Вместе. Синдром Керчепина

Глава 10

Лейда прислала ролик, отвлекая меня от теста по физиологии и анатомии. Нарезка из каких-то релакс-кадров: огоньки свечей, груда ракушек, облизываемая волной, теплый плед и чашка чего-то там с шапкой белоснежной пенки (никогда такого не давали ни в «Пикса три», ни в интернатах), рассыпавшиеся лепестки цветов. Заштампованные образы, от которых едва не стошнило. Набрала ей в сирсе ответ: «Спасибо, очень мило».

— Что это на нее нашло? — пробормотала, скривившись.

— Сообщение от Лейды? — отреагировал Тэпп, тоже отвлекаясь на свой сирс. — Что пишет?

Взглянула в его сосредоточенное лицо, демонстрируемое в окне видеочата.

— Полную хрень. Нир, она знает…

В памяти всплыла разгромленная площадь Трех монументов, тела, широкое лицо блондина перед моим, капли дождя, притягиваемые мной в чужие трахеи, падающие на землю неотмеченные… Тело похолодело и зазудело, захотелось вновь залезть под душ, отмыться.

— Она ничего не может знать. После моего разговора с отцом тогда, все было засекречено. И ты в курсе официальной версии о случившемся с нами, — испытующе посмотрел на меня, вернулся к ленте. — Пересдашь модуль по психологии по жестам-адаптерам. Предупреждал, что у тебя с ними проблемы.

— Пересдам. Теперь пройдет легче, потому что ты их знаешь.

Иоданир усмехнулся.

— И хватит уже смотреть мой табель. У тебя дел других нет? — возмутилась вяло, пытаясь вникнуть в очередное заковыристое задание.

— У меня тренировка, отключусь через четыре минуты. Я потом зайду к тебе. Около девяти.

Соскучился. Так же, как и я.

Снова пиликнул мой сирс. «Артемия, у вас с Иоданиром Тэппом тестовое слияние на предстоящей неделе. Точную дату озвучу позже».

— Мать твою, — выругалась сквозь зубы.

— Что на этот раз Лейде надо? — нахмурился парень. Я перекинула ему сообщение. — Ого. Раньше срока на полмесяца.

— Это плохо?

— Это хорошо. Пройдем первое, через три дня — второе. Потом от нас отстанут. Я добьюсь, чтобы нас контролировали не в «Пикса три». Лейда глубоко залезла в нашу единицу, пора кончать с ее кураторством.

— Нир, я…

Предстоящее объединение для меня — очередная проблема. И то, что оно нечто вроде показательного выступления, — наименьшая заноза в моей заднице…

— Тестовое не будет глубоким. Нас ничто не выдаст, — Смахнув ленту, он засобирался. — Карамелька, мне пора, не напортачь с тестом. Увидимся.

— Да…

Минут через пять, когда отправила выполненный тест в базу, дезактивировала инфопапки и связь с Сетью, ссутулилась, обняла себя руками. Меня потряхивало. Потом, резко встав, отправилась под душ. Нестерпимо хотелось отмыться и подумать.

После тогодня мы еще не сливались. И больше не хотела этого. Осознание иррационального отторжения всегда сопровождалось жгучим, болезненным желанием объединения, практически доводило до истерического смеха.

Слияние — смерть. И оно уже убило меня. До того, как убила я. Как ни копалась в себе, так и не нашла ни жалости к своим жертвам, ни того, что их гибель меня как-то задела. Была задача, я ее выполнила, защищала себя, защищала нас, поступила правильно. Но правильнее было бы умереть, тогда не пришлось бы даже касаться дель-эксинской гадости, неустроенности, этой действительности, вывернутой наизнанку уродливыми внутренностями вверх.

Слияние — жизнь. Без него я глуха, слепа, одинока, пуста, бессильна. Это оружие, которое способно дать свободу и показать путь, его придумали и откатали именно для этого. И мы справимся, выберемся сначала из клетки «Пикса три», потом — из кабалы пресловутого и проклятого долга перед родиной. Вот только… скольких еще нужно убить ради того, чтобы больше никого не убивать и сделать всех довольными, благополучными, превратить реальность во что-то, где захочется жить, а не существовать?

Запрокинула голову, полностью отдалась ощущениям струящегося в крови дара, растворяя свое сознание в водных потоках, смывая окружающее. Последняя ясная мысль: лучше всего — просто отключить мозги, чтобы разрешить противоречие. Нир поможет с этим, отвлечет.

В витархиве было пусто, как и предполагала. Вот когда надо было ходить сюда: сразу же после общей лекции. Даже администратор еще не появился, чтобы навести порядок и вычистить Сеть от подозрительного контента, попавшего в нее за ночь и раннее утро.

На нужную инфопапку наткнулась сразу, ее обновили несколько часов назад.

В Рийске по-прежнему было тревожно: пикеты и демонстрации, неизменно завершавшиеся перестрелкой и убитыми, облавы, поиск и разоблачение заговорщиков. И, словно зараза, буйство радикалов и мятежников поползло в другие города Дель-Эксина. Военное положение ввели в итоге в пяти мейджерах. И это только начало. Повсюду робко, осторожно, с ужасом или воодушевлением звучали слова «переворот», «революция» и «гражданская война».

Нервно кусала губу, пока слушала худого, невзрачного мужчину, раздражавшего своим дребезжащим голосом. Посеревшее, изможденное лицо с мешками под глазами, бегающий взгляд, словно он ищет подсказку у кого-то, оставшегося за кадром ролика, — вид, который внушал желание похлопать спикера по плечу, от души напичкать дурью или успокоительным да дать отдохнуть, чтобы ушлиусталость и выражение загнанности из глаз.

«Движение «За свободу и мир» берет на себя всю ответственность за акцию двадцать восьмого числа. Наши активисты заранее заложили капсулы на площади Трех монументов, около месяца они ждали своего часа. Мы хотели нанести как можно больше вреда, убить множество граждан, не разделяющих наши убеждения. У нас было множество сторонников в департаментах, администрациях, государственных организациях и даже среди правоохранителей и одаренных. Осознавая, к чему приведет их деятельность, они нашли и собрали единомышленников…»

Я закрыла инфопапку с роликом. Не было сил вникать в этот бред, который, судя по комментариям официальных лиц и СМИ, приняли за правду. Вернее, выполнили директиву принять за таковую. «ЗаСиМ» — движение, последователей которого едва хватало на то, чтобы исподтишка делать непатриотические надписи да анонимно размещать блеклые, неаргументированные критические отзывы в Сетях, еле живое и как будто давно уничтоженное, вдруг спохватилось и решило сразу перейти к кровавым расправам и уличным столкновениям. Фантастический сон. Который теперь будет стоить жизни каждому, кого хоть как-то заподозрят в участии или сочувствии «ЗаСиМ». Теперь любого можно прижать, обвинив в этом.

— Привет.

Стряхнув задумчивость, уставилась на Деймоса, стоявшего рядом. Парень придвинул к себе ближайшее кресло, сел. Одобрительно хмыкнул, заглянув в облако, в которое вывела ролик и статьи в СМИ, касавшиеся Дня исхода, как окрестили те события в сетях. О нас с Тэппом, кстати, не было ни слова, все действительно подчистили. В опубликованном официальном рапорте кратко говорилось, что «двум гражданам удалось остаться невредимыми».

Быстро дезактивировала инфопапку. Тяжелым взглядом уставилась на Густова, непринужденно мне улыбавшегося. Была в замешательстве.

С одной стороны, мне не хватало его… Пожалуй, он единственный человек, родственный мне по духу. Единственный, с кем мы действительно в одной лодке, что называется, равны. Единственный, кто смог бы разделить со мной страхи и опасения…Просто разделить. Не нужно их замазывать, задвигать на задворки моего разума препаратами или воздействием, другими эмоциями, страстью. Единственный, способный понять, что на самом деле я монстр… И поддеть в ответ, что на зависть отборный.

С другой стороны… Нет, не желала его видеть. Он подвел меня, подвел нас с Ниром. И простить это невозможно. Он нашел меня, зная, что здесь не будет свидетелей нашей встречи, намерен поговорить о чем-то. И все это — очередной шаг в его собственной игре, поддерживать которую больше не хочу и не могу.

— Зарянская, ты на редкость недружелюбна сегодня. Что такое? Дурно спалось? Немудрено после таких героических подвигов. Выжить в кровавой заварушке не каждый способен. О числе навек успокоенных вами предателей, конечно же, не скажешь?

Промолчала, глядя в глубину темных глаз Густова. Не видела в них теплоты, которой всегда сопровождались подобного рода издевки. Напряглась.

— Ты же в курсе, что вы с Ниром самые обсуждаемые персоны в чатах уны? Вашими изображениями, рейтингами, табелями успеваемости, цитатами и прочей чепухой забито все кругом. Все восхищаются, заявляют, что вы крутые, раз остались целы, и вспоминают даже такую хрень, как случайно столкнулись с кем-то из вас на выходе из туалета. Ужас, правда?

— Я не захожу в чаты уны, — скривилась, невольно оценив масштаб развернувшегося в «Пикса три» сумасшествия.

— Не сомневался, — засмеялся Деймос. — У тебя и раньше была надежная демаркационная линия с толпой. Сейчас и подавно все заблокировано. Кстати, Нир тоже никогда не мог терпеть чаты уны, а всех причастных называл ассенизаторами. Для контакта с простыми смертными у него были отдельные люди.

— Что ты хочешь? — грубо оборвала я. Последняя фраза болезненно напомнила, что группа М-135 распалась, лишившись своего центра. Стараниями Элдора Густова.

— Просто поболтать, Мия. Почему нет? Потому что ему это не нравится?

— Нет. Потому что мне это не нравится.

— Ты уверена, что тебе не нравится? Твои ли это чувства и выводы, Артемия?

— Мои, разумеется.

— А если нет?

Он начал меня не просто раздражать, а уже бесить. Кожу и сознание защекотала пробудившаяся сила, готовая на время и даже навеки заткнуть этот рот. Отвернувшись, закрыла глаза ладонью, процедила:

— Деймос, давай ты просто уйдешь, а я как можно быстрее сотру из памяти эту встречу и разговор.

Он вздохнул, умолк. Но ненадолго.

— Я смотрю на тебя, Зарянская, и думаю: он сделал это с тобой. Сломал, подстроил под себя, настроил на себя. Вопрос — хотел ли. Вероятно, не желал. Даже уверен, что не желал. Просто очень силен. Он портит все, к чему прикасается. Вольно и невольно. Это начинает разрушаться, преобразовываться во что-то угодное ему, подконтрольное ему. И ведь это не пунктик, дорогая моя подруга, он просто не может иначе жить и действовать. Он урод и чудовище, и требовать, чтобы он подчинялся законам страны и вообще человеческим, нельзя.

Я зло прищурилась, пытливо взглянув на парня. Что за околесицу он несет? Означает ли она, что Деймос по-прежнему не успокоился? Его кампания против Иоданира — кампания в том числе и против меня. Да и против самого себя тоже.

— Мать твою, — выругалась я, запустила руки в волосы, испортив пучок. — Я не желаю слышать эту хрень. Просто уйди!

Густов мрачно улыбнулся.

— Понимаю. Но не могу иначе. Я должен отдать тебе это. — Он испытующе взглянул мне в лицо, заставив похолодеть от предчувствия. — Ты должна знать, Мия. Обязана. И не используй для прослушивания ни свой планшет, ни сирс. Иначе он узнает, а ты пожалеешь.

Ослабив браслет сирса, Деймос достал из-под него микроноситель. С удивлением оглядела крошечный оранжевый треугольник с округленными краями. Кажется, уже лет пять-семь их не видела, с тех пор, как информацию стали передавать и загружать через внутренние и внешние Сети…

Густов протянул мне носитель. Взгляд и лицо ожесточились, когда понял, что забирать его не собираюсь.

— Здесь то, что касается тебя. Аудиофайл старого образца. Просто прослушай. Ты должна прослушать.

— А если я возьму и избавлюсь от него? — спросила, забрав носитель дрогнувшей рукой. Зажала между пальцев так, словно намерена сломать.

— Твое право, — Деймос пристально смотрел на меня. Взгляд, острый, безжалостный, все же смягчился. — Но я кое-что добавлю. Одно имя, которое заставит тебя прослушать.

— Какое?

— Вирона Вурк.

Я сглотнула. Смешавшись, сунула носитель под браслет своего сирса.

Густов, кивнув, быстро поднялся. Замер, глядя на меня с непонятной тоской.

— Мне жаль, Мия. Когда Нир будет уничтожен, с ним вместе пострадаешь и ты. Его мне не жаль, тебя — да.

— Тогда остановись! — выпалила я, стиснув руки в кулаки, прожигая Деймоса взглядом.

— Слишком поздно. Но я попытаюсь смягчить для тебя удар.

… Вернувшись после сдачи проекта, первым делом полезла в Сеть «Пикса три». Нужно было узнать, что с этой дрянью Вурк. С ней мы не виделись с того дня, как отдала ей свой долг. Даже не стала проверять, выполнил ли Тэпп мою просьбу. Очевидно, что выполнил.

Досье Вироны не обнаружила среди других, объединенных в группу В-11. Его удалось найти, лишь запустив поиск. Папка оказалась в архивных данных. В строке «Статус в уне» стояло слово «выбыла».

Что значит выбыла? Не исключена, не переведена… Звучит так, словно она ушла по собственному желанию. В никуда, лишившись всех привилегий и перспектив. И это Вирона Вурк, которая предпочла бы умереть, но не отказаться от амбиций и целей.

Носитель под браслетом пек кожу, намекая, что в нем, возможно, содержится ответ на мои вопросы, но не хотелось идти на поводу у Деймоса. Да, он встревожил меня, но некоторую информацию могу получить сама. Головастик рассказал бы…

Я переоделась в тренировочную форму, намереваясь сделать нашу встречу «случайной», и отправилась в корпус водников, где в это время у групп всегда проходили практические занятия.

Все мои бывшие одногруппники находились в зале 17-1. Сквозь прозрачные секции стен могла наблюдать за студентами. Практикум, совместный с воздушниками. Любовалась создаваемым снежным бураном, привычно подмечая ошибки при вливании силы и слабые места в акваобъекте.

Нет, я не скучала по общей работе, по чувству близости дара других водников. Лишь было жаль себя ту, которая когда-то (несколько месяцев назад, а кажется — целую вечность) тоже занималась в этом зале. Она просто жила тем, чтобы закрепиться в группе, в «Пикса три», и думала, как лучше это сделать, боролась и прикладывала усилия, не подозревая, что самое жуткое ждет впереди.

Теперь от той Мии Зарянской ничего не осталось. Метаморфоза завершилась. Теперь есть я, успевшая влюбиться, стать убийцей, прокачав дар до крайней и опасной степени, потерять и обрести себя в ди-эффекте, а в придачу найти смысл жизни, удовольствие и боль в роли аппликата.

Они вышли, дружно посмеиваясь над чем-то, кажется, над шуткой русоволосой по-мужски плечистой девицы-аэро. Завидев меня, равнодушно мазнули взглядом, лишь Мореслав холодно кивнул, словно нехотя узнав, да Головастик широко, по-дружески улыбнулся, округлив в удивлении глаза. Поманила его к себе.

— Проведать пришла? — спросил, приблизившись. Смеясь, добавил:

— Заскучала там, наверное, со своими менталистами. Они реально если не жуткие, то странные ребята.

Улыбаясь, покачала головой.

— Нет. У меня есть разговор… Вернее, вопрос.

— Какой?

Головастик махнул в сторону рекреации, предлагая пообщаться там. Мы сели на парапет у лестничной площадки. Заглянув в по-детски круглое, добродушное лицо парня, я прямо спросила:

— Что случилось с Вироной?

Головастик мигом потускнел, глаза перестали улыбаться, рот мрачно сжался. Впервые видела его таким подавленным, как будто случилась какая-то трагедия.

— Думал, ты в курсе, — выдавил он, потерев переносицу.

Я затеребила пальцами край рукава куртки, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Потянуло встать и уйти, не пытаться ничего выпытывать про Вирону. Но осталась.

— Была немного занята.

И ведь не солгала. Ментальный поединок, разбирательство, проверка, затем тот злосчастный день — у меня хватало забот.

— Ясно, — выдохнул Головастик. Потер шею с потерянным видом, помолчал, вероятно, раздумывая, как лучше мне что-то сказать.

— Понимаешь, — он облизал губы, — это странная история. Где-то неделю назад началось… Вирона просто не могла находиться в вирте…

Я ошеломленно смотрела на растерянного парня, подбирающего слова, будто путающегося в них, выуживая на свет бредовую суть.

— Каждый раз заходит — и все. У нее то истерика, то приступ паники. Лорин лично присутствовал на занятиях, чтобы контролировать… Но ее хватало максимум на две минуты. Потом она орала, что задыхается и просто вылетала. Ее медики проверяли, ничего не нашли. И еще психолог беседовал, сказал, что она не сошла с ума, адекватная и в порядке, за исключением повышенной тревожности. Но это у всех студентов уны так…

— Я не понимаю… — Прошептала, вцепившись в край парапета.

Вирт — самое безопасное место. Некоторые, бывало, так подсаживались на него, что ненавидели реальность и занятия на полигонах. Как можно бояться его?

— И никто не понимает, Мия, — Головастик как-то яростно кивнул. — Никто! Это же Вирона Вурк. Ты знаешь, что ее отец был одним из создателей учебного вирта?

— Нет…

— Она, можно сказать, родилась там! И знает о нем больше, чем мы с тобой да и все студенты «Пикса три» вместе взятые. У нее зашкаливало число часов, проведенных в вирте.

— Как она выбыла? — сглотнув, я одернула парня, пока он не увел разговор в ненужные дали.

— После комиссии. Собрали Лорина, мужиков из администрации, психолога, медика, загнали Вурк в вирт, оглохли от криков и постановили, мол, не может являться студенткой, так как программа обучения включает обязательные часы в вирте, а девушка не в силах в нем находиться. Пока она в корпусе «Туман». Через полгода ее вновь проверят. И восстановят, если она пройдет тест.

Позднее, пытаясь уложить в голове полученную информацию, поняла, что больше всего зацепило в шокирующей истории студентки Вурк. Ее абсурдность. Ирония судьбы. Вирона действительно обожала вирт, попадалась на том, что взламывала его, потребовала вернуть долг, когда была раскрыта, могла вновь беспрепятственно получать очки за испытания и дуэли, мастерски заметая следы, но закончила позорными приступами паники и неадекватным поведением.

Словно некие высшие силы покарали ее за наглость и самонадеянность… Только вот высших сил нет. А месть есть. И вполне в человеческом духе. И даже я не могла бы придумать что-то лучше, достойнее, изощреннее.

В комнате, забросив блок по современной международной политике, я ослабила браслет сирса, достала оранжевый треугольник микроносителя. Деймос дал понять, что решение загадки Вироны Вурк найду, прослушав файл, хранящийся на нем… Очень хотелось уничтожить этот кусок полифекта в моих пальцах как крайне опасную вещь, которая принесет разрушения и беды. Но лишь частью сознания. Другая часть настойчиво тянула в виртархив, где можно без свидетелей и особых следов открыть носитель. И услышать все, отбросив страх и дурные предчувствия.

Но я упрямо вернулась к блоку. А когда дошла до его конца, мне больше нечем было прикрыться, никак нельзя оттянуть момент.

Рабочее место старого формата в виртархиве нашла не сразу. Сохранилось только одно, прямо за игровой и релакс-зонами. Кресло неприятно скрипнуло, когда опустилась в него. И наушники следовало бы заменить, но сейчас такое оборудование признано древним, возможно, уже не выпускается, в ходу — специальные ушные чипы. Вспомнив, как пользоваться этой старой моделью, надела и активировала. Достала из-под браслета носитель, мгновение в замешательстве смотрела на него, затем, решившись, поместила в гнездо.

Это была запись разговора, начавшаяся резко, с полуфразы. Видимо, часть владелец обрезал, оставив самое важное. Узнала голоса Лейды Чен и Лита Идена. Раздраженные, злые.

— … Это вопиющее нарушение правил. Пока идет разбирательство, вы не имели право назначать тестовое слияние, — выплюнул Идена.

— Разбирательство приостановлено, согласно административному приказу. Я не вижу препятствий к тому, чтобы отступить от плана подготовки моей подопечной. — Впервые слышала резкие и неприязненные ноты в голосе керы Чен, обычно дружелюбной и до слащавости сдержанной.

— Старое разбирательство, да, приостановлено. Но точка еще не поставлена, Лейда! Собрана новая комиссия из независимых экспертов и должностных лиц. Они подробно разберут все действия, распоряжения и успехи Иоданира Тэппа. Основания для этого никуда не исчезли и не исчезнут.

— Как и Элдор Густов, — язвительно поддела женщина. — Вы хотите выстроить обвинение на свидетельстве обиженного парня, лишившегося сначала партнера, потом перспектив, а потом возможности отбить девушку.

Кер Идена зло рассмеялся.

— Мне интересно, кера Чен, сколько вам платит семейка Тэпп?

— Считаю эту фразу оскорблением, Идена, — холодно и жестко предупредила ди-психолог. — Еще одно слово, и я составлю рапорт.

— И тогда я предъявлю доказательства, — умолк, а затем добавил ехидно:

— Да, согласен, формулировка была неверной. Они вас не за деньги купили, а за возможность возглавить исследовательский центр аппликатов. Первый в Дель-Эксине. Крайне заманчиво. И мне это известно. Если понадобится я смогу подтвердить свои слова.

— Так вперед! — прошипела взбешенная Лейда. — Я вас не держу.

— Вы — нет! Меня здесь держит справедливость. Которая, по идее, вас должна останавливать. Вы отвечаете за эту девочку, и вы же осознанно ее покалечили, отдав в лапы Тэппа и не защитив. Так исправьте это!

— Что вы несете?

— То есть у вас нет копии заключения господина Даменцкого? Сделанного после ваших же тестирований и исследования ментальных слоев Артемии Зарянской.

— Есть. И я считаю данное заключение надуманным.

— У девочки отклонения почти по всем параметрам эмоциональной сферы. И они указывают на синдром Керчепина. Ей просто внушили какие-то чувства! И вы считаете это надуманным?

— Вывод Даменцкого ничем не обоснован. Я куратор Артемии. И как куратор заявляю…

Идена яростно перебил собеседницу:

— А я куратор Иоданира! И как его куратор заявляю, что он на это способен. Это его рук дело!

Повисло напряженное молчание.

— Послушайте, Лейда, — более спокойно произнес Идена. — Я не хочу войны с вами, но она будет, если вы не перестанете отрицать очевидное: с Иоданиром Тэппом что-то не так. Ко мне попали и протоколы ваших бесед с Зарянской, когда она говорила о нездоровой атмосфере в его группе, есть показания Элдора Густова, в том числе и о том, что Тэпп и Зарянская прошли слияние. А еще можно получить свидетельства от других студентов, если пристально изучить некоторые странные происшествия в «Пикса три». К примеру, последнее. Я о Вироне Вурк.

— Студентка выгорела. Была в числе лучших, занималась с нарушением режима, почти не спала, принимала стимуляторы. Неудивительно, что все закончилось нервным срывом, — ледяным тоном отчеканила Лейда.

— А вы в курсе, что нервный срыв у девушки случился после разговора с Иоданиром Тэппом? Буквально через полчаса, как только она вошла в вирт.

— Кер Идена, вы себя слышите? Вы признаете простую беседу учащихся опасной?

— Да. Если речь идет о личном счете и Тэппе.

— Иоданир и Вирона никак не связаны.

— Связаны через Артемию. Которая однажды потеряла все очки в дуэли из-за студентки Вурк. Вы не замечаете причину и следствие?

— Нет.

— А я — да.

— Чушь, Идена! Полная чушь! Да, Иоданир одержим и крайне мстителен, но чтобы провернуть такое внушение, Вурк должна была снять ди-чип.

— Поэтому я и предлагаю разобраться в этом происшествии! А не отмахиваться от него как от незначительного ЧП. Вирона Вурк — звено в целой цепи нехороших случайностей. А в ней, позвольте заметить, такие серьезные нарушения как ментальный поединок и манипулирование членами группы, другими студентами, превышение обязанностей лидера, угрозы и шантаж. Что касается Артемии Зарянской, то на ней многое сходится. Девушка может и должна дать ответы на массу вопросов о Тэппе. И я считаю, что вы обязаны уведомить ее об обнаруженном синдроме Керчепина и предложить терапию. Причем немедленно, пока синдром не распространился и на волевую сферу.

— С моей подопечной я разберусь сама, — грубо оборвала кера Чен, цедя слова сквозь зубы. — В ваших указаниях не нуждаюсь. А вы лучше держитесь от нее подальше и займитесь вашим студентом. И если готовите против него столь серьезные обвинения, то хотя бы ознакомьте.

— К сожалению, Иоданир Тэпп больше не мой подопечный, с сегодняшнего дня я за него не отвечаю. Он крайне вовремя получил звание и ушел под командование ВВР. Тут у меня связаны руки.

— Тогда берегите единственного вашего ценного свидетеля, Элдора Густова.

— Артемия тоже может заговорить. И заговорит, когда…

Аудиофайл оборвался, программа вывела меню, спрашивая, хочу ли я вновь проиграть запись. Закрыв ее, автоматически почистила память, удалив последнее действие, сняла наушники, вытащила из гнезда носитель, уставилась на него невидящим взглядом. А потом, зажав между пальцами, скривившись, сломала.

Все как в толще воды, как в бредовых видениях, которые посещали меня, когда только поступила в «Пикса три» и из шкуры вон лезла, чтобы не оказаться на улице: спала урывками, сидела на «волшебных конфетках»… Я где-то блуждала, кажется, несколько раз обошла все корпуса уны, стояла в переходе В, дрожа, обнимая себя руками, пытаясь согреться, словно бы попала на холод, осматривала голую, сухую и потрескавшуюся серую землю, тонкие ветви-кости деревьев, которые и не думали пробуждаться, обрастать плотью листвы, сидела на банкетке в корпусе 1-А и до слез смеялась над демонстрируемыми на плоском экране голограммами интервью с фальшиво улыбающимися студентами и лицемерными преподавателями «Пикса три».

Ненавижу ложь, а когда ее рядят в блестящие дорогие одежды блага и истины во всех оттенках пропаганды, хохотать хочется еще сильнее.

А потом нашла себя забившейся в угол за умывальниками в санблоке у рекреации «Тетра». Глаза жгло от слез, ломило виски, тошнило, звякал и вибрировал сирс, требуя моего внимания. А еще хотелось курить. Хотелось до предела заполнить легкие дымом с дурью, а кровь — «волшебными конфетками», чтобы разом отпустило, чтобы все ушло. Все.

Но в каморку Деймоса не сунусь, поскольку велик риск наткнуться на него, а сейчас мне вообще лучше не встречаться с людьми. Ни с какими: ни с преподавателями, ни со студентами, ни с врагами, ни с любимыми…

«Волшебных конфеток» в моей комнате давно нет, а нужные контакты из сирса, разумеется, пропали, благодаря… кое-кому.

Поэтому нужно справляться самой. И я справлюсь. Должна справиться.

Ослабевшие ноги и руки дрожали, внутри старалась удержать что-то жуткое, ледяное, омерзительное. Ненависть? Панику? Отторжение? Оно росло и поднималось, мешалось с желчью и в конце концов, добравшись до унитаза, я опорожнила желудок. Еще и еще. Меня выворачивало до сильнейшей боли и потемнения в глазах, головокружения.

Сирс все никак не мог угомониться. Поднявшись по стенке, доковыляла до умывальников, ополоснула рот, лицо и лоб холодной водой и, вновь забившись в угол, посмотрела на проклятый экран.

«Как прошла сдача проекта? А я тут застрял на тренировке с малышней. Дико бесят слабым даром, кстати», «Давай в пять встретимся в рекреации «Экси», покажу тебе кое-что, поболтаем. Потом можно в вирт», «Мия, ты где? Чем занята?», «Почему не отвечаешь на сообщения?», «Артемия, где ты?», «Ты где? Лейда сказала, что у тебя время самоподготовки. Тогда почему ты молчишь?», «Где же ты, мать твою? Мне не нравятся данные с твоего сирса, ты нездорова», «Я освобожусь через час и найду тебя. Твое молчание меня убивает».

Последнее он прислал пятьдесят три минуты назад. И мне придется ответить на это сообщение, иначе будет лишь хуже.

Пока набирала текст, меня вновь затошнило.

«Прости, я уснула, не слышала ни планшета, ни сирса. Все нормально, просто действительно неважно себя чувствую. Не заходи сегодня. Давай завтра увидимся».

Отправила и вновь поспешила вывернуть внутренности в зев унитаза. Потом, когда второй раз умылась, с минуту разглядывала свое отражение в зеркале.

Испуганная, жалкая, бледная, с ввалившимися темными беспомощными глазами и потрескавшимися бескровными губами. Ко лбу прилипли мокрые вьющиеся прядки.

Ну здравствуй, незнакомка. Где ты, настоящая? Стоишь ли того, чтобы бороться за тебя? Кажется, нет. А что скажешь по поводу синдрома Керчепина? Что зря они дали имя героя негеройской ментальной хвори? А ты знаешь, какие эмоции не твои, а внушенные? Конечно, знаешь. Только одно чувство для тебя новое и приоритетное, только одно дурманит и затмевает все, только к одному пришлось привыкать, словно к захватчику…

Пиликнул сирс, отвлекая от отражения. «Что случилось? Расскажи подробно!»

Нет, без подробностей.

«Возможно, съела что-то не то. Желудок расшалился. Тошнит».

«Сходи в медблок. Или, если не в силах, давай я сам пошлю к тебе человека».

Медблок… Наверное, единственное место в уне, где меня никто не достанет. Включая и Иоданира Тэппа.

«Я сама схожу».

«Дождись меня. Я тебя отведу».

«Нет. Не буду ждать, уже выхожу».

«Обязательно напиши, что с тобой и что тебе дали».

Не стала отвечать, поторопилась покинуть санблок.

К медику отправилась сразу же. Белые стены, кисловато-сухой и прохладный воздух, синеватые отблески обеззараживателей у пола и потолка подействовали отрезвляюще и успокаивающе.

Я действительно больна. И пришла сюда за помощью. Вот только здесь меня максимум напичкают успокоительным, но не решат проблему. А я не растеряюсь и попрошу двойную дозу. Чтобы разобраться во всем этом дерьме и понять, где кончаюсь и начинаюсь, нужен длительный перерыв от самой себя.

В конце концов, к Лейде со своими требованиями и претензиями можно и завтра явиться. Она никуда не денется. Идена с его расследованием о Вироне Вурк — тем более.

Это был второй мой визит в медблок «Пикса три». Он прошел более нервно, чем первый, когда меня осмотрели, взяли анализы, быстро заполнили карту, вкололи гормональный коктейльчик, гарантирующий администрации, что в ближайшие восемь месяцев студентка Зарянская не окажется беременной, и отпустили. Сегодня же медик хмурилась, тихо (но я все равно услышала) выругалась нецензурно, когда не нашла в моей крови ни следа запрещенных веществ, качала головой.

— Такая реакция возможна на стресс, — проговорила она недовольно. — Не выходи в вирт неделю. Нам не нужно проблем еще с одной…

Женщина не договорила, оборвав саму себя.

Ясно. Зарянская осчастливила содержимым желудка унитаз и полный ноль с синдромом Керчепина, а не человек, но проблемы не у нее, а у медика, которая, видимо, получила выговор за отбывшую в корпус «Туман» Вирону.

— Выпей вот это.

Передо мной поставили стакан с водой, в которой юная и боязливая помощница растворила какой-то желтоватый порошок.

— Все пей. Обезвоживание — штука опасная. Ты как аква прекрасно это и сама знаешь.

Чужое раздражение сегодня не вызывало ответного, больше забавляло. Хотелось расхохотаться. Желательно истерически и до слез.

Я послушно опустошила стакан. Подождала, пока медик закончит тщательно инспектировать состав моей крови, едва не сунув заостренный и выдающийся нос в облако данных.

— В целом организм в норме. Есть некоторые отклонения, которые указывают на перенапряжение. — Кажется, я женщине угодила результатами. По крайней мере, она немного подобрела.

— Тебе самой что нужно? — испытующе посмотрела на меня.

— Отключиться, — хрипло выдала я. — У меня трудности со сном.

— Что ж. Останешься сегодня у нас. Никаких планшетов, модулей и прочей учебы. Сделаем инъекцию снотворного и успокоительного. Не тошнит больше?

… Написала ему позднее, чтобы перестал наконец дергать: «Со мной все хорошо. Мне помогли. Останусь на ночь в медблоке. Скоро усну. Мне вкололи успокоительное». И перевела сирс в беззвучный режим, сняла, сунула его в ящик тумбы у кровати.

Ощутила, как под действием препарата начали расслабляться мышцы. Уходило то неопределимое нечто, что грызло, разрушало и напирало изнутри, грозя свести с ума. Возвращалась ясность мысли, сдобренная солидной порцией равнодушия и уверенности, что ничего страшного не случилось, а завтра все уже будет хорошо, будет другой день и другая Артемия Зарянская.

Синдром Керчепина. Он ведь не возникает просто так, из пустоты, как цель или идея, которые менталисты третьего уровня легко вгоняют в незащищенное сознание противников или же союзников. Синдром — удел тех, у кого желание побеждает разум, а «хочется» выше, чем «есть». Кто согласен быть обманутым и с радостью встречает иллюзии, потому что они ему очень и очень нужны. Как вода, как воздух. Организм человека ведь сам их не вырабатывает, а получает извне. И умирает, не получив.

И, наверное, он действительно ни в чем не виноват. Вот и Деймос допустил, что Тэпп не хотел этого, все вышло само собой. И никак не могло быть проконтролировано ни мной, ни им. Я сама пожелала влюбиться. Сама выстроила тот мост, который сделал возможным зарождение и развитие этого ментального инородца. Семена дали всходы, а я радушно и нетерпеливо их поливала, чувствуя себя прекрасной, полноценной, согревшейся, отмщенной.

Пожелала и получила. Теперь нужно понять, что делать с этим чувством: вырезать или присвоить?

Я закрыла глаза, с облегчением погружаясь в небытие, подобное смерти.