Вместе. Синдром Керчепина

Глава 6

Сумбур в голове, сумбур в эмоциях. Хотелось реветь, рвать и метать. Словно из перекрытых ранее кранов мощным напором хлынул поток воды. Как только вошла в каморку на техническом этаже, полились слезы. Почему-то не могла их удержать, не могла остановиться, и это приводило в ужас.

Всхлипывая, утирая ладонями щеки, я нашла пакет со стиксом и смесью, дрожащими руками закурила.

Он был не прав. Трип-113 не про то, как дорого обходится доверие, а о том, что его больше нет. Близость и открытость признаны опасными, связи строятся на выгоде, сохранении социального статуса, роли или же сексе, страсти, они прочны лишь при возможности ментального контроля. Неверно надеяться и искать что-то другое, но чертовски приятно противостоять этому.

Но противостою ли? Не желая вписываться в окружающую среду, я, возможно, увлеклась мимикрированием и больше не та, кем была.

Вурк сказала: мы с ней одинаковы, внутри нас высокопрочный сплав и сверхкрепкий лед. Я бессердечна и расчетлива, такая же, как все… Нет, не может быть.

И Деймос… Во что-то его втянула. В ответ он во что-то безжалостно втянул меня. Он хороший парень, из которого так хотелось сделать союзника…

Несколько затяжек, и я успокоилась, дрожь унялась, хотя слезы все еще продолжали литься, а внутри пекли, раскручиваясь, тоска и безысходность, от которых хотелось выть и орать. Лейда как-то говорила, что слишком контролирую себя, не расслабляюсь, поэтому срыв неминуем. Она дала мне указания, как в этом случае действовать.

Дыхание и счет. Пятьдесят вдохов и столько же выдохов. Кисти рук переплести, пятьдесят раз надавить на точку между большим и указательным пальцем. Мысленно проговорить то, в чем всегда была и буду уверена.

Я, Артемия Зарянская, дочь проклятой даром матери и неизвестного отца. Я не пустое место и не пешка, я управляю своей судьбой. И я… хороший человек, у меня есть сердце, и я испытываю чувства, настоящие, неподдельные, не предписанные регламентом.

Помогло ли это или, может, десятая часть дури (по словам Деймоса) в смеси, но меня в конце концов отпустило. В голове и душе стало легче. Поймала себя на том, что беззаботно, бездумно улыбаюсь, глядя на оранжевое в красных всполохах небо.

Закат. Когда-нибудь, когда буду свободна, отправлюсь туда, где можно беспрепятственно за ним наблюдать. А пока… У Тэппа в списке видела ролик «Закат, на крыше «Бельветты», это самое высокое здание в Рийске. Наверное, красиво… Нужно посмотреть.

Почти бесшумно открылась дверь.

— Ну привет, нечаянная гостья, — ехидно проговорил вошедший Деймос.

Через мгновение он опустился на пол рядом со мной, выдернул из ослабевших пальцев стикс, сделал затяжку, вгляделся в мое лицо.

Впервые за несколько дней заметила, что он в отличном настроении, холодная темнота и отчужденность ушли из глаз, парень больше не настораживал тщательно спрятанной агрессией.

— У тебя глаза красные и мокрые. Ревела, что ли? — доброжелательно поинтересовался, выпустив в сторону дым.

— Правила это не запрещают, — пожала плечами я.

Пожалуй, впервые не увидела ничего дурного в проявлении слабости. Кроме того, была уверена, что Густов поймет как никто другой. Ведь он тоже в некотором роде жертва…

— Нир?

Я догадалась, что он спрашивает о причине недавней истерики.

— Нет. Бывшая одногруппница.

— Эта рыжая? Как там ее… Вирона, кажется.

— Именно.

Мы умолкли. Оба глядели в окно, на небо, ставшее уже песочным. Деймос курил, погрузившись в собственные мысли. Видимо, невеселые — на его губах застыла жесткая ухмылка.

Вздохнув, я стянула заколку, распустив волосы, помассировала виски, голову. Мерзкий, тяжелый день. К концу он не скоро подойдет: еще предстоит разобраться с сирсом и подготовить два блока по социологическому проектированию (терпеть его не могу) и один по новой истории (здесь проще).

— И что она тебе сделала? Была же с нами сегодня, не должна была нагадить, — спросил Деймос, дезактивируя стикс.

— Гм… Сказала правду? — вопросительно произнесла я.

— А за такое в лучшем случае убивают, — кивнул с серьезным видом Деймос.

— Я не знаю. Я… Понимаешь, она задела за живое, будто вывернула наизнанку. И теперь вся эта хрень бурлит внутри. Очень муторно на душе. Еще и трип, в который меня Тэпп загнал, он доказал, как же на самом деле все убого и мерзко.

Я нервно кусала губы, чесала голову. Густов молча слушал, взгляд был задумчивый, застывший, сжатый рот изогнулся в презрительной полуулыбке. Именно это выражение отрешенности и злой иронии подстегнуло продолжить и выложить парню целиком всю эту историю.

Когда я закончила, Деймос еще долго хранил молчание, напряженно обдумывая сказанное.

— Ты не пробовала зайти с другой стороны? — в итоге спросил он.

— Ты о чем?

Заполнив стикс новой порцией смеси, он активировал его и протянул мне:

— Держи, у тебя сегодня непростой денек. Тебе это нужно. Я о том, что твоя Вирона очень вовремя все это высказала.

Я затянулась, чувствуя, что все же зря второй раз закурила: голова закружилась, цвета, звуки и запахи стали резче и словно обрели материальность.

— С такой стороны я не смотрела, — медленно проговорила и вернула стикс Густову.

— Смотри, она сразу выполнила несколько задач. Во-первых, заставила тебя опустить оружие и не стрелять в нее, во-вторых, нашла нужный рычаг и манипулировала тобой от и до. Очень и очень неплохо для нементалистки, которой в дуэле было не положено оружие. Далеко девчонка пойдет, уверен.

Долго переваривала слова парня, а тот молча курил, глядя в окно.

— То есть я не испортилась. Я не такая, как все, я другая? — спросила с такой детской надеждой, что расхохоталась сама над собой.

Деймос присоединился ко мне.

— Ну конечно, ты другая, Мия, — придвинувшись, он приобнял меня за плечо, заглянул в глаза. — Хотя бы потому, что задаешься этим вопросом.

— А ты умеешь утешать, — констатировала с восхищением, глядя в черные с золотыми крапинками насмешливые глаза.

— При ближайшем рассмотрении, Зарянская, я идеал, — с деланным самодовольством заявил он и, заправив мне за ухо локон, потянулся к губам.

Я оцепенела:

— Ты меня сейчас что, обольстить пытаешься? — спросила, пораженная.

— А шансы есть? — прошептал.

Мне хватило двух секунд, чтобы оценить, есть или нет. От касаний и взглядов только одного человека меня пробирало до мурашек, адреналина и жара. Элдор Густов им не был.

— Ни единого.

— Ну ладно тогда, — с усмешкой он тут же отпустил меня, сел ровно, продолжил нарочито весело, с убийственной вескостью:

— Проверял просто. Он тебя давно застолбил для себя. Вступил во владение сразу же, как только заметил. Шансов не было даже у тебя, про других вообще молчу. Если менталист на чем-то мешается, это страшно и серьезно. Лечится только ликвидацией. Вот уж для кого ты по-настоящему особенная, Артемия. Исключительная. Вся: голос, облик, запах, дерзость, слабость. Его светлая, сладкая девочка. Карамелька.

Деймос заметил, что я вздрогнула, услышав это прозвище, хмыкнул довольно.

— Он же так тебя называет? Узнал это и не только в последнее слияние с ним для тестирования. Он не контролирует почти ничего, что связано с тобой, вытащить было легко. И кстати, Лейда Чен подтвердила, что ей сказали подтвердить: я больше не нужен и не подхожу.

Я наконец вспомнила, что нужно дышать. И дар речи вернулся, слава богу.

— Зачем? На кой хер, Густов, ты все это на меня вывалил?

Смущение, замешанное на ярости и сдобренное безрассудством, которое впрыскивает в кровь дурь, поднялись ураганным огненным вихрем. Я почувствовала, что инстинктивно начинаю концентрировать силу, собираясь убить, и немедленно приказала себе расслабиться.

— Потому что, Мия, ты тупик и выход, — он пожал плечами и, вновь дезактивировав стикс, убрал его в пакет, отложил подальше.

Я выругалась, хлопнув по колену.

— Нормально поясни. Я без переводчика с менталисткого.

Деймос пристально посмотрел мне в лицо, взгляд ожесточился.

— Не ты ли сама этого хотела, а? Использовать меня, чтобы достать его. Вдохновляла меня, все прыгала вокруг, пытаясь внушить, что мы с ним равны, что я вполне могу занять особенное место в команде, типа стать ее голосом. Ну так я внял, услышал тебя, принял приглашение использовать тебя тоже.

Я, чувствуя себя беспомощной и обозленной идиоткой, тряхнула головой.

— Деймос, не надо. Нир не допустит. Я ошиблась. И ты сейчас ошибаешься.

Я впервые просила, ощущала, что вот-вот расплачусь. Тревога и сожаление о том, что затеяла, не приняв во внимание все условия задачи, жалили и горчили. Элдор Густов стал почти как… друг, которого никогда у меня не было. И не будет.

Он вдруг уверенно и торжественно улыбнулся:

— У меня есть план. И у него много шансов быть исполненным. Тебе в нем тоже отведено место.

— Нет. Не надо, — я покачала головой. — Я не хочу.

— Разумеется, не хочешь. Больно не будет, Карамелька, не переживай. Больно и плохо, возможно, даже до смерти, будет только одному из нас двоих, — закончил Деймос жестко.

— Перестань! Просто прекрати это! — выкрикнула я, зажав уши руками, мотая головой, из глаз снова хлынули слезы.

Да что ж сегодня за день такой!

Густов прекратил мою истерику, просто всучив пак с водой и снова по-дружески приобняв.

— Все, не реви, Зарянская. Это явно усталость и дурь в тебе говорят. Я остановлюсь, успокойся только. Остановлюсь обязательно. Ну все, все…

Он трепал меня по плечу, гладил по волосам, будто маленького ребенка. Я, сделав несколько глотков, наконец, начала успокаиваться, веря каждому слову, а потом пискнул мой сирс.

«Ты где? Приходи ко мне, отдам тебе новый сирс, настроим его вместе».

— Потерял тебя? — спросил с насмешливым сочувствием Деймос, когда смахнула послание, прочитав его.

— Вроде того. Мне нужно идти.

Вздохнув, я осторожно поднялась на ноги, словно заново знакомилась с собственным телом. Сразу явиться к Тэппу — скверная идея, сначала приму душ и приду в себя. И к черту, если его терпение лопнет и он начнет устанавливать мое местоположение.

— Помни, что обещал, — я нацелила указательный палец на Деймоса.

Тот отсалютовал:

— А то!

… Душ решил несколько проблем: окончательно прочистил мозги от дури, освежил и дал возможность спокойно поразмышлять о многом…

Стерва Рони Вурк за все ответит, далеко точно не пойдет. Это раз. К мести Иоданира Тэппа обязательно добавится моя рано или поздно. Деймос угомонится, а я попытаюсь смягчить Садиста, потихоньку, исподтишка. Это два. И как же хорошо, когда тебя выслушают, причем с разным итогом: Тэпп готов был действовать, Густов нашел нужные слова…

Когда, завернутая в полотенце, вышла, он уже садил аккумуляторы почти сдохшего планшета, вызывая.

— Мия, — заговорил Тэпп холодно, отстраненно, посветлевшие глаза сверкали от недовольства. — Стандартные десять минут, которые даются на исполнение требования лидера прийти, давно истекли.

— Сожалею, — вздохнула я и взлохматила волосы, которые не успела высушить. Полотенце при этом опустилось ниже по груди. — После трипа мне нужен был душ. Не хотела приходить к тебе до этого. Какое назначишь взыскание?

Он ничего не говорил, просто цепко оглядывал мое лицо, тело, видимое ему по пояс, злость и холод явно ушли. Мысленно удивилась своей удаче (выйти из санблока в полотенце) и какой-то инстинктивной провокации (никто не учил и нигде не было информации о проделанном мной фокусе).

— Останешься на ночь у меня. Десять минут пошли, Артемия. Опоздаешь, будет две ночи.

Мои взлетевшие на лоб брови Тэпп уже не видел — отключился. Я же, пожав плечами, отмахнувшись от напиравшего волнения и неприятного удивления, отторжения, начала собираться. Белье, форменные блузка, юбка, высокие гольфины, сушка волос, которые не стала убирать. На все ушло около пяти минут. Еще пять — чтобы добраться до места.

Но я все-таки опоздала. Перед поворотом в коридор, где располагалась комната Тэппа, меня поджидала Вирона.

— А ты не торопилась, — нагло улыбнувшись, вдруг выдала эта стерва.

Я округлила глаза, остановившись:

— То есть? С чего это я должна торопиться. И к кому? К тебе?

— К кому надо, — добродушно огрызнулась Вурк, потом вцепившись в мое лицо острым взглядом добавила:

— У меня есть к тебе просьба. Большая. Поскольку ты не станешь выполнять ее добровольно, я напомню тебе, Артемия Зарянская, о долге передо мной.

Я сглотнула, напряглась, сжав пальцы в кулаки. Уверена: то, о чем Вирона Вурк меня сейчас попросит, мне очень не понравится. И отказать ей, к сожалению, права не имею. Но чем мне аукнется исполнение? Наверняка ничем хорошим. Эта гадина априори не способна сделать мне ничего хорошего.

— Что тебе нужно? — чужим невыразительным голосом спросила ее, замерла.

— Я взломала вирт. Меня действительно выкинуло тогда, я солгала, что просто ранило и залаталась за очки. Меня выкинуло, я вернулась и смогла дойти до контура А. И все бы получилось, но в этот раз код засекли и вычислили, что его ввела я. Разбирательство завтра, кер Лорин заявил, что меня исключат.

Я облизала губы, с интересом вгляделась в бывшую одногруппницу. Вурк выглядела озлобленной и отчаявшейся. Было приятно видеть ее по горло в неприятностях, но неприятно, что к этому не я причастна.

— Солгу, если скажу, что сожалею. Рано или поздно ты бы поплатилась за свои фокусы, надо было забыть о них. Мне одно непонятно: чем я могу помочь, почему ты требуешь возврат долга?

Брови Вироны удивленно приподнялись:

— Ты даже не в курсе, какую птицу поймала?

— Я не хренов птицелов, — процедила в ответ, теряя терпение. — Ближе к сути!

Она раздраженно закатила глаза:

— Попроси своего парня поспособствовать тому, чтобы мне вынесли предупреждение и не исключали.

— Что?

Я некрасиво открыла рот, в шоке уставившись на Вурк. Откуда она знает про нас с Тэппом? И каким образом вообще приплела его к своей ситуации.

— Ты головой приложилась, Вирона? — неприязненно скривилась я. — У меня нет парня.

— Ну, статус не важен, Зарянская. Ты поняла, о ком речь, дуру из меня не лепи. Я видела, как ты на него смотришь, от ревности в бешенство приходишь. И видела, как он смотрит на тебя и мимо ушей пропускает твои подначки. Вы связаны. И то, что вас связывает, зайка Мия, зовется интересом и влечением.

— Допустим, — я сделала паузу, горло сжал спазм. — Мы общаемся…

— И довольно близко, — с язвительной усмешкой закончила за меня Вурк. — Именно поэтому сейчас ты спешишь к нему.

— За новым сирсом!

— Все! — рявкнула Вирона, разозлившись. — Не хочешь признавать, не надо. Просто повлияй на него, попроси.

— Он-то как поможет?

— Ты идиотка, Зарянская, — прошипела эта дрянь, шагнув ближе ко мне. — И, видимо, именно твой милый идиотизм ему пришелся по вкусу. Ты даже не в курсе, что дядя Тэппа заведует военной подготовкой менталистов и лучший друг директора. У твоего парня, дурында, огромные связи в администрации не только «Пикса три», но и где повыше.

Она чувствительно ткнула меня в грудину указательным пальцем, умолкла, а затем презрительно выдала с кривой ухмылкой:

— Некоторым везет. Впрочем, возможно, однажды ты так его достанешь, что он превратит твои мозги в кучку пепла.

— Ты закончила? — спросила ледяным тоном я.

Что ж, может, однажды так и случится: я достану Иоданира Тэппа. Но кто сказал, что не уничтожу его раньше? Мы умрем вместе, потому что теперь мы вообще вместе. Но Вироне этого не понять.

— Долг, Зарянская, — напомнила Вурк, с брезгливым видом убрала от меня руку.

Оттолкнув ее, я продолжила путь. Не оглядывалась. Не слышала шагов за спиной, указывавших на то, что дрянь ушла своей дорогой. Может быть, она стояла, наблюдая, как зайду к Тэппу в комнату. На здоровье тогда.

Он листал инфопапки, сидя на рабочем месте, не обернулся, когда я вошла. Одет в светлую футболку и свободные штаны. Никогда не видела его в столь… неформальных вещах. Это и взволновало, и сбило с толку. И еще внезапно вспомнила о взыскании за опоздание и ощутила странный покалывающий иголочками адреналина жар.

— Иногда, Мия, я думаю, что ты треплешь мне нервы и испытываешь на прочность мою выдержку специально, — произнес Тэпп безмятежно. — Или все-таки тебя соблазнили две ночи?

На деревянных ногах я прошла к кровати, села на нее. Когда была здесь в первый раз (как раз благодаря предательству Вироны), даже подумать не могла, что в один тяжелый день приду сюда добровольно и… захочу остаться.

— Соблазнила помощь отличника в социологическом проектировании, — ответила задумчиво, вглядываясь в темный затылок, измеряя ширину плеч, оценивая крепкую шею.

Он хохотнул.

— Велика вероятность, Карамелька, что я окажусь здесь бОльшим монстром, чем кер Бремер.

Голографический экран с данными погас, Тэпп дезактивировал инфопапки и, встав, присоединился ко мне на кровати. Несколько мгновений мы молча смотрели друг другу в глаза. Вглядываясь в теплую в приглушенном свете серебристую глубину, я думала о том, что сказал сегодня Деймос: у меня не было шансов. Пусть так. Шансов не было, остались результаты, да. Они дадут ростки, а те затем — плоды. Ужасные или приятные? Или ужасно приятные?

— Какие у тебя блоки? — тихо спросил Тэпп, коснулся моих распушившихся волос, поглаживая, пропуская сквозь пальцы.

— На сегодня — В-15 и В-16. Планшет на зарядке, где-то через час будет готов, заберу и приступим.

Я все никак не могла идентифицировать свои ощущения, потом все же определила: растерянность и взбудораженность. И едва не рассмеялась. О долге перед Вурк надо думать и о том, как на Тэппа все это вывалить, а не о том, что он завораживающе красив, что касается меня и смотрит с… какой-то испытующей, острой нежностью, требовательностью.

— Ладно. Потом сочтемся с тобой, — кивнув, он дотянулся до коробки на тумбочке у кровати.

— То есть это небескорыстно? — неприятно удивилась я.

— До бескорыстности мы с тобой дойдем, когда позади будут несколько пунктов, — спокойно отозвался Садист, извлекая сирс из специального гнезда.

— Каких?

— Когда уровень твоей подготовки будет полностью меня удовлетворять, когда ты, наконец, прекратишь сопротивляться и пытаться обыграть меня. И последнее: когда уже не будем ограничиваться сексом в мыслях.

Я нервно рассмеялась.

— То есть как раз к моему выпуску, — резюмировала саркастично.

Он бросил на меня насмешливый взгляд, протянул ладонь:

— Возможно, гораздо раньше. Давай сюда руку и иди ко мне.

Я опустила взгляд на сирс на своем запястье, инстинктивно накрыла его рукой, скривилась.

— Что такое? — Иоданир откинул волосы мне на плечо и, придвинувшись ближе, заставил усесться в нашу с ним привычную позу: я прижата спиной к его груди, в коконе его рук и ног, окружена теплом и перечным жгуче-сладким запахом опасности.

— Знаешь, он со мной уже семь лет, — прошептала, поглаживая мизинцем сегменты простого браслета из полифекта. — Мама подарила в последний из периодов прояснения. Сказала что-то вроде: ты не разделишь мою судьбу, у тебя своя дорога, если потребуется, выгрызи ее даже в камне.

Он запечатлел долгий поцелуй на моей макушке, выдохнул в нее:

— Это теперь уже в прошлом. В настоящем, наша с тобой договоренность.

— Какая?

— Что я позабочусь о тебе.

Да. А взамен я отдам тебе всю себя. Но не все так просто, Иоданир, тебя себе я ведь тоже заберу. Потому что не сдамся, потому что не жертва.

— Снимай, Карамелька, — прошептал в ухо, согрев его своим дыханием.

Минут пятнадцать он возился с настройками, перекидывал данные со старого устройства, взламывал программы-шпионы, синхронизировал некоторые параметры со своим сирсом. Откинув голову на твердое плечо, я смотрела на его профиль, четко очерченный, жесткий, красивый.

— У меня проблемы, — произнесла скучающе.

Близость Тэппа и осознание, что мы вместе, вдруг сделали неважным, незначительным требование Вироны. Все будет решено так или иначе…

— М? — он не отрывался от облака сирса, для удобства положив мою руку на свое согнутое колено.

— Вурк хотят исключить. Она взломала вирт.

Тэпп хмыкнул удовлетворенно.

— Великолепно. Только при чем здесь ты?

— Я ей должна.

Он мгновенно напрягся, бросив настройку сирса, настроение изменилось.

— Мия, … — грубо выругался. — Какого хрена ты мне не сказала, что у тебя долг перед ней? До того, как все это провернул!

Я выпрямилась и уставилась в недоумении в опасно посветлевшие глаза.

— Ты это устроил?

— У меня были подозрения, что она нечестно играла. Попросил проверить и перекинуть доказательства ее куратору. С настойчивой просьбой отчислить.

— Твою мать, Тэпп! — тоже взвилась я. — Не нужно пытаться, у тебя голова разболится, я открою тебе свои тайны как-нибудь потом, — ехидно передразнила его слова, ударила в плечо. — Просто. Перестань. Держать. Меня. За малявку!

— Я не был уверен тогда, и посвящать тебя в свои планы не видел смысла. Не обсуждается. — Он обхватил мое плечо, прищурился раздраженно. — Что она хочет?

— Чтобы дело закончилось вынесением предупреждения, а не исключением.

— И поспособствовать этому должен я?

— Она заявила, что это в твоих силах.

— В моих.

Повисла пауза. О настройке сирса мы оба уже позабыли. Я сверлила парня выжидательным взглядом, он — перекипевший, лицо смягчилось — вдруг кривовато усмехнулся.

— Что? — Я не понимала, чего Садист хочет и почему до сих пор не произнес: «Да, я это сделаю».

— Отдай свой долг, Артемия. Попроси, — непривычным мягким тоном, вызвавшим у меня мурашки, пояснил он, потянувшись к лицу, сдул с него прядку, будоража и накаляя до предела.

Я судорожно выдохнула.

— Хорошо. Я прошу тебя, Иоданир, помочь этой сволочи Вироне Вурк. Сделать так, чтобы ее не отчисляли, а всего лишь предупредили.

— Ладно, — он кивнул в подтверждение. — Небескорыстно.

Скрипнула зубами. Еще бы!

— А тебе чего надо? — буркнула, сложив руки на груди. — Взыскание? Наказание? Очередной мозгодробительный квест или тест с тобой на пару?

— Все проще. Поцелуй меня.

Я резко вскинула на него взгляд. Губы внезапно запекло, сердце заколотилось, жаркая кровь прилила к низу живота. Тэпп глядел на меня лукаво, с вызовом в глубоких серых глазах, дразнил спрятанной в уголке рта насмешкой. Мол, ты испугаешься, Зарянская, решишься на эту хрень только из-за долга.

Нет уж. Не только из-за долга. Я слилась с ним сознаниями, что еще более интимно, чем телами, а это просто прикосновение губ.

Сев удобнее, чуть развернувшись к Тэппу, неторопливо и мягко дотронулась до его щеки, посмотрела на линии рта и поняла, что очень хочу этого поцелуя, знать бы только с какой стороны подступиться. В висках запульсировало, дыхание сбилось, а внутри словно растекались, разбегались электрические разряды, звеня в крови, приятно тревожа.

Прикрыв глаза, я подалась вперед и соединила наши губы, осторожно, неумело, так, наверное, дети целуются, подражая взрослым. Но моя ли вина? Ни в одной инфопапке не содержалась теория о том, как правильно действовать, не говорилось, что именно подразумевает Тэпп под словами «поцелуй меня».

Теплые, мягкие, но одновременно жесткие губы дрогнули под моими, раскрылись, завладевая. В голове пронеслось: «Не просто прикосновение» — перед тем, как мы будто захлебнулись друг в друге, жадно забирая и жарко отдавая.

Тэпп буквально впечатал меня в свое твердое тело, крепко обнимая за талию, зафиксировав подбородок. Я льнула к нему, ища тепло и опору, целостность, и находила их, обхватила его шею и затылок, впиваясь в кожу ногтями. Его рот наступал, и я принимала ласки до тех пор, пока не осознала, что тоже могу… многое: дразнить, вбирать, прикусывать.

Я — продолжение его. Он — продолжение меня. Невообразимо хорошо… Ярко, жарко и сильно, почти как во время слияния.

И я вся словно тяжелела, заполняясь чистым пламенем, поражалась, что вообще способна на это. Удовольствие, экстаз, торжество, кружившие голову и горячившие кровь желания, удовлетворенное чувство собственничества, ощущение власти и покорности, восхищение, возбуждение, от которого терялась связь с реальностью… Как много всего… Словно лилось в душу и сознание извне, изнутри, погружая на дно.

Как быстро оказалась на спине, на матрасе, а он сверху, бесстыдно задрав юбку, чтобы ласкать мое обнажившееся бедро? Все как в тумане. Как в горячке. Как под наркотиком, делающим мир острым, ранящим, выпуклым, сверкающим, фантастическим.

Он целовал меня в шею, заставляя выгибаться и стонать, рванул застежку блузки, вторую. Провел раскрытыми губами к груди, вернулся с напористым поцелуем к моему рту, запустив руки в локоны, собрав их пальцами. Я, пробравшись под его футболку, задрав ее, гладила, царапала спину, ерошила жесткие волосы на затылке. Обхватывала бедрами его талию, с хмельным восторгом ощущая предельное возбуждение, свое и его.

Вдруг два раза подряд пиликнул лежавший рядом на тумбочке планшет, и это все изменило: напор ослабевал, жадность отступала, сменившись тягучей и дразнящей нежностью. Но я не желала терять этот жар, тепло, наполнившее меня до краев, мне хотелось больше. Я умирала от потребности погрузиться в Иоданира Тэппа еще глубже, слиться с ним во всех возможных аспектах.

— Нир, — хрипло выдохнула я, обхватив его шею и затылок, не отпуская, когда он собрался отстраниться. Прильнула своим лбом к нему, показывая, чего хочу.

Но он поцеловал мои вспухшие, будто воспаленные губы, дразняще провел ладонью по груди с напрягшимися сосками, вызвав сладкую судорогу внизу живота, а потом сел, потянул меня за собой и, прижав к себе, крепко обнял.

Мы молчали, часто дышали, у меня перед глазами почему-то все вертелось, а в голове нарастал неясный звон. Дрожащими пальцами я схватилась за ди-чип, собираясь избавиться от него и начать слияние.

— Нет, — Тэпп остановил меня, мягко обхватив пальцы.

— Что? — Неверяще уставилась в потемневшие глаза, а он прижал свой лоб к моему, еще и за затылок придерживал, чтобы не отстранилась. Пальцы другой руки щекотно поглаживали талию под задравшейся блузкой.

— Я тоже этого хочу, — ставший густым и бархатистым голос пробирал до дрожи, я крепко зажмурилась. — Очень и очень сильно, Мия. Снять чертов чип, уничтожить, чтобы ничто не закрывало тебя от меня. Никогда. Очень сильно хочу. Практически на грани контроля. Но нет.

— Нет, — завороженно повторила я.

— Мы рискуем. Я не про зависимость. Про то, что испытываю сейчас. Могу навредить, потому что не контролирую себя, — объяснил сбивчиво.

— Спалишь мозги? — Сказанное им почему-то не воспринималось, видимо, рассудительность полностью уступила место инстинкту размножения.

— Нет, Карамелька. Присвою твое сознание себе. Мы навсегда увязнем друг в друге.

— Звучит как бред, который снится, если на ночь перебрал с блоками по ди-эффекту, — усмехнулась.

— Не беспокойся. Как и во всем, здесь тоже поможет тренировка. И практика, — услышала ответный смешок.

— То есть мне тебя снова поцеловать?

— Увы, теперь моя очередь.

— Изде…

Договорить Тэпп мне не дал, закрыв рот поцелуем. Теперь он был иным: сладким, медленным, ласковым и теплым. Успокаивающим. Обещающим.

Когда наши губы разъединились, Садист менторским тоном констатировал:

— Именно таким должен был быть наш первый поцелуй.

Секунду смотрела на него, удивленная, а потом мы вместе рассмеялись.

— Ты в порядке? — с мрачной серьезностью, свойственной ему в напряженные моменты, спросил Тэпп. Положив указательные пальцы на мои виски, помассировал их, цепко вглядываясь в мое лицо.

— Да, вполне. Настолько в порядке, что, например, и не вспомнила о глазиках, — скривилась, ощутив смущение и стыд.

Кошмар наяву. Даже подумать страшно, как высоко задралась тогда юбка, насколько неприличным было со стороны наше взаимодействие с Ниром. Нет сомнений, сильно неприличным.

— Раз это тебя задевает, эти записи никто не увидит. Я позабочусь, — он коснулся моих губ в легком, быстром поцелуе.

А во мне вскипела ревность.

— То есть были те, кого не задевало?

— Ключевое слово — были.

Притихла, осознав: это правда, беситься нет смысла. А потом до меня дошло еще кое-что, и я весело и довольно засмеялась, уткнувшись головой Тэппу в плечо, мысленно злорадствуя: будь ты проклята, Вирона Вурк, ты действительно наговорила мне гадостей, но день сегодня до того продуктивный, что все расставил по местам.

— Я не бесчувственная, — объяснила, улыбаясь оцепеневшему от моего поведения парню. — Не бессердечная, а внутри меня не лед и не высокопрочный сплав.

Только что во мне бурлило столько всего: и облекаемого в четкие значения и не поддающегося определению. Только что я не действовала рассудительно. Я не пустая, не продалась за престиж, рейтинг и победы. И если кто-то принял мои амбиции, силу и умение за испорченность, то это его проблемы.

— Так ты все еще переживаешь из-за ее слов? Она просто зарвавшаяся сука, — Иоданир ласково поглаживал мои волосы, обнимая за талию.

— Я хороший человек, — заявила веско, торжественно, словно поклялась.

— Мия, выброси просто из головы эту чушь, — заключив в ладони мое лицо, он заставил посмотреть на себя, глаза посветлели, похолодели, зачаровывая. — Хороший, плохой — это просто категории, притом размытые, трактуемые так, как это выгодно. Они искусственно созданы лишь для регулирования отношений, для воздействия и воспитания.

— Это критерии, они важны, — упрямо не согласилась.

Да, добро и зло, несомненно, фольклорный и теологический элемент, в мире существует столько полутонов, столько неоднозначности. Но если убрать эталоны, нигде не возьмешь ориентиры.

— А ты никогда не думала, что, когда тесно, когда натирает эта правильность-неправильность, можно взять и стряхнуть все. Не каждому это под силу, но есть те, кто сможет, кто стоит выше этого, видит и знает больше. Кто создаст свои критерии, как ты это называешь, — шептал он в губы, искушая.

— Ты сможешь? Ты стоишь выше? — поддразнила я. Тэпп великолепен и силен, но он не божество.

Он медленно улыбнулся, ничего не ответив, снова прижал мою голову к своему плечу, заставив уткнуться носом в шею. Я окончательно успокоилась, расслабилась.

— Ты голодна? — поинтересовался через некоторое время. — Давай сходим в столовую, потом к тебе за планшетом. Или ты забыла про социологическое проектирование?

— Забудешь про него, — обреченно выдохнула я.

… Мы поужинали, забрали мой планшет, и около двух часов я продиралась сквозь зубодробительные задачи и теорию под присмотром снисходительного усмехавшегося Тэппа. Впрочем, он действительно помогал и главное — открыл суть этой чертовой науки, облачившей в камень и прочные сплавы терминологии элементарное, как выяснилось.

— Представь, что в некоторых ситуациях и случаях поведение и мотивацию людей можно программировать. И для этого не требуется участие менталиста третьего уровня, — объяснил Иоданир, щекоча носом мою макушку. — Теперь стало проще понимать, о чем в блоках речь?

— Все равно чушь. Это работает со средним уровнем интеллекта и образования.

— В Дель-Эксине восемьдесят процентов такого населения, — засмеялся он, пощекотав пальцами мой живот и заставив задергаться. — И не зазнавайся, Карамелька. Не ты ли говорила, что не сноб и хороший человек?

Я шлепнула его по руке, призывая успокоиться, погрузилась в новую задачу, всплывшую на голографическом экране, услышав мягкий смешок где-то в районе своей шеи.

… После мы начали готовиться ко сну, Тэпп дал мне одну из своих футболок, намекая, что моя одежда для сна не подходит (хотя и сама не собиралась оставаться в ней). С жадным вниманием наблюдал, как я стягиваю гольфины, расстегиваю блузку. И не скажу, что ненамеренно дразнила. Намеренно, и еще как.

— Если не отвернешься, уйду переодеваться в санблок, — заявила, многозначительно посмотрев в красивое, нарочито непроницаемое лицо.

Он отвернулся с едва уловимой улыбкой. А я свою, широкую и открытую, не стала удерживать.

Мы легли лицами друг к другу, осторожно, практически невинно обнявшись. Сразу не заснули, долго разговаривали. Я, обводя пальцами эмблему уны на его футболке, прослеживая взглядом ее рисунок и буквосимволы, рассказывала о жизни в интернатах, он — о своих детских выходках, учебе, семье. Милые, светлые истории практически обычного человека, уже в детстве начавшего мыслить по-взрослому из-за сильного дара, быстро растерявшего все розовые иллюзии.

Я особенно не вдавалась в них, занятая собственными ощущениями: звуками тихого, хрипловатого голоса, словно обволакивающего, пониманием, что прошлое и настоящее Иоданира постепенно, с каждым глубоким слиянием станут частью моего прошлого и настоящего, частью моих ментальных слоев… А еще было тревожно, непривычно чувствовать твердое мужское тело так близко. Дыхание, жар и аромат, ласковые прикосновения к бедру, талии, пусть не чужие, но все же те еще раздражители. Однако то монолитное успокоение, чувство надежности и абсолютной правильности, теплом заполонившие сознание и душу, не променяла бы сейчас на привычное одиночество в кровати. Закрыла глаза, удовлетворенно вздохнув.

— Спи.

Тэпп мягко коснулся моих губ в поцелуе, дождался вялого ответа от моих. И я провалилась в сон, крепче обняв его за шею.

Проснулась среди ночи от какой-то гнетущей, сосущей пустоты внутри, словно вернулась в те дни, когда попала в свой первый интернат. Быстро сев, сжалась в комочек. Вспомнив, у кого осталась ночевать, бросила взгляд на Иоданира.

Он крепко спал, лежа на спине, одна рука — за головой, другая на животе. Взъерошенные темные волосы, расслабленное лицо с резче обозначившимися, ставшими хищными, пугающими чертами. Такими опасно красивыми, безжалостными в голографиях в детских сказках изображали демонов.

Когда-то хотела увидеть его уязвимым, беспомощным, да. Увидела… Он был всего лишь обыкновенным человеком, как мать, как девчонки в интернатах, которых изредка видела спящими. Существом, которому в этот момент можно безнаказанно, обдуманно навредить. Убить. Не встретив никакого сопротивления. Получить кратковременную власть, а потом отпустить и забыть.

Сила послушно откликнулась, и каждая молекула воды в этой комнате и в теле лежавшего рядом со мной парня стала остро чувствоваться. Я стряхнула концентрацию, задумалась.

Убить… Пусть. А что дальше? Что я дальше буду делать? И речь сейчас не о юридических аспектах, не о преступлении и наказании. Иоданира Тэппа, садиста, чудовища, лидера, гениального аналитика, одаренного менталиста, предмета моей зацикленности, влечения (в том числе и физического), зависимости, причины противоречивых эмоций и желаний и просто обыкновенного беспомощного человека не станет. И что я тогда буду делать? Как жить? Это… как если бы из меня извлекли легкие, а потом сказали: «А теперь, Артемия, дышите без них, они вам все равно мешали, работали неправильно, перетягивали слишком много внимания, сравнивались с солнцем».

Но как дышать без легких? Никак.

Получается, Иоданир Тэпп стал для меня… кем? Смыслом жизни? Ее неотъемлемым элементом, без которого существование прекратится? Получается, без него нет меня?

Ошеломленная, я опустилась на постель, часто дыша, дрожа, в страхе схватила Тэппа за руку, лежавшую на животе, переплела наши пальцы.

Смысл жизни.