Вокруг света под парусами

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 2011 г. исполняется 205 лет со времени завершения первого кругосветного плавания русских моряков. Впервые в истории андреевский флаг на борту трехмачтовых шлюпов «Надежда» и «Нева» русские моряки пронесли последовательно по просторам Атлантического, Тихого и Индийского океанов. В ходе этого кругосветного плавания корабли впервые побывали в ряде отдаленных районов Мирового океана, проводя научные наблюдения за состоянием погоды, течениями, определяя географические координаты местонахождения кораблей, склонение магнитной стрелки, уточняя географические координаты известных островов и полуостровов, описывая их побережье, а иногда и предпринимая поиски гипотетических земель. Правда, во время этих плаваний были открыты и ряд неизвестных до того времени островов, рифов и мелей, более того, в ходе последующих кругосветных плаваний был открыт целый ледовый материк — Антарктида.

Русских моряков в первом таком плавании не могли остановить ни жестокие тайфуны, ни тропическая жара, а в последующих плаваниях и ледяные айсберги… И это было только начало знаменательных кругосветных и полукругосветных плаваний русских моряков на парусных кораблях в первой половине XIX в., в ходе которых им приходилось не раз проявлять смелость, упорство и высокую морскую выучку.

Всего за этот период русскими моряками было совершено 28 кругосветных плаваний, из них по западному маршруту (вокруг мыса Горн из Атлантического в Тихий океан, а затем от тихоокеанских земель в Индийский океан, а далее вокруг мыса Доброй Надежды в Атлантику) —12 и по восточному (вокруг мыса Доброй Надежды и затем — мыса Горн) —16. Кроме того, было совершено более 10 полукругосветных плаваний, когда корабли шли на Дальний Восток и там оставались или возвращались в Кронштадт по тому же маршруту, по которому приплыли на Дальний Восток.

Важно, что во время большинства из этих плаваний командный состав кораблей проявлял мужество, стойкость и выдержку, стараясь в ходе их принести максимум пользы науке и обществу, а рядовой и старшинский состав проявлял лучшие качества, свойственные русскому моряку — смелость, стойкость и умение переносить все тягости длительных плаваний в самых различных климатических районах от тропиков до суровых областей Арктики и Антарктики.

Хочется верить, что их пример благотворно повлияет на мышление читателей. Особенно молодых, которые задумываются над тем, как строить жизнь, с кого брать пример. Так что в добрый путь, дорогие читатели, и семь футов под килем в этом, надеюсь, занимательном плавании по страницам истории морских путешествий.

Глава 1
ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

Мысли о посылке военных кораблей из Кронштадта на Дальний Восток океанским маршрутом возникли у руководства российского В.М.Ф еще в начале 30-х гг. XVIII в. Уже в 1732 г. генерал-инспектор флота и адмиралтейств вице-адмирал Николай Федорович Головин (в следующем году произведен в адмиралы и назначен президентом Адмиралтейств-коллегии) во время подготовки Второй Камчатской экспедиции под руководством капитан-командора Витуса Беринга подал императрице Анне Иоанновне «представление» о посылке в северную часть Тихого океана русских военных кораблей.

В этом «представлении» Головин отметил, что капитан-командор Беринг, посланный на Камчатку по сухопутью через Сибирь, сможет выйти в море для плавания на восток по тихоокеанским водам в поиске неизвестного северо-западного побережья Северной Америки не раньше, чем через 4 года после выезда из Петербурга, так как должен добраться до Охотска, построить там суда и на них доплыть до Камчатки, а затем только выйти в Тихий океан. А первые сведения о результатах такого плавания могут быть получены в Петербурге приблизительно через 6 лет (на самом деле Беринг выехал из Петербурга в 1733 г. и вышел в плавание по Тихому океану только в 1741 г., т. е. почти через 8 лет, а Петербург вести о результатах плавания достигли еще через год).

Головин предлагал «в будущую весну [в 1733 г. — Авт.] отправить отсюда [из портов Балтийского моря. — Авт.] в Камчатку через море два фрегата военные российские с ластовым судном [транспортом — Авт] на которых положить всякого провианту в запас на год или больше, по рассуждению, которые имеют иттить отсюда через большое море окиян кругом Капагона [мыса Горн. — Авт.] и в Зюйдовое море [центральная часть Тихого океана. — Авт.] и между Японских островов даже до Камчатки. И оный путь оные фрегаты могут учинить во время одиннадцати месяцев или меньше, понеже галанские корабли всякий год до Японских островов ходят и назад в осмнадцать и в шестнадцать месяцев возвращаются… никого бояться в том вояже и на тех морях не надобно, ибо те… фрегаты снабжены быть надлежат каждый по малой мере по сороку пушек… А другие там народы, японцы и китайцы, таких кораблей с пушками не имеют, а когда те фрегаты в Камчатку прибудут, тогда оные могут снабдить командора Беринга… нужнейшими припасами, и по прибытии тех оных способнее без всякого опасения везде ходить и выискивать всякие земли и острова будут. Когда же те суда возвратятся благополучно, то надлежит тогда во всякой год отсюды оных в Камчатку посылать по два фрегата». Как станет ясно в дальнейшем, принцип желательности посылки в дальние и неизвестные моря одновременного двух судов выдерживался в ходе многих дальнейших русских кругосветных плаваний.

Головин отметил большую выгоду исследования Америки, «ибо имеются там мины [рудники. — Авт.] пребогатые, как серебряные, так и золотые, о которых еще неведомо (а как известно есть), какую пользу получает королевство Гишпанское, Аглинское и Португальское». Вице-адмирал еще раз напомнил о желательности установления торговых отношений с разными народами Тихоокеанского региона и, в частности, с японцами.

Главную же пользу от посылки военных кораблей в Тихий океан он видел в том, что русские моряки «будут непрестанно обучаться морской практике и от того всегда… флот будет снабжен добрыми и искусными людьми, с которыми и адмиралу или какому командиру в случае войны выйтить против неприятеля будет несумнительно и не так, как ныне есть». Он считал, что в «один такой путь [в Тихий океан. — Авт.] могут те офицеры и матрозы обучиться более, нежели при здешнем [Балтийском. — Авт.] море в 10 лет».

Головин отметил, что отправление в поход на Тихий океан фрегатов не будет стоить дорого, так как все равно команды судов, которые «в гаванях здесь гниют и ни в какой государственной пользе не употребляются», приходится одевать и кормить.

Он докладывал, что «те фрегаты надлежит послать и отправить отсюда в удобное время, а именно в июле месяце… сие время назначается (для некоторых морских резонов), которые могут показаны быть, когда за потребно изобретено то отправление фрегатов будет». И, действительно, впоследствии большинство русских парусных кораблей, совершивших кругосветные плавания, обычно выходили из Кронштадта в июле — августе.

В завершение «представления» вице-адмирал обратился к императрице со следующей просьбой: если его предложение принято будет, то назначить его «во оный путь следовать, и быть в том предводителем, ежели другого к тому более способного офицера в службе… не сыщется» [1, с 143,144].

Но в то время предложения вице-адмирала Николая Федоровича Головина не были приняты. Сам он уже в звании адмирала в 1742 г. во время Русско-шведской войны (1741–1743) был главнокомандующим войсками и флотом, успешно оборонявшим Петербург. В 1744 г. он уехал на лечение в Германию и скончался в следующем году в Гамбурге.

О необходимости доставки нужного оборудования и товаров для новых колоний России в Северо-Западной Америке высказывались и наиболее проницательные владельцы купеческих компаний, организовавшие там промысел пушного зверя. Так, известный предприниматель Григорий Иванович Шелихов, основавший в 1784 г. первое русское поселение на о. Кадьяк у берегов Аляски, и чья торговая компания стала одной из основ созданной в 1799 г. знаменитой Российско-американской компании (РАК), около 1785 г. подал Иркутскому генерал-губернатору проект, в котором предлагал мая избежания дороговизны и убытков, и вообще худого доставления… тяжелых, в цене же дешевых вещей… отправление сие делать морем, кругом света… от города Архангельска или Санкт-Петербурга» [1, с 144].

К концу XVIII в. в правящих кругах России нарастало беспокойство по поводу притязаний иностранцев (в первую очередь англичан и испанцев) на открытые к тому времени русскими промышленниками и военными моряками земли в северной части Тихого океана и на побережье Северо-Западной Америки. И в 1786 г. в записке статс-секретаря П. А. Соймонова к президенту Коммерц-коллегии графу А. Р. Воронцову ставится вопрос о необходимости в условиях растущей активности англичан содействия русскому пушному промыслу на Тихом океане, заведения постоянных торгово-промысловых факторий («контор по примеру канадских») и других мер.

В связи с этой запиской А. Р. Воронцов и руководитель внешней политики России граф А. А. Безбородко поставили вопрос об официальном объявлении прав России на побережье Америки севернее широты 55°21′ с прилегающими островами, Алеутскую и Курильскую гряды (и, такими образом, снятии завесы секретности с русских географических открытий в этом регионе). Для обеспечения этих прав было предложено завести на Тихом океане постоянную военную эскадру, суда предлагалось послать с Балтики, во время экспедиции производить и научные наблюдения.

В результате этих представлений 22 декабря 1786 г. императрица Екатерина II издает два указа «по случаю покушения со стороны аглинских торговых промышленников на производство торгов и промыслов звериных на Восточном море»— Коллегии иностранных дел и Адмиралтейств-коллегии. Первый из них повелевал принимать меры «к сохранению права нашего» на открытые русскими промышленниками и военными моряками земли, а второй — отправить с Балтийского моря 4 военных корабля через мыс Доброй Надежды и Зондский пролив на Камчатку» [2, с. 2291].

Командиром этого отряда, состоящего из пяти кораблей, был назначен капитан 1-го ранга Григорий Иванович Муловский. В начале 1787 г. Адмиралтейств-коллегия подготовила для него наставление, в котором главной его задачей была определена защита интересов России в морях между Камчаткой и Америкой. Экспедицию снабдили чугунными гербами и специально изготовленными медалями, ее должны были сопровождать ученые. Офицерам предлагалось вести журналы с этнографическими заметками, собирать коллекции и составлять словари. Предписывалось описать все Курильские острова, присоединив их к России, обойти и описать о. Сахалин, совершить плавание до Нутки (на Северо-Западном побережье Северной Америки) и, осмотрев весь берег от «Нутки до начального пункта открытия Чирикова», присоединить к России, если он еще не занят другой державой; затем идти вдоль побережья Аляски, которое «формально взять во владение», иностранные гербы и знаки уничтожить, везде установить знаки принадлежности к России [2, с 230].

Считается, что с экспедицией Муловского был, вероятнее всего, связан и англичанин, спутник в кругосветном плавании знаменитого мореплавателя англичанина Д. Кука, Джеймс Тревенен. Весной 1787 г. Екатерина II получила его проект развития пушной торговли на Тихом океане, включающий посылку трех кораблей из Кронштадта вокруг мыса Горн: два остаются у берегов Камчатки, третий собирает добытые меха для доставки в Китай или Японию; еще один-два корабля совершают рейсы между Балтикой и Тихим океаном. Последние должны стать отличной школой для русских моряков и обеспечить снабжение промысловых пунктов. Императрица восприняла проект Тревенена с восторгом, и сам он был зачислен в состав русского флота в чине капитана 2-го ранга. Пригласили для участия в кругосветных экспедициях еще одного спутника Кука — натуралиста Георга Форстера. В разработке программы русской кругосветной экспедиции активное участие принял и академик Петербургской Академии наук Петр Симон Паллас, назначенный «историографом флота».

Экспедиция Муловского была отменена императрицей 28 октября 1787 г. в связи началом Русско-турецкой войны, хотя экспедиция была готова к походу. В 1788 г. началась Русско-шведская война, в морских сражениях которой в 1789 г. погибли и Г. И. Муловский и Дж. Тревенен.

Идеи и замыслы Н. Ф. Головина, Г. И. Шелихова, Дж. Тревенена и заложенные в замысел экспедиции Г. И. Муловского — все это было реализовано в ходе первой русской кругосветной экспедиции 1803–1806 гг. и других кругосветных и полукругосветных русских экспедиций первой половины XIХв.

Руководитель перовой русской кругосветной экспедиции Иван Федорович Крузенштерн родился в дворянской семье 8 ноября 1770 г. в Эсгляндии в имении Гонгунде, расположенном недалеко от Ревеля (Таллина). Его родители — Иоганн Фридрих Крузенштерн и Кристина Фридерика, урожденная Толь — принадлежали к небогатым дворянским родам

В январе 1785 г. юношу в возрасте немногим более 14 лет отдали учиться в Морской кадетский корпус, находившийся в Кронштадте. Там наряду со славными традициями, связанными с победами русского флота в сражениях с турецкими и шведскими кораблями, молодому моряку пришлось столкнуться и с неустроенностью быта, с жестокими и грубыми нравами отдельных преподавателей и воспитателей. Впоследствии Иван Федорович с грустной иронией вспоминал о разбитых окнах в спальне, которые приходилось затыкать подушками, и о ночных набегах на соседские склады с целью добыть несколько вязанок дров, чтобы не замерзнуть в служебных и спальных помещениях.

В 1788 г. он закончил общий кадетский корпус и был произведен в гардемарины. Шестилетняя программа обучения в корпусе делилась на два курса: кадетский и гардемаринский. Но старший курс Крузенштерну пришлось пройти в условиях Русско-шведской войны. Он в течение 1789 и 1790 гг. участвовал в четырех ожесточенных морских сражениях против шведов, в частности, в Готландском сражении.

В 1793 г. Иван Федорович был направлен волонтером в Англию для совершенствования в морском деле и опять принял участие в морских сражениях английского флота с французскими кораблями у берегов Северной Америки. Он прослужил в английском флоте с 1793 по 1799 г. Иван Федорович мог наблюдать активное проникновение английской внешней торговли в индийские и китайские воды. Им все чаще овладевали мысли о необходимости для России подключиться к международным торговым связям в этом регионе и он вознамерился побывать в Индии и Китае, чтобы на месте ознакомиться с деятельностью иностранных купцов. Российский посланник в Англии граф Воронцов помог ему, и он отправился на военном английском корабле в Ост-Индию. Пробыв там около года, Крузенштерн на купеческом судне поплыл в китайский порт Кантон с намерением ознакомиться с условиями плавания в китайских водах Там он пробыл почти два года—1798 и 1799 гг. Во время пребывания в Кантоне он мог наглядно убедиться в желании английских купцов захватить в свои руки торговлю с Китаем пушным мехом, добытым на островах Тихого океана и побережье Северной Америки. Он знал о торговле россиян американскими мехами через Охотск и Кяхту, которые привозились с островов и американского берега за время до двух лет от момента добычи до продажи китайцам в Кяхте. В то же время он наблюдал в Кантоне, как английские суда, доставлявшие туда такие меха из Северной Америки, вооружались в Макао и доставляли меха в Кантон за общий срок не более пяти месяцев.

На обратном пути из Китая в Англию Иван Федорович подготовил доклад для президента Коммерц-коллегии Соймонова. В нем он показал, от каких выгод отказывается Россия, предоставляя всю торговлю за рубежом своими и зарубежными товарами в России иностранцам. Иван Федорович доказывал необходимость постройки своих купеческих судов с русскими экипажами. Для этого он предлагал в Морском кадетском корпусе к 600 кадетам из дворян присоединить для обучения еще до ста человек из других сословий, включая, видимо, мещан, купцов и государственных крестьян, которые предназначались бы для службы на купеческих кораблях, но обучались бы вместе с основными кадетами. По мнению Ивана Федоровича, из этих дополнительных кадет по приобретению теоретических знаний в училище и накоплению опыта плавания на купеческих судах могли бы получиться хорошие мореходы.

Он считал, что капитаны флота должны обращать внимание на корабельных юнг, некоторые из них, наиболее даровитые и способные, также могли быть приняты для обучения в корпус «Сим образом, — считал он, — можно было бы приобрести со временем людей весьма полезных для государства. Кук, Бугенвиль, Нельсон [первый — знаменитый английский мореплаватель, совершивший три кругосветных плавания, второй — известный французский мореплаватель, руководитель первой французской кругосветной экспедиции, третий — прославленный английский флотоводец. — Авт.] не сделались бы никогда оными, каковыми явились в своем Отечестве, если бы выбирали людей по одному только рождению [т. е. по происхождению, только дворян. — Авт.]» [3, с 34,35].

В докладе Крузенштерн описал кратко российскую систему промысла и продажи пушного товара, добываемого на островах и побережье Северо-Западной Америки, и предложил посылать из Крошштадта к Алеутским островам и к Северо-Западному побережью Америки два судна, нагрузив их всякими к построению и оснащению судов нужными припасами, и отправить к селениям РАК искусных судостроителей, мастеровых и учителей мореплавания, снабдив их морскими картами, книгами и астрономическими инструментами. Только таким образом, он считал, можно обеспечить постройку хороших купеческих судов и подготовить искусных судоводителей для них, чтобы доставлять пушной товар прямо в Кантон, не прерывая кяхтинской торговли. Эти суда получали бы в Кантоне нужные товары и возвращались на острова и к Северо-Западному побережью Америки. А приходившие из Европейской России в Кантон купеческие суда после погрузки китайских товаров могли бы на обратном пути заходить в Манилу на Филиппинские острова, или в Батавию (Джакарту) в Индонезии, или в индийские порты для закупки там товаров, которые с выгодою могли бы быть проданы в России. Тогда можно было бы отказаться от покупки в России у английских, датских и шведских купцов импортных товаров по дорогой цене. Более того, он предполагал, что в случае подобного развития торговли российские купцы смогли бы снабжать импортными товарами германские государства, причем цена этих товаров у россиян была бы ниже, чем у англичан, датчан и шведов.

При возвращении Крузенштерна в Россию он собирался представить свой доклад лично президенту Коммерц-коллегии Соймонову, но позволение на приезд в столицу не последовало, а затем Соймонов получил отставку. Крузенштерн отправил свой доклад управляющему морским ведомством графу Кушелеву, но ответа не получил.

Вскоре после убийства императора Павла I на престол взошел его сын Александр Павлович. Министром морских сил России стал адмирал граф Николай Семенович Мордвинов. Крузенштерн свой доклад в начале 1802 г. отправил в столицу адмиралу Н. С. Мордвинову и сравнительно быстро получил ответ, что адмирал поддержит предложения Ивана Федоровича Мордвинов передал данные доклада государственному канцлеру графу Николаю Петровичу Румянцеву, который одобрил все предложения Крузенштерна, Они были доложены молодому императору Александру I и по его повелению Иван Федорович в июле 1802 г. был вызван в Петербург. Там адмирал Н. С. Мордвинов объявил ему, что император определил, чтобы кругосветную экспедицию возглавил сам Крузенштерн, чем вверг нашего героя в определенное смущение.

Дело в том, что Иван Федорович более полугода до этого женился на любимой женщине и ожидал скорого рождения первенца. Он собирался оставить военно-морскую службу, дабы в полной мере наслаждаться семейным счастьем в родовой усадьбе. Но адмирал Мордвинов объявил ему, что если он не согласится возглавить экспедицию в Тихий океан (что было связано с многолетней разлукой с молодой женой), то она вообще не состоится. Крузенштерн вспоминал по этому поводу: «Я чувствовал обязанность к Отечеству в полной мере и решил принести ему жертву. Мысль сделаться полезным, к чему стремилось всегда мое желание, меня подкрепляла; надежда совершить путешествие счастливо ободряла дух мой, и я начал всемерно заботиться о приготовлениях в путь, не испытанный до того россиянами» [3. с 40]. 7 августа 1802 г. И. Ф. Крузенштерн был назначен начальником экспедиции, которая должна была отплыть на двух кораблях в Камчатку и к Северо-Западным берегам Америки.

Командиром второго экспедиционного корабля Крузенштерн выбрал капитан-лейтенанта Юрия Федоровича Лисянского, которого знал по совместной службе в английском флоте и уже побывавшего в Америке и Индии. В сентябре 1802 г. Ю. Ф. Лисянский и молодой 24-летний корабельный мастер Илья Степанович Разумов убыли в Гамбург для закупки экспедиционных судов. Не найдя там подходящих, сразу же поспешили в Лондон, где и закупили два судна, за которые из средств РАК заплачено было 17 тыс фунтов стерлингов и за их необходимый ремонт 5 тыс фунтов стерлингов: одно трехмачтовое в 450 т, 16 орудий, постройки 1799 г., другое трехмачтовое в 370 т, 14 орудий, построенное в 1801 г. Большему судну дано было имя «Надежда», меньшему — «Нева». Хотя оба судна принадлежали торговой компании, но обоим судам разрешено было плавать под военно-морским флагом, и укомплектованы они были воехшыми экипажами. Так что фактически эти два судна называли шлюпами, как и было принято для судов такого водоизмещения и вооружения в военно-морском флоте.

Капитан-лейтенант Ю. Ф. Лисянский закупил в Лондоне многое необходимое для дальнего плавания. Так, по словам И. Ф. Крузенштерна, им приобретены были лучшие противоцинготные средства, приготовляемые там: «похлебочный, солодовый и еловый экстракты, сушеные дрожжи и горчица; сверх того, лучшие лекарства, купленные по доставленной ему в Англию росписи, сделанной корабля моего доктором Еспенбергом» [3, с 49].

В январе 1803 г. И. Ф. Крузенштерн из Ревеля прибыл в столицу Петербург, чтобы лично руководить приготовлением экспедиции к убытию в плавание. Стало известно, что с экспедицией отправится посольство в Японию, которое возглавил действительный статский советник Николай Петрович Резанов, для организации торговых сношений России с Японией (тот самый Н. П. Резанов, который стал широко известен в нашей стране в последние десятилетия XX в. как романтический герой мюзикла «Юнона» и «Авось»). Но посещение японского порта Нагасаки (единственного порта в то время, куда японские власти допускали заход иностранных судов) и пребывание в нем во время переговоров задержит возвращение судов на целый год, через что торговые выгоды РАК, которая обладала монопольным правом на торговлю в тихоокеанском регионе, несколько пострадают. Поэтому император Александр, чтобы возместить компании убытки, принял один корабль на свое полное содержание с предоставлением притом компании права нагрузить это судно своими товарами.

Исходя из этого, суда должны были разлучиться на Гавайских островах, откуда «Надежда» должна была идти с посольством в Японию, а «Нева» — идти прямо к берегам Русской Америки. А затем оба судна должны были загрузиться товарами компании и идти в Кантон, а оттуда в Россию. Для императора Японии и его вельмож готовились богатые подарки. Для того чтобы более надеяться на хороший прием в Нагасаки, вызвали из Иркутска японцев, которые после кораблекрушения японского судна в 1793 г. у Алеутских островов были спасены и находились там с 1797 г. Причем вызвали только тех из них, кто не принял христианства и желал возвратиться на родину. Чтобы придать посольству больше блеска, позволили посланнику взять с собой несколько молодых особ в качестве кавалеров посольства.

Офицеров и матросов для экипажа «Надежды» Иван Федорович подбирал сам. Старшим офицером, или первым лейтенантом, он избрал Макара Ивановича Ратманова. Он служил в чине лейтенанта до этого 13 лет, из которых 10 лет сам был командиром небольшого военного корабля. В войне против французов за отличную храбрость и деятельность его наградили орденом Св. Анны 2-й степени, во время кругосветной экспедиции он был произведен в капитан-лейтенанты.

Затем в состав команды «Надежды» входили три лейтенанта: Федор Ромберг (служил в 1801 г. под начальством Крузенштерна на фрегате «Нарва»), Петр Головачев, Ермолай Левенштерн. Последний, служивший прежде 6 лет в Англии и Средиземном море под начальством адмиралов Ханыкова, Ушакова и Карпова, по окончании военных действий вышел в отставку и отправился во Францию для вступления там в службу. Услышав о планируемом в России кругосветном путешествии, поспешил туда обратно, и в Берлине нашел уже отправленное к нему Иваном Федоровичем приглашение.

Затем в состав команды был приглашен мичман Фаддей Беллинсгаузен, которого Крузенштерн избрал, так же, как и лейтенанта Головачева, по хорошим отзывам начальников. Во время экспедиции Беллинсгаузен был произведен в лейтенанты.

В состав команды вошли штурман Филипп Каменщиков и подштурман Василий Сполохов, артиллерии сержант Алексей Раевский (произведен во время путешествия в офицеры), кадеты сухопутного кадетского корпуса Отто и Мориц Коцебу. Их отец, известный писатель и дипломат, обратился к императору с просьбой разрешить обоим сыновьям участвовать в плавании на корабле, которым командовал Крузенштерн, чтобы они в дальнейшем стали отличными морскими офицерами. Об одном из них — Отто Евстафьевиче Коцебу, за свою жизнь трижды обогнувшем на русских кораблях земной шар, — будет рассказано более подробно позже.

В составе экипажа «Надежды» было 46 старшин, матросов и судовых специалистов (плотников, парусников, конопатчиков, бомбардиров, слесарей и др.) и двое денщиков, все добровольно пожелавшие идти в кругосветное плавание. Крузенштерну советовали включить в состав команды часть иностранных матросов, но он отказался от этого. Он вспоминал: «Я, зная преимущественные свойства российских [матросов], коих даже и английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился» [3, с. 54].

Крузенштерн пригласил на «Надежду» в качестве судового врача доктора медицины Карла Еспенберга, помощником врача был Иван Сидгам. Свита посла камергера Н. П. Резанова, следовавшая с ним на «Надежде», состояла из свиты его императорского величества майора Ермолая Фридерици, гвардии поручика графа Федора Толстого, надворного советника Федора Фосса, живописца Степана Курляндцева, доктора медицины и ботаники Бринкина, приказчика РАК Федора Шемелина.

Экипаж «Невы» возглавил капитан-лейтенант Юрий Федорович Лисянский. Командный состав включал лейтенантов Павла Арбузова и Петра Повалишина, мичманов Федора Коведяева и Василия Берха, штурмана Даниила Калинина В качестве судового врача пригласили Морица Лабанда Команда состояла из 45 старшин, матросов и судовых специалистов. На «Неве» следовал второй приказчик РАК Коробицын.

Решено было взять в состав экспедиции несколько ученых, во-первых, астронома. Среди них выразил желание отправиться в экспедицию швейцарец Иоганн Каспар Горнер, рекомендованный знаменитым австрийским ученым Ф. К. Цахом. О таком же горячем желании участвовать в экспедиции заявили естествоиспытатель, ботаник, зоолог, врач, впоследствии член Петербургской Академии наук Вильгельм-Теофиль Тилезиус фон Тиленау и натуралист и этнограф, доктор медицины барон Георг-Генрих фон Аангсдорф. Академиками Петербургской Академии наук В. М. Севергиным, А. Ф. Севастьяновым и Т. А. Смоловским были составлены научная программа наблюдений «в трех царствах природы», т. е. инструкции по проведению в экспедиции наблюдений по геологии, ботанике, зоологии и физической географии, а академику П. Б. Иноходцеву еще ранее поручили стать наставником И. Ф. Крузенштерна в части «практической астрономии».

На обоих кораблях, кроме Горнера, Тилезиуса, Лангсдорфа и Лабанда, в кругосветном путешествии ни одного иностранца не было.

Подготовка экспедиции была проведена весьма тщательно. Корабли снабдили самыми современными астрономическими и навигационными приборами, в частности хронометрами и секстанами. Сравнительно незадолго до отправления кораблей в экспедицию был разработан способ определения долготы по угловым расстояниям Луны от Солнца (иначе — «способ лунных расстояний»). Это значительно облегчало определение широт и долгот в море. И, как убедимся в дальнейшем, и на «Надежде» и на «Неве» в плавании старались как можно чаще определять координаты местонахождения корабля, а также береговых объектов.

Принятая на корабли провизия была в основном самая лучшая. Приготовленные в Петербурге белые сухари не повредились через целых два года Солонина была взята петербургская и гамбургская. Первая оказалась отменной доброты, так что за время путешествия не повредилась нисколько. Это был первый опыт приготовления мяса к долговременному хранению, посолив его российской солью. Оно осталось неповрежденным через три года пребывания на корабле, в том числе и в тропиках. Иван Федорович специально отметил это в своем описании плавания: «Признательность требует, чтобы имя приготовлявшего оное было известно. Это был Обломков, санкт-петербургский купец третьей гильдии» [3, с 51].

6 июля 1803 г. оба корабля «Надежда» и «Нева» были выведены на кронштадский рейд, где завершилась погрузка и приготовление к кругосветному плаванию. Там корабли были посещены и осмотрены императором Александром Павловичем. Незадолго до этого император пожаловал супруге Ивана Федоровича на 12 лет с одной деревни доходы, составлявшие ежегодно значительную по тем временам сумму около 1500 рублей, чтобы, по словам императора, «обезопасить благосостояние ее во время продолжительного и неизвестности подверженного отсутствия ее мужа» [3, с 48].

7 августа 1803 г. корабли оставили кронштадтский рейд и поплыли на запад. Побывав в Копенгагене и английском порту Фальмут, корабли экспедиции вышли на просторы Атлантики и добрались до Канарских островов. В океане во время временного безветрия спускали гребную шлюпку, используя которую Горнер и Лангсдорф замеряли температуру морской воды на глубине до 100 сажен (183 м). Для этого использовалась «Гальсова машина». Этот прибор состоял из полого медного цилиндра около полуметра высотой и диаметром около четверти метра, имевшего сверху и снизу крышки, которые при спуске в воду открывались, а при подъеме из воды закрывались. Внутри цилиндра укреплялся ртутный термометр, по которому и определялась температура воды, попавшей в пробор на глубине.

Безусловно, это был довольно несовершенный прибор, и Горнер отметил его главный недостаток: ненадежность открывания и закрывания верхнего и нижнего клапанов, в связи с чем не было уверенности, что пробы воды взяты именно с заданной глубины. Кроме того, медный цилиндр имел большую теплопроводность, из-за чего изменения внешней температуры (на палубе корабля, а также в верхних слоях океана) оказывали воздействие на находящуюся в цилиндре воду.

На «Надежде» кроме обычных измерений температуры поверхностного слоя океана был впервые использован для глубоководных исследований изобретенный в 1782 г. термометр Сикса, предназначенный для измерения наибольшей и наименьшей температуры. С помощью этого термометра в семи местах было исследовано вертикальное распределение температур в океане. Всего же глубинные температуры, вплоть до глубины 400 м, были определены в девяти местах. Это были, вероятнее всего, первые в мировой практике сравнительно точные определения вертикального распределения температур в океане.

Именно поэтому известный флотоводец и океанограф вице-адмирал С. О. Макаров при составлении в начале 90-х гг. XIX в. сводки данных о температуре глубинных слоев океана начинал список именно с данных, собранных учеными на борту «Надежды» в 1803–1806 гг.

После ухода из портов Канарских островов корабли экспедиции продолжили плавание к берегам Южной Америки. Иван Федорович отметил, что «ученые наши занимались многими опытами, изыскивая причину светящихся явлений в воде морской. Сии опыты, казалось, утверждали, что морская вода светится не от движения и трения частиц оной, но что действительною виною того суть органические существа. Они брали чашку, положа в нее несколько деревянных опилок, покрывали ее белым, тонким, вдвое сложенным платком, на который тотчас лили почерпнутую из моря воду, причем оказалось, что на белом платке оставались многие точки, которые при трясении платка светились, процеженная же вода не оказывала ни малейшего света, хотя, по причине трения ее при проходе сквозь опилки, и долженствовала бы вознаградиться потеря отделенных от нее, так сказать, атомов и дать ей тот же сильный свет.

Доктор Лангсдорф, испытывавший сии малые светящиеся тела посредством микроскопа и срисовавший несколько оных, открыл, что многие, превосходившие других величиною, были настоящие животные; в малых же приметил он также организацию животных. Однако опыты сии учинены им были на другой день; почему и неизвестно, живы ли оные были в то время, когда светили, или находились уже в брожении? Они светились не всякий день равномерно, из чего заключать можно: не имеет ли влияния на свет сих животных атмосфера? Не происходит ли то, может быть, от большей или меньшей электрической силы в воздухе? Сверх того, какая бы могла быть причина, что они светятся только в то время, когда движением корабля производится трение? Если же того не происходит, то и света не бывает» [3, с. 83]. Как видим, ученые на «Надежде», видимо, одними из первых высказались за биологическую природу, биологическое происхождение этого свечения.

26 ноября 1803 г., т. е через три месяца и 2 дня после отплытия из Кронштадта, произошло знаменательное событие: впервые в истории российские корабли пересекли в океане экватор под 24°20′ з. д. Организовать целое представление в честь Нептуна нельзя было, так как на кораблях только командиры ранее пересекали экватор. Но на «Надежде» Курганов, один из членов команды, по словам Ивана Федоровича, «имевший отменные способности и дар слова, быв украшен трезубием, играл свою роль [ «морского бога Нептуна»] в самом деле так хорошо, как будто бы он был уже старым, посвященным служителем морского бога и приветствовал россиян с первым прибытием в южные Нептуновые области с достаточным приличием» [3, с 86].

К тому же, забравшись на ванты, матросы обоих кораблей троекратным раскатистым «ура» поздравили друг друга с этим знаменательным событием для них лично и для истории отечественного мореплавания.

Затем корабли поплыли далее на запад, добрались до берегов Бразилии и стали 21 декабря на якорь у о. Св. Екатерины. Там астроном Горнер устроил свою обсерваторию на берегу, корабли пополнили запасы питьевой воды. Выяснилось, что на «Неве» необходимо заменить поврежденные в плавании фоки грот-мачты. Португальский губернатор оказал россиянам максимальное содействие. В близ находящихся лесах были найдены годные для изготовления мачт деревья и с большим трудом по причине большой тяжести доставлены к берегу. Благодаря всему этому стоянка у острова продлилась более 5 недель, хотя матросы обоих кораблей работали денно и нощно, чтобы установить их и привести «Неву» в состояние, необходимое для продолжения дальнейшего плавания.

Правда, длительное пребывание кораблей у острова Св. Екатерины могло привести к тому, что корабли при обходе мыса Горн могли попасть в период сильных штормов. Ранее Крузенштерн предполагал обойти мыс Горн в январе, а из-за задержки это возможно было сделать не ранее марта

4 февраля корабли снялись с якоря и проследовали на юг. Крузенштерн особо отмечает чрезвычайную неутомимость астронома И. К. Горнера, «с каковой старался он все время определять широту и долготу места корабля нашего. Если днем солнце было закрыто, то он непременно определял широту и долготу ночью. Часто, а особливо около мыса Горна, видев его в самую холодную и неприятную погоду, стоявшего с непобедимым терпением во всей готовности изловить, так сказать, солнце между облаками, я просил его оставить деланные им, иногда без всякого успеха, покушения, но он редко внимал моей просьбе. Во все время сего нашего плавания очень мало проходило дней, в которые не было определено точное место корабля небесными наблюдениями. Не дружба, связывающая меня с господином Горнером, но самая справедливость обязывает меня упомянуть о таковой его неусыпности» [3, с 106].

21 февраля после свежего ветра, продолжавшегося около 6 часов, «Нева» просигналила, что на ней повредился грот-марсарей и что необходимо заменить его новым Крузенштерн приказал лечь в дрейф до окончания работы, которая завершена была в 6 часов вечера После этого корабли продолжили плавание на юг.

Наконец после четырехнедельного плавания от о. Св. Екатерины 3 марта 1804 г. корабли обошли мыс Горн и направились в Тихий океан. Едва ли кто-либо в столь краткое время совершал подобное. Безусловно, для парусных кораблей многое зависело от погоды. Но 24 марта, когда корабли лежали на курсе северо-запад, подул крепкий ветер, и при весьма сильном волнении и туманной погоде корабли потеряли друг друга из виду. Такая бурная и туманная погода держалась довольно продолжительное время. Хотя на «Надежде» начали подавать сигналы пушечными выстрелами, однако ответов с «Невы» не услышали.

Такая неблагоприятная погода продолжалась беспрестанно до 31 марта Корпус «Надежды» от сильной качки терпел много. Каждый день приходилось отливать из корабля воду, а прежде это выполнялось не чаще двух раз в неделю. Только 31 марта на «Надежде» из-за погоды удалось наблюдать лунные расстояния, чтобы определить местонахождение корабля.

Попадание в трюм «Надежды» забортной воды могло привести к повреждению перевозимых там грузов для РАК. И Крузенштерн утвердился в мысли об изменении маршрута движения корабля с целью максимально возможного сокращения времени пребывания в плавании до прихода в Петропавловск-Камчатский и сдачи там этих грузов. Между командирами кораблей экспедиции существовала договоренность в случае потери из вида друг друга встретиться у о. Пасхи. Но Крузенштерн решил не заходить туда, а направиться прямо к следующему намеченному месту встречи — к Маркизским островам.

Направившись к о. Пасхи, Лисянский решил идти к нему несколько западнее пути французского мореплавателя Маршанда, чтобы обследовать район, где по предположению француза и должен был находиться этот уединенный остров. Увы, никаких признаков земли в указанном Маршандом месте не было.

14 апреля «Нева» все же подошла к о. Пасхи. Не застав там «Надежды», Лисянский решил подождать ее несколько дней, а пока заняться описанием побережья острова. Уделил он внимание и описанию природы острова, быта и нравов его жителей. Со времени открытия острова на нем побывали известные мореплаватели Ж. Лаперуз, Дж. Кук и ряд других. Считается, что никто из них не оставил такого полного описания местных жителей, как это сделал Лисянский.

20 апреля «Нева» направилась к Маркизским островам и встретилась 10 мая у о. Нуку-Хива с «Надеждой», которая пришла туда за три дня до этого. За время пребывания у о. Нуку-Хива Крузенштерн собрал важные географические и этнографические сведения о Вашинггоновых островах, составлявших северную группу архипелага Маркизских островов, и произвел их опись.

Он выяснил, что Вашингтоновы острова открывались пять раз, и каждый мореплаватель называл их по-разному: француз — островами Революции, англичанин — Гергестовыми, американцы — Вашинггоновыми. Крузенштерн считал, что им следует дать такие названия, «под каковыми они известны у природных жителей». Так на географической карте появились острова Нуку-Хива, Уагуга, Уа-Пу, Моту-Ити, Гиау, Хива-Оа и Фату-Хива, и такими сохранились на современных картах.

Едва только бросили с «Надежды» первый якорь у побережья Нуку-Хива, как, по словам Крузенштерна, «вдруг окружили корабль наш несколько сот островитян вплавь, предлагавших нам в мену кокосы, плоды хлебного дерева и бананы. Всего выгоднее могли мы променивать им куски старых пятидюймовых [12,7 см] обручей, которых взято мною в Кронштадте для таких случаев довольное количество. За кусок обруча давали они обыкновенно по пяти кокосов или по три и по четыре плода хлебного дерева Они ценили такой железный кусок весьма дорого, но ножи и топоры были для них еще драгоценнее. Малым куском железного обруча любовались они, как дети, и изъявляли свою радость громким смехом Выменявший такой кусок показывал его другим, около корабля плавающим, с торжествующим видом, гордясь приобретенной драгоценностью. Чрезмерная радость их служит ясным доказательством, что они мало еще имели случаев к получению сего высоко ценимого ими металла. По объявлению Робертса [английский моряк, высаженный на остров с английского купеческого судна взбунтовавшимися матросами. — Авт.], семь лет уже здесь живущего, приходили сюда во все сие время только два малые американские купеческие судна» [3, с 123].

При знакомстве с обычаями и поведением островитян особо поразили русских моряков островитянки. Так, например, при обследовании открытой русскими моряками удобной бухты, названной портом Чичагова, выяснилось, что, по словам Крузенштерна, «женщины отличаются также много от обитающих в Тайо-Гое. Они вообще благообразнее последних, две из них были очень красивы. Мы не видали ни одной совершенно нагой. Все покрывались желтыми шалями. Особенное отличие их состояло в куске белой материи, из которой имели они на голове род тюрбана, сделанного с великим вкусом, что служило им немалым украшением Тело свое намазывают очень крепко кокосовым маслом, что, по-видимому, почитается у них отменным украшением Мы, при встрече нас на берегу порта Чичагова, того не приметили: нетерпеливое любопытство увидеть нас воспрепятствовало, может быть, им тогда показаться в лучшем убранстве. Когда прибыли мы после через несколько часов к [долине] Шегуа, тогда встретили они нас намазанные маслом Руки и уши у них расписаны, даже на губах имели по нескольку полос поперечных. В рассуждении нравственности казались они, однако, не отличнее от соостровитянок своих тайогоеских. Они употребляли всевозможное старание познакомиться короче со своими новыми посетителями. Телодвижения их были весьма убедительны и так выразительны, что всякий удобно мог понимать настоящее их значение. Окружавший народ изъявлял к пантомимной их игре величайшее одобрение, возбуждал их к тому более» [3, с 142].

Запасшись водой, дровами и в возможной степени свежими продуктами (в основном кокосы, плоды хлебного дерева и всего 7 свиней на оба корабля весом каждая менее двух пудов (32 кг, большего количества свиней местные жители несмотря на все просьбы не отдали морякам в обмен на нолей и топоры), корабли 18 мая 1804 г. вышли из залива Тайо-Гое о. Нуку-Хива и направились к Сандвичевым (Гавайским) островам

По пути Крузенштерн решил убедиться в существовании того острова, который видел будто бы Маршанд во время плавания своего от Вашингтоновых островов к северу и о котором Флерье думал, что это был о. Огива-Потто, названный так жителем океанических островов Тупаем, сопровождавшим Дж. Кука в его первом кругосветном плавании. Корабли обследовали весь район, и моряки убедились, что такой остров не существует. Зато было выявлено наличие в этом районе сильного течения к западу, затруднявшее прямое плавание парусных кораблей от островов Вашингтоновых к Сандвичевым.

25 мая корабли вновь пересекли экватор, и моряки убедились в наличии в этом районе сильного западного течения. Крепкий ветер от северо-востока приводил к немалому волнению и большой качке. В то же время увеличилась течь в корпусе, и матросам приходилось при большой жаре серьезно потрудиться для регулярной откачки воды из трюма. Поэтому Крузенштерн очень надеялся пополнить запасы мяса в виде живых свиней, выменяв их у местных жителей Сандвичевых островов.

Корабли подошли к восточному побережью о. Оваги. Островитяне, подплывшие на лодках, не хотели ничего брать на обмен, кроме одного сукна, которого на кораблях не было. Удалось выменять за большую цену только некоторое количество бататов, полдюжины кокосовых орехов и небольшого поросенка. Причем один пожилой островитянин привез для продажи молодую девушку, как считал Крузенштерн, свою дочь, но моряки отказались покупать ее, и старик вроде бы досадовал, что привозил свой товар напрасно.

Затем из-за худой погоды, сопровождаемой дождем и шквалами, островитяне прекратили плавание от берега к кораблям Корабли прошли вдоль побережья острова, но нигде не смогли обменять товары на свежее продовольствие. Островитяне хотели в обмен только суконные плащи. На одной из лодок на «Надежду» высадилась очень нарядная и бесстыдная молодая женщина, которая говорила немного по-английски. Ее пришлось немедленно выпроводить с корабля. Крузенштерн решил прекратить все попытки пополнить запасы свежего продовольствия и быстрее отплыть на Камчатку, а «Нева» через некоторое время направилась к о. Кадьяк в Русской Америке.

Характерно, что при первом же дне безветрия Горнер и Лангсдорф сразу же продолжили научные исследования со спущенной шлюпки. Первый начал определять температуру воды на глубине, второй приступил к отлову морских животных. К большой его радости, ему удалось поймать вид медузы, описанный в третьем кругосветном путешествии Дж. Кука и названный Onisius. Он внимательно осмотрел «сие прекрасное, распещренное животное, — как выразился И. Ф. Крузенштерн, — нельзя сомневаться, чтоб он не издал о нем описания, долженствующего дополнить сообщенное» ранее [3, с 197].

Крузенштерн использовал плавание от Сандвичевых островов к Камчатке для обнаружения неизвестных островов. Дело в том, что граф Николай Петрович Румянцев снабдил Крузенштерна наставлением, в котором предписывал ему искать тот остров, который в прежние времена уже многократно искали испанские и голландские мореплаватели. Тем более что на японских картах были изображены на восток от северных японских островов два необитаемых «каменьями окруженных острова». Еще в 1610 г. испанцы, получив сведения, что на востоке от Японии открыт богатый серебром и золотом остров, послали из Акапулько (Мексика) корабль в Японию с заданием найти его. Голландцы посылали с такой же целью два корабля. Остров не был найден. Искал его в 1787 г. и француз Лаперуз. Безуспешно попытался обнаружить этот остров и Крузенштерн. 15 июля 1804 г. «Надежда» вошла в Авачинскую губу и стала на якорь в порту Петропавловска-Камчатского.

Из-за разногласий с послом по поводу руководства экспедицией пребывание корабля в Петропавловске-Камчатском задержалось на полтора месяца. Дело было в следующем. В общей инструкции Н. П. Резанову, утвержденной императором Александром Павловичем 10 июля 1803 г, специально выделялись слова: «Сии оба судна [т. е. «Надежда» и «Нева». — Авт.] с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству вашему». Правда, эти инструкции были даны перед самым выходом кораблей из Кронштадта, и Крузенштерн оправдывался позднее тем, что до плавания он, хотя и получил соответствующие документы, «продержал их, но не читал», хотя это довольно странно звучит по отношению к документу, утвержденному самим императором.

К тому же в инструкции Главного правления РАК, даже с учетом специально выделенных слов, о которых сказано ранее, сохранилась некоторая неясность, так как общие полномочия посла сопровождались оговоркой о предоставлении «полному распоряжению» И. Ф. Крузенштерна «управление во время вояжа судами и экипажем, и збережением онаго, как частию единственному искуству, знанию и опытности вашей принадлежащей» [5, с 90].

Факт, что с самого начала плавания между Крузенштерном и Резановым установились неприязненные отношения. А весной 1804 г. во время пребывания «Надежды» у о. Нуку-Хива все это вылилось в открытый конфликт. Резанов приказал приказчику РАК Ф. И. Шемелину «выменивать для Императорской Кунсткамеры» у островитян «разные вещи относительно их одежды и обычаев». А ведь Крузенштерн регулировал торговлю с островитянами единовластно и считал это правом старшего командира корабля экспедиции. Он потребовал объяснений, собрал офицеров «Надежды» и пригласил с «Невы» Ю. Ф. Лисянского и В. Н. Верха Резанов представил свои документы, о которых упомянуто ранее, и даже зачитал «Высочайшее…поручение начальства». В ответ все офицеры (кроме лейтенанта П. Т. Головачева) закончили собрание высказыванием: «Ступайте, ступайте с вашими указами, нет у нас начальника, кроме Крузенштерна». При этом старший офицер «Надежды» лейтенант М. И. Ратманов, «ругая по-матерну, кричал: «Его, скота, заколотить в каюту»». «Я едва имел силу уйти в каюту, — сообщил Резанов после прибытия в Петропавловск-Камчатский 15 июля 1804 г., — и заплатил жестокой болезнью, во время которой доктор ни разу не посетил меня, хотя все известны были, что я едва при конце жизни находился. Ругательства продолжались, и я принужден был, избегая дальнейших дерзостей, сколь ни жестоко мне было проходить экватор, не пользуясь воздухом, высидеть, никуда не выходя, до самого окончания путешествия и прибытия в Камчатку вышел первый раз из каюты своей» [5, с. 95, 96].

По прибытии в порт Резанов вызвал туда для производства судебного расследования губернатора, находившегося постоянно в Нижнекамчатске, отстоящем от Петропавловского порта на 700 верст. Губернатор генерал-майор Кошелев прибыл в порт только 12 августа Его сопровождали адъютант, младший его брат поручик Кошелев, капитан камчатского гарнизонного батальона Федоров и 60 солдат, которых губернатор взял по требованию посла

По словам историка флота капитана 1-го ранга Александра Степановича Сгибнева, приведенных в статье «Резанов и Крузенштерн (Эпизод из первого кругосветного плавания русских)» // Древняя и новая Россия.1877. № 4, с 387–389, «как ни старался Крузенштерн оправдать свои поступки, но когда дело дошло до очных ставок и намерения Кошелева отрешить его от командования судном, он сознался в своей виновности и просил Кошелева принять на себя посредничество в примирении с Резановым». Пользу отечества Н. П. Резанов поставил «выше всех личных… оскорблений» и согласился оставить свои бумаги без действия, но с «непременным условием, чтобы Крузенштерн и все остальные офицеры… извинились перед ним в присутствии Кошелева». Это предложение было принято.

20 августа И. Ф. Крузенштерн и все офицеры «Надежды» явились в полной парадной форме и принесли официальные извинения. «Сей день, — сообщал Шемелин, — был день радости для всякого подчиненного, развязавшего судьбу многих». Затем последовали торжественные обеды и ужины. Особенно торжественно происходил обед 2 сентября. За здравие Резанова и Кошелева несколько раз гремели пушечные выстрелы [5, с. 96].

Произошли изменения и в свите посла Из-за «жестокой каменной болезни» живописец С. Курляндцев был отправлен в столицу сухим путем в сопровождении «кандидата медицины» Брынкина Исключен был из миссии и отправлен назад гвардии поручик граф Ф. И. Толстой, «раздоры во всей экспедиции посеявший», «по причине беспокойного его характера» (выражение М. И. Ратманова), причем отправили его с предупреждением, «чтоб он не проживал в Москве и действительно к полку явился». Новыми членами свиты посольства стали капитан Федоров и поручик Кошелев. В качестве почетной стражи были взяты 8 солдат из числа прибывших в Петропавловск с губернатором

С корабля выгрузили все грузы для РАК, которые были заменены несколькими тысячами пудов балласта, проведен ремонт корабельной оснастки, погружены свежие продукты, в том числе 7 быков (5 приведенных из Нижнекамчатска по распоряжению губернатора и 2 доставленных РАК), множество огородных овощей из Верхнекамчатска, несколько бочек соленой рыбы и три большие бочки чесноку дикого, называемого на Камчатке черемшой — лучшее противоцинготное средство, могущее служить заменой кислой капусты. Наливка из дикою чеснока, которую можно возобновлять в течение месяца, представляет хорошее противоцинготное средство. На корабль завезли свежего хлеба на 10 дней для всей команды. Получена была в порту и соленая оленина, соленая дичь, соленое мясо диких баранов и гусей и пр. Все это было доставлено благодаря содействию губернатора

«Надежда» покинула Авачинскую губу 6 сентября, а уже 28 сентября показались берега Японии. Там корабль попал в страшный шторм «Ветер, постепенно усиливаясь, — вспоминал Крузенштерн, — достиг в один час пополудни до такой степени, что мы с великой трудностью и опасностью могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. Бесстрашие наших матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В 3 часа пополудни рассвирепела, наконец, оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я не слыхивал о тайфунах, случающихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного. Довольно здесь рассказать только о действии его на корабль наш. По изорвании штормовых стакселей мы желали поставить зарифленную штормовую бизань, но сего сделать совершенно было невозможно, и потому корабль оставался без парусов на произвол свирепых волн, которые, казалось, ежеминутно поглотить его угрожали. Каждое мгновение ожидали мы, что полетят мачты. Хорошая конструкция корабля и крепость вант спасла нас от сих бедствий» [3, с. 218].

Но ни штормы, ни необходимость спешить в Японию не заставили Крузенштерна прекратить гидрографические исследования. Он прокладывал курс корабля с таким расчетом, чтобы проверить карты Тихого океана, составленные иностранными путешественниками. Сомневаясь в точности атласа Лаперуза, в котором значилось, что в районе 37° слн. и 214°20′ за находится группа из четырех островов, а несколько южнее еще один остров, Крузенштерн проложил курс корабля так, чтобы «по означенному на картах положению островов придти к середине оных» [3, с 212]. И на этот раз Крузенштерн убедился, что таких островов не существует.

Он уточнил также данные французских карт о положении Ван-Дименова (теперь Осуми у южной оконечности о. Сикоку) пролива и определил точные координаты ряда островов и мысов японского побережья, дав последним названия в честь известных русских мореплавателей и знаменитых морских сражений — мыс Чирикова, мыс Нагаева, мыс Чесмы и другие (русские названия на современных картах не сохранились).

7 октября 1804 г. «Надежда» бросила якорь на рейде Нагасаки. Переговоры посла Резанова закончились безрезультатно из-за категорического нежелания японского правительства налаживать дипломатические отношения и торговлю с Россией. Японцы отказались даже принять подарки японскому императору, доставленные на корабле, ссылаясь на то, «что в сем случае должен был бы и японский император сделать российскому императору взаимные подарки, которые следовало бы отправить в С-Петербург с нарочным посольством Но сие невозможно потому, что государственные законы запрещают отлучаться японцу из своего отечества» [3, с 264].

Надо отметить, что во время более чем полугодичного пребывания «Надежды» в Нагасаки, когда посол Н. П. Резанов был фактически изолирован в доме на берегу, он не терял времени даром и стремился создать у японцев наилучшее представление о России и русских. Усердно занимаясь японским языком, он составил краткое русско-японское руководство и словарь, опубликованный затем в Петербурге, содержащий более 5 тыс слов.

Во время пребывания в Нагасаки Крузенштерн и его офицеры впервые составили карту Нагасакской бухты с подробным ее описанием «Для правильного составления оной измерено было более тысячи углов», — отметил Крузенштерн [15, с 311].

17 апреля 1805 г. «Надежда» покинула Нагасаки. Намерение Крузенштерна плыть обратно на Камчатку между Японией и Кореей явно не нравилось японскому правительству. Но он не изменил своего намерения. «Мне… хотелось употребить следующие три месяца на исследования тех мест, кои Лаперуз, доставивший первые сведения о сих странах, принужден был по краткости времени оставить неизведанными. Зная, что ни он и ни кто другой из европейских мореходцев не определил точного положения всего западного берега Японии (выключая мыс Номо, [обозначавший вход на Нагасакский рейд]), большей части берега Кореи, целого западного берега острова Иессо [о. Хоккайдо], юго-восточного и северо-западного берегов Сахалина, также и многих из островов Курильских, вознамеривался я изведать из сих стран те, кои удобнее при настоящем случае избрать возможно будет» [3, с. 272].

Крузенштерну удалось осуществить важную часть этого обширного плана исследований. Он произвел опись западного и северо-западного побережья Японии, исправил ряд ошибок, допущенных Лаперузом при описании этого района, открыл и нанес на карту множество мысов и бухт — мысы Грейга, Россиян, Гамалея, Надежды, бухта Румянцевская и другие (русские названия на побережье Японии не сохранились). Описал он и ряд участков побережья Сахалина — нанесены были на карту мысы Сенявина, Муловского, Соймонова, залив Мордвинова и другие географические пункты.

Сложная ледовая обстановка не позволила продолжить плавание на север и закончить описание побережья Сахалина Корабль направился к Курильским островам, где были открыты четыре небольших каменных островка, почти не выступавших из воды. Сильное течение возле этих островков делало плавание в этом районе в условиях штормовой погоды и туманов весьма опасным Крузенштерн назвал эти острова Каменными Ловушками и нанес их на карту. Вскоре «Надежда» прибыла на Камчатку, где посол Резанов и сопровождавшие его лица сошли на берег и продолжили плавание к островам Русской Америки на других судах РАК.

Спустя две недели, приняв воду, продукты и дрова, «Надежда» вновь вышла в океан. Крузенштерн направился к Сахалину, чтобы продолжить исследования его побережья. Пройдя неизвестным до тех пор проливом в Курильской гряде, названным проливом Надежды, Крузенштерн подошел к сахалинскому мысу Терпения. Окончив описание восточного побережья Сахалина, он направился в южную часть Сахалинского залива, омывающего северо- западные берега Сахалина, северный вход в Амурский лиман и часть южного побережья материка в Охотском море.

Наблюдая за удельным весом и цветом морской воды в заливе, он пришел к мысли, что в самой южной части залива в него впадает большая река. В поисках устья реки Крузенштерн направил корабль к берегу, но глубина резко уменьшилась, и, боясь посадить корабль на мель, Крузенштерн повернул обратно в открытое море. На основании своих исследований Крузенштерн заключил, что Сахалин полуостров.

Только через 44 года Геннадий Иванович Невельской открыл устье Амура и точно установил, что Сахалин отделен от азиатского берега судоходным Татарским проливом.

30 августа 1805 г. «Надежда» стала на якорь в Петропавловском порту. Началась подготовка к обратному плаванию в Кронштадт.

Теперь расскажем о приключениях команды «Невы» после разлучения с «Надеждой». Хотя «Нева» находилась у Гавайских островов менее двух недель, Ю. Ф. Лисянский сумел собрать обширные сведения о состоянии хозяйства, торговли, обычаев и нравов островитян, а также об успешной деятельности энергичного короля Камеамеа I, владевшего в это время большинством островов архипелага. «Нева» побывала и на о. Отувай (Кауаи), где корабль посетил говоривший по-английски король Каумуалии (Томари), жаловавшийся, что европейцы редко посещают его владения.

Лисянский подарил ему «байковое одеяло и многие другие безделицы, но король был заинтересован в полосовом железе, красках, а главное — в защите от своего соперника Камеамеа. «Желательно было ему, — писал приказчик РАК Н. И. Коробицын, — чтоб мы пристали своим кораблем к его острову для защищения его от короля Томиоми, по каковой причине он даже выражал желание «согласиться поступить своим островом в подданство России»» [21, с 277].

Во время пребывания «Невы» на Гавайях моряки сумели обменять одежду, топоры, железо на свиней и фрукты. Стало ясно, что архипелаг мог стать солидной продовольственной базой для Камчатки и Русской Америки. Член команды «Невы» мичман В. Н. Верх отмечал позднее, что каждую осень целесообразно посылать корабль из Камчатки на Гавайские острова, где он мог бы оставаться на всю зиму, а в мае возвращаться назад с грузом продовольствия.

По свидетельству современников, особую страсть король Камеамеа питал к приобретению морских кораблей. У него уже было до полтора десятка различных судов, среди которых были не только катера и тендеры, но и даже большие трехмачтовые корабли. Он был прямо заинтересован в установлении торговых связей и с Россией и ее владениями на побережье материков и островов Тихого океана.

Безусловно, Лисянского и остальных моряков экипажа «Невы» поразили многие нравы и обычаи местных жителей. Лисянский описал некоторые из поразивших его обычаев: «Король дал Юнгу [американцу-советнику, а затем и наместнику короля. — Авт.] землю с некоторым числом людей. В одном из принадлежащих ему семейств находился мальчик, которого все любили. Отец его поссорился со своей женой и решился с ней развестись. При этом вышел спор, у кого должен остаться сын. Отец сильно настаивал оставить его при себе, а мать хотела взять с собой. Напоследок отец, схватив мальчика одной рукой за шею, а другой за ноги, переломил ему спину о свое колено, отчего несчастный лишился жизни. Юнг, узнав об этом варварском поступке, жаловался королю и просил наказать убийцу. Король спросил Юнга: «Чей сын был убитый мальчик?» Получив ответ, что он принадлежал тому, кто его умертвил, он сказал: «Так как отец, убив своего сына, не причинил никому другого вреда, то и не подвергается наказанию». Впрочем, он дал знать Юнгу, что он имеет полную власть над своими подданными и если хочет, то может, без всякого сомнения, лишить жизни того, на кого пришел жаловаться» [22, с 370].

Причем любопытно, что жестокие обычаи распространялись на все категории островитян, даже на королей. Так, Лисянский описал, как проводят, например, «табу макагити»: «Табу макагити походит на наши святки. Целый месяц народ проводит в разных увеселениях: песнях, играх и примерных сражениях. Король, где бы он не находился, должен сам открыть этот праздник. Перед восходом солнца он надевает на себя богатый плащ — одеяние, или покрывало, украшенное красными и желтыми перьями, и потом на одной, но чаще на нескольких лодках отъезжает от берега, приноравливаясь так, чтобы вместе с солнечным восходом опять пристать к нему. Для встречи короля назначается один из сильнейших и искуснейших ратников. Во все время плавания он следует по берегу за королевской лодкой. Как только она пристанет и король, выходя на берег, сбросит с себя плащ, этот ратник, находясь не далее 30 шагов, изо всей силы бросает в него копье, которое король должен или поймать, или быть убитым, ибо в этом случае, как говорят, нет ни малейшего потворства. Изловив копье, король оборачивает его тупым концом кверху и, держа под мышкою, продолжает свой путь в геяву, или главный храм богов. Это служит народу знаком к открытию праздничных забав. Повсюду начинаются примерные битвы, и воздух мгновенно наполняется летающими копьями, которые для этого нарочно делаются с тупыми концами… Некто советовал нынешнему королю отменить это празднество, указывая, что он каждый год должен подвергать свою жизнь явной опасности без всякой пользы. Но Гаммамея [Камеамеа. — Авт.] с надменностью отвечал, что он столь же искусно умеет ловить копье, сколь самый искуснейший из его подданных бросает его, и, следовательно, ничего не опасается» [22, с. 371].

Лисянского особо поразило мастерство островитян в рукоделии. «Сандвичский народ, — вспоминал он, — кажется, имеет большую способность и вкус к ремеслам. Все производимые ими вещи отменно хороши; но искусство в тканях превосходит даже воображение. Увидев их в первый раз, я никак не мог поверить, чтобы первобытный человек имел столь изящный вкус Смешение цветов и отличное искусство в рисунке, со строжайшим соблюдением соразмерности, прославили бы каждого фабриканта этих тканей даже и в Европе, а особливо ежели принять во внимание, что сандвичане производят столь редкие и удивительные изделия самыми простыми орудиями» [22, с 368,369].

Покинув Гавайские острова, «Нева» направилась к о. Кадьяк, куда и прибыла 12 июля 1804 г. Там Лисянскому вручили письмо управляющего поселениями РАК Александра Андреевича Баранова. Из этого письма и рассказов жителей островных поселений Лисянский узнал, что русская укрепленная фактория на о. Ситка — крепость Архангельская — была в 1802 г. разорена местными индейцами племени тлинкитов (русские называли их колюжами или колошами).

Нападение на крепость Архангельскую было во многом организовано конкурентами РАК американскими купеческими компаниями, закупавшими у местных индейцев меховые изделия и пытавшимися вытеснить русских из поселений на Северо-Западном побережье Северной Америки. Для этого они буквально натравливали на русские фактории и поселки местные индейские племена, снабжая их оружием и боеприпасами. Безусловно, важной причиной недовольства местных индейцев было то, что под руководством русских промышленников туземцы — участники промышленных байдарочных партий, в основном южные эскимосы и алеуты, проживавшие на о. Кадьяк и других Алеутских островах, развернули в исконных индейских охотничьих угодьях интенсивный промысел калана, на шкурки которого сами тлинкиты получали необходимые им товары с английских и американских промысловых судов.

Крепость была захвачена, вероятнее всего, 16(28) июня 1802 г. Штурм крепости начался совершенно неожиданно для русских в середине дня. Вооруженная толпа тлинкитов, насчитывавшая около 600 человек под командованием вождя ситкинских индейцев Скаутлелта окружила казарму в крепости и открыла сильный ружейный огонь по окнам На призывный крик Скаутлелта из-за мыса бухты вышла огромная флотилия боевых каноэ, на которых находилось не менее 1000 индейских воинов, и немедленно присоединилась к ситкинцам Тлинкитам удалось проникнуть внутрь казармы, перебить всех защитников и разграбить хранившиеся в казарме меха В огне сражения сгорели казарма и другие строения крепости, а также почти готовое к спуску судно на берегу. Находившиеся в других местах крепости русские и кадьякцы (эскимосы — жители о. Кадьяк) были почти все перебиты, а женщины и дети захвачены в плен. Вероятнее всего, во время восстания тлинкитов в 1802 г. погибло около 25 русских и до 200 туземцев-кадьякцев.

Главный правитель Русской Америки А. А. Баранов не мог смириться с потерей опорного пункта РАК на о. Ситка. В 1802–1803 гг. он собирал силы для атаки захваченной крепости на о. Ситка. В начале апреля 1804 г. он начал свой поход на тлинкитов, отправив предварительно байдарочную флотилию в залив Якутат на побережье Южной Аляски, поближе к о. Ситка, а затем сам пошел туда с двумя четырехпушечными судами «Св. Екатерина» и «Св. Александр Невский». Там его верный помощник И А Кусков достроил небольшие парусно-гребные боты «Ермак» и «Ростислав». К этому времени антирусский союз тлинкитских общин и родов уже распался.

В начале июля из Якутата Баранов отправился на «Ермаке» на завоевание Ситки во главе 120 русских и партии из 900 кадьякцев, аляскинцев, чугачей и танаина на 400 байдарках. Перед отправлением было роздано туземцам-байдарочникам большое количество ружей. При партии байдарок находилось 19 русских промышленников под началом Ивана Кускова с 3 медными фальконетами, перевозившимися в среднем люке 3-лючной байдарки.

Во время похода байдарочную флотилию прикрывал Баранов на «Ермаке» и бот «Ростислав». «Св. Екатерина» и «Св. Александр Невский» были направлены им непосредственно к Ситке. Из-за болезней часть участников байдарочной флотилии не смогли участвовать в походе. К Ситке прибыло только 350 байдарок с 800 туземцами.

Маршрут флотилии пролегал не прямо к Ситке, а шел как бы по огромной дуге через множество проливов архипелага Александра, где этим как бы демонстрировалась мощь русского оружия.

Прибыв в начале октября 1804 г. в Ситкинский залив, Баранов застал там не только посланные туда заранее суда, но и шлюп «Нева», который, будучи военным кораблем, значительно усилил отряд главного правителя РАК. Местные тлинкиты-ситкинцы бросили свое селение на берегу, которое тут же было занято отрядом Баранова. На месте этого индейского селения сразу же начали строительство новой крепости — будущей столицы Русской Америки Ново-Архангельска.

От бежавшего из индейского плена кадьякца русские получили некоторые сведения о военных приготовлениях тлинкитов, которые выстроили большую деревянную крепость поблизости от своего бывшего селения недалеко от берега и послали большое боевое каноэ за порохом к своим соплеменникам на о. Адмиралти в селение Хуцнуву. На обратном пути оно было перехвачено баркасом с «Невы» и в ходе перестрелки подорвалось от взрыва находившегося на борту пороха. Оставшихся в живых раненых из экипажа каноэ русские моряки захватили в плен, и Баранов приказал разослать их после выздоровления по отдаленным артелям Кадьякского отдела в качестве каюров-рабов.

Лишившись пороха, индейцы решили искать пути к миру. Но тлинкиты не освобождали оставшихся у них в плену с 1802 г. пленных кадьякцев, не давали надежных аманатов (заложников) и отказывались сдать свою крепость, чего требовал от них А.А Баранов. А тут еще за несколько дней до переговоров они захватили байдарку с двумя аляскинцами и на глазах у байдарочников Баранова отрезали у них для устрашения головы. Поэтому Баранов принял решение взять индейскую крепость штурмом, несмотря на уговоры Ю. Ф. Лисянского отказаться от активных боевых действий и ограничиться только артиллерийскими обстрелами индейских укреплений.

1 октября суда подошли к тлинкитскому укреплению, где засело несколько сот индейских воинов вместе со своими семьями, и начали его бомбардировку из корабельных орудий. Но ядра небольших корабельных орудий почти не пробивали толстый частокол индейской крепости, а сами индейцы укрылись в глубоких ямах и подземных ходах, соединявших дома внутри укрепления.

С «Невы» был высажен на берег десант из военных моряков с пушкой под командой лейтенанта П. П. Арбузова В это время А. А. Баранов и лейтенант П. А. Повалишин (офицер с «Невы) во главе русских и туземцев-байдарочников при поддержке четырех орудий наступали на крепость с другой стороны. Тлинкиты отвечали сильной стрельбой из ружей и фальконетов. Несмотря на огонь индейцев, орудия русских были подтянуты к воротам крепости, и начался ее штурм. Индейцы усилили ружейный огонь. Кадьякцы и некоторые промышленники, не выдержав его, стали отступать, а кое-кто даже обратился в бегство. Тлинкиты, заметив это, открыли ворота и бросились в атаку во главе со своим вождем Катлианом. Ю. Ф. Лисянский, находившийся на своем корабле, приказал корабельной артиллерии прикрыть отступление отрядов Баранова и Арбузова, которые отошли от крепости.

На следующий день тлинкиты, ободренные успехом, открыли пушечный огонь по кораблю и судам у берега, но не смогли добиться попаданий. Русские периодически открывали ответный огонь по крепости. Индейцы, видя невозможность снятия осады своей крепости, уже 3 октября начали переговоры о мире, высылая к русским время от времени заложников — аманатов и пленных кадьякцев. А ночью 7 октября они бежали через горы на восточную часть острова, оставив крепость русским. На другой день она была разграблена туземцами байдарочной флотилии и по приказу Баранова сожжена. В качестве трофеев русским досталось два фальконета и до 20 каноэ.

Потери русских составили 6–8 человек (в том числе 3 матроса с «Невы») и более двух десятков раненых, включая самого Баранова и лейтенанта Повалишина.

Вторичное завоевание крепости на Ситке имело для РАК большое значение. Основание Ново-Архангельска помогло закрепить за Россией район архипелага Александра и продолжить там промысловую деятельность байдарочных флотилий РАК Уже через несколько лет новая крепость превратилась в административный центр Русской Америки. Так что совсем неслучайно за взятие Ситки А. А. Баранов по ходатайству графа Н. П. Румянцева получил в 1806 г. награду от императора — орден Св. Анны 2-й степени.

Впоследствии в честь А. А. Баранова о. Ситка был переименован в о. Баранова В память А. А. Баранова названы также гора и мыс на побережье Сахалина в районе Татарского пролива, 10 ноября «Нева» покинула Ситку и 15 ноября стала на зимовку в Павловской гавани о. Кадьяк. 13 июня 1805 г., приняв на борт меха рыси, речных бобров и другую пушнину, «Нева» вышла из Павловской гавани и 22 июня снова подошла к Ново-Архангельску. Приняв там дополнительно пушнину, в основном меха каланов, Лисянский 2 сентября отплыл в китайский порт Кантон.

Во время нахождения в водах Русской Америки Ю. Ф. Лисянский при первой возможности производил опись островов и побережья. Во время зимовки на Кадьяке Лисянский вместе со своим штурманом Даниилом Калининым описал всю группу островов Кадьяк, составил подробный план Чиниатского залива на о. Кадьяк с гаванями Павловской и Трех Святителей.

Он описал растительный и животный мир острова, а также прибрежных вод. Вот как он, например, описывал рыбное семейство: «Кадьяк изобилует также белой и красной рыбой. К первому роду принадлежат палтус, треска, калага, терпуг, камбала, гольцы, окуни, вахня, сельди и уйки, а ко второму: чавыча, семга, кижуч, хайко, красная горбуша и красные гольцы. Речки с мая по октябрь наполнены красной рыбой, так что ее в короткое время можно наловить руками несколько сотен. Иногда случается, что она стоит кучами от самого дна до поверхности воды, как будто бы в чану, и тогда дикие звери, а особенно медведи, питаются одними только их головами. Они заходят в воду и ловят рыбу лапами с удивительным проворством Но всего забавнее видеть, когда эти животные, оторвав только мозговую часть головы, бросают остатки на берег. Близ кадьякских берегов водятся во множестве киты, касатки, нерпы и сивучи. Несколько лет назад попадались поблизости морские бобры, но теперь они отошли довольно далеко в море, а серые котики и совсем перевелись. Кроме этого весной повсюду ловятся круглые раки [речь, скорее всего, идет о крабах. — Авт.]; они имеют вид расплющенного паука и с моря в губы идут всегда, сцепившись попарно» [22, с 396].

Об взаимоотношениях кадьякцев с представителями РАК Ю. Ф. Лисянский писал правдиво и нелицеприятно: «Кадьяк и окружающие его острова управляются чиновниками Компании [РАК. — Авт.] Все природные жители находятся в ведении Кадьякской конторы…Все кадьякцы считаются теперь русскими подданными. Компания при их помощи не только запасает себе и своим служащим, которых насчитывается до тысячи человек, съестные припасы на целую зиму, но и употребляет их на другие работы. Из них составляются партии для ловли морских бобров, они промышляют лисиц, нерп, птиц и еврашек [суслики из семейства беличьих. — Авт.] одним словом, они такие работники, каких в других местах невозможно найти.

Кадъякцы исполняют приказания Компании с величайшим послушанием и бывают довольны тем, что она за их труды заблагорассудит положить. Кроме бисера, табака и других европейских мелочей им платится за промысел птичьими, еврашечьими и тарбаганьими парками. Этот торг самый выгодный для Компании, так как не стоит почти никаких издержек Материал, из которого женщины шьют разное платье, добывается самими обывателями по наряду и отдается в кладовые, откуда потом они сами же его и покупают. В награду за свои труды швеи получают только иголки, которые остаются у них от работы, а тойонши нередко по пачке табаку» [22, с. 405]. Ю. Ф. Лисянский порицает РАК за подобные действия и предлагает ряд мер для облегчения жизни кадьякцев.

В 1805 г. Лисянский описал Ситкинский залив с прилегающими берегами. Долготы при этом определялись по лунным расстояниям, время при этом «перевозилось» на трех хронометрах. Д. Калинин открыл в этом регионе два небольших острова, которым были даны имена адмиралов Василия Яковлевича Чичагова и Александра Ивановича Круза — видных российских флотоводцев второй половины XVIII в. Во время всех этих описей Лисянский проплавал на трехлючной байдаре (один гребец впереди, другой сзади и пассажир в середине) более 400 верст и уверял, что он никогда не знал лучшего гребного судна: «Здешние лодки делаются из легкого дерева, называемого чагой, которое растет южнее Ситки и иногда выбрасывается поблизости волнами. Хотя лодки эти однодеревки, однако же некоторые из них могут вмещать до 60 человек. Я видел несколько таких лодок, длиной около 45 футов [13,5 м], обыкновенные же имеют около 30 футов [9 м] Посредине их вставляются тонкие перекладины, служащие для распора Они удивительно ходкие, хотя весла у них невелики. Самые меньшие употребляются для промыслов, а большие — для перевоза семей или во время войны» [22, с 418].

Он описал природу и самих жителей островов Ситкинских, условия их жизни, нравы и обычаи, которые были во многом сходны с обычаями кадьякцев.

В сентябре 1805 г. «Надежда» была подготовлена для следования в Кантон и далее на родину. В первую очередь были проведены работы по ремонту и замене, где необходимо, корабельного такелажа, починены водяные бочки, добавлено 6000 пудов балласта, пополнены по возможности запасы продовольствия. Из провизии, заготовленной для экспедиции в Охотске и доставленной оттуда в Петропавловск, Крузенштерн принял весьма малую часть: на три месяца солонины, на четыре месяца сухарей и несколько пудов коровьего масла. Правда, качество этих продуктов было явно неудовлетворительно. Солонину сохраняли с трудом всего шесть недель. В Кантоне вынуждены были выбросить всю ее в море. И бочки были худы, и приготовляли ее в Охотске плохо. Охотские сухари также не могли сохраняться в течение длительного времени, так как упаковывались там в кожаные мешки, а не в бочки. Хорошо, что благодаря помощи брата губернатора поручика Кошелева шесть быков для дальнейшей погрузки на «Надежду» были пригнаны заблаговременно из Верхнекамчатска и они на тучных Петропавловских пастбищах поправились после тяжелого перегона Было приготовлено достаточно соленой и сушеной рыбы и несколько бочек черемши или дикого чеснока. Сухари, приготовленные в Петропавловске, оказались весьма кстати, т. к. они заменили некачественные охотские. «Надежду» обильно снабдили картофелем и другими огородными овощами.

Любопытно, что под руководством офицеров «Надежды» был сооружен памятник капитану Клерку. Ими был найден медный лист, пршсрепленный путешественником Лаперузом на могиле Клерка, на котором было написано на английском языке: «У корня сего дерева лежит тело капитана Карла Клерка, который по несчастной смерти капитана Жамеса Кука, умерщвленного островитянами Южного океана 14 февраля 1779 г., принял начальство над королевскими британского величества кораблями «Резольюшн» и «Дискавери» Он умер на море по долговременной болезни 22 августа на 38-м году от роду. Сия копия с английской подлинной надписи сделана по приказу командора Лаперуза в 1787 году» (последняя фраза написана на французском языке).

Матросы с «Надежды» под руководством капитан-лейтенанта М. И. Ратманова рядом с могилами капитана Клерка и участника экспедиции Беринга — Чирикова астронома Людвига Делиля де ла Кроэра (он скончался в море при возвращении пакетбота «Св. Павел» под командованием А. И. Чирикова после открытия побережья Северо-Западной Америки и Алеутских островов в Петропавловск-Камчатский в 1741 г.) возвели памятник, представлявший деревянную пирамиду на твердом основании. На пирамиде закрепили на одной стороне медную доску Лаперуза, на другой — доску с нарисованным Телезиусом гербом Клерка, на третьей — надпись на русском языке: «Английскому капитану Клерку. Усердием общества фрегата «Надежды». В первую экспедицию России вокруг света, под командою флота капитан-лейтенанта Крузенштерна, 1805 года, сентября 15-го дня». Около памятника моряки выкопали глубокий ров и установили высокую ограду из частокола с дверью. Ключ от замка на двери был вручен петропавловскому коменданту [3, с 403, 405].

Во время трехкратного пребывания на Камчатке в 1804 и 1805 г. в продолжение суммарно до трех месяцев И. Ф. Крузенштерн попытался более глубоко вникнуть в положение дел там, разобраться в трудностях повседневной жизни, с которыми сталкиваются русские служилые люди и промышленники, с одной стороны, и коренные жители-камчадалы — с другой.

Он отметил господствующий там сравнительно высокий уровень смертности среди русских. Причиной он посчитал их образ жизни: «Офицеры, духовные, купцы и солдаты не различествуют почти ничем между собою в образе их жизни. Имеющий более других денег не может ничего купить за оные, а потому и принужден жить одинаково с прочими» [3, с. 417]. Правда, некоторые российские солдаты имели такой достаток, о котором не помышляли и многие офицеры. Им позволяли во время зимы, когда не использовали их по службе, перевозить казенные и частные грузы, ходить на охоту. Посредством всего этого за зиму некоторые солдаты приобретали вообще-то значительные для того времени деньги — от 300 до 500 рублей. Но беда в том, что при таких заработках они не могли (на Камчатке) ничего купить кроме вина, при приобретении которого из-за дороговизны и неумеренного потребления скоро лишались своих заработков. Да и холостая жизнь не способствовала хозяйственному настрою и не поощряла их к расширению частных хозяйств.

Главный вывод Крузенштерна: «Камчатку можно было бы удобно снабжать всем с изобилием, если бы посылать туда ежегодно один корабль из какого-либо европейского российского порта Цены всех нужных вещей понизились бы многими сотнями процентов… Места северо-восточной Сибири могли бы в таком случае получать из Петропавловска некоторые товары, а особливо иностранные, гораздо удобнее и дешевле, нежели как то производится ныне доставлением оных столь дальним и трудным сухим путем [через Сибирь. — Авт]. Доказательством сему служит то, что из привезенных нами в Камчатку товаров, на счет Американской компании [РАК], отправлены многие скоро в Охотск для продажи. Крайне трудный и с великими издержками сопряженный перевоз нужных вещей из областей Европейской России в Охотск, а оттуда в Камчатку был до сего единственною причиною, что несчастные жители сей провинции терпели и терпят крайний недостаток не только в вещах, относящихся до удобности, но даже и в необходимых жизненных потребностях» [3, с 418].

Крузенштерн в своих отчетах отметил необходимость введения серьезных льгот для офицеров, привлекаемых к службе на Камчатке. Он предложил для привлечения туда хороших, ответственных офицеров установить для них на период службы на Камчатке двойное жалованье, возможность после пятилетней беспорочной службы на полуострове предоставления офицеру права избирать полк для дальнейшей службы. Сделаны им разумные предложения по улучшению врачебной службы на полуострове, по устройству порта и небольшого адмиралтейства в Петропавловске-Камчатском (иметь там одного хорошего флотского офицера и в его подчинении до 30 матросов с несколькими плотниками, кузнецами, слесарями, парусниками, конопатчиками и другими нужными мастеровыми), и много других важных и ценных предложений.

Наконец, он писал о камчадалах: «Теперь осталось камчадалов весьма мало: может быть, через несколько лет и сей остаток совсем истребится; однако, невзирая на то, не могу я умолчать о сих честных людях, которые в доброте сердца, в верности, гостеприимстве, постоянстве, повиновении и преданности к начальникам не уступают самым просвещенным народам. Совершенное истребление камчадалов будет великою потерею для сей страны. Они полезны во многих случаях, а часто далее и необходимы. Камчадалы не живут в городах, построенных россиянами, но рассеянно во внутренности Камчатки малыми селениями, называемыми острогами различной величины. После повальной болезни, похитившей в 1800 и 1801 гг. более 5000 камчадалов, осталось в острогах только по 15 или 20 человек, а во многих гораздо меньше» [3, с 436].

В связи с резким сокращением численности этого народа Крузенштерн призывает правительство сократить ежегодную подать, взимаемую соболями, меньше привлекать камчадал к различным казенным работам, оградить их от купцов, пытающихся споить их горячительными напитками и за бесценок приобрести у них ценные меха Он подчеркивает исключительную честность этого народа, в среде которого трудно найти обманщика и бездельника

«Надежда» покинула Петропавловск-Камчатский и направилась в китайский порт Кантон (теперь Гуанчжоу). По пути «Надежда» не раз проходила штормовой полосой. Так, под вечер 26 октября корабль попадал то в зону безветрия, то наблюдались порывы ветра от разных сторон горизонта, что продолжалось всю ночь с беспрестанной зарницею. Небо покрывалось черными облаками, сильный дождь шел долгое время, все предвещало наступающую бурю. В 4 часа пополуночи начался шторм сильными порывами, которыми изорвало оба корабельные марсели. В 8 часов шторм все свирепел, в 11 часов свирепость его еще более увеличилась. Волнение было чрезвычайное, так что, по мнению Ивана Федоровича, если бы корабль был построен с меньшею крепостью и не имел бы самого хорошего такелажа, то он не смог бы противостоять силе шторма Эта буря сравнялась бы с тайфуном, который обрушился на судно в предшествующий год на той же параллели и который особо отметил Крузенштерн, если бы продолжался столько же времени.

Буря началась, подобно тому тайфуну, от востока-юго-востока и так же перешла к северо — западу. В 2 часа пополудни несколько смягчилась, в 4 матросы могли уже отвязать разорванные паруса и привязать новые. Несмотря на погоду моряки занялись и своеобразным рыболовством Крузенштерн отметил в своих записках: «Великое множество морских прожор [акул. — Авт.] окружало корабль даже и в самое свирепствование бури; в третьем часу поймали оных шесть и подняли на корабль. Одна из сих морских прожор, длиною около 9 футов [2,7 м. — Авт] сорвалась с крючка тогда, когда поднята была почти уже на корабль. Невзирая на то что при сем разорвалась у нее нижняя челюсть, бросилась она опять с новою алчностью на уду и поймана вторично» [3, с 447].

«Надежда» обошла с юга о. Формозу (теперь Тайвань) 18 ноября и пошла курсом прямо на запад. У побережья корабль при свежем ветре пошел под всеми парусами между островами, лежащими на пути. Правда, по замечанию Крузенштерна, все эти прибрежные острова, лежащие на пути, обозначены были на карте английского Ост-Индского атласа с большими погрешностями.

В 5 часов вечера с «Надежды» увидели многочисленную флотилию — около 300 небольших судов, стоявших на якоре. Крузенштерн посчитал эти суда рыбачьими и спокойно прошел мимо них. Но уже в Макао русские моряки узнали, что они чудом спаслись от опасности, так как проходили мимо флотилии китайских пиратов, промышлявших у южных берегов Китая уже около трех лет и нападавших на всякое судно, плохо вооруженное и не пекущееся о своей безопасности.

Как раз незадолго до этого пираты захватили одно американское судно, а затем и два португальских и еще одно португальское, шедшее из Кохин-Китая, которое было захвачено вблизи китайского побережья. Стало известно, что на португальских судах были убиты все члены экипажей, не согласившиеся перейти на службу к пиратам.

Некоторые из португальцев, которые согласились перейти к пиратам, все же вскоре бежали. Они-то и рассказали, что пираты ограбленные ими суда сожгли. В пиратской флотилии было несколько судов водоизмещением в 200 т, на которых было от 150 до 250 бойцов и от 10 до 20 пушек, на самых малых — не менее 40–50 человек. Крузенштерн отметил, что во время пребывания «Надежды» и «Невы» у берегов Китая небезопасен от пиратского нападения был и рейд у Макао, и даже в Типе особенно опасен был путь между Макао и Кантоном. Поэтому английские купцы вынуждены были брать с собой при переходе из Макао в Кантон конвой из гребных вооруженных судов с двух английских фрегатов, стоявших обыкновенно в Бока-Тигрисе на якоре, так как им уже однажды угрожала опасность быть захваченными пиратами.

Английский бриг «Гарьер» с 18 пушками крейсировал в этом районе уже два месяца с половиною, также два португальских вооруженных судна одно из последних сражалось незадолго до прихода «Надежды» с 80 пиратскими судами, но пробилось сквозь их строй, к счастью.

Видимо, только крепкий ветер был единственным препятствием, удержавшим пиратскую флотилию от нападения на «Надежду». А русские моряки на «Надежде» не имели ни малейшего сомнения в том, что видят перед собой рыбачьи суда, которых в этом районе множество. Иначе они проявили бы беспокойство, ведь часть корабельных пушек были оставлены на Камчатке для защиты русских поселений от налетов пиратов и корсаров.

Примечательно, что Крузенштерн получил предупреждение о возможной встрече с пиратами. Статский советник Вирсг в своем письме, полученном Крузенштерном на Камчатке, советовал ему убедительно, чтобы он остерегался, насколько возможно, китайских пиратов. Но Крузенштерн посчитал, что в письме речь идет о малаккских пиратах, которые очень опасны и в морях у китайского побережья, где нападали часто с успехом и на европейские корабли. А о настоящих китайских пиратах Крузенштерн не думал вовсе. Ему было известно, что малаккские пираты курсируют по большей части у берегов Борнео и при входе в пролив Малаккский. 20 ноября 1805 г. «Надежда» стала на якорь на рейде у Макао.

Теперь вернемся к «Неве», которая, приняв на борт груз пушнины, покинула о. Ситху и направилась в Кантон. Лисянский решал идти к тропикам неизведанным путем Более месяца шла «Нева» через Тихий океан, не встречая никаких признаков земли. Поздним вечером 15 октября 1805 г., когда Лисянский, отдав последние распоряжения вахтенному офицеру, собрался уже спуститься в каюту, корпус корабля дрогнул: «Нева» села на неизвестную до того коралловую мель.

На рассвете моряки увидели, что недалеко от нее в точке с координатами 26°02′48″ с ш. и 173°35′45″ в. д. находится небольшой необитаемый остров. Вскоре удалось сняться с мели, но набежавшим шквалом «Неву» опять нанесло на камни. Снятие с мели, подъем пушек, выброшенных с поплавками в море для облегчения корабля, задержали «Неву» в этом районе на четверо суток

Остров и коралловая мель были нанесены на карту. Острову по единодушному требованию команды присвоили имя командира корабля Юрия Федоровича Лисянского, а коралловую мель назвали в честь корабля Невскою. 23 октября был открыт коралловый риф, который был назван рифом Крузенштерна.

От этого рифа Лисянский взял курс на Формозу (Тайвань) мимо Марианских островов. 22 ноября, когда далеко позади остался самый высокий остров этой группы — Сайпан, началась буря, «которая, — по словам Лисянского, — сперва начала рвать снасти, а потом положила корабль на бок, так что подветренная сторона была в воде до самых мачт, разбило в щепки ял, висевший за кормою, а несколько времени спустя оторвало шкафуты и унесло в море многие вещи, находившиеся наверху» [4, с 158]. Вода стала быстро проникать в трюм Матросы работали по колено в воде. Благодаря неутомимому рвению команды корабль удалось спасти, но часть перевозимых мехов была подмочена.

4 декабря 1805 г. «Нева» прибыла на рейд Макао. «Надежда» и «Нева» перешли в бухту Вампу близ Кантона, и там Крузенштерн и Лисянский успешно выполнили поручения РАК, выгодно продав доставленные на «Неве» меха и закупив китайские товары.

За два месяца пребывания в китайских портах русские кругосветные мореплаватели собрали важные сведения о положении в Китае, об организации торговли, производимой там иностранными купцами. Они сумели прекрасно разобраться во взаимоотношениях китайских властей с иностранными купцами и мореплавателями. Крузенштерн досконально разобрался в политике китайских властей по отношению к своим купцами и другим слоями населения. «Благосостояние и покой китайцев есть ложный блеск, нас обманывающий, — отметил он… — Довольно известно уже, что число недовольных распространилось ныне по всему Китаю. В бытность мою в Кантоне 1798 года возмущались три провинции в царствование даже мудрого Кинлонга; но теперь бунтуют многие области; почти вся южная часть Китая вооружилась против правительства Искра ко всеобщему возмущению тлится. Среди государства и близ самого престола оказываются беспокойства» [3, с. 477, 478].

Крузенштерн рассказал о расколе в императорском флоте, который усугубил волнения в провинциях. Прежний адмирал Ванта-Джин, неустрашимый, ревностный и деятельный моряк, одержал несколько важных побед над мятежниками, но благодаря интригам находившихся при императоре придворных был лишен высшей власти во флоте, чем воспользовались враги императора и усилили раскол в стране.

9 февраля 1806 г. «Надежда» и «Нева» вышли из Вампу и направились через Южно-Китайское море и Индийский океан, а затем вокруг мыса Доброй Надежды в Европу. На случай потери друг друга в море Крузенштерн установил место встречи о. Св. Елены в Атлантике.

Пройдя сложный для плавания лабиринт Малайского архипелага, корабли вошли в Зондский пролив, связывавший Южно-Китайское море с Индийским океаном Здесь они попали в полосу жестоких штормов, но благодаря мастерству командиров и офицеров, мужеству и неутомимости матросов благополучно прошли пролив и вышли в океан. В апреле моряки увидели вдалеке очертания побережья Африки. В конце апреля у мыса Доброй Надежды корабли в тумане потеряли друг друга из виду.

Обогнув 19 апреля южную оконечность Африки, «Надежда» направилась к о. Св. Елены, где была намечена встреча кораблей. Здесь Крузенштерн узнал о начавшейся войне между Россией и Францией. А ведь часть пушек с «Надежды» была оставлена на Камчатке, ну а достать недостающие орудия на острове Св. Елены не удалось. Тогда Крузенштерн решил изменить маршрут возвращения корабля в Кронштадт. Для того чтобы уменьшить вероятность встречи с французскими кораблями, он решил возвращаться на Балтику не Английским каналом, около которого обычно крейсировали французские корабли, а обогнув Англию с севера. Этот путь был более продолжительным, но, двигаясь по нему, была меньше вероятность встречи с французскими кораблями.

Ну а Лисянский также решил изменить маршрут, не заходить на о. Св. Елены, а двигаться прямо в Англию. «Освидетельствовав количество съестных припасов, — вспоминал Лисянский, — увидел, что при хозяйственном употреблении было оных вполне достаточно на три месяца… я решил оставить прежнее свое намерение идти к острову св. Елены, а направил путь свой прямо в Англию, быв уверен, что столь отважное предприятие доставит нам большую честь; ибо еще ни один мореплаватель, подобный нам, не отважился на столь дальний путь, не заходя куда-либо для отдохновения» [4, с 160].

Экипаж «Невы» блестяще справился с задачей. 24 апреля 1806 г. корабль вышел в Атлантический океан, 10 мая «Нева» пересекла Гринвичский меридиан, а 28 июня вошла на Портсмутский рейд. Значит, впервые в истории мирового мореплавания был совершен за 142 дня безостановочный переход из Южного Китая в Англию. После двухнедельной стоянки «Нева» направилась на восток и 3 сентября 1806 г. она бросила якорь на Кронштадском рейде. Две недели спустя сюда пришла и «Надежда». Первое кругосветное путешествие русских моряков успешно закончилось.

Знаменательно и то, что за трехлетнее плавание на «Надежде» умерло только два моряка: повар посланника, болевший туберкулезом еще при поступлении на судно, и лейтенант Головачев, застрелившийся от помрачения разума при стоянке у о. Св. Елены. На «Неве» один матрос упал в бурное море и утонул, трое матросов погибли в боях на о. Ситхе, а двое скончались от случайных болезней.

Император Александр Павлович и российское правительство были довольны результатами кругосветной экспедиции. Всем офицерам этой экспедиции было присвоено очередное воинское звание, командиры «Надежды» и «Невы» награждены орденом Св. Владимира 3-й степени, получили значительную сумму — по 3000 рублей, лейтенанты и два главных доктора — по 1000 рублей, мичманы — по 800 рублей, а прочим чиновникам соразмерно их жалованью назначены пенсии по день кончины. Иностранные ученые были награждены пенсией по 300 червонных в год, нижние чины награждены отставкою и пенсией от 50 до 75 рублей в год.

Результаты этого выдающегося плавания обогатили русскую и мировую науку. На карту мира были нанесены новые острова, проливы, рифы, бухты и мысы, исправлены неточности карт Тихого океана, стерты с карт некоторые из якобы открытых ранее островов. Русские моряки составили описание побережья Японии, Сахалина, Курильской гряды и некоторых других районов, по которым пролегал их путь.

Благодаря более совершенной методике определения географических координат удалось уточнить или определить вновь широту и долготу многих пунктов. Так, только на Сахалине было определено 28 пунктов, на Японских островах — 40, Курильских островах — 12.

В ходе этого плавания удалось изучить различные течения и открыть Межпассатные противотечения в Атлантическом и Тихом океанах. Экспедиция собрала значительные сведения о прозрачности, удельном весе, плотности и температуре морской воды на различных глубинах, о климате, давлении атмосферы, приливах и отливах в различных районах океанов, которые наряду с данными, собранными другими иностранными и отечественными мореплавателями-исследователями, ускорили формирование новой науки о Мировом океане — океанографии, изучающей явления, совершающиеся в океанах Земли.

Так, в ходе первой отечественной кругосветной экспедиции ученые экспедиции и офицеры экспедиционных кораблей собрали ряд новых данных об океане: о системе течений Японского моря, наличии экваториального противотечения в океанах. Была составлена таблица «степени теплоты воды» в Тихом и Атлантическом океанах на глубинах 50, 100 и 200 саженей. Отечественный океанограф Л. Ф. Рудовиц, проделавший сопоставление показаний температуры воды по наблюдениям первой отечественной кругосветной экспедиции с данными, показанными для тех же пунктов (для глубин до 200–400 м) на картах Морского Атласа (1953 г.), отмечает, что «измерения первой русской кругосветной экспедиции дали впервые ясное и четкое представление о характере распределения температуры в верхних слоях Мирового океана» [15, с. 314].

Экспедицией были впервые отмечены основные особенности вертикального изменения температуры вод Мирового океана, такие, как наличие верхнего, подверженного сезонным колебаниям температуры слоя, слоя скачка температуры и нижележащего слоя с постепенным убыванием температуры воды на глубине.

Анализируя наблюдения над температурой воды и воздуха во время плавания, И. К. Горнер высказал идеи, очень близкие к современным представлениям о теплообмене между морем и атмосферой. Он отметил, что «море получает теплоту от воздуха и лучей солнечных» и что «вода не так скоро пропускает теплоту, как воздух, вследствие чего она медленнее переменяет температуру свою, нежели воздух», и что поэтому она иногда бывает теплее, а иногда холоднее прикасающегося к ней воздуха [15, с 314, 315].

Любопытные выводы были сделаны в ходе наблюдений над удельным весом морской воды. Был отмечен факт повышения солености воды в Атлантике по сравнению с Тихим океаном, возрастание солености воды в Атлантическом и Тихом океанах на поверхности в направлении от тропиков к экватору и более высоким широтам, наличие пониженной солености по сравнению с океанической в окраинных морях (Охотском, Японском, Южно-Китайском и др.).

Систематические наблюдения над метеорологическими явлениями в Мировом океане позволили ученым экспедиции сделать некоторые заключения, важные для становления науки о климате. Ученые экспедиции поставили задачу о необходимости проведения систематических, многолетних метеорологических наблюдений с помощью однотипных приборов во всех районах мира. Такие исследования показали бы «новые явления в рассуждении движения атмосферы», которые, по их убеждению, составили бы один из важных этапов «нашего испытания природы». «Сим образом, — писал И. К. Горнер, — можно было бы наконец открыть средства к составлению давно желаемых оснований знаний, долженствующего заключить в себе необозримую пользу, имеющую происходить от всеобщей метеорологии земного шара». Горнер пришел в выводу о том, что средняя величина атмосферного давления зависит от широты места и времени года, но не имеет никакого отношения к притяжению небесных тел, как считали тогда некоторые ученые [15, с 315].

Обширные коллекции, собранные Крузенштерном и Лисянским и снабженные подробными описаниями, значительно расширили сведения об обычаях, верованиях и обрядах жителей стран, в которых побывали русские моряки.

По возвращении в Россию Крузенштерн и Лисянский начали готовить к изданию книги с описанием трехлетнего кругосветного плавания кораблей. Крузенштерну удалось в 1809–1812 гг. опубликовать свой труд за государственный счет. Лисянский ушел в отставку и лично занялся изданием своего труда. Он выпустил свое сочинение за собственный счет.

Сочинение И. Ф. Крузенштерна о первом кругосветном плавании русских моряков было издано почти во всех европейских странах. Оно было переведено на французский, немецкий, английский, голландский, итальянский, датский и шведский языки, а сочинение Лисянского переведено самим автором на английский язык.

Он скончался в 1837 г. и похоронен в Александро-Невской лавре.

Иван Федорович Крузенштерн остался на военной службе и в 1811 г. был назначен инспектором классов Морского корпуса. В 1815 г., получив отпуск по болезни, он приступил к составлению «Атласа Южного моря», т. е. атласа Тихого океана и восточной части Индийского океана. Много лет посвятил он этому труду. Иван Федорович писал, что при работе над «Атласом» он «основывался на самых верных показаниях, ни одна из них [карт. — Авт.] не списана рабски с другой, уже существующей, но все оне, напротив того, поверены с величайшей точностью, а при малейшем сомнении повержены строгим разыскиваниям, заключающимся в моих записках» [4, с 162]. Его основательная работа с собранными им и Лисянским сведениями, над картами и атласами многочисленных иностранных мореплавателей позволила ему издать в 1823–1827 гг. «Атлас Южного моря» и «Собрание сочинений, служащих разбором и изъяснением «Атласа Южного моря»», и в дальнейшем неустанно пополнять свой «Атлас» новыми сведениями, получаемыми от русских и иностранных мореплавателей, с которыми он поддерживал связь.

В этом труде на основании наблюдений за течениями в Тихом океане Крузенштерн, как писал об этом впоследствии знаменитый океанограф генерал-лейтенант флота Юлий Михайлович Шокальский, пришел к выводу, что «Южно-Экваториальное течение [Южное пассатное течение. — Авт] встретив берега Австралии, дает ветвь, идущую к югу вдоль Австралии». Это течение он назвал Восточно-Австралийским.

Значение «Атласа Южного моря» для развития географической науки велико. «Крузенштерн, — указывалось в его биографии, изданной Российской Академией наук, почетным членом которой он был избран в 1806 г., — с обычным своим терпением и проницательностью принялся за разбор всей громадной массы сведений, накопившихся в продолжении целого столетия. Строго сортируя собранные материалы по степени их достоверности, он шаг за шагом восстанавливал стройный порядок в этом хаосе» [4, с. 162]. Так что недаром «Атлас» Крузенштерна был признан учеными и моряками во всем мире, а самого автора Академии Парижа, Лондона, и Геттингена избрали своим членом-корреспондентом, а Дерптский (Тартуский) университет присвоил ему ученую степень почетного доктора философии.

Крузенштерн оказал значительное влияние на развитие русской географической науки. При его непосредственном участии были организованы выдающиеся путешествия Бэра-Миддендорфа по северным регионам России, кругосветные плавания Коцебу, Врангеля и Литке. Крузенштерн один из первых высказал мысль о необходимости организации экспедиции в Антарктику и написал для нее инструкцию. Начальником экспедиции в Антарктику был назначен по предложению Крузенштерна Ф. Ф. Беллинсгаузен. И совсем не случайно, но именно И. Ф. Крузенштерн был один из 17 членов — учредителей Русского Географического общества в 1845 г.

В 1824 г. Крузенштерн был назначен членом главного правления училищ и комитета для устройства гражданских учебных заведений, в 1826 г. — помощником директора Морского корпуса, а еще через год — директором В этом же 1827 г. он был назначен непременным членом Ученого комитета Морского штаба и членом Адмиралтейств-совета.

За 15 лет руководства Морским корпусом Крузенштерн добился многих преобразований в системе воспитания и обучения кадет и гардемарин. Он во многом успел, стремясь привить новую педагогическую систему, основанную на строгом, но справедливом, внимательном отношении к учащимся, ввел в программу обучения ряд новых дисциплин (химию, начертательную геометрию и ряд других), основал библиотеку и музей, создал отряд учебных кораблей и провел ряд других организационных мероприятий, направленных на улучшение системы преподавания. Он стремился привить учащимся любовь к морю и морской службе. Крузенштерн создал при корпусе офицерские классы для дальнейшего обучения наиболее способных гардемарин, отлично окончивших корпус Эти классы впоследствии были преобразованы в Морскую Академию. И совсем неслучайно именно против здания Морского корпуса на набережной Невы в Петербурге на деньги, собранные по подписке, ему был поставлен 6 ноября 1869 г. бронзовый памятник

Первый русский «плаватель круг света» адмирал И. Ф. Крузенштерн скончался в 1846 г.

Имя И. Ф. Крузенштерна увековечено на карте мира. По его фамилии названы: 1) атолл в Маршалловых островах, Тихий океан. Открыт в 1817 г. и назван так русской экспедицией О. Е. Коцебу на бриге «Рюрик», местное название Аилук; 2) атолл в архипелаге Туамоту. Открыт и назван так в 1816 г. О. Е. Коцебу, местное название Тикахау; 3) гора, Баренцево море, Новая Земля. Открыта и названа так в 1822 г. Ф. П. Литке на бриге «Новая Земля»; 4) гора, Антарктида, Земля Королевы Мод. Открыта и нанесена на карту Советской антарктической экспедицией в 1961 г., названа так в 1966 г.; 5) гора, Охотское море, о. Сахалин; 6) губа, Карское море, западное побережье полуострова Ямал. Нанесена на карту в 1826–1827 гг. и названа так штабс-капитаном Корпуса флотских штурманов И. Н. Ивановым; 7) мыс, Охотское море, Курильские острова, о. Парамушир. Назван так в 1847 г. главным правителем РАК и картографом капитаном 2-го ранга МД. Тебеньковым; 8) мыс, Чукотское море, полуостров Аляска, Открыт в 1816 г. и назван так О. Е. Коцебу; 9) мыс, Северный Ледовитый океан, побережье Северной Америки. Назван так в 1826 г. Д. Франклиным; 10) остров, Берингов пролив, острова Гвоздева (Диомида), на ряде карт назван Малый Диомид Назван английским мореплавателем Ф. Бичи в 1826 г. по фамилии И. Ф. Крузенштерна; 11) пролив, Японское море, восточный проход Корейского пролива; 12) пролив, Охотское море, Курильские острова, между островами Матуа и Ловушки. Назван русским исследователем-путешественником ЛИ. Шренком по фамилии И. Ф. Крузенштерна, открывшего этот пролив в 1805 г.; 13) риф, Тихий океан, к югу от атолла Мидуэй. Открыт в 1805 г. и назван так Ю. Ф. Лисянским; 14) гора на северном острове Новой Зеландии; 15) мыс в заливе Коронации(Канада); 16) надводные камни к юго-западу от Гавайских островов.

Запечатлена на карте и фамилия Ю. Ф. Лисянского: 1) бухта, Тихий океан, побережье Северной Америки, залив Аляска. Названа так в 1888 г. Бюро рыболовства США в честь Ю. Ф. Лисянского. Однако в 1929 г. Береговая служба США заменила это название местным «Барлинг»; 2) залив, Тихий океан, побережье Северной Америки, архипелаг Александра. Назван в 1908 г. в честь Ю. Ф. Лисянского; 3) мыс, Тихий океан, побережье Северной Америки, архипелаг Александра Назван в 1883 г. американским исследователем У. Доллом по фамилии Ю. Ф. Лисянского; 4) остров, Тихий океан, Гавайские острова. Открыт в 1805 г. экспедицией на «Неве». Тогда же назван по фамилии Ю. Ф. Лисянского; 5) подводная гора, Охотское море, Курильские острова. Открыта и обследована на НИС «Витязь» в 1949–1955 гг. Тогда же названа по фамилии Ю. Ф. Лисянского; 6) полуостров, Охотское море к востоку от г. Охотск; 7) полуостров, Тихий океан, побережье Северной Америки, архипелаг Александра Назван в 1883 г. американским исследователем У. Доллом по фамилии Ю. Ф. Лисянского; 8) пролив, Тихий океан, побережье Северной Америки, архипелаг Александра Назван американским исследователем у. Доллом по фамилии Ю. Ф. Лисянского; 9) река, Тихий океан, побережье Северной Америки, архипелаг Александра Названа в 1955 г. по заливу Лисянского.

Глава 2
ДВАЖДЫ ЗА ЖИЗНЬ ПОБЕГ ИЗ ПЛЕНА

16 мая 1809 г. над гаванью южноафриканского порта Саймонсгаун задул сильный северо-западный ветер. В глубине гавани, недалеко от английского адмиральского корабля «Прозерпина» в окружении кораблей английской эскадры стоял на двух якорях со снятыми парусами российский военный трехмачтовый шлюп «Диана». Еще в апреле 1808 г. «Диана» была задержана англичанами в связи с началом боевых действий между Россией и Англией. И это произошло несмотря на то, что ее командир лейтенант Василий Михайлович Головнин имел специальный пропуск английского правительства, дающий право заниматься научными исследованиями в английских водах невзирая на возможное начало военных действий.

С наступлением сумерек налетел шквал с дождем, стало пасмурно. Командир шлюпа приказал привязать штормовые стаксели. В половине седьмого вечера экипаж обрубил якорные канаты и шлюп вышел в океан.

Тотчас же с флагманского корабля англичан, который не был готов к преследованию, так как на нем даже паруса не были привязаны к реям, последовал приказ о задержании шлюпа. Но и остальные английские суда не были готовы к выходу в море, а на некоторых из них пушечные порты были плотно закрыты. «Диана» беспрепятственно вышла из гавани и залива, а уже к десяти часам вечера шлюп несся в океане под всеми парусами.

Замысел его командира блестяще удался благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, при подготовке дерзкого побега командир «Дианы» тщательно изучил характер господствующих ветров в районе Саймонстауна. «Я знал, — писал впоследствии В. М. Головнин, — что во всех гаванях и рейдах, лежащих при высоких гористых берегах, ветра очень часто дуют не те, какие в то время бывают в открытом море, а потому я хотел точно узнать, какое здесь имеют отношение прибрежные ветры к морским. На сей конец я часто на шлюпке езжал в Фале-Бай [Фолс-бей. — Авт.], брал с собой компас и замечал силу и направление ветра; на шлюпе то же в те же часы делалось» [6, с 68].

В результате наблюдений он установил, что если в заливе, где стояла «Диана», дует северо-западный или западный ветер при ясной или облачной, но сухой погоде, то в открытом море в это же время дуют юго-западные, южные или даже юго-восточные ветры, т. е. препятствующие намерению выйти в океан и скрыться от погони. Но когда северо-западный и западный ветры «начнут дуть крепкими шквалами, принесут облачную мокрую погоду и дождливые тучи, быстро по воздуху несущиеся к юго-востоку, тогда можно смело быть уверенным, что и в открытом море тот же ветер дует» [6, с 68]. Эти наблюдения позволили В. М. Головнину точно определить благоприятный момент для побега из плена.

И во-вторых, все задуманное блестяще удалось благодаря отличной выучке экипажа. Миновав суда, стоявшие в заливе, и вступив в проход, ведущий в океан, на шлюпе сразу же стали поднимать брам-стеньги и привязывать паруса. За два часа, несмотря на крепкий ветер, дождь и темноту, удалось поставить все основные штатные паруса. «Офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые работали до одного на марсах и реях… В 10 часов вечера мы были в открытом океане. Таким образом кончилось наше задержание или, лучше сказать, наш арест на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся год и 25 дней» [6, с 68,69].

Приведенные обстоятельства ярко характеризуют личность командира «Дианы», его смелость, решительность и высочайший профессионализм. За время предшествующей службы во флоте он многому научился, многое постиг.

Василий Михайлович Головнин родился 8 апреля 1776 г. в небогатой дворянской семье. В десятилетнем возрасте он потерял родителей. Когда ему исполнилось 13 лет, то близкие родственники направили его в Морской кадетский корпус

В 1790 г. он был произведен в гардемарины и назначен на корабль «Не тронь меня». Во время Русско-шведской войны 1788–1790 гг. он участвовал в двух морских сражениях — Красногорском и Выборгском — и за проявленную отвагу и храбрость был награжден медалью.

Через два года Головнин успешно закончил курс теоретического учения. По существующим тогда порядкам, он не мог быть выпущен из корпуса офицером, пока не достигнет семнадцатилетнего возраста, и был оставлен при корпусе еще на год. Важно, что этот год Головнин использовал для углубленного изучения словесности, истории, физики, естественной истории (т. е. наук о трех царствах природы: минералах, растительном и животном мире), английского, французского и шведского языков.

В 1793 г. он окончил Морской корпус и был произведен в мичманы. Головнин стал плавать на судах Кронштадтской эскадры в Балтийском море. В 1795–1796 гг. он на фрегате «Рафаил», входившем в состав эскадры вице-адмирала П. И. Ханыкова, плавал у берегов Англии и в Северном море.

В 1798–1800 гг., уже будучи лейтенантом, B. M. Головнин, к тому времени уже достаточно владевший английским языком, являлся флаг-офицером (начальником штаба) вице-адмирала M. X. Макарова, командира русской эскадры, находившейся в крейсерстве в Северном море и у о. Тексель, где базировался союзный французам голландский флот.

В 1802 г. его в числе двенадцати наиболее способных морских офицеров направили в Англию для прохождения стажировки. В течение почти четырех лет он служил волонтером на английских судах, плавал в Карибском и Средиземном морях, пересек экватор, участвовал в морских сражениях, блокаде Кадиса и Тулона. После очередного боя и ночной абордажной схватки капитан английского фрегата «Фисгард» писал в донесении, что русский волонтер Головнин «дрался с необыкновенной отвагой и был так счастлив, что остался невредим». Знаменитый английский адмирал Г. Нельсон весьма лестно отзывался о русском лейтенанте [7, с 222].

В 1806 г. В. М. Головнин возвратился на родину и представил в Морское министерство доклад «Сравнительные замечания о состоянии английского и русского флотов», а также составленный им свод «Военных морских сигналов», которыми русские моряки пользовались не менее четверти века. Император Александр I по ходатайству морского министра пожаловал лейтенанту ценный перстень и значительную сумму денег. В 1807 г. за участие в 18 морских кампаниях он был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (о чем он, кстати, узнал только прибыв в 1809 г. на Камчатку).

Так что совсем неслучайно и не по протекции, а по заслугам, знаниям и опыту именно B. M. Головнина назначили командиром шлюпа «Диана», отправлявшегося в кругосветное плавание. «Диана» была первым судном, построенном на отечественной верфи и совершившим плавание из Кронштадта в Петропавловский порт на Камчатке и в Русскую Америку.

Это был трехмачтовый 16-пушечный шлюп водоизмещением 300 тонн и длиной 91 фут (27,75 м). Экипаж шлюпа был сформирован из 60 добровольцев. На должность старшего офицера В. М. Головнин пригласил лейтенанта Петра Ивановича Рикорда, прошедшего хорошую морскую школу на кораблях русской эскадры, плававших в Северном море и у берегов Голландии в 1795–1798 гг., а затем будучи волонтером на английских кораблях.

Адмиралтейский департамент определил цели, поставленные перед командиром «Дианы» в этом плавании, и методы научных исследований в специальной инструкции. Главной целью являлась «опись малоизвестных земель, лежащих на Восточном [Тихом. — Авт.] океане и сопредельных российским владениям в восточном крае Азии и на северо-западном берегу Америки» [6, с 225], а также доставка в главный тихоокеанский порт России — Охотск предметов снабжения и вооружения, в том числе и тяжеловесных (якоря, пушки и др.).

В ходе исследований командир «Дианы» должен был делать подробные описания земель и островов, не отмеченных на карте, и определять их координаты, производить тщательные промеры, собирать сведения о «прикладном часе (средний промежуток времени между прохождением луны через меридиан данного порта или залива и моментом наступления полной воды) и прочих обстоятельствах полных вод, о господствующих ветрах, о признаках их и проч. Также, если случится… заметить судно, построенное особенным образом, для особливого какого-нибудь намерения, морской порядок, наблюдаемый в команде и содержании служителей, инструмент какой-нибудь новый или употребляемый с лучшим успехом, нежели у нас», — этого также не оставлять без внимания.

При плавании в районе дальневосточных владений России предлагалось определять возможность постоянного судоходства и собрать сведения о климате и экономике тех мест, «кои пристанищем служить могут». Также инструкция предусматривала сбор командиром «Дианы» сведений, касающихся развития военно-морского искусства в посещаемых странах. Но отмечалось, что собирать необходимо не только данные, имеющие непосредственное отношение к морскому искусству, но и все новое, полезное, любопытное, служащее к расширению «познаний человеческих во всех частях» [8, с 166].

Сначала предполагалось, что «Диана» поплывет на Дальний Восток вместе с «Невой», загруженной РАК своими грузами, которой командовал лейтенант Леонтий Андрианович Гагемейстер. Причем задача «Дианы» будет заключаться в конвоировании «Невы», но постройка и переоборудование «Дианы» затянулись, «Нева» вышла в плавание из Кронштадта 20 октября 1806 г., обогнула мыс Доброй Надежды, а затем о. Тасмания у южного побережья Австралии и благополучно добралась одна до Ново-Архангельска 13 сентября 1807 г.

«Диана» вышла из Кронштадта 25 июля 1807 г. и, зайдя по пути в Хельсинёр (Дания), уже в сентябре была в Портсмуте. Там В. М. Головнин прочел в газетах о назревавшей войне между Англией и Россией и отправился в Лондон, чтобы получить от английского правительства охранный документ, разрешающий «Диане» плавание с научными целями в английских водах и предохраняющий от захвата корабля англичанами в случае начала войны. Через три недели охранный документ был у него на руках, но этим не закончились его мытарства, связанные с закупкой добавочного провианта. Теперь дело тянули английские таможенники. О нравах в английской таможне Головнин выразился довольно резко: «Все знают, что подлее, бесчестнее, наглее, корыстолюбивее и бесчеловечнее английских таможенных служителей нет класса людей в целом свете» [6, с 32].

Согласно договоренности русского посла с английским правительством, торговый департамент должен был снабдить «Диану» всем необходимым Несмотря на это английские таможенники потребовали от Головнина уплаты большой пошлины, которая взималась обычно с купеческих судов. Только после вмешательства посольства, к которому обратился Головнин, русским морякам удалось беспошлинно получить к 27 октября необходимые запасы продовольствия.

Ряд исследователей высказывают мнение, что, возможно, английские таможенники действовали исключительно медленно по специальным указаниям своего правительства. Действительно, вскоре после ухода «Дианы» из Портсмута Россия объявила войну Англии и находившиеся одновременно с «Дианой» в Портсмуте фрегат «Спешный» и транспорт «Вильгемина» были задержаны. Имевшиеся на них грузы, в частности, золото и серебро, на сумму около двух миллионов рублей, конфискованы [1, с. 156].

«Диана» пересекла Атлантику, и на о. Св. Екатерины (Бразилия), куда она прибыла 2 января 1808 г., был проведен ремонт (заменили одну из треснувших стеньг) и пополнены запасы продовольствия и пресной воды.

Головнин определил географические координаты острова и сделал подробное описание гавани и ее укреплений. «Сей порт, — писал Головнин, — есть один из самых безопаснейших в целом свете; он способен вместить величайший военный или торговый флот». Однако укрепления этого бразильского порта, принадлежавшего в то время, как и вся Бразилия, португальцам, находились в самом запущенном состоянии. Солдаты гарнизона были плохо одеты, ружья у часовых покрыты ржавчиной. «Бледные, голодные лица явно показывали, что это были португальские войска», — отмечал он [8, с 167].

Затем шлюп после десятидневной стоянки у о. Св. Екатерины направился к мысу Горн, где попал в полосу длительных жестоких штормов. Постоянные противные ветры почти месяц не давали возможности продвинуться на запад. Команда была совершенно измучена работой с парусами. Матросам, промокшим на вахте, негде было просушить одежду; ко всему у некоторых моряков появились признаки цинги.

29 февраля B. M. Головнин вновь проявил свой решительный характер и повернул на восток, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды и добраться до Тихого океана через Индийский., т. е. координально изменил план плавания на Камчатку.

Через 53 дня плавания «Диана» 20 апреля 1808 г. стала на якорь в Саймонсгауне у мыса Доброй Надежды, где базировалась английская эскадра. Там командующий английской эскадры объявил Головнину о начале войны между Россией и Англией Несмотря на наличие у Головнина специального разрешения английского правительства на проведение научных исследований, командующий английской эскадрой задержал «Диану» до получения соответствующих указаний от своего правительства, которому он, по его словам, послал запрос

Даже вынужденное пребывание на территории Южной Африки Головнин использовал для продолжения проведения научных исследований. Он составил подробное описание самого мыса Доброй Надежды, изучал климат, флору, фауну, экономику, быт и нравы местного населения.

Он нашел множество подтверждений тому, что английские и голландские колонизаторы в Южной Африке норовят любыми путями получить побольше прибыли: «Взять лишнее за проданные вещи или мало дать за купленные уже более никто не называет обманами, а коммерческими расчетами», — писал он [8, с 168].

Прошло несколько месяцев, а ответа от английского правительства не поступило. На «Диане» заканчивались запасы продуктов. Английский адмирал отказался снабдить шлюп провизией и предложил Головнину посылать русских моряков на английские корабли для участия в ремонтных работах. За это он обещал кормить русских. Головнин отверг это издевательское требование. Вероятно, именно тогда он решил любым путем вырваться из плена. «Уверившись, что в этом деле между англичанами и мной справедливость на моей стороне, — вспоминал он, — я решился, не теряя первого удобного случая, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности, уйти из залива и плыть прямо на Камчатку [8, с 168]. О том, как он выполнил дерзкий побег из плена, рассказано в начале главы.

Вырвавшись из плена, В.М Головнин пошел сперва на юг до параллели 40° ю. ш., а затем повернул на восток в обход с юга Австралии, в порты которой он решил не заходить из-за боязни повторного пленения.

25 мая на рассвете «Диана» подошла к о. Тана (архипелаг Новые Гебриды), расположенному севернее о. Анаттом (Анейтьюм). «Сей остров, — вспоминал Головнин, — приметен курящейся на нем огнедышащей горой… Извержение сей горы имело величественный вид: сколь мы не устали от дневных наших трудов, но не скоро оставили палубу, любуясь столь прекрасной и вместе страшной картиной природы» [8, с 169]. Головнин сделал зарисовки о. Тана и ряда ближайших островов.

Утром следующего дня Головнин решил зайти в порт Резолюшн, чтобы осмотреть его. Пройдя несколько миль вдоль берега, он убедился, что корабль входит не в залив, а в небольшую гавань, вход в которую закрыт рифом. Он приказал лечь на обратный курс Но в этот момент ветер переменился, и «Диану» понесло на риф. Все усилия моряков спасти корабль были безрезультатны: они пытались стать на якорь, но из-за большой глубины сделать этого не смогли, затем попытались оттащить шлюп на буксире спущенных шлюпок, но и этого не смогли сделать. Только неожиданная благоприятная перемена направления ветра спасла корабль от гибели.

В порту Резолюшн морякам с «Дианы» удалось пополнить запасы провизии и пресной воды. Во время пребывания на острове Головнин собрал немало сведений о быте и нравах островитян. Пришлось ему отметить, что жители тихоокеанских островов «считают европейцев голодными бродягами, которые скитаются по морям для снискания себе пищи» [8, с, 170]. А грабежи и насилие со стороны многих европейских моряков многие из них оправдывают тем, что описывают тихоокеанских туземцев как воров и разбойников.

Убедившись, что моряки «Дианы» не принадлежат к числу подобных европейцев, жители о. Тана отнеслись к русским довольно приветливо. Вождю местного племени и его сыновьям были преподнесены подарки, что вызвало «полную от них [островитян. — Авт.] доверенность». 31 мая «Диана» снялась с якоря, а местные жители тепло проводили русских моряков.

23 сентября моряки «Дианы» увидели берега Камчатки, и через двое суток шлюп вошел в гавань Петропавловска-Камчатского. Именно там Головнин получил известие о награждении еще в 1807 г. орденом Св. Георгия 4-й степени «За осьмнадцать морских кампаний» и орденом Св. Владимира 4-й степени «За благополучное совершение многотрудного путешествия».

На Камчатке Головнин с энергией и настойчивостью стал собирать обширные сведения о флоре и фауне края, о населявших его народностях. Он собрал материал, свидетельствующий о положительной роли русских людей, которые принесли на Камчатку более высокую культуру, содействовали освоению местными жителями земледелием и животноводством (до прихода туда русских у камчадал в числе домашних животных были лишь собаки). В своих записках Головнин отмечал, что камчадалы легко воспринимали обычаи русских.

Весной 1810 г. уже капитан-лейтенант В. М. Головнин плавал к берегам Северной Америки в Ново-Архангельск на о. Ситха для доставки продовольствия жителям поселений РАК, причем на пути были проведены некоторые гидрографические работы. Весной следующего года ему был поручено произвести опись южных Курильских и Алеутских островов, а также Татарского берега (Приморья) к северу до р. Уда и Шантарских островов в Охотском море. Было решено начать опись с Курильских островов, чтобы затем проследовать к восточному берегу Сахалина, а далее к Татарскому проливу (или заливу, tjc еще было неизвестно точно, что Сахалин — остров).

Начал он исследования с описи ряда Курильских островов. Любопытно, как Головнин расшифровал само название «Курильские острова»: «Цепь или гряду островов, лежащих между мысом Камчатки и Японией, Курильскими островами, наименовали русские, писал он, — ибо, увидев с

Камчатского берега дымящиеся на сих островах сопки, они назвали их Курилы, от слова курящиеся, а от того и самые острова получили свое название; природные же жители оных на своем языке не знают никакого имени для названия сей гряды вообще, но имеют только собственные имена каждому острову в особенности» [8, с 171,172].

Не все ученые согласны полностью с этим высказыванием Головнина. Так, по словам академика С. П. Крашенинникова, одного из первых исследователей Камчатки, название «Курилы» было заимствовано казаками от камчадалов, которые называли обитателей Южной Камчатки (потомков айнов, обитателей Курильских островов, смешавшихся с камчадалами) кушин (куши) или кужин. В языке камчадалов (ительменов) нет звука «р», и там, где другие народы употребляют этот звук, камчадалы произносят «ж». Вот казаки, первые русские на Камчатке, и переделали (как и ряд других ительменских слов) кужин в кури, а затем и назвали острова, где обитали айны, Курильскими.

Важно, что Головнин считал вообще правильным называть вновь открытые или впервые описываемые острова так, как это делают местные жители. Вот его слова: «Здравый рассудок, справедливость и польза географии требуют, чтобы населенные части земного шара назывались так, как они жителями своими именуются» [1, с. 233]. Только некоторые проливы и необитаемые острова, не имевшие у курильцев названий, получили их от Головнина и большинство из них сохранились до сих пор.

25 апреля 1811 г. Головнин, прорубив лед в Петропавловской гавани, вывел «Диану» в Авачинскую губу и 4 мая вышел в море. 14 мая Головнин подошел к проливу Надежды, где ранее Крузенштерн закончил опись островов, начатую им с самого северного острова. А теперь Головнин продолжил опись именно с пролива Надежды. Он составил для своих офицеров, которые участвовали в определении координат островов, специальную инструкцию. «Сей-то инструкции, — писал впоследствии И. Ф. Крузенштерн, — и точному исполнению оной со стороны искусных его офицеров обязаны мы любопытным известиям, в его журнале находящимся, касательно жителей Курильских островов» [8, с 172].

Погода благоприятствовала командиру «Дианы», и он сумел астрономическим способом определить географические координаты всех остальных островов Курильской гряды — от о. Матуа до северного побережья о. Хоккайдо. Всего было определено астрономическим способом более 30 пунктов.

Головнин составил точную карту Курильских островов, уточнив все собранные ранее различными мореплавателями сведения о них. Так, о. Райкоке, положенный на карту Крузенштерном, он назвал о. Матуа, а Райкоке — это остров, расположенный севернее. Он обследовал острова Ушишир, названный академиком П. С. Палласом 14-м островом, и установил, что это не один, а два рядом лежащих острова.

Описанные экспедицией на «Диане» два острова получили название Ушишир потому, что на языке коренных обитателей Курил айнов это слово означает «бухтовая земля». Дело в том, что один из этих островков имеет вид кольца, прорванного на юге и обрамляющего бухту на месте кратера вулкана. А небольшие острова Чирпоев и Брат Чирпоев (Черные братья) получили названия от айнского слова «чири-пои» — «мелкие птицы». По-айнски Симушир — «большой или обширный остров», Уруп — «лосось», Кунашир — «чёрный остров» (очевидно, из-за наличия темно-хвойных лесов из сахалинской пихты и «мелкосеменной ели» [9, с. 118, 164,173,183,186].

Пролив между островами Кетоем и Симушир был назван в честь шлюпа проливом Дианы, а пролив между островами Кунашир и Итуруп — проливом Екатерины (в честь транспорта «Екатерина», на котором через этот пролив в 1793 г. прошло русское посольство в Японию.

Уже тогда, когда В. М. Головнина не было на борту «Дианы», вступивший в командование шлюпом старший офицер П. И. Рикорд назвал в его честь пролив между островами Матуа и Райкоке.

Продвигаясь от острова к острову, В. М. Головнин описал о. Расшуа с высокими дикими утесами на побережье, о. Кетой с конусообразными вершинами сопок, обследовал острова Ушишир — два рядом лежащих острова. Им было установлено, что между о. Расшуа и островами Ушишир расположена группа скал, названных островами Среднего в честь подштурмана B. M. Среднего, первым увидевшего их в 1811 г.

Экспедиция обследовала о. Симушир. На северной стороне о. Симушир была описана гавань, которую курильцы называли «То, что означает озеро». О. Симушир, имеющий примерно протяженность с юго-запада на северо-восток до 60 км, был необитаем, но айны с соседних островов добирались до него с целью промысла. «Капитан Головнин, — писал Крузенштерн, — обошел его кругом в самом малом расстоянии, не нашел нигде никакой опасности. К нему можно было приблизиться даже на милю, только с восточной стороны» [8, с 172]. Так же подробно были обследованы острова Черные братья и о. Броутона, западная часть Урупа и ряд отдельных скал. На Итурупе и Кунашире были описаны отдельные участки побережья.

Исследования B. М. Головнина во многом изменили представления географов и моряков о Курильской гряде. До плавания В. М. Головнина географические координаты отдельных географических объектов на островах и картографические изображения их, а также проливов грешили неточностями. Особенно много искажений было в отношении географической долготы. Некоторые острова были нанесены на карты дважды под разными названиями, а площадь других оказалась на картах чуть ли не в 5—10 раз больше, чем на самом деле. Даже на картах И. Ф. Крузенштерна, где весьма точно отображалось географическое положение северных островов гряды, названия ряда южных Курильских островов были перепутаны (например, Матуа был назван Райкоке, Ушишир — Расшуа, Кетой — Ушишир). На карте французского путешественника и морехода Ж. Ф. Лаперуза между островами Симушир и Уруп помещались четыре острова — «четыре брата», а фактически там их было три. Существенные у него были ошибки в расстояниях и определении положения отдельных островов. Все это было исправлено В. М. Головниным

Головнин точно установил, что Курильская гряда состоит из 24 островов, а не из 21, как это считали до этого. Подводя итог работы по описи Курил, проведенных Головниным, Крузенштерн заключил; «Данные на всех картах именуемы они были различно: сим путешествием наконец они проверены» [8, с 172].

Айны на обследованных островах считали себя под данными России, а жители о. Рашуа даже показали Головнину специальную грамоту, выданную им в конце XVIII в. сибирским генерал-губернатором.

Затем Головнин направился далее на юг, намереваясь описать остальные южные острова Курильской гряды, на которых к тому времени обосновались японцы. Он решил подойти к о. Кунашир, на котором находилось селение и безопасная гавань, где намеревался приобрести провиант и дрова, а также пополнить запас пресной воды. Постоянные неблагоприятные ветры и густые туманы не позволили «Диане» подойти к берегу. Более двух недель шлюп лавировал у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан. Наконец вечером 4 июля 1811 г. «Диана» подошла к длинной косе, составляющей восточную сторону гавани о. Кунашир, и стала на якорь.

Командир шлюпа надеялся войти в сношения с японцами в крепости на берегу и попытаться за плату получить необходимое продовольствие, запастись питьевой водой и дровами, но японцы избегали русских моряков. Продовольственные припасы они складывали на берегу, а моряки, забирая их, оставляли взамен деньги. На берегу удалось наполните бочки пресной водой и запастись дровами.

Через неделю после прихода шлюпа к острову по приглашению начальника крепости В. М. Головнин вместе с мичманом Федором Муром, штурманом Андреем Хлебниковым, матросами Симоновым, Макаровым, Шкаевым, Васильевым и переводчиком курильцем Алексеем отправился на переговоры с японскими чиновниками. Офицеры были при саблях, карманный же пистолет штурмана годился более для подачи сигнала, чем для обороны. Другого оружия у В М. Головнина и его спутников не было, поэтому по приказу начальника крепости, в распоряжении которого находилось несколько сотен вооруженных пиками, саблями и ружьями солдат, японцам удалось вероломно схватить русских моряков.

Пленников перевезли с о. Кунашир в г. Хакодатэ на о. Хоккайдо, а затем в губернский город Мацмай (ныне Фукуяма) и заключили в тюрьму. Головнина посадили в отдельную темную и сырую камеру. Но и в этих условиях Головнин не прекращал внимательно наблюдать за японцами, за их нравами и обычаями. Все, что он наблюдал во время прогулок и узнавал из разговоров с охранниками, Головнин старался запомнить. В этом помогал ему своеобразный «журнал» из ниток, облегчавший ему запоминание. Каждому примечательному событию, о котором Головнину удалось узнать, в этом «журнале» соответствовала нитка определенного цвета. Сами нитки выдергивались из манжет, подкладки мундира или шарфа. Затем нитки сплетались в узелок. Этот «журнал-дневник» помог ему впоследствии написать свое замечательное произведение о пребывании в плену у японцев.

Как впоследствии писал Головнин, японцы были напуганы появлением русского военного корабля у побережья о. Кунашир. Во время переговоров как с офицерами шлюпа, так и с самим Головниным японцы упоминали о деятельности на Сахалине в 1806 и 1807 гг. лейтенанта Николая Александровича Хвостова. Дело в том, что после возвращения в Новоархангельск из Калифорнии в 1806 г. бывший глава посольства в Японии Н. П. Резанов принял важное решение. Он поручил лейтенанту Николаю Александровичу Хвостову, который командовал трехмачтовым торговым судном РАК «Юнона», и лейтенанту Гавриилу Ивановичу Давыдову, командиру восьмипушечного тендера «Авось», выполнение своих планов, связанных с тем, чтобы путем применения военной силы обязать японские власти дать согласие на ведение торговли с Русской Америкой, т. е. сделать то, чего ему не удалось добиться дипломатическим путем.

Н. П. Резанову было известно, что на Сахалине нет русских поселений, хотя остров и считался владением Российской империи. Японцы, воспользовавшись отсутствием на Сахалине русских властей, начали колонизацию его южной части и создали там свои фактории. Они приплывали на летний сезон для ловли рыбы и жили в так называемых летниках — легких жилищах. А ведь еще во время переговоров в Нагасаки в меморандуме японскому правительству Резанов предупреждал, «чтобы японская империя далее северной оконечности острова Матсмая (ныне о. Хоккайдо) отнюдь владений своих не простирала», и грозил в случае «вторичного неуважения» принять «меры, которые в народе будут гибельны и невозвратные произведут потери». Уже 15 февраля 1806 г. в донесении императору Александру I Резанов доложил о своем намерении в будущем году отправиться «к берегам японским» и вытеснить «из Сахалина водворение на нем соседий наших» и прислать в Русскую Америку «колонию пленных» [5, с. 107]

О его замысле позже Г. И. Давыдов писал; «Все заведения их на нем [Сахалине. — Авт.] истребить, все, что можно, забрать с собою, остальное же отдать жителям острова или предать огню. Сахалинцев же взять под свое покровительство, раздать старшинам серебряные медали и объявить их российскими подданными. Сверх сего захватить несколько японцев, а особенно стараться взять их жреца с кумирнею и со всем в ней идолами и утварями… Взятых японцев отвезти в Охотск, содержать их как можно лучше. Позволить жрецу отправлять всякое по обрядам их священнослужение и по прошествии года всех отвезти обратно в Японию, дабы они рассказывали о поступках наших с ними и чрез то внушили бы народу лучшую к нам доверенность» [1, с 234].

Когда «Юнона» и «Авось» прибыли в Охотск, Н. П. Резанов поручил Хвостову и Давыдову пройти в бухту Анива «и, будя найдете японские суда, истребить их, людей годных в работу и здоровых» доставить в Ново — Архангельск, а других отправить на северную оконечность Матсмая (о. Хоккайдо) и через них оповестить японские власти, что посещать Сахалин японцам можно только «приезжая для торга, к которому россияне всегда готовы будут».

Трудно представить, чтобы Н. П. Резанов не понимал, что не имеет полномочий от правительства России на подобные действия, но он, видимо, решил, что победителей не судят, и в случае получения согласия от японских властей на торговлю с Русской Америкой власти в Санкт-Петербурге ему все простят. Одновременно он Н. А. Хвостову внушал, что «всюду сколько можно сохранять человечество, ибо весь предмет жестокости не против частных людей обращен быть должен, но против правительства, которое, лишая их торговли, держит в жестокой неволе и бедности» [5, с. 107].

Помимо решения главной задачи Н. П. Резанов поручил Н. А. Хвостову пройти к о. Уруп (Курильская гряда) и выяснить состояние посланной туда еще в 1795 г. небольшой артели промышленников во главе с Василием Звездочетовым. Но как позднее выяснилось, эта колония прекратила свое существование в 1805 г. после смерти Звездочетова, а промышленники сумели перебраться на Камчатку, доставив туда много ценной пушнины.

Накануне отъезда из Охотска Н. П. Резанов заколебался, изменил свое решение по поводу действий на Сахалине и предписал НА Хвостову прямо следовать в Ново-Архангельск, и только «ежели ветры без потери времени обяжут зайти в губу Анива, то старайтесь обласкать сахалинцев подарками и медалями и взгляните, в каком состоянии водворение японцев в нем находится. Довольно исполнение и сего сделает вам чести, а больше всего возвращение ваше в Америку, существенную пользу приносящее, должно быть главным и первым предметом вашего усердия» [5, с 107].

Г. И. Давыдов на тендере «Авось» отплыл в Петропавловский порт, а НА. Хвостов, получив столь противоречивые указания, отправился на берег к Резанову за разъяснениями и более четкими указаниями, но тот уже выехал из Охотска (по дороге на запад Н. П. Резанов заболел и скончался в Красноярске 1 марта 1807 г.).

Н. А. Хвостов, человек отважный и честолюбивый, но склонный по своему характеру и нраву к авантюрным поступкам, начал действовать в соответствии с первоначальной инструкцией. Выйдя из Охотска 25 сентября, он направился в залив Анива, там «он захватил четырех японцев [купцов. — Авт.] взял из их магазинов до 1200 пудов зерна, соли и разных вещей, сжег остальные их магазины с припасами» [5, с 108]. Одновременно он обласкал и одарил коренных жителей Сахалина айнов и вручил айнским старшинам документы, подтверждающие право России на Южный Сахалин.

Возвратившись в Петропавловский порт 8 ноября, НА Хвостов застал там тендер «Авось». Он собрался сразу же отправиться вместе с Г. И. Давыдовым для разорения японских факторий на Южных Курилах «в отомщение, — как писал он Г. И. Давыдову, — Японской империи, считающей себя неприступною, за отказ, сделанный Российскому посольству» [1, с 235]. Правда, состояние обоих судов не позволило сделать это немедленно.

4 мая 1807 г. «Юнона» под командованием НА. Хвостова и «Авось» под командованием Г. И. Давыдова, которому в предыдущем году присвоили чин лейтенанта, покинули Петропавловский порт и двинулись вдоль Курильской гряды — одно судно шло по северную сторону, другое по южную — для проведения описи. На о. Уруп были сожжены японские склады, а 19 мая в бухте Найбо о. Итуруп захвачены еще 5 японцев, а запасы их розданы курильцам В бухте Шана того же острова было разрушено японское укрепление, конфискованы японские товары и погружены на суда, а селение и склады сожжены. Были сожжены также японские склады на о. Кунашир.

В начале июня «Юнона» и «Авось» подходили к о. Хоккайдо, а затем ушли в залив Анива, где было сожжено еще несколько японских построек Там была основана русская колония, просуществовавшая до 1847 г. (ряд историков, в частности д.и.н. АИ. Алексеев, выражает сомнение в существовании этой колонии [10, с 108]. Затем они возвратились к о. Хоккайдо, где были освобождены все захваченные японцы, за исключением двух, оставленных в качестве переводчиков.

В письме губернатору Эдзо (южная часть о. Хоккайдо), отправленному через отпущенных японцев, НА Хвостов писал, что «соседство России и Японии заставило желать дружеских связей и торговли», но отказ посольству в Нагасаки и «распространение торговли японцев по Курильским островам и Сахалину, яко владениям Российской империи, принудило, наконец, сию державу употреблять другие меры» [5, с 108].

16 июля 1807 г. «Юнона» и «Авось» возвратились в Охотск с полным грузом захваченных товаров. Там начальник Охотского порта капитан 2-го ранга И. Н. Бухарин оценил действия Хвостова и Давыдова как самоуправство, арестовал их и подверг строгому допросу. Через 2 месяца оба арестованных бежали из-под стражи и в мае 1808 г. добрались до столицы. В связи с войной со Швецией в качестве наказания их отправили в Финляндию, где шли боевые действия. Проявившие храбрость моряки, командовавшие канонерскими лодками, были представлены к наградам: НА. Хвостов — орденом Св. Владимира 4-й степени, а Г. И. Давыдов — орденом Св. Георгия 4-й степени.

Одновременно Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев поведение офицеров на Дальнем Востоке, признала их виновными в бесчинствах против японцев и постановила предать обоих военному суду. Резолюция императора Александра I на докладе Адмиралтейств-коллегии гласила: «Не получение награждений в Финляндии послужит сим офицерам [Хвостову и Давыдову. — Авт.] в наказание за своевольства против японцев» [11, с 129]. Жизнь обоих моряков закончилась трагически — 4 октября 1809 г. при разводе мостов они утонули в Неве.

Теперь вернемся к Головнину и его сослуживцам, вероломно плененным японцами. Изложенные выше действия Хвостова японцы вспоминали при каждой встрече с плененным Головниным, несмотря на его объяснения, «что прежние суда были торговые, нападали на них без воли правительства, за что начальники оных наказаны» [6, с 144]. Японцы, по-видимому, объяснениям командира «Дианы» не особенно верили, а может быть, и знали, что дело было не совсем так. А может быть, их недоверчивость возросла за счет того, что на «Диане» до пленения Головнина производились артиллерийские учения.

После взятия в плен Головнина в командование шлюпом вступил старший офицер лейтенант Петр Иванович Рикорд. Он попытался, открыв по крепости артиллерийский огонь, вынудить японцев к переговорам Ему удалось подавить японскую батарею. На «Диане» остался только 51 моряк С таким количеством бойцов Рикорд не в состоянии был высадить десант и отбить пленников у многочисленного отряда японцев. «Не имея достаточного числа людей на шлюпе, коими можно было сделать высадку, — вспоминал Рикорд, — не в состоянии были мы предпринять ничего решительного в пользу наших несчастных товарищей, хотя все матросы и офицеры экипажа «Дианы» были полны решимости броситься в середину города и мстящею рукою или доставить соотечественникам свободу или заплатить дорогою ценою за коварство японцев, пожертвовать самою жизнью» [8, с 174].

Убедившись, что ничего существенного предпринимать нельзя было, 14 июля Рикорд снялся с якоря и через 16 дней прибыл в Охотск.

А Головнин и его пленные сослуживцы, привезенные в г. Мацмай, весной 1812 г. были переведены из тюрьмы в дом, находившийся в тюремной крепости. Их стали выпускать на прогулку за пределы крепости. Из разговоров с переводчиком Головнин сделал вывод, что надежд на освобождение нет, так как японское правительство по — прежнему не предпринимало меры к переговорам с Россией и не обсуждало дальнейшую судьбу пленных с кем-либо из российских представителей. Головнин и его подчиненные решили бежать из плена.

Началась подготовка к побегу. Из своего скромного тюремного пайка пленные сэкономили небольшие запасы продовольствия. Штурман Хлебников из двух иголок и небольшой медной пластинки смастерил примитивный компас, матросы заготовили огниво. С большим трудом моряки раздобыли старое, покрытое ржавчиной долото, с помощью которого под крепостной стеной был сделан подкоп. 24 апреля пленники оказались на воле.

9 дней они скрывались в горах, а затем пробрались к морю. Им посчастливилось найти рыбацкий баркас, но ослабевшие и обессиленные голодом и скитаниями по горам моряки не смогли сдвинуть его с места и столкнуть в воду. Беглецы решили перебраться на необитаемый островок, чтобы отдохнуть и набраться сил, но были обнаружены и схвачены японскими стражами.

Беглецов снова заточили в тюрьму, охрана была усилена. При разборе обстоятельств побега японским губернатором В. М. Головнин всю вину взял на себя, заявив, что это он принудил моряков совершить побег, а они побоялись ослушаться, и поэтому просил наказать только его самого. К счастью, губернатор посчитал, что у беглецов не было намерения нанести вред японцам, и не стал их строго наказывать.

На следующий год 22 июля 1812 г. отремонтированная «Диана», экипаж которой был увеличен на 11 моряков, вместе с бригом «Зотик» (последний под командой одного из офицеров «Дианы» лейтенанта Никандра Ивановича Филатова) вышли в море. На борту «Дианы» находились специально присланный из России японец Леонзаймо, захваченный на Сахалине еще Хвостовым, и 6 японцев с разбившегося у берегов Камчатки судна. Предполагалось, что освобождение этих японцев и доставка их на родину облегчит освобождение Головнина и его сослуживцев.

28 июля «Диана» в тумане прошла у самого берега о. Ионы, который Рикорд хотел осмотреть, и даже коснулась мели. 28 августа «Диана» вошла в ту самую гавань, в которой стояла на якоре в то время, когда на берегу был захвачен японцами Головнин с сослуживцами, и которую назвали заливом Измены.

Рикорду не удалось добиться начала переговоров с японскими властями по вопросу освобождения Головнина и его сослуживцев. Двое из привезенных японцев, посланные на берег с предложениями о проведении переговоров, не возвратились. Не возвратился также и посланный на берег японец Леонзаймо. Остальных четырех привезенных японцев Рикорд отпустил. А тут начальник японской крепости сообщил ему, что Головнин и его сослуживцы погибли.

Возмущенный убийством своего командира и друга и остальных пленных моряков, П. И. Рикорд атаковал и захватил японское торговое судно, пришедшее в гавань. Оттуда на «Диану» был доставлен его владелец, состоятельный купец Такатай-Кахи. Этот купец проявил впоследствии прямо дружеские чувства по отношению Рикорда и много содействовал освобождению Головнина, Именно от Такатай-Кахи Рикорд узнал, что Головнин и его сослуживцы, захваченные японцами, живы. Вместе с Такатай-Кахи были захвачены еще 4 японца и один курилец.

11 сентября «Диана» и «Зотик» снялись с якоря и пошли в Петропавловск-Камчатский. В пути Рикорд, воспользовавшись хорошей погодой, прошел в Охотское море через пролив Буссоль (между островами Симушир и Черные братья), названный так Лаперузом в честь своего корабля, и, обозрев западные берега некоторых островов, вышел в Тихий океан проливом между островами Райкоке и Матуа, до того не имевшим названия и названным проливом Головнина.

3 октября 1812 г. «Диана», перенеся по пути несколько штормов, стала на якорь в Петропавловске. «Зотик» на пути потерпел крушение, но экипаж его и часть груза были спасены. 23 мая 1813 г. Рикорд прорубил лед в Петропавловской гавани, вышел из Авачинской губы и через 20 дней стал на якорь в заливе Измены на о. Кунашир. А 20 июня Такатай-Кахи, отпущенный Рикордом вместе с другими японцами вскоре после прибытия к о. Кунашир, принес первое письмо от Головнина с известием, что все пленники здоровы.

Матмайским губернатором были сообщены условия, на которых могло состояться освобождение Головнина. Первым и главным условием было следующее: «1. Согласно с нашим официальным листом доставить Японскому Правлению свидетельство за подписанием также двух начальников с приложением печатей, точно ли Хвостов производил без ведома и согласия российского правительства законопротивные поступки на «мохнатых» Курильских островах и Сахалине» [1, с 236,237].

9 июля Рикорд снялся с якоря и пошел в Охотск за просимыми японцами бумагами, куда прибыл через 15 дней. 11 августа, получив желаемые бумаги, Рикорд снова вышел из Охотска. На пути он попал в шторм, отбросивший «Диану» на две недели от берегов Японии, и поэтому в Сангарский пролив он пришел только 22 сентября. Через 6 дней «Диана» перешла в Хокодате, и 5 октября Головнин и его сослуживцы были освобождены и прибыли на «Диану» после пребывания в плену у японцев в течение двух лет и почти трех месяцев. 3 ноября 1813 г. «Диана» с освобожденными из плена моряками прибыла в Петропавловск.

Историки, в частности, контр-адмирал Н. Н. Зубов, считали, что освобождение Головнина и его подчиненных ускорилось оттого, что через голландцев, которые регулярно посещали с торговыми целями Нагасаки, японцы были полностью осведомлены о событиях в Европе. Так что они знали и о нашествии Наполеона на Россию, и о разгроме наполеоновской армии на русской земле. Безусловно, что после этого в Японии стали лучше осознавать могущество своего западного соседа [1, с 237].

Из Петропавловского порта В. М. Головнин по зимней дороге на собачьих и оленьих упряжках добрался до Иркутска, а оттуда по летней дороге проехал по Сибирскому тракту далее за Урал и 22 июля 1814 г. прибыл в Санкт-Петербург, который оставил ровно 7 лет назад.

В 1816 г. вышла в свет и была переведена на английский, французский, немецкий, датский, голландский и польский языки его книга «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811,1812 и 1813 годах». В книге содержались ценные сведения о нравах, обычаях и культуре японцев. Фактически это было одно из первых обстоятельных сочинений о Японии, опубликованное в России, да, пожалуй, и в Европе. Эти записки были высоко оценены русскими читателями. Поэт К. Д. Батюшков, прочитав их, выразил общее мнение многих в русском обществе, воскликнув: «Вот человек, вот проза!» [7, с. 286]. «Записки В. Головнина, — отметил поэт-декабрист В. К. Кюхельбекер, — без сомнения, одни из лучших и умнейших на русском языке и по слогу и по содержанию».

В. М. Головнин не забывал моряков, с которыми разделил горечь длительного плена. Он, по рассказу современника, «назначил из собственного незначительного состояния единовременные пособия всем бывшим с ним в плену матросам, а одному из них производил [выплату] пенсию до конца жизни» [7, с. 284].

Не прошло и трех лет после возвращения в Санкт-Петербург, как капитан 2-го ранга В. М. Головнин отправился на шлюпе «Камчатка» в новое кругосветное плавание. На этот раз он принял назначение командиром корабля, отправлявшегося в кругосветное плавание, несмотря на то что незадолго до этого посватался к Евдокии Степановне Лутковской, дочери отставного офицера и сестре четырех моряков, и получил согласие. Он попросил невесту ждать его возвращения из дальнего плавания, и она ждала своего суженого два года.

На этот раз В. М. Головнину поручили доставить различные материалы и оборудование в Петропавловский и Охотский порты, провести опись и определить астрономическим способом географические координаты Командорских и ряда Алеутских островов, а также северо-западного побережья Северной Америки и близ расположенных островов в районе от 60 до 63° с ш. Кроме того, ему было предписано ознакомиться с работой РАК в части положения коренного туземного населения в поселениях РАК. Считалось, что он, флотский офицер, независимый от компанейских дельцов, сумеет на месте провести честное и добросовестное расследование. А сигналов о многочисленных злоупотреблениях со стороны приказчиков и чиновников компании поступало в столицу предостаточно.

Специально для кругосветной экспедиции на Охтенской верфи был построен шлюп «Камчатка» длиной 130 футов (39, 7 м) и водоизмещением около 1000 тонн. Экипаж шлюпа состоял из добровольцев, отобранных командиром. Морскую школу В. М. Головнина в период кругосветного плавания на шлюпе «Камчатка» прошли молодые офицеры, впоследствии прославившие Российский флот своими самостоятельными кругосветными плаваниями и географическими исследованиями. В их числе мичман Фердинанд Петрович Врангель, будущий адмирал, трижды обогнувший земной шар, исследователь побережья Восточной Сибири к востоку от устья р. Колыма, главный правитель Русской Америки в 1830–1835 гг., один из учредителей Русского Географического общества в 1845 г.

На «Камчатке» поплыл с В. М. Головниным также мичман Федор Петрович Литке, исследователь Новой Земли, Берингова моря и побережья Чукотки, будущий в течение ряда лет вице-председатель (а фактически руководитель) Русского Географического общества и будущий президент Российской Академии наук.

И, наконец, в этом кругосветном плавании в качестве волонтера участвовал друг Александра Сергеевича Пушкина, вместе с поэтом окончивший Царскосельский лицей Федор Федорович Матюшкин, будущий адмирал, исследователь северо-восточных районов Сибири, дважды обогнувший земной шар.

26 августа 1817 г. «Камчатка» вышла из Кронштадта и 10 сентября стала на якорь в Портсмуте (Англия), где были закуплены некоторые припасы, навигационные инструменты и карты. Выйдя из Портсмута 21 сентября, шлюп на 58-й день плавания пересек экватор. В. М. Головнин поздравил экипаж с успешным плаванием и приказал выдать всем матросам двухмесячное жалованье за отличное выполнение своих обязанностей, а офицеров и гардемарин пообещал при первом же удобном случае представить к наградам.

Пополнив запасы продовольствия и пресной воды в Рио-де-Жанейро, шлюп направился на юг и, на этот раз успешно обогнув мыс Горн, вышел в Тихий океан. После стоянки в Кальяо (Перу) «Камчатка» пересекла Тихий океан и 3 мая 1818 г. прибыла в Петропавловский порт. Сдав доставленные грузы, В. М. Головнин направился к Командорским и Алеутским островам. Погода не благоприятствовала исследованиям, но ему удалось астрономическим способом определить положение обоих Командорских островов — Беринга и Медного, а также ряда островов Алеутской гряды: Атгу, Тихкиняк (острова Шумагина), южного из Евдокеевских островов, Укамок (о. Чирикова) и Ситкинак (близ о. Кадьяк).

9 июля 1818 г. «Камчатка» стала на якорь в гавани Св. Павла о. Кадьяк. В. М. Головнин начал знакомство с делами в поселениях РАК, а его офицеры в это время положили на карту Чиниатский залив с гаванями Св. Павла и Трёх Святителей и исправили ошибки, допущенные при предыдущей описи, выполненной капитан-лейтенантом Ю. Ф. Лисянским в 1805 г. Из гавани Св. Павла шлюп направился в Ново-Архангельск, куда прибыл 28 июля и где были сданы грузы, предназначенные для РАК.

В. М. Головнин постарался по возможности полнее и тщательнее ознакомиться с деятельностью РАК. Он описал природные условия на Алеутских островах, в первую очередь на о. Кадьяк, изучил образ жизни, быт и культуру местных жителей Русской Америки: алеутов, эскимосов и индейцев. Вот как он уважительно высказался по поводу характера коренных жителей о. Кадьяк: «Они сильны, терпеливы в трудах и смелы до отчаяния; любят независимость столько, что захотят расстаться с жизнью, и покорить их не только трудно, но даже невозможно» [8, с. 176].

Вместе с тем он прекрасно понимал все трудности проживания в этих отдаленных местах русских промышленников и моряков. И тем более удивительным оказалось то, что большая часть их сумела найти общий язык с местными жителями этого региона. Это признавал и известный английский мореплаватель Джордж Ванкувер, изучавший в последнее десятилетие XVIII в. острова и побережье Южной Аляски и общавшийся при этом с русскими поселенцами: «Я с чувством приятного удивления, — писал он, — видел спокойствие и доброе согласие, в каком они живут между самыми грубыми сыновьями природы. Покорив их под свою власть, они удерживают влияние над ними не страхом победителей, но, напротив того, приобретая любовь их благосклонным обращением Сие было видно во всех их поступках, и более всего в их сношениях с обитателями Кенайского залива и Кадьяка. Русские приобретают и сохраняют всегда уважение и доброе расположение туземцев. Обыкновения и общее поведение русских не могут быть приняты каким-либо другим мореходным народом, ибо я полагаю, что мало найдется таких, которые решились жить в столь холодном климате» [8, с 176,177].

При проведении расследования деятельности РАК В. М. Головнин опрашивал свидетелей, выслушивал жалобы, составлял отчетные документы. Он изложил результаты расследования в двух записках, подробно описав выявленные им злоупотребления чиновников, конторщиков и приказчиков компании. Вот его выводы: «Если же компания и приносит какую пользу частным людям, то это большому числу приказчиков, бухгалтеров, конторщиков и проч., которыми наполнена ея контора». Основатели РАК, — считал он, — по-видимому, хотели, чтобы компанейское правление мелочным канцелярским обрядом и множеством бумаг письма и писцов превосходило даже самые присутственные места наши. Прямое же намерение едва ли не было то, чтоб под маскою наружной точности в делах удобнее и безопаснее было личные себе выгоды доставлять» [12, с 18,19].

Особенно много злоупотреблений и беззаконий было допущено в отношении алеутов, немало грубых нарушений допускалось и в делах, связанных с использованием русских промышленников. В. М. Головнин отмечал, что хотя в инструкциях правителя РАК А А Баранова приказчикам постоянно содержалось требование обходиться с туземцами «ласково» и не изнурять их работами, но тут же строго предписывалось заготовить для компании определенное количество рыбы, парок, корма для скота и т. д… Из двух противоречивых требований приказчики неизменно выбирали последнее, так как в противном случае сами становились объектом наказания со стороны главного правителя колоний [12, с 33] В.М Головнин с возмущением писал о насильной вербовке алеутов в матросы на компанейские плавсредства, причем их удерживали на службе у компании насильно, против их воли, а если платили небольшие деньги, то их хватало лишь в основном на одежду.

Уделом промышленников компании была тяжелая, полная опасностей и лишений жизнь в постоянных трудах. Уговорами, угрозами, а нередко и прямым принуждением чиновники и приказчики РАК заставляли многих промышленников подписывать контракты с компанией, а за неграмотных промышленников зачастую, не спрашивая даже их согласия, расписывались люди главного правителя, на что промышленники жаловались B. M. Головнину. Он писал в своем отчете: «Компания, ныне обольстив и наняв в свою службу безрасчетных и ничего не знающих простолюдинов, тотчас отправляет их в Америку… удерживает их там помимо воли в ослушание и оскорбление законов наших, ибо кто бы в России осмелился удержать у себя в услужении вольного или господского человека по истечении срока данного ему паспорта, сказав, что держит за долги? Это означало бы держать беглых. Равным образом и компания, наняв человека с паспортом на 7 лет, не может его далее этого срока держать. Она даже осмеливалась казенных матросов иногда удерживать под предлогом долгов, о чем в 1810 году жалоба была мне принесена» [13, с 122].

Смертность среди промышленников в плаваниях, при работе по добыче пушнины и на зимовках в селениях РАК в Русской Америке была очень велика. Еще И. Ф. Крузенштерн с возмущением отметил: «Если бы все вступающие в службу компании промышленники были одни негодяи, нимало о себе не думающие, то и в таком случае человечество, общая и частная польза требовали бы пещися о сохранении их здоровья и жизни». А В. М. Головнин восклицал: «А что для России столь обширной и сравнительно с пространством ее малолюдной дороже: бобровые шапки и воротники или люди?» [12, с 35].

В. М. Головнин в своих отчетных документах по ревизии деятельности РАК настаивал на строгом взыскании с виновных и принятии мер по недопущению злоупотреблений в дальнейшем.

Любопытно, что во время пребывания В. М. Головнина в Ново-Архангельске даже такого строгого и педантичного моряка, как он, поразила царившая там суровая дисциплина, учрежденная главным правителем РАК А. А. Барановым. Вместе с тем Василий Михайлович отмечал, что главный правитель прекрасно понимал простое правило: людям время от времени необходимо было давать разрядку от тяжелых трудов в нездоровом сыром климате при почти постоянной опасности нападения со стороны индейцев. Поэтому по праздникам и торжественным дням водка и ром текли рекой. Сложился своего рода ритуал массовых попоек, о которых впоследствии ходили настоящие легенды. При этом спиртное выдавалось только половине гарнизона, а вторая в это время стояла на часах, охраняя крепость от индейцев. следующий раз они менялись местами, и такой порядок свято соблюдался [13, с 138].

Директора РАК не раз извещали, что на требования Главного правителя Русской Америки А. А. Баранова уважать территорию русских владений и не продавать ружья индейцам американцы (граждане США) «отвечают… тем только, что они купцы и свободны искать своих выгод, а чтоб им туда не ездить для торговли с дикими, о том они ни от своего, ни от российского правительства запрещения не слыхали» [14, с. 177].

В. М. Головнин в своих отчетах о положении дел в Русской Америке особое внимание обратил на браконьерскую деятельность иностранных купцов в водах Русской Америки. В этом отношении особо отличались «бостонцы» — купцы и мореходы из Соединенных Штатов Америки (США).

В своем отчете В. М. Головнин отмечал, что шкипер судна «Ментор» Сутер в течение двух летних сезонов выменял 3,5 тыс каланьих шкур, в то время как шкипер брига «Брутус» Ней за одно лето приобрел более 1 тыс шкур, большая часть которых, если не все, была бы, вероятно, добыта промышленниками РАК. Однако, по словам В. М. Головнина, «от сей, можно сказать, хищнической торговли происходит другое; гораздо важнейшее зло: сии суда снабжают диких порохом, свинцом, ружьями и даже начали доставлять им пушки явно с намерением употреблять сии орудия против россиян, из коих весьма многие пали от действия оных, и я смело могу утверждать, что самая большая часть русских промышленников, погибших от руки диких американцев, умерщвлены порохом и пулями, доставленными к ним просвещенными американцами [ «бостонцами. — Авт.]» [6, с 337].

Во второй половине августа 1818 г. «Камчатка» направилась к берегам Калифорнии, где в 1812 г. верный помощник А. А. Баранова И. К. Кусков основал русскую колонию крепость Росс. Головнин направился в порт Монтерей (Верхняя Калифорнимя) для свидания с правителем Русской Америки капитан-лейтенантом А.А… Гагемейстером, отправившимся туда для закупки хлеба для русских поселений. 18 сентября Головнин был в Монтерее, затем заходил в залив Румянцева. 9 октября «Камчатка» направилась в обратный путь в Кронштадт.

Головнин составил обстоятельное описание этой страны, ее естественных богатств, климатических условий, быта и нравов местных индейцев.

«Благорастворенный климат, — писал Головнин, — не подверженный ни чрезвычайным жарам, ни холоду и чуждый всяких опасных прилипчивых болезней или месту свойственных недугов, есть первое благо сей части света» [8, с. 177]. Наличие леса и других природных богатств, близость океана — все это способствовало, казалось бы, развитию торгового мореплавания. Но, несмотря на все это, население Калифорнии жило в бедности.

Местных жителей жестоко эксплуатировали испанские колонизаторы. В стране процветало рабство. «Вообще говоря, нельзя без крайнего удивления и некоторой досады, — писал Головнин, — смотреть на здешних испанцев: леность и нерадение их простирается до неизъяснимой степени. Здесь реки, быстрые ручьи и почти всегда дуют свежие ветры, но они не имеют ни водяных, ни ветряных мельниц» [8, с. 177].

Головнин восхищался изобретательностью и исключительным трудолюбием калифорнийцев, их способностью к различным ремеслам. Они строили каменные церкви, выполняли тонкие столярные работы, искусно выполняли резьбу по дереву. Среди них немало было музыкантов и певцов. Так что при должном политическом устройстве этот богатый край преобразился бы. «Я думаю, — писал Головнин, — что при другом направлении [т. е. при при необходимых политических преобразованиях. — Авт.] Калифорния скоро сделалась бы значущей, просвещенной и даже богатой областью» [8, с. 177].

Головнин прекрасно разобрался в вопросах взаимоотношений между индейцами и испанцами в Калифорнии. Он отметил, что калифорнийцы не признавали власти испанского короля и вели борьбу против испанского владычества. Совсем по-другому складывались отношения их с русскими колонистами. «Дружеское расположение сего народа, — заметил он, — до сего времени продолжающееся к русским, явно свидетельствует, что они не насильно завладели сею землею. Русские промышленники по одному и по два ходят стрелять в леса диких коз, часто ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды. Напротив того, испанцы в малом числе и без оружия показаться между ними не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии отдают своих дочерей в замужество за русских и алеут, поселившихся у них; и в крепости Росс теперь их много. Чрез сие составились не только дружество, но и родственные связи» [8, cl 7 8]. Несмотря на все это, русская колония в селении Росс была ликвидирована в 1841 г. и жители его отправлены на борту бригантины «Константин», принадлежащей РАК, на о. Ситка в Ново-Архангельск.

27 сентября 1818 г. шлюп «Камчатка» отправился в обратный путь на родину. Путь туда лежал через Гавайские (Сандвичевы) острова, где были пополнены продовольственные запасы. Головнин постарался ознакомиться с экономикой, культурой, бытом и нравами местных туземцев. Он особо отметил, что «этот народ имеет чрезвычайные способности: у него теперь есть не только много хороших плотников, кузнецов и прочее, которые были бы не последними мастерами и на европейской верфи, но я видел в королевских сараях большой шестнадцати- или восемнадцативесельный катер, построенный по размеру и под руководством сандвичанина так, что к строению оного ни один из европейцев и не приступался» [8, с 178].

Завершив программу исследования Гавайев, Головнин поплыл к о. Гуам, а оттуда к Филиппинским островам. 13 декабря «Камчатка» бросила якорь на рейде г. Манилы. 17 января 1819 г. корабль покинул Манильский рейд и, что характерно, его провожала огромная толпа местных жителей.

Обогнув мыс Доброй Надежды и зайдя на о. Св. Елены (в то время место ссылки Наполеона), Вознесения и Файл, шлюп 20 июля 1819 г. прибыл в Портсмут, а 5 сентября шлюп благополучно прибыл в Кронштадт, где его торжественно встречали военно-морские власти и родственники моряков. За время кругосветного плавания корабль не потерял ни одного паруса и не имел повреждений в рангоуте. Это свидетельствовало о добротности постройки судна и о командирской способности Василия Михайловича Головнина.

По возвращении на родину В. М. Головнин продолжил службу на различных поприщах для блага Российского флота. В 1819 г. его произвели в капитаны 1-го ранга, вышла в свет его книга «Путешествие шлюпа «Диана» из Кронштадта в Камчатку, совершенное под начальством флота лейтенанта Головнина в 1807, 1808 и 1809 г.». Второе кругосветное плавание было описано в двухтомном сочинении Головнина «Путешествие вокруг света по повелению государя императора, совершенное на военном шлюпе «Камчатка» в 1817, 1818 и 1819 годах флота капитаном Головниным», опубликованном в 1822 г.

В последнем сочинении Головнин, подытожив данные своих плаваний и плаваний своих соотечественников у берегов северо-западной Америки, еще раз отметал, что честь открытия многих островов, заливов и мысов на побережье в этом регионе принадлежит отечественным морякам «Хотя капитан Кук, — писал Головнин, — приписывает себе первое открытие северо-западного берега Америки выше широты 57°, но он был введен в сие заблуждение по незнанию о плаваниях в том краю наших мореходцев, и что тот край был нам больше известен, нежели англичанам, например: славный сей мореплаватель утвердительно пишет, что он нашел большую реку, которую лорд Сандвич [первый лорд Адмиралтейства. — Авт.] назвал его именем; Кук приводит доказательства, что это действительно река: но русские знали, что так называемая Кукова река есть не река, а большой залив, который мы и теперь называем Кенайской губой. И если бы не Ванкувер, то и по сие время русским никто бы не поверил, а открытие Кука считали бы за истинное, а залив слыл бы и ныне рекою; но Ванкувер, соотечественник и последователь Кука, подтвердил опытом опись русских: пролив между Кадьяком и Афогнаком Кук и принял за залив… Другою пролива между Кадьяком и Аляской Кук вовсе не знал, но русским он был известен под именем Кенайского пролива.

Англичанин Мире в 1786 г. зашел в него и не знал, где он, доколе русские к нему не приехали и не сказали, что он в проливе, которым может пройти безопасно. Он, по их настоянию, прошел залив и весьма наглым образом счел его своим открытием и даже дал ему имя… Капитан Кук сделал также и другие ошибки, которые русским были известны, например, острова Ситкинак и Тугидак принял за один остров и назвал островом Троицы. Евдокийские острова Семиды также показались ему одним островом и также положены на карту под именем Туманного острова и пр.» [8, с 178,179].

В 1821 г. специальный комитет при американском конгрессе рассмотрел состояние колоний на берегах Тихого океана и заявил, что «Республика Соединенных Штатов имеет неопровержимое право на обладание всем северо-западным берегом Америки, заключающимся между широтами 36 и 60°».

И на это достойный ответ был дан В. М. Головниным в его произведениях: «Очень странно, что никому из членов сего комитета не удалось читать ни одной из множества книг, изданных на английском языке (который и им природный), ни путешествий капитана Кука и Ванкувера, во всех коих по несколько раз упоминается, что русские прежде всех европейцев открыли северо-западный берег Америки и прежде всех заняли его. Английские мореплаватели, первые после русских посетившие сии берега, нашли уже там наших промышленников и получили от них некоторые сведения касательно того края… Вообще комитет был столько несчастлив в своих изысканиях, что, будучи составлен именно для исследования вопроса, изъясняемого в вышеупомянутых книгах, не наткнулся ни на одну из них: иначе он тотчас усмотрел бы, что Чириков открыл помянутый берег гораздо далее на полдень, нежели шестьдесят градусов широты. Разве комитет думает, что русские потому не предъявили своих прав на сии берега, что министерскими нотами не сообщили всем государствам об оных; но членам оного кажется, что открыть землю, занять ее и утвердиться в ней почиталось во всех веках и у всех народов самым действительным из всех дипломатических актов» [8, с, 179].

В чине капитан-командора В.М… Головнин служил помощником директора Морского кадетского корпуса В 1823 г. он был назначен на должность управляющего исполнительной экспедицией Адмиралтейств-коллегии со званием генерал-интенданта флота. Ему были подчинены все судостроительные верфи флота Его деятельность на этом посту ознаменовалась решительной борьбой со взяточниками и с расхитителями казенного имущества, борьбой за создание сильного Российского флота

В 1827 г. в подчинение кавалера ордена Св. Владимира 2-й степени генерал-майора В.М… Головнина были переданы Кораблестроительный, Комиссариатский и Артиллерийский департаменты. В течение семи лет его деятельности на поприще военного кораблестроения были достигнуты выдающиеся результаты: на балтийских и архангельских верфях построили 26 парусных линейных 74 — 110-пушечных кораблей, 26 парусных фрегатов и множество более мелких судов.

В июне 1831 г. вице-адмирал B. М. Головнин скончался в Санкт-Петербурге от холеры. Память о замечательном российском военном моряке, исследователе-гидрографе, кораблестроителе и писателе останется в России на долгие годы.

Фамилия выдающегося моряка-исследователя запечатлена на географической карте: в честь него названы селение на берегу бухты и сама бухта на побережье Аляски, бухта, вулкан, река и селение на о. Кунашир Курильской гряды, гора на Новой Земле, лагуна на побережье Аляски, подводная гора в Тихом океане, пролив между островами Райкоке и Матуа на Курилах.

Глава 3
ПЕРВОЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ С ЧИСТО НАУЧНЫМИ ЦЕЛЯМИ

В ночь на 2 апреля 1817 г. российский бриг «Рюрик», следовавший по просторам Тихого океана от Маршалловых островов к о. Уналашка (Алеутская гряда), попал в жестокий шторм. Командир брига лейтенант Отто Евстафьевич фон Коцебу вспоминал впоследствии: «Сильные волны стали взиматься на такую высоту, какую мне никогда не случалось видеть. «Рюрик» качало неимоверно. С наступлением ночи шторм усилился до такой степени, что обрывал гребни вздымавшихся волн и гнал их в виде густого дождя по поверхности моря. Кто не видал подобного зрелища, тот не может составить себе ясного о нем понятия. Я только что сменил лейтенанта Шишмарева с вахты; кроме меня на палубе были еще четыре матроса, из которых двое держали руль; остальную команду послал я для большей безопасности в трюм В четыре часа, только удивился я высоте одной шумящей волны, как она внезапно ударила в «Рюрик», сшибла меня с ног и лишила чувств. Опомнившись, я чувствовал жесточайшую боль, но ее заглушила горесть, которая охватила меня при взгляде на корабль, казавшийся близким к гибели. На всем корабле не было местечка, которому эта страшная волна не причинила бы вреда. Сперва мне бросился в глаза изломанный бугшприт; можно себе представить, какова была сила волны, которая одним ударом переломила дерево в два фута [0,61 м. — Авт] в диаметре; потеря эта была тем важнее, что обе оставшиеся мачты не могли долго сопротивляться сильному метанию корабля во все стороны, а после утраты их нельзя было помышлять о спасении. Эта исполинская волна сломала ногу матросу; одного унтер-офицера сбросила в море, но он ухватился за тащившуюся подле корабля веревку и тем спас себе жизнь; штурвал был изломан; оба матроса, державшие его, сильно пострадали; я сам упал грудью на угол и из-за жестокой боли оставался несколько дней в постели. В этот ужасный шторм я радовался неустрашимому мужеству наших матросов» [16, с. 203]

Только 12 апреля бриг с трудом добрался до о. Уналашка, а на следующий день гребные байдары отбуксировали его во внутреннюю бухту, где неподалеку от селения Иллюлюк он стал на четырех якорях. Последствия этого шторма в значительной степени повлияли на дальнейшее проведение экспедиции.

А началась она почти за два года до этого. Хотя, если проследить жизнь командира «Рюрика» до начала экспедиции, то создается впечатление, что вся его предшествовавшая жизнь была как бы подготовкой к экспедиции на «Рюрике».

Он родился 18 декабря 1788 г. в Ревеле (ныне Таллин) в семье популярного в то время писателя. Восьмилетним мальчиком Отто отдали в Первый кадетский корпус, готовивший офицеров для русской армии. Но жизненный путь мальчика определило поступление в 1803 г. волонтером на шлюп «Надежда», отправлявшийся в первое кругосветное плавание корабля отечественного В.М.Ф.

В течение трех лет во время кругосветного плавания шлюпа под руководством И. Ф. Крузенштерна и своего вахтенного начальника капитан-лейтенанта М. И. Ратманова юноша осваивал морскую науку и в 1806 г. был произведен в мичманы. В следующем году мичман О.Е. фон Коцебу в составе экипажа корабля «Орел» перешел из Архангельска в Кронштадт. Затем он командовал транспортом «Фрау Корнелия» на Балтийском море, в 1811 г. был произведен в лейтенанты и три года командовал яхтой «Ласточка» во время плавания в Белом море. А еще через три года он принял командование над строившимся в Або (ныне Турку) бригом «Рюрик».

Особенность предстоящего кругосветного плавания «Рюрика» заключалась в том, что его планировалось провести исключительно с научными целями. Двухмачтовый бриг водоизмещением всего 180 тонн с восемью небольшими пушками на палубе строился и снаряжался на средства известного мецената, «покровителя наук и искусств» государственного канцлера графа Николая Петровича Румянцева. По своим размерам это было самое малое из всех русских парусных судов, совершивших кругосветные плавания.

Император Александр I разрешил бригу плавать под Андреевским флагом, хотя экспедиция была снаряжена на частные средства А это было важно, так как к военным кораблям отношение везде в мире особое, более уважительное, чем к купеческим, торговым, принадлежавшим частным лицам.

Программа исследований экспедиции на «Рюрике» была составлена капитаном 1-го ранга И. Ф. Крузенштерном и астрономом Иоганном Каспаром Горнером. Экспедиции предписывалось, «следуя из Берингова пролива по северной стороне Америки искать соединений Великого [Тихого. — Авт.] океана с Атлантическим» [17, с. 236]. Кроме того, она должна была обследовать приэкваторные и тропические районы западной части Тихого океана в целях поиска и изучения неизвестных островов.

Программа исследований включала в первую очередь гидрографические работы — опись берегов, определение широты и долготы географических объектов астрономическим способом, элементов земного магнетизма, наблюдения за течениями, приливами, температурой, удельным весом и прозрачностью морской воды.

Именно И. Ф. Крузенштерн рекомендовал О. Е. Коцебу в качестве командира строящегося брига «Рюрик», так как хорошо изучил характер молодого моряка за три года совместного плавания на шлюпе «Надежда». Командный состав брига помимо командира включал старшего офицера лейтенанта Глеба Семеновича Шишмарева и лейтенанта Ивана Васильевича Захарьина. О Г. С. Шишмареве, впоследствии командире исследовательского шлюпа «Благонамеренный», будет рассказано более подробно в следующих очерках.

В составе экипажа брига были трое штурманских помощников — прославившийся впоследствии своими самостоятельными исследованиями в дальневосточных морях Василий Хромченко, а также Владимир Петров и Михаил Коренев, два унтер-офицера и 22 матроса. Все моряки были подобраны самим командиром из множества добровольцев, вызвавшихся отправиться в экспедицию.

Исследовательскую группу «Рюрика», задачей которой были наблюдения и сбор материалов по биологии, геологии, этнографии и другим наукам, составляли судовой врач, он же естествоиспытатель и энтомолог Иван Иванович Эшшольц, ученые-естествоиспытатели Адельберт фон Шамиссо (он же известный немецкий поэт) и Мартин Вормшельд, а также художник Логин Хорис.

10 января 1815 г. укомплектованная в Ревеле команда брига выступила с обозом из Таллина через Петербург в Або, куда прибыла 7 февраля. Поход в трудных зимних условиях дал возможность Коцебу изучить личные качества каждого подчиненного и по возможности сплотить их в дружный корабельный экипаж.

29 апреля (11 мая) 1815 г. новый корабль спустили со стапеля на воду. Бриг был построен под личным наблюдением молодого командира, который в первую очередь позаботился о создании хороших условий для размещения экипажа. Небольшие размеры судна вообще-то затруднили размещение запасов провизии и снаряжения, но в то же время обеспечивали хорошую маневренность, позволяли плавать вблизи берегов и уменьшали вероятность посадки на мель, что особенно было важно при плавании у неизведанных берегов Северной Америки и в неисследованных коралловых архипелагах Океании.

Бриг «Рюрик» вышел из Кронштадта в кругосветное плавание 18 (30) июля 1815 г. После захода в Копенгаген, где на корабль сели приглашенные участвовать в экспедиции ученые фон Шамиссо и Вормшельд, корабль добрался 5 (17) сентября до Плимута. Оттуда О. Е. Коцебу два раза пытался выйти в море, но из-за юго-западных штормовых ветров возвращался обратно.

Только 23 сентября (5 октября) «Рюрик» вышел в море, зашел на 4 дня на о. Тенерифе (Канарские острова) и 13 (25) ноября 1815 г. в 8 часов вечера впервые пересек экватор. О. Е. Коцебу вспоминал: «Я вознамерился праздновать этот день, для чего уже с утра сделаны были все нужные распоряжения. К вечеру, когда корабль был обмыт и все приведено в порядок, офицеры и матросы оделись по-праздничному и в глубоком торжественном молчании ожидали перехода из одного полушария в другое. Ровно в 8 часов был поднят флаг и Южное полушарие приветствовано восемью пушечными выстрелами; мы поздравляли друг друга и пили лучшее наше вино; матросам был дан хороший пунш. Затем явился Нептун, приветствовал нас с прибытием в Южное полушарие и окрестил каждого, кто в первый раз коснулся экватора.

Из всего экипажа только я один не имел надобности подвергаться этому обряду [Коцебу уже пересекал экватор во время кругосветного плавания на шлюпе «Надежда». — Авт.] Веселие было общее и продолжалось до глубокой ночи» [16, с. 42, 43].

Здесь нужно отметить, что О. Е. Коцебу всегда в плавании заботился о матросах. Он старался постоянно помнить о необходимости регулярного отдыха моряков на протяжении их тяжелой морской службы. Причем как командир корабля он не забывал устраивать для них развлечения. Так, при подходе к Южной Америке в 1815 г. на «Рюрике» был поставлен спектакль «Крестьянская свадьба», сочиненный и исполненный самими матросами. Как видим, Коцебу старался использовать и такой вид отдыха как участие моряков в матросской художественной самодеятельности. Вот его слова; «По моему мнению, надо использовать все средства, чтобы сохранить веселость духа у матросов и тем самым помочь им переносить тягости, неразлучные со столь продолжительными путешествиями» [17, с 248].

После стоянки в бразильском порту на о. Св. Екатерины 16 (28) декабря бриг вышел в океан, чтобы обогнуть мыс Горн. И этот злополучный мыс, как обычно, проверил российских моряков на прочность. В последние дни декабря с юго-запада налетел шторм, который почти непрерывно на протяжении шести суток обрушивался на «Рюрик», пока он следовал между 46-м и 47-м градусами ю. ш. В один из штормовых дней в корму брига ударила громадная волна, которая причинила большие повреждения и чуть не сбросила за борт командира, к счастью, он успел ухватиться за бухту троса и лишь на короткое время повис над морской пучиной, но сумел удержаться на палубе. Перила и ограждения на судне были сломаны, самые прочные звенья носового обвода расщеплены, одну из пушек перебросило на противоположный борт, был также поврежден руль.

Смыло за борт ящик с 40 курами. Через поврежденную надстройку вода проникла в каюту командира. К счастью, хронометр и мореходные инструменты не были повреждены, но часть сухарей, хранившихся в помещении под каютой, подмокла и пришла в негодность. Вода попала в крюйт-камеру, подмочив часть пороха.

11(23) января «Рюрик» обогнул мыс Горн и добрался до бухты Консепсьон (Чили), а 30 января (11 февраля) стал на якорь в порту Талькауано, где удалось исправить нанесенные штормом повреждения и запастись провизией и пресной водой.

27 февраля (9 марта) «Рюрик» вышел в Тихий океан и направился к значившейся на картах Земле Дэвиса (около 27° ю. ш.). Было установлено, что на самом деле эта земля не существует. Затем бриг направился к о. Пасхи и стал на якорь в Куковой бухте. При попытке высадиться на берег местные жители забросали моряков камнями. Моряки обнаружили, что огромные каменные статуи, о которых сообщали мореплаватели, посетившие остров в XVIII в., сброшены с пьедесталов и частично разрушены. Это были печальные следы посещения острова американским торговым судном в 1805 г., команда которого ограбила островитян и повредила статуи. Во избежание столкновения с островитянами, возмущенными подобным поведением непрошеных гостей, О. Е. Коцебу отказался от осмотра острова и в тот же день поплыл далее на запад.

Уже 4 (16) апреля на подходе к архипелагу Пуамоту (ныне Туамоту) был обнаружен остров, названный О. Е. Коцебу Сумнительным Он предположил, что это тот самый остров, который был открыт еще в 1616 г. голландцем Скоутеном и носил наименование Собачий. Вскоре экспедиция открыла в архипелаге Пуамоту необитаемые атоллы, которые были названы в честь Н. П. Румянцева (теперь Tukeu), ГА Спи-ридова (Takanomo), И. Ф. Крузенштерна (Tukaxay), цепь брига «Рюрик» (Арушуа) — острова Паллисера и Скоутена и остров Мух.

О. Е. Коцебу не обнаружил ряд указанных на иностранных картах островов и направился к островам Пенрин (Тонгарева), которые в 1788 г. издали увидел англичанин Север. Бриг подошел к островам, и О. Е. Коцебу положил их на карту и завязал с островитянами меновую торговлю.

Далее бриг поплыл на северо-запад, и в северной части Маршалловых островов были открыты два атолла; Суворова (Така) и Кутузова (Утирик), связанные коралловым рифом. Затем командир «Рюрика» повернул на север, и 7 (19) июня бриг вошел в Авачинскую губу.

В Петропавловском порту подводная часть судна была обшита медными листами, оставшимися после разборки шлюпа «Диана», на котором совершил выдающиеся плавания известный российский моряк В. М. Головнин. Борт брига покинули для возвращения в Петербург естествоиспытатель М. Вормшельд и больной лейтенант И. Я. Захарьин.

Около месяца простоял «Рюрик» в Петропавловске-Камчатском и наконец 3 (15) июля направился на север, чтобы приступить к решению главной задачи экспедиции — отысканию морского пути из Берингова моря в Атлантический океан.

О. Е. Коцебу определил координаты северной оконечности о. Беринга (Командорские острова) и высаживался на южной стороне о. Св. Лаврентия. Наконец 18 (30) июля бриг достиг Берингова пролива, и моряки одновременно увидели берега Азии и Америки. В проливе О. Е. Коцебу допустил ошибку, посчитав о. Ратманова третьим в группе островов Диомида, и потому принял его за вновь открытый остров. В действительности острова Диомида (Гвоздева) состоят только из двух островов; Ратманова и Крузенштерна и скалы Фэруэй.

Следуя вдоль побережья Аляски на северо-восток, О. Е. Коцебу описал небольшую бухту (получила название по фамилии старшего офицера брига Г. С. Шишмарева) с островом перед ней, названным в честь знаменитого адмирала-гидрографа Г. А. Сарычева 20 июля (1 августа) бриг достиг обширного залива, восточные берега которого скрывались из виду. Это был звездный час командира брига «Рюрик». Первой мыслью моряка была: «Не является ли этот залив началом водного прохода на восток?» Бриг вошел в залив, и вскоре О. Е. Коцебу убедился, что из него нет прохода ни на север, ни на восток. Правда, плававшие в этом районе лет на 40 раньше Коцебу английские мореплаватели Кук и Клерк совсем не заметили этого залива

О. Е. Коцебу прекрасно понимал значение открытия такого большого залива По его словам, залив этот «должен со временем доставить значительные выгоды для торговли пушными товарами, которыми изобилует эта страна Мы сами могли бы возвратиться с богатым грузом, если бы торг входил в число наших занятий» [17, с 249].

Путешественники высаживались на берега залива и прибрежные острова Местные эскимосы приняли русских моряков достаточно дружелюбно, хотя и не понимали переводчика-алеута, взятого на «Рюрик» в Петропавловске. Были описаны побережье залива, который получил название залива Коцебу, а также о. Шамиссо и бухта Эшшольца, названные в честь ученых экспедиции. Именно на берегах залива Коцебу И. И. Эшшольц обнаружил так называемые ледяные горы, т. е. впервые в истории естествознания был открыт ископаемый лед, выступающий из земли как бы в виде горной породы. А кроме того, в ископаемом льду был найден бивень мамонта

При обследовании Коцебу залива и его окрестностей на корабельных шлюпках и байдарах путешественники не раз попадали в сложное положение из-за жестоких ветров и бурь. И О. Е. Коцебу в своем описании путешествия отмечает мужество моряков «Рюрика»: «Нашим спасением мы обязаны только мужеству матросов, и я с большим удовольствием торжественно свидетельствую здесь, что в продолжение всего путешествия я был совершенно доволен поведением всего экипажа Неустрашимое мужество и твердость духа матросов всегда меня радовали. Поведение их везде было примерным; как в местах известных, так и в новых странах видно было их тщательное старание предотвратить всякое дурное о себе мнение. Таким образом, и самое затруднительное предприятие, совершаемое с русскими матросами, обращается в удовольствие» [16, с 93]

Понимая, что попытка обогнуть Североамериканский континент с севера от залива Коцебу неизбежно приведет к встрече со льдами, начальник экспедиции решил попытаться это сделать в следующем году, используя байдары для плавания у самого берега и в разводьях между ледовыми полями. А пока, выйдя из залива, бриг направился на запад к мысу Дежнева и затем пришел в залив Св. Лаврентия, где было определено несколько астрономических пунктов, описаны берег и набольшие острова, названные в честь штурманов брига В. Хромченко и В. Петрова.

17 (29) августа «Рюрик» проследовал к югу и через 9 суток стал на якорь в бухте Иллюлюк о. Уналашка Алеутской гряды.

Исходя из результатов исследований в Беринговом проливе, О. Е. Коцебу высказал предположение о том, «что Азия некогда была соединена с Америкой: острова Гвоздева суть остатки бывшего прежде соединения мыса Восточного [Дежнева. — Авт] с мысом Принца Балийскою [Уэльского. — Авт.]» [16, с. 96] Как видим, О. Е. Коцебу предвосхитил современные воззрения по этому вопросу. Во время стоянки на о. Уналашка он описал пролив между островами Акун и Унимак.

Находясь на Уналашке, О. Е. Коцебу подготовил и передал представителям РАК указания о приготовлении к проведению второго похода «Рюрика» на север, который планировал совершить летом следующего года. Необходимо было заготовить продовольствие, построить и снарядить большую двадцативесельную байдару, найти и снарядить для участия в экспедиции 15 сведущих алеутов, заготовить теплую одежду для всего эипажа «Рюрика», найти переводчика-«толмача» для переговоров с американскими эскимосами и индейцами.

3 (15) сентября «Рюрик» направился в Сан-Франциско, где члены экспедиции в течение месяца тщательно подготовились к проведению новых исследований в тропической части Тихого океана.

Натуралистами экспедиции А. Шамиссо и И. Эшшольцем были собраны материалы по флоре и фауне Калифорнии, был впервые описан калифорнийский мак, получивший латинское название «эшшольция» и ставший впоследствии одним из символов штата Калифорния, как и медведь гризли, по рисунку которого, выполненного художником экспедиции Л. Хорисом, великий французский зоолог Кювье сделал вывод о сходстве гризли с бурым медведем Евразии. Большую этнографическую ценность имели сделанные Хорисом рисунки калифорнийских индейцев.

Любопытно, что испанский губернатор Верхней Калифорнии решил использовать визит «Рюрика» в Калифорнию, чтобы оказать давление на начальника крепости Росс с целью добиться удаления русских поселенцев (к ним причисляли и кадьякцев, и алеутов, участвовавших в промыслах у побережья в интересах РАК) из Калифорнии в Русскую Америку. Губернатор жаловался Коцебу на поведение русских поселенцев в ходе конфликтов, возникавших между испанскими солдатами и поселенцами. В конце пребывания «Рюрика» в Калифорнии в Сан-Франциско состоялись переговоры испанского губернатора, Коцебу и приглашенного из Росса Кускова. Результатом переговоров стал протокол, в котором сообщалось о требовании за три года до этого, предъявленного Кускову об эвакуации поселения крепость Росс за пролив Хуан-де-Фука на севере, о ссылках Кускова на необходимость соответствующего приказа главного правителя РАК АБаранова, о просьбе губернатора к Коцебу приказать Кускову покинуть Калифорнию и отказе Коцебу, ввиду отсутствия полномочий, но с обещанием донести об этих претензиях императору Александру I.

Покинув Калифорнию, бриг в начале декабря 1816 г. посетил Гавайи, где стал на якорь в Гонолулу, в то время малоизвестной гавани на о. Оаху. О. Е. Коцебу определил географические координаты гавани, произвел магнитные наблюдения и наблюдения над приливами.

Именно на Гавайских островах О. Е. Коцебу пришлось проявить максимум дипломатических способностей, чтобы обеспечить благоприятное отношение местного короля к русским морякам Дело в том, что еще осенью 1815 г. главный правитель РАК А. А. Баранов послал на Гавайи доктора Г. А. Шеффера для решения вопроса о судьбе груза потерпевшего крушение у берегов о. Кауаи — одного из Гавайских островов судна РАК «Беринг». Г. А. Шеффер самовольно предпринял попытку закрепиться на Гавайях. Он распустил слух о скором приходе к нему на помощь русского военного корабля. В связи с приходом «Рюрика» король Камеамеа приказал выставить на берегу целое войско — около 400 бойцов, вооруженных ружьями. С большим трудом О. Е. Коцебу удалось убедить короля в дружественных намерениях русских, и 24 ноября (6 декабря) 1816 г. состоялась его встреча с Камеамеа, «обратившим на себя внимание всей Европы». О. Е. Коцебу отметил впоследствии, что благоприличием, непринужденностью и ласковостью в обращении король сразу же вселил «величайшую к нему доверенность». Когда Камеамеа начал жаловаться на действия доктора Шеффера, Коцебу поспешил заверить короля, что император Александр I «отнюдь не имеет желания овладеть островами» [21, с. 287].

О. Е. Коцебу описал нравы и обычаи жителей Гавайских островов и, в частности, обратил внимание на своеобразное влияние европейской моды. Местные жители, по его словам, «в странном смешении представляли то матроса, то модного щеголя… Мода до такой степени здесь владычествует, что даже низшего состояния люди почитают необходимостью носить что-либо из европейской одежды: иной ходит в одной рубашке, другой — в панталонах, а третий щеголяет в одном жилете. Нет сомнения, что американцы скупают в городах своих вышедшие из моды платье и продают оные здесь с большим барышом».

Во время своего пребывания на Гавайских островах О. Е. Коцебу установил самые дружественные отношения с островитянами, а покидая 14 (26) декабря 1816 г. Гонолулу, «велел салютовать крепости 7-ю пушечными выстрелами… Таким образом европейский обычай введен на Сандвичевых островах [название Гавайских островов, данное им Д. Куком, который открыл их. — Авт.], и введен он российскими моряками в ходе кругосветной научной экспедиции.

Любопытна оценка ситуации на Гавайях в начале XIX в., данная Л Шамиссо: «Сандвичевы острова останутся тем, что доныне были: вольным портом и торговым местом для всех плавателей по сим морям Если какая-нибудь иностранная держава вздумала бы овладеть сими островами, то для со-делания такового предприятия ничтожным не нужно бы ни завистливой бдительности американцев [граждан США. — Авт.], присвоивших себе почти исключительно торговлю на сих морях, ни же надежного покровительства Англии… Народ сей не покоряется иностранцам, он же слишком силен, слишком многочисленен и слишком любит войну, чтобы возможно было истребить оный» [21, с. 287] Сам доктор Шеффер, не получив поддержки в своих действиях по устройству российской базы на Гавайях благодаря игре на противоречиях между гавайскими королями у главного правителя РАК А. А. Баранова и у российских властей в столице 7 (19) июля 1817 г. навсегда покинул Гавайские острова.

Оставив Гонолулу, бриг «Рюрик» отправился на запад, и 20 декабря (1 января 1817 г.) был открыт обитаемый атолл Нового года (Меджит), высадиться на который не удалось из-за враждебного отношения местных жителей. А еще через три дня была обнаружена цепь коралловых островов, названных в честь графа Н. П. Румянцева (в составе Маршалловых островов). О. Е. Коцебу решил обязательно обследовать их, для этого нужно было найти проход в лагуну, что и выполнил на шлюпке лейтенант Г. С. Шишмарев. Однако наступил вечер, и, чтобы не потерять открытого прохода, командир пошел на риск: бриг всю ночь простоял у входа в лагуну при северо-восточном пассате на якорях-верпах, которые были завезены на коралловый риф.

К четырем часам утра ветер переменился на восточный, и бриг стало прижимать к рифу, тогда командир принял решение временно бросить верпы на рифах и под парусами войти по найденному проходу в лагуну. Этот сложный маневр был блестяще выполнен экипажем. Впоследствии верпы были взяты на корабль.

В лагуне у островка Отдиа (из группы островов Румянцева, ныне островов Вотье) бриг простоял около месяца. О. Е. Коцебу удалось наладить отношения с местными жителями, и они рассказали о расположении близлежащих островов. Так что уже в феврале были открыты острова Чичагова, Аракчеева, Траверсе, Крузенштерна.

На о. Аур (группа Траверсе) русские моряки познакомились с Каду — уроженцем одного из Каролинских островов, отстоящего от Аура «по крайней мере на 1500 английских миль». Каду вместе с тремя соотечественниками вышли на парусной лодке на рыбную ловлю. «Жестокий шторм занес этих несчастных в неизвестные места; они целые 8 месяцев блуждали по морю» и, наконец, оказались на Ауре [16, с 189].

А Коцебу сразу сделал вывод из рассказов островитянина, он заметил, что это плавание рыбаков совершено против северо-восточного пассата и поэтому особо следует отметить его тем, кто полагает, что заселение островов Тихого океана шло от запада к востоку.

Каду остался на «Рюрике» в надежде добраться до родных мест. От него Коцебу узнал многое о мореходном искусстве островитян — обитателей Каролинских и Маршалловых островов, о их быте и обычаях.

Затем О. Е. Коцебу прекратил исследования в тропиках и повернул на север к о. Уналашка. В этот раз он хотел начать исследования в северной части Берингова моря в более раннее время и с использованием для прибрежной описи байдар. Именно на переходе к о. Уналашка бриг попал в сильный шторм, о котором рассказано в начале очерка.

Во время стоянки на о. Уналашка штурман B. C. Хромченко, передвигаясь на байдаре, описал острова Акун и Акутан. Исправив повреждения и взяв на борт 15 алеутов с байдарами,17 (29) июня бриг вышел на север и уже через 11 суток стал на якорь у восточного берега о. Св. Лаврентия. Берингово море к северу еще было покрыто льдами.

В холодном климате здоровье О. Е. Коцебу резко ухудшилось: у него начались сильные боли в ушибленной во время шторма груди, обмороки и кровохарканье. После мучительных раздумий он принял решение прервать исследования и возвратиться в Кронштадт. Впоследствии он вспоминал: «Теперь только я понял, что мое положение опаснее, чем я предполагал, и врач решительно объявил мне, что я не могу оставаться в близости льда. Долго я боролся с самим собой: неоднократно решался, презирая опасность смерти, докончить свое предприятие, но когда мне приходило на мысль, что, может быть, с моей жизнью сопряжено сбережение «Рюрика» и сохранение жизни моих спутников, тогда я чувствовал, что должен победить свое честолюбие. В этой ужасной борьбе меня поддерживала твердая уверенность, что я честно исполнил свою обязанность. Я письменно объявил экипажу, что болезнь принуждает меня возвратиться в Уналашку. Минута, в которую я подписал эту бумагу, была одной из горестнейших в моей жизни, ибо этим я отказался от своего самого пламенного желания» [16, с. 208].

6 (18) августа 1817 г. «Рюрик» вышел из гавани на о. Уналашка и отправился в обратный путь. Бриг добрался до Гонолулу, а затем, определив по пути положение о. Джонстон, 19 (31) октября корабль стал на якорь в лагуне островов Румянцева. Там Каду, который ранее утверждал, что хочет попасть в Петербург, неожиданно переменил свое решение и остался на берегу.

23 октября (4 ноября) по пути на запад были нанесены на карту острова Гейдена. После захода на о. Гуам бриг направился в Манилу на Филиппинах. Там его основательно отремонтировали, и 17 (29) января 1818 г. он поплыл на запад.

Пройдя через Зондский пролив в Индийский океан, бриг обогнул Африку и проследовал на север. 22 июля (3 августа) 1818 г. «Рюрик» стал на якорь на Неве перед домом графа Н. П. Румянцева, снарядившего эту экспедицию. За время трехлетнего плавания скончался лишь один матрос, что явно свидетельствовало о заботе командира о здоровье подчиненных моряков.

Труды экспедиции были опубликованы в 1821–1823 гг. в трех томах, а затем изданы за границей на английском, голландском и немецком языках. Результаты экспедиции на «Рюрике» были весьма значительны Во время плавания было положено на карту множество неизвестных до того времени островов, доказано, что многие острова, показанные на картах, либо не существуют вовсе, либо указаны не в том месте, где находятся. Кроме того, было произведено свыше 300 измерений температуры и плотности поверхностных вод океана, выполнено 83 измерения температуры на глубине, а в 10 местах с помощью термометра Сикса измерялись вертикальные ряды температур. Наибольшая глубина, на которой измерялась температура, составляла 1829 м (почти 1000 морских сажен).

Впервые в мировой практике О. Е. Коцебу определил относительную прозрачность морской воды. Для этой цели на тросе опускалась в море белая тарелка (в нескольких случаях такая тарелка обертывалась красной материей) и отмечалась глубина, на которой она исчезала из виду. Коцебу отметил по этому поводу: «Относительно первого [цвета. — Авт.] замечать надлежит, в какой мере странный или переменный цвет моря происходит от перемены глубины, от цвета морского дна или неба и облаков, от света солнечного или же от находящихся на поверхности воды инородных веществ. Прозрачность воды легче всего испытать можно опусканием в море прикрепленной горизонтально к лотлиню площадки, выкрашенной белой краской и расписанной черными или разноцветными чертами или буквами. По глубине, на коей в различных водах самая площадка соделывается невидимой, познается сравнительная прозрачность тех вод» [1, с. 165].

Такой прием прочно вошел в практику океанографии и используется в настоящее время, только вместо тарелки опускается белый диск определенных размеров. Этот прибор называется диском Секки, по имени патера Секки, изучавшего таким приемом прозрачность Средиземного моря, хотя, видимо, справедливее его было бы назвать диском Секки — Коцебу.

В период пребывания на Маршалловых островах учеными экспедиции было описано строение коралловых островов и впервые высказана гипотеза об их происхождении, что отметил впоследствии Чарльз Дарвин. Экспедиция собрала исключительно ценные этнографические данные об обитателях архипелага Туамоту и Маршалловых островов, о быте и нравах туземцев, их языке и культуре.

В заключение рассказа об экспедиции на «Рюрике» приведем слова выдающегося отечественного моряка-океанографа, вице-адмирала СО. Макарова: «Возьмем корабль «Рюрик», на котором в 1815–1818 гг. Коцебу совершил свое первое кругосветное плавание, и крейсер «Рюрик», строящийся в настоящее время в Санкт-Петербурге [речь идет о 1894 г. — Авт.] Оба эти судна имеют назначение — плавать на океанском просторе, но в то время как прежний «Рюрик» имел водоизмещение только 180 тонн, нынешний «Рюрик» имеет водоизмещение 10 500 тонн… Но хотя современный крейсер и превосходит в 60 раз во всех отношениях корабль бессмертного Коцебу, мы не можем рассчитывать, чтобы он во столько же раз больше привез научных исследований. «Сила не в силе — сила в любви», и нет прибора, которым можно было бы измерить эту силу, так как она неизмерима. Научные исследования будут производиться независимо от размеров кораблей, и надо радоваться, если каждый капитан привезет даже в 60 раз меньше, чем Коцебу» [18, с 252].

После возвращения из кругосветного плавания О. Е. Коцебу в 1819 г. был произведен в капитан-лейтенанты и награжден орденом Св. Владимира 4-й степени, а затем за участие в 18 морских кампаниях — орденом Св. Георгия 4-й степени.

В течение трех лет он был занят подготовкой итоговых трудов экспедиции на «Рюрике» и службой в Ревельском порту (ныне Таллинский порт), а затем назначен командиром шлюпа «Предприятие», спущенного на воду 22 мая (3 июня) 1823 г., водоизмещением 750 тонн, который 28 июля (9 августа) отправился из Кронштадта в кругосветное плавание. Шлюп получил задание доставить грузы в Русскую Америку для РАК, а затем проводить плавания там с целью охраны русских поселений. Одновременно предписывалось проводить попутно научные работы по изучению водных пространств и побережий земель, мимо которых проходил путь корабля.

На борту шлюпа ушли в поход 118 моряков и приглашенных в экспедицию ученых. Командный состав состоял из четырех лейтенантов, восьми мичманов и трех штурманских помощников.

Научная группа включала плававшего еще на «Рюрике» доктора медицины И. И. Эшшольца и трех студентов Дерптского (теперь Тартуского) университета: астронома В. Прейса, минералога Э. Гофмана и молодого физика, будущего академика Эмилия Христиановича Ленца (того самого Ленца, имя которого известно многим еще из курса физики средней школы). Эти студенты были приглашены Крузенштерном в экспедицию по рекомендации профессоров астронома Струве, Энгельгардта и физика Паррота. Под руководством своего профессора Егора Ивановича Паррота Э. X. Ленц сконструировал два прибора, измерения параметров морской воды при помощи которых сыграло важную роль в становлении океанографии. Это были батометр для взятия проб воды с различных глубин и глубомер (вьюшку) для измерения глубины. При помощи этих приборов во время плавания были собраны важнейшие научные сведения. Любопытно, что батометры Паррота — Ленца были довольно скоро забыты и через несколько десятилетий за границей появились вроде бы новые приборы — батометры Петтерсона — Нансена, очень похожие на батометры Паррота — Ленца, а также «вьюшки Томсона», аналогичные глубомеру Паррота — Ленца.

Батометр Паррота — Ленца был изолирован от теплового воздействия слоев воды, через которые этот прибор проходил при подъеме на палубу. Таким образом, температура образца воды, взятого с глубины, не изменялась (если исключить влияние изменения давления с подъемом образца воды с глубины на его температуру).

Ленц и его учитель Паррот разработали конструкцию вьюшки с автоматическим тормозом, обеспечивавшим определение момента прикосновения лота ко дну. Описание такой вьюшки было опубликовано Ленцем в 1834 г.

Эти два важных изобретения позволили в ходе экспедиции на «Предприятии» собрать ценные научные сведения. С помощью своего батометра ЭХ Ленц произвел много глубоководных измерений температуры и удельного веса морской воды. Наибольшая глубина одного из вертикальных рядов температур была равна 1778 м, а наибольшая глубина отдельного измерения была равна 1972 м Глубоководные наблюдения производились в 13 местах, в четырех из них было определено вертикальное распределение температур. При вычислении глубины погружения приборов вводились поправки на отклонения троса от вертикали и на укорачивание троса при намокании. Можно сказать, что методы и приборы, использованные на «Предприятии» во время кругосветного плавания в 1823–1826 гг., положили начало точным океанологическим работам.

Прежде чем выйти в Атлантику, Коцебу зашел в Копенгаген и Портсмут, чтобы получить необходимые заказанные заранее навигационные приборы и проверить хронометры. После долгого ожидания попутного ветра шлюп 16 (28) сентября отошел от побережья Европы и направился в порт Санта-Крус (о. Тенерифе, Канарские острова), где командир намеревался пополнить запасы продовольствия.

Но едва шлюп подошел к рейду г. Санта-Крус, и Коцебу сигналами попросил выслать лоцмана для проведения судна на рейд, раздался выстрел одного из крепостных орудий. Российские моряки были просто удивлены такой встречей. «Предположим, — вспоминал этот эпизод путешествия Коцебу, — что нас сочли за неприятеля; но мог ли шлюп повредить городу, защищенному отличными крепостями, против которых многочисленный английский флот под начальством самого Нельсона, потерявшего здесь руку, ничего не мог сделать?»

Впоследствии выяснилось, что губернатор острова был настроен либерально и не захотел принимать у себя корабль русского царя, которого считали «жандармом Европы» [17, с. 242]. Пришлось, не теряя времени, от Канарских островов шлюп направить прямо к Рио-де-Жанейро, куда экспедиция и прибыла 2 (14) ноября. Пополнив там запасы продовольствия, Коцебу 28 ноября (10 декабря) повел шлюп к мысу Горн, чтобы, пока погода оставалась благоприятной, обойти его. Это произошло 13 (25) января 1824 г. — шлюп оставил позади Огненную Землю и поплыл к заливу Консепсьон (Чили). Там моряки запаслись свежей провизией и выверили хронометры. 3 (15) февраля шлюп вышел в Тихий океан и направился к островам Туамоту.

И на этот раз Коцебу избрал курс, которым не ходил еще ни один мореплаватель. 14 (26) марта матрос-наблюдатель, несший вахту на раме из продольных и поперечных брусьев, устанавливаемой на самой верхней части стеньги, увидел остров. Коцебу, «имея причины полагать, что до сего времени он не усмотрен ни одним мореплавателем», назвал этот остров именем своего корабля. Так на карте появился новый остров — о. Предприятие [17, с 242].

Описав новооткрытый остров и определив его координаты, Коцебу направился далее на запад Пройдя мимо открытых им же во время плавания на «Рюрике» островов Румянцева, Спиридова, цепи островов Рюрика и других, а также мимо открытых Беллинсгаузеном островов Аракчеева, Грейга и соседних с ним островов, Коцебу проверил их координаты, а затем направился в бухту Матаваи на о. Таити. Он приступил к описанию этого острова, открыл новую, очень удобную гавань, в которой впоследствии расположилась столица о. Таити и всей французской Океании — г. Папеэте.

От о. Таити Коцебу направился к островам Самоа, где им была открыта новая группа островов, названная островами Беллинсгаузена. Затем Коцебу занялся описанием и уточнением месторасположения уже известных островов. Исправив ряд ошибок прежних мореплавателей, Коцебу 19 апреля (1 мая) 1824 г. направился к Камчатке, проложив курс через районы Тихого океана, где крайне редко плавали европейские мореплаватели и через группу островов Радак, открытых им во время плавания на «Рюрике» в 1817 г. 29 апреля (11 мая) шлюп стал на якорь у о. Отдиа (из группы островов Румянцева).

Когда шлюп отдал якорь возле острова, все жители скрылись в лес и долго не появлялись. Тогда Коцебу сел в шлюпку и отправился на берег. При подходе к острову он встретил лодку с тремя островитянами, с которыми обменялся приветственным возгласом мира «Айдара», а затем назвал себя: «Тотабу» (Коцебу). Островитяне тотчас же пристали к берегу и известили всех, что прибыл друг. Берег сразу ожил. Коцебу вспоминал об этой встрече: «Когда я вышел на берег, народ бежал ко мне толпами… и увидев своего старого знакомого, предался шумной детской радости, я должен был позволить восхищенным отдийцам обвесить меня венками из цветов и зеленых ветвей… они очень хотели знать о моих прежних спутниках — Тимаро (Шишмареве), Тамиссо (Шамиссо) и о прочих» [16, с 286].

Через неделю шлюп покинул остров, где жители так хорошо запомнили предыдущий визит Коцебу, и к 9 (21 июня) доплыл до Петропавловска-Камчатского. Сдав там груз, доставленный для РАК, шлюп 20 июля (1 августа) отправился в порт Ново-Архангельск на о. Ситка. Там Коцебу встретил капитана 2-го ранга М. П. Лазарева — командира фрегата «Крейсер», также совершавшего кругосветное плавание.

Именно фрегат «Крейсер» и должен был сменить шлюп «Предприятие».

В Ново-Архангельске выяснилось, что до марта 1825 г. шлюп «Предприятие» в Русской Америке не потребуется. Коцебу решил использовать это обстоятельство для плавания в Сан-Франциско за провизией и на отдых.

В Сан-Франциско Коцебу пробыл до 25 ноября (7 декабря). В это время Калифорния уже не подчинялась Мексике, которая упорно стремилась освободиться от испанского владычества, но в то же время не считалась независимой. Естественно, Главное правление РАК и главный правитель Русской Америки очень надеялись на расширение русского влияния там и расширения русской колонии Росс, участвовавшей в обеспечении поселений РАК продовольствием Наблюдая воочию кризис власти в Калифорнии в 20-х гг. XIX в., и Коцебу мечтал о ее присоединении к России. «Сознаюсь, — писал он, — я не мог не подумать о том, как счастлива была бы данная страна под защитой нашей великой империи и какие выгоды получила бы от этого сама Россия» [20, с. 274]. Но, мы знаем, что Калифорнию ждала иная судьба.

А затем О. Е. Коцебу отправился к Гавайским островам, чтобы использовать оставшееся время для научных работ и практики молодых офицеров шлюпа После трехнедельного плавания шлюп вошел в гавань Гонолулу (Коцебу называл ее Гана — Рура). Здесь с помощью местных мастеров был произведен ремонт корабля. Любопытно, что островитяне, ныряя, исправили поврежденную медную обшивку шлюпа, причем они оставались под водой довольно долго — до 48 секунд. 31 декабря (12 января) 1825 г. шлюп отправился в Ново-Архангельск и 24 февраля (8 марта) стал на якорь против Ново-Архангельской крепости. Во время стоянки в Ново-Архангельске мичман Вукрович произвел опись северной части залива этого порта

19 (31) июля в Ново-Архангельск пришло из Кронштадта судно РАК «Елена» водоизмещением 400 тонн под командой лейтенанта Петра Егоровича Чистякова. От него Коцебу узнал, что между Российской империей и США в 1825 г. заключено соглашение, по которому купцам этой республики разрешалась свободная торговля во всей Русской Америке. По этому соглашению одна из важнейших причин крейсерства российских военных кораблей у берегов Русской Америки отпадала. Кроме того, для защиты самого Ново-Архангельска оставалось судно «Елена». Главный правитель Русской Америки на запрос Коцебу ответил, что надобности в пребывании шлюпа возле берегов Русской Америки не предвидится.

И Коцебу уже 11 (23) августа вышел из Ново-Архангельска и 14 (26) сентября стал на якорь в Гонолулу, а через 5 дней отправился к островам Радак Маршалловой группы.

8 (20) октября был открыт и описан атолл, названный в честь второго лейтенанта «Предприятия» Николая Петровича Римского-Корсакова. На следующий день была описана еще одна группа островов, названная именем врача экспедиции Ивана Ивановича Эшшольца.

Сейчас эта группа называется атолл Бикини. О нем в середине XX в. узнал весь мир — этот остров стал местом, где США испытывали ядерное оружие. Атолл Бикини — местное название. Коцебу не знал его, а потому назвал атолл именем своего корабельного доктора и натуралиста.

Задержавшись недолго на о. Гуам (Марианские острова), шлюп отправился в Манилу, куда и прибыл 8 (20) ноября. После двухмесячной стоянки в Маниле на Филиппинах шлюп отправился далее на запад, держа курс на Зондский пролив, а затем на мыс Игольный (самый южный мыс африканского материка), который был обойден 15 (27) марта 1826 г. Не заходя в Кейптаун, Коцебу направился к о. Св. Елены, а затем в Портсмут и Копенгаген. 10 (22) июля) 1826 г. шлюп «Предприятие» возвратился в Кроншадт.

Свои кругосветные плавания Коцебу подробно описал. В работе «Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода, предпринятое в 1815,1816,1817 и 1818 годах», первые две части которой вышли в 1821 г., Коцебу подвел научные итоги плавания на «Рюрике». В 1823 г. им была издана третья часть этой книги, в которой приводились журналы наблюдений и статьи естествоиспытателей, принимавших участие в плаваниях. Описание плавания шлюпа «Предприятие» приведено в книге «Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Предприятие», изданной в 1828 г. Обе эти книги вскоре после их издания были переведены на немецкий, английский, голландский и шведский языки.

Подводя итоги двух кругосветных плаваний Коцебу, можно отметить, что в ходе их проведения было открыто более 300 новых островов, среди них такая крупная группа островов, как цепь Радак. Безусловно, большая часть этих островов — мелкие необитаемые атоллы. Но ясно, что для проведения безаварийных плаваний в Океании необходимо капитанам иметь хорошую и точную карту, на которой показаны все острова, островки, мели, рифы и т. д. Так же оценивал свои открытия новых земель и сам Коцебу: «Подобные открытия сами по себе маловажны, — писал он, — но верные описания и точные определения положения их необходимы для мореплавателей» [17, с 244].

Некоторые иностранные географы поставили под сомнения открытие Коцебу новых островов, исправление им ошибок других мореплавателей в определении координат островов, его утверждения в фактическом отсутствии некоторых островов, об открытии которых сообщалось ранее. На все эти утверждения дал ответ И. Ф. Крузенштерн в статье о плавании «Рюрика», напечатанной в книге Коцебу. Путем сравнения различных карт с картой Коцебу и анализа условий плавания «Рюрика» Крузенштерн убедительно доказал, что открытия, совершенные во время этого плавания, были действительно реальными.

Во время своих двух кругосветных плаваний Коцебу со своими офицерами сделал подробные описания различных бухт, подходов к ним, якорных стоянок, исследовал закономерности смены прибрежных ветров в течение суток.

В ходе этих плаваний были значительно пополнены сведения по этнографии. Коцебу и ученые экспедиции уделяли значительное внимание изучению языка и обычаев местных жителей. Были сделаны зарисовки, записи, собиралась домашняя утварь, украшения, оружие, орудия труда и прочие предметы обихода. Причем именно благожелательное отношение островитян к российским морякам помогало продуктивно проводить с ними мену и знакомиться с их обычаями и нравами.

Коцебу в своих работах не раз отмечал пагубное влияние на местное население примет «европейской цивилизации», что приводило к резкому уменьшению числа туземцев после знакомства с европейцами. Так, рассказывая о быте жителей о. Таити, он отметил, что со времени первого посещения этого острова английским мореплавателем Д. Куком в 1769 г. до 20-х гг. XIX в., т. е за 50 лет, население острова уменьшилось с 80 тысяч до 8 тысяч человек. «Отчего, — спрашивает Коцебу, — произошла эта ужасная разность?» И тут же отвечает. «Где на островах Южного моря поселился европеец, там опустошительная смерть, сопутствуя ему, истребляет целые племена» [17, с 245].

Особенно критически относился он к деятельности христианских миссионеров на островах в Тихом океане и в Калифорнии. Так, наблюдая за их деятельностью в Калифорнии, он отметил; «Так как миссионеры не заботятся об изучении языка индейцев, то мне непонятно, каким образом внушили им христианскую веру. Глубочайший мрак должен царствовать в умах и сердцах этих бедных людей, могущих перенимать только наружные обряды и потом подражать им Обращение этих народов в христианство распространяется ныне по всему Южному морю [на островах в Тихом океане. — Авт.] но жаль, что миссионеры никогда не помышляют о просвещении людей прежде их крещения; таким образом, то, что должно доставить им и счастье и спокойствие, подает повод к кровопролитным войнам» [17, с 245].

Коцебу старался при посещении островов в Южном океане обеспечить при контактах с островитянами дружелюбное и простое отношение со стороны экипажа его корабля. Он высоко ценил искусство мореплавания островитян, совершавших на небольших лодках-пирогах переходы в океане протяженностью десятки сотен миль. Любопытно, что о расположении групп островов основной цепи Радак Коцебу узнал от островитян. Один из них изобразил на песке при помощи камней несколько групп островов и показал не только их относительное расположение, но и расстояния между ними. Несколько позднее Коцебу узнал, что у туземцев имеются своеобразные лоции и правила мореплавания, которые существуют в виде текста песен, передаваемых из поколения в поколение.

Огромную ценность представляют океанологические данные, собранные Коцебу. Во время обоих плаваний производились довольно обширные гидрометеорологические наблюдения не только на поверхности океана, но и на глубинах. Определялся удельный вес морской воды и «посредством белой тарелки» ее прозрачность.

Большое внимание Коцебу уделил наблюдениям за течениями и колебаниями уровня воды. Течения Коцебу определял преимущественно навигационным способом — по разнице между обсервованным, т. е. определенным астрономическим способом места судна по наблюдениям небесных светил или береговых предметов, и счислимым, т. е. рассчитанным при помощи снятия показаний лага и компаса возможного места корабля, определенного по курсам и пройденным расстояниям от последнего обсервованного места.

Очень точно определил ценность океанографических исследований, проведенных Ленцем в ходе экспедиции на шлюпе «Предприятие», видный отечественный океанограф профессор ЛД. Добровольский: «Ценность океанографических исследований, проведенных Ленцем, состоит также в том, что он обнаружил и объяснил новые океанографические явления. Так, Ленц обнаружил существование максимумов солености в тропических зонах океанов и правильно объяснил их усиленным испарением в этих зонах; обратил внимание на несколько большую соленость Атлантического океана в сравнении с другими океанами; указал на однородность солевого состава, несмотря на различие солености воды в различных зонах океана; исследовал характер изменения солености и температуры с увеличением глубины (до глубин около 2000 м); сопоставил температуры воды и воздуха в разных широтах; изучал годовой ход температуры воды, ее сжимаемость и даже солености воздуха над морем Весьма интересно и его теоретическое исследование об изгибе троса с лотом в воде. Словом, океанографические работы велись Ленцем в широком масштабе и, главное, с исключительной точностью, свойственной ему, как первоклассному физику. Характерно, что данные Ленца во многом не утратили своей ценности и до сих пор.

Кроме океанографических работ Ленц вел еще гравиметрические («маятниковые») наблюдения (для определения поля силы тяжести), которые также были выполнены им с большой точностью» [17, с. 246].

На протяжении многих лет (фактически до середины XX в.) уникальные океанографические данные, собранные исследователями на «Предприятии», использовались многими учеными. Вице-адмирал СО. Макаров отмечал в 1894 г., т. е. почти через 70 лет после экспедиции на «Предприятии»:

«Когда я обработал их [приведенные в отчетах экспедиции измерения удельного веса и температуры проб океанской воды, а значит, и ее солености. — Авт.] по составленным мною таблицам, то высокая точность наблюдений Ленца выказалась весьма наглядно. Наблюдения Ленца не только первые в хронологическом отношении, но первые и в качественном, и я ставлю их выше своих наблюдений и выше наблюдений «Челленджера» [знаменитая британская океанографическая экспедиция на корабле «Челленджер» в 1872–1876 гг. — Авт.]» [18, с. 202].

Успешное проведение научных исследований во время кругосветной экспедиции на шлюпе «Предприятие» было во многом обусловлено личностью командира корабля, создавшего благоприятные условия для работы ученых. И сам он был выдающимся исследователем Особенно ценны его этнографические наблюдения, проведенные в ходе обоих кругосветных плаваний. Недаром в предисловии к своему капитальному труду «Физические наблюдения, произведенные во время кругосветного путешествия под командованием капитана Отто фон Коцебу в 1823–1826 гг.» Э. Х. Ленц писал: «В заключение считаю своим приятным долгом выразить благодарность своему бывшему начальнику капитану фон Коцебу, которому я очень многим обязан как за внимательное обращение, облегчившее мне, новичку, строгость законов на морском судне, так, в особенности, за помощь, которую он всегда, как только этому позволяли другие цели экспедиции, охотно оказывал мне в моих опытах. Да и вообще приятно проделывать путешествие, подобно нашему, под командой человека, имя которого так широко известно во всей Европе» [19, с. 21].

По возвращении из третьего кругосветного плавания О. Е. Коцебу в июле 1826 г. был произведен в капитаны 2-го ранга и назначен офицером по особым поручениям при адмирале Г. Л. Спиридове. Затем он командовал 110-пушечным кораблем «Император Петр I» и 23-м флотским экипажем при Кронштадском порте. В 1828 г. за заслуги и профессионализм он был переведен в Гвардейский экипаж, но перенесенные во время многочисленных плаваний тяготы подорвали здоровье прославленного моряка, и он был отправлен в Ревель для лечения. Годом позже его произвели в капитаны 1-го ранга, но болезнь не позволила продолжить службу во флоте, и он был вынужден уйти в отставку. Скончался О. Е. Коцебу в 1846 г. и похоронен в Ревеле (ныне Таллин).

В честь выдающегося исследователя помимо обширного залива на побережье Аляски, открытого им в 1816 г., названы город на берегу этого залива и ручей, впадающий в него, а также атолл в группе островов России, нанесенный им на карту (второе название Аратика).

Глава 4
КАК В ХОДЕ КРУГОСВЕТНОГО ПЛАВАНИЯ БЫЛ ОТКРЫТ ЛЕДЯНОЙ МАТЕРИК АНТАРКТИДА

В январе 1820 г. два российских шлюпа «Восток» и «Мирный» плавали в Южном океане у самого Южного полярного круга. Командир шлюпа «Мирный» лейтенант Михаил Петрович Лазарев вспоминал позже: «16 января достигли мы широты 69°23′ S, где встретили матерой лед чрезвычайной высоты и в прекрасный тогда вечер, смотря на салингу [площадка на самом верху стеньги — продолжения мачты в высоту. — Авт.] простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35′ W от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к Осту, покушаясь при всякой возможности к Зюйду, но всегда встречали льдинный материк, не доходя 70°» [23, с. 150, 151].

А командир первой русской антарктической кругосветной экспедиции шлюпов «Восток» и «Мирный», он же командир шлюпа «Восток» капитан 2-го ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен в рапорте 8 апреля 1820 г. из Порт-Джексона (Сиднея, Австралия) морскому министру И. И. Траверсе о первой встрече с южным материком писал: «16-го числа, дошедши до широты 69°25′ S и долготы 2°10′ W, встретил сплошной лед, у краев один на другой набросанный кусками, а внутрь к югу в разных местах по оному видны ледяные горы».

О встрече с материком 5–6 февраля при следовании далее на восток Беллинсгаузен в рапорте писал: «Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно, и который продолжался по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу. Плоские ледяные острова, близ сего материка находящиеся, ясно показывают, что они суть отломки сего материка, ибо имеют края и верхнюю поверхность подобную материку». Беллинсгаузен отмечал также, что «большой Южной Земли» (суши), как предполагали ранее, он не встречал, что суша, если она существует, погребена под массивными льдами и может быть встречена во льдах при движении к полюсу [23, с 147].

Это был главный результат кругосветного плавания «Востока» и «Мирного». Русские моряки открыли на самом юге Южного полушария шестой ледовый материк. Расскажем об этом выдающемся географическом открытии более подробно.

Гипотеза о существовании огромного южного материка зародилась еще у древних римлян и греков. Многие ученые-географы на протяжении веков верили в то, что неизвестный материк «Тера аусгралис инкогнито» (Неизвестная южная земля) существует и простирается вплоть до южных оконечностей других материков. Только известный английский мореплаватель Джемс Кук, совершивший с целью нахождения этой земли второе кругосветное путешествие в 1772–1775 гг., поставил как бы точку в затянувшихся поисках. Он утверждал в своей книге об этом путешествии: «Я обошел южный океан на высоких широтах и совершил это таким образом, что неоспоримо отверг возможность существования здесь материка, который, если и может быть обнаружен, то лишь близ полюса, в местах, не доступных для плавания…

Положен конец дальнейшим поискам Южного материка, который на протяжении двух столетий неизменно привлекал внимание некоторых морских держав… Я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы».

И уверенный в правоте своих предположений, он заключил: «Отныне споры о южном материке не будут больше привлекать внимание ученых и вызывать разногласия в их среде» [24, с. 33].

В этом Дж. Кук ошибся. Расширение района океанических плаваний русских моряков в начале XIX в. и их возросший опыт привел к тому, что уже в конце 1818 г. ведущие отечественные гидрографы вице-адмирал ГА Сарычев, капитан 1-го ранга И. Ф. Крузенштерн и капитан-лейтенант О. Е. Коцебу составили проекты и замечания по организации одновременно двух экспедиции для проведения исследований в антарктических и арктических областях.

Причем решено было организовать два отряда («дивизии»). Один отряд должен был исследовать южные полярные широты, проникнуть как можно ближе к Южному полюсу и решить вопрос о существовании в этом районе Южного материка. Второй отряд должен был пройти от Берингова пролива вдоль северных берегов Северной Америки в Атлантический океан, т. е. решить вопрос о нахождении так называемого северо-западного морского прохода (о плавании второго отряда расскажем в следующей главе).

В конце марта 1819 г. И. Ф. Крузенштерн подробно разработал план экспедиции двух отрядов, о которых сказано выше. В письме морскому министру он писал: «Хотя и Кук полагает существование земли у Южною полюса, однако он при этом думает, что она никогда открыта не будет., новая экспедиция к сим странам может только иметь ту цель, чтобы… сделать последней конец исканию земли у Южного полюса». Кроме этой главной цели, Крузенштерн считал необходимым исследовать тропическую зону Тихого океана. Он отметил: «Сия экспедиция. должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оном недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море. Славу такового предприятия не должны мы допускать отнять другим у нас» [23, с. 98, 95].

По рекомендации И. Ф. Крузенштерна начальником экспедиции в южные широты и командиром шлюпа «Восток» был назначен капитан 2-го ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен. Он родился 18 (29) августа 1779 г. на о. Эзель (ныне о. Сааремаа, Эстония). Десяти лет он был отдан в Морской кадетский корпус. Будучи гардемарином, он совершил плавание в Англию. Окончив корпус в 1797 г., он плавал на Балтике на кораблях Ревельской эскадры. В 1803–1806 гг. Беллинсгаузен плавал вокруг света в составе команды шлюпа «Надежды» и проявил себя в период плавания наилучшим образом По возвращении в Кронштадт он продолжил службу на Балтике. В 1810 г. его перевели на Черноморский флот, где он командовал фрегатом «Минерва», а затем фрегатом «Флора». За время службы на Черном море он проделал большую работу по уточнению морских карт Кавказского побережья, произвел ряд астрономических наблюдений, точно определил координаты главнейших пунктов побережья.

А назначенный командиром шлюпа «Мирный» лейтенант Михаил Петрович Лазарев родился 3 (14) ноября 1788 г. во Владимирской губернии. По окончании Морского кадетского корпуса, в 1803 г. он отправился волонтером в английский флот для усовершенствования в морском деле. Плавая в течение пяти лет на английских кораблях, посетил Вест-Индию. По возвращении на родину Лазарев служил на корабле «Всеволод» и участвовал в боевых действиях против соединенного англо-шведского флота. В Отечественную войну 1812 г. он служил на бриге «Феникс», принимал участие в высадке десанта в Данциге (теперь Гданске).

В сентябре 1813 г. М. П. Лазарев по предложению РАК принял командование принадлежавшим ей кораблем «Суворов» длиной 100 футов (30 м). 9 (21) октября 1813 г. «Суворов» с грузами для РАК вышел из Кронштадта. 19 (31) октября «Суворов» пришел в Карлскруну (Швеция), откуда вместе с другими коммерческими судами под охраной военных кораблей (шла война с Наполеоном) вышел через 5 дней. Зайдя по пути в шведские порты Мальмё и Гётеборг, «Суворов» уже в одиночестве пришел в Портсмут. Там на судно приняли дополнительные грузы для Русской Америки и лишь 26 февраля (10 марта) вместе с другими торговыми судами, направлявшимися в Вест-Индию, оно покинуло Портсмут. Торговый караван судов прикрывал военный отряд в составе трех кораблей и двух бригов. Дойдя в составе конвоя до о. Порто-Санто (близ о. Мадейра), Лазарев отправился в Рио-де-Жанейро, куда и прибыл 22 апреля (4 мая).

Закончив там дела, связанные с РАК, Лазарев 25 мая (6 июня) вышел в море, обогнул африканский мыс Доброй Надежды и Южный мыс Тасмании и 13 (25) августа пришел в Порт-Джексон (Сидней).

Оттуда «Суворов» вышел 3 (15) сентября. Любопытно отметить, что через 12 суток после выхода в открытом море на судне почувствовали легкий толчок — как бы прикосновение к мели. Лазарев полагал, что судно столкнулось со спящим китом, которых много плавало вокруг. Историк и ученый моряк контр-адмирал Н. Н. Зубов считал, что вероятнее, однако, этот толчок был создан одним из частых в районе плавания «Суворова» (к востоку от Австралии в точке с координатами 30° ю. ш. и 178° з. д.) моретрясений [1, с 160].

28 сентября (10 октября) в точке с координатами 13° ю. ш. и 163 1/2° з. д была открыта, положена на карту и посещена группа из пяти необитаемых коралловых островков, соединенных друг с другом коралловыми банками (мелями). Эта группа в честь своего судна Лазаревым была названа островами Суворова.

На острова поплыли моряки на двух шлюпках. Одна из шлюпок при переходе через коралловую банку была атакована акулами, «от которых едва могли отделаться, обороняясь своим оружием, но никто не был ранен, кроме что у некоторых было искусано платье» [23, с 27].

18 (30) ноября 1814 г. «Суворов» пришел в Ново-Архангельск В следующем году «Суворов» ходил за пушниной к островам Св. Павла и Св. Георгия (острова Прибылова), в мае вернулся в Ново-Архангельск и 23 июля (4 августа) вышел оттуда с грузом пушнины и товаров, предназначенных для продаже в Лиме (Перу). Судно заходило в Сан-Франциско для приобретения продуктов и приема запасов пресной воды. На пути от Сан-Франциско до Кальяо (порт Лимы) Лазарев останавливался у о. Сокорро (архипелаг Ревилья-Хихедо) и, сойдя на несколько часов на берег, определил по лунным расстояниям его координаты.

Следуя далее на юг, Лазарев у о. Кокос проверил хронометры, затем зашел в селение Санта-Роса. 25 ноября (7 декабря) «Суворов» пришел в Кальяо и простоял там, ожидая окончания торговых операций до 14 (26) февраля 1816 г. Во время стоянки по многим лунным расстояниям была определена долгота этого порта. В Кальяо Лазарев взял с собой подаренное русскому императору местными властями собрание перуанских древностей.

Выйдя из Кальяо, Лазарев направился на юг к мысу Горн и вышел в Атлантику. Посетив о. Фернандо-Норонья, Портсмут и Хельсингёр (Дания), судно 15 (27) июля возвратилось в Кронштадт. Лазарев привез из Кальяо в Россию много диковинных предметов, а также еще невиданных тогда в Европе лам, альпаку и вигонь. Благодаря заботливому уходу моряков за этими животными они благополучно перенесли длительное и довольно тяжелое морское путешествие. В ходе путешествия продолжительностью 2 года 9 месяцев самый длительный переход под парусами от Рио-де-Жанейро до Порт-Джексона продолжался 112 дней. Лазарев, командуя судном «Суворов», показал себя не только как искусный и решительный морской офицер с большими организаторскими способностями, но и как смелый исследователь.

Ф. Ф. Беллинсгаузен был назначен на должность начальника антарктической экспедиции лишь незадолго до ухода в плавание, поэтому оборудование шлюпов, подготовка снаряжения и комплектование команд легли на М.П… Лазарева. Он сумел набрать экипажи из моряков, пожелавших добровольно отправиться в длительную экспедицию.

Экипаж «Востока» состоял из 117 моряков. Старшим офицером шлюпа был назначен капитан-лейтенант И. И. Завадовский, вахтенными начальниками определили лейтенантов И. Ф. Игнатьева, К. П. Торсона, А. С. Лескова, мичмана Д. А. Демидова, штурманом шлюпа назначили Я. Парядина. Кроме того, в экспедиции приняли участие астроном М.М… Симонов, академик живописи Петербургской Академии художеств П. Н. Михайлов, штаб-лекарь Я. Берг.

Экипаж «Мирного» состоял из 73 моряков. Из офицеров на нем, кроме М.П… Лазарева, были лейтенанты Н. В. Оберни бесов, М. Д. Анненков, мичманы И. А. Куприянов, П. М. Новосильский, а также медик-хирург Н. А. Галкин и штурман Н. Ильин.

Наиболее опытными офицерами экспедиции считались капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский и лейтенант Константин Петрович Торсон. Беллинсгаузен очень ценил Заводовского, которого знал по совместной службе на Черном море и с которым был дружен. По возрасту Завадовский был старше своего начальника и всех офицеров экспедиции. Он плавал на кораблях эскадр, которые возглавляли адмиралы Ушаков и Сенявин, принимал участие в боевых действиях русского флота в Восточном Средиземноморье и Черном море. Завадовского уважали за его решительность, смелость и опыт.

Уважением и авторитетом пользовался и лейтенант Тор-сон. По свидетельству современников, Торсон был зачислен в экспедицию «по хорошему отзыву известных морских капитанов» и являлся «одним из самых отличных и ученых флотских офицеров и самых кротких людей». Но, безусловно, этот «кроткий» офицер был решительным и мужественным человеком В Отечественную войну 1812 г. Торсон, служивший мичманом на фрегате «Амфитрида», первым из русских военных моряков получил боевое отличие — орден Св. Анны 3-го класса.

В Копенгагене к экспедиции должны были присоединиться два натуралиста-немца, но они в последнюю минуту отказались. Замены им уже не нашли. Беллинсгаузен писал по этому поводу: «В продолжение всего путешествия мы всегда сожалели и теперь сожалеем, что не было позволено идти с нами двум студентам по части естественной истории из русских, которые того желали, а предпочтены им неизвестные иностранцы» [25, с 189].

Оба экспедиционных шлюпа «Восток» и «Мирный» были построены на отечественных верфях почти одновременно, в 1818 г. «Восток» имел водоизмещение 900 тонн, длину 30,5 м и ширину 10 м, 28 пушек. Его построил на Охтенской верфи англичанин — корабельный инженер этой верфи Стоке. Как выяснилось позже, рангоут шлюпа оказался излишне высок, а корпус явно был недостаточно прочен для плавания во льдах. Правда, уже в Кронштадте перед самым уходом экспедиции корабельный мастер Амосов по мере возможности укрепил подводную часть корпуса «Востока» и обшил ее снаружи медными листами.

Шлюп «Мирный» был переоборудован из транспорта «Ладога». Его построил в верфи Лодейного поля корабельный мастер Колодкин по проекту талантливого кораблестроителя Курепанова. Водоизмещение «Мирного» равнялось 530 тоннам, длина 36,5 м и ширина 9,1 м, 20 пушек. Корпус шлюпа был сооружен из выдержанного соснового леса, имел железные крепления. По настоянию М. П. Лазарева на «Мирном» сделали дополнительную («фальшивую») обшивку, поставили дополнительные крепления, заменили такелаж. Так что «Мирный» был более приспособлен для плавания во льдах и более удобен для размещения экипажа.

Так что «Восток» и «Мирный» сильно отличались, особенно по скорости хода. И в ходе экспедиции «Восток» часто уходил вперед и вынужден был не раз дожидаться подхода «Мирного». По этому поводу М. П. Лазарев даже писал своему другу А. А. Шестакову: «Но для чего посланы были суда, которые всегда должны держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходе, что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока спутник его несет паруса весьма малые и дожидается? Эту загадку предоставляю самому отгадать, а я не знаю» [23, с. 150].

Снаряжение экспедиции и подготовка шлюпов к длительному плаванию были проведены в течение трех месяцев. Беллинсгаузен и Лазарев организовали подготовку так, что экспедиция была хорошо обеспечена всем необходимым для проведения научных работ: были приобретены необходимые точные инструменты и приборы, лоции, карты, литература. Экипажи были в достаточной степени снабжены одеждой и провизией (в том числе противоцинготными средствами). Не забыли руководители экспедиции и приготовление подарков для туземного населения Океании, «дабы, — писал Беллинсгаузен, — побудить диких к дружелюбному с нами обхождению, а нам доставить возможность получить от них посредством мены свежие съестные припасы и разные изделия» [25, с 190].

Согласно инструкции Морского министерства, главной целью экспедиции было «приобретение полнейших познаний о нашем земном шаре» и «открытия в возможной близости Антарктического полюса». Поэтому командиру «первой дивизии» исследовательских кораблей предписывалось начать исследования с о. Южной Георгии и «Земли Сандвичевой» (Южных Сандвичевых островов) и затем стремиться проникнуть возможно дальше к югу.

«Ежели под первыми меридианами, под коими он [Беллинсгаузен. — Авт.] пустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими, не упуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу».

Зимние антарктические месяцы экспедиции предписывалось использовать для исследования экваториальной части Тихого океана, а затем вновь попытаться продвинуться на юг «к отдаленнейшим широтам» и продолжить исследования «по прошлогоднему примеру», завершив путь «вокруг земного шара… под меридианами Земли Сандвичевой».

По пути экспедиции предписывалось заниматься исследованием «всех заслуживающих любопытство предметов» «по геометрической, астрономической и механической части», производить наблюдения над уровнем моря и течениями, над состоянием атмосферы, собирать зоологические, минералогические коллекции, а также изучать такие природные явления, как ледовые айсберги, смерчи, полярные сияния, свечение моря.

Начальнику экспедиции предписывалось во время пребывания «в иностранных владениях и у народов различных стран обходиться с ними ласково и сохранять всякую благопристойность и учтивость, внушая сие и всем подчиненным», с населением земель, которые посетит экспедиция, надлежало обращаться «сколь можно дружелюбно».

В завершение инструкции было сказано: «Вы пройдете обширные моря, множество островов, различные земли; разнообразность природы в различных местах, натурально, обратит на себя любопытство ваше. Старайтесь записывать все, дабы сообщить сие будущим читателям путешествия вашего» [25, с 190,191].

4 (16) июля 1819 г. шлюпы «Восток» и «Мирный» вышли из Кронштадта и после трехдневной стоянки в Копенгагене 28 июля (9 августа) прибыли в Портсмут. В тот же день туда пришли шлюпы второй «дивизии» «Открытие» и «Благонамеренный». Там состоялась встреча со шлюпом «Камчатка», где командиром был В. М. Головнин, возвращавшимся в Кронштадт после кругосветного плавания. Во время стоянки шлюпов в Портсмуте туда заходило судно РАК «Кутузов», где командиром был капитан-лейтенант ЛА Гагемейстер, возвращавшееся из кругосветною плавания.

Закупив инструменты, карты и книги, «Восток» и «Мирный» 26 августа (7 сентября) вышли из Портсмута, пополнили запасы пресной воды на о. Тенерифе и 2(14) ноября прибыли в Рио-де-Жанейро, где в это время уже стояли шлюпы второй «дивизии». 22 ноября (4 декабря) все четыре русских шлюпа оставили Рио-де-Жанейро. «Восток» и «Мирный» направились в антарктические воды, а «Открытие» и «Благонамеренный» — к мысу Доброй Надежды для дальнейшего плавания в северную часть Тихого океана.

24 ноября утром в 9 ч шлюпы легли в дрейф. На «Востоке» был спущен ялик и послан на «Мирный». Оттуда прибыли лейтенант Лазарев, священник, медик-хирург Галкин, лейтенант Анненков и мичман Новосильский. Вскоре на «Востоке» прошло молебствие о испрошении благополучного и успешного окончания предстоящего шлюпам плавания.

После сего Лазарев принял на шлюп «Мирный» жалование на 20 месяцев и на такое же время порционных денег, чтобы в случае какого-либо несчастья со шлюпом «Восток» команда «Мирного» не осталась без положенного содержания. На случай потери шлюпами друг друга Беллинсгаузеном была вручена Лазареву инструкция: «Приступая к исполнению возложенного на меня поручения, прошу вас с вверенным вам шлюпом «Мирный» в дурные погоды держаться в расстоянии пяти кабельтовых [926 м] в кильватере, а во время туманов ближе к шлюпу «Востоку»; напротив, в хорошую погоду на траверзе в расстоянии четырех, шести и осьми миль [7,4; 11,1; 14,8 км]. В ночное время, когда на шлюпе «Востоке» будет поднят фонарь, тогда и на «Мирном» поднять фонарь на том месте, откуда оный должен быть виднее. Может случиться, что суда, назначенные производить плавание вместе, разлучатся, и как сему почти всегда бывает кто-нибудь виною, то прошу вас внушить вахтенным лейтенантам быть крайне бдительными. Когда же неожиданно последует разлука, тогда искать друг друга три дня на том месте, где в последний раз находились в виду один другого, и производить пальбу из пушек; ежели и после сего не встретимся, то старайтесь поступать по инструкции, мне данной, с которой вы копию уже имеете; когда неожиданная разлука случится возле острова Георгия [о. Южная Георгия], тогда рандеву назначаю на высоте залива Овладения [т. е. залив Посесшн на о. Южная Георгия], где, прождав четыре дня, поступать по инструкции, а ежели разлучимся близ Фалкландских островов, и время года будет еще позволять, то держаться около сих островов под ветром, и отыскав гавань, войти в оную, где и ожидать шесть дней, разводя на горах огни; после чего возвратиться через Куков пролив [между южными и северными островами Новой Зеландии] в Порт Жаксон [в глубине этой бухты находится г. Сидней, в настоящее время — Порт-Джексон], и там ждать прихода шлюпа «Восток». Все вышеописанное во время разлуки, будет с точностью исполняемо на шлюпе «Востоке»» [26, с. 421]. И надо отметить, что благодаря мастерству экипажей шлюпов и строгому соблюдению инструкции командирами шлюпов корабли разлучались на протяжении всего времени кругосветного плавания только по их обоюдному желанию.

Кроме того, на протяжении всего времени путешествия соблюдался следующий порядок: при чистом горизонте каждые полчаса вахтенные матросы забирались на все три салинга мачт и докладывали вахтенному офицеру результаты обзора окружающего пространства моря, причем офицер не разрешал посланным наверх переговариваться между собой, каждый докладывал то, что сам видел.

10 (22) декабря, учитывая падение температуры, Беллинсгаузен распорядился поставить в палубах и закрепить на штатных местах чугунные печки и вывести от них дымовые трубы в постоянно закрытые водонепроницаемые люки (до этого огонь в печках разводили через день и по прекращении топки печки выносили наверх).

Следуя в южные широты, шлюпы 15 (27) декабря подошли к о. Южная Георгия, в свое время бегло осмотренного Дж. Куком. С этого момента начались географические открытия, сделанные русскими моряками в ходе детального изучения южных островов и антарктических морей. На Южной Георгии появились мысы Парядина (в честь штурмана «Востока» Якова Парядина), Демидова (в честь мичмана с «Востока» Дмитрия Алексеевича Демидова), Куприянова (в честь мичмана с «Мирного» Ивана Антоновича Куприянова), залив Новосильского (в чесгь мичмана с «Мирного» Павла Михайловича Новосильского), а вблизи Южной Георгии остров Анненкова (в честь лейтенанта с «Мирного» Михаила Дмитриевича Анненкова).

25 декабря в Ючасов в широте южной 56°4′ шлюпы впервые прошли мимо огромной льдины, как писал Беллинсгаузен, «льдяного острова, в окружности около полуторы мили, высотою от поверхности воды 180 фут [54 м]. С северной стороны отлогий льдяной мыс был покрыт пингвинами; они все стояли, размахивая ластами. Плавающая громада льда, которую мы увидели в первый раз, привела нас в величайшее удивление» [26, с 431].

За время ледовых наблюдений экспедиции моряки записывали количество и расположение увиденных айсбергов и ледяных полей, измерялась высота ледяных гор (наибольшая высота оказалась равной почти 400 футам над уровнем моря —120 м) и даже подсчитывались объемы встреченных ледовых полей.

Беллинсгаузен поставил и некоторые опыты для выяснения условий происхождения льдов. 5 февраля 1820 г. по его указанию на одной высоте повесили две жестянки — одну с пресной водой, другую с морской. К следующему утру вода в обеих жестянках замерзла, но «лед от пресной воды был много плотнее, а лед соленой воды, хотя той же толщины, но рухлее и состоял из горизонтальных, плоских и тонких слоев, из которых верхние слои уже присоединились один к другому, а по мере отдаленности к низу были рухлее, так что нижние слои еще не соединились…Таковой опыт, вопреки многим писателям, доказывает, что из соленой воды составляется лед так же, как и из пресной, для сего нужно только несколько градусов более мороза» [27, с 307].

Затем были открыты острова Лескова (в честь лейтенанта с «Востока» Аркадия Сергеевича Лескова), Торсона (в честь лейтенанта с «Востока» Константина Петровича Торсона; после того как Торсон как декабрист был сослан на каторгу, о. Торсона был переименован в Высокий) и Завадовского (в честь капитан-лейтенанта с «Востока» Ивана Ивановича Завадовского). Все эти острова были названы Беллинсгаузеном островами маркиза де Траверсе в честь морского министра правительства России.

25 декабря (6 января) Беллинсгаузен пригласил лейтенанта Лазарева с офицерами и священника прибыть на шлюп «Восток». Там совершилось молебствие по случаю годовщины избавления России от нашествия наполеоновских войск в 1812 г. А затем состоялся праздничный обед для офицеров «Востока» и «Мирного». Для матросов кок приготовил «любимое кушание русских» — щи с кислой капустой и свежею свининою, пироги с рисом и нарубленным мясом. После обеда каждому моряку выдали по полкружки пива, а через несколько часов — по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. После этого, по словам Беллинсгаузена, «служители были столько веселы, как бы и в России в праздничные дни, невзирая, что находились в отдаленности от своей отчизны, в Южном Ледовитом океане, среди туманов во всегдашней почти пасмурности и снегах» [26, с 433].

При наступавшем штиле, когда шлюпы были без движения, моряки использовали для замеров параметров морской воды. Беллинсгаузен вспоминал по этому поводу. «Мы опустили обыкновенный термометр в воду в цилиндре из железного листа. Сей цилиндр сделан был на шлюпе, имел по обеим сторонам клапаны, которые при опущении на глубину с лотом отворялись и вода пробегала насквозь, при подъеме же клапаны затворялись, вода на глубине в цилиндр вошедшая, в оном оставалась, и температура ее не скоро переменится, ежели цилиндр с надлежащею поспешностью из воды будет вытянут… Хотя вытягивание цилиндра из глубины продолжалось только 4 минуты, но и в сие короткое время термометр несколько успел нагреться, проходя воду, которая постепенно к поверхности моря становится теплее.

При том же нельзя ручаться, чтобы в цилиндр, сделанный на шлюпе, нисколько не попало воды при приближении к поверхности, которая теплее и легче; удельная тягость воды из глубины 220 сажен [370 м], в сем цилиндре поднятой, при взвешивании оказалась 1100,9, а на поверхности моря, на точке замерзания, на том же месте весила 1099,7. Опыт сей доказывает, что вода на глубине моря солонее находящейся на поверхности оного» [26, с. 43.4]. Как видим, начальник экспедиции сознавал несовершенство применяемых приборов, но пытался использовать полученные сведения для пополнения знаний о природе антарктических вод

Далее шлюпы направились к Земле Сандвича, названной так открывшим ее Дж. Куком по имени, первого лорда Адмиралтейства в то время. Но русские моряки сумели внимательно осмотреть ее и установили, что эта земля оказалась группой небольших островов, которые Кук принял за мысы большого острова. Один из этих островов был назван Беллинсгаузеном именем Кука, другие острова назвали по наименованию мысов, данных им Куком. А всю группу островов назвали Южными Сандвичевыми островами. Любопытно, что один из этих островов — Южный Тюле — в 1930 г. английской экспедицией на корабле «Дисковери II» был назван о. Беллинсгаузена.

15 января 1820 г. русские моряки впервые в истории отечественного флота пересекли Южный полярный круг. Продолжая плыть все далее на юг, шлюпы 16 января 1820 г. в точке с координатами 69°25′ ю. ш. и 2°10′ з. д. (по вычислениям Беллинсгаузена) подошли к покрытым «бугристыми» льдами берегам Антарктиды (этот берег сейчас называют Землей кронпринцессы Марты). Так получилось, что русские моряки первые из мореплавателей увидели эти берега, но подойти к ним было невозможно, т. к. льды преграждали путь. 21 января и 5 февраля моряки со шлюпов «Восток» и «Мирный» вновь наблюдали всевозможные признаки близости земли и снова видели ледяной барьер — шлюпы опять подходили почти вплотную к Антарктиде.

Надо сказать, что весь период плавания парусных шлюпов у берегов Антарктиды корабли подвергались опасности получить серьезные повреждения корпусов при столкновении со льдинами. Вахтенным офицерам приходилось при плавании во льдах проявлять постоянную бдительность в попытках уклониться от удара об льдины. Безусловно, важно было, чтобы матросы при этом быстро и уверенно работали на руле и с парусами.

Нередко случались и опасные столкновения корпусов со льдинами. Так например, Беллинсгаузен вспоминал один из таких случаев: «Лейтенант Лазарев… донес мне, что 9-го числа января в половине третьего часа утра, когда проходил в тесноте между полями льдов и мелкими плавающими льдинами, шлюп набежал на довольно большую низменную льдину и ударился так сильно, что все выбежали наверх. Последствием сего удара было, что у форштевня под водою выломило треф около четырех футов длиною и в один фут толщиною. Таковой удар, вероятно, устрашит и самых смелых. Вахтою тогда управлял лейтенант Обернибесов; он находился на баке и оттуда командовал о действовании рулем» [26, с. 445].

Продолжая сложное и тяжелое плавание у берегов Антарктиды, Беллинсгаузен не раз выражал крайнее сожаление о разности ходовых качеств шлюпов. При длительном совместном плавании кораблей это несовпадение доставляло немало забот командирам и вахтенным офицерам Вот еще одно его высказывание на счет этого, сделанное 2 (14) марта 1820 г.: «К крайнему моему сожалению, должен был взять все рифы у марселей и идти под сими малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами. Такое в ходе шлюпов неравенство, при всем искусстве и попечительности лейтенанта Лазарева, производило великое неудобство в столь важном предприятии; так сказать, почти на всяком шагу препятствовало успешному плаванию вверенного мне шлюпа» [26, с. 460].

Для плавания парусных кораблей у берегов Антарктиды исключительно важное значение имели особенности ветрового режима в этих водах. Важно, что парусный корабль, свершающий плавание в антарктических океанических водах с запада на восток, плывет и с попутными ветрами, и с попутным течением. Однако у самих берегов Антарктиды господствуют восточные ветры, противные при таком направлении плавания. И это уже отметил Беллинсгаузен, что очень важно: «Ветры же всегда по мере приближения к югу были восточные, почему, чтобы увеличить наше плавание по долготе, я снова пошел при восточном ветре к N, чтобы получить западные ветры и снова сделал покушение к югу» [23, с-147].

В марте моряки оказались свидетелями необычайного ночного сияния неба. 3 (15) марта Беллинсгаузен подробно описал это необычайное природное явление в антарктическом небе: «Лишь только офицер, управляющий вахтою, успел смениться, приметили по временам показывающееся мерцание света, причины коего мы сначала не знали. Наконец, в исходе второго часа ночи, когда облака стали реже, открылось взору нашему прекраснейшее и величественнейшее явление природы. На юге представилось нам сначала два столба бело-синеватого цвета, подобно фосфорическому огню, с скоростью ракет из-за облаков на горизонте исходящие; каждый столб был шириною в три диаметра солнца; потом сие изумляющее нас явление заняло пространство на горизонте около 120°, переходя зенит. Наконец, к довершению явления, все небо объято было подобными столбами. Мы любовались и удивлялись сему необыкновенному зрелищу. Свет был так велик и обширен, что от непрозрачных предметов была тень подобно как во время дня, когда солнце закрыто облаками; можно было без труда читать самую мелкую печать.

Явление мало-помалу исчезло и, освещая во всю ночь горизонт, приносило нам великую пользу, ибо уже за несколько дней пред сим в самую облачную ночь становилось по временам светло, чему мы не знали причины, а при сем свете могли смелее продолжить плавание.

Последнее такового рода явление показалось сначала небольшим бело-синеватым шаром, из коего мгновенно распространялись по своду небесному того же цвета полосы и некоторые простирались до противоположного горизонта; а иные, достигая зенита, переходили оный; иногда на небесном своде представляли подобие пера, а иногда все небо и даже горизонт на севере покрывался сим светом При утренней заре прекрасное южное сияние постепенно исчезало» [26, с 461].

4 марта начальник экспедиции принял решение в связи с приближением антарктического зимнего времени прекратить плавание на восток вдоль побережья ледяного материка и направиться к берегам Австралии. Причем он решил на время разлучиться с «Мирным». Шлюпы должны были плыть к Австралии параллельными курсами, проложенными на расстоянии 125 миль друг от друга. Таким образом он хотел обследовать район, где так же параллельными курсами прошли в свое время капитан Джемс Кук на корабле «Резольюшн» и капитан Ферно на корабле «Адвенчур». Причем Лазареву поручалось найти и осмотреть о. Компанейский, обозначенный на ряде карт европейских картографов. При этом оба русских шлюпа должны были осмотреть пространство моря, которое еще никем из известных мореплавателей не было обозреваемо. 5 (17) марта шлюпы разошлись, чтобы встретиться в Порт-Джексоне (Сиднее).

9 (21) марта «Восток» попал в зону жестокого шторма. На шлюпе был серьезно поврежден такелаж, ветром порвало грот-марса шкот, грот-стаксель и бизань-стаксель-шкоты; положение шлюпа стало просто угрожающим Хотя марсель убрали скоро и опустили стаксели, но они к употреблению уже были совершенно негодны. Устоял один фок-стаксель. Командир приказал скорее его спустить, дабы иметь хоть один парус на всякий случай. Ветер ревел, волны поднимались до необыкновенной высоты. Фактически шлюп остался совершенно без парусов, на произвол свирепствующей бури. Командир приказал растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, чтобы удержать шлюп ближе к ветру. Счастье, что хотя бы не встречалось льдов в эту ужасную бурю.

Но вот с бака сообщили, что впереди показались льдины. Все увидали, что корабль несло на одну из плавающих льдин. Командир скомандовал поднять фок-стаксель и положить руль на ветре на борт. Тем не менее льдина все приближалась к кораблю. Одну льдину пронесло под кормой, а другая находилась прямо против середины борта, и все ожидали удара. Но по счастью, огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, отодвинула льдину на десяток метров и пронесла у самого подветренного борта Эта льдина явно могла проломить борт или отломить руслень (площадку на борту парусного судна, служащую для отвода вант) и свалить мачты.

Затем буря вершиною одной из огромных волн ударила в конец бушприта и серьезно повредила крепление закрепленных на нем тросов такелажа. Под руководством старшего офицера капитан-лейтенанта Завадовского моряки сумели ликвидировать повреждение и удержать на месте бушприт и мачты. Только в 2 часа пополудни сила ветра несколько уменьшилась.

13 (25) марта «Восток» прошел мимо нескольких плавучих ледяных островов, один из них был высотой в 250 футов (7 5 м). На краю его стоял ледяной столб наподобие обелиска. Наконец в широте 57°33′ шлюп прошел мимо последней льдины, которая имела вид сопки. Далее ледяные острова до самого побережья Австралии более не встречались.

К счастью, несмотря на бури и штормы, на «Востоке» в течение долговременного кругосветного плавания не было случая травматизма среди экипажа, связанного с работами на мачтах. Случилось лишь одно происшествие. 21 марта (2 апреля) в 10 часов утра от большого волнения шлюп резко лег на бок Священник, беседуя в кают-компании, не удержался на ногах. Штурман Парядин, желая ему помочь, вместе с ним свалился и ударился головой о продольную переборку в кают-компании, прошиб переборку и проломил себе голову. Доктор Берг оказал ему скорую помощь, и, к счастью, к прибытию корабля в Порт-Джексон он совершенно оправился от удара

По пути в Порт-Джексон «Восток» приблизился к району, где должен был быть о. Компанейский, но острова никто не обнаружил. Беллинсгаузен предполагал в этом районе у острова встретить «Мирный», но и его никто не увидел 27 марта (8 апреля) моряки «Востока» увидали к западу берег Австралии. А 30 марта (11 апреля) 1820 г. в 11 часов утра «Восток» бросил якорь на рейде против г. Сиднея, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-де-Жанейро.

Уже на следующий день была оборудована на берегу обсерватория и астроном Симонов приступил к установке там приборов для астрономических наблюдений. Во время пребывания «Востока» в Сиднее ежедневно проводились наблюдения днем истинного полдня по положению солнца, а ночью — прохождения через меридиан звезд южного полушария. Ночными наблюдениями занимался сам Симонов, тем более что после произведенных астрономом де Лакалем на мысе Доброй Надежды таких наблюдений никто в южном полушарии не делал. В помощники к себе астроном избрал двух подштурманов и артиллерии унтер-офицера, которым поручил замечать время по хронометрам.

Рядом с обсерваторией была поставлена палатка, в которой оборудовали баню. В ней из чугунного балласта устроили печь и на ней разогревали воду, а еще в одном месте при помощи каленых ядер. Приготовив воду, закрывали палатку и из брандспойтов непрерывно обливали ее водой, чтобы пар, полученный при испарении попавшей на раскаленный балласт воды, не выходил сквозь парусину.

Наконец 7 (19) апреля в Порт-Джексон прибыл «Мирный». М.П… Лазарев о переходе шлюпов Рио-де-Жанейро — Порт-Джексон написал А. А. Шестакову: «После сего путь наш направлен был к порту Джексону, куда и прибыл я 7 апреля после 138-дневного плавания, в продолжение которого не лишились мы ни одного человека, но не имели больных и даже никаких признаков скорбута [цинги. — Авт] Каково нынче русачки наши ходят!» [23, с 151].

Лейтенант Лазарев доложил командиру экспедиции, что «Мирный» также не обнаружил о. Компанейского, который вроде бы открыли ранее испанцы. После этого стало ясно, что такого острова вообще не существует. Проанализировав состояние шлюпа «Мирный» после прибытия в Порт-Джексон, М.П… Лазарев сделал вывод: «Шлюп «Мирный», кроме многих удобств для груза и покойного помещения как для офицеров, так и для служителей, имел еще качества доброго морского судна. Один недостаток, и притом довольно важный, который чувствовали мы в продолжение всего похода, был тот, что шлюп весьма худо слушался руля, а причиною сему излишняя полнота в кормовой подводной части» [26, с 475].

В Порт-Джексоне моряки осмотрели корпуса шлюпов и провели возможный ремонт повреждений корпусов и рангоута, полученных от ударов льдин и волн. Лейтенант Лазарев ввел шлюп «Мирный» в залив около берегового лагеря русских и поставил корабль при большой воде носом на мель, а когда вода убыла, то обнажилась поврежденная часть корпуса около форштевня длиною 4,5 фута (1,35 м). Совместными усилиями лучших специалистов с обоих шлюпов повреждение было ликвидировано. После этого шлюп оттянулся с мели и вышел на рейд.

Облегчив насколько можно было носовую часть «Востока», удалось починить медное покрытие в подводной части. На степсе (гнезде) бушприта оказалась трещина, его подкрепили толстыми железными обоймами с обеих сторон и уперли сзади двумя длинными кницами наискось.

Закончив ремонтные работы и пополнив запасы продовольствия, 8 (20) мая 1820 г. Беллинсгаузен и Лазарев вышли в море для проведения исследований в тропической части Тихого океана.

В Тасмановом море шлюпы попали в сильный шторм Беллинсгаузен изменил маршрут судов: вместо пути мимо северной оконечности Новой Зеландии он пошел малоисследованным путем через пролив Кука, разделяющий Северный и Южный острова Новой Зеландии. В этом, по выражению астронома Симонова, «бедовом» проливе русским морякам пришлось не легко. Встречный ветер заставил шлюпы около недели лавировать у восточного выхода из пролива, пока, наконец, 10 (22) июня корабли не смогли продолжить путь к о. Опаро, или Рапа, расположенному в южной части Полинезии и открытому в 1791 г. английским мореплавателем Ванкувером

Уточнив его координаты, шлюпы взяли курс к архипелагу Туамоту и здесь 8 (20) июля открыли и нанесли на карту последовательно острова, названные по фамилии русских государственных деятелей, полководцев и флотоводцев: Моллера(в честь контр-адмирала, державшего свой флаг на фрегате, которым командовал Беллинсгаузен), Аракчеева, Волконского, Барклая-де-Толли, Нихиру (так называли этот остров туземцы), Ермолова, Кутузова-Смоленского, Раевского, Осген-Сакена, Чичагова, Милорадовича, Витгенштейна, Грейга. Кроме того, были уточнены координаты островов Паллисера

Беллинсгаузен писал по этому поводу: «Вся сия гряда коральных островов, начиная от острова графа Аракчеева до острова Крузенштерна, описана и приведена в известность российскими мореплавателями; в числе сих островов хотя находятся четыре острова Пализера [Паллисера. — Авт.] и хотя они обретены капитаном Куком, но как после описаны лейтенантом Коцебу и нами и определено их настоящее протяжение и вид, то я почитаю приличным всю гряду назвать островами Россиян» [27, с 202]. На современных картах острова Россиян составляют часть архипелага Туамоту (русские названия в настоящее время заменены местными).

22 июля шлюпы стали на якорь в бухте Матаваи о. Таити. Там удалось запастись свежей провизией, проверили хронометры и 27 июля вышли в море. В ходе дальнейшего плавания моряки смогли уточнить положение о. Крузенштерна, названного так Коцебу во время плавания на «Рюрике» (26 апреля 1816 г.), и то, что о. Рюрика, названный также Коцебу, является островом 1-м Паллисера, получившим это наименование от Кука.

Далее были открыты и нанесены на карту острова Лазарева (в честь М. П. Лазарева), Восток, великого князя Александра, Оно, Михайлова (в честь художника экспедиции Павла Николаевича Михайлова) и Симонова (в честь астронома экспедиции Ивана Михайловича Симонова).

М. П. Лазарев в письме своему другу А. А. Шестакову так кратко и точно описал этот этап экспедиции: «Между широтами 15 и 20° S, долготами 210 и 220° восточными от Гринвича, открыли 15 прежде неизвестных островов, некоторые из них обитаемы, и все вместе получили название архипелага Александра. Были в Таити для поверения своих хронометров, которые оказались верны, а потому и заключать можем, что открытия наши положены на карте с довольною точностью.

Все открытия Коцебу подвинулись на 24' к осту, и потому остров, названный им Рюриковою цепью, смаран, ибо пришелся на первый остров Паллизера, виденный Куком После сего открыли еще пять, что с прежними составит 20 новых открытий в тропиках, и спустились вторично в Порт-Джексон, куда прибыли 10 сентября» [23, с 152].

В Порт-Джексоне на этот раз экспедиция пробыла 50 дней, которые были использованы в первую очередь для ремонта шлюпов. На «Востоке» были поставлены несколько дополнительных креплений, заменен поврежденный степс бушприта (гнездо, в которое вставляется мачта или бушприт нижним концом-шпором). Только 31 октября (12 ноября) 1820 г. шлюпы вышли в море и направились в Тихий океан на юго-восток, чтобы «продолжать путь вокруг земного шара».

Через несколько дней после выхода из Порт-Джексона в носовой части «Востока» открылась течь. Но Беллинсгаузен, проанализировав обстановку, решает продолжить плавание на юг.

17 (29) ноября шлюпы подходили к о. Маккуори, на который для осмотра съезжал капитан-лейтенант Завадовский. Вскоре после отхода от острова на «Востоке» почувствовали два сильных удара, как будто бы шлюп коснулся мели. Однако измеренная глубина оказалась более 60 сажен (109,8 м). Шлюп «Мирный» в это время был на траверзе. М. П. Лазарев послал на шлюпке лейтенанта Анненкова, чтобы доложить Беллинсгаузену, что на «Мирном» также почувствовали два сильных удара. Вскоре это убедило начальника экспедиции в том, что в этом районе произошло моретрясение. 18 и 19 ноября шлюпы опять подошли к о. Маккуори, для того чтобы получить от проживавших на острове промышленников целую шкуру морского слона для Петербургского музея.

После короткой остановки у о. Маккуори шлюпы продолжили плавание. 28 ноября (10 декабря) на 62-й параллели моряки вновь увидели первые айсберги (Беллинсгаузен называл их «льдяными островами»), Шлюпы начали опасное ледовое плавание. 29 ноября «Восток» подошел к одному из ледовых островов, и туда послали шлюпки, чтобы нарубить льда. Лед рубили «от плавающих кусков, а потому он был солоноват, но как лежал в мешках, то вся соленая вода стекала» [27, с 280].

Через два дня корабли подошли к кромке сплошного льда и повернули вдоль нее, выискивая проходы к югу к ледовому континенту. «1 [13] декабря продолжали идти вдоль ледяного поля сквозь разбитый лед, — записал в свой дневник мичман Новосильский. — С полуночи до 4 часов утра на моей вахте прошло 80 островов [больших льдин. — Авт.] и видели трех эгмондских куриц, которые далеко от берега не отлетают» [25, с. 199, 200]. Через два десятка лет это предположение Новосильского о близости земли подтвердилось: к югу от местонахождения шлюпов была открыта Южная Земля Виктории.

«Желание наше исполнилось, — записал Новосильский в дневник 13 (25) декабря 1820 г: — в восьмом часу вечера мы в четвертый раз пересекли Южный полярный круг». Через 2 дня в желудке убитого на льду пингвина моряки нашли маленькие камешки. «Стало быть, — заключил Новосильский, — пингвин этот был недавно на неизвестном берегу, потому что самые ближайшие острова удалены от нас более чем на 2000 миль» [25, с 200].

Плавание становилось временами очень тяжелым Вот некоторые записи Беллинсгаузена: «2 декабря… В 7 часов вдруг ветер задул от юга с порывом, пошел снег и сделалась такая великая мрачность, что едва на 30 сажен можно было видеть… Чрез каждые полчаса я производил выстрел… но мы ответа [от «Мирного». — Авт.] не слыхали… по условию нашему мы должны были, в случае разлуки, искать друг друга в том месте, где последний раз виделись, по сим причинам я поворотил на другой галс… Шлюп «Мирный» при перемене ветра со снегом остался на одном месте в дрейфе на разные галсы… идучи контр-галсом, мы соединились… в сие время настала мрачность и пошел снег, а вскоре за сим последовала буря. Порывы ветра набегали ужасные, волны подымались в горы, и подветренные их стороны были особенно круты… волны быстро неслись, море покрылось пеною, воздух наполнился водяными частицами, срываемыми ветром с вершины валов, и брызги сии, смешиваясь с несущимся снегом, производили чрезвычайную мрачность…

3 декабря… буря свирепствовала с жесточайшими порывами… снег мелкий и крупный несло горизонтально; паруса и стоячий такелаж покрыты были льдом толщиною до двух дюймов [5,08 см]. Ежеминутно при сильном движении шлюпа падали сверху куски льда; лед сей нарастал от несущихся по воздуху водяных капель и снега, которые, приставая к твердому телу, от мороза в 30 превращались в лед…

13 декабря. В полдень в виду нашем было 148 льдяных островов и множество разбитого льда» [27, с. 282, 283 и 287].

Опасное ледовое плавание шлюпов продолжилось. 10 (22) января 1821 г. шлюпы достигли самой южной точки за два года плавания 69°53′ ю. ш. и 92°19′ з. д., а спустя несколько часов моряки увидели землю. Матрос с «Востока» Егор Киселев так описал это долгожданное событие: «Увидели новой остров, которой никаким мореходцам не просвещен, кроме наших двух судов, и остров пребольшой и высокой, кругом его ледяные поля и множество разных птиц, особливо больших альбатросов. Тут была пушечная пальба, и кричали три раза «ура»… И дано за оный остров пять талеров награждения, кто первый свидел, и записаны в журнал» [25, с 200].

Остров, названный, как писал Беллинсгаузен, в честь «виновника существования в Российской империи военного флота» островом Петра I, имел в окружности около 25 миль. Лед, стоявший у берегов острова, не позволил шлюпам подойти к нему вплотную. Астроном Симонов определил его координаты — 68°57′ ю. ш. и 90°46′ з. д.

«Ныне обретенный нами берег, — отметил Беллинсгаузен, — подавал надежду, что непременно должны быть еще другие берега, ибо существование токмо одного в таком обширном водном пространстве нам казалось невозможным». И действительно, через несколько дней пути на восток от вновь открытого острова, 17 (29) января он записал в дневник: «В 11 часов утра мы увидели берег». Все попытки приблизиться к берегу ближе чем на 40 миль успеха не имели. Открытая земля была названа Берегом Александра I. «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего, — отметил Беллинсгаузен. — Сей берег покрыт снегом, но осыпи на горах и крутые скалы не имели снега. Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен, или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находилась перед глазами нашими» [25, с 200,201].

В некоторых исследованиях, посвященных первой русской антарктической экспедиции, указаны даты открытия о. Петра I и Земли Александра I 9 и 16 января (старого стиля) 1821 г., т. е. с учетом поправки во времени. Ведь оба шлюпа, следуя на протяжении всего кругосветного плавания от Рио-де-Жанейро в восточном направлении, должны были учесть это при счислении дней. Поэтому на «Востоке» число 3 февраля 1821 г. отмечалось два дня подряд, На «Мирном» поправка в датах была произведена Лазаревым 4 декабря 1820 г. Это число на «Мирном» также отмечалось дважды.

Итак, в январе 1820 г. экспедиция открыла ледовый континент в восточном полушарии. Через год она подошла к антарктическим берегам в западном полушарии. Море, в котором находится о. Петра I и Берег Александра I получило имя Беллинсгаузена.

От Берега Александра I шлюпы поплыли на северо- восток к Южной Шетландии. О существовании такой земли Беллинсгаузен узнал в Порт-Джексоне из письма русского посла в Бразилии. Посол сообщил, что в феврале 1819 г. капитан купеческого судна «Виллиам» англичанин Смит, огибая Огненную Землю, из-за продолжительных встречных ветров отклонился далеко к югу и на 63-й параллели увидел землю, которую назвал Южной Шетландией, приняв ее за берег Южного материка. Чтобы проверить сообщение Смита, Беллинсгаузен решил осмотреть эту землю с южной стороны.

24 января (5 февраля) 1821 г. шлюпы подошли к Южной Шетландии, которая оказалась группой островов. В течение нескольких дней русские моряки нанесли на карту эти острова, назвав их по местам ожесточенных битв в период Отечественной войны 1812 г. и последующих битв с наполеоновскими войсками островами Бородино, Малый Ярославец, Смоленск, Березина, Полоцк, Лейпциг, Ватерлоо. Кроме того, к юго-востоку от о. Малый Ярославец был открыт о. Тейля, названный в честь русского посла в Бразилии. Небольшой остров, лежащий на юго-восток от Ватерлоо, был назван Камень Елены.

Во время дальнейшего плавания к северо-востоку от Южных Шетландских островов было открыто еще несколько островов. Группе из трех небольших, схожих между собой скалистых островов было дано название Трех Братьев; остальные острова из вновь открытых были названы именами военных моряков того времени — контр-адмирала Рожнова (под его начальством служил Беллинсгаузен), адмирала Мордвинова, капитан-командора Михайлова (друга Беллинсгаузена), вице-адмирала Шишкова. Некоторые из этих островов участники экспедиции посетили лично для более подробного их осмотра и сбора коллекций. 3 (15) февраля 1821 г. возле Южной Георгии шлюпы замкнули круговой маршрут (пересекли меридиан Петербурга), пройденный вокруг земного шара.

Во время шторма у Южных Шетландских островов был серьезно поврежден корпус «Востока», в его трюме заметно увеличилось поступление воды. Но это не остановило Беллинсгаузена в раскрытии еще одной географической загадки. Он решил проверить, существует ли о. Гранде, показанный на ряде иностранных карт. Чтобы проверить в этом отношении возможно большее пространство океана, курс шлюпов отклонили на несколько градусов к востоку от прямого курса к берегам Бразилии. Но о. Гранде моряки не обнаружили, значит, и на этот раз этот остров оказался «географическим мифом».

28 февраля (12 марта) шлюпы пришли в Рио-де-Жанейро. А 24 июля (5 августа) 1821 г. «Восток» и «Мирный» бросили якорь на Кронштадском рейде.

Так закончилась замечательная первая русская антарктическая экспедиция. Кораблями экспедиции пройдено в общей сложности 49 723 мили, путь в два с четвертью раза превышающий длину экватора. Причем южнее 60-й параллели корабли находились 122 дня, из них 100 дней — во льдах. На протяжении всего плавания, и особенно в южных полярных водах, русские моряки показали блестящие образцы кораблевождения.

Экспедицией сделаны выдающиеся открытия в южных полярных водах и в тропической зоне Тихого океана. В ходе экспедиции были сделаны ценные для науки систематические наблюдения за температурой воздуха, барометрическим давлением, элементами земного магнетизма, а также многочисленные измерения глубины океана, температуры, удельного веса океанской воды на различных глубинах с определением степени ее прозрачности.

Беллинсгаузен дал правильную характеристику главных особенностей прибрежных районов Антарктики, сделал первую попытку описать и классифицировать антарктические полярные льды, дать первые наметки теории льдообразования.

Русские моряки, систематически наблюдая за океанскими течениями, дали правильное объяснение происхождению Канарского течения, ранее считавшегося ветвью Флоридского. Верные предположения высказал Беллинсгаузен и о происхождении водорослей Саргассова моря. Важную ценность представляли собранные моряками этнографические, ботанические и зоологические коллекции.

Первым о результатах русской кругосветной антарктической экспедиции сообщил широкому кругу читателей астроном экспедиции Симонов. Его речь на торжественном собрании Казанского университета, изданная под заглавием «Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» около света и особенно в Южном Ледовитом море в 1819, 1820 и 1821 гг», была переведена на немецкий и французский языки. Другие его научные труды — «Определение географического положения мест якорной стояния шлюпов «Восток» и «Мирный»» и «О разности температуры в Южном и Северном полушарии» сыграли важное значение в расширении научных знаний об районах Антарктики. Последние годы жизни член-корреспондент Петербургской Академии наук И. М. Симонов работал над «Записками о кругосветном плавании», в котором предполагал дать подробное описание хода экспедиции на «Востоке» и «Мирном», но окончить их не успел.

Ф. Ф. Беллинсгаузен закончил в 1824 г. книгу «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света на шлюпах «Восток» и «Мирный»», но издана она была из- за бюрократизма чиновников Адмиралтейского департамента лишь в 1831 г. тиражом всего в 600 экземпляров. Причем карты для книги он вычертил сам, а прекрасные рисунки изготовил художник экспедиции П. Н. Михайлов.

Работа Беллинсгаузена была переведена на немецкий, голландский, шведский и английский языки Уже в 1867 г. известный немецкий географ и картограф, организатор арктических экспедиций Август Петерман (1822–1878) писал, что в мировой географической литературе заслуги русской антарктической экспедиции оценены недостаточно. Он особо подчеркивал бесстрашие Беллинсгаузена, с которым тот пошел против господствующего в течение 50 лет мнения Кука о невозможности исследований районов вокруг Южного полюса; «Он [Беллинсгаузен. — Авт.] бесстрашно пошел против… решения Кука, царившего во всей силе в продолжение пятидесяти лет и успевшего уже прочно укрепиться. За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно поставить наряду с именами Колумба, Магеллана, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, созданными их предшественниками, с именами людей, которые шли своим самостоятельным путем, а потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи» [25, с. 203]. Так что у Советских антарктических экспедиций 1955–1991 гг., а затем у Российских антарктических экспедиций наших дней были замечательные предшественники и начинатели.

По возвращении из антарктической экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузен был произведен в капитаны 1-го ранга и через два месяца в капитан-командоры. Уже в чине капитан-командора, в течение двух лет он командовал 15-м флотским экипажем и затем исполнял должность дежурного генерала и генерал-цейхмейстера (инспектора морской артиллерии).

В 1826 г. Беллинсгаузен получил назначение на должность командующего отрядом кораблей гвардейского экипажа. Отряд в составе кораблей «Царь Константин» и «Елена» был направлен в Средиземное море с официальной целью; обучение молодых матросов. Ну а фактически отряд крейсировал вблизи побережья Турции, с которой назревала война. За это успешное плавание, которое длилось 9 месяцев, Беллинсгаузен был произведен в контр-адмиралы, а по возвращении в Кронштадт назначен командиром гвардейского экипажа.

Весной 1828 г. началась очередная война с Османской империей, которая не хотела сдавать свои позиции на Черном море. Из Кронштадта к западным берегам Черного моря, находившимся под властью Турции, на усиление Черноморского флота был направлен в пешем походном порядке гвардейский экипаж в составе восьми рот. 18 августа 1828 г. Беллинсгаузен с гвардейцами прибыл к Варне. Подняв свой флаг на линейном корабле «Пармен», он принял активное участие в осаде и штурме этой крепости. 29 сентября после ожесточенного штурма крепость Варна капитулировала.

По возвращении с Черного моря Беллинсгаузен уже в чине вице-адмирала был назначен командиром 2-й флотской дивизии, которой командовал до 1839 г., т. е. до момента назначения на пост главного командира Кронштадтского порта и Кронштадтского военного губернатора.

За время пребывания в этой должности Беллинсгаузен много сделал для укрепления Кронштадта и для поднятия боеготовности Балтийского флота. Под его личным наблюдением были выстроены новые и перестроены многие портовые сооружения и здания — гранитные форты, доки, судостроительный завод.

Он постоянно заботился о подчиненных, добился резкого улучшения питания матросов, увеличения матросского мясного пайка, завел огороды, продукция которых шла для снабжения экипажей кораблей свежими овощами. Он заботился о благоустройстве крепости и города Кронштадт. При нем островной город украсился скверами, новыми насаждениями и фонтанами. Он был основателем Кронштадтской морской библиотеки, одной из крупнейших в то время в России. Скончался он в чине адмирала 13 января 1852 г.

Имя Ф. Ф. Беллинсгаузена 13 раз запечатлено на географических картах: 1) научная станция, Антарктида, о. Кинг-Джордж (Ватерлоо). 62°12′ ю. ш., 58°58′ з. д., основана в 1968 г.; 2) банка, Аральское море, образовалась на месте размытого острова, который был открыт в 1849 г. А. И. Бутаковым и назван в честь Ф. Ф. Беллинсгаузена, после размытия острова название осталось за банкой; 3) берег, Антарктида, о. Петра I, 68°47′ ю. ш., 90°30′ з. д., открыт в 1821 г. русской антарктической экспедицией, назван так в 1929 г. норвежской экспедицией на судне «Норвегия»; 4) гора, Антарктида, Земля Виктории, 75°12′ ю. ш., 162°25′ в. д., обнаружена в 1901–1904 гг. английской экспедицией Р. Скотта и названа так; 5) гора, Охотское море, о. Сахалин, названа так по заливу Беллинсгаузена, на побережье которого она находится; 6) залив, Охотское море, о. Сахалин, открыт участниками Амурской экспедиции 1851–1955 гг. и назван так; 7) котловина, Тихий океан, субантарктическая часть, 60° ю. ш., 100° з. д., названа так в 1935 г. немецким океанографом Г. Шоттом; 8) море, Тихий океан, Антарктида,70° ю. ш, 85° з. д., открыто в 1821 г. русской антарктической экспедицией, названо так французским исследователем Антарктиды Ж. Шарко; 9) мыс, Антарктика, о. Южного Георгия, 54°03′ ю. ш., 37°13′ з. д., назван так в 1912–1913 гг. американским натуралистом Р. К. Мерфи; 10) мыс, Охотское море, о. Сахалин, открыт в 1805 г. шлюпом «Надежда» и назван так по фамилии члена экипажа шлюпа мичмана Ф. Ф. Беллинсгаузена; 11) [Моту-Оне], остров, Тихий океан, острова Общества, 15°30′ ю. ш., 155° з. д., открыт в 1824 г. Коцебу на шлюпе «Предприятие» и назван так; 12) остров, Антарктика, Южные Сандвичевы острова, 59°25′ ю. ш., 27°03′ з. д., открыт в 1820 г. русской антарктической экспедицией, назван так в 1930 г. английским комитетом «Дисковери II»; 13) шельфовый ледник, Антарктида, Земля Королевы Мод, 69°30′ ю. ш., 00°30′ з. д., нанесен на карту Советской антарктической экспедицией в 1961 г., назван так не позже 1965 г.

Замечательна и дальнейшая судьба лейтенанта Михаила Петровича Лазарева, Беллинсгаузен в своем ходатайстве о награждении Лазарева отметил: «Во все время плавания шлюп «Мирный» всегда находился в соединении, невзирая на туманы, мрачность, снега и льды, чему в истории флота еще примера не было: все сие приписываю бдению и искусству лейтенанта Лазарева». [25, с 206]

Ходатайство было удовлетворено. Лазарев получил ряд наград и чин капитана 2-го ранга, минуя чин капитан-лейтенанта.

В 1822–1825 гг. он совершил свое третье кругосветное плавание в качестве начальника экспедиции и командира фрегата «Крейсер».

36-пушечный фрегат «Крейсер» под командой капитана 2-го ранга М. П. Лазарева и 20-пушечный шлюп «Ладога», которым командовал капитан-лейтенант Андрей Петрович Лазарев, посылались для доставки грузов в Петропавловск-Камчатский и Ново-Архангельск. «Крейсер», кроме того, должен был охранять поселения и промыслы РАК.

Корабли вышли из Кронштадта 17 (29) августа 1822 г. В Копенгагене были проведены разные закупки, а далее в проливе Скагеррак корабли разлучились. «Крейсер» пришел в Портсмут 4 (16) октября, а «Ладога», получившая во время шторма повреждение фок-мачты, только 6 (18) октября. Закупки в Лондоне навигационных и астрономических инструментов, исправление рангоута и противные ветры задержали корабли в Портсмуте до 29 ноября (11 декабря). Затем корабли зашли на о. Тенерифе и в Рио-де-Жанейро. Выйдя в океан, корабли повернули на юго-восток. 6 (18) марта во время плавания по Атлантике шлюп несколько раз отходил от фрегата миль на шесть перпендикулярно курсу для поисков острова, показанного на картах на 20°41′ з. д., но его в указанном месте не было. Корабли обогнули мыс Доброй Надежды и Южный мыс Тасмании и 18 (30) мая стали на якорь в порту Хобарт (Тасмания).

9 (21) июня корабли вышли из Хобарта. На следующий день во время шторма, нанесшего «Ладоге» некоторые повреждения, корабли разлучились и пришли в бухту Матаваи (о. Таити) — «Крейсер» 8 (20) июля, а «Ладога» 15 (27) июля. 20 июля (1 августа) корабли вышли в море 24 июля (5 августа), достигнув точки с координатам 13°36′ ю. ш. и 148°58′ з. д., и, согласно инструкции, начали раздельное плавание.

«Крейсер» пошел прямо в Ново-Архангельск, куда прибыл 3 (15) сентября. В зимний период фрегат ходил в Сан-Франциско для пополнения запасов продовольствия. Там он простоял с 1 (13) декабря по 17 (29) февраля 1824 г. Возвратившись в Ново-Архангельск, фрегат оставался в распоряжении главного правителя Русской Америки капитан-лейтенанта Матвея Ивановича Муравьева до половины октября, когда был сменен прибывшим из России шлюпом «Предприятие» под командованием капитан-лейтенанта О.Е. фон Коцебу.

Шлюп «Ладога» после отделения от «Крейсера» направился в Петропавловск-Камчатский. 21 августа (2 сентября) 1823 г., находясь в точке с координатами 30°26′ с ш. и 170°41′ в. д., шлюп проследовал через то место, где на картах значился о. Роко-де-Плата, но моряки не увидели никаких признаков земли. Однако на следующий день около шлюпа моряки заметили несколько бабочек, а ведь ближайшая земля (Япония), откуда эти бабочки могли быть занесены западными ветрами, находилась в это время на расстоянии не менее 2500 км.

10 (22) сентября «Ладога» пришла в Петропавловск, где были выгружены грузы для Петропавловска и Охотска. 15 (27) октября шлюп пошел в Ново-Архангельск. По пути был осмотрен район около 49° с ш. между 170 и 174° в. д. в поисках предполагаемой здесь земли. Но поиски были безрезультатными. 9 (21) ноября шлюп пришел в Ново-Архангельск, и там командир «Ладоги» получил распоряжение от командира фрегата «Крейсер» идти в Сан-Франциско на соединение со шлюпом «Аполлон», пришедшим из Кронштадта в Петропавловск еще в августе 1822 г. С ним вместе «Ладога» должна была возвращаться обратно. 14 (26) ноября «Ладога» покинула Ново-Архангельск и 1 (13) декабря 1823 г. добралась до Сан-Франциско. Отсюда «Аполлон» и «Ладога» ушли в обратное плавание на Балтику.

Фрегат «Крейсер» сдал охрану поселений Русской Америки шлюпу «Предприятие» и 16 (28) октября 1824 г. отправился в Сан-Франциско, куда пришел 21 ноября (3 декабря). Там в это время находился шлюп «Предприятие». Там фрегат был подготовлен к плаванию вокруг мыса Горн и 21 декабря (2 января) 1825 г. вышел в море. 24 января (5 февраля) 1825 г. фрегат прошел то самое место, где на испанских картах был обозначен остров (17°05′ ю. ш.,122° з. д.). Остров так и не обнаружили. Затем, обогнув мыс Горн и зайдя по пути в Рио-де-Жанейро, Портсмут и Копенгаген, фрегат 5 (17) августа возвратился в Кронштадт. Там начальник Морского штаба адмирал А. В. Моллер устроил смотр фрегата, После него он донес императору, что нашел фрегат «во всех отношениях не только в отличной, но даже необыкновенной превосходной исправности» [1, с. 187].

На «Крейсере» под начальством М. П. Лазарева плавали: мичман Павел Степанович Нахимов, впоследствии адмирал, ближайший ученик и последователь М. П. Лазарева, герой обороны Севастополя в 1854–1855 гг., мичман Ефим Васильевич Путятин, впоследствии адмирал, известный мореплаватель и дипломат, и декабристы: лейтенант Федор Гаврилович Вишневский и мичман Дмитрий Иринархович Завалишин (до Русской Америки).

Любопытно, что «Метеорологические наблюдения, производившиеся во время кругосветного плавания фрегата «Крейсер» под командой капитана 2-го ранга Лазарева 1-го в 1822–1823—1824—1825 годах», были опубликованы Морским министерством в 1882 г. и использовались учеными-метеорологами в своих научных работах.

Таким образом, Михаил Петрович Лазарев был единственным из офицеров русского парусного флота, совершившим три кругосветных плавания в качестве командира парусного корабля.

Вскоре после возвращения из третьего кругосветного плавания М. П. Лазарев, уже в чине капитана 1-го ранга, получил назначение в Архангельск на должность командира строившегося линейного парусного корабля «Азов». По окончании постройки «Азова» он служил на Балтике под командой прославленною адмирала Д. Н. Сенявина, а летом 1827 г. в составе эскадры контр-адмирала Гейдена совершил поход в Средиземное море.

8 октября 1827 г. эскадры союзных держав Англии, Франции и России вступили в бой с турецко-египетским флотом, находившимся в Наваринской бухте. М. П. Лазарев командовал кораблем «Азов», который сражался одновременно с пятью вражескими кораблями и уничтожил их: потопил и сжег три турецких фрегата и один корвет; заставил выброситься на мель, а затем зажег и взорвал 80-пушечный линейный корабль. «Неустрашимый капитан 1-го ранга Лазарев, — писал в своем донесении контр-адмирал Гейден, — управлял движением «Азова» с хладнокровием, искусством и мужеством примерным» [25, с. 207].

«В честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» кораблю Лазарева впервые в истории русского В.М.Ф было присвоено высшее боевое отличие — георгиевский кормовой флаг; командир «Азова» был произведен в контр-адмиралы и награжден орденом. После Наварина Лазарев еще два года участвовал в блокаде Дарданелл, а летом 1830 г., возглавив эскадру, возвратился в Кронштадт. В 1832 г. он стал начальником штаба Черноморского флота, а затем уже в чине вице-адмирала был назначен в 1833 г. главным командиром Черноморского флота и портов и Николаевским и Севастопольским военным губернатором

За время командования Черноморским флотом и командуя эскадрой, в 1833 г. организовал перевод в Стамбул русских кораблей и войск для оказания противодействия египетскому паше, пытавшемуся захватить столицу Османской империи; перевозку десантных войск в 1838–1840 гг. на Кавказ и занятие нескольких прибрежных крепостей; противодействие турецким контрабандистским судам, пытавшимся проникнуть к берегам Кавказа на помощь горским повстанцам По инициативе Лазарева было учреждено Севастопольское и заново реконструировано Николаевское адмиралтейство. Создавая и организационно укрепляя Черноморский парусный флот, Лазарев вместе с тем упорно добивался расширения строительства для флота железных пароходов.

Велики его заслуги в создании так называемой «лазаревской школы» воспитания и боевой выучки офицеров и матросов флота. «Он [Лазарев. — Авт.] — писал академик Е. В. Тарле, — требовал такого обращения с матросами, которое готовило бы из них дееспособных воинов, а не игрушечных солдатиков для забавы «высочайших» лиц на смотрах и парадах… Лазарев, Нахимов, Корнилов успели внедрить в матросский состав настоящую любовь к России, сознательное желание защитить ее и бороться за нее» [25, с 208]. Адмирал М. П. Лазарев скончался 11 апреля 1851 г.

Имя Михаила Петровича Лазарева 15 раз занесено на географическую карту: 1) поселок, Охотское море, Амурский лиман, назван по мысу Лазарева, рядом с которым он расположен; 2) мыс, Охотское море, Амурский лиман, открыт в 1849 г. Г. И. Невельским и им так назван; 3) [Матахива], атолл, Тихий океан, острова Россиян, 14°56′ ю. ш., 148°38′ з. д., открыт в 1820 г. М.П… Лазаревым на шлюпе «Мирный», назван Ф. Ф. Беллинсгаузеном в честь первооткрывателя; 4) берег, Антарктида, о. Петра I, 68°48′ ю. ш., 90°40′ з. д., назван в 1929 г. норвежской экспедицией на судне «Норвегия»; 5) [Самсан-бон], гора, Японское море, полуостров Корея, 39°19′ с ш., 127°33′ в. д., названа не позже 1912 г. по бухте Порт-Лазарева, на побережье которой она находится (по фамилии М.П… Лазарева), в настоящее время русское название на карты не наносится; 6) горы, Антарктида, Земля Виктории, 69°23’ ю. ш., 157°10′ в. д., нанесены на карту Советской антарктической экспедицией в 1958 г. и так названы не позже 1959 г.; 7) жёлоб, Индийский океан, у побережья Антарктиды, 66° ю. ш., 130° в. д., нанесен на карту Советской антарктической экспедицией в 1958 г. и так назван не позже 1959 г.; 8) залив, Антарктида, Земля Александра I, 69°20′ ю. ш, 72° з. д., так назван английскими исследователями в 1960 г.; 9) море, Атлантический океан, Антарктика, 68° ю. ш., 7° в. д., выделено в 1964 г. советскими учеными и так названо; 10) мыс, Тихий океан, Алеутские острова, 54°37′ с. ш., 163°35′ з. д., назван в 1829 г. М. Н. Станюковичем; 11) остров, Аральское море, открыт в 1849 г. А. И. Бутаковым и им назван; 12) пик, Тихий океан, Алеутские острова, 54°39′ с ш, 163°32′ з. д., назван в 1901 г. капитаном парохода «Маккартур» по мысу Лазарева, у которого расположен; 13) река, Тихий океан, Алеутские острова, 54°37′ с. ш.,163°35′ з. д., названа американскими геологами в 1949 г. по мысу Лазарева, вблизи которого протекает; 14) риф, Тихий океан, Алеутские острова, 54°37′ с. ш., 163°35′ з. д., назван в 1938 г. береговой службой США по мысу Лазарева, у которого расположен; 15) шельфовый ледник, Антарктида, Земля Королевы Мод, 69°45′ ю. ш., 14°30′ в. д., открыт и нанесен на карту Советской антарктической экспедицией в 1959 г, назван так не позже 1965 г.

Глава 5
ИЗУЧАЯ СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЕ МОРЯ РОССИИ

А теперь вернемся к кораблям «второй дивизии», которые направились в северные районы Тихого океана. «Вторую, или северную, дивизию» составляли шлюп «Открытие», которым командовал капитан-лейтенант Михаил Николаевич Васильев, он же начальник «дивизии», и шлюп «Благонамеренный» под начальством капитан-лейтенанта Глеба Семеновича Шишмарева.

Основной целью экспедиции М. Н. Васильева — Г. С. Шишмарева являлся поиск пути из Берингова моря в Атлантику через Северный Ледовитый океан. Инструкцией, данной морским министром адмиралом маркизом И.И. де Траверсе, в разработке которой участвовали крупнейшие отечественные знатоки морского дела тогда еще вице-адмирал Г. А. Сарычев, капитан 1-го ранга И. Ф. Крузенштерн и капитан-лейтенант О.Е. фон Коцебу и ряд других, предписывалось: «Пройдя Берингов пролив, он [М.Н. Васильев. — Авт.] будет производить свои изыскания с величайшим усердием, постоянством и решимостью. Направляя путь к северу, ежели льды позволят, он употребит всемерные старания к разрешению великого вопроса касательно направления берегов и прохода в сей части нашего полушария…

Встретив препятствия к проходу на север, северо-восток или северо-запад на шлюпах [т. е. начальнику экспедиции предоставлялось право решать на месте, в каком направлении пробиваться в Атлантику от Берингова пролива — на восток или на запад. — Авт] он может употребить для этого бот [баркас. — Авт] который берется с ним разобранный, байдары или другие маленькие суда природных жителей и не упустить также предпринимать экспедиции берегом, буде найдет к тому средства…

В случае когда капитан-лейтенант Васильев признает невозможным зимовать по ту сторону Берингова пролива, возвратясь оным назад, он будет стараться осмотреть со всевозможной подробностью американский берег, спускаясь к югу, потом пойдет для отдыху, куда заблагорассудится, или в Камчатку, или в селения, близ американских берегов находящиеся.

Все остальное до возврата весны время он употребит для обозрения малоизвестных пространств между грядою Алеутских островов и экватором… Если время и обстоятельства позволят, он может осмотреть пролив Фукас [ныне Хуан-де-Фука. — Авт.] и будет стараться получить верные сведения о российском поселении, составившемся в окрестностях оного из людей экипажа Чирикова, оставшихся на сем берегу [последнее поручение было дано исходя из предположения, что пропавшие в 1741 г. 15 моряков из экипажа пакетбота «Святой Павел», которым командовал АИ. Чириков, остались живы и поселились на побережье в районе между 55-м и 56-м градусами с. ш. или южнее. — Авт.]» [28, с 76,77].

В инструкции предписывалось также следующим летом повторить плавание к северу от Берингова пролива, а если М. Н. Васильев найдет это желательным, то и на третий год продолжить попытки пройти на север.

Капитан-лейтенант М. Н. Васильев был опытным, боевым моряком. В мае 1794 г. он был произведен в гардемарины и в течение двух кампаний находился в плаваниях в Финском заливе. В 1796 г. он закончил Морской кадетский корпус и был произведен в мичманы с назначением на Черноморский флот, затем в течение двух лет находился в плаваниях в Черном море. С 1799 по 1801 г. на бриге «Св. Александр» в составе эскадры адмирала Ф. Ф. Ушакова плавал в Средиземном море, участвовал в освобождении от французской оккупации греческих островов Цериго (Китира), Занте (Закинф), Св. Мавры (Левкас) и Корфу (Керкира). В 1801 г. переведен на Балтику. В январе 1811 г. произведен в капитан-лейтенанты, а в 1812–1815 гг. служил в отряде канонерских лодок и участвовал в боевых действиях против войск Наполеона, в том числе в сражении при реке Аа, при осаде Данцига (Гданьска) и Митавы (Елгавы), за что был награжден орденами Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени с бантом, а также серебряной медалью.

Капитан-лейтенант Г. С. Шишмарев уже имел опыт кругосветного плавания. В 1804 г. он закончил Морской кадетский корпус и был произведен в мичманы. В 1805–1807 гг. плавал в Балтийском море на катерах «Гонец» и «Снапоп», а также на шлюпе «Соломбал». 3 ноября 1809 г., командуя транспортом «Домкрат», потерпел крушение около о. Бьёрке, но по суду был оправдан, а 1 марта 1810 г. произведен в лейтенанты. В 1812–1814 гг. на бриге «Гонец» плавал у берегов Англии. В 1815–1818 гг. в качестве старшего офицера брига «Рюрик», которым командовал известный моряк-исследователь О.Е. фон Коцебу, обошел земной шар, плавал у берегов Аляски. В 1819 г. за отличие был произведен в капитан-лейтенанты.

Трехмачтовые шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» были построены на отечественных верфях — Охтенской и Лодейнопольской. Шлюп «Открытие» имел водоизмещение 900 тонн, длину 39, 7 м и ширину 10 м, 28 пушек, а «Благонамеренный» — водоизмещение 530 тонн, длину 36,5 м и ширину 9,1 м, 20 пушек. Шлюпы отличались друг от друга не только водоизмещением; первый был быстроходнее и хорошо слушался руля, но хуже держался на волне, второй, переоборудованный из транспорта «Свирь» специально для дальнего плавания, был значительно тихоходнее, хуже слушался руля, но зато хорошо держался на волне. Для того чтобы не разлучаться, «Открытию» надо было все время уменьшать площадь парусов, в то время как «Благонамеренному» приходилось даже во время свежей погоды, рискуя парусами, нести полную парусность. Зато по прочности корпуса и удобствам для экипажа «Благонамеренный» превосходил «Открытие».

Как видим, при выборе типа корабля для участия в экспедиции и на этот раз была допущена та же неблагоприятная разница в их конструкции, как и в экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева Хорошо то, что и в этот раз были приняты все меры, чтобы не потерять друг друга в море. Для этого на судах использовалась уже знакомая нам система сигналов, применяемых при плохой видимости: пушечные выстрелы, ракеты, фальшфейеры, огни. Эти шлюпы также были оборудованы сигнальной системой капитан-лейтенанта Л. И. Бутакова и имели набор флагов, привязываемых к фалам, поднимаемым на бизань-pee, и специальные сигнальные книги с расшифровкой сигналов.

Оба шлюпа были хорошо обеспечены провизией и снаряжением на три года плавания. На «Благонамеренный» погрузили в разобранном виде баркас, предназначенный для проведения исследований в прибрежной зоне.

На «Открытии» в экспедицию ушли 74 моряка, а на «Благонамеренном» — 83. Кроме того, на «Благонамеренном» возвращались на родину два алеута с о. Уналашка и три камчадала, доставленные в столицу на бриге «Рюрик» в 1818 г.

Сделав остановки в Копенгагене и Портсмуте, шлюпы 1 (13) ноября прибыли в Рио-де-Жанейро. Через 22 дня они вышли в океан и, обойдя с юга Африку и о. Тасмания, направились в Порт-Джексон (ныне Сидней). На переходе особенно досталось экипажу «Благонамеренного»: в полосе устойчивых штормовых западных ветров сильно сказалась разница в скоростных характеристиках шлюпов.

10 (22) февраля 1820 г. лейтенант Алексей Петрович Лазарев (младший брат первооткрывателя Антарктиды М. П. Лазарева), шедший на «Благонамеренном», отметил в дневнике: «…шлюп «Открытие» под одним грот-марселем уходил вперед. Между тем ветер крепчал, а мы к нашим парусам не могли ничего прибавить, ибо и так уже несли их не по ветру [т. е. слишком много парусов для такого сильного ветра. — Авт.] В 10 ч. утра «Открытие» ушел вперед…» [28, с. 149]. Шлюпы встретились только у берегов Австралии.

Из Порт-Джексона, согласно предписанию, шлюпы направились по разным маршрутам: «Открытие» проследовало в Петропавловский порт, а «Благонамеренный» — в Сан-Франциско. Однако из-за неблагоприятных ветров маршрут был изменен, шлюпы вновь соединились и далее шли вместе.

7 (19) апреля члены экспедиции с борта «Благонамеренного» увидели и положили на карту 11 низменных коралловых лесистых островков, названных островами Благонамеренного. Правда, впоследствии выяснилось, что эта группа островов была отмечена на карте ранее другими мореплавателями, зато русские моряки сделали первые точные определения их географических координат.

13 (25) мая начальник «северной дивизии» дал указание шлюпу «Благонамеренный» следовать к о. Уналашка, а шлюп «Открытие» направился в Петропавловский порт. Корабли разлучились на параллели 29°с ш. и в начале июня (по старому ст.) прибыли в места назначения.

Любопытно отметить, что приход шлюпа «Благонамеренный» на о. Уналашка привел к важным для жителей острова последствиям. К командиру шлюпа капитан-лейтенанту Г. С. Шишмареву обратился правитель Уналашкинского отдела РАК И. В. Крюков с просьбой прислать на остров священника Михаила Иванова для того, чтобы тот крестил и венчал «находящихся здесь [в Уналашкинском отделе. — Авт.] россиян с прижитыми их от алеуток детьми». В свою очередь командир шлюпа просил снабдить его «шестью алеутами, знающими язык народов, обитающих около Берингова пролива, а также тремя трехлючными и одной однолючной байдарками». К сожалению, знающих переводчиков на Уналашке не нашлось. А корабельный священник Михаил Иванов «немедля приступил к священнодействиям». Было крещено 175 алеутов, алеуток и креолов(детей от браков русских и алеуток), в том числе сыновья и дочери 56-летнего И. В. Крюкова [29, с 349,350].

17 (29) июня, через две недели после прихода на о. Уналашка, «Благонамеренный» вышел на север. Его экипаж пополнили 6 алеутов с четырьмя байдарами, которые предполагалось использовать при проведении описных работ в мелководных районах у побережья. Шлюп подошел к о. Св. Лаврентия в северной части Берингова моря, а затем направился в Берингов пролив. 7 (19) июля моряки «Благонамеренного» могли одновременно видеть мыс Дежнева — самую восточную оконечность азиатского материка, оба острова Гвоздева (Диомида) в Беринговом проливе и мыс Принца Уэльского — самую западную точку побережья Северной Америки. При этом была исправлена ошибка О. Е. Коцебу, плававшего в этом районе в 1818 г. и посчитавшего, что островов Гвоздева три, а не два. Затем шлюп направился в залив Коцебу и 11 (23) июля стал там на якорь.

Через трое суток туда же прибыл шлюп «Открытие». 18 (30) июля оба шлюпа вышли в море и направились к северу. М. Н. Васильев на «Открытии», двигаясь на северо-восток и описывая по пути побережье, достиг параллели 71°6′ с. ш., т. е. продвинулся на 22 минуты севернее, чем это сделал Джемс Кук в 1778 г. Далее путь преградил тяжелый лед. Г. С. Шишмарев на «Благонамеренном» в это время достиг только 69° с ш. и выполнил опись мыса Лисбёрн на побережье Аляски немного севернее залива Коцебу и берега несколько восточнее его.

31 июля (12 августа) шлюпы направились к о. Св. Лаврентия. Г. С. Шишмарев завершил опись острова, а М. Н. Васильев на «Открытии» направился к побережью Аляски, но из-за малых глубин не смог к нему подойти. Затем оба шлюпа возвратились на о. Уналашка.

28 августа (9 сентября) шлюпы вышли из Капитанской гавани и проследовали в Ново-Архангельск на о. Ситка — главное поселение и порт в Русской Америке. Там с «Благонамеренного» выгрузили части и детали баркаса и другие грузы общей массой около 2000 пудов (32 тонны), а взамен погрузили каменный балласт. Баркас был собран бригадой привезенных из Кронштадта плотников под руководством лейтенанта Ивана Николаевича Игнатьева.

Затем оба шлюпа перешли в Сан-Франциско. Во время трехмесячной стоянки там были отремонтированы корпуса шлюпов и такелаж. Штурман шлюпа «Открытие» Михаил Рыдалев осуществил первую точную опись залива Сан-Франциско, а Г. С. Шишмарев определил географические координаты многих пунктов его побережья. Во время пребывания в Сан-Франциско офицеры шлюпов вели наблюдения над колебаниями уровня моря во время проливов и отливов.

Посетив в марте — апреле 1821 г. Гонолулу на Гавайях для закупки провизии, 11 (23) мая шлюпы возвратились в Ново-Архангельск, а затем перешли на о. Уналашка (вновь собранный баркас шел на буксире у шлюпа «Открытие»).

25 июня (7 июля) 1821 г. все три судна вышли в море. Экипажи «Открытия» и баркаса должны были заниматься описью побережья Аляски до Берингова пролива, а экипажу «Благонамеренного» предписывалось проверить существование ряда островов, показанных на картах XVIII в., закончить опись о. Св. Лаврентия и к 6 (18) июля подойти к мысу Дежнева.

Разыскивая отмеченные Д. Куком на карте острова (в действительности не существующие), «Благонамеренный» подошел к берегам Аляски, а затем к о. Св. Лаврентия. Произведя опись его западного берега, «Благонамеренный» посетил залив Св. Лаврентия и прошел Беринговым проливом в Чукотское море. 19 (31) июля экипаж увидел мыс Сердце-Камень, расположенный примерно в 75 милях к северо-западу от мыса Дежнева. Лавируя между Беринговым проливом и мысом Сердце-Камень, шлюп достиг 70°13′ с.ш., но далее путь на запад преградили тяжелые льды. Плавание среди плавучих льдин было трудным и опасным, шлюп был зажат ими, накренился на 45° и находился в таком положении около суток. Каждую минуту лед мог проломить борта, и только изменение направление ветра позволило шлюпу благополучно выйти из ледовой западни. Видя бесполезность дальнейших попыток продвинуться на запад, Г. С. Шишмарев повернул на юг.

А Васильев на «Открытии» от Уналашки двинулся на северо-восток к мысу Ньюэнхем на побережье юго-восточной части Аляски в Беринговом море. Он отправил лейтенанта А. П. Авилова на баркасе для описи залива Нортон-Саунд, а шлюп «Открытие» двинулся на север вдоль побережья Аляски.

11 июля был открыт большой остров, названный М. Н. Васильевым в честь своего шлюпа — Открытие (ныне Нунивак). В то же самое время в этом районе плавали на бриге «Головнин», принадлежавшем РАК, мичман Василий Степанович Хромченко, также открывший о. Нунивак (на два дня позже Васильева), и мореход Адольф Карлович Этолин на катере «Баранов» (в 1840–1845 гг. главный правитель Русской Америки, его именем назван пролив Этолин, между материком и о. Нунивак). Пройдя в Берингов пролив и положив на карту мысы Мульграва, Крузенштерна и Ледяной на аляскинском побережье Чукотского моря к северо-востоку от мыса Лисбёрн и американский берег между мысами Лис-бёрн и Айси-Кейп (у 70°20′ с ш.), М. Н. Васильев из-за льдов повернул обратно.

После встречи с Г. С. Шишмаревым М. Н. Васильев направился в Петропавловский порт, куда и прибыл 8 (20) сентября. Там уже находился А. П. Авинов, описавший часть Бристольского залива, но не сумевший пройти далее на баркасе вдоль побережья из-за малых глубин, а через 12 дней туда прибыл Г.С Шишмарев на «Благонамеренном», который успел полностью закончить опись о. Св. Лаврентия.

15 (27) октября 1821 г. оба шлюпа вышли из Петропавловского порта в обратный путь в Европу. Они прошли к Гавайским островам, затем обогнули мыс Горн и, зайдя по пути в Рио-де-Жанейро и Копенгаген, 1 (13) августа 1822 г. добрались до Кронштадта.

Так закончилось плавание «северной дивизии». Правда, оно не ознаменовалось такими выдающимися открытиями, как плавание шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктике. Ясно, что поставленная перед М. Н. Васильевым и Г.С Шишмаревым задача — пройти из Берингова моря в Атлантику через Северный Ледовитый океан — была невыполнимой для парусных судов, но российские моряки достойно завершили трудное плавание. Г. С. Шишмарев прошел на запад от Берингова пролива до мыса Сердце-Камень, а М. Н. Васильев — на восток от Берингова пролива до мыса Ледяной, т. е. дальше, чем их предшественники из числа отечественных и иностранных мореплавателей. Офицерами шлюпов были положены на карту берега Берингова моря на значительном протяжении, уточнены географические координаты ряда островов и мысов, открыт большой остров в Беринговом море. Кроме того, во время плавания проводились тщательные астрономические, магнитные и метеорологические наблюдения, измерялась температура воды на поверхности моря и на глубинах. Экипажи шлюпов во время длительного плавания в тропических и холодных водах проявили мужество, выдержку и выносливость, показали высокий профессионализм и достойно выполнили долг перед Отечеством

М. Н. Васильев еще в период плавания на шлюпе «Открытие» получил звание капитана 2-го ранга, в феврале 1823 г. за отличное руководство «северной дивизией» был произведен в капитаны 1-го ранга и награжден орденом Св. Владимира 3-й степени, а за участие в 18 морских кампаниях — орденом Св. Георгия 4-й степени. Впоследствии он командовал 13-м и 18-м флотскими экипажами в Кронштадте и Архангельске, служил капитаном Кронштадского порта. В декабре 1827 г. был произведен в контр-адмиралы, а через четыре года назначен генерал-интендантом За отличие в службе награжден орденами Св. Анны 2-й степени с алмазами, Св. Анны 1-й степени, а в дальнейшем орденами Св. Владимира 2-й степени, Белого Орла и Св. Александра Невского. В апреле 1835 г. произведен в вице-адмиралы. Скончался прославленный моряк в 1847 г. Открытый во время плавания возглавляемой им экспедиции в Беринговом море мыс на о. Нунивак был назван по его фамилии (с 1908 г. — мыс Коруин). А в 1966 г. в его честь отечественные исследователи назвали в Антарктиде пик в горах Орвин.

Г. С. Шишмарев за командование шлюпом «Благонамеренный» в кругосветном плавании был произведен в капитаны 2-го ранга, а за участие в 18 морских кампаниях награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1824–1827 гг. он командовал 27-м и 11-м флотскими экипажами в Кронштадте и Санкт-Петербурге. В августе 1829 г. за отличие произведен в контр-адмиралы. Командовал 84-пушечным кораблем «Императрица Александра», а затем отрядом военных кораблей. С декабря 1830 г. вплоть до своей кончины в октябре 1835 г. был командиром Гвардейского экипажа. За время службы награжден орденами Св. Анны 1-й и 2-й степени и Св. Станислава 1-й степени.

По его фамилии названы бухта, открытая командиром брига «Рюрик» О.Е. фон Коцебу в 1816 г., и селение на ее берегу на побережье Аляски, а также острова у Карского побережья Новой Земли, открытые в 1835 г. А.К Циволько. А в 1966 г. отечественные исследователи назвали в его честь пик в Земле Королевы Мод в Антарктиде. И, наконец, по его фамилии назван проход в Маршалловых островах Тихого океана, открытый в 1817 г. О.Е. фон Коцебу и обследованный Г. С. Шишмаревым.

Теперь вернемся к истории одного отечественного моряка, имя которого уже упоминалось ранее в наших рассказах. Речь идет о Василии Степановиче Хромченко.

8 (20) августа 1816 г. российский бриг «Рюрик», экипаж которого проводил исследования у берегов Аляски, подошел к заливу Св. Лаврентия, расположенному на побережье Чукотки, примерно в 40 милях к юго-западу от мыса Дежнева. В три часа пополудни бриг обогнул небольшой песчаный остров в заливе и стал на якорь. В последующие дни моряки «Рюрика» приступили к осмотру залива и проведению описных работ.

Через два дня от брига отошел баркас и байдара. На южном берегу залива командир брига лейтенант Отто Евстафьевич фон Коцебу определил полуденную высоту Солнца и вычислил широту места. Он вспоминал впоследствии; «На мысе мы увидели несколько людей, которые собирались было обратиться в бегство [это были чукчи, посещавшие берега залива для охоты. — Авт.]; мы поспешили остановить их несколькими подарками, а они, к нашему удовольствию, одарили нас 16 дикими гусями и двумя тюленями… Мы, подкрепив силы хорошим обедом, предприняли дальнейшее плавание к норд-весту, куда залив простирался между высокими цепями гор… Пройдя три мили, мы достигли двух высоких и утесистых островов, обитаемых одними морскими птицами. Лежавший на востоке остров, имевший около трех миль в окружности, я назвал о. Храмченко [Хромченко. — Авт] по имени моего старшего штурмана, а меньший, находившийся на западе, о. Петрова, по имени второго штурмана» [16, с. 101]. Так фамилия 24-летнего моряка Василия Степановича Хромченко впервые появилась на географической карте.

В 1815 г. он закончил Кронштадское штурманское училище и был произведен в штурманские помощники унтер-офицерского чина В том же году молодой штурман, как один из лучших выпускников училища, был отобран лейтенантом О.Е. фон Коцебу в состав экипажа брига «Рюрик» из многих желавших отправиться в кругосветное плавание.

Это первое кругосветное плавание явилось для B. C. Хромченко отличной школой, которая позволила ему полностью освоить штурманское дело. В течение трех лет плавания старшему штурману приходилось многократно производить определение местонахождения брига и географических координат различных островов, мысов, заливов астрономическим способом, проводить опись берегов, определять счислимое место судна с учетом скорости, компасных курсов, влияния ветрового сноса и течений. Не раз бриг попадал в жестокие штормы, когда возможность гибели в морской пучине становилась грозной реальностью. Безусловно, молодой штурман в походе осваивал и приемы управления парусным судном, что очень пригодилось ему в будущем, когда он сам стал командиром судна. Уже по тому, что командир брига дал вновь открытому острову фамилию своего штурмана, можно судить о его отношении к B. C. Хромченко, к его личным и профессиональным качествам.

Но вернемся к началу первого большого плавания Василия Степановича «Рюрик» вышел из Кронштадта 18 (30) июля 1815 г. и, зайдя в Копенгаген, прибыл в Плимут. Оттуда О. Е. фон Коцебу дважды пытался выйти в море, но из-за сильнейших юго-западных ветров возвращался обратно. Он вспоминал впоследствии: «Офицеры и матросы были совершенно истощены от сильного напряжения. Кому плавание в Канале [пролив Ла-Манш. — Авт.] известно, тот может представить себе опасность нашего положения в продолжение этой ночи. Лоцманы удивлялись, что мы удержались в море, не потерпев кораблекрушения» [16, с 37]. Таковым было морское крещение молодого штурмана

Не менее опасным был шестидневный шторм, которым встретил русских моряков мыс Горн. Тем не менее бриг проследовал в Тихий океан, а затем, после захода в Талькауано, направился на запад. B. C. Хромченко участвовал в описи вновь открытых островов и коралловых атоллов. Затем, когда «Рюрик» после захода в Петропавловский порт (ныне Петропавловск-Камчатский) направился на север, вместе с другими офицерами он вел опись берегов неизвестного до того времени большого залива на побережье Аляски севернее Берингова пролива, который был назван по фамилии командира брига, а также залива Св. Лаврентия, о чем рассказано в начале очерка

В сентябре 1816 г. «Рюрик» покинул о. Уналашка (Алеутская гряда) и пошел на юг для проведения новых исследований в тропической части Тихого океана. Летом следующего года он возвратился на о. Уналашка, но по пути к нему вновь попал в жестокий шторм, во время которого был сломан бушприт, несколько матросов получили травмы и ранения, а сам командир, несший походную вахту, ударился грудью об острый угол так сильно, что вынужден был несколько дней провести в постели.

Во время стоянки «Рюрика» на о. Уналашка В. С. Хромченко, передвигаясь на байдаре, выполнил опись островов Акун и Акутан. От о. Уналашка бриг снова пошел на юг и, побывав на Гавайях и на островах тропической Океании, направился домой на запад. 22 июля (3 августа) 1818 г. «Рюрик» бросил якорь в Неве перед домом Государственного канцлера Николая Петровича Румянцева, снарядившего эту экспедицию. Так закончилось первое кругосветное плавание В.С Хромченко. За усердие в службе и успехи в освоении штурманского дела в 1819 г. он был произведен в мичманы. Молодой моряк не стал засиживаться на берегу, он стремился к участию в новых дальних плаваниях и в следующем году поступил на службу в РАК.

В Русской Америке мичман В. С. Хромченко стал командиром компанейского брига «Головнин». В 1821 г. он был назначен начальникам экспедиции, которая должна была описать побережье Аляски от мыса Ньюэнхем (замыкающего с севера побережье Бристольского залива) до залива Нортон-Саунд. Кроме того, необходимо было описать залив Добрых Вестей, открытый незадолго до этого на побережье Бристольского залива сотрудниками РАК В состав экспедиции помимо брига «Головнин» входил мореходный шестипушечный катер «Баранов» под командованием штурмана А.К Этолина. 4 мая B. G. Хромченко и А.К Этолину были выданы путевые листы, согласно которым в случае открытия новых земель при сношениях с местными племенами они являлись официальными представителями РАК.

27 мая 1821 г. суда экспедиции вышли из Ново-Архангельска. После проведения описи залива Добрых Вестей суда направились к северу. В заливе Нортон-Саунд было описано побережье и открыт к западу от мыса Дерби неизвестный до того времени залив, который был назван в честь знаменитого моряка — исследователя В.М… Головнина.

10 августа бриг вышел из залива Головнина, по пути к югу был обнаружен неизвестный остров (ныне Нунивак). С катером «Баранов» B. C. Хромченко разлучился вскоре после выхода из залива Добрых Вестей. А. К. Этолин, проводя опись устья р. Кускоквим, узнал от местных жителей, что видневшийся вблизи берег — это остров (Нунивак). Он положил на карту часть побережья Аляски в этом районе и часть побережья о. Нунивак. Так что о. Нунивак был обнаружен и частично описан B. C. Хромченко и А. К. Этолиным независимо от его первооткрывателя капитан-лейтенанта МН. Васильева, командира шлюпа «Открытие», но на два дня позднее. В. С. Хромченко возвратился в Ново-Архангельск 7 сентября, а А. К. Этолин через месяц после него.

На следующий год B. C. Хромченко вышел в экспедицию на бриге «Головнин» 26 апреля. Его помощником вновь был А. К. Этолин. Запасами экспедиция была снабжена на пять месяцев. Для описи на мелководье у побережья на борт судна были взяты пять байдар с гребцами. В начале B. C. Хромченко обследовал район Берингова моря у островов Прибылова с целью найти неизвестные острова, о которых он слышал от промышленников. Убедившись, что на самом деле они не существуют, B. C. Хромченко направился к о. Гагемейстера в Бристольском заливе и сделал его подробную опись. Затем было положено на карту устье р. Нушагак. После этого он вновь отправился на поиски неизвестных островов, но и на этот раз не добился никаких результатов. Затем он повернул к о. Нунивак и прошел на север проливом между островом и материком (пролив был назван по фамилии А. К. Этолина).

В заливе Нортон-Саунд были описаны о. Стюарт и пролив между островом и южным побережьем залива. Во время плавания B. C. Хромченко изучал возможность промысла в исследуемых районах побережья, а также быт и нравы местных жителей.

Главный правитель Русской Америки капитан-лейтенант М. И. Муравьев обратился к Главному правлению РАК в Санкт-Петербурге с просьбой ознакомить с журналами плавания и картами В. С. Хромченко и А. К. Этолина Морское министерство, а также главного гидрографа Российского флота вице-адмирала Г. А. Сарычева, графа Н. П. Румянцева и других видных государственных деятелей. «Мне бы сие хотелось сделать, — писал он, — чтобы сия власть заинтересовалась в выгодах Господ Храмченко [Хромченко. — Авт.] и Этолина» [29, с 363], и ходатайствовал о поощрении этих моряков. В феврале 1824 г. Адмиралтейский департамент рассмотрел все материалы, собранные экспедицией B. C. Хромченко и А. К. Этолина, и представил моряков к награждению.

В том же году государственный канцлер граф Н. П. Румянцев предложил главному правителю Русской Америки организовать еще одну экспедицию для изучения побережья Аляски к северу от Берингова пролива и пожертвовал на ее проведение 20 тыс. рублей. Он писал, что желательно поручить проведение предполагаемой экспедиции «г. Храмченко [Хромченко. — Авт.], с тем, чтобы г. Этолин был у него помощником» [1, с. 245]. К сожалению, из-за смерти Н. П. Румянцева и в силу ряда других обстоятельств намеченная экспедиция не состоялась. Но желание графа видеть во главе ее B. C. Хромченко свидетельствует о том, что мичман уже считался опытным и хорошо зарекомендовавшим себя руководителем экспедиционных исследований.

B. C. Хромченко неоднократно командовал судами РАК, которые сопровождали промысловые партии из 60—100 байдар с алеутами, направлявшимися на дальний промысел. Командир такого судна являлся и руководителем всей партии.

В 1823–1826 гг. B. C. Хромченко положил на карту побережье залива Аляска между горой Св. Ильи и заливом Креста В частности, им были подробно описаны подходы и сама гавань Рюрика в заливе Якутат. В 1826 г. B. C. Хромченко на компанейском судне «Елена» перешел из Ново-Архангельска в Кронштадт.

В 1828 г., будучи уже лейтенантом, B. C. Хромченко был назначен командиром судна «Елена» водоизмещением 400 тонн с экипажем из 48 моряков. 4 (16) августа судно вышло из Кронштадта с грузами для РАК на довольно значительную для своего времени сумму 458 тыс рублей. Зайдя по пути в Копенгаген и Портсмут, оно пересекло Атлантику и прибыло в Рио-де-Жанейро. Затем оно вновь пересекло Атлантику и 31 января (12 февраля) 1829 г. обогнуло мыс Доброй Надежды. Используя западные ветры, постоянно дующие в полосе 40–45° ю. ш., «Елена» направилась к берегам Австралии. 8 (20) февраля на широте 43° моряки увидели на юге 8 айсбергов, высота которых по глазомерному определению доходила до 60 м.

«Елена» прибыла в Порт-Джексон (Сидней) 17 (29) марта, а через месяц вышла на север. По пути был обнаружен обитаемый лесистый островок, а в ходе дальнейшего плавания определены географические координаты банки Гран-Кокал и островов Мили, Маджуро, Эрикуп и Ликиеп (Маршалловы острова).

4 (16) июля «Елена» благополучно прибыла в Ново-Архангельск, а 15 (27) октября вышла в обратный путь. На судно погрузили для доставки в Кронштадт груз пушнины на огромную сумму 1 млн 200 тыс рублей, и оно направилось в Сан-Франциско. Затем за 90 суток плавания под парусами «Елена», обогнув мыс Горн, прибыла в Рио-де-Жанейро, где на нее погрузили более тысячи экземпляров ценных и редких растений для Императорского Ботанического сада. Зайдя по пути в датские порты Хельсингёр и Копенгаген, 10 (22) июля 1830 г. судно прибыло в Кронштадт.

Как отмечал историк русских кругосветных плаваний контр-адмирал НА Ивашинцев, «это было одно из самых счастливых плаваний: не только что из команды не потеряно ни одного человека, но даже не было никаких повреждений в корпусе корабля и вооружении» [1, с. 205]. Несомненно, в этом заслуга в первую очередь командира «Елены».

За отлично проведенное кругосветное плавание B. C. Хромченко был произведен в капитан-лейтенанты, а за успешное выполнение задания по доставке редких растений награжден бриллиантовым перстнем.

20 августа (1 сентября) 1831 г. капитан-лейтенант B. C. Хромченко, командуя военным транспортом «Америка» водоизмещением 700 тонн с экипажем в составе 64 моряков, вышел из Кронштадта. На этот раз транспорт должен был доставить в Петропавловский порт и Ново-Архангельск грузы на сумму 467 тыс рублей. Командир и на этот раз решил плыть по знакомому маршруту мимо мыса Доброй Надежды и о. Тасмания. 9 (21) мая 1832 г. транспорт бросил якорь в Сиднее. Почти месячная стоянка в порту была связана с необходимостью исправить повреждения, нанесенные штормами. И только 10 (22) июня транспорт вышел из Порт-Джексона и направился на север. По пути были определены географические координаты островов Пейстер, Гендервиль, некоторых островов группы Гилберта и нескольких из Маршалловых островов.

14 (26) августа 1832 г. транспорт вошел в Авачинскую губу, но сел на мель у мыса Сигнальный. Через три дня, передав часть грузов на пришедший из Петропавловского порта бриг, транспорт благополучно снялся с мели и, простояв в Петропавловском порту месяц, направился в Ново-Архангельск. Прибыв туда 8 (20) октября, командир сдал доставленные грузы и принял на борт груз пушнины на сумму 1 млн рублей.

20 ноября (1 декабря) «Америка» вышла в обратный путь. Зайдя в Сан-Франциско и на о. Питкерн, транспорт обогнул мыс Горна и вышел в Атлантику. Посетив Рио-де-Жанейро, порт Дильт и Копенгаген, 13 (25) сентября 1833 г. «Америка» возвратилась в Кронштадт. Так закончилось третье и последнее кругосветное плавание B. C. Хромченко, за успешное проведение которого в 1834 г. он был награжден орденом Св. Анны 2-й степени.

В 1835–1840 гг. он плавал на корабле «Фершампенуаз» в Балтийском море, а в январе 1843 г. вышел в отставку в чине капитана 2-го ранга. Скончался заслуженный моряк в 1849 г. в возрасте 57 лет. По его фамилии помимо острова в заливе Св. Лаврентия (ныне о. Беннета) названы залив и мыс на восточном побережье Новой Земли. В честь него названа также бухта в Бристольском заливе, открытая им в 1821 г. (второе название Нушагак).

Глава 6
ИССЛЕДОВАТЕЛЬ НОВОЙ ЗЕМЛИ, «ПЛАВАТЕЛЬ КРУГ СВЕТА», ОДИН ИЗ ОСНОВАТЕЛЕЙ РУССКОГО ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

А теперь расскажем о жизни и выдающейся научно-практической деятельности адмирала Федора Петровича Литке, двукратного «плавателя вокруг света», которая вошла неотъемлемой и существенной частью в историю русской науки и культуры. Особенно многим ему обязана русская география. Он был замечательным географом и гидрографом, лично им проведены многие очень точные астрономические, магнитные и гравиметрические наблюдения и измерения. И, естественно, исключительное значение для будущего развития русской географии имело основание, главным образом по его инициативе, Русского Географического общества, его многолетнее прекрасное руководство им.

Нельзя не отметить также, что в довольно суровый век императора Николая Павловича он проявил себя в своей служебной и общественной деятельности как истинно гуманный человек, умевший ценить всех достойных людей, невзирая на их происхождение и социальную принадлежность.

Дед Федора Петровича — Иван Филиппович Литке, выходец из Германии, приехал в Россию, в Петербург, по-видимому, в 1735 г. Он был лютеранским пастором и ученым богословом. Все, что известно о жизни Ивана Филипповича, свидетельствует о его личной незаурядности, но характер у него, видимо, был сложный и неуживчивый. Он часто менял место службы, переезжал из города в город и скончался в 1771 г., заболев чумой. У него было пять детей — четверо сыновей и дочь. Отцом Федора Петровича был второй сын Ивана Филипповича Петр, родившийся в 1750 г.

Петр Иванович получил довольно солидное по тем временам образование и воспитание. Сперва был военным и служил адъютантом у князя Н. И. Репнина, крупного екатерининского вельможи. Затем он перешел в таможенное ведомство и скончался в 1808 г., будучи членом Коммерц-коллегии.

У него было также 5 детей, самым младшим, родившимся в 1797 г., был сын Федор. В своей автобиографии Федор Петрович написал:«…приближался первый и несчастнейший час моей жизни. 17 сентября 1797 г. сделался я убийцею моей матери. Появление мое на свете пережила она не более двух часов» [30, с 6]

Отец Федора Петровича остался с пятью детьми, старшему из которых было всего 12 лет, а младший только родился. Вскоре отец вторично женился. Новая молодая жена родила ему троих детей, но по отношению к детям от первого брака показала себя довольно неприглядно. Семилетнего Федора отдали в пансион, где и обучение и воспитание велись явно примитивно. Через 3 года отец Федора — Петр Иванович — скончался и его десятилетнего сына взял к себе его дядя, член Государственного совета Энгель. Там мальчик Федор в возрасте от десяти до двенадцати лет был предоставлен сам себе. В доме дяди была библиотека, в числе книг которой было множество довольно фривольных по содержанию произведений литературы, соответствующих вкусам конца XVIII в., но явно неподходящих для юного мальчика.

А чрезвычайно любознательный Федор прочитал массу книг из этой библиотеки. В своей автобиографии Федор Петрович писал: «Вот отрок, не знавший никогда ласк, на одиннадцатом году лишающийся отца; круглый сирота, остающийся без призора, без всякого воспитания и учения, в самые опасные годы юношества окруженный примерами разврата, самых грубых нравов и всякого соблазна. Что по всей вероятности должно было выйти из этого несчастного? Не должен ли он был погибнуть в бездне невежества и разврата? И что же? Этот мальчик во всю свою жизнь не имевший ни одного порядочного учителя, делается под старость президентом Академии наук» [30, с 7,8]

Так что детство Федора Петровича, как он вспоминал, «не оставило во мне ни одного приятного воспоминания…», «не знать ласк матери уже есть большое несчастье. Но меня, кроме бабушки [от которой он был удален в семилетнем возрасте. — Авт.] никогда никто не ласкал» [30, с. 8]

К счастью, сестра Федора Петровича Наталья, бывшая старше его на 8 лет, в 1810 г. вышла замуж за капитан-лейтенанта И. С. Сульменева. В доме сестры и ее мужа к 13-летнему Федору отнеслись доброжелательно. Морская деятельность увлекла юношу, и по ходатайству И.С Сульменева в 1812 г. его принимают во флот волонтером в команду под начало его нового родственника.

В 1813 г. Ф. П. Литке на галете «Аглая» (небольшой двухмачтовый парусно-гребной корабль) участвовал в трех сражениях при осаде Данцига (Гданска). В боях он проявил находчивость, самообладание и смелость. Его произвели в мичманы и наградили офицерским боевым орденом Св. Анны 4-й степени. В 1817 г. способный молодой офицер получает назначение на шлюп «Камчатка», отправлявшийся в кругосветное плавание. Командиром шлюпа в этом плавании был прославленный моряк капитан 2-го ранга Василий Михайлович Головнин, ставший знаменитым благодаря командованию шлюпом «Диана» в 1807–1811 гг. Во время исследовательского плавания шлюп «Диана» был задержан англичанами в Каппггате, порте Южной Африки, и его экипаж объявлен военнопленными. Головнин сумел 15 мая 1808 г. бежать из порта и уйти на Камчатку. Во время исследования Южных Курильских островов Головнин был вероломно захвачен в плен японцами вместе с двумя офицерами и 4 матросами. Он пытался бежать из плена, но неудачно и был отпущен только через 2 года и 3 месяца. Головнин написал «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811,1812,1813 годах с приобщением замечаний его о Японском государстве и народе», которые были изданы в 1816 г. и принесли автору известность и славу.

Ясно, что длительное опасное кругосветное плавание под командою такого прекрасного и опытного моряка сыграли огромную роль в формировании личности Ф. П. Литке. В этом же плавании он на всю жизнь подружился с Ф. П. Врангелем (впоследствии адмиралом, исследователем восточносибирского побережья, дважды кругосветным «плавателем», главным правителем Русской Америки в 1830–1835 гг.). В своей автобиографии, написанной в возрасте 71 года, Литке писал по этому поводу: «Для меня было большим счастьем найти такого товарища: одинакие лета, одинакое направление скоро нас сблизили и положили основание дружбы, более полувека продолжающейся» [30, с 9]

Во время второго кругосветного плавания Головнин в отличие от первого пересек Атлантику и отправился вокруг мыса Горн в Тихий океан. «Камчатка» побывала в Русской Америке, затем зашла на Сандвичевы (Гавайские) острова, посетила Марианские и Моллукские, пересекла Индийский океан и, наконец, вокруг мыса Доброй Надежды обогнула Африку, зашла на о. Св. Елены, где в то время находился в ссылке Наполеон, осенью 1819 г. возвратилась в Кронштадт.

Ф. П. Литке возвратился из кругосветного плавания опытным лейтенантом, научившимся самостоятельно командовать подчиненными и принимать трудные и ответственные решения в дальних походах. Надо прямо отметить, что в годы становления опытным морским офицером в свои часы досуга Ф. П. Литке сумел восполнить основные пробелы своего довольно скудного образования, особенно в отношении точных наук (математика, механика, астрономия), без которых невозможно добиться успеха в овладении навигацией и мореходной астрономией.

В. М. Головнин высоко оценил способности Ф. П. Литке, и по его рекомендации в 1821 г. лейтенант Ф. П. Литке получил ответственное назначение начальником экспедиции для описи архипелага Новая Земля. К началу XIX в. картографическая изученность Новой Земли была явно крайне недостаточна. Фактически главным в этом отношении были итоги пребывания на Новой Земле экспедиции голландца Баренца в 1594–1595 гг., представившей более или менее достоверно карты северного и западного побережья островов архипелага, а также исследования, в основном пролива Маточкин Шар и отдельных участков восточного побережья островов архипелага штурманом «поруческого ранга» Розмысловым в 1768–1769 гг. Штурман Поспелов в 1807 г. описал небольшой участок западного побережья южного острова архипелага от Костина Шара до Маточкина Шара. О восточном побережье архипелага имелись только смутные представленипя на основе рассказов некоторых поморов-промышленников, в частности, промышленник Савва Лоппсин около 1760 г. с двумя зимовками обошел весь архипелаг.

В 1819 г. к Новой Земле была послана экспедиция во главе с лейтенантом А. П. Лазаревым Инструкция, данная ему, определяла задачу экспедиции таким образом: описать за одно лето всю Новую Землю и о. Вайгач и кроме того определить географические координаты полуострова Канин Нос и о. Колгуева, что было явно невыполнимо на парусном судне и с учетом возможных неблагоприятных ледовых условий.

Экспедиция Лазарева закончилась неудачно. Он ни разу не высаживался на Новой Земле. Некоторые сообщенные им сведения впоследствии оказались явно ошибочными. Так Лазарев сообщил, что высота прилива у берегов Новой Земли может доходить до 16 м, когда на самом деле она достигает лишь 1–2 м По возвращении в Архангельск более половины команды была больна цингой, а трое во время экспедиции скончались. Лазарев все эти заболевания приписывал «сырости и густоте атмосферы».

Получилось так: если до экспедиции Лазарева трудности плавания в полярных морях и работы в ледовых условиях инструкцией Адмиралтейского департамента недооценивались, то после неудачи экспедиции эти трудности и сложности стали преувеличивать.

В инструкции было сказано: «Цель поручения, вам делаемого, не есть подробное описание Новой Земли; но единственно обозрение на первый раз берегов оной и познание величины сего острова по определению географического положения главных его мысов и длины пролива, Маточкиным Шаром именуемого, буде тому не воспрепятствуют льды или другие какие важные помешательства…

Судя по состоянию судна и здоровью экипажа, можете пробыть у Новой Земли, пока время позволит, а потом возвратиться в Архангельск. Впрочем, не отнимается у вас воля в сем отношении поступать по собственному вашему усмотрению; но ни в каком, однако, случае не должно вам оставаться там на зимовку. Если же, паче чаяния, необходимость к тому принудит вас, то главнейшее попечение приложите о сохранении здоровья экипажа и о целости брига, чтобы на следующее лето возвратиться. На таковой случай представлено от меня главному командиру архангельского порта отпустить на ваше судно избу в срубе и кирпич, или же верх (крышу для всего судна) с двумя каминами и двумя чугунными печками. От вашего усмотрения зависит взять то или другое, так как и оставить избу для прибежища кому-нибудь из промышленников, в таком месте, как сие за благо признаете» [31, с 93,94].

Для экспедиции был построен бриг «Новая Земля» грузоподъемностью в 200 тонн, длиной 24,4 м, шириной 7,6 м, осадкой 2,7 м. Важно, что этот бриг имел сплошной набор, т. е. шпангоуты его были поставлены вплотную друг к другу, щели между ними проконопачены, а подводная часть обшивки обшита медными листами. Проведение в случае необходимости вынужденной зимовки было обеспечено приемом на борт 16-месячных запасов продовольствия и снаряжения. По тому времени экспедиция была неплохо снабжена приборами и инструментами. На бриге имелись компасы, лаги, склянки (песочные часы), хронометры, медные секстаны Кука и деревянные секстаны (секстан — угломерный инструмент для измерения высот небесных светил и углов на земной поверхности), ртутный барометр, три термометра и один инклинатор (прибор для измерения угла наклонения вектора магнитного поля).

Экипаж брига состоял из командира лейтенанта Федора Литке, затем лейтенанта Михаила Лаврова, мичмана Николая Чижова, штурмана Ивана Федорова, штаб-лекаря Исаака Тихомирова, двух штурманских помощников и 36 матросов.

Бриг вышел в море 27 июля 1821 г. Работы первого года были фактически только рекогносцировкой, во время которой Литке знакомился с общими условиями плавания и работы и проверял морские качества корабля. Но уже 31 июля 1821 г., лавируя к северу от о. Моржовец в Горле Белого моря, бриг сел на мель, которая отсутствовала на картах, имевшихся у Литке (с тех пор банка носит его имя). «Надлежало подумать о том, — вспоминал Литке, — чтобы бриг в малую воду не опрокинуло. Опасения мои на этот счет весьма увеличились, когда поднявшимся на нашу беду пресвежим от NО ветром стало его валить на левую сторону. Весь верхний рангоут был тотчас спущен, и под бриг устроены подставы из брамстеньг и лисель-спиртов [и то, и другое — рангоутное дерево, т. е. специальные балки. — Авт] Но все эти деревья ломало одно за другим в щепы, и наконец судно наклонилось настолько, что я каждую минуту ожидал, что оно вовсе опрокинется. Вдруг поднялось оно, с некоторым треском, и стало совершенно прямо. Мы недоумевали, чему приписать столь странный случай. После, когда бриг совершенно обсох, увидели мы, что киль его находится в канале или жолобе, по обеим сторонам которого были сугробы [песчаные. — Авт.], на которых пузо его лежало весьма спокойно. Я и сейчас не знаю, сам ли бриг тяжестью своею сделал себе такое место, образовалось ли оно от набиваемого волнением песку, или мы, по счастью, попали уже на готовое» [31, с. 118].

Когда начался прилив, то удалось стронуть бриг с места при помощи натянутого заранее стоп-анкера с кабельтовым Когда бриг отошел на милю от мели, командир смог вздохнуть спокойно.

Посадка на мель при выходе из Белого моря в Баренцево и длительное лавирование против неблагоприятных северных ветров позволили убедиться в ряде неточностей и ошибок на картах Белого моря, особенно в его Воронке. Так, например, оказалось, что долгота Канина Носа была дана на картах с ошибкой в 1 градус, и расстояние от Канина Носа — самого северного мыса полуострова Канин — до мыса Святой Нос на западной оконечности Тиманского берега считалось на 30 миль больше действительного.

План работы на 1822 г. включал следующее: до начала августа произвести опись некоторых районов по Мурманскому берегу. У берегов Новой Земли планировалось обогнуть архипелаг с севера из Карского моря, пройдя в него через Маточкин Шар. Кроме того, было рекомендовано Литке помимо гидрографических работ: «во время плавания вашего вы обязаны вести, кроме судового журнала, особые записки, в которые помещать все происшествия от начала до конца по вверенной вам экспедиции, с вашими наблюдениями, не оставляя ничего без замечания, внося в оные все, что покажется вам новым и стоящим любопытства, не только по морской части, но и вообще во всем том, что служит к распространению познаний человеческих» [31, с. 143].

К имевшемуся ранее набору инструментов были добавлены ареометр, телескоп и механический лаг.

С 9 июля по 17 августа были выполнены все намеченные для Мурманского побережья гидрографические работы. Затем бриг направился к побережью Новой Земли. По пути было установлено, что о. Витсена, якобы лежащий в 160 милях к западу от Новой Земли, фактически не существует.

20 августа корабль подошел к побережью Новой Земли. Льдов не было. В тумане бриг прошел мимо входа в пролив Маточкин Шар, и Литке решил продолжить движение на север, а пролив описать на обратном пути.

23 августа моряки увидели мыс, покрытый снегом и круто обрывающийся в море. Берег возле мыса заворачивал к юго-востоку, широта его была 76°34′, и Литке принял его за самый северный мыс архипелага — мыс Желания. В действительности это был мыс Нассау. Льды не позволили идти далее на север, и Литке не обнаружил своей ошибки.

29 августа бриг вошел в Маточкин Шар. Литке ограничился определением географических координат западного входа в пролив, при этом широта оказалась на 20′ меньше ранее определенной Розмысловым. Выйдя из Маточкина Шара 2 сентября, Литке направился к югу, производя опись побережья от южного Гусиного Носа на полуострове Гусиная Земля. Начавшийся шторм препятствовал продолжению работ, и 12 сентября бриг направился в Архангельск.

Адмиралтейский департамент был доволен работой экспедиции. По итогам двух лет работы начальник экспедиции Федор Петрович Литке 1-й был произведен в следующий чип капитан-лейтенанта. Лейтенант Михаил Лавров за два года экспедиции был пожалован кавалером ордена Св. Владимира 4-й степени, а сменивший на второй год экспедиции мичмана Николая Чижова мичман Александр Петрович Литке 2-й (брат Федора Петровича) — ордена Св. Анны 3-й степени. Прочие начальственные чины и все моряки брига получили в единовременное вознаграждение годовой оклад жалования.

На следующий год работы по Мурманскому берегу были закончены к 30 июля, и бриг направился к Новой Земле. Несмотря на неблагоприятные ветры, Литке уверенно вывел бриг к полуострову Гусиная Земля и направил его на север вдоль побережья архипелага. Подойдя к мысу, принятому им в предыдущем году за мыс Желания, Литке убедился в своей ошибке. Заодно он проверил карту Баренца из голландского атласа 1664 г. и убедился в ее сходстве с действительностью. Самое большое расхождение было найдено для Сухого мыса, который был положен Баренцем на 20' западнее действительности.

У мыса Нассау бриг опять встретил льды. Литке повернул к югу и 18 августа подошел к Маточкину Шару. За 6 дней была произведена опись всего пролива со шлюпок. Оказалось, что длина пролива по Розмыслову отличалась от измеренного моряками брига всего на три мили.

От Маточкина Шара бриг направился к югу и 31 августа дошел до Кусовой Земли, закончив опись западного берега архипелага до самой южной оконечности. В Карских Воротах — проливе между архипелагом и о. Вайгач — льда не было. Однако Литке, памятуя о запрете на зимовку корабля у побережья архипелага, не решился войти в Карское море. Он вспоминал позже: «Неожиданная безледность Карского моря представляла, по-видимому, удобный случай осмотреть восточный берег Новой Земли, еще до сих пор не виданный; успех этот превзошел бы ожидания наши, несмотря на непрерывное счастье, до сих пор нас сопровождавшее, которое приучило нас на многое надеяться. Предприятие это было очень заманчиво, но я не знал, благоразумно ли будет на него покуситься. Нельзя было почти сомневаться, что причиною отсутствия льдов являются западные ветры, сряду несколько дней дувшие, и что с первым ветром с противной стороны возвратятся льды опять. В таком случае не успели бы мы ни описать восточного берега Новой Земли, ни исполнить тех статей Инструкции, которые касались островов Вайгача и Колгуева и Канина Носа, а из-за близости сентября месяца можно было опасаться, что, окруженные льдами, не успеем высвободиться из них до морозов и принуждены будем зимовать в открытом море» [31, с. 240].

Дул крепкий северо-западный ветер, разведший крупную волну. Цвет морской воды изменился на мутно-зеленый, что заставляло предполагать малые глубины. Но лот показывал глубины больше 30 м, и лоцман утверждал, что в этом районе мелей нет. Литке вспоминал позже: «При полутораузловом ходе [2, 8 км/ч. — Авт.] лот был бросаем через четверть часа, так что мы на каждых 300 саженях имели глубину. К 7 часам 15 минутам возросла она до 35 сажен, и я совершенно успокоился, как вдруг получило судно жестокий удар носом и вслед затем другой кормою; глубина оказалась 3 и 2 сажени. Удары стремительно следовали один за другим, скоро вышибло руль из петель, сломало верхний его крюк и разбило корму; море вокруг судна покрылось обломками киля его, несколько минут не теряли мы хода — наконец стали. Жестокость ударов усугубилась, и страшный треск всех членов брига заставлял ожидать каждую минуту, что он развалится на части.

Лишась всякой надежды спасти судно, должен я был помышлять только о спасении людей. Уже отдано было приказание рубить мачты, как то самое, что привело нас на край гибели, сделалось и причиной спасения нашего: я разумею крепкий ветер и великое волнение; последнее отделяло судно от камней, между тем как первый понуждал его двигаться вперед; уже занесены были топоры, как судно тронулось снова и скоро вышло на глубину.

Миновала явная гибель, но положение наше, тем не менее, оставалось весьма опасным. Ветер дул с прежнею силой, волнение нимало не смягчалось, наступала ночь, а мы были без руля. Натурально, что первой заботой нашей было вставить и укрепить по возможности это необходимейшее для корабля орудие. Кому известна хлопотливость дела этого и в добрую пору, то легко вообразит, что оно нам стоило при жестоком волнении, которое иногда и целые рули выбрасывает из мест. После полуторачасовой работы, в продолжение которой мне оставалось только любоваться усердием людей наших, громкое согласное ура, первое еще, может быть, огласившее пустынные места эти, возвестило наш успех» [31, с 240,24].

Бриг направился в Архангельск, а Литке сумел еще по пути произвести опись северной части побережья о. Колгуева и полуострова Канин. По пути морякам пришлось провести ремонт крепления руля, для чего необходимо было вытащить его на борт, изготовить новые крюки и с помощью их закрепить руль на штатном месте. Наконец 14 сентября бриг был введен в р. Соломбалку и повален на борт для серьезного ремонта разбитого киля и подводной части днища и кормы.

В 1824 г. Литке вышел в плавание на бриге 30 июля и 5 августа подошел к Новой Земле у полуострова Адмиралтейства на широте 74°30] Далее на север путь преградили льды. Литке принял решение повернуть на запад и идти вдоль кромки льдов, чтобы по возможности проникнуть как можно далее на север. Но и здесь экспедицию постигла неудача. Также не слишком удачными оказались и описные работы у о. Вайгач.

Литке так и не удалось проникнуть на север далее мыса Нассау. Поэтому, составляя карту побережья Новой Земли, он взял с карты Баренца участок берега от мыса Нассау до мыса Желания — самого северною мыса архипелага. Впоследствии оказалось, что мыс Желания был помещен Литке на карте по данным Баренца на 9° восточнее истинного положения. А восточный берег так и остался не описанным Картами Литке полярные исследователи пользовались в течение XIX в. Исследования Пахтусова, Цивольки и Моисеева дополнили ее деталями описей участков побережья, а опись Литке с судна давала общую картину.

В 1826 г. Литке закончил книгу «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан, совершенное на бриге «Новая Земля» в 1821–1824 годах», изданную в 1828 г. Она была переведена на немецкий язык и издана в Берлине в 1835 г. Следует еще раз отметить точность астрономических определений и тщательность гидрографических исследований, изложенных Литке в этой книге. В ней он очень тепло вспоминал о Головнине, своем учителе морского дела и морской службы Он отметил; «В ознаменовании благодарности моей к капитану Головнину, под начальством которого провел я два полезнейших года моей службы, назвал я одну из вновь открытых гор Новой Земли горой Головнина» [30, с 15].

Плавание Литке, кроме того, показало, насколько несовершенны существовавшие навигационные карты Белого моря. По его ходатайству был создан отряд под начальством лейтенанта Михаила Францевича Рейнеке, который в 1824, 1826–1832 гг. (последние два года он был в чине капитан-лейтенанта) провел прекрасное гидрографическое описание Белого моря.

Едва успел Литке окончить отчет о новоземельской экспедиции, как был назначен командиром шлюпа «Сенявин», готовившегося в научное кругосветное плавание. В мае 1826 г. шлюп — трехмачтовый парусный корабль водоизмещением около 300 тонн, длиной 90 футов (27 м) и шириной 29 футов (8,7 м) — был спущен на воду в Охтенской верфи и отведен в Кронштадт, где был окончательно оснащен.

Экипаж шлюпа помимо командира капитан-лейтенанта Ф. П. Литке включал 8 офицеров: лейтенантов старшего офицера шлюпа Николая Иринарховича Завалишина и Аболешева, мичманов Ивана Алексеевича Ратманова, Майера, Бутакова, Глазенапа; юнкера П. И. Крузенштерна (сын адмирала И. Ф. Крузенштерна, в 1827 г. в ходе плавания «Се-нявина» присвоено звание мичмана), штурманского корпуса штабс-капитана Василия Егоровича Семенова (впоследствии генерал-лейтенант корпуса флотских штурманов), кондукторов Нозикова и Орлова, натуралиста экспедиции доктора Мартенса; адъюнкта — профессора Постельса, минералога и, как писал Литке, рисовальщика; зоолога Китлица, унтер-офицеров 5, матросов 41, слуг 2, всего, включая натуралистов, 62 моряка. Кроме того, на борту были 15 пассажиров-мастеровых, которых нужно было доставить в Петропавловск и Охотск.

20 (31) августа 1826 г. шлюп вышел из Кронштадта в кругосветное плавание.

Первым делом Литке в самом начале плавания отменил на корабле телесные наказания. Ясно, что это было совсем не заурядное решение. Ведь дело происходило в период царствования молодого императора Николая Павловича, сторонника самой свирепой палочной дисциплины в армии и во флоте, сопровождаемой жестокими наказаниями солдат и матросов в виде избиения линьками и шпицрутенами.

Но в первый же день плавания Литке собрал командный состав в свою каюту и обратился к нему со следующими словами: «Я пригласил вас к себе, чтобы сказать несколько слов о моих взглядах на дисциплинарные взыскания… Вы знаете, что наш шлюп укомплектован отборною, лучшею во флоте командою и что каждый наш матрос постарается служить превосходнейшим образом, вы же все прекрасно образованные и воспитанные люди. Я полагаю, что ввиду столь удачного подбора личного состава команды шлюпа мы можем обойтись без применения рукоприкладства и телесных наказаний…

Как просвещенные, гуманные начальники, вы всегда найдете в каждом отдельном случае для провинившихся культурные меры воздействия, кои несомненно принесут больше пользы, нежели грубые и унижающие человека наказания» [30, с 17,18].

В кругосветную экспедицию Литке на «Сенявине» должен был идти вместе со шлюпом «Моллер», которым командовал капитан-лейтенант Михаил Николаевич Станюкович (впоследствии адмирал), отец известного писателя-мариниста Константина Михайловича Станюковича. Шлюп «Моллер» имел несколько лучший ход и обычно уходил вперед, а затем уже «Сенявин» догонял его на больших стоянках. Станюкович считался старшим в экспедиции, хотя Литке в большинстве случаев действовал самостоятельно и большую часть пути плыл один.

Выйдя из Кронштадта 20 августа 1826 г. «Сенявин» 8 (20) сентября пришел в Копенгаген, где были закуплены ром и теплая одежда. Там Литке дожидался «Моллера», вышедшего из Кронштадта позже. 25 сентября (7 октября) оба шлюпа стали на якорь в Портсмуте. Литке ездил в Лондон, где он приобрел необходимые приборы и проверял их в Гринвичской обсерватории. Из Англии оба шлюпа ушли 21 октября (2 ноября). Наступило время частых осенних штормов.

Литке вспоминал: «Был сильнейший шторм, и качка, которую мы испытывали, превосходила всякое описание. Выход из Английского канала [пролив Ла-Манш. — Авт.] позднею осенью есть подвиг, на который мореходец готовится всегда с некоторым беспокойством» [30, с 18].

Во время шторма шлюпы потеряли друг друга. 2 (13) ноября Литке подошел к Канарским островам. Станюковича там не было, и Федор Петрович решил скорее идти в Рио-де-Жанейро. Тем не менее за два дня стоянки натуралисты экспедиции смогли познакомиться с разрушениями, которые вызвал ураган 27 октября и произвести ряд сборов. В Рио-де-Жанейро пришли 27 декабря (8 января) и там застали «Моллера», который прибыл на 10 дней раньше. Литке занимался геофизическими наблюдениями до 10 (22) января, а натуралисты использовали это время для проведения экскурсий в окрестностях.

12 (24) января 1827 г. оба шлюпа направились на юг к мысу Горн, к которому подошли 4 (16) февраля. Начался шторм, и шлюпы вновь потеряли друг друга. Литке в поисках Станюковича зашел сначала в бухту Зачатия, но там второго шлюпа не оказалось, а 18 (30) марта пришел в Вальпарайзо (Чили) и встретил выходящего в море «Моллера», уже идущего на Камчатку.

Литке снял дом в предместье Вальпарайзо и организовал там береговую базу экспедиции, где проводились магнитные и астрономические наблюдения. В это же время натуралисты осматривали окрестности города и делали там сборы растений, минералов и отдельных видов животных. 3 (15) апреля «Сенявин» вышел в море и направился на Аляску в Русскую Америку. По дороге корабль выдержал сильнейший ураган.

При выходе из Вальпарайзо Литке распорядился всем вахтенным внимательно наблюдать за горизонтом, где в океане можно было ожидать новых географических открытий, а обнаружившим неизвестные острова была обещана награда

В столицу Русской Америки Ново-Архангельск на о. Ситка (теперь о. Баранова) «Сенявин» пришел 11 (23) июня. Литке сдал грузы и пробыл там до 19 (31) июля, проводя ремонт судна и судового оборудования и занимаясь наблюдениями и изучением природы и местных обитателей. В отчете об экспедиции Литке дал солидный обзор состояния Русской Америки. Затем Литке повел шлюп к о. Уналашка (Алеутские острова), где было промысловое поселение, чтобы принять там на борт двух алеутов и байдарки. Одновременно главный правитель Русской Америки в Ново-Архангельске отправил со шлюпом на Уналашку некоторое количество пшеницы.

Чтобы сэкономить время, Литке избрал для следования на Уналашку узкий и усеянный опасностями, но лежащий вплотную к берегу острова Уналгинскимй пролив. Несмотря на неблагоприятные погодные условия, он благополучно провел шлюп в Бобровую губу, где корабль был взят на буксир двумя 16-весельными байдарами, высланными из селения Иллюлюк правителем острова, и приведен на место якорной стоянки.

Погодные условия задержали Литке на Уналашке вместо одного дня на целых десять. Затем Литке направился к о. Св. Матвея, чтобы описать его и точно определить географическое положение. По пути к острову Литке проложил путь так, чтобы пройти мимо островов Прибылова, в правильности определения долготы которых были сомнения. На одном из них — о. Св. Георгия управляющий прислал на шлюп трех живых котиков для зоологической коллекции. От этого острова Литке хотел пройти ко второму из островов Прибылова — о. Св. Павла, но сильный северо-восточный ветер помешал этому.

Только 25 августа (6 сентября) Литке сумел подойти к оконечности о. Св. Матвея и начать его опись, которая продолжилась в течение недели. За это время моряки впервые осмотрели остров подробно со всех сторон и весьма надежно определили его положение астрономическим способом К сожалению, из-за сильного прибоя натуралисты экспедиции не смогли побывать на самом острове.

Резкое ухудшение погоды, свидетельствовавшее о приближении осеннего времени, заставило Литке отказаться от дальнейшего плавания на север. Он повернул к Командорским островам, а затем направился в Петропавловск-Камчатский. 12 (24) сентября шлюп подошел к Петропавловску Камчатскому, где пробыл в ожидании почты до 29 октября (Юноября) 1827 г., а экспедиция изучала окрестности порта, тем более что натуралисты экспедиции были в восторге от природы Камчатки.

Затем шлюп «Сенявин» покинул Камчатку и экспедиция направилась к Каролинскому архипелагу. Уже 24 ноября (6 декабря) сигнальщик заметил о. Юалан, самый восточный из Каролинских островов. До 30 марта (11 апреля) 1828 г. «Сенявин» плавал по архипелагам Каролинскому и Марианскому, проводя гидрографические работы. Сам Литке, кроме того, выполнял астрономические, магнитные и гравиметрические измерения и внимательно наблюдал за жизнью местного населения. Натуралисты провели в этот период сборы богатых коллекций.

Литке внимательно изучал быт, нравы и культуру местных жителей островов. Матросы шлюпа подружились с жителями о. Юалан, возле которого остановился шлюп, обучали их разведению злаков и животноводству, знакомили с европейскими орудиями труда. Покидая юаланцев, Литке желал лишь одного — чтобы эти доверчивые люди «никогда не имели причины сожалеть, что белые люди нашли дорогу к их уединенной земле» [32, с. 175].

В своем дневнике Литке отмечал, что европейские колонизаторы на Марианских островах беспощадно эксплуатировали местных жителей, применяя при этом «не всегда чистые средства, такие, к каким и везде капиталисты прибегают, чтобы закабалить работников» [33, с. 262].

Литке был убежденным противником насилия над местным населением. Так, в январе 1828 г. он открыл большую, неизвестную доселе европейцам группу островов, которую назвал островами Сенявина — в честь известного отечественного флотоводца Д. И. Сенявина, чье имя носил шлюп. Обитатели наибольшего из этих островов оказались людьми воинственными и напали на шлюпки, присланные для измерения глубин в одной из бухт острова. Литке приказал своим подчиненным немедленно прекратить работы и вернуться на корабль. «Чтобы держать их [островитян. — Авт.] от себя на почтительном расстоянии, — писал Литке, — оставалось одно средство — дать им почувствовать силу нашего огнестрельного оружия, но средство это считал я слишком жестоким и готов был лучше отказаться от удовольствия ступить на открытую нами землю, нежели купить это удовольствие ценою крови». И моряки не проникли на вновь открытую землю. Литке ограничился лишь тем, что «в ознаменование неудачи нашей и негостеприимного нрава хозяев назвал открытую бухту портом Дурного Приема» [33, с 262].

30 марта (11 апреля) 1828 г. «Сенявин» от Каролинских островов отправился к архипелагу Бонин-Сима и через три недели дошел туда Там не было постоянного населения, но на одном острове были обнаружены двое потерпевших крушение англичан-китобоев. Они сообщили, что в 1827 г. английский капитан Бичи на шлюпе «Блоссом» описал эти южные острова Поэтому Литке не провел опись островов, а выполнял главным образом специальные наблюдения, и описал только несколько рейдов. Натуралисты и здесь собрали богатые коллекции. 3 (15) мая 1828 г. «Сенявин» вышел на Камчатку, взяв с собой англичан.

В конце мая 1828 г. шлюп снова подошел к Петропавловску, где простоял три недели. За это время удалось привести в порядок корабль, а Литке закончил предварительный отчет о плавании в тропиках. Заболевший старший офицер шлюпа Завалишин по болезни вынужден был покинуть корабль, а натуралист Китлиц решил провести лето на Камчатке для изучения местной природы.

15 (27) июня корабль вышел на север для проведения описных работ по азиатскому побережью Берингова моря. Литке отметил, что «не имел возможности заняться подробной описью всего Камчатского берега, которая взяла бы столько времени, что мы [т. е. экспедиция. — Авт.] до дальнейших и еще менее известных мест совсем бы не дошли; намерение мое было только определить географическое положение главнейших пунктов, между которыми подробная опись может быть включена после по частям с гораздо меньшими затруднениями» [32, с 190].

Ф. П. Литке определил географическое положение мысов Шипунского и Кроноцкого, высоту Кроноцкой Сопки (измеряя ее геометрическим способом с борта шлюпа), которая оказалась равной 11 066 футов (3375 м, современные измерения — 3521 м). За Кроноцким мысом, который шлюп миновал 17 (29) июня, далеко к северу показались горы, между которыми располагалась Ключевская Сопка. Измерение ее высоты по величине расстояния до нее и углу дало высоту сопки 16 542 фута (5045 м, современные измерения — 4688 м). Затем корабль прошел мимо мыса Камчатский, причем, как отметил Ф. П. Литке, «пасмурная погода не помешала нам открыть большие несообразности в картах этой части берега» [32, с 191].

К вечеру 22 июня (4 июля) к северу моряки шлюпа увидели о. Карагинский. Шлюп вошел в пролив между островом и Камчатским берегом Опись острова проводилась мичманом И. А. Ратмановым и поручиком корпуса флотских штурманов В. Е. Семеновым с помощью гребных шлюпок корабля. В это время Ф. П. Литке с натуралистами экспедиции высадились на берег острова для изучения его флоры и фауны, а также геологического строения.

Литке впоследствии вспоминал; «Этот и следующий день занимался я разными наблюдениями и описью ближайшего берега. Тучи комаров необыкновенно затрудняли эти работы. При астрономических наблюдениях два человека должны были беспрестанно хлестать ветками по лицу и рукам, а магнитные наблюдения невозможно было производить иначе, как разводя в палатке огонь из хвороста и торфа, едкий дым которого выгонял не только комаров, но часто и самого наблюдателя: я припомнил страдания Гумбольдта на берегах Ориноко [натуралист Гумбольдт прославился изучением природы р. Ориноко в Южной Америке в начале XIX в. — Авт.]» [32, с.1931

Проведенные описи показали, что о. Карагинский имел гораздо большее протяжение, нежели то, что указывалось на картах. 1(13) июля, после завершения описи острова, шлюп проследовал далее. Южный мыс острова Литке назвал в честь первого натуралиста, который исследовал Камчатку, — студента, а впоследствии академика Степана Петровича Крашенинникова, а пролив между о. Карагинским и Камчатским полуостровом позже был назван в честь Ф. П. Литке.

Затем экспедиция описала о. Верхотурова, который вместо 5, как предполагал Литке, лежит в 40 км к северу от о. Карагинского. Далее шлюп направился на северо-восток мимо о. Св. Лаврентия к Берингову проливу. «На другой день [15 (27) июля. — Авт.] — вспоминал Ф. П. Литке, — стихло и очистилось, и мы увидели себя среди многочисленного архипелага островов. Верхи гор обоих материков, между которыми лежащие низменности скрывались в отдалении, казались островами. Некоторое время потребовалось на то, чтобы осмотреться и, так сказать, разобрать все видимое. Покуда не определили места своего наблюдения, считали мы Восточный мыс [мыс Дежнева. — Авт.] одним из островов Св. Диомида, оттого что пустой промежуток от него до ближайших гор к S [югу. — Авт.] составлял не менее трех румбов [33 ³/₄°. — Авт] Я склонен думать, что подобная обманчивость служила поводом к мнимому открытию о. Ратманова» [32, с 197].

Здесь речь идет о том, что в 1816 г. российский мореплаватель О.Е. фон Коцебу принял мыс Дежнева за четвертый, несуществующий остров в группе островов Диомида и назвал его в честь М. И. Ратманова. Это называние впоследствии было оставлено западному острову группы островов Св. Диомида.

Затем Ф. П. Литке направился к губе Св. Лаврентия (теперь залив Лаврентия) на Чукотском побережье. Там шлюп стал на якорь. Заход в губу был необходим по ряду причин: требовалось отремонтировать грот-марс, поврежденный при крепком ветре у мыса Олюторского, а в море это сделать было невозможно. Необходимо было проверить хронометры, сделать магнитные наблюдения. Здесь состоялись встречи с местными чукчами, в ходе которых Литке собрал сведения об их нравах и обычаях. Причем Литке во всех отчетах постоянно ратовал за гуманное отношение к ним «Они никогда, — утверждал Ф. П. Литке, — не были столь беспокойным народом, как их описывали. Они были не мирны, покуда с ними обращались дурно, с переменой же обращения и они переменились. Однажды укоренившееся мнение не скоро может исчезнуть: на Колыме их до сих пор боятся, как нелюдей, между тем как небольшая артель русских без всякого опасения живет на Анадыре совершенно в руках у чукчей. Все это я говорю об оленных, которых и здесь около нас было довольно, оседлые же всегда слыли тихими» [32, с. 200].

Затем шлюп проследовал на юг. Удалось привязать вход в губу Мечигменскую к описи и открыть пролив, отделяющий от Чукотки большой остров Аракамчечен. Шлюп зашел в пролив и стал на якорь. Высадившись на остров, Литке взошел на его самую высокую гору, с которой открылся прекрасный вид на все окрестные места от губы Св. Лаврентия к северу до о. Св. Лаврентия к югу. По мнению Литке, эта гора стала одним из важнейших пунктов проводимой описи Чукотского берега, поскольку посредством нее связался по долготе весь берег, начиная от мыса Дежнева до Чукотского мыса. Литке назвал ее горой Афос, а пролив по имени шлюпа «Сенявин». Так Литке увековечил память о победе русской эскадры, которой командовал адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин в битве с турецкими кораблями 19 июня 1807 г. у горы Афон.

И. А. Ратманов, описывая западный берег острова, открыл почти в самом устье пролива небольшой залив, названный в его честь. Затем описные работы Литке проводил с баркаса и байдарки в южной половине пролива Далее был описан лежащий к югу от Аракамчечен о. Итыгран, юго-восточная оконечность которого была названа в честь натуралиста экспедиции мысом Постельса. Близ мыса располагалась гора, взобравшись на которую Литке мог, как и прежде с вершины г. Афос, наблюдать черту, простиравшуюся почти параллельно изгибам берега на расстоянии от него около 4 миль и разделявшую воду пролива по цвету. Между чертой и берегом цвет воды был синий, а по другую сторону желтоватый. Черта эта простиралась вдоль берега в обе стороны до самого горизонта и, видимо, служила границей между большими и малыми глубинами. При возвращении баркаса и байдарки на шлюп погода резко ухудшилась, ветер усилился, баркас стало заливать, а байдарку пришлось взять на буксир. Литке вынужден был прервать плавание и ночевать на острове. Только на следующий день он и его спутники добрались до шлюпа

6 (18) августа шлюп вышел из пролива на юг. Ф. П. Литке продолжил опись Чукотского побережья: от мыса, образующего южный предел пролива Сенявина и названного в честь врача и натуралиста экспедиции Мартенса, до мыса, названного в честь мичмана Ф. А. Чаплина — штурмана бота «Святой Гавриил» при плавании экспедиции В. Беринга в 1728 г. в пролив, отделяющий Азию от Америки. А затем Литке определил положение мыса Чукотского — самого южного мыса Чукотского побережья. В полдень 10 (22) августа шлюп находился почти на том самом месте, где за 100 лет до этого, 10 августа 1728 г. находилась экспедиция В. Беринга. Поэтому мысу, лежащему в 13 милях к северо-западу от Чукотского мыса и несколько на него похожему, было дано название мыса Столетия.

Утром 13 (25) августа шлюп прошел губу Преображения, названную так В. Берингом, так как останавливался там в день этого церковного праздника. Высокий и утесистый мыс в 12 милях к северо-западу от губы Преображения, лежащий на параллели 65° с. ш., Ф. П. Литке назвал мысом Беринга Именно им заканчивается гористый берег, продолжающийся от самого Чукотского мыса А мыс, расположенный в 17 милях к северу от мыса Беринга, был назван Литке мысом Чирикова, в честь помощника В. Беринга

Следуя далее на запад, Ф. П. Литке повел «Сенявин» в залив Св. Креста и стал там на якорь. Сойдя на берег, Литке из расспросов чукчей выяснил, что шлюп находился в полутора дневных переходах от устья р. Анадырь, хотя он считал, основываясь на имевшихся у него картах, что находится в 100 милях от него по прямой линии. И оленные чукчи, прибывшие в поселок оседлых чукчей на следующее утро, подробно описали морякам путь до Анадыря и подтвердили сообщения оседлых соплеменников. Подтверждением этого послужил и приход в залив чукотской байдары с Анадыря, которая была в пути три дня, простояв день на месте из-за сильного ветра.

Поднявшаяся буря сорвала отправку исследовательской партии на баркасе к устью Анадыря, и Литке решил ускорить опись самого залива Святого Креста, что и было выполнено описными партиями мичмана И А Ратманова и поручика В. Е. Семенова.

5 (17) сентября шлюп снялся с якоря и направился к выходу из залива Святого Креста. Литке очень хотел осмотреть устья Анадыря, в положении которого на имевшихся картах выяснилась такая большая погрешность. Но так как ветер дул с моря, он опасался, что не сможет отойти от незнакомого подветренного берега в случае необходимости, и поэтому решил отказаться от своего намерения. Крепкие ветры с весьма дурной погодой продолжались несколько дней. Только 11 (23) сентября ветер стих, и погода исправилась. В ночь на 12 (24) сентября шлюп подошел к мысу Святого Фаддея. К юго-западу от него лежал высокий мыс, приметный потому, что за ним берег круто загибался к северо-западу. Литке назвал его мысом Наварин, а высокую коническую гору на этом мысе — горой Гейдена в честь победы русских моряков в 1827 г. и по фамилии адмирала, командовавшего русскими кораблями в сражении при Наварине. Мыс Наварин является южным мысом, замыкающим Анадырский залив. В 10 милях к северу от мыса Наварин вдается к западу глубокая губа, названная в честь судна капитан-командора В. Беринга губой Архангела Гавриила, а ее северный окаймляющий мыс — мысом Кинга в честь Джеймса Кинга — одного из помощников Джемса Кука, плававшего в Беринговом и Чукотском морях в 1778–1779 гг.

Крепкий восточный ветер с мрачной и сырой погодой принес шлюп за двое суток на широту мыса Олюторский. В ночь на 16 (28) сентября поднялась жестокая буря с сильным волнением и ненастьем. Шлюп быстро плыл к югу. Вечером 17 (29) сентября корабль миновал Кроноцкий мыс и утром 23 сентября (5 октября) достиг устья Авачинской губы. В тот же день корабль положил якорь в Петропавловской гавани, где уже более месяца М. Н. Станюкович дожидался прихода «Сенявина». 30 октября (11 ноября) оба шлюпа вышли из Петропавловска-Камчатского в Кронштадт, куда благополучно прибыли в конце августа (начале сентября) 1829 г.

Подводя итоги своих сложных гидрографических работ в Беринговом море, Ф. П. Литке отмечал: «В Беринговом море определены астрономически важнейшие пункты берега Камчатки от Авачинской губы к северу; измерены высоты многих сопок; описаны подробно острова Карагинские, дотоле вовсе неизвестные, остров Св. Матвея и берег Чукотской земли от мыса Восточного почти до устья реки Анадыря; определены острова Прибылова и многие другие» [32, с. 10].

По прибытии на Родину Литке сразу приступил к обработке огромного собранного материала. Он подытожил весь собранный материал:

«Плоды сей экспедиции вкратце были следующие:

По части географической:

[О работах в Беринговом море краткий отчет дан выше. — Авт.]

В Каролинском архипелаге исследовано пространство сим архипелагом занимаемое, от острова Юалана до группы Улюфый (острова Макензи или Эгой); открыто 12, а описано всего 26 групп или отдельных островов. Каролинский архипелаг, почитаемый дотоле весьма опасным для мореплавания, будет отныне безопасен наравне с известнейшими местами Земного Шара.

Острова Бонин-Сима отысканы и описаны.

Сверх того собрано много данных для определения географического положения мест, в которых шлюп останавливался; познания течений моря, приливов и отливов и пр.

Мореходный атлас, содержащий более 50 карт и планов.

По части физики:

Опыты над постоянным маятником в девяти пунктах. Опыты сии, согласно с произведенными прежде разными наблюдениями, показали значительнейшее сжатие Земли, противу выводимого из неравностей движения Луны. Общий вывод сжатия из сих опытов выводит 1/269, но в соединении с некоторыми другими приближается оный к 1/288.

Опыты над магнитной стрелкой, как на берегу, так и на море, наиболее в северной части Великого океана.

Наблюдения над часовыми колебаниями барометра между параллелями 30° N и 30° S, производимые через каждые полчаса во все сутки. Период наблюдений сих заключает до 12 месяцев.

Ежедневные наблюдения температуры морской воды на поверхности.

Выводы всех сих опытов и наблюдений будут помещены в Записках Императорской Академии наук.

По части естественной истории:

По зоологии. Собрано несколько редких видов летучих мышей и один новый вид тюленей; 100 видов пресмыкающихся животных, из числа коих 25 изображены красками г. Посгельсом. 300 видов рыб, сохраненные в спирте; из оных г. Постельс нарисовал красками 245 с живых экземпляров; многие между ними еще мало известны, а другие совершенно новы. 150 видов черепокожных, из коих 100 нарисовано доктором Мартенсом с живых экземпляров. Около 700 видов насекомых; несколько черепов диких; значительное собрание раковин; 300 видов птиц в 750 экземплярах.

По ботанике. Травник г. Мартенса заключает до 2500 явнообразных растений со включением папоротников. Примечательнейшие из видов изображены красками со свежих экземпляров г-ном Посгельсом.

По геогнозии. Горнокаменные породы были собираемы г-ном Посгельсом во всех местах, где шлюп останавливался, число оных простирается до 330.

По части этнографической:

Общими трудами составлено богатое собрание одежды, орудий, утварей и украшений; важнейшие из сих предметов нарисованы г-ном Постельсом.

По части живописи:

В продолжение самого путешествия составлен портфель, заключающий до 1250 рисунков, из сего числа 700 трудов г-на Постельса, 360 доктора Мартенса и 200 барона Китлица.

Все сии собрания, по возвращении из экспедиции переданы были в музеум Академии наук» [32, с, 10,11].

По возвращении из экспедиции Литке сразу приступил к обработке огромного собранного материала. В 1833 г. вышла его книга «Опыты над постоянным маятником, произведенные в путешествии вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» в 1826–1829 годах», а в 1835–1836 гг. общий отчет под заглавием «Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» в 1826–1829 гг». Оно было удостоено Академией наук полной Демидовской премии, а сам Литке был избран членом-корреспондентом Академии. «Путешествие» Литке было переведено на главные европейские языки и доставило ему мировую известность.

Академик Ленц высоко оценил магнитные наблюдения Литке и представил их Академии. Важными оказались и маятниковые наблюдения, безупречно выполненные и охватившие огромное пространство от 60 °C до 33° Ю. Особенно ценными были рисунки, выполненные членами научной группы экспедиции и составившие огромный альбом

Так сложилась жизнь Федора Петровича, что кругосветное путешествие на «Сенявине» оказалось для него последним длительным плаванием с научными целями. Осенью 1832 г. император Николай Павлович назначил Литке воспитателем своего пятилетнего сына Константина, которого император решил сделать руководителем морского ведомства страны. Литке находился при дворе в качестве воспитателя Константина до 1848 года. Но Федор Петрович оказался верен географии, и это в первую очередь выразилось в его активном участии в создании Русского Географического общества (РГО).

В 1836 г. Литке женился. По воспоминаниям современников, брак был очень счастлив, супруги горячо любили друг друга, но в 1843 г. супруга Литке скончалась в возрасте 3 3 лет, оставив двух сыновей — Константина и Николая.

Безусловно, роль Литке в создании РГО была особо выдающейся благодаря его близости к семье императора. И в дальнейшем его роль в деятельности РГО была особой. Именно в этой деятельности Федор Петрович, видимо, выразил свое понимание роли географии в развитии страны, роли и влияния научной общественности на развитие производительных сил страны.

Фактически Литке, будучи вице-председателем, стоял во главе РГО с 1845 по 1850 г., когда вице-председателем был избран М. Н. Муравьев. А Литке был назначен командиром сначала Ревельского, а затем Кронштадтского портов. Именно он возглавил оборону Финского залива в войну 1854–1855 гг. от превосходящих морских сил Англии и Франции. Эту сложную задачу он с успехом выполнил. Он получил чин адмирала и был назначен членом Государственного Совета.

23 января 1857 г. Литке вновь был избран вице-председателем РГО и энергично принялся за дела, получив такого талантливого помощника, каким был Петр Петрович Семенов (Тян-Шанский). Успехи, которые удалось достичь РГО в проведении обширных географических исследований на территории Российской империи и в некоторых сопредельных странах за первую четверть века своего существования, были значительны и во многом заслужили мировое признание.

В 1864 г. Литке стал Президентом Петербургской Академии наук и параллельно до 17 января 1873 г. продолжал руководить деятельностью РГО. В этот день в возрасте 75 лет он передал пост Петру Петровичу Семенову. Вот отрывок из его речи в тот день: «Оставляя должность вице-председателя, после 16-летнего в ней служения я поставляю себе в обязанность принести Обществу искреннюю мою благодарность за постоянное доверие, которым Общество меня во все это время удостаивало и которое я всегда старался оправдать. До меня доходят с разных сторон выражения сожаления о том, что я оставляю эту должность. Смею уверить вас, милостивые государи, что никто об этом более меня самого не сожалеет. Я так: сжился с Обществом и с теми отношениями, в которых к нему доселе находился, что мне долго не привыкнуть к мысли, что эти отношения стали уже не те. Но я покоряюсь необходимости. Всему есть конец, и старость, со всеми своими последствиями, всегда берет свое. Перешагнув на вторую половину восьмого десятка, я чувствую с каждым днем возрастающий упадок сил моих, я поступил бы недобросовестно, представ перед вами кандидатом на должность, которую по убеждению моему не могу уже выполнять с прежнею энергией, с прежнею деятельностью. Для этого нужны силы более свежие…

Что касается до меня, то я и в звании рядового члена Общества всегда буду готов по мере сил моих служить ему верой и правдой, как служил доселе.

Затем мне остается только просить Вас не поминать лихом вашего старого вице-председателя» [30, с 24].

В 1872 г. Совет РГО утвердил золотую медаль имени Ф. П. Литке, которой на протяжении всей дальнейшей истории РГО награждались выдающиеся отечественные географы-исследователи. Она была второй после высшей награды — Консгантиновской медали. Деятельность Ф. П. Литке в Петербургской Академии наук продолжалась до 1881 г., когда из-за потери зрения и слуха он отказался от президентства. Будучи на этой должности, Ф. П. Литке уделял серьезное внимание работам Пулковской астрономической обсерватории, Главной физической обсерватории. При нем была учреждена Академией наук Павловская магнитно-метеорологическая обсерватория. Последний год жизни Федора Петровича из-за потери зрения и слуха был очень тяжел для него, так как такое нездоровье привело к лишению всех его привычных средств общения и удовольствия от чтения и слушания музыки. Прославленный моряк и географ скончался 8 (20) октября 1882 г.

Многие из знавших Ф. П. Литке, в том числе и его биограф академик Безобразов, писали о том, что он был чрезвычайно скромен и чужд властолюбия и честолюбия. Все отмечают его прямоту, принципиальность, честность, его готовность прислушаться к чужому мнению. В течение всей сознательной жизни у него было исключительное чувство долга, отсюда и его требовательность к себе и к сотрудникам. Как мы уже отмечали, он был истинным гуманистом и отличался справедливостью в поступках и взглядах, общаясь с людьми разной социальной значимости. Таким он и остался навсегда в истории русской культуры, русской географии и мореходства.

Фамилия Федора Петровича Литке 18 раз запечатлена на географической карте. В его честь названы: 1) банка (мель) в Беринговом море, залив Лаврентия, образовалась на месте размытого в 1961 г. о. Литке, открытого в 1855 г. экспедицией на судне «Винсенс» под командой лейтенанта Д. Роджерса. После исчезновения о. Литке название перешло на банку; 2) банка в Белом море к северу от о. Моржовец; 3) гавань в Беринговом море, названа в 1855 г. экспедицией на судне «Винсенс»; 4) горы, Новая Земля; 5) горы, о. Эдж, архипелаг Шпицберген; 6) губа, Баренцево море, Новая Земля; 7) залив, Карское море, Новая Земля; 8) мыс, Берингово море; 9) Литке [Лутке], мыс, Берингово море, залив Аляска; 10) мыс, Охотское море, Сахалинский залив; 11) мыс, Баренцево море, Новая Земля, назван в 1913 г. участниками экспедиции Г. Л. Седова; 12) мыс, Баренцево море, Мотовский залив; 13) Литке [Восточный Фаю], остров, Тихий океан, 8°35′ с. ш., 151°22′ в. д., открыт в 1828 г. экспедицией на шлюпе «Сенявин»; 14) остров, Баренцево море, Земля Франца Иосифа, назван экспедицией, открывшей архипелаг в 1874 г.; 15) остров, Карское море, Байдарацкая губа; 16) острова, Карское море, архипелаг Норденшельда; 17) полуостров, Баренцево море, Новая Земля, нанесен на карту Г. Я. Седовым в 1913 г.; 18) пролив в Беринговом море между о. Карагинским и полуостровом Камчатка.

В честь прославленного ледореза «Ф. Литке», который в 1934 г. впервые в истории за одну навигацию прошел Северным морским путем с востока на запад, названы: гора, Антарктида, Земля Эндерби; мыс, Чукотское море, о. Врангеля; подводное ущелье, Северный Ледовитый океан к северу от Шпицбергена.

Глава 7
ИССЛЕДОВАНИЕ АРАЛЬСКОГО МОРЯ

31 марта (12 апреля) 1841 г. военный транспорт Российского флота «Або», находясь в Индийском океане и направляясь к Зондскому проливу между островами Суматра и Ява, в районе островов Св. Павла и Новый Амстердам на 13° ю. ш. и 92 7 ° в. д. попал в страшный шторм. Многие паруса были изорваны, упали все стеньги, сломало утлегарь (продолжение бушприта), боканцы, на которых висели гребные суда В шканечном журнале судна записано: «Во время самого урагана был сильный, почти параллельный дождь, с беспрестанною грозою; но ударов грома, от жестокого шума и свиста, слышно не было» [1, с 206].

Старший офицер транспорта лейтенант Алексей Иванович Бутаков вспоминал впоследствии: «Десятивесельный катер, висевший на левых боканцах [т. е. на балках (деревянных или металлических) — выстрелах, выступавших за борт в носовой части корпуса судна и установленных для проводки фока-галсов (концы для управления парусом-фоком) и для подъема баркасов, катеров и шлюпок с воды на борт корабля. — Авт.], приподняло ветром, когда судно накренилось на правую сторону, и ударило о шлюпбалки с такою силою, что они как ножи врезались в борт шлюпки, и одна из них переломилась…Горизонта не было. Кругом судна видна была только белая масса пены, срываемой с верхушек валов. Черные, самые зловещие тучи беспрестанно озарялись молниями, до того ослепительными, что несколько минут после них нельзя было ничего видеть. Грома не было слышно — его заглушал рев урагана. Гроза сопровождалась дождем, которого крупные капли неслись горизонтально и смешивались с солеными брызгами моря… По нокам фока — рея [поперечный брус, на котором крепится на передней фок-мачте самый нижний парус-фок. — Авт.] перебегали голубовато-белые фосфорические огоньки. Обломки рангоута, перепутанные снастями, било о борт. Вал за валом вкатывался на палубу через гакаборт [верхняя крайняя часть кормы или кормовой надстройки (юта) судна. — Авт.]. Это продолжалось до пятого часа утра. Тогда ветер начал стихать, и рассвет показал вполне бедственное состояние транспорта. Хаос и путаница были невероятны. Лохмотья парусов печально развевались в воздухе» [34, с. 111]

Однако через пять суток напряженной работы моряки «Або» сумели вооружить запасные и отремонтированные паруса и обеспечить дальнейшее плавание судна на восток.

Безусловно, это кругосветное плавание транспорта «Або» явилось серьезным испытанием для 25-летнего молодого моряка Алексея Ивановича Бутакова. Он родился 7 (19) февраля 1816 г. в Кронштадте, семье флота капитана Ивана Николаевича Бутакова. Младшие братья Алексея Ивановича Григорий Иванович и Иван Иванович, как и старший, стали моряками и оба прославили Российский флот. Григорий Иванович Бутаков (1820–1882) дослужился до чина адмирала, был активным участником обороны Севастополя в 1854–1855 гг. и много писал по военно-морским вопросам.

Иван Иванович(1822–1882) дослужился до вице-адмирала, участвовал в кругосветных плаваниях российских кораблей, принял активное участие в освоении российскими моряками дальневосточных морей. Бутаковы были родом из Костромской губернии.

Алексей Иванович в 1832 г. окончил Морской кадетский корпус и был выпущен оттуда мичманом. После этого ежегодно плавал в Балтийском море, в российских, а также в иностранных водах. Характерно, что будучи молодым офицером, Алексей Иванович с сочувствием относился к своим подчиненным матросам, а это было совсем не просто в суровую эпоху императора Николая Павловича, всячески поощрявшего палочную дисциплину в армии и во флоте. Еще будучи мичманом 18-летний юноша Алексей Иванович писал своим родителям 25 ноября 1834 г. из Кронштадта «Я не следую правилам наших нынешних отчаянных дисциплинистов в обращении с командою. И оттого меня однажды спросил мой нынешний командир корвета «Отчего на вашей вахте люди работают лучше и усерднее, нежели на прочих?» Эти вещи убеждают меня, что добром можно заставить работать лучше, нежели палкой» [34, с 123]. И, видимо, в своей дальнейшей службе Алексей Иванович не отступил от правил поведения, установленных им для себя в молодости.

В начале 1840 г., будучи уже лейтенантом, он был назначен старшим офицером (старшим лейтенантом) на корабль, направляемый в кругосветное плавание. В письме матери от 21 января 1840 г. он писал: «Будем производить наблюдения над магнитной стрелкой и над всеми ее капризами во всех частях земного шара Будут делаться барометрические наблюдения и, вероятно, опись какой-нибудь группы островов Тихого океана Я теперь изучаю теорию магнетизма, а также теорию барометрических наблюдений, знакомлюсь со всеми академиками — А. Л. Купфером [1799–1865] и Э. Х. Ленцем [1804–1865] и прочими и скоро буду ходить на обсерваторию Академии наук учиться у Купфера делать наблюдения над магнитной стрелкой» [34, с 110].

Свое кругосветное плавание А. И. Бутаков подробно описал в журнале «Отечественные записки» за 1844 г. и кратко в «Записках Гидрографического департамента». Это плавание также описано по шканечному журналу контр-адмиралом Николаем Алексеевичем Ивашинцевым в работе «Русские кругосветные путешествия 1803–1849 гг.»(1872 г.). По мнению академика Л. С. Берга, произведения А. И. Бутакова «изложены прекрасным литературным языком и читаются с большим интересом Вообще А. И. Бутаков был хорошо образованным моряком Он внимательно следил за литературой и прекрасно знал языки: свободно говорил и писал по-французски и по-английски, знал немецкий, выучился португальскому и казахскому» [34, с 111].

Кругосветное плавание А. И. Бутаков совершил на военном транспорте «Або», построенном на верфи в Або (теперь Турку) из сосны в начале 1840 г. и имевшем водоизмещение 800 тонн, длину 128 футов (39 м). Командовал транспортом капитан-лейтенант Андрей Логгинович Юнкер. Алексей Иванович отзывался о Юнкере крайне отрицательно как в отношении знания командиром морского дела, так и в моральном отношении. Учитывая большое количество скончавшихся из числа членов экипажа во время плавания, Юнкера после возвращения на родину вообще- то должны были бы отдать под суд, но это не состоялось, так как он имел высокопоставленных покровителей в числе окружения великого князя Константина Николаевича, сына императора Николая I.

Плавание транспорта на Дальний Восток предназначалось для доставки туда в российские порты, в первую очередь в Петропавловск-Камчатский, различных материалов и оборудования. Судно отплыло из Кронштадта 5 (17) сентября 1840 г. Экипаж состоял из 82 моряков.

Выйдя из Кронштадта, транспорт заходил в Копенгаген и Хельсингёр (Дания). Следующей после Портсмута (Англия) остановкой был о. Тенерифе (Канарские острова), а затем Столовая губа у мыса Доброй Надежды на самом южном участке африканского побережья. Там русские моряки наблюдали действия английских крейсеров, преследовавших торговцев неграми, которые вывозили в Бразилию негров-рабов с Мозамбикского побережья.

Бутаков с возмущением описывал действия работорговцев: «Во время нашей стоянки в Капе, — писал он в статье, помещенной в «Отечественных записках», — пришел английский бриг, захвативший в Мозамбикском канале большое португальское судно «Скорпион» со 130 неграми. Надобно заметить, что «негрер» (судно, торгующее неграми) для задержания погони беспрестанно выбрасывает негров, из которых крейсеру удалось спасти около 50 человек; без сомнения, много несчастных еще утонуло или было съедено акулами. По показанию негров, около 170 было выброшено за борт» [34, с.111].

Транспорт попал в полосу сильных штормов, о чем рассказано в начале очерка. В начале мая «Або» подошло к Никобарским островам, расположенным в Андаманском море Индийского океана западнее Малакки (в то время эти острова датчане считали своей территорией, а сейчас они принадлежат Индии). «Або» 26 апреля (8 мая) стал на якорь на рейде о. Нанкаури. Русские моряки сумели наладить мирные отношения с туземным населением.

Моряками был нарублен лес для ремонта поврежденного во время шторма рангоута, на котором поднимали паруса. «В лесу воздух сырой и душный, — вспоминал АИ. Бутаков, — напитанный гнилыми испарениями, и местами чаща была так густа, что с трудом можно было через нее пробраться. Срубив деревья в разных местах острова, надобно было делать просеки, чтобы протащить их к берегу. Тут встречалось новое затруднение: стелющиеся [вьющиеся, то есть лианы, отмечает Л. С. Берг. — Авт.] растения до того переплетали между собой вершины дерев, что часто, дабы свалить одно дерево, приходилось срубать 2, 3 и даже 5…

Жители Никобарских островов были в обращении с нами сначала весьма робки, но хорошее обхождение преодолело их недоверчивость, и скоро у нас не было отбоя от посетителей. Они привозили с собою свиней, кур, ананасы, рыбу и т. п., а в обмен получали ножи, рубашки, ситцевые платки, куски коленкора и проч… Хижины дикарей конусообразны, выстроены на легких сваях на взморье… Одежды они не употребляют» [34, с. 112]. На всем архипелаге было всего около 4500 туземцев.

А. И. Бутаков рассказал о поведении некоторых европейских экипажей судов, попавших на Никобарские острова. Месяца за два до прихода «Або» к островам подошло английское китобойное судно. Английские моряки сошли на берег, настреляли в нескольких деревнях кур и свиней, а затем напали на местных женщин и измывались над ними. На следующий день местные жители захватили судно и уничтожили более половины команды, отомстив за грабеж и насилие над женщинами. Часть английской команды спаслась на шлюпке и добралась до Малакки. Оттуда к Никобарским островам направили бриг, который обстрелял прибрежные деревни, а затем сжег и разрушил их. По словам одного датчанина, рассказавшего об этом ужасном преступлении Бутакову, никобарцы вообще-то народ кроткий, простодушный и миролюбивый и только крайняя жестокость напавших на них английских моряков могла побудить их к решительному отпору и убийству насильников.

Бутаков особо отметил, что для европейцев климат Никобарских островов явно вреден. При северо-восточном муссоне на островах царит беспрестанная жара, а при юго-западном летнем муссоне, с апреля по октябрь идут беспрестанные дожди.

Закончив за две недели ремонтные работы, 10 (22) мая 1841 г. транспорт отправился от Никобарских островов далее на восток. На островах более 20 моряков экипажа заболели тропической лихорадкой и пятеро из больных скончались во время перехода Малаккским проливом до Сингапура. Бутаков вспоминал об этом тяжелом этапе кругосветного плавания: «Если в аду есть наказание особенного рода для осужденных на вечную муку моряков, то вряд ли найдется что-нибудь тягостнее скуки и утомления, от которых мы страдали во время плавания в Малаккском проливе и в Тихом океане, от Манилы до 25° с. ш. Паруса хлопали о рангоут и рвались; снасти перетирались и лопались; огромная зыбь не дозволяла судну слушать руля, так что невозможно было править ни на том, ни на другом галсе, а беспрестанный однообразный скрип блоков, рангоута и переборок наводил тоску неописанную» [34, с. 112]. По приходе 2 (14) июня в Сингапур больные моряки были перевезены на берег, но после месяца стоянки окончательно поправилась только половина

Выйдя из Сингапура 6 (18 июля), «Або» зашел в Манилу, а оттуда поплыл в Петропавловск-Камчатский. На последнем переходе до Петропавловска скончалось еще 13 моряков.

20 сентября (2 октября) 1841 г. транспорт стал на якорь в Петропавловске-Камчатском. Бутаков в своих записках дал живое описание природы Камчатки и быта местных жителей. Вот как он изобразил Петропавловск 40-х гг. XIX в: «Население Петропавловского порта, полагаемое до 500 человек обоего пола, состоит исключительно из служащих». Он описал небольшие деревянные домики местных жителей, изготовленные из тополевого или березового леса, не обшитые тесом и крытые по большей части шеламайником (это, по словам А. С. Берга, камчатская таволга, высокая трава, вырастающая за один месяц до 2 м, очень характерная для Камчатки). Каменных строений в то время там не было, во-первых, из-за недостатка в кирпиче, а также из-за землетрясений.

Бутаков описал одно из них: «6 (18) мая 1841 г. землетрясение было здесь так сильно, что самые древние старожилы не запомнят на своем веку подобного. Колокола собора звонили сами собою; трубы и печи в большей части домов развалились; вода несколько раз быстро уходила из Малой губы и потом вторгалась туда снова с такой силою, что угрожала затопить порт; со стороны устья реки Калахтырки прилив возвысился футов на 50 [15 м], причем утонула одна женщина и множество собак, бывших там на привязи. Наконец недалеко от Орловки земля дала трещину, из которой била ключом горячая вода. Все жители Петропавловска в неописанном ужасе ждали своего последнего часа. Странно, что в Камчатке жители не выходят из своих домов во время трясения, полагая, что опасность вне их больше» [34, с. 112].

Он анализирует цены на продовольственные и промышленные товары, доставляемые из Охотска в Петропавловск, и устанавливает, что они непомерно высоки, в два и больше раз выше, чем цены на эти товары в Петербурге и на продовольствие в Маниле.

«Живность является здесь в большом количестве против прежнего с тех пор, как нынешний начальник Камчатки принял строгие меры, чтоб собаки жителей были на привязи круглый год. Прежде они гуляли на свободе и питались, как могли, выбрасываемою на берег рыбою; тогда нельзя было оставлять без самого бдительного надзора кур, свиней и даже коров; собаки бросались на них и загрызали их. Страннее всего, что собаки не съедают своих жертв, а преспокойно оставляют их на земле…

Камчатские собаки похожи видом на волков и не имеют многих врожденных собакам качеств, между прочим главного — бдительности: дюжина собак, лежащих перед домом на привязи, вовсе не сторожит его, и ни одна не тронется при виде чужого человека. К счастию, воровство здесь неизвестно, а потому всякий хозяин дома смело может быть уверен, что у него никогда ничего не украдут. Камчатские собаки не лают, а воют, что с непривычки производит самое неприятное впечатление…

Рыбы здесь несметное множество. Кроме больших рыб, сюда приходят летом в огромном количестве сельди и вахня, или навага. Вахня чрезвычайно нежная и вкусная рыба. Чтобы составить себе понятие о количествах, в которых она ходит, скажу только, что закинув судовой невод, мы однажды вытащили зараз столько вахни, что она не уместилась в двух шлюпках, из которых одна была десятивесельный катер» [34, с 113].

Видимо, Алексей Иванович был не удовлетворен своей деятельностью во время кругосветного плавания. Он писал своему брату Григорию Ивановичу: «Если бы я имел независимый кусок хлеба, я занялся бы только естественными науками. Для меня наука никогда не будет дойною коровой, я ценю ее слишком высоко. Если бы мне пришлось идти вокруг света еще раз, я пошел бы не таким олухом». Что касается научных наблюдений, которые Бутаков собирался производить в море, то ему не удалось в полной мере использовать свои знания и опыт, приобретенный при занятиях в обсерватории Академии наук Этому помешали, как он писал, «обязанности службы и личность командира».

Выгрузка привезенных грузов задержала транспорт в Петропавловске-Камчатском, откуда он вышел в обратный путь лишь 24 ноября (6 декабря) 1841 г. Морякам транспорта из-за этого пришлось при выходе из Петропавловска прорубаться сквозь лед.

Направив курс к мысу Горн, судно вновь попало в зону жестоких штормов и находилось в штормовых условиях свыше 20 суток. А. И. Бутаков живо описал это штормовое плавание в Тихом океане: «Редко удавалось нести два марселя в три рифа [т. е. сильно подобранные. — Авт.], а в два рифа могли их держать только два раза, да и то не долее нескольких часов… Иногда по ночам штормы сопровождались пургами [метелью. — Авт] огромные хлопья мокрого снега крутились в воздухе, приставали к рангоуту и снастям, а потом глыбами падали вниз на палубу… 11 декабря, рано утром, закатился к нам с кормы огромный вал. Сперва он ударил снизу висевшую за кормой четырехвесельную гичку и переломил ее пополам об гик; кормовая половина повисла на талях, а носовая, вместе с переломанною правою шлюпбалкою, обошла спереди бизань мачты и очутилась на левой стороне шканец. В то же время вал ударил в висевшие на боковых боканцах два 10-весельные катера; один разломало так, что его уже нельзя было починить, а другой мы после кое-как исправили, т. е. наполовину выстроили вновь. Вахтенного лейтенанта, кондуктора и рулевых валом покрыло с ног до головы и смыло к грот-мачте. Сходный люк был накрыт чехлом: масса воды ударила в него, выворотила стойки медных поручней из карлинцев, переломила дуги и влилась вниз. Удар в дверь капитанского буфета был так силен, что дверь слетела с петлей и проломилась внутрь, хотя она и отворялась внаружу. Круглый люк капитанской каюты, накрытый чехлом, продавило; в кают-компанейском люке разбило стекла, и внизу сделалось настоящее наводнение; тогда же силою воды приподняло одну каронаду со станком [короткую гладкоствольную пушку на подвижном станке. — Авт.], и под задние его колеса подбросило бухту грот-марса-браса» [1, с 207]. Вода залила жилую палубу и каюты.

Такая погода продолжалась приблизительно до 20 декабря (1 января) 1842 г. Транспорт пропитался сыростью. 20 февраля (4 марта) под 35° ю. ш. некоторые матросы заболели цингой. Транспорт попытался подойти к о. Питкерн, но неблагоприятные переменные ветры не позволили это сделать. Решено было обогнуть мыс Горн. А число больных цингой увеличилось и дошло до 30 человек, т. е. до половины членов экипажа.

15 (27) марта 1842 г. транспорт достиг мыса Горн, а 10 (22) апреля он стал на якорь на рейде Рио-де-Жанейро. На переходе от мыса Горн до Рио-де-Жанейро скончались 4 моряка, а пятый умер в Рио.

Вскоре после прихода «Або» в Бразилию там обострилась политическая обстановка 5 мая должно было произойти открытие палаты депутатов, но бразильский император распустил палату. Это вызвало волнения, подавленные властями. На рейде в Рио-де-Жанейро стояли английские крейсеры, которые должны были перехватывать суда, доставлявшие в страну негров-рабов. Но Бутаков отметил, что тем не менее постыдный торг продолжался. Он писал впоследствии, что «негров ввозят отчасти при содействии правительства, которое, невзирая на трактаты, смотрит на это сквозь пальцы» [34, с. 113]. Простояв в Рио-де-Жанейро два с половиной месяца, транспорт 26 июня (8 июля) вышел в Атлантику и взял курс на Кронштадт.

Зайдя по пути в Портсмут и Копенгаген, 13 (25) октября 1842 г. транспорт стал на якорь в Кронштадте. В кругосветное плавание на нем ушли 82 моряка, а возвратились лишь 59, 23 моряка погибли. Историк контр-адмирал Н. А. Ивашинцев отметил, что ни одно из русских кругосветных плаваний не сопровождалось столькими бедствиями. В Индийском и Тихом океанах судно мною раз подвергалось воздействиям штормов. Экипаж сильно страдал от тропической малярии и цинги. Для команды не хватало воды и пищи, и офицеры передавали свои продукты больным морякам Когда судно пришло в Рио-де-Жанейро, то из матросов всего пятеро было здоровых, а на работы выходило еще десятеро, серьезно больных.

В письме к брату из Кронштадта от 12 декабря 1842 г. Алексей Иванович обвинял командира транспорта «Або» Юнкера в аморальных поступках и хищениях, а об офицерах транспорта отзывается очень сочувственно. В Петербурге офицеры «Або» были «обвинены в заговоре против капитана только потому, что Константину [великий князь Константин Николаевич, второй сын императора Николая I, родившийся в 1827 г. и уже в четырехлетием возрасте поставленный отцом на должность генерал-адмирала, руководителя Российского военного флота. — Авт.] неудобно признаться в неудачности своего выбора» [34, с 114]. Из следующего письма брату ясно, что дело с хищениями командира было замято. Вместе с тем отпали и обвинения офицеров в «заговоре» против командира транспорта «Або» Юнкера.

В начале 1848 г. А. И. Бутаков был назначен для съемки и описи Аральского моря. Для выполнения этой особо важной в тот момент гидрографической работы (в связи с намерениями российских властных структур по продвижению российского влияния в среднеазиатские ханства) он был рекомендован начальнику Морского штаба адмиралу A.G Меншикову знаменитым флотоводцем Ф. Ф. Беллинсгаузеном. В Оренбурге под наблюдением AC. Бутакова весной 1848 г. была построена двухпушечная шхуна «Константин» длиною 16 м. 20 июля (1 августа) она была доставлена на Сырдарью, в укрепление Раим, в 64 км от устья реки и там спущена на воду. 30 июля (11 августа) шхуна вышла в море для описи. На ней находились начальник экспедиции лейтенант АИ. Бутаков, офицер генерального штаба (впоследствии генерал-лейтенант, известный исследователь Средней Азии) штабс-капитан Алексей Иванович Макшеев, прапорщик К. Е. Поспелов и другие. Всего экипаж шхуны состоял из 27 человек.

В его составе был и рядовой Тарас Григорьевич Шевченко, бывший в ссылке замечательный украинский поэт и художник. Чтобы лучше познакомить читателя со взглядами А. И. Бутакова на людей и общество, расскажем о его взаимоотношениях с Т. Г. Шевченко. Нужно помнить, что описываемые нами события проходили в довольно суровые времена последних лет царствования императора Николая I. За участие в деятельности Кирилло-Мефодиевского общества в Киеве (члены общества проповедовали братство славянских народов на основе идей православия и своеобразной демократии при ликвидации крепостного права и сословных привилегий) Тарас Григорьевич Шевченко был сослан рядовым в Орскую крепость с запрещением что-либо писать и рисовать. В приговоре от 30 мая 1847 г. было сказано: «Художника Шевченку за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений, с запрещением писать и рисовать» [34, с 120].

Находясь в 1848 г. в Оренбурге, где строилась шхуна «Константин», А. И. Бутаков узнал, что Шевченко служит рядовым в Орске. Он обратился к начальнику Оренбургского края генералу Владимиру Афанасьевичу Обручеву с просьбой откомандировать рядового Шевченко в распоряжение аральской описной экспедиции для зарисовки береговых видов Аральского моря. И Обручев, в нарушение приговора по делу Шевченко, согласился.

Путь от Орска до низовьев Сырдарьи Шевченко проделал вместе со штабс-капитаном А. И. Макшеевым, который также отправлялся на Аральское море для участия в описной экспедиции. «Я предложил несчастному художнику и поэту, — вспоминал позже А. И. Макшеев, — пристанище, на время похода, в своей джуламейке [небольшая юрта. — Авт] и он принял мое предложение. Весь поход Шевченко сделал пешком, отдельно от роты, в штатском плохеньком пальто, так как в степи ни от кого, и от него в особенности, не требовалось соблюдения формы» [34, с. 120].

Во время плавания по морю в 1848 и 1849 гг. Шевченко жил в маленькой офицерской каюте вместе с тремя офицерами. В течение двух сезонов он сделал много акварельных рисунков. Сам Бутаков относился к Шевченко весьма благожелательно. 14 ноября 1849 г. Шевченко в письме так отозвался о Бутакове: «…он был мне друг, товарищ и командир». Осенью 1849 г. Шевченко вместе с Бутаковым выехал из Раимского укрепления (низовье Сырдарьи) в Оренбург и поселился в доме капитана Герна.

Генерал Обручев остался очень доволен видами Аральского моря, сделанными Шевченко. А Бутаков стал хлопотать о производстве Тараса Григорьевича в унтер-офицеры, чтобы облегчить его существование. А находясь в Петербурге, Бутаков, по его словам, «двинул всех знакомых дам, чтобы они просили о Шевченко всех, кого надо».

В это время в Петербург поступил донос о том, что ссыльному Шевченко вопреки приговору разрешили рисовать. В апреле 1850 г. у поэта был произведен обыск. В результате всего Шевченко по распоряжению Обручева (видимо, в результате давления из столицы) был арестован и по этапу отправлен в Орск, ему было запрещено даже иметь при себе чернила, перья, карандаши, бумагу. В октябре 1850 г. Шевченко был сослан в Александровский форт (ныне Форт-Шевченко) на восточном каспийском побережье полуострова Мангышлак.

А А. И. Бутакова из-за всего этого ждали большие неприятности. Об этом свидетельствует секретное письмо военного министра князя А Чернышева от 4 декабря 1850 г. начальнику Морского штаба князю АС. Меншикову о взыскании с капитан-лейтенанта Бутакова за упущение по наблюдению за рядовым Шевченко. А в результате князь Меншиков уведомил военного министра о том, что Бутакову «за упущение по наблюдению за рядовым Шевченко сделан строжайший выговор» [34, с. 120, 121].

Теперь расскажем об описных работах А. И. Бутакова на Арале. Описные работы в 1848 г. продолжались почти два месяца — август и сентябрь. Бутаков провел общую рекогносцировку всего моря, промер глубин, определение широт приметных точек побережья и островов. Была открыта группа островов Николая (затем названных островами Возрождения).

А. И. Бутаков писал родителям 13 августа 1848 г. с о. Барса-Кельмес (по-казахски «пойдешь — не вернешься»), расположенного в северной части моря: «20 июля я спустил свою посудину, а 25-го отправился от Раима [в низовьях Сырдарьи. — Авт.], подняв свой брейд-вымпел на шхуне «Константин», вниз по матушке Сыру-реке. Команды у меня 24 человека- Кроме меня и моего помощника Поспелова, у меня один офицер генерального штаба Макшеев, движимый любознательностью, которого укачивает насмерть, и офицер-топограф для съемки…

Питаемся мы морскою провизией, особенно ревностно кушаем горох и гречневую кашу. Теперь пойдет со мной в море приказчик рыбопромышленной компании со шхуны «Михаил» и берет с собою перетяг, следственно осетрины будет вволю. Компания добыла в нынешнем году, не устроившись еще, 3000 осетров [собственно шипов. — Примеч. А. С. Берга]. Рыбы этой здесь тьма: она плавала спокойно от сотворения, и теперь судьба назначила ей могилою российские желудки. Жителей мы не видели нигде, хотя во многих местах находили свежие следы пребывания киргизов [так в то время называли казахов. — Авт.]»: Бутаков высказал мнение, что местное население боится русских. «Им хивинцы [Хива-независимое тогда ханство на территории Узбекистана и Южного Казахстана, отряды которого часто совершали нападения на вошедшие в состав Российской империи районы Средней Азии. — Авт.] всячески внушают эти опасения, а сами грабят их без зазрения совести»» [34, с 116].

Алексей Николаевич прекрасно разобрался в местной обстановке и всячески пытался помочь казахам в их взаимоотношениях с ханом-властителем Хивинского ханства и его подручными. О действиях последнего Бутаков в одном из писем выразился так: «Он разоряет вконец своих собственных подданных. В особенности ужасна нищета несчастных киргизов [казахов. — Авт] о которой, не видавши, нельзя составить себе даже понятия; глядя на них, удивляешься живучести человеческой: они едва одеты, живут в прозрачных кибитках, продуваемых насквозь морозными ветрами, и едва не умирают с голода. Довольно сказать, что кочующие по Сырдарье киргизы были ограблены четыре раза в течение каких-нибудь восьми месяцев! И как ограблены! Хивинец жжет и уничтожает все, что не хочет или не может забрать с собою. Варварство этих подлых разбойников превосходит всякое описание, и завоевание Хивы нами было бы величайшим благополучием для всех подданных хивинского хана», что и произошло в последующие годы [34, с 123].

23 сентября шхуна «Константин» возвратилась в устье Сырдарьи. Оттуда Бутаков писал родителям 3 октября 1848 г; «Ура! Милые родители, первое плавание великого главнокомандующего всеми морскими силами Российской империи на здешних водах кончено благополучно и не без пользы: я обрыскал все Аральское море, нашел богатейший пласт каменного угля, нашел в середине целую группу островов (состоящую из трех), из которых наибольший [о. Николая, затем назван о. Возрождения. — Авт.] занимает пространство около 200 квадратных верст, если не больше, — словом, он более многих лилипутов государств Германии [в то время Германия состояла из множества независимых государств больших и малых. — Авт]. На острове никогда еще не бывала человеческая нога, и он представляет все элементы блаженства киргизов: покрыт лесом и имеет свежую воду в копанях. А для нас, славян, питавшихся солониной — он имеет еще прелесть: тьма сайгаков, рода диких коз, которых мясо чрезвычайно вкусно. Да навалилась же на этих зверьков моя команда! Двадцать братий поглощало ежедневно по два сайгака, а иногда и больше, а в звере, без головы, ног и шкуры, весу около пуда [16 кг], а иногда и 1 пуд 10 фунтов [20 кг]. Дров бездна, а потому я дал им свободу отъедаться вволю. И с утра до вечера камбуз на судне и котлы на земле были беспрестанно в деле. Кроме сайгаков, там было множество диких гусей, уток, бакланов, куликов; но мы на эту мелочь и не смотрели».

Когда Бутаков и его команда впервые высадились на острове, то сайгаки с удивлением смотрели на людей, подпускали к себе очень близко и не разбегались даже после выстрела В начале XX в. сайгаки на этом острове были окончательно выбиты. Да и сплошные заросли саксаула, которыми был покрыт остров, были полностью вырублены.

Бутаков с юмором описывает этот остров: «На острове этом две чудеснейших бухты; но промерить их мне не удалось, потому что ветры, пока делалась съемка берегов, были прескверные и я все время стоял на обоих якорях. Остальные острова меньше. На всех их видны во множестве лисьи норы, и один из матросов, ходивших на съемку, уверял, что видел волка Одним словом, острова обессмертят мое имя на географических картах, а в школах будут сечь наших поздних потомков, если по тупости памяти они не будут знать их географического положения и имени того великого мореплавателя, который их открыл.

Аральское море — стакан воды, довольно глубокий: у западного берега, в полумиле или в мили от земли, глубина доходила до 37 сажен [68 м]. Оно, по-видимому, идет котлом к западному берегу, потому что в середине, когда я проходил через все море по диагонали, от юго-восточной части к северо-западной, глубина не превышалась 15 саж. [27 м]. Западный берег вышиною в 300 фут. [90 м] и более, крутой, каменистый и весьма приглубый. Он тянется почти прямой чертой с небольшими изгибами. На всем его протяжении нет ни одной бухточки, укрытой от всех ветров.

Рыба здешняя — осетры и сомы. Гавань, где будет зимовать моя флотилия, в устье Сыра, там же, где стан рыбопромышленников, вследствие чего у нас осетрины по уши…

Покуда, так как на берегу помещение для команды еще не готово, все мы живем на шхуне, и я не спускаю своего брейд-вымпела, который здесь равняется флагу полного адмирала. Зиму я проживу здесь, на острове Кос-Арал [в устье Сыр-дарьми. — Авт.], в весьма небольшом дворце, сооруженном среди маленькой крепостцы с 4 орудиями, что достаточно для удержания в решпекте всей хивинской армии. Зимою мне бы очень хотелось выучиться по-татарски — это общий язык киргизов и башкиров, только с небольшими изменениями, но не знаю, удастся ли. Немножко-то мы смыслим, прихрамывая на обе ноги, да мало».

Продолжая свое письмо, Бутаков писал: «6 октября спустил я свой брейд-вымпел и присоединил к своему титулу звание главного командира Кос-аральского порта. У нас здесь милое соседство: недавно, по рассказам киргизов, появилась на нашем острове maman тигрица с двумя прехорошенькими детками; я видел на глине свежий след ее — намек славянам не прогуливаться в приятных мечтаниях при лунном свете.

Теперь мы ждем с величайшим нетерпением прибытия осеннего транспорта, который привезет луку, чесноку, сушеной капусты и разных разностей. На огородах возле Сыра родилось в нынешнем году довольно много капусты, редьки, огурцов, моркови, арбузов и дынь. Арбузы — так себе; но дыни обворожительные, так что я, нелюбитель фруктов, поглощал их с величайшим удовольствием Киргизы, которых аулы по Сыру и в соседстве, также имеют бахчи (огороды), и у них дыни были также в большом изобилии и также отличные».

В письме родителям с устья Сырдарьи от 24 ноября 1848 г. Бутаков описывает охоту на тигра: «Недавно было у нас развлечение, каких лишена ваша Европа; не больше и не меньше, чем тигровая охота! Появился по соседству этот зверь — киргизы называют его джулбарс; летом еще, пока я был в море, он съел одного киргиза, потом зарезал (так здесь выражаются) четырех волов рыболовной компании и, наконец, 19 ноября — лошадь компании. У киргизов же он истребил штук 10 разного скота.

Так как последний подвиг джулбарса был весьма близко от укрепления и он мог скушать кого-нибудь из имущих образ и подобие божие, то 20-го мы и собрались в числе человек 45 и сделали облаву поперек всего острова, который тянется к северу длинною и узкою косою. Намерение мое было оттеснить тигра до воды шумом и движением, а потом, когда он сунется в воду, чтобы переплыть на другой берег, то весьма лишить его живота, для чего по реке спускалась лодка с несколькими стрелками. В числе составляющих облаву были также киргизы и рыболовы. Пройдя версты 4, мы попали на след джулбарса вдоль берега реки. Поэтому я двинул туда человек пять и держался тут (сам вооруженный парою добрых пистолетов). Таким образом мы подвигались вперед в густом камыше с криками, трескотнею в барабан и т. п. Остальные все шли по двое и по трое близко друг от друга. След зверя несколько раз выходил на самое побережье реки, но потом круто пошел влево, через глинистый солонец. Мы тоже поворотили влево; вдруг на другом фланге облавы раздались выстрелы. Я поскакал (я был верхом) туда, люди побежали бегом, и мы всей публикой окружили густой камыш, в котором притаился зверь. Сначала сделали по нему несколько неудачных выстрелов, которые заставили его выскочить из засады; только что он показался, как получил пулю в бок, которая заставила его снова прыгнуть в камыш. Выстреливший так ловко из штуцера солдат (который прошлою зимою убил двух тигров под Раимом) стал снова заряжать штуцер; едва успел он кончить, как джулбарс показался из камыша и приопустился на передние лапы, чтоб прыгнуть на него; но тот предупредил тигра и в то самое мгновенье, как он прилег перед прыжком, пустил ему пулю прямо в лоб, с расстояния двух сажен [4,26 м]. Удар был так хорош, что тигр как был, так и остался, прилегши на передние лапы.

Мы с триумфом притащили его в укрепление; шкура, разумеется, моя. Я отдал ее выделать одному приятелю киргизу, а голова джулбарса (то есть одни кости) висит у меня над постелью. Череп весь раздроблен, но челюсти целы. Длина джулбарса 6 футов 4 дюйма от конца морды до начала хвоста [1,9 м]; передние лапы вдвое толще задних, а на зубы страшно смотреть; я ими любуюсь на свободе. В кишках его нашли множество кабаньих щетин. И вообще он был чрезвычайно жирен — немудрено, все лакомая пища! Мясо его довольно вкусно. Как любознательный путешественник, я не преминул сделать котлеты из тигровой говядины». Во второй половине XIX в. тигр в низовьях Сырдарьи был совершенно истреблен.

Далее Бутаков писал: «Когда шкуру сняли, ко мне пришел один киргиз [казах] с убедительнейшею просьбой отдать ему зубы джулбарса.

— На что тебе?

— А когда женщина беременна, то ее мучат шайтаны [то есть черти], и тогда ей надобно носить на шее зуб джулбарса, чтоб черти ушли.

— Кто тебе это сказал?

— Бакса (то есть колдун или лекарь [шаман]).

Разумеется, что я не расстался с зубами. Но мне стало любопытно видеть баксу. Так как аул его был недалеко, то за ним послали, и он явился дня через три после убиения тигра.

Усевшись на пол, бакса вытащил род скрипки, на которой вместо струн были пряди конских волос, приготовил смычок.

Во время сеанса бакса взял нож и стал заколачивать себе в живот (то есть в рубашку).

Пребывание наше здесь — истинное благодеяние для киргизов. Старший врач моего флота (фельдшер Истомин) вылечил многих больных, над которыми оказывалась бессильной ворожба баксы, хотя бакса и брал за лечение по нескольку баранов, а лейб-медик мой лечит даром. Кроме того, они получают от наших разные тряпки, летом променивают арбузы и дыни и живятся крохами разного рода У солдат и матросов есть между ребятишками фавориты, которых они кормят и принаряжают.

На святках были и у нас маскарады, матросы и солдаты наряжались генералами и медведями, тиграми, турками и проч. Уральские казаки как староверы не принимали в этом участия…

Раим оживляется, между прочим, заграничною торговлей: в конце декабря пришел из Бухары небольшой караван (в 9 верблюдов) с коврами, одеялами, халатами, бумажными материями и т. д. Я заказал хозяину, который к весне намерен прийти еще раз со свежим запасом, чтобы он привез мне ковер и шахматы, а также рису.

Вот вам и все здешние новости — да и чего ждать от одичалого жителя пустыни. Разве известие, что приятель мой Альмамбет выдал дочь свою, юную Тушюк, за приятеля же моего Сыксынбая, который был женат на старшей сестре, за которую заплатил верблюда и лошадь; теперь, вследствие смерти старшей, он имеет право и на младшую сестру, за которую заплатил только барана и бычка..

Здесь при свадьбах есть забавный обычай: на другой день брака к молодым приходят с визитом все знакомые ей женщины, и эти приятельницы имеют право просить у молодых все, что им понравится. Так, под Раимом женился мой приятель Бик-мурза У его кибитки была новая дверь. Султанша Алтын-газы, которой дверь эта понравилась, потребовала ее и взяла, несмотря на все убеждения в необходимости двери самому хозяину, который просил ее взять что-нибудь другое. «Как бы не так! Хочу дверь, да и только», — и взяла дверь» [34, с 116–118].

В 1849 г. гидрографические работы выполнялись Бутаковым и его командой в течение 5 месяцев. Производились съемки, частью с моря, частью с суши, и астрономические определения приметных мест побережья и на островах. На берегах была собрана коллекция ископаемых, а также гербарий приаральской флоры.

18 (30) мая 1849 г. Бутаков проводил морской промер у восточных песчаных берегов Аральского моря и при нахождении шхуны на глубине 3 м испытал сильнейший шторм Ветер от запада-юго-запада поднял такое волнение, что, по мнению Бутакова, можно было воскликнуть вместе с Шекспиром: «Ад опустел, все дьяволы оказались здесь». Якорный канат лопнул, когда стали бросать другой якорь, налетел страшный шквал с градом при диаметре градин более сантиметра. «Право, не понимаю, — вспоминал он, — как меня не сорвало и не выбросило на островишко песчаный, безводный, на котором мы бы все передохли с голода и жажды».

Описывая в письме плавание 1849 г., он отметил- «С трудом можно поверить, что северо-восточные и северо-западные ветры дуют здесь с самого начала апреля. Судите о приятности и выгоде лавировки на плоскодонном судне при вечной зыби. Волнение здесь всегда сильнее ветра и развивается сразу: ровных, умеренных ветров в нынешнюю навигацию я почти не имел, а обыкновенно — или штиль, или черт с цепи срывается. Чтобы извлечь из Арал — тынгыза [Аральского моря, по-казахски. — По Л. С. Бергу] какую-нибудь пользу, необходимы пароходы, а с парусными судами сделаешь немного. С севера на юг всегда легко попасть: туда за попутными ветрами дело не станет, но с юга на север — there is the rub [в этом загвоздка. — По Л. С. Бергу]» [34, с.119].

Впоследствии именно по инициативе А. И. Бутакова на Аральском море появились пароходы.

На основании съемок Бутакова и Поспелова в 1848–1849 гт. в 1850 г. Гидрографическим департаментом была напечатана морская карта Аральского моря.

Впервые сведения о произведенной А. И. Бутаковым описи Аральского моря были напечатаны в краткой заметке «Новейшие экспедиции для обследования Аральского моря», помещенные в «Географических известиях Географического общества» за 1850 г. Заметка эта является извлечением из большой статьи спутника А. И. Бутакова А. И. Макшеева «Описание Аральского моря», напечатанной в «Записках Географического общества».

В 1850 г. ЛИ. Бутаков возвратился с Аральского моря в Петребург и был командирован в Швецию для заказа двух пароходов для Аральской флотилии. В 1852 г. эти пароходы «Перовский» и «Обручев» с железными корпусами (названы по фамилии начальников Оренбургского края) были доставлены в разобранном виде Бутаковым в Раим и в следующем году спущены на воду. Летом 1853 г., находясь на пароходе «Перовский», ЛИ. Бутаков отличился при взятии кокандской крепости Ак-Мечеть (самостоятельное Кокандское ханство занимало тогда средние и южные районы Узбекистана). Осенью 1854 г. ЛИ. Бутаков организовал перенос Аральской верфи в форт № 1 (Казалинск), а в 1855 г. сделал опись Сырдарьи от Кумсуата на 85 км выше Петровска (ныне Кызы-лорда) до устья. В том же году он был произведен в капитаны 2-го ранга, а в следующем — в капитаны 1-го ранга. Летом 1858 г. он плавал с судами Аральской флотилии по Амударье до Кунграда для содействия посольству в Хиву. В 1859 г. с десантом в 140 бойцов он атаковал хивинцев у Кунграда, затем, доставив десант обратно в Казалинск, снова на пароходе «Обручев» вернулся в дельту Амударьи и произвел ее опись вплоть до Нукуса.

1 января 1860 г. Алексей Иванович был вызван в Петербург и командирован в Англию и США для заказа двух железных пароходов. В 1861 г. пароходы «Арал» и «Сырдарья» были доставлены Бутаковым в Казалинск и в 1862 г. спущены на воду. Летом 1863 г. он производил опись Сырдарьи от Петровска до урочища Баилдыр-Тугай на протяжении 807 верст.

В августе 1863 г. АИ. Бутаков был переведен на Балтийский флот и 25 февраля 1864 г. переехал в Петербург после 15 лет службы в Приаралье В 1864 г. ему было присвоено звание контр-адмирала В дальнейшие годы А. И. Бутаков служил на Балтийском флоте. Заболев осенью 1868 г. болезнью печени, Алексей Иванович отправился на лечение в Германию и 28 июня 1869 г. скончался в Швальбахе (Нассау, к югу от Вецлара) на 54 году жизни.

Научные заслуги Бутакова были высоко оценены во всем мире. Еще 15 января 1848 г. он, «отправляющийся для описания берегов Аральского моря», был представлен в члены Русскою Географического общества издателем «Отечественных записок» А.А… Краевским, выдающимся лексикографом, писателем, моряком и доктором медицины В. И. Далем, А. П. Заболоцким-Десятовским (экономист) и К. С. Веселовским (экономист, климатолог, впоследствии академик). В дальнейшем с 11 января 1867 г. и по день кончины он был членом Совета Географического общества.

За исследования Аральского моря А. И. Булгаков был, по предложению всемирно известного выдающегося натуралиста и географа А Гумбольдта, избран в 1853 г. почетным членом Берлинского географического общества В журнале «Морской сборник» за 1854 г. помещено письмо А Гумбольдта к АИ. Бутакову. Вот извлечение из этого письма «Я, большую часть жизни посвятивший занятиям морской астрономией, ученик Джорджа Форстера, товарища капитана Кука, восторженный читатель отважной жизни моряков, я не могу, при тесной сфере моей собственной опытности, не гордиться тою доверенностию, которою меня удостаивает мореходец, с отважностью и благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия, почти сам строивший суда, на которых должен был совершить свое плавание, и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу. Вы истинно счастливы тем, что не имели здесь предшественников, что сами связали свое имя с исследованием моря, вызывающего воспоминания о когда-то существовавшей торговле на Оксусе [так называли Амударью в древности. — Авт.], и что сами, при пособии точных средств, предлагаемых новейшей наукой, и усовершенствованных инструментов, окончили измерение берегов по всему пространству этого моря. Это истинные открытия в географии…

Пишу к вам эти строки, снова выражая вам всю свою признательность за присланные вами два экземпляра вашей прекрасной карты Аральского моря, самими вами составленной на основании ваших собственных астрономических и геодезических исследований, а также и за любопытную записку, при этой карте приложенную; извлечение из нее я сделаю для столь известного Брокгаузова журнала; благодарю вас, наконец, и за два обязательные ваши письма от 3 июня 1852 г. и от 19 февраля 1853 г.

Чрезвычайно интересно свидетельство ваше в «Записке», что «даже на севере Арала, где зимой стужа доходит до 20° Реомюра, тигры живут себе в камышах, в полной деятельности, пожирая киргизов и лошадей, если представится к тому случай. Эти северные тигры (шкуры их мы привезли с собою) решительно ни в чем не разнятся от тигров Бенгала и всего жаркого пояса Азии. Они напоминают тех огромных львов, которые во времена Аристотеля жили в продолжение целой зимы в холодных областях Македонии. Следовательно, бывают и колонии животных, которые, не изменяя ни своего наружного вида, ни отличительного характера, привыкли к сильным понижениям тепературы». Это весьма любопытный факт по поводу открываемых остовов ископаемых животных» [34, с. 121, 122].

27 мая 1867 г. в годичном собрании Лондонского географического общества председатель общества Мурчисон объявил о присуждении медали основателя Общества адмиралу русского флота А. И. Бутакову «за то, что адмирал Бутаков первый спустил корабли и учредил плавание на Лральском море; а также за успешно произведенное им впоследствии исследование главных устьев Оксуса (Амударьи) в Хивинском ханстве… Доказав, что по Сырдарье, впадающей в северный угол Аральского моря, пароходы могут подниматься на 500 миль вверх по течению, Россия впервые открыла Европе безопасную линию сообщения с Китаем через западный Туркестан» [34, с. 122].

Память об Алексее Ивановиче Бутакове запечатлена на картах Аральского моря. В честь его назван залив моря, обследованный и нанесенный на карту им в 1848 г. Алексей Иванович назвал его по фамилии оренбургского военного губернатора В. Л. Перовского (1794–1857). В 1961 г. залив переименован и назван в честь первоисследователя. По предложению исследователя Арала академика Льва Семеновича Берга южный мыс о. Барса — Кермес на Арале назван именем Алексея Ивановича Бутакова.

Глава 8
КРУГОСВЕТНЫЕ И ПОЛУКРУГОСВЕТНЫЕ ПЛАВАНИЯ ДЛЯ УКРЕПЛЕНИЯ ПОЗИЦИЙ РОССИИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

В начале 1848 г. многие из окружения великого князя Константина Николаевича, которого отец-император Николай I определил уже в младенческом возрасте быть генерал-адмиралом Российского флота, недоумевали, почему капитан-лейтенант Геннадий Иванович Невельской, один из лучших и образованнейших морских офицеров просил назначить его на скромную должность командира военного транспорта «Байкал», который направлялся с грузами из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский и Охотск.

Геннадий Иванович в 19 лет по окончании в 1832 г. Морского корпуса был произведен в мичманы и оставлен в Офицерском классе для продолжения обучения. Затем он служил и плавал на Балтийском флоте, а в 1836–1846 гг. служил с великим князем Константином (рождения 1827 г.): плавал на фрегатах «Беллона» и «Аврора», при вооружении вновь построенного в Архангельске корабля «Ингерманланд» и переводе его в Кронштадт был помощником великого князя, исполнявшего обязанности старшего офицера корабля. Все это время великий князь и Г. И. Невельской плавали под флагом воспитателя великого князя, тогда еще контр-адмирала Федора Петровича Литке к берегам Швеции, Пруссии, Дании и Голландии. Именно тогда Ф. П. Литке познакомился с молодым моряком, убедился в его высоких моральных и деловых качествах, в отличном знании морского дела. Он и рекомендовал великому князю обратить внимание на молодого моряка. Ясно, что это стало известно многим из окружения великого князя, и все считали, что у Геннадия Ивановича есть все шансы сделать блестящую морскую карьеру.

Но оказалось, что просьба Г. И. Невельского о вообще-то скромном назначении на должность командира небольшого военного транспорта была совсем не случайна. Он еще будучи слушателем Офицерского класса заинтересовался вопросами освоения южных дальневосточных районов.

Его удивляло то, что многие картографы ошибочно, по его убеждению, представляли, что Амур в своем устье не судоходен и Сахалин не остров, а полуостров. Эти картографы игнорировали изданную в 1755 г. карту академика Крашенинникова и карту 1802 г. тогда еще контр-адмирала Сарычева, на которых Сахалин был показан островом Эти картографы ссылались на исследования мореплавателей Лаперуза, Броутона и Крузенштерна, которые первый в 1787 г., второй в 1796 г., а третий в 1805 г. не смогли из-за встреченных ими малых глубин пройти Татарским проливом первые два на север в Охотское море, а третий на юг в Японское море.

Однако известно было, что в 1826 г. беглый ссыльный Гурий Васильев спустился по Амуру и прошел на лодке Татарским проливом на юг. Он перезимовал там, снова поднялся на север, прошел Татарским проливом в Охотское море и в 1828 г. добрался до Удского острога, расположенного на р. Уде, впадающей в это море.

Корпуса флотских штурманов поручик Козьмин, описывавший в 1829–1831 гг. Удский берег Охотского моря и Шантарские острова, разработал проект исследования устья Амура, считая его судоходным. При этом он основывался на расспросах местных жителей.

Как утверждает капитан 1-го ранга Петр Александрович Тихменев, известный мореплаватель и морской историк (1824–1888 гг.), «доказательства Кузьмина и Гурия Васильева в возможности плавания из устья Амура тем были важнее, что окончательно разрушали всякое предположение о существовании перешейка между о. Сахалином и рекою и о недоступности устья последней с моря» [1, с. 275]. Выяснение возможности плавания в районе устья великой реки было поручено РАК, главой правления которой в Петербурге в то время был вице-адмирал Фердинанд Петрович Врангель (впоследствии адмирал).

В 1846 г. для исследования устья Амура был послан бриг «Великий князь Константин», принадлежащий РАК, под командой подпоручика корпуса флотских штурманов Александра Михайловича Гаврилова, участвовавшего до этого в кругосветном и двух полукругосветных плаваниях.

Он, выйдя 21 апреля (3 мая) 1846 г. из Ново-Архангельска, 18 (30) июля подошел к Сахалину. Оттуда он прошел в залив (позже названный Г. И. Невельским Байкал), принятый им в тумане за вход в Амурский лиман. Поэтому Гаврилов назвал этот залив бухтой Обмана.

26 июля (7 августа) Гаврилов подошел к Амурскому лиману. А через три дня его судно село на мель. Правда, Гаврилову удалось быстро сойти с нее. Он пробыл в устье и лимане Амура до 20 августа (1 сентября). За это время он поднимался с промерами на 70 верст по Амуру, а по Татарскому проливу спускался до 52°49,2' с. ш. Причем обследование Амура Гаврилов проводил на шлюпке и двух байдарах.

Капитан 1-го ранга П. А. Тихменев правильно отметил, что Гаврилов сумел наметить глубоководный фарватер вдоль западных берегов Сахалина и положение банки (местами обсыхающей) перед устьем Амура, а также глубоких каналов между обоими берегами реки и этой банкой.

Вместе с тем в письме Ф. П. Врангелю Гаврилов донес, что из его наблюдений совсем нельзя делать каких-либо выводов о доступности с моря устья и лимана Амура. И одновременно на карте, приложенной к рапорту, Гаврилов показал большие отмели, которые по его оценке протянулись от материка к Сахалину.

12 декабря 1846 г. барон Врангель представил письменное донесение министру иностранных дел графу Нессельроде: «Из приложенных при сем в подлиннике журнала и составленной по нему карты северной части Амурского лимана и устья реки Амура, ваше сиятельство изволите усмотреть, что возложенное на меня высочайшее повеление исполнено. Судно Российско-Американской компании было послано, и Гаврилов осмотрел северную часть лимана и устье реки Амура, которое оказалось доступным только для мелкосидящих шлюпок. При этом осмеливаюсь ходатайствовать о награждении главного правителя колонии капитана 1-го ранга Тебенькова, снаряжавшего экспедицию Гаврилова, самого Гаврилова и экипажа, бывшего в оной. Что же касается до стоимости этой экспедиции, то она простирается в 5435 рублей серебром».

Затем граф Нессельроде докладывает императору: «Повеление Вашего величества председателем Главного правления Российско-Американской компании бароном Врангелем в точности исполнено; устье реки Амура оказалось недоступным для мореходных судов, ибо глубина на оном от 1 до 3 футов [0, 45 до 1, 05 м], и Сахалин — полуостров; почему река Амур не имеет для России никакого значения». На этом докладе Николай I написал: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить».

22 января 1847 г. граф Нессельроде сообщил барону Врангелю, что император повелеть соизволил: «За труды, оказанные при посылке в Амурский лиман судна, выдать из сумм Азиатского департамента Министерства иностранных дел главному правителю колонии Тебенькову 2000 рублей, командиру брига «Константин» Гаврилову 1500 рублей, экипажу брига 1000 рублей и уплатить Российско-Американской компании 5453 рубля. Затем дело о реке Амур навсегда считать конченным и всю переписку поэтому хранить в тайне» [35, с. 66, 67].

Вот здесь и появляется капитан-лейтенант Геннадий Иванович Невельской. Заинтересовавшись проблемами Дальнего Востока, он несмотря на ожидаемое от него стремление к блестящей военно-морской карьере, проявляет настойчивость, стремление по-своему решить сложные проблемы, а, главное, стремление послужить наилучшим, по его пониманию, образом Родине. Исходя из этих соображений, он добивается назначения командиром военного транспорта «Байкал», который должен проследовать на Дальний Волсток.

Одновременно с назначением на «Байкал», он просит у начальника Главного морского штаба князя Меншикова разрешения после доставки грузов в Петропавловск-Камчатский пройти к Сахалину и провести исследования в устье Амура Меншиков сомневался в том, что Невельскому удастся добраться до Петропавловска-Камчатского раньше осени 1849 г., а деньги были выделены на содержание транспорта «Байкал» и его плавание в течение только одного года плавания.

И поэтому Невельской решил ускорить свой выход из Кронштадта, как можно быстрее добраться до Камчатки, быстро сдать казенные грузы и выигранное таким образом время употребить на исследования в Амурском лимане, сделав вид, что судно попало туда случайно. А последнее необходимо было для того, чтобы не вызвать нареканий со стороны Министерства иностранных дел, боявшегося осложнений с Китаем Дело в том, что граница в районе нижнего Амура так и не была к тому времени точно установлена. По крайней мере, Министерство иностранных дел России постановило считать южную границу России проходящей по южным склонам Станового и Хинганского хребтов до Тугурской губы Охотского моря, т. е. собиралось ни много ни мало отдать навсегда Китаю весь Амурский бассейн.

Будучи назначенным командиром «Байкала», Г. И. Невельской по указанию князя Меншикова представился незадолго до этого назначенного генерал-губернатором Восточной Сибири (в ее составе считались Камчатка и побережье Охотского моря) генерал-майору Николаю Николаевичу Муравьеву и доложил ему о своем намерении обследовать Амурский лиман для того, чтобы убедиться в том, что Сахалин остров и устье Амура судоходно. Выслушав со вниманием доводы Невельского, Н. Н. Муравьев, по словам Геннадия Ивановича, «изъявил полное сочувствие моему предложению, выразил, что он со своей стороны постарается употребить все средства к его осуществлению» [35, с 74].

Г. И. Невельской составил и представил князю Менши-кову проект инструкции для командира «Байкала», в котором предписывалось: «По сдаче груза в Петропавловске следовать в Охотское море, тщательно осмотреть и описать залив Константина (залив Академии и соседственный с ним юго-западный берег Охотского моря, до лимана Амура, исследовать лиман этой реки и её устье и описать северо-восточную часть Сахалина до 52° северной широты. Затем отправиться в Охотск, сдать транспорт и с офицерами через Сибирь возвратиться в Петербург. По прибытии в Камчатку находиться в распоряжении генерал-губернатора Восточной Сибири ввиду содействия с его стороны в возлагаемом на вас поручении».

Прочитав этот проект, князь вычеркнул лиман и устье Амура, а вместо этого написал: «и осмотреть юго-западный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями», и при этом он сказал Невельскому, что исполнение им распоряжений генерал-губернатора должно ограничиться лишь пределами этой инструкции, в противном случае Невельской будет подвергнут строжайшей ответственности [35, с 83]

В Кронштадте, перед отходом «Байкала», Невельской побывал также у адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена, участника плавания Крузенштерна вокруг света, который сказал ему, что «опись, произведенная И. Ф. Крузенштерном в северной части Амурского лимана, а равно и предположение его, что у восточного берега Сахалина существует бар одного из рукавов реки Амура, — весьма сомнительны». С запиской от Беллинсгаузена Невельской побывал у Врангеля. Последний, предупреждая Невельского о секретности всего этого дела, заявил: «Впрочем, все, что здесь замечательно, это то, что устье реки Амур и ее лиман оказались недоступными» [35, с. 83, 84]. И Врангель показал Невельскому, как подтверждение своих слов, копию с журнала описи Гаврилова. Эти документы показались Невельскому неубедительными и лишь укрепили его намерения проверить их самому на «Байкале».

«Байкал» был заложен на верфи в Гельсингфорсе (теперь Хельсинки) в январе 1848 г. и благодаря энергии и настойчивости Геннадия Ивановича Невельского и старшего офицера транспорта лейтенанта Петра Васильевича Козакевича был закончен постройкой на несколько месяцев ранее намеченного срока. 20 июля (1 августа) судно прошло в Кронштадт и началась приемка грузов.

«Байкал» был двухмачтовым барком (на носовой мачте прямые паруса, на кормовой — косые) грузоподъемностью 250 тонн, длиной 94 фута (28,5 м), шириной 24 фута 7 дюймов (7,5 м), при полном грузе должен сидеть ахтерштевнем 12 футов 9 дюймов (3,8 м), а форштевнем 11 футов 8 дюймов (3,5 м). Экипаж транспорта состоял из командира капитан-лейтенанта Г. И. Невельского, лейтенантов П. В. Козакевича (старший офицер), А. Л. Гревенса, мичманов Гейсмара и Гроте, корпуса штурманов: поручика Халезова и подпоручика Попова, юнкера князя Ухтомского, лекаря Берга. Нижних чинов было: унтер-офицеров 3, матросов 22, баталер 1, артиллерийский унтер-офицер 1, фельдшер 1. Кроме того, на транспорте плыли в Петропавловск 14 мастеровых, всего с пассажирами 51 человек

21 августа (2 сентября) «Байкал» покинул Кронштадт. Г. И. Невельской так и не получил утвержденную императором инструкцию, определяющую его действия по обследованию Амурского лимана после прибытия в Петропавловск и сдачи грузов. 22–24 августа судно простояло из-за свежего противного ветра на якоре у восточного берега о. Сескар и, зайдя по пути в Копенгаген, 16 (28) сентября стало на якорь в Портсмуте (Англия). Там Невельской задержался на две недели для проверки хронометров, закупки провизии и теплой одежды для команды. Геннадий Иванович не смог там приобрести подходящей шлюпки с гребным винтом, вращение которого производилось бы с помощью небольшой паровой машины, так как после заказа необходимо было ждать полтора месяца ее изготовления.

30 сентября (12 октября) «Байкал» снялся с якоря и с Портсмутского рейда направился в Рио-де-Жанейро. Только 13 (25) октября судно встретило северо-восточный пассат, который дул весьма неустойчиво, переходя нередко к востоку и даже к востоку-юго-востоку со шквалами и пасмурной погодой, а близ экватора 30 октября (11 ноября) незаметно перешел к юго-востоку.

Когда транспорт был в 100 милях от Рио- де- Жанейро, ветер стал стихать и наступил штиль, который продолжился более суток. 15 (27) ноября был брошен якорь на рейде Рио-де-Жанейро. Там были выполнены конопатка бархоута (утолщенных поясьев деревянной наружной обшивки корпуса), обтянут такелаж, выполнена покраска корпуса, пополнены запасы провизии и пресной воды.

Из Рио-де-Жанейро Невельской отправил письмо генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву, в котором сообщил, что, судя по раннему приходу «Байкалу» в этот порт, он надеется в мае быть в Петропавловске и, по сдаче груза в этом порту, он решился, невзирая на то, получит или не получит высочайшего повеления, отправиться прямо к северо-восточному побережью Сахалина и Амурскому лиману для их описи, «о чем, — писал он, — долгом моим считаю предварить Вас, в надежде, что Вы не оставите меня своим содействием: ибо, если я не получу на произведение описи высочайшего соизволения, то подвергаюсь по закону тяжкой ответственности» [35, с 88].

1 (13) декабря транспорт покинул Рио-де-Жанейро и направился вокруг мыса Горн. Часто ветер усиливался до степени шторма, и «Байкал» вынужден было идти под зарифленным грот-триселем — подобранным косым кормовым четырехугольным парусом 2 (14) января 1849 г. судно перешло меридиан мыса Горн. С самого выхода из Рио-де-Жанейро погода стояла постоянно пасмурная и ненастная, но больных на транспорте почти не было, заболели только 3 моряка, и хворали они не более нескольких дней. Г. И. Невельской и его помощники-офицеры строго следили за состоянием здоровья моряков. На транспорте строго придерживались правила, чтобы моряки не ложились на койки в сырой одежде или обуви и чтобы белья, которым запаслись в Англии, было на каждого матроса не менее полторы дюжины. Одежда и обувь моряков тщательно просушивались, палубы и трюм регулярно проветривались. Всеми средствами офицеры старались не держать матросов наверху в сырую погоду, постоянно следили за качеством пищи.

2 (14) февраля транспорт достиг рейда Вальпарайзо (Чили). Пополнив запасы продуктов и питьевой воды, через четверо суток Невельской направился к Гавайским островам. После 5 5-суточного плавания транспорт добрался до Гонолулу на о. Оаху. Там состоялась радостная встреча с судном РАК, которым командовал капитан-лейтенант А. О. Рудаков. В Гонолулу Г. И. Невельской вместе с А. О. Рудаковым и офицерами представился королю Сандвичевых (Гавайских) островов Камеамеа. По словам Невельского, русские моряки были приняты королем «весьма парадно и благосклонно, в знак особого уважения, какое он питал к России» [35, с. 87].

Пополнив запасы провизии и воды, судно 10 (22) апреля направилось в Петропавловск. До 31°32′ с. ш. транспорт шел при умеренных и тихих северо-восточных ветрах, но с этой широты, с 21 апреля (3 мая), ветер изменялся беспрестанно в направлении и силе, нагоняя при этом шквалы и пасмурность. 11 (23) мая, в виду Авачинской губы, выпал большой снег и налетел жестокий шквал с гор. На следующий день транспорт вошел в Авачинскую губу, и через 8 месяцев 23 дня по выходе из Кронштадта был брошен якорь в Петропавловской гавани, против порта. Больных на транспорте из членов экипажа не было. Здесь следует отметить, что рейс «Байкала» Кронштадт — Петропавловск прошел за самый короткий срок из всех плаваний российских парусных судов в первой половине XIX в., кроме шлюпа «Камчатка» под командой тогда еще капитана 2-го ранга В. М. Головнина — 8 месяцев 8 дней — на 15 дней меньше «Байкала» (правда, нельзя забывать, что шлюп водоизмещением в 900 тонн имел ход более 11 узлов, а «Байкал» не ходил более 8,5 узла).

Геннадий Иванович доложил из Петропавловска князю Меншикову о своем прибытии: «При содействии неутомимых моих помощников мне удалось совершить это плавание благополучно и прибыть в Петропавловск с бодрой и здоровой командой, не имея никаких повреждений в корпусе судна, а равно и никакой порчи в грузе. Этим оправдалась надежда моя — быть в Петропавловске в начале мая 1849 года. Таким образом, без особых расходов для казны, исполнить возложенное на меня Вами поручение. Надеюсь приступить к нему с июня месяца, начав опись с северо-восточного берега Сахалина и продолжая её далее до Тугурской губы». А начальник Камчатки капитан 1-го ранга Ростислав Григорьевич Машин доложил князю A. C. Меншикову «о приходе в Петропавловск транспорта «Байкал» в совершенной исправности, с бодрой и здоровой командой», а в заключение писал, что «никогда еще не доставлялось в Камчатку такого хорошего качества и прочности материалов и запасов, а равно и в такой полноте, без всякой порчи их, какие доставлены ныне на транспорте «Байкал», и что вследствие этого наши сибирские порты обеспечены по крайней мере на четыре года» [35, с 87,88].

В Петропавловске Невельской получил от Н. Н. Муравьева секретное письмо, доставленное туда с курьером, и копию с распоряжением Р. Г. Машину принять все меры к скорейшему выходу транспорта из Петропавловска. Вместе с тем им была получена и копия инструкции, представленной Муравьевым, через князя Меншикова, на утверждение Николаю I. В своем письме Муравьев благодарил Невельского за особую решительность и самоотвержение к достижению важной для России цели, объясняя, что он ходатайствовал, чтобы представленная им инструкция, копия с которой командиру «Байкала» посылается, была утверждена императором, на что он и надеется.

В этой инструкции Невельскому предписывалось: из Петропавловска следовать к северной части Сахалина, определить с севера подход и вход в лиман Амура, а также состояние Амурского лимана, обследовать устье Амура и саму реку, выяснить, где она течет, определить состояние входа в реку из лимана, описать берега реки Амур и её лимана близ устья, определить состояние южной части лимана: справедливо ли убеждение, что Сахалин полуостров; если это убеждение ошибочно, то исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка Затем требовалось обследовать юго-западный берег Охотского моря и Константиновского залива и положить их на карту, необходимую для безопасного плавания судов в Охотском море. Все исследования в Амурском лимане предписывалось проводить на гребных судах, транспорт же должен оставаться на якоре близ мыса Головачёва (на побережье Сахалина, несколько севернее северного входа в Амурский лиман); как на транспорте, так и на гребных судах не должно быть поднимаемо ни военного, ни коммерческого русского флага Доклады о результатах исследований секретно сделать князю Меншикову и генерал — губернатору Муравьеву, ибо поручение и все последствия должны оставаться без огласки.

Не получив, таким образом, в Петропавловске прямого повеления следовать к Сахалину и в Амурский лиман, Г. И. Невельской решил все же начать обследования Амура Он созвал офицеров к себе в каюту и объяснил им сущность амурского вопроса, важность для России его полного разрешения. Он объявил, что транспорт должен как можно скорее следовать к Сахалину и в Амурский лиман и что он вполне уверен, что каждый из них готов переносить все опасности и трудности. Заключил он совещание словами: «Господа, на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством Ныне же я прошу вас энергично содействовать мне к скорейшему выходу отсюда транспорта Все, что я вам объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо» [35, с 90].

Через две недели транспорт был готов следовать к Сахалину. Осталось дождаться лишь байдарки с Алеутских островов, за которой Р. Г. Машиным был послан бот «Камчадал». Между тем транспорт «Иртыш», зимовавший в Петропавловске, взял груз с «Байкала», назначенный для Охотского порта, и 28 мая (9 июня) отправился по назначению. С ним Невельской отправил письмо генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву, в котором извещал о своем эпохальном решении идти из Петропавловска к Сахалину и в Амурский лиман, а также о том, что он около исхода июня надеется быть в северной части лимана Наконец на боте «Камчадал» для Невельского доставили байдарку и утром 30 мая (11 июня) при тихом ветре с берега «Байкал» вышел из Авачинской губы и направился к восточному берегу Сахалина.

Так начались выдающиеся исследования дальневосточных земель, проведенных в 1849–1855 гг. Амурской экспедицией под руководством и при активном личном участии Григория Ивановича Невельского и его командою офицеров, матросов, казаков и солдат на Дальнем Востоке, во многом способствовавшие закреплению за Россией Приамурского и Приморского (к востоку от р. Уссури до побережья Японского моря) краев и острова Сахалина Много пришлось пережить Геннадию Ивановичу Невельскому — и грозящее разжалование в рядовые за самовольные действия, и нападки ряда высоких чиновников, и кончину маленькой дочери-дальневосточницы, но он устоял, не изменил своему стремлению быть полезным родине и российским людям.

В завершение рассказа о начале исследовательской деятельности Геннадия Ивановича Невельского приведем слова Антона Павловича Чехова о Невельском и его жене Екатерине Ивановне; «Это был энергичный, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно. Один из знавших его пишет: «более честного человека мне не случалось встречать». На восточном побережье и на Сахалине он сделал себе блестящую карьеру в какие-нибудь пять лет, но потерял дочь, которая умерла от голода, состарился, состарилась и потеряла здоровье его жена — «молоденькая, хорошенькая и приветливая женщина», переносившая все лишения геройски» [36, с. 11].

Теперь расскажем о плавании «круг света» других российских кораблей, сопровождавшихся участием в событиях на Дальнем Востоке в середине XIX в.

20 сентября (2 октября) 1852 г. вышел из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский с различными грузами военный транспорт «Двина» длиной 120 футов (36, 6 м), водоизмещением 640 тонн, вооружение — 10 пушек под командой капитан-лейтенанта Петра Николаевича Бессарабского, уже знакомого с особенностями кругосветных плаваний (он плавал вокруг света мичманом на транспорте «Або»).

Транспорт заходил в Копенгаген, Хельсингёр и 24 октября (5 ноября) пришел в Портсмут, где из-за противных ветров простоял более дух месяцев. Вышел транспорт в море уже в январе 1853 г. Далее транспорт заходил в порт Прайа (острова Зеленого Мыса) и в Саймонс-бей (около мыса Доброй Надежды). На переходе от берегов Африки до Тасмании судно попало в жестокий шторм. В австралийский Порт-Джексон (Сидней) транспорт пришел лишь 15 (27) июня.

На пути из Сиднея в Петропавловске 5 (17) августа с борта транспорта была усмотрена и определена группа из 16 островов, названных в честь великого князя Константина Южная оконечность группы была названа берегом Беллинсгаузена, но осмотреть ее из-за штормовой погоды не удалось. Это был атолл Лаэ (Маршалловы острова). Считается, что это открытие было последним из сделанных русскими парусными кораблями в тропической части Тихого океана.

27 августа (8 сентября) 1853 г. транспорт прибыл в Петропавловск, где стал на зимовку. На следующий год транспорт 13 (25) мая 1854 г. вышел из Петропавловска и направился в порт Аян на побережье Охотского моря для приемки запасов для Петропавловского порта.

Затем на транспортах «Двина» и «Иртыш» из залива Де-Касгри был перевезен в Петропавловск десант из 350 человек под командой помощника губернатора Камчатки и командира 47-го флотского экипажа капитана 2-го ранга Арбузова.

Там транспорт принимал участие в отражении атак англо-французской эскадры в составе трех фрегатов, пароходофрегата, корвета и брига (всего 218 орудий, 2600 человек экипажей и десантных войск). Оборону города осуществляли общей численностью 920 бойцов (гарнизон, команды обоих судов и добровольцы из местных жителей, а также фрегат «Аврора» и военный транспорт «Двина»). Всего оборонявшиеся имели 76 орудий (из них 27 на кораблях, остальные корабельные орудия были сняты и использованы на береговых батареях). Обороной города и порта руководил камчатский военный губернатор генерал-майор B. C. Завойко.

Во время этих боев 18–24 августа 1854 г. команда транспорта проявила большое мужество и стойкость, огнем из корабельных орудий участвовала в отражении двух десантов англо-французов, которые вынуждены были с большими потерями возвратиться на корабли, покинувшие затем Авачинскую бухту.

С 5 (17) апреля 1855 г. транспорт «Двина» участвовал в эвакуации из Петропавловска бойцов гарнизона и их семей в Залив Де-Кастри, а затем прошел в устье Амура и зимовал в Николаевском посту (будущий г. Николаевск-на-Амуре).

Оттуда транспорт под командой капитан- лейтенанта И. И. Бутакова вышел 13 (25) октября 1856 г. к мысу Горн и через Атлантику прошел в Балтику и 15 (27) сентября 1857 г. прибыл в Кронштадт.

Теперь расскажем о полукругосветном плавании знаменитого благодаря очеркам участника этого путешествия выдающегося писателя Ивана Александровича Гончарова 52-пушечного фрегата «Паллада». Он был построен в 1832 г. на Охтинской верфи в Петербурге корабельным мастером В. Ф. Стоке. Его водоизмещение 2090 тонн, длина 52,8 м, ширина 13,6 м, осадка 6,1 м, экипаж 426 моряков. Его первым командиром был тогда еще капитан-лейтенант П. С. Нахимов.

Корабль под командой капитан-лейтенанта Ивана Семеновича Унковского вышел из Кронштадта для следования в Японию 7 (19) октября 1852 г. В плавание ушли 486 моряков экипажа, а также штаба начальника экспедиции вице-адмирала Е. В. Путятина. 12 (24) октября при входе в Зунд (теперь Эресунн, пролив между о. Зеландия и побережьем Скандинавского полуострова) без лоцмана фрегат коснулся мели, но вскоре с нее снялся. Датский пароход отбуксировал «Палладу» в Копенгаген, где она простояла до 17 (29) октября. Оттуда фрегат отправился в Англию и 30 октября (11 ноября) стал на якорь в Портсмуте.

На следующий день на фрегат прибыл вице-адмирал Ефим Васильевич Путятин, начальник экспедиции на «Палладе», следовавший в Японию с дипломатическим поручением. Он не был новичком в океанских плаваниях, Еще в 1822–1825 гг., будучи мичманом, он совершил кругосветное плавание на фрегате «Крейсер», которым командовал знаменитый мореход, тогда еще капитан 2-го ранга M. П. Лазарев. В 1833 г. он по поручению тогда еще вице-адмирала М. П. Лазарева производил опись Дарданелл Столоначальник департамента внешней торговли коллежский асессор Иван Гончаров плавал на фрегате «Паллада» в качестве секретаря вице-адмирала Е. В. Путятина.

Перед отправлением в плавание на «Палладе» друг Гончарова поэт В. Г. Венедиктов написал ему поэтическое послание, в котором, в частности, было сказано:

В Портсмуте фрегат был поставлен в док и на нем были проведены солидные ремонтные работы. В Англии вице-адмирал Е. В. Путятин приобрел железную винтовую шхуну «Восток» (мощность паровой машины 40 ас (30 кВт), водоизмещение 210 тонн). Командиром «Востока» назначили капитан-лейтенанта Воина Андреевича Римского-Корсакова. Шхуна «Восток» сразу же была включена в состав экспедиции Е.В Путятина.

Предполагая пройти на Дальний Восток вокруг мыса Доброй Надежды через Индийский океан, воспользовавшись юго-западным муссоном, Путятин послал бывшему в то время на Дальнем Востоке корвету «Оливуца» и судну РАК «Князь Меншиков» приказание идти для встречи с ним к островам Бонин-Сима в Тихом океане.

6 (18) января 1853 г. «Паллада» и «Восток» вышли из Портсмута, но уже в первую ночь разлучились. Соединились они в проливе Ла-Манш только через 5 дней. К вечеру море стихло, и фрегат взял шхуну на буксир. «При тихом ветре фрегат, буксируя шхуну, имел от 4 с половиной до 6 узлов, а на другой день…фрегат, лежа в бейдевинд на левый галс [т. е. когда угол между диаметральной плоскостью судна и направлением ветра составлял менее 90°], имел ходу от 6 с половиной до 8 узлов» [1, с 210]. Однако к вечеру волнение усилилось и пришлось отдать буксиры. Скорость фрегата увеличилась до 11 узлов, а шхуна отстала. Местом встречи был назначен о. Мадейра.

18 (30) января фрегат «Паллада», не становясь на якорь, запасся у о. Мадейра провизией и пресной водой. «Востоку» было оставлено предписание идти к мысу Доброй Надежды. А сам фрегат пошел в порт Прайа (острова Зеленого Мыса). Там были пополнены запасы провизии и проведена обтяжка такелажа.

С 24 марта (5 апреля) по 12 (24) апреля фрегат простоял в Саймонс-бее (около мыса Доброй Надежды). 1 (13) апреля туда пришла шхуна «Восток». Оттуда «Восток» направился прямо в Гонконг, а «Паллада», зайдя по пути в порт Аньер-Кидул и Сингапур, 13 (25) июля прибыла в Гонконг.

В Индийском океане «Палладе» пришлось пройти через ряд серьезных штормов. И А Гончаров оставил нам описание нескольких из них: «Рев ветра долетал до общей каюты, размахи судна были все больше и больше. Шторм был классический, по всей форме…Часов в десять вечера жестоко поддало, вал хлынул и разлился по всем палубам, на которых и без того много скопилось дождевой воды. Она потоками устремлялась в люки, которых не закрывали для воздуха [для вентиляции внутренних помещений. — Авт.]. Целые каскады начали хлестать в каюту, на стол, на скамьи, на пол, на нас, не исключая и моего места, и меня самого. Все поджали ноги или разбежались куда кто мог. Младший и самый веселый из наших спутников, Зеленый, вскочил на скамью и, с неизменным хохотом, ухватив где-то из угла кота, бросил его под каскады…

По трапам еще стремились потоки, но у меня ноги уж были по колено в воде — нечего разбирать, как бы посуше пройти. Мы выбрались наверх: темнота ужасная, вой ветра еще ужаснее; не видно было, куда ступить. Вдруг молния. Она осветила, кроме моря, еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтобы держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтобы не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй, на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не видно… Она [молния] сверкала часто и так близко, как будто касалась мачт и парусов» [37, с 250,251].

Именно в Индийском океане моряки «Паллады» встретили такое явление как водяной смерч. Вот рассказ о нем И А Гончарова; «Однажды я, в изнеможении, сел в капитанской каюте на диван и нечаянно заснул. Слышу крик, просыпаюсь — светло. Спрашиваю, который час шестой, говорят. «Зарядить пушку ядром!» — кричит вахтенный. «Что это, кого там?» — подумал я. В это время пришли с вахты сказать, что виден пароход не пароход, а бог знает что. Я бросился наверх, вскочил на пушку, смотрю: близко, в полуверсте мчится на нас в самом деле бог знает что: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из облака, тянется к нему какая-то темная узкая полоса, будто рукав; все ближе, ближе «Готова ли пушка?» — закричал вахтенный. «Готова!» — отвечали снизу. Но явление начало бледнеть, разлагаться и вскоре, саженях в 150 от нас [320 м] пропало без всякого следа. Известно, что смерчи, или водяные столпы, разбивают ядрами с кораблей, иначе они, налетев на судно, могут сломать рангоут или изорвать паруса. От ядра они разлетаются и разрешаются обильным дождем. Мы еще видели после раза два такие явления, но они близко не подходили к нам» [37, с 253,254].

Из Гонконга «Паллада» с «Востоком» отправились на острова Бонин-Сима к месту встречи с корветом «Оливуца» и судном РАК «Князь Меншиков». Тут «Паллада» вновь попала в сильнейший шторм, и старый фрегат поучил сильные повреждения. И опять ИА Гончаров красочно описал это опасное происшествие: «Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым, и на этот счет были довольно покойны. Качка была ужасная. Вещи, которые крепко привязаны были к стенам и к полу, отрывались и неслись в противоположную сторону, оттуда назад… Окна в каюте были отворены настежь, и море было перед моими глазами во всей своей дикой красе. Только в одни эти окна или порты, по-морскому, и не достигала вода, потому что они были высоко; везде же в прочих местах полупортики были задраены наглухо деревянными заставками, иначе стекла летят вдребезги и при крене вал за валом вторгается в судно. В кают-компании, в батарейной палубе вода лилась ручьями и едва успевала стекать в трюм. Везде мокро, мрачно, нет убежища нигде, кроме этой верхней каюты. Но и тут надо было, наконец, закрыть окна: ветер бросал верхушки волн на мебель, на пол, на стены. Вечером буря разыгралась так, что нельзя было расслышать, гудит ли ветер или гремит гром. Вдруг сделалась какая-то суматоха, послышалась ускоренная команда, лейтенант Савич гремел в рупор над ревом бури.

— Что такое? — спросил я кого-то.

— Фок разорвало, — говорят.

Спустя полчаса трисель вырвало. Наконец разорвало пополам и фор-марсель. Дело становилось серьезное; но самое серьезное было еще впереди. Паруса кое-как заменили другими. Часов в семь вечера вдруг на лицах командиров явилась особенная заботливость — и было от чего. Ванты ослабели, бензеля поползли, и грот-мачта зашаталась, грозя рухнуть.

Знаете ли вы, что такое грот-мачта и что ведет за собой ее падение? Грот-мачта — это бревно, фут во сто длина и до 800 пуд весом [длина до 30 м и весом до 12,8 тонны], которое держится протянутыми с вершины ее к сеткам толстыми смолеными канатами, или вантами. Представьте себе, что какая-нибудь башня, у подножия которой вы живете, грозит рухнуть; положим даже, вы знаете, в которую сторону она упадет, вы, конечно, уйдете за версту; а здесь, на корабле!»

Ожидание было томительное, чувство тоски невыразимое. Конечно, всякий представлял, как она упадет, как положит судно набок, прошибет сетки (то есть край корабля), как хлынут волны на палубу: удастся ли обрубить скоро подветренные ванты, чтобы вдруг избавить судно от напора тяжести на один бок. Иначе оно, черпнув глубоко бортом, может быть, уже не встанет более…

У всякого в голове, конечно, шевелились эти мысли, но никто не говорил об этом и некогда было: надо было действовать — и действовали. Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие! Савичу точно праздник: выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, он летал всюду, где ветер оставлял по себе какой-нибудь разрушительный след.

Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря на то что уж наступила ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее. На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтобы новый крепкий ветер не застал врасплох» [37, с. 308, 309].

Итак, на островах Бонин-Сима собрался весь отряд вице-адмирала Путянина из четырех судов. Во время стоянки у этих островов Путятин на корвете «Оливуца» впервые описал третью группу островов Бонин-Сима (по-видимому, острова Хахадзима), дав возможность молодым офицерам кораблей отряда поупражняться в производстве морской описи.

И при подходе к островам морякам «Паллады» пришлось пережить немало тяжелых часов перед входом на закрытый рейд. В сумерках было трудно пройти узкий проход в каменной гряде. Фрегату пришлось простоять ночь у каменной гряды на якоре. И. А. Гончаров вспоминал позже об этом эпизоде плавания: «На другой день, около полудня, ветер стал стихать: начали сниматься с якоря — и только что второй якорь «встал» (со дна) и поставлены были марселя (паруса), как раздался крик вахтенного: «Дрейфует!» (тащит). «Отдать якорь!» — вслед за тем немедленно раздалась команда.

Все это, то есть команда и отдача якорей, уборка парусов, продолжалось несколько минут, но фрегат успело «подрейфовать», силой ветра и течения, версты на полторы ближе к рифам А ветер опять задул крепче. Отдан был другой якорь (их всех четыре на больших военных судах) — и мы стали в виду каменной гряды. До нас достигал шум перекатывающих бурунов.

Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг с другом Да и нечего говорить, разве только спрашивать: «выдержат ли якорные цепи и канаты напор ветра или нет?» Вопрос, похожий на гоголевский вопрос «доедет или не доедет колесо до Казани?» Но для нас он был и гамлетовским вопросом: быть или не быть? — Чуть ветер тише — ну, надежда: выдержит; а заревел и натянул канаты — сомнение и злоба. А фрегат так и возит взад и вперед, насколько позволяют канаты обоих якорей — и вот-вот, немножко еще — трах… и…» [38, с 430, 431]. На этот раз все окончилось благополучно, и фрегат по узкому проходу в рифах прошел на закрытый рейд.

4 (16) августа весь отряд кораблей вышел в Нагасаки. Интересно, что и на этом переходе чисто парусный фрегат «Паллада» почти все время вел на буксире парусно-винтовую шхуну «Восток». Через 6 суток отряд пришел в Нагасаки, и Путятин начал переговоры с японскими представителями о разрешении проведения взаимной торговли Японии и России.

Во время переговоров 14 (26) августа скончался сёгун (высший князь — фактический правитель Японии). Переговоры на время замедлились и как бы затем временно прекратились. И на Нагасакском рейде корабли отряда подверглись воздействию жестоких штормов. «2 (14) сентября, ночью, часа в два, — вспоминал И. А. Гончаров, — задул жесточайший ветер: порывы с гор, из ущелий, были страшные. В три часа ночи, несмотря на луну, ничего не стало видно, только блистала неяркая молния, но без грома, или его не слыхать было за ветром.

Трудно, живучи на берегу, представить себе такой ветер! Гул от него, шум снастей, командный крик — просто ад! Я в свое окошечко видел блуждающий свет фонарей, слышал, точно подземный грохот, стук травимой цепи и глухое, тяжелое падение другого якоря. Рассвело. Я вышел на палубу; жарко; дышать густым, влажным и теплым воздухом было тяжело до тоски. Я перешел в капитанскую каюту, сел там на окно и смотрел на море: оно напоминало выдержанный нами в китайском море ураган. Отдали третий якорь. Весь рейд был как один огромный водоворот. Вода крутилась и кипела, ветер с воем мчал ее в виде пыли, сек волны, которые, как стадо преследуемых животных, метались на прибрежные каменья, потом на берег, затопляя на мгновение хижины, батареи, плетни и палисады. Японские лодки прятались под берегом, качались, как скорлупки» [38, с 33].

11 (23) ноября отряд русских кораблей направился в Шанхай, чтобы пополнить запасы провизии. На этом переходе были обнаружены три надводных камня высотой от 40 до 60 футов (от 12 до 18 м), не обозначенные на картах(32°14′39″ с.ш. и 128°08′21″ в. д.). Все суда отряда стали на якорь у о. Садл, а Путятин на «Востоке» прошел в Шанхай, где шхуна стала в док для очистки подводной части корпуса.

Отряд возвратился в Нагасаки лишь 22 декабря (3 января) и переговоры возобновились. 24 января (5 февраля) 1854 г. отряд Путятина вышел из Нагасаки в Манилу, куда прибыл 16 (28) февраля. 23 февраля (7 марта) пришла в Манилу и шхуна «Восток», задержавшаяся у островов Бородино для их описи. В это время уже шла война с Турцией и крайне обострились отношения с Францией и Англией. Именно поэтому весь отряд Путятина 27 февраля (11 марта) отправился в Татарский пролив, плавание по которому к этому времени русские моряки уже освоили, а в Англии и Франции о его судоходности не было известно. Транспорт «Князь Меншиков» был послан в Шанхай за почтой, с тем, чтобы присоединиться к отряду у о. Гамильтон (вблизи Корейского полуострова). Шхуна «Восток» была послана к островам Рюкю для сбора сведений о действиях в Японии американского отряда кораблей под начальством командора Перри, который принудил японцев к открытию торговли с США. Корвет «Оливуца» Путятин направил прямо в Татарский пролив, а затем на Камчатку.

Соединившись у о. Гамильтон, «Паллада», «Князь Меншиков» и «Восток» в третий раз возвратились в Нагасаки и там простояли с 8 (20) апреля 6 дней. Шхуне «Восток» было поручено осмотреть острова Гото, а затем идти в Шанхай, чтобы узнать там новости из Европы, положение в которой из-за противоречий между Россией и Францией с Англией становилось все более напряженным При переходе в Татарский пролив офицеры «Паллады» произвели опись почти всего западного берега Японского моря от юго-восточной оконечности Кореи до пограничной реки Тумынь-Ула и дальше к северу по берегу материка, приблизительно от 35° до 42°31′ с. ш. При этом были описаны: открытая фрегатом бухта Посьет (названная в честь старшего офицера «Паллады» капитан-лейтенанта Константина Николаевича Посьета), острова Римского-Корсакова в заливе Петра Великого (названные так в честь командира шхуны «Восток») и залив Ольги.

17 (29) мая при входе в Татарский пролив встретили возвращающуюся из Шанхая шхуну «Восток». Римский-Корсаков доставил сообщение о начале войны: Франция объявила войну России, и приказ всем русским судам соединиться в заливе Де-Касгри.

22 мая (3 июня) «Паллада» пришла в Императорскую (теперь Советскую) гавань, где застала судно «Князь Меншиков»; корвет «Оливуца» уже ушел на Камчатку. Специальная комиссия осмотрела фрегат «Паллада» и нашла, что судно требует капитального ремонта.

Адмирал Путятин перенес свой флаг на присланный из Кронштадта фрегат «Диана», а «Палладу» решено было перевести на зимовку в р. Амур, что однако из-за мелководья не удалось. С судна была сняты все пушки и припасы и оно было оставлено в Императорской гавани с одним офицером — командиром организованного там Консгантиновского поста подпоручиком Кузнецовым и 14 матросами и солдатами.

В конце 1855 г. камчатский губернатор контр-адмирал B. C. Завойко, оставленный начальником Амурского края (Г. И. Невельской в это время был уже частным лицом, отставлен от руководства войсками и Амурской экспедицией и собирался ехать на Запад), послал мичмана Разградского в Императорскую гавань на собачьих упряжках. Он прибыл туда 17 (29) января 1856 г. и там, по полученному им распоряжению Завойко, взорвал и потопил корпус фрегата «Паллада», чтобы он не достался врагам (хотя французские и английские моряки в то время и не догадывались о местонахождении Императорской гавани). По словам категорического противника уничтожения славного фрегата Г. И. Невельского, «эта гавань так замаскирована берегом, что надобно знать очень хорошо её положение, чтобы войти в нее. На всех картах того времени весь берег Татарского пролива показан прямым и скалистым» [35, с 338].

На берегу бухты Постовой, в которой затопили фрегат «Паллада», моряками Тихоокеанского флота в 1963 г. поставлен памятник в виде колонны с земным шаром наверху, на котором помещен метровый бронзовый макет фрегата «Паллада». На постаменте высечены слова; «В знак памяти и глубокого уважения к экипажу фрегата «Паллада»». У подножия памятника — обломок шпангоута, медная пластина от обшивки корпуса и якорь с фрегата (эти детали подняты со дна бухты).

Трехмачтовый парусный фрегат «Аврора», длина 159 футов (48,5 м), ширина 42 фута (12,6 м), осадка около 13 футов (около 4 м), водоизмещение 1940 тонн, вооружение 34 24-фунтовых пушек и 24 24-фунтовых карронад, экипаж 300 моряков, в том числе 18 офицеров, построен в 1835 г. на Охтинской верфи в Петербурге подполковником корпуса корабельных инженеров И. А. Амосовым.

Фрегат под командой капитан-лейтенанта Ивана Николаевича Изыльметьева, назначенный для крейсерства в Охотском море, вышел из Кронштадта 21 августа (2 сентября) 1853 г. 27 августа (8 сентября), проходя мимо шведского местечка Треллеборг, фрегат коснулся мели, но уже через два дня был снят с нее двумя шведскими военными пароходами и 30 августа (11 сентября) стал на якорь в Копенгагене. 3 (15) сентября «Аврора» перешла в Хельсингёр, а на следующий день была выведена в море датским буксирным пароходом вместе с корветом «Наварин».

«Наварин» под командой капитан-лейтенанта Истомина также направлялся в Охотское море, но после воздействия штормов в Северном море оказался непригодным к дальнейшему океанскому плаванию и был продан в Голландии.

В ночь на 15 (27) сентяря в Северном море «Аврора» испытала жестокий шторм, во время которого поломало 10-весельные катера и фрегату были нанесены тяжелейшие повреждения, вынудившие его зайти в норвежский порт Кристиансанд. С 3 (15) октября по 25 ноября (7 декабря) фрегат «Аврора» исправлял полученные в шторм повреждения в Портсмуте. Затем фрегат прошел в Рио-де-Жанейро, обошел мыс Горн и 3 (15) апреля прибыл в Кальяо (Перу). Там в это время стояли английские и французские фрегаты под флагами контр-адмиралов Прайса и де Пуанта. В это время все ожидали начала войны Англии и Франции с Россией, и поэтому английский адмирал Прайс предложил французскому не выпускать «Аврору» с рейда, но де Пуант на это не согласился.

14 (26) апреля «Аврора» вышла из Кальяо и 19 июня (1 июля) прибыла в Петропавловск Этот самый длительный переход под парусами был совершен за рекордно короткий по тем временами срок — за 66 дней. Но сам последний переход был крайне тяжелым Как только фрегат вышел из тропиков, он попал в полосу жестоких ветров с непрерывными шквалами, и корабль часто черпал бортами.

Во время кругосветного плавания на «Авроре» было много заболеваний. Первые признаки цинги появились еще в Рио-де-Жанейро, у мыса Горн появилась дизентерия. В Кальяо большую часть больных на время стоянки свезли на берег для интенсивного лечения, и все же на переходе из Кальяо в Петропавловск умерло 13 человек По приходе в Петропавловск с фрегата было свезено в госпиталь 196 моряков, из них 19 человек умерло. Как видим, заболевания цингой и дизентерией ряда моряков в этот раз заканчивались кончиной больных. Заболел и сам Изыльметьев и 12 (24) июля был вынужден сдать командование фрегатом старшему офицеру капитан-лейтенанту Михаилу Петровичу Тиролю. Были проведены специальные обследования санитарного состояния на корабле. Они показали, что «гигиенические условия, как оказалось, были на фрегате соблюдены вполне». Правда, необходимо учитывать, что в то время бороться эффективно с дизентерией еще не могли.

8 (20) августа фрегат должен был выйти из Петропавловска для крейсерства в Охотском море, однако в этот день к Петропавловску подошла англо-французская эскадра в составе трех больших и одного малого фрегата, брига и большого пароходофрегата. Эскадра начала блокаду Петропавловска. 20 и 24 августа (1 и 5 сентября) она дважды безуспешно пыталась высадить десант и захватить Петропавловск.

Большая часть команды «Авроры» во главе с офицерами, а также все пушки ее правого борта и пушки «Двины» были свезены на берег. Оставшиеся на «Авроре» пушки левого борта также вели стрельбу по английским и французским кораблям

При нападении был убит английский адмирал Прайс. 27 августа (8 сентября) англо-французская эскадра ушла, потеряв 450 человек (у русских было 32 убитых и 64 раненых). Во время отражения атак «Аврора» получила некоторые повреждения.

Впоследствии вице-адмирал С. О. Макаров особо отметил качество ведения метеорологических наблюдений на «Авроре»: «Я позволю себе привести один главнейший пример — это фрегат «Аврора», под командою Изыльметьева. Метеорологический журнал этого фрегата веден был с замечательной подробностью. От самого Кронштадта и до Петропавловска наблюдения метеорологические производились ежечасно, журнал столь же добросовестно велся и далее — в Петропавловске, и это не помешало экипажу фрегата «Аврора» проявить замечательное самоотвержение и мужество при обороне этого порта. В метеорологическом журнале этого фрегата за 1854 г. по этому случаю есть замечательно красноречивая запись, что с 20 августа по 1 сентября (ст. ст.) метеорологических наблюдений не производили по случаю военных действий. Но как только военные действия окончились, на фрегате вновь принялись за свои правдивые метеорологические записи» [1, с 213].

Генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, он же главнокомандующий всеми вооруженными силами России на Дальнем Востоке, получив в начале 1855 г. известие из Петербурга о готовившемся новом нападении на Петропавловск и намерении уничтожить все русские корабли в Тихом океане при помощи собранных для этого больших неприятельских сил, а также сообщение от губернатора Камчатки контр-адмирала Завойко о недостатке продовольствия в Петропавловске, не ожидая приказания из Петербурга, послал своего адъютанта есаула Мартынова курьером на Камчатку с приказанием губернатору Камчатки эвакуировать Петропавловский порт, погрузить все казенное имущество, войска и семейства военных и служащих на зимовавшие там суда и с ними отправиться в устье Амура.

5 (17) апреля 1855 г. «Аврора» вместе с корветом «Оливуца», транспортами «Двина» и «Байкал» и ботом «№ 1» вышла из Петропавловска в устье Амура и доставила туда весь гарнизон Петропавловска, все семьи петропавловских моряков и служащих, все портовые запасы материальных средств. Эвакуация порта была проведена камчатским губернатором контр-адмиралом Завойко блестяще. К 5 (17) мая все суда этого отряда собрались в заливе Де-Кастри. Через три дня, после того как туман рассеялся, моряки отряда увидели три английских корабля, идущих к заливу. Корвет «Оливуца» был обстрелян.

С 19 по 24 мая (31 мая по 5 июня) все суда отряда подошли к мысу Лазарева, на котором была установлена русская батарея. 22 июня (4 июля) эта батарея была снята, и все суда направились в Амур. Там фрегат «Аврора» оставался до окончания войны. После заключения мира корабль под командой капитана 2-го ранга М. П. Тироля вышел из залива Де-Касгри 17 (29) октября 1856 г., через Зондский пролив прошел в Индийский океан к мысу Доброй Надежды и 11 (23) июня 1857 г. пришел в Кронштадт. В 1864 г. фрегат был исключен из списков флота.

И в завершение расскажем о трагической судьбе фрегата «Диана» и его гибели от природной катастрофы у берегов Японии.

52-пушечный фрегат «Диана» был построен в мае 1852 г. в Архангельске полковником корпуса корабельных инженеров Ф. Т. Загуляевым. Длина корабля 190 фут (58,2 м), ширина 44,6 фут (13,6 м), экипаж в период плавания Кронштадт — Дальний Восток — 397 моряков.

Фрегат «Диана» под командой капитан-лейтенанта Степана Степановича Лесовского был послан на Дальний Восток по просьбе вице-адмирала Путятина на смену фрегату «Паллада», оказавшемуся непригодным для продолжения плавания с русской дипломатической миссией для налаживания торговых отношений с Японией.

4 (16) октября 1853 г. фрегат «Диана» на буксире парохода «Отважный» вышел из Кронштадта. В Финском заливе и Балтийском море корабли встретила неблагоприятная погода. Поэтому «Диана» смогла следовать на буксире в Финском заливе лишь до башни Нерва и в южной части Балтийского моря от о. Борнгольм до Копенгагена. В Копенгагене фрегат простоял с 13 (25) октября неделю. До выхода в Северное море фрегат сопровождал пароход «Отважный».

С 14 (26) ноября фрегат 4 дня стоял на якоре у о. Гомера (Канарские острова), но на берег сход моряков фрегата был запрещен из-за опасения заноса на острова холеры. Фрегат зашел в Рио-де-Жанейро, затем обогнул мыс Горн и 22 февраля (6 марта) бросил якорь в Вальпараисо (Чили) Там был проведен необходимый ремонт, и 11 (23) марта фрегат вышел в море.

1 (13) мая Лесовский в Гонолулу от командира английского фрегата узнал, что командир фрегата «Аврора» намеривался выйти из Кальяо в середине мая и идти в Гонолулу. В связи с этим Лесовский, не зная о том, что «Аврора» из-за болезни команды прошла прямо в Петропавловск, 15 (27) мая вышел из Гонолулу навстречу «Авроре», для того чтобы в дальнейшем в целях большей безопасности продолжить плавание совместно.

После двухнедельного крейсерства Лесовский вернулся обратно и 29 мая из газет узнал тревожные новости, что Франция и Англия объявили России войну и что английская эскадра адмирала Прайса ищет отряд вице-адмирала Путятина и, наконец, что из Англии послан пароходофрегат с целью захватить «Диану».

Запасшись в Гонолулу продовольствием, Лесовский поспешил оставить Гавайские острова и 11 (23) июля 1854 г. соединился с отрядом вице-адмирала Путятина в заливе Де-Кастри.

В середине сентября вице-адмирал Путятин на «Диане» отправился в Японию для продолжения дипломатических переговоров. После захода в японские порты Хакодатэ и Осака 22 ноября (4 декабря) «Диана» стала на якорь в порту Симода.

Якорная стоянка в сравнительно открытом с моря порте Симода была не совсем спокойной, тем не менее с 8 (20) декабря переговоры с японцами начались. Но 11 (23) декабря в бухте почувствовались сейсмические волны, или «цунами» — следствие подводных землетрясений. В донесении вице-адмирала Путятина в подробностях изложен ход дальнейших трагических событий: «Около 10 часов утра, находясь в каюте, я почувствовал легкое содрогание, которое отозвалось еще ощутительнее в кают-компании. Спустя четверть часа после этого землетрясения вода близ города как будто закипела — усилившееся вдруг течение реки произвело на отмелых местах буруны и всплески. В то же самое время с моря вода пошла сильно на прибыль и, приняв грязный вид, заклокотала кругом острова Инубасири [высокая отдельная скала, между которой и берегом «Диана» стояла на якоре] и мысов; горизонт воды стал быстро подниматься… Гребные суда наши… немедленно были призваны к фрегату; вместе с этим вода пошла быстро на убыль и был отдан второй якорь. Вслед затем, но прежде нежели скорость убыли начала уменьшаться, пошла новая прибыль, отчего фрегат стало ворочать то в одну, то в другую сторону, на несколько румбов [румб — это угол, равный 11°], а когда сила прибыли взяла верх, фрегат в несколько секунд сделал полный оборот. С этого времени прилив и отлив быстро сменялись, горизонт воды беспрерывно то поднимался, то опускался, и между берегом и островом образовался совершенный водоворот… о быстроте этих движений можно судить по тому, что в начале своего кружения фрегат в продолжение 30 минут сделал 42 полных оборота., стоявшие в бухте джонки несло по всем направлениям Одно из этих судов село на наши канаты… и до того увеличивало напор течения на цепи, пока не разворотило ему корму. Тогда сняли с него двух японцев, и джонка, отнесенная от фрегата, вскоре потонула При отдаче после этого третьего якоря навалила на правую скулу другая джонка..»

«Для города Симоды второй вал прилива был самый пагубный. Поднявшись сажени на три выше обыкновенного уровня, море покрыло все селение, несколько минут виднелись одни крыши кумирен. Последовавший за этим отлив наполнил бухту частями домов, джонок, целыми крышами, домашнею утварью, человеческими трупами и спасавшимися на обломках людьми; все это неслось из города в мутном потоке, с неимоверной быстротою… Около этого времени над городской долиной показался дым и по воздуху распространился серный запах. За этим вторым валом последовало еще четыре, смывшие существование города Симоды».

«Прилив и отлив сменялись с такою быстротою, что в продолжение полуминуты глубина изменялась более чем на сажень; лотовые едва успевали выкликать число футов, и наибольшая разность в уровнях малой и высокой воды доходила до 5 сажен».

«В 12-м часу фрегат вертелся уже медленнее, но с каждым новым приливом его тащило к северному отмелому берегу… Готовясь на все возможное, приказано было перекрепить орудия, но команда не успела окончить этого действия, как фрегат начало кренить на левую сторону, и наклонение сделалось вскоре столь опасным, что велено было просвистать: «всех наверх». Казалось, фрегат опрокидывается…фрегат лежал на боку и скрипел во всех частях. Это продолжалось, казалось, около минуты… С новым приливом фрегат начал подниматься…»

«Эти колебания моря продолжались до 4 ч. пополудни..»

«Таким образом, при ясном небе и маловетрии, на якорях, одними лишь ужасными колебаниями моря, фрегат приведен был в крайне гибельное состояние…» [1, с 214,215].

О разрушении корабельных конструкций свидетельствовало то, что среди обломков фрегата, выброшенных на берег, нашли 80 футов (24 м) киля и 90 футов (27 м) фальшкиля. Руль сорвало, и он был потерян. Вода в трюме прибывала до 18 дюймов (46 см) в час Путятин отправил офицеров искать более спокойную бухту для стоянки корабля. Посланные выбрали найденную в 15 милях от Симоды закрытую от всех ветров бухту Хеда.

Пока на фрегате проводились некоторые исправления, чтобы обеспечить переход до бухты Хеда, Путятин с 14 (26) декабря возобновил переговоры с японцами.

2 (14) января 1855 г., исправив кое-какие повреждения и установив временный руль, фрегат вышел из бухты Симода. К ночи ветер стал свежеть. Временный руль сорвало, и фрегат в темноте вынужден был стать вблизи берега на два якоря, а потом отдал и третий якорь. На рассвете выяснилось, что фрегат стоит на якорях в кабельтове (183 м) от песчаного прибрежья, по которому ходил сильный бурун. Ветер продолжал свежеть, и течь увеличилась до 40 дюймов (102 см) в час. Фрегат несмотря на непрерывную работу помп медленно погружался. С большой опасностью часть команды на шлюпках была перевезена через буруны на берег.

7 (19) января вода подступила под самый кубрик, но так как пушки и часть провизии были свезены на берег еще в Симоде, фрегат тонул медленнее, чем ожидали. Ветер и зыбь начали стихать, и Путятин решил отбуксировать корабль в порт Хеда и поставить там на мель.

Об обстоятельствах гибели фрегата он сообщил следующее: «7 января, поутру, японцы действительно собрали до 100 лодок и при сделавшемся штиле стали буксировать фрегат, в котором вода поднялась до одной трети высоты жилой палубы. В продолжение трех часов они отбуксировали фрегат миль на 5, так что я начал иметь надежду на успех. Вдруг, к крайнему нашему удивлению и без малейшего повода, мы увидели, что японские лодки спешат покинуть фрегат… вскоре объяснилась причина их удаления. Настигший нас минут через 10 шквал от S развел быстро сильное волнение, и мы, находясь на лодке, с трудом успели уйти под парусом в порт Эноро. Ветром фрегат поворотило обратно и понесло к прежнему месту: вскоре мы увидели его опрокинутым, с сильным буруном, разбивавшимся над его верхним боком., с рассветом мы не видали уже более его следов» [1, с 215].

После гибели «Дианы» Путятин отправил ее командира капитан-лейтенанта Лесовского с 8 офицерами и 150 матросами на американской шхуне «Каролина фут» в Петропавловск. Так как в это время Петропавловск был покинут русскими силами, то Лесовский вместе со своей командой на другой американской шхуне отправился в залив Де-Касгри, куда прибыл благополучно.

Другая партия моряков с «Дианы» — 284 моряка под начальством лейтенанта Мусина-Пушкина — отправилась к восточным берегам Сибири на бременском бриге «Грето». Эта партия 20 июня (2 июля) была перехвачена и взята в плен английским военным пароходом «Барракуда» у побережья Сахалина и отправлена в Англию.

После гибели «Дианы» вице-адмирал Путятин организовал постройку своими силами и средствами нового судна. На «Диане» было много чертежей различных кораблей от фрегата до бота, но все они погибли вместе с фрегатом К счастью, в вещах Путятина оказался журнал «Морской сборник» № 1 за 1849 г., в котором были помещены чертежи шхуны «Опыт». Прапорщик корпуса флотских штурманов Карандашев и мичман Колокольцев вычертили по этому «Морскому сборнику» рабочие чертежи. Одновременно приступили к заготовке материалов для постройки шхуны. Большая часть леса была вырублена в горах матросами «Дианы», которые научили помогавшим им японцам гнать смолу, прясть пеньку, свивать тросы, шить паруса и выполнять другие судостроительные работы. Через два с половиной месяца шхуна была готова и оказалась весьма хорошим судном

В конце апреля на этой шхуне, названной «Хэда», водоизмещением 106 тонн, длина 21,3 м, с командой из 4 офицеров, двух юнкеров и 40 матросов, Путятин вышел в море, обогнул с юга Японию и 10 (22) мая пришел в Петропавловск, где узнал об уходе русских судов и гарнизона. При выходе из пролива Лаперуза шхуна ночью сошлась с тремя неприятельскими кораблями, один из которых стал ее преследовать; поднявшийся ветер позволил шхуне уйти от погони. 8 (20) июня 1855 г. «Хэда» пришла в устье Амура.

Впоследствии император Александр II передал «Хеду» в дар японскому государству. Это был первый японский военный корабль европейского типа. По образцу «Хэды» японцы построили еще три подобные шхуны.

Любопытно, что память о русских моряках, передавших японцам знания и навыки в судостроительных работах, до сих пор чтут в поселке Хэда. На месте постройки шхуны в 1923 г. была поставлена каменная стела на деньги, собранные жителями. В июне 1969 г. там открылся музей, посвященный команде «Дианы», а в 1978 г. по инициативе общества «СССР — Япония» установлен памятник. В июне 1988 г. в Японии образован организационный комитет для поисков останков «Дианы» во главе с писателем К. Окинами, который провел подводную экспедицию у полуострова Идзу, в месте их возможного нахождения. К сожалению, пока эти останки не найдены, но сам факт их поисков является весьма отрадным.

ЛИТЕРАТУРА

Зубов Н. Н. Отечественные мореплаватели — исследователи морей и океанов. M. Гос. изд-во географ, лит-ры, 1954.

Истомин А. А. Правительственные экспедиции к берегам Америки во второй половине XVIII в. Экспедиции П. К. Креницына — М. Д. Левашова и И. И. Биллингса — Г. А. Сарычева // Сб. История Русской Америки. Т. 1. Гл. 6. M. Международные отношения, 1997.

Крузенштерн И. Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева». M.: Дрофа, 2007.

Купан B. C. Иван Федорович Крузенштерн и Юрий Федорович Лисянский // Сб. Русские мореплаватели. M.: Воениздат, 1953.

Болховитинов Н.Н. Н. П. Резанов и первое кругосветное плавание россиян (1893–1806) // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 3. M.: Международные отношения, 1999.

Головнин В. М. Сочинения. M.: Изд-во Главсевморпути, 1949.

Давыдов Ю. В. И перед взором твоим: опыт биографии моряка-мариниста. M.: Книга, 1989.

Дивин В. Д. Василий Михайлович Головнин // Сб. Русские мореплаватели. M.: Воениздат, 1953.

Корсунская Г. В. Курильская островная дуга: физико-географический очерк. M.: Гос. изд-во географ, лит-ры, 1958.

Алексеев А. И. Освоение русскими Дальнего Востока и Русской Америки M.: Наука, 1982.

Ципоруха М. И. Забытые исследователи русских морей. М.: Воениздат, 2005.

Гринев А. В. Русские колонии на Аляске на рубеже XIX в. // Сб. История Русской Америки. Т.11. Гл. 1.

Гринев А. В. Российские колонии на Аляске (1806–1818) // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 4.

Гибсон Дж. Р. (Йоркский университет, Канада) Пушная торговля на Тихоокеанском севере и отношения с бостонцами // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 5.

Лебедев Д. М., Есаков В. А. Русские географические открытия и исследования с древних времен до 1917 г. M.: Мысль, 1971.

Коцебу О. Е. Путешествие вокруг света. M.: Гос. изд-вo географ, лит-ры, 1948.

Добровольский А.Д Отто Евстафьевич Коцебу // Сб. Русские мореплаватели. М.: Воениздат, 1953.

Макаров С. О. Океанографические работы. М.: Географгиз, 1950.

Ленц Э. Х. Избранные труды. M.: Изд-во Академии наук СССР, 1950.

Истомин А. А. Основание крепости Росс в Колифорнии в 1812 г. и отношения с Испанией // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 6.

Болховитинов Н. Н. Русские на Гавайях // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 7.

Лисянский Ю. Ф. Выдержки из Путешествия вокруг света на корабле «Нева» в 1803–1806 годах // В книге Берга А. С. История великих русских географических открытий. М.: ЭКСМО, 2011.

Лазарев М. П. Документы. Т. 1. M.: Военмориздат, 1952.

Кук Дж. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света в 1772–1775 гг. M.: Географгиз, 1948.

Болотников Н. Я. Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и Михаил Петрович Лазарев // Сб. Русские мореплаватели. М.: Воениздат, 1953.

Беллинсгаузен Ф. Ф. Выдержки из Двукратных изысканий в Южном Ледовитом океане и плавания вокруг света в продолжении 1819, 1820 и 1821 годов, совершенных на шлюпах «Востоке» и «Мирном» //В книге Берга Л. С. История великих русских географических открытий.

Беллинсгаузен Ф. Ф. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в 1819,1820 и 1821 годах. M.: Географгиз, 1949.

Лазарев А. П. Плавание вокруг света военного шлюпа Благонамеренный. M.: Географгиз, 1950.

Петров А. Ю. Морские офицеры начинают управлять русскими колониями в Северной Америке (1818–1825) // Сб. История Русской Америки. Т. 11. Гл. 9.

Орлов Б. П. Федор Петрович Литке. Его жизнь и деятельность // Вступительная статья к книге Ф. П. Литке «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821–1824 годах». M.: ОГИЗ. Гос. изд-во географ, лит-ры, 1948.

Литке Ф. П. Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге «Новая Земля» в 1821–1824 годах. M.: ОГИЗ. Гос. изд-во географ, лит-ры, 1948.

Литке Ф. П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826–1829 гг. M.: Географгиз, 1948.

Кудрявцев-Скайф С., Федор Петрович Литке. // Сб. Русские мореплаватели. M.: Воениздат, 1953.

Берг Л. С. История великих русских географических открытий. M.: ЭКСМО, 2011.

Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849–1855. M.: ОГИЗ, Гос. изд-во географ, лит-ры, 1947.

Чехов А. П. Остров Сахалин // Чехов А. П. Собрание сочинений. Т. 11. M.: Изд-во художест. лит-ры, 1950.

Гончаров И. А. Фрегат «Паллада» // Собрание сочинений. Т. 2. M.: Художественная лит-ра, 1978.

Гончаров И. А. Фрегат «Паллада» // Собрание сочинений Т. 3, M.: Художественная лит-ра, 1978.

ИЛЛЮСТРАЦИИ