тот был помолвлен с мисс Андервуд, Карола Роланд пыталась его шантажировать. Мало того, похоже, именно она шантажировала и миссис Андервуд. Таким образом, семейство Андервудов имеет самое непосредственное отношение к делу, верно?

Фрэнк Эббот кивнул.

— Этот адрес, который дала миссис Андервуд, тот, на который она посылала деньги… Я видел, вы это отметили.

Лэмб кивнул в ответ.

— Тот самый, который использовали при шантаже в том деле в Мейфэре. Адрес по месту проживания, разумеется. Тогда мы взяли только Смитсона, просто не повезло дурачку, но я готов на спор съесть собственную шляпу — в том деле он действовал не один. Слишком глуп и необразован для этого. Нет, сдается мне, там был главный, его наставник. Он успел смыться и оставил Смитсона расхлебывать историю. Так, дай-ка вспомнить… было это около полугода назад, что вполне соответствует времени, когда миссис Андервуд послала свои пятьдесят фунтов. Конечно, чисто теоретически два разных шантажиста могли использовать один и тот же адрес, но мне нужны железные доказательства, чтобы я в это поверил. И теперь я подумываю: уж не мисс ли Роланд была в том деле главным преступником, который ускользнул от нас сквозь пальцы? Похоже на то…

Фрэнк Эббот глянул поверх головы своего начальника и заметил:

— В таком случае у многих людей мог быть мотив прикончить ее.

В этот момент в дверь постучали, и в гостиную вошел сержант Кёртис — темноволосый молодой человек в очках в роговой оправе, так и излучающий усердие и энтузиазм. Он обошел все квартиры, поговорил с каждым жильцом и принялся в деталях докладывать о результатах:

— Квартира номер один, сэр. Миссис Мередит, престарелая леди… глухая… практически беспомощная. Ее компаньонка, мисс Крейн. Служанка, Элен Пейкер. Обе среднего возраста. Утверждают, что за весь день ни одна из них не выходила из дома, за исключением мисс Крейн, — та дошла до почтового ящика на углу и обратно. По ее словам, это было между восемью тридцатью и восемью сорока пятью. Сказала, что никого не встретила, кроме мисс Гарсайд, проживающей в квартире номер четыре, та поднималась из подвала. Разговоров с ней не вела.

Квартира номер два — миссис и мисс Лемминг. Миссис Лемминг проводила время с друзьями, была в гостях до семи вечера. Мисс Лемминг выходила и вернулась домой в шесть двадцать, но вскоре, в шесть тридцать пять, вышла из своей квартиры и зашла ненадолго к мисс Андервуд в квартиру номер три.

Квартирой номер три занимался сержант Эббот.

Квартира номер четыре — мисс Гарсайд. Во время первого захода там никто не отозвался, и я вернулся туда, побеседовав с жильцами из квартир пять и шесть. На этот раз мисс Гарсайд меня впустила. Сказала, что выходила за покупками. Мне это показалось странным, я заметил, что она завтракает в столь позднее время. Сказала, что никуда не выходила весь вчерашний день и потому не может знать о перемещениях не только мисс Роланд, но и всех остальных жильцов. А когда я заметил, что мисс Крейн видела ее выходящей из подвала между восемью тридцатью и восемью сорока пятью, она лишь отмахнулась и сказала: «А, это! Да, я спускалась сказать Беллу, что у меня не работает кран».

Квартира номер пять — мистер Дрейк. Он впустил меня, поговорил и вскоре ушел по какому-то делу. Сказал, что весь вчерашний день его, как обычно, не было дома. И что вернулся он в девять пятнадцать. И никого не встретил.

Квартира номер шесть — мистер и миссис Уиллард. Там что-то между ними происходило, поссорились, наверное. Мистер Уиллард вышел из дома вскоре после семи вечера, а вернулся только сегодня утром, в девять тридцать. Сказал, что ездил навестить брата в Илинге и остался у него ночевать. Был взволнован, даже, похоже, плакал. У миссис Уиллард все лицо распухло от слез, глаза красные. Похоже, что не спала всю ночь. В углу дивана лежал скомканный носовой платок. Говорит, что из квартиры не выходила и никого не видела. Явно пребывала в состоянии стресса.

— Она поссорилась с мужем, после чего он ушел из дома и его не было всю ночь. Она надеялась, что он вернется, прождала благоверного всю ночь, не ложилась, выплакала все глаза. Вот тебе и причина стресса, мальчик мой.

Дисциплинированный Кёртис подавил раздражение и продолжил:

— Вполне возможно, что и так, сэр. Но это было нечто большее, чем обычная ссора, точно вам говорю. А если все же ссора, то чуть ли не на жизнь, а на смерть.

Лэмб усмехнулся. Ему нравилось поддразнивать Теда.

— Подожди, мальчик, вот женишься, сам узнаешь, — сказал он и услышал, как Фрэнк Эббот пробормотал:

— Все же любопытно, из-за чего они так поссорились.

Лэмб снова усмехнулся:

— А из-за чего обычно ссорятся мужья и жены? Может, сам их спросишь?

— А что, если из-за мисс Роланд? — заметил Фрэнк Эббот тихим вкрадчивым голосом, всегда страшно раздражавшим Кёртиса.

Лэмб резко вскинул голову.

— Есть основания так думать?

— Никак нет, сэр, — ответил Кёртис.

Фрэнк Эббот пригладил рукой и без того прилизанные волосы.

— Грандиозный скандал между мужем и женой обычно предполагает измену. Наличие другого мужчины или женщины. В данном случае жена — дама весьма почтенного возраста.

— Вот подрастешь, узнаешь, почтенный возраст в таких делах не помеха, — с едва заметной горечью произнес Лэмб.

— Но только не она, сэр, — возразил Кёртис. — Я расспрашивал мисс Андервуд о жильцах из других квартир, и она описала миссис Уиллард в самых восторженных тонах, говорила, какая добрая и заботливая она жена — просто квочка, но только без цыплят.

Лэмб хихикнул.

— Лично я кур не люблю и терпеть не могу, когда надо мной кто-то кудахчет. Впрочем, действительно, вряд ли миссис Уиллард принадлежит к разряду жен, обманывающих мужей, отдаю должное твоей наблюдательности. Ну, так что скажешь, Тед?

Сержант Кёртис согласился с ним, хотя и несколько смущенно:

— Ничего подобного не заметил, сэр. Хорошая хозяйка, и все такое прочее. Чистота, все кругом блестит и сверкает, как новенькая булавка. А миссис Смоллетт заходит к ней всего два раза в неделю, так что большую часть работы, судя по всему, она делает сама. Такого рода женщины слишком заняты, чтобы бегать на сторону.

— И еще, если верить мисс Андервуд, кулинарка она просто отменная, — заметил Фрэнк Эббот. — Повезло Уилларду! Неужели думаете, он стал бы всем этим рисковать, а? Скажи, Тед, он произвел на тебя впечатление обманщика?

Кёртис нахмурился.

— Он произвел на меня впечатление человека, только что пережившего ужасное потрясение. Не думаю, что ссора с женой могла ввергнуть его в такое состояние. Он плакал — на самом деле плакал — и нервничал, дергался, как кот, попавший на раскаленные кирпичи.

Лэмб развернулся в кресле.

— Ну, если он флиртовал немного с этой дамочкой, то, конечно, огорчился. Вот что самое худшее в профессии полицейского: порой забываешь, что люди — всего лишь люди. Ну, сам подумай, Тед, по соседству с тобой живет хорошенькая девушка. И ты видишь ее каждый день, как она поднимается и спускается в лифте. Возможно, ты провел с ней какое-то время, возможно, пофлиртовал немного, возможно, только мечтал об этом. Возможно, поссорился из-за нее с женой, а может, и нет. Не знаю. И если тебе не чужды чисто человеческие чувства, как ты будешь реагировать, узнав, что эту девушку убили? Конечно, испытаешь шок, разве нет? Всегда следует учитывать и принимать во внимание человеческие чувства. И большинство этих детективных романов — ерунда и бред, потому как в них не описаны человеческие чувства. Да, бывает, что они очень хитроумно, даже заумно построены, как игра в шахматы или какая-нибудь математическая задачка, но чувств в них не больше, чем у шахматиста, прикидывающего, как разыграть партию, или у знаков сложения и вычитания. Это противоестественно, и вовсе не следует приходить к заключению, что человек — преступник, только на основании того, что он испытывает какие-то чувства, сильно переживает и прочее. Но тем не менее тут надо копнуть поглубже, узнать, что там было между Уиллардом и мисс Роланд. Выясни, куда он ходит на ленч и обедать. Посмотрим, может, и удастся что-то обнаружить. А теперь самое время поговорить с миссис Джексон.

Глава 28

В квартире Уиллардов муж с женой смотрели друг на друга. К ним снова заходил сержант Кёртис. Явился в темном твидовом костюме и очках в роговой оправе, задавал вопросы в своей бодрой напористой манере, записывал что-то в блокнот хорошо заточенным карандашом. Все это происходило после того, как мистер Уиллард увидел на платье жены кровь, и продолжалось до того момента, как дверь за Кёртисом столь же энергично захлопнулась и они снова остались одни.

Одни — и их разделяло пространство комнаты. Мистер Уиллард пятился, пока не оказался у двери в гостиную, миссис Уиллард сидела за письменным столом, сложив руки на коленях. В таком положении пятна на рукаве видно не было, но Альфред Уиллард знал, что оно там. Дрожа всем телом, он привалился к дверному косяку и сказал:

— Сними это платье, Амелия!

— Зачем? — спросила миссис Уиллард.

— Неужели ты не понимаешь?

— Нет, Альфред.

Его снова заколотил озноб. Как она может сидеть вот так и смотреть на него — как может вообще сидеть? Этот запачканный кровью рукав касался его, когда он стоял на коленях, уткнувшись лбом в ее колени, — при мысли об этом его затошнило. И он произнес сдавленным шепотом:

— Да оно все в пятнах, Амелия… все в пятнах… на нем кровь, разве ты не видишь?

Секунду-другую миссис Уиллард сидела неподвижно и молча. Затем приподняла руку и взглянула на пятно с выражением крайнего отвращения. Прошло, наверное, с полминуты, и вот она поднялась и медленно направилась в спальню. Все еще шепотом мистер Уиллард произнес:

— Куда пошла?

— Переодеться.

— И это все… что ты можешь мне сказать?

Гостиную и спальню разделяла дверь. Миссис Уиллард остановилась на пороге и сказала, не оборачиваясь:

— Мне больше нечего сказать. Я вообще устала от всех этих разговоров.

И дверь за ней затворилась. Мистер Уиллард сел на диван и разрыдался.

Через некоторое время он пошел в ванную умыться и увидел, что миссис Уиллард замочила платье в раковине. Вода в ней приобрела отвратительный мутный розоватый оттенок. Невероятным усилием воли он подавил подкатившую к горлу тошноту и выдернул затычку. Грязная вода ушла, платье осело в раковине бесформенной мокрой кучкой.

Мистер Уиллард пустил воду и стал полоскать платье. Когда вода пошла совсем чистая, он выжал его, а затем спрятал в небольшой шкафчик, в задней части которого проходила труба с горячей водой, предварительно вынув оттуда свое полотенце и полотенце жены, чтобы платье поместилось.

Закончив с этим, он отворил дверь в спальню и заглянул туда. Розовые шторы были задернуты. Но света оставалось достаточно, чтобы разглядеть миссис Уиллард, лежавшую на своей кровати. Она откинула покрывало, нижняя его часть свисала на пол, но постель разбирать не стала и переодеваться — тоже. Так и лежала в постели, укрывшись краем розового покрывала, подложив сложенные лодочкой руки под подбородок, седые волосы разметались по подушке, глаза закрыты, дыхание глубокое, ровное.

Мистер Уиллард стоял, смотрел на нее, и его обуревали самые противоречивые чувства — возвышенные и тривиальные. Она совершила это убийство из-за него. Немногие мужья могут похвастаться тем, что их так сильно и страстно любят. Вот только не стоило позволять покрывалу сваливаться на пол. Неаккуратно, крайне неаккуратно. К тому же оно розовое и так легко пачкается. Сразу нахлынули воспоминания о мутно-розоватой водице в раковине, и его снова затошнило. Она убийца — его Амелия. Прежде он никогда не находился в одной комнате с убийцей. Он женат на Амелии вот уже двадцать лет. Что, если полиция докопается и ее заберут?… Что, если…

А миссис Уиллард тем временем мирно спала.

Глава 29

Миссис Джексон оказалась молодой решительной женщиной. Отвергнув ненадежное «трубчатое» сооружение, она сама выбрала себе просторное и глубокое кресло и уселась в него под таким углом, как ей было удобно. Старина Лэмб рассматривал ее с чувством облегчения. Он страшно не любил допрашивать ближайших родственников того, кого в отчетах называют покойным. Миссис Джексон всплакнула, это было видно, но сейчас не плакала, и вид у нее был деловой. Старшая сестра, решил он, а потому может представлять собой настоящий кладезь информации. На вид лет тридцати — тридцати двух, и сходство с убитой девушкой налицо, вот только выглядит попроще, поскромнее.

Первым делом он извинился за то, что заставил ее ждать. А затем сказал:

— Боюсь, миссис Джексон, мне придется задать вам несколько вопросов о частной жизни вашей сестры. Она выступала на сцене?

Элла Джексон то ли фыркнула, то ли шмыгнула носом. Последствия плача, а может, что-то другое.

— Да, пение в хоре, пантомима, время от времени выездные спектакли, — ответила она.

— Ну а последнее место работы?

— Полгода назад работала в театре «Тривиа». И там тоже пела в хоре.

— Ну а потом?

— Отдыхала, — лаконично ответила миссис Джексон.

Сержант Эббот склонился над записной книжкой. Он по опыту знал — из такого свидетеля много не вытянешь. Разве только если правильно задать вопрос. Лишь тогда получишь правильный ответ, да и то не наверняка.

Лэмб продолжил:

— Ваша сестра была замужем или одинока?

— Была вдовой.

— Жила под фамилией мужа? Можете ее назвать?

Элла Джексон колебалась. Потом ответила:

— Она ее не использовала. Полагаю, сейчас это не имеет никакого значения. Но фамилия по мужу была Армитейдж.

Лэмб всем телом подался к ней и вкрадчиво ласковым голосом спросил:

— А вы не могли бы рассказать нам немного подробнее о браке вашей сестры, миссис Джексон? Это имеет непосредственное отношение к делу.

Она заметно удивилась, но ответила сразу и без запинки:

— Да тут особо нечего скрывать. Она недолго с ним прожила. Славный был паренек, но слишком молод для нее, уж не знаю, как бы сложилась их дальнейшая семейная жизнь. Так, дайте сообразить. Поженились они в марте прошлого года, а в мае он погиб в Дюнкерке.

— Он оставил вашей сестре какие-то средства?

Она снова удивилась.

— Нет… не оставил. Кэрри думала, у него водятся деньги, но потом выяснилось, что содержал его брат.

— Майор Джайлз Армитейдж?

— Именно.

— Майор Армитейдж продолжал выплачивать вдове ежегодное содержание после смерти брата?

— Да, давал ей четыреста фунтов в год.

— Вы знали, что одно время его считали утонувшим, а недавно он появился снова? И не далее как вчера говорил с вашей сестрой?

Миссис Джексон немного покраснела и ответила:

— Да.

Лэмб продолжил:

— Он страдал от потери памяти. Полагаю, сестра рассказала вам об этом?

— Да.

— А не говорила ли она, что воспользовалась этим прискорбным фактом и пыталась внушить ему, что она его жена?

Элла Джексон помрачнела.

— Да, говорила. Я сказала ей, что это подло и она только наживет себе неприятности, если не одумается.

— И что же она на это ответила?

— Рассмеялась и сказала, что просто пошутила. Ну а когда я заметила, что такого рода шутки до добра не доведут, она рассердилась и сказала, что просто хочет унизить его и что упустить такой шанс было бы крайне глупо.

— Значит, у вас не создалось впечатления, что то была вполне серьезная попытка выудить деньги у майора Армитейджа?

— Нет-нет, ничего подобного, иначе бы она мне об этом ни слова не сказала. Знала, как я отношусь к таким вещам. Ничего, просто шутка, розыгрыш.

— Понимаю… — протянул Лэмб, а потом сказал: — Вы ведь заходили к сестре вчера вечером, верно? Белл видел, как вы вошли. В какое именно время?

— В семь, — ответила миссис Джексон. — Как раз посмотрела на часы, проверить, не опоздаю ли потом на автобус.

— Да, это совпадает с показаниями Белла. А когда ушли от нее?

— Через двадцать минут. Кэрри вышла проводить меня до автобусной остановки. Я успела вовремя.

— А как она была одета, миссис Джексон?

Впервые за все время Элла Джексон впала в замешательство. А потом понизила голос и ответила едва ли не шепотом:

— Белое платье и меховая накидка. Длинное такое белое платье.

— Она собиралась выйти куда-то вечером?

— Да.

— А может, ждала гостей или гостя?

— Не знаю… Она мне не говорила.

— Стала бы она так наряжаться, если бы кого-то ждала?

— Могла. У нее было много красивой одежды, она любила наряжаться.

Лэмб заерзал в кресле.

— Скажите, а сестра предложила вам что-нибудь выпить?

Миссис Джексон удивилась.

— Нет. Она же знала, я ненадолго.

— Значит, вы с ней ничего не пили?

— Нет.

— Скажите, миссис Джексон, вы видели в этой комнате поднос с напитками и бокалами, когда навещали сестру?

Элла покачала головой:

— Нет, не видела.

— Вы уверены? Это очень важно.

— Да, совершенно уверена. Никакого подноса не было.

Фрэнк Эббот записал это в блокнот. Лэмб снова заерзал в кресле.

— Видите ли, когда ее нашли, здесь, на стульчике перед камином, стоял поднос. Она с кем-то выпивала, использовались оба бокала.

Элла Джексон так и вспыхнула. И на секунду стала очень похожа на сестру.

— Кэрри вообще не пьет!

Лэмб поспешил ее успокоить.

— Я же ни в чем ее не упрекаю. Что тут такого, просто решила выпить бокал вина с другом. В ее бокале нашли остатки красного вина, судя по всему, то был портвейн.

Элла кивнула:

— Да, она могла выпить немного портвейна, но ни к чему другому не прикасалась. Да и то — совсем капельку, с наперсток, не более того. И мне не понравилось, что вы считаете ее пьяницей, ничего подобного за ней не водилось.

— Ну конечно, разумеется, вы правы, миссис Джексон. А теперь, будьте добры, взгляните на это письмо. Его нашли в записной книжке вашей сестры, и, как вы можете убедиться, писала она его во вторник и оставила неоконченным.

Элла пробежала глазами строки, где Карола Роланд обращалась к джентльмену, которого фамильярно называла Тутсом, писала, как по нему скучает и какое монашеское существование влачит здесь, в доме Вандерлёра. «Так ужасно соскучилась по моему Тутсу!» На мгновение эти строки расплылись перед глазами Эллы, но она заморгала, и строчки вновь оказались в фокусе.

— Вам известно имя джентльмена, которому она писала?

Элла снова заморгала.

— Кэрри собиралась за него замуж, — выдавила она.

— После того как он получит развод, да? Именно это следует из письма?

Элла кивнула.

— По этой причине она и поселилась здесь — побыть в тишине и покое.

— А бракоразводный процесс шел своим чередом?

Она снова ответила кивком.

— Что привело ее в дом Вандерлёра?

— Мистер Белл сказал, что здесь сдается квартира. Кэрри хотела быть поближе ко мне.

— Понимаю. А теперь, миссис Джексон, может, вы все же назовете имя джентльмена? Думаю, вы его знаете.

Она была явно подавлена.

— Да, знаю, но…

Лэмб покачал головой:

— Боюсь, так не пойдет. Мы должны знать его имя. В делах, связанных с убийством, утаивать ничего нельзя, миссис Джексон. Вы обязаны назвать его нам.

— Ну… это мистер Мондерсли-Смит, тот самый Мондерсли-Смит.

Брови у Фрэнка Эббота взлетели чуть ли не до потолка. Старина Лэмб вздрогнул и нахмурился. Мондерсли-Смит! Вот это номер! Неудивительно, что девица решила заживо похоронить себя в доме Вандерлёра и жить, как монахиня, ведь мистер Мондерсли-Смит считался в Британии пупом земли — крупнейший в мире кораблестроитель и судовладелец, символ богатства и успеха у обывателей. Мисс Карола Роланд затеяла крупную игру, и если отпечатки на большом бокале окажутся его, то не исключено, что мистеру Мондерсли-Смиту придется оплатить самый крупный в своей жизни счет, слишком крупный даже для него. Что ж, вполне вероятно, вполне… А пока что…

Лэмб снова обратился к Элле Джексон:

— А если не считать Белла, вы видели, как кто-то входит или выходит из дома?

Она встретила смену темы с облегчением. И впервые за все это время добровольно поделилась весьма любопытной информацией:

— Ну, насчет того, кто входил и выходил, не скажу, потому что сидела у Кэрри. А потом он позвонил в звонок, и она послала его куда подальше. Смеялась над ним, обзывала маленьким глупым человечком, сказала, что у нее нет на него времени.

— И кто же это был?

— Да мистер Уиллард из квартиры снизу. Ничего такого между ними не было, сестра просто насмехалась над ним. Я посоветовала ей не поощрять его, не давать повода. Из-за его жены, конечно, потому как, если даже между ними ничего не было, чувства жены это все равно задевало.

Фрэнк Эббот и Лэмб незаметно переглянулись. Итак, скандал в семействе Уиллардов был, по всей видимости, все же связан с Каролой Роланд. И Альфред Уиллард поднялся по лестнице и попытался повидаться с ней. Из своей квартиры он вышел вскоре после семи и не возвращался вплоть до сегодняшнего утра.

И вот спустя минуту или около того Лэмб спросил:

— Значит, мистер Уиллард был единственным человеком, не считая Белла, которого вы тогда видели?

Элла Джексон замялась.

— Ну, не то чтобы видела, нет, но когда мы с сестрой спускались на лифте, дверь одной из квартир приоткрылась и кто-то выглянул. Сама я не видела кто, но Кэрри засмеялась и сказала: «Надеюсь, она меня узнает, вроде бы хорошенько разглядела». И когда я спросила кто, она ответила: «Да мисс Гарсайд, любопытная старая дева».

Глава 30

Уже на выходе из дома Вандерлёра Элла Джексон столкнулась с небольшого росточка старомодно и даже как-то странно одетой женщиной: завитая челка убрана под сетку, мелкие аккуратные черты лица под черной шляпкой, украшенной букетиками искусственных цветов — резеды и анютиных глазок, — они располагались по бокам и были приколоты двумя большими старомодными булавками. Наряд довершали черный жакет с подчеркнутой талией и плечевой линией, зашнурованные и начищенные ваксой высокие ботинки, толстые серые чулки и меховая горжетка, знавшая лучшие времена еще во время восхождения на трон Георга V. Руки в черных перчатках сжимали маленькую сумочку и аккуратно свернутый зонтик. А с левого плеча свисала большая черная сумка.

Встреча произошла на ступеньках. Мисс Сильвер осведомилась, действительно ли это Вандерлёр-Хаус, и, получив утвердительный ответ, прошла в холл и направилась к лифту. На втором этаже ее встречала миссис Андервуд.

Мисс Сильвер позволила ей излить душу, и хозяйка квартиры сказала все, что хотела, и даже больше. Гостья с достойным восхищения вниманием слушала рассказ о том, как Джайлз Армитейдж потерял память, о его помолвке с племянницей миссис Андервуд и о намерении тети не допустить, чтобы он облапошил бедную девушку. Именно от миссис Андервуд мисс Сильвер узнала об убийстве — вернее, о том, что знала о нем рассказчица. Это повествование в основном базировалось на информации, полученной от миссис Смоллетт. Затем последовал подробный рассказ миссис Андервуд о беседе со старшим инспектором Лэмбом, в конце которого Мейбл разрыдалась и добавила:

— Знаю! Они думают, что это сделала я!

Они сидели в спальне у миссис Андервуд, веселенькой комнате в цветочек, где все было выдержано в розовых тонах, — примерно так же, как и в соседней комнате Мид — покрывала и шторы в мелкую розочку, горка розовых с зеленым подушек на кровати и удобном низеньком диване, травянисто-зеленый ковер и розовые абажуры. На взгляд мисс Сильвер, все это было очень красиво и уютно. Посмотрев на миссис Андервуд, которая продолжала причитать и промокать глаза носовым платочком, она заметила строго:

— Вытрите глаза и прекратите рыдать. Ничем не смогу помочь, пока вы в таком состоянии. Естественно, это шок, но вы должны держать себя в руках. А теперь, миссис Андервуд, раз уж вы ждете моей помощи, нельзя ли узнать, что действительно произошло прошлой ночью. Вы видели мисс Роланд?

Мейбл Андервуд жалобно всхлипнула.

— Нет… не видела…

Мисс Сильвер кашлянула.

— Если это неправда, будет лучше, если вы сразу в том признаетесь. Если вчера вечером вы виделись с мисс Роланд, в руках у полиции могут оказаться свидетельства вашего визита. Трудно, знаете ли, находиться в комнате и ни до чего там не дотронуться. Вы могли оставить отпечатки пальцев.

Миссис Андервуд густо покраснела.

— Перчаток я не снимала. Но и не входила в квартиру… клянусь, не входила. Даже в звонок не позвонила. Собиралась, но поняла, что у меня духу не хватает. Я всего-то и видела, что письмо в ее сумочке, да и то мельком, и всякий раз, когда собиралась позвонить, меня останавливала одна мысль: что, если она покажет мне сумочку, а никакого письма там нет?

Мисс Сильвер кивнула и поинтересовалась, кто ведет расследование. Услышав ответ, она одобрительно кивнула:

— Вам повезло. Отличный человек, очень здравомыслящий. Я его знаю. Послушайте, миссис Андервуд, вы бы не могли приютить меня ненадолго? Хотелось бы быть поближе к месту действия.

Мейбл Андервуд слегка замялась.

— У нас только две спальни. Ну и еще комната Айви. Но миссис Спунер сказала, что я могу в любой момент воспользоваться ее квартирой, если вдруг захочу кого-то пригласить. Я могу на ночь отослать Айви к ней…

— Не думаю, что это подходящий вариант. Девушке будет страшно оставаться там одной после того, как в доме произошло убийство. Вот если бы я могла занять одну из комнат в той квартире, было бы чудесно, куда как удобнее. Вы можете позвонить миссис Спунер и спросить у нее разрешения? Кажется, вы говорили, что она в Суссексе? Возможно, мисс Мид сможет позвонить ей во время перерыва на ленч. Ну а затем, после ленча… если я, конечно, могу внести несколько предложений…

Предложения мисс Сильвер привели к тому, что Айви отправилась в магазин, а миссис Смоллетт призвали в дом провести внеплановую уборку и перемыть посуду. И за следующие три четверти часа мисс Сильвер получила целое море информации о каждом из жильцов дома Вандерлёра. Она оказалась потрясающей слушательницей, лучшей из всех, с которыми только доводилось сталкиваться миссис Смоллетт, — не перебивала, но всегда была готова вставить короткое ободряющее слово и не сводила с рассказчицы внимательных глаз.

— Причем заметьте, — сказала миссис Смоллетт, — я не одна придерживаюсь такого мнения.

Помогая ей с посудой, мисс Сильвер узнала, что миссис Спунер — довольно приятная женщина и очень недурная хозяйка, но не из тех, кого она, миссис Смоллетт, может назвать настоящей леди. Узнала, что мистер Спунер любит пропустить стаканчик и не всегда приходит домой в должном состоянии. Что у мисс Роланд, по ее мнению, слишком много драгоценностей, что не совсем приличествует молодой девушке, но, с другой стороны, муж ее сестры занимается ювелирным бизнесом, а потому она наверняка может получать большие скидки. Вернее, могла, потому как сейчас бедняжка уже мертва. Она узнала, что мистер Дрейк — довольно приятный джентльмен, особенно на взгляд тех, кто любит в джентльменах скрытность. Вот уже два года как живет здесь, уходит утром, возвращается поздно ночью, и никому ни слова о том, где был и что делал. И если у него есть друзья, он никогда не приводит их сюда.

— А я так вообще ни разу его ни с кем не видела, ну, разве что вчера с мисс Лемминг. Я прямо глазам своим не поверила, увидев, как они вместе заходят в «Паркинсонс» и садятся за столик пить чай. Мне интересно было знать, закажут ли они сосиски в тесте, но они не заказали. С другой стороны, сейчас их не очень-то и закажешь, бывают редко, и я уверена…

Тут мисс Сильвер деликатно вернулась к теме:

— У вас, должно быть, очень интересная жизнь, миссис Смоллетт, вы посещаете дома самых разных людей. Скажите, а вы как-то помогаете по хозяйству миссис Уиллард из квартиры номер шесть? Миссис Андервуд говорила мне…

— Регулярно, дважды в неделю, — ответила миссис Смоллетт. — И должна сказать, очень довольна этой работой, потому как никто не встревает и не делает никаких замечаний по пустякам, если вдруг переставишь какую мелочь. Я вам вот что скажу, когда заходишь убираться в дюжину разных мест, разве можно запомнить, где что стоит?… В этом смысле мисс Гарсайд из четвертой квартиры — это настоящий кошмар, чего у нее в квартире только не понапихано, и все должно стоять по своим местам. Типичная старая дева, вы уж извините за выражение. А вот миссис Уиллард — совсем другое дело, ей не так важно, где что стоит, главное, чтобы было чисто.

— Вы и мисс Гарсайд тоже помогаете по хозяйству?

Миссис Смоллетт величественно тряхнула головой.

— Да, раньше каждый день. Но теперь она никого к себе не пускает — совсем опустилась, если вы хотите знать мое мнение. — Она со стуком поставила тарелки в сушилку и взялась отскребать и драить сковороду. — Вот что, мисс, если уж вы так хотите помочь, есть мягкая тряпочка специально для чистки столового серебра. Бог ты мой, Айви совсем запустила эту кастрюлю! Девушки нынче у нас пошли ленивые, ни капли старания, это факт. Узнала бы, что такое настоящая работа, если бы нанялась к мисс Гарсайд, та бы ей прописала по первое число! Видели бы вы, какая там у нее была чистота, начищено все до блеска, смотрись куда хочешь, как в зеркало, полы такие чистые, прямо на них обед можно накрывать. Ну и мебель у нее была просто прекрасная, вот только она взяла да все распродала. Говорит, что отдала в ремонт, но мебель у нее была в полном порядке, а домой так и не вернулась. И если спросите меня, скажу: дела у нее идут — хуже некуда, потому как во вторник я была в «Тэлбот», и девушка из бакалейного отдела меня спрашивает: «Уж не случилось ли чего с мисс Гарсайд из дома Вандерлёра? Вот уже недели три как не получаем от нее заказа. Ни на масло, ни на маргарин, чай, жиры и прочее, даже за беконом ни разу не заглядывала. Она не заболела, нет?» Ну и я отвечаю: «Насколько мне известно, нет». И ни словом больше, потому как вступать в разговоры с такими особами мне не пристало. И если когда я и видела умирающего с голоду человека, просто ходячего мертвеца, так это на прошлой неделе. И была это мисс Гарсайд, бедняжка, бледная как полотно, щеки ввалились. А вот сегодня утром я увидела, как она входит с корзиной, полной покупок, — там вам и масло, и маргарин, и чай, и чего только нет. Целая гора пакетов, а поверх торчит такой красивый длинный и тонкий батон. Я тогда еще подумала: «Странное время она выбрала для походов в лавку, как раз когда в доме только что убили человека». Ну и подхожу я к ней и говорю: «Ужасные новости, мисс Гарсайд, верно?» — а она в ответ: «Какие новости?» — точно не поняла, и тогда я и говорю: «О, мисс Гарсайд, разве вы не слышали? Мисс Роланд убили». Она посмотрела на меня так странно и говорит: «А, это?» — словно в том нет ничего особенного. А потом сказала: «Вот собираюсь позавтракать», — вошла в свою квартиру и захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Странно все это, вам не кажется?

Мисс Сильвер отложила ложку, которую чистила, и согласилась с ней.

— Вы обладаете даром на удивление четко и выразительно излагать события, миссис Смоллетт. Мне уже кажется, я знакома со всеми этими людьми. Однако прошу, продолжайте. Я вся внимание. А что с квартирами на первом этаже? Вы знаете тамошних жильцов?

Миссис Смоллетт снова оживилась.

— Престарелая миссис Мередит в первой квартире, хожу к ней дважды в неделю, с тех самых пор как они сюда въехали. То было в самом начале лета, если это вообще можно назвать летом.

— Так, значит, совсем недавно?

— Они, и миссис Андервуд, и мисс Роланд, все они появились здесь где-то в конце весны. А Спунеры, те живут тут с Рождества. Мистер Дрейк и Уилларды — уже года два, не меньше. Мисс Гарсайд и Лемминги — около пяти лет. Миссис Мередит специально поселилась на первом этаже, потому как передвигается в кресле-каталке, и так ей удобнее подниматься и спускаться по ступенькам и выезжать на улицу. Но с ней живут две помощницы, и мистер Белл тоже помогает.

— Целых две?

Миссис Смоллетт кивнула.

— Мисс Крейн, она ее компаньонка. А еще Пейкер — та служанка.

— Надеюсь, они неплохо приглядывают за престарелой леди. Грустно все же зависеть от людей, по сути, посторонних.

Миссис Смоллетт глубоко вздохнула.

— Что правда, то правда, мисс. И лично мне не хотелось бы зависеть от этой Пейкер. Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что она не справляется с работой. Исполняет все свои обязанности, поддерживает чистоту в доме — с учетом того, что я прихожу дважды в неделю, но из нее слова не вытянешь, и все время ходит с кислой физиономией. Уж не знаю, как мирится с этим мисс Крейн. Она совсем другой человек и очень предана старой леди, сразу видно. Буквально вчера вдруг и заявляет мне: «Миссис Смоллетт, — говорит, — прямо не знаю, что буду делать, если с миссис Мередит, не дай Бог, что случится».

Мисс Сильвер взяла еще одну ложку.

— А она уже давно с ней?

— Должно быть, — ответила миссис Смоллетт, выжимая кухонное полотенце. — Она, знаете ли, не меняет своих предпочтений, наша мисс Крейн. Помню, как-то раз миссис Мередит навестил племянник, приехал попрощаться перед отъездом в Палестину, и я слышала, как он сказал, входя: «Вот уже лет десять прошло, мисс Крейн, с тех пор как я последний раз видел свою бедную тетушку. И, увы, вижу перемены, и не к лучшему». А мисс Крейн и отвечает: «Боюсь, что так, полковник Мередит. Все мы меняемся за десять лет. Вы бы и меня наверняка не узнали, если бы встретили на улице». Ну, тут он засмеялся и говорит: «Вас бы узнал везде и сразу». Очень веселый такой джентльмен, большой шутник. Но лично мне кажется, он просто ее поддразнивал, потому как стоял в холле, а там было темно, куда идти не разберешь, не говоря уж о том, чтобы узнать человека, которого не видел целых десять лет. Вроде бы он побывал в Ирландии и Индии, во многих других местах, доводится единственным родственником бедной старой леди, а навещает ее раз в десять лет. Странная все же штука жизнь! У мисс Гарсайд и бедной миссис Мередит, почитай, вовсе нет родственников, а у миссис Лемминг из квартиры номер два под рукой всегда одна, сущая бедняжка.

— Вот как? — заинтересованно откликнулась мисс Сильвер.

Миссис Смоллетт отошла от раковины и повесила полотенце сушиться.

— Можно и так сказать, — заметила она. — Держит при себе несчастную рабыню, мисс Агнесс Лемминг, это я о родной ее дочери. Ни днем ни ночью мамаша не оставляет ее в покое. «Сделай это! Подай то! Иди сюда! Это что ты тут сделала?» Или наоборот: «Почему не сделала?» Ума не приложу, как молодая женщина может со всем этим мириться! Со мной, к примеру, она не посмеет так обращаться, нет уж, потому как я просто этого не потерплю. Даже если бы была чернокожей рабыней, не потерпела бы. И хоть убейте, не понимаю, почему мисс Агнесс не уйдет от нее. Дух у нее сломлен, у бедняжки, а это просто стыд и позор, потому что она такая славная девушка, милая, с добрым и чувствительным сердцем — даже слишком чувствительным, если хотите знать мое мнение.

Мисс Сильвер продолжила расспрашивать ее.

Глава 31

Некоторое время спустя сержант Эббот вошел к старшему инспектору и сказал:

— Догадайтесь, кто у нас здесь.

Лэмб поднял глаза от письменного отчета сержанта Кёртиса и спросил:

— В чем дело?

На губах сержанта Эббота мелькнула зловещая улыбка.

— Я сказал: догадайтесь, кто у нас здесь.

— У меня нет времени на догадки.

— Хорошо, тогда сам скажу. Мисс Сильвер, вот кто.

— Что?!

— Единственная и неповторимая Мод Сильвер. Под предлогом, что навещает подругу, миссис Андервуд.

— О Господи!

— Вы сами сказали это, сэр.

— Кто ее сюда притащил?

— Ну, судя по всему, миссис Андервуд. Она потрясена до глубины души, вот и ищет помощи на стороне. Доверилась Моди, тайной своей подруге.

Лэмб присвистнул и откинулся на спинку кресла.

— Да уж, действительно, тайной. Интересно, что она тут затеяла?

Фрэнк Эббот присел на подлокотник одного из больших кресел.

— Так что собираетесь предпринять? Пригласить ее сюда? — Видя, что Лэмб молча хмурится, он добавил: — Она везунчик, сами знаете. Всякий раз, когда влезает в дело полиции, выходит победительницей, в лучах неувядаемой славы. Моди, приносящая удачу. Радость полицейского — его ждет повышение, если эта пожилая леди вдруг возникнет у него на пути.

Лэмб кивнул.

— Тут дело не только в удачливости, — сказал он. — Помнишь, как мы впервые с ней столкнулись? Я, честно говоря, принял ее тогда за безобидную старую деву и выпроводил. Вежливо так выпроводил, сам понимаешь, пожилая дамочка, и все такое. А она снова возникла, почти тотчас же и говорит: «Могу я перемолвиться с вами словечком, инспектор?» И не успел я опомниться, как она стала давать четкие ответы на все вопросы, словно в кроссвордах, и без всяких дураков. Так что я уважаю мисс Сильвер.

Фрэнк Эббот рассмеялся.

— Да, и я тоже. Она всегда умела заставить меня почувствовать себя несмышленым карапузом. Поэтому я и называю ее «Моди» — чтобы не совсем уж стушеваться перед этой особой. Так вы станете знакомить ее с этим делом?

— Ее все равно не остановить, — ответил Лэмб. — Впрочем, мне и не хочется. В такого рода деле она может оказаться полезной. Уверен, она стоит на страже интересов миссис Андервуд в этой истории с шантажом. Должно быть, миссис Андервуд связалась с ней еще до убийства. Этим и объясняется, почему она сразу примчалась на зов. Да, она может быть полезной, и я скажу тебе почему. Люди — вот сильная ее сторона. Она разбирается в людях. Может, научилась этому в школе, когда работала учительницей, не знаю, но этого у нее не отнимешь. Она видит людей насквозь. И ни разу на моей памяти не ошиблась. Помнишь дело о ядовитых гусеницах — Марч нам рассказывал — и о китайской шали? Если она занялась расследованием шантажа, а я подозреваю, что это именно так, иначе бы миссис Андервуд ее не пригласила, тогда нам нужно все, что у нее есть. У миссис Андервуд просто не было времени связаться с кем-то еще, но если она уже побывала у мисс Сильвер и жаловалась на шантаж, тогда дело в шляпе. И ты прямо сейчас выйдешь из этой комнаты, найдешь телефон, позвонишь и пригласишь сюда мисс Сильвер. Дело в том, что за всем этим делом может стоять именно шантаж, и нам нужно знать как можно больше. Убитая девушка могла быть связана с теми людьми в Мейфэре, возможно, даже была их предводительницей. И если бы не адрес, тогда я был бы уверен: в тот вечер она просто встретилась за картами с миссис Андервуд, не более того, и история с Армитейджем была всего лишь злобной шуткой, как уверяет ее сестра. Но адрес не дает мне покоя. Его использовал один из шантажистов из Мейфэра, именно на этот адрес миссис Андервуд послала первое письмо с деньгами. Затем их накрывает полиция, и миссис Андервуд получает новый адрес, а ее ответное письмо вдруг каким-то неведомым образом оказывается в сумочке Каролы Роланд. Где-то тут и зарыта собака, и мне хотелось бы знать, что думает по этому поводу мисс Сильвер. Нет, разумеется, девушку мог убить тот мужчина, с которым она здесь выпивала. И мистеру Мондерсли-Смиту придется отчитаться в своем времяпрепровождении. Возможно, он и есть тот мужчина, которого в половине восьмого Белл видел выходящим из дома. Если у него есть алиби, тогда наиболее вероятным подозреваемым становится майор Армитейдж — у него было достаточно времени вернуться и прикончить ее. И утверждать, что с ее стороны то была всего лишь шутка, нет никакого смысла, поскольку он мог узнать об этом, лишь убив ее. Да, Карола, безусловно, очень огорчила мисс Андервуд, и письмо, которое она показывала ей и майору Армитейджу, могло показаться веским доказательством, что они состояли в браке. И если он вспомнил, что она доводилась женой его брату, лишь сегодня в полночь, то к этому времени она уже час или два как была мертва. Помнишь, он рассказывал о внезапном возвращении памяти и приписывал это состоянию шока? И что будто бы шоком для него оказался тот факт, что мисс Роланд претендует на роль его жены? Но он вполне мог испытать сильнейший шок, убивая ее. Я не утверждаю, что убийцей был он. Не уверен и в обратном — в том, что он не имел к этому преступлению никакого отношения. Но он мог… мог убить… Еще у нас имеется миссис Уиллард. На мой взгляд, она на это не способна, однако находилась в доме. И повод у нее был, поскольку мистер Уиллард волочился за этой красоткой, и потом мы знаем, что между супругами разгорелся страшный скандал, после чего муж не ночевал дома. Но мужья и жены ссорятся чаще, чем можно подумать, и чаще всего из-за пустяков, нежели по серьезному поводу, поэтому не думаю, что все это может иметь какое-то отношение к убийству мисс Роланд. И не придаю большого значения тому, что утром супруги пребывали в таком расстройстве. Если ему нравилась эта девушка, конечно, он огорчился, и чем больше показывал это, тем больше огорчал миссис Уиллард — уж таковы люди по природе своей. Думаю, что в самом скором времени мы получим результаты экспертизы — отпечатки пальцев, отчет о вскрытии, тогда и узнаем, на чем стоим. Полагаю, Кёртису удалось снять отпечатки у большинства жильцов дома, тогда и посмотрим, кто из них побывал здесь. Майор Армитейдж и мисс Андервуд были, это нам уже известно, но лично мне очень любопытно было бы знать, посещала ли эту квартиру миссис Уиллард. Сказала ли Андервуд правду, уверяя, что так и не решилась зайти.

Фрэнк Эббот сидел на подлокотнике кресла и внимательно слушал. А Лэмб продолжал. Рассуждал старина на удивление четко и последовательно. Без прикрас. Апофеоз здравого смысла. Честно, беспристрастно. Вот она, опора нации. Простой человек, он и мыслит просто, последовательно, здраво. Фрэнку очень нравился старший инспектор Лэмб.

— А что, миссис Джексон еще раз заходила? — спросил он.

Лэмб кивнул:

— Да, проверить, на месте ли драгоценности сестры. Их у нее полно, и, на мой взгляд, вещицы довольно ценные.

Фрэнк Эббот приподнял левую бровь.

— Возможно, подарки мистера Мондерсли-Смита.

Лэмб снова кивнул:

— Я тоже так подумал. Миссис Джексон сказала, что у ее мужа имеется список всех этих побрякушек, он хотел застраховать ценности для мисс Роланд, так что я сказал, пусть приходит и проверяет.

— Но девушка носила не так много драгоценностей, или я не прав?

— Серьги с жемчугом и бриллиантами… бриллиантовая брошь. Три кольца оставлены на полочке над раковиной в ванной. Просто удивительно, как часто женщины забывают кольца в ванной, помыв руки.

Глава 32

Элла Джексон сидела за туалетным столиком сестры и сверяла наличие драгоценностей по списку. Их оказалось, как и говорил старший инспектор Лэмб, довольно много, и некоторые украшения стоили кучу денег. Время от времени Элла вспоминала о том, что Кэрри уже никогда не будет их носить, и, когда это происходило, бриллианты расплывались перед глазами и она прерывала работу, чтобы тихо поплакать. Со дня смерти матери Кэрри всегда была источником проблем в семье, и серьезной десятилетней девочке по имени Элла приходилось присматривать за своенравной пятилетней сестренкой. Взбалмошная упрямица и очень хорошенькая — такой была ее Кэрри. И отец всячески баловал и поощрял ее. А потом стали баловать мужчины. И довели до того, что с ней уже было просто невозможно справиться. Все нотации и уговоры Эллы ни к чему не приводили. Она вспомнила слова Кэрри: «Ты просто завидуешь, вот и все. Я нравлюсь мужчинам, и так, как на меня, на тебя они никогда смотреть не будут». Насчет мужчин она была права, но что касалось зависти или ревности… нет, здесь она ошибалась. Элле не нужны были мужчины. Ей нужен был лишь один — Эрни, — и в конце концов она его заполучила. Но произошло это уже после того, как Кэрри сбежала из дома, после того, как сердце отца было разбито и он умер. Десять лет назад, и не о чем тут было плакать, но порой прошлое напоминало о себе, и как-то уже не получалось отделить старые неприятности от новых.

В гостиной мисс Сильвер беседовала с инспектором Лэмбом. Обмен приветствиями и комплиментами состоялся, настал черед дежурных любезностей.

— Надеюсь, миссис Лэмб чувствует себя хорошо. И ваши милые дочурки… Надо же, как интересно получилось, все они на службе! Вы, должно быть, ими очень гордитесь. У вас есть их фотографии в униформах? Я бы с удовольствием взглянула.

Во взгляде Фрэнка Эббота одновременно сквозили цинизм и восхищение. Притворство?… Нет, нечто поумнее, чем притворство. Этот фокус со стариной Лэмбом не пройдет — он не купится на комплименты дочерям. Скорее искренний интерес. Смазывает им беседу, как хлеб маслом, самым лучшим маслом. И до тактичного перехода к делу — простота и искренность манер, уважение к закону и просто образчик старомодной и такой милой вежливости, наблюдать которую теперь можно разве что у престарелых тетушек.

— Боюсь, не смогу сказать вам намного больше, чем уже поведала миссис Андервуд. Могу лишь заверить, что, по моему мнению, говорила она правду, когда утверждала, что так и не вошла в эту квартиру вчера вечером и не общалась с мисс Роланд. Я пыталась убедить ее, что раз она невиновна, то следует сотрудничать с полицией самым активным образом. Как говорил наш дорогой и незабвенный лорд Теннисон, «чистота закона соизмерима с идеальной свободой». Как это справедливо, как выразительно и красиво сказано. Вы не находите?

Лэмб откашлялся и сказал, что в поэзии разбирается не слишком, но людям нельзя позволять нарушать закон, они должны лишь следовать ему, и если именно это имел в виду лорд Теннисон, то он с ним полностью согласен.

— А теперь я собираюсь поделиться с вами некоторой конфиденциальной информацией. Никаких сделок, просто хочу пояснить, что у нас имеется на данный момент. И если вам известно что-то, не известное пока нам, или же вы хотите что-то уточнить, давайте обменяемся по-честному. И я надеюсь, вы готовы сделать это для меня, как и я готов ради вас в этом плане на все. Не станем торговаться, заключим то, что называется джентльменским соглашением. Ну как, договорились, мисс Сильвер?

Мисс Сильвер тихо кашлянула.

— Именно это я и имела в виду. Уверяю вас, на данный момент мне известно совсем немного. Да, миссис Андервуд консультировалась со мной. Я посоветовала ей обратиться в полицию, но она разрыдалась и сказала, что никак не может этого сделать. Тут имеется несколько мелких обстоятельств. Надеюсь, в самом скором времени я сочту возможным поделиться с вами этой информацией. И от информации этой будет больше пользы, когда я смогу в ней разобраться. Там есть моменты, требующие особо деликатного подхода, и любое преждевременное вмешательство официального характера нежелательно. Буду крайне признательна, если на какое-то время вы воздержитесь от давления на меня по этому вопросу.

Тут уже Лэмб откашлялся.

— Что ж, будь на вашем месте кто-то другой, я бы ответил: уж позвольте мне судить, как обращаться со свидетельницей, которая что-то знает и не желает говорить. Так что я принимаю это ваше условие.

Мисс Сильвер ответила благодарной улыбкой — так она улыбалась в классной комнате, когда кто-то из учеников давал правильный ответ. Потом слегка склонила голову набок и сказала:

— Вы так изящно и точно выразились, инспектор.

Лэмб рассмеялся.

— Почти как лорд Теннисон! Что ж, ладно, не стану на вас давить, но чем скорее заполучу все эти ниточки, тем быстрее пойдет дело, так что уж прошу, не слишком затягивайте. Теперь вот что мы имеем. Только что пришел отчет о вскрытии и анализ отпечатков пальцев. Ее убили где-то минут через сорок пять, максимум через час после легкого ужина — если это вообще можно назвать ужином. Глоток вина и печенье. Нам неизвестно, когда именно она поужинала, но не ранее, чем в половине восьмого, когда вернулась домой, проводив сестру до угла улицы, на автобус в семь двадцать пять. Когда на следующее утро, в восемь, миссис Смоллетт обнаружила тело, на стульчике перед камином стоял поднос с напитками и печеньем. Отпечатки мисс Роланд были найдены на том бокале, что поменьше, там выявили остатки портвейна. На большом бокале с виски и содовой были обнаружены отпечатки пальцев неизвестного мужчины. Не скрою, я был готов к тому, что отпечатки на этом бокале оставил майор Армитейдж. Так вот, ничего подобного — это оказались не его отпечатки. Ни его, ни мистера Дрейка, ни мистера Уилларда или Белла. А потому мы пришли к заключению, что в квартире у нее за час до убийства побывал некий мужчина, не проживающий в этом доме. Мисс Роланд вела здесь жизнь спокойную и тихую, поскольку собиралась замуж. Мы рассчитываем на то, что мужчина, за которого она собиралась замуж, сможет отчитаться за свои действия и перемещения тем вечером. Теперь что касается самого преступления. Похоже, убийство не было преднамеренным, поскольку орудием его послужила эта металлическая статуэтка.

Мисс Сильвер взглянула на серебряную фигурку танцовщицы, грациозно поднявшей вытянутую ножку.

— Где ее нашли?

Лэмб указал на диван.

— Вон там лежала. Сами видите, осталось пятно. Должно быть, мисс Роланд ударили по голове сзади, затем орудие преступления отлетело и упало на диван. Судя по расположению тела, убийца стоял сзади и справа. Но вот в чем странность. Осталось пятно. К нему не прикасались, а вот статуэтка чистая, как слеза, ни следа, ни пятнышка, за исключением задней стороны фигурки, там, где она соприкасалась с еще не высохшим тогда пятном. Даже на этой острой ножке, по всей очевидности и нанесшей рану, нет ни единой отметины — а ведь ее рассматривали под микроскопом и подвергали химическим анализам. И ничего. Правда, в складках вот этого… шарфа, что ли, нашли слабые следы частицы мыла. — Лэмб указал на тонкую талию танцовщицы, задрапированную тканью.

— Так ее отмывали?

— Очень тщательно, — ответил Лэмб. — Странно то, что кто бы это ни делал, не удосужился вернуть статуэтку на место, на каминную полку. Не припоминаю, чтобы сталкивался с чем-то подобным прежде. Убийца — он или она — бросает окровавленную статуэтку на диван, от чего остается пятно, затем подбирает, тщательно отмывает водой с мылом и снова бросает на то же место. Очень странно.

Мисс Сильвер кашлянула.

— Бог ты мой… Так, значит, на фигурке никаких отпечатков?

Лэмб покачал головой:

— Ни следа. Я же говорю, чиста, как слеза. Похоже, человек, бравший ее в руки, был в перчатках. Но это должны быть резиновые перчатки, иначе как тогда отмыть и оттереть статуэтку с мылом?

— Наличие резиновых перчаток предполагает умысел, — заметила мисс Сильвер. — А умысел в связи с использованием статуэтки в качестве оружия, в свою очередь, может означать, что убийца знал обстановку в доме и был осведомлен о наличии этой детали интерьера. Думаю, он держал статуэтку под краном и мыл ее, ну, допустим, натянув на руки толстые автомобильные перчатки. Однако вряд ли женщина, носящая обычные перчатки, поступила бы так. Я склоняюсь к мысли, что никаких перчаток не было. И отмывание статуэтки, на мой взгляд, носило характер чисто инстинктивного и непреднамеренного действия — чаще всего это случается в состоянии шока. И это обычно ставит следствие в тупик, поскольку подобные действия бессмысленны, ну разве что указывают на определенные черты характера. Не могу утверждать со всей категоричностью, инспектор, но полагаю, что на статуэтке не осталось никаких отпечатков, так как рука, державшая ее, была мокрой во время контакта.

Мужчины переглянулись. Лэмб хлопнул себя по колену и воскликнул:

— Да, черт побери! Вы правы.

Мисс Сильвер поднялась с кресла и подошла к дивану.

— В этой комнате достаточно тепло. Поверхность любого намокшего предмета быстро просыхает, но, полагаю, пятно должно было немного расплыться. И это пятно должно быть бледнее по краям, если статуэтка была такой мокрой, что отпечатков на ней не осталось. Да, вот взгляните, инспектор, пятно расплылось, это определенно. Вот здесь и здесь. И побледнело по краям.

Они втроем рассматривали испорченную серо-голубую обивку дивана, затем Лэмб сказал:

— Да, вы правы, так оно и было. Но зачем это сделали, хоть убейте, не понимаю! Если эта фигурка действительно орудие убийства, ее должны были вернуть на каминную полку. Если целью было смыть отпечатки пальцев, ее можно было бы оставить в ванной. Не вижу смысла…

Глава 33

Едва он успел прийти к такому выводу, как дверь отворилась и на пороге возникла миссис Джексон. В одной руке она держала напечатанный на машинке список, в другой — кольцо с бриллиантом-солитером. Она нервно прошла по комнате и выложила оба эти предмета на стол перед инспектором. А затем выпалила:

— Это кольцо не моей сестры!

Все посмотрели на нее, потом — на кольцо. Лэмб спросил:

— Что вы этим хотите сказать?

Она нервно сглотнула и повторила:

— Это кольцо не моей сестры.

Лэмб развернулся в кресле лицом к ней.

— Погодите минутку, миссис Джексон. Говоря, что это кольцо не вашей сестры, вы имеете в виду, что его нет в списке драгоценностей или что вы никогда не видели его прежде?

Элла Джексон попыталась взять себя в руки. Она была сдержанной молодой женщиной, но открытие, которое только что сделала, было из ряда вон выходящим событием и совершенно вывело ее из равновесия. Теперь она пыталась обрести его вновь.

— Нет, я не это имела в виду, инспектор. Посмотрите на список, и вы увидите вот здесь, на середине страницы: «Кольцо с бриллиантом-солитером». Это тоже кольцо с большим бриллиантом, но оно не из списка. У моей сестры такого не было. И камень не бриллиант. Это подделка.

В комнате, словно электрический сгусток, повисло напряжение — все присутствующие это почувствовали. Всех обуревал интерес и волнующее предчувствие. А одного даже слегка затошнило от отвращения.

Лэмб, хмурясь, взял кольцо в руки.

— Мисс Роланд носила это кольцо. Его нашли в ванной комнате. Оно одно из трех лежавших на полочке у раковины.

Элла Джексон слегка покраснела. Она уже полностью взяла себя в руки.

— Это не кольцо Кэрри.

Лэмб поднял на нее глаза.

— Но, миссис Джексон, она могла сама подменить камень.

— Она бы не стала… не сказав мне. Мой муж собирался оформить страховку. Кэрри знает, как он аккуратен, никогда ничего не делает, несколько раз не перепроверив. Да и потом у нее не было причин — в деньгах она не нуждалась.

Лэмб вертел кольцо в руке. Камень отбрасывал снопы радужных искр.

— На мой взгляд, прекрасный бриллиант. С чего вы взяли, что это подделка?

Элла Джексон ответила решительно, без колебаний:

— Тут даже думать нечего. Знаю, что подделка. Я в таких вещах разбираюсь, научилась за долгие годы. Поняла, что это не кольцо Кэрри, как только взяла его в руки. Да покажите его любому ювелиру в Лондоне, он скажет вам то же самое. Фальшивка.

— Но повторяю, она могла сама вставить другой камень. Откуда такая уверенность, что она этого не делала?

— А вот откуда, — сказала миссис Джексон. — Дело не только в камне, но и в самом кольце. И прежде оно принадлежало не Кэрри. Его подарил ей молодой человек, за которого она вышла замуж, Джек Армитейдж. Он сказал, что это кольцо его матери и внутри ее инициалы. Кэрри тогда еще немного обиделась, сказала, что не хочет носить кольцо с инициалами какой-то другой женщины.

Лэмб повернул кольцо к свету. На внутренней поверхности тонкого платинового ободка никаких отметин не было.

— Ну, может, она стерла инициалы.

Элла покачала головой:

— Не стерла. Потому что совсем недавно рассказывала мне о том, как подшутила над майором Армитейджем, показав ему это кольцо. И очень красочно описала, как он выглядел, увидев его. Похоже, он вспомнил эту вещицу, хотя не помнил саму Кэрри. И тогда она повернула кольцо к свету, показала инициалы, а он весь так и побледнел, поняв, что это действительно кольцо его матери.

— Бог мой! — воскликнула мисс Сильвер. Она обернулась к инспектору и многозначительно кашлянула. — Когда я уходила от миссис Андервуд, они как раз ждали майора Армитейджа. Должно быть, он уже приехал. Как вы думаете, что, если…

Лэмб кивнул, Фрэнк Эббот поднялся и вышел.

— Это не кольцо Кэрри, — продолжала твердить Элла Джексон. — Майор Армитейдж скажет вам то же самое. Но если не Кэрри… и не… Мне кажется, я знаю, чье это кольцо. Буквально вчера вечером, рассказывая мне о своем разговоре с майором Армитейджем, Кэрри сказала: «Знаешь, занятно все же, но в этом доме два одинаковых кольца. Похожи как две капли воды. Я видела, как она смотрела на это мое кольцо тут на днях, когда мы спускались в лифте. Должно быть, подумала, что я надела ее колечко, если бы у нее самой на руке его не было. Как раз такого сорта дамочка».

— Мисс Роланд так говорила?

— Да.

— Но о ком? У кого на руке было точно такое же кольцо?

— У мисс Гарсайд из квартиры номер четыре. Заметьте, я ничего такого не хотела о ней сказать…

Мисс Сильвер не сводила глаз с инспектора. Увидела, как он взглянул на разложенные на столе бумаги, протянул было к ним руку, затем отдернул. А потом произнес задумчиво и медленно:

— Мисс Гарсайд… Ваша сестра хорошо ее знала?

— Нет. Кэрри называла ее надменной гордячкой и букой. Ни слова от нее не дождешься, ну разве что пожелает доброго утра, когда едешь с ней в лифте.

— Стало быть, маловероятно, что они могли просто перепутать кольца, если бы делали что-то вместе? Ну, скажем, мыли руки?…

— Такого быть не могло!

— Гм… — буркнул Лэмб.

В комнате ненадолго воцарилось молчание, а затем распахнулась дверь, и вошел Джайлз Армитейдж в сопровождении сержанта Эббота. Он направился прямо к столу и сказал:

— В чем дело, инспектор? Мне передали, вы хотели меня видеть.

— Гм… — снова буркнул Лэмб. А потом протянул ему кольцо. — Хотел узнать, знакома ли вам эта вещица?

Джайлз нахмурился и ответил:

— Да, это кольцо моей матери. Брат подарил его Кароле.

— Когда вы видели кольцо в последний раз?

Джайлз смотрел совсем уж хмуро. А потом ответил:

— Вчера. Оно было у нее на руке.

— Она показывала его вам?

— Да.

— И вы хорошо его рассмотрели?

— Да.

— Имелись ли на кольце какие-либо отметины, позволяющие идентифицировать его?

— Да. На внутренней стороне были инициалы моей матери. «М.Б.» — Мэри Баллантайн. Это было ее обручальное кольцо.

— И вы видели вчера эти инициалы, когда рассматривали кольцо?

— Да, видел.

Лэмб потянулся через стол. Солитер вспыхнул разноцветными искрами.

— А теперь видите?

Джайлз взял кольцо, повертел, а затем уверенно ответил:

— Это не то кольцо.

Лэмб откинулся на спинку кресла.

— Вы в этом совершенно уверены, майор Армитейдж?

— Да, совершенно уверен. Инициалов там нет. Это не то кольцо, которое я видел вчера. Вчера, когда я находился здесь, свет был включен. Я стоял, где стою сейчас, вот на этом самом месте. Этот камень не столь хорош, да и кольцо, как мне кажется, легче. Такое у меня создалось впечатление. Но инициалы на том кольце точно были.

Лэмб кивнул.

— Спасибо, майор Армитейдж. Не смеем вас больше задерживать. — Он обернулся к Элле. — Мы постараемся разобраться с этим кольцом, миссис Джексон. Возможно, вам придется просмотреть и другие вещи вашей сестры, проверить, не пропало ли чего еще.

Когда за ней затворилась дверь в спальню, а за Джайлзом Армитейджем — входная дверь, Фрэнк Эббот вернулся в гостиную. Мисс Сильвер переводила взгляд с него на инспектора. На лице с мелкими аккуратными чертами читалась не только мягкость, но и несгибаемое упорство. Она кашлянула и сказала:

— Я не в силах понять, как во всем этом может быть замешана мисс Гарсайд.

Лэмб взглянул на нее с превосходством человека, у которого на руках оказалась выигрышная карта.

— Если это ее кольцо, ей придется объяснить, каким образом оно в ночь убийства попало в ванную комнату Каролы Роланд. Если не ее, придется в качестве доказательства предъявить свое. А уж после всего этого мисс Гарсайд придется объясняться по поводу того, как получилось, что по всей этой квартире найдены ее отпечатки пальцев.

— Боже мой! — огорченно воскликнула мисс Сильвер. — Неужели это она?

Лэмб кивнул.

— Отпечатки на входной двери, и снаружи, и внутри, отпечатки на ручке двери в ванную комнату и на полочке, где было найдено кольцо. Ну и еще на двери в спальню и двери в гостиную.

— Боже милостивый! — пробормотала мисс Сильвер.

Глава 34

Мисс Сильвер сидела в гостиной миссис Спунер перед газовым камином и изучала расписание действий жильцов дома, которое тщательно составил и передал ей сержант Эббот. Сама возможность полного уединения в квартире номер семь была для нее великим благом, к тому же комната оказалась такой уютной. Правда, рисунок на ковре, на ее старомодный вкус, пожалуй, слишком броский, но расцветка яркая и приятна глазу. К тому же в этой комнате оказались большой мягкий диван и два удобнейших кресла с обивкой темно-зеленого бархата — обстановка, мало сказать, элегантная, просто роскошная. Мисс Сильвер очень внимательно изучала расписание.

Таким образом, остается временной зазор между 19.40 и 20.30, когда в дом мог проникнуть неизвестный мужчина, распивавший спиртное с мисс Роланд. Они могли поссориться, он мог убить ее. Он мог быть тем самым человеком, за которого собиралась замуж Роланд, или же то был Армитейдж — у него было время вернуться в дом. Или же это мог быть человек, о котором мы ничего не знаем. С другой стороны, Роланд могла убить мисс Гарсайд, которая брала ключ от квартиры № 8 и считала, что там никого нет. Возможно, она хотела подменить кольцо с солитером мисс Роланд на свое, с поддельным бриллиантом, и если Роланд застала ее за этими действиями, то Гарсайд могла схватить статуэтку и ударить Роланд по голове, когда та отвернулась, что вполне могло быть, так как, судя по всему, потерпевшая собиралась вызвать полицию по телефону. Телефонный аппарат стоял на столике — в ярде или двух от того места, где было обнаружено тело.

Мисс Сильвер изучала расписание и примечания, составленные сержантом Эбботом, с глубочайшим вниманием. Время от времени кивала, иногда качала головой. А затем отложила бумаги и взялась за вязанье. Предназначенный для ВВС носок стал удлиняться, спицы бодро пощелкивали. Но мысли ее были где-то далеко-далеко.

Глава 35

Громкий звонок вывел мисс Сильвер из задумчивости. Она подошла к двери, открыла. На пороге стоял сержант Эббот. Она пригласила его войти.

— Я тут подумал… надо бы нам поговорить, — несколько смущенно пробормотал сержант. Мисс Сильвер ободряюще улыбнулась.

Войдя в гостиную, он согласился с ней, что погода слишком холодная для этого времени года — то и дело эти резкие перемены, — а также в том, что очень неплохо иметь в доме газовый камин. И вот когда они уселись и мисс Сильвер снова взялась за свое вязанье, он сказал:

— Мы снова вызывали миссис Смоллетт. Она работала и у мисс Роланд, и у мисс Гарсайд. И она твердо заявила, что кольцо принадлежит мисс Гарсайд. И об инициалах на том, втором, она тоже знала. Всюду сует свой нос.

Мисс Сильвер вздохнула.

— Эти женщины… всегда такие любопытные. Проводят всю жизнь в домах чужих людей и, вполне естественно, интересуются тем, что там происходит. Ведь собственная их жизнь зачастую так однообразна и скучна. — Она взглянула на него поверх щелкающих спиц. — Надеюсь, старший инспектор не поступит опрометчиво в вопросе ареста мисс Гарсайд.

На губах сержанта Эббота мелькнула ироническая улыбка.

— А вы когда-нибудь видели, чтобы он поступал опрометчиво? — пробормотал он.

Мисс Сильвер окинула его укоризненным взглядом.

— Осторожность — это добродетель, если от тебя зависят жизни других людей, — заметила она. — Должна признаться, лично я не считаю подмену колец основополагающим доказательством вины. Это одна из тех улик, которые лишь на первый взгляд кажутся убедительными, но зачастую позже объясняются самым естественным образом. Нет, разумеется, вполне возможно, что мисс Гарсайд заполучила ключи от квартиры мисс Роланд, а затем вошла в нее с целью подменить кольцо, что она была удивлена, застав хозяйку дома, и даже ударила мисс Роланд статуэткой по голове, чтобы та не позвонила в полицию. Возможно также, что она нанесла мисс Роланд вполне обычный визит, в ходе которого вдруг возникла необходимость вымыть руки. Кольца мисс Роланд были найдены на полочке у раковины. И перепутать кольца она могла чисто случайно. Такова, во всяком случае, может быть линия защиты. И лично я твердо уверена в одном: кто бы там ни мыл статуэтку и ни бросал ее на диван, мисс Гарсайд не имеет к этому отношения.

Фрэнка Эббота заинтересовало это высказывание, он заметно оживился.

— Но почему вы пришли к такому выводу?

Мисс Сильвер окинула сержанта снисходительным взглядом. Он был примерно того же возраста, что и ее племянник Говард, находившийся сейчас где-то на Ближнем Востоке. Но Говард, разумеется, гораздо симпатичнее.

— Миссис Смоллетт очень хорошо описала характер мисс Гарсайд. Подобно многим одиноким женщинам, она очень опрятна и во всем соблюдает строжайший порядок. Сама же миссис Смоллетт к разряду аккуратисток, как мне кажется, не принадлежит. Поэтому с таким неодобрением относится к стремлению мисс Гарсайд добиться того, чтобы все стояло на своих местах, и противопоставляет ей миссис Уиллард, для которой, по ее словам, главное, чтобы было чисто, а все остальное значения не имеет, в том числе — где, что и как стоит или лежит.

Фрэнк Эббот тихо присвистнул.

— А ведь верно!

Мисс Сильвер кашлянула.

— Уверена, что такая аккуратная женщина, как мисс Гарсайд, непременно вернула бы отмытую статуэтку на прежнее место, на каминную полку.

— А миссис Уиллард все равно, куда ставить вещи, хотя она любит чистоту, так?

Спицы снова защелкали в руках мисс Сильвер.

— Да, если верить миссис Смоллетт.

Фрэнк Эббот откинулся на спинку кресла и окинул ее недобрым взглядом бледно-голубых глаз.

— Могу я узнать, откуда исходит эта ваша столь непоколебимая уверенность?

Ответом была снисходительная улыбка.

— Да оттуда, что я помогала ей мыть посуду после ленча у миссис Андервуд.

Он тоже улыбнулся.

— Ах, так вот каким образом вы отнимаете хлеб у нас, бедных полицейских! Самому мне было бы не слишком ловко ввалиться в кухню и предложить свои услуги по мытью посуды. Что же еще она вам рассказала?

— Много чего, но далеко не все относится к делу. Тут вот что любопытно: по ее мнению, мисс Гарсайд переживает глубокий финансовый кризис. Уже на протяжении долгого времени обходится без услуг домработницы. Распродала мебель, и миссис Смоллетт уверяет, что целую неделю в доме у нее не было ни крошки еды. Вплоть до сегодняшнего утра, когда она вернулась с корзиной, полной продуктов.

— Так, значит, вот почему она уселась завтракать сразу после возвращения из города. Первый раз Кёртис не застал ее дома, а когда зашел во второй раз, она завтракала. Он еще подумал: странное время выбрала для завтрака эта особа. Может, она продала кольцо? Шеф собирается побеседовать с ней, когда вернется. Уехал допросить мужчину, за которого Карола Роланд собиралась замуж, хочет выяснить, мог ли он иметь отношение к убийству. Если это его отпечатки остались на бокале, если он распивал спиртное с девушкой за час до убийства, тогда он, наверное, последний, кто видел ее в живых… или же именно он ее и убил. Если шеф вычеркивает его, у нас остается только мисс Гарсайд. Ну разве что в последний момент вдруг объявится кто-то еще. А вы действительно подозреваете миссис Уиллард или же намеренно направляете нас по ложному следу?

Мисс Сильвер укоризненно кашлянула.

— Это вполне в характере миссис Уиллард вымыть статуэтку, а потом бросить ее где попало. Сегодня утром миссис Смоллетт заходила в квартиру Уиллардов. Это ее обычный день уборки. Мистер Уиллард впустил ее и предупредил, чтобы не заходила в спальню, потому как миссис Уиллард все еще спит. И еще он выглядел страшно расстроенным, а когда миссис Смоллетт заговорила о смерти мисс Роланд, воскликнул: «Не надо, не желаю ничего слышать!» — и с этими словами выбежал из квартиры. Она нашла платье, в котором миссис Уиллард была вчера, — оно лежало скомканное и мокрое на дне шкафчика в ванной. И сказала: «Новое платье и совершенно чистое, к чему это ей понадобилось стирать его?» И еще сказала, что мистер Уиллард «ухлестывал» за мисс Роланд. Она, конечно, ужасная сплетница и много чего могла напридумывать, но…

Тут Фрэнк Эббот снова присвистнул.

— Сколько еще людей могли убить эту девушку, вы как полагаете? На данный момент в подозреваемых у нас Армитейдж, миссис Андервуд, некий состоятельный джентльмен из Сити, мисс Гарсайд и миссис Уиллард. Embarras de richesse [10]. Думаю, далеко не у каждого из названных были причины.

— Я не утверждаю, мистер Эббот, что кто-либо из названных вами людей убил ее. Думаю, что и мисс Гарсайд, и миссис Уиллард следует допросить. И что это платье, которое непонятно почему вдруг постирали, следует отдать на экспертизу, проверить, нет ли на нем пятен крови. Если стирали не слишком тщательно, следы могли остаться. И еще, мне кажется, неплохо было бы узнать как можно больше о прошлом всех обитателей этих квартир. Лемминги и мисс Гарсайд прожили здесь довольно долго. Уилларды — два года. Мистер Дрейк — тоже два года, но никто из соседей ничего о нем не знает. Он считается человеком загадочным. Спунеры поселились здесь относительно недавно, но сейчас в отъезде. Сравнительно недавно въехали в дом Вандерлёра миссис Андервуд и та престарелая дама с первого этажа, миссис Мередит. Что касается миссис Андервуд, я познакомилась с ней в доме моих друзей, которые давно и хорошо знают и миссис Андервуд, и ее мужа, подполковника авиации Андервуда. Теперь о майоре Армитейдже, тут надо запрашивать военное министерство. И я также предложила бы узнать бывший адрес миссис Мередит и сколько времени находятся при ней ее служанка и компаньонка. Полагаю, что для старшего инспектора это не составит особого труда. Он необыкновенно скрупулезен в работе.

— Вообще-то, — небрежным тоном заметил Фрэнк Эббот, — мы пока что просто не видим за деревьями леса. И мне бы очень хотелось знать, что это, по-вашему, за деревья. Нет, не официально, конечно, так, строго между нами — unter vier Augen [11]. Очень выразительная идиома, вы не находите? Но четыре глаза куда лучше. Представьте, два терпеливых профессора сидят перед микроскопом и с удручающим старанием разглядывают нового микроба. Однако вернемся к нашим баранам. Вы только что назвали меня мистер Эббот. Так вот, это неправильно — на самом деле я сержант Эббот. Но если вы готовы хотя бы ненадолго пренебречь этим обстоятельством, мне со своей стороны очень любопытно было бы знать, что это за деревья. Так, исключительно между нами, двумя простыми людьми, которые сидят и сплетничают перед газовым камином.

Мисс Сильвер поджала губы, но в глазах ее по-прежнему светилась доброта. Весьма дерзкий молодой человек, но она, подобно многим старым девам, симпатизировала молодым и дерзким. А потому ответила после недолгой паузы:

— Да, мистер Эббот, это газовый камин. Что же касается «сплетничаем», не уверена. Я и без того уже, возможно, наговорила вам больше, чем следовало бы. И чтобы прийти к верному и окончательному выводу, нам потребуются доказательства во всей их полноте. А пока что все свидетельства состоят из неопределенного числа слов и действий, которые взаимодействуют между собой, комбинируются, разъединяются и вновь соединяются. Сплетни выхватывают некоторые из этих слов и действий, фокусируют их, они попадают в центр внимания, их рассматривают под микроскопом, а в результате нарушен баланс, и картина получается искаженная. Именно это, вне всякого сомнения, имел в виду лорд Теннисон, когда писал: «Явная ложь может быть встречена и отвергнута с неподдельным возмущением. Но с ложью, в которой есть доля правды, бороться гораздо труднее». — Она перевернула носок и смиренно посмотрела поверх него.

Фрэнк Эббот улыбнулся. Если в его голосе и была нотка насмешки, то в целом звучал он вполне искренне.

— А знаете, вы так и не ответили на мой вопрос. Думаю, просто не хотели или же забыли, о чем я спрашивал. Я говорил, что мы не видим за деревьями леса, и спросил, что это, по-вашему, могут быть за деревья. Иными словами, стоит ли что-то за всем этим, и если да, то что именно? Обычное ли это убийство, мотивом которого послужила ревность, или просто несдержанность характера, или же то было нечто другое? Нечто, что превращает убийство в симптом болезни, фигурально выражаясь.

Мисс Сильвер подняла на него глаза.

— А вы чувствуете это, мистер Эббот?

Он смело встретил ее взгляд, светлые глаза его прищурились, смотрели пристально.

— Думаю, да.

Она мрачно кивнула:

— Да.

— Так вы скажете мне, что стоит за всем этим?

— Думаю, это шантаж, мистер Эббот.

Глава 36

Миссис Смоллетт зашла в квартиру под номером один примерно в то же время, когда сержант Эббот позвонил в седьмую. Предлог у нее был — миссис Смоллетт зашла спросить, заказывала ли мисс Крейн именно бледно-желтое мыло с запахом примулы, «потому что если да, я могу заскочить в лавку по пути домой, купить и принести завтра прямо с утра». Но на самом деле ее так и распирало от чувства собственной значимости — старший инспектор вызывал ее уже во второй раз, и ей хотелось поделиться этой новостью.

Престарелая леди как раз улеглась отдохнуть, и мисс Крейн была вся внимание.

— Ну и само собой, они просили никому ничего не говорить. Полиция всегда об этом просит, остается лишь гадать, они что, считают нас мумиями из музея, что ли?… Ведь люди есть люди, и у всех у них есть языки, и они вправе использовать их по назначению. Никому ничего не говорить, так велел инспектор, и я, конечно, не буду, — слова не скажу ни единой душе, я ведь не какая-нибудь там болтушка!

— О нет, что вы, — согласилась с ней мисс Крейн. — И разумеется, я ни в коем случае не собираюсь выпытывать, что там и как.

Миссис Смоллетт кивнула:

— Знаю. Так вот, строго между нами. Они подозревают мисс Гарсайд, и я скажу вам почему. Помните кольцо у нее на руке? Ну, с большим таким бриллиантом?

Мисс Крейн растерялась.

— Нет, не припоминаю…

Они находились на кухне, миссис Смоллетт стояла, прислонившись к буфету, на плите уже засвистел чайник, а мисс Крейн расставляла чашки.

— Вот видите, вы не помните, — многозначительно заметила миссис Смоллетт. — Странная дама, эта мисс Гарсайд. Она всегда надевала перчатки, перед тем как выйти из дома, и не снимала до возвращения. Так вот, это кольцо было украшено всего одним бриллиантом, зато большим, и она носила его, не снимая. Ну и первое, что я заметила, когда однажды мисс Роланд вошла с таким же кольцом, так это, что они похожи, кольца, я имею в виду. И сказала ей, убирая комнату: «Занятное дело, — говорю я, — что у вас с мисс Гарсайд одинаковые кольца, прямо как две горошины в стручке». И вот примерно неделю спустя она сказала мне, что видела кольцо мисс Гарсайд и что я оказалась права. Как раз в это время у мисс Гарсайд вывозили мебель, и она стояла на площадке, а мисс Роланд проходила мимо и увидела кольцо у нее на пальце. Так вот, инспектор приглашает меня, я вхожу, а он протягивает мне кольцо и спрашивает: «Когда-нибудь видели раньше это кольцо, миссис Смоллетт?» Ну и я отвечаю: «Видела, чуть ли не каждый день». А он тогда спрашивает: «Чье это кольцо?» А я отвечаю, что это кольцо мисс Гарсайд. Тогда он спрашивает, откуда мне это известно, и я говорю ему: «Как же неизвестно, ведь я видела его под самым своим носом, почитай, каждый день на протяжении пяти лет». Ну и он тогда спрашивает, известно ли мне, что у мисс Роланд было в точности такое же кольцо, и я говорю — да, конечно. А он: «Вы бы могли различить эти кольца?» И я отвечаю ему: «Конечно. Ведь я много раз держала кольцо мисс Роланд в руках, и там внутри инициалы, две буковки, „М“ и „Б“. И еще она мне говорила, что это фамильное кольцо». Ну и тогда он сказал, что я могу идти, но только никому ничего не рассказывать.

Мисс Крейн внимала ей, раскрыв рот и молитвенно сложив ладошки.

— О! — воскликнула она. — О, миссис Смоллетт, что, по-вашему, это означает? Я насчет колец. Все это выглядит так странно…

Миссис Смоллетт покачала головой:

— Только не спрашивайте меня, что это означает, мисс Крейн. Меньше знаешь, крепче спишь. Нет, я не хочу сказать, что кого-то там подозреваю и все прочее, но если бы в квартире убитого человека нашли мое кольцо вместо того, которое должно было там находиться, ну… тогда бы я чувствовала себя неспокойно, это еще мягко выражаясь. И вот что еще я вам скажу, мисс Крейн, только смотрите, чтоб никому! Когда в то утро мисс Гарсайд вошла в дом с корзиной, полной продуктов, миссис Лемминг как раз выходила из своей квартиры. Ну, вы знаете, они с миссис Гарсайд в хороших отношениях, а потому остановились поболтать, и я случайно слышала, о чем они говорили. Миссис Лемминг спрашивает мисс Гарсайд: «Чем это вы занимались вчера вечером? Я целых три раза пыталась дозвониться вам по телефону, — говорит она, — и было это где-то между половиной девятого и девятью, а вы не подходили». А мисс Гарсайд прямо вся так и засмущалась и говорит, что спускалась в подвал к Беллу, хотела, чтобы тот посмотрел, что у нее с краном. Ну и тут миссис Лемминг засмеялась — противно так — и говорит: «Ну, если это было в половине девятого, то, чтобы найти Белла, вам пришлось бы идти не в подвал, а гораздо дальше, потому как в доме его в это время не найдешь, и возвращается он в половине десятого. Так что вы выбрали для визита к нему не самое подходящее время, моя дорогая. К тому же прогулка эта заняла у вас чуть ли не полчаса». И тут мисс Гарсайд нервно так спрашивает: «Полчаса? Это вы о чем? Какие еще полчаса?» А миссис Лемминг ей и отвечает: «Я звонила вам без двадцати пяти девять, потом без двадцати девять, потом где-то без четверти или без десяти, но мне так никто и не ответил». И тогда мисс Гарсайд говорит, что, должно быть, с телефоном что-то не в порядке, и потом ей пришлось ждать лифт, чтобы подняться. Просто смешно, не правда ли? С тем же успехом она могла сбегать на почту, вот только все в доме знают, она и шагу не ступит из дома после наступления темноты и уж тем более — затемнения. Но что толку тогда выдумывать всякие небылицы, верно, мисс Крейн?

— Да уж, действительно, — согласилась с ней мисс Крейн.

— Я бы никому об этом не стала рассказывать, кроме вас, если бы не эта маленькая девчонка, что ходит в услужении у миссис Андервуд. Она вообще-то очень славная и добрая, помогла тут мне перемыть посуду после ленча, и мы с ней разговорились. И она сказала то же самое, о чем твердим и мы с вами, — с полицией надо держаться и разговаривать поаккуратнее. Но ведь человек не может запретить себе думать, верно? А мысли всякие приходят.

Мисс Крейн, похоже, расстроилась.

— Внешность порой бывает так обманчива…

— Будем надеяться на лучшее, — сказала миссис Смоллетт и удалилась.

Сегодня у Пейкер был выходной, и мисс Крейн принялась готовить чай для престарелой хозяйки дома.

Глава 37

Во всех квартирах дома Вандерлёра жильцы были заняты приготовлением чая. Миссис Уиллард, проспав несколько часов, почувствовала себя гораздо лучше и приготовила чашечку горячего крепкого чая, которым запивала тост, намазанный тонюсеньким слоем масла. Мистер Уиллард до сих пор не вернулся, но он никогда не приходил домой к чаю, за исключением суббот и воскресений, так что она не беспокоилась. Ей казалось, что она только что очнулась от какого-то ночного кошмара. Альфред, конечно, наделал глупостей, но снова был при ней. Надо же, стоял перед ней на коленях и рыдал. Карола Роланд мертва. Она сама хорошо выспалась и теперь с наслаждением пила чай.

Айви Лорд вернулась из города. Парня своего она видела только на расстоянии, но помахала ему рукой, а он ответил улыбкой, так что настроение у нее сразу улучшилось. После ленча миссис Андервуд прошла прямо к себе в комнату и, наверное, сейчас отдыхает. Джайлз и Мид остались в гостиной вдвоем. Мид не хотелось ни о чем думать. Она чувствовала себя как после анестезии, которая полностью заглушила боль. Сознание вернулось, но в этом состоянии человек обычно боится даже шевельнуться, опасаясь, что боль может вернуться. Она чувствовала себя так уютно, сидя в объятиях Джайлза, прижимаясь щекой к его щеке и слушая, что он ей нашептывает.

И вот появилась Айви с подносом, а после этого открылась и закрылась входная дверь. Вошла миссис Андервуд и сказала жалобным голосом:

— Ума не приложу, чем там занимается мисс Сильвер. Просидела в квартире Спунеров весь день. Я только что выходила посмотреть, не идет ли она, но ни слуху ни духу. Позвони ей, Мид, и скажи, что чай готов. Номер ты знаешь. — Она уселась в кресло и, когда Мид подошла к телефону, сказала: — У мисс Гарсайд была гостья — что за чудеса творятся в доме! Я видела, как она входила в лифт.

Мисс Гарсайд только что налила кипяток из большого чайника в маленький коричневый заварочный, явившийся на смену дорогому серебряному сервизу времен королевы Анны, и тут в дверь позвонили. Она отворила и с удивлением увидела перед собой человека совершенно незнакомого — ультрамодную молодую даму с несколько избыточным макияжем, светлые волосы спадают на плечи роскошными локонами, нарядное черное пальто, маленькая шляпка, лихо сдвинутая набок, глаза затеняют очки в светлой черепаховой оправе. Гостья вошла в прихожую и заговорила с жеманным акцентом:

— Мисс Гарсайд?

Мисс Гарсайд слегка наклонила голову.

— Не могла бы я переговорить с вами, всего минутку? Я насчет кольца.

Мисс Гарсайд затворила входную дверь. Сдержанные манеры, которыми она всегда отличалась, стали еще сдержаннее.

— Вы из «Эллингемс»? — спросила она.

Беседа действительно была недолгой. Некоторое время спустя посетительница вышла из квартиры и спустилась вниз в лифте. В этот момент ее и увидела миссис Андервуд.

Женщина в черном быстрым шагом пересекла холл, вышла на улицу и скрылась из виду. Ее слова о кольце и ответ мисс Гарсайд никто, кроме них двоих, больше не слышал. А потому никому и в голову не пришло как-то связать ее появление с ювелирной лавкой «Эллингемс» или же с кольцом. Что произошло между ней и мисс Гарсайд в закрытой квартире, оставалось лишь гадать. Но главное состояло в другом — эта таинственная дама была последним человеком, видевшим мисс Гарсайд в живых.

Глава 38

Мисс Сильвер с удовольствием пила чай. До чего же эта комната светлая и уютная. На улице сырость и туман, но здесь, в гостиной миссис Андервуд, так светло и тепло — в небольшом камине ярко пылает огонь. Айви напекла очень вкусных ячменных лепешек, а подполковник Андервуд прислал жене с севера мед. Все вели себя довольно тихо. Что и понятно. Ведь совсем недавно в доме случилось трагическое происшествие со смертельным исходом, и, хотя смерть мисс Роланд не была чьей-то личной потерей, бедняжка как-никак доводилась родственницей майору Армитейджу: была вдовой его покойного брата. Так что вполне естественно, что лицо его было мрачно и сосредоточенно и что невеста его была бледна и потрясена до глубины души. Что и говорить — не слишком приятный опыт для молоденькой девушки. Миссис Андервуд тоже вела себя сдержанно и смотрела озабоченно. Здесь явно не мешало хоть немного разрядить обстановку.

И мисс Сильвер предприняла такую попытку. В поисках удобоваримой темы она затеяла разговор о каких-то пустяках, перемежаемый бесконечными расспросами обо всем, что творится в этом доме, и присутствующим ничего не оставалось, как отвечать ей. Особый интерес она проявила к мистеру Дрейку, которого видела лишь мельком, по прибытии в дом Вандерлёра.

— Такой интересный мужчина… с виду настоящий романтик. И еще он кого-то мне очень напоминает. Уж не знаю, сумеете ли вы помочь мне вспомнить…

Мид, выдавив улыбку, заметила:

— Наверное, Мефистофеля?

Мисс Сильвер так и засияла.

— Ну конечно же! Боже, как глупо, как это я сама не догадалась! Да, просто удивительное сходство. Надеюсь, оно не распространяется на характер. Так чем, вы говорили, он занимается?

В голосе Мид звучало сомнение:

— Не знаю…

— Никто не знает, — заявила миссис Андервуд, всем своим тоном выражая неодобрение.

Джайлз приподнял брови, мисс Сильвер заметила мягко:

— Боже! Звучит весьма интригующе.

Миссис Андервуд покачала головой. Прическа из крашеных, уложенных волнами волос была в полном порядке, но лицо выглядело дряблым, и морщин прибавилось, словно она постарела за это время лет на десять. Она заметила жестко и укоризненно:

— Никто про него совершенно ничего не знает. И я советовала бы Агнесс Лемминг быть поосторожнее, иначе она может попасть в нешуточные неприятности.

На протяжении следующих пяти минут мисс Сильвер выслушивала все, что миссис Андервуд собиралась высказать Агнесс Лемминг, но так и не высказала.

— Видела тут, как они шли вместе из города. Очевидно, она знает, когда прибывает его поезд, вот и ходила встречать под предлогом, что за покупками. Что он в ней такого увидел — просто ума не приложу. И на месте ее матери я постаралась бы узнать о нем как можно больше…

Мид опечалилась и промолчала. Мисс Сильвер решила сменить тему и переключилась на другую квартиру.

— Миссис Мередит… очень приятная пожилая дама. Так отзывалась о ней миссис Смоллетт. Но к сожалению, глухая. Вы с ней знакомы? Вроде бы она неплохо ладит с преданной ей компаньонкой, мисс Крейн, а вот служанка у нее всегда такая мрачная, хмурая, не подступишься. Интересно, уж не в родстве ли она с Мередитами, о которых я слышала от одного своего старого доброго друга? Вы, случайно, не знаете, где жила пожилая леди до того, как переехала сюда?

Мид испытала явное облегчение при смене темы разговора, а потому с готовностью откликнулась.

— Белл говорил… — начала она, а потом вдруг запнулась.

— Белл? — резко спросила миссис Андервуд.

— Да. Говорил, что когда миссис Мередит еще только сюда переехала, ее вывозили на улицу в кресле, и она всякий раз спрашивала, поедут ли они в пассаж «Пентайлз», а однажды выразила желание посетить Тоад-Рок [12]. И еще она говорила Беллу, что прежде жила на Маунт-Плезант, — это когда он помогал спускать кресло по ступенькам. Но теперь она почти ни с кем не разговаривает, бедняжка.

— Печально, — заметила мисс Сильвер мягко. — А теперь расскажите мне что-нибудь о мисс Гарсайд. Я с ней еще не познакомилась, но эта дама меня очень интересует. Что вам известно о ее вкусах, пристрастиях, возможно, каких-то знакомых?

Миссис Андервуд еще более неодобрительно и резко покачала головой.

— Считает себя лучше других — это нам всем известно. Однако не думаю, что хоть кто-то знает почему. Прежде она жила в одном доме с братом, вроде бы он был профессором, и они много путешествовали вместе. Объездили Францию, Германию, Италию, другие страны. Наверное, поэтому она так много о себе возомнила.

— Лемминги ее знают, — вставила Мид. — Агнесс говорит, что мисс Гарсайд очень гордая и замкнутая особа. Переехала сюда после смерти брата, и, боюсь, материальное ее положение оставляет желать лучшего. Агнесс ее жалеет.

— Понимаю… — протянула мисс Сильвер и принялась задавать кучу вопросов о мистере и миссис Уиллард и Леммингах.

Глава 39

Чаепитие закончилось, и мисс Сильвер перебралась в кухню.

— Нас тут целая толпа, так что уверена, Айви, ты не будешь против, если я помогу тебе перемыть посуду. После ленча я помогала миссис Смоллетт, и мы с ней справились очень быстро.

В глазах Айви светилось сомнение. Она вовсе не была уверена, что ей на кухне нужен помощник, тем более — посторонняя женщина. Если бы мисс Мид вызвалась помочь — тогда другое дело, но она выглядела такой усталой и расстроенной, к тому же к ней пришел майор Армитейдж. Однако мисс Сильвер одарила Айви такой лучезарной улыбкой, что та тотчас передумала.

— Спасибо, вы так добры.

— Чудесный фарфор, — весело заметила мисс Сильвер. — Больше всего на свете люблю такие меленькие розочки. О, смотрю, у вас тут и горячая вода имеется. Какое удобство!

Айви открыла кран и начала складывать чайные принадлежности в большую миску из папье-маше. Мисс Сильвер болтала не умолкая. Девушка выглядела подавленной, глаза до сих пор красные, заплаканные, мисс Сильвер заметила это еще с самого утра, когда только пришла. Так что послать Айви прогуляться после ленча было неплохой идеей. После этого ей стало заметно лучше. И она сказала:

— Ты такая ловкая и быстрая, да и руки у тебя просто золотые, Айви. Даром что была циркачкой, акробаткой. Мисс Мид сказала мне об этом. Поразительно интересная, должно быть, жизнь! Примерно с год назад я прочла одну очень занимательную книгу о жизни цирковых артистов. Кажется, речь там шла о цирке Люка — до чего же увлекательное, завораживающее чтение. Работать после этого по хозяйству, должно быть, не слишком весело?

И тут Айви принялась рассказывать ей о Глэд, о нечастном случае и о том, что врачи не думали, что она после этого даже ходить сможет.

— Но как видите, я хожу, да что там, бегаю и в полном порядке. Но ни за что на свете не встала бы больше на проволоку. Просто не смогла бы. Давно не тренировалась, да и без Глэд это было бы уже совсем не то. Ужас до чего по ней скучаю, так что если вернусь, будет еще хуже. Мы ведь не были по-настоящему цирковыми, нет. По большей части выступали в варьете. Глэд и Айви — так нас звали. У меня до сих пор целы старые программки с нашими именами. Кажется, целая вечность с тех пор прошла.

— Там вы и познакомились с мисс Роланд? — тихо спросила мисс Сильвер.

Айви выронила фарфоровую чашку в розочках. Чашка упала в раковину и разбилась. Девушка вскрикнула.

— Не пугайтесь, — сказала мисс Сильвер, — и не расстраивайтесь из-за чашки. Ведь именно выступая в варьете, вы познакомились с мисс Роланд, так или нет?

Айви растерянно заморгала.

— Она не хотела… чтобы кто-нибудь знал, — пробормотала девушка.

— Да уж, наверное, — сказала мисс Сильвер. Во взгляде, устремленном на Айви, светилась доброта. — Но теперь это уже не имеет значения.

Айви стояла спиной к раковине, вцепившись в ее края сильными худыми руками.

— А вам-то что за дело? Я ни слова никому не сказала, клянусь, ни единой живой душе. Она была добра к Глэд и ко мне, еще когда мы были детьми. Позволяла нам смотреть, как одевается, помогать прикреплять крылья. У нее был свой номер, он назывался «Волшебная бабочка». О! Она была такая красивая! Она не хотела, чтобы здесь кто-нибудь знал, что мы знакомы. Но сейчас, конечно, уже все равно. Она умерла.

И тогда мисс Сильвер сказала добрейшим и тишайшим своим голосом:

— Да, теперь все равно. Но, думаю, будет лучше, если ты расскажешь мне все. Она ведь приходила сюда, к миссис Андервуд, верно?

Айви молчала. Она бы отошла, если бы было куда. Но некуда — за спиной находилась раковина.

— Вы-то откуда узнали? — испуганным шепотом спросила она.

Мисс Сильвер ловко воспользовалась шансом — ее выстрел наугад попал в цель.

— Ты встретилась с ней. Случайность или нет? Всегда приятно встретить знакомого человека, особенно когда чувствуешь себя так одиноко. Она сказала тебе, что сняла здесь квартиру, и предложила тебе наняться к миссис Андервуд?

Айви кивнула. Все равно что на приеме у зубного врача, только, пожалуй, еще хуже. Все то, что она никому и никогда не говорила, вытягивали из нее, словно клещами. Мысли путались в голове, она не понимала, как спрятаться, защититься. Но тут вдруг на помощь пришла примитивная, но действенная сообразительность кокни. «Скажи ей что-нибудь — быстро! Она ведь не остановится, пока не скажешь. Брось ей кость, заставь замолчать, пусть думает, что узнала все. Вот вредная старушенция! Прицепилась, точно репейник!» Девушка заморгала и пролепетала еле слышно:

— Ну и напугали же вы меня, мисс! Откуда вы узнали?

Мисс Сильвер не ответила. Вместо этого она задала новый вопрос:

— Скажи, а ты действительно ходишь во сне?

Вот ужас-то! Удар прямо под дых. Айви вдруг почувствовала себя так, точно стоит совершенно голая, а глаза мисс Сильвер так и сверлят худенькое тело, видят всю ее насквозь, до косточек. Она вздохнула и ответила:

— Да. Когда еще была маленькой.

— А когда поселилась здесь, ходила во сне?

— Это вряд ли.

Мисс Сильвер укоризненно покачала головой.

— Думаю, это не совсем так. На ночь миссис Андервуд запирает входную дверь, а ключ уносит к себе в спальню, верно? Так что ты могла вылезти из окна и пройтись по карнизу, что тянется по всему периметру дома, а уже с него перебраться на пожарную лестницу. На такое мог бы решиться лишь человек с акробатическим прошлым, но для тебя это не составляло особого труда. Думаю, тебе даже нравилось проделывать это. Я заметила, что карнизы огибают дом под окнами каждого этажа, поэтому, чтобы добраться до окон в квартире мисс Роланд, тебе пришлось подниматься по пожарной лестнице. И еще я заметила, что лестница находится рядом с окном ее гостиной. Именно таким способом ты и могла нанести ей визит, и никто бы ничего не заметил. Ты ведь так делала, верно?

— Откуда вы знаете?

— Да потому что ты, в очередной раз возвращаясь «из гостей», бросила в окно спальни миссис Андервуд клочок бумаги. Правда, не знаю, намеренно или нет. Скорее всего нет. Думаю, ты просто держала его в руке и выронила, когда ухватилась за оконный переплет ее окна, просто чтобы удержать равновесие. А клочок бумаги был частью письма, которое написала миссис Андервуд. Оставшуюся часть нашли в сумочке мисс Роланд. Так что, как видишь, я догадалась о том, что ты проходила мимо окна миссис Андервуд, возвращаясь домой после очередного посещения квартиры мисс Роланд. Потому как этот клочок бумаги мог попасть в спальню миссис Андервуд только таким образом и никак иначе. Ведь двери в ее спальню да и в саму квартиру были заперты. Не было и не могло быть другого способа.

Айви молча смотрела на нее. Потом облизала пересохшие губы и сказала:

— Так оно и было.

— Но кто порвал письмо?

Едва мисс Сильвер успела задать этот вопрос, как поняла, что допустила ошибку. И реакция Айви тотчас показала, что знает мисс Сильвер далеко не все. Девушка тут же ушла в глубокую оборону, что и собиралась сделать с самого начала. И ее покрасневшие от слез глаза теперь смотрели дерзко, даже вызывающе.

— Как? А вы, выходит, не знаете?

Мисс Сильвер решила незамедлительно перейти в наступление.

— Думаю, ты пыталась вырвать его у нее из рук.

На смену дерзости пришел испуг. Айви забормотала:

— Это было не ее письмо… И она не имела права держать его у себя… я ей прямо так и сказала. Нет, мы не дрались, ничего такого. Просто она засмеялась, ну а я разозлилась, потом испугалась, что наделаю глупостей. И ушла.

— Как у нее оказалось это письмо? — спросила мисс Сильвер.

И тут на помощь Айви вновь пришли изворотливость и сообразительность, присущие кокни. «Вот он, твой шанс! Так воспользуйся же им, дурочка! Так, тихо, тихо, не спешить…» Она широко раскрыла глаза и тупо уставилась на мисс Сильвер.

— Да откуда мне знать, где и как она его раздобыла? Да любой может заполучить чужое письмо. Почтальон каждый день приходит, разве нет?

— Как ты узнала, что оно у нее?

А вот теперь, похоже, тупик. Ты загнана в угол. И сердце колотится в груди, и подступает к горлу. Что делать? Что же делать?…

И она поступила так, как обычно поступают женщины в безвыходных ситуациях. Проще простого. И по-другому никак. Айви зарыдала, по щекам покатились слезы.

— Чего вы от меня хотите? При чем тут я? Да и вообще какое ваше дело? Не знаю ничего. И знать не хочу! Уж лучше бы я тогда умерла! — С этими словами она выбежала из кухни, громко хлопнув дверью.

Мисс Сильвер, склонив голову набок, прислушалась. Вот хлопнула дверь в комнату служанки, в замке повернулся ключ.

Глава 40

Мисс Сильвер вздохнула, потом улыбнулась, словно решив про себя что-то, и отправилась на поиски миссис Андервуд, которую нашла в спальне, ничем не занятую. Она сидела в обитом ситцем кресле-качалке перед небольшим газовым камином. На улице было светло, солнце светило ярко, но день выдался холодный и какой-то безрадостный.

Мисс Сильвер обрадовалась, увидев в камине огонь. Она сочла, что и облицовка камина из мореного дуба, и розовые плитки, которыми он был выложен, — просто образец хорошего вкуса. Она пододвинула к камину креслице поменьше, уселась и сразу перешла к делу.

— Оказывается, Айви и мисс Роланд — давние подруги. Сама я была убеждена, что это именно так, и девушка отрицать не стала. По ночам она имела привычку расхаживать по карнизу под окнами, в том числе и под вашим, а потом по пожарной лестнице поднималась в квартиру к мисс Роланд.

— По такому узкому карнизу? Но это невозможно!

— Для вас и меня — да, но только не для девушки с акробатическими навыками. Я с самого начала подозревала, что ходит она по ночам вовсе не во сне. И то, что в тот момент в ее руках оказался обрывок вашего письма шантажисту, оказалось простым совпадением. Я была уверена: между ней и человеком, у которого было ваше письмо, существует какая-то связь, но когда выяснилось, что человеком этим была мисс Роланд… не могу сказать, что окончательно убедилась, что именно она и есть шантажистка. Вряд ли она в этом случае проявила бы такую небрежность и стала бы носить письмо в сумочке да еще открывать ее так, чтобы вы заметили. А когда ее убили, я окончательно пришла к выводу: шантажировала вас не она. Ну и еще стало очевидно, что дело принимает весьма серьезный оборот и что шантажист — человек крайне опасный, который ни перед чем не остановится. Вы были не до конца со мной откровенны, и теперь я настойчиво прошу: в ваших же интересах, а также из чувства гражданского долга рассказать мне все.

— Но что именно? — спросила Мейбл Андервуд, тяжело дыша и не сводя испуганных глаз с мисс Сильвер.

Та выразительно кашлянула.

— Прошу, не надо так волноваться. Помните, я пытаюсь вам помочь. Но я не смогу этого сделать, если вы, в свою очередь, не поможете мне. Дело не терпит отлагательств. Я хочу знать: от вас требовали только деньги или что-то еще?

Полные щеки миссис Андервуд побледнели, на них остались лишь два неестественно красных пятна от румян. Она прижала дрожащую руку к груди.

— Но откуда… вы знаете?

— Вы сами говорили мне, что не можете собрать требуемую сумму. Не думаю, что шантажист станет рисковать из-за какой-то мелочи. Ну а потом я вспомнила, какое положение занимает ваш муж, и тут до меня дошло: главная цель — не деньги. Один раз вы уже заплатили. Одного этого факта достаточно, чтобы вас скомпрометировать. Возможно, вторым их требованием была какая-то информация?…

Миссис Андервуд кивнула.

— В письме говорилось, что они не станут настаивать на выплате указанной суммы, если я помогу им раздобыть несколько фактов для какой-то книги о военно-воздушных силах.

— Ну и что же вы им ответили?

— Ничего. В письме с оторванным уголком об этом ни слова, там говорилось, что мне нечего им дать, что денег у меня нет.

Мисс Сильвер одобрительно кивнула.

— Что ж, вы поступили мудро, миссис Андервуд. А теперь мне хотелось бы знать, почему они шантажировали именно вас. Я не могу работать в неведении. Я должна выявить шантажиста. И вы можете мне в этом помочь. Вы храните какую-то тайну. Если бы вы рассказали, в чем она состоит, это значительно сузило бы круг поисков. И умоляю вас, помните, это дело связано с убийством, а сам убийца до сих пор на свободе. И подозрение может пасть на людей, ни в чем не повинных. И вы при этом не исключение. Умоляю, будьте со мной откровенны!

Миссис Андервуд достала носовой платок и разрыдалась:

— Если бы я тогда знала…

— Лучше расскажите мне все по порядку.

— Это попадет в газеты и…

— Обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы этого не случилось.

Миссис Андервуд громко всхлипнула.

— Мне было всего семнадцать, — начала она, — и отец воспитывал нас в строгости. Мама умерла за два года до этого, и с нами поселилась его сестра помогать по хозяйству. Женщина она была работящая, содержала дом в полном порядке, но мы ненавидели ее всеми фибрами души. Она была еще строже, чем отец. У нас была ферма в десяти милях от Ледлингтона, но я никогда нигде не бывала, ни там, ни даже в магазинах — она не разрешала, в такой держала строгости. Я ни разу не бывала ни в одном магазине, ну, за исключением маленькой лавки в Пенфолд-Корнере, а потом зимой, когда мне исполнилось семнадцать, переехала к кузинам и стала жить у них. Здоровье у меня было слабое, и доктор сказал, что мне нужно сменить обстановку, вот я и переехала в Ледлингтон к Таннерам, они доводились мне родственниками с материнской стороны. Минни, мамина племянница, была на год старше меня, а Лиззи было уже двадцать три. Ну и они брали меня с собой за покупками. Помню, первый раз мы поехали перед Рождеством. Я никогда в жизни не видела ничего подобного! Поначалу я так ничего и не поняла, но обе мои сестренки вернулись домой, накупив больше, чем могли себе позволить. И никто ничего не заметил. Еще бы, везде толпы, предпраздничная суета, и стянуть что-нибудь незаметно не составляло труда — здесь пару шелковых чулок, там букетик искусственных цветов и прочие мелочи. И они ничуть не устыдились, когда я стала это замечать, лишь смеялись и хвастались, какие они умные и ловкие. — Миссис Андервуд опустила руку с платком на колени и смотрела на мисс Сильвер, слезы градом катились по щекам. — Уж не знаю, что на меня нашло, но и я стянула пару чулок. Устраивалась вечеринка, и выйти мне было совершенно не в чем, лишь толстые шерстяные чулки домашней вязки, а в кармане — ни пенни. Я даже толком не понимала, что делаю, не верила, что способна на такое, просто протянула руку, схватила упаковку с чулками и сунула в карман пальто, а в следующую секунду ко мне подошел охранник и схватил меня за запястье. Вы не представляете, что я тогда испытала!.. Мне хотелось умереть, но лишь по собственному желанию это невозможно. — Рыдать она перестала, но слезы продолжали катиться по щекам. И говорила она теперь как Мейбл Пибоди — тихим испуганным голосом и простыми словами. — Он сдал меня в полицию. Был суд, и меня отпустили, потому как мне было всего семнадцать и ничего такого прежде за мной не водилось. Но в «Сан» появилась статейка под заголовком «Дочь фермера обвиняется в воровстве», имя мое там тоже было. И отец меня проклял, не желал больше видеть дома. Отправил меня к своей двоюродной сестре Эллен Спаркс, которая держала пансион в Саутси, и велел ей обращаться со мной построже. О Господи — она старалась на славу! Вставала я с рассветом, ложилась за полночь, работала, как прокаженная, все руки в мозолях, а в кармане по-прежнему и пенни не было. И так прошло шесть лет — шесть лет каторжного труда. А затем вдруг появился Годфри, остановился у нас в пансионе, но внезапно заболел, подхватил лихорадку где-то в далеких краях, и я его выхаживала. Ну и он в меня влюбился, и мы поженились. Вот и все. И я страшно боялась, как бы эта моя история ему не навредила, а как же иначе? Я была так ему благодарна, ведь он вырвал меня из темницы, где я была рабыней. Как думаете, что бы я почувствовала, если бы вдруг навредила ему своим прошлым, а?

Мисс Сильвер произнесла тихо и мягко:

— Мы не допустим, чтобы это навредило вашему мужу, миссис Андервуд. А теперь постарайтесь взять себя в руки, вытрите глаза, ведь мне очень нужна ваша помощь. Скажите, как давно это было?

— Мы женаты вот уже шестнадцать лет.

— А то событие произошло шестью годами раньше, правильно? — Тут мисс Сильвер умолкла, точно что-то подсчитывала в уме, а миссис Андервуд тем временем сморкалась и вытирала глаза. — Так, получается, это произошло двадцать два года назад, — произнесла наконец мисс Сильвер. — Но вы были в Ледлингтоне всего лишь гостьей и пробыли там совсем недолго. Однако вероятность все же существует. Скажите, ваши кузины, случайно, не посещали церковь Святого Леонарда?

Миссис Андервуд удивленно распахнула глаза.

— Да, посещали. Именно эту церковь.

— И викарием там был преподобный Джеффри Дин?

— Да, он.

— Мы часто слышим всякие сплетни о семьях священников, прихожане очень интересуются их личной жизнью. У мистера Дина вроде бы была дочь, верно?

Миссис Андервуд закивала:

— О да. Лиззи и Мин часто ее обсуждали. Летом она вышла замуж за какого-то мистера Симпсона. Так, как же ее звали? Ах, ну да! Мод! Мод Миллисент. Казалось бы, какое красивое имя, думали мы, но она была девушкой с дурными наклонностями. Поговаривали, будто бы она переодевалась в костюм брата, шла в банк и снимала там деньги от его имени. Все это сходило за шутку, но шли разговоры, и Мин считала, что если бы не отец, Мод грозили бы большие неприятности. А Лиз говорила, что она настоящая актриса — вполне может обмануть и обвести вокруг пальца кого угодно, и никто сроду не догадается, что это ее рук дело.

Мисс Сильвер кашлянула и заметила:

— Думаю, что может.

Глава 41

Часа два спустя зашел инспектор Лэмб. У сержанта Эббота были для него новости, но он решил с ними подождать и сначала выслушать шефа.

Лэмб сдвинул шляпу на затылок, сунул большие пальцы рук в проймы жилета, уселся в одно из больших кресел Каролы Роланд и вытянул ноги.

— А известно ли тебе, Фрэнк, — начал он, — что человеческая натура… нет, не уверен, что найду подходящие для описания этого слова, не оскорбляющие слух человека с твоим образованием. Ну, самое мягкое, что приходит в голову, — это клетка с дикими обезьянами, к ней лучше не приближаться, потому как никогда не знаешь, что эти твари способны выкинуть в следующую секунду.

Фрэнк Эббот уселся на подлокотник другого кресла и замер в лениво-небрежной позе.

— Это вы о Мондерсли-Смите?

Лэмб кивнул.

— Чудак — это еще мягко сказано, — пробормотал он. — У него репутация крайне жесткого человека. И просто так от него ничего не добиться, если ты не крепкий орешек, а уж сам он — тот еще фрукт! Так вот, этот богач и крепкий орешек рыдал, как дитя, когда я сообщил ему о смерти девушки. Мне прямо даже плохо стало, глядя на него, честно тебе говорю. Только подумай, мне, а ведь я всегда считал себя достаточно крутым парнем.

Фрэнку Эбботу не удалось подавить улыбку — впрочем, он не слишком-то и старался. И сразу стал выглядеть моложе и задорнее.

Наградой за неуместное веселье стал хмурый укоризненный взгляд.

— Не соблюдаешь субординации, ты всегда таким был. Никакого уважения к старшим по званию. Да когда я сам был в твоем возрасте, то покрылся бы холодным потом, если бы мой старший инспектор так на меня посмотрел.

Фрэнк рассмеялся.

— Тут слишком жарко, чтобы прошиб холодный пот, сэр.

— Никакой дисциплины в силовом ведомстве, — заметил Лэмб. — Я рассказывал тебе о Мондерсли-Смите, и тут ты меня перебил.

— Он что-нибудь сказал, сэр?

Лэмб заерзал в кресле.

— Он сломался и рыдал, как… впрочем, это я уже тебе говорил, ну а потом выдал всю историю. О том, что они с женой живут каждый сам по себе вот уже лет пятнадцать, но о разводе он все это время не думал, поскольку не собирался жениться снова, хотя девушки буквально вешались ему на шею. А потом вдруг познакомился с Каролой Роланд, и она сразила его наповал. Он затеял процедуру развода, в июле получил постановление суда, вступающее в силу с определенного срока. Мондерсли-Смит собирался жениться на Кароле в январе, как только постановление вступит в эту самую силу. Поэтому она и поселилась в доме Вандерлёра и старалась жить тихо, как мышка, чтобы ни тени скандала не омрачило ее отношений с женихом, если бы тому вдруг вздумалось нагрянуть и устроить проверку. Эта девица свою выгоду понимала. Писала ему льстивые письма вроде того, что мы тут нашли. И держала женишка на расстоянии. И вот прошлым вечером он вдруг заявляет, что не может более этого вынести. Садится в машину и едет сюда — без звонка, без предупреждения, просто приезжает и все. Наверное, он страшно ее ревновал. Короче, он утверждает, что приехал сюда около восьми и пробыл недолго, всего полчаса, говорит, больше она ему не позволила. Карола дала ему выпить, сама тоже выпила бокал вина и угостила печеньем, так что здесь все сходится. А потом сказала ему несколько ласковых слов и выпроводила — под предлогом, что ей надо думать о своей репутации и что им глупо было бы рисковать перед разводом. Я спросил его, уж не поссорились ли они, и тут он снова разрыдался и сказал, что любила она его самого, а не деньги и что ни разу за все время знакомства между ними не прозвучало ни одного грубого слова. А потом сказал, что запомнил ее навсегда такой: как она улыбалась и посылала ему воздушные поцелуи на прощание, когда он шел к лифту. Должно быть, именно его видел Белл выходящим из дома в половине девятого.

— Думаете, он говорил правду, сэр?

— Думаю, да. Хотя, конечно, никаких подтверждающих фактов у нас нет. Они могли поссориться, он мог ее убить, а потом разыграть передо мной все это представление, но не думаю. Он, если вдуматься, парень простодушный и просто безумно любил эту девушку. Так что я уверен — он говорил правду. Ну ладно. Что там у тебя?

Фрэнк Эббот вытянул длинные ноги и выпрямился в кресле.

— Много чего, сэр. Ну, начать с того, что я провел целый час с Моди. Она была добра и дала ряд ценных советов. Предложила наряду со всем прочим вплотную заняться Уиллардами. Мистер Уиллард волочился за Каролой, а миссис Уиллард выстирала совершенно новое платье — вчера вечером или ночью, ну, до десяти утра. Не знаю, что на ней было, когда ее опрашивал Кёртис. Возможно, на этом платье были пятна и после стирки сохранились какие-то их следы. И еще она советовала как следует покопаться в прошлом жильцов, населяющих дом. Далее довольно любопытная информация о том, что мисс Гарсайд осталась на бобах. Целую неделю не ходила в лавку за продуктами, и все такое прочее.

Лэмб вскинул голову, глаза его удивленно раскрылись.

— Настолько плохо обстояли дела? Нам известно, что она испытывала финансовые затруднения. Но как об этом узнала мисс Сильвер?

— Она помогала мыть посуду миссис Смоллетт, сэр. — На губах Фрэнка мелькнула улыбка и тотчас пропала. — После этого я решил заняться драгоценностями. Взял список у миссис Джексон и стал выяснять судьбу кольца. Первым делом отправился в большой магазин «Эллингемс» на Хай-стрит. И выяснилось, что не далее как сегодня утром, в половине десятого, мисс Гарсайд принесла им это кольцо, и они его купили. Владелец, мистер Эллингем, сказал, что она постоянная их клиентка, а потому никаких подозрений не возникло. Они и прежде покупали у нее драгоценности — пару брошей с бриллиантами и изумительный серебряный чайник времен королевы Анны. Он показал мне кольцо — внутри были инициалы: две буквы, «М» и «Б». Так что скверная получается история.

Лэмб нахмурился.

— На мой взгляд, поступок просто безумный. Должно быть, эта мисс Гарсайд совсем свихнулась, раз отнесла кольцо убитой женщины в магазин, где ее хорошо знают. Наверное, считала, что мы не догадаемся о подмене колец. Ведь у людей уже давно сложилось стойкое впечатление, что полиция — всего лишь шайка тупоголовых кретинов, не способных видеть дальше собственного носа. И что все детективные романы — сплошное вранье и ерунда! Что ж, придется нам навестить эту даму и даже, наверное, арестовать ее. Но обвинение будет сводиться лишь к краже кольца, если, конечно, она не придумает лучшего объяснения.

Фрэнк Эббот поднялся.

— Она могла взять кольцо и не иметь никакого отношения к убийству. Вы тоже так считаете, сэр?

Лэмб кивнул.

— Похоже на то. Но маловероятно.

— Помните, вы говорили о сильной стороне Моди, о том, что она разбирается в людях? Вы сказали, что она никогда еще не ошибалась. Так вот, она говорит, что мисс Гарсайд очень аккуратна и во всем любит порядок. И что если бы она смыла кровь со статуэтки, то непременно поставила бы ее на прежнее место, на каминную полку. А вот миссис Уиллард, которая любит чистоту, но любовью к порядку не отличается, вполне могла вымыть эту вещицу и бросить на диван. И если она держала в руках статуэтку до того, как на ней высохла кровь, то вполне могла испачкать платье, и его потом пришлось отстирывать.

Лэмб тоже поднялся.

— Послушай, Фрэнк, куда это ты клонишь? Ведь не все же они убили ее, верно? Мне нравятся совсем другие дела, где подозреваемых в убийстве поменьше. Ну, ладно-ладно, будь по-твоему, навестим их всех. И первая у нас на очереди миссис Уиллард.

Глава 42

Миссис Уиллард включила электрический утюг в розетку и принялась гладить разложенное на доске мокрое платье, когда в дверь позвонили. Она удивилась, увидев на пороге старшего инспектора и сержанта Эббота, но нельзя сказать, чтобы испугалась или смутилась. Ей всегда нравилось гладить в гостиной — там было удобно размещать доску между двумя стульями нужной высоты. Что ж, ей нанесли визит, но ничего страшного, ведь этим мужчинам наверняка уже доводилось видеть, как женщина гладит, тем более что гладила она сейчас не нижнее белье. Она провела их в комнату и затем нагнулась выключить утюг. Ведь об этом легко забыть, и тогда на доске останется подпалина, а в квартире будет пахнуть, как на пожаре. Выпрямившись, она увидела, что мужчины стоят прямо перед доской и смотрят на платье. Тут ей впервые стало почему-то зябко, по спине пробежали мурашки.

Мужчина, что повыше, старший инспектор, оторвал взгляд от платья и сказал:

— Мы хотим задать вам несколько вопросов, миссис Уиллард.

Она выдавила кривую улыбку.

— Да?

— Вы сказали сержанту Кёртису, что вчера вечером ваш муж ушел вскоре после семи и вернулся домой только утром, так?

— Да, правильно, — кивнула миссис Уиллард.

Теперь она стояла за одним из больших кресел, опираясь руками на спинку.

— Вы уж извините, что задаю вопрос личного характера, но я просто вынужден. Насколько я понимаю, вы вчера вечером поссорились с мужем?

Она немного помедлила с ответом:

— Да, было дело. Но теперь у нас все в порядке.

— Вы поссорились из-за мисс Роланд? — прямо, без обиняков спросил Лэмб.

Миссис Уиллард залилась краской и промолчала. Стояла за креслом, опустив глаза и разглядывая свои руки.

Лэмб заметил довольно жестко:

— Насколько я понимаю, поссорились вы именно из-за мисс Роланд. Поправьте меня, если не прав.

Она по-прежнему молчала. Стояла, опустив глаза. А пальцы так и впились в спинку кресла.

— Миссис Уиллард, я не могу заставить вас отвечать… могу лишь просить. Если вам нечего скрывать, сами знаете — ваш долг помогать полиции. Скажите, вчера вечером вы выходили из дома и поднимались в квартиру под номером восемь? И еще: вы выстирали это платье потому, что на нем остались пятна после посещения квартиры мисс Роланд?

Фрэнк Эббот приподнял и перевернул правый рукав платья. Ткань уже почти высохла. Красно-зеленый цветочный рисунок на светло-кремовом фоне. Цветы были яркие и до краев ткани не доходили, но на внешней стороне рукава, от запястья до локтя, расползалось пятно бледного коричневато-красного оттенка. И Фрэнк Эббот воскликнул:

— Вы только взгляните на это, сэр!

Миссис Уиллард подняла глаза, старший инспектор, напротив, опустил. И сказал после паузы:

— Экспертиза покажет, является это пятно кровью или нет. Желаете что-либо сказать по этому поводу, миссис Уиллард?

Она отпустила спинку кресла, подошла к гладильной доске.

— Кровь потекла по рукаву, когда я отмывала ту маленькую статуэтку, — ровным голосом произнесла она. — Пятна вообще очень быстро распространяются по шелку. Наверное, то был шок. Но я ничего не помнила, совсем забыла об этом, пока не увидела утром, как смотрит на пятно Альфред. Не знаю, что он тогда подумал… сама я слишком устала, чтобы говорить, всю ночь не спала. Просто замочила платье в раковине, пошла в спальню, легла… и…

Тут Лэмб перебил ее:

— Должен предупредить: все, что вы скажете, может быть записано и использовано против вас.

Мужчины смотрели на нее. Эббот достал блокнот.

Миссис Уиллард взглянула на пятно на рукаве и продолжила:

— Потом Альфред отстирал его и положил сушиться. Самой мне и в голову не пришло сделать это. Да и пятна уже почти не видно, верно?

— Да, — тихо произнес Лэмб, и тут она подняла на него глаза, а на губах ее промелькнуло слабое подобие улыбки.

— Наверное, вы хотите, чтоб я рассказала вам все, верно? Тогда почему бы нам не присесть?

Они уселись. Мужчины — на диван, миссис Уиллард — в кресло, лицом к ним. И тени смущения или страха не проглядывало в ее манерах.

— Наверное, я должна была рассказать еще утром, но чувствовала себя такой усталой и разбитой. Конечно, вы можете подумать бог знает что, ведь на моем платье пятна крови, но на самом деле все очень просто. Понимаете, мы с Альфредом женаты вот уже двадцать лет и всегда были верны друг другу. А потом наверху вдруг поселилась эта мисс Роланд, ну и я стала замечать, что мой Альфред к ней неравнодушен. Не хочу говорить о ней плохо, о мертвых только хорошо или ничего, но она была из тех девушек, что любят выставлять себя напоказ перед мужчинами. И опять же в том не было бы ничего страшного, но вчера вечером — теперь уже нет смысла притворяться, верно? — так вот, мы из-за нее поругались, и Альфред уехал к брату, и его не было всю ночь.

Миссис Уиллард сидела в темно-синем платье с криво приколотым воротничком, седые пряди неряшливо спадали на плечи, сидела и не сводила по-детски честных глаз со старшего инспектора. Руки она держала на коленях и, говоря, теребила обручальное кольцо на пальце. Меньше всего эта женщина походила на убийцу. Она продолжала рассказывать просто и прямо, с едва заметным деревенским выговором:

— Ну так вот, он ушел, а я даже не знала, куда он пошел. Никогда прежде такого не делал. И тут мне начали представляться разные ужасные вещи — так всегда бывает, когда сидишь одна-одинешенька и не знаешь, что и думать. А потом я подошла к двери и выглянула посмотреть, может, он возвращается. Глупо, конечно, но тогда о его брате я даже не подумала. Переживала, потому как мы наговорили друг другу много лишнего. И вдруг мне пришло в голову, что он пошел наверх, к ней.

Фрэнк Эббот продолжал прилежно строчить в блокноте. Прядь редких светлых волос упала на лоб, и ее золотил отблеск свисавшей с потолка лампы. Лэмб спросил:

— А вам известно, что вскоре после семи он поднимался в квартиру к мисс Роланд?

Она кивнула:

— Да, он мне сказал. Она смеялась над ним, а потом выставила вон. Она не воспринимала его всерьез, понимаете? И ему… было очень больно.

— В тот момент дома у нее была сестра, вот почему она его не пустила. Впрочем, насколько я понимаю, вы тогда не знали всех этих подробностей. Так он вам все рассказал?

— Да. Когда пришел сегодня утром.

— Хорошо. Давайте вернемся к вчерашнему вечеру. Итак, вы гадали, куда мог деться ваш муж и…

— Да, я ужасно переживала, и с каждой минутой мне становилось все хуже. Было уже почти одиннадцать, а Альфред не возвращался, и тогда я поняла, что просто больше не в силах этого выносить. Я должна была знать, наверху он, у мисс Роланд, или нет. Ну и поднялась…

— Да, миссис Уиллард?

— Хотела позвонить. Мне было плевать, спит она или нет. Но потом я вдруг поняла: звонить не надо. Дверь была открыта.

— Что?!

Она кивнула.

— Тогда я ничего такого не подумала. Просто решила, что ее забыли запереть за кем-то по рассеянности. Или забыли захлопнуть за собой. На Альфреда это не похоже, он в этом смысле всегда такой аккуратный, а вот мисс Роланд вполне могла забыть. И еще я подумала: вот шанс застукать их вдвоем. Толкнула дверь и вошла.

— Так, погодите минутку, мисс Уиллард. Как именно вы толкнули дверь? Рукой?

Она покачала головой:

— Нет, вроде бы нет. Просто толкнула плечом и вошла, вот и все.

— Ясно. Продолжайте.

— Свет горел, и я подумала, что она еще не ложилась.

— Какой свет? Где?

— Ну, в прихожей, в гостиной. Дверь в нее была приоткрыта, так что видно было. Я остановилась в прихожей и окликнула: «Мисс Роланд!» Но никто не отозвался, и тогда я вошла.

— Вы дотрагивались до двери в гостиную?

Миссис Уиллард немного удивилась.

— Нет, дверь была полуоткрыта. Я просто вошла и увидела ее. Это было ужасно!..

— Вы хотите сказать, ужасно, так как увидели, что она мертва?

В голосе миссис Уиллард слышалось удивление:

— Ну да, она была мертва, мертвее не бывает, лежала на полу — вы наверняка сами видели. Я подошла, пощупала пульс и в ту же секунду, как только дотронулась до запястья, поняла, что она умерла.

— Почему же вы не подняли тревогу, миссис Уиллард?

Она смотрела растерянно.

— Наверное, должна была, но… Наверное, то был просто шок… и потом я не понимала, куда подевался Альфред…

— Подумали, что это сделал он?

Тут она вдруг улыбнулась:

— О нет, что вы… он никак не мог. Я была потрясена, мучилась, не понимала, куда он пропал. Но потом оказалось, он поехал к брату и был у него уже в начале девятого. Это потом я догадалась позвонить жене брата, но тогда, вчера вечером, конечно, ничего еще не знала.

Лэмб сидел с сосредоточенно-мрачным лицом, положив руки на колени. Лампа над головой высвечивала лысину у него на макушке и окаймлявшие ее густые черные волосы.

— Продолжайте, — произнес он после паузы. — Расскажите нам, что вы тогда сделали.

Миссис Уиллард теребила обручальное кольцо.

— Ну, потрогала, значит, я ее за запястье, а потом стояла и не знала, что делать. Это был шок, знаете ли, увидеть ее в таком состоянии, да еще не знать, куда подевался Альфред. Я ничего не соображала. Никогда прежде не видела убитого человека — ужасно, просто ужасно! Я понимала, что надо что-то делать, вот только никак не могла сообразить что. У нее была серебряная статуэтка, танцующая девушка, она всегда стояла на каминной полке, а теперь лежала на диване вся в крови. Невыносимо было видеть! Я имею в виду это жуткое пятно на обивке, видеть его было просто невыносимо! Ну и тогда я взяла статуэтку и отнесла ее в ванную, смыть кровь. Открыла горячую воду, намылила щетку для ногтей и стала оттирать. Наверное, тогда и запачкала рукав платья. Кровь быстро сохнет. Стоило немалого труда оттереть все эти брызги на кране, в раковине. Я и их тоже терла намыленной щеткой, потом поливала горячей водой.

— Ну а потом?

— Потом вернула статуэтку на место.

— На каминную полку?

— Нет, на диван.

— Но почему именно на диван?

Лицо ее отражало растерянность.

— Не знаю. Вернула туда, где нашла… Да и какое это имеет значение?

Лэмб удрученно покачал головой.

— Просто любопытно было знать, вот и все. Так, а теперь, миссис Уиллард, скажите-ка нам: находясь в квартире, вы прикасались к чему-нибудь, кроме запястья мисс Роланд и статуэтки?

— Да, к кранам, к мылу, к щетке…

— Но все эти предметы были слишком мокрые, чтоб сохранить отпечатки, а если они и оставались, допустим, на кранах, вы их оттерли. Как насчет двери в ванную?

— Она была открыта. И я ее не трогала.

— Ну а свет в ванной комнате?

— Мне пришлось его включить, но потом я увидела на выключателе маленькое такое пятнышко и тоже его стерла щеткой.

— Находясь в ванной, вы видели там кольца мисс Роланд?

— Да, видела. Лежали на полочке, рядом с раковиной. Я их не трогала.

Глава 43

Они вышли из квартиры миссис Уиллард и какое-то время стояли на лестничной площадке. Лэмб сказал:

— Еще один ложный след.

— Думаете, она говорила правду?

— Если нет, то вынужден признать, лжет она просто виртуозно. И ведь все совпадает, вот в чем штука! Статуэтка… что ж, она объяснила, и это выглядит вполне естественно. Да и потом тот факт, что в квартире не было найдено ни одного отпечатка ее пальцев — он тоже доказывает правду. Истории и байки, состряпанные на скорую руку и отклоняющиеся от сути дела, всегда попахивают подозрительно, но ее история — нет. Или же она очень умная женщина, или говорит правду. Но впечатления умной женщины она на меня не производит. — Тут вдруг Лэмб довольно резко спросил: — А где мисс Сильвер?

— Думаю, у Андервудов, сэр. Во всяком случае, она говорила, что собирается к ним.

Лэмб хмыкнул.

— Ступай и приведи ее! Хочу взять ее с собой. Если эта дамочка, Гарсайд, голодала чуть ли не целую неделю, то может и в обморок хлопнуться. Не мешало бы, чтобы рядом была женщина. Так что иди за мисс Сильвер, скажи, что я хочу ее видеть. И проследи за тем, чтобы дверь после ее ухода заперли. Вот недостаток жизни в многоквартирном доме, каждый сосед следит за входной дверью другого. Давай поживее тащи ее сюда!

Они стояли у двери в квартиру мисс Гарсайд и звонили в звонок. Фрэнк Эббот слышал его тихое жужжание внутри. Потом подумал, что дверь в кухню, должно быть, открыта. После третьей или четвертой попытки звон начал напоминать назойливое жужжание мухи, бьющейся в оконное стекло между рамами. Нечто в духе столь любимого Моди лорда Теннисона… «Синяя муха бьется о раму, поет… А Марианна в старом амбаре ждет… Нет, не придет, — говорит она вдруг, — мой любезный друг…»

Лэмб приложил кончик большого пальца к кнопке звонка и жал уже непрерывно. Но к двери по-прежнему никто не подходил.

Инспектор опустил руку. И бросил через плечо.

— Ступай, приведи сюда Белла! У него есть запасной ключ, пусть захватит. Заодно посмотришь, где он хранит эти ключи. Сроду не слыхивал, чтобы запасные ключи от всех квартир висели на каких-то крючках, вбитых в старый буфет. Я сказал ему, что ключи надо держать под замком! Так что заодно и посмотришь, послушался он меня или нет.

Мисс Сильвер, строгая, с прямой, как струнка, спиной, стояла перед дверью рядом с ним, пока они ждали Эббота и Белла. Инспектор привалился широким плечом к дверному косяку. Лицо его было мрачно и сосредоточено.

Две или три минуты ожидания показались вечностью. Из лестничного пролета тянуло холодком, пахло подвальной сыростью и туманом. Затем подъехал и остановился лифт, из него вышли двое — Белл первым, с ключом в руке, лицо хмурое, рука немного дрожит, потому что если в квартире под номером четыре никто не отвечает, значит, плохи дела. Ведь мисс Гарсайд никогда не выходит из дома вечером в такой поздний час и уж тем более — в такой туман.

Они отперли дверь и вошли.

Перед ними оказались еще две двери. Та, что справа, в гостиную, была открыта. Левая дверь, ведущая в спальню, закрыта, но не заперта. Они прошли в гостиную и увидели, что там никого нет и темно. На улице еще не стемнело, но туман нависал над окнами, как плотный занавес, и почти ничего не было видно.

Инспектор щелкнул выключателем, под потолком вспыхнул свет. Никакого подноса с чаем и угощением на двоих, стоявших тут два с половиной часа назад, видно не было. Поднос на кухне, заварочный чайник вымыт и убран в буфет, чашки с блюдцами тоже вымыты и на своих местах. Печенье, выложенное на тарелочку, аккуратно убрано в жестяную банку с крышкой. Все в полном порядке, и на кухне тоже никого.

И тут наблюдательная мисс Сильвер узрела на коврике перед камином одну-единственную крошку. И указала на нее инспектору. В глазах его читалось раздражение.

— Крошка? Да уж, находка! И что с того?

Мисс Сильвер деликатно кашлянула.

— Она пила чай. Это крошка от печенья, и еще, вы видите? Стул стоял прямо здесь, на коврике. Хотя, я бы сказала, ему самое место у стены, как сейчас.

Он как-то странно взглянул на нее, крякнул и прошел через прихожую к двери в спальню. Постучал, затем толчком распахнул ее, вошел и включил свет. Эббот и мисс Сильвер последовали за ним, а старина Белл остался в прихожей, бормоча под нос молитвы. Он не знал, что вот так все обернется, понятия не имел. Он не привык к таким вещам и событиям и просто не понимал, что делать.

Спальня представляла собой чисто убранную почти пустую комнату. Немногочисленные предметы обстановки неподвижно застыли на своих местах. Изножьем к двери располагалась большая старомодная кровать с медными шишечками на спинках. Стеганое покрывало было аккуратно откинуто, выцветшее пуховое одеяло, тоже стеганое, прикрывало мисс Гарсайд до талии. Она лежала на кровати, полностью одетая, в позе полного покоя, правая рука вытянута вдоль тела, левая согнута в локте и покоится на груди.

Лэмб, стоя над ней и хмурясь, окликнул:

— Мисс Гарсайд…

Его низкий сильный голос гулко прозвучал в комнате, но фигура на кровати оставалась неподвижной. Тогда он вытянул руку и коснулся левого запястья женщины. Пальцы пытались нащупать пульс, но безрезультатно.

Он убрал руку, бросил какую-то команду Эбботу и начал осматриваться. На тумбочке рядом с кроватью стоял высокий стакан, воды в нем было на донышке. Между стаканом и краем тумбочки примостился небольшой стеклянный пузырек, в нем лежали две белые таблетки.

Лэмб прочел надпись на ярлычке, затем посмотрел через плечо на мисс Сильвер.

— Какое-то иностранное снадобье, — сказал он. — Это больше по вашей части, чем по моей. Немецкое, что ли?

Мисс Сильвер склонилась над тумбочкой.

— Да, немецкое. Таблетки морфина. Несколько лет назад их можно было раздобыть в Германии.

— А вы, случайно, не знаете, она бывала в Германии?

— Да. Она вообще много путешествовала. Миссис Лемминг может рассказать вам об этом. Они были в дружеских отношениях.

Затем в комнате настала напряженная тишина, казалось, даже воздух от нее сгустился, и стал слышен голос Фрэнка Эббота из соседней комнаты. Слов было не различить, но говорил этот спокойный и неторопливый голос с кем-то из Скотленд-Ярда.

Спустя минуту Лэмб бросил:

— Приедет врач из полиции, но вряд ли он сумеет чем-то помочь, — она мертва, это ясно. Что ж, мисс Сильвер, наше дело, похоже, завершено и раскрыто.

— Вы так думаете?

Он дернул массивным плечом.

— А что еще тут думать? Все именно так, как я говорю, и доказательства налицо. Она дошла до ручки, голодала, не знала, где раздобыть денег, и поднялась в квартиру номер восемь, думая, что мисс Роланд нет дома. Вы же помните, она видела, как та спускается в лифте с сестрой. Пошла в подвал за ключом, этот старый болван Белл хранил запасные ключи там, где их мог взять кто угодно. Мисс Крейн видела, как она возвращалась из подвала.

Мисс Сильвер тихо, неохотно пробормотала:

— Миссис Смоллетт сказала, что миссис Лемминг три раза пыталась дозвониться мисс Гарсайд по телефону, и было это где-то между восьмью тридцати пятью и пятидесятью.

Лэмб кивнул:

— Ну вот, видите. Это только доказывает мою правоту. Итак, она поднялась в квартиру восемь, теперь уже нельзя точно сказать, что там произошло, но нам известно, что мисс Роланд вернулась домой в половине восьмого, проводив сестру до остановки. Она застает в квартире мисс Гарсайд, происходит ссора, она идет к телефону вызвать полицию, и тогда мисс Гарсайд хватает статуэтку с камина и бьет ее по затылку. После этого ей оставалось только бежать, причем быстро. Она бросает орудие убийства на диван, подменивает кольцо — в надежде, что об этом никто никогда не догадается, — и уходит, оставив дверь в квартиру незапертой. Может, потому что просто запаниковала, или же хватило ума сообразить, что раз дверь открыта, можно подумать на кого угодно. А утром она первым делом выходит из дома как ни в чем не бывало и отправляется продавать кольцо. Не знаю, когда она начала осознавать, что все прошло не так гладко, как хотелось бы. Миссис Джексон и миссис Смоллетт подтвердили тот факт, что кольцо, найденное в ванной мисс Роланд, ей не принадлежит. Мало того, миссис Смоллетт опознала в нем кольцо мисс Гарсайд. Причем этой женщине невозможно заткнуть рот, разве что кляпом. Она продолжала болтать, разносить сплетни по дому, и вот вам результат. Мисс Гарсайд прекрасно понимала — у нее нет ни единого шанса, если мы обнаружим подмену кольца. Вполне ясно и очевидно.

Мелкие, аккуратные черты лица мисс Сильвер выражали упрямство и крайнюю степень недоверия. Она тихо кашлянула и спросила:

— Вам не приходило в голову, что ее могли убить?

Лэмб удивленно уставился на нее.

— Нет, не приходило, — твердо заявил он.

— А если как следует подумать, инспектор? Я настоятельно вас прошу, подумайте хорошенько.

Он хмуро встретил взгляд ее ясных глаз.

— На каком основании?

Она заговорила ровным, тихим голосом человека, твердо уверенного в своей правоте.

— Я далеко не уверена, инспектор, что суть этого дела можно объяснить только что выдвинутой вами теорией. У меня есть все основания полагать, что главное в этом деле не ограбление, а шантаж. И в вашей версии этот вопрос никак не затронут. Миссис Андервуд шантажировали.

Лэмб кивнул:

— Да. Карола Роланд.

Мисс Сильвер смотрела ему прямо в глаза.

— Совершенно в этом не уверена.

— Но почему? Ведь письмо миссис Андервуд мы нашли именно у нее. В ее сумочке.

— Причем она сама позволила миссис Андервуд увидеть его там в понедельник вечером, когда они играли в бридж в квартире Уиллардов. На мой взгляд, это исключает факт, что именно мисс Роланд была шантажисткой. Тут надо смотреть глубже. Если бы она шантажировала миссис Андервуд, то приложила бы все усилия, чтоб сохранить это в тайне. И тем не менее она беззаботно носила уличающее ее письмо в сумочке и даже позволила увидеть его. Да, возможно, это служит лишь доказательством ее мстительной и вздорной натуры, когда она, к примеру, взялась сводить старые счеты с майором Армитейджем, притворяясь, что доводится ему женой. Она прекрасно понимала, что ничего не добьется, ну разве что приведет его в бешенство, но ей казалось, что дело того стоит. Возможно, ту же тактику она решила применить и к миссис Андервуд, насладиться тем, как расстроится эта дама, увидев письмо, пусть даже этих женщин ничто не связывало, кроме соседства, и делить им было некого и нечего.

На губах Лэмба играла добродушная улыбка.

— Вам бы детективные романы писать, мисс Сильвер. Я простой полицейский, и для меня главное факты. Миссис Андервуд написала письмо в ответ на очередное требование денег, и это письмо нашли в сумочке мисс Роланд. Лично для меня этого достаточно, и думаю, что для суда присяжных — тоже. А знаете, какой главный недостаток всех детективов-любителей? Никак не могут поверить в простые факты в простом деле — они для них, видите ли, недостаточно хороши. Вам непременно надо все запутать, приукрасить, драматизировать до полного абсурда.

Мисс Сильвер вежливо улыбнулась:

— Возможно, вы правы, инспектор. Лично я так не думаю, но не хочу показаться неблагодарной в ответ на внимание и помощь, которые вы мне оказали. Я и сама не слишком довольна своей работой в этом деле. Но если вы согласитесь выслушать меня еще хотя бы минуту, это облегчит мою совесть и позволит рассказать о своих подозрениях. Улик и фактов у меня нет. И я лишь могу просить вас убедиться, что мисс Гарсайд убрали с дороги потому, что под угрозой оказались чья-то жизнь и свобода, что она, побывав в квартире мисс Роланд, стала нежеланным свидетелем и так приблизилась к убийце, что подставила себя под удар. — Тут без всякой паузы, без перехода и не меняя выражения, она вдруг спросила: — Помните дело миссис Симпсон?

Лэмб, который уже собрался уходить, резко развернулся к ней лицом, недовольно хмыкнул и проворчал:

— Еще бы не помнить!

— Кажется, она была ученицей «Стервятников». Эта организация занималась шантажом на политическом уровне, верно?

— Да, верно. И расследованием занималось тогда министерство иностранных дел, Скотленд-Ярд не принимал почти никакого участия. Там было еще и дело Денни, она выставляла себя медиумом, называла себя…

— Асфодель [13], — подсказала мисс Сильвер. — Все время выдавала себя за кого-то другого, была настоящим мастером перевоплощения. В конце концов ее арестовали за убийство мисс Спеддинг, но дело до суда так и не дошло. Она вроде бы сбежала.

Лэмб кивнул:

— Да. Кто-то подстроил столкновение с полицейским фургоном. Водитель погиб. Мод Миллисент исчезла.

Мисс Сильвер слегка нахмурилась и напомнила инспектору строгую школьную учительницу.

— Полагаю, лучше называть ее миссис Симпсон. Имя Мод навевает столь волнующие и прекрасные ассоциации с покойным лордом Теннисоном.

Лэмб неожиданно для самого себя зааплодировал.

— Да, мисс Сильвер, пожалуй, вы правы. Пусть будет миссис Симпсон. Но откуда вам так много о ней известно? Ведь о делах, в которых она была замешана, пресса писала крайне скупо или вообще ничего. Секретность и все такое прочее.

Мисс Сильвер усмехнулась:

— Просто у меня много старых добрых знакомых в Ледлингтоне. Отец миссис Симпсон был викарием в тамошней церкви Святого Леонарда. Судя по всему, весьма достойный был человек. Я также имела удовольствие познакомиться с полковником Гарреттом из разведывательного управления при министерстве иностранных дел, мы встречались у наших общих друзей, Чарлза Моурея с супругой, как раз после завершения дела по убийству Спеддинг. И когда он узнал, что мне известна история происхождения миссис Симпсон, то много чего мне о ней рассказал. Ее, кажется, так до сих пор и не нашли.

— Да, больше никто о ней не слышал. С тех пор прошло года три, не меньше.

— А вам не приходило в голову, что именно она могла быть главным действующим лицом в деле шантажистов из Мейфэра?

Лэмб покачал головой:

— Вечно вы все усложняете. Да шантажистов развелось, как грязи, и нет никакого смысла приплетать сюда еще и миссис Симпсон. К тому же она, возможно, уже умерла.

Мисс Сильвер заметила сдержанно:

— Однако, согласитесь, она очень опасная особа.

— В том нет никаких сомнений.

— Я говорила, что не могу представить вам каких-либо доказательств, но ошибалась. Одно, пожалуй, все же имеется. И дело вот в чем. Сегодня днем у мисс Гарсайд побывала гостья.

Лэмб так и впился в нее глазами.

— Откуда вы знаете?

— Миссис Андервуд видела, как эта женщина выходила. Было это в половине пятого, миссис Андервуд пригласила меня на чай и выглянула на площадку посмотреть, иду я или нет.

— И кого же она увидела? — спросил Лэмб.

— Незнакомку. Миссис Андервуд никогда не видела эту женщину прежде, и потом та промелькнула очень быстро. Она заметила только светлые волосы до плеч, красивое черное платье и шляпку, очки в светлой черепаховой оправе, светлые перчатки, тончайшие прозрачные чулки и шикарные черные туфли.

Инспектор Лэмб усмехнулся:

— Однако немало ей удалось разглядеть буквально за секунду!

— Не больше, чем заметила бы любая другая женщина.

— Ну ладно, тут вы меня убедили. Ну а кем могла быть эта гостья, какие предположения? Мы постараемся ее найти. Возможно, она последняя, кто видел мисс Гарсайд в живых. Но в остальном… сомневаюсь, что она имеет какое-то отношение ко всему этому. Или же вы предполагаете, что то была знаменитая миссис Симпсон?

Мисс Сильвер кашлянула.

— Не в моей компетенции делать какие-то предположения. Однако, согласитесь, если бы миссис Симпсон была замешана в этом деле, она бы, ни минуты не колеблясь, устранила бы любого, кто мог оказаться опасным для нее свидетелем.

Лэмб добродушно улыбнулся:

— А теперь, мисс Сильвер, ступайте, передохните немного. Вы явно разнервничались, и мы не можем допустить, чтобы это отразилось на вашем здоровье. Хороших людей не так уж много, их надо беречь, согласны?

Но мисс Сильвер не обратила внимания на его ремарку. Она приблизилась к инспектору и положила руку ему на плечо.

— Можете оставить здесь на ночь своего человека, инспектор? Я очень волнуюсь за безопасность одного из обитателей квартиры миссис Андервуд. Сама я найду благовидный предлог остаться в этом доме еще на одну ночь, но буду очень признательна вам, если вы выделите хотя бы одного полицейского, пусть подежурит у них в прихожей.

Лэмб нахмурился.

— Могу поставить одного, но только на лестничной площадке. А в квартиру не имею права без специального разрешения и согласия миссис Андервуд.

Мисс Сильвер на секунду задумалась, потом сказала:

— Хорошо, инспектор. На площадку так на площадку.

— А вы ступайте и отдохните хорошенько, — сказал инспектор Лэмб.

Глава 44

Вместо того чтобы последовать доброму, чуть ли не отеческому совету инспектора, мисс Сильвер надела пальто и шляпу, быстро дошла до угла улицы и села в автобус, следующий в центр.

Было еще светло, когда она добралась до Хай-стрит. Несколько расспросов, пять минут ходьбы, и вот она уже достигла цели своего пути — подошла к небольшому старомодному ювелирному магазину «Джексон» — это название было выведено над входом поблекшими золотыми буквами. Жалюзи на окнах были подняты. Мисс Сильвер подошла к служебному входу и надавила на кнопку звонка. Несколько секунд ожидания, и ей открыла миссис Джексон. Мисс Сильвер спросила:

— Могу я войти? Мы с вами встречались сегодня утром в квартире вашей сестры в доме Вандерлёра. Я Сильвер, мисс Мод Сильвер. И мне крайне необходимо переговорить с вами.

С этими словами она уже переступила порог.

Надо сказать, что миссис Джексон была не в восторге от ее появления, однако все же затворила за ней дверь и провела по темному коридору в заднюю часть здания. В уютной, старомодно обставленной гостиной с красными шторами из синели горел свет. В середине стоял стол, вокруг него — стулья, у стены — набитый конским волосом диван с гнутой спинкой, в другом углу — пианино. Стену у камина украшало множество фотографий. Только теперь, в свете электрической лампы, стало заметно, какой бледной и измученной выглядит миссис Джексон, в каком беспорядке ее бесцветные волосы. И вообще у нее был вид женщины, которую застигли врасплох. Выдержав небольшую паузу, она сказала:

— Прошу, присаживайтесь.

Мисс Сильвер приняла приглашение. Сама выдвинула стул из-за стола и уселась. И когда миссис Джексон последовала ее примеру, сказала:

— Искренне прошу у вас прощения, что вторглась таким вот образом, без предупреждения и приглашения. Крайне признательна, что вы меня приняли. Поверьте, я бы ни за что не побеспокоила вас, если бы не срочное дело. — Тут она выдержала паузу, а затем добавила мрачно: — В доме Вандерлёра произошло еще одно убийство.

Элла Джексон вздрогнула.

— Какой ужас!

— Да-да, просто ужасно. Мисс Гарсайд найдена мертвой у себя в квартире. Сегодня утром она продала кольцо вашей сестры, а вечером ее нашли мертвой. Полиция считает причиной смерти самоубийство. Они также считают, что именно она убила вашу сестру. Но я не разделяю этих взглядов. Я придерживаюсь мнения, что ее убили по той же самой причине, по которой была убита ваша сестра, — она слишком много знала, или же убийца просто заподозрил, что много знала, и решил не рисковать. Я не отрицаю, что именно она подменила кольцо, у нее было точно такое же, но только со стекляшкой, а не с ценным бриллиантом, как у вашей сестры. Но я считаю, что ее присутствие на месте преступления примерно в то же время, когда оно произошло, носило чисто случайный характер, и что она не имеет к этому убийству никакого отношения.

Тут неудовольствие, сквозившее в каждом жесте миссис Джексон, словно испарилось. Она не сводила напряженного взгляда с мисс Сильвер, а потом подняла руку и убрала упавшую на лоб прядь волос. И за все это время не проронила ни слова, лишь мелко и часто кивала головой в знак согласия.

Мисс Сильвер продолжила:

— Вижу, вы склонны согласиться со мной. Я очень этому рада, поскольку мне нужна ваша помощь. Убийца — личность крайне изворотливая и опасная и до сих пор находится на свободе. Следует принимать срочные меры, соблюдать крайнюю осторожность, чтобы исключить самые роковые последствия.

— О!.. — недоверчиво выдохнула Элла Джексон.

Мисс Сильвер удрученно покачала головой:

— Я не преувеличиваю. Я очень встревожена. Инспектор Лэмб — человек деятельный и честный, я глубоко его уважаю — но мне не удалось поколебать его уверенность в том, что мисс Гарсайд совершила самоубийство, а стало быть, дело можно закрыть. И мне необходимы доказательства, чтобы поколебать его уверенность. Завтра я собираюсь провести свое маленькое расследование, выяснить кое-что. Надеюсь, это поможет получить улики. А пока что вы должны мне помочь. Вы не против?

— Конечно, нет, — ответила Элла Джексон.

Мисс Сильвер так и расцвела в улыбке.

— Вы так добры. Постараюсь не слишком вас обременять. Хочу задать вам один вопрос и от души надеюсь, что вы на него ответите. Ваша сестра обсуждала с вами свои дела и личную жизнь или нет?

— Далеко не все. Всего она мне никогда не рассказывала.

— Она когда-нибудь говорила вам, что ее шантажируют?

Элла Джексон тихо ахнула.

— Как вы узнали?

— Просто в том же доме шантажировали еще одного человека. У мисс Роланд оказалось письмо этого человека к шантажисту. Полиция считает это доказательством того, что шантажисткой была ваша сестра, но сам факт, как небрежно она обращалась с письмом — носила в сумочке и даже позволила жертве шантажа увидеть его, на мой взгляд, говорит о том, что она не была главной в этом деле. Подозреваю, она решила просто подразнить автора этого письма. И уже начинаю думать, что она и сама стала жертвой шантажа и завладела этим письмом в попытке заручиться хоть каким-то свидетельством против вымогателя. Если она знала, кто этот человек, чем вам не мотив для убийства? Итак, миссис Джексон, вы можете мне как-то помочь?

Элла Джексон всем телом подалась вперед и прошептала:

— Да, ее шантажировали. Так она мне сказала, придя сюда. И еще сказала, что догадывается, кто именно ее шантажирует. Она считала, что человек этот проживает в доме Вандерлёра, именно поэтому она и сняла там квартиру. Ну разумеется, квартира устраивала ее не только поэтому — там тихо и спокойно, дом на отшибе, к тому же ей хотелось быть поближе ко мне. Но главная причина была в шантажисте. В этом доме проживает девушка, которую она знала еще по работе в варьете. Девушка была акробаткой, но потом произошел несчастный случай, и она больше не могла выступать. Кэрри устроила ее прислугой к миссис Андервуд в квартиру номер три, с тем чтобы она помогала ей. Когда мы виделись в последний раз, она сказала, что ладят они прекрасно и собираются кое-кого «тряхнуть».

— Она не сказала, кого именно?

Элла покачала головой:

— Я ее не спрашивала. По правде сказать, мисс Сильвер, все это мне тогда очень не понравилось. Сам факт, что она вбила себе в голову переиграть преступника, завладеть чем-то, что поставит его в затруднительное положение, и заставить, таким образом, перестать шантажировать ее. Совсем не понравилось… Даже показалось опасным, и я сказала ей об этом.

— Вы были правы. Она пыталась шантажировать шантажиста. И все закончилось для нее катастрофически. Это было неизбежно. Ведь она имела дело с крайне опасным и опытным преступником. К сожалению, таковые до сих пор еще встречаются. Она не сказала, не намекнула вам, кто именно ее шантажировал?

Элла покачала головой.

— Даже местоимения не использовала? Не говорила «он» или «она»?

Элла снова отрицательно помотала головой:

— Нет, она всегда говорила «они». «Они думают, что могут сделать то-то и то-то, но я им покажу». В таком вот духе. И дело тут не в грамматике, просто обычно все так говорят.

Мисс Сильвер рассеянно кивнула. Мысли ее были где-то далеко. А потом после паузы спросила:

— А вы не знаете, миссис Джексон, почему шантажировали вашу сестру?

Элла вздрогнула и залилась краской. А потом сказала:

— Нет, не знаю, да и какое это имеет теперь значение. Все равно уже ничего не исправить. Бедняжка Кэрри, ведь то была не ее вина. Она считала, что его уже нет в живых.

— Двоемужество? — спросила мисс Сильвер.

Элла снова покраснела.

— Она думала, что он умер. Вышла за него замуж еще девчонкой — убежала из дома. Они вместе выступали в варьете. Человек он был просто ужасный и в конце концов сбежал с какой-то другой женщиной, а позже ей сказали, что он умер. Наверное, она должна была выяснить, правда это или нет, но Кэрри не решилась. И лишь после того как она вышла замуж за Джека Армитейджа и его убили на войне, начался шантаж. Она платила им раз или два из боязни, что майор Армитейдж узнает и перестанет выплачивать ей ежегодное содержание. А потом у нее завязался роман с джентльменом, за которого она собиралась замуж, и Кэрри не хотела портить с ним отношения. Речь идет о мистере Мондерсли-Смите, она не хотела, чтобы он узнал. Он принадлежит к тому сорту мужчин, которые считают, что раз девушка хорошенькая, значит, она идеал во всех отношениях. Я всегда считала, что его ждет несколько неприятных сюрпризов, женись он на нашей Кэрри. Но как видите, этому не суждено было сбыться. Теперь вы понимаете, почему она не хотела, чтобы он узнал.

— Да, действительно, — вздохнула мисс Сильвер. По ее мнению, миссис Джексон была весьма разумной молодой женщиной. Она любила сестру, но это не мешало ей знать о ее недостатках.

Мисс Сильвер кашлянула и спросила:

— От нее все время требовали деньги или только в первый раз?

Миссис Джексон смотрела удивленно.

— Денег у нее было немного, — сказала она.

— Но у нее имелись весьма ценные украшения.

— Почти все — подарки мистера Мондерсли-Смита. За исключением кольца с большим бриллиантом, которое подарил ей Джек Армитейдж. Мистер Смит непременно заметил бы, если бы она не носила подаренные им украшения. Кроме того, она рассматривала драгоценности как некий неприкосновенный запас на черный день.

— Так, значит, от нее требовали не деньги?

По-прежнему растерянно глядя на свою собеседницу, Элла пробормотала:

— Нет, не деньги.

— Кажется, я догадываюсь что. Мистер Мондерсли-Смит — большой человек в кораблестроении. Могу предположить, что ваша сестра могла стать для шантажистов источником ценной информации.

Элла кивнула:

— Да, так оно и было. Но тут она заупрямилась. Кэрри — моя сестра, никто не знал ее лучше меня. Нет смысла притворяться, многие из ее поступков я совсем не одобряла, но такого она бы не стала делать никогда, ни в войну, ни в мирное время. Вот она и решила выяснить, кто управляет этим шоу, и расквитаться с ними.

— Весьма опасное предприятие, — мрачно заметила мисс Сильвер.

Глава 45

Ночь прошла без всяких происшествий. Молоденький констебль нес неусыпное дежурство на лестничной площадке между квартирами три и четыре. Мисс Сильвер осталась ночевать в квартире номер три. Там для нее приготовили удобную постель на диване в гостиной, но ложиться спать она не спешила. Как только все обитатели дома улеглись и, судя по всему, погрузились в сон, она перетащила кресло в кухню и просидела там всю ночь с дверью, распахнутой в прихожую. Время от времени она вставала, подходила к окну и выглядывала на улицу, приподняв занавеску. Окно в маленькую спальню Айви находилось так близко, что, казалось, до него можно дотянуться рукой. Мисс Сильвер с одобрением отметила, что окно это плотно закрыто и шторы внутри задернуты наглухо. Она могла также дотянуться до выступа — карниза, тянувшегося вдоль всей стены под окнами. На каждом этаже был такой карниз. Интересно, подумала она, как часто Айви Лорд проходила по этому карнизу? Ей необходимо было убедиться, что ни эта девушка и никто другой не станет разгуливать здесь сегодня ночью. Время тянулось томительно медленно.

Как только рассвело, мисс Сильвер приняла ванну, горячая вода — это, несомненно, огромное удобство. Затем она оделась для выхода на улицу, выпила чашку какао, съела мисочку раскрошенного в молоке хлеба и пошла в комнату миссис Андервуд, уведомить о том, что собирается покинуть их на несколько часов и чтобы ее не ждали к чаю, хотя она надеется к нему успеть. После этого она спустилась вниз, пожелала Беллу доброго утра и отправилась по своим делам.

Дом Вандерлёра просыпался квартира за квартирой. На миссис Смоллетт, прибывшую мыть лестницу, обрушилось ужасное известие о самоубийстве бедняжки мисс Гарсайд. И она поспешила к гостеприимной мисс Крейн выразить свое потрясение происходящим и выведать подробности происшествия, которыми мисс Крейн не отказалась с ней поделиться. Слухи, леденящие душу подробности, чудовищные предположения — здесь сплелось все. Миссис Смоллетт нечасто доводилось смаковать столь ужасающие детали. Поэтому она принялась за уборку лестницы с большим опозданием. Стоило ей начать мыть площадку перед квартирой миссис Андервуд, как прибежала мисс Лемминг. Она позвонила в дверь, и ее впустила мисс Мид Андервуд — судя по всему, ожидавшая гостью.

— На ней был все тот же пурпурный костюм, ну, который она носит изо дня в день, так что уже надоело, тошно становится смотреть. Мисс Мид ее поцеловала, и они вошли в квартиру и захлопнули дверь. Не успела я и наполовину вымыть площадку, как вдруг мисс Лемминг выходит и спускается вниз. Честное слово, мисс Крейн, я была так потрясена, что едва швабру из рук не выронила! Я бы ее ни за что не узнала, да и вы, думаю, тоже. На ней была шикарная одежда — такой песочного оттенка твидовый костюм в оранжевую искорку, а под ним джемпер в тон. Она помолодела лет на десять, не меньше, честно вам говорю!

Мисс Крейн, пившая чай по устоявшейся привычке ровно в одиннадцать утра, проявила глубочайший интерес к этому известию.

— Как странно…

— Мало того, — продолжала миссис Смоллетт, — все на ней было новенькое, просто с иголочки. И туфли, и чулки, и шляпа, и перчатки, и даже сумочка новехонькая! Просто удивительно, до чего одежда меняет человека. Да ей и тридцати не дашь. «Ну, — говорю я себе, — вот это номер так номер!» Причем заметьте, времени сказать это вслух у меня не было, потому как она пулей промчалась мимо. Никогда не видела, чтобы эта девушка так шустро бегала.

Около часа дня мисс Сильвер позвонила старшему инспектору Лэмбу в Скотленд-Ярд. В трубке раздался ее голос, а затем такое знакомое робкое покашливание. Инспектор сразу помрачнел. К женщинам в целом он относился с большим уважением и не одобрял лучшую половину человечества только в одном: женщины никогда не понимали, когда следует остановиться. Они не только всегда стремились сказать последнее слово — они, казалось, целиком состояли из слов, одних только слов, причем постоянно. И он вежливо дал понять мисс Сильвер, что терпение его на исходе.

Однако та ничуть не смутилась и быстро, деловито произнесла:

— Вчера вечером я сказала вам, что у меня нет никаких доказательств. Но теперь они есть. И я буду рада возможности переговорить с вами и все обсудить. Мой поезд прибывает в половине четвертого. Так что у вас я могу быть уже в четыре. Предпочитаю переговорить с вами в Скотленд-Ярде.

Лэмб откашлялся.

— Послушайте, мисс Сильвер…

— Дело не терпит отлагательств, инспектор. Обещаю, что много времени у вас не займу. Так договорились? В четыре?

— Хорошо, — сказал он. А затем вдруг спросил: — Где вы? Откуда говорите?

— Из Танбридж-Уэллса, — ответила мисс Сильвер и повесила трубку.

Вскоре после четырех она уже сидела у него в кабинете, опрятная маленькая пожилая леди в старомодном черном пальто с вылинявшим меховым воротничком и фетровой шляпе, к которой с левой стороны был пришпилен букетик анютиных глазок. Она была бледна и выглядела уставшей, но в манере ее читалась такая отчаянная решимость, что сердце инспектора Лэмба замерло от дурного предчувствия. Насколько он понимал в женщинах, она намеревалась стоять на своем до конца, и это могло закончиться какой-нибудь грубостью с его стороны.

Начала она с пересказа своих разговоров с Айви Лорд, миссис Андервуд и Эллой Джексон, после чего поведала о поездке в Танбридж-Уэллс.

К этому времени Лэмб уже перестал на нее сердиться. Он прикидывал, каким козырем на руках могут оказаться свидетельства мисс Сильвер, если они, конечно, подтвердятся, — ведь тогда в его власти арестовать такого опасного преступника. Да, похоже, она действительно что-то нашла. Но с другой стороны, если она ошибается, — нет, никому не нравится выставлять себя в дурацком свете, и никому, даже ей, не удастся втянуть его в эту авантюру. А теперь мисс Сильвер уже предлагает план действий — выдумать такое способны только женщины. Сам он подобных штучек терпеть не мог и никогда бы не пошел на такое, но… Но в данном случае, а также учитывая тот факт, что все это может оказаться лишь иллюзией, что ж, определенный смысл в том есть, хотя далеко заходить не следует.

А мисс Сильвер продолжала:

— …собрание всех жильцов дома из всех квартир в квартире номер восемь — думаю, лучше места просто не найти. Убеждена и собираюсь это доказать, что у убийцы была договоренность о встрече с мисс Роланд и что впустили его через окно в гостиной, к которому можно подобраться с пожарной лестницы. Если преступника спугнуть, думаю, он попробует уйти тем же способом. Не утверждаю, что именно так и произойдет, но с учетом характера этого персонажа, думаю, что подобная попытка возможна. Окно, конечно, будет открыто — это вполне естественно при подобном скоплении народа в комнате. Когда все мы соберемся, вы можете произвести поиски в указанном мной направлении. Если вещи, о которых я сказала, будут найдены, а я убеждена, что будут, вам передадут заранее заготовленное послание. Тут следует соблюдать особую осторожность, чтобы не возбудить подозрений. Помните, мы имеем дело с крайне опасным и изворотливым преступником.

Лэмб приподнял и резко опустил руку. Она упала на лежавший перед ним блокнот, ручка откатилась в сторону.

— Вы так уверены, что мы найдем все эти вещи? — пробормотал он.

Мисс Сильвер склонила голову набок и кивнула.

— Уверена, — твердо ответила она.

Глава 46

По одному и по двое жильцы дома Вандерлёра начали выходить из своих квартир. Они садились в лифт или просто поднимались по лестнице на верхний этаж дома, где дверь в квартиру под номером восемь была распахнута настежь, а на пороге их встречал и приглашал пройти сержант Эббот.

Миссис Андервуд вошла в лифт, где уже находились Лемминги, но Мид с Джайлзом решили подняться по лестнице. Серые глаза Мид потемнели от волнения. Подняв личико, она зашептала жениху на ухо:

— Мне так и не удалось уговорить Агнесс пойти с нами. Согласись, разве не странно устроены люди? Совсем недавно она была просто рабыней. При виде того, как обращалась с ней мать, я так и закипала от гнева. У нее не было своей жизни, она жила только для других. Но какие внезапные перемены! Она полностью поглощена тем, что с ней происходит, и, похоже, даже не замечает, что в доме произошло убийство, а затем — самоубийство. Ее это нисколько не волнует.

Джайлз усмехнулся:

— И что же с ней такое происходит, позволь узнать?

— Погоди, сам увидишь, — ответила Мид, взяв его под руку, и зашептала еще тише: — Скажи, Джайлз, для чего все это затеяли, а? Мне это совсем не нравится. Почему все мы должны подняться в квартиру Каролы Роланд? Что сейчас говорила тебе мисс Сильвер, отведя в сторонку? Должно произойти нечто ужасное, да?

— Ну, по крайней мере мисс Сильвер так считает, — с каким-то странным напряжением в голосе ответил Джайлз.

— О нет, только не это!

— Сам толком ничего не знаю… — Он наклонился и поцеловал ее в щеку — ту, что оказалась ближе. — Ладно! Ни слова больше! — добавил он и увлек ее за собой вверх по лестнице, обнимая за талию. Их разговор никто не слышал.

Они вошли в гостиную Каролы Роланд и увидели, что там произошла перестановка. Письменный стол передвинули, теперь он стоял у стены справа, и спиной к нему расположился старший инспектор Лэмб — словно он только что писал что-то, а в последний момент развернулся лицом к окну. Между ним и дверью располагались три кресла, их заняли мистер и миссис Уиллард и мистер Дрейк — последний оказался ближе других к двери. По другую сторону от Лэмба стояло свободное кресло, чуть дальше расположились миссис Лемминг, Агнесс и миссис Андервуд. Диван пододвинули спинкой к камину. Кто-то прикрыл оставленную на нем статуэткой отметину довольно нелепо выглядевшим здесь ковриком в клетку-шотландку. На диване разместились мисс Сильвер и мисс Крейн, причем первая сидела в пальто, а вторая — в обычном своем тускло-коричневом дождевике и старой фетровой шляпе. На обеих дамах были вязаные шерстяные чулки и туфли на низком каблуке. Возле дивана стояло еще одно пустующее кресло. Серебряная фигурка танцовщицы вернулась на каминную полку, а вот фотографии Джайлза Армитейджа там уже не было. Вечер выдался довольно теплый и тихий, а потому оба окна были открыты, нижняя панель каждого поднята. Было половина седьмого, и на улице еще не стемнело — до захода солнца оставалось три четверти часа, но небо хмурилось, и воздух словно сгустился, как перед грозой.

Под потолком горела люстра, свет ее падал на голубой ковер, голубовато-серебристую обивку мебели, клетчатый коврик на диване и на собравшихся в комнате людей. И было видно, что инспектор смотрит серьезно и даже хмуро, нарядная миссис Лемминг, судя по всему, в самом дурном настроении, а Агнесс сидит в новом наряде, с румянцем на щеках и мечтательным блеском в глазах. Вот мистер Дрейк посмотрел на нее и тут же отвел взгляд. Миссис Андервуд от волнения дышала часто, и казалось, что ей тесны одежда и туфли. Чета Уиллардов смотрелась несколько странно — она раскрасневшаяся и неряшливая, волосы растрепаны, из-под темно-синего платья на дюйм, если не больше, торчит нижняя юбка, а вот мистер Уиллард, похоже, взял себя в руки, сидит с прямой спиной и держится весьма строго и официально. Мид, усевшаяся между инспектором и Агнесс, маленькая и немного испуганная, выглядела, как ребенок, случайно попавший на вечеринку для взрослых. Джайлзу рядом с ней места не нашлось, ему пришлось разместиться в свободном кресле возле дивана. Если смотреть от двери, того места, где стоял сержант Эббот, гости расположились в следующем порядке. По правую от него руку: мистер Дрейк, миссис Уиллард, мистер Уиллард, затем старший инспектор Лэмб, Мид Андервуд, Агнесс Лемминг, миссис Лемминг. Затем по другую сторону, ближе к камину, — миссис Андервуд, рядом на диване — мисс Сильвер и мисс Крейн. И наконец, Джайлз Армитейдж, пристроившийся на скелетообразном креслице с гнутыми ножками, которое, судя по всему, оказалось гораздо прочнее, чем выглядело, потому как даже не поскрипывало под ним.

Первое, что заметила Мид, — это отсутствие пятерых обитателей дома. Естественно, никто и не предполагал, что престарелая миссис Мередит будет здесь или что ее оставят одну в квартире. Поскольку мисс Крейн пришла, значит, с ней осталась Пейкер. Но и Айви что-то не было видно. Может, еще придет, а может, вообще отказалась. Весь день она ходила какая-то рассеянная и подавленная, то без всяких видимых причин заливалась слезами, то впадала в ступор. Белла тоже не было видно, да и миссис Смоллетт не появилась. Что касается Белла, понятно, он всегда старался держаться подальше от разных неприятных разборок, но на миссис Смоллетт это совсем не похоже, она обожала быть в гуще событий. Мид была рада, что миссис Смоллетт не пришла, однако, кто ее знает, может, еще явится. И еще, похоже, ожидали прибытия какого-то пока неизвестного ей гостя или гостьи, потому как слева от двери, где дежурил сержант Эббот, пустовали два стула. Возможно, один предназначен для него. Ну да, конечно же, наверняка должна прийти сестра Каролы, миссис Джексон.

Она вошла, бледная и запыхавшаяся, в новом черном платье, очевидно, траурном, в сопровождении хрупкого, слегка прихрамывавшего мужчины. Это был Эрнст Джексон. Супруги уселись, резко отличаясь от всех остальных траурной одеждой, довольно большим опозданием и тем, что сидели отдельно, а не рядом с другими.

Наконец сержант Эббот закрыл дверь и привалился к ней спиной, вытянувшись во весь свой немалый рост, лицо совершенно бесстрастное, голубые глаза смотрят холодно. На самом деле он испытывал легкое возбуждение. Интересно, затея Моди закончится полным фиаско, или же им предстоит выявить и схватить опасного преступника? Он испытывал даже легкое покалывание в суставах, чего прежде, при раскрытии других дел, никогда не наблюдалось. Он посматривал на тихих, вполне обычных с виду людей, собравшихся в комнате, и сам себе удивлялся. Он смотрел на мисс Мод Сильвер и дивился этой тихой, такой обыкновенной на вид старой деве, сидевшей бок о бок с другой тихой и вполне заурядной старой девой. Их разделял лишь небольшой клетчатый коврик, прикрывавший пятно крови убитой девушки, актрисы — убитой в этой комнате и, возможно, кем-то из этих обычных с виду людей. Просто фантастика какая-то — но вот они здесь! Занавес поднимается!

Глава 47

Старший инспектор Лэмб откашлялся и выразительно покосился на мисс Сильвер. И мисс Сильвер, сидевшая прямо, сложив на коленях руки без перчаток, заговорила. Пара поношенных черных лайковых перчаток лежала на коврике между ней и мисс Крейн. В таком тоне и таким голосом она обычно обращалась к детям в классной комнате. Мисс Сильвер не подчеркивала своей значимости, не нервничала. Смотрела доброжелательно и серьезно. Она сказала:

— Старший инспектор собрал вас здесь для того, чтобы прояснить несколько сомнительных моментов. И был так добр, что разрешил мне задать пару вопросов. Начну с объяснения своей позиции. Я занялась частным расследованием, связанным с прискорбными событиями последних двух дней. Дело, которым я занялась, выглядевшее поначалу довольно тривиальным, приобрело особую значимость после трагической и внезапной смерти мисс Роланд. Убийство… — произнесла далее мисс Сильвер размеренным тоном школьной учительницы, — порой убийство — это способ придать значимость вещам и событиям на первый взгляд незначительным. Думаю, что со вчерашнего утра все мы это осознали. Каждое наше движение, каждое простейшее действие рассматривалось с тех пор в свете официально проводимого расследования. Да, это, конечно, неприятно, но в подобных трагических обстоятельствах неизбежно. Постараюсь не занимать слишком много вашего времени. В данный момент мне важно убедиться, что имеющееся расписание событий составлено правильно, а также заполнить в нем один или два пробела.

Она умолкла, открыла свою потрепанную черную сумку, достала из нее аккуратно сложенный пополам листок бумаги, развернула и стала читать:

— Временной распорядок событий в среду вечером. Между шестью тридцатью и восемью тридцатью мисс Роланд посетили несколько человек, но не они меня в данный момент интересуют. Последний раз ее видели в живых — это удалось установить старшему инспектору — в восемь тридцать, когда она выходила на площадку помахать рукой другу, который спускался в лифте. После этого вместо прямых доказательств у нас одни догадки. Есть все основания полагать, что мисс Гарсайд заходила в эту квартиру где-то между восемью тридцатью пятью и восемью пятьюдесятью. Эти данные основываются на показаниях миссис Лемминг, которая тщетно пыталась несколько раз дозвониться ей по телефону как раз в это время.

Миссис Лемминг, которая сидела, откинувшись на спинку кресла с видом полного безразличия, кивком подтвердила это высказывание. И тут же к ней обратился старший инспектор:

— Вы пытались дозвониться мисс Гарсайд и не один раз, так? Сколько именно?

Миссис Лемминг смотрела на него со скучающим видом.

— Вроде бы три раза.

— Но вы не уверены?

— Почему же? Уверена.

Он продолжал задавать ей вопросы, пока наконец свидетельница не вспомнила, что перед тем как позвонить, взглянула на часы и увидела, что сейчас восемь тридцать пять, а затем, в последний раз, — без десяти девять. И тогда она решила, что уже слишком поздно приглашать кого-то на игру в бридж, а это, собственно, и было целью ее первоначального звонка.

Закончив с миссис Лемминг, Лэмб снова покосился на мисс Сильвер и кивнул. Та сразу же взяла слово:

— После этого у нас имеется значительный пробел во времени. И возможно, здесь присутствует человек, который поможет заполнить его. Вот вы, миссис Уиллард, вы тем вечером беспокоились по поводу отсутствия мужа. Он ушел из дома вскоре после семи, а вернулся лишь наутро, в десять, оставшись ночевать у своего брата, мистера Эрнста Уилларда. Вы беспокоились, почему ваш муж не возвращается, и, возможно, время от времени открывали дверь квартиры посмотреть, не идет ли он. Вы действительно делали это, о чем сообщили старшему инспектору. А теперь скажите, не видели ли вы кого-либо в один из таких моментов? Ну, допустим, человека, входящего в лифт или поднимающегося по лестнице на следующий этаж? Ваша квартира находится непосредственно под квартирой мисс Роланд, другая, напротив нее, пустует. Поэтому вполне логично было бы предположить, что человек идет к ней или же от нее. Так вы видели кого-нибудь, миссис Уиллард?

При первом же адресованном к ней обращении миссис Уиллард, до тех пор сидевшая неподвижно, с опущенной головой, глядя на крепко сжатые руки, вздрогнула и подняла голову. Лицо и даже шея у нее покраснели от смущения. Глаза смотрели испуганно, вспотевшие от волнения руки были по-прежнему крепко сжаты. Услышав вопрос, она нервно сглотнула, но не заговорила. Мистер Уиллард, сидевший рядом, напрягся, поправил пенсне и взял слово:

— Если можно, я отвечу за миссис Уиллард. И ответ будет положительный.

— Так она видела кого-то?

— Видела. И когда информировала меня об этом факте, а было это лишь сегодня днем, я выразил мнение, причем вполне осознанное, что полицию следует уведомить и немедленно.

— Я не хочу никому доставлять неприятности, — сдавленным голосом пробормотала миссис Уиллард.

Старший инспектор принялся увещевать ее:

— Но, миссис Уиллард, вы же должны понимать, что дело весьма серьезное. И человеку, ни в чем не повинному, вы никаких неприятностей не доставите. С другой стороны, вы же не хотите выгораживать виновного, верно?

— Просто не хочу, чтобы у кого-то были неприятности.

— Миссис Уиллард! Кого вы видели, отвечайте!

В этот момент мистер Дрейк вдруг поднялся и произнес своим приятным голосом:

— Она видела меня, инспектор.

По комнате пробежал шепоток. Казалось, каждый из присутствующих слегка сдвинулся с места, задышал глубже.

— Вы поднимались в квартиру номер восемь? — спросил Лэмб.

— Поднимался.

— В какое время?

— В половине десятого.

— Зачем вы туда направились?

— Повидаться с мисс Роланд.

Он перевел взгляд с инспектора на Агнесс Лемминг. Она была бледна как полотно, но взора не отвела.

Лэмб продолжил:

— Так вам удалось с ней повидаться?

— Нет. Я в квартиру не входил. Я звонил, но к двери никто не подходил. Поэтому я ушел.

— А дверь была открыта или закрыта?

Брови, придававшие мистеру Дрейку некое сходство с Мефистофелем, вопросительно приподнялись и изогнулись. Он помедлил секунду-другую, затем ответил:

— Дверь была нараспашку.

— Так вы вошли?

— Нет-нет.

— А вам не приходило в голову, что там могло что-то случиться?

— Если честно, нет. Я подумал, она ожидает гостя, и не захотел мешать.

Теперь инспектор просто впился в него взглядом. Все в комнате смотрели только на него. А Фрэнк Эббот подумал: «Ну вот вам, пожалуйста, и ложный след! Мы заставили Мод немного потянуть время, пока Кёртис с ребятами возится там, внизу. И тут вдруг всплывает такое! Что ж, представление продолжается!»

Лэмб медленно и строго спросил:

— Могу я узнать о цели вашего визита, мистер Дрейк?

Тот ответил:

— Так, сущие пустяки. Одно небольшое дельце. Она меня шантажировала.

— Она вас шантажировала?

Мистер Дрейк улыбнулся:

— Ну, не то чтобы очень серьезно. Понимаете, она узнала одну мою маленькую постыдную тайну. Я ей не слишком нравился, вот она и решила насолить, поведать о моей тайне каждому встречному и поперечному. Поэтому я пошел сказать ей, что даже если она расскажет об этом всему миру, мне решительно наплевать.

Эббот подумал: «Шеф должен растянуть эту историю. Просто замечательный отвлекающий маневр. Мне нравится этот парень. Интересно, как он все это разыграет? Похоже, он ведет какую-то свою игру. А шеф ему подыгрывает».

Лэмб спросил без всяких обиняков:

— Что ж, мистер Дрейк, если все это правда, позвольте узнать, в чем заключается ваша маленькая постыдная тайна?

Дрейк смотрел мимо него.

— О, конечно, почему нет. Дело в том, что я профессиональный мясник. Мастер по разделке свиных туш.

В комнате повисло напряженное молчание. Миссис Уиллард, широко раскрыв глаза, уставилась на Дрейка. Мистер Уиллард — тоже. На лице миссис Лемминг читалось отвращение. Мисс Крейн вдруг глупо, по-девичьи, захихикала, хватая воздух мелкими глотками и прикрывая рот большим белым платком. Агнесс Лемминг встала, прошла через комнату и взяла мистера Дрейка под руку. Миссис Лемминг резко заметила:

— Ты что, Агнесс, с ума сошла?

Но Агнесс стояла и улыбалась. Вся так и светилась, сияла. А потом оглядела комнату и сказала просто и радостно:

— Мы этим утром поженились. Пожалуйста, пожелайте нам счастья.

Глава 48

Красивые, правильные черты миссис Лемминг словно окаменели, гладкая кожа побелела. Она смотрела на дочь, которой помыкала долгие годы, и глаза ее гневно сверкали. Никогда прежде никто из присутствующих не видел ее в таком состоянии. Но Агнесс просто не замечала этой реакции матери. Стояла, крепко держа мужа за руку, смотрела на соседей гордо и счастливо, ждала поздравлений. Но прежде чем кто-то успел шевельнуться и заговорить, раздался стук в дверь. Сержант Эббот отошел и отворил ее, впустив сержанта Кёртиса. Тот переступил порог и деловито обратился к старшему инспектору:

— Андерсон внизу, сэр.

Лэмб окинул его озабоченным взглядом:

— Хорошо. Передай ему, пусть ждет.

Кёртис удалился. Фрэнк Эббот затворил за ним дверь. Жаль, подумал он, что Кёртис ушел, пропустит такое шоу. Или нет?… Итак, придуманный Моди трюк удался. Поразительная все же женщина. Эббот был готов снять перед ней шляпу, в метафорическом смысле, конечно. И перед шефом тоже. Великий человек. Сумел-таки заставить Моди поработать на себя. Глядя на него, сидевшего с непроницаемым лицом и невозмутимым видом, никто никогда бы не догадался, что сообщение Кёртиса есть не что иное, как условный знак. Лишь трое из присутствующих понимали, что он означает. Нашли те вещи, о которых говорила Моди. Итак, что же дальше?…

И тут Лэмб заговорил по-прежнему спокойным, размеренным тоном:

— Что ж, у нас имело место маленькое лирическое отступление. Давайте же вернемся к нашим баранам. Так что вы там говорили, мисс Сильвер?

Мисс Сильвер кашлянула. Сидела с прямой, как натянутая струна, спиной, но в позе ее не читалось никакого торжества. Типичная пожилая, немодно одетая гувернантка со старомодными манерами.

— Мне бы хотелось завершить с нашим расписанием, — сказала она. — Думаю, теперь самое время. Итак, вернемся к тому моменту, когда друг мисс Роланд спускался в лифте, оставив ее на площадке. Было это в восемь тридцать. В восемь тридцать пять или около того мисс Гарсайд вышла из подвала, где раздобыла запасной ключ от квартиры номер восемь. У нее были все основания полагать, что мисс Роланд ушла куда-то и вечером ее дома не будет. Ведь чуть раньше, минут двадцать восьмого, она видела, как мисс Роланд спускалась в лифте с сестрой, миссис Джексон. Откуда ей было знать, что мисс Роланд проводит сестру только до угла и вернется домой в половине восьмого. Мисс Гарсайд пробыла в ее квартире около четверти часа, и именно за эти четверть часа мисс Роланд была убита. Я собираюсь рассказать вам, за что ее убили и кто убил. Карола Роланд переехала в этот дом с определенными целями. Ее шантажировали, и она твердо вознамерилась выяснить, кто же этот шантажист, и помешать его планам. Миссис Джексон подтвердит вам: ее сестра считала, что шантажист проживает в одном с ней доме. Кто именно это был, она не знала, однако намеревалась выяснить и не только избавиться от шантажиста, но и наказать его. С этой целью она обзавелась сообщницей. Девушка эта проживала в одной из квартир, и они были знакомы и даже дружили в прошлом, мало того, у этой девушки имелись навыки, как нельзя более соответствующие цели. Я говорю о домработнице миссис Андервуд, Айви Лорд. Эта девушка, бывшая акробатка, была предана Кароле Роланд, к тому же имела репутацию лунатика и будто бы расхаживала во сне, что тоже оказалось на руку. По ночам Айви Лорд вылезала из окна своей комнаты и проводила определенные наблюдения по наущению все той же Каролы Роланд.

Эббот оглядел лица присутствующих — покрасневшие, побледневшие, опечаленные и взволнованные — и увидел, что все они просто не сводят глаз с мисс Сильвер. Все чего-то напряженно ждали. Мистер Уиллард утратил свою невозмутимость, а миссис Лемминг — надменность.

— Боже ты мой! До чего все это неприятно! — воскликнула мисс Крейн.

Мисс Сильвер продолжила тихим ровным голосом:

— Однажды Айви принесла мисс Роланд письмо, в нем содержалась необходимая ей информация. Это был ответ одной из жертв шантажиста на очередное требование денег. С учетом показаний Айви о том, где было найдено это письмо, казалось бы, доказательств для установления личности шантажиста достаточно. Но Карола Роланд вовсе не собиралась преследовать преступника в судебном порядке. Она считала, что может совершить выгодную сделку, заставить шантажиста откупиться. Итак, она связалась с шантажистом, и они договорились о встрече в среду, где-то без пятнадцати девять вечера. Следует помнить, что как раз в это время мисс Гарсайд все еще находилась в квартире номер восемь — скорее всего в ванной, поскольку именно там было найдено принадлежавшее ей кольцо. Мисс Гарсайд не хотела, чтобы ее видели, и ждала момента убраться из чужой квартиры незамеченной. Мисс Роланд ждала встречи и, конечно, нервничала, оставив дверь в гостиную открытой, точнее — нараспашку. Наверное, расхаживала взад-вперед между гостиной и прихожей. Возможно, ждала, что визитер позвонит. Или же знала, что он может пробраться в квартиру каким-то другим путем.

— Каким путем? — спросил Джайлз Армитейдж. Вопрос этот волновал всех.

— По пожарной лестнице, а затем через окно, — ответила мисс Сильвер. — И лично я считаю, что именно таким образом убийца и проник в квартиру. Нижняя створка была поднята, шантажист оказался в комнате, затем, очевидно, состоялся какой-то разговор. После чего мисс Роланд отвернулась к столу, стоявшему под окном. Наверное, она собиралась достать компрометирующее письмо. Наверняка мы этого не знаем, но вполне логичное предположение. И как только она повернулась спиной к шантажисту, тот схватил серебряную статуэтку, которую вы видите на камине, и нанес жертве смертельный удар. Подобная статуэтка — оружие весьма опасное. За голову и верхнюю часть легко ухватиться, вытянутая нога заострена на конце, и вся сила удара вкладывается в тяжелое основание. Затем убийца отшвырнул статуэтку на диван, подошел к двери в квартиру и отворил ее, чтобы таким образом расширить круг подозреваемых. Думаю, к этому времени мисс Гарсайд уже исчезла. Возможно, она слышала звук удара и падения тела. Или же выскользнула из квартиры, когда дверь в гостиную была еще закрыта. К сожалению, об этом мы не узнаем уже никогда, а потому не могу говорить со всей уверенностью. Эту неуверенность разделял в тот момент и убийца, чего убийцы, как правило, просто не могут себе позволить. И вот вчера вечером мисс Гарсайд была найдена мертвой, после того как ее посетила хорошо одетая женщина с ненатурально светлыми волосами. Эту женщину видели выходящей из квартиры мисс Гарсайд, хорошо запомнили ее внешность и смогли описать. Есть все основания полагать, что мисс Гарсайд пила чай, когда пришла эта гостья. Не знаю, как именно она объяснила цель своего визита, но зато убеждена: таинственная дама нашла способ подсыпать в чай мисс Гарсайд сильнодействующее средство — таблетки морфина. Убийство было спланировано очень тщательно и выглядело как самоубийство. Но улики, обличающие убийцу, найдены и скоро будут представлены всем.

Лэмб сидел и слушал, опершись о подлокотник кресла и подпирая подбородок рукой, на тяжелом крупном лице не отражалось никаких эмоций.

— Бог ты мой! — взволнованно воскликнула мисс Крейн, а затем вздохнула и поднялась на ноги. — Вы так интересно рассказываете… у вас настоящий талант, — пробормотала она хрипловатым голосом, словно ей не хватало воздуха. — Вы непременно должны прийти ко мне, выпить чаю и рассказать все-все. Все! А теперь мне пора, должна идти. Пейкер будет готовить ужин, так что не хочется оставлять миссис Мередит без присмотра.

— Одну минутку, — сказала мисс Сильвер. — Я как раз собиралась задать вам один вопрос о Танбридж-Уэллсе. Вроде бы миссис Мередит жила там прежде, верно?

Мисс Крейн улыбнулась с глуповато-удивленным видом.

— Кто это вам сказал?

— Переехав сюда, она часто вспоминала о «Пентайлзе» и Тоад-Рок — разве нет? Ну и еще о своем доме на Маунт-Плезант, верно? А каждый, кто когда-либо бывал в Танбридж-Уэллсе…

Мисс Крейн глуповато захихикала.

— Господи, как же вы умны! Я сама сроду не догадалась бы!

— Нет, — сказала мисс Сильвер. — Думаю, в то время вас еще не было с миссис Мередит, верно? Вы вообще работаете у нее не слишком давно, не так ли?

Мисс Крейн перестала хихикать. Смотрела озадаченно, даже встревоженно.

— Что-то я не понимаю… Нет, вы, конечно, правы. И никакого секрета делать из этого я не собираюсь. У миссис Мередит долгие-долгие годы служила моя двоюродная сестра. Когда она умерла, я почла за честь занять ее место. И изо всех сил старалась загладить тяжесть этой утраты. Не станете же вы настаивать, чтобы я оставила ее одну сейчас, нет? Я должна идти сию же минуту.

И она двинулась к двери, по-прежнему сжимая в руке большой белый носовой платок. Джайлз Армитейдж, вставший почти одновременно с мисс Крейн, поравнялся с ней. Она на секунду поднесла платок к глазам, а затем опустила руку с зажатым в ней платком в карман поношенного дождевика. В этот момент Джайлз перехватил ее руку и крепко сжал.

На какую-то долю секунды мисс Крейн удалось вывернуться — следует отметить, сила у этой женщины была недюжинная — она едва не вырвалась из мертвой хватки Джайлза.

Тут на помощь ему пришла мисс Сильвер, схватила ее за другую руку и держала до тех пор, пока не подоспел Фрэнк Эббот. Смотреть на все это было страшно. Мид от ужаса даже зажмурилась. Одна женщина борется с двумя сильными мужчинами, три человека пытаются ее удержать. Ужасно!

Мисс Крейн задыхалась и по-прежнему яростно пыталась вырваться. Грянул выстрел.

Мид открыла глаза, вскочила на ноги и тотчас почувствовала, как колени у нее подогнулись от страха. Джайлз — выстрел — Джайлз! И тут клубок из боровшихся тел стал распадаться, и она увидела его. Он все еще держал мисс Крейн за запястье, но она откинулась назад и падала, падала навзничь, бледная и словно обмякшая, между сержантом Эбботом и старшим инспектором. У ног Джайлза лежал маленький автоматический пистолет. Он перехватил преисполненный страха взгляд Мид и ногой отбросил его в сторону. Миссис Андервуд пронзительно взвизгнула, но Мид вовсе не была уверена, что реакция тети стала первой, к этому времени все в комнате завертелось, закрутилось, события происходили с поразительной быстротой.

Мистер Уиллард с ужасом бормочет: «Она застрелилась!» Мисс Крейн оседает на пол, поддерживаемая двумя мужчинами, голова безвольно свисает на грудь, глаза смотрят в одну точку, рот приоткрыт в безмолвном крике. Мейбл Андервуд дико верещит от страха. А затем вдруг мисс Крейн волшебным образом оживает, точно через нее пропустили электрический разряд.

Лэмб болезненно вскрикнул — руку, которой он придерживал мисс Крейн, прокусили почти до кости. Каким-то бешеным и невероятно ловким движением она вывернулась, высвободилась и одним прыжком оказалась у распахнутого окна.

Джайлз и сержант Эббот рванулись следом, но не успели. Она перевалилась с подоконника на карниз, тянувшийся вдоль стены, потом достигла пожарной лестницы. Они видели ее всего в ярде или двух внизу, спускалась она невероятно быстро, что говорило о незаурядной подготовке. Джайлз перекинул ногу через подоконник, чтобы последовать за ней, но Фрэнк Эббот остановил его, ухватив за руку.

— Не надо, — сказал он. — Внизу ее уже ждут.

Они видели, как она спрыгнула на землю и ее тотчас окружили полицейские.

На этот раз вырваться ей уже не удалось.

Глава 49

Через несколько дней мисс Сильвер пригласила гостей на чай. Она вновь вернулась к себе в квартиру, где со стен смотрели столь любимые ею гравюры в рамочках из кленового дерева: «Пузырьки», «Душа пробуждается», «Представители Ганноверской династии» и «Монарх Глена». Даме с картины «Душа пробуждается» не повезло, она могла наслаждаться лишь одним видом, потолком, но то была исключительно вина художника, ведь именно он изобразил ее с глазами, взгляд которых был как-то совершенно неестественно устремлен вверх. С «Монархом» и женщиной с гравюры «Ганноверская династия» обошлись более милостиво. Они смотрели вниз: на Николаса и Агнесс Дрейков, Мид Андервуд и Джайлза Армитейджа, а также на Фрэнка Эббота, который в тот день был не при исполнении.

Чай у мисс Сильвер оказался замечательный. О таком в военные годы можно было только мечтать, а вот достать — непросто. И молока достаточно, и сахар настоящий, а в антикварном серебряном кувшинчике было даже немного сливок. К чаю подавали свежие ячменные лепешки и булочки из лучшей кондитерской. Имелся даже ежевичный джем. Все это напоминало уютное чаепитие в классной комнате.

Мисс Сильвер приветливо улыбалась гостям. Искренне радовалась счастью, которое так и излучала пара новобрачных, Агнесс и Николас Дрейк, очень обрадовалась, услышав, что свадьба Мид и Джайлза состоится в самом скором времени. И время от времени с удовольствием ловила восхищенные взгляды, а также комплименты сержанта Эббота. Словом, чаепитие удалось на славу.

Однако невозможно было игнорировать темную подоплеку недавних событий, в которых каждый из присутствующих сыграл свою роль. Обмен радостными улыбками и любезностями продолжался, но временами по лицам точно пробегала тень, забыть такое было невозможно. Поначалу они не говорили об этом. Чета Дрейков собиралась покинуть дом Вандерлёра. Срок сдачи в аренду его квартиры подходил к концу, и молодожены искали новое жилье за городом.

— Где жить, мне совершенно в общем-то безразлично, — заметил Николас Дрейк.

Фрэнк Эббот дерзко улыбнулся и осмелился задать вопрос, который у всех вертелся на языке:

— Скажите, а вы действительно мясник?

— «Прославленные сосиски и колбасы Селвудов», — ответил мистер Дрейк и стал выглядеть еще романтичнее.

— И что, прибыльное дело? — осведомился Фрэнк.

— Да, очень. Если хотите, могу рассказать подробнее. Как раз собрался сделать это на днях, но тут, фигурально выражаясь, крыша над головой рухнула. Мне нравится эта история, потому как она о хороших людях и добрых друзьях. Когда началась та, первая большая война, я работал в суде помощником адвоката. Близких родственников у меня не было, зарабатывал я вполне прилично. В девятнадцатом году закончил службу в армии и остался без каких-либо средств к существованию. Выходное пособие скоро закончилось, к двадцать первому году куска хлеба было не на что купить. А потом я вдруг случайно повстречался с миссис Селвуд. Некогда она работала у нас в доме поварихой, затем вышла замуж за Селвуда, он тоже служил у нас, а потом обзавелся небольшой лавкой в маленьком провинциальном городке. Ко времени, когда мы с ней встретились, у них были уже три лавки, и продукция, сосиски и колбасы, пользовалась большим спросом. Она пригласила меня пожить у нее, а потом наняла в помощники. Через три года я стал управляющим одного из магазинов. Бизнес процветал, лавки множились и превращались в большие магазины, сосиски Селвудов славились на всю страну. И когда два года назад мистер Селвуд скончался, выяснилось, что все свое предприятие он оставил мне. Он всегда говорил, что я им как сын родной, а сама миссис Селвуд не хотела больше заниматься бизнесом. Муж обеспечил ее до конца жизни, к тому же знал, что я позабочусь о ней.

Мисс Сильвер улыбнулась добрейшей из своих улыбок:

— Очень трогательная история, мистер Дрейк. Приятно осознавать, что добрые и благородные люди еще не перевелись на белом свете. Особенно приятно на контрасте, когда вдруг невольно сталкиваешься с жестоким преступлением.

Фрэнк Эббот покосился на нее, и его бледно-голубые глаза сердито сверкнули.

— Это был наш долг, и мы его исполнили, — пробормотал он. — Ну а теперь вы, насколько я понимаю, собираетесь вознаградить нас, не так ли? Позволите задать несколько вопросов и выслушать ответы на них?

Мисс Сильвер одарила его снисходительной улыбкой:

— Думаю, мистер Эббот, вы уже получили ответы на все вопросы.

— Можете называть меня просто Фрэнк, — пробормотал он, а затем торопливо продолжил: — Очень хотелось бы выслушать все это снова. И еще… я вовсе не знаю всех ответов, по крайней мере полагаю, что нет. Да и все остальные просто сгорают от любопытства. И все, по сути, хотят знать только одно: как вам это удалось?

Мисс Сильвер кашлянула.

— Но это же очень просто…

Однако Фрэнк Эббот тотчас перебил ее, в голосе звучал упрек:

— Когда вы так говорите, то тем самым ставите всем нам оценку «удовлетворительно» с тремя минусами, как в первом классе для самых маленьких детишек. Так что не мучьте нас, позвольте сохранить чувство собственного достоинства. Не изображайте из себя необыкновенную женщину, и покончим с этим.

Мисс Сильвер, похоже, была потрясена до глубины души.

— Фрэнк, дорогой, умоляю! Все эти разговоры о суперменах и необыкновенных женщинах, на мой взгляд, совершенно неуместны. Создатель не поскупился, всех наделил определенными способностями, и наш долг развивать и использовать их с умом. У меня хорошая память, по природе своей я наблюдательна, ну и кое-какой опыт в подобных делах имеется. Когда я еще только занялась этим делом, меня сразу поразил тот факт, что в основе его лежит шантаж. И те два человека, которых шантажировали, вполне могли откупиться от шантажиста чем-то более важным, нежели деньги. Чертежами кораблей, аэропланов — иными словами, важной информацией по двум ключевым производствам в военное время. И денежные выплаты в каждом случае были призваны лишь скомпрометировать персон, которые подверглись шантажу, подцепить их на крючок, держать и не давать сорваться. Прошлой весной расследовалось дело о шантаже в Мейфэре, и там наблюдалось то же самое. Почерк один. Но память позволила мне вспомнить о делах более давних. Тогда самой опасной организацией такого рода была шпионская группа, возглавляемая агентом по прозвищу Стервятник. Группу разгромили в двадцать восьмом, но через несколько лет она возродилась под руководством лучшей ученицы Стервятника, женщины, известной под разными фамилиями — Дин, Симпсон и Маннистер, — первая ее настоящая. Я испытывала немалый интерес к ее деятельности, и мне удалось переговорить с полковником Гарреттом, возглавлявшим отдел разведки при министерстве иностранных дел. Он сказал, что, по его мнению, миссис Симпсон является самой опасной преступницей из всех, с кем ему только доводилось сталкиваться. Три года назад ее арестовали по обвинению в убийстве одной женщины, та служила у нее поварихой и на свою беду узнала, кто такая ее хозяйка на самом деле. Я говорю, разумеется, о деле Спеддинг. Миссис Симпсон хладнокровно застрелила эту бедную женщину, мало того, пыталась убить еще двух человек. После ареста ей удалось бежать, и меня, понимающую, что она собой представляет, не оставляла мысль, что миссис Симпсон вполне могла быть замешана в этом деле с шантажом. Имелись еще две версии, но среди всех я всерьез рассматривала только эту.

А затем, когда вдруг выяснилось, что подобный случай мелкого шантажа имел место много лет назад в Ледлингтоне, я стала рассматривать эту последнюю версию уже всерьез. Дело в том, видите ли, что миссис Симпсон была дочерью священника из Ледлингтона, преподобного Джеффри Артура Дина. Она вышла замуж за мистера Симпсона, но во время события, о котором я упомянула, все еще проживала в Ледлингтоне. В историю эту были вовлечены несколько прихожан ее отца. Просматривалась связь, слишком значимая, чтобы быть случайной. И я стала рассматривать возможность того, что миссис Симпсон проживает в доме Вандерлёра. Я тщательно изучила ее биографию и поняла, что всякий раз, оказываясь в опасности или под серьезным подозрением, она спасалась, надев новую личину. Она по очереди превращалась то в собственного брата, то в девицу из варьете, то в экзотическую женщину-медиума, то в пожилую секретаршу, то в эксцентричную старую деву. Именно с этой точки зрения я принялась рассматривать и оценивать каждого из обитателей дома Вандерлёра. Белла и миссис Смоллетт пришлось исключить сразу же — оба они были местными и хорошо известными в округе людьми. Мистер Дрейк был слишком высок, мистер Уиллард тоже не подходил благодаря его безупречной репутации. Миссис Уиллард я отвергла по той же причине. Миссис Андервуд и ее родственников прекрасно знали мои давние друзья. Мисс Гарсайд и миссис Лемминг не подходили по внешности, миссис Симпсон никогда бы не удалось имитировать их, поскольку у обеих этих дам правильные черты лица, и никакой макияж не мог этого скрыть. Кандидатуру мисс Лемминг я не рассматривала вовсе. — Тут мисс Сильвер умолкла на секунду и улыбнулась Агнесс Дрейк. — Поскольку истинную доброту сымитировать просто невозможно, как и классические черты лица. А потому оставалось лишь тщательно рассмотреть всех обитателей квартиры миссис Мередит, а также Айви Лорд. Миссис Симпсон, сорока лет от роду, вряд ли могла бы сойти за восемнадцатилетнюю девчонку. Таким образом, оставались сама миссис Мередит, ее компаньонка и служанка. И когда, обнаружив связь с Танбридж-Уэллсом, я поняла, что нахожусь на правильном пути, то отправилась туда и принялась наводить справки.

— Надеюсь, — вставил Николас Дрейк, — у меня в жизни не будет такого секрета, который мог бы подвигнуть вас на расследования.

Мисс Сильвер снисходительно усмехнулась.

— Счастье — вот секрет, но им следует делиться, а не утаивать, — заметила она.

— И что же вам удалось обнаружить в Танбридж-Уэллсе? — спросил Джайлз Армитейдж. — Бомба взорвалась так быстро, что вы не успели рассказать, чем там занимались.

— На самом деле все очень просто, — сказала мисс Сильвер. — Я позвонила самому сведущему агенту по продаже недвижимости и узнала адрес, по которому некогда проживала миссис Мередит. Сделала еще несколько звонков в соседние дома. Некая мисс Дженкинс, прожившая рядом с миссис Мередит лет пятнадцать, особенно помогла, с ней мне довелось переговорить лично. Хотя, должна сознаться, первые минут двадцать или около того мне казалось, что я совершила это путешествие напрасно. Мисс Дженкинс, а также миссис Блэк, с которой я говорила чуть ранее, отзывались о мисс Крейн самым теплым образом. Говорили, как она добра, как совестлива, как бесконечно предана миссис Мередит. И когда я спросила, как долго длились эти замечательные отношения, она ответила, что довольно долго, с тех пор как они с миссис Мередит познакомились, прошло лет пятнадцать, никак не меньше. Ну и я уже собралась уходить, как она вдруг вздохнула и заметила, что просто не знает, что будет делать миссис Мередит без своей преданной мисс Крейн. Какая жалость, что она переехала, не осталась в кругу добрых соседей и друзей, чье общество хотя бы отчасти могло восполнить эту потерю. Еще несколько вопросов — и тут вдруг выясняется удивительный факт. Оказывается, преданная мисс Крейн скончалась около полугода назад. Они с миссис Мередит ездили в Лондон навестить кого-то. Остановились в семейном пансионе, который миссис Мередит патронировала довольно долгое время. И там мисс Крейн наутро нашли мертвой в постели. Она погибла из-за передозировки, слишком много приняла на ночь снотворного. Я нисколько не усомнилась в том, что ее убила миссис Симпсон, которой срочно понадобилось сменить обличье. Было совершенно очевидно, что именно она являлась главным действующим лицом в деле о шантаже в Мейфэре, и ей необходимо было исчезнуть. Она наверняка проделывала нечто подобное не впервые. И метод донельзя прост. Она выбирала жертву — женщину средних лет, ничем не выдающуюся и без близких родственников, и устраняла ее. Из-за смерти подобной особы вряд ли поднимут шум, поскольку никаких очевидных мотивов убивать ее не прослеживается. Миссис Мередит, конечно, была страшно опечалена. И когда миссис Симпсон явилась к ней и представилась двоюродной сестрой умершей компаньонки, она приняла ее с распростертыми объятиями. Ну а уж затем убедить престарелую даму нанять родственницу покойной мисс Крейн не составило особого труда. Что за этим последовало, не совсем ясно, но миссис Мередит говорит о визите к врачу, который посоветовал ей пройти курс лечения, для чего ей необходимо было остаться в Лондоне. Не сомневаюсь, что то был никакой не врач, а сообщник миссис Симпсон. И вот миссис Мередит убедили продать дом, и больше она уже в Танбридж-Уэллс не возвращалась. Новая компаньонка обрела над ней безграничное влияние. Прежнюю очень порядочную и добросовестную служанку, проработавшую в доме долгие годы, уволили, ее место заняла Пейкер. Настоящее имя этой женщины Фиби Дарт. Она фигурировала в деле Денни, но затем таинственным образом исчезла, и выйти на ее след тогда не удалось. Она служила нянькой в доме преподобного Джеффри Дина, и миссис Симпсон полностью подчинила ее себе. И вот вся эта компания переехала в дом Вандерлёра, Симпсон сочла, что нашла себе надежное убежище, и вновь принялась за шантаж. Полиция, обыскавшая квартиру, нашла все необходимые доказательства.

— А как вы думаете, что именно мы могли там найти? — спросил Фрэнк Эббот. — И еще: вы знали или просто блефовали?

Мисс Сильвер ответила ему укоризненным взглядом.

— На вашем месте я не стала бы употреблять подобных выражений, — сказала она. — Сразу же после возвращения из Танбридж-Уэллса я встретилась со старшим инспектором в Скотленд-Ярде. К тому времени я была абсолютно уверена, что в ходе обыска в квартире миссис Мередит будут обнаружены белокурый дамский парик и нарядная одежда черного цвета, которая была на женщине, посетившей мисс Гарсайд в день ее смерти. И еще я считала, что весьма высока вероятность обнаружить там же другие парики, косметику и наряды, помогающие изменить внешность, а также компрометирующие бумаги. По возвращении в дом Вандерлёра я пришла к Айви Лорд и ознакомила ее с собранными мной доказательствами. И она поведала мне то, о чем я уже догадывалась. Что по наущению мисс Роланд она ночами посетила несколько квартир, используя пожарную лестницу и карнизы под окнами, тянущиеся по фасаду здания. Она сказала, что ей нравилось это занятие. К тому же, если бы кто-нибудь застукал Айви, ее защитила бы репутация девушки, которая бродит ночами во сне. И разумеется, она не подозревала, что за всем этим может стоять нечто серьезное. Мисс Роланд убедила ее, что это просто шутка, что она хочет разыграть кого-то из жильцов. А поссорились они из-за письма, которое Айви нашла по время второго визита в квартиру миссис Мередит. Она нашла его в ящике письменного стола, где позже было обнаружено много аналогичных посланий, и выбрала именно это письмо лишь потому, что знала его автора. Она показала письмо мисс Роланд, но не хотела его отдавать. Сказала, что это будет нехорошо, неправильно по отношению к ее работодательнице. И вот во время этой ссоры уголок письма оторвался. Впоследствии именно он стал для меня ключом к разгадке.

— А почему Айви не пришла в квартиру мисс Роланд вместе с остальными жильцами? — спросила Мид.

— Она была страшно огорчена, считала, что подозрения могут пасть на нее. Ну и к тому же, учитывая особую мстительность миссис Симпсон, я сочла, что это будет небезопасно, стоило только ей понять, что Айви Лорд становится главным свидетелем в деле против нее. Нам было нужно, чтобы все прошло спокойно и гладко, чтобы у сержанта Кёртиса было время произвести тщательный обыск в квартире миссис Мередит. Мисс Крейн отделили от ее сообщницы, обыск и последующий за ним арест Пейкер прошли тихо и гладко как по маслу. Пейкер не оказала никакого сопротивления, миссис Мередит никто не побеспокоил, и все компрометирующие преступников улики, одежда и бумаги были найдены. И когда сержант Кёртис появился в дверях и сообщил, что Андерсон внизу, это был условный знак. Он уведомил старшего инспектора, что обыск завершен и дал результаты, а потому можно было арестовать мисс Крейн.

— А у нашего шефа ни одна жилка на лице не дрогнула, свойство отменного игрока в покер, — заметил Фрэнк Эббот. — Когда появился Кёртис, он смотрел на него с таким скучающим видом… Здорово, не правда ли?

Мисс Сильвер тихо кашлянула.

— Если бы у мисс Крейн возникло хотя бы малейшее подозрение, ситуация могла бы осложниться весьма опасным образом. Я не сомневалась, что она явится на эту встречу вооруженной, и майор Армитейдж получил инструкции следить за каждым ее жестом и движением, особенно за правой рукой, если она вдруг полезет в карман своего просторного дождевика. Так что мои ему комплименты — за быстроту и четкость, с которыми он действовал. Ведь рядом с ней нельзя было посадить сотрудника полиции, это бы сразу ее насторожило. Что ж, всем нам остается лишь радоваться тому, что такая опасная преступница теперь под замком.

— А вы действительно считаете, что именно она убила мисс Гарсайд? — с дрожью в голосе спросила Агнесс Дрейк.

— Думаю, да, — печально кивнула мисс Сильвер. — С ее точки зрения, то был вполне логичный поступок. От миссис Смоллетт она узнала, что бедняжка подменила свое дешевое колечко и заполучила ценное, принадлежавшее мисс Роланд. Она также знала о разговоре между миссис Лемминг и мисс Гарсайд, из которого стало ясно, что последней не было дома во время убийства. К тому же она собственными глазами видела, как мисс Гарсайд вышла из подвала незадолго до этого. И Крейн стало очевидно, что мисс Гарсайд представляет для нее большую потенциальную опасность и оставлять ее в живых не стоит. Так что следовало незамедлительно расправиться с бедняжкой. А уж если смерть будет выглядеть самоубийством, то это почти равносильно признанию — муки совести и прочее. Мы так до конца и не поняли, как она совершила это свое последнее преступление. Возможно, использовала историю с продажей кольца как предлог, чтобы ее пустили в квартиру. Она принесла с собой таблетки морфина. И, улучив удобный момент, положила их мисс Гарсайд в чашку чая. Но к сожалению, доказывать все это нет необходимости, миссис Симпсон будут судить за убийство Луизы Спеддинг и Каролы Роланд, и тут свидетельские показания Айви Лорд придутся как нельзя более кстати и не вызовут у суда присяжных ни малейших сомнений.

Они поболтали еще немного и распрощались с гостеприимной хозяйкой.

Мид и Джайлз неспешно шли по улице. Свернули за угол, и тут он сказал:

— А знаешь, меня посылают обратно в Штаты. Поедешь со мной?

Она подняла на него глаза, слегка покраснела.

— А мне разрешат?

— Думаю, да. Так поедешь, если разрешат?

Ее взгляд сказал все. Мид задрожала Только спросила:

— Когда?

— Ближайшим рейсом.

Николас и Агнесс Дрейк шли в молчании, говорившем о полном взаимопонимании. Они могли многое сказать друг другу, да и времени для этого впереди у них было более чем достаточно.

Фрэнк Эббот остался наедине с хозяйкой дома. Ему очень нравилась ее комната. Он переводил восхищенный взгляд с обоев в мелкий цветочек на стулья орехового дерева с гнутыми спинками, с гравюр Лэндсира и Милле — на фотографии в серебряных рамочках на каминной полке, с чудовищного изображавшего пчелу розового орнамента на фарфоре — на саму мисс Сильвер. Сегодня она надела лучшее свое платье из пурпурной ткани в мелкий рисунок, с воротничком и манжетами из мальтийского кружева. На ней также красовались брошь из резного дерева с тремя маленькими жемчужинами и браслет из того же комплекта, очки с толстыми стеклами, которые она использовала только для чтения, свисали с шеи на тонком черном шнуре. На ногах были расшитые бисером домашние тапочки.

Итак, взгляд его остановился на мисс Сильвер. От внимания мисс Сильвер это не укрылось, и она ответила ему мягким вопросительным взглядом. Она видела перед собой высокого молодого человека, который временами бывал дерзок, но чье поведение сейчас было преисполнено скромности и почтения. Она смотрела снизу вверх, он — сверху вниз. А затем без всякого предупреждения он вдруг наклонился и поцеловал ей руку.

— Вы просто чудо, Моди! — сказал он и вышел.

Мисс Сильвер слегка приподняла брови, но недовольной при этом не выглядела. Просто сказала:

— Бог ты мой… — и снисходительно улыбнулась.