Во времена Николая III

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

В душный пригородный автовокзал, расположенный на окраине города Москвы, вошли двое мужчин в накрахмаленных снежно-белых рубашках и парадных черных костюмах. У Семена Михайловича, солидного двухметрового пожилого мужчины возраста далеко за шестьдесят, шагавшего с гордо поднятой головой, на носу поблескивали золотистые очки, из нагрудного кармашка выглядывал уголок кремового платочка с искристыми прожилками, а на голове сверкала вызывающая, неимоверная по окраске, рыже-красная шевелюра, выкрашенная явно не в парикмахерском салоне. После шокирующих публику волос, ботинки сорок пятого размера, предназначенные для туристических походов, уже не привлекали столь пристального внимания.

Его сопровождал Михаил Валерьянович, молодой человек спортивного телосложения, высотой шесть футов, в солнцезащитных очках. Вошедшие отличались от находящихся в зале людей, одетых по летней погоде, мужская половина которых предпочитала по погоде расстёгнутые рубашки с короткими рукавами, а женская – белые или цветастые платьица с босоножками на босу ногу. Войдя в современное здание, выполненное из железобетона и стекла, молодой человек пожелал снять модные очки, но, убедившись, что внутри помещения почти также светло, как и снаружи, только дотронулся пальцами до оправы и опустил руку вниз. Остановившись на мгновение, шеф и молодой человек огляделись и гуськом, выстроившись по росту, направились к билетным кассам.

Шумная компания, сидевшая на двух соседних скамейках у входа в автовокзал, не сговариваясь, поднялась и пошла навстречу вошедшим. Пожилой господин, не удостоив никого из присутствующих своим вниманием, сторонясь, обогнул выросшую впереди преграду и, не сбавляя скорости, целеустремленно продолжил путь заданным курсом. Один из бедолаг, возглавлявший компанию, обмахиваясь газетой, как веером, загородил дорогу шедшему сзади Михаилу, давая понять, что обойти его не представляется возможным. Толстяк с газетой, выпятив живот, на котором от натуги нижняя пуговица рубашки расстегнулась, и выглянуло голое тело, жизнерадостно улыбался.

– Мы вас давно ждем,– радостно заявил он, панибратски обращаясь к стоявшему перед ним незнакомцу:– Вы артист? – для полной убедительности, чтобы не ошибиться, он уточнил свой вопрос,– не правда ли?

Молодому человеку стало весело.

– Вас устроит ответ философский или необходимо заключение по существу? – спросил он, предоставляя слушателям право выбора и показывая всем своим видом, что не прочь поговорить с ними по душам.

Веселая компания, настроенная философски, отдала предпочтение первой части вопроса.

Поклонившись, молодой человек, чуть приподняв, развел руки в стороны, как птица перед полётом. Он представил себя возвратившимся в поместье барином, стоящим в окружении дворовыми людьми, внемлющими его умные речи.

– Весь мир играет,– загадочно улыбаясь, неторопливо сказал он,– жизнь-игра и все люди артисты. В какой-то степени вы не ошиблись, я артист. Мы, собственно, рождены, чтобы сыграть свою роль и уйти со стены, чтобы затем вновь возродиться. Сиюминутными поступками мы лепим свое будущее, в том числе и тело, и душу, и желания. Поэтому очень важно, что мы делаем и как поступаем в тот или иной момент.

Компания вежливо, не перебивая, выслушала монолог, затрагивающий интересную тему, не затрагивающую животрепещущего вопроса.

– Философский ответ нас вполне устраивает,– послышался бархатный голос толстяка.– Теперь, давайте перейдём к ответу по существу.

– Что ж, можно и по существу… Мы не обладаем жизнеописанием актеров, но можем дать фору любому артисту. Остап Бендер, в сравнении с моим шефом,– молодой человек движением головы указал в сторону пожилого господина, подходящего к билетным кассам,– выглядит мальчиком. Он в своих лучших, создаваемых экспромтом, образах не подражаем.

– П-о-о-оня-ятно,– протянул толстяк.– И всё же, кто вы?

– Пред вами сотрудники исследовательского института, один из которых является широко известным в узких кругах профессором, а я являюсь его аспирантом, подающим большие надежды.

Ответ не удовлетворил компанию, ожидавшую нечто иное.

– Не смеем вас больше задерживать,– разочарованно пропел толстяк и широким жестом руки показал аспиранту, что больше он никому не интересен и путь его свободен.

Построившись в две шеренги, компания пропустила по образовавшемуся коридору Михаила, поспешившего к своему попутчику, который, стоя на подступах билетных касс, делал отчаянные знаки, призывающие поспешить.

Очереди, как таковой, у билетных касс не существовало. Из трех окошечек, по русской традиции, как и пятьдесят лет назад, работала одна и её, родимую, штурмовали, обступившие со всех сторон, пассажиры.

– Я сейчас разберусь с билетами,– заверил на ходу аспирант, не останавливаясь и не теряя время на излишние разговоры.

Он врезался в толпу и уверенно продвинулся вперед, разрезая ее, как движущийся катер разрезает волну, лишь изредка говоря неизвестно кому: – извините! Чем ближе приближалась цель, тем заметнее падала скорость передвижения. На подступах к заветному окошечку она изрядно замедлилась. Барахтаясь на месте, аспирант сумел ухватиться мертвой хваткой за стойку, выступающую из стены на уровне колен, предназначенную, по замыслу архитекторов, для установки чемоданов под кассами. Решив, что дело сделано, Михаил посчитал остальное делом техники. В это время толпу качнуло и рядом стоящий детина, прижатый к стене, развернулся и с явным удовольствием, пользуясь моментом, локтем проехался по лицу соседа, отчего солнцезащитные очки аспиранта, слетев с носа, упали под ноги. Не отрывая правой руки от стойки, потерпевший стал шарить свободной рукой под ногами в поисках оброненной вещи. В этом интересном положении, когда голова его находилась где-то ниже колен, его еще раз пихнули сзади, отчего правый глаз ощутил болезненную остроту неизвестного колена. Несмотря на боль, аспирант не сдвинулся с места и не стал выяснять, кто является владельцем колена, а продолжил шарить по полу. Наконец рука коснулась искомого предмета. Когда указательный палец пролез в пустую глазницу очков, стало ясно, что кто-то уже успел наступить на них. Не теряя обладания, ползающий внизу молодой человек поднялся, натянул разбитые очки на нос, поскольку не нашел, куда бы их еще деть, подтянулся за стойку и засунул голову в кассу, откуда, его, без его согласия, уже никто не в состоянии был вытащить.

Перед кассиршей выросла растрепанная физиономия кота Базилио с взъерошенными волосами, скрученными, как веревка, и натянутым, как удавка, галстуком и подбитым глазом, прикрытым темным стеклом разбитых очков. Второй глаз, оставался целым и невредимым и посему не нуждался, чтобы его закрывали. Аспирант повращал здоровым зрачком перед сидящей женщиной, демонстрируя живучесть.

– Как сюда попала эта кошачья морда? – вырвалось у кассирши.

Прошло мгновенье, прежде чем она поняла, что перед ней все-таки человек.

– Что произошло с вашими очками?– поправилась она, не подумав извиниться за нелестное сравнение.

Аспирант разозлился и хотел, уподобившись персонажу из комиксов, ответить «вежливо», по-московски, что это, мол, не ваше собачье дело. Если бы он начал говорить в подобном тоне, то неминуемо вспомнил бы физиономию кота Базилио, упомянутую кассиршей в оскорбительном тоне и морду лица самой кассирши, но он жил в Научном Городке, где вежливость считалась атрибутом интеллигентности и, подавив гнев, ответил, как можно мягче:

– Не имеет значения, что случилось со мной. Не стоит вспоминать перипетии сложного пути к вашему окошечку. Лучше смотреть в будущее, а не вспоминать прошлое. Выпишите, пожалуйста, два билета на ближайший рейс до Научного Городка.

– Ах, вы из Научного Городка?! – не унималась кассирша.– Тогда многое объяснимо. Я еще не такого насмотрелась от ваших коллег, – вылив эмоции, как помои, на голову кота Базилио, она, обращаясь к молодому человеку, профессионально затараторила, объясняя ситуацию.– За десять минут до отправления автобуса маршрутный лист, подписанный кассиром в стационарной кассе, передаётся водителю, после чего билеты на свободные места продаются непосредственно в автобусе. Поспешите. Ваш автобус перегружен, поскольку предыдущий – не вышел на линию!

Рейсовый автобус запаздывал и отъезжающие нервничали. Наконец долгожданный автобус появился. Водитель, желая ускорить посадку, лихо подкатил к остановке, на ходу открыв передние и задние двери. Пассажиры бросились к входным дверям с котомками в руках в атаку, как в последний бой. Аспирант замешкался, потерял бдительность и очутился у задней двери в конце очереди. Профессор в числе первых ринулся в переднюю дверь. Учитывая возраст, его пропустили вне очереди и он, как спринтер, несмотря на годы, помчался по проходу, сметая всех на пути, желая поскорее достичь свободного места и уж, потом отдышаться. Ему посчастливилось без помех добраться до кресла в салоне и успеть занять рядом еще одно место для своего попутчика, положив для надежности рядом портфель, с которым никогда не расставался.

– Сюда, сюда,– призывно махал рукой шеф сотоварищу, пробирающемуся к нему по проходу сквозь скопления хаотично движущихся пассажиров.

Аспирант уселся рядом, вспомнил о поломанных очках и, разжав кисть, показал их руководителю.

– Что-то мне сегодня не везет,– пожаловался он.– Очки упали на пол и сломались у кассы. Когда толпа качнулась в сторону, я потерял равновесие, очки упали с носа на пол и находящийся рядом незнакомец ненароком наступил на них.

– Не расстраивайтесь,– успокоил шеф,– несмотря ни на что, мы в пути и движемся к цели, а на мелочи не стоит обращать внимания. Если трудно, встречайте трудности с улыбкой, старайтесь не придавать им особого значения. Чего только не случается в жизни! В одну из последних командировок в Ригу после конференции была объявлена культурная программа. Согласно ей, организаторы собирались отвезти нас в Юрмалу. Во время прогулки по Рижскому взморью один из местных представителей предложил мне искупаться и я, по неосторожности, согласился. Никто из присутствующих не сомневался в мелководности Балтийского моря, но никто и не подозревал, что эту теоретическую доктрину придется проверить мне, своей головой! Отойдя от берега на приличное расстояние, я подумал, что прошел достаточно далеко. Нырнул и, не рассчитав глубины, уткнулся носом в дно. Представляете, как я выглядел, когда поднялся и с высоты своего двухметрового роста, стоя по колено в воде в сползших до колен семейных трусах, горделиво осматривался вокруг, смутно представляя, в какую сторону двигаться. Спасибо, что находящийся рядом, сопровождающий меня коллега заметил мои неудобства и вывел на берег. Я стал самим собой, когда вышел из воды, вернее, когда добрался до своего портфеля, в котором лежало с десяток запасных очков. Чего только не было в моем портфеле на всякий случай! Однажды на международном симпозиуме в Киеве, когда, нужно полагать, по вражьему замыслу, в гостиничном номере неожиданно погас свет, меня спасли лежавшие в портфеле и ждущие своего часа свечка со спичками. Советую и вам завести толстый портфель и не расставаться с ним никогда!

– На приобретение десятка очков у меня не хватит зарплаты, подумал про себя аспирант, а вслух сказал:

– Передо мной стоит более скромная задача, касающаяся вынужденного похода в мастерскую с поломанными очками. Я воспользуюсь вашим советом и приобрету лишние запасные очки, чтобы, на всякий случай, иметь под рукой заранее подобранный образец.

Автобус тронулся.

– Теперь можно вздремнуть на часок,– предложил шеф и, не дожидаясь ответа, закрыл глаза.

Через минуту послышалось сопение уставшего пожилого человека. Аспирант не обладал спокойствием шефа и не мог так быстро расслабиться. Прошедшие полчаса не давали ему покоя.

Неужели я предстал перед кассиршей в облике кота Базилио, спрашивал он себя, и так ли необходимо было ползать по полу в толпе на полусогнутых ногах в поисках разбитых очков? Что-то пора менять в своих действиях и поступках, какими бы они не казались необходимыми. Несколько успокоившись, он стал любоваться видами через окно. Волна тепла разлилась по его телу и он задремал.

Междугородный автобус обычно двигался по двум маршрутам. По первому он въезжал в Научный Городок, по второму – мчался по трассе, останавливаясь на остановке «По требованию».Она находилась в двух километрах от Научного Городка. По первому варианту, когда автобус заезжал в город, путь домой из центра проходил по асфальтированной дороге мимо жилой застройки и был несколько короче, но выглядел менее приятным, чем второй вариант, особенно летом. Лес притягивал людей вне зависимости от времен года, и большинство научных сотрудников предпочитало поездке на автобусе пятнадцатиминутную прогулку пешком по естественной, вытоптанной тропинке мимо вековых сосен.

Данный автобус, на котором ехали шеф и аспирант, не делал остановки в Научном Городке, и не въезжал в центр. Он остановился на трассе возле леса на остановке «По требованию». После часовой езды, высадив двух пассажиров, автобус отправился дальше. Профессор помахал рукой отъезжающим, чихнул и превратился в рисованный персонаж из мультфильма, оставаясь таким же импозантным и горделивым, как прежде, только маленьким и еще более гротескным и забавным. Ему захотелось высморкаться. Он пошарил рукой в кармане в поисках платка, но такового не обнаружил и потянулся за «платочком», выглядывающем из верхнего кармашка пиджака. Развернутый «платочек» оказался красивой салфеткой с узорчатыми, желтыми, кленовыми листьями с золотистыми прожилками, заимствованной со стола на банкете, устроенным в честь гостей из Научного Городка.

– Никто бы не догадался,– сказал с улыбкой шеф аспиранту,– что вместо платочка можно использовать обыкновенную салфетку.

– Разумеется,– подтвердил, подсмеиваясь над своим руководителем, аспирант.

Шеф высморкался, поискал глазами мусорный ящик, который по его замыслу должен находится поблизости, но не найдя такового, швырнул смятую бумажку в угол автобусной стоянки, в воображаемый мусорный ящик. Ящик был воображаемый, а мусор реальным. В результате в захламлённом углу прибавилась скомканная салфетка. Не обращая внимания на мелочи, Семен Михайлович широким шагом туриста пошел по тропинке между огромными сказочными соснами. Аспирант вступил вслед за ним на лесную тропинку и превратился мальчугана, одетого во взрослую одежду. Путники шли между высоченными соснами, ставшими более задумчивыми и загадочными. Такими они выглядели зимой, запорошенные снегом. Оживленный разговор способствовал ходьбе.

– Скорее бы добраться до дома, сбросить новый костюм, купленный по случаю посещения посольства и облачиться в одежду, в которой не нужно раздумывать, где сесть, а где лечь,– сказал шеф.

– Вы имеете в виду ваш любимый костюм неопределенного цвета, который в момент покупки выглядел серым в крапинку?

– Его, родного,– засмеялся шеф.– Со временем вы поймете, что одежда не имеет первостепенного значения для ученого.

– Я придерживаюсь другого мнения. Чехов говорил, что в человеке все должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и мысли. Я слежу за своей одеждой и считаю достоинством, когда она в абсолютном порядке. Для меня не представляет труда взять в руки утюг и выгладить брюки. Мне не по себе, когда на них отсутствуют стрелки.

– Искусство верховой езды заключается не в том, чтобы стоять у гладильной доски. А как раз в обратном. В том, чтобы не брать в руки утюг,– бравировал шеф.– Я не представляю себя с утюгом в руках. Когда возникает потребность в стрелках, я покупаю новые брюки. Уверяю вас, что это происходит не часто. У меня нет времени, а главное желания заниматься гардеробом. У каждого свое предназначение. Пироги, говаривал дедушка Крылов, должен печь пирожник, а сапоги тачать сапожник. Не обращайте особого внимания на одежду. Каждый научный сотрудник со стажем имеет два выходных костюма: один для ученых советов, а второй для всех остальных торжеств. Для постановки опытов топорщащийся костюм не требуется. Надобность в нем появляется, когда осуществляется демонстрация опытов и в свете прожекторов снуют фотокорреспонденты. Запомните, что скульптор буднично часами стоит перед каменной глыбой в замазанном халате или спортивном костюме, а не в парадном фраке.

Лес закончился. Среди плодовых деревьев, цветов и кустарников появились уютные одноэтажные домики и коттеджи. Постепенно фруктовые деревья сменились на лиственные. За индивидуальным сектором выстроился массив двухэтажных кирпичных домов и домов смешанной пятиэтажной застройки, за которыми была видна панорама города, построенного из панельных многоэтажных строений.

– Вот мы и дома,– облегченно вздохнул профессор.– Рядом с ним находится лабораторный корпус, в котором я ставлю интересные опыты и, как ребенок, восторгаюсь ими.

– Здесь возможно пройдет моя жизнь,– вздохнул аспирант, не зная, радоваться ему сделанным заключением или нет.

– В этом городке живут люди, которые, вне зависимости от возраста, могут творить и до глубокой старости восторгаться жизнью с детской непосредственностью.

В Научном Городке насчитывалось более пятидесяти тысяч человек. В нем, как и в любом населенном пункте, происходили вероятные и невероятные истории. Иногда жители, по тем или иным причинам, выезжали из городка, а иногда к ним приезжали в гости друзья и знакомые и тогда появлялись новые истории.

УЧЕНЫЙ СОВЕТ

Погожим ранним утром Семен Михайлович Невыездной неспешно, с чувством хозяина, идущего по своей земле, подходил к многоэтажному лабораторному корпусу. У центрального подъезда, на стенах, по обеим сторонам парадной двери висели медные дублирующие таблички, выразительно провозглашавшие, что здание именуется Институтом Водных Проблем. На асфальтированной площадке перед входом профессор присоединился к мирно беседующим сотрудникам, которые, как выяснилось, поджидали прибытия заказного автобуса с членами объединенного ученого совета, не проживающими в Научном Городке. В процессе беседы Невыездной боковым зрением заметил стоявшую невдалеке от подъезда автомашину скорой помощи, присутствие которой показалось подозрительным. – Кому-то плохо?– не оборачиваясь и, не глядя на машину, спросил он, как бы, между прочим, подходя к коллегам.

– Наш уважаемый пенсионер Антон Дмитриевич вызвал скорую помощь,– небрежно махнул рукой один из сотрудников, стоявший спиной к входу института, в сторону автомашины медиков.– У него в десять часов утра намечается защита докторской диссертации. Неотложка «стратега» простоит перед стенами института во время работы ученого совета вплоть до объявления результатов голосования, чтобы имелась возможность, в случае необходимости, оказать медицинскую помощь претенденту на ученую степень. В повестке ученого совета вторым пунктом значится защита вашего аспиранта,– обратился он к Семену Ильичу. – Интересно, что он противопоставит карете скорой помощи?

Стоявший рядом второй смешливый коллега маленького роста воспринял заданный вопрос, как новую шутку, и весело залился неудержимым смехом.

Наш пенсионер правильно мыслит, положительно оценил Невыездной действия соискателя. Ради приличия он постоял еще некоторое время в кругу коллег, не вступая в дискуссию, после чего незаметно поспешил покинуть весёлую компанию.

Кличку «Наш Пенсионер» получил дослужившийся до пенсии и ушедший на заслуженный отдых всеми уважаемый Антон Дмитриевич, который вдруг, опомнившись и почувствовав второе дыхание, через год воспрянул духом и вернулся на работу. Ему надоело бессмысленно вышагивать по пустым комнатам квартиры. Его жизнедеятельность приняла столь энергичные обороты, что результаты превзошли намеченные планы. Обработав годовые отчеты лаборатории за многие годы, он решился на старости лет защитить докторскую диссертацию.

– Уж если я и сгорю на работе,– стал часто поговаривать он, вразумляя подчиненных, так не иначе как доктором наук.

Вызов машины скорой помощи Невыездной воспринял как очередной фарс. Он-то знал хватку «немощного» пенсионера, готового довести до белого каления и неврастении кого угодно. Это он, улыбчивый, ласковый и кругленький, любил при встрече пообниматься с сотрудниками, а кое-кого не прочь и задушить в объятиях или, удобно расположив руки на спине, чтобы пациенту не куда было деться, распороть хребет появившимся, неизвестно откуда взятым, острым лезвием ножа.

Невыездной вычислил спешившего на работу аспиранта из окон института и, спустившись вниз, вызвал его на серьезный разговор. Для страховки загородив спиной подопечного от посторонних в фойе между фикусом и стеной, не привлекая излишнего внимания, он заговорщицки зашептал.

– Взгляните через окно на машину скорой помощи. Видите?– спросил Невыездной и, получив утвердительный ответ, продолжил.– Скорую помощь вызвал «Наш пенсионер» Антон Дмитриевич, защищающийся перед вами. Позаботьтесь, чтобы к началу ученого совета рядом со скорой помощью стояла ваша машина с супергидробуром. Поставьте агрегат так, чтобы его видели члены ученого совета из окон актового зала. Каждый выставляет то, на что способен. У пенсионера надежда на скорую немощь, а вам следует показать силу и мощь.

– Стоит ли нагнетать обстановку? – спросил Михаил Валерьянович.– Я и так чувствую себя не в своей тарелке.

– Вам нечего беспокоиться,– подбодрил аспиранта Невыездной.– Вы создали чудесную машину и получили прекрасные результаты, которые некоторым не удастся получить в течение всей жизни. Вашей установкой заинтересовались в Канаде, где столкнулись с пыльными бурями при освоении целины. Актуален вопрос введения удобрений к корням растений без нарушения почвенного покрова и в Казахстане, где во время не воспользовались имеющимся зарубежными разработками, и пришлось иметь собственный опыт по набиванию шишек. Пользуйтесь случаем. Трудно предсказать судьбу новой машины. У многих ученых творения, разработанные в молодые годы, умирают вместе с ними потому, что они ничего путного больше ничего не в состоянии создать. Вот они и возятся с аспирантскими творениями, боясь с ними, как с малыми детьми, расстаться всю жизнь. На сегодняшней защите зарубежный интерес к вашей разработке следует рассматривать, как козырную карту.

– Мне не до карточных игр. Мною владеет нервозность, характерная предстартовой лихорадке спортсменов, вышедших на беговую дорожку.

Невыездной вспомнил, что кроме специальности биолога он еще врач и внимательно осмотрел пациента.

– Нервозность без существенных отклонений,– заключил он, устанавливая диагноз.– В больнице у вас ничего бы не нашли и выписали справку, удостоверяющую, что вы практически здоровы. Я бы прописал вам психотерапию.

Шеф приподнял локти и заслонил полами расстёгнутого пиджака схоронившегося в углу аспиранта, как наседка укрывает растопыренными крыльями птенца.

– До начала ученого совета времени предостаточно и мы с пользой его используем, чтобы прийти в себя. Давайте пройдем в мой кабинет, предложил он,– и я расскажу, как вам следует себя вести в сложных ситуациях.

Развернувшись, он энергично размахивая руками, , зашагал по фойе и вскоре скрылся за поворотом. Сотрудник послушно последовал за шефом, который, не оборачиваясь и не сбавляя шага в коридоре, направлялся к лифту. В кабинете профессор поставил на стол портфель и перстом указал аспиранту на стул, стоящий напротив. Аспирант, не разговаривая, приземлился. Профессор сел, выпрямился и демонстративно перекинул ногу за ногу.

– Направляясь к кафедре, стоящей в зале, где собираются мужи на ученый совет, вы не должны бежать и тем более уныло брести. Выходить следует так, как выходит на сцену с чувством первооткрывателя артист, готовый поведать собравшимся нечто интересное. Подымайтесь на кафедру с гордо поднятой головой,– профессор вздернул голову, как режиссёр, показывая актеру, как следует гордо держать голову, после чего вкрадчиво и наставительно добавил,– без отчаяния висельника, а с чувством собственного достоинства. Женщинам, в подобных случаях, неплохо поправить шарфик на шее,– Невыездной для убедительности дважды провел рукой по воздуху, почти касаясь груди и поправляя воображаемый шарфик,– или забросить один его конец за спину. Взойдя на кафедру, остановите на секунду свой взгляд на сидящем слева человеке в последнем ряду, улыбнитесь ему, как старому знакомому, и переведите взгляд в правый угол, а затем осмотрите зал. Если чувствуете волнение, вытяните руку перед собой, так, чтобы никто не видел ваших манипуляций, и не торопясь, рассмотрите ногти пальцев. Неспешное разглядывание конечностей успокаивает. Выступая перед публикой, следует забыть о себе и своей родословной. Оставьте в стороне мечты и сомнения и воодушевленно расскажите о том, что вы создали. Помните, что вы артист, рассказывающий о прорыве сквозь тысячелетия, а не мечущийся в сомнениях исследователь, ищущий решение в актовом зале. Вы имеете замечательные результаты, полученные во время многолетних исследований, и сейчас представляется прекрасная возможность поделиться ими с коллегами. Чтобы не возникало сомнений, всегда хорошо заявить, что основные результаты исследований опубликованы и с ними ознакомлен широкий круг специалистов. В конце выступления вы должны почувствовать, что игра сделана. В то же время не следует усыпляться победой, поскольку закончился всего лишь первый акт пьесы, длившийся первые двадцать минут. Во втором акте оппоненты, высказав замечания, торжественно посвящают вас в рыцари. По древнему обряду король или старейшина рода, посвящая в рыцари, дважды касается боевым мечом плеча воина. В научном мире оппоненты последовательно заканчивают свои выступления пусть не касанием плеча боевыми мечами, но тоже достойно. Они ознакомились с научными трудами претендента и посвящают его в ученые. Отныне вашим полем боя становится кафедра, где выплёскиваются эмоции и чувства. Выступление – это работа, сражение и рукопашный бой, где накал борьбы не уступает полевым сражениям, а раны превосходят увечья, полученные в потасовках и уличных драках, в которых нет правил. В конце второго акта рассматриваются отзывы различных организаций, которые в большинстве случаев доброжелательны к молодым ученым, поскольку их ещё не рассматривают в качестве серьезных конкурентов. Людям, создавшим имя, таким как я, в возрасте, тяжелее защищаться, чем новичкам. И дело совсем не в возрасте, а в том, что вы не нажили ещё серьезных врагов. Перед заключительным третьим актом свора, заполнившая актовый зал, должна быть усыплена вашей эрудицией, знаниями и способностью отвечать на любые каверзные вопросы. Не будите зверя!– вскричал Невыездной.

Он подскочил в кресле и поддался вперед, как будто ощутил позади себя клыки одного из представителей стаи, погнавшимся за ним. После чего застыл, неподвижно всматриваясь в сидячего напротив аспиранта. Он снял очки и широко раскрыл близорукие глаза, беспомощно озираясь вокруг, почти ничего не видя перед собой.

– Не будите зверя,– раскачивая головой вместе с туловищем из стороны в сторону, как медведь в цирке, повторял профессор, как будто кто-то, в действительности, собирался разбудить зверя.

– У меня отсутствует опыт выступления на ученых советах,– высказался аспирант. – Как только я представлю себя стоящим на кафедре перед уважаемым собранием, мне становится не по себе.

– Ну, что вы?– проявил благосклонность профессор.– Чего вы боитесь?

Царским движением он поправил прядь волос, забросив их правой рукой с виска за ухо, поднял еще выше высоко поднятую голову и глубокомысленно произнес:

– Нельзя лежащей на дороге собаке показывать, что вы ее боитесь, иначе она обязательно укусит вас.

– Я люблю собак и всегда во время могу сказать любой, что она хорошая собака,– сказал миролюбиво Михаил.– Может никто не тронет меня?

– У собак развито обоняние. Сколько бы вы не говорили ласковых слов, результат не заставит себя ждать и бросок собаки последует незамедлительно, как только вы выделите адреналин.

– А если я попробую прокрасться на цыпочках перед мордой спящей собаки?

– Не пытайтесь! Откуда вы узнаете, спит она или бодрствует? В какой-то момент вам все равно захочется ускорить шаг, и возникнет желание поскорее скрыться перед лицом опасности. Попытка убежать станет для собаки сигналом начала действий. Атака неизбежна. Она непременно догонит и вцепится в вас. Собаки очень любят, когда от них убегают.

Профессор замолчал, прислушиваясь, успела ли собака догнать убегающего чудака. Он слушал, выставив локатор уха в сторону двери и свернув голову набок голову так долго, что чуть не превратился в мумию. Затихший аспирант, сжавшись в кресле, неотрывно следил за каждым движением шефа. Наконец профессор принял горделивую прежнюю позу и продолжил повествование.

– На вопросы, сыплющиеся из зала, отвечайте с почтением. Откуда вам знать, задает вопрос, размахивая руками и бурно выражая эмоции, выступающий или он является всего лишь чьим-то рупором? Иногда, выслушав вопрос, заданный разрывающейся на поводке шавкой, на самом деле приходиться отвечать рядом сидящему, вроде бы безучастному наблюдателю, являющимся волкодавом. Помните, что всегда весьма опасен повизгивающий шакал, путающийся в ногах Шерхана. Не реагируйте на форму изъяснения. Покажите, что задаваемые вопросы лишь помогают вам раскрыть тему диссертации, которую вы не могли полностью осветить из-за нехватки отведенного для выступления времени. На несколько вопросов можете ответить запальчиво. Бытует мнение, что молодежи свойственна запальчивость. Пусть считают, что вы горите и что защита диссертации для вас является вопросом жизни и смерти. Но не увлекайтесь! Бросать камни в собаку или злить ее слишком усердно можно только в том случае, если вы сидите высоко на заборе в полной уверенности, что она, несмотря на суетливость и усердие, не допрыгнет и не достанет вас. Вы можете спокойно громить иностранных авторов со всей их никчемной, зарубежной наукой. Что они там могут создать существенного и что они, главное, находясь за границей, могут сейчас вам ответить? Но если собака живет в вашем подъезде, она запомнит навечно даже недоброжелательный взгляд и в последующем не даст вам спокойно войти в собственную квартиру. Если вы пнули собаку ногой или обругали ее через щель полузакрытой двери, житья вам не будет надолго, как бы вы не старались впоследствии подружиться с ней, отыскивая в своем лексиконе ласковые слова и предлагая заранее приготовленный лучший кусок мяса с косточкой. Не пытайтесь убежать от вопросов! Иначе им не будет конца. Боязнь каверзных вопросов может привести слушателей к ощущению жертвы, находящейся в середине сжимающегося кольца, образованного подступающей со всех сторон голодной стаи волков, завывающих на повисшую в небе круглую луну. Голодная стая, в первую очередь, съедает незадачливого пришельца, за которого некому постоять, или самого слабого, которого с молчаливого согласия приносят в жертв. Как бы не сжимался круг вокруг вас, вы не потерпите поражения, пока не сдадитесь сами. Если же покажете, что боитесь, всегда найдется смельчак, который первым бросится на вас и затем вся стая прикончит и сожрет вас. Вы должны чувствовать себя настолько сильным, чтобы стая опасалась напасть. Брызгающие слюной смельчаки тоже бояться, поскольку соображают, что могут получить достойный отпор и тогда стая сгрызет их прежде, чем вас. К тому же неудачливых прыгунов незримо останавливает присутствие на Великом Хурале ваших защитников, которые всегда присутствуют, вроде бы безмятежно развалившиеся в креслах. Вспомните пантеру Багиру и медведя Балу, оберегающих своим присутствием Маугли на Скале советов от недоброжелателей. Проходит время, меняются обычаи и окружающая обстановка, а все остаётся неизменным…

ПРОФЕССОРСКАЯ ЗАБЫВЧИВОСТЬ

Наталья Владимировна, как обычно, перед выходом на работу поцеловала мужа щечку и перекрестила на прощание. Леонид Александрович вышел в коридор, потоптался у двери, вынул из портфеля заранее припасенную табличку с надписью «ПРОФЕССОР В ЛАБОРАТОРИИ». Повесил её на вбитый в стену гвоздик на уровне груди, чтобы каждый знал, где искать профессора в случае нужды. Затем совершил еще один ритуал, введенный несколько месяцев назад, и полностью себя оправдавший. В последнее время профессор частенько попадал впросак, возвращаясь домой без ключа, и терпя от этого кучу неприятностей. Чтобы исключить всякие неожиданности, он воспользовался нововведением, заключавшимся в том, что при выходе из дома следует похлопать рукой по карману пиджака, нащупать связку ключей и, вытащив, потрясти ими в воздухе, как бы говоря замку: видишь, они со мной. Проделав заученную комбинацию, профессор положил вытащенные из кармана ключи и положил их обратно, после чего осторожно спустился по лестнице.

Выйдя из дома, Леонид Александрович огляделся по сторонам. Природа в видимом окружении дышала спокойствием, утренней свежестью и прохладой. По обеим сторонам от подъезда в клумбах перед окнами зеленели кусты и цвели, ухоженные заботливыми руками, астры и гладиолусы, предвестники осени, указывающие, несмотря на струящуюся теплынь, на приближение следующего сезона года. Профессор подумал о быстротечности дней и увядании еще недавно благоухающих весенних цветов, от которых остались лишь воспоминания. На проселочной дороге, на которую предстояло свернуть, в листве деревьев щебетали птицы. Сбоку, за оградой, начинался опытный, никем не охраняемый, доступный для всех желающих, фруктовый сад. Подымающееся солнце радостно улыбалось, предвещая чудесный день. Безмятежной походкой Леонид Александрович направился к возвышающемуся на пригорке институту, на крыше которого разместился громадный транспарант с жизнеутверждающим лозунгом: «СЛАВА НАШЕЙ НАУКЕ!». Из соседнего подъезда дома вышли двое сотрудников, которые тоже направились в сторону института.

Леонид Александрович , поздоровавшись, присоединился к коллегам и включился в разговор, касающийся того, какой сегодня чудесный день и как много пришлось присутствующим потрудиться для развития науки. Один из коллег, Никодим Юрьевич, затронул злободневный вопрос о внесенном личном вкладе, о чем он мог говорить бесконечно, но неожиданно запнулся на полуслове и, установив неподвижный взгляд на груди профессора, переменил тему.

– Скажите, любезный батенька,– обратился он, перегородив дорогу Леониду Александровичу и встав напротив,– а почему вы надели майку поверх рубашки и сверху вывесили, как развевающийся флаг, желтый галстук?

Леонид Александрович судорожно одернул полу пиджака, распахнул его, осторожно, пробуя на прочность, двумя пальцами потянул галстук вниз, после чего стал вращать его попеременно по часовой стрелке и против нее, с интересом рассматривая крапинки на желтом фоне. Закончив проверку галстука на прочность, он переключился на майку и зачем-то вытащил её из штанин и заправил обратно.

Возникла немая пауза. Трое растерянных людей, сочувствуя незадачливому герою, стояли, переглядываясь.

– Никто толком не знает, как следует правильно носить вещи,– стараясь разрядить обстановку и оставаясь серьезным, сказал Никодим Юрьевич.– Профессор вводит новую моду, которая претендует на последний крик или, лучше сказать «писк предстоящего сезона». Мы привыкли к галстуку на рубашке. Мне случалось наблюдать и за шокирующей публикой, рассматривающей героя в галстуке на голом пупке, но самый экстравагантный модельер пока не додумался водрузить поношенную майку поверх выглаженной рубашки, увенчанной сверху развивающимся галстуком.

Он не сдержался и захохотал. Его смех, как колокольчик, звенел, не утихая. От избытка чувств шутник стал, не сдерживаясь, махать в разные стороны авоськой, внутри которой болтался портфель. Леонид Александрович с интересом следил за движущейся рукой, крепко удерживающей сетку для продуктов, куда, как рыба в невод, попал огромный портфель. В принципе, трудно понять, что и зачем следует надевать и куда что следует класть: портфель в сетку или сетку в портфель? Принципиального значения это не имело. И то и другое имело право на существование. Небольшие габариты авоськи обязывали положить ее в портфель, но можно было поступить наоборот, например, втиснуть в нее, большой портфель. По существу разница отсутствовала. Истину подтверждало услышанное в школе на уроке математики правило: от перемены мест слагаемых сумма не изменяется. В другое время Леонид Александрович с удовольствием посмеялся бы над незадачливым коллегой, умудрившимся засунуть портфель в авоську, но сейчас его куда больше мучил собственный промах.

– Понимаете,– постарался объясниться он,– недоразумение с одеждой произошло по причине излишней спешки. Ни с того, ни с сего жена остановила меня перед выходом из квартиры, одетого в черный костюм в белой рубашке и красном галстуке, указывающем на боевитость, и стала настаивать, что мне следует переодеться. Видите ли, она с вечера приготовила парадный летний костюм, а утром все ее старания, как кошке под хвост, пошли прахом. В летний солнечный день, убежденно доказывала она, когда всё вокруг сверкает и блещет красотой, необходим белый костюм, который она подбирала полгода назад специально для сегодняшнего дня. Мои доводы, что я уже одет и что лучше на ученом совете не выпендриваться и выглядеть, как все, в привычном чёрном наряде, ни к чему вразумительному не привели. Впрочем, я давно смирился с женой в отношении моих нарядов и знаю, что спорить с ней бесполезно. Все равно получается, что она права и лучше знает, что мне одеть и когда. Интересно, почему она не предупредила вечером, во что мне нарядиться утром. Я бы морально подготовился. Вот вы,– простер он руки к коллегам в поисках защиты,– одеты по этикету в нормальные, парадные, черные костюмы, а я почему-то влез в белый костюм. В этом вся разница и отсюда, от излишней суеты, все беды. Недоразумения начались с того, что пришлось сменить костюм. Где уж тут следить за своими действиями. Что и в каком порядке мне подавали, то я в суматохе и одевал. Не мудрено, что автоматически натянул вначале рубашку, за ней майку и сверху затянул галстук. Хорошо, что никто ещё не встретился мне по дороге. Вы не в счет,– он понимающе поглядел на коллег, которые жестами подтвердили его правоту.– Придется поспешить домой и поскорее переодеться.

Коллеги вновь утвердительно закивали головами.

– Быстрее бегите,– поддержали его коллеги.– Мы будем молиться, чтобы никто не встретился вам на пути к дому. Хорошо, что ваш дом находится в двух шагах от института.

Профессор поднял воротник и лацканы пиджака, прикрывшие рубашку с галстуком, и засеменил домой. Выйдя на дорожку, ведущую к подъезду, он убедился в отсутствии встречных людей, расслабился и перешел на свою излюбленную, прогулочную походку. Проблема с костюмом отодвинулась на задний план. Леонид Александрович величественно вошел в подъезд и в раздумье остановился перед дверью, на которой висела табличка, указывающая, что профессор в лаборатории.

– Профессор в лаборатории,– вслух прочел профессор, почёсывая затылок.– Унесла его нелегкая,– сделал он заключение.– Очень жаль. Придется идти в лабораторию.

На пути в лабораторию он старался избежать лишних встреч. Его лавирование от дома к лаборатории напоминало рваный бег с препятствиями, в котором, в зависимости от обстоятельств, он несвойственно медленно плелся на отдельных участках и делал немыслимые рывки на других. С лихорадочно бьющимся пульсом он добрался до института. Перед знакомой дверью своей лаборатории к нему пришло осознание того, что искал он самого себя.

– Тьфу,– выругался он.

Излишние старания отняли остаток сил. Леонид Александрович, больше не сторонясь никого, поспешил домой. У института его окликнули никуда не торопящиеся коллеги, с которыми он недавно расстался.

– Куда вы промчались мимо нас несколько минут назад, никого не замечая вокруг?– спросили они.– Не случилось ли что с вами?

Профессор, избавившийся от треволнений, поведал им историю своего странного похода домой, где на дверной ручке висела табличка, извещающая, что профессор в лаборатории, и заставившая его двинуться от квартиры до института и обратно.

– Не беспокойтесь,– успокоили его коллеги.– Непомнящих профессоров не существует, иначе перед нами стоял бы некто другой, а не вы. Идите спокойно домой, предоставьте заботливой жене привести вас в порядок и поскорее возвращайтесь. Вы еще успеете к началу ученого совета.

Профессор внял добрым советам и, став самим собой, легкой походкой отправился переодеваться домой.

ЩУКА СЕДЬМОГО ПОКОЛЕНИЯ

Война начинается в умах людей и только после того, как созрел план боевых действий, ее объявляют и приступают к военным операциям. Для возникновения войны необходимы причины, продиктованные желанием передела сфер влияния, что связано с чужой территорией и собственностью, и наличие самого безобидного на первый взгляд повода. Все необходимые предпосылки для объявления войны имелись у воинственно настроенного профессора Эльдара Ивановича Рыболова, решившегося схлестнуться с профессором Матвеем Лазаревичем Ихтиологом. В отличие от знатных семейств Монтекки и Капулетти, забывших из-за давности событий причину возникновения ссоры, локальная война между всеми уважаемыми профессорами разгорелась из-за вполне осязаемого подвала, которым хотел пользоваться один, в то время как в нем проводил исследования другой, разрабатывающий государственную тему по выращиванию рыб, питающихся высшей водной растительностью.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения, для Эльдара Ивановича послужила статья Матвея Лазаревича, который решил ознакомить читателей с результатами исследований и демонстрацией питомцев. Рыболов жадно прочитал статью, смял газету и, подпрыгнув на месте от возмущения, не сходя с места, швырнул ее одной рукой из-за головы в стоящее в углу мусорное ведро. Бумажный комок, заменяющий мяч, покачиваясь в обе стороны, проскользнул по верхней кромке пластмассового ведра, напоминавшего баскетбольную корзину, после чего, потеряв инерцию, свалился во внутрь.

Порадовавшись, что баскетбольные навыки, приобретенные в спортивной юности, еще не забыты, профессор поспешил высказать вслух свое мнение о напечатанной статье, но, поскольку слушатели в кабинете отсутствовали, а мысли обгоняли слова, он, возмущенно зажестикулируя руками, невообразимо громко пронзительно прокричал что-то понятное только ему одному и слившееся в один протяжный стон. Выпустив пар, он опомнился, посчитав, что поспешил выбросить статью, которая, возможно, ему еще понадобится, когда придется выступать на воскресном шоу, устраиваемом оппонентом. Рыболов, согнувшись, на корточках, почти на четвереньках, как обезьяна, размахивая над головой руками, быстро пробежал в угол, вытащил из урны газету и попытался распрямить, положив ее на колено и резко проведя несколько раз сверху рукой, что символизировало разглаживание. Выпрямившись, он тряхнул газетой над головой и, используя ее в качестве обличительного документа, пошел на войну.

Путь его был не долог. Конкурент располагался буквально рядом, по соседству, на одном этаже. Из коридора одна дверь вела в крошечный предбанник, в котором одна против другой располагались две двери, ведущие в кабинеты Рыболова и Ихтиолога. Чтобы попасть от одного к другому, не требовалось выходить на люди. Рыболов решительно торкнулся к соседу. Дверь оказалась закрытой. Профессор на мгновение остановился и, не раздумывая, пнул ее носком ботинка. Убедившись, что в кабинете никого нет, он развернулся задом и еще дважды с силой нанес удар каблуком, после чего потоптался на месте, обдумывая очередной шаг.

Судьба дарила ему еще один шанс не делать опрометчивых поступков, которым грех было не воспользовался. Рыболову не терпелось действовать, высказываться или хотя бы поделиться с кем – нибудь о случившемся. После недолгих раздумий он решил излить душу дружественно настроенному приятелю, располагавшемуся этажом ниже, у которого дед слыл великим полководцем страны.

Должны же работать у него гены стратега, подумал Рыболов, спускаясь в лифте. Горя от нетерпения, он помог раздвинуть отворяющиеся створки остановившейся кабины, стремительно пробежал по безлюдному коридору и нетерпеливо открыл нужную дверь.

– Здравствуйте,– пропел Рыболов, обрадовавшись, что видит за столом желанную фигуру Семена Михайловича.

– Мы как будто виделись сегодня,– вставая и пожимая протянутую руку, напомнил внук полководца.

– С хорошим человеком можно поздороваться и шесть раз на день,– в оправданье своих действий пояснил сослуживец.

– Приятно слышать,– одобряюще буркнул Сема.

На этом светский разговор закончился. Рыболова распирали эмоции.

– Вы читали?– вытянув руку и тряся смятой газетой перед носом собеседника, негодовал он, пританцовывая на месте.

– А как же?– успокаивающе проворковал внук полководца, делая вид, что ему известно содержание статьи.

Забрав газету, он начал внимательно её просматривать. Оставалось загадкой, попадала ли она ему ранее или нет? Впрочем, положа руку на сердце, это не имело принципиального значения. Газету он видел впервые, что не мудрено, поскольку интересовался исключительно прессой, в которой писалось о судьбоносных вопросах страны, института, о нем или упоминалось о его врагах и друзьях.

– Неплохо написано,– резюмировал он, дочитав статью до конца.

– Какая чушь! О чем он пишет!?– взвился Рыболов, вырывая газету и почти наизусть декламируя выдержки из статьи.– На земном шаре,– не читал, а декламировал он,– имеются регионы, в которых издавна человек питается исключительно растительной пищей… В последние годы наметилась тенденция увеличения количества вегетарианцев… Нелепые обобщения, смешавшие в одну кучу и людей и рыб,– чуть не выругался профессор Рыболов, и, оторвавшись от статьи, высказывая свою точку зрения,– привели к мысли о возможности выведения породы рыб, питающихся исключительно растительной пищей. Вы только послушайте, до чего докатился ученый, жаждущий открытий. Ему вторит наивный корреспондент, ищущий сенсаций и возможности, за чужой счет, вкусно покушать! Рыболов снова уткнулся в газету.– Нами выведен новый тип щуки, ранее относимый к разряду хищников, для которой основой жизни стала растительная пища… В ближайшее воскресенье мы продемонстрируем миру доселе невиданную щуку, живущую в седьмом поколении.

– Оригинальное мышление,– успел вставить внук полководца.

– Ничего оригинального,– перебил Рыболов.– Исследования Ихтиолога надуманы. Нужно умудриться, чтобы провести аналогию между людьми и рыбами, находящимся на разных этапах развития, и, на основании отвлеченных рассуждений, сделать вывод о возможности создании щуки – вегетарианца. Человек обладает сознанием и имеет право выбора, чем ему питаться. У рыб такое право отсутствует. Щука относится к пресноводным хищникам, живущим в реках и озерах, где властвует закон, по которому более крупная рыбу поедает мелкую. Ихтиолог не в силах изменить закон природы и, следовательно, его питомцы демонстрируют всего лишь неимоверную жизнеспособность и невероятную приспособляемость. По существу выведена аквариумная рыба, которая спит и видит, когда ее возвратят в привычную среду обитания.

Рыболов остановился, чтобы перевести дух. Шумно вздохнув, он собирался и дальше развивать свою мысль.

– Всё ясно,– остановил его внук полководца.– Сравнение рыб и людей не выдерживает критики. Сядьте и успокойтесь,– отрывисто приказал он, и затем, смягчившись, панибратски добавил,– с вашими эмоциями трудно вести бой, а еще труднее выиграть победу.

Рыболов сел на стоящий у стола стул и, согнувшись в комок, как послушный школьник, приготовился слушать.

– Чего вы хотите добиться? – спросил Семен Михайлович и, не дождавшись ответа, задал следующий вопрос.– Уничтожить Эльдара Ивановича?

– Боже меня упаси,– отмахнулся Матвей Лазаревич,– пусть отдаст подвал с находящимися в нём рыбоводными бассейнами и проводит свои бредовые эксперименты на дому, если они ему так интересны.

– Вы представляете, какие войны по накалу страстей являются самыми страшными и жестокими? – спросил внук полководца и в свойственной ему манере, не дожидаясь мнения собеседника, продолжил повествование.– Когда на границе появляется грозный враг, страна, как пружина, сжимается. Распри и обиды, существовавшие между отдельными слоями общества, на время ослабевают или отходят на задний план и государство становится монолитным и непобедимым. Устои легко расшатать, если с умом подойти сквозь обороняющиеся ряды к верхушке, управляющей страной, с ласками и почестями. Расправившись с правителями, можно добиться в дальнейшем, не воюя, развала строя с непредсказуемыми последствиями. Из всех войн самой страшной является внутривидовая борьба, когда запредельные государства, не заботясь больше о собственной угрозе, могут насладиться обзором военных действий противодействующих группировок внутри страны, рассматриваемых ранее, как единое целое. Вспомните, с каким неподдельным интересом зрители наблюдают за петушиными боями и боями между гладиаторами. С точки зрения наблюдателей в подобных играх не важно, кто за кого воюет. Интерес представляет сама схватка. Мечта любого политика столкнуть лбами соперников и, находясь в тени, наблюдать за схваткой титанов и получать удовольствие от всего увиденного. Особенно опасна внутривидовая борьба, к которой относится гражданская война. В ней нередки случаи перехода людей из стана врага на противоположную сторону и обратно. Подобные побоища сопровождаются жестокой резней, потоками крови и выстрелами в спину именно потому, что под покровом борьбы за идею нередко мстят заклятому врагу, живущему на одной лестничной клетке, и сводят счеты с соседом, с которым легко посчитаться, когда развязаны руки. Так за что мы будем сражаться с соседом?– подытожив свое выступление, с серьезным видом спросил внук полководца у сидящего напротив профессора.– За жизнь или подвал?

– Подымим планку сражения от междоусобиц до борьбы за идею,– отреагировал Матвей Лазаревич.

– История видела много революций, в которых люди с легкостью гибли на баррикадах за идею. Многие из победителей, оставшихся в живых, впоследствии наотрез отказывались подчиняться новым законам, за которые боролись и погибали,– философски заметил Внук Полководца.– Посмотрим, как вы распорядитесь плодами победы, если выиграете войну.

Рыболов не чурался философских рассуждений и незамедлительно высказался по существу затронутого вопроса:

– Это зачастую происходит от того, что борются за одно, а после победы, прорвавшаяся к власти кучка людей декларирует совсем другое и вдобавок посмеивается над борцами за свободу: мол, за что боролись, на то и напоролись. Не мудрено, что многие потом в сердцах утверждают, что не брались бы за оружие, если бы знали, что случится потом!

– Вот я и говорю, что нужно предвидеть последствия. Вы их предвидите? Впрочем,– не дожидаясь ответа, предложил внук полководца,– давайте не будем отвлекаться от темы. После того, как мы разобрались в стратегии, перейдём к тактике. Вспомните, как вы вели себя на заседании в кабинете директора во время последнего спора с Ихтиологом. Вы, не принимая во внимание никаких аргументов, перебивали его. Вы, жестикулируя, кричали во весь голос, что у вас не хватает резервуаров для выращивания рыб, что вам мешают работать, что у вас горит тема, вам необходимо проводить эксперименты, а сроки, как известно никто не отменял. Нужно не только говорить, но слушать. Терпеливо выслушав, Матвей Лазаревич, как опытный боец, вежливо поставил вас, обидчика, на место, объяснив под смех аудитории, что он не собирается выделять места для другой лаборатории и что два года назад директор подарил ему подвал со всеми находящимися в нем бассейнами и оборудованием. Разумеется, достойного ответа у вас не нашлось и вы, как собачонка, поджав хвост, ретировались, сев на место. Вспомните, как вы ведете себя на совещаниях? Чуть что не по вас, вы вскакиваете и начинаете доказывать свою точку зрения, будто она кого-то интересует? Терпимо относящийся к вам, сидящий рядом сосед из другой лаборатории, должность которого следует ввести в штатное расписание вашей лаборатории, вынужден постоянно хватать вас за руки и полы пиджака, чтобы придержать, на взлете, хоть на мгновение! А вы все рветесь в драку и брызжете слюной, как волкодав на привязи, в то время как вам давно пора, в соответствии с должностью, научиться выступать в роли наблюдателя и управлять поводками, надетыми на подчиненных. Вы очень импульсивны, вам трудно сосредоточиться на главном и вас легко в пылу спора увести в сторону. Запомните, что нередко для выбора правильного решения не нужно ничего предпринимать и следует просто уйти в тишину, чтобы спокойно подождать, пока решение само не выплывет на поверхность. Временами совсем не обязательно выступать. Можно говорить молча. Попробуйте удивить соперника своим спокойствием. Сидите, молча улыбаясь и, не перебивая оппонента, в самый критический момент, когда все взоры обращены в вашу сторону, дерните за веревочку. Пусть выступит по вашему поручению кто-нибудь из вашего окружения.

– Я не могу представить, чтобы кто-то выступил вместо меня,– вмешался Рыболов.– Он не выдержит ответного удара Ихтиолога. Да и кто захочет бросаться на амбразуру, подвергая риску свою карьеру?

– По замыслу главнокомандующего ради общей победы нередко полки посылаются на верную гибель. Бойцы, идущие на смерть, порой и не подозревают, на что их толкают. Сражённых в неравном бою причисляют к геройски погибшим, а уцелевших воинов, которым суждено было умереть, называют героями. Неординарные случаи рождают героев. Поле боя позволяет определить, кто находится у вас под крылом: сподвижник или попутчик? Поэтому нет ничего зазорного, чтобы время от времени устраивать проверки своим сослуживцам. Со стороны нам кажется, что, в зависимости от обстоятельств ,полководцы спонтанно принимают те или иные решения. На самом деле ничего подобного. Нередко ещё до сражения известен исход поединка. Бой несколько раз мысленно проигрывается ещё до сражения. На реальный бой, как правило, выходят с готовым решением, которое только корректируется, в зависимости от изменившихся ситуаций. Организация не терпит импровизаций. Все анализируется и продумывается вплоть до мелочей, в укромном месте, где-нибудь на завалинке перед боем. Войну следует выиграть до ее начала, а иначе предпринятое наступление превращается в кавалерийскую атаку и только. Так что перед тем, как встретиться в следующий раз с Ихтиологом, следует основательно продумать о ходе дискуссий и результатах. Можно проиграть, как говорят англичане, бесчисленное количество мелких стычек, но нельзя упустить победу! В поединке окончательное решение остается за вами. В конечном счете, за исход баталии отвечаете вы и только вы. Помните, что ваши действия являются всего лишь следствием вашего умозаключения.

В день открытых дверей Рыболов спустился в подвал одним из первых, чтобы занять место в первом ряду и быть активным участником театрального действия. Когда заполнился импровизированный зал и прозвучал неслышный никому, кроме главного действующего лица, третий звонок, на кафедру взошёл Ихтиолог. Под аккомпанемент плавно журчащей речи профессора, усыпляющей как гипноз, многочисленные слушатели дивились невиданному. Матвей Лазаревич последовательно переходил от одного бассейна к другому, указкой указывая на плескающихся щук-вегетарианцев разных возрастных групп. В конце выступления докладчик остановился у освещенного со всех сторон огромного десятикубового аквариума из прозрачного стеклопластика, установленного на возвышении, в котором сквозь зелень воды отчетливо просматривалась, лежащая на дне, породистая щука. При прикосновении указки профессора о стенку аквариума она послушно подалась вперед, всплыла на поверхность воды, описала, почти касаясь боком стенки аквариума, почетный круг и, продемонстрировав, таким образом, себя, легла, как подводная лодка, на дно. Ихтиолог представил свою гордость – щуку седьмого поколения, характеризовав её возраст, габариты, повадки и наклонности, не преминув остановиться на нескольких забавных историях из жизни своей подопечной, чем вызвал доброжелательный смех публики. С особой пунктуальностью он сообщил о рационе и режиме питания, подчеркнув, что все взрослые особи чувствуют себя превосходно, доказательством чего служит появление очередного потомства.

– В настоящее время можно смело утверждать о том, что выведена щука нового типа,– заверил докладчик.

После прозвучавших аплодисментов профессор сел за стол, рядом с ведущим собрание директором института и дал команду, подняв руку, лаборанту, ответственному за прием пищи, подойти к прозрачному аквариуму. Лаборант профессионально опустил в аквариум сачок с концентрированной массой, состоящей из высшей водной растительности, и дернул за веревочку. Прозвучал мелодичный звон колокольчика и щука, лежащая на дне, шевельнув хвостом, лениво поплыла к кормушке. В это время с противоположной стороны аквариума поднялся со складного стульчика, с которым, видимо никогда не расставался, рыбак, одетый, в видавшую виды, форму десантника защитного цвета. Его рука картинно перебросила через борт живого карася. Остальное произошло в мгновение ока. Почуяв нутром, до боли знакомое барахтанье, щука щелкнула хвостом, развернулась и в миг проглотила свою жертву. Фоторепортеры с ослепляющими вспышками, второпях бросились снимать кульминационный момент. Нескрываемый смех, разнесшийся по подвалу, явился завершением доклада Ихтиолога. Профессор не успел понять, что произошло. Он заворожено следил за хвостом щуки, вернее за местом, где только что находилась голова щуки. Оторвав взгляд от аквариума, он увидел перед собой язвительно улыбающееся лицо Рыболова с прищуренными глазками, который выглядел совсем другим, не похожим на себя. Куда пропали его экспансивность с вздрагивающими плечами и вечно вздымающимися над головой руками, движения которых сопровождались бессмысленными криками. Безучастность недруга не могло обмануть Ихтиолога. Он не сомневался, кто ответственен за содеянное. Завтра, а может быть и сегодня, что совсем не важно, ему доложат, кто подошел к аквариуму и сыграл с ним злую шутку. Ихтиолога качнуло в сторону и он, ухватившись за фундамент под аквариумом, постарался создать благопристойную маску на своем лице. Говорить ему было не о чем. Он продолжал стоять в центре внимания, ничего не говоря, и, как рыба, хватал воздух открытым ртом.

Воцарилась гнетущая тишина. Спасая положение, из темноты на освещенное прожектором место у аквариума, выплыл полный, круглый, как колобок, ученый секретарь института, который взял на себя инициативу. С достойным видом, изображая добродушного толстяка, он заполнил своим телом свободное пространство.

– Много интересного мы сегодня услышала и многое увидели. Наш профессор начал за здравие, а закончил за упокой… Всякое бывает,– весело, насколько только возможно в данной ситуации отреагировать, учёный секретарь обратился к присутствующим, проводя широким жестом по подвалу.– Нам стоит о многом подумать на ближайшем ученом совете. Не сомневаюсь, мы найдем правильное решение. Будем считать, что на сегодня повестка дня исчерпана.

Народ стал потихоньку расходиться. Профессор Ихтиолог недвижимо стоял у стола президиума, отрешенно смотря на аквариум и, надеясь на чудо. Неизвестно, чего он ждал. Постепенно все меньше людей оставалось в подвале. Хлопнула входная дверь и вышли, казалось, все, кто хотел. Перед Ихтиологом по-прежнему маячила фигура Рыболова с одеревеневшей физиономией, изображающей вымученную улыбку. Среди оставшихся Матвей Лазаревич безошибочно определил рядом с директором круг посвященных, сплетенных в клубок, именно тех, к чьему мнению прислушивался директор и от которых, в первую очередь, зависел крен корабля, именуемый институтом. Среди них, как памятник, неподвижно стоял Рыболов, желая подольше насладиться успехом. А чего ждут остальные, подумал Ихтиолог, неужели сейчас начнется разбор моих действий?

К директору направился Рыболов, за которым услужливо последовал фотограф с сумкой через плечо и кипой фотографий в руках. Оставшиеся рядом коллеги с интересом стали рассматривать полученные фотографии.

– Вот щука лениво подплывает к кормушке,– объяснял фотограф,– а вот она несётся к карасю. На третьей фотографии мы видим явное возмущение у ее раскрывшегося рта. Щука проглотила карася с такой скоростью, что я не успел запечатлеть момент заглатывания жертвы.

Рыболов, не говоря ни слова, хмыкнул от удовольствия. Иногда, подумал он, действительно не обязательно говорить, а можно одним междометием выразить гамму чувств.

КАК ДЕЛАЮТСЯ ОТКРЫТИЯ НА СЕВЕРЕ

После знакомства с сотрудниками и обсуждения цели приезда в Заполярный филиал, Виталию Соловьеву предстояла поездка вглубь Севера, к месту исследований. Вновь прибывшего командированного поместили в утепленную будку, водруженную на шасси грузового автомобиля. Внутри она представляла собой уютно оборудованную теплую комнатку, в которой разместились стол, три кресла, снятые из салона самолета, и множество шкафчиков с инструментами на торцевой стенке, примыкающей к кабине водителя, что указывало на многофункциональность использования помещения. Соловьев бросил на одно из кресел багажную сумку, сел в другое, поерзал, устраиваясь по удобнее, и вытянул ноги. Шофер, с сопровождавшим сотрудником филиала, находились в кабине автомобиля. Машина тронулась. Чтобы размять ноги, Виталий периодически вставал с облюбованного места и выглядывал в окошечки, вырубленные в боковых стенках будки, пытаясь рассмотреть окрестность вдоль дороги и населенные пункты, изредка мелькающие по пути следования. Часа через два началась вьюга. Почернели облака. За бортом вокруг все закружилось, превращаясь в ничего не видимый клубок. Соловьев протирал окошки, но ничего вразумительного рассмотреть не мог. Машина содрогалась под порывами ветра. Ее раскачивало и бросало из стороны в сторону. Через обивку слышалось зловещее завывание ветра, перекрывающее шум мотора. Машина продолжала двигаться с прежней скоростью, несмотря на то, что трудно было разобрать что-либо в двух шагах. Неизвестно, как ориентировался водитель? Рациональным, в сложившихся обстоятельствах, оставалось выбросить из головы нахлынувшие мысли о всевозможных неурядицах, связанных с наездом на тупые предметы, заглохшим двигателем, вынужденной остановкой в безлюдье и белой смертью, и положиться на везение или опыт водителя, знакомого с трассой. Соловьев закрыл глаза и постарался уснуть. Усталость от длительного перелета на самолете взяла свое. Вскоре Виталий уснул беспокойным сном с видениями и тревожными мыслями, которые продолжали нарастать, вторя разбушевавшейся за бортом стихии. Через какое-то время он встал и, без всякой надежды увидеть что-либо, выглянул в окно. Ожидания не обманули. Он увидел то, что предполагал, то есть не увидел ничего, кроме раскручиваемого в разные стороны сплошного снега, залепляющего окно. Ни на что не надеясь, он подошёл ко второму окну, стоящему напротив. Там его ждала совершенно иная картина. По неведомому сигналу снежинки выстроились в полосы и, в обозримой глубине стройно двигались, как солдатики, вниз, по направлению к земле. Как зачарованный, Соловьев следил за необъяснимым явлением природы до тех пор, пока машина не въехала в зону непроглядного хаоса белизны. Оставшуюся часть пути он не сомкнул глаз, стараясь понять, что он лицезрел. По прибытии на место ему пояснили, что в месте, показавшимся ему чудом из чудес, находилось мощное рудное месторождение.

Через год, будучи в очередной командировке в совершенно другом участке Севера, он вторично увидел упорядоченную лавину снежинок, пучком устремившихся к земле. Как зачарованный, находясь рядом с водителем, он попросил остановить машину, чтобы полюбоваться явлением. Он сидел и неотрывно смотрел через лобовое стекло на движущуюся вниз белую стенку до тех пор, пока не догадался, что опускающиеся снежинки имеют отрицательный заряд и целенаправленно движутся к лежащему в земле металлу, имеющему положительный заряд. Пришедшее обоснование явления позволило вздохнуть с облегчением и дать команду:

– Едем.

Путь вперед продолжился.

Мысль о написании заявки на изобретение о летящей снежинке вниз к земле пришла позже, ночью, когда он ворочался в койке гостинице. После возвращения из командировки домой, он сел за стол, сформулировал заявку и отправил ее в комитет по делам изобретений и открытий. Через полгода к нему пришло отрицательное заключение. Изобретатель написал возражение, на что вновь получил вторичный отказ. Виталий не сдавался. Он припомнил, как в студенческие годы уважаемый преподаватель по физике открыл звезду. Два последующих дня университет, как растревоженный улей, гордо гудел в предвкушении заслуженной победы, но физик не решался сделать официальное заявление и ещё раз хотел, дождавшись ночи, уединиться в обсерватории, проверить себя и удостовериться в открытии. Сомнения в собственном успехе привели к непростительной ошибке. Утром следующего дня во всех средствах массовой информации сообщалось об открытии новой звезды, открытой профессором калифорнийского университета. Наш раздосадованный преподаватель месяц ходил с опущенной головой, как будто у него украли звезду. А звезда светилась на небосводе в своем созвездии, вне зависимости от планеты Земля. Только сотрудникам института не безразлично было, чья эта звезда, где она и чьим именем названа.

– Снежинка – та же звезда, особенно при ближайшем рассмотрении,– раздумывал Соловьев, держа ее на ладони.

Началась тяжба. Претендент на изобретение с пафосом писал о том, как прекрасно осознавать, что снежинка имеет отрицательный заряд до того, как упадет на землю, и что знакомый поэт уже сложил об этом поэму для возлюбленной, а эксперт казенно отписывался, что не видит в предложении практического смысла. Заявитель сообразил, что изобретение имеет огромное значение для поиска крупных месторождений и, что особенно ценно, для его страны и для убедительности указал координаты предполагаемого нового месторождения в том месте, где во второй раз наблюдал упорядоченную лавину снежинок, движущихся стеной к земле. Эксперт с явной ухмылкой, сквозящей в каждом слове, отписался, что не следует предсказывать открытые месторождения. В доказательство он прислал вырезку из газеты месячной давности, где указывалось о новом открытии месторождения железной руды. Сравнение дней выхода газеты со штемпелем на конверте и письма заявителя, отосланного неделю назад, было не в пользу Соловьева, о чем явственно указывалось в приписке, что любой человек мог узнать из газет об открытии нового месторождения.

Виталий подолгу, без движений, сидел за столом перед чистым листом бумаги, размышляя, чтобы написать в свое оправдание и как убедить эксперта, в доказательстве своей правоты. Неожиданно ему помогли друзья – американцы, живущие за океаном, которые сделали независимое параллельное открытие, заявив, что падающая снежинка имеет отрицательный заряд. Они могли бы составить заявку на изобретение в своей стране, но захотели иметь открытие. Такого ранга удостоверения в их государстве не существовало и, по воле случая, их заявление попало к нашему эксперту, который судорожно сравнив идентичные заявки, вспомнил о гордости за своих ученых. Сомнений у эксперта в отношении отрицательного заряда падающей снежинки больше не существовало и он с лёгкостью, указав на приоритет двухгодичной давности, предложил Соловьеву срочно переписать заявку на изобретение, обозвав ее открытием. Понимая, что сейчас не время задавать излишние вопросы, Виталий срочно переписал заявку, не раздумывая об отличии изобретения от открытия.

Получение удостоверения об открытии совпало с установкой на крыше родного института огромного транспаранта со звучным лозунгом: «СЛАВА НАШЕЙ НАУКЕ!» Стоя без шапки у входа в институт, запрокинув голову, Соловьев, как никто другой, понимал, что означают слова: СЛАВА НАШЕЙ НАУКЕ!– и почему слава именно нашей науке, а не какой-либо другой. Кружились снежинки, медленно опускающиеся на его мокрое лицо. Одна из них была именно та, ради которой он писал открытие, не имеющее на первый взгляд принципиального значения для людей.

– А всё-таки летящая снежинка имеет отрицательный заряд,– сказал Соловьев вслух самому себе.

Для него сказанное имело не меньшее значение, чем для Галилея, произнесшего знаменитую фразу о Земле: – А всё-таки она вертится!

КАК ДЕЛАЮТСЯ ОТКРЫТИЯ НА ЮГЕ

Семен Михайлович, в сопровождении Михаила, подымался по пролету лестницы, ведущей на второй этаж министерства здравоохранения Таджикистана. Галантно пропустив спускающуюся женщину в белом халате, он подождал, пока стихнет стук ее каблуков на первом этаже. Дождавшись, чтобы в ближайшем окружении никто не просматривался, профессор, остановившись на лестнице, склонил голову в сторону своего сотрудника, и заговорщически прошептал:

– На Волге обнаружена холера.

Михаил от неожиданности потерял дар речи. Эту новость он слышал сегодня утром в кафе гостиницы по радио, когда размешивал сахар в стакане, но не придал словам диктора существенного значения, пропустив сообщение мимо ушей. Об этом слышали и остальные посетители, сидящие за соседними столиками. Рядом находился и шеф, но видимо, только он, поразмыслив, понял важность и неординарность сообщения.

– То, что на Волге бушует холера, я слышал сегодня утром по радио,– ответил пришедший в себя Михаил, после чего шепотом выдал общедоступную информацию, как секретную.– Холера буйствует и на Украине. Вся Одесса полыхает. Говорят, что из Одессы невозможно позвонить ни в один город. Представляете, как живущие в Москве или в Питере родственники чувствуют себя, не имея возможности связаться со своими близкими, уехавшими в командировку или на отдых к морю. Телефонистки не соединяют абонентов, объясняя свои действия заботой о снижении холеры в густонаселенных районах страны.

– Ну, это уж слишком,– высказал весомую точку зрения профессор.– Холера не распространяется по телефону.

– Одесса – своеобразный город, в котором обитатели чего – только не придумывают. Я был свидетелем, как на Центральном телеграфе в центре города, среди бела дня, заказ на междугородний разговор телефонистки принимают исключительно по срочному тарифу, то есть в три раза дороже, чем следует. И клиенты платят, терпеливо ожидая вызова целый час, как при обыкновенном тарифе. Они привыкли к местным обычаям и знают, что иначе нельзя.

– Холера – чрезвычайный случай,– продолжил свою мысль профессор, всерьез не воспринимая рассуждения Михаила.– По-видимому, телефонистки выполняют указания чиновников, пытающихся, таким образом, бороться с паникой среди родственников, проживающих вне Одессы.

Поднявшись на второй этаж, Семен Михайлович перешел на твердый шаг. Широко размахивая руками и демонстрируя активность, он, как вихрь, ворвался в кабинет заместителя министра здравоохранения Акбара Каримовича. Следом идущий по коридору Михаил, находясь в одной команде с шефом, как ребенок, копировал повадки учителя.

Невыездной перенял прием энергичного вхождения в заведения в студенческие годы у доктора, под патронажем которого стажировался в больнице в качестве медбрата. Опытный наставник с удовольствием делился с учеником своими знаниями и рассказывал интересные истории из своей практики. У него было чему поучиться. Будучи общительным человеком, он при обходе палаты мог надолго присесть на одну из коек и больные, в дружеской беседе, начинали рассказывать ему о своих болячках. Для многих из них, впоследствии, он становился семейным врачом и навещал пациентов после их выздоровления. Приняв вызов, он ускорял шаг у подъезда дома и врывался в квартиру, раздеваясь в коридоре на ходу и снося, попадающиеся на пути, предметы и вещи. Бежал к больному, будто тот лежал на операционном столе. Удостоверившись, что сегодня успел, доктор садился на кровать, вытаскивал карманные часы, висящие на цепочке, щелкал затвором, отчего верхняя крышечка взлетала вверх и, положив пальцы на руку больного, щупал пульс, внимательно наблюдая за пациентом. Успокоив больного, что всё поправимо и что ничего страшного пока не произошло, он нередко оставался на часок, болтал с домочадцами о делах житейских, а то и выпивал чашечку чая.

Врача из Невыездного не вышло. С выбором профессии он определился ранее, поступая на биологический факультет МГУ. Медицинский институт, второй ВУЗ, рассматривался всего лишь для расширения кругозора, что позволяло ему заниматься самолечением, выписывая рецепты для себя и близких. Как память о прекрасных днях, проведенные с практикующим доктором из больницы, остались приобретенные впоследствии карманные часы, предвестник спокойствия, и страсть к ускоренному шагу, при входе в кабинеты, отдаленно напоминающие ему о необходимости помощи ближнему. Михаил, не раз видевший, как взлетает верхняя крышечка часов у шефа, тоже подумывал о замене своих ручных на карманные часы. Заместитель министра поднялся из-за стола навстречу вошедшим и крепким рукопожатием поочередно потряс руки обоим, несколько задержав, в знак почтения, руку профессора. Рассмотрение животрепещущих вопросов не намечалось. Встреча рассматривалась, как акт вежливости, при отъезде Семёна Михайловича. Радушный хозяин предложил на выбор:– чай или кофе?

– Зелёный чай,– уважая местные традиции, выбрал профессор.

Не одну пиалу выпил профессор, уплетая орешки и изюм, именуемые досторханом, размеренно рассказывая об успехах, достигнутых во время продолжительной командировки, перешедшей, из-за длительности срока, в экспедицию. Заместитель министра остался доволен результатами и поблагодарил за проделанную работу.

– Улучшение санитарного состояния в республике является моей прямой обязанностью,– высказался он,– а внедрение вашей новой установки в Богом забытом горном ауле, для меня двойной праздник, поскольку реализация конкретного предложения является моим обещанием, как депутата, данным моим избирателям.

Деловая часть беседы закончилась. Расположившись к профессору, заместитель министра никак не хотел его отпускать. Безмятежно раскачиваясь во вращающемся кресле, он тянул время, незаметно подводя нить разговора к основной, болезненно интересующей его, теме.

– Приятно иметь дело с умными людьми,– резюмировал он.– Я всегда открыт к новому сотрудничеству и внедрению ваших разработок.

Профессор и Михаил, кивая головами в такт произносимых слов, благосклонно согласились с высказыванием заместителя министра.

– Кстати,– добродушная маска сползла с лица Акбара Каримовича,– вчера вечером выяснилось, что в одном из районов, граничащих с Афганистаном, у нас появился один приезжий экземпляр, инфицируемый холерой. Пока о нём знают избранные. Можете ли вы помочь нам?

Семен Михайлович глубокомысленно задумался.

– Мы подумаем над вашим предложением,– согласился он, выждав паузу.

– Если решитесь, то считайте, что все службы министерства переходят в ваше распоряжение,– он тоже сделал глубокомысленную паузу.– Нам это выгодно. От сотрудничества с вами наши специалисты получат только пользу.

Вечером, размешивая ложкой сахар в стакане во время нехитрого ужина в номере гостиницы, профессор неожиданно произнес:

– А он хиляк.

Михаил, долгие годы работающий рядом с Семеном Михайловичем, понял, что имеется ввиду холерный вибрион, о котором профессор, не переставая, начал думать с утра до вечера. Все промежуточные встречи, разговоры, любования видами природы и достопримечательностями города, хождение по кабинетам и коридорам являлись вторичными. В действительности, все остальное не имело существенного значения. Главным оставалась, завладевшая умом, проблема, связанная с дезинфекцией холеры. И если, как сейчас, выяснилось, холерный вибрион – хиляк, то не трудно представить, что недалек тот день, когда можно будет с ним справиться. Михаил по своей инициативе, не сговариваясь, уже давно подключился к теме. В середине дня он, выкроив время, посидел в библиотеке, просмотрел несколько книг и справочников и теперь многое знал о жизнеописании, повадках и видах холерных вибрионов, отметив, что для них губительна как кислая, так и щелочная среда. Зная слабые места, можно было начать бороться, а значит со временем и победить.

Последующий разговор ученых напоминал беседу живущих уединенно в горах двух отшельников, которые не тратят попусту лишних слов. Иногда один из них задавал вопрос и не спеша ждал ответа, считая, что времени нет, а есть лишь процесс решения проблемы. На вопрос, заданный утром, ответ после тщательного раздумья нередко приходил во второй половине дня, а то и на следующий день. Среди серии ничего не значащих фраз откровением прозвучало высказывание Михаила, выходящего из душевой с полотенцем через плечо: – Для обеззараживания холерных вибрионов наиболее благоприятно подходит щелочная среда с введением в нее альгологического полиинокулянта.

– Уже поздно,– устало высказался профессор, не желающий дискуссий на ночь глядя.– Направление поиска известно. Чтобы принять окончательное решение, с идеей нужно переспать. Подождем восхода солнца,– немецкая пословица, вспомнил он, гласит,– утренние часы – золотые часы.

После утренних дебатов, во время которых определилось направление поиска дезинфекции холеры, ученые готовы были вести дальнейший диалог с Акбаром Каримовичем. В середине дня, после совещания у замминистра, сотрудники института эпидемиологии и гигиены, оккупировали противочумную станцию, в которой хранились штаммы холерных вибрионов. К вечеру доложили заместителю министерства о готовности к эксперименту. Дело оставалось за главным: подбором альгологического полионокулянта. Семён Михайлович пообещал в ближайшие дни подобрать закваску для дезинфекции холеры и в поисках её два дня колесил по ближайшим окрестностям. Он исходил из того, что не стоит тратить время на поездку в Научный Городок, где хранилась богатейшая коллекция, содержащая многочисленные виды микроводорослей. Природа должна была сама позаботиться о противоядии, которое находилось где-то поблизости от заразного источника. Для решения вопроса требовались всего лишь знания и способность видения. Невыездной не ошибся. Закваска, зеленеющая в грязи и кричащая о своей жизнестойкости, отыскалась. Профессор шел к ней напрямик, не разбирая дороги, оставляя следы от подошв своих туристических ботинок большого размера во влажной почве сомнительного происхождения. На следующий день, в противочумной станции под строжайшим надзором в емкость с водой внесли холерные вибрионы и вслед жизнеспособную закваску. На следующий день эпидемиолог, проводящий эксперимент, сделал заключение, что вода, содержащая миллион холерных вибрионов классического типа в каждом миллилитре, стала чистой. Акбар Каримович, с которым тут же связались по телефону и доложили о результатах исследований, трубным голосом возвестил о новом открытии. Профессор Невыездной на полминуты сделался национальным героем.

По возвращению в гостиницу, на радостях, Семён Михайлович купил пакетик хны и восстановил блеск красных волос.

Через два дня отъезжающего в Научный Городок профессора Невыездного вызвался проводить главный эпидемиолог республики. По дороге в аэропорт он высказался, что теперь ему ясно, как помочь России и Украине в случае, если они обратятся за помощью в Минздрав республики. Ему будет, что сказать.

По летному полю гуськом шла группа пассажиров, сошедших с приземлившегося лайнера, которую сопровождала стюардесса. Сбоку шли, весело болтающие о чем– то, смешливые молодые медсестры в белых халатах, держащие в руках миниатюрные чемоданчики, на внешней стороне которых виднелись красные кресты.

– Кого они встречали?– спросил профессор Невыездной, указывая на медсестер.

– Им предписано встречать у трапа самолета гостей для выявления больных пассажиров, инфицированных холерой, прилетающих из Украины и России. Всех подозрительных предписано отправлять в медсанчасть для обследования,– прошептал главный эпидемиолог на ухо профессору. – Теперь они спешат в здание аэровокзала Душанбе, где идет регистрация вашего рейса, вылетающего в Москву. Им надо успеть после регистрации осмотреть пассажиров, выходящих из накопителя на летное поле.

– Разве они способны визуально определить пассажиров, инфицированных холерой? -спросил изумленный Семен Михайлович.

Поравнявшись с медсестрами, главный эпидемиолог притормозил машину, помахал им рукой в знак приветствия и, обращаясь к профессору, важно сказал:

– А как же? Видите, вас пропустили к трапу, значит вы не инфицированы.

КАК ДЕЛАЮТСЯ ОТКРЫТИЯ В ДРУГИХ ЧАСТЯХ СВЕТА

В ожидании гостя, прибывшего в институт, академик Иван Петрович Шаров сидел за столом и, подперев голову рукой, задумчиво наблюдал за щебечущими птахами, обосновавшимися за окном в листве огромного дерева. Его ожидания оправдались. Скрипнула входная дверь и на пороге появился круглолицый, добродушный с виду, одетый с иголочки молодой человек, представившийся вице-мэром Володимиром Арсеньевичем. Он сел на предложенный стул, огляделся вокруг и высказался на тему, как тихо и уютно в кабинете и какой прекрасный вид открывается из открытого окна, после чего перешел к сути интересующего вопроса.

– Вы понимаете,– возбужденно начал он, постепенно успокаиваясь в процессе рассказа. – У нас возникла проблема, взбудоражившая город Вешний Сад, который насчитывает множество церквей. Каждая из них считается святой, но лишь в одной из них, живописно расположенной на берегу реки и благоухающей в цветах, расположен родник, из которого проистекает святая вода. Я могу допустить, что само понятие «святая вода» – иллюзия в сознании людей. Служители церкви между тем утверждают, что она оказывает чудотворное влияние на верующих и что самое главное, так это то, что прихожане им верят. В последние дни к чуду подключились и горожане. В городе настоящий бум. Правомерность бесчисленно поступающих в мэрию жалоб обоснована. Достаточно посетить очаг напряжения. У источника – непрекращающиеся очереди. Особенно буйствуют жены высокопоставленных чиновников. Они ни перед чем не остановливаются ради собственной пользы, особенно когда здоровье выливается через край из источника. И единственное, что требуется, так это прийти и за символическую плату воспользоваться благом, то есть попросту взять, а брать они умеют. Пользуясь положением, эти высокопоставленные «матрёны» приезжают на служебных машинах с тазами и ведрами. А кое-кто берет с собой цистерны. Они беспардонно расталкивают граждан, мирно стоящих в огромной очереди и создают невообразимую суматоху. Во время моей беседы с вашим директором института Виктором Ивановичем, он проникся нашими бедами и убедил, что вы во всем разберётесь, всех успокоите. Главное, обязательно укажите путь, что нужно сделать, чтобы ко всем церквям текла святая вода.

– Он, как всегда, преувеличивает мои способности,– не без гордости произнес академик.

– Я разговаривал с ним о вас по телефону буквально несколько минут назад,– сказал Володимир Арсеньевич.– Мне предложено пригласить вас в наш город и заключить договор с мэрией о сотрудничестве.

Договор был подписан и через месяц после завершения изысканий Иван Петрович позвонил Володимиру Арсеньевичу, чтобы встретиться и обсудить результаты исследований. Заказчик темы любезно согласился встретиться у подъезда исполкома города Вешний Сад. Он сбежал по ступенькам из здания, напоминающего дворец, и увидел прохаживающего по улице академика в синей куртке, который радушно пригласил вице-мэра к стоящему на стоянке подержанному, но прекрасно выглядевшему автомобилю красного цвета с открытым верхом. Володимир отметил не соответствие дорогой белой рубашки с вышивкой на воротнике и грубой робы, надетой сверху, вся прелесть которой заключалась в наличии эмблемы ИВМ на спине, указывающей на принадлежность к институту водных проблем. Иван Петрович беспечно сел за руль, вальяжно развалясь на сиденье. Подошедший Володимир осмотрел салон, похвалил выбор автомобиля, не преминул заметить, что они могут ехать в его машине.Услышав вежливое возражение, что в солнечный день приятнее прокатиться по прекрасному городу в машине с открытым верхом, с чем тотчас согласился.

Красный автомобиль тронулся. Выехав на проезжую часть дороги, академик, играя роль гида, стал рассказывать о достопримечательностях города. Володимир, знавший каждое значительное строение города, терпеливо слушал рассказчика, не особенно вникая в смысл произносимых слов и ожидая начала разговора по существу, ради чего он, собственно, согласился на встречу.

– Каждый город имеет особенности, – рассказывал академик.– Пятигорск стоит на пяти горах, Рим – на семи, Талсы – на одиннадцати. Каждый горожанин гордится своим городом, вне зависимости, от его численности и высоты гор, пики которых, в мировых масштабах, выглядят смешными пригорками. Неповторимостью вашего города, о чём вы, безусловно, знаете лучше меня, является бесчисленное количество холмов и множество церквей, стоящих на возвышенностях. Мы только что,– академик высунул руку из машины и покрутил её в воздухе, указывая на окрестности,– пересекли балку и теперь подымаемся по извилистой улице, ведущей наверх, к центру города.

Для наглядности, без особой нужды, академик выжал газ, имитируя перегрузку двигателя. По мнению седовласого автомобилиста, машина, зарычав, понеслась на предельной скорости. Вскоре она остановилась у главного собора города, возвышающегося над жилой застройкой, будто парящего в небе.

– Посмотрите на позолоченные купола,– восхищенно произнес Иван Петрович.– Какая прелесть! В храм я вас не приглашаю. В него вам предстоит прийти позже, без меня, одному, чтобы поклониться преосвященству и ответить за содеянное.

Володимир не совсем понял, о чём идет речь и за что ему следует отвечать. Но не захотел вступать в дискуссию, понадеявшись на свою природную сообразительность и способность, по ходу дела, разобраться в смысле произнесённых слов. Он не собирался посещать храм и воспринял предложение войти в него, как намек, на зачастивших в церкви государственных деятелей, бывших еретиков, в искренность моментального перевоплощения которых, он до конца не верил. Полюбовавшись собором, академик включил зажигание и медленно поехал вниз в сторону реки, пересекая встречающиеся на пути бесчисленные подъёмы и спуски. Перед вантовым мостом, ведущим на второй берег реки, он повернул направо, сбавил скорость и медленно двинулся вдоль берега, на ходу разлагольствуя о ее полноводности, о рыбалке и рыбаках, сидящих с удочками на разбросанных камнях, наслаждающихся ловлей рыбы и соприкосновением с природой. Преодолев перепутье дорог, Иван Петрович остановился напротив величественной церкви, у кафе с живописными столиками, стоящими на тротуаре под шатрами. Вице-мэр догадался, что его привезли к желанной церкви с единственным источником святой воды, являющимся местом раздора. На правах хозяина, академик выбрал удобный столик.

– Мы у цели. Сядем на воздухе,– предложил академик,– и за чашкой кофе продолжим разговор.

Не вдаваясь в подробности и, не стараясь накалять обстановку, Володимир принял предложение и послушно последовал за академиком, не желая вступать в спор и парировать на высказывания попутчика. Пока не начатый разговор походил на монолог. Володимир сел рядом, щелкнул пальцами, призывая подойти официанту, чтобы получить заказ. Вместо него из легкого здания, как из укрытия, вышел хозяин кафе. Он не преминул обслужить дорогих гостей. Не так часто к нему захаживал вице-мэр города. Иван Петрович простер руку в сторону текущей воды, перевел ее на церковь, стоявшую на холме у реки, и заговорил о красотах города. Володимир рассеяно слушал, лишь в знак почтения, не прерывая говорящего, как слушают аборигены рассказы об ощущениях, спустившихся с гор альпинистов, которые ждут не дождутся, когда иссякнет поток слов и можно будет молча насладиться пейзажем.

У церкви, расположенной напротив, кипела своя жизнь. У ворот сидел служитель в черном одеянии и коршуном набрасывался на стоящих в очереди женщин в брюках, картинно крича им:

– Вон, сила нечистая!

Обескураженные женщины сторонились и бочком обходили препятствие, размахивающее метлой. Прихожане степенно входили и по дорожкам двигались между деревьями к намеченной цели. Многие шли с бутылями к колодцу, просматриваемому через решетчатый забор и листву деревьев. По столпившейся во дворе толпе легко вычислялся источник святой воды.

Пригубив кофе, академик отодвинул чашку на край стола, вытащил из папки несколько листков бумаги и положил их перед собой.

– По утверждению классиков,– интригующе начал он,– очень важно появиться в нужном месте в нужный час. Как вы догадываетесь, мы не случайно расположились в кафе напротив интересующей нас церкви. В нескольких метрах от нас зарыты несметные богатства, о которых никто не догадывается. Я могу указать точное расположение сокровищ. По закону нашего государства четвертая часть передается физическому лицу, нашедшему клад. Вы гарантируете мне мою долю?– задал академик провокационный вопрос.

Володимир Арсеньевич потер пальцем щеку и посмотрел по сторонам.

– Мы говорим о кладе? – осведомился вице-мэр, ставший серьезным.– Возникнут трудности при оформлении бумаг,– сказал он, вообразив себя на трибуне актового зала исполкома,– если клад найден во время исследований и тем более, если труд выполнен по договорной теме, заключённой с государственной службой.

– Могу я рассчитывать хоть на одно драгоценное изделие, рассматриваемое, как память о проведенных мною исследований?

Вице-мэр и второй вопрос посчитал некорректным.

– Если рассматривать драгоценность как сувенир, то можете рассчитывать,– растерянно произнес он,– и то я сомневаюсь.

– Иного ответа я от вас и не ожидал,– усмехнулся академик.– Если бы я намекнул хозяину кафе о наличии клада вчера вечером, он бы ночью прорыл туннель из своего кафе к сокровищам и обеспечил себя и своих потомков на много лет вперед. Мы с вами по всей вероятности воспитаны не так, как искатели сокровищ. Раз нам не удалось поделить клад между собой, вам следует вызвать охрану и осуществить оцепление участка.

Он потянулся к портфелю, лежащему на столе, вытащил ручку и стал размашисто рисовать рисунок на чистом листе бумаги.

– Мы знаем,– пояснял он, рисуя,– что город имеет серию холмов с вершинами, постепенно спускающимися к реке.

На чертеже появилась черта, обозначающая землю, возвышающиеся над нею холмы, пики которых постепенно уменьшаются вместе с уклоном земли, и разрез реки в конце, в которой штрихами обозначился урез воды.

– Вот здесь, у самой реки расположена самая красивая церковь в городе,– говорил академик.

Академик не отличался художественными наклонностями. Церковь у него получилась нарисованной в виде детского, удлиненного дома с входной дверью и наклоненным шпилем, что не соответствовало действительности, но не имело существенного значения.

– А вот мы видим грунтовые воды,– продолжал рассказывать Иван Петрович, пунктиром нанося черточки, движущиеся под землёй в сторону реки и копирующие рельеф местности. На рисунке появился уровень грунтовых вод.– Очень важно знать не только, как движутся грунтовые воды, но и створ воды, проходящий у нашей церкви. Когда определен створ, дело остаётся за малым. Остается в створе пробурить две скважины: одну поближе к церкви и определить присутствие в ней святой воды, и вторую, в которой течет вода, не содержащая ингредиентов, характеризующихся понятием «святая вода».

Академик нарисовал две интересующие скважины: одну у церкви и вторую у ближайшей вершины в серии холмов, спускающихся к реке.

– Между этими диктующими скважинами,– росчерк пера сделал вертикальную линию,– мы пробурили третью скважину, в которой также не оказалась святой воды. Остальную работу я мог бы поручить студентам-практикантам. Пробурив ещё несколько скважин, мы вплотную приблизились к месту, где зарыт клад. Взгляните на ближайший перекрёсток справа от церкви. Перед вами, по обе стороны дороги, пробурены скважины,– академик последовательно указал на скважину, находящуюся у ограды церкви, и скважину, пробуренную на противоположной стороне дороги. С одной стороны дороги течёт святая, а с другой – обыкновенная вода. Остаётся пробурить промежуточную скважину, чтобы попасть в цель и обнаружить клад, находящийся под землей в пятидесяти метрах от кафе. Святая вода – это не идеализм в сознании людей, а объективно существующая реальность, определяемая анализом воды. Вы изучали в школе истории о военных походах, в которых рабы, сгибаясь под тяжестью, несли для военоначальников воду в золотых и серебряных чашах. Во время длительных переходов жидкость плескалась в сосудах, насыщалась ионами золота и серебра и в результате процесса олигодинамии превращалась в святую воду, безопасную от инфекционных заболеваний. В Индии река Ганг также считается святой. Это не пустые слова. В отличие от медленно спускающегося ледника Федченко, являющегося в Таджикистане источником прозрачной реки Варзоб, Ганг образуется от тающего ледника, питающего многочисленные мутные потоки, каждый из которых уникален. К одному из них, расположенному на высоте более четырех тысяч метров, спешат паломники, чтобы приобщиться к чистоте и приблизиться поближе к кратеру под ледником, из которого вырывается вода. Слабые грунты не позволяют альпинистам покорить пики. В предрассветный час, когда вершины гор освобождаются от туч, перед взором изумленных зрителей предстает небо в малиновом цвете. Земля окрашивается в бело-голубые краски. Нереальность бытия околдовывает. Проходя через мощные серебряные месторождения, вода насыщается ионами серебра и приобретает свойства святой воды. Недаром во время эпидемии холеры в древние времена жители окрестностей, руководствуясь писанием, устремлялись к реке и находили спасение. В Вешнем Саде не известны месторождения драгоценных металлов. Зато история города изобилует многочисленными переходами из одних рук в другие и военными тропами армий, движущихся в разные стороны. Естественно предположить, что мы находимся у мощного клада драгоценностей. Как только мы сообщим о его существовании, изделия реквизируют в пользу государства, в результате чего пострадают прихожане и храм, вблизи которого пребывает источник со святой водой. Перед тем, как сообщить о находке, то есть о ликвидации клада, следует поспешить в церковь и сообщить о пренеприятнейшем известии, касающимся окончания поступления серебряной воды в колодец. Вот почему я начал беседу с церкви, расположенной на вершине Вешнего Сада, где обитает архимандрит, c которым вам предстоит серьезный разговор. С представителями церкви, я надеюсь, вы договоритесь,– утвердительно произнёс академик,– но следует поспешить, так как клад в земле может лежать до тех пор, пока о нём не знают люди. А что делать с прихожанами, я не представляю. Обещаете ли вы, что хоть как-то будут компенсированы нужды жителей города, пользующиеся до сих пор святой водой?

– А что можно для них сделать? – спросил настороженно вице-мэр.

-Можно, например, производить обработку минеральной воды серебром и продавать ее в бутылках в каждом киоске.

Так в городе Вешний Сад появилась минеральная вода, на этикетке которой мелкими буквами написано, что она обработана серебром.

УРОКИ РУССКОГО ЯЗЫКА

Обеденное время заканчивалось. Голодные Семён Михайлович и Михаил, возвратившиеся в отель «Ашхабад» после затянувшегося заседания, мечтали вкусно пообедать в ресторане. Войдя в гостиницу, шеф вошел в лифт и поехал в свой номер с намерением выложить бумаги, немного освежиться и поскорее вернуться назад. Михаил вызвался, не теряя время понапрасну, пройти в ресторан и сделать заказ. Широкая дорожка трехметровой ширины вела от входной двери к лифтам и лестнице, ведущей на второй этаж. Слева размещалась администрация. Ближе к лифтам в холле ютился ничем не огороженный бар. Пройдя несколько метров по дорожке, Михаил свернул вправо к решетчатой перегородке, отделяющей ресторан от холла, в сторону мирно дремавшего на стуле швейцара с седой бородой и лампасами на штанинах. Юркий старикан, казавшийся спящим на боевом посту, вскочил при появлении противника, схватил стоящую за спиной швабру и преградил путь, как ружьем, палкой, направив ее в грудь Михаила.

– Ресторан закрыт на «спец-обслуживание»,– пояснил он, удерживая свои позиции.– Ждём с прогулки группу запаздывающих интуристов, для которых накрыты столы.

– Нельзя ли найти где-нибудь два лишних места или поставить лишний стол у стены?– спросил Михаил.

– Ни в коем разе,– последовал четкий ответ.

Михаил, вращая головой и не теряя из виду лифта, откуда должен был появиться шеф, стал искать глазами того, кто помог бы ему. К руководству гостиницы обращаться не имело смысла. За барной стойкой он увидел в роли бармена едва знакомого репатрианта Армена из Морокко, с которым познакомился в студенческие годы, когда тот работал в центре города, в летнем ресторане «Горка», расположенном на открытом воздухе. К официанту, знающему иностранные языки, любили подсаживаться молодые люди, чтобы попить пиво и одновременно поупражняться в английском. Помнил ли всех посетителей Армен, оставалось секретом. Непонятным было и то, зачем армянину репатриироваться из Марокко в Туркмению, а не в Армению. Быть может, родители увезли его ребенком из Ашхабада. Многие хотели бы узнать истину, но никто не задавал бестактных вопросов. Сейчас, спустя столько лет, подобный вопрос казался бессмысленным, тем более. В студенческие годы Михаил, сидя за столиком Армена, думал, что берет уроки английского языка, а на самом деле официант давал ему бесплатные уроки жизни. Когда беспардонные студенты стали особенно надоедливыми, репатриант дал сидящим за его столиком дружескую отповедь, запомнившуюся надолго.

– Друзья,– сказал он,– вы хорошие ребята. Не сомневаюсь, что вы обосновались надолго и в течение вечера можете выпить несколько ящиков пива, но мне нужны совсем другие лица, для которых деньги не деньги, а обыкновенная бумага. Я работаю в теплое время года, а зимой отдыхаю. В летний сезон мне нужно обеспечить существование в ненастный период, который я предпочитаю проводить на побережье теплого моря. Я готов подучить вас английскому с момента открытия ресторана до восемнадцати часов, а в вечерние часы лучше вам садиться за соседние столики.

Походы в ресторан «Горка» прекратились поздней осенью, когда ничто не предвещало понижение температуры. Армен, по местным понятиям, взбунтовался и не вышел на работу. Работодатели, не привыкшие к подобному режиму работы, со скандалом уволили его с соответствующей записью в трудовой книжке. Безработный, собрав чемоданы, отправился в запланированное путешествие. При возвращении всё «устаканилось». Правительственные приемы, на которых был необходим квалифицированный официант со знанием иностранных языков, никто не отменял. На корпоративных вечеринках, проходящих по высшему разряду, тоже вспомнили о нем. В конце концов, подчиняясь действительности, администраторы рестораций махнули рукой на его выкрутасы и восстановили на работе.

Установление собственного режима работы, вне зависимости от мнения работодателей, восхитила Михаила, но не подвигла на подвиги. Он не собирался трудиться полгода в году и не перенял опыт бармена. Во всяком случае, Армен был ему интересен. С ним, спустя годы, приятно было побеседовать и поискать неординарное решения проникновения в ресторан, закрытый на «спецобслуживание». Другого выбора не существовало. Следовало подойти к барной стойке и заказать две чашечки кофе по восточному рецепту. Пока готовилось кофе, появилось время сосредоточиться и продумать, с чего начать, чтобы членораздельно высказать свою мысль.

– Послушай Армен,– дружески обратился он к одиноко стоящему бармену, облокотившемуся о стойку, как к старому знакомому,– к нам в гости в Академию Наук приехал профессор из Канады, который поселился в отеле «Ашхабад». Ресторан закрыт на «спецобслуживание», а гость желает поесть в гостинице, в которой остановился. Не можешь ли ты помочь нам прорваться в ресторан?

Михаил улыбался. Вспомнив выражение Чацкого:» Гостей мы любим званых и незваных, особенно из иностранных»,– он представил Сему профессором из Канады, а себя, неизвестно зачем, представителем местной Академию Наук. Армен не был его старым знакомым. В лучшем случае Михаил мог рассчитывать на шапочное знакомство. Бармен согласно покачал головой.

– Я попробую,– сказал он,– а где твой профессор?

– Профессор в номере отеля и появится в фойе с минуты на минуту.

У бармена, в свою очередь, появилось время поразмыслить и выстроить план, как проверить правдивость слов Михаила о профессоре, прибывшим из Канады.

Из лифта вышел Семён Михайлович и застыл на ковровой дорожке с огромным кожаным портфелем в руке, расправив плечи и выпятив живот. Чего стоили огненная шевелюра и голова обелиска с продолговатым лицом, не широким, не сродни представителя средней русской равнины. Чем не профессор из Канады? Никто бы не усомнился, что из номера в холл спустился иностранец.

С чашками кофе в руках Михаил направился к стоявшему неподалеку высокому столику со столешницей, находящейся на уровне груди. Увидев своего сотрудника, шеф оживился и продефилировал в нужном направлении. Михаил поставил кофе на столешницу и стал поджидать шефа. Когда тот подошел, он постарался объясниться.

– В ресторан нас не пускают,– четко высказался Михаил, обрисовав схему военных действий,– заведение закрыто для обслуживания интуристов. Представив вас профессором из Канады, я попросил бармена помочь нам преодолеть преграду сидящего у входа в ресторан швейцара и бармен согласился.

В понятие командировки Сема включал, как сопутствующие элементы, проживание в гостинице и посещение ресторанов. С отелем все было в порядке. В номере он устроился, а с рестораном возникли непонятки. Выходить на солнцепёк и искать места в отдаленном ресторане, чтобы вкусно покушать, не входило в его планы. Поэтому, не раздумывая, следовало согласиться сыграть роль заокеанского гостя.

– Мы заняты повседневной рутиной и ловим счастливые моменты, связанные с перевоплощением. Надо радоваться по ходу жизни,– сказал Сема.

Увидев приближающегося к столику бармена, он принял еще более горделивый вид. Его независимость натолкнула Михаила на мысль, что он ошибся, представляя шефа профессором, прибывшим из Канады. Напротив него стоял действительный член Канадской Академии Наук. Тряпка в руках Армена, предназначенная для чистки поверхности стола, выполняла отвлекающую роль. Представить его, с иголочки одетого модника с подстриженными усиками и уложенной причёской темпераментного южанина из Голливуда, вытирающего пыль на столе, казалось кощунством, но он, находясь в облике служителя общепита, деловито подошёл и несколько раз провел рукой по столешнице, делая вид, что счищает пыль. Его интересовало другое: стоит перед ним самозванец или действительно канадский профессор? Проверить не составляло труда, если вспомнить, что Канада разделена на две части, в которых обосновались выходцы из Франции и Англии.

– Как вам нравится Туркмения?– спросил Армен Семёна Михайловича на английском языке.

– Мой дядя занимался исследованием Арктики, что являлось чистой правдой, и в нашем доме часто говорили о нагромождении льдов, сверкании и чистоте торосов. Холодные ветры никогда не прельщали меня,– пространно говорил Сёма на чистом английском языке.– Несколько лет назад я открыл Среднюю Азию. Прохаживаясь по улицам городов, залитых солнцем, я купаюсь в воздухе и испытываю блаженство.

– Вы успели посмотреть достопримечательности? – спросил Армен, перейдя на французский язык. – Я в восторге от местечек Чули и Фирюзы. Я прикоснулся к истории парфянского государства, начинавшегося с поселения древнего Багира, в раскопках которого до сих пор находят древние монеты, и стоял на месте, которого касались стопы Александра Македонского. Ощущение причастности к ранее известным местам притягивает. Величие не в книгах, а в народе. Мне рассказывали о мертвом городе Мерв, живой легенде, которую предстоит увидеть своими глазами. Пушкин и Лермонтов в ссылках воспели Кавказ. Жаль, что при их жизни Туркмения не входила в состав России. Они бы, попав сюда, с успехом воспели бы окрестности.

Армена удовлетворило знание иностранных языков и содержание ответов. Красный окрас волос, подчеркивая оригинальность, также сыграл в пользу созданного мнения. Вряд ли рядовой гражданин позволил бы себе выкрасить волосы в вызывающий ярко рыжий цвет. Сомнения, что перед барменом стоит выскочка, ушли в небытие. Закончив тереть тряпкой стол, он пошёл к швейцару и, возвратившись на рабочее место к барной стойке, дал добро на вход в ресторан.

Швейцар миролюбиво пропустил командировочных, которые, сев за указанный стол, примыкающий к подмосткам оркестрантов, сделали заказ. Обед оказался сытным до такой степени, что, когда пришло время есть плов, Семен Михайлович и Михаил с сомнением посмотрели на официантку, перекладывавшую содержимое блюда по тарелкам. Успокоив себя, что глаза бояться, а руки желают, приезжие решили не вставать, пока все не будет съедено, раз еда заказана. Покрутив в воздухе вытащенной ранее из портфеля серебренной с позолотой ложкой, которой ели суп, Сёма показал, что готов к приёму очередной порции, и подвинул поближе к стоящей рядом пиале пузатый чайник, украшенный на белом фоне, золотой виноградной лозой.

В ресторан ворвалась голодная стая интуристов, которые, закончив двигать стульями, быстро угомонились и начали дружно поедать съестное. Сопровождающий иностранцев гид, осведомлённый, что за забронированным столом обосновались сотрудник местной Академии Наук и профессор из Канады, вежливо подошел к столу и объявил, что он обычно на этом месте днем обедает. Никто из присутствующих не возражал против его появления и гид влился в компанию. Увидев, с каким аппетитом едят за столом, он заказал себе тоже порцию плова. Официант сравнительно быстро принес еду и третий едок подключился к трапезе.

Возникла затяжная пауза, в которой слышался однообразный стук ложек о тарелки при поедании плова. Тягостное молчание разобщало едоков. С чего-то следовало начать светский разговор.

– Are you from?-спросил Михаил гида.

Не то чтобы его интересовало, откуда гид родом. Да и само выражение не имело принципиального значения. Михаил не хотел упустить возможность попрактиковаться в произношении иностранного языка. Смысл заключался в наборе слов, взятых из практического пособия по изучению английского языка. По коверканию языка гид догадался, что спрашивающий не владеет на должном уровне английским языком.

– Я местный,– на русском языке ответил гид,– и сопровождаю группу скандинавских пенсионеров, имеющих время и деньги. Вырастив детей и сделав макияж, синьоры и синьорины на старости лет подались в туристическую поездку.

Он поднял кофейную чашку, отпил глоток и взялся за вилку. Сёма вступил в разговор. Он любил поговорить и не важно, что служащий находился в единственном числе, главное, чтобы аудитория слушала его.

– Я посоветовал бы вам вместо кофе пить зелёный чай, в котором ученые Туркменистана открыли массу полезных свойств,– порекомендовал гиду на английском языке профессор, желающий поделиться своими познаниями.– Зелёный чай должен зеленой линией сопровождать поедание плова. Дело в том, что составной частью туркменского плова является курдюк, остывающий во время еды. Чтобы не склеивались стенки кишок, необходим горячий напиток. Гид оказался любезным молодым человеком, схватывающим полезные указания на лету. Он поднял руку, подозвал официанта и заказал чайник зеленого чая. Его познания в поедании плова были велики.

– Вы знаете,– сказал он на английском языке,– что плов вкуснее есть руками. Люди, живущие в Туркмении, знают толк в еде.

– Вы можете показать, как это делается?– спросил Сёма.

Гид, не задумываясь, собрал рисинки у края тарелки, поднял четырьмя пальцами образовавшийся комок и большим пальцем затолкнул его в рот.

– Как вы, интересно, будете мыть руки после еды? – спросил профессор, ничуть не изумившийся экстравагантности молодого человека.

– На званых обедах специальный человек, стоящий сзади, обходит гостей с кувшином воды и предлагает время от времени ополоснуть руки. При желании можно воспользоваться и полотенцем, висящим на его плече.

– Ресторан не частный дом и здесь не приходится рассчитывать на доброго человека с кувшином воды.

– Если вы попросите, вам, как иностранцу, подадут блюдо с горячей водой и плавающим в нем лимоном, чтобы ополоснуть руки.

– А что делать местным жителям? Их же большинство.

– Лично я воспользуюсь салфеткой,– ушёл от ответа гид.

Он взял лежащую на коленях салфетку и вытер руки. Сёма воздержался от экспериментов и не стал есть руками. Он не надеялся, что ему подадут воду для мытья рук.

– Я вижу, вы не пользуетесь приборами? Вам вилку и нож заменяет личная ложка, – в свою очередь поинтересовался гид.– В чем секрет?

– Секрет отсутствует,– ответил Сёма.– В моду, как в старину, входит столовое серебро. Когда мы вне дома, возить набор вилок и ножей затруднительно. В ресторанах и кафе я предпочитаю пользоваться серебренной с позолотой ложкой, которую всегда ношу с собой в портфеле. Даже туземцы, не подозревая, что такое деолигодинамия, от которой страдают современные люди, спонтанно протыкали уши и ноздри золотыми и серебряными кольцами. Я не призываю носить кольца в ушах и на шее, но настаиваю на необходимости носить украшения из драгоценных металлов и использовать серебряные изделия во время приёма пищи.

Семёна Михайловича заинтересовала бутылка минеральной воды, стоящая на столе. Он поднял её, приблизил к глазам, и стал изучать формулы, помещенные на этикетке.

– У вас в городе производится природная или искусственная минеральная вода с добавлением ингредиентов?– спросил он у гида.

Молодой человек пожал плечами, засомневавшись, что в Туркмении начнут строить завод по изготовлению искусственной минеральной воды, когда в горах достаточно уникальных источников.

– На столе стоит почти нейтральная вода, которая немного слабит,– сказал профессор.– Рекомендую пить её после сытного обеда.

Он налил воду в стакан и выпил. Сидящие за столом молодые люди, как обезьянки, последовали его примеру. По окончании обеда гид проводил уважаемого профессора до выхода из ресторана. Остановившись у двери, он энергично пожал ему руку. Сёма поклонился гиду и, остановившись перед швейцаром, поклонился во второй раз.

– До свидания,– сказал Сёма, произнося «да свидания», нараспев, с характерным московским говором, заменив «о» на «а». И первую букву «и» на «я», чем выдал себя.

Швейцар, стоящий на страже у двери ресторана, встрепенулся, почувствовав подвох. Было, отчего негодовать. Его провели. Он пропустил в святая – святых того, кого не следовало пропускать, судорожно схватил палку и произнес беззвучную команду в ружьё, после чего принял угрожающую стойку с выпадом вперед коленом, направив остриё палки, как винтовку, в сторону Семёна Михайловича. Глаза старого солдата, надевшего шаровары с генеральскими лампасами, заблестели. Их отблеск напомнил героя, сошедшего с картины, описывающей переход войска Суворова через Альпы.

– Никакой вы не иностранец,– пробормотал он.

Михаил лихорадочно искал выход. Загородив телом шефа от нападок швейцара, он вскоре нашёл его.

– Вы не правильно поняли,– пояснил он швейцару, – профессор только начал изучать русский язык и хорошо знает всего три слова: спасибо, пожалуйста и здравствуйте. Для усвоения пройденного ему часто приходиться повторять знакомые слова. Четвертое слово, которое мы осваиваем, звучит кратко и произносится как одно слово: до свидания.

Михаил повернулся к профессору:

– Tell mе, please,– на английском языке сказал он, после чего перешел на русский язык, повторите: до свидания.

Сема вспомнил о своей роли профессора из Канады.

– До свидания,– старательно произнес он.

Заветное слово »до свидания» он произнёс с прононсом и напористо с французско-английским акцентом. Между до и свидание была выдержана продолжительная пауза, в которой свободно уместилось бы слово: »скорого». Свидание, произнесенное по слогам с ударением на гласных буквах, в свою очередь имело три, не понятных, самостоятельных значения.

Михаил, развернувшись, направился к выходу, оставив двух пожилых, стоящих друг против друга, джентльменов. Один из них, с генеральскими лампасами на штанах, держа палку наперевес, выглядел весьма серьезным. Семён Михайлович с чертиками в глазах с интересом наблюдал за вахтером, исполняющим свой долг. Профессор собирался еще некоторое время прожить в гостинице и посещать ресторан. Ему было не безразлично, какое составит о нем мнение стоящий на вахте вахтер, охраняющий врата ресторана, и ему ничего не оставалось, как продолжать играть роль профессора из Канады.

– До сви… дания,– повторил он, вторя Михаилу, как прилежный ученик.

Инцидент был исчерпан.

ГРИБ – ГРОБОВИК

В скромном чистеньком кабинете врач, сидя за столом, листал медицинскую карту посетителя. Посреди кабинета больной закрутил вверх штанину, поставил разутую левую ногу на маленькую, выглядевшей детской, табуретку и терпеливо ждал начала приема. Напротив врача, за своим столом, находилась моложавая медсестра, которая, склонив голову на бок, старательно заполняла медкарту предыдущего пациента. Доктор, не поднимая глаз, устало закрыл ладонью лицо и лоб.

– Расскажите, Николай Иванович, что у вас?– спросил он, почти по слогам произнося имя и отчество пациента.

– Недели две назад появился зуд,– начал обстоятельно объяснять Николай Иванович.– Я расчесал ногу, а дальше пошло-поехало. По видимости появилась экзема,– он с досады махнул рукой,– кругом неприятности, не устроенная жизнь, нервная работа. А может болезнь и не связана с работой, а причиной служит посещение плавательного бассейна, где для дезинфекции применяют повышенные концентрации токсичного хлора, способствующее возникновению аллергии?

– Бассейн я отменяю,– категорически заявил дерматолог.– Считайте, что до особого распоряжения для вас бассейн закрыт.

– Я уже пропустил два занятия, доктор.

– И правильно сделали! А что у вас за работа такая, связанная с неприятностями? -

спросил доктор. Не дожидаясь ответа, он поднялся, вышел из-за стола, подошел к пациенту и наклонился к больной ноге, опершись рукой о край табуретки. Не прикасаясь к задранной на ноге штанине, стал рассматривать покрасневшую нижнюю часть голени. Выпрямившись, спросил:

– А как вторая нога?

– Вторая – в порядке.

– Это радует,– удовлетворенно произнес доктор,– прекрасно, когда у кого-то распрекрасно идут дела. Так кем вы работаете? В медкарте указано место работы, но отсутствуют сведения о занимаемой должности.

– Я работаю химиком в лаборатории.

– Так вот откуда познания о токсичности и аллергии. Теперь многое проясняется.

– Я потомственный химик,– гордо сообщил пациент.

– А мне показалось, что вы работаете заместителем директора по строительству.

– Почему?

– Это не важно,– махнул рукой доктор,– но, если говорить начистоту, то открою секрет: не могу закончить строительство дачи из-за отсутствия кирпичей. Я ничего не понимаю в строительстве и с болью в сердце воспринимаю справедливость слов, слышимых от соседей, что я еще наплачусь, когда дойдет очередь до камина.

– Для камина требуется огнеупорный кирпич,– вставил Николай Иванович.– Он выглядит более плоским по сравнению с общестроительным, но превосходит его по прочности.

– А говорите, что вы не заместитель директора по строительству,– укоризненно покачал головой дерматолог и, нагнувшись, ласково похлопал пациента по колену.

Склоненное, круглое лицо с поблескивающими стеклами очков, в оправе желтого цвета, на носу, напоминающем картошку, вызвало в представлении Николая Ивановича образ гриба-боровика, виденного им недавно в мультфильме. Игрушечные, немигающие глаза в виде голубых бусинок на фоне золотистой, поблескивающей сферической лысины, сходящейся на макушке, подчёркивали комичность образа. Старичок, удивительно похожий на гриб – боровик из мультфильма, вытащил из стеклянного, стенного шкафа пузырек с мазью и, вращая им в воздухе, как волшебной палочкой, подошел к Николаю Ивановичу. Нарисованными, округленными губами он произнес набор слов без вибраций, не делая пауз между предложениями:

– Я положу вам очень хорошую мазь. Выпишу номерок на послезавтра. Так вы точно не замдиректора по строительству?

– К сожалению, я не замдиректора,– ответил Николай Иванович на последний вопрос, посчитав его главным.

– Очень жаль,– сочувственно произнес врач и указательным пальцем указал медсестре на пациента.

Молодящаяся дама кокетливо встала из-за стола, игриво подошла к нуждающемуся в помощи мужчине и изящными пальцами с длинными, ярко накрашенными ногтями перевязала рану, после чего, заплетающимися ногами модели, идущей по подиуму, ровно, как по натянутой струне, дошла до своего стола. На следующий день Николай Иванович прискакал на одной ноге к кабинету дерматолога. Всю ночь больное место пылало, а ногу жгло. Невозможно было уснуть ни на минуту. Дождавшись утра, химик поспешил не на работу, а в поликлинику. Высиживать очередь не хватало сил. Как только приоткрылась дверь с выходящим пациентом, Николай Иванович со стоном встал, извинился перед столпившейся у кабинета очередью и ворвался в кабинет доктора. За ним скромно последовал пациент, который должен был войти в кабинет доктора согласно очереди.

– А? Это вы?– встретил Николая Ивановича герой мультфильма, игравшего роль гриба – боровика.– Что– нибудь решили с кирпичами?

– Какие кирпичи?– еле сдерживаясь, произнес Николай Иванович.

– М-м-м…– осуждающе промычал доктор.

– Нога горит. Сделайте что-нибудь, чтобы не болела,– попросил пациент. – – Сейчас вылечим,– равнодушно сказал дерматолог, приглашая Николая Ивановича на экзекуцию, и вежливо предложил пациенту, вошедшему вмести с ним в кабинет, сесть на стул у стола и подождать.

Николай Иванович поискал глазами предмет, на который следовало поставить больную ногу, и увидел у стены знакомую табуретку. Не дожидаясь дальнейших указаний, он вытащил его на середину комнаты, снял ботинок, задёрнул штанину и, как в предыдущий раз, приготовился к осмотру.

– Развяжите,– обратился доктор к своей помощнице.

Медсестра, привыкшая к манере изъяснения доктора, поняла, что следует развязать больного ногу. Она с готовностью встала и легкой походкой, заплетающими ногами, как по помосту, прошла к Николаю Ивановичу. Подиум потерял многое и, главное, изысканная публика не увидела её прогулок. Медсестра считала, что не полностью раскрыла свой талант и, как могла, демонстрировала его перед больными. Склонившаяся поза модели в обтянутом белом халате показалась ей интересной. Ее следовало запомнить, чтобы продемонстрировать, при случае, еще раз. Подиумом для нее служил деревянный настил, расположенный между ее рабочим местом и пациентом. Сняв повязку, она возвратилась той же походкой к рабочему столу и, подперев подбородок обеими руками, с нескрываемым любопытством стала ждать новых развлечений. В следующем акте доктор нагнулся, вытащил из-под ног детский стульчик, стоявший под столом, и понес его, как щенка за шиворот. Он взгромоздился на детский стульчик поблизости к Николаю Ивановичу, создавая комичность большого человека, сидящего на игрушечном стульчике. Опустив сложенные замком руки на колени и, смотря на них, попробовал выполнить упражнение поочередного поднятия и опускания каждого пальца на одной руке в отдельности. Большой и указательный палец подчинились команде. Остальные плохо слушались. Повторив несколько раз невыполнимое упражнение, заканчивающееся безрезультатно, доктор развел руки, положил их на колени и поднял глаза на пациента.

– Почему я думаю, что вы являетесь заместителем директора по строительству?– пожимая плечами, спросил он.

– Не знаю,– ответил Николай Иванович.

– Вот и я не знаю.

Не взглянув на больную ногу, дерматолог перевел взгляд на медсестру и, обращаясь к ней, указательным пальцем показал на тюбик в стеклянном шкафу.

– Сегодня мы используем очень дефицитную мазь,– мягко прозвучал его обворожительный голос.

Вынеся приговор, он пересел за рабочий стол. В дело включилась понятливая медсестра. Пройдя, как манекенщица, от своего стола к шкафу, стоящему у двери, и обратно к середине комнаты, медсестра уложила мазь на тампон. Пока она бинтовала больную ногу, доктор размышлял вслух.

– Близится осень,– размечтался он.– Очень хотелось бы до холодов закончить строительство дачи и осенние вечера проводить у камина, зачаровано смотря на тлеющие угли.

Медсестра закончила перевязку и встала.

– А вы,– шутливо погрозил гриб – боровик указательным пальцем пациенту,– никак не хотите помочь мне найти кирпичи.

– Как же я могу?– взмолился Николай Иванович.

– Ну как же, вы же замдиректора по строительству.

Пациент хотел возразить, но ничего не сказал и бессильно опустил голову, не желая участвовать в бессмысленном разговоре.

– Не пререкайтесь, нам всё известно. Я многое о вас знаю и жду послезавтра,– заговорщически обратился доктор к пациенту, а помощнице приказал:– Выпишите номерок на послезавтра на четырнадцать часов.

Пациент вышел из поликлиники, не представляя, идти ему на работу, домой или на поиски нового доктора, чтобы перепроверить курс лечения. С мыслью, что ничего дороже нет, чем больная нога, Николай Иванович начал поиск друзей, работающих на стройке, которые могли помочь ему найти злосчастные кирпичи. Он доковылял до рабочего места и просидел на телефоне до тех пор, пока не выстроил цепочку передвижения кирпичей со стройки на докторскую дачу.

Ночью нога ныла. На короткое время, к утру, все же удалось уснуть

.– Ничего, успокаивал Николай Иванович свою ногу, – потерпи, кирпич найден и осталось немного времени до твоего выздоровления!

На следующий день с заказом-нарядом в кармане Николай Иванович проторенной дорожкой дошёл до кабинета дерматолога. Выглянувшая в коридор медсестра пригласила его в кабинет вне очереди.

– Через свое предприятие я выписал кирпичи для камина на даче,– сообщил пациент радостную новость.

– Отлично. Давайте бумаги,– сказал врач, вставая из-за стола. Рассмотрев их, он сочувственно обратился к пациенту: а как нога?

– По-прежнему болит.

– Ничего,– успокоил доктор, в его речи появились торжествующие нотки.– Скоро станет лучше. Будем считать, что нога идет на поправку.

Он жестом попросил медсестру сделать ещё одну перевязку, и дружески сказал пациенту:

– Если потревожит нога, приходите. Всегда рад вас видеть.

Медсестра грациозно встала и ловко перевязала ногу.

– До свидания,– попрощался Николай Иванович.

Медсестра любезно улыбнулась.

-До свидания,– ответил доктор, дружески помахивая рукой. На прощанье он добавил.– Всё-таки я был прав, что вы замдиректора по строительству.

ЯД

Заведующий кафедрой Ярослав Дементьевич воспринимал сельскохозяйственный институт как родной дом, денно и нощно пребывая в нем. Его долговязая секретарша не могла пройти стороной мимо подтянутого и гладко выбритого профессора, при галстуке и начищенной обуви. Она родила ему сына, названного в честь деда Дементием. Новопосвященный отец принял подарок судьбы и женился. По существу штамп в паспорте ничего не изменил в отношениях между ними. Она, молодая и любвеобильная, жила своей жизнью, а он продолжал корпеть в институте. Дементий незаметно рос, становясь мужчиной. Ярослав Дементьевич настойчиво советовал сыну заняться наукой, но тот отнекивался, делая упор на бизнес. Повзрослев, он еще долго метался между родителями, пока не начал жить самостоятельно. Шли годы, длившиеся бесконечно, как в замедленной съемке, пока однажды, коллеги по институту не нашли Ярослава Дементьевича, лежащего на полу, без памяти, в туалетной комнате. Врач посоветовал сменить климат. Появившийся на пороге, бывший ученик предложил постаревшему преподавателю стать руководителем его диссертации и переехать в Научный Городок. Спустя два года переговоры удачно завершились и Ярослав Дементьевич, получив однокомнатную квартиру, перебрался на новое место жительства. На ближайшем ученом совете в разделе «разное» его представили сотрудникам института. Профессор уверенно вышел на кафедру, затмив присутствующих орденами, прикреплёнными к парадному костюму. Посыпались вопросы: кто он и откуда? Его долго не отпускали, а он размеренно отвечал, что прибыл из Средней Азии, где долгие годы являлся заведующим кафедрой сельхозинститута. Практически всю жизнь он занимался хлопком, являющимся монокультурой в данной местности. Профессор выглядел достойно и на прощанье, набросив на плечи плащ, покинул собрание и отправился домой. Как ни казались вопросы легкими, все же напряжение с годами давало о себе знать. Хождение по пустующим улицам вызвало у него больше положительных эмоций, чем нахождение в пустой квартире. Стоящий на углу косметический салон привлек внимание. Появилась возможность скоротать время, сделать подобающую прическу и освежить лицо. Косметолог Анна, женщина средних лет, накрывая белой простынёй усевшегося в кресло пациента, обомлела, увидев на груди три ордена Ленина и орден Красного Знамени.

– Непременно генерал, подумала она,– седой, боевой генерал! Ее сердце ёкнуло от воспламенившейся и нереализованной девичьей мечты выйти замуж за военного и с ним генеральшей уйти на заслуженный отдых.

Нежные пальцы, втирающие ароматные мази на поверхность лица, усыпили пожилого человека. В ответ послышалось сопение. Ярослав Дементьевич спал.

– Что тебе снится, солдат?– проворковала она,– зарево огня или поле сражения?

Женщина размечталась. Ей в юности мечталось, чтобы рядом лежал, мерно похрапывая, заботливый мужчина, на которого можно положиться во всех делах и устремлениях. Мысли ее, как поется в песне, то путались, то рвались. Сердце запело, вспоминая прыгающие строчки из арии князя, мужа Лариной, на балу:

Воспылав нежностью, сердце Анны затрепетало:

В порыве страсти она легонько постучала пальцами по лицу пациента, от чего тот пришел в себя и открыл глаза. В завязавшемся разговоре выяснилось, что он не генерал, а профессор, что было тоже не плохо. Анна совсем недавно сидела на кухне за бутылкой вина и вместе со своей незамужней подругой со стоном пела протяжные русские песни. Сейчас, стоя позади кресла и, помахивая перед лицом профессора пухлой ладонью, как веером, она представляла себя великой актрисой Клавдией Шульженко, репертуар которой был насыщен позитивизмом. Запрыгали строчки из песни «Три вальса». Как там поется, отрывочно вспоминала Анна:

Далее последовала спонтанно возникшая ритмичная мелодия собственного сочинения, под которую воображаемые прыгающие тела, должны были, взявшись за руки, топать и издавать характерные звуки: бум, бум, бум.

Массируя плечи, она вскользь заметила, что полный массаж тела делает дома и предложила свои услуги. Пациент согласился. Анна пришла в квартиру профессора через неделю, а затем еще и еще раз, уже без косметических принадлежностей. Чем чаще она приходила, тем отчетливей у Ярослава Дементьевича появлялась мысль, что массажистка приходит зря.

– Ты ошиблась дверью, спутав понятия: исследователь и бизнесмен,– высказывался Ярослав Дементьевич,– тебе нужен не профессор, а фирмач, у которого живые деньги, струящиеся в кошелек, а я занимаюсь исследованием хлопка и не связан с жесткой работой торговца, связанного с денежными потоками. Бизнесменом нужно родиться. Тебе необходим человек, делающий деньги.

Их встречи становились все реже и реже, пока не прекратились совсем. Профессор не горевал. Он привык к случайным связям и неустроенной личной жизни. Закончив амурные дела, Ярослав Дементьевич погрузился в работу. Единомышленников по выращиванию хлопка в институте он не нашел и поэтому предпочитал большей частью находиться дома, а не в отделе, где ему выделили стол. Поскольку им велась самостоятельная тема, никто из руководства на него особого внимания не обращал. С таким положением вещей не мог смириться председатель месткома Леонид Григорьевич, являющимся одновременно руководителем лаборатории, который напросился на прием к директору Виктору Ивановичу. Руководитель института, по-хозяйски устроившись в кресле, благосклонно согласился принять Леонида Григорьевича. Во время доверительной беседы директор вглядывался в облокотившегося на его стол поджарого мужчину средних лет, переболевшего менингитом, отчего подбородок его вытянулся и подался вперед, кожа стянулась на скулах. Создавалось впечатление, будто обладатель лица за всеми следит и все запоминает. Так оно и было на самом деле. Наряду с профессиональной деятельностью на руководителя лаборатории возлагалась, по общественной линии, ответственность за поддержание трудовой дисциплины, в чем он преуспел. Сотрудники института, смирились с его обязанностями. Ссутулившись и ерзая на стуле, Леонид Григорьевич вещал, что злостным нарушителем дисциплины является Ярослав Дементьевич, который, не числясь ни в одной лаборатории, работает по договорным темам и приходит в институт по необходимости, а точнее, когда ему вздумается.

– Ходят слухи, что он в рабочее время дома, лежа на кровати, читает художественную литературу,– сказал Леонид Григорьевич.– Шутники шутят, что при неожиданном появлении курьеров, предлагающих ему появиться в институте, Ярослав Дементьевич, расправляясь с книгой, как Ленин с буржуазией, отработанным движением бросает ее под кровать. Я прошу вызвать профессора на ковер.

Директор заупрямился.

– Он имеет формальное право на свободное посещение. У него сотни учеников, среди которых есть и академики. Нам с вами нужно работать и работать, чтобы достичь его уровня знаний. За свою жизнь он прочитал столько технической литературы, что не грех заняться и художественной.

– Пусть читает художественную литературу в нерабочее время, а в рабочее время следует штудировать техническую науку.

– Это правильно,– согласился Виктор Иванович,– никто с вами не спорит. Заметьте, что он интересуется не только художественной литературой. В перерывах между чтением беллетристики он находит время на техническую литературу. Его последняя, с успехом изданная монография говорит о многом.

– Мне кажется, что он пишет об одном и том же, о хлопке, – сказал Леонид Григорьевич,– кроме как о хлопке, писать ему больше не о чем.Директор заупрямился.– Уважаемый профессор Ярослав Дементьевич,– возразил он

– О чем, он, собственно, может писать еще, кроме как не о хлопке? Он пишет о предмете, которым владеет. Докучаев всю жизнь писал только об одном, о почве, а его учебники переиздаются из года в год. Их изучают студенты и ученые мужи. Давайте договоримся, что вы оставите в покое Ярослава Дементьевича. Я сам, как-нибудь, невзначай, нагряну к нему и во всем разберусь. Так сказать, поймаю с поличным, и тогда серьёзно поговорю. Давайте лучше перейдем к другим нарушителям трудовой дисциплины.

– К злостным нарушителям можно отнести и Петрова из лаборатории Невыездного,– сказал Леонид Григорьевич.– Вчера к нему из Риги, на неделю, приехала его жена и он, по этой причине, отсутствовал на работе целый день.

– Я в курсе, он брал отгул. Так сказать, отгул за прогул.

– А сегодня утром, проработав час, ушел домой и вернулся в одиннадцать, чтобы еще через час уйти на обед. У него, видите ли, любовь.

– Как вы считаете, стоит ли из-за приехавшей на неделю жены задержаться дома на час? Как она выглядит? Красивая она?

У директора имелась возможность познакомиться с Катериной, но он не воспользовался этим, когда его пригласили на свадьбу. Разумеется, он не поехал в Ригу, но, отметив тактичность ученика, порадовался приглашению.

– Красавица, восточная красавица,– Леонид Григорьевич замялся, желая найти что-то, не соответствующее норме, что ему с успехом удалось.– Красота, но не наша, не русская красота.

Виктор Иванович слышал восхищённое мнение сотрудников о Катерине, но в данный момент его интересовало мнение Леонида Григорьевича. Ему захотелось спросить, что значит «наша» и «не наша», но вопрос показался излишним. Не стоило углубляться в детали, и он строго спросил: – Вы приняли меры, чтобы приструнить прогульщика?

– Я сделал устный выговор Михаилу Валерьяновичу, а он, наглец, тут же придумал, что в указанное время находился рядом с опытной установкой, расположенной в хоздворе института, за складом. Я пошел за склад, но не обнаружил следов, о чем поспешил высказаться, но в ответ услышал: – Лучше ищи следы, следопыт. Обидно. Теперь у меня появилась кличка: следопыт.

– Ты же знаешь, с кем имеешь дело,– перейдя на ты, дружески сказал директор.– Не удивительно, что главбух сотрудников лаборатории Невыездного называет интеллигентными хулиганами. Ты бы мог обратиться с претензией к руководителю лаборатории и потребовать объяснений. Пусть разберется с подчиненным.

– Бесполезно. У них круговая порука.

Виктор Иванович согласно закивал головой. Зная многое о своих сотрудниках, он был согласен с подобным утверждением. Знал он и об отношении сотрудников к председателю месткома, но не стал заострять тему, чтобы понапрасну не вскрывать раны. Ему достаточно было иметь собственное суждение обо всех. Как-то в частной беседе с Невыездным он назвал Леонида Григорьевича умным и полезным человеком. Сообщение, что Леонид Григорьевич является полезным человеком, противодействия со стороны Семена Михайловича не вызвало. В отношении ума он высказал в свойственной манере иное мнение:

– Вы, Виктор Иванович, считаете его умным человеком, но никто этого не замечает, а вы не говорите, в чем заключается его ум? Его путаные выступления на ученом совете говорят об обратном. Известно, что кто ясно мыслит, тот ясно говорит.

– Это не всегда так,– возразил Виктор Иванович.– имеются люди, которые лучше пишут, чем говорят.

Вступать в затянувшийся спор с вышестоящим начальником и заострять копья Невыездной не захотел. Он и так много сказал и тут же согласился с директором.

– Я полностью согласен с вашим утверждением.– сказал он.– . Моя знакомая, являющаяся выдающимся химиком, как-то доверительно высказалась, что каждое свое очередное выступление воспринимает, как мучение. Для меня же выйти на трибуну равносильно выходу артиста на сцену, которого вдохновляет переполненный зал. Мне всегда есть, что сказать аудитории.

Леонид Григорьевич мог рассказать о других историях, в которые попадали сотрудники института. Они продолжали интересовать Виктора Ивановича.

– Расскажите, любезный, последнюю байку о Новгородском – Невыездном,– спросил Виктор Иванович.– С ним всегда что-нибудь происходит.

– Утром, начал рассказывать Леонид Григорьевич,– сорока на хвосте принесла весть, что вчера, по случаю приезда жены Михаила, в квартире устраивали званый ужин, на который пригласили ируководителя лаборатории. В качестве фирменного блюда подавали пельмени. Жена Катерина не успела предупредить, что в одной пельмешке «на счастье» заложена копейка. Когда поступило предупреждение о монетке, приносящей счастье, часть пельменей уже съели. Чем меньше оставалось пельменей, тем осторожнее гости пережевывали пищу. На последние три пельмешки, оставшиеся на блюде, гости, удивленно переглядываясь, смотрели с опаской. Семён Михайлович успокоил всех.

– Первый десяток я проглотил, не прожевывая,– махнув рукой, сказал он.– Не беда. Завтра монетка выйдет, не беспокойтесь.

После таких пельменей, которые не надо прожевывать, подумал директор, трудно представить, чтобы руководитель лаборатории не разрешил сотруднику отлучиться на короткое время утром, чтобы разбудить приехавшую жену и выпить с ней чашечку кофе. Зря Леонид Григорьевич тушуется.

– Михаила Валерьяновича можно понять,– сказал директор.– Он давно не видел жену и решил ее проведать. – На работе следует руководствовать внутренним распорядком,– настаивал председатель месткома,– а не заниматься разгильдяйством. Порядок – есть порядок, и никому не дано право его нарушать!

– Ты понаблюдай за Михаилом,– строго сказал директор, соглашаясь с Леонидом Григорьевичем,– держи меня в курсе, чтобы имелась возможность во время принять соответствующие меры.

В дверь директорского кабинета просунулась голова секретарши.

– Абдуло, приехавший из Таджикистана, разыскивает Ярослава Дементьевича,– доложила она,– Профессор, как обычно, отсутствует на рабочем месте. Что делать?

– Это что еще за фрукт Абдуло?– спросил директор.

– Аспирант Ярослава Дементьевича.

– На ловца и зверь бежит,– потер руки директор.– Появился повод, чтобы навестить разгильдяя, поймать его с поличным и поставить на место. Скажите Абдуло,– переключился Виктор Иванович на секретаршу,– чтобы он вошел ко мне в кабинет. Я покажу ему дом, в котором живет профессор.

Выпроводив Леонида Григорьевича, директор любезно встретил гостя из Таджикистана. Выяснилось, что председатель колхоза Абдуло заканчивает диссертацию и приехал проконсультироваться. Виктор Иванович предложил отвезти аспиранта к руководителю, но тот сказал, что арендовал в Москве «колеса» и передвигается сам. Ему достаточно узнать адрес уважаемого Ярослава Дементьевича. Директор высказался, что не потерпит, чтобы высокий гость блуждал по Научному Городку. Он сам давно собирался навестить профессора. Вскоре две машины помчались по безлюдным городским улицам и остановились в микрорайоне, перед жилым, пятиэтажным домом. Первым в подъезд ринулся Виктор Иванович. Дверь в квартиру, расположенную на первом этаже, оказалась не запертой. Директор застал Ярослава Дементьевича лежащим на кровати и читающим художественную литературу. Книга, как и рассказывали очевидцы, полетела под кровать. Профессор походил на провинившегося мальчишку, ненароком набедокурившего. Собственно, ради того, чтобы убедиться, что слухи верны, директор стремительно ворвался в квартиру. Факт отработанного движения рукой, швыряющего художественное произведение под кровать, подтвердился.

– А это вы, Виктор Иванович?!– совладев с эмоциями, спросил Ярослав Дементьевич.

– Я привез к вам на консультацию гостя из Таджикистана,– сообщил Виктор Иванович.– У меня давно имелось желание встретиться с вами в неформальной обстановке, так сказать, без галстуков и вот, случай представился.

Леонид Григорьевич очень удивился бы, если б услышал нечто подобное. В высказывании Виктора Ивановича не слышалось угрозы. Он действовал в своем духе, по принципу чекистов: спеши собирать улики, но не спеши делать выводы. На войне, как на войне. Директор не поощрял осведомителей, но и не пресекал их действий, прислушиваясь к советам, считая, что если хочешь руководить, надо быть в курсе, чем живет народ и, во чтобы -то ни стало, поддерживать дисциплину в институте. Что касалось Ярослава Дмитриевича, то в отношении его действовало другое правило. Он находился в стенах института до тех пор, пока заключались договора по исследованию хлопковых плантаций. Известный профессор рассматривался, как бренд с орденами Ленина на груди, сидящий в президиуме и подымающий престиж института. Сам Виктор Иванович имел наивысший, по значимости, орден «Знак Почета» и надеялся на присвоение ему в будущем следующего, по значимости, ордена Трудового Красного Знамени, считая, что ему еще долго придется трудиться, чтобы дорасти до ордена Ленина. Всё понимающий, Ярослав Дементьевич во многом соглашался с директором.

– Давно пора нам встретиться где-нибудь, в укромном месте, в неформальной обстановке,– скромно согласился он.

В дверях появился Абдуло, закрывший квадратным телом, узкий проход. Он, как пресс, с коробками в руках, и ничего не видя перед своим носом, выдавил директора из коридора в комнату. Ярослав Дементьевич, ожидавший появления ученика, буднично приветствовал аспиранта. – А, Абдуло, привет. Поставь вещи на кухне,– распорядился он и обратился к директору.– я люблю, когда входят ко мне, открывая дверь ногами, поскольку руки должны быть занятыми..

Аспирант поклонился, отнес коробки на кухню и, поздоровавшись за руку с руководителем, удалился за другими подарками, оставленными в машине.

– Почему вы держите дверь открытой? Вас же могут, как в сказке, поднять гуси на крыльях и унести,– пошутил Виктор Иванович.

– Далеко не унесут.

– И это правда, – согласился Виктор Иванович.

– Да и от кого мне закрываться? Ценностей я не имею,– пораздумав, он сказал,– всё же прислушаюсь к вашему совету и закроюсь после вашего ухода.

Хозяин квартиры предложил гостям выпить чаю.

– Чай не водка, много не выпьешь,– пошутил Виктор Иванович.

Ярослав Дементьевич слышал анекдотическую фразу лет двадцать назад и остался глух к ней, не считая нужным ее комментировать.

– Странно, что вы не смеетесь,– удивился Виктор Иванович.– Вот Семён Михайлович понимает шутки, а вы нет.

Профессор склонил голову, как бы прислушиваясь, и стараясь вникнуть в суть сказанного. На последнем банкете он слышал этот анекдотичный афоризм с бородой из уст директора и изумился, что присутствующий Семён Михайлович в ответ громко захохотал и, накренившись, чуть не упал на пол, еле-еле устояв на ногах. Когда, набившая оскомину фраза, прозвучала вторично, Сема, увлекшись разговором с соседом, не услышал директора. Пришлось ее повторить, тронув за рукав человека, понимающего шутки, и не зря. Подчиненный откликнулся оглушительным смехом и покосился туловищем в бок. Ярослав Дементьевич не был в восторге от действий Семена Михайловича, так же, как и от анекдота. Он мог только посочувствовать Виктору Ивановичу, который не слышал вопроса, стоящего рядом сотрудника, адресовавшего вопрос к своему руководителю лаборатории, после того как он, пошатнувшись, оправился и принял вертикальное положение.

– Вам нравится анекдот с бородой?– поинтересовался сотрудник лаборатории.

– Дело не в анекдоте,– ответил шеф,– я и в третий раз засмеюсь, услышав его из уст директора. Из уст директора, а не кого-либо. В «Горе от ума« ясно сказано: «а он и в третий раз также точно». Помните, что лесть должна быть махровой и ярко выраженной, чтобы тот, к кому она обращена, не сомневался, что это именно лесть, а не нечто иное и не имеет адресата.

Ярослав Дементьевич, слушавший задушевную беседу сотрудников, собирающихся продолжать работать в институте, стал подумывать о том, что и ему следует начать правильно воспринимать шутки директора.

Виктор Иванович присел на предложенный стул. Привыкнув чувствовать себя председателем собрания, он и здесь, восседая между хозяином и аспирантом за накрытым столом и вкушая чай с бутербродами, затронул интересующую его тему. Ему не давали покоя ордена Ярослава Дементьевича.

– Расскажите,– обратился он к профессору,– за что вы получили ордена Ленина?

– За хлопок,– коротко ответил Ярослав Дементьевич.– Всю жизнь я занимаюсь исключительно хлопком и пропах им.

Виктор Иванович принюхался, но кроме запаха спелых фруктов, привезенных из Средней Азии, ничего не учуял. Он взял большую гроздь винограда со стола и углубился в процесс поедания. Абдуло со знанием дела сообщил, что белый с желтым оттенком виноград принадлежит к сорту «бычье сердце», ценящийся тем, что в каждой виноградинке имеется всего лишь одна косточка, а в других коробках, стоящих на кухне, лежит черный виноград без косточек. С виноградом было все ясно. Разговор о хлопке продолжал интересовать директора.

– Я понимаю, что каждый орден Ленина дорог, но скажите, вручение какого ордена запомнилось в наибольшей степени?– спросил Виктор Иванович.

– Вероятно орден, полученный вместо Ленинской премии. К Ленинской премии прилагается орден Ленина, но удалось получить только его. Наша команда вывела тонковолокнистый хлопок. Прилетевшему в Таджикистан Хрущеву показали опытное поле с новой продукцией. Генеральный секретарь умел восторгаться не только заокеанской кукурузой, но и достижениями, полученными внутри страны. Увидев длинное, тонкое, шелковистое волокно, он сказал, чтобы немедленно представили материалы в комитет по присуждению Ленинских премий. Мы в темпе оформили документы, но наши потуги оказались тщетными. Хрущева вскоре сняли, а у нового руководства страны появились другие приоритеты и премию мы не успели получить. За выведение тонковолокнистого хлопка я получил орден Ленина без Ленинской премии.

Повздыхав, гость продолжил вкушать виноград, подумывая о полноценном обеде. К сухомятке он не привык. Увлекаться бутербродами и перебивать аппетит тоже не стоило. В воображении привлекательными показались клубы пара, подымающиеся в ресторане над картошкой, лежащей рядом с жарким. Не лишним была и тарелка с супом, подумал он, вспомнив о язве желудка.

– Я пойду,– еще немного посидев, сказал он.– Чай не водка, её много не выпьешь.

Как-то следовало профессору отреагировать на шутку директора.

– Хо-хо-хо,– утробным голосом чревовещателя выдавил из себя Ярослав Дементьевич. Посмотрев на председателя колхоза, он сказал:

– Абдуло собери гостинцы для директора, пусть побалуется дома.

Абдуло встал и направился в кухню. Вместе с ним поспешил и его руководитель, чтобы без него не наложили лишнего. Вскоре коробка, укомплектованная овощами и фруктами, перебазировалась из кухни в комнату.

– Учтите, что вы будете употреблять ЯД,– сказал Абдуло, передавая гостинцы Виктору Ивановичу и указывая ему на надпись ЯД, написанную большими красными буквами на наружной поверхности коробки.

– Что такое? – насторожился директор.– Где яд?

– Я сдавал багаж,– рассмеялся Абдуло,– написав на коробках с продуктами начальные буквы инициалов Ярослава Дементьевича. Получилось ЯД. Работники аэропорта, почуяв неладное, остановили ленту с двигающимся багажом и вызвали меня по рации. Пришлось успокаивать их и объяснять, что ЯД соответствует первым буквам инициалов и ничего более. Для примирения пришлось угостить работников аэропорта. Вкусив содержимое посылки, они посмеялись и отпустили меня.

– Ха-ха-ха,– прохрипел Ярослав Дементьевич, посчитав, что пора начинать смеяться над шутками коллег. В действительности, он ничего смешного не видел в том, что с ядом связывали первые буквы его инициалов.

Встреча заканчивалась. С коробкой в руках Виктор Иванович удалился. Хозяин, памятуя о наказе, закрыл за гостем дверь на ключ. После ухода директора приступили к работе. Абдуло отнес продукты на кухню и придвинул чистый стол к стене. Сев на стул, Ярослав Дементьевич начал рассматривать диссертацию. Прилежный ученик, находясь рядом, поджал хвост и ждал, что скажет руководитель. Ярослав Дементьевич, прежде чем высказаться, перелистал страницы, рассмотрел таблицы и несколько раз возвратился к прочитанному.

– В целом материал убедительный,– сказал он.– Не хватает анализа лаборатории о качественном составе растений. Перед твоим вылетом из Душанбе я несколько раз предупреждал тебя о необходимости получения такого анализа. Странно, что ценный документ отсутствует. Где анализ, проясняющий качественное улучшение хлопка? Без него, как без рук.

Абдуло замялся.

– Я торопился с отъездом и забыл сдать растения в лабораторию, но я хотел. Они остались лежать на столе в моем кабинете,– оправдывался он.

– Без них ты бы мог и не прилетать,– сделал ошеломительный вывод руководитель темы.– Лучше бы ты прислал их, а сам остался дома, голова-два уха. Надо больше заниматься вопросами сельского хозяйства, а не собственными. Ничего,– смилостивился Ярослав Дементьевич,– еще есть время исправить положение. Главное, не упустить момент. Срочно позвони подчиненным. Дай команду, чтобы они срезали кусты хлопка с опытного и контрольного полей и отнесли их для анализа в лабораторию растениеводства. Попроси, чтобы поскорее переслали результаты исследований.

Председатель колхоза рванулся к телефону. Хозяин, будучи скупым, вспомнил об оплате за телефонный разговор.

– Абдуло,– остановил он гостя,постаравшись подчеркнуть тяжелое материальное положение, в которое он попал, перебравшись в Научный Городок,– ты же знаешь, что я не против разговора с моего телефона, но его следует оплатить.

– Знаю, знаю,– отмахнулся Абдуло,– знаю ваши стесненные материальные условия. Я оплачу за телефон наличными. Разрешите поговорить и срочно исправить ошибку.

– Звони,– безропотно согласился Ярослав Дементьевич.

Абдуло стал нервно крутить диск телефонного аппарата. Через минут десять его усилия увенчались успехом. На другом конце провода послышался знакомый голос.

– Э,– важно сказал Абдуло подчиненному и с промежутками несколько раз повторил,– Э.., э..,э…

– О чем ты говоришь?– удивленно спросил Ярослав Дементьевич.

– Соглашаюсь с действиями подчиненного в мое отсутствие и даю очередные команды,– сказал начальник.

Закончив разговор о нуждах предприятия, он перешел к интересующему вопросу, ради которого позвонил:

– Послушай, голова – два уха и длинный ишачий хвост,– повторил заместителю Абдуло обидные слова, которые только – что услышал в свой адрес.При этом он добавил от себя «длинный ишачий хвост», чтобы на другом конце провода не сомневались, кто имеется в виду.– Срочно срежь два куста хлопка с опытного и контрольного полей и сдай их в лабораторию растениеводства. В моем кабинете, на столе, лежит бланк с необходимым перечнем ингредиентов, которые следует отразить в анализах. Результаты срочно перешли мне. Я их должен получить до отъезда из командировки. Запомни,– наставительно произнес он,– что нужно больше заниматься вопросами сельского хозяйства, а не ерундой.

Абдуло с раздражением бросил трубку.

– Я вижу, что ты не церемонишься с сотрудниками,– сказал Ярослав Дементьевич.

– Нормально отношусь. Так надо,– заверил Абдуло и скромно предложил, подсаживаясь поближе к Ярославу Дементьевичу,– давайте поработаем.

Ярослав Дементьевич привстал.

– Здесь изображены опытное и контрольное поля,– пальцем он указал две точки на голой стене, после чего кулаком стал стучать по ней.– Мы видим на опытном поле хлопок более сочный, чем на контрольном поле. Это должно быть отражено в анализах, а позже – в урожайности культуры.

– Вы, что, на стене видите, как растет хлопок? – усомнился аспирант.

– А как же? Перед тобой на стене два поля. Вот опытное,– Ярослав Дементьевич постучал по стене и, отодвинув руку в сторону, сделал круг,– а это контрольное поле. На контрольном поле совсем другой хлопок. Я думаю, что разница в урожайности достигнет 15-20%.

– Если вы всё видите поля с хлопком на стене, то не стоит ставить опыты. Можно, ничего не выращивая, заранее говорить о результатах и, не выходя из комнаты, написать диссертацию. Зачем тогда мучиться три года, если достаточно посидеть с вами, душевно побеседовать и выдать нужные результаты.

– Опыты, голова-два уха, ставятся не для того, чтобы, получив результаты, начинать писать диссертацию, а для того, чтобы результаты подтвердили задуманную идею.

Надо бы, подумал Абдуло, по возвращению домой прислать Ярославу Дементьевичу прислать мешки с орехами, изюмом и курагой, чтобы он не болел, лучше следил на стене за моими хлопковыми полями и чтобы у него получше работала голова. С таким руководителем не стыдно будет защищать диссертацию.

МОНОЛОГ СИГИЗМУНДОВИЧА

-Здравствуйте!

– Здравствуйте.

– Вы к кому?

– К Владлену Сигизмундовичу? Значит, ко мне. И что вам нужно?

– Ах, вы от Чеснокова!

– От какого Чеснокова? Кто это?

– Говорите, мы вместе с ним отдыхали прошлым летом на морях в доме отдыха и жили в одной комнате? Что-то не припоминаю.

– Чесноков, Чесноков, Чесноков… Ну, ничего, проходите, присаживайтесь. Ах, Чесноков, Чесноков! Вспомнил товарища Чеснокова!

– Говорите, что товарищ Чесноков вовсе не товарищ, а господин? Когда я с ним был знаком, он числился товарищем, а теперь стал господином. Подумать только, как растут люди!

– Кто ж не знает господина Чеснокова? От него всегда пахло чесноком. Он любил, как помню, собираясь на дискотеку, поесть чесноку, объясняя свой поступок тем, что в здоровом теле здоровый дух.

– Так вы от Чеснокова? Вот здорово! Да, действительно я давал ему адрес… А вы кем ему приходитесь?

– Вы его сын, молодой человек, а рядом ваша невеста, с которой вы обручены и которая вскоре станет вашей женой? Ну, что ж! Тоже здорово! Так чего же вы ждете? Свадьба уже назначена? Тогда заранее поздравляю! А сейчас у вас предмедовый месяц?

– Что-то вроде этого, что-то вроде этого.

– Так как поживает господин Чесноков? Хорошо поживает господин. Я так и думал. Так зачем, молодые люди, вы пожаловали?

– Квартируете в соседнем дачном поселке и на недельку хотели бы перебраться ко мне? Да что вы? Оставайтесь там, где поселились. Там прекрасно, а у меня всего три комнаты…

– Вам папа дал мой адрес. Угу! Очень мило, очень мило, что вспомнил обо мне. Чесноков ничего не передавал мне?

– Спасибо за приветствие. При случае передайте ему большой привет и от меня.

– А как он живет? Да, да, я слышал. Хорошо живет. А как семья, жена, дети? Из детей вы у него один? Сын. А у меня двое сорванцов.

– У меня тоже есть жена. Вот – вот должна появиться. Она у соседки, живущей напротив. Позвать её? Ну почему не стоит? Познакомимся. Посидим, чаёк попьем с вареньем.

– Что? Говорите, что все равно каши со мной не сваришь? А вы собираетесь варить со мной кашу? Какую вы любите кашу? Пшённую? Нет? А я предпочитаю смесь, состоящую из четырех наименований каш, чтобы испытать разнообразие.

– Что? Не будете задерживать меня? Да я никуда не спешу. Поедете все-таки? Тогда счастливо. Время будет, заходите. И обязательно передавайте привет вашему отцу, господину Чеснокову, большой привет.

ПЕНИЕ НА ДВА ГОЛОСА

Многочисленные родственники и друзья отмечали пятидесятилетний юбилей уважаемого Василия Горностаева. Присутствующим не терпелось высказаться и поздравить юбиляра. Для установления очередности выступлений тамадой избрали отличающегося общительностью и коммуникабельностью Артема, который, по праву распорядителя, принялся устанавливать очередь для ораторов и заодно руководить общим ходом процесса. После произнесения многочисленных тостов, когда все изрядно выпили и закусили, он предложил попеть песни. Гости, зашумев, обрадовались предложению и, не сговариваясь, обратили взоры на присутствующего солиста оперы Макса, который бесцеремонно вел разговор, с сидящей напротив, женой юбиляра Полиной. Ему, обладателю мощного баса, разговоры за столом не служили помехой, так как его голос мог заглушить всех. Затихшая публика прислушалась к увлекательной беседе, в которой Полина просила Макса выдать что-нибудь этакое из озорного репертуара.

– Кобылище! – обозвал ее Макс, согласившись исполнить просьбу.

Зардевшаяся, почтенная дама, в не совсем лестном обращении, не услышала оскорбления. Скорее, наоборот. В словах любимца публики звучало признание хозяйки дома и восторг мужчины. Поистине: главное не что, а кто, что сказал.

– Ох уж эта Макс,– сознательно путая род, сказала Полина, представляя его родственникам и друзьям как свою подружку.

Макс, не вставая, запел по заявке слушательницы:

Забавные слова развеселили гостей и еще более сблизили компанию. Все же, по перешептыванию, Макс определил, что от него ждут других песен, классических арий, к которым он был готов, как никто другой.

– Что бы вы хотели услышать? – спросил он.

– Спой что-нибудь,– неопределенно ответили ему почти хором, предоставляя самому право выбора.

Макс набрал в легкие больше воздуха и его бас, как нечто независимое от него, поплыл. Переполняя квартиру и выливаясь в окна:

Находясь под впечатлением романса, все смолкли и после его окончания какое-то время молчали, не проронив ни словечка. Тишину нарушил Артем.

– Мы знаем, что вы великий артист и своим басом можете заглушить любого,– сказал он,– но мы не в опере и хотели бы спеть хором. Давайте, вместе споем общую песню.

– Запевайте. Я подпою,– согласился Макс.

Артем встал и поднял руки, представляя в них дирижёрские палочки. Надеясь, что его поддержат, запел знакомую песню:

Слово «девушек» было растянуто, до невозможности. «Хороших девушек» тоже оказалось предостаточно. Ласковых имен было намного меньше, чем хороших девушек, но тоже достаточно много. Артем не попадал в ноты. В песне слова и музыка обычно составляют единое целое, но в данном случае, они произвольно отклонялись и затем догоняли друг друга. Подымающиеся и опускающиеся волны текли вне зависимости от нот композитора. Мотив песни еле улавливался. Для певца, не владеющего слухом и нотной грамотой, главным оставалось петь громко. Макс оторопел. Он вслушивался, стараясь понять, надсмехается над ним Артем или является образцом, которому медведь наступил на ухо. Певец, широко расставив ноги, продолжал самозабвенно петь и вращательными движениями рук, как режиссер, призывал подпевать ему. Гости продолжали молчать и только вежливо улыбались. Пораздумав, Макс отбросил сомнения и проникся уважением к обладателю громкого голоса, которому страсть, как хотелось петь. Он вполголоса подпел Артему, стараясь не заглушить компаньона. Песня, исполняемая дуэтом, полилась сама собой. Больше Артему не стоило беспокоиться о мотиве и искать забытые слова. Концовку спели дважды:

По окончании песни Макс обнял Артема. – Я восторгаюсь твоим пением,– во всеуслышание заявил он,– и теперь буду петь только с тобой.

ГИДРОУЗЕЛ

Накануне майских праздников сдавался в эксплуатацию построенный гидроузел, рассматриваемый как подарок Родине. По проекту через русловой водозабор насосы ирригационной насосной станции забирали воду из водохранилища, выполненного в виде естественной впадины, и по напорным трубопроводам подавали в оросительный канал, из которого, раздробляясь по рукавам и арыкам, намечалось производить орошение земель. Члены комиссии осмотрели гидроузел и остались довольны качеством выполненных работ.

– Если водоводы, подающие воду в оросительный канал, выполнены так же хорошо, как и насосная станция, будем подписывать акт о сдаче,– выразил общее мнение об объекте председатель приемной комиссии.

Управляющий трестом Чары любезно пригласил членов государственной комиссии в заказной автобус и поехал, вместе с народом, к оросительному каналу. Начальник строительного управления Бяшим указал проектировщику Владимиру, осуществляющему авторский надзор за строительством, на свою видавшую виды автомашину «Волга» серого цвета и, заняв место шофера, подождал, пока не сядет рядом Владимир и закроет за собой дверь. Он с легкостью обогнал тронувшийся с места автобус, наполненный членами комиссии. С той же легкостью он обогнал движущийся впереди «Москвич» и приблизился к мчавшейся машине черного цвета «Волга», водитель которой, выставив волосатую руку в окно, приветливо помахал поднятой кистью руки догоняющему невежде, высказавшему неуважение к руководству и осмелившемуся потягаться с ним, нажал на педали. Бяшим выжал газ и догнал беглеца. Председатель комиссии не остался потусторонним наблюдателем и живо включился в гонку. Повернув голову в сторону открытого окна, он стал внимательно рассматривать неподвижное лицо начальника строительного управления, вцепившегося в руль, после чего перевел взгляд на шофера, сидящего рядом на сидении, покрытого красным бархатом. Черная «Волга» и мягкое кресло обязывали личного водителя передвигаться быстрее. Машины некоторое время шли вровень, но затем, увеличив скорость, председатель комиссии ушел от преследователя. Сбавив скорость, Бяшим поплелся сзади.

– Гонки закончились,– почесав затылок, спокойно подытожил он.

– Ты быстро сдался,– сказал Владимир,– я ожидал продолжения. Гонки кончились, по существу, не начавшись.

– А я не собирался соревноваться. Достаточно того, что я удостоверился, что без труда на любом повороте обгоню зажиревшего джигита сухого асфальта.

– Что же ты не показал, что способен на большее?

– Безрассудно обгонять председателя приемной комиссии в день сдачи объекта. Пусть чувствует себя победителем. Конечной целью наших гонок является подписание акта сдачи объекта, а не соревнование в скорости, показывающее, кто быстрее домчится до оросительного канала.

– Так ты стратег?

– Я умный,– сказал Бяшим.

– Не умный, а хитрый,– возразил Владимир,– твое поведение созвучно понятию «восточная хитрость».

Бяшим не собирался вступать в спор. Оставшийся участок дороги проехали без приключений. Подъехав к месту подсоединения водоводов к оросительному каналу, члены госкомиссии смешались с местными жителями, ожидавшими появления оросительной воды.

Управляющий трестом степенно подошел к группе уважаемых людей и обнялся с предводителем. Улыбаясь, друзья ласково хлопали ладонями друг друга по спине. Идиллия закончилась совместным подходом к оросительному каналу, куда к великой радости присутствующих, хлынула вода. Русло медленно заполнялось. Стоящий в толпе аксакал издал нечленораздельный возглас и ринулся вниз по откосу. Он вошел по щиколотки в воду, загреб обеими руками набегавшую волну, поднес воду к губам и омочил лицо. Его руки задержались на бороде. Присутствующие оценили характерные жесты, исполняемые при завершении молитвы.

– Вода пришла,– подняв радостное лицо вверх, умиротворенно, чтобы всем было слышно, произнес он.

Он размашисто загреб воду ладонями и подбросил ее перед собой. Повторив несколько раз движения руками, он, умиротворенный, вышел на берег и незаметно скрылся в толпе.

– Он же простудится,– послышался чей-то голос.

Несмотря на заботу, в голосе слушались довольные нотки. На юге Туркмении купальный сезон начинался первого мая и ничего страшного для здоровья чудака, залезшего в воду, присутствующие не усматривали.

Владимир наблюдал, как приходит вода в пустыню, и нервничал. Внутри свербило, здесь что-то было не чисто. Вскоре пришло оправдание опасениям. Ему, как автору проекта, лучше других было известно, что водоводы от насосной станции к оросительному каналу по проекту прокладывались параллельно дороге, по которой машины мчались минут пятнадцать. Сравнение скорости, развиваемой автотранспортом, с движением воды в трубах, не совпадало. Разница в скоростях разнилась на порядок. Спектакль потерял интерес. Почерневший, с каменным лицом он подписал, вместе со всеми, акт госкомиссии о приеме гидроузла в эксплуатацию и стал равнодушно слушать завершающее выступление председателя госкомиссии, поздравляющего строителей с вводом в эксплуатацию важного, для народного хозяйства, объекта.

– И вам большое спасибо,– услышал он обращение управляющего треста в свой адрес, подписавшего акт сдачи вслед за ним.

– А мне-то за что?– спросил Владимир, пожимая протянутую руку.

– Ну, как же? Мы реализуем ваши идеи,– важно пояснил Бяшим смысл произнесенных слов управляющим трестом и тихо добавил,– Поторопись, присутствующие с нетерпением ждут подписания акта сдачи объекта, после чего мы поедем отмечать успех проделанной работы. У нас приготовлено угощение.

Владимир принял приглашение, с опущенной головой потрусил вслед за Бяшимом и опустился на сидение «Волги». Он еле сдерживался. Ему хотелось поскорее остаться наедине с начальником управления, чтобы изъясниться.

– А теперь, рассказывай,– сказал он, захлопнув дверцу машины.

Бяшим выключил заведенную машину, снова включил, посидел в раздумье при включенном двигателе, обдумывая каждое слово, вертящееся на языке, и потихоньку поехал по наклонной треснувшей земле, не разбирая дороги.

– Ты все-таки понял,– произнес он.

– А что тут не понимать?– спросил Владимир.– Я проектировал водоводы и для меня не секрет, что в проекте скорость движения воды в трубах в десять раз превышает скорость движения автомобиля.

– Правильно,– согласился Бяшим.– Попробую объяснить наши действия, хотя не понятно, что нужно объяснять. Мы в безвыходном положении и тянем время, притягивая лето к весне. Управляющий трестом Чары попросил меня найти способ, как выйти из щекотливого положения. Его предупредили, что если он не сдаст объект к майским праздникам, то лишится треста. Потеря треста для него равносильна лишению маячившей впереди должности заместителя министра. Он не хотел портить себе карьеру и жить с подмоченной репутацией. Подумав, мы нашли выход. То, что мы не сможем сдать объект в нужные сроки, было объективной реальностью. Пришлось идти на риск, бросив оставшиеся силы на возведение береговой насосной станции.

– Мне объяснения не нужны,– остановил его Владимир,– объяснения будешь давать прокурору.

– Даже так?! – А как можно оценить ваши действия?

– Проигравший плачет,– задумчиво пропел Бяшим,– но, надеюсь, до прокурора дело не дойдет. Ты же не заявишь?

– Дело не во мне.

– А остальные не в счет. Умный не скажет, а дурак – не поймет.

Резко увеличив скорость, он понесся по бездорожью, пока не остановился у озера. Не вылезая из машины, открыл дверь.

– Видишь передвижную насосную станцию на берегу?– спросил он.

– Да,– коротко ответил Владимир.

– Передвижная насосная станция забирает воду из соленого озера и по коллектору, протяженностью два километра, подает ее в оросительный канал, а запроектированные напорные водоводы ирригационной насосной станции от гидроузла до канала– отсутствуют. Их не успели построить. После отъезда членов госкомиссии мы отключим передвижную насосную станцию, откопаем заложенный у поверхности и припорошенный землей стальной водовод и через полтора месяца закончим прокладку двух напорных ниток, строго по твоему проекту, – он потер руки,– и все будет шито-крыто. Нам не хватает несколько недель. Я понимаю, что мы живем в зоне орошаемого земледелия, где остро ощущается нехватка воды и где, в отдельные годы, последний весенний дождь нередко проливается восьмого марта, а очередного следует ожидать только в конце осени. Но я понимаю и то, что ничего страшного не произойдет, если вода в оросительные каналы будет подана через месяц. Торжественно клянусь, что в самый засушливый месяц вегетационного периода земля получит долгожданную воду. Потребителей это устраивает, а для треста сегодняшняя сдача объекта выглядит манной небесной. В конце июня, после треволнений, мы начнем петь радостные песни. Нам ничего не остается, как пережить тревожное время.

– С вами всё ясно,– еще не приняв решение, как себя вести в подобных обстоятельствах, сказал Владимир и спросил,– а как чувствовал себя аксакал, от избытка чувств залезший в холодную воду и что он чувствовал, ощутив на губах вкус соленой воды? Куда он делся? Он пропал также внезапно, как и появился.

– В Коране сказано: бойся первого мгновения. Залезая в воду, первого мгновения ныряльщик не боялся. Если бы он был аксакалом, если бы он не знал заранее о соленой воде, если бы он не был моржом, если бы он не был артистом, претендующим на звание народного артиста, если бы, если бы… И вообще, это был не туркмен.

На календаре Бяшима жирно был обведен день первого июля. Он нервничал, подчеркивая наступление следующего дня. Прошло еще несколько бессонных ночей и Бяшим отрапортовал руководству об окончании укладки водоводов. На радостях он привез Владимира к гидроузлу для неофициальной сдачи объекта. Включив агрегаты, он, не спеша, подъехал к оросительному каналу, заполняющемуся водой.

– Проверь, вода не соленая,– предложил он.

– Я верю,– ответил Владимир.

Отметив сдачу объекта в ближайшем ресторане, Бяшим сделал Владимиру специальное предложение.

– У меня имеется прекрасная идея,– сказал он.– Я предлагаю тебе вакантную должность главного инженера в нашем управлении. Мне нужны инженеры, которые знают, с какой скоростью течет вода в трубах.

АНТОН И АНТАНАС

Безучастно смотря в окно, Антон заканчивал завтрак. Ненастная погода не радовала. Ночью выпал обильный снег, покрывший крыши домов высотой сантиметров пятнадцать. Дороги приморозило. Проглотив бутерброд и выпив кофе, он открыл входную дверь и побежал вниз по ступенькам. На лестничной клетке этажом ниже хлопнула дверь, из которой вышел Антанас. Поравнявшись, Антон поприветствовал соседа.

– Лабас диенас,– сказал он.

– Чао,– ответил Антанас, не поднимая головы.

– На крыше твоей машине лежит шапка снега,– произнес Антон.– Будь осторожней. Поостерегись, чтобы при открывании дверей снег не упал за шиворот.

Не в совершенстве владея литовским языком, он допустил серию ошибок. Антанас поморщился, услышав ломаную речь.

– Говори на своем языке,– предложил он.– Я хорошо владею русским.

– Средства массовой информации постоянно напоминают, чтобы русскоязычное население говорило на государственном языке. Хотите, так получайте,– продолжал Антон коверкать слова.– Слушайте до тех пор, пока не научусь правильно изъясняться.

Соседи вышли из подъезда.

– А где твоя машина?– спросил Антанас на русском языке, не желая слышать

бессвязную речь.

Обычно старенькое «BMW» Антона стояло у подъезда дома и ее отсутствие не осталось не замеченным.

– Теперь я ставлю транспорт в гараже, что очень удобно.

В удобстве, когда можно выйдя из дома и не разогревая, сесть в теплую машину, Антанас не сомневался. Сохранность тоже кое-что значила.

– Есть ли там место для меня?– спросил он.

– О чем ты говоришь? В сарай, оставшийся от строителей и переоборудованный в гараж, еле-еле умещаются две машины. Ты не представляешь, сколько пришлось потрудиться, чтобы разгрести хлам и уговорить управдома Виталиуса парковаться рядом.

Антанас тоже готов был потрудиться, чтобы поставить свою машину в гараже, расположенном у дома. В душе что-то засвербило и из горла вылился ком негативизма.

– Ты, как еврей, найдешь любую щелку, не в пример мне, и везде пролезешь,– буркнул Антанас.

Антон оскорбился и встал на защиту своей нации.

– Я украинец, а не еврей,– сказал он в свое оправдание.

Ему не хотелось ударить в грязь лицом перед людьми другой национальности, считавшими себя в республике избранными. Он готов был, защищаться и отражать любые атаки.

– И помни, что там, где прошел хохол, еврею делать нечего,– добавил он.

– Я и говорю: как еврей,– не унимался Антанас.– Нам, честным литовцам, на своей земле приходится туго.

– Надо шевелиться,– отпарировал Антон.

Он мог бы воспроизвести и другие тематические пословицы: под лежачий камень вода не течет, волка ноги кормят,– которые вслух не произнес.

Соседи вышли из подъезда и направились в противоположные стороны. Антанас подошел к своему потрепанному «Опелю» и в сердцах пнул ногой шину переднего колеса. Шапка снега, свисающая со стороны дверцы водителя, заколебалась, но осталась на месте. Ночью ветер сдул с крыши снег в одну сторону, а мороз сковал нагромождение. Вынутый ключ никак не входил в обледеневший замок. Пришлось вытащить из кармана зажигалку и подогревать металл, чтобы вставить ключ в замочную скважину. Антанас осторожно открыл дверь и потянулся за щеткой, лежащей под сидением. По заснеженной дороге прошуршала машина Антона. Антанас зашевелился, задел стойку между дверцами и боковым зрением и убедился, что проехал сосед. Неловкое движение встряхнуло лежащий снег на крыше, который полетел за шиворот. А ведь его предупреждали быть осторожным! Антанас, негодуя, выпрямился и погрозил проезжему водителю. Антон, не успевший уехать далеко, обернулся и с недоумением посмотрел на соседа. Ему не составило труда затормозить, открыть дверь и вылезти из машины.

-Что тебе надо, летувис?– спросил он.– Я очень осторожно проехал мимо и никоим образом не задел тебя.

Не правильно произносимая литовская речь раздражала Антанаса. Оставив в стороне колкости и тряся головой, он начал вытаскивать из-за шиворота снег, снова полез за щёткой под сидение и. вытащив ее, стал методично счищать поверхность крыши и капота от наслоений снега и льда c внутренним негодованием, что его обозвали летувисом. Антон, не услышав ответа, сел в машину и уехал. Ничего предосудительного не было в том, что литовца обозвали литовцем. Просто Антанас желал, чтобы сосед относился к нему более уважительно. Не зная имени, рассуждал Антанас, к любому литовцу можно безошибочно обратиться, как к Витаутасу. Он не обидится, поскольку задень за живое любого коренного жителя, и он окажется Витаутасом. Тем более это касалось Антанаса, имеющего второе имя, записанное в паспорте и совпадающее с именем легендарного героя.

У Антанаса в паспорте было второе имя Витаутас. Вчера, отмечая в загородном доме юбилей, его называли не Антанасом, а исключительно Витаутасом. Подвыпившая компания, воспевая времена Витаутаса Великого, распевала песню шестисотлетней давности «от можа до можа» о Лиетуве, простирающейся от Балтийского моря до Черного, и он чувствовал себя легендарным героем тех времен. Под занавес, почувствовав духоту в зале, Антанас, опершись о спины друзей и перевернувшись, как на турнике, ногой выбил стекло окна, не имеющего форточки. Все с облегчением вздохнули, вдыхая чистый воздух. Не беда, что на следующий день за причинённый ущерб пришлось расплачиваться с хозяином заведения. При снятых тормозах все казалось дозволенным. Напарившись в финской бане, он отважился искупаться в озере. Выйдя из помещения, он вдохнул морозный воздух. Оставалось сделать шаг и очутиться в ледяном корыте, переходящим в наклонный оцинкованный желоб, нижний конец которого заканчивался у прорубленного отверстия в льдине, покрывавшей поверхность озера. Варианта вернуться в помещение не существовало. Съежившись, он попрыгал на одной ножке, постучал зубами , решительно сел в желоб, держась за поручни, и сиганул в прорубь, представляясь всадником дружины Витаутаса на коне с поднятой саблей в руке. Издав победный крик, он сполз вниз по ледяной наклонной плоскости.

Утром следующего дня, разглядывая мокрые следы, оставленные от шин машины соседа, Антанасу стало не по себе. Его, причисляющего себя к дружине Витаутаса, назвали неуважительно летувисом. Что-то следовало сделать с Антоном и напомнить ему, кто, проживая в Литве, в действительности является человеком второго сорта. Антанас забыл, что сортировка людей является неблаговидным занятием вне зависимости от того, какими бы мы не были: белыми, черными, коричневыми или цветными. Физиологи обобщенно рассматривают нас, как однотипных людей, со своими системами, органами, РНК и ДНК. Погружаясь глубже, они переходят к химическим соединениям, молекулам, атомам. Далее начинается физика с полями электромагнетизма, слабого и сильного взаимодействия и гравитации. Еще ниже находится поле всех возможностей. Там, в глубине, мы все едины и нанесение вреда ближнему другу равносильно избиению самого себя. Антанас с затуманенными мыслями о гараже, оставаясь на поверхности, не собирался нырять в глубину. В его сознании главным оставалось сохранность машины, ради которой он готов был сражаться с соседом и на худой конец, если не победить, то хотя бы навредить ему. Включив зажигание и медленно прогрев двигатель, он развернулся и поехал не туда, куда собирался, а в обратном направлении, к гаражу Антона. За углом дома остановился на асфальтированной площадке и вышел из машины. В тупике, огороженном деревьями, стоял дряхлый деревянный сарай. Сквозь щели в стене удалось рассмотреть стоящую автомашину управдома и рядом свободное место. Для третьей машины места явно не хватало. Дело оставалось за малым: заменить в гараже одну машину на свою. Выбор, чье место занять, напрашивался сам собой.

На следующее утро Антанас вышел из дома пораньше и, сидя в подогретой автомашине, ждал появление Антона, который ничего не подозревая, по узкой дорожке проследовал к гаражу. Остальное было делом техники. Подгадав момент, когда машина выезжала из гаража, Антанас аккуратно врезался в BMW, не сделав серьезных повреждений, что было существенно, так предстояло уплатить за ремонт. Ничего не подозревающий водитель, получивший удар на ровном месте, взбесился. Полный негодования, он вылез из кабины и долго не мог успокоиться. Когда шок прошел, началось обсуждение результатов аварии. Детальный осмотр показал, что кроме вмятины на крыле автомобиля, других повреждений не обнаружилось. Антон несколько смягчился.

– Не понятно, как тебя угораздило?– в сердцах высказался он.

– Так получилось,– спокойно ответил Антанас.

Потерпевший предложил ограничиться получением определенной суммы на восстановление машины и мирно разойтись, но Антанас, имевший другие виды и внешне ратующий за справедливость, отказался.

– Происшествие следует зарегистрировать,– сказал Антанас.

Пресекая ненужные разговоры, он сделал несколько шагов в сторону и по мобильнику вызвал инспекторов дорожной полиции.

– Ты же сам будешь виноват, и тебе придётся платить штраф,– недоумевал Антон.

– Я согласен заплатить штраф,– невозмутимо промолвил нарушитель,– лишь бы восторжествовала справедливость.

Закурив, он сел за руль и стал дожидаться приезда дорожной полиции. Антон на его месте выбрал бы другой вариант, дающий возможность поскорее покинуть место происшествия. Не совсем понимая, что к чему, он последовал примеру соседа и, закурив, занял место наблюдателя в своем автомобиле. Прибывшие сотрудники автоинспекции быстро разобрались в происшествии и составили в присутствии управдома акт, вслед за которым последовало постановление местных органов о запрете хранения автомашин на складе строителей и его последующей ликвидации.

Управдом, почесывая затылок, прочитал полученное распоряжение и запретил Антону ставить машину в гараж. Выполнив первый пункт предписания, управляющий постарался забыть второй пункт о необходимости ликвидации бывшего склада. Свою машину он оставил во временном гараже, мотивируя, что нет ничего более постоянного, чем временное. Антанас тоже рассчитывал, что о циркулярах забудут и оставят в покое сарай. Более того, он предпринял попытку поставить свою автомашину вместо автомашины Антона. Для этого обратился с ходатайством от своей организации к управдому, с просьбой разрешить поставить его машину, за соответствующую плату, разумеется, во временном гараже.

– Не может такого быть, чтобы литовец не договорился с литовцем,– взяв под руку управдома, проворковал Антанас.

Поразмыслив, управдом согласился и Антанас, получив разрешение, загнал на ночь в сарай свой автомобиль. Утром Антон, не обнаружив у обочины дороги машины соседа, забеспокоился. Появление «Опеля», выехавшего из-за угла дома, не оставило сомнений в чем тут дело и где зарыта собака. Проследив взглядом за удаляющейся машиной, Антон поехал к гаражу и убедился в своих опасениях. Напрашивалось отмщение: око за око, а зуб за зуб. Часом позже Антон нашел нужного бульдозериста, копающего траншею у ближайшего детского сада, и предложил помочь ему в деле, занимающим полчаса. Бульдозерист, услышав слово «халтура», выключил мотор и пожелал осмотреть место предлагаемой работы. Подъехав к дому, Антон подвел бульдозериста к ветхому деревянному складу и провел инструктаж.

– Завтра утром твой рабочий день начнется у сарая, примыкающего к моему дому. Остановись поблизости, не глуша мотор. Вспомни былые дни, когда ты штурмовал Берлин,– вещал он.– При выезде из гаража «Опеля» твой бульдозер должен, как танк, врезаться в ненастную машину. О повреждениях не беспокойся. Все материальные потери я беру на себя. Вдобавок получишь премию.

– Не беспокойся за последствия,– успокоил Антона водитель.– Во время боевых сражений я получил контузию и у меня имеется справка, что, если я и нанесу кому-то телесное повреждение, мне ничего не будет.

– Вот этого не надо делать,– остановил его Антон.– Постарайся ограничиться механическими поломками транспорта.

Задолго до появления Антанаса, бульдозер занял боевую позицию. Ничего не подозревавший водитель, спеша на работу, прошел мимо урчащего бульдозера, не представляя, что его ждет. При появлении носа «Опеля», выезжающего из гаража, бульдозерист пошел на таран. Врезавшись в автомашину, он проволок ее к дверной раме и, выполнив намеченное обещание, выключил двигатель. Антон подоспел вовремя. Освободившийся из заточения Антанас, начал ругаться с водителем, который, не вылезая из будки, равнодушно смотрел на свою жертву.

– Ничего страшного не произошло,– спокойно сказал Антон.– Все целы и невредимы. Это главное, а для составления акта о дорожном происшествии я вызову полицию.

Антанас воспротивился и, размахивая руками, предложил уладить дело мирным путем. Не слушая разбушевавшегося соседа, Антон набрал нужный номер и в ожидании приезда инспектора, чтобы скоротать время, начал готовить бульдозериста к предстоящему разговору с представителями власти, а заодно проверить его готовность отвечать на вопросы, которые будут заноситься в протокол.

– Что там у тебя стряслось?– спросил он.

Бульдозерист открыл дверь кабины и высунул голову.

– Что?– переспросил он,– я плохо слышу.

– Почему ты врезался в машину?– что случилось?

– Тормоза отказали,– ответил бульдозерист.– Вчера были в порядке, а сегодня

почему-то отказали.

– Всякое бывает,– согласился Антон, довольный правильным ответом.– А как ты здесь оказался?

– Вчера мой бульдозер выгрузили у детского сада и я целый день проработал, копая траншею. Сегодня мне дали задание перебраться к детской площадке, расположенной в микрорайоне. Заведя бульдозер, я собирался своим ходом добраться до цели и вот, на тебе…

Инструктаж закончился. Антон проверил готовность подопечного правильно отвечать на задаваемые вопросы. Появившиеся инспектора, разобравшись в ситуации и вызвав управдома, составили акт о нарушении. После их отъезда разгневанный Виталиус негодовал, что теперь ничего не остается, как вызывать строителей для разборки незаконной постройки. Через неделю бригада рабочих приехала и разобрала оставленный склад, оставив после себя кучи мусора. Виталиуса беспокоила предстоящая расчистка двора и жалобы жильцов, испытывающих неудобства, но больше всего он негодовал от того, приходиться ставить личную машину на открытой площадке рядом с машинами Антона и Антанаса, двумя бедолагами из подъезда. Горестный управдом шагал по расчищенной территории и негодовал, что, если бы не поддался на сомнительные уговоры, то и по сей день ставил бы машину в гараже, а не у дома. Как бы невзначай подъехавший Антон, подошел к Виталиусу и, повздыхав, сделал новое предложение, давно созревшее в голове.

– Свято место пусто не бывает,– сказал он, успокаивая управляющего домом.– В торце здания хватает места для постройки трех гаражей, в двух из которых мы разместим наши машины. Остается спешно выбрать третьего компаньона. Стройку века по возведению трех гаражей следует незаметно начать и быстро закончить, пока не проснулись остальные жильцы.

Идея понравилась Виталиусу. Не успев высказаться о перспективности предложения, он открыл рот до так и остался стоять, увидев подходящего к беседующим, третьего претендента. Антанас, выследивший заговорщиков, был начеку. Он не рисковал оставлять опасных друзей наедине больше двух минут, боясь, что они опять что-нибудь придумают без него.

– Вы что-то имеете против Антанаса?– спросил Виталиус, увидев подходящего жильца, так или иначе вовлеченного в круговорот событий.

– Ничего личного,– ответил Антон.

Стараясь говорить быстро, он произнес начало фразы, которая без логического завершения «только бизнес» не имела смысла, но была на слуху. Как ни странно, его ответ сравнительно точно отражал восприятие Антанаса. Виталиус не совсем понял, что хотел сказать Антон, но, сделав снисхождение человеку, думающему на русском языке, а говорившему по-литовски, положительно оценил произносимую фразу, которая в адаптированном переводе означала: хозяин слов ничего не имеет против Антанаса. Такое рассуждение выглядело логичным.

– К нам подходит третий компаньон,– сказал Виталиус, сообщив прописную истину.

Введя в курс дела Антанаса, троица приняла правильное решение и, поделив обязанности, составила график предстоящего строительства. Управляющий домом стал ответственным за оформление проектной документации и согласования ее с компетентными органами, Антон отвечал за строительство, а Антанас – за кредитование объекта.

Начавшаяся стройка закончилась в кратчайшие сроки. По случаю завершения строительства гаража на капоте машины Виталиуса, стоящей в середине между двумя соседями, устроили банкет. Расстелив скатерть, разложили закуску. Управляющий домом поднял стакан и произнес тост.

– За дружбу,– предложил он кратко.

На бытовом уровне владельцы гараж не собирались ничего делить и в одином порыве подняли стаканы с водкой.

ГАЗЕТНЫЙ КИОСК

Прибывший в гости к Михаилу друг детства Алексей Куровский получил травму и попал в больницу. Консилиум, осмотрев пациента, вынес серьёзный вердикт, согласно которому больному надлежало минимум, как месяц, пролежать в стенах больницы Красного Креста. Через несколько дней, по прошествию кризиса, Алексей почувствовал себя настолько стабильным, что собирался закрыть бюллетень и покинуть больницу. Дежурный врач, однако, посоветовал ему не строить из себя героя и не торопиться выписываться. Он предложил ему побыть еще некоторое время под медицинским наблюдением, раз представился такой благоприятный случай.

Досадуя на неизбежность длительного пребывания в медицинском учреждении, Алексей принял предложение. Размышляя о бренности мира и на ходу рассматривая прослужившую долгие годы пижаму, потерявшую свои первоначальные коричневые и синие цвета в полосочку, он брёл по длинному коридору в палату. Через окно на него повеяло дуновением разгорячённого спора. Не выглянуть и не рассмотреть в чём там дело, было выше его сил. Во дворе, залитым солнцем, у открываемого газетного киоска столпились и галдели больные в полосатых пижамах, а также немногочисленные, легко отличимые по одежде горожане, которые приехали для того, чтобы посетить родных и знакомых, жаждущих новостей. Всех интересовали вновь привезенные газеты и журналы. Алексею стало интересно, как жила без него несколько дней страна и каков её повседневный ритм. Длинный хвост очереди у газетного киоска, который предстояло выстоять, не согревал душу. Барометр настроения упал ещё ниже, когда он представил, что постигшая участь коснется его и завтра, и послезавтра. Стоять бесцельно на жаре изо дня в день не устраивало его, несмотря на достаточность свободного времени. Скукота донимала. Спускаясь во двор, он мечтал срочно что-нибудь предпринять.

Пристроившись в конце очереди, Алексей терпеливо стоял, почти не продвигаясь вперед. Он старался не обращать внимания на гомон толпы, лезущей через головы рук и бесчисленное количество подходящих старожилов в полосатых униформах, пытающихся влезть без очереди и утверждающих, что они с утра здесь стояли. Очередь, наконец, приблизилась к заветному киоску. Алексей просунул руку с деньгами в окошечко, поправил пенсне и, изображая интеллигента, вкрадчиво произнес:

– Мне, пожалуйста, все республиканские газеты.

Киоскерша внимательно посмотрела на поправленное пенсне, положительно оценила невозмутимость и вежливость покупателя, отобрала и положила на прилавок имеющиеся газеты республиканского подчинения. Собрав газеты, Алексей степенно положил сдачу в карман, свернул чуть наискосок голову, поднял ее, вытянув шею, и, не меняя положения, как гепард, бегущий за добычей, описал полукруг и встал в конце не уменьшающейся очереди. Выстояв её, он поправил пенсне и вкрадчиво произнес:

– Мне, пожалуйста, все республиканские газеты.

Киоскерша стала механически производить подборку нужных газет, но, будто о чем-то вспомнив, обернулась и, увидев знакомого покупателя с кипой газет в руках, застыла. Справившись с чувством недоумения и вспомнив, что клиент всегда прав, она подала все имеющиеся газеты республиканского подчинения и голосом, прозвучавшим, как эхо, выдохнула.

– Пожалуйста,– невозмутимо сказала она, передавая газеты.

– Чего только не случается в больнице. Интересно, в каком отделении он лечится? – подумала киоскерша.

Приподняв руки и чуть оттопырив их в стороны, изображая самолет с зажатыми на концах крыльев газетами, Алексей описал полукруг и снова встал последним в длинной очереди. Киоскерша, высунувшись из окна и руками расчистив угол обзора от покупателей, проследила путь Алексея и, не выпуская его из поля зрения, проследила, как он приближается к концу очереди, медленно двигающейся к киоску. Алексей повторил свой манёвр. Выстояв очередь, он в порядке очереди подошел к киоску. Произнести заветные слова ему не удалось. Не успел он открыть рот, как из окошка высунулось круглое женское лицо и объявило ранее слышимую фразу.

– Да, да, я знаю,– вещал предупредительный голос,– вам нужны все республиканские газеты.

– Да,– скромно ответил Алексей, потупившись и кивая головой.

На следующий день ему не пришлось выстаивать длинную очередь. Встав в конце за газетами у открывшегося киоска, он услышал командный голос продавщицы.

– Пропустите подошедшего больного вперед,– как бы оправдываясь, и как можно мягче, но достаточно громко добавила она,– пропустите его без очереди.

Для наглядности, перейдя на язык жестов, чтобы исключить возможные провокационные возражения, она покрутила пальцем у виска, разъясняя покупателем, что ему нужны все газеты республиканского подчинения.

– Ну и что? – донёсся голос из толпы.– Мне тоже нужны республиканские газеты.

– Ему нужны все республиканские газеты,– спокойно, как опытный врач разговаривает с пациентом в филиале Ганушкина, пояснила продавщица, делая ударение на слове «все».

Вразумительное ударение насчёт всех республиканских газет многое объясняло. Особенно вразумительным показался повторный жест продавщицы, покрутившей пальцем у виска. Понятливый покупатель, будучи в здравом уме, на всякий случай замолчал. Скособочась, Алексей продефилировал вдоль очереди, раскланялся с шутником, которому тоже нужны республиканские газеты, и величественно произнес, обращаясь не столько к продавщице, сколько к толпе: мне нужны «все» республиканские газеты. Сказал и замер, разведя руки в стороны.

Вплоть до выздоровления Алексей снабжал свою палату газетами республиканского подчинения, покупая их без очереди.

ЭКЗАМЕН

Для студентов института, расположенного в Научном Городке, заканчивался первый учебный год. В летней сессии особенно сложным считался экзамен по физике, который принимал Дмитрий Никанорович. В назначенный час профессор прошел в аудиторию, что формально означало начало экзаменов. Как только за преподавателем закрылась дверь, в коридоре, откуда не возьмись, появились студенты. Вскоре весь курс почти в полном составе находился перед дверью аудитории. В гордом одиночестве, ожидая появления смельчаков, профессор восседал за стоящим у окна столом, на котором лежали веером разложенные экзаменационные билеты. Никто из присутствующих, стоящих за стеной, не собирался первым войти в аудиторию. Нервозность столпившихся первокурсников объяснялась строгостью преподавателя, о котором слагались легенды, передаваемые из уст в уста поколениями студентов. Дмитрий Никанорович не выдержал и, поднявшись из-за стола, приоткрыл дверь. Под взглядом поднявшей голову кобры, готовой выпустить яд, кролики-студенты, ждущие своей очереди, сжались. Только после угрозы о сдаче пустой ведомости в деканат, староста группы отважился войти в аудиторию первым, объявив, что он чувствует себя Матросовым, отваживающимся для спасения реноме группы, грудью закрыть амбразуру. За ним трусили трое смельчаков. Предложение преподавателя, разрешившего зайти пятому смельчаку, чтобы увеличить время подготовки к экзамену, не возымело действия. Никто не шелохнулся. Дверь закрылась и экзамен начался. Оставшиеся, вне досягаемости профессора, студенты с нетерпением ожидали окончания экзекуции. Первым из аудитории вышел помятый староста группы со всклоченными волосами.

– Ну как? – обратились к нему с вопросом сразу несколько человек.

– Весь в мыле,– ответил староста группы, расстёгивая ворох рубашки и сворачивая на бок галстук, чтобы увеличить доступ воздуха к груди,– отвечал два часа и еле-еле вытянул на хорошо. Один бал профессор добавил мне за смелость.

Он хотел ещё что-то сказать, но не успел и прервал поток речи, услышав за спиной скрип открывающейся двери. В проёме появился аккуратно подстриженный стройный седовласый профессор.Он был одет в бледно-коричневый костюм и кремовую рубашку с оттеняющей ее, кричащей, желтой бабочкой. Держась за косяк двери, он небрежно произнес, обращаясь к студентам:

– Очень медленно вы входите в аудиторию и тем самым теряете время на подготовку к экзамену. Прошу ещё двух человек. Вы и ты,– обведя взглядом присутствующих, указал он перстом на сидящего на подоконнике студента Анатолия Мальцева и стоявшую рядом студентку Маргариту, являющуюся родной дочерью Дмитрия Никаноровича.

Профессор, не привыкший бросать слова на ветер, развернулся и закрыл за собой дверь, уверенный, что никто не ослушается его приказа.

Анатолий почувствовал себя подопытным кроликом и сполз с подоконника, почти так, как на уроке физкультуры, когда, не отдавая отчета своим поступкам, не спрыгнул, а сполз с десятиметровой вышки, куда залез вслед за товарищами по курсу на уроке физкультуры, которые один за другим нырнули в бассейн. Прыгать с вышки он не собирался. Постояв у бровки, он принял решение: прыгнуть вниз солдатиком в бассейн только потому, что взобрался наверх и не собирался под смех товарищей спускаться по ступенькам.

– Пришла твоя очередь,– сказал себе тогда молодой человек, оставшись один, и бросился вниз. Вот и сейчас он сказал себе: – пришла твоя очередь,– и сполз с подоконника.

– Пошли,– предложил он стоящей рядом сокурснице.

– Я не пойду,– жалобно прошептала дрожащая Маргарита.

– Тебе-то чего бояться? – удивился Анатолий.– Оценка «отлично» в зачётке тебе обеспечена. Ведь экзамен принимает не кто-нибудь, а родной человек.

Маргарита покачала головой:

– Ой, получить бы тройку.

– Перестань, ты не на сцене,– небрежно сказал Анатолий и, взяв за руку подружку, потащил ее за собой в аудиторию.

Маргарита нерешительно поплелась вслед через открытую дверь к столу с разложенными экзаменационными билетами. Анатолий вытащил билет, сел за свободный стол и начал готовиться к экзамену. Подготовившись, стал ожидать своей очереди, рассеяно слушая ответ сокурсника и наблюдая за преподавателем. У него появилась свободная минутка помечтать. Дмитрий Никанорович не походил на предыдущего старца – преподавателя, которому Анатолий сдавал экзамен четыре дня назад. В прошлый раз он сдал экзамен, получив оценку отлично. Ему хотелось повторить успех и, при стечении обстоятельств, не потерять надежду на повышенную стипендию, что, в действительности, было маловероятно. Сдача предыдущего экзамена происходила своеобразно. Второкурсники предупредили и значит вооружили знанием, что отвечать следует без запинок и, по возможности, правильно. Произносимые слова убаюкивали восьмидесятилетнего профессора. Под аккомпанемент журчащего ручейка он обычно прикрывал глаза и начинал дремать. По существу ничего нового студенты не могли рассказать ему. Они говорили то, что слышали от старшекурсников, повторяя байку из года в год. Когда студент заканчивал монолог, профессор открывал глаза, ставил в зачётке оценку «отлично» и размашисто расписывался. Если студент во время ответа замолкал и начинал ерзать на стуле, профессор просыпался. Заметив на лице появившуюся тень тревоги, он начинал задавать каверзные вопросы и тогда выставляемая в зачетке оценка снижалась.

На подарок судьбы Анатолий не мог рассчитать каждый раз. Сегодня экзамен выдался серьезным и жестким. Дождавшись своей очереди, он подсел к столу Дмитрия Никаноровича. Ответы на первые два вопроса не вызвали замечаний у профессора. Третьим вопросом значился основной закон поступательного движения. Оставшись довольным ответом на первые два вопроса, профессор взял листок с записями по третьему вопросу и перевернул его к себе. Беглого взгляда было достаточно, чтобы определить суть. Все было ясно без слов.

– Прочтите закон поступательного движения, предложил профессор, – прозвучавший как дополнительный вопрос.

Анатолий понял, что экзамен закончился. Оставалось только прочесть закон.

– Dk по dt равняется главному вектору F всех внешних сил, приложенных к системе,– коротко ответил студент.

– Что означает выражение dk по dt?– уточнил профессор.

– Количество движения материальной точки или системы точек ко времени,– объяснил студент.

Преподавателя не удовлетворил ответ.

– Не вы создавали закон,– сказал он.– Будьте любезны произнести его так, как он написан в учебнике.

Анатолий, как зацикленный, пробубнил ещё несколько раз подряд: dk по dt равняется главному вектору F. Дмитрий Никанорович взял со стола зачетку, выжидающе посмотрел на Анатолия и продекламировал закон так, как читал его на лекции, выделяя каждое слово, словно смотрел в раскрытый учебник, после чего поставил в зачётке оценку «хорошо» и расписался. С лёгким чувством удачи Анатолий покинул аудиторию. Почти

следом за ним в коридор выскочила раскрасневшаяся Маргарита.

– Что случилось?– удивился Анатолий.

– Не спрашивай!– закрыла лицо руками дочь профессора.– Он не стал меня даже слушать. Ты такая же дура, как и твоя мать,– сказал он и выбросил зачётку в окно.

Однокурсники прижались к стенам, уступая ей дорогу, а она, заплаканная, побежала вместе с Толей искать зачетку в палисаднике.

Я ПЛАНОВ НАШИХ ЛЮБЛЮ ГРОМАДЬЁ

Сразу после директорского совещания профессор Невыездной поспешил в кабинет и вызвал к себе сотрудника лаборатории Михаила Валерьяновича, чтобы рассказать о совещании и обсудить с ним животрепещущие вопросы. Выждав, пока тот устроится, руководитель лаборатории призвал сосредоточиться.

– У нас начинается новая интересная игра,– заявил он и для наглядности потряс над головой папкой с бумагами, после чего положил её перед собой, высвободив место на столе, заваленное отчётами и книгами,– министерством спущены в институт исходные бланки для составления перспективных планов развития, рассчитанных на двадцать лет вперед. Эту нелёгкую работу предстоит осуществить и нашей лаборатории. Профессор, изображая мальчика, беспечно вращающегося в крутящемся кресле, облокотившись о подлокотники, резко встал на ноги и снова сел, отчего сидение издало возмущение при выходе воздуха из пор. Положив ладонь левой руки на висок и щеку и, удерживая кистью руки наклоненную голову, стал сосредоточенно смотреть на стол. Затем раскрыл папку, вытащил из неё стопку скреплённых листков и углубился в их изучение. Шариковая ручка, зажатая в правой руке, медленно скользила по верхней печатной строчке. Михаил, сидящий напротив, следуя примеру шефа, вытянул голову и с интересом поглядывал на лежащие бумаги. Подчеркнув слова: министерство, лаборатория и перспективный план, руководитель лаборатории, перешел ко второй странице. Пробежав ее глазами, не стал утруждать себя дальнейшим просмотром и с лёгкостью, с какой переводят стрелки на путях, переадресовал полученные материалы сотруднику с резолюцией, написанной наискосок крупными буквами: М.В. Петрову. ПРОШУ ВЫПОЛНИТЬ В ТЕЧЕНИЕ ДВУХ НЕДЕЛЬ,– а на словах объяснил, что подобную серьёзную работу, не терпящую отлагательств, он может поручить исключительно человеку, владеющему инженерными расчётами и находящемуся в курсе всех последних разработок лаборатории. Михаил, знавший тайный смысл наискосок написанной резолюции, напоминающей о субординации, и понявший, что на него возлагается груз неинтересной работы, не связанной с прямыми обязанностями, захотел опротестовать решение, но многолетний опыт совместной работы подсказывал ему, что из его затеи ничего вразумительного не получится. Поэтому он тяжело вздохнул и от безысходности опустил голову, принимая на себя неблагодарный труд, связанный с потерей времени, а профессор, довольный собой, уткнулся в первый попавшийся отчёт, лежащий на столе, как бы говоря, что разговор закончен.

Через две недели законченный труд перекочевал от сотрудника к руководителю лаборатории. Профессор просмотрел составленный перспективный план развития лаборатории и остался доволен выполненной работой.

– Работа проделана большая,– подытожил он восхищенно,– сколько исписано страниц с формулами и таблицами. Отчет проиллюстрирован графиками. Замечательно! В Министерстве, не читая, благосклонно оценят ваши старания. А попади бумаги в Японию, получился бы совсем иной коленкор. Там полученные материалы тщательно просмотрели бы, вне зависимости от их содержания,– сделал он неожиданное заключение и, приподняв над головой составленный отчет, играючи провел пальцем второй руки по чуть раскрытым страничкам, как по клавишам рояля.– В будущем, очутившись в командировке в Японии и получив чью-либо визитку, не забудьте совет старика, вежливо поблагодарить дарящего,– он пошамкал, изображая старца. Постарайтесь подольше подержать визитку перед глазами, будто читаете и что-то понимаете в иероглифах, иначе вас заподозрят в невнимательности к людям, в результате чего может возникнуть нежелательное недопонимание и напряжённость в отношениях.

– С каких это пор Япония стала для нас эталоном?– несколько раздражённо спросил Михаил у знатока Японии, который там никогда не был.

Он почувствовал подвох в оценке его неблагодарного труда, на который ушла уйма времени.

– Япония многого добилась, в том числе и при разработке планов развития,– сказал профессор, не принимая замечание всерьез,– я это чувствую интуитивно. Без сомнения, вы проштудировали ворох литературы, прежде чем приступить к составлению перспективного плана. Интересно, какую вы взяли модель за основу при разработке плана, может быть японскую?

– Я ограничился отечественными разработками и в качестве модели принял анализ перспективного плана развития производства телевизоров. Завет: телевизор в каждую семью,– видоизменен мною на новый: нашу очистную установку в каждый дом, каждому городу, каждому посёлку и каждому предприятию.

– Блестящий подход! Чему-то вы научились. Чувствуется моя школа,– профессор на мгновение задумался и, вздохнув, продолжил.– Жаль, что пока наши установки встречаются в единичных объектах. Злые языки шипят, что мною игнорируется Россия и внедрение осуществляется исключительно в Прибалтике и Средней Азии, то есть в тех местах, куда мне нравится ездить в командировки. Злопыхатели утверждают, что в Прибалтике я рассказываю о простоте и эффективности сооружений, благодаря чему они с успехом используются в теплом климате, а в Средней Азии рассказываю об аккуратности прибалтийцев и четком исполнении инструкций, гарантирующих отсутствие сбоев при эксплуатации. И тем и другим заказчикам, в качестве награды, предлагается съездить, посмотреть действующие сооружения, расположенные за тридевять земель. Как по команде, прибалты с удовольствием едут за казенный счет в Среднюю Азию и попадают в восточную сказку, а им навстречу летят самолетами коллеги из солнечных республик на Запад, где ценят умных людей. И все довольны.

Михаил благосклонно относился к внедрению разработок лаборатории в Средней Азии и Прибалтике. Он с удовольствием приезжал в республики, залитые солнцем, восторгаясь вечерней теплотой и запахом роз, неизменно росших у дворцов Совета Министров и Центрального Комитета партии. К Туркмении у него было особое отношение. Город Ашхабад, где он прожил двадцать пять лет, был для него родным городом. Прибалтика занимала особое мнение. Линии судьбы указывали, что Рига станет для него постоянным местом жительства.

– Будем надеяться, что после вашего доклада наши сооружения будут внедряться повсеместно. Начнем, пожалуй, с юга России, куда территориально входят Краснодарский и Ставропольский края.

– Я родом из Минеральных Вод и Ставропольский край для меня является малой Родиной. Давно пора начать отдать долги месту, где появился на свет. Очень бы хотелось найти дом, в котором родился, и посмотреть, как там живут люди.

Михаил не успел глубоко окунуться в атмосферу города Минеральных Вод и других сопредельных городов-курортов. Шеф быстро остановил его и вернул к реальной действительности.

– Я попрошу вас выступить на учёном совете с составленным перспективным планом развития лаборатории,– сказал он, оценивающе рассматривая сотрудника, занявшегося решением вопросов, далеких от его нужд.

Михаил не раз слышал от Семена Михайловича, что просьба королей всего лишь вежливая форма приказания для подданного. И пусть шеф не царь и не король, но его просьбу следует воспринимать не иначе, как приказание. И все же, в надежде, а вдруг пройдет номер, он попытался вежливо возразить.

– Почему я, а не вы?

– Пора вам выходить на сцену. Да и составленный план придётся выполнять вам, а не мне.

– Почему мне? Я составлял план развития лаборатории не для себя. Если бы я собирался всерьез выполнять его сам, то составил бы по-иному. В результате получился бы менее объемный и более конкретный план.

– Вот видите, «составил бы по-иному»,– укоризненно передразнил профессор,– подумать только?! Если бы руководители страны собирались всерьёз выполнять намеченные планы, мы жили бы в иной стране. Мы идём по их стопам. Если бы мы собирались выполнять намеченные планы, мы бы их составляли более вдумчиво. Это логично. Если я начну составлять перспективный план на двадцать лет вперед, то в нём появятся весьма интересные моменты. Говоря серьёзно, выполнять директивы мне придется через несколько лет в ином теле, а принимать работу станет директор, отошедший от мирских дел и пребывающий на том свете ещё неизвестно в какой его части: светлой или темной. Чтобы составляемые планы не выглядели абстрактными, составлять их лучше вам, молодым, а не мне, заканчивающему свой путь. Если на минутку представить, что и вы покинете Научный Городок и станете жить в другом городе или государстве, кто станет выполнять наш перспективный план? Ведь все планы строятся под конкретных людей. Конфуций утверждал:

– Что же нам делать с перспективой планирования? – спросил Михаил.– Предсказатели утверждают, что, не зная прошлого, трудно увидеть будущее. Прежде, чем составлять перспективный план, следует оценить результаты своей деятельности. Я занят научными исследованиями пятьдесят лет. Давайте, рассмотрим результаты моей работы за прошедшие полвека на примере любого крупного водоёма или водной артерии. Отмечу, что результаты будут выглядеть плачевно. Я акцентирую внимание на крупных водоёмах, потому что часть неугодных мелких речушек, просто-напросто, загнаны людьми под землю и никто не спросил мнение об этом живших там карасей и лягушек. С каждым десятилетием биоценоз любой водной артерии ухудшается и окрашивается во всё более тёмные краски вне зависимости от того, чтобы мы не изобретали. Ухудшение экологической обстановки я не отношу полностью на свой счёт. Загрязнение водоёмов является трагедией скорее не моей, а страны. Водоохранные мероприятия, ориентировочно оцениваемые двадцатью процентами капитальных вложений от строительства любого завода или города, дорогое удовольствие, которое может позволить себе экономически развитая страна. Бедную же страну интересует больше выпуск продукции за счет будущего поколения.

– Вы предлагаете прекратить исследования?

– Ни в коем случае! Нам следует продолжать работать и делать то, что мы умеем лучше других, то есть исследовать и изобретать, и помнить, что новые технологии ведут к прогрессу, который нельзя остановить. Если наши разработки не внедряются в нашей стране, это означает, что, по сути, мы работаем на другую страну, в которой внимательно следят за всем лучшим, что мы создаём. Если мы экономим деньги на научные исследования, то попадаем в зависимость от иностранных технологий. Всё очень просто. Мы составляем планы, которые после утверждения в министерстве, сами же выполняем. Планы нужны министерствам, чтобы иметь основания для финансирования тех или иных программ. Не думайте, что учёные работают по какому-то плану. Если проблема не фигурирует в плане, то план корректируется. Говорят, что учёные работают только над тем, что их интересует. Это не совсем соответствует истине. Государственные заказы, весьма редкие и значимые, Ученым Советом принимаются практически без обсуждения. Учёные работают над интересными проблемами, увлекаясь в процессе исследований. Когда возникает проблема, тогда она и разрешается. Проблемой имеет смысл заниматься, когда она приобретает общественную, а ещё лучше международную значимость. Можно заниматься разработкой и новой шляпкой гвоздя, если от нее зависит переустройство мира.

Со странным чувством Михаил вышел на трибуну Учёного Совета. Он отыскал в зале своего шефа, сидящего с умным видом в первом ряду, и повернул голову в сторону стола президиума, за которым сидел седой худощавый директор, второй руководитель его диссертации, возглавлявший Совет, после чего обратился к сотрудникам, заполнившим многочисленную аудиторию. Михаил обвёл взглядом зал, приготовившийся слушать и участвовать в кино, в котором он являлся участником предстоящего спектакля.

Михаил блестяще выступил на Ученом Совете, прошедшим весьма бурно. По окончании выступления он подсел к шефу на свободный стул, стоящий в первом ряду.

– Вы прекрасно выступили и достойно отвечали на многочисленные вопросы,– похвалил профессор Невыездной своего сотрудника,– я всё больше убеждаюсь, что на трибуне вы выглядите эффектнее, чем в обыденной жизни. Приятно сознавать, что нам стало известно, по какому пути следовать и что следует ожидать в ближайшие двадцать лет.

ЖОРА СОЛОВЬЕВПОСВЯЩАЕТСЯ АНАТОЛИЮ ЩЕРБАКОВУ

Виталия Соловьёва вызвали на заседание месткома в качестве ответчика для рассмотрения жалобы соседа Сергея Хворостенко, живущего на нижнем этаже. После двухчасового заседания месткома Виталий вернулся домой и на кухне застал за кофепитием жену Ксению с подругой Светланой. Сбросив туфли в тесном коридоре и надев удобные тапочки, он поздоровался с подругами и пообещал присоединиться к ним после непродолжительного отдыха. Не раздеваясь, хлюпнулся на кровать-тахту, стоявшую в комнате. Сдёрнув галстук, потянулся к пульту управления телевизора, но передумал включать его. Спартанская обстановка комнаты состояла из примостившегося в углу письменного стола и трех, видавших виды, стульев. С большой натяжкой уют могли создать, служащие для утепления, двойные стекла окон. Из приоткрывшейся слева двери, ведущей в спаренную детскую комнату, вынырнул старый толстый кот Жора.Он важно продефелировал по полу и мягко прыгнул на диван. Убрав когти, он привычно зашагал по хозяйскому телу и свернулся калачиком на груди, закрыл глаза и задремал, мурлыкая. Виталий потрогал отмороженные обвисшие сверху уши своего друга, почесал его за ухом и, следуя примеру животного, собрался подремать. Справа, через открытую дверь, слышался оживлённый разговор. Из рассказа Светланы выходило, что вчера вечером из своей комнаты она наблюдала за НЛО, выглядевшим, как второе солнце. Первое солнце, в чем не сомневался Виталий, находилось в противоположной стороне, на западе. Ксения, не моргнув глазом, продолжила начатую тему. Захлёбываясь от потока слов, очень убеждённо, она подтвердила, что тоже видела НЛО в виде солнца, зависшего в небе и как раз над зданием Института Водных Проблем, в котором работал муж. Переместившись на закате дня к ее окну, солнце приблизилось и, проникнув сквозь стекла, распласталось на ее вытянутых руках.

– Чего тебе надобно, солнышко? – спросила Ксения у солнца, лежащего на ладонях.

– Я готово выполнить любое твое желание,– ответило солнце.

У Ксении под ложечкой засосало. Так сильно хотелось есть. Еще более ей захотелось накормить страждущих. В ней давно дремала затаённая мечта, ставшая явью, встать во дворе с черпаком у котла и наполнить котелки подходящим со всех сторон обездоленным. Желание тут же исполнилась.

– Я увидела себя как бы со стороны во дворе,– сказала она,– стоящую с черпаком у казана, полного еды. Ко мне со всех сторон потянулись люди. Накормив всех, я поела и сама.

– Обо мне тоже стоило бы подумать,– прокомментировал, громко смеясь, Виталий, лежащий на тахте в другой комнате и знавший, что на закате солнце не может быть над зданием института.

– Что касается меня, то я, несмотря на зверский аппетит, всегда хотела есть, – не вслушиваясь в комментарии мужа, сказала Ксения.– Второй моей мечтой является стремление похудеть. Каких только диет мне не пришлось испробовать за жизнь, включая французскую, японскую и много-много других! Однажды мой родной брат, заставший меня ночью на кухне у кастрюли с борщом, предложил забыть о придуманных способах, предлагаемых для похудения. -Ты, сказал он, родилась дородной женщиной и прекрасно выглядишь в своём естестве. Сколько бы ты не голодала, ты никогда не станешь газелью. На худой конец, изголодавшись, превратишься в похудевшую корову. С тех пор я не голодаю и предпочитаю вкусно покушать, когда хочется, а кушать мне хочется всегда… И мечта похудеть остается.

– Если бы НЛО спросил о моём желании, – хмыкнул Виталий, лёжа на тахте,– я бы ответил: предпочитаю есть вдвоём: я и жареный гусь.

Виталий отлично знал месторасположение домов, в которых проживали Ксения и Светлана. Из своих окон они никак не могли видеть один НЛО одновременно. Он вновь усмехнулся. Беседа на кухне плавно перетекла к модам. Под звуки вечерних, умиротворяющих трелей и примерок, связанных с появлением женщин в комнате и шуршанием платьев, Виталий засопел. Кот, откликающийся на каждый вздох подымающейся груди хозяина, мурлыкал: мур, мур…

Бесконечный женский разговор затянулся. С чашками кофе в руках подруги переместились из кухни в комнату, чтобы включить телевизор и послушать новости. Разбуженный Виталий, перевернувшись на бок, не собирался вставать. Облокотившись на подушку, он слегка приподнялся. Недовольный таким решением кот слез с груди и переместился на диван.

– Я тоже выпью кофе и что-нибудь перекушу,– высказался Виталий.

Светлана, на правах давней подруги, вернулась в кухню, чтобы принести кофе. Ксения с чашкой в руке включила телевизор, села на свободный стул и, развернувшись в сторону подруги, начала светский разговор. Она в деталях описала купленный недавно комплект гарнитура, отвезенный на дачу.

– Тебе нравится гарнитур?– для проформы спросила Светлана у Виталия,– он уже установлен на даче?

– А как же!– не задумываясь, ответил Виталий,– на днях мы купили новый китайский гарнитур из семи предметов, состоящий из портрета Мао и шести циновок. Циновки аккуратно разложены в гостиной. При каждом входе в комнату я кланяюсь Мао и после ужина, сидя на циновке, веду с ним задушевные беседы.

Обескураженная жена, чтобы не накалять страсти, прекратила разговор о китайском гарнитуре, но пропустить мимо ушей замечание мужа не собиралась.

– Ты всё лежишь в своей излюбленной позе?!– недовольно спросила она.

– Я не просто лежу,– пояснил Виталий,– я обдумываю новую идею. В пустых разговорах, суматохе, когда крутишься и вертишься, ничего не придумаешь. В беге с препятствиями ничего путного тоже не придёт в голову. Требуется успокоить ум. Только тогда появляются гениальные идеи, от которых зависит наше будущее и благополучие.

Ксения не унималась.

– Даже при гостях тебе трудно поднять поясницу,– сказала она.

– Светлана почти член семьи,– отпарировал Виталий,– впрочем, я как раз собирался встать и поужинать.

Виталий свесил ноги, поставив их на пол. Ксения сходила на кухню. Дождавшись, пока кумушки угомонятся, Виталий, с чашкой кофе в руках, продолжил излагать свои мудрые мысли.

– Вокруг меня происходят странные вещи,– вещал он,– дома я слышу небылицы об НЛО и не существующих гарнитурах, а на работе кота Жору называют моим сыном. К нему я, кстати, отношусь, как к члену семьи. Вы не представляете, что по жалобе соседа меня вызвали на местком, на котором вынесли решение, чтобы я проследил за действиями сына Жоры Соловьева и чтобы я наказал его, если не исправится. Решением месткома ему предписано было входить в квартиру, подымаясь в подъезде по лестнице. И категорически запрещено, возвращаясь поздним вечером домой, лезть на балкон, по растущей в клумбе яблоне, и проникать в квартиру через открытую форточку. Я допускаю, что живущий на первом этаже Сергей Кузьмич Хворостенко, шутки ради, мог назвать в исковом заявлении кота Жору моим сыном, но не могу понять сотрудников института, всерьёз обсуждающих действия кота. По-видимому, им невдомёк, сколько у меня детей. Я не стал их переубеждать, что имею сына Алексея и дочь Анну. Мы два часа рассматривали на месткоме действия кота, как человека. На заседании собравшиеся с интересом выслушали, что Хворостенко вырастил высокую прекрасную яблоню и получил замечательные плоды. Для наглядности из его корзины на стол посыпались яблоки, предложенные членам месткома. Председатель, съев яблоко, похвалил Сергея Кузьмича. Раннее, с балкона второго этажа, я любовался плодами его труда визуально, как висящими на елке игрушками, но никогда не срывал их, боясь, что все они на учёте. Пользуясь предоставленным случаем, я попробовал спелое яблоко, казавшееся со стороны второго этажа еще более сладким и привлекательным. В целом я остался доволен вкусом яблока. Являясь по профессии учёным агрономом, Хворостенко ещё раз доказал, что профессионал действительно может вырастить в палисаднике у себя под окном замечательное фруктовое дерево. После дружного поедания яблок всем стало совершенно ясно, что Жора, подымаясь ночью по яблоне на второй этаж, оставляет на дереве следы, а то и ломает сучья и его действия, с точки зрения морального кодекса, не допустимы. Решением собрания действия Жоры Соловьёва единодушно были осуждены. Меня попросили донести до сына неправомерность совершаемых поступков, и я пообещал поговорить с ним по душам, чтобы ничего подобного впредь не повторялось.

Виталий положил руку на распластавшегося рядом кота, потормошил его и, приподняв морду, заглянул ему в глаза, чтобы тот в будущем лучше осознавал дальнейшие действия, прочёл нотацию:

– Ты понимаешь, насколько серьёзен разговор на месткоме. Неужели я должен выслушивать нарекания из-за твоих поступков. Ты отдаёшь отчёт своим действиям? Отвечай! Будешь ли ты по-прежнему лазить по яблоне и возвращаться домой через форточку на балконе? Быстро отвечай! Я тебе советую, как человеку, возвращаться домой ночью через входную дверь, используя лестничную клетку. Ты меня понял?

Кот Жора не сопротивлялся, позволяя хозяину тормошить и трепать себя, сколько угодно. Он мог вытерпеть и не такое, лишь бы занимались с ним.

– Рассмотрение заявление Хворостенко и принятие по нему решения дает мне право,– сказал Виталий в заключении,– обратиться перед новым годом в местком с заявлением о получение для детей трех, включая Жору, новогодних подарков, а не двух, как это было до сих пор. Посмотрим, как члены месткома поведут себя, когда получат мое письменное заявление.

САКРАМЕНТАЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ

В одиннадцать часов вечера в квартиру Соловьевых, расположенную на втором этаже двухэтажного деревянного дома, вкрадчиво постучали.

– Кого это несёт нелёгкая?– спросил Виталий, обращаясь к жене.

– Сейчас посмотрим,– ответила жена, не отрываясь от телевизора,– мне не хочется вставать с насиженного места, лучше ты посмотри. Ночью, не считаясь со временем, могут приходить исключительно твои друзья.

Запахнув халат, Виталий вышел в коридор, где увидел коллегу Сергея Кузьмича Хворостенко, живущего этажом ниже. Кузьмич возвращался из гостей в приподнятом настроении при полном параде в чёрном костюме и белой рубашке. Яркий красный галстук и легкий запах алкоголя, исходящий от него, подчеркивали боевой настрой. По его расплывшемуся лицу легко можно было догадаться, что он слегка навеселе. Спиртное прибавило ему уверенности и храбрости в предстоящем разговоре.

– Заходите Сергей Кузьмич. Мне всегда приятно вас видеть,– пригласил Виталий уважаемого гостя.

– Нет, нет,– отмахнулся сосед,– я на минутку. Я пришёл сказать вам два слова, прежде чем уйти восвояси. Понимаете ли…

Сергей Кузьмич посчитал, что нельзя, нацелившись в лоб, мгновенно высказать цель визита и следует в классическом ключе справиться вначале о здоровье, поговорить о том, о сём и затем, как бы между прочим, изложить просьбу в процессе разговора. Естественно, возникли вопросы: как дела, как жена, как семья? Взглянув на байский, полосатый халат соседа, отголосок Средней Азии, Сергей Кузьмич осекся. Ему рассказывали, что у азиатов не рекомендуется в расспросах интересоваться здоровьем жене и что вопросы следует задавать в ином порядке: как ваше драгоценное здоровье, как успехи, как дети? Для ясности, он решил исключить напрашивающие приветствия, поскольку не знал, кто стоит перед ним: местный житель или человек, близкий к азиатам. Учитывая, что днём сослуживцы виделись в институте, разговор о здоровье показался, если не неуместным, то не обязательным. Хворостенко попытался найти путь к сердцу товарища издалека. – Вы знаете, что я живу, как и вы, в общежитии ведомственного дома и жду квартиру. Скоро мы с вами распрощаемся. Вы останетесь жить в ведомственном общежитии, а я перееду в новый дом.

– Придется коротать дни в общежитии,– согласился, поддерживая разговор, Виталий, – ясно, что никто не выдаст мне апартаментов в Научном Городке при наличии трехкомнатной московской квартиры. Когда выйду на пенсию, я сдам ведомственное общежитие, в котором проживает в настоящее время моя семья, и переберусь в Москву.

– Вы вероятно знаете, что я приехал издалека и наверняка надолго останусь в Научном городке.

– Как не знать?! Об этом все знают.

Сергей Кузьмич, будучи председателем колхоза, приехал два года назад в Научный Городок, чтобы ответить на мучительный вопрос, будоражащий его со студенческой скамьи. Он видел, как бодались два уважаемых профессора, каждый из которых, несмотря на длительные баталии, оставался верен себе: один говорил, что лучше сеять пшеницу, а второй взахлеб доказывал, что на том же поле следует сеять рожь. Перед Сергеем Кузьмичем в Научном Городке стояла задача прояснить, что лучше выращивать на земле: рожь или пшеницу. Для решения актуального вопроса ему предоставили опытные поля. Двухгодичные исследования, в течение которых он зарекомендовал себя отличным работником, решения не было найдено, но достигнутые успехи окрыляли и для института значили многое. Раньше в министерстве шутили, что институт умеет сохранить прошлогоднее зерно: мол, сколько посеет, столько и соберёт. А сейчас – совсем другое дело. Никто в министерстве не шутит, потому что благодаря Сергею Кузьмичу на землях института урожай каждый год собирают высокий. Директор благосклонно относится к нему, а сотрудники, можно сказать, купаются в лучах его славы. Немудрено, что в списках на жильё он стоял на первом месте.

– Мы с вами живём, можно сказать, бок о бок,– посетовал Кузьмич.– Вы на втором этаже, я на первом, в крохотной, двухкомнатной квартире площадью тридцать квадратных метров. Как говорится, друзья по несчастью, ожидающие своего часа. Следует отметить, что я не всегда так жил. Я привык к собственному, двухэтажному дому.

– Интересно, будете ли вы продавать свой дом, находящийся в провинции?– поинтересовался Виталий.– Сколько окон в вашем доме?– спросил он, зная, что на селе застройка оценивается не по квадратным площадям, а по количеству окон.

– Я не об этом,– остановил его Кузьмич.

– Да и я тоже,– согласился Виталий.– У вас же имеется семья, дети. На селе остались дети, так сказать, наследники, которые унаследуют дом. Не стоит так много говорить о моём доме. Давайте лучше остановимся на том, что я ложусь спать в одиннадцать часов вечера и долго не могу заснуть.– Почему же вы до сих пор не спите? – забеспокоился Виталий.– Уж полночь близится, а Германа все нет,– запел он, быстро перейдя на шепот,– вам давно пора находиться в койке.Отметив про себя, что в подъездах и туалете его голос звучит намного звонче, чем в комнатах, он воздержался от дальнейшего пения, боясь потревожить соседей по лестничной клетке.– Я как раз собираюсь ложиться спать,– сказал Кузьмич,– как войду в квартиру, так сразу лягу. Вы же ложитесь значительно позже.– Это так. Я ложусь где-то в двенадцать,– уточнил Виталий,– Скоро придет и мое время, когда я отхожу ко сну.– Я знаю. Ежедневно я просыпаюсь в первом часу, когда вы совершаете вечерний поход в туалетную комнату перед сном.– Старая привычка, выработанная годами,– подтвердил Виталий.– Вот видите, вы подтверждаете мои рассуждения. Представляете, заснув, я каждый день просыпаюсь ночью от ужасного шума в стояке, когда вода по трубам со второго этажа несется на первый этаж в мою квартиру. Вы, сходив в туалет, засыпаете, а я просыпаюсь и никак не могу заснуть в течение нескольких часов. Годы, знаете, берут свое. С возрастом сон становится тревожным. Надеюсь, что вы услышите мою просьбу и немного измените распорядок дня. Почему бы вам не начать ходить в туалет не в полночь, а в одиннадцать часов вечера?

– И действительно,– согласился Виталий, не думая.– Можно сходить в туалет за час до сна. Так я, пожалуй, и начну делать.

Соседи, довольные собой, расстались. Особенно счастлив был, потрусивший вниз, Сергей Кузьмич.

– В чём дело?– встретила, не находящая себе места, жена Виталия.– Я слышала твое пение. Так ты разбудишь весь подъезд. Что ты так долго делал в коридоре?

– Вел задушевную беседу с Сергеем Кузьмичём, у которого рождается одна идея за другой. Неделю назад его мучил вопрос о коте Жоры, возвращающемся домой по стволам стоящей перед домом яблони, сегодня – шум в стояке, мешающий спать.

– Что он ещё придумал? Мне достаточно одного его обращения в местком с жалобой на кота Жору,– высказалась жена.

– Он предлагает нам ходить в туалет не в двенадцать часов перед сном, а в одиннадцать часов.

– Откуда он, такой умный?

– Издалека. Как-то он попал на симпозиум, на котором увидел двух профессоров, схлестнувшихся не на жизнь, а на смерть. Один предлагал выращивать пшеницу, второй – рожь на тех самых полях. Не договорившись, профессора разъехались по своим областям, а Сергей Кузьмич, собрав котомку, отправился в Научный Городок, чтобы решить их спор. В поставленных экспериментах год назад лучший урожай дала пшеница. В этом году, при сменившихся погодных условиях, лучше показала себя рожь. Думаю, что он надолго задержится у нас. Я лично разговаривал с профессорами, подвинувшими Хворостенко на эксперимент. Они оба, рассмеявшись, ответили, что ведут между собой научный спор не один десяток лет, а что касается участника симпозиума, то зря он встревает в их баталии. Хозяйственникам безразлично, что выращивать: пшеницу или рожь. Им следует правильно использовать агрономические приёмы и урожаи пшеницы или ржи будут отличными.

– Оставим в стороне выращивание сельскохозяйственной продукции и обратимся к предложению Хворостенко, предложившего нам изменить распорядок дня. Уточним, конкретно, что он предлагает? – недовольно спросила Ксения.– Ложиться в одиннадцать часов вечера или, в разрез с нашими физиологическими процессами, пользоваться туалетом за час до сна?

– Выбор всегда за нами,– сказал Виталий,– но я пообещал соседу. Во время разговора с ним я вспомнил совет лечащего врача, посоветовавшего жить по законам природы: вставать с восходом солнца и пораньше укладываться спать. Особенно полезно это нашим детям. Последний поезд с ангелами уходит в десять часов вечера. Доводы Сергея Кузьмича логичны. Давай, попробуем ложиться в одиннадцать часов.

Согласившись, Ксения объявила отбой и выключила телевизор. Сын запротивился и

попросил снова включить видик. Он не собирался останавливать боевик на самом интересном месте. Тогда в семье выбрали разумное решение: Алексей должен сходить немедленно в туалет, а потом спокойно досмотреть кинофильм. За ним, в порядке очереди, пошли мать с отцом. Дочка Анна отправилась спать в другую комнату, сказав, что ей не хочется идти в туалет и что боевики ей надоели. К двенадцати часам семья Соловьёвых начала успокаиваться: подошло контрольное время укладываться спать. Последним лёг глава семейства. Ёрзая, он никак не мог уснуть и долго, лёжа с закрытыми глазами, долго ждал, когда придёт сон. Прошёл час и начался следующий. Во втором часу вместо предполагаемых сновидений послышался реальный скрип двери. Из соседней комнаты просунулась голова сына не на высоте его роста, как можно было предположить, а на уровне пола. Повертев, как черепаха, в разные стороны головой, Алексей по-пластунски пополз через комнату, в которой спали родители, в кухню. За приоткрытой дверью продолжалось шуршание. Нетрудно было предположить, что «на шухере» осталась сестра Анна, находящаяся в деле. Не участвуя в самом процессе добывания халвы, она помогала брату своим участием. Искусно похрапев, чтобы не смущать сына, Виталий с интересом ждал развития дальнейших событий. Шуршание пакета и появившийся в комнате запах халвы в воздухе многое объяснил. Во время просмотра кинофильма шел разговор о купленной халве, но из-за суматохи, связанной с Хворостенко, ее не удалось попробовать. Ночью, проснувшись, Алексей вспомнил о халве. Он долго лежал, выжидая, пока родители уснут и когда пошел на дело, к нему подключилась разбуженная от скрипа кровати, меньшая сестра. Час настал! Уж очень захотелось поесть сладкого, не разбудив родителей. Оставалось проползти незаметно по-пластунски в кухню мимо спящих родителей, добраться до пакета с халвой и отломать часть от целого. Возвращаться в свою комнату по– пластунски с куском халвы в руках было сложнее, но все-таки Алексей справился и с этой нелёгкой задачей. Виталий не остановил ползущего по полу мимо тахты сына, думая о пробелах в его воспитании. Скрипнула дверь и вскоре в смежной комнате наступила тишина. Ворочаясь на тахте, Виталий поймал себя на мысли, что, мучимый бессонницей, не заснёт до утра. Что-то следовало предпринять неординарное. Пролежав еще с полчаса, он принял решение встать и попробовать халвы.

– Ты спишь?– спросил он лежащую рядом жену.

– Какой может быть сон, когда ночью осуществляются рейды на кухню?– вопросом на вопрос ответила Ксения.

Виталий понял, что жена тоже не смыкала глаз.

– Я, как и Алексей,– предложил он,– не прочь отведать халвы. Не составишь компанию?

– Отнюдь. Я бы и чаю выпила,– тут же согласилась жена.

По колыханиям родного тела он понял, что Ксения, никогда не страдающая отсутствием аппетита, рыдает от смеха. Встав с постели, супруги отправились на кухню. Выпив горячего чая, они возвратились назад в комнату. Перед тем, как лечь, Виталию захотелось в туалет. Перед заветной дверью он остановился, вспомнив, что дал клятвенное обещание Кузьмичу не пользоваться туалетом после одиннадцати часов, но обстоятельства были выше его. Ложиться в постель, выпив чашку чаю, выглядело форменной бессмыслицей.

– Хворостенко будет очень недоволен, если проснётся в два часа ночи от шума воды в стояке,– всплеснул он руками,– но я ничего не могу с собой поделать. Очень хочется в туалет. Иначе я не засну.

– Его следует предупредить,– подтолкнула к реальному действию жена мужа.

– Придётся идти вниз на поклон к Сергею Кузьмичу и сообщить принеприятнейшее известие. Обстоятельства выше меня и я вынужден пойти в туалет.

– Да уж, придётся,– согласилась Ксения.

Виталий спустился на этаж ниже. Запахнув халат и сделав большой вздох, он нажал на кнопку звонка, как на гашетку. Среди мертвой тишины пронзительный звон, сравнимый с нескончаемым грохотом колокола на школьной переменке, разбудил спящий подъезд. Заспанный Сергей Кузьмич, не совсем понимая, что произошло, выскочил, в не заправленной в трусы белой майке, на лестничную клетку.

– Что случилось?– встревоженно спросил он с жесткими нотками в голосе.– Что вы тревожите людей в два часа ночи?

– Милостивый Сергей Кузьмич,– сбивчиво сообщил Виталий, внутренне смеясь,– я пришел предупредить вас, что не могу больше терпеть и собираюсь сходить в туалет, издающий излишний шум. Я вас отлично понимаю, но не обессудьте и не противьтесь движущемуся потоку воды в вашем стояке.