Воспоминание о дружбе

Всегда настолько одержим

был мой приятель Рупертино,

что бескорыстно отдавался

сомнительным делам: открыл

давно открытые культуры,

наладил производство дырок

для бубликов и учредил

клуб героических вдовиц,

пустил в продажу дым в бутылках.

При донкихотствующем друге

ходил я с детства в санчо пансах —

с энтузиазмом доброй тёти

я поддержал его идею

выращиванья апельсинов

на старых крышах Нотр-Дама.

Потом, устав от этих бредней,

я бросил друга в тот момент,

когда он стал производить

бот «Саркофаг» и лодку «Гробик»

для будущих самоубийц, —

терпению пришёл конец,

я предпочёл ретироваться.

Когда же мой несчастный друг

стал президентом Костарагуа,

он тут же пригласил меня

в генералиссимусы, с просьбой

оборонять его владенья,

потом последовал приказ

занять кофейные державы —

владенья злобных королей,

грозивших Рупертино смертью.

Из-за безвольности моей,

по старой отроческой дружбе,

я принял эти эполеты

и двинулся к границам с войском

из сорока недобровольцев,

изведав горечь пораженья,

когда между Слоновой Костью

и Костарагуа от зноя

мои вояки испарились,

доверив мне скрестить оружье

с полсотней злобных королей.

Так я, раскаявшись в войне,

негералиссимусом стал,

а мой приятель-донкихот

исчез, как будто канул в воду.

Я разыскал его в Канаде,

он продавал пингвиньи перья

(пингвины не имеют перьев,

но этот факт не волновал

отчаянного бизнесмена).

Учтите, что в любое время

он может заявиться к вам,

вот мой совет — не спорьте с ним:

в конце концов, в любом вопросе

не я был прав, а Рупертино.