Волк из пепла и огня

ВОЛК ИЗ ПЕПЛА И ОГНЯ ГРЭМ МАКНИЛЛ

«Я был там, — говорил он до самого дня своей гибели, после которой разговаривал уже не столь часто. — Я был там в день, когда Хорус спас Императора».

Неповторимый момент — Император и Хорус вдвоем, плечом к плечу в глубине горящего, усыпанного пеплом мусорного мира. Они сражались в гуще боя едва ли не в последний раз, хотя только один из них знал об этом.

Отец и сын, спина к спине.

С клинками наголо, в окружении бессчетных врагов.

Одна из великолепных картин Крестового похода, запечатленных на холсте и бумаге еще до того, как воспоминания о тех временах стали внушать страх.

Мусорный мир Горро — вот где все случилось, глубоко в свалочном космосе Телонского предела. Империя зеленокожих, некогда владевшая звездами этого региона, горела, со всех сторон осаждаемая неисчислимыми армиями Империума. Империя чужаков была разбита, ее нечестивые миры-крепости полыхали, но недостаточно быстро.

Горро был ключом.

Мир дрейфовал по изменчивой орбите в далеком свете раздувшегося красного солнца, где безжалостное время и гравитация так и не сумели породить планет. Он был не странником, а захватчиком.

Его уничтожение стало приоритетной задачей Крестового похода.

Приказ поступил от самого Императора, и на призыв ответил его возлюбленный и самый блистательный сын.

Хорус Луперкаль, примарх Лунных Волков.

Горро не желал умирать.

Лунные Волки рассчитывали нанести ему стремительный удар в сердце, но их надежды растаяли, как только Шестьдесят третья экспедиция вышла на границу системы и увидела обороняющий ее мусорный флот.

Сотни судов были переброшены из сражения в Пределе, чтобы защитить цитадель-планетоид вожака. Существование огромных кораблей-трупов поддерживало пламя плазменных реакторов. Боевым скитальцам, сваренным из проржавевших обломков, вывезенных из небесных кладбищ, придала подобие жизни отвратительная технонекромантия.

Флот стоял на якоре вокруг колоссальной крепости, выдолбленной в астероиде — горной скале, закованной в броню из чугуна и льда. В толщу камня были ввинчены километровой длины двигательные катушки, его неровная поверхность бугрилась гигантскими батареями орбитальных гаубиц и минометов. Крепость неспешно приближалась к Лунным Волкам, пока бешеные своры мусорных кораблей неслись впереди, словно необузданные дикари, размахивающие дубинами. Вокс захлебывался лаем и воем статических помех, словно миллионы клыкастых пастей давали волю первобытным инстинктам.

Поле сражения превратилось в круговерть военных кораблей, лазерных лучей, параболических торпедных следов и полей разлетающихся обломков. Боевые столкновения в пустотных войнах обычно проходили на расстоянии в десятки тысяч километров, но сейчас противники оказались настолько близко друг к другу, что орки-мародеры ракетными сворами ринулись на абордаж.

Ядерные взрывы наводняли космическое пространство между флотами электромагнитными искажениями и фантомными отголосками, из-за которых реальность стало невозможно отличить от сенсорных призраков.

«Дух мщения» находился посреди самого яростного боя, его борта то и дело содрогались от выстрелов. От него дрейфовал скиталец, оплавившийся под градом концентрированных залпов, и извергал массы горящего топлива и дуги плазмы. Тысячи тел сыпались из вывороченных внутренностей, словно грибковые споры.

Бой не отличался утонченностью. Это было не состязание с помощью маневров и контрманевров, а драка. Победа должна была достаться тому флоту, который бьет сильнее и чаще.

И пока верх одерживали орки.

Остов «Духа мщения» стонал, словно живое существо, пока корабль маневрировал, куда быстрее, чем можно было ожидать от такого исполина. Его древний корпус дрожал от мощных ударов, палуба вибрировала от отдачи паливших в унисон бортовых батарей.

Между сражающимися флотами бесновалась буря из обломков, кружащихся в атомных вихрях, перестреливались атакующие эскадрильи, клубились облака горящего пара, но на флагмане Луперкаля сохранялась твердая дисциплина.

Колонны инфоэкранов и мигающие проводные гололиты освещали сводчатый стратегиум неровным подводным светом. Сотни голосов смертных передавали приказания капитана, пока машины зачитывали отчеты о повреждениях, пустотных силах и график ведения огня артиллерии, и их дребезжащая речь сливалась с бинарным кантом жрецов Механикум.

Хорошо обученная команда мостика выполняла боевые операции с безупречной красотой, и если бы не Эзекиль Абаддон, который, словно волк в клетке, мерил шагами палубу, Сеянус смог бы оценить ее по достоинству.

Первый капитан ударил кулаком по медному краю гололитического табло, отображавшего сферу боевого столкновения. Нечеткие мерцающие векторы угрозы полыхнули статикой, но мрачная картина вокруг «Духа мщения» не изменилась.

Зеленокожие значительно превосходили Лунных Волков как численностью, так и — вопреки логике и здравому смыслу — тактической изобретательностью их командира.

Это раздражало, и гнев Эзекиля ничуть не помогал.

Смертные, на чьи лица отбрасывало свет табло, оглянулись на неожиданный звук, но тут же отвели глаза, когда первый капитан уставился на них тяжелым взглядом.

— Правда, Эзекиль? — спросил Сеянус. — Это твое решение?

Эзекиль пожал плечами, из-за чего пластины брони заскрежетали друг о друга, а черный хвост, в который были собраны волосы у него на макушке, задрожал, словно шаманский фетиш. У Эзекиля была привычка нависать над собеседником, и он надвинулся на Сеянуса, как будто всерьез надеясь таким образом запугать его. Это выглядело смешно, ведь Эзекиль возвышался над Сеянусом только благодаря своей прическе.

— Полагаю, Гастур, ты знаешь более надежный способ обратить чаши весов? — спросил Эзекиль, оглянувшись через плечо и стараясь говорить вполголоса.

Бледные, цвета слоновой кости, доспехи Эзекиля мерцали в освещении стратегиума. Едва видимые знаки принадлежности к банде золотом и тусклым серебром проступали на тех пластинах, которые не были заменены ремесленниками. Сеянус вздохнул. Прошло почти двести лет с тех пор, как они покинули Хтонию, а Эзекиль до сих пор хранил наследие, которое стоило оставить в прошлом.

Он одарил Абаддона лучшей из своих улыбок.

— Судя по всему, да.

Это привлекло внимание остальных его братьев из Морниваля.

Хорус Аксиманд до того напоминал их командира резкими орлиными чертами и язвительным изгибом губ, что его называли самым истинным из истинных сынов примарха, а когда Аксиманд был настроен дружелюбно, что случалось нечасто, — Маленьким Хорусом.

Тарик Торгаддон, чье смуглое угрюмое лицо не отличалось сверхчеловеческой правильностью черт, характерной для легионеров Императора, обожал недалекие шутки. Там, где Аксиманд уничтожал всякую возможность веселья, Торгаддон вцеплялся в нее, как гончая в кость.

Они были братьями. Товариществом четырех. Они советовались друг с другом, спорили, делились тайнами, сражались бок о бок. Они были настолько близки к Хорусу, что считались его сыновьями.

Тарик отвесил шутливый поклон, словно самому Императору, и произнес:

— Тогда прошу, просвети нас, несчастных глупых смертных, жаждущих искупаться в блеске твоего гения.

— Тарик хотя бы знает свое место, — ухмыльнулся Сеянус, но черты его лица были столь изящны, что реплика не показалась злобной.

— И какова же твоя идея? — спросил Аксиманд, вернувшись к сути.

— Все просто, — ответил Сеянус, обернувшись к возвышающемуся на кафедре позади них командному посту. — Мы доверимся Хорусу.

Командир заметил их приближение и приветственно поднял руку. Совершенное лицо: идеально высеченные черты, пронзительные океанически-зеленые глаза, мерцающие янтарем, в которых ощущался орлиный разум.

Он превосходил всех ростом. Его широкие наплечники украшала шкура гигантского зверя, поверженного на равнинах Давина много десятилетий назад. Доспехи, бело-золотые даже в боевом освещении стратегиума, представляли собой настоящее произведение искусства. С середины нагрудника взирало немигающее око. На наручах и наплечниках красовались метки бронников, орел и молнии отца Луперкаля — эзотерический символизм, смысл которого укрылся от Сеянуса, — и почти скрытые в тени наложенных друг на друга пластин процарапанные знаки отличия банд Хтонии.

Сеянус прежде их не замечал, но командиру и следовало быть именно таким: чтобы в его присутствии ты каждый раз видел нечто новое, нечто, заставляющее любить его еще сильнее.

— И как, по-вашему, движется дело? — спросил Хорус.

— Я должен быть откровенным, сэр, — ответил Тарик. — Я чувствую на себе руку корабля.

Луперкаль улыбнулся.

— Ты не веришь в меня? Я был бы уязвлен, не знай, что ты шутишь.

— Да? — сказал Тарик.

Хорус отвел взгляд, когда стратегиум задрожал от череды мощных попаданий по корпусу. «Снаряды многочисленных орудий крепости-астероида», — решил Сеянус.

— А ты, Эзекиль? — поинтересовался Хорус. — Знаю, что ты не опустишься до идолопоклонства и что я могу рассчитывать на честный ответ.

— Вынужден согласиться с Торгаддоном, — ответил Эзекиль, и Сеянус подавил улыбку, поняв, каких усилий такое признание стоило Абаддону. Тарик и Эзекиль походили друг на друга в войне, но были полными противоположностями, когда время убивать заканчивалось. — Мы проиграем сражение.

— Ты когда-либо видел, чтобы я проигрывал сражения? — спросил командир у своего тезки. По едва заметному изгибу губ Луперкаля Сеянус понял, что командир плавно подводит первого капитана к ответу.

Хорус Аксиманд покачал головой:

— Нет, и вы никогда не проиграете.

— Ты льстишь мне, и это неправда. Я так же способен проиграть битву, как любой другой, — сказал Хорус, подняв руку, чтобы пресечь неизбежные заверения в обратном. — Но я не собираюсь проигрывать эту.

Луперкаль повел их к командному посту, где к главному боевому гололиту было подсоединено скелетообразное создание.

— Адепт Регул, — сказал Хорус, — просвети моих сынов.

Эмиссар Механикум кивнул, и гололит ожил. Пост командира позволял более отчетливо увидеть картину битвы, но это лишь запутывало текущие планы.

Тусклое свечение гололита оставляло глаза командира в тени, подкрашивая остальную часть лица насыщенным красным цветом. Хорус походил на вождя древности, собравшего перед битвой военачальников в своем шатре, у тлеющего очага.

— Гастур, ты лучше прочих понимаешь тактику пустотного боя, — произнес он. — Взгляни и скажи мне, что ты видишь.

Сеянус склонился над гололитическим курсографом. При словах Луперкаля его сердце екнуло от гордости, так что ему потребовалась вся сила воли, чтобы не раздуться от важности, уподобляясь напыщенным павлинам из III легиона. Он сделал глубокий вдох и уставился на медленно обновляющуюся зернистую карту битвы.

Зеленокожие вели войну без ухищрений, на каком бы поле боя им ни приходилось сражаться. На земле они наваливались на противника целой ордой берсерков, беснующихся, исходящих пеной, раскрашенных боевой краской из фекалий. В космосе их извергающие потоки радиации скитальцы-налетчики врывались прямо в гущу схватки, бессмысленно поливая все вокруг снарядами и ядерными боеголовками.

— Стандартная тактика зеленокожих, хотя я бы постыдился применить к такой свалке этот термин, — сказал Сеянус, пошатнувшись, когда последовательно переданные с поста командира приказы заставили «Дух мщения» уйти в резкий разворот. По всему корпусу флагмана прокатилось эхо сокрушительных взрывов. Никто не знал, были ли это попадания или результаты пожаров.

— Они подавляют нас мощью и численностью, — продолжил он, когда Регул сместил центрирование гололита, чтобы высветить места самых яростных боев. — Центр отступает от крепости-астероида, нам попросту не хватает орудий, чтобы нанести ей урон.

— Что еще? — спросил Хорус.

Сеянус указал на медленно вращающееся изображение.

— Наши правые верхние секторы оттеснили слишком далеко. Только нижние левые секторы пока удерживают позиции.

— Чего бы я сейчас только не отдал за второй флот, — сказал Тарик, кивнув на пустой участок космоса. — Тогда мы бы ударили по ним с флангов.

— Зачем желать того, чего у нас нет? — произнес Маленький Хорус.

Что-то здесь было не так, и у Сеянуса ушла секунда, чтобы в разуме выкристаллизовалось подозрение.

— Адепт, покажи соотношение вражеских выстрелов и попаданий, — велел он. В воздухе перед Сеянусом тут же возникла вращающаяся панорама данных. Он пробежал взглядом статистику и понял, что его подозрение подтвердилось.

— Их оценка разрушительной способности намного выше средней, — сказал он. — Количество попаданий составляет более семидесяти пяти процентов от числа выстрелов.

— Это, должно быть, ошибка, — возразил Эзекиль.

— Механикумы не допускают ошибок, первый капитан, — произнес Регул голосом, похожим на скрежет стального ерша по ржавчине. «Ошибок» прозвучало как страшнейшее из ругательств. — Данные точны и в пределах допуска локальных параметров.

— Зеленокожие, вероятно, попадают и по своим собственным кораблям, — сказал Сеянус. — Как они это делают?

Хорус указал на испещренные трещинами очертания Горро.

— Потому что это не обычные зеленокожие, и я подозреваю, что ими правят не воины, а некая технокаста. Вот почему я послал адепту Регулу запрос присоединиться к Шестнадцатому легиону для выполнения задачи.

Сеянус перевел взгляд обратно на изображение.

— Если вы подозревали это, тогда происходящее непонятно вдвойне. Если я могу говорить искренне, сэр, тактика флота не имеет смысла.

— И что может сделать ее тактически осмысленной?

Сеянус подумал, прежде чем ответить.

— Тарик прав. Будь у нас еще один флот здесь, наша текущая стратегия была бы разумной. Тогда они попали бы между молотом и наковальней.

— Еще один флот? — спросил Хорус. — И я должен достать его просто из воздуха?

— А вы можете? — с надеждой сказал Тарик. — Сейчас он бы нам не помешал.

Хорус ухмыльнулся, и Сеянус понял, что тот наслаждается моментом, хотя не мог взять в толк почему. Командир бросил взгляд на одну из ярусных галерей за командной палубой. Словно по подсказке, к железному поручню шагнула фигура, омываемая неровным свечением прожектора, как будто специально направленного.

Стройная, кажущаяся призраком в своем белом платье, госпожа астропатии «Духа мщения» Инг Мэй Синг откинула капюшон, скрывавший запавшие щеки и пустые глазницы. Госпожа Синг была слепой к одному миру, но восприимчива к иным, тайным, о которых Сеянус мало что знал.

— Сколько еще ждать, госпожа Синг? — спросил Хорус.

Ее голос был слабым и тонким, но в нем чувствовалась властность, благодаря которой он без труда долетел до главной палубы.

— Уже вот-вот, примарх Хорус, — произнесла она с легким укором. — Как вам отлично известно.

Хорус рассмеялся и повысил голос, чтобы его услышал весь стратегиум:

— Вы правы, госпожа Синг, и я надеюсь, вы простите мне эту небольшую театральщину. Как вы догадались, сейчас случится нечто грандиозное.

Хорус повернулся к адепту Регулу:

— Отдай приказ о маневре.

Адепт склонился, приступая к работе, и Сеянус спросил:

— Сэр?

— Вы хотели еще один флот, — сказал Хорус. — Я даю его вам.

Космос разделился, будто вспоротый острейшим лезвием.

Янтарный свет, ярче тысячи солнц, воссиял во множестве реальностей восприятия одновременно. Клинок, вскрывший пустоту, выскользнул из открытой им дыры.

Но то был не клинок, а рожденный в пустоте колосс из мрамора и золота, военный корабль нечеловеческих пропорций. Его величественный нос венчали орлиные крылья, а весь корпус усеивали огромные города из статуй и дворцов.

Это был звездолет, но он отличался от всех прочих.

Его построили для человека, не знавшего равных себе в целой Галактике.

Это был флагман самого Императора.

«Император Сомниум».

Судно Повелителя Человечества сопровождали стаи боевых кораблей. Каждый из них был титаном пустотной войны, но в тени громадного звездолета они казались обычными.

Все еще потрескивая зажегшимися щитами, имперские военные корабли ринулись в бой. Опаляющие копья лэнс-огня забили по обнаженному тылу и флангам скитальцев зеленокожих. Тысячи торпед, за которыми последовали тысячи других, понеслись сквозь космос. Мерцающая метель инверсионных следов раскрасила пустоту.

Орочьи корабли начали взрываться, выпотрошенные боеголовками с таймерами или разрубленные напополам прицельными выстрелами лэнсов. По окруженному флоту ксеносов прокатилась серия вторичных взрывов, когда их примитивные плазменные реакторы достигли критической массы и раскалившиеся до безумного жара двигатели содрогнулись в смертельных судорогах.

Орки замедлили наступление, столкнувшись с новой угрозой.

Этого-то и ждал Хорус Луперкаль.

Флот XVI легиона, бывший на грани поражения, приостановил рассредоточение. Его корабли, разворачиваясь с потрясающей скоростью, начали соединяться в поддерживающие друг друга волчьи стаи.

За несколько минут рассеянный флот превратился в атакующий. Отдельные корабли зеленокожих были окружены и уничтожены. Крупные группы шли на соединение, но не могли состязаться с двумя скоординированными военными флотами, которые возглавляли величайшие воины Галактики.

Зеленокожие начали стягиваться к монструозной крепости-астероиду, когда «Дух мщения» и «Император Сомниум» также направились к нему. Сопровождающие их военные корабли прокладывали путь через скитальцев-налетчиков, расчищая дорогу для Хоруса и Императора, которым предстояло нанести смертельный удар.

Заходя под разными углами, оба корабля непрерывно поливали астероид бортовыми залпами. Пустотное пламя и электромагнитные разрывы из невероятного количества артиллерийских орудий накрыли исполинскую крепость полыхающим заревом. Подобный огонь мог убивать планеты, подобная сила могла выпотрошить их до дна так же, как развитие промышленности истощило Хтонию.

По некому незримому сигналу имперские корабли разделились, когда адские огненные бури захлестнули астероид. Кошмарная техника в самом его сердце, питавшая энергией орудия и двигатели, взорвалась и расколола камень на части.

Гейзеры зелено-белой плазменной энергии длиною в тысячи километров полились из трупа потрескивающими плетями солнечно-ярких молний. Подобное притягивает подобное, и из плазменных ядер кораблей зеленокожих вырвались молнии и разорвали суда в переливающихся штормах, которые испепеляли все, к чему прикасались.

Из бури разрушительной энергии спаслась всего горстка кораблей, но их быстро догнали волчьи эскадры.

Спустя час после прибытия Императора от орочьего флота осталось лишь огромное облако остывающих обломков.

Входящее вокс-приветствие эхом разнеслось по стратегиуму «Духа мщения». Бури плазмы, кипевшие на кладбище кораблей зеленокожих, делали межкорабельный вокс ненадежным, сообщения прерывались, но эта передача прозвучала настолько четко, как будто говоривший стоял рядом с Луперкалем.

— Разреши подняться на борт, сын мой, — произнес Император.

Сеянус понял, что запомнит этот великий, неожиданный и внушающий благоговение миг на всю оставшуюся жизнь. А он уже давно не благоговел ни перед чем и ни перед кем, кроме своего примарха.

Император явился без шлема, его благородное чело украшал лишь золотой венец. Даже издали его дивный сияющий лик казался достойным вечной преданности. Ни один бог не внушал большего почтения. Ни один другой земной владыка не мог быть любимым сильнее.

Сеянус почувствовал, что не может сдержать слез радости.

Отец и сын встретились на главной посадочной палубе «Духа мщения», где собрались, чтобы почтить Повелителя Человечества, все находившиеся на борту легионеры.

Десять тысяч воинов. Так много, что всем «Грозовым птицам» и «Громовым ястребам» пришлось вылететь в пустоту, чтобы освободить для них место.

Никаких приказов не отдавали. Этого не требовалось.

То был их повелитель, который объявил Галактику владениями человечества и создал легионы, чтобы превратить эту мечту в реальность. Не было во вселенной силы, что могла бы помешать им воссоединиться. Как один, Лунные Волки запрокинули головы и приветственно взвыли — мощный, оглушительный рев воинской гордости.

Но явились не только легионеры. Были тут и смертные — те, кого Лунные Волки забрали в ходе Великого крестового похода. Странствующие поэты, летописцы-любители и глашатаи Имперской Истины. Для них это была единственная возможность узреть Повелителя Человечества во плоти, и какой смертный упустил бы шанс увидеть человека, который преобразовывал Галактику?

Он взошел на борт вместе с тремя сотнями Легио Кустодес, закованных в золотую броню с красными плюмажами и вооруженных щитами и длинными алебардами с фотонными лезвиями. Единственной целью этих воинов, сотворенных по подобию Императора, было отдать свои жизни, чтобы защитить его.

Морниваль следовал за Хорусом во главе всей 1-й роты, которая маршировала длинной колонной вместе с воинами Легио Кустодес.

Как и остальные воины, Сеянус сравнивал их с собой, но не мог составить четкое впечатление об их силе.

Возможно, в этом и было все дело.

— Этому меня научил Джагатай, — сказал Хорус в ответ на вопрос Императора. — Он называл это «цзао». Я не способен провести маневр с той же скоростью, что Боевой Ястреб, но и так сойдет.

Сеянус понял, что Хорус старается вести себя скромно. Недостаточно, чтобы скрыть гордость в голосе, но не становясь откровенно высокомерным.

— Вы с Джагатаем всегда были близки, — сказал Император, пока они проходили мимо рядов Лунных Волков. — Все мы, даже я, считаем, что ты знаешь его лучше прочих.

— А я едва знаю его, — признал Хорус.

— Таким уж он создан, — ответил Император, и Сеянусу почудилась в его голосе нотка искреннего сожаления.

Они шагали по огромным коридорам на борту «Духа мщения» между тысячами ликующих легионеров. Чем дальше, тем меньше им встречалось рот Лунных Волков, пока не остались только юстаэринская элита Эзекиля и Морниваль.

Император и Сеянус дошли до проспекта Славы и Скорби — восходящего коридора с рельефными колоннами, поддерживавшими мерцающий кристаллический купол, сквозь который можно было любоваться плазменными судорогами флота зеленокожих. Рамочные щиты, тянущиеся ровно на половину длины проспекта, были исписаны именами и номерами, и поход к мостику прервался, когда Император преклонил колени перед последней панелью.

— Мертвые? — спросил Император, и в этом простом вопросе Сеянус услышал тяжесть бессчетных лет.

— Там, где побывал «Дух», — ответил Хорус.

— Так много, и их будет еще больше, — произнес Император. — Мы должны сделать так, чтобы оно того стоило. Мы должны построить галактику, достойную героев.

— Мы можем наполнить зал еще сотню раз, но и это станет оправданной ценой за то, чтобы увидеть победу Крестового похода.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал Император.

— Звезды наши по праву рождения, — произнес Хорус. — Не так ли ты сам говорил? Если мы не будем допускать ошибок, они станут нашими.

— Я так говорил?

— Да. На Хтонии, когда меня только нашли.

Император поднялся и положил бронированную перчатку на плечо Луперкаля, как гордый отец.

— Тогда я должен оправдать твое доверие, — сказал Император.

Позже, когда по всему «Духу мщения» зазвучал приказ готовиться к войне, они встретились. Перед атакой на Горро предстояло сделать еще тысячу вещей, организовать боевые группы, приготовиться к грядущему штурму.

Но сначала это.

— У меня нет времени для твоих бессмысленных ритуалов, Гастур, — заявил Эзекиль. — Мне еще нужно подготовить роту.

— Как и всем нам, — ответил Сеянус. — Но ты останешься.

Эзекиль вздохнул и согласно кивнул.

— Ладно, только быстрее.

Для их встречи Сеянус выбрал редко посещаемую наблюдательную палубу в задней секции корабля. За кристаллфлексовым куполом полыхали яркие остаточные следы плазменных штормов, а на полированном мозаичном полу в стиле терраццо плясали ветвящиеся отблески молний. Украшения на стенах отсека заменяли выцарапанные хтонийские гексы убийств, не самые лучшие стихи и ужасные изображения поверженных пришельцев.

В середине зала звездным светом блестел глубокий бассейн со свежей водой, казавшейся кроваво-красной из-за раздувшегося красного солнца системы.

— Даже Луна не в той фазе, — изрек Эзекиль, глядя на темное отражение Горро в зеркально-гладких водах.

— Да, но и так сойдет, — ответил Сеянус.

— Юстаэринцы будут сражаться вместе с Императором, — сказал Эзекиль, найдя последнее возражение против церемонии, в которой не слишком любил участвовать. — И я не хочу, чтобы нас затмила эта золотая солдатня.

— После Ордони мы регулярно проводим этот ритуал, — заметил Тарик, преклоняя колени, чтобы положить свой сверкающий серебром знак лунного серпа возле медальона Аксиманда в форме половины Луны. — Он помогает нам оставаться честными. Помните Терентия.

— Мне не нужно напоминать о честности, — отрезал Эзекиль, но тоже опустился на колени и положил свой медальон, знак принадлежности к ложе. — Терентий был изменником. Мы не такие, как он.

— И только благодаря постоянной бдительности мы таковыми и останемся, — сказал Сеянус, тем самым оборвав споры. Он положил свой знак полумесяца рядом с медальонами братьев. — Легион смотрит на нас. Куда мы, туда и он. Вот наше предназначение.

Сеянус вместе с братьями из Морниваля достали мечи. XIII легион предпочитал короткие колющие гладки, но сыны Луперкаля носили боевые клинки с длинными рукоятями, которыми можно было управлять одной рукой или беспощадно рубить с двух.

— Кто мы? — спросил Сеянус.

— Мы — Лунные Волки, — хором ответили остальные.

— А еще?! — едва ли не прорычал он.

— Мы — Морниваль.

— Связанные светом Луны, — проревел Сеянус. — Скованные узами, разорвать которые может лишь смерть.

— Мы убиваем за живых, — выкрикнул Эзекиль.

— Мы убиваем за мертвых! — прокричали они в унисон.

Каждый из воинов опустил меч и приставил его острие к горжету стоящего слева воина.

Сеянус почувствовал меч Эзекиля у шеи, приложив свой клинок к горлу Аксиманда, который в свою очередь поднес оружие к шее Тарика. Наконец Тарик направил меч на Эзекиля, усмехнувшись над тем, что обнажает оружие против первого капитана.

— У вас есть Наказания?

Воины протянули сложенные листки бумаги для присяг, на которой обычно записывали боевые задачи. Подобные клятвы крепились к доспехам воинов как открытое заявление о намерениях.

Каждый брат Морниваля написал что-то на своей бумажке, но вместо деяний чести они выбрали наказание за неудачу. Клятвы Наказания Сеянус ввел после войны в скоплении Ордони против изменника Ватала Геррона Терентия.

Вначале братья воспротивились, заявив, что угрозы наказания претят их гордости, но Сеянус настоял, сказав: «Мы придерживаемся сущностной и неизменной добродетели легионов в их рациональной оценке и порицании зла. Мы наделяем примархов божественными качествами, а также моральными и рациональными чертами, делающими их справедливыми и мудрыми. Мы упрощаем сущность Галактики, веря, что существует нерушимая стена между добром и злом. Урок Терентия состоит в том, что граница между добром и злом слишком тонка. Любой может пересечь ее в исключительных обстоятельствах, включая нас самих. Считая, будто мы не способны пасть перед злом, мы тем самым делаем себя более уязвимыми к тому, что может привести к подобному исходу».

Поэтому они нехотя согласились.

Сеянус протянул свой шлем, повернув его поперечным гребнем вниз. Его листок с наказанием был уже внутри, три других воина бросили свои наказания туда же. Затем каждый брат вытянул жребий. Аксиманд и Эзекиль закрепили свои листки бумаги на поясах, Тарик вложил в кожаную петлю на ножнах.

В одном из древних текстов времен Объединения Сеянус прочел о традиции, когда выкрашенные охрой воины Сарапиона перед сражением придумывали наказания и бросали их в большое железное горнило. Каждый воин проходил мимо него и вытягивал наказание, которому его подвергнут, если он подведет короля. Никто не знал, какой жребий ему выпадет, поэтому не мог придумывать наказание полегче в надежде получить именно его.

К тому времени, как будут запущены десантные капсулы, все братья Морниваля воском прикрепят свои клятвы Наказания к потайным местам доспехов.

За все те годы, что прошли после написания первого наказания, их никто не читал.

«И никто не прочтет», — подумал Сеянус.

Клятвы Момента были даны, «Грозовые птицы» покинули взлетные палубы. Лунные Волки летели к Горро. Десятки тысяч десантных капсул и боевых кораблей неслись к поверхности, готовые выдолбить мусорный мир изнутри.

Горро ждала мучительная смерть.

Неизвестная Механикум полевая технология связывала многослойные глубины Горро в одно целое и делала его неуязвимым для бомбардировки.

Макропушки, способные сравнять с землей целые города, едва царапали его ржавую поверхность. Магма-бомбы и ускорители масс, обладавшие мощью раскалывать континенты, взрывались в атмосфере. Смертоносная радиация разрушительных боеголовок рассеивалась в пустоте. Полураспад, который обычно шел десятки тысяч лет, происходил за считаные часы.

Луперкаль наблюдал, как его воины идут в бой, с золотого мостика корабля своего отца. Ему хотелось пойти в первой волне атаки, первому ступить на поверхность ксеносской планеты. Волк из пепла и огня, обрушивающийся на мир, подобно мстительному богу-разрушителю.

Разрушитель? Нет, никогда.

— Ты бы хотел сейчас быть с ними? — спросил Император.

Хорус, не отворачиваясь от обзорного шлюза, кивнул.

— Я не понимаю, — произнес он, ощутив за спиной могучее присутствие отца.

— Чего ты не понимаешь?

— Почему ты не отпустил меня с сынами, — сказал Хорус.

— Ты всегда стремишься быть первым?

— Разве это плохо?

— Конечно, нет, но ты нужен мне в другом месте.

— Здесь? — переспросил Хорус, не сумев скрыть разочарования. — Чем я буду здесь полезен?

Император рассмеялся:

— Ты думаешь, что будешь наблюдать за гибелью монстра отсюда?

Хорус повернулся к Императору и только теперь увидел, что его отец облачен для войны, огромный и величественный в золотых доспехах с орлиными крыльями и бронзовым кольчужным плащом. Обнаженный меч из вороненой стали потрескивал от мощных психических энергий. Возле него с оружием наготове стояли кустодии.

На крупнейшем телепортационном устройстве из всех, которые видел Хорус.

— Полагаю, ты называешь это острием копья? — произнес Император.

Вспышка, головокружение от перемещения — и мир распался на части. Хорус не чувствовал, что двигается, и ощущал лишь могущественное течение времени. Фосфорно-яркое сияние в глазах примарха погасло, и на смену ему пришло угольное свечение бурлящих печей мастерских и вулканических трещин.

Мостик флагмана Императора исчез.

Вместо него возник образ из его юности.

Хтония, планета из железа и грязи.

Хорус исследовал самые глубины приемного родного мира, куда ниже глубочайших рудных шахт, где обитали, дожидаясь смерти, лишь безумцы да калеки. Он даже отважился пройти под истекающими влагой трупными ямами, прокрадываясь мимо завывающих убийц-гаруспиков с разделочными ножами и плащами из внутренностей.

Среди перенаселенных трущоб Хтонии на каждом повороте ждали невообразимые ужасы, а вызывающие клаустрофобию тоннели озарялись пульсирующим светом магматических разломов. Загустевшие от пепла токсичные миазмы лезли в легкие, затуманивали зрение и порочили душу.

Такой была эта планета. Прогнувшиеся потолки, поддерживаемые проржавелыми балками, зарешеченные лампы, плюющиеся судорожным светом и чадящие серным дымом.

Мусорный мир пах железом и огнем, маслом, потом и испражнениями. От зала разило звериной вонью, как будто здесь держали стадо животных, за которыми никогда не прибирали. Это был запах орков — аммиачный и странно напоминающий гнилые овощи.

Больше тысячи зеленокожих взревели, увидев несколько сотен бронированных воинов, что без предупреждения возникли посреди огромного зала. Каждый орк был закован в ржавые пластины из железа, привязанные или приколоченные к раздутым телам. Подозрения Хоруса о правящем техноклассе подтверждали гудящая пневматика, потрескивающие силовые генераторы и шипящие светящиеся орудия.

— В бой! — закричал Император.

К досаде Хоруса, кустодии откликнулись первыми, сжав копья и открыв огонь очередями разрывных массреактивных снарядов. Юстаэринцы начали стрелять мгновением позже, и ряды орков расцвели огненными взрывами.

Затем Император схлестнулся с врагами.

Его сверкающий меч из вороненой стали был слишком быстрым, чтобы уследить за ним взглядом. Император как будто даже не двигался — он просто возникал в одной точке, чтобы убить, а затем появлялся в другом месте, десятками пожиная жизни зеленокожих. Каждый удар опускался с силой артиллерийского снаряда, расколотые тела разлетались во все стороны, словно от взрыва бомбы.

Но меч был не единственным оружием Императора.

Вытянутая рука пылала бело-золотым огнем, и всё, к чему прикасалось пламя, обращалось в алую золу и пепел. Он ломал орочьи тела мощными вминающими ударами, крушил незримыми петлями силы, отражал ответный огонь мыслями, что превращали пули в дым.

Орки шли на него сотнями, стягиваясь, будто железная стружка к мощному магниту, зная, что не найдут никого более достойного их ярости. В беспримесном стремлении к своей цели Император убивал всех, и остановить его было невозможно.

Крестовый поход миллиардов воплотился в одном сияющем существе.

Хорус более века бился подле Императора, но сражающийся отец до сих пор ввергал его в трепет. Он был совершенен. Фулгрим мог прожить тысячу жизней, но никогда не достичь чего-то столь же восхитительного.

Хорус открыл огонь из штурмболтера, обезглавив чудовище с парой вращающихся крючьев вместо рук. Развернувшись, он выпотрошил еще одного зеленокожего, который мгновение глупо глядел на вываливающиеся внутренности, прежде чем рухнуть на пол. Хорус ринулся вслед за отцом в массу чужацкой плоти и стали. Он взмахнул мечом по низкой дуге, отрубив ногу огромному орку с гротескно бугрящимися механическими мышцами. Когда тот упал, примарх раздавил ботинком ему череп и перешагнул через дергающееся тело.

Юстаэринцы сражались по обе стороны от него — сплошной строй терминаторов в черных доспехах неутомимо прокладывал путь сквозь океан твердой, как железо, зеленой плоти. Возглавлявший их Эзекиль со свойственной ему безжалостностью врезался в противников с разгона, размахивал кулаком, словно поршнем, и извергал из спаренного болтера разрывающиеся снаряды.

Хорус участвовал во всех мыслимых боевых действиях, но ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем кровавые битвы против зеленокожих. Его окружали сотни грязных звериных тел, завывающих, орущих, вопящих и рычащих. Клыки впивались в наручи. Ревущие ножи ломались о наплечники. Он отбивал мечи, выдерживал удары, убивал нападавших с чистой экономией движений.

Вонючая кровь чужаков покрывала его доспехи и с шипением капала с лезвия меча и стволов штурм-болтера. Возле него с яростной целеустремленностью сражался Эзекиль, прилагая все усилия, чтобы не отстать от своего примарха.

Кустодии разрубали орков отточенными ударами своих гвардейских копий. Они управляли ими со смертоносным мастерством. Здесь не было места вычурным боевым приемам. Здесь или убивал ты, или убивали тебя. Удар, трети мощи которого хватило бы для другого противника, приходилось повторять вновь и вновь лишь для того, чтобы повалить одного-единственного зверя.

Орки отбивались с первобытной животной яростью, которая делала их такими опасными. Даже терминаторские доспехи можно было пробить, а легионеров — убить.

Орки делали и то, и другое.

Погибли по меньшей мере дюжина Кустодиев и, возможно, вдвое больше юстаэринцев. Хорус увидел, как упал Эзекиль, когда ему в плечо погрузилась исполинская шипованная булава длиной в два человеческих роста. Капитан орков, громадный, словно огрин, вырвал булаву и раскрутил оружие над своим гигантским телом, чтобы нанести смертельный удар.

Мерцающий меч заблокировал опускающуюся булаву.

Двуручный клинок из вороненой стали с объятым пламенем лезвием.

Император повел запястьем, и тяжелое шипованное навершие слетело с обмотанной проволокой рукояти. Повелитель Человечества развернулся, и огненный меч прочертил пламенную восьмерку.

Огромный зеленокожий развалился на четыре точно разрубленных куска. Его голова в железном шлеме продолжала гневно орать, когда Император поднял ее с палубы. Он пошел на орков, сжимая вопящую голову их командира в одной руке, а меч в другой.

Хорус помог Эзекилю встать на ноги.

— Сражаться можешь? — спросил примарх.

— Так точно, — коротко ответил Эзекиль. — Просто царапина.

— У тебя сломано плечо, а костяной щит в левом боку раздроблен. Как и таз.

— Им придется переломать мне все кости, чтобы помешать быть рядом с вами, — ответил Эзекиль. — Как и помешать вам быть рядом с возлюбленным всеми Императором.

Хорус кивнул.

Сказать что-либо значило бы оскорбить Эзекиля.

— Ни одна сила в Галактике не помешает мне быть подле вас.

Хоруса тряхнуло от мощного землетрясения где-то глубоко внизу, будто своими словами Абаддон бросил вызов Галактике.

— Что происходит? — спросил Эзекиль.

Ответ мог быть только один.

— Гравитационные поля, что соединяют Горро, выходят из-под контроля, — произнес Хорус. — Мусорный мир раздирает себя на части.

Едва Хорус успел сказать это, как по всему залу содрогнулось палубное перекрытие. Стальные плиты метровой толщины разорвались, словно бумага, и из глубин хлынули гейзеры масляного пара. Вздувшиеся стены обрушились вовнутрь, а из раскалывающегося потолка посыпался град обломков. На залитой кровью палубе разверзлись расселины, расширявшиеся с каждой секундой, и кустодии, юстаэринцы и орки полетели в пламенные недра мусорного мира.

Хорус, устояв на ногах, прыгнул туда и увидел сияющего Императора, что сражался в окружении зеленокожих мародеров.

— Отец! — закричал Хорус.

Император повернулся, протянув к нему руку.

Еще одна встряска.

И мусорный мир поглотил Императора.

Сеянус понятия не имел, куда их занесло. Вокруг были только дым, пепел и кровь. Трое из его отделения погибли, а враги все еще не показывались. Красный свет озарял внутренности задымленной десантной капсулы, капая багрянцем там, где сидели Агреддан и Кадоннен, растерзанные пробившими корпус осколками. Голова Фескана, оставляя спиральные ручейки крови на полу, подкатилась под ноги Сеянусу.

Двигатели десантной капсулы отказали, и вместо управляемой посадки вместе с остальной 4-й ротой они падали к ядру Горро сквозь сотни слоев мусора.

Согласно сбоящему, то и дело нарушаемому статическими помехами сенсориуму визора, его рота находилась на двести километров выше. Через пробоины, образовавшиеся в корпусе десантной капсулы, закрадывалась вонь опаленного металла и гнилых продуктов.

Сеянус услышал характерные стук, грохот и скрежет, с которыми работала вся техника зеленокожих, а затем — утробную лающую речь орков. К этому звуку примешивалось лязганье металла, но сейчас у Сеянуса не было времени задумываться над этим.

— Подъем! — прокричал он. — Бегом! Наружу!

Удерживающие его ремни защелкали, когда покореженный металл едва не отсоединился. Сеянус разорвал их и повернулся, чтобы достать с полки над головой болт-пистолет и меч. На всякий случай он прихватил и связку гранат. Остальное отделение последовало его примеру, без лишней суеты высвобождаясь и вооружаясь.

Дно капсулы наклонилось под углом в сорок пять градусов, так что десантный люк вел на палубу. Сеянус дернул ручку аварийного открытия. Раз, второй, третий.

Та поддалась, но лишь самую малость.

Следующими двумя ударами он вышиб панель, и та с оглушительным грохотом выпала наружу. Сеянус запрыгнул в люк и выбрался из-под стонущих останков капсулы. Один за другим выжившие воины из его отделения присоединились к нему на обожженных руинах палубы. Они вылезали следом за ним, держа болтеры наготове.

Вдруг земля задрожала. Землетрясение или что-то посерьезнее? Мощные силы прокатывались по железным костям Горро. Повсюду громоздились пыльные груды металла и раскрошенного камня.

Оглянувшись, Сеянус увидел ливнем сыплющиеся с высокого потолка обломки и опутанную проводами дыру, которую проделала десантная капсула, рухнув в потрескивающее, наполненное разрядами молний хранилище.

Упавшую капсулу окружала раздавленная техника. Кругом валялись металлические балки и тела, сокрушенные ударом или землетрясением. Глубокое проникновение застало полдюжины уцелевших орков врасплох, но лязгающие, извергающие дым существа, которые надвигались на них, едва ли были зеленокожими.

По крайней мере, не их разновидностью из плоти и крови.

— О Трон, что это? — поразился Сеянус.

Существ, покрытых тяжелой броней, похожей на защитные костюмы из грубо склепанного железа, он принял вначале за вождей орков — жестоких командиров, которые могли потребовать для себя самые крепкие доспехи и самое крупное и громкое оружие.

Но это были вовсе не они.

Их черепа, как и тела, состояли из металла. Ни одна их часть не была органической, они будто целиком состояли из ржавого железа, воздуховодов, огромных циркулярных пил, а также громадных пушек с клыкастыми стволами.

Их окружали сотни крошечных вопящих созданий. Даже тела этих хихикающих худощавых прислужников были усилены примитивной бионикой. Некоторые тащили дымящиеся пистолеты, другие сжимали нечто вроде миниатюрных паяльных ламп или инструменты, больше похожие на хирургические. Сеянус решил, что они не стоят внимания.

Металлические зеленокожие с лязгом и шипением затопали к ним, и из их пушек грянул шквал огня. Сеянус кинулся в укрытие. Огонь был неточным, но ужасающе плотным. От закованных в железо орков донеслась лающая речь, похожая на скрежет несмазанной техники.

Сеянуса всегда удивляло, что орки умеют разговаривать. Он понимал, что этого следовало ожидать, учитывая не соответствующий их развитию уровень технологии, но то, что представители настолько звероподобной расы вообще могли общаться, оскорбляло его до глубины души.

Над головой Сеянуса разорвались снаряды, уничтожив прикрывавшую его тяжелую машину, и сверху тут же хлынул рой скалящихся и хихикающих прислужников. Они были крошечными и практически незаметными, пока один из них не попытался прожечь ему шлем.

Сеянус размазал его резким ударом головы. Существо взорвалось, будто зеленый волдырь. Он откатился в сторону и вытер вонючее месиво. Прислужники набросились на него, режа, коля и паля из маленьких пистолетов.

Сеянус принялся стряхивать их. Они облепили его, словно насекомые.

Он считал их недостойными внимания, и поодиночке они таковыми и были. Но если бросить в бой сотню таких существ, даже легионерам придется несладко.

Пока он убивал их десятками, орки-броненосцы подступали все ближе. Рой неустанно атаковал, забивая в сочленения доспехов смешные маленькие инструменты и радостно крича, когда зазубренные лезвия проникали между пластин. Остальные воины его отделения справлялись не лучше, облепленные врагами, словно запутавшаяся в сетях добыча.

— У меня нет на это времени, — прорычал Сеянус, сорвав с пояса ленту осколочных гранат. Он выдернул чеки и метнул ленту над головой.

— Ложись! — проорал он, пригнувшись и накрыв голову руками.

Гранаты взорвались с мощными отголосками. Во все стороны полетели раскаленные докрасна осколки. Сеянуса омыло огнем, и ударная волна отбросила его на большую машину. Доспехи зарегистрировали несколько пробоин, где существам удалось ослабить гибкие сочленения, но ничего серьезного.

Прислужники исчезли, разлетевшись кровавыми ошметками по ближайшим орудиям, будто после взрыва на кукольной фабрике. Уцелело несколько существ, но они больше не представляли опасности. Сеянус, покрытый кровью чужаков, поднялся на ноги и прицелился из пистолета в приближающихся броненосцев.

— Снять их, — приказал Сеянус.

Славное отделение — так называли себя воины, которыми командовал Сеянус. Димос, Малсандар, Гортои и другие. Всеми любимые фавориты Хоруса заслужили это имя. Некоторые считали его свидетельством их тщеславия, но те, кто видел этих легионеров в бою, думали иначе.

Малсандар убил первое существо парой выстрелов из плазменного карабина — железное создание полыхнуло, словно вулкан, когда ослепляющий луч вызывал цепь вторичных взрывов изнутри. Гортои повалил еще одного сокрушительным ударом силового кулака и, схватив за руки, разорвал надвое, словно снова оказавшись в ямах смерти на Хтонии.

Димос и Улсаар сдерживали другого прицельными болтерными очередями, пока Энкан обходил его сзади с мелтазарядом наготове. Фаскандар стоял на коленях, его доспехи горели, керамитовые пластины плавились, подобно воску. Сеянус слышал по воксу его крики.

Сеянус выбрал цель — броненосца с длинными бронзовыми бивнями, грубо припаянными к клыкастой металлической челюсти. Его глаза были двумя неодинаковыми дисками красного и зеленого цветов, тело — бочкообразной конструкцией со скрежещущими поршнями и руками-орудиями из клепаного металла. Он всадил болтерный снаряд ему в глотку. Масс-реактивный снаряд взорвался и снес существу голову в брызгах огня и фонтане биоорганического масла.

Существо продолжало наступать, подняв тяжелое короткоствольное оружие с пылающим стволом. Сеянус выскочил из укрытия, не давая ему времени выстрелить. Его сапоги с грохотом врезались в грудь орка. Броненосец не упал. Легионеру показалось, будто он ударил колонну здания.

К его голове понесся коготь на чудовищно огромных поршневых приводах. Сеянус пригнулся и нажал кнопку активации на рукояти цепного меча. Клыкастое лезвие взревело, и он без раздумий рубанул по последним струям масел и жужжащим цепям, что еще удерживали голову броненосца.

Рогатый череп покатился по палубе, и Сеянус наступил на него. Металл треснул, и вязкая жидкость, подобная той, в которую погружали останки смертельно раненных братьев, погребенных в дредноуте, выплеснулась наружу вместе с дергающимся, похожим на корень спинным мозгом. К горлу Сеянуса подкатила тошнота, стоило ему увидеть, что лежит в железном черепе.

Его наполняла губчатая серо-зеленая масса, напоминающая разросшуюся грибковую кисту. Два красных глазных яблока, державшихся на сломанных металлических стеблях, бешено глядели на него из обломков железного черепа.

Ужас едва не стоил ему жизни.

Коготь обезглавленного броненосца вцепился ему в нагрудник и поднял с палубы. Из труб на спине повалил черный дым, когда когти начали сходиться вместе. Пластины доспехов смялись под сокрушительным давлением. Сеянус попытался высвободиться, но хватка была неодолимой.

Выкованная на Марсе броня треснула. На сенсориуме замигали предупредительные руны. Сеянус закричал, когда кости затерлись друг о друга и внутреннюю часть доспехов стала заполнять кровь.

Он уперся ботинками в грудь броненосца и, выгнувшись, достал пистолет. Красные глаза в медленно осушающемся шлеме неотрывно наблюдали за ним, наслаждаясь мучениями. Болтерный снаряд разорвался в мозговом веществе броненосца, и его тело забилось в судорогах. Коготь дернулся, выронив Сеянуса на палубу.

Он неудачно приземлился, повредив позвоночник. Перед глазами побелело из-за лекарства, хлынувшего в кровь, чтобы унять боль в основании шеи. Он расплатится за это позже, но иначе ему попросту не дожить до этого «позже».

Сеянус воспользовался передышкой, чтобы восстановить равновесие.

Остальные броненосцы были мертвы.

Как и Фаскандар, чье тело превратилось в желе от выстрела из неизвестного оружия зеленокожих. Димос сидел на коленях рядом с павшим братом.

— Его нет, — произнес он. — Не хватит даже для апотекария.

— Он будет отмщен, — пообещал Сеянус.

— Как? — спросил Гортои. Воинственность, прозвучавшую в его голосе, требовалось усмирить.

— Кровью. Смертью, — ответил Сеянус. — Наша задача неизменна. Мы идем и убиваем всех, кого увидим. Кому-то не по душе наш план?

Возражать никто не стал.

Димос взглянул на рваную дыру, проделанную десантной капсулой.

— Остальная рота в сотнях километров над нами, — сказал он. — Здесь мы сами по себе.

— Нет, — произнес Сеянус, — мы не одни.

Системы его доспехов обнаружили присутствие кого-то из имперцев.

— Кто еще мог оказаться на такой глубине? — спросил Малсандар.

Сеянус никогда прежде не видел такую сигнатуру, но, кому бы она ни принадлежала, даже электромагнитные помехи и враждебное излучение техники орков в ядре мусорного мира не скрывали ее.

Только один человек мог быть видимым так глубоко в Горро.

Сеянус усмехнулся:

— Это Император.

Хорус падал внутрь мусорного мира, подобный перламутрово-белому ангелу с огненными крыльями. Он прыгнул без раздумий, зная только то, что ему нужно идти за отцом.

Землетрясение рвало Горро на части. Проседающие уровни из наваленного кучами мусора разваливались. Слои разделялись, град обломков усиливался.

Это означало две вещи.

Во-первых, Хорус мог следовать примерно тем же путем, что и его отец.

А во-вторых, пространство внизу расширялось, и спуск ускорялся. Он пролетал через муравейники жилых пещер, вонючие ямы для кормежки и лабиринты мастерских, в которых пылал изумрудный огонь.

Хорус выдерживал удары, которые убили бы даже обычного легионера, когда смертельные судороги бросали его из стороны в сторону, словно подхваченный ураганом лист. Подняв глаза, он заметил падающие следом крошечные черные и золотые фигурки.

Юстаэринцы и Легио Кустодес.

Они последовали за ним, героичные и жертвенные.

И обреченные.

Они не были примархами. Они не могли перенести того, что мог он.

Хорус увидел, как одного из юстаэринцев испепелила струя плазменного огня, которая вырвалась из развороченной трубы. Кустодиев, летевших головами вниз, давило падающим мусором и деталями разваливающихся конструкций. Их обмякшие безжизненные тела следовали за ним в глубины мира.

Снизу взвивались километровые молнии. Боевые машины орков взрывались, хаотично движущиеся снаряды рикошетили от стен. Некоторые попадали в Хоруса, опаляя броню и обжигая плоть.

Хорус проносился сквозь пещеры, наполненные крупными механизмами, которые никогда бы не осмелился создать, не говоря уже о том, чтобы привести в действие, ни один адепт Марса. Мир вращался вокруг него, остов Горро разламывался и кричал в преддверии разрушения. Похожие на утесы стены сходились вместе, гигантские балки из килей поврежденных звездолетов гнулись как проволока, струи расплавленного металла вырывались из разваливающихся заводов.

Примарх врезался в стену, которая раньше могла быть палубой, под углом, который немного замедлил снижение. Земля внизу представляла собой ад рушащихся обломков и огня. Хорус ударил кулаком в металл, оставляя за собой рваную полосу, чтобы затормозить падение.

И даже с уменьшенной скоростью удар оказался сокрушительным. Хорус упал на колени и покатился сквозь пламя, чувствуя, как жар пропалил доспехи и коснулся кожи.

Палуба содрогнулась и сорвалась с крепежей.

Он пролетел через зияющую бездну, подсвечиваемую снизу сине-белым излучением. На секунду Хорус завис в ослепительно-яркой пустоте противоборствующих гравитационных сил, что тянули его в тысячу сторон одновременно. Затем одна сила, мощнее всех остальных вместе взятых, схватила его и потащила вниз.

Примарх упал, лишь в последнюю секунду успев сгруппироваться. Он рухнул на колено, оставив в палубе глубокую вмятину.

Секунду он не верил своим чувствам.

Хорус оказался в сферическом зале, где играли постоянно изменяющиеся гравиметрические силы. Здесь не существовало ни верха, ни низа и отсутствовало единое направление, в котором могла бы действовать сила притяжения. Из громадных медных сфер, расположенных на неравных промежутках вдоль внутренней стены, вырывались молнии, и сбивающее с толку своей невероятной запутанностью сплетение переходов и мостков окружало колоссальный вихрь энергии. По крайней мере с километр шириной, он пылал, будто скованный зверь плазменного огня. Из неуклонно растущего вихря выплескивался серебристый огонь, разрушая структуру Горро.

Но взгляд Хоруса привлекала не столько слепящая и гипнотизирующая реакция плазмы в сердце мусорного мира, сколько окруженный со всех сторон золотистый свет.

Император прокладывал путь сквозь завывающую толпу самых крупных зеленокожих из всех, которых когда-либо видел Хорус. Большинство ростом не уступали примарху. Один даже превосходил самого Императора.

Его отец пытался достичь фрагментированного железного кольца, что окружало слепящее плазменное ядро, но зеленокожие обступили его со всех сторон.

В этом бою не мог победить даже Император.

Но он был не один.

Сеянус и его Славное отделение прорывались через руины мусорного мира по старинке. Без тонкостей, без изящества. Словно рейд на территорию враждебного лорда в те дни, когда значение имели лишь грубая сила и беспощадная жестокость, когда ты колол, бил и стрелял до тех пор, пока не убивал всех на своем пути или не тонул в крови.

Его перламутрово-белые доспехи стали скользкими от крови. Ему пришлось выбросить пистолет, когда механизированный слизень вцепился в него и попытался взорвать боезапас. Меч раскололся о череп еще одного броненосца, разбрызгав его бесформенный грибкообразный мозг по всей палубе.

Все это было не важно.

Его кулаки были оружием.

Его вес был оружием.

Энкан и Улсаар погибли, сраженные моторизированными колунами и энергетическими крючьями.

Важно было лишь успеть к Императору.

Сеянус вошел в боевой ритм, в ту холодную внутреннюю пустоту, где мир сжимается до сражения. Туда, где поистине великие отличаются от простых смертных тем, что способны осознавать происходящее.

Димос сражался слева от него, Гортои — справа.

Они прорывались все дальше, бредя по колено в крови и мясе зеленокожих. Вонь боен и отхожих ям сшибала с ног, но Сеянус заблокировал ее. Волна неистовствующих орков походила на массу зеленой плоти, закованной в смятую броню. По пути им встречались другие броненосцы, а также множество иных технологических чудовищ, при виде которых первые казались едва ли не понятными и знакомыми.

В ходе Великого крестового похода Сеянусу пришлось повидать немало образцов грубой, но действенной техники зеленокожих, но то, что скрывала под собой поверхность мусорного мира, на порядки превосходило все это и сложностью, и вызываемым отвращением.

Метка Императора по-прежнему ярко горела на визоре, хотя остальные ответные сигналы смазывались и искажались из-за помех.

Сеянус заметил впереди расколотую арку, из которой изливался ослепительный белый свет. Император находился за ней.

— Мы на месте, — с трудом выдохнул легионер — Даже феноменальная сверхчеловеческая физиология имела пределы выносливости.

Он ринулся через арку в огромный сферический зал. в центре которого пылало ярчайшее из солнц.

— Луперкаль... — прошептал Сеянус.

Меч Хоруса сломался, в спаренных болтерах кончились снаряды. Орудие раскололось посередине, кромка затупилась от разрубания бессчетных тел зеленокожих. Примарх прокладывал дорогу по мостику, десятками убивая чудовищно раздувшихся орков, подбираясь к обвалившемуся уступу прямо под Императором.

Тело и доспехи Хоруса словно пропитались кровью, его собственной и орочьей.

Свой шлем он давно потерял в жестокой схватке с великаном с железными бивнями, моторизированными крушащими когтями вместо рук и извергающей пламя пастью. Он переломил тварь о колено и сбросил труп с мостика. Шальные гравитационные вихри подхватили его тело и унесли прочь.

Все больше зеленокожих, пыхтя и пересмеиваясь, вваливались на мостик, преследуя его. Их мрачная радость оставалась для Хоруса загадкой. Они шли на смерть, неважно, суждено им было умереть от его руки или сгореть в неизбежном разрушении колоссального плазменного реактора.

Кто будет смеяться перед лицом погибели?

Император сражался с бронированным гигантом вдвое крупнее себя. Его голова напоминала огромный валун в железном шлеме со слоновьими бивнями и похожими на зубила тускло блестящими клыками. В угольно-красных щелках глаз светился настолько злобный ум, что у Хоруса перехватило дыхание.

Хорус никогда не видел подобных ему. Ни один бестиарий не описал бы его из страха быть поднятым на смех, ни один магос-механикум не поверил бы в то, что такой монстр вообще может существовать.

Шесть вбитых в плоть лязгающих механизированных конечностей несли дробящие, крушащие, режущие и извергающие пламя орудия убийства. Доспехи Императора горели, его золотой венец сгорел дотла.

Ухающие роторные пушки поливали огнем броню Императора, молниевые когти срывали пластины. Императору требовалась вся его воинская сноровка и психическая мощь, чтобы не дать оружию мех-вожака прикончить себя.

— Отец! — закричал Хорус.

Зеленокожий обернулся и увидел его. Он заметил отчаяние в его глазах и расхохотался. Кулак, похожий на осадный молот «Редуктор», отбил меч Императора и вздернул Повелителя Человечества в воздух. С нечеловеческой мощью зеленая рука стала выдавливать из него жизнь.

— Нет! — проорал Хорус, пробившись через последних зеленокожих, чтобы достичь отца. Мех-вожак повернул наспинное орудие на примарха, и опаляющая очередь молниеносных выстрелов забила по палубе.

Хорус увернулся от снарядов, словно волк на охоте, посреди пепла и огня агонии мира. У него не осталось оружия. В обычной ситуации это не стало бы для легионера серьезным препятствием, но с подобным противником могло определить исход схватки.

Да и никакое оружие примарха не навредило бы существу.

Но вот его собственное...

Хорус схватился за одну из механизированных конечностей вожака, с крутящимися медными сферами и потрескивающим молниевым оружием. Рука обладала громадной силой, но сантиметр за сантиметром он вывернул ее.

Из оружия вырвалась молния, дочерна опалив руки Хоруса. Сквозь мясо сверкнули кости, но что такое боль по сравнению с гибелью отца?

Одним геркулесовым усилием Хорус дернул руку вверх, и оружие выплюнуло из себя белую молнию. Опаляющий залп попал в предплечье мех-вожака, и конечность ниже локтя взорвалась в брызгах обугленной плоти и вскипевшей крови. Зверь удивленно заворчал, выпустив Императора и с глупой завороженностью рассматривая культю.

Ухватившись за подаренный шанс, Император ринулся с воздетым мечом из вороненой стали. Острие пронзило живот мех-вожака и вышло из его спины в фонтане искр.

— Теперь ты умрешь, — промолвил Император и рванул клинок вверх.

То была ужасная, мучительная, смертельная рана. Из отвратительных металлических органов внутри тела зеленокожего вырвался электрический огонь. Выжить после такого ранения не мог даже зверь столь невероятных размеров.

Но это был еще не конец.

Хорус ощутил нарастание колоссальных психических энергий и зажмурился, когда внутри Императора стало усиливаться яркое свечение. Доселе он не видел в своем отце ничего похожего на подобную силу и даже не подозревал, что он может ею обладать. Физическая плоть обратилась в пепел, а то, что богословы древности называли душой, сгорело на веки вечные.

От того, кого постигла подобная участь, не останется ничего.

Его тело и душа покинут течение конечной энергии вселенной, дабы угаснуть в памяти и навсегда исчезнуть из ткани бытия.

Это была полнейшая, необратимая смерть.

Энергия прошла по мечу Императора и наполнила зеленокожего убийственным светом. В ревущей вспышке золотистого пламени существо разлетелось на куски, и из переливающегося остаточного образа его гибели полыхнула молния, которая начала метаться от орка к орку, будто выискивая сородичей повелителя Горро. Потоки непостижимой силы, исходящей от Императора, выжигали остатки ксеносской плоти. Золотистый пепел развеивался на ветру.

Хорус смотрел, как сквозь Императора протекает сила жизни и смерти, видел, как он рос, пока не стал подобен богу. Его громадную величественную фигуру окутывало ослепительное янтарное пламя.

Отец никогда не называл себя богом и неизменно отрицал любые подобные заявления. Он даже наказал сына, который верил в то, что Хорус увидел своими глазами.

Хорус упал на колени, не в силах сопротивляться чуду, свидетелем которому он стал.

— Луперкаль!

Он обернулся на звук своего имени.

И вот он, его охотничий волк.

По мостику бежал Сеянус, выкрикивая его имя и размахивая кулаком. Он переступил предел выносливости и рассудительности, только чтобы стоять подле своего примарха и Императора.

Чудесный свет позади него затмила сине-белая плазма, и, обернувшись, Хорус увидел силуэт Императора на фоне кипящего холодным огнем ядра Горро.

Он стоял спиной к примарху, меч вложен в ножны, а руки подняты кверху. Тот же золотой огонь, что уничтожил вождя зеленокожих, стекал с кончиков его пальцев, будто нематериальное пламя.

Хорус понятия не имел, что за безумная механика лежала в основе силового ядра орков, но любому глупцу было ясно, что оно вот-вот разрушится. Горро в мощных конвульсиях разваливался на части, что служило достаточным тому доказательством, но при виде вырывающегося из оков звездного огня примарх понял это наверняка. Была ли гибель мех-вожака последней соломинкой, которая сломила узы веры, удерживавшие чудовищные силы в узде?

Как скоро оно взорвется? Хорус не догадывался, но подозревал, что задолго до того, как они успеют спастись из глубин мусорного мира.

— Не может ведь все закончиться вот так, — прошептал Хорус.

— Нет, сын мой, — ответил его отец, вновь впитав в себя золотой свет. — Не закончится.

Император стиснул кулаки, и воздух вокруг кипящего плазменного ядра свернулся, как будто реальность была не более чем фоном, на котором разворачивалась драма Галактики.

И там, где он скрутился, пространство ужасающе разверзлось, явив глубочайшие бездны надвигающегося хаоса и бесконечного потенциала. Зияющие пустоты, где жизни всех обитателей Галактики были просто пылинками в космическом шторме.

Царство эмпиреев нерожденных, где в грязной утробе смертного вожделения возникали кошмары. Отродья холодной пустоты крутились во мраке, словно миллион змей из эбонитового стекла, бесконечно извиваясь и скользя.

Хорус заглянул в саму бездну, одновременно испытывая отвращение и восхищение тайным механизмом вселенной. На его глазах Император собрал ткань мира и накрыл ею плазменное ядро зеленокожих. Усилие давалось ему непросто, золотой свет в его сердце тускнел с каждой прошедшей секундой.

А затем ядро исчезло.

В пустоту, оставленную плазменным огнем, с громким хлопком вернулся воздух, и по залу сернистой бурей прокатилась ударная волна.

Император, опустив голову, припал на колено.

Секундой позже Хорус оказался возле него.

— Что ты сделал? — спросил он, помогая отцу встать на ноги. Император поднял глаза, на его дивное лицо возвращалась краска.

— Отправил плазменное ядро в эфир, — ответил он сыну, — но это даст лишь краткую передышку. Мы должны уйти, прежде чем варп развернется и заберет все с собой. Он уничтожит мусорный мир так же верно, как если бы тот попал в хватку черной дыры.

— Тогда давай убираться отсюда, — сказал Хорус.

Они наблюдали за агонией Горро с мостика «Духа мщения». Император и Хорус вместе с Морнивалем стояли у оуслитового диска, откуда примарх планировал пустотную войну против мусорного флота.

— От такого зеленокожим не оправиться, — сказал Хорус. — Их мощь сломлена. Пройдут тысячи лет, прежде чем зверь восстанет снова.

Император покачал головой и вызвал из диска мерцающий световой планетарий. У краев диска закружились мягко сияющие точки, десятки систем, сотни миров.

— Если бы ты был прав, сын мой… — промолвил Император. — Но зеленокожие как раковая опухоль в теле Галактики. Ибо на месте каждой шаткой империи, что мы сожжем дотла, возникнет новая, еще больше и прочнее. Такова природа орков, и вот почему их расу так тяжело уничтожить. Ее следует полностью искоренить, или они вернутся еще сильнее, снова и снова, пока их не станет слишком много.

— Значит, мы навеки прокляты зеленокожими?

— Нет, если будем действовать быстро и безжалостно.

— Я — твой меч, — произнес Хорус. — Покажи, куда бить.

Император улыбнулся, и в сердце Хоруса расцвела гордость.

— Телонский предел — всего лишь сатрапия крупнейшей империи, с которой мы когда-либо сталкивались, и она должна пасть, чтобы Крестовый поход мог продолжаться, — сказал Император. — Война, которую мы поведем, дабы разрушить эту империю, будет величественной. Ты обретешь славу, и люди будут говорить о ней до тех пор, пока не погаснут сами звезды.

— И это она? — спросил Хорус, склонившись над светящимся гололитом. Один, затем десятки и, наконец, сотни миров окрасились зеленым.

— Да, — сказал Император. — Это Улланор.