Воровка

Глава 5

Дождь прибивает траву, барабанит по листьям, мне холодно, зубы стучат друг об друга. В любой другой день я бы не пошла мыться на озеро, тем более ранним утром. Но сегодня день особенный. Уже вечером я закружусь в танце, вспомню, чему учили учителя, и скину с себя образ беспризорного мальчишки. Меня наполняет воодушевление, несмотря на множество трудностей впереди. Вскоре предстоит выкупить документы, купить дом и нанять людей, готовых сыграть любую роль, которую им скажут. Увы, на вылазки придется идти ещё не раз.

Если честно, в глубине души я рассчитываю с кем-нибудь познакомиться. Мне хочется очаровать мужчину способного заинтересоваться мной под маской, не зная моего титула и происхождения. Я верю, что если понравлюсь, он будет готов закрыть глаза на некоторые пробелы в моей истории. Например, поверить, что из детства я ничего не помню, поскольку упала с лошади и потеряла память, а с вышедшим из ума отцом не поддерживаю связь, потому что он никого не узнаёт и не хочет видеть. Ему хватает знать, что доверенное лицо выделяет определенную сумму на мое содержание и оплачивает работу прислуги.

Говорят, влюблённый мужчина не будет копаться в деталях. Он будет ослеплён женской красотой и непременно страдать в любовной горячке, пока не соединиться в одно целое со своей избранницей. Красивая сказка для наивных дев. Мне хватит и малого — верить моим рассказам и не копаться глубже.

Несмотря на ледяную воду, моюсь долго, тщательно растираю тело, промываю волосы до скрипа и вымачиваю их в заранее приготовленном отваре, чтобы придать блеск и сделать их ещё более тёмными. Краска, купленная у травницы, быстро смывается, но зато стоит недорого и в зависимости от времени выдержки может предать волосам, как лёгкий оттенок, так и полностью изменить цвет.

Из воды выхожу, когда левую ногу сводит судорога. Щипаю голень что есть сил, причиняя себе боль, и быстро закутываюсь в простыню, которую забрала из постоялого двора. Вытираю мокрое тело покрытое мурашками и, подняв взгляд на одежду, которую оставила под кустами испуганно ахаю. Ветки шевелятся, как будто кто-то здесь был и подсматривал за мной, а может быть и сейчас наблюдает.

Я прищуриваюсь и всматриваюсь в листву, стараюсь заметить подозрительное движение. Подходить забирать одежду страшно. Мнусь на месте и севшим от волнения голосом говорю:

— Выходи, я тебя видела.

Боюсь услышать ответ или увидеть, как шевелятся ветки. Выжидаю ещё некоторые время, быстро подбегаю и надеваю простое тёплое платье, а волосы прячу под платок и обхожу подозрительное место стороной. Возможно, у меня началась паранойя и

везде мерещится слежка, но переубеждать себя, и лишний раз не обращать внимания в моей ситуации точно не следует.

Я смогу спокойно вздохнуть лишь, когда документы будут на руках, а я вместе с братом в тёплом доме и хотя бы минимальным количеством слуг соответствующим нашему титулу.

В попытке согреться до постоялого двора добираюсь быстрым шагом. К себе в комнату забираюсь как обычно через окно. В такую рань все еще спят и я, пользуясь случаем, подсушиваю волосы полотенцем, формирую пряди и закручиваю их тканью к затылку, чтобы получились красивые локоны, а затем прикрываю на мгновение глаза и позволяю себе спать до обеда.

Проснувшись, спускаюсь в холл и впервые заказываю обед в комнату. Решаю побаловать себя и позволю себе нечто большее, чем обычно. Особенный день должен быть особенным во всём.

Думаю, ничего страшного не случится и никто из посетителей меня не запомнит. Да и разве кому-то есть дело до невзрачной одетой девушки в серой косынке на голове, когда впереди столь грандиозное событие как бал-маскарад?!

С удовольствием ем сливочный грибной суп, наслаждаюсь ароматом, закрывая от удовольствия глаза. Овощное рагу медленно пережёвываю, стараюсь определить пряности, которые использованы в приготовлении и обещаю себе, что если у меня не получится выйти замуж открыть лавку со специями.

К зеркалу подхожу вооружившись сурьмой и пудрой. Тонкой линией подвожу глаза по линии роста ресниц и заодно слегка их подкрашиваю. Брови делаю гуще и темнее, чтобы на фоне перекрашенных волос они выглядели естественно. Серый оттенок лица, присущий мне от усталости и недосыпа, корректирую пудрой, щёки делаю слегка розоватыми, чтобы лёгкий румянец в нужный момент показал мою застенчивость.

Стараюсь не переборщить, а лишь подчеркнуть свою красоту. Я знаю, как насмехаются мужчины над юными девушками, которые наносят на свои лица слишком много косметических средств. За свою жизнь многое пришлось услышать, пока пыталась найти работу и стояла на рынке с протянутой рукой.

Губы наоборот делаю поярче, не жалею сока свёклы и наношу его слой за слоем. Мне не хочется, чтобы при первом же знакомстве мужчина попытался впиться в них поцелуем. Слушая сплетни возле торговых лавок, я поняла, что это оттолкнёт незатейливых ухажеров, которые хотят заполучить лёгкую интрижку. Дам с яркими губами избегали целовать, потому что после приходилось мыть лицо.

Перед самым выходом распускаю волосы, слегка сбиваю их пальцами, укладываю на затылке с помощью шпилек и украшаю тонкой полоской жемчуга.

Да поместья, где будет проходить бал-маскарад, добирались на карете, заплатив приличную сумму вознице. Остановить прошу заранее, чтоб никто не заметил, что пробыла одна. Дождавшись дам в возрасте шепчу им, что моя гувернантка заболела, а матушка слишком огорченная произошедшей этой ночью кражей, вместе с отцом отбыла в неизвестном направлении. А поскольку у меня было всё готово, я решилась на отчаянный шаг. Для убедительности всхлипываю, говорю, что я слишком плохая дочь для своих родителей, и что мне следует вернуться обратно. Сетую на свою судьбу, ведь наверняка никто в юности не совершал столь безрассудных поступков.

Женщины недоуменно переглядываются. Одна из них даже интересуется, откуда я, но видя, мое замешательство, вздыхает и говорит то, что хочу услышать.

В великолепный зал, окружённый с трёх сторон колоннами, освещённый множеством восковых свечей в хрустальных люстрах и медных стенных подсвечниках мы заходим втроём. Со стороны это выглядит, будто меня привели родственницы, и я под их просмотром. Это поможет мне избежать непристойных предложений и косых взглядов.

Спину стараюсь держать ровно, постоянно напоминаю себе улыбаться и не отпускать взгляд. Впервые за долгие годы на меня смотрят не с пренебрежением, не шикают брезгливо и не говорят, чтоб убралась с глаз, а принимают как равную.

На бал-маскарад мог прийти кто угодно, но я думаю, что простолюдины никогда не решатся на подобное. Их будет выдавать всё: одежда манеры умение танцевать и держать бокал на тонкой ножке, не говоря уже об речевых оборотах. Все года потраченные на обучение были ради того, влиться в ту жизнь, которой я была лишена.

Платья всех цветов, сложные причёски и изысканные украшения привлекает моё внимание. Я стараюсь не выдавать своего трепета и не слишком откровенно рассматривать наряды и обстановку вокруг. Ненавязчивая музыка смешивается с кокетливым смехом женщин и тихим приятным баритоном мужчин. Дамы заинтересовано улыбаются приглянувшимся кавалерам и стыдливо опускают глаза, когда те отвечают им взаимностью.

— Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на танец.

Я удивлённо смотрю на протянутую руку в белой перчатке, принадлежащему весьма высокому статному мужчине. Маска занимает все его лицо, поэтому сложно сказать, насколько он красив, но его голос отзывается дрожью по телу и кажется смутно знакомым.

— Ничья улыбка не сможет сравниться с вашей. Осчастливьте меня, подарите танец.

Принимаю его приглашение и кладу свою ладонь поверх его.

Ощущение собственной привлекательности растекается опьяняющим чувством счастья. Мне никто никогда не говорил, как я очаровательна, красива, мила и умна. Оказывается, слышать нечто подобное и позволять мужчине вести себя в танце слишком приятно, чтобы думать о чем-то ином, кроме как очаровать его еще сильнее.

— Как ваше имя прекрасная незнакомка? — шепчет он, наклонившись к моему уху непозволительно близко.

— Сегодня же бал-маскарад, позвольте, это останется моей тайной, — отшучиваюсь, не придумав, как представиться.

— Вы так прекрасны, что наша встреча не может быть случайной. Любоваться вами одно удовольствие. Не сочтите за трудность подарить мне тайное знание.

— Эмма, — выдыхаю и прикрываю глаза. — А вы представитесь?

— Только если вы представите меня своим сопровождающим. Поверьте, у меня весьма серьезны намерения. Я понял это, едва увидев вас.

Неприятное чувство тревоги колет под ребра. Я внимательнее всматриваюсь в мужчину, пытаясь понять, почему внутри поднимается паника. Из-под маски был виден лишь гладко выбритый подбородок с небольшой ямочкой и светло-голубые, будто покрытые льдом глаза. Слишком необычные, чтобы можно было их забыть, увидев хоть раз. На их фоне весьма уместно смотрятся светлые волосы, уложенные на бок. Под моими пальцами, которые лежат на плече мужчины, сквозь рубашку чувствуется рельеф мышц.

Он слишком хорош, чтобы давать подобные обещания незнакомой девушке. Это отрезвляет, заставляет иначе взглянуть на ситуацию.

— Увы, они меня уже заждались и не одобрят, если второй танец вновь будет с вами. Они слишком строги в моем воспитании, — вру я, стараясь ускользнуть.

— Давайте вместе устраним эту неприятность, — настаивает мужчина и поглаживает мой палец, на котором под перчаткой ниткой замотано кольцо.

Сердце заходится стуком. Дыхание перехватывает.

— Вы ведь пришли одна. Хоть с вами и зашли две женщины, но они вас совсем не знают.

Я отступаю, стараясь вырваться из объятий.

— Я не закончил, — мужчина припечатывает меня к своей груди. — Мое имя Аарон и я дознаватель. Сознавайся, — ласково говорит он. — Тайком сбежала от родителей.

— Да, — киваю.

— А они знают, чем занимает их дочурка?

— Нет, что вы, — смущенно опускаю ресницы. — Они бы подобное не одобрили, — я говорю правду, матушка с отцом, узнав, чем я занимаюсь, пришли бы ужас.

— Не боитесь, что они узнают?

— Матушка умерла, — протягиваю с грустью.

— А отец?

— Ему безразлично, — отвечаю, поддерживая придуманную легенду согласно которой мой батюшка жив, но сошел с ума.

— Он умер?

— Нет.

Аарон странно хмыкает и перестраивается в танце, останавливается возле мужчины и кивает ему. В его глазах пробегает искра, а радужка всего на мгновение светится голубым. Я дергаюсь и ахаю. Передо мной стоит одаренный. Самое главное не выдать себя.

— Извините, — шепчу. — Не проводите ли вы меня. Мне необходимо отлучиться в дамскую комнату. Я немного переволновалась, вспомнила о гибели матушки. Я хотела бы умыться.

— Вы кого-то ждете?

— Нет.

— Тогда позвольте, — он подставляет локоть и ведет меня к выходу. — Я так очарован вами прекрасная Эмма, что не могу устоять, — говорит Аарон, едва мы оказываемся в коридоре, и за нами закрывается дверь. — Я хочу подарить вам одно ценное украшение, — он останавливается и заходит мне за спину, приподнимает волосы. — Это поможет нам стать друг к другу ближе.

На моей шее застегивает обруч, блокирующий силу одаренных.

От шока я задыхаюсь, оседаю на пол, схватившись за шею. Слезы текут по щекам. Аррон садиться рядом на корточки, срывает с меня маску и вместе со своей откидывает в сторону.

— Вот и познакомились, Эмма, — от былой нежности в голосе не остаётся и следа. — Знаешь, что будет дальше?

Мотаю головой и трясусь от озноба. Мне жутко настолько, что я готова потерять сознание. Мой подбородок подцепляют пальцами и вынуждают посмотреть вверх. Сквозь пелену слез я вижу мужчину, в дом которого влезла и ударом по голове лишила сознания.

Забываю, как дышать, захлебываюсь воздухом и захожусь в кашле. В его глазах я вижу торжество, а еще обещание скорой расправы. Он вертит мое лицо из стороны в сторону, оценивает, будто племенную лошадь.

— Я ничего не понимаю, — жалобно тяну, рассчитывая получить хоть какое-то объяснение своей дальнейшей судьбы.

— Не притворяйся. Мы оба знаем кто ты.

— Этот обруч, — подцепляю пальцами холодный металл и стараюсь снять его, хотя заранее знаю, что ничего не получится. — Его надо снять, отец не обрадуется, увидев его на мне.

— Твой отец мертв. Хватит врать. А ты, — Аарон отпускает меня и встает, смотрит сверху вниз, — прекрасно знаешь, почему он на тебе. В твоих интересах рассказать все, что меня заинтересует. Ведь ты понимаешь, как проходят допросы.

— Вы ошиблись, — лепечу неуверенно, обхватываю себя руками и отвожу взгляд.

— Очевидное не отрицай, — обрывает одаренный и морщится от неприязни ко мне. — Ведь ты сразу разрыдалась, едва блокатор оказался на тебе. Слишком яркая реакция. И не забывай, с кем говоришь. Я стал дознавателем не просто так.

Закрываю лицо ладонями, размазываю нанесенную на глаза сурьму, совершенно не заботясь о своем внешнем виде. Все закончилось. Я попалась в руки одаренным.

— Вставай неженка, — Аарон берет меня под локоть и тянет вверх. — Давай без истерик, — трясет меня за плечи, пытаясь привести в чувство, а я не могу сдерживать поток слез и всхлипов. — Ну и рева, — недовольно вздыхает он и подхватывает меня под колени, взваливая себе на плечо.

К голове приливает кровь, мне становится настолько дурно, что я начинаю выть от безысходности и бить кулаками спину мужчины.

— Успокойся! — рявкает он и опускает мне ладонь на ягодицы. — Раньше думать надо было!

На боль не обращаю внимания, продолжаю брыкаться. Представляю, что меня ждет и сопротивляюсь изо всех сил.

— Свяжи ей руки, меня утомило ее поведение, — слышу громкое восклицание Аарона и верчу головой, стараясь найти, кому была озвучена просьба.

— Вел же ее по-хорошему, — отвечает ему мужчина, которого я ранее видела в постоялом дворе, и обхватывает мои запястья.

— Она догадалась, ударила бы даром.

Притихаю, слушая их разговор. Глотаю горечь во рту и всхлипываю.

— Разговорил?

— Узнал мало.

— Я могу заплатить за свой выкуп, я же такая как вы, — пробую вклиниться в их разговор.

— Так много наворовала? — недовольно спрашивает Аарон.

— Нет.

— Снова врешь, — грозно припечатывает он и спускается по ступенькам на улицу.

Я понимаю, что если окажусь в карете, шансов освободиться больше не будет. Если не казнят и не замучают, мне придется всю оставшуюся жизнь прожить за решеткой. Меня лишат рук и солнца, я буду вдыхать спертый влажный воздух, а моими соседями будут лишь крысы, которые будут соревноваться со мной за право есть похлебку, небрежно просунутую между прутьями камеры.

Со всей силы впиваюсь зубами в спину мужчины, заваливаюсь в сторону, чтобы упасть.

— Дурная девчонка! — рявкает Аарон и ставит меня на ноги. — Эдгар! Завязывай рот! Он ей сейчас ни к чему!

— Нет! Я не буду! — кричу испуганно, увидев, как мужчина готовит кляп. — Больше не буду! — добавляю тише сквозь слезы.

Наклоняю голову, опускаю плечи, боюсь вдохнуть лишний раз.

— Я задохнусь, — жалобно цежу сквозь зубы.

— Не усугубляй. Ты ничего не сможешь изменить, — встряхивает меня Аарон. — Оставлю без кляпа и мешка на голове, если пойдешь сама.

— Куда?

— В карету!

— А потом?

— У тебя много вариантов?

Качаю головой и всхлипываю. Спрашивать дознавателя, куда он везет пойманных преступников глупо. В лучшем случае сразу в камеру, минуя пыточную.

Мои ноги подгибаются и дрожат, идти сложно. Мужчины рядом нервничают, переглядываются, стараются меня ускорить, и тянут по обе стороны за локти. Огонь внутри меня бурлит, рвется наружу, но каждый раз натыкается на невидимую преграду и сжимает сердце.

— Что со мной будет? — упираюсь каблучками в гравий возле кареты и поднимаю взгляд на Аарона.

— Будь умницей и все пойдет гладко.

Оглядываюсь на Эдгара, ищу в нем поддержки или хотя бы пояснений, что значат слова дознавателя, но он кивает на карету, задавая нужное направление. Я упрямлюсь, хочу больше узнать о том, что меня ждет.

— Болтать позже будешь, — обрывает едва не сорвавшийся вопрос Аарон и заталкивает меня в карету.

Он садится напротив меня, достает из моей сумки, которую я оставила в постоялом дворе, мешочек с монетами и подкидывает его на ладони.

— Не многовато взяла для одной себя?

Не знаю, что ответить, сглатываю и вжимаюсь в спинку сиденья. Сбоку от меня устраивается Эдгар и приподнимает бровь, будто тоже интересуется, куда мне столько золота.

— Хорошо, продолжим, — он вновь запускает руку в мою сумочку и достает исписанные мелким подчерком пожелтевшие листы.

Приглядываюсь к ним и узнаю свой дневник. С шумом набираю воздух и дергаюсь. От ухмылки на лице дознавателя перед глазами темнеет, слышу его голос как будто со стороны.

— Я устала! Мне кажется, что я одна на весь мир, всеми проклятая и забытая, никому ненужная выброшенная туда, где мне нет места ни среди людей, ни среди одаренных, — читает Аарон и выразительно поглядывает в мою сторону. — От всех нужно держаться подальше! Одно меня согревает, вера в то, что все могу изменить, оставить прошлое за своей спиной, найти выгодную партию, чтоб дети мои ни в чем не нуждались, и не волочили свое существование, промышляя воровством, чтобы выжить. Я еще не поняла, как стереть свои поступки, чтоб они никогда не всплыли, чтоб никто не узнал о моем низком происхождении, чтоб правда никогда не открылась, а дети мои не переняли отравляющий тело дар.

Он прищуривает глаза, пытается поймать мой взгляд, подается телом вперед, а я подтягиваю ноги к груди и прикрываю лицо руками, чтобы избежать удара.

— Весьма занимательно, не так ли? — Аарон обращается не то ко мне не то к Эдгару. — Ровные строчки в начале под конец поползут вниз, чернила кое-где плывут, размазывают ровный подчерк с закорючками, попавшими на них слезами. Ты так переживаешь, но ты сама выбрала свой путь. К чему это — он трясет листами передо мной и хмурится. — Воров не любят нигде. Если одаренный найдет для себя дом, то вор — никогда, — мужчина замолкает, ждет от меня ответа и, вздохнув, задает конкретные вопросы: — Где выросла? Кто твой отец?

— Разве это может повлиять на мою судьбу? — смотрю на него через щелочки пальцев, не отнимая ладоней от лица.

— Торгуешься? Я не тот с кем ты сможешь договориться. Либо говори все сама сейчас, либо, — Аарон замолкает, красноречиво играет бровями, оставляя меня додумывать, что он способен сделать с такой, как я. — Выпрямись уже, — он откидывается на спинку сиденья и запрокидывает голову. — Сжалась, будто я тебя уже пытаю.

— А будете?

— А есть варианты иначе тебя разговорить?

— Вы и так все знаете, — немного сдвигаю колени в сторону, чтобы лишний раз не злить мужчин. — А родителей не помню, умерли, позже проснулся дар. Ничего об одаренных, кроме людских рассказов не знала. Идти к вам страшно было.

— Врешь! — раздраженно бросает Аарон и берет исписанные листы моего дневника.

Он демонстративно листает мои записи, хмыкает, посматривает на уснувшего Эдгара с пониманием. На каждое мое движение реагирует недовольным взглядом. В его глазах помимо холода явно читается предупреждение не делать глупости. Я понимаю, что не смогу выскочить из кареты и далеко убежать со связанными руками, поэтому стараюсь не злить одаренного. Лихорадочно пытаюсь вспомнить, упоминала ли когда в дневнике о даре огня. Он настолько противен мне, что никаких определений кроме «проклятый дар» я вряд ли давала.

От долгой дороги волнение только растет. Из-за того, что окна завешены плотной тканью я не понимаю, где мы. Протянуть руку и отодвинуть плотную ткань не решаюсь. А вскоре это становится и вовсе бесполезно от наступившей темноты. Осмелев, я ерзаю, проверяю, насколько пристально за мной следят, и стараюсь незаметно положить руку на ручку двери. Набираю побольше воздуха, готовясь сорваться с места в любое мгновение.

— Ты ведь понимаешь, насколько безрассудно хочешь сейчас поступить? — когда я уже немного привстала и хочу выпрыгнуть, на меня обрушивается голос Аарона.

От неожиданности я вскрикиваю и неуклюже заваливаюсь вперед прямо на колени одаренного.

— Грациозна будто лань, — вздыхает он и поднимает меня за плечи, усаживает обратно.

— Скучно тебе не будет, — хмыкает Эдгар.

— Прямо ночью и повеселюсь.

Я дергаюсь, слова Аарона звучат как приговор. Договариваться и давить на жалость бесполезно. Мои слезы не тронут его, как и мольбы о пощаде. Отец всегда говорил мне, что необходимо держать лицо, но знал бы он, как это сложно когда оказался в ловушке. Мысленно я уже ползаю под ногами у мужчин и упрашиваю их быть со мной помягче, настолько насколько это возможно в моей ситуации.

Когда карета останавливается, первым спрыгивает Эдгар.

— Выходи, — он протягивает руку, намереваясь поддержать меня.

Забиваюсь в угол, медлю, стараюсь оттянуть неизбежное. Мычу нечто неразборчивое, спросить напрямую, что будет дальше, не хватает смелости. От прикосновения Аарона вздрагиваю и висну на нем, не намереваясь подчиняться.

— Давай без истерик, мне они не нужны, — припечатывает он и тянет за связанные руки, передавая Эдгару.

Я путаюсь в платье и падаю на колени под усталые вздохи мужчин. Им явно надоело со мной церемониться, и они ждут не дождутся, когда мы останемся наедине, чтобы никто посторонний не услышал моих криков. Встаю с помощью Аарона и сразу упираюсь каблучками в вымощенную булыжником дорогу.

— Будет больно? — спрашиваю тихо, чтобы слышал только он.

— Если не будешь врать, все будет хорошо, — тихо отвечает он и толкает в спину, задавая направление вперед.

Его ответ меня не устраивает, хочется получить гарантии, договориться обменять правду на легкую казнь и отсутствие пыток, а может, если они не знают, что я одаренная огнем, и вовсе выпросить оставить мне одну руку. Моя фантазия настолько бурно разыгрывается, рисуя весьма реалистичные картинки, что мне становится дурно. В глазах мутнеет, а в ушах гудит. Я оседаю и опускаю лицо, стараюсь прийти в себя. Аарон что-то недовольно говорит Эдгару и закидывает меня на плечо.

Он идет быстро, перед глазами все мелькает, из-за тусклого освещения невозможно ничего рассмотреть. В полукруглое здание заходим через парадный вход и сразу начинаем спускаться вниз. С каждым лестничным пролетом воздух становится более спертым и влажным.

— В темницу? — обеспокоенно спрашиваю в надежде, что мы вскоре остановимся, и моя камера будет располагаться в не самых худших условиях.

— Не совсем.

— А куда? — начинаю паниковать и, не услышав ответа, верчусь, стараюсь освободиться, потому что то, о чем я думаю настолько ужасно, что не может оказаться правдой!

— Мы уже пришли, — Эдгар открывает перед Аароном дверь и меня ставят на ноги.

Я обвожу взглядом каждый угол. Вижу железные башмаки с шипами, дыбы, деревянное бревно в виде заостренного треугольника, непонятные инструменты с зубцами и много-много молотов, плетей, ножей, топоров, спиц.

— Проходи, не стесняйся, — насмешливо произносит Аарон.

Пользуюсь тем, что меня никто не держит и бросаюсь к выходу, тяну массивную дверную ручку на себя, кричу, когда мою талию обхватывают мужские руки и тянут назад. Бью ногами и, извиваясь всем телом, стараюсь выторговать ещё хоть немного времени глупым бесполезным сопротивлением, до последнего отрицая предстоящий ужас.

— Тихо! — прикрикивает Аарон и тащит к дыбе, усаживает на неё, давит на плечи, чтобы не дергалась.

Я плохо слышу, что он говорит, перед глазами темнеет, реальность ускользает от меня. Мотаю головой из стороны в сторону, мне плохо, дар внутри жжёт и сдавливает внутренности до тошноты.

Заваливаюсь вперёд, даю уложить меня и проваливаюсь в спасительную темноту.

В чувство меня приводит вода, льющаяся на лицо. Закашливаюсь, стараюсь заслониться руками и привстать.

— У нас целителей здесь нет, сознание терять не обязательно.

Я еще не совсем понимаю, что происходит, но видя перед собой Аарона и осознав, где я лежу, вскрикиваю и едва не падаю.

— Я предупреждал, — подает голос Эдгар и скучающим взглядом смотрит на огонь в жаровне, где на углях стоит котелок с кипящей водой.

Мои глаза округляются, я хриплю нечто неразборчивое и вновь ничего не вижу перед собой.

— Неженка, хватит глаза закатывать! — Аарон берется за шнуровку платья и ослабляет её.

Слезы катятся из глаз, не сдерживаюсь, рыдаю навзрыд. Я понимаю, к чему эти приготовления и, что живой вряд ли выйду.

— Эй, — мое лицо ловят, давят на щеки, заставляя посмотреть дознавателю в глаза. — Тебе просто надо ответить на вопросы.

— Я все расскажу, только… — заикаюсь, боюсь вслух произнести просьбу.

— Только? — хмурится Аарон и, не услышав ответа, продолжает: — Если будешь молчать просидим здесь долго.

— Я все расскажу без пыток.

Он хмыкает и опускает меня, отходит на пару шагов и кивает Эдгару на жаровню.

Тут же срываюсь с места, бегу придерживая связанными руками лиф платья.

— Эмма! Хватит! Неугомонная девчонка! — недовольно кричит Аарон. — Дверь закрыта, — он обрывает мою надежду на спасение.

— А я говорил, ты её до смерти напугал!

Оглядываясь, запинаюсь об юбку и падаю на каменный пол. Стону от боли и пытаюсь вставать.

— Успокойся, — Аарон подхватывает меня и несёт обратно, усаживает на дыбу. — Ничего страшного с тобой не произойдет.

Качаю головой, не верю ни одному его слову. Просто так людей в пыточную не заводят.

— Выпей иван-чай с листом смородины и мятой, — Эдгар протягивает мне чашку и улыбается. — Не отравлен, яда нет, — заверяет он, приподнимая бровь.

— Разольет или окатит меня кипятком, — Аарон принимает из его рук чай и подносит его к моим губам. — Пей.

Мне кажется это какой-то изощренной пыткой. Недоверчиво втягиваю носом воздух, чувствую аромат трав, но пить не спешу.

— Что не так?

— Мне будет больно? — отклоняюсь насколько могу и пытаюсь закрыться руками.

— От чая?

— Вообще?

Мой голос дрожит и кажется чужим. Он севший и хриплый от волнения.

— Ты выйдешь от сюда не испытав никаких болезненных ощущений, — говорит Аарон, наблюдая за моей реакцией. — Лишь при одном условии — говоришь только правду. Вопросов у меня не так много. Советую задуматься и не упираться. Договорились?

Закусываю губу и киваю, ведь у меня нет иного выбора.

— Даже не пробуй врать, дознавателем я стал не случайно. Первый самый простой вопрос. Твое имя?

— Эмма.

— Полное имя.

Я тяжело сглатываю, смотрю на узел, сковывающий мои руки, и за першением в горле стараюсь выкроить себе время на раздумья. Слишком ли опасно называть имя отца? И смогут ли они проверить, если я совру. Открываю рот, хочу представиться именем с поддельных документов, но понимаю, что не помню его.

— Эмма Фон де Тремьера, — выпаливаю первое пришедшее на ум.

— Ещё одна попытка и буду принимать меры.

Вздрагиваю как от удара и ловлю взгляд льдисто-голубых глаз.

— Эмма фон де Денгора.

— Я предупреждал, — Аарон надавливает мне на грудь, заставляя лечь.

— Подожди! — отчаянно вскрикиваю, но он не слышит и заводит мне руки за голову.

Я верчусь, стараюсь пнуть мужчину ногой, чтобы отпустил, перестал затягивать ремни на моих запястьях. В ответ на мои потуги, Аарон сильнее сдавливает мои руки, причиняя боль, перехватывает мою ногу под коленом и задирает юбку, обнажая ноги и ажурные чулки.

— Продолжай, оголенное тело меня вполне устраивает, — говорит он, намекая на мой неподобающий вид. — С чего начать? С рук или ног? Что у тебя более чувствительное и поможет тебе разговориться?

— Я скажу и так! — восклицаю сквозь непрошенные слезы. — Эмма фон де Паллен.

— Умница, — дознаватель расплывается в одобрительной улыбке. — Можешь же, когда хочешь.

— Кто был одарённым мать, отец или оба?

От его вопросов хочется рыдать в голос. Я боюсь, что это поможет вычислить мою сокровенную тайну, о том, какое чудовище перед ними оказалось на самом деле.

— Ну? — торопит Аарон, не дает время на раздумья, заставляет говорить, прежде, чем я обдумаю последствия правды.

— Мать, — протягиваю, уверенная, что он точно не мог узнать подобное.

— Мои вопросы кажутся тебе слишком сложные, раз ты постоянно врешь?

— Я не вру.

— Твоя ложь слишком горчит, — Аарон кривится и нависает над моим лицом. — Хоть я и знаю правильный ответ, более не потерплю вранья!

От его напора по телу проходит волна озноба, и если я до этого тряслись, то теперь меня колотит от страха.

— Эдгар, раскаляй ножницы, — намеренно медленно приговаривает Аарон, выделяя каждое слово. — И так, последняя попытка. Тебя заставили воровать?

— У меня не было выхода.

— На те моменты, которые ты украла в зачарованном лесу, ты могла долгое время жить. Зачем тебе ещё?

— Я должна заплатить откупную, чтобы уйти.

Аарон смахивает слезы с моего лица, протирает платком вспотевший лоб. Его мнимая забота подкупает, но я знаю, что все это игра для того, чтобы я рассказала без утайки обо всем, что может заинтересовать дознавателя.

— Почему не пришла к одарённым?

— Боялась, — говорю правду, надеясь, что это не вызовет подозрений и, чтобы избежать лишних вопросы добавляю: — Росла среди людей, много плохого говорят об одаренных. О том, какие они жесткие, и как расправляются с неугодными. Я же рождена от одарённого и простого человека. Идти к вам для меня опасно.

— Глупая, — вздыхает Аарон с горькой усмешкой. — Надо было сразу прийти, пока не натворила всего этого.

— В семье ты осталась одна?

— Да! — смело вру, чтобы не выдать брата и для убедительности выпаливаю на одном дыхании: — Роды у матери были сложными, кроме меня никого выносить не смогла.

— Где жили?

— Где придется, — говорю почти правду. Нам с братом пришлось туго, холод улиц был знаком. После смерти матери наладилось все лишь, когда я начала заниматься воровством.

— Ты готова на убийство ради своей жизни?

— Нет! — кричу в страхе, распахивая глаза и приподнимаясь на лопатках. — Я случайно вас так ударила, хотела лишь отвлечь, чтобы сбежать.

— Хорошо, Эмма, — он давит мне на ключицу, заставляя лечь обратно. — Верю. — Как найти твоих сообщников.

— Я не знаю. Мы всегда обменивались информацией в трактире.

— Название? И где он?

— Оловянный горшок.

— По ту сторону зачарованного леса? Ты ведь оттуда?

— Да.

— Кроме тебя, есть еще одаренные?

— В проклятом лесу.

Аарон поджимает губы и недовольно цокает.

— Росла среди людей. Ни воспитания, ни чести.

Молчу. Я не в том положении, чтобы злить дознавателя и доказывать свою правду.

— Вы отправите меня на казнь? — решаюсь спросить и трясусь, сжимаюсь от страха.

— Эмма, действительно, украденная сумма намного превысила допустимую для помилования. А ведь, я еще не знаю, сколько было в действительности.

Дознаватель замолкает, следит за моей беспомощностью и выражением мучений на лице. В костюме посреди орудий для пыток он смотрится неуместно. От него не веет агрессией, но я понимаю, что он привык вытягивать информацию любыми способами. Для него не будет чуждо выпить чай с травами, пока жертва заходится хрипом.

— Не реви, я еще ничего не решил, — сухо бросает Аарон и присаживается рядом. — Знаешь, кому принадлежит кольцо, которое ты украла?

Мотаю головой, потому что не в силах ответить. Я едва сдерживаюсь, чтобы не пнуть его ногой, когда он проводит пальцами по моей кисти, проворачивает кольцо на пальце и накрывает ладонью мою руку. Его чрезмерная близость нервирует, подталкивает к глупостям, о которых после придется жалеть.

— Тогда это объясняет, отчего ты так напугана, — с кольца его взгляд переходит на меня и он снисходительно хмыкает. — Так уж получилось, что я являюсь его владельцем. А ты влезла не только в мой дом в городе, но и в мою комнату в замке.

Отчаяние накатывает с новой силой. Дар жжёт. Мое дыхание становится тяжелее. Стискиваю зубы и рычу, выворачиваю связанные руки в попытке освободиться. Меня сразу же удерживают, не дают калечить себя.

— Она не понимает, — говорит Эдгар.

— Вижу, — прищуривается Аарон и, наклонившись, кричит на ухо: — Успокойся! Поговорим.

Я продолжаю биться в его руках. Его слова кажутся нелепыми. Запертый огонь внутри, не найдя выхода, нестерпимо печет, из-за него я верчусь и выгляжу как ума лишённая, обезумевшая от жесткой правды.

— Истеричка, — выдыхает Аарон. — Жить будешь, если сейчас же прекратишь извиваться! Повторяю ещё раз! Целителей здесь нет!

— Не могу, — отвечаю хрипло. — Мне больно.

— Ты сейчас сама себе делаешь больно, — раздраженно бросает Аарон. — Жжёт внутри?

Мотаю головой, чтобы не выдать себя, чтобы он не понял, кто перед ним на самом деле.

— Отвечай да или нет.

— Нет, — вру, боясь вызвать подозрения. Пусть думают, что я теряю сознание от мельчайшего пореза.

— И так видно, что потенциал большой, — звучит задумчивый голос Эдгара где-то сбоку. Он хоть и не вмешивается, но внимательно следит, анализирует и, наверняка, поделится своими выводами с дознавателем. Иначе, зачем он здесь?! — И с контролем проблемы, — Я слышу стук ботинок и невольно поворачиваю голову. — Тебя не учили контролировать дар?

— Нет.

— Хорошо, — Аарон подцепляет мой подбородок и обращает мой взор на себя, смотрит мне прямо в глаза, в то время как я старательно отвожу взгляд. — С обручем на шее не стоит лишний раз волноваться, раз он так действует на тебя. Давай прямо. Сотрудничать с нами тебе придется, способов разговорить тебя, как видишь, уйма. Жить будешь, казнь откладывается. Так уж получилось, что ты мне нужна. То кольцо, которое ты украла и не можешь снять, говорит о том, что ты идеально подходишь моему дару. Если не согласишься на условия, вернешься сюда вновь. Все поняла?

— Да!

— Я займусь твоим воспитанием, — говорит Аарон и упирает руки в жесткую деревянную поверхность у моей головы, ловит мой всхлип и отталкивается, явно раздражённый моим состоянием.

Я не вижу куда он и зачем направился, но воображение услужливо рисует картинку кнута. Иначе как он ещё будет заниматься воспитанием.

— Главное не ври, — Эдгар наклоняется, старается говорить тише, так чтобы его слышала только я. — Вы теперь связаны, а ты падшая женщина, да еще и воровка! И пусть это останется между нами. Одаренных мы казним крайне редко. В исключительных случаях, а такого при мне и не бывало.

— Из-за чего был последний?

— Огненный попался, его и казнили, — припечатывает меня ответом Эдгар.

— Меня отпустят? — мои губы дрожат, лежать неподвижно невыносимо, лоб покрылся испариной. Внутренности выворачивает от жара. Закусываю губу, стараясь сдержать стон.

Я жду ответ. Но не через минуту, не через две не получаю его. Запертый дар внутри принимается разъедать меня своим жаром с новой силой. Мы будто вместе ждали, что скажет Эдгар и теперь он, оставшийся в заточении, медленно пожирает меня. Я будто медленно сгораю.

— Аарон!

Дознаватель быстро подходит ко мне, кладет ладонь на лоб, сосредоточенно смотрит и развязывает мне руки, чем я тут же пользуюсь и переворачиваюсь на бок, подтягиваю колени к груди.

— Самое страшное позади, а ты все трясешься, — на удивление спокойно говорит Аарон, а я все равно ежусь от его близости, рассматривая за его спиной железные башмаки. — Мы уходим отсюда, можешь выдохнуть.

— В камеру? — выдавливаю я через несколько мгновений давящей тишины.

— Нет, — возражает Аарон и приподнимает бровь, не спеша отвечать на мой немой вопрос. Его молчание нервирует меня, по телу проходит судорога, дознаватель цокает, недовольный моей немощью и слабостью и, сжалившись, решает пояснить: — Условия будут лучше, чем ты представляешь. Само предложение для блудной девчонки тоже.

Мне хочется возразить, но вместо этого из моего рта вырывается стон.

— Так плохо? — в голосе дознавателя звучит беспокойство, хотя, мне только кажется. Из-за всех трудностей, которые мне пришлось пережить, любая фраза, где есть хотя бы намёк на проявление сочувствия или заинтересованности воспринимается как забота.

— Да, — еле выдавливаю, в тайне надеясь на небольшую передышку.

— Резерв силы слишком большой. Неожиданно, — задумчиво протягивает Аарон. — Придется поспать.

Я до скрипа сжимаю зубы, зажмуриваюсь, делаю вид, что не вижу протянутый мне пузырек. Хоть я и беззащитна перед мужчинами, но погружаться в сон означает для меня полную уязвимость. Они смогут делать с моим беззащитным телом абсолютно всё: поставить клеймо, раздеть, привязать на площади на потеху толпе.

— Мне вливать насильно? — Аарон касается моих губ подушечкой большого пальца, оттягивает вниз, подставляет пузырек, предлагая отпить. — Не будешь спать — будет жечь.

Поднимаю мутный взгляд и отрицательно качаю головой.

— Пей сама, если я буду поить тебя насильно, будет больно. Уснешь здесь, проснешься в замке. Никакой изнуряющей дороги, соблазнов сбежать и глупых попыток оправдаться.

Аарон пользуется моим замешательством. Он приподнимает меня, просовывает ладонь под лопатки и прижимает к себе. Я чувствую жар его тела и послушно запрокидываю голову.

— Умница, — снисходительно улыбается он и вливает настойку мне в рот.

На мгновение наши взгляды встречаются. Аарон не спешит меня отпускать и крепко держит, ждет действия зелья. Он берет мое запястье и кладет палец на пульс, чтобы наверняка удостовериться в действии снотворного. На тело накатывает слабость, жар отходит на второй план. Надеюсь, что в моих глазах он не увидел ни одного сполоха огня. Это последнее, о чем я думаю, прежде чем провалиться в темноту.