Вне насилия

СУЩЕСТВОВАНИЕ

Мне хотелось бы поговорить о проблеме существования во всей её полноте. Вы, как и ведущий беседу, вероятно, знаете, что на самом деле происходит в мире — полнейший хаос, беспорядок, насилие, крайние формы жестокости и мятежи, переходящие в войну. Наши жизни чрезвычайно сложны, запутаны и противоречивы, и не только в нас самих — так сказать, внутри нашей скорлупы, — но и вовне. Идёт полное разрушение. Все ценности меняются день ото дня, не существует ни уважения, ни авторитета, и никто ни во что не верит — ни в церковь, ни в существующий порядок, ни в какую-либо философию. Таким образом, каждый предоставлен полностью самому себе при выяснении того, что ему делать в этом хаотичном мире. Что такое правильное действие? — если вообще существует такая вещь, как правильное действие.

Я уверен, каждый из нас задаётся вопросом, что такое правильное поведение. Это очень серьёзный вопрос, и я надеюсь, что пришедшие сюда настроены действительно серьёзно, потому что это не собрание с целью философского или религиозного развлечения. Мы не тешим себя какой-нибудь теорией или философской системой, мы не проповедуем никаких экзотических восточных идей. Мы собираемся вместе исследовать факты, как они есть, — очень внимательно, объективно, без эмоций и сентиментальности. Чтобы Такое исследование стало возможным, должна быть свобода от предубеждений, свобода от всякой обусловленности, свобода от всякой философии, свобода от всякого верования; мы будем вести это совместное исследование очень неспешно, терпеливо, сомневаясь, чтобы разобраться, выяснить. Это подобно действиям хороших учёных, которые, глядя в микроскоп, видят абсолютно одно и то же. Ведь если вы учёный и работаете в лаборатории с микроскопом, вы должны показать то, что видите, другому учёному, так чтобы вы оба видели то, что есть на самом деле. Именно этим мы и будем заниматься. Не существует ни вашего микроскопа, ни микроскопа ведущего беседу: есть только один точный инструмент, с помощью которого мы и будем наблюдать и учиться в ходе наблюдения, учиться не в соответствии с вашим темпераментом или обусловленностью или конкретной формой вашей веры — просто наблюдать то, что есть на самом деле, и тем самым учиться. В учёбе — действие; она не отделена от действия.

Поэтому первое, что мы собираемся сделать, это понять, что означает общение. Нам неизбежно приходится использовать слова — но гораздо важнее проникнуть за слова. Это значит, что вы и ведущий беседу примете участие в совместной исследовательской экспедиции, где каждый находится в постоянном общении с другими, то есть делится с другими, вместе исследует, вместе наблюдает. Ибо само слово «общение» означает «вместе участвовать, делиться друг с другом». Так что здесь нет ни учителя, ни ученика; здесь также нет и лектора, которого вы слушаете, соглашаясь или не соглашаясь — что было бы абсурдно. Если мы общаемся, проблемы согласия или несогласия нет, так как мы смотрим вместе, вместе исследуем — не с точки зрения ведущего беседу или вашей. Вот почему очень важно выяснить, как наблюдать, смотреть ясными глазами, как слушать, чтобы не было искажения. Ответственность за участие лежит и на вас и на ведущем беседу — мы собираемся работать вместе. Надо очень ясно понять с самого начала: мы не тешим себя никакой формой сентиментальности и эмоциональности. Если нам ясно, что и вы, и ведущий беседу, будучи свободными от наших предрассудков, от наших верований, от нашей обусловленности и знания, готовы к свободному изучению — тогда мы можем продвигаться дальше; помня, что мы используем точный инструмент — микроскоп, и что и вы, и ведущий беседу должны увидеть одно и то же; в противном же случае общение станет невозможным. Так как это очень серьёзное дело, вы должны быть свободны не только для исследования, но и для применения увиденного, для проверки его в повседневной жизни; не следует относиться к этому лишь как к теории или принципу, ради разработки которых вы трудитесь.

Теперь давайте посмотрим, что же действительно происходит в мире; существует насилие в самых различных формах, не только внешнее, но также и в наших отношениях друг с другом. Существуют многочисленные националистические, религиозные барьеры между людьми, один человек противостоит другому как на политическом, так и на личном уровне. Видя всеобщее смятение, эту огромную скорбь, что вы должны делать? Можете ли вы рассчитывать на кого-то, кто скажет вам, что делать? — на священника, на специалиста, на психоаналитика. Они не принесли ни мира, ни счастья, ни радости, ни свободы в нашу жизнь. Так куда вам обращаться? Если вы как индивид возьмёте на себя ответственность быть своим собственным авторитетом, поскольку у вас больше нет веры в авторитет внешний — слово «авторитет» мы намеренно используем в его особом смысле, — будете ли вы как индивид искать себе авторитет внутри себя?

Слово «индивидуальность» означает «нечто неразделимое», не разбитое на части. Индивидуальность означает полноту, целостность, а слово «цельный» значит здоровый, непорочный. Но вы не индивид, вы не здоровы — ведь вы разбиты, разделены на части внутри себя; вы находитесь в противоречии с самим собой, разделены — так что вы вовсе не индивид. Как при таком состоянии раздробленности можно говорить, что один фрагмент есть авторитет для других фрагментов?

Пожалуйста, поймите это очень отчётливо — это то, что мы исследуем; потому что мы видим, что образование, наука, организованная религия, пропаганда, политика потерпели неудачу. Они не привели к миру — и хотя в области технологии человек неимоверно продвинулся вперёд, но тем не менее он остаётся таким же, каким он и был тысячи лет — воюющим, жадным, завистливым, полным насилия, отягощённым великой скорбью. Это факт; это не предположение.

Итак, чтобы выяснить, что делать в мире, таком запутанном, таком жестоком, таком беспредельно несчастном, мы должны исследовать не только что такое жизнь, такая, какой она в действительности является, мы должны также понять, что такое любовь; и что означает умереть. Нам также необходимо понять то, что человек пытается выяснить уже тысячи лет: существует ли реальность, которая выходит за пределы всякой мысли. Пока вы не поймёте этой картины в целом, во всей её сложности, спрашивать: «Что мне делать с этим конкретным фрагментом?» не имеет никакого смысла. Вы должны понять всё существование целиком, а не только его часть; как бы утомительна, мучительна и жестока эта часть ни была, вам необходимо увидеть всю целостную картину — что такое любовь, что такое медитация, существует ли Бог, и что означает «жить». Мы должны понять этот феномен существования как целое. Только после этого вы можете задавать вопрос: «Что мне делать?» Если вы увидите всю эту картину целиком, вы, вероятно, никогда не зададите такой вопрос, — тогда вы будете жить, и тогда жизнь — это правильное действие.

Так что прежде всего мы посмотрим, что является жизнью, а что — нет. Нам необходимо понять, что означает слово «наблюдать». Видеть, слышать и учиться, — что значит «видеть»? Когда мы вместе на что-то смотрим, это не означает «единения». Это означает, что и вы, и ведущий беседу решили смотреть. Что означает слово «смотреть»? Это довольно сложно — смотреть; нужно обладать этим искусством. Вы, вероятно, ни разу не смотрели на дерево — когда вы на него смотрите, в уме всплывают все ваши познания в ботанике, которые мешают вам увидеть дерево таким, каково оно есть в действительности. Наверное, вы никогда не смотрели на свою жену или мужа, своего друга или свою подругу, потому что у вас имеется образ её или его. Этот созданный вами образ её, его или самого себя не даёт вам смотреть. Поэтому когда вы смотрите, присутствует искажение, присутствует противоречие. Так что когда вы смотрите, должна быть связь между наблюдающим и наблюдаемым. Пожалуйста, прислушайтесь к этому, так как здесь необходимы особое внимание и интерес. Известно, что когда у вас есть к чему-либо заботливый интерес, вы наблюдаете очень внимательно; это значит, что у вас есть большая страсть, любовь; тогда вы способны наблюдать.

Итак, смотреть вместе — значит наблюдать с заинтересованностью, с любовью, чтобы вместе видеть одно и то же. Но прежде всего должна быть свобода от образа, который у вас есть в отношении самого себя. Пожалуйста, делайте то, о чём говорится; ведущий беседу — просто зеркало, поэтому то, что вы видите, это вы сами в зеркале. Так что ведущий беседу вообще не имеет значения; важно то, что вы видите в этом зеркале. А чтобы видеть ясно, точно, без искажения, необходимо избавиться от образа в любой форме — от представления, что вы американец или католик, богатый или бедный; должны уйти все ваши предрассудки. Всё это исчезает в тот момент, когда вы ясно видите то, что находится перед вами, ибо наблюдаемое вами гораздо важнее того, что вам «следует делать», исходя из увиденного. Как только вы видите что-то очень ясно, из этой ясности рождается действие. Лишь хаотичный, находящийся в смятении, выбирающий ум спрашивает: «Что мне делать?» Существует опасность национализма, разделение между народами; это разделение является величайшей угрозой, так как оно приносит с собой ненадёжность, войну, неуверенность. Но когда ум эту опасность разделения видит очень ясно — не интеллектуально или эмоционально, но на самом деле видит это, — появляется совершенно иной вид действия.

Поэтому очень важно научиться видеть, наблюдать. Что именно мы наблюдаем? Не только внешние проявления, но также внутреннее состояние человека. Ибо пока не произойдёт коренной, радикальной революции в душе, в самой основе нашего существа, одно только поверхностное наведение порядка, законодательная деятельность на периферии имеют очень мало смысла. Поэтому предмет нашей озабоченности — это вопрос, может ли человек, такой, какой он есть, произвести коренную трансформацию в себе самом; не в соответствии с какой-то особой теорией, особой философией, а посредством видения того, чем он действительно является. Само это восприятие того, чем он является, и вызовет радикальную перемену. Это необычайно важно — видеть, что он такое, а не то, чем он сам себя считает, не то, что о нём говорится.

Есть разница между тем, когда вам говорят, что вы голодны, и действительным голодом. Эти два состояния совершенно различны; в одном из них вы на самом деле знаете, что вы голодны, через ваше собственное прямое восприятие и чувство, и тогда вы действуете. Но когда вам кто-то говорит, что вы, должно быть, голодны, действие ваше бывает совсем иным. Аналогичным образом, человек должен наблюдать, видеть сам, наделе, что он такое. Именно этим мы и будем заниматься — познавать себя. Уже говорилось, что познание себя — высочайшая мудрость, однако лишь очень немногие из нас действительно осуществили это. У нас нет терпения, нет силы или страсти, чтобы выяснить, что мы такое. Мы обладаем энергией, но мы передали её другим; мы нуждаемся в том, чтобы нам сказали, что мы такое есть.

Мы собираемся выяснить это, наблюдая самих себя, ибо в момент радикальной перемены в том, чем мы являемся, мы принесём покой в мир. Мы будем жить свободно — не делать всё, что мы пожелаем, но жить счастливо, радостно. В человеке с великой радостью в сердце нет ненависти, нет насилия, он не будет способствовать уничтожению другого. Свобода означает отсутствие осуждения, что бы вы в себе ни увидели. Большинство из нас осуждают, или объясняют и оправдывают, мы никогда не смотрим на вещи без оправдания или осуждения. Поэтому первое — а возможно, и единственное, — что следует сделать, это наблюдать, не допуская осуждения ни в какой форме. Это будет очень трудно, так как вся наша культура, наша традиция, направлена на сравнивание, оправдание или осуждение того, какие мы есть. Мы говорим «это правильно», «это неправильно», «это правда», «это неправда», «это прекрасно», — и это мешает нам на самом деле наблюдать, какие мы есть.

Пожалуйста, послушайте: то, какие вы есть, — нечто живое, а когда вы осуждаете увиденное в себе, вы осуждаете это исходя из памяти, которая мертва, которая есть прошлое. Следовательно, есть противоречие между живым и прошлым. Для того чтобы понять живое, прошлое должно уйти, так, чтобы вы могли смотреть. Вы делаете это сейчас, пока мы разговариваем; вы не ждёте возвращения домой, чтобы всё это обдумать. Потому что как только вы начнёте обдумывать, всё закончится. Это не групповая терапия, и это не общая исповедь — подобные вещи говорят о незрелости. Мы занимаемся исследованием себя, подобно учёным, независимо от кого бы то ни было. Если вы полагаетесь на кого-нибудь или на что-нибудь, всё пропало, будь то ваш психоаналитик, священник или ваша собственная память, ваш собственный опыт, ибо всё это — прошлое. И если вы смотрите на настоящее глазами прошлого, вы никогда не поймёте живого.

Итак, мы вместе исследуем это живое, то есть вас, жизнь, чем бы это ни оказалось; это означает, что мы рассматриваем явление насилия — прежде всего насилие в нас самих, затем насилие во внешнем мире. Если мы поймём насилие в себе, может быть и не потребуется рассматривать насилие внешнее, ибо всё, чем мы являемся внутри, мы проецируем вовне. По природе, через наследственность, через так называемую эволюцию мы развили в себе это насилие. Это факт: мы, люди, склонны к насилию. Есть тысячи объяснений этому нашему свойству. Мы не будем вдаваться в объяснения, так как можно совсем запутаться, когда каждый специалист заявляет: «Вот причина насилия». Нам кажется, чем больше существует объяснений, тем лучше мы всё понимаем, — но при этом всё остаётся так, как есть. Так что, пожалуйста, всё время помните: описание не является тем, что описывается; то, что объяснено, — это не то же самое, что есть. Существует множество довольно простых и очевидных объяснений — и переполненные города, и перенаселение, и наследственность — да и всё остальное; мы можем всё это отбросить. Остаётся факт: мы, люди, склонны к насилию. С детства воспитывают нас таким образом, чтобы мы были готовы к насилию, к соперничеству — к жестокости по отношению друг к другу. Мы ни разу не взглянули данному факту в лицо. Мы только спрашивали: «Что нам делать с насилием?»

Пожалуйста, слушайте вдумчиво — то есть с чувством, с вниманием. Как только вы задаёте вопрос: «Что нам с этим делать?», — ваш ответ на него предопределяется прошлым. Потому что это единственное, что вы знаете: всё ваше существование основано на прошлом — ваша жизнь и есть прошлое. Если бы вы хоть один раз посмотрели на себя должным образом, вы бы увидели, до какой степени вы живёте в прошлом. Всё мышление — к рассмотрению которого мы вскоре перейдём — есть реакция прошлого, это реакция памяти, знания и опыта. Поэтому мышление никогда не ново, оно никогда не свободно. Пользуясь процессом мышления, вы смотрите ни жизнь, и поэтому когда вы спрашиваете: «Что мне делать с насилием?», вы уже ушли от факта

Итак, можем ли мы изучать, наблюдать, что такое насилие? Как вы сейчас смотрите на него? Осуждаете его? Оправдываете его? Если нет — тогда как вы смотрите на насилие? Пожалуйста, займитесь этим, пока мы об этом разговариваем — это невероятно важно. Смотрите ли вы на это явление, которое и есть вы как склонное к насилию человеческое существо, смотрите ли вы на него как внешний наблюдатель, заглядывающий внутрь? Или вы смотрите не с позиции постороннего, без присутствия цензора? Смотрите ли вы как наблюдающий, который отличается от наблюдаемого, как человек, который говорит: «Я не склонен к насилию, но мне хочется избавиться от насилия»? Но когда вы смотрите таким образом, вы полагаете, что один фрагмент важнее других фрагментов.

Когда вы смотрите в качестве одного фрагмента, разглядывающего другие, этот фрагмент присваивает себе авторитетные полномочия, чем и становится причиной противоречия, а значит и конфликта. Но если вы способны смотреть без какого бы то ни было фрагмента, вы наблюдаете целое без наблюдающего. Вы следите за всем этим? Так сделайте это, сэр! И вы увидите, как происходит удивительное: у вас не будет больше вообще никакого конфликта. Конфликт — это то, что мы есть, то, с чем мы живём. Дома, на работе, во сне — всё время мы находимся в конфликте, в непрекращающейся борьбе и противоречиях

Пока вы сами не поймёте корень этого противоречия — не в соответствии со словами ведущего беседу или кого-либо ещё, — у вас не может быть жизни в мире, счастье и радости. Поэтому очень важно, чтобы вы поняли, что именно вызывает конфликт и тем самым противоречие, что является корнем всего этого? Корень — это разделение между наблюдающим и наблюдаемым. Наблюдающий говорит: «Я должен избавиться от насилия» или «Я живу жизнью ненасилия», тогда как он является насилием, так что это — обман, лицемерие. Поэтому выяснить, что вызывает это разделение, чрезвычайно важно.

Вы слушаете человека, который не обладает никаким авторитетом, который не является вашим учителем, потому что здесь нет гуру и здесь нет ученика; есть только человеческие существа, пытающиеся найти жизнь без конфликта, жить мирно, в богатстве любви. Но если вы следуете за кем-то, тогда вы разрушаете и себя, и других. [Аплодисменты.] Пожалуйста, не хлопайте. Я не пытаюсь развлекать вас, не ищу ваших аплодисментов. Важно, чтобы вы и я понимали — и жили жизнью иного рода, не той глупой жизнью, какой мы живём. И ваши аплодисменты, согласие ваше или несогласие не меняют этого факта.

Очень важно понять самому, увидеть собственным наблюдением, что конфликт будет существовать постоянно до тех пор, пока существует разделение между наблюдающим и наблюдаемым. В вас есть это разделение в виде «я», в виде вашего «эго», старающегося непременно отличаться от кого-то ещё. Это ясно? Ясность означает, что вы видите это сами. Не просто словесная ясность, прослушивание набора слов или идей; ясность означает, что вы сами видите очень отчётливо — и потому без всякого выбора, — как разделение между наблюдающим и предметом наблюдения порождает зло, смятение и скорбь. Поэтому когда в вас проявляется насилие, можете ли вы смотреть на него в себе не прибегая к памяти, оправданиям и утверждениям, что не должны носить в себе насилие, — просто смотреть? Это означает, что вам следует быть свободными от прошлого. Чтобы смотреть, вам нужно много энергии, вам нужна интенсивность. В вас должна быть страсть, иначе вы не сможете смотреть. Пока в вас не появится великая страсть и интенсивность, вы не можете смотреть на красоту облака или этих прекрасных холмов. И точно так же, чтобы смотреть на себя не с позиции наблюдающего, необходима огромная энергия и страсть. Эта страсть, эта интенсивность разрушаются, когда вы начинаете осуждать или оправдывать, когда вы говорите: «Я должен», «Я не должен», или когда вы говорите: «Я живу жизнью, в которой нет насилия», — или притворяетесь, что ведёте такую жизнь.

И именно поэтому все идеологии разрушительны в высшей степени. В Индии о ненасилии говорят с незапамятных времён. Они говорят: «Мы практикуем ненасилие», — хотя насилия в них не меньше, чем во всех других. Идеал обеспечивает их некоторым видом лицемерного ухода от факта. Если вы можете отодвинуть в сторону все идеологии и принципы и просто посмотреть в лицо факту, тогда вы имеете дело с чем-то настоящим, а не с мифическим или теоретическим.

Итак, это первое — наблюдать без наблюдающего; смотреть на свою жену, детей, не прибегая к образу. Этот образ может носить поверхностный характер или скрываться глубоко в подсознании. Человеку следует наблюдать не только образы, созданные им вовне, но и образы, заложенные глубоко внутри него, — образы расы, культуры, историческую перспективу образа, сложившегося у человека в отношении самого себя. Поэтому он должен наблюдать не только на сознательном уровне, но и на скрытом уровне, в тайниках и глубинах своего ума.

Не знаю, наблюдали ли вы когда-нибудь бессознательное. Интересно ли вам всё это? Знаете ли вы, как всё это трудно? Легко цитировать кого-нибудь, или повторять, что сказал вам ваш психоаналитик, или профессор, — это детская игра. Но если вы не просто читаете книги о подобных вещах, тогда это требует большого труда. Частью вашей медитации является выяснение того, как наблюдать за бессознательным, — не с помощью сновидений, не через интуицию, которая может оказаться лишь вашим желанием, стремлением, вашей скрытой надеждой. Так что вы должны научиться и смотреть на свой внешний образ, созданный вами, — на символ, — и заглядывать глубоко внутрь самого себя. Нужно осознавать не только внешние явления, но и внутреннее движение жизни — внутреннее движение желаний, мотивов, тревог, страхов, печали. Осознавать без выбора — значит осознавать цвет чьей-то одежды, не говоря при этом: «Мне нравится» или «Мне не нравится», — но просто наблюдая; наблюдая, когда вы сидите в автобусе, за движением своей мысли, не осуждая, не оправдывая, не выбирая. Если вы посмотрите именно так, то увидите, что «наблюдающего» нет.

Наблюдающий — цензор, американец, католик, протестант; он — результат пропаганды; он — это прошлое. А когда смотрит прошлое, оно непременно разделяет, осуждает или оправдывает. Человек, испытывающий голод, или по-настоящему скорбящий, разве он спрашивает: «Если я так сделаю, получу ли я это?»? Он хочет избавиться от скорби, или наполнить желудок, он никогда не говорит о теориях. Поэтому, сэр, с вашего позволения, прежде всего избавьтесь от идеи «если». Не живите где-то в будущем; будущее — это то, что вы проецируете сейчас. Сейчас — это прошлое, это то, чем вы являетесь, когда говорите: «Я живу сейчас». Вы живёте в прошлом, поскольку это прошлое направляет и формирует вас; воспоминания о прошлом заставляют вас поступать так или иначе. Таким образом, «жить» — значит быть свободным от времени; и когда вы говорите «если», вы вводите время. А время — величайшая скорбь.

Участник беседы: Как мы можем быть самими собой в отношении друг с другом?

Кришнамурти: Послушайте вопрос — «быть самими собой». Можно спросить, что это значит «самим собой»? Когда вы говорите «самими собой с другими», — что такое это «вы сами»? Ваш гнев, ваша ожесточённость, ваши разочарования, ваше отчаяние, ваше насилие, ваши надежды и полное отсутствие в вас любви — являетесь ли вы всем этим? Нет, сэр, не спрашивайте: «Как мы можем быть самим собой с другими?» — вы не знаете себя. Вы — всё это, как и другой также является всем этим: своими страданиями, проблемами, настроениями, разочарованиями, амбициями; каждый живёт в изоляции, обособленно. И только когда эти барьеры, эти сопротивления исчезнут, вы можете жить с другим счастливо.

Участник беседы: Почему вы разделяете сознательное и бессознательное, если не верите в разделение?

Кришнамурти: Это вы разделяете, не я! [Смех.] Последние десятилетия вас учили, что у вас есть бессознательное, и об этом написано множество книг, а психоаналитики сколачивают себе на этом состояния. Вода — всегда вода, налейте её хоть в золотой кувшин, хоть в глиняный горшок. Точно так же: надо не разделять, но видеть целое; в этом наша задача: увидеть всё сознание целиком, не отдельные фрагменты, такие как сознательное или бессознательное. Увидеть сознание целиком очень сложно, увидеть же фрагмент достаточно легко. Чтобы увидеть что-то целое — это значит увидеть его трезво, разумно, полностью, — вы не должны иметь центра, который называется «я», «ты», «они», «мы».

Это не доклад, не беседа, не лекция, которую вы прослушали мимоходом и ушли. Вы слушаете самих себя; и если у вас есть уши, чтобы услышать сказанное, вы не можете соглашаться или не соглашаться — это есть. Поэтому мы вместе это видим, мы находимся в общении, работаем вместе. В этом заключена величайшая свобода, величайшая любовь, и в конечном итоге из этого возникает понимание.

Санта-Моника, Калифорния, 1 марта 1970

СВОБОДА

Мы уже говорили, как важно, чтобы произошло коренное изменение в человеческой душе, и что такое изменение возможно лишь через полную свободу. Слово «свобода» — самое опасное из слов, пока мы полностью, до самого конца не поймём его значение; и мы должны изучить все оттенки его смысла, а не только его словарное значение. Большинство из нас использует слово «свобода» в зависимости от наших особых склонностей или фантазии или в политическом смысле. Мы не будем использовать это слово ни в политическом смысле, ни в каком-либо другом случайном или внешнем смысле — мы рассмотрим, скорее, его внутреннее, психологическое значение.

Но прежде нам надо понять значение слова «учиться». Как уже говорилось недавно, мы намерены общаться — то есть вместе участвовать, делиться друг с другом, — и учёба является как раз частью этого. Вы будете учиться не у ведущего беседу, а наблюдая и используя его как зеркало, в котором отражается движение вашей собственной мысли, чувств, вашей собственной психики, души, психологии. Никакой авторитет никоим образом не участвует в этом; хотя ведущему беседу и приходится сидеть на сцене, так как это удобнее, такое положение не придаёт ему никакого авторитета. Поэтому мы можем полностью это отбросить и заняться вопросом учёбы — не у другого человека, а используя ведущего беседу для познания себя. Вы учитесь наблюдением за своей собственной душой, за своим «я», чем бы это ни было. Чтобы учиться, нужна свобода, нужна изрядная любознательность, нужна энергия, страсть и неотложная непосредственность действия. Нельзя учиться, не обладая ни страстью, ни энергией для открытия. Если имеется какое-либо предубеждение, предвзятость, связанная с чувством одобрения или неодобрения, с осуждением, человек в любом случае не может учиться — он только искажает то, что наблюдает.

Слово «дисциплина» применяется, когда вы учитесь у человека, который знает; предполагается, что вы не знаете и потому учитесь у другого. Слово «дисциплина» подразумевает это. Но здесь мы используем это слово не в смысле обучения у другого, а в смысле наблюдения самого себя, что требует дисциплины, являющейся не подавлением, не подражанием, не подчинением, даже не приспособлением, а действительным наблюдением; само это наблюдение и есть акт дисциплины — то есть учёбы посредством наблюдения. Сам акт учёбы есть своя собственная дисциплина, в том смысле, что от вас требуется огромное внимание, громадная энергия, интенсивность и безотлагательная непосредственность действия.

Мы собираемся говорить о страхе, и занимаясь этим, мы должны рассмотреть великое множество вещей, так как страх представляет собой очень сложную проблему. Пока ум не свободен полностью от страха, действие в любой форме будет порождать всё больше зла, всё больше страдания, всё больше смятения. Поэтому мы вместе будем исследовать всё, связанное со страхом, и возможно ли вообще полностью избавиться от него — не завтра, не в какой-то момент будущего, а так, чтобы когда вы выйдете из этого зала, тяжесть, мрак, страдание и искажение, которые несёт страх, больше не существовали.

Чтобы понять это, следует также рассмотреть имеющуюся у нас идею постепенности, то есть идею постепенного избавления от страха. Постепенного избавления от страха быть не может. Или вы полностью свободны от него, или не свободны совсем; не существует постепенности, подразумевающей вовлечённость времени — времени не только в хронологическом, но и в психологическом смысле этого слова. Время составляет саму сущность страха, как мы покажем вскоре. Поэтому в деле понимания и освобождения от страха и от обусловленности, в которой человек воспитан, идея о том, что это можно сделать постепенно, со временем, должна быть полностью изжита. Это будет нашей первой трудностью.

С вашего позволения, вновь напоминаю вам, что это — не лекция; это скорее ситуация, когда двое дружески расположенных друг к другу, любящих людей вместе исследуют очень трудную проблему. Человек живёт со страхом, приняв его как часть своей жизни, и мы исследуем возможность или скорее «невозможность» покончить со страхом. Вы знаете — то, что возможно, уже сделано, закончено, не так ли? Если это возможно, вы можете это сделать. Но невозможное становится возможным, только когда вы понимаете, что никакого «завтра» вообще нет — в психологическом смысле. Мы столкнулись с колоссальной проблемой страха, и очевидно, что человек так и не сумел избавиться от страха полностью. Не только физически, но также и внутренне, психологически, он никогда не был избавлен от него; человек всегда отделывался от страха, придумывая различные формы развлечения, религиозного и прочего. Это были попытки убежать от «того, что есть». Поэтому мы занимаемся «невозможностью» быть свободным от него полностью — тем самым «невозможное» становится возможным.

Так что же такое, в действительности, страх? Физические страхи можно понять сравнительно легко. Но психологические страхи гораздо сложнее, и для понимания их должна быть свобода исследовать — не формировать мнение, не диалектически исследовать возможность положить страху конец. Сначала давайте углубимся в вопрос о страхах физических, которые, конечно, воздействуют на душу. Когда вы сталкиваетесь с какой-нибудь опасностью, всегда возникает немедленная физическая реакция. Страх ли это?

(Вы не учитесь у меня — мы учимся вместе; поэтому от вас требуется немало внимания, так как нет ничего хорошего в том, чтобы приходить на подобные собрания и покидать их с неким набором идей или формул — это не освобождает ум от страха. Но чтобы сделать ум полностью свободным от страха, необходимо понять весь этот страх целиком именно сейчас, не завтра. Это всё равно что увидеть что-то целиком и полностью; и то, что вы видите, вы понимаете. Тогда это ваше и больше ничьё.)

Итак, существует физический страх, как, например, при виде пропасти, при встрече с диким животным. Является ли реакция на встречу подобной опасности физическим страхом, или это разумная реакция? Вы замечаете змею — реакция ваша немедленна. Эта реакция — обусловленность прошлым, говорящая: «Будь осторожен»,— и вся ваша психосоматическая реакция непосредственна, хотя и обусловлена; это результат прошлого, ибо вам говорили, что это животное опасно. При встрече с любой формой физической опасности — существует ли страх? Или это реакция разумности на необходимость самосохранения?

Кроме того, существует страх повторения пережитой ранее боли или болезни. Что происходит в этом случае? Это проявление разумности? Или это действие мысли, которая является реакцией памяти, опасающейся, что в прошлом испытанная боль может повториться вновь? Ясно ли вам, что это именно мысль порождает страх? Существуют также разнообразные формы психологических страхов — страх смерти, страх перед обществом, страх оказаться нереспектабельным, страх перед людским мнением, страх темноты — и так далее.

Перед тем как перейти к вопросу о психологических страхах, нам надо понять кое-что очень ясно: мы не анализируем. Анализ не имеет ничего общего с наблюдением, с видением. Ведь в анализе всегда присутствуют и тот, кто анализирует, и то, что анализируется. Анализирующий — всего лишь один из многих фрагментов, из которых мы составлены. Один фрагмент присваивает себе авторитетные полномочия анализирующего и начинает анализировать. Что это значит? Анализирующий является цензором, некой сущностью, которая заявляет, что обладает знанием и потому авторитетом, дающим возможность анализировать. Если он не анализирует полностью, точно, без всякого искажения, тогда его анализ вообще не имеет никакой ценности. Пожалуйста, поймите это очень ясно, так как ведущий беседу не поддерживает идею о необходимости какого-либо анализа вообще, когда бы то ни было. Это довольно горькая пилюля, которую приходится проглотить, так как большинство из вас или подвергалось психоанализу, или собирается ему подвергнуться, или изучало, что такое психоанализ. Анализ предполагает не только отделение анализирующего от того, что анализируется, но ещё и время. Вам приходится анализировать постепенно — шаг за шагом — целый ряд фрагментов, из которых вы состоите, — и на это уходят годы. И когда вы анализируете, ум должен быть абсолютно ясным и свободным.

Итак, в анализ вовлечено несколько элементов: анализирующий — тот фрагмент, который отделяет себя от других фрагментов и говорит: «Я собираюсь анализировать», — а также время, день за днём, рассматривание, критика, осуждение, суждение, оценка, воспоминание. И сюда же входит также вся драма снов; никто не задаётся вопросом, обязательно ли вообще видеть сны — хотя все психологи говорят, что вы должны их видеть, иначе сойдёте с ума.

Так кто такой анализирующий? Он — часть вас самих, вашего ума, и он собирается исследовать другие части; он — результат прошлого опыта, прошлого знания, прошлых оценок; он — тот центр, из которого он и собирается исследовать. Есть ли у этого центра какая-нибудь истинность, какая-нибудь достоверность? Все мы действуем из центра — но что такое этот центр? Это центр страха, тревоги, жадности, удовольствия, отчаяния, надежды, зависимости, амбиции, сравнения — именно из него мы думаем, действуем. Это не предположение, не теория — это безусловный, доступный наблюдению повседневный факт. Этот центр состоит из множества фрагментов, и один из них становится анализирующим — что на самом деле абсурдно, ведь анализирующий и есть анализируемое. Вы должны понять это, иначе вы не будете способны следить, когда мы войдём в проблему страха более глубоко. Вам надо понять это в полной мере, так как покидая этот зал вы должны быть свободны от страха, чтобы вы могли жить, радоваться и смотреть на мир другими глазами; чтобы ваши отношения не были более обременены страхом, ревностью, отчаянием; чтобы вы стали человеческим существом, а не склонным к насилию, всё разрушающим животным.

Итак, анализирующий есть анализируемое, и в их разделении — весь процесс конфликта. Анализ включает также время: к моменту, когда вы всё проанализируете, вы будете одной ногой в могиле — и окажется, что вы совсем и не жили. [Смех.] Нет, не смейтесь; это не развлечение, это чрезвычайно серьёзно. Только серьёзный, искренний человек знает, что такое жизнь, что такое жить — не человек, ищущий увеселений. Поэтому требуется по-настоящему серьёзное исследование.

Ум должен полностью освободиться от идеи анализа, так как она не имеет смысла. Вам нужно понять это, и не потому что ведущий беседу так сказал, а увидев истину всего процесса анализа целиком. И истина даст вам понимание; истина есть понимание — ложности анализа. Поэтому когда вы увидите ложность чего-то, вы сможете отбросить это целиком и полностью. Только когда мы не видим, появляется смятение.

Так можем ли мы взглянуть на страх в целом, не на многочисленные психологические страхи, а на сам страх? — существует только один страх. Хотя у него могут быть различные причины, обусловленные самыми разнообразными реакциями и влияниями, существует только один страх. И страх не существует сам по себе, он связан с чем-то; это довольно просто и очевидно. Человек боится чего-то — будущего, прошлого, не быть способным реализовать себя, быть нелюбимым, вести одинокую, несчастную жизнь, он боится старости и смерти.

Итак, существует страх, и явный и скрытый. Мы исследуем не какую-то особую форму страха, но всю его целостность — как сознательное, так и скрытое. Как это происходит? Задавая этот вопрос, вы должны также спросить — что такое удовольствие? Потому что страх и удовольствие идут вместе. Нельзя избавиться от страха, не поняв удовольствие; это две стороны одной монеты. Так что в понимании истины о страхе вы постигаете и истину об удовольствии. Требовать только удовольствия, не сопровождаемого страхом, невозможно. Тогда как если вы поймёте и то и другое, у вас будет совсем иная их оценка, иное их понимание. Это значит, что мы должны изучить структуру и природу не только страха, но и удовольствия. Нельзя освободиться от одного и продолжать цепляться за другое.

Итак, что такое страх и что такое удовольствие? Как вы можете заметить в себе, вы хотите избавиться от страха. Вся жизнь — это попытка убежать от страха. Ваши боги, ваши церкви, ваши моральные устои основаны на страхе, и чтобы понять это, нужно понять, как возникает этот страх. Вы что-то сделали в прошлом и не хотите, чтобы кто-то другой об этом узнал — это одна из форм страха. Вы страшитесь будущего, потому что вы не имеете работы или напуганы чем-либо ещё. Так что вы боитесь прошлого и испытываете страх перед будущим. Страх возникает, когда мысль начинает оглядываться на что-то, случившееся в прошлом, или же обращаться к событиям, которые могли бы произойти в будущем. Мысль ответственна за это. Вы очень тщательно — особенно здесь, в Америке, — избегаете мыслей о смерти; однако смерть всегда здесь. Вы не желаете думать о смерти, поскольку когда вы думаете о смерти, вы боитесь. Из-за этого страха вы выстраиваете различные теории; вы верите в воскрешение, или верите в перевоплощение, — у вас множество верований — и всё потому, что вы боитесь, и всё это порождено мыслью. Мысль и создаёт и поддерживает страх перед «вчера» и «завтра», и мысль также питает удовольствие. Вы увидели прекрасный закат солнца; в тот момент — великая радость, красота света на воде и движение деревьев; в этом огромный восторг. Затем вступает мысль и говорит: «Как бы я хотел увидеть эту красоту вновь!» Вы начинаете думать об этом и отправляетесь на другой день туда же — но вы этого не увидите. Вы испытали сексуальное удовольствие, и вы думаете о нём, пережёвываете его, создаёте образы, картины; и мысль поддерживает это. Есть мысль, поддерживающая удовольствие, и мысль, поддерживающая страх. Так что ответственна мысль. И это не формула, которую вам надо заучить, а действительность, которую необходимо всем вместе понять; поэтому здесь не может быть согласия или несогласия.

Итак, что такое мысль? Мысль — это, несомненно, реакция памяти. Если бы у вас не было памяти, у вас не было бы и мысли. Если бы вы не помнили дорогу к дому, вы бы не добрались до своего дома. Поэтому мысль не только порождает и поддерживает страх и удовольствие — мысль также необходима, чтобы эффективно выполнять определённые функции, действовать. Посмотрите, как всё становится сложно — мысль должна использоваться в полной мере и беспристрастно, когда ваши действия имеют технический характер, когда вы что-то делаете, однако мысль также порождает страх и удовольствие, и, следовательно, страдание.

Поэтому у человека возникает вопрос: каково место мысли? Где проходит граница между тем, где мысль нужно использовать в полной мере, и тем, где она не должна вмешиваться — когда вы видите прекраснейший закат, переживаете его в какой-то момент и тут же забываете. Процесс мышления в целом никогда не бывает свободным, поскольку его корни — в прошлом; мысль никогда не бывает новой. Не существует никакого вопроса о свободе выбора, потому что когда вы выбираете, работает мысль. Итак, мы стоим перед весьма тонкой проблемой: налицо опасность мысли, которая порождает страх, — страх разрушает, извращает, он принуждает ум к жизни во мраке и страдании, — и тем не менее мы видим, что мысль должна использоваться эффективно, беспристрастно, без эмоций. Каково состояние вашего ума в тот момент, когда вы наблюдаете этот факт?

Взгляните, господа, понять это с полной ясностью важнее всего, поскольку не стоит сидеть здесь и слушать все эти слова, которые не имеют смысла, если по окончании встречи вы будете по-прежнему испытывать страх. Когда вы уйдёте, страха быть не должно — не потому, что вы загипнотизируете себя, убедив себя будто страха нет, а потому, что вы на самом деле, психологически, внутренне, поняли всю структуру страха.

Вот почему очень важно изучать, смотреть. Сейчас мы заняты именно тем, что очень внимательно наблюдаем, как возникает страх. Когда вы думаете о смерти, или о возможности потерять работу, когда вы думаете о множестве вещей из прошлого или будущего, страх неизбежен. Если же ум осознаёт тот факт, что мысль должна функционировать, и одновременно видит опасность мысли — каково качество ума, видящего это? Вы должны выяснять, не ждать, чтобы вам сказал я.

Пожалуйста, слушайте внимательно; это так просто, на самом деле. Мы говорили, что в анализе нет ничего хорошего, и объяснили почему. Если вы увидели истину этого — вы это поняли. Раньше вы признавали анализ, он был частью вашей обусловленности. Сейчас, когда вы видите тщетность, ложность анализа, он отпал. Итак, каково состояние ума, который отвергнул анализ? Такой ум свободнее, не так ли? Поэтому он более живой, более активный и потому он более разумный, острый, он более восприимчивый. И когда вы увидели факт, то есть как зарождается страх, узнали об этом, понаблюдали также за процессом удовольствия, посмотрите на состояние своего ума, который становится более острым, более ясным и потому удивительно разумным. Эта разумность не имеет ничего общего со знанием, с опытом; нельзя прийти к этой разумности, просто посещая колледж или обучаясь восприимчивости. Эта разумность приходит, когда вы очень внимательно проследили всю структуру анализа и всё, что содержится в нём, — вовлечённость времени и нелепость мысли, что один из фрагментов может понять весь процесс целиком, — а также когда вы увидели природу страха и поняли, что такое удовольствие.

Поэтому когда страх — который стал привычкой — придёт к вам завтра, вы будете знать, как встретить его, не откладывая его на потом. Сама эта встреча является одновременно и концом страха, ибо действует разумность. Это означает конец не только для известных вам, но и для глубоких, запрятанных страхов.

Видите ли, одной из наиболее удивительных вещей является лёгкость, с которой мы поддаёмся влияниям. С детства нас учат быть католиками, протестантами, американцами, и прочее. Мы представляем собой результат повторяющейся пропаганды и продолжаем повторять её. Мы — люди из «вторых рук». Так что будьте настороже, не попадите под влияние ведущего беседу, ведь вы имеете дело со своей жизнью, а не с его.

Говоря о проблеме удовольствия, нам нужно также понять, что такое настоящее наслаждение, так как оно не имеет ничего общего с удовольствием. Имеют ли удовольствие, желание какое-либо отношение к любви? Чтобы всё это понять, необходимо наблюдать за самим собой. Человек — результат мира; человек — человеческое существо — это часть других человеческих существ, у которых те же самые проблемы, возможно, не экономические или социальные, но человеческие проблемы — вся эта борьба, громадные усилия, понимание того, что жизнь, которой мы живём, не имеет никакого смысла. Поэтому человек изобретает для жизни формулы. Всё это становится совершенно ненужным, когда вам понятна структура самого себя, страха, удовольствия, любви, а также смысл смерти. Только тогда вы можете жить как целостное человеческое существо и никогда не действовать неправильно.

Теперь, если вы хотите, задавайте вопросы, помня при этом, что и вопрос и ответ находятся внутри вас самих.

Участник беседы: Если страх порождается неизвестным, а вы говорите, что для понимания его неправильно использовать мысль... ?

Кришнамурти: Вы говорите, что боитесь неизвестного, будь то неизвестное завтрашнего дня или реально существующее неизвестное. Но на самом ли деле вы боитесь того, о чём не знаете? Или вы испытываете страх перед чем-то, что вам известно, к чему вы привязаны? Следовательно, вы боитесь потерять известное? Понимаете, сэр? Когда вы боитесь смерти — неизвестного ли вы боитесь? Или вы страшитесь того, что всё, что вы знаете, придёт к концу — ваши удовольствия, ваша семья, ваши достижения, ваш успех, ваша мебель? Как человек может страшиться чего-то, чего он не знает? И если вы страшитесь этого, мысль переносит всё в сферу известного — она начинает воображать. Так что ваш Бог — продукт вашего воображения и вашего страха. Поэтому, сэр, не раздумывайте о неизвестном. Поймите известное и будьте свободны от известного.

Участник беседы: Я прочитал высказывание: «Господи, я верую, помоги моему неверию». Как можем мы достичь чего-либо при этом очевидном конфликте веры и сомнения?

Кришнамурти: Почему вы верите всему, что вы читаете? Не имеет значения, содержится ли это в Библии, в Гите или в священных книгах других религий. Взгляните на это — почему вы верите? Вы верите в завтрашний восход солнца? В каком-то смысле верите — вы думаете, что оно взойдёт. Но вы верите в рай, в Отца Небесного, ещё во что-то — почему? Из-за того что вы напуганы, несчастны, одиноки, из-за страха смерти верите вы во что-то, что вам кажется постоянным. Как может ум, отягощённый верованиями, видеть ясно? Как может он быть свободным для наблюдения? Как может такой ум любить? У вас своя вера, у другого своя. При понимании проблемы страха в целом у вас нет веры во что-либо. Тогда ум функционирует в счастье, без искажения, и потому — великая радость, восторг.

Участник беседы: Я читал ваши книги, слушал выступления, и я слышал, как вы говорите прекрасные вещи. Я слышал, как вы говорите о страхе — и о том, как нам с ним покончить; но природа ума заключается в том, что он полон желаний, он полон мыслей. Как нам испытать свободу ума, когда он находится в постоянном действии? Какова тут система, метод?

Кришнамурти: Сэр, что такое желание? Почему ум болтает так безостановочно?

Участник беседы: Неудовлетворённость.

Кришнамурти: Пожалуйста, не отвечайте, — выясняйте. Взгляните: вы хотите систему, метод, дисциплину, чтобы успокоить ум, понять то или это, или побороть желание. Применение системы означает механическую рутину, постоянное повторение одного и того же; система предполагает это. Что происходит, когда ум так поступает? Он становится неповоротливым и тупым умом. Следует понять, почему ум всё время «болтает», почему он перескакивает с одного на другое.

Не думаю, что мы сможем сегодня поговорить об этом — вы ведь устали? [Крики: «Нет».] Вы провели целый день на работе, занимались там рутинными делами. Здесь вы говорите, что вы не устали — но ведь это означает, что вы не работали. [Смех.] Вы не предпринимали серьёзного исследования. Это значит, вы просто развлекаетесь и уйдёте отсюда со своими страхами. Но, ради Бога, господа, какой смысл в этом?

Санта-Моника, Калифорния, 4 марта 1970

ВНУТРЕННЯЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Мы рассматривали чрезвычайную сложность повседневной жизни, борьбу, конфликт, страдание и смятение, которые испытывает человек. Пока он на самом деле не поймёт природу и структуру этой сложности и как он попадает в эту ловушку, свободы не будет — ни свободы исследования, ни свободы, приходящей вместе с великой радостью, в которой присутствует полное самозабвение. Эта свобода невозможна, если имеется страх в какой-либо форме, как поверхностный, так и спрятанный глубоко в уме. Мы указывали на связь между страхом, удовольствием и желанием. Для понимания страха человеку необходимо также понять природу удовольствия.

Сегодня утром мы поговорим о центре, из которого исходит наша жизнь и наша деятельность, и посмотрим, возможно ли вообще изменить этот центр. Ибо необходимость изменения, трансформации, внутренней революции, очевидна. Чтобы осуществить эту трансформацию, надо очень тщательно исследовать, что такое наша жизнь — не убегать от неё, не тешить себя теоретическими верованиями и разного рода утверждениями, но очень внимательно наблюдать, чем в действительности является наша жизнь, и видеть, можно ли полностью её изменить. Трансформируя её, вы можете воздействовать на природу и культуру общества. В обществе должна произойти перемена — в нём так много пороков, социальной несправедливости, отталкивающе карикатурного поклонения и тому подобного. Но изменение в обществе имеет второстепенное значение; оно произойдёт неизбежно и естественно, когда вы, как человеческое существо, связанное с другими, осуществите это изменение в себе самом.

Этим утром мы собираемся рассмотреть три важных вопроса. Что такое жизнь? — жизнь, которую мы ведём каждый день. Что такое сострадание, любовь? И третье — что такое смерть? Эти три вещи тесно связаны между собой — поняв одну из них, мы поймём и две остальные. Как мы видели, нельзя брать из жизни отдельные фрагменты, выбирать часть жизни, которую вы считаете наиболее стоящей и которая привлекает вас или больше всего соответствует вашим склонностям. Либо вы берёте жизнь целиком — вместе со смертью, любовью, каждодневным существованием, — либо вы просто выбираете только один фрагмент, который может показаться удовлетворительным, однако на самом деле приводит к ещё большему смятению. Поэтому мы должны брать жизнь в целом, и при рассмотрении вопроса, что значит жить, следует помнить, что обсуждается нечто целое, разумное и святое.

В повседневной жизни, состоящей из взаимоотношений, мы наблюдаем конфликт, боль и страдание; существует постоянная зависимость от другого, которая предполагает жалость к себе и сравнение; это то, что мы называем жизнью. Позвольте повторить ещё раз: мы не занимаемся теориями, не пропагандируем никакой идеологии — ибо очевидно, что идеологии не имеют никакой ценности; напротив, они вызывают ещё большее смятение, ещё больший конфликт. Мы не поддаёмся мнению, оценке или осуждению. Нас интересует исключительно наблюдение того, что происходит в действительности, чтобы выяснить, можно ли это изменить.

Хорошо видно, как противоречива наша повседневная жизнь и как она запутана; та жизнь, которой мы сейчас живём, абсолютно бессмысленна. Смысл для неё можно изобрести; интеллектуалы как раз этим и занимаются, и люди принимают этот смысл — и это может быть весьма умной философией, но ни на чём не основано. Тогда как если человек занят только «тем, что есть», не изобретая никакого значения, не уклоняясь, не теша себя теориями или идеологиями, если человек в высшей степени сознателен, его ум способен встретить лицом к лицу «то, что есть». Теории и верования не изменяют нашу жизнь — человек имел их уже тысячи лет, однако он не изменился; они, возможно, и произвели в нём некоторую внешнюю шлифовку, и сегодня он, возможно, не такой дикарь, каким был прежде, но человек всё ещё жесток, склонен к насилию, непостоянен и не способен поддерживать в себе серьёзность. С рождения до самой смерти живём мы жизнью, наполненной страданием. Это факт. И никакое количество умозрительных теорий об этом факте на него не повлияет. «То, что есть» поддаётся воздействию способности и энергии, силы и страсти, с которыми мы смотрим на этот факт. Но нельзя обладать страстью и силой, если ваш ум гонится за каким-нибудь заблуждением, за какой-нибудь умозрительной идеологией.

Теперь мы начинаем исследовать нечто очень сложное, вам потребуется вся ваша энергия, всё ваше внимание, не только пока вы здесь, в этом зале, но и во всей вашей дальнейшей жизни, если вы хоть сколько-нибудь серьёзны. То, что нас заботит, — это изменение «того, что есть»: горя, конфликтов, насилия, зависимости от другого — не зависимости от бакалейщика, врача или почтальона, но зависимости в наших отношениях с другими, как психологической, так и психосоматической. Эта зависимость от другого неизменно порождает страх, ведь пока я зависим от вашей поддержки, эмоциональной, психологической или духовной, я — ваш раб, и, следовательно, существует страх. Это факт. Большинство людей находятся в зависимости от других, и в этой зависимости присутствует жалость к себе, которая приходит через сравнение. Таким образом, там, где существует психологическая зависимость от другого человека — от вашей жены, или от вашего мужа, — должны быть не только страх и удовольствие, но также и боль, связанная с этим.

Надеюсь, вы наблюдаете это в себе, а не просто слушаете ведущего беседу. Вы знаете, есть два способа слушать: можно слушать небрежно, слыша набор каких-то идей, соглашаясь или не соглашаясь с ними; или есть другой способ, когда вы не только слушаете слова с их значениями, но также прислушиваетесь к тому, что на самом деле происходит внутри вас. И если вы слушаете именно так, то слова говорящего соотносятся с тем, что вы слышите в себе; тогда вы не просто слушаете говорящего — что здесь неуместно, — а воспринимаете целостное содержание вашего бытия. Если вы слушаете таким образом с интенсивностью, в то же время и на том же уровне, мы вместе принимаем участие в том, что действительно происходит. Тогда у вас есть страсть, которая изменит «то, что есть». Но если вы не слушаете таким образом — всем умом, всем сердцем, — тогда наша встреча становится совершенно бессмысленной.

При понимании «того, что есть», реальной, ужасной жизни, которую ведёт человек, видно, что живёт он изолированно — и хотя у человека могут быть жена и дети, но внутри него продолжается процесс самоизоляции. Ваша жена, ваша подруга и ваш друг — каждый человек на самом деле живёт в изоляции; и живя вместе в одном доме, каждый человек остаётся изолированным, со своими амбициями, со своими страхами и со своими печалями. Подобное существование называют взаимоотношениями. И вновь, это факт: у вас есть своё представление о ней, а у неё есть своё представление о вас, и у вас есть представление ещё и о себе самом. Отношения складываются между этими образами, и они не являются действительными отношениями. Так что прежде всего следует понять, как создаются эти образы, как они появляются, почему они должны существовать, и что значит жить без этих образов. Не знаю, задавали ли вы себе когда-нибудь вопрос, возможна ли жизнь, в которой нет ни образов, ни формул, — и что бы такая жизнь значила. Мы собираемся это выяснить.

У нас всегда есть множество переживаний. Мы можем осознавать их, а можем не осознавать. Каждое переживание оставляет свой след; и эти следы наслаиваются друг на друга день за днём и превращаются в образ. Кто-то оскорбляет вас — и в ту же секунду вы формируете образ этого человека. Или кто-то льстит вам — и вновь образ уже готов. Так что всякая реакция неизбежно приводит к созданию образа. И когда вы уже создали его, можно ли положить ему конец?

Чтобы избавиться от образа, нам сначала надо понять, как он появляется; и мы видим, что если мы не реагируем на какой-либо вызов адекватно, он обязательно оставит после себя образ. Если вы называете меня глупцом, вы тут же становитесь моим врагом или вы мне не нравитесь. Когда вы называете меня глупцом, в этот момент я должен быть в состоянии интенсивного осознания и просто слушать ваши слова, без всякого выбора, без всякого осуждения. Если на ваше высказывание никакой эмоциональной реакции нет, вы увидите, что никакого образа формироваться не будет.

Поэтому следует осознавать реакцию и не давать ей времени укорениться — ведь как только реакция укореняется, она создаёт образ. Теперь, можете ли вы сделать это? Для этого необходимо внимание — не просто мечтательное движение по жизни, но внимание в момент вызова, внимание всего вашего существа, когда вы слушаете сердцем и умом и ясно понимаете всё, что говорится вам, будь то оскорбление, лесть или мнение о вас. Тогда вы увидите — никакого образа нет вообще. Образ может относиться только к чему-то, что случилось в прошлом. Если это приятный образ, мы цепляемся за него. Если же образ доставляет нам боль, мы стремимся избавиться от него. Так возникает желание; что-то мы хотим сохранить, а что-то хотим отбросить; и желание порождает конфликт. Если вы осознаёте всё это — отдавая внимание без всякого выбора, просто наблюдая, — значит вы можете выяснять и понимать сами, значит вы не живёте по совету какого-то психолога, священника, врача. Чтобы выяснить истину, вы должны быть полностью свободным от всего этого, остаться в одиночестве. А остаться в одиночестве — это повернуться спиной к обществу.

Если вы наблюдали за собой внимательно, вы поймёте, что часть вашего мозга, которая развивалась многие тысячи лет, есть прошлое, — это прошлое в форме опыта, памяти. В этом прошлом — безопасность. Надеюсь, вы наблюдаете всё это в себе. Прошлое всегда реагирует немедленно; и отсрочить реакцию прошлого при встрече с вызовом — так, чтобы между реакцией и вызовом возник интервал, — значит покончить с образом. Если этого не произойдёт, мы всегда будем жить в прошлом. Мы сами есть прошлое, и в прошлом нет свободы. Такова наша жизнь — постоянная борьба, прошлое, видоизменённое настоящим, устремлённым в будущее — которое тоже есть лишь движение прошлого, хотя и видоизменённое. И пока существует это движение, человек никогда не может быть свободным, он должен постоянно пребывать в конфликте, скорби, смятении, страдании. Можно ли отсрочить реакцию прошлого, чтобы не происходило немедленное формирование образа?

Мы должны рассматривать жизнь такой, какова она есть, её бесконечное смятение и страдание, а также бегство от этого в какое-нибудь религиозное суеверие, в поклонение Государству, в различные формы развлечений. Мы должны видеть, как человек прячется в неврозы — ведь невроз предлагает необычайное чувство безопасности. Человек, который «верит», — невротик; человек, поклоняющийся образу, — невротик. Эти неврозы дают величайшее чувство безопасности. И это не вызывает в человеке радикальной революции. Чтобы осуществить такой переворот, вы должны наблюдать без всякого выбора, без какого-либо искажения желанием, удовольствием или страхом — просто фактически наблюдать то, что вы есть, без убегания. И не называйте то, что видите, — просто наблюдайте. Тогда в вас будет страсть, энергия, чтобы наблюдать, — и с этим наблюдением придёт огромная перемена.

Что такое любовь? Мы так много говорим о любви — любовь к Богу, любовь к человечеству, любовь к стране, любовь к семье — но всё же, странным образом, с этой любовью появляется и ненависть. Вы любите своего Бога и ненавидите Бога других; вы любите свой народ, свою семью, но вы выступаете против другого народа, против другой семьи. Мы не осуждаем, мы не судим, мы не оцениваем — мы просто наблюдаем то, что в действительности происходит; и если вы знаете, как наблюдать, это даёт вам огромную энергию.

Что такое любовь и что такое сострадание? Слово «сострадание» означает страсть по отношению к каждому, забота обо всех, включая животных, которых вы убиваете, чтобы есть. Сначала давайте посмотрим на то, что есть на самом деле, — а не как это должно бы быть, — увидим то, что происходит в повседневной жизни. Знаем ли мы, что значит любить, или нам известны лишь удовольствие и желание, которые мы называем любовью? — конечно, с удовольствием и желанием действуют и нежность, забота, привязанность и прочее. Так является ли любовь удовольствием, желанием? По-видимому, для многих из нас так оно и есть. Человек зависит от своей жены, он любит свою жену, однако стоит ей посмотреть на кого-то ещё, как он гневается, расстраивается и печалится, а в конечном итоге всё заканчивается разводом. Вот что вы называете любовью! — и если ваша жена умирает, вы женитесь на другой, так велика зависимость. Человек никогда не задаётся вопросом, почему он зависит от другого. (Я имею в виду психологическую зависимость.) Если вы обратите своё внимание на это, то увидите, как вы одиноки, как глубоко подавлены, как разочарованы и несчастливы. Вы не знаете, что вам делать с этим одиночеством, с этой изоляцией, которая по сути является формой самоубийства, — и не зная, что делать, оказываетесь в зависимости. Зависимость даёт вам большое утешение и партнёрство, однако как только это партнёрство хотя бы немножко меняется, к вам приходит ревность, ярость.

Если бы вы любили своих детей, разве вы посылали бы их на войну? Разве вы давали бы им то образование, которое они получают сейчас, — образование лишь специальное, прикладное, техническое, чтобы помочь им получить работу, сдать какие-то экзамены, и пренебрегли бы всем остальным в этой чудесной жизни? До пяти лет вы так бережно заботитесь о своих детях, после чего вы отдаёте их на съедение волкам. И это вы называете любовью. Существует ли любовь там, где есть насилие, ненависть, вражда?

Так что же вы будете делать? Внутри этого насилия и ненависти заключена ваша добродетель, ваша мораль; когда вы отвергаете их — вы добродетельны. Это означает, что вы увидели весь смысл любви, всё то, что с ней связано и что в ней заключено — тогда вы держитесь сами, без посторонней помощи, и вы способны любить.

Вы это слушаете, потому что это истина. Если вы не живёте истиной, она становится ядом; когда вы слышите что-то истинное и игнорируете это, появляется очередное противоречие в жизни, а следовательно, ещё больше страдания. Поэтому либо слушайте всем сердцем и всем своим умом, либо не слушайте вообще. Но раз уж вы здесь, я надеюсь, что вы слушаете!

Любовь — не противоположность чего-то ещё. Она не противоположна ненависти или насилию. И даже когда вы ни от кого не зависите и ведёте самую добродетельную жизнь — выполняете общественную работу, ходите на демонстрации,— но если в вас нет любви, это не имеет никакой ценности. Если вы любите — можете делать всё, что хотите. Человек, который любит, не совершает ошибок; а если и совершает, немедленно их исправляет. Человек, который любит, не испытывает ни ревности, ни угрызении совести; для него не существует прощения, так как не существует момента, когда бы появлялось что-то, нуждающееся в прощении. Всё это требует тщательного исследования, особой заботы и внимания. Но вы пойманы в ловушку современного общества; эту ловушку вы создали себе сами; но если кто-либо указывает вам на это, вы не обращаете внимания. И потому войны и ненависть продолжаются.

Интересно, что вы думаете о смерти? — не теоретически, но что она на самом деле для вас значит — не как нечто такое, что неизбежно произойдёт в результате несчастного случая, болезни или от старости. Это случается с каждым — старость и характерные для неё попытки вернуть молодость. Все теории, всякие надежды означают, что вы в отчаянии; находясь в отчаянии, вы ищете что-то, что даёт вам надежду. Вы когда-нибудь присматривались к своему отчаянию, чтобы выяснить, почему оно существует? Оно существует, потому что вы сравниваете себя с кем-то, потому что вы стремитесь выполнить, осуществить, стать, быть, достичь.

Одна из странностей жизни — наша обусловленность глаголом «быть». Ведь она включает в себя прошлое, настоящее и будущее. Вся религиозная обусловленность основана на глаголе «быть» — рай и ад, все верования, все спасители, все крайности. Может ли человек жить без этого глагола, что означает жить и не иметь прошлого, не иметь будущего? Это не означает «жизнь в настоящем» — вы не знаете, что такое жизнь в настоящем. Чтобы жить полностью в настоящем, необходимо знать природу и структуру прошлого, которое и есть вы сами. Вам необходимо познать себя настолько совершенно, чтобы не осталось в вас ни одного тёмного угла; «я» — это прошлое, это «я» разрастается на почве глагола «быть»: становиться, достигать, помнить. Постарайтесь понять, что значит жить без этого глагола, психологически, внутренне.

Что значит смерть? Почему мы все испытываем такой страх перед смертью? По всей Азии люди верят в перевоплощение; в нём их великая надежда — не знаю, почему; люди продолжают говорить и писать о нём. Посмотрите на то, что должно перевоплотиться, что это? — всё ваше прошлое, всё ваше страдание, смятение; всё, что вы представляете собой сейчас? И вы думаете, что «вы» (здесь обычно используют слово «душа») являетесь чем-то постоянным. Есть ли в жизни что-либо постоянное? Вы хотели бы иметь что-нибудь постоянное и тем самым убрать смерть подальше от себя, никогда не смотреть на неё, потому что вы боитесь. Тогда у вас есть «время», время между тем, что есть, и тем, что неизбежно произойдёт.

Либо вы проецируете свою жизнь в будущее, продолжая жить, как живёте сейчас, всё время надеясь на что-то вроде воскрешения или перевоплощения, либо каждый день вы умираете — умираете для самого себя, для своего страдания и печали; и вы сбрасываете каждый день с себя эту ношу, и ваш ум остаётся свежим, молодым и непорочным. Слово «непорочность» означает «то, чему нельзя нанести вред». Если уму нельзя, причинить ущерб, это вовсе не значит, что он воздвиг мощную стену сопротивления, напротив, такой ум умирает для всего, что он знал и что несло с собой конфликт, удовольствие и боль. Лишь тогда ум непорочен; это значит — он способен любить. Нельзя любить памятью, любовь не относится к сфере воспоминаний, времени.

Так что любовь, смерть и жизнь не отделены, они составляют единое целое, и в этом заключается здравомыслие. Здравомыслие недостижимо, когда существуют ненависть, гнев, ревность и зависимость, порождающая страх. Там же, где здравомыслие есть, жизнь становится праведной; появляется великая радость, и вы можете делать всё, что хотите; всё, что вы делаете, будет добродетельным, истинным.

Мы не знаем всего этого — мы знаем только наше страдание — и не зная, стараемся убежать. Если бы только мы не убегали, но могли действительно наблюдать, ни на йоту не отклоняясь от «того, что есть» в попытках его называть, осуждать или судить, — могли бы просто смотреть. Чтобы наблюдать что-то, необходима внимательность — внимательность же означает сочувствие. Жизнь, которой живут столь великолепно, столь полно, может перейти в медитацию, о которой мы будем говорить завтра. Если же не заложить такой фундамент, медитация будет всего лишь самогипнозом. Закладка такого фундамента означает, что вы поняли эту удивительную жизнь, в вашем уме нет конфликта и вы ведёте жизнь, в которой есть сострадание, красота и потому порядок. Не порядок намеченного плана, но порядок, который приходит вместе с пониманием беспорядка, являющегося вашей жизнью. Ваша жизнь является беспорядком. Беспорядок — это противоречие, конфликт противоположностей. Когда вы понимаете этот беспорядок, который внутри вас, тогда из этого рождается порядок — порядок определённый, математически точный, в котором нет ни малейшего искажения. Всё это требует медитативного ума — ума, способного наблюдать безмолвно.

Участник беседы: В одной из ваших книг вы говорите, что делать чудеса — это самое лёгкое. Объясните, пожалуйста, эти слова о чудесах.

Кришнамурти: Не хотелось бы мне, чтобы вы цитировали книги — включая также и книги ведущего беседу. [Смех.] Я говорю это вполне серьёзно. Никого не цитируйте. Одна из самых ужасных вещей — жить согласно идеям других людей. Идеи не являются истиной. «В одной из книг вы говорите, что чудеса — это самое лёгкое на земле», — а разве нет? Разве это не чудо, что вы сидите там, а я — здесь, и мы разговариваем друг с другом? Ведь если вы слушаете без усилия, то вы узнаёте, что значит жить полно, жить целостно; и если вы будете жить таким образом, так это и будет чудо, самое великое из всех.

Участник беседы: Двадцать семь лет я не был в этой стране, и вернулся я около трёх месяцев назад. Я вижу сильнейший страх, который здесь распространяется. На основании своих собственных наблюдений и наблюдений моих друзей я убеждаюсь, что налицо тотальное проникновение мафии и развитие полностью полицейского государства. Можете ли вы помочь нам как индивидам, дать нам ключ для борьбы с этими условиями? Я понимаю, что борьба будет трудной, и я также осознаю, что сопротивляясь, мы можем оказаться в тюрьме. Что может сделать каждый человек в отдельности для того, чтобы дать отпор этим ужасным силам?

Кришнамурти: Сэр, это не попытка уйти от вопроса, но всё же: можете ли вы как индивид оставаться мирным? Индивид ли вы вообще? У вас может быть банковский счёт, свой собственный дом, семья и тому подобное — но индивид ли вы? Индивид означает неделимость внутри себя, отсутствие фрагментарности. Но мы разделены, разбиты на части — и потому мы не индивиды. Мы такие же, как и общество. Мы создали это общество. Что остаётся человеку, разделённому изнутри, кроме как идти к тому состоянию, в котором он будет представлять собой единое целое? И тогда появится совершенно новый тип действия. Но пока мы действуем, будучи разбиты на части, будучи раздроблены, мы неизбежно создаём в мире ещё больший хаос. Я уверен, этот ответ никого не удовлетворит; вы просите ключ, однако ключ находится в вас самих. Вы должны выковать этот ключ.

Участник беседы: Но время не терпит, и мне кажется, я так и не смогу до конца понять, как мне быть с этим.

Кришнамурти: «Время не терпит» — можете ли вы измениться немедленно? Измениться не постепенно или завтра? Можете ли воспринять «целостную» жизнь, в которой есть любовь — всё, о чём мы говорили этим утром, — немедленно? Ведущий беседу говорит, что единственное, что нужно делать, это измениться полностью, фундаментально, немедленно. Для этого вы должны наблюдать всем своим сердцем и умом; не спасаясь бегством во что-нибудь, в национализм или в свои верования; одним движением отодвиньте всё это в сторону, и полностью осознавайте всё. Тогда имеет место радикальная перемена, немедленно, и из такой немедленной трансформации вы начнёте действовать совсем по-другому.

Участник беседы: Имеет ли любовь объект? Можно ли любить в своей жизни только одного?

Кришнамурти: Слышен ли был вопрос? Можно ли любить одного человека, и в то же время многих других? Странный это вопрос. Если вы любите — вы любите и одного и всех. Но мы не любим. Сэр, множество ли людей вдыхают аромат цветка или лишь один человек — цветку всё равно, он просто есть. В этом — красота любви: любовь может одаривать и одного и многих. Это возможно, только когда есть сострадание, когда нет ревности, амбиций и стремления к успеху; это является отказом от всего того, что человек создал и в себе, и вокруг себя. Через отрицание рождается положительное.

Санта-Моника, Калифорния, 7 марта 1970

РЕЛИГИЯ

Мы уже говорили, что сегодняшним вечером мы будем беседовать о религии и о медитации. Они представляют собой на самом деле весьма сложную проблему, требующую немалого терпения, сомнений и внимательного исследования, при котором мы не должны ничего предполагать, допускать или принимать на веру. Человек всегда стремился к чему-то большему, чем повседневное существование, с его болью, удовольствием и скорбью; он всегда хотел найти нечто более постоянное. И в своих поисках этого безымянного он построил храмы, церкви и мечети. Во имя религии люди творили удивительные вещи. Случалось, что из-за религий начинались войны; людей пытали, сжигали, уничтожали; потому что вера была важнее истины, а догма — живее непосредственного восприятия. Когда вера становится самым главным в жизни, у вас появляется желание пожертвовать всем ради веры; и до тех пор, пока эта вера даёт утешение, безопасность, чувство прочности и постоянства, не имеет значения, истинна она или не имеет под собой никакого основания.

Если вы ищете что-то, это очень легко найти; но это означает, что перед тем как начать поиск, нужно иметь основу, какое-либо представление о том, что вы собираетесь искать. В сам поиск вовлечено несколько процессов; есть не только желание и надежда, что найденное вами окажется истиной, но за поиском стоит также какой-то мотив. Если мотивом является стремление убежать от страха, найти утешение и безопасность, то вы неизбежно найдёте что-нибудь, что удовлетворит вас; это может быть самое абсурдное верование, но пока оно вас удовлетворяет и полностью успокаивает, вы цепляетесь за него, как бы смехотворна ни была иллюзия. В этом большая опасность для тех, кто пытается найти.

Если существует страх любого вида, скрытый или явный, поиск становится уклонением, бегством от реальности. И если во время поиска вы что-либо обнаруживаете, открытие это основано на узнавании — вы должны опознать найденное, иначе оно не будет иметь никакой ценности. Но узнавание, если к нему присмотреться, относится к памяти о прошлом, о чём-то, что вы уже знали, иначе процесс узнавания невозможен. Всё это является частью вечного поиска человеком чего-то такого, что он считает истиной; но что вне пределов ума, не основано на узнавании.

Религия, в общепринятом смысле этого слова, стала сейчас делом пропаганды корыстного интереса, с огромной собственностью и с мощной иерархической, бюрократической системой «духовности». Религия стала предметом догмы верования и ритуала — чем-то полностью оторванным от повседневной жизни. Вы можете или верить или не верить в Бога, но эта вера очень мало значит в реальной жизни — в которой вы обманываете, разрушаете, идёте на поводу своих амбиций, жадности, ревности, насилия. Вы верите в Бога, или в спасителя, или в какого-то гуру, но веру свою вы держите на расстоянии — так, что она фактически не затрагивает вашу повседневную жизнь.

Религия — в нынешнем её состоянии — стала удивительным явлением, не имеющим под собой абсолютно никаких оснований. Христианин за последние две тысячи лет был приучен веровать. Пожалуйста, понаблюдайте за этим в себе, не критикуя, не осуждая, просто понаблюдайте. Может быть, вам это не понравится, но нужно принять тот факт, что человек, если он христианин, обусловлен не меньше, чем коммунист или атеист. И верующий и неверующий — оба обусловлены культурой своего времени, обществом, чрезвычайным процессом пропаганды. То же самое уже тысячи лет продолжается и в Азии.

Любая материальная структура, психологические суждения, устойчивые верования, ради которых человек готов уничтожать или подвергаться уничтожению, основаны на диалектическом, самоуверенно-навязчивом мнении о путях открытия истины; однако «истинное мнение», каким бы умным и аргументированным оно ни было, никоим образом не включает в себя реальность — оно остаётся всего лишь мнением. Сегодня все религии мира абсолютно бессмысленны. Желая духовного развлечения, мы идём в церковь или в храм или в мечеть, и всё это не имеет никакого отношения к нашему ежедневному страданию, смятению и ненависти. Действительно серьёзный человек, тот, кто на самом деле хочет выяснить, существует ли что-то большее, чем эта ужасная вещь, называемая существованием, несомненно должен быть полностью свободным от догмы, от веры и от пропаганды, должен быть свободным от структуры, в которой его воспитали для того, чтобы он был «религиозным человеком».

Через отрицание «того, что есть» в так называемых религиях мы приходим к положительному. Мы собираемся выяснить, если сможем, что же именно ищет человек — не с помощью какого-либо спасителя или гуру, и не с помощью ведущего эту беседу. Мы собираемся выяснить сами, существует или нет нечто, что не является проекцией наших собственных надежд, наших страхов, не изобретённое ловким, хитрым умом и не порождённое нашим полным одиночеством.

Чтобы выяснить, человек должен быть свободен от веры; ибо вера есть качество ума, отдающего предпочтение тому, что даёт ему какую-то надежду, утешение, безопасность, чувство постоянства. Для свободы исследования человек должен быть свободен от страха, от беспокойства, от желания быть психологически защищённым. Вот очевидные требования к очень искреннему, серьёзному человеку, по-настоящему желающему выяснить.

Инструментом, пригодным для исследования, является ясный ум; такой ум не имеет искажений пли предвзятого мнения, формулы и верования. Посмотрите, как это невероятно трудно — иметь ум, не вовлечённый в конфликт; так как это ум, который понял конфликт и освободился от него.

Ум — имеется в виду не только ум, но и сердце, вся психосоматическая природа человека — должен быть в высшей степени чувствительным; ибо чувствительность предполагает разумность. Мы собираемся войти в это немного — ведь всё это лежит в основе медитации. Если не заложить фундамент порядка, медитация — одно из самых необычайных явлений в жизни — превратится просто в бегство, ведущее к самообману, к самогипнозу. Низкопробный ум способен научиться хитроумным приёмам, может практиковать так называемую медитацию, но он так и останется низкопробным и тупым.

У большинства из нас очень мало энергии; мы расходуем её в конфликте, в борьбе, растрачиваем самыми разными способами, не только через секс, но значительное количество энергии растрачивается также в противоречиях и во внутренней фрагментации, порождающих конфликт. Конфликт определённо является огромнейшей растратой энергии — «напряжение» понижается. Необходима не только физическая, но и психологическая энергия, с умом чрезвычайно ясным, логичным, разумным, неискажённым, и с сердцем, в котором нет ни сентиментов, ни эмоций, а есть изобилие любви, сострадания. Всё это даёт великую силу, страсть. Вам это необходимо, иначе вы не сможете совершить путешествие в то, что называется медитацией. Вы можете сидеть скрестив ноги, дышать или вытворять фантастические вещи, но вы никогда не приблизитесь к ней.

Тело должно быть необычайно чувствительным; это одна из самых больших трудностей, ведь мы нарушили разумность тела алкоголем, курением, потворством своим страстям, удовольствием; мы сделали своё тело грубым. Взгляните на тело, которое должно быть очень живым и чувствительным, — и вы увидите, до чего мы его довели! Тело воздействует на ум — и наоборот — и потому чувствительность тела, организма имеет большое значение. Такая чувствительность не может быть достигнута постом или различными искусственными приёмами. Ум должен следить за этим беспристрастно. (Я надеюсь, вы делаете это сейчас, когда ведущий беседу говорит об этом — а не завтра или послезавтра, — ведь мы, как уже отмечалось, все вместе принимаем участие в путешествии, в исследовании.)

Наблюдение «того, что есть» — это понимание данного события. Понимание возникает из наблюдения «того, что есть»; его проверка в повседневной жизни ведёт к пониманию переживания. Многие из нас хотят великих переживаний, ведь наша собственная жизнь такая ограниченная, такая невыразимо скучная. Мы хотим глубоких, длительных и прекрасных переживаний. Но мы даже не понимаем, что означает слово «переживание», и ум, ищущий переживаний, неспособен понять, что такое истина. Жизнь, которой мы живём каждый день, должна быть преобразована; необходимо положить конец этой ненависти, этому насилию в самом себе, покончить с беспокойством, чувством вины, стремлением преуспеть, стать кем-то; и без радикальнейшего изменения всего этого пытаться искать некое «переживание» вообще бессмысленно.

Ум, который надеется открыть истину, испытать необычные переживания или развлечься при помощи наркотиков, становится их рабом, и они в конечном счёте делают его тупым и глупым.

Мы вместе исследуем вопрос о религиозном уме — не что такое религия, но что такое религиозный ум, способный выяснить истину. Первоначальное значение слова «религия» довольно неопределённо; мы можем приписывать ему любое значение, которое нам нравится, что мы обычно и делаем. Но вот не иметь мнения относительно того, что такое религия, — это быть свободным для исследования этого, для исследования качества религиозного ума. Это качество не отделяется от повседневного существования с его болью, удовольствием, печалью и смятением.

Чтобы исследовать это, должна быть свобода от всяческого авторитета. Вы должны найти ответ сами, без всяких книг, чтобы никто не помогал вам. Пожалуйста, поймите как это важно, мы ведь отдали наше доверие и веру другим — священнику, спасителям, учителям и прочим — и ждём, что они поведут нас, но они нас никуда так и не привели.

В нашем исследовании не возникает вопрос авторитета: вы исследуете как настоящий учёный, не стремящийся к результату. Если нет авторитета, то нет и никакой системы, никакого метода. Система, метод предполагают наличие шаблона, формирование привычки. Если вы каждый день следуете какой-нибудь системе, ваш ум неизбежно теряет гибкость. Это так просто и очевидно. Поэтому системы, методы, способы и упражнения должны полностью исчезнуть.

Посмотрите, что происходит с умом, который не испытывает страха, не ищет удовольствия или развлечения, с умом, который не зависит от авторитета, а на самом деле исследует; уму, который ни от чего не зависит, нечего бояться, и потому он способен исследовать. Такой ум уже стал чрезвычайно острым, подвижным, сильным, серьёзным. (Используя слово «ум», мы имеем в виду его целостность, включая организм, сердце.) Такое качество ума обладает красотой; не используя никакого метода, он становится ясным, исследуя, наблюдая и учась во время наблюдения. Учёба не отличается от действия. Учиться — значит действовать. Если вы познаёте путь национальной принадлежности, опасность разделения людей, наблюдаете и понимаете её, тогда само это понимание кладёт конец разделению в ваших действиях. Поэтому наблюдение играет очень важную роль.

Вы все, вероятно, знаете о йоге. Такое множество книг написано о ней; любой Том, Дик и Гарри, прожив несколько месяцев в Индии и посетив там несколько уроков, становится «йогом».

Слово «йога» имеет множество значений, оно подразумевает образ жизни, а не просто выполнение каких-то упражнений для сохранения молодости. Оно подразумевает, как полагает ведущий беседу, образ жизни, в котором нет разделения, а потому нет и конфликта. Конечно, регулярные упражнения правильного рода полезны — они сохраняют гибкость тела. Ведущий беседу сам занимался этим многие годы — не для того, чтобы постичь с помощью дыхания и прочего какого-то необычайного состояния, но для того, чтобы поддерживать гибкость тела. Для этого следует правильно выполнять определённые упражнения и правильно питаться, не набивая себя мясом, что неизбежно ведёт к грубости, нечувствительности. Каждый должен сам подобрать для себя диету — путём эксперимента и последующей проверки. Затем существует этот фокус, которым вас обводят вокруг пальца: Мантра Йога. За пять долларом, или за тридцать, вас обучают некой мантре повторению набора слов, чаще всего на санскрите. У католиков для этого имеются чётки, и они повторяют Аве Мария, или что-то ещё. Знаете, что происходит, когда вы постоянно повторяете набор слов? Вы гипнотизируете себя до состояния успокоения. Или вас захватывает звучание слова. Когда вы непрерывно повторяете какое-то определённое слово, оно начинает производить звук внутри вас; этот внутренний звук звучит постоянно, если вы слушаете его; звук становится чрезвычайно живым, и вам кажется, что это в высшей степени замечательная вещь. Ничего подобного, это всего лишь форма самогипноза, от которой также нужно полностью отказаться.

В таком случае мы подходим к чему-то совершенно иному: к осознанию и вниманию. Не знаю, занимались ли вы этим — не в виде чтения книг, обучения умению осознавать в азиатской школе или в каком-нибудь монастыре, — но если вы действительно займётесь этим, вы сами увидите, что значит не учиться у другого. Вам необходимо самостоятельно учиться тому, что означает осознание; осознание этого зала, в котором вы сидите, его пропорций, красок, которые в нём есть, не говоря при этом, красиво это или уродливо, но просто наблюдая. Когда вы идёте по улице, осознавайте происходящее вокруг вас, наблюдайте за облаками, деревьями, отблесками воды, летящей птицей. Осознавайте, не допуская вмешательства мысли, говорящей: «это правильно», «это неправильно», «так должно быть», «так не должно быть». Осознавайте всё, что происходит снаружи, затем также осознавайте внутреннее — наблюдайте за каждым движением мысли, следите за каждым чувством, за каждой реакцией; это делает ум необычайно живым.

Существует различие между концентрацией и вниманием. Концентрация представляет собой процесс исключения, процесс сопротивления, и потому конфликт. Вы когда-нибудь наблюдали за своим умом при попытке на чём-то сконцентрироваться? Он отвлекается, а вы стараетесь вернуть его на место, и эта борьба не прекращается; вы хотите собрать ваше внимание и сосредоточиться на чём-то, а мысли интересно выглянуть в окно пли думать о чём-то ещё. В этом конфликте также растрачивается очень много энергии и времени.

Интересно исследовать, почему ум всё время болтает, постоянно разговаривает с самим собой пли с кем-нибудь ещё; почему он стремится непрерывно чем-нибудь заниматься, читать книгу, слушать радио, всячески поддерживать собственную активность? Почему? Вы, может быть, замечали — существует привычка неуспокоенности; наше тело не может посидеть спокойно сколько-нибудь длительный промежуток времени, оно постоянно делает что-то или ёрзает. Ум также всё время болтает; иначе что произойдёт с ним? — он загружен и поэтому должен быть постоянно занят. Он должен быть занят социальной реформой, занят тем или этим, какой-нибудь верой, какой-нибудь ссорой или происшедшим в прошлом событием — ум непрерывно думает.

Как мы говорили, внимание полностью отлично от концентрации. Осознание и внимание идут вместе — но не концентрация. Интенсивно внимательный ум способен наблюдать очень ясно, без всякого искажения, без всякого сопротивления и в то же время функционировать эффективно, объективно. В чём особенность такого ума? (Надеюсь, что вам это интересно, поскольку это часть жизни. Если вы отвергаете всё это, значит вы отвергаете также и полноту жизни. Если вы не знаете смысла и красоты медитации, вы не знаете ничего в жизни. У вас может быть автомобиль самой последней модели, возможность свободно путешествовать по всему миру, но если вы ничего не знаете о подлинной красоте, о свободе и радости медитации, вы упускаете громадную часть жизни. Это не к тому, чтобы заставить вас сказать: «Я должен научиться медитировать». Медитация приходит естественным образом. Ум, который исследует, должен неизбежно прийти к этому; ум, который осознаёт, ум, который наблюдает «то, что есть» в самом себе, способен к самопониманию, к самопознанию.)

Мы спрашиваем: какова особенность ума, который естественно, без всяких усилий зашёл так далеко? Когда вы смотрите на дерево, на облако, на лицо своей жены, своего мужа, вашего соседа, только в безмолвии наблюдение может быть абсолютно ясным. Вы можете слышать только при отсутствии внутреннего шума. Если вы болтаете сами с собой, сравнивая то, что говорится, с тем, что вам уже известно, значит вы не слушаете. Когда вы наблюдаете своими глазами, а вам мешают разные предубеждения и знания, это на самом деле не наблюдение. Итак, действительно наблюдать и слушать можно лишь в безмолвии.

Не знаю, продвигались ли вы когда-нибудь так далеко. Это не то, что вам нужно развивать, затрачивая годы для достижения результата, ибо это не продукт времени или сравнения; это продукт наблюдения в повседневной жизни, наблюдение за вашими мыслями и понимание мысли.

Когда ум всё абсолютно осознаёт, он становится необычайно тихим, спокойным; но он не спит, наоборот — ум весьма бдителен в этой тишине.

Только такой ум может увидеть, что такое истина, увидеть, существует ли что-либо запредельное или нет. Только такой ум является религиозным умом, так как он полностью отбросил прошлое — хотя и способен использовать память о прошлом. Так что религия есть нечто, что не может быть выражено словами; религия не может быть измерена мыслью, ибо мысль всегда является измеряющей; мысль, как уже говорилось, — реакция прошлого. Мысль никогда не бывает свободной, она всегда функционирует в сфере известного.

Поэтому ум, способный к пониманию того, что такое истина, что такое реальность — если вообще существует такая вещь, как реальность, — должен быть полностью свободен от всех людских фокусов, от обманов и иллюзий. И это потребует большой работы. Это означает внутреннюю дисциплину — ту дисциплину, которая не является подражанием, подчинением, приспособлением. Дисциплина появляется через наблюдение «того, что есть» и его изучение; это изучение есть само по себе дисциплина. Тем самым устанавливается порядок, и беспорядок в человеке прекращается. Всё это, от начала бесед до настоящего момента, есть часть медитации.

Только если вы умеете смотреть на облако и видеть красоту света на море, умеете смотреть на свою жену — или на мальчика, или на девочку — свежим взглядом, с чистым умом, которому ни разу не причинили боль, который не пролил ни одной слезинки, только тогда ваш ум способен увидеть истину.

Участник беседы: Некоторое время назад я на себе убедился в том, о чём вы говорите: ключ к внутренней свободе — в понимании того, что наблюдающий и наблюдаемое — одно. Мне надо было выполнить одну тяжёлую и утомительную работу, к которой у меня возникло сильнейшее сопротивление. Я осознал, что я сам и был этим сопротивлением, что это только сопротивление, которое смотрит на сопротивление. После этого сопротивление исчезло — и это было похоже на чудо, — у меня даже появились физические силы, чтобы закончить работу.

Кришнамурти: Вы стараетесь подтвердить то, что сказано мной, для ободрения меня или аудитории? [Смех.]

Участник беседы: Чтобы дойти до той точки, из которой видно, что наблюдающий и наблюдаемое — это одно, нужна огромная энергия.

Кришнамурти: Джентльмен говорит: наблюдающий является наблюдаемым; то есть где существует страх, наблюдающий является частью этого страха. Он не отождествляет себя со страхом; наблюдающий — это часть самого этого страха. Понять всё это довольно просто. Вы либо понимаете это на словесном уровне, теоретически — понимая значение слов, — либо на самом деле видите, что наблюдающий и наблюдаемое — это одно. Если вы действительно видите это, то в вашей жизни происходит решительное изменение; прекращается конфликт. Когда между наблюдающим и наблюдаемым есть разделение, разрыв, есть временной интервал, а значит и конфликт. Когда вы на самом деле видите и проверяете наблюдением реальное единство наблюдающего и наблюдаемого, вы кладёте конец всем конфликтам в жизни, во всех взаимоотношениях.

Участник беседы: Когда мы осознаём, что прошлое, в виде памяти, стоит на пути между внешним и чем-то более глубоким — что мы можем сделать? Мы не можем прекратить это — это продолжается.

Кришнамурти: Память вклинивается между внешним и внутренним. Существует внутреннее, внешнее и ум как память, как нечто отдельное, как прошлое. Поэтому в настоящий момент мы имеем три сферы: внутреннее, внешнее и ум в виде прошлого. Пожалуйста, сэр, не смейтесь — это наша жизнь, это то, что мы делаем; хотя вы можете поставить вопрос и по-другому, это действительно то, что и происходит в нашей повседневной жизни. Вам хочется сделать что-то; ум говорит: «Не делай это» или «Сделай это как-то иначе», — так что борьба не прекращается. Ум вмешивается; ум в виде мысли, то есть прошлого. Мысль вклинивается между действительно существующим внутренним и внешним; и что же человеку делать? Функция мысли выражается в разделении; она разделила жизнь на прошлое, настоящее и будущее. Мысль также отделила и внутреннее от внешнего. Мысль говорит: «Как я могу соединить две половины и действовать как целое?» Способна ли мысль на это, будучи сама по себе фактором разделения?

Участник беседы: Где есть воля, есть и путь.

Кришнамурти: Нет, сэр: у вас есть свой путь в мире; у вас есть воля губить людей, и вы преуспели в этом, вы нашли путь для этого. Нас не интересует воля; воля — в высшей степени разрушительная вещь, ибо воля основана на удовольствии, на желании, а не на свободной радости.

Вы спрашиваете, как может быть успокоена мысль. Как мысль может быть безмолвной? Правильный ли это вопрос? — ведь если вы задали неправильный вопрос, вы неизбежно получите неправильный ответ. [Смех.] Нет, сэр, здесь не над чем смеяться. Вы должны задать правильный вопрос. Но правильно ли спрашивать: «Как может окончиться мысль?» Или нужно понять, в чём заключается функция мысли? Если вы положите конец мысли — если такое вообще возможно, — как вы будете действовать, когда вам надо будет идти на работу? Очевидно, что мысль необходима.

Мы говорили, что в определённом направлении мысль опасна, поскольку мысль разделяет; и все же мысль должна функционировать логически и здраво, объективно и разумно в другом направлении. Как это возможно? Как предотвратить вмешательство мысли? Видите, в чём проблема? Она не в том, «как покончить с мыслью».

Когда поставите вопрос очень чётко, вы всё это увидите сами. Мысль, будучи реакцией прошлого, вторгается, разделяет на внешнее и внутреннее и разрушает единство. Поэтому мы говорим: «Так давайте уничтожим мысль, давайте убьём ум». Это абсолютно неверный подход. Но если бы вы исследовали всю структуру мысли, увидели, где ее место, а где необходимости в ней нет, вы бы поняли, что ум может действовать разумно как в случае бездействия мысли, так и в случае, когда она должна функционировать.

Участник беседы: Почему получается так, что вы осознаёте «то, что есть» гораздо больше, чем я? В чём ваш секрет?

Кришнамурти: Я никогда не думал об этом. Взгляните правильно: разве скромность можно культивировать? Если вы специально развиваете скромность — это всё равно тщеславие. Если вы культивируете осознание «того, что есть», вы не осознаёте. Но если вы действительно осознаёте, когда сидите в автобусе или за рулём машины, когда смотрите, разговариваете и развлекаетесь, из всего этого — естественно, легко — приходит осознание «того, что есть». Но когда вы пытаетесь его культивировать, обращая много внимания на «то, что есть», работает мысль, а не осознание.

Участник беседы: Вы говорите, что для того, чтобы быть свободными, мы не должны иметь учителей? Правильно я вас понял?

Кришнамурти: В чём функция учителя? Если он обладает знаниями по какому-либо предмету, например, медицине, естественным наукам, умеет обращаться с компьютером, и так далее, его функция — передавать другому имеющиеся у него знания и информацию. Это довольно просто. Но если речь идёт об учителе, который говорит, что знает, и хочет обучать ученика, будьте очень подозрительны, ибо человек, который говорит, что он знает, — не знает. Ибо истину, красоту просветления, как бы вы ни называли это, описать невозможно — она есть. Это нечто живое, подвижное, активное, невесомое. Только о мёртвой вещи можно сказать, какая она; и учитель, который учит вас мёртвым вещам, — не учитель.

Участник беседы: Как возможно объединить концентрацию, дисциплину и внимание?

Кришнамурти: Слово «дисциплина» означает обучение у другого. Ученик — тот, кто обучается у учителя. Вы когда-нибудь задавали себе вопрос — что такое учиться? Форма активного залога настоящего времени глагола «учиться, узнавать» — что она выражает? Либо вы учитесь, чтобы добавить к уже известному вам что-то ещё, и это становится знанием — как в науке, — либо ваша учёба является не накоплением знаний, а движением. Вы видите разницу между этими двумя значениями? Или я учусь, чтобы приобрести знание, быть эффективным в техническом отношении и прочее, или я всё время учусь чему-то новому, и потому действие всегда является новым. Пожалуйста, послушайте: я хочу знать, изучать себя. Я — сложноорганизованное существо, во мне есть скрытое и явное. Я хочу знать всего себя в целом. Поэтому я наблюдаю за собой и вижу, что я боюсь; я вижу и причину этого страха; наблюдая, я научился, это стало моим знанием. Но если страх появляется в следующий раз, то я смотрю с позиции уже имеющегося знания — и тогда я перестал учиться. Я лишь смотрю на него глазами прошлого, и того, что фактически происходит, я уже не познаю. Чтобы познавать себя, у меня должна быть свобода, чтобы осуществлялось постоянное наблюдение без вмешательства прошлого — без вмешательства мысли.

Так что «учёба» имеет два значения: изучение с целью приобретения знаний, с которыми я мог бы действовать в определённых областях наиболее эффективно, — и изучение себя, при котором прошлое, то есть мысль, не вмешивается постоянно, и потому я могу наблюдать — и ум всегда остаётся чувствительным.

Участник беседы: Мне хочется спросить вас, употребляете ли вы в пищу мясо или рыбу?

Кришнамурти: Это действительно вас интересует? За всю свою жизнь я ни разу не прикасался к мясу или рыбе, никогда их не пробовал, никогда не курил, не пил; это не привлекает, в этом нет никакого смысла. Сделают ли мои слова вас вегетарианцем? [Смех.] Нет! Знаете ли, герои, примеры — это самое худшее, что у вас может быть. Постарайтесь выяснить, почему вы едите мясо, позволяете себе курить и злоупотреблять спиртным, почему вы не можете вести простую жизнь, что означает не одну смену одежды или еду один раз в день, но качество ума, который прост, без какого-либо искажения удовольствиями, желаниями, амбициями, мотивами — так, чтобы вы были способны видеть непосредственно и воспринимать красоту мира.

Участник беседы: Я хочу только спросить, что такое юмор.

Кришнамурти: Я полагаю, что на самом деле это означает смеяться над самим собой. В наших сердцах так много слёз, так много страдания — просто посмотрите на себя со смехом. Пусть ваше наблюдение будет чистым и серьёзным — но всё же со смехом, если вам это удастся.

Санта-Моника, Калифорния, 8 марта 1970