Вместе. Синдром Керчепина

Глава 9

Убожество. Слащавый лицемерный пафос, от которого зубы сводит.

Речи, речи. У всех такие скорбные лица, что ни на секунду не веришь в это показное горе. Да эти лоснящиеся от жира тела, по-моему, только жрать и способны. Ну еще и законы, и бесконечные поправки к ним производить в неописуемых количествах.

Безвременно ушедший герой отечества? Да этому старому чудовищу, построившему империю для избранных, давно пора было откинуть копыта. Единственная опора и надежда Дель-Эксина? Сарказм. Единственной опорой и надеждой Дель-Эксина являются гвардейцы, пограничники, псы департамента внутренних дел ну и ди-бойцы, там выше знают, на кого их натравить.

В какой-то момент я просто отрешилась от происходящего, чтобы не портить церемонию язвительной полуулыбкой и неприязнью, написанной на лице (еще и камеры повсюду, кто-то ушлый и внимательный наверняка заметит), полностью ушла в себя и в ощущение, что Иоданир рядом. В пятидесяти сантиметрах вправо. Коснуться не могла, но чувствовала его спокойствие, сдержанность, тепло сознания.

Мы уехали рано утром. За нами даже прислали суперкар, не элитной, конечно, модели, но вполне функциональный и быстрый. Церемонию назначили на площади Трех монументов — стандартном месте для проведения парадов, шествий и проводов первых лиц государства в последний путь. Добирались около часа: хотя трасса на покрытии была свободна (в стране траур, нерабочий день), у площади вереница каров создала затор, не менее тридцати минут ожидали своей очереди выйти.

Весна только начиналась. Плюс одиннадцать, мелкий нудный дождь, разлитая в воздухе сырость с горьковато-миндальным привкусом, типичным для больших городов, слабый, но пронизывающий ветер. Плотная шерстяная черная куртка и юбка до середины голени, термобелье почему-то не очень грели (или дрожала из-за нервов, отвращения?), а руки в белых перчатках совсем замерзли, нестерпимо хотелось сунуть их в карманы или под мышки.

Еще беспокоило открытое пространство, множество людей (на площади собралось около тысячи избранных, включая и вооруженных, были толпы и на примыкающих улицах, но их быстро разогнали, все оцепили). Разум воспринимал: это реальность, не вирт, не виртур, не картинка в квесте или в ролике. И от этого скребло холодом под диафрагмой, кололо в висках, накаляло нервы любопытством, смятением. Ежесекундно отвлекали звуки, запахи, объекты, их смена и передвижение, дизайн зданий, разноцветье рекламы и каров. Мозг требовал разглядеть, узнать, но, будь все трижды проклято, у нас конкретное задание: дойти до места у монумента Величия, занять метки с буквосимволами «ПТ-1» и «ПТ-2», оставаться неподвижными.

Час. Два… Кажется, мышцы окончательно зацементировались, уже даже глубокий вдох причиняет боль. Тэпп сказал, что церемония на площади займет два с половиной часа, затем процессия двинется к фонтану Защитников и Героев Отечества.

Нет даже возможности взглянуть на сирс, чтобы отследить время! Это последний раз, когда стою в почетном карауле у трупа. Больше на такое не подпишусь никогда.

Неожиданно Иоданир коснулся тыльной стороной ладони моей кисти. Всего на миг. Но и этой искры тепла и предупреждения, что скоро все завершится и мы сможем перестать изображать скорбные статуи, хватило. Вздохнула, успокоилась. Решила чуть поиграть силой, заставляя капли дождя в метре от меня собираться в лужу, а не уходить в висма-материал импровизированной брусчатки. Как по заказу, непогода решила поднажать, поэтому и у меня появилась возможность разгуляться: изменила траекторию струй, чтобы как можно меньше влаги попадало на нас с Тэппом. Одежда, конечно, была с водооталкивающими волокнами, отсыревала, но не промокала, козырек фуражки не давал попадать каплям в глаза и на лицо, но чем не способ убить чертово время — создать нечто вроде силового зонта?

Грянул гимн — церемония подошла к концу. С трудом удержалась от широкой улыбки удовлетворения, собралась отпустить лужу воды перед нами (не наступать же в нее), когда одновременно случилось несколько вещей.

Нир хватает меня за руку, на бледном лице, повернувшемся ко мне, — расширившиеся бесцветные глаза. Сознание фиксирует всплески силы — активированы акваобъекты, сразу в десяти-двенадцати точках, равноудаленных друг от друга, размещенных на всей площади Трех монументов. Секунда. Оборвавшееся дыхание. Сердце пропускает удар. Инстинктивная концентрация: тяну на нас воду из лужи, создавая защитную полусферу. И сразу же — взрыв, жесткая, будто стальная волна жара бросает меня назад, к постаменту. Темнота.

Очнулась от звона в ушах. Приоткрыла рот, ловя кисловатые капли дождя. Распахнула глаза в серое, с оранжевыми разводами между туч небо, и тут же накатила нестерпимая боль в спине. Видимо, меня очень хорошо приложило о землю. Около минуты понадобилось на то, чтобы сосредоточиться и задвинуть физический дискомфорт на задворки сознания, так, как нас учили. Опять же, заученный алгоритм твердил, что от очередной угрозы меня отделяет от пяти до десяти минут. Значит, надо действовать немедленно.

Нир. Что с ним?

Осторожно приподнявшись на локтях (сесть не решилась, потому что инстинкты подсказывали: организаторы взрывов где-то рядом), огляделась. В ушах зазвенело еще сильнее, в голове застучали молоточки, к горлу подкатила тошнота.

Приходилось отсматривать множество голографий с последствиями взрывов различных типов устройств, чтобы правильно понимать, как они действуют, отличать их друг от друга. Помню, я кривилась, бросала взгляды вскользь или просто воображала, что все в поле зрения — бред после передозировки дурью. Сейчас с трудом получилось удержать содержимое желудка и отрешиться от произошедшего.

Запах: гарь, кровь, что-то еще, острое, тошнотворное. Неопределимое. Точечная закладка сделала свое дело — пострадали все, кто находился на площади. Кто-то еще шевелился, кто-то никогда больше не встанет. Больше всего трупов — под руинами трибуны и рядов рядом с ней. Именно там находился весь чиновничий цвет Дель-Эксина, включая и глав семнадцати мейджеров.

Так ладно и катастрофически могли сработать придовые снаряды картечного типа. А картечью в них служили капсулы воды, внутрь которых поместили кислоту в убойной концентрации. Отсюда всплеск силы, который я как аква почувствовала, и отсюда — та жуть, что вижу перед собой.

Меня спасла случайность: созданная шутки ради лужа, воду из которой вовремя автоматически преобразовала в защитный купол, тот распался в последний момент, но справился.

А Нир?..

С оборвавшимся сердцем нашла его рядом, справа. Он лежал на спине, голова повернута в сторону. Без сознания. На первый взгляд невредим, жутких ожогов на теле не видела, да и одежда цела. Следовательно, на него не попала кислота, я успела закрыть щитом и его. Но почему тогда он до сих пор не пришел в себя?

Завалившись набок, сжав зубы от новой волны боли, подползла к нему, позвала:

— Нир… Нир, очнись.

Только из-за проклятого звона в ушах, не желавшего отступать, не слышала собственный голос.

Парень дышал. Подавшись ближе, вгляделась в лицо. Из рассеченного слева виска текла кровь, я не сразу заметила рану. Аккуратно обхватив голову Тэппа, испугавшись мертвенно бледной кожи, повернула ее к себе, погладила по щеке, осторожно провела по волосам, пытаясь нащупать возможные раны.

— Нир…

Нет ответа.

Внутри все помертвело, звон в ушах усилился, а сердце заколотилось с такой быстротой, что начала задыхаться. Все вдруг стало неважным, сжалось до крошечной точки, до молекулы воды, в которой можно растворить весь этот треклятый мир, достаточно просто отпустить взвывшую внутри силу…

Сцепив зубы, заставила себя встряхнуться и принять решение, прогнать панику. Лихорадочно перебирала всплывавшую в памяти информацию о видах травм и первой помощи. И едва не вскочила на ноги, когда кто-то тронул меня за плечо. Резко отпрянула назад, выставив руки, чтобы не упасть.

Блондин с широким скуластым лицом. Молодой, встрепанный, сканирующий меня пристальным взглядом. Его губы шевелились, но по-прежнему была глуха, ничего не слышала. Форма… Она была мне незнакома, черная, серебристые обшлаги рукавов. Гвардеец, военный? Нет характерных позументов у горла. Курсант, студент? Нет нашивок на плечах или груди с эмблемой или буквосимволами. Безопасник? Нет темно-зеленых отворотов. Правоохранитель? Нет значка.

Кто он? Откуда он появился? Невредимый. Вооруженный. Правая рука сжимает далеко не учебный МК, модель не определила. У нас же с Иоданиром в кобуре стандартные студенческие МЕ-2. С пустой обоймой, и оттого бесполезные.

Движение за спиной пришельца привлекло внимание. Еще двое на аэроциклах. В той же форме. Появились со стороны улицы Лавайни.

Я вскинула взгляд на блондина. Даже не уловила момент собственной концентрации. Просто действовала. Выдох. Моргнула. Мужчина рухнул передо мной на колени, завалился на бок, из носа и ушей пошла кровь. Затих.

Убила его за секунду. Взорвала сосуды в голове. Легко. Без усилий и последствий для резерва.

Для двух других пришлось постараться. Действуя будто по заранее заданной программе, не задумываясь, не анализируя, забила двигатели аэроциклов водой, а когда те вместе с водителями рухнули на землю, направила силу.

Они захлебнулись в дожде, не успев даже понять, каким образом…

Звон в ушах неожиданно оборвался. С облегчением улыбнувшись, потерла лицо ладонями, уставилась на них, словно впервые увидела. Я только что убила трех человек, но руки не дрожат, в голове пусто, внутри ноль эмоций, время течет по-прежнему, сердце не сбивается с ритма. А я — это все еще я.

Справа послышался глухой стон, затем ругательство. Тэпп приходил в себя. Метнулась к нему.

— Тише, не вставай пока. У тебя голова разбита, — прохрипела, склонившись над парнем. Встретилась с ясным взглядом серых глаз. Хороший признак, значит, не бредит, действительно очнулся.

— Успела нас прикрыть. Умничка, — он слабо улыбнулся, сжал мою ладонь, лежавшую на его груди, поморщился. От облегчения на мои глаза навернулись слезы. — Сколько я провалялся в отключке?

— Не знаю. Минуты четыре, может, — мягко коснулась его щеки, отмечая, что кожа порозовела.

— Много. Нам надо убираться отсюда. Я чувствую: они близко.

Тэпп, неторопясь, сел, скривился от боли.

— Нир, — с беспокойством положила руку на его плечо. Он плохо выглядел: вновь бледнее смерти, даже в губах ни кровинки, черты лица заострились, мертвые, посветлевшие глаза пугали. Все симптомы сотрясения.

— Дай мне пару секунд, — прошептал.

Прижав к вискам указательные пальцы, он, по-видимому, ушел в транс. Имела представление, что Тэпп сейчас делает, — блокирует участки собственного мозга, отвечающие за боль. Рискованная затея, чреватая кровоизлиянием. Видела как-то статистику в одном из модулей: из двадцати ди-бойцов, отважившихся на это, выжили всего четверо.

Я крепче вцепилась в его плечо, тревога и растущее предчувствие того, что взрывы на площади не самое жуткое в данный момент, охватили целиком, вытеснив собственные боль и проблемы. Слышала отдаленный рокот, никак не могла идентифицировать его: машины или ветер, или что-то еще…

Наверху прожужжали дроны. Задрала голову, отвлеклась на них, прищурившись из-за капель дождя, а когда взглянула на Иоданира, он уже открыл глаза, пристально взглянул на меня.

— Чип, — произнес приказным и ледяным голосом.

— Что?

В лицо парня возвращались краски. Все же помогла блокировка. Но где гарантия, что он не свалится через минуту или пять?..

— Артемия, избавься от ди-чипа. Немедленно. Сейчас нам лучше действовать вместе, как единица. В этом случае выживем оба.

— Я… — Нахмурившись, пыталась осмыслить, как он вообще планирует действовать. Мы травмированы, безоружны, на площадь уже спешат, вот только кто: мятежники? гвардия? те и другие?

Вновь отвлекли вернувшиеся дроны, зависшие над нашими головами.

— Немедленно.

На виски надавило, сковывая волю, и, будто кукла, я автоматически потянулась к уху, открепила ди-чип, убрала его в нагрудный карман и заглянула в светлые пустые глаза напротив.

Буквально рухнула в слияние, барахталась в сотнях образов, эмоций, ощущений, полосующих сознание своей быстротой, неоформленностью. Меня несло, кружило, одурманивало, одухотворяло, поглощало, давило. А потом все свернулось в плотный ком жара, застыло внутри. Всхлипнула от облегчения, удовлетворения, ощущения всесилия.

Боли не было, страхов не было, ничего не было. Мы снова вместе.

Узнала, кто приближается сюда, чувствовала каждого из этих тысяч, оценила как противников. Вооружены, агрессивны, начали схватки с безопасниками и гвардейцами. Их цель — правительственный квартал за площадью.

«Ты в курсе, что это уже не четвертый уровень?»

Тэпп увидел, что я сделала с теми тремя. Я ощутила его восхищение, одобрение и тревогу о том, насколько удачно выйдет скрыть причину смерти.

«Это четвертый уровень. На больший человеческий резерв не рассчитан», — возразила вяло фразой из учебного блока.

«Рассчитан. Просто с подобным уровнем дара или пускают в расход, или делают собственностью Дель-Эксина со всеми вытекающими».

Меня передернуло. Но паника не успела даже созреть — Нир вмешался, заставив успокоиться и мобилизоваться.

«Не нервничай, Мия. Уровень подскочил из-за обстоятельств, вероятность этого высока. Но постарайся сегодня больше никого не убивать».

«Попробую. Кто они?»

«Форма личной охраны президента».

«То есть выходит, я убила невинных?».

«Невинных нет, поверь менталисту. Подозревают, что личная охрана замешана в заговоре. Увы, подозрением это пока так и останется. Они сдохли, а я трупы допрашивать не способен», — сыронизировал зло. Его взбесило, что не сможем воспользоваться оружием убитых, модель активировалась нейроотпечатком, никогда не слышала о такой.

«Ты был прав. Смерть действительно иногда тупик». — Я отвела взгляд от лица мертвого блондина, тщетно пытаясь определить, начала ли чувствовать что-то из-за его смерти.

«Мия», — Нир заставил сбросить оцепенение, надавив.

Одновременно мы встали, держась за руки, огляделись. Необходимо было определиться, что делать дальше.

К площади Трех монументов выходили улица и два проспекта, сейчас там везде кипела бойня, именно ее рокот назойливо забивал слух. Четко улавливала чужие эмоции, они пьянили и вызывали тошноту: слепая ярость, жажда крови, страх и наслаждение, потребность разрушить все… Они манили своей мощью, звали присоединиться и предупреждали об опасности колким холодом адреналина, сворачивавшим кровь, вызывавшим металлический привкус во рту.

Правительственный квартал, место, где располагался дворец президента, здания министерств и корпуса департаментов, — пока единственное безопасное, но как раз то, где укрыться будет невозможно.

Синхронно мы устремились к аэроциклу, оставленному метрах в ста тем первым, которого я убила. План был прост: уйти проулками, попасть в дворик за торговым центром, затем — в верхний центральный пассаж, а дальше — в любую точку Рийска, где число гвардейцев превышает количество мятежников.

Нир разорвал мою юбку до середины бедра, чтобы могла сесть на транспорт. Мы стартовали вовремя — толпа, все же прорвав кордон гвардии, высыпала на площадь с проспектов Гора и Третьего, шум, точно набат, оглушил. Улица Лавайни, куда мы устремились, пока была пуста, но уже в конце увидела темные колыхавшиеся ряды людей. Мы свернули за зданием с огромным портиком из голубовато-серого пластигаза, попали на внутриквартальную дорогу, не слишком предназначенную для передвижения машин аэрокласса. Из-за тряски разнылась спина.

«Почему церемония продолжалась? Они не видели, что готовится?»

В голове не укладывалось: как такое можно пропустить? Только если система «Безопасный город», опутавшая камерами и датчиками каждый закоулок Рийска, вдруг прекратила существование…

«Видели. Но кому-то было выгодно не отдавать приказы. И я думаю, сейчас он уже мертв». — Я уловила образ какого-то мужчины в его голове, потянулась к нему, чтобы раскрутить, но Иоданир не позволил.

«Потом, — оборвал. — У меня пока так же мало информации, как и у тебя».

Доступ к центральному верхнему пассажу, которым собирались уйти, был перекрыт. Мы ощутили их, сотни две людей, занявших тот дворик за торговым центром, ждущих какого-то сигнала. Тэпп остановил аэроцикл. Пригнувшись, мы добежали до плавных изгибов корпусов клинеров, сели за ними.

От людей нас отделяли метров сорок. Ни укрытия, ни искусственной растительности, лишь выведенные на поверхность коммуникации. Справа — зев подземной парковки или, может, помещений складов, тоже контролируемый мятежниками.

«Их очень много». — Не представляла, как быть дальше. Еще неприятно поразило сканирование: две трети собравшихся здесь — неотмеченные, с холодным оружием, остальные — люди, возглавившие их, обладающие ди-чипом, готовые стрелять.

«Проблема не в количестве. Артемия, твоя задача дать мне время».

«На что?»

«Неотмеченные погибнут сразу. На взлом ди-чипов уйдет от трех до пяти минут. Все это время они будут стрелять. Нужен щит».

«Клинеры…»

«Дадут нам фору. Не более. Ублюдки быстро обнаружат нас».

«Вода не способна создать непроницаемый щит».

«Сделай так, чтобы он менял траекторию огня».

Если только ледяная корка… Она способна на такое. И высосать весь резерв стремительностью создания. Да и продержится от силы минуту — это не вирт и не практикум, на открытом пространстве много переменных, включая и нескончаемую морось. Впрочем, больше минуты и не надо. Когда суки поймут, что не смогут застрелить, просто перейдут к физической расправе.

Шансов мало. По сути, выживем ли мы, зависело от того, как быстро Тэпп взломает защиту и заставит уродов опустить оружие. На короткий миг ощутила его сомнение, жгучий гнев и сожаление, болезненное, страстное желание быть вместе, остаться в живых. Заглянула в ставшие бесцветными глаза, возможно, в последний раз. Наши руки на секунду-две переплелись. Никаких образов, мыслей, просто — мука, точно глубокая колотая рана, из которой выплеснулась кровь. В самое сердце.

А потом — лишь инструкция, поставленная задача, которую нужно решить эффективно и в кратчайшие сроки. Я окончательно перестала ощущать себя. Были только мы и действия. Без эмоций и осмысливания.

Мы начали одновременно. Одно сознание на двоих, реализующее сразу несколько замыслов, оценивающее, отслеживающее, анализирующее множество объектов, сокрушительное, могучее. Но сейчас — будто скорлупа ореха под огромным ботинком. Устоит или нет под напором?

Позднее не раз пыталась восстановить в памяти случившееся в том дворике. Поэтапно, с подробностями. Но не могла. Потому что фактически меня там не было, для воссоздания целостной картины нужен был Иоданир и слияние. Тяжелый гнилостный вкус смерти и ее тьма, эхо криков и топота ног, искаженные пленкой льда лица, голубоватые искры отраженных выстрелов, точечная боль от подтачивания защиты чипов и пекло опасности, в которое проваливались все глубже с каждой долей секунды, — все, что стремительной лентой разворачивается в мыслях.

Боялась ли я? Просто было некогда. В самое последнее мгновение пронзили наслаждение и восхищенный ужас — под валом мыслей и эмоций десятков людей. Ледяная корка исчезла, но больше нам ничего не грозило: ментальный хаос был взят под жесткий контроль, превратившись в штиль, глухую тишину.

«Они мертвы?» — Я разглядывала такие разные лица, но с одинаковыми отсутствующими взглядами. Мужчины и женщины стали неподвижными, их сознания воспринимались как замкнутые круги, внутрь которых не прорваться. После они разом сели на землю. Практически в одинаковых позах.

«Нет. Это синдром Каннера. Возможно, прежними они никогда не станут. Я действовал очень грубо».

Иными словами, эти люди просто ушли в себя, способны реагировать лишь на считанное количество раздражителей: боль, резкую перемену температуры, громкий звук. Наверное, им лучше было умереть…

«Пойдем. У нас мало времени».

Первые патрули встретились за Зеленым пассажем. Почувствовали их где-то за квартал, остановились.

«Мия, тебе пора надеть чип».

Мне не хотелось. Казалось, если верну защиту на место, потеряю все: душу, опору, силу, саму себя.

«У меня то же ощущение, ты знаешь. Но надо надеть чип. Ради нашей с тобой безопасности».

«Это зависимость, Нир», — вдруг ранило понимание.

«Это не зависимость. Это мы».

С тяжело колотящимся сердцем послушалась. Пока скрепляла обе части ди-чипа, едва не сломала — так возненавидела эту штуку, эту преграду, превращавшую меня в серое, одинокое и замерзающее ничто.

Опустила руки, и тут же рухнула в темноту, в пустоту. Ослепшая, оглохшая, мертвая. Сердце на миг остановилось, а затем застучало с быстротой и силой, зазвенело в ушах и сдавило виски, воздуха, с привкусом восковой горечи и пыли, тяжелого, стало не хватать.

— Что? Что происходит? — не слышала звуков собственного голоса, лишь осознавала, что говорю, что губы, язык шевелятся, а затем потеряла сознание.

Очнулась от легкого укола в предплечье, и мгновенно разум наводнило множество ощущений: отдаленные голоса, характерный шум клинера за стеной, шорох одежды, писк неидентифицируемого прибора, аромат ментола и резкий больничный запах, который ни с чем никогда не спутаешь.

Открыла глаза, зажмурилась от яркого света, а когда привыкла к нему, увидела лицо медика за вуалью диаграмм и данных в облаке, которое мужчина вывел из моего сирса. Еще несколько секунд он изучал информацию, касавшуюся физиологических параметров организма, затем смахнул, оценивающе посмотрел мне в глаза.

— Как себя чувствуете? — спросил, потянувшись за шприцем.

Прислушалась к себе. Болели голова и спина, но с каждым мгновением эти ощущения рассеивались, словно становились эхом. Лежала на кровати без обуви, в разорванной спереди до бедра юбке, в майке. Блуза и китель, как и кобура с оружием, куда-то исчезли.

— Не знаю… Вроде нормально.

— Вот и ваш сирс говорит об этом. — Он дежурно улыбнулся.

— Где я?

— Там есть кому объяснить. — Он безболезненно ввел иглу мне в вену. — Обезболивающее уже вколол. Это коктейльчик из витаминов и катализатора регенерации. Через два-три часа будете как новорожденная.

— Спасибо, — неуверенно ответила.

Физически мне действительно было лучше, но по-прежнему чувствовала себя мертвой в эмоциональном плане: ни тревоги, ни сомнений. Пусто. Словно я — оживленная кем-то игрушка.

— Поправляйтесь. — Очередная дежурная улыбка, и медик пересек палату, чтобы открыть панель и впустить внутрь мужчину в рубиновой форме департамента внутренних дел.

Я машинально села, чувствуя, как под новую позу подстраивается больничная кровать, равнодушно рассмотрела незнакомца: коренастый, невысокий, выбритые виски, желтоватые волосы, гладко зачесанные назад, настороженный, сверлящий взгляд светлых глаз.

— Доброго дня, госпожа Зарянская. Син Родер, — представился вошедший, по-военному кивнув.

Син — невысокое звание для его лет. Видимо, мелкая и неодаренная сошка.

— Доброго, — кивнула. Подумалось, что медик посоветовал адресовать все вопросы именно этому сину. — Где я? Где Иоданир Тэпп? И как вообще дела в Рийске?

Если вспомнить то, с чем мы с Ниром столкнулись, столица сейчас — место военных действий, вероятно, введено соответствующее положение.

— Вы в федеральной больнице. Первый этаж в настоящее время — штаб нашего ведомства и гвардии. Мятеж почти подавлен, большая часть улиц, квадратов и секторов очищена, разрушений меньше, чем мы полагали. Точное число жертв еще неизвестно. Раненых много.

— А…

— Эрв Тэпп в норме. Понятия не имею, где он сейчас. Еще вопросы?

Да, есть один. Но на него Родер не ответит. У него точно нет сведений о том, когда Тэпп успел получить звание средней ступени в службе ВВР. Странно, что он не показал мне этого…

— Нет. — В горле пересохло, и забрала со столика больничный поильник со специальным горлышком.

— Тогда перейдем к моим вопросам. Расскажите все по порядку, что случилось с вами и Иоданиром Тэппом.

— Как студенты «Пикса три» мы участвовали в церемонии прощания. Около двенадцати, когда все подошло к концу, сработали заранее заложенные придовые снаряды, начиненные аквакапсулами. Все, кто был на площади, пострадали. Кто-то погиб на месте, кого-то сильно травмировало.

— Как уцелели вы?

— Благодаря случайности. Я вовремя подняла водяной щит.

— Для этого нужен высокий уровень дара. Что было дальше?

А дальше — блондин, которого убила за секунду, и еще двое, с которыми расправилась минуты за две.

— Мой партнер, Иоданир Тэпп, пришел в себя. Слившись в единицу, мы отправились в сторону верхнего центрального пассажа, повернув на улицу Лавайни.

— На чем вы отправились?

— На аэроцикле. Он был брошен. Мы случайно на него наткнулись.

Родер едва уловимо нахмурился, кивнув, затем, вцепившись в меня взглядом, попросил:

— Продолжайте.

— Мы не сразу смогли попасть в пассаж. Проулки были пусты, но во дворике за торговым центром, находились мятежники. Нам удалось прорваться.

— Каким образом?

Убив неотмеченных и ментально скрутив вооруженных тварей. Для последнего Ниру пришлось взломать защиту ди-чипов, но вам, син Родер, знать об этом нельзя.

Не имела представления, как сам Тэпп планирует объяснить… эту «неприятность». Поэтому самое лучшее — промолчать.

Я безэмоционально пожала плечами:

— Не знаю. Память до конца пока не восстановилась, все как в тумане.

— Да? — Безопасник оскалился в фальшивой улыбке. — Слишком много случайностей, госпожа Зарянская. Все вместе они сложились в чудо. Мгновенный щит, спасший вам жизни, его с вашим уровнем, указанным в личном деле, не создашь, позабытый кем-то аэроцикл с меткой личной охраны президента, туман в воспоминаниях, прикрывающий гору тел и ставших недееспособными напавших, причем напавших-то с мощным оружием, которое почему-то так и не проделало в вас обоих дырки.

— И?

— И есть выход, Артемия, — Родер извлек из специального кармана служебный планшет, щелкнул по экрану, видимо, остановив запись нашего разговора, и ввел какой-то код. — Я отдал распоряжение о вашем ментальном сканировании. С помощью специалистов вы все до конца вспомните.

Осторожно вернула поильник на место. Равнодушно смотрела на мужчину. Разум говорил: самое время испугаться, запаниковать даже, но… пусто. Никаких чувств.

Шорох открываемой панели — и в палату вошел Иоданир. Мгновенно бесстрастно оценил мое состояние, переключился на сина Родера, глаза стали льдисто-серыми, рот жестко сжался.

— Вы вели допрос? — мягко поинтересовался. Сбил с толку напрягшегося правоохранителя, ожидавшего жесткого выговора.

— Да. Согласно пункту…

Тэпп перебил, отчеканив:

— Действия Артемии и мои не в ведоме вашего департамента. Удалите запись и уходите.

— Ваши, эрв Тэпп, да, а девушки…

Иоданир приблизился к моей кровати и, обхватив руку с сирсом, повернул ее запястьем вверх, демонстрируя эмблему.

— Она со мной. Мой партнер и аппликат. Никаких допросов и проверок.

Родера явно перекосило, но он, оживив планшет, сделал то, что велено. Пожелав нам хорошего вечера сквозь зубы, удалился.

Я облизала губы, нарушила тишину:

— Он назвал все это дерьмо с нами чудом.

Парень сел на кровать, повернувшись ко мне лицом, поймал в плен другую руку. Ощущала тепло его ладоней, пристальный взгляд светлых холодных глаз не отпускал мой.

— Опять ничего не чувствуешь? — Он медленно поцеловал костяшки пальцев одной руки, другой.

Поморщилась, соглашаясь.

— Я тебя предупреждала: проделаешь это со мной еще раз, убью.

Мимолетная крошечная улыбка, глаза потеплели, став светло-серыми.

— Мия, ментальная директива помогла тебе сосредоточиться и не распаляться на дискомфорт и боль, — он ласково убрал пряди волос с моего лба.

— Ты сам как?

— Подлатали, отлежался часок. Не волнуйся, сотрясение не было серьезным.

Я вздохнула, закатила глаза:

— Представь, вообще ни капли не волнуюсь. Ни о чем.

— Это пройдет минут через тридцать.

— Ненавижу… Хотя, наверное, так даже лучше. Учитывая весь этот ад, охрененного размера равнодушие — выход. Очень возможно, что в следующий раз сама попрошу тебя вырубить мои эмоции. Кстати, почему я тогда отключилась?

— Думаю, это перенапряжение и прерванное слишком глубокое слияние, — Тэпп переплел наши пальцы, вновь завладев моими руками.

— Я говорила тебе: это зависимость.

— Нет, это связь.

— Нир… — вцепилась в его руки, наверное, причинив боль, потом, подавшись ближе, крепко обняла его за плечи, спрятала лицо в изгибе теплой шеи, вдохнула льдистый перечно-сладковатый запах. — Я знаю, что потом накатит… Так, что просто захлебнусь… Скорее всего, буду реветь как ненормальная…

— Тсс. Я рядом. Все хорошо, — он поцеловал меня в висок, с силой притиснув к себе, едва могла сделать вдох.

Через четверть часа, переодевшись в нейтральное гражданское, мы молча, держась за руки, спустились в вестибюль. У выхода нас должен был ожидать транспорт. Ошеломленная, оценила размах штаба: столпотворение, разноцветье формы, гром голосов, паутина голоэкранов. Видимо, Родер преуменьшил накал ситуации, Рийску далеко до спокойствия.

Выйти наружу нам не дали. Худощавый мужчина в бежево-зеленой форме ВВР преградил путь и, отдав честь Тэппу, произнес:

— Тан ждет вас.

Иоданир кивнул. Повернулся ко мне, наклонился, мягко обхватив плечи.

— Пойдешь со мной? Или посидишь в каре?

— Мне кажется, высшему командованию мог понадобиться только ты.

— Это мой отец, Мия. — Тэпп снисходительно улыбнулся. — Встреча неформальная.

Я сглотнула, неожиданно оробев. Отвела взгляд.

— Тогда мне тем более там нечего делать. Жду тебя. Удачи.

— Рано или поздно вам придется познакомиться, — его руки соскользнули на мои запястья, слегка сжали их, словно хотел подбодрить.

Я хмыкнула.

— Давай поздно. Очень поздно.

— Хорошо. Познакомлю вас заочно.

Проклятые менталисты. Его отец действительно узнает обо мне все, все мелочи, даже не потребуется поднимать досье.

— Не хочу, — многозначительно посмотрела в серебристо-серые безмятежные глаза. — Возвращайся поскорее, ладно.

Раз, два, три, четыре… Я бездумно отсчитывала капли, падавшие с моих пальцев.

Ученые давно открыли, что во вселенной сейчас столько молекул воды, сколько было в момент ее зарождения. То есть за тысячелетия ни одна не пропала. Соединялась, распадалась, меняясь, становилась чем-то другим и… вновь возвращалась в исходную точку.

Четыре, пять, шесть… Каждая из этих капель знает больше, чем я. Каждая несет смерть и жизнь. Каждая хочет распасться, как я сейчас. Распадается…

Шесть, семь…

Мы не поехали в «Пикса три». Иоданир сказал, что можем не возвращаться туда до утра, увольнительная есть (наверняка постарался его отец), спросил, чего хочу я: отправиться с ним в его квартиру или же попасть в уну. Выбрала первое. В незнакомой обстановке проще будет осмыслить все и тут же забыть. Очиститься. Содрать с себя слой и нарастить новый, хороший.

Так тогда подумала, да.

В итоге оказалась в этих апартаментах, занявших два уровня в элитном здании знаменитого сектора столицы. Этакие соты для номенклатуры и членов их семей.

Просторно. Красиво. Современно. Множество окон с захватывающими видами на Рийск и его весеннее маслянисто-желтое небо в клочьях черных туч, яркое ощущение того, будто паришь над городом, над всем его убожеством и величием, над заботами и несчастьями, а дела земные тебя не касаются.

Заманчиво. И, наверное, именно эта заманчивость и делала все пустым и ненатуральным: стены, мебель, дизайнерское исполнение. Может, будь здесь слегка неряшливо или найдись что-то необычное (как, например, торшер в кабинете Лейды, гора диванных подушек, экзотическая техника), я бы воодушевилась, ощутила уют. Может…

Нир рассказал, что квартира фактически его, никто другой из членов его семьи здесь не бывает, не пользуется. Нас не потревожат. Я наконец начала отходить от своей эмоциональной заморозки и, когда он показал мне спальную с примыкавшей к ней огромной ванной, сообщила, что хочу остаться одна.

Горячая вода набиралась быстро, а я сидела в середине этого импровизированного бассейна с белоснежными бортиками и пыталась вспомнить: когда-нибудь вообще доводилось принимать ванну? Кажется, нет.

Неоправданно дорого. Бессмысленные растраты ресурса.

Можно было кинуть в воду специальный шарик с аромамаслами, дававший пену, тут их было два вида, можно было и запустить программу, изменив освещение, активировать эффекты со звуками и запахами, но я сидела, притянув колени к груди, дрожа в прозрачной горячей мерно колеблющейся жидкости с голубоватым оттенком дезинфектанта, в ярком, режущем глаз свете, не оставлявшем место для теней, недомолвок, загадок, и считала капли, падавшие с моих пальцев.

Все было неправильным. Абсолютно все. Я — эпицентр этой неправильности.

На самом деле в данный момент должна была являться трупом, шагнуть за грань жизни, но, благодаря случайности, выжила. Должна была терзаться муками совести, что убила и искалечила людей, но лишь страшил вопрос: когда за мной придут, заинтересовавшись вовсе не средними, не стандартными способностями, и кто именно это будет. Предполагала, что люди в бежево-зеленой форме службы ВВР, ведь именно отец моего парня прикроет все это дерьмо, а взамен захочет чего-то.

И, сидя в огромной ванной, должна была чувствовать воду, обволакивающую все вокруг, теплую и ласковую влажность, трепетать каждой частицей своего дара, но на деле — нулевка, словно бы стала обычным человеком. И причина не в резерве, он восстанавливался, причина в психике. Я не хотела больше ничего: ни творящегося вокруг кошмара, ни проблем, ни смерти, ни жизни, ни своей силы, ни себя.

Наклонив голову, вгляделась в колеблющееся пятно своего отражения в поверхности воды. Легко ведь лечь, погрузиться на самое дно, закрыть глаза, не дышать, пока темнота не заберет меня совсем. Очень легко.

Наверное, я просто устала. Вообще от всего. И нужно отдохнуть. Выключиться. Это очень легко, да…

— Мия.

Я вздрогнула от голоса Тэппа, приглушенного дверной панелью, повернула голову в ту сторону.

— Я вхожу.

Выкрикнуть «не надо» не успела, Иоданир оказался внутри. Успел переодеться в мягкие домашние, свободные штаны и майку белого цвета. Пронзил меня взглядом бесцветных глаз, удерживая, гипнотизируя.

Он почувствовал. Как-то узнал все, что гремело, ворочалось и скребло в моей голове сейчас. Облизав губы, я отвернулась, уткнулась лбом в колени, зажмурилась.

— Я же сказала, что хочу побыть одна, — проговорила хриплым, больным голосом, усиленно подавляя дрожь.

Ощутила, что он приблизился, сел у бортика. Нежно коснувшись плеча, очертил его пальцами, провел по волосам, скрученным в узел на затылке. Ласка помогла — тьма и адреналин начали постепенно отпускать меня.

— Принес тебе кое-что. Выпей, — попросил вкрадчиво.

Неохотно повернулась. Прижавшись щекой к коленям, разглядывалазеленоватый пузатый стакан с какой-то жидкостью на дне.

— Что это?

— Вилоуба.

Я саркастично усмехнулась:

— Ты лично пичкаешь меня наркотой? Я не отошла от слияния и брежу?

— Концентрация безопасна. И без этого ты не справишься, — протянул мне стакан, продавливая жестким взглядом.

— Я со всем справлюсь, — забрала пойло, взболтала его, глядя на то, как в стакане закручивается воронка. — Сам-то принял?

— Рад бы, но мне нельзя.

— Брось, — поморщилась. — Ди-бойцы сплошь и рядом сидят на виба. Лейда говорила, что многим специально назначается… — Оборвала саму себя, внезапно осознав кое-что. — Она тебе это говорила…

Занервничав, прикусила губу, зажмурилась.

— Мне. — В его голосе послышалось удовлетворение и улыбка. — Мия, в их случае нестрашно потерять контроль. В моем последствия будут катастрофические. Для окружающих.

— Что именно будет? — Отвлеклась от жидкости в стакане, посмотрела на парня. Наши лица были примерно на одном уровне, в завораживающих глубоких глазах напротив — тревога и требование.

— Просто выпей, — коснулся моих губ, встал и перекрыл воду.

— Хорошо.

Не рассказал сейчас, расскажет потом, или, возможно, сама вытащу во время слияния. Я опрокинула в себя пойло, отдающее жженым сахаром и мятой, протянула Ниру стакан.

— Могу теперь побыть одна?

— У тебя пять минут, Артемия, — долгий, внимательный взгляд на меня. Отрешенный и пугающий. — И я за дверью. Не делай глупостей. Тебе не о чем переживать. Ты же помнишь, что обещал позаботиться о тебе? Я позаботился. Вообще обо всем. Теперь твоя задача выйти отсюда и вернуться ко мне. И остаться рядом.

— Ясно, — успокаивающе улыбнулась ему.

Действительно больше не принадлежу себе. Я его собственность. Ужасно и прекрасно.

Наркотик, конечно, не сделает все правильным. Но, может быть, правильным все сделает желание Иодарнира Тэппа переступить собственные принципы и дать его, чтобы сохранить меня рядом?

Вылезла через четыре минуты. Обсушилась, натянула трусики-шортики и, подумав, потянулась к полочке с пушистыми белоснежными халатами. Никогда их не носила, не имела, когда пробовать, если не сейчас? Как знать, завтра может и не наступить. Убедилась в этом.

Не сразу поняла, что именно нужно сделать с поясом, тихо рассмеялась, закрыв рот ладошкой. Нас учили убивать, выживать и ненавидеть все и всех. Интересно, могли бы представить все эти многомудрые керы и воспитатели, как их подопечные будут возвращаться после кровавых зрелищ и зверств и, приняв ванну, путаться с завязками халата. Никто из них не говорил мне, что монстры тоже люди, хотя могли бы и подготовить к этой мысли.

— Тебе лучше, — констатировал Иоданир, когда вышла в спальню.

Я же уставилась на активированный голоэкран, изумленная. В демонстрируемом клипе ярко, вычурно одетые мужчины и женщины (некоторые — полуголые), с вульгарным и чрезмерным макияжем, взявшись за руки, самозабвенно пели. Сверху на них сыпались искры и блестки.

— Что это? — едва не села мимо кровати. Понимала, что смотрю какой-то бред и вакханалию, но была не в силах оторвать взгляд.

Тэпп рассмеялся:

— Федеральное вещание.

— Боже… Они там переборщили с дурью и понятия не имеют, что творится на улицах?

— Нет, это не ошибка. Чем хреновее положение в Дель-Эксине, тем более сумасшедшие клипы и шоу в вещании.

— То есть, если судить, по этой трансляции, в стране по меньшей мере революция.

Нир покосился на экран и, усмехнувшись, кивнул. Потом и вовсе дезактивировал поток кадров, переключив голоэкран на рум-режим. Спальню заполонила темнота, расшитая шлейфами звездных туманностей.

— Так лучше, — я забралась на середину кровати, улеглась на спину, положив руки за голову, полностью погрузилась в проекцию космоса.

— Ты голодна?

Опустившийся рядом Тэпп пощекотал мою голую ступню. Хохотнув, я дернула ногой.

— Я сделал нам перекус. И можно заказать доставку из кухни внизу.

— Давай перекусим пока.

…Галактика вертелась и плыла, а в ней, словно ракушки в море, — туманности, словно пузырьки воздуха, — звезды, словно атоллы, — звездные системы. Можно вообразить, что действительно умерла и стала частью Вселенной, канула в нее, растворилась.

Прильнув щекой к плечу Нира, обняв его руку, я отдыхала. Еще не была готова собраться, но и рассыпаться перестала.

Мне нигде не нравилось, все отвращало рано или поздно. И, полагала, никогда и нигде не понравится, любые стены превратятся в клетку, любые места не будут идеальны, а свобода так и останется категорией бессмысленной науки философии. Я застряла, и пора это признать. Но мне нравилось сейчас, здесь и с ним. Просто лежать, просто не думать, просто чувствовать его силу, родные тепло и запах, руку на своей руке. Это мне нравилось. Рождало успокоение, уверенность, чувство защищенности, целостности и… любви. Не знала, сильнее ли она смерти, но светлее и нужнее — точно.

— Это неправильно, — решилась рассказать Ниру, чем терзалась тогда, в ванной.

Он поцеловал мои волосы.

— Неправильно, что мы живы? Или неправильно, как мы остались живы?

— И это, и вообще все. Это неправильная смена власти, вся ее система неправильная. Подноготная — грязь, ложь, агрессия и кровь. Я — неправильная, продукт всего этого, экскремент этой системы. Дель-Эксин — неправильная страна, с радостью удрала бы отсюда.

Выброс накопившихся желчи и страхов — все равно что нарыв вскрыла. Полегчало, но душа по-прежнему пекла и болела, пусть и глухо, будто через заслон времени, успевшего подлечить.

Иоданир погладил по руке, произнес задумчиво:

— Ну крест еще рано ставить, можно ведь все переделать. На свой вкус и в соответствии с твоими понятиями правильности.

Он лег на бок и меня так же уложил. Мы переплели пальцы, смотрели друг другу в глаза.

— Ты рассуждаешь так, будто предлагаешь мне обставить квартиру. Политика гораздо более сложная вещь, — указала на очевидное.

— Нет, если точно знать, на какие точки надавить и как расставить приоритеты. Сильному лидеру управлять страной не тяжелее, чем группой.

— О! Там у тебя авторитаризм блистал во всей красе, — не удержалась от язвительного смешка.

— Самый эффективный стиль.

— И самый худший. Ты упускал из виду факторы, которые не прогнозируются. Человеческая природа и ее склонность к разрушению — один из них.

Иоданир приподнял бровь, на лице — привычное ледяное выражение превосходства.

— Не упускал. Я ничего не упускаю, Карамелька. Игра мне надоела, я завершил ее.

Я фыркнула.

— Менталистская мания величия как она есть. Точнее, мания великолепия.

— Почему вдруг? — многозначительно улыбнулся. — Твою критику я взял в расчет, авторитаризм в некоторых моментах и правда неэффективен. Интересно будет предоставлять людям иллюзию выбора.

— И на ком опробуем наш совместный вариант управления? Какие перспективы?

Захотелось поддеть. Не пропадало впечатление, что он не просто рассуждает, подначивает меня и отвлекает, у него уже сформирован какой-то план, к которому опять-таки не стал меня допускать. Сволочь.

— Перспективы большие. Почему бы не опробовать на Дель-Эксине?

Я истерично расхохоталась. Тэпп тоже улыбался, но глаза оставались серьезными.

— Нир, ты точно не пил виба?

Мягко засмеявшись, он повалил меня на спину, прижал сверху своим телом, горячо зашептал в губы:

— Не пил, но зато хорошо отвлек тебя. Ведь так?

Обвила руками его шею, притягивая ближе к себе, потерялась в глубине светлых красивых глаз.

— Так.

Из нежного и осторожного поцелуй быстро стал властным и жадным, не заканчивался. Иоданир определенно решил, что я отошла достаточно, готова сгорать под настойчивыми ласками, напором его рта. Распахнул халат, огладил оголившиеся живот, бедро. Осыпав жалящими поцелуями шею, потянул трусики вниз.

Остановила его, обхватив ладонь, заглянула в лицо. Я ощущала, что он сильно возбужден, не только своей промежностью, но и сознанием. Посчитал, что нам пора и к этой грани отношений переходить. Считаю ли так я?

— Думаешь, сейчас подходящий момент? — спросила, справившись с дыханием.

Потемневшие глаза парня разглядывали мои влажные губы.

— Да. Хочу почувствовать себя живым. В тебе. И чтобы ты почувствовала меня. Всего. Это нужно нам обоим. Сейчас. Сегодня.

Закрыл мой рот новым горячечным поцелуем и, развязав халат, взбудоражил ласками, скользил ладонью по животу, талии, ребрам, не посягая на грудь. Когда появилась возможность снова заговорить, не смогла не поддразнить язвительно, скрывая нервозность:

— Тэпп, у тебя проблема. Что за тяга забавляться с нетрезвыми девчонками?

Уперевшись локтями в постель, он обхватил мое лицо, на мгновение прижал большой палец к моим губам, словно заставляя умолкнуть. Пристальный взгляд обжигал, пугал и гипнотизировал.

— Ты же знаешь, что вилоуба не притупляет рациональное мышление, — игривый поцелуй в уголок рта. — Просто воздействует на гипоталамус, усиливает реакцию на настоящее. Поэтому ты абсолютно трезва.

— Ага, трезва. Только немного с гипоманией.

Вздохнув, провела пальцами по его щеке, лбу — убирая волосы, очертила нос, губы. Было странным осознавать, что чье-то физическое желание, навязчивое и всеобъемлющее, может относиться ко мне. Странным, возбуждающим и тревожащим.

Мы с ним и так вместе. И секс не в мыслях, уверена, не так прекрасен. Первый и вовсе болезненный.

— Момент неподходящий, — проговорила тихо.

Челюсти Иоданира напряглись, а глаза заледенели. Он отбросил полы халата, оставив меня полуобнаженной, открытой его жадному взгляду, остановившемуся на моей груди.

Ни страха, ни смущения. Я почему-то была расслаблена и одновременно ощущала, как медленно закипает кровь, горяча кожу, собираясь внизу живота приятной тяжестью. И застонала, содрогнувшись от желания и удовольствия, когда его рот, язык и руки начали играть с сосками.

— Я уже очень долго тебя хочу, Артемия, — зашептал потом в мои губы. — Очень долго жду и добиваюсь. Нам будет хорошо вместе. Клянусь.

Страстно, послушно ответила на яростный, жесткий поцелуй. Привычно поверила.

Я действительно испытала удовольствие, свой первый физический оргазм, получила разрядку. Правда член к этому отношения не имел. С ума свели, довели до пика предварительные ласки, прикосновения, первые проникновения, долгие жадные поцелуи, ощущения влажной горячей кожи под ладонями, напрягшихся мышц, обоюдного владения друг другом, полной близости тел, прерывистое дыхание, стоны, чужой экстаз. Даже ноющая боль не помешала понять: физически принадлежать кому-то, отдаваться — наслаждение, которое перерождает тебя.

Позже, смывая в душе разводы крови с бедер, отвлекаясь от тупой и тянущей боли там, я улыбалась, думала: хотела узнать Иоданира Тэппа до конца, расковырять его слабости, получить власть над ним, сделать своим продолжением, тенью, игрушкой — добилась этого. Цена огромна по меркам Дель-Эксина — любовь. Особо не сомневаясь, я заплатила ее. Впрочем, он тоже.

Из-за шума воды и заполонившего разум дара не услышала, как Нир вошел, но остро почувствовала его. Встал рядом, за спиной, под струи, крепко обнял за талию, оставил несколько нежных поцелуев на плечах. Сладостное томление от этой близости и отголоски недавнего удовольствия, вызвали широкую улыбку удовлетворения. Повернувшись к парню, скользнула мокрыми руками по его твердой груди, обвела пальцами тату, а потом, обвив шею, заставила наклонить голову ниже, соединила наши губы.

Забираться назад в постель обнаженной не захотела, поэтому натянула брошенную майку Иоданира, залезла под одеяло. Он присоединился ко мне, заключил в объятия. Некоторое время мы молчали, погрузившись в созерцание новой галактики, которую проецировал голоэкран.

Я чувствовала … покой. Мы оба его чувствовали.

— Ты сказала сегодня интересную вещь, — Тэпп осторожно, неторопливо расправлял мои вьющиеся пряди, путавшиеся в них пальцы иногда небольно дергали волосы. — Что я был прав, смерть действительно иногда тупик. Я не помню, что говорил тебе это.

Хмыкнула, позабавленная такой отличной памятью.

— Еще бы. Ты сказал мне это во сне. Не наяву.

— Тебе снился я, и мы просто разговаривали?

Сосредоточилась, пытаясь припомнить обстоятельства этого сна, но голова тут же затрещала, призывая расслабиться и ни в коем случае не возвращаться к прошлому. Его нет. Главный момент — сейчас.

— А что тебя больше удивляет? — почесала нос о его теплое плечо. — Что ты снился? Или что мы просто разговаривали?

Обхватив мой подбородок, Иоданир заставил заглянуть в его лицо.

— Мия, эти слова вполне мог сказать я реальный.

Застыла, вглядываясь в серые глубокие глаза.

— Это точка Берта, — выдохнула, потрясенная.

Только необратимые последствия ди-эффекта, преодоление показателей Берта способны дать подобные проекции реальности во сне, максимально аутентичные. И сейчас самое разумное — испугаться, оттолкнуть Тэппа и сообщить обо всем своему куратору, кстати, фанату аппликатов (представила, как Лейда, потирая руки, с горящими энтузиазмом глазами спрашивает, здорова ли я, если жалуюсь на столь совершенную связь). Я же, вцепившись парню в шею, спрятала лицо на его груди, словно укрылась от всех бед, нашла свое спасение. Услышала:

— Необязательно. — Утешающе погладил меня по волосам. — Перестань тревожиться еще и об этом. А сон… Сейчас ты его не вспомнишь, я сам хочу его увидеть. И показать тебе свои о тебе.

— Мне кажется, они неприличные. — Скверная попытка пошутить.

Нир тихо рассмеялся.

— Не все. И сегодня повторять их не будем. А потом мы разделим сон на двоих. Никогда так не делал, только видел исследования десятилетней давности. Хочу узнать.

— Меня почему-то беспокоит, что сниму ди-чип, — я поморщилась, пытаясь ухватить какой-то ускользающий образ.

Тэпп погладил меня по голове, помассировал затылок, шепнул в макушку:

— Все будет в порядке, Карамелька. Я проконтролирую. Это новый опыт, я чувствую, он нам обоим понравится.

Открыла разум, отдала тело. Разделить сон, а значит, все ментальные слои и подсознание — следующий логичный шаг. Вполне ожидаемый, верный, вызывающий приятный накат адреналина, но не отторжение. Прежней Артемии Зарянской не останется, ну и слава богам, она была никем.

Когда ди-чип оказался на прикроватной тумбочке, с нетерпением нырнула в горячий поток слияния, пронзивший экстазом, преобразовавший каждую частицу сознания. Бескрайняя вселенная чужих-своих воспоминаний, мыслеобразов, снов, фантазий, надежд, ласкающая и обволакивающая. Терялась в ней, находила себя, уплывая все дальше, дальше…

А потом, очутившись в первоначальной тьме, но не пугающей, а будто родной и понятной, мы с ним начали творить, созидать свое, одно на двоих.

… Проснулась от долгих, чувственных поцелуев в шею. Затемненные окна спальни не давали представления о том, день сейчас или ночь. Сирс показывал, что еще нет пяти утра.

Рука Иоданира скользнула вниз, между моих бедер, ягодицами чувствовала его напряженную вздрогнувшую плоть, сознанием — острое желание, даже настойчивую потребность. Но пока не была готова ко второму разу ни физически, ни морально. Повернувшись на спину, обняла парня за плечи, встретила его жадный рот.

«Еще рано. Мне будет больно», — предупредила, отвечая на поцелуй.

«Хочу тебя, а ты — меня. Мы сейчас едины, поэтому это тоже будет одно на двоих: и боль, и наслаждение. Так даже лучше».

Похоть перехватила дыхание, сладкой мукой скрутила тело, наваждением затмила окружающий мир, нежелание нового вторжения, время, посторонние мысли. Оставила лишь ощущения твердой теплой кожи под моими пальцами, жесткий шелк волос, вкус и напор жгучих требовательных ласк и поцелуев, горячий взгляд светлых глаз, полноту слияния, превращающее простое физическое влечение в вершину эротизма.

Секс во время объединения оказался в тысячи раз острее, возбуждение — ярче и яростнее, а оргазм, приправленный каплей боли, едва не свел обоих с ума. Мои ощущения, желания и ответ проекцией отражались в его, его — в моих. Мы читали, разгадывали и осязали, поглощали друг друга так, как никогда прежде. Вычерпывали друг друга до дна, упивались, захватывали, торжествовали и умирали… Одновременно в физическом и ментальном планах.

Когда все закончилось, я, обессиленная, бурно дышавшая, откинулась на подушки. Повернув голову, наткнулась проясняющимся взглядом на ди-чип, оставленный на тумбочке, и поняла, что ненавижу его.

«Я тоже», — Нир, повернувшись, накрыв меня своим телом, нашел губы, вовлек в новый страстный поцелуй.